Общение с дизайнером прошло для Марины даже с удовольствием. Она скучала по этому сильнее, чем разрешала себе думать, - по заботе о Мише через такие мелочи. По возможности создавать их собственное пространство. Место, где обоим будет комфортно. Что-то общее…
Потому она с воодушевлением обсуждала потолки и полки, потайные шкафчики и оттенки штукатурки на стенах. Конечно, взялись не сразу за все. В первую очередь решили привести в порядок первый этаж и хозяйскую спальню. Все остальное оставив на второй этап. Но и обсуждение этого заняло у них полдня. К тому же, несмотря на все, что говорила Мише, она прекрасно понимала - нюансы появятся и их будет много. Но это Марину не страшило. А вот предстоящая встреча с отцом - напрягала. Даже несмотря на все понимание и зрелые мысли, которые появились вчера.
Миша, как они и договорились, вернулся в половине четвертого, чтобы забрать ее. И они вместе поехали к дому, в котором Марина выросла. Было так невероятно трогательно и ценно ощущать вновь его безоговорочную поддержку, практически в любом вопросе! Этого не хватало. А ведь говорят, что нельзя войти в одну реку дважды…
Хотя они оба изменились, тут и говорить нечего. И все равно, чувствуя крепкое пожатие его пальцев на своей ладони, пока они добирались, - Марина словно подпитывалась уверенностью, набиралась сил для непростого разговора.
Только вот поговорить нормально с отцом было не так и легко.
Стоило войти в его кабинет, отец начал обсуждать ситуацию на фирме, и рта ей не дав раскрыть! Рассказывал о последних решениях, о доходах и расходах, о том, что он планировал и что хотел бы, чтобы Марина взялась делать… Даже забавно, как синхронно они с Мишей кинулись ей предлагать то, от чего ранее ограждали всеми возможными методами. И очень печально, на самом деле.
Как бы Марина ни хотела, но минувшие годы и все обиды стояли между ними. Да и его нежелание обсуждать хоть что-то помимо бизнеса… Тяжело преодолевать упорство и пытаться наладить диалог в одиночку. С другой стороны, с Мишей ей тоже не всегда просто было…
- Пап, - кажется, назвав его так впервые едва ли не с момента аварии, Марина заставила отца замолчать, прервав этот рассказ. - Я не о фирме хотела поговорить, - она на секунду повернулась к Мише.
Любимому хватило этого взгляда, чтобы уловить молчаливую просьбу Марины. Для нее была бесценна его поддержка, да. Но сейчас… Марина опасалась, что его присутствие может только осложнить разговор.
- Мне надо с Костей еще один вопрос успеть решить, - Миша поднялся и вышел из кабинета.
Всем понятно было, что только предлог. И все же не так откровенно отца к разговору принуждали вроде. Да и не факт, что он вообще захочет с ней об этом говорить. Хоть и наедине.
Отец не комментировал эти все их взгляды и передвижения. Но как-то отстраненно и напряженно наблюдал за Мариной.
- Пап… - она внезапно начала нервничать. Посмотрела на пальцы рук, которые сжала до побеления…
- Что вы с Мишей думаете? - таким же отстраненным тоном заговорил отец, перебивая ее. - Может, хватит ему нервы трепать, Марина? Давно пора жениться…
- Свадьба через неделю. Надеюсь, ты будешь? - странно, но его ворчание помогло ей взять себя в руки.
Отец помедлил, а потом кивнул, принимая такое несуразное приглашение.
Марина поднялась и подошла к окну, посмотрела на двор, в котором когда-то очень любила проводить летние вечера. Обернулась, рассматривая кабинет, знакомый с самого детства…
- Пап, мне Миша рассказал, что в аварии была виновата еще одна машина, - вдруг, словно спрыгнув с обрыва, сказала Марина, больше не колеблясь.
Отец глянул на нее с какой-то непривычной, почти испуганной растерянностью. Но промолчал, сжав челюсти так, что это движение было заметно. И как-то очевидным становилось, что он не хочет обсуждения данного момента.
- Мише стоило бы оставить прошлое в прошлом, - спустя минуты две тяжело заметил отец, отвернувшись.
Марина опустила взгляд на свои руки и с таким же усилием вздохнула. Нет, она понимала отца - для нее тема тоже не была простой.
- А ты его разве оставил там, пап? Прошлое… в прошлом? - не поднимая глаз, уточнила она.
Со стороны отца раздался только сдавленный звук: то ли хрип, то ли недовольное и сердитое фырканье. Марина наконец подняла голову и посмотрела прямо:
- Пап, когда мы в последний раз говорили с тобой? Не орали, не выслушивали претензии относительно поведения друг друга, не предъявляли этих претензий, не обсуждали бизнес, а просто говорили? - даже устав немного перечислять, вздохнула Марина.
Отец все еще молчал. И не поворачивался к ней.
- Еще когда мама была жива, да? - сама себе и ответила. Немного прошлась, отойдя от окна, остановилась у книжного шкафа. - Почему, пап? Почему мы не говорили и не общались? Ведь самые родные…
Молчание повисло в кабинете. И какое-то время казалось, что никто его так и не нарушит.
- Ты злилась на меня. Ненавидела… - тихо и словно не ей, наконец, ответил отец, так и не повернувшись.
- Мне было шестнадцать! - тихо, но испытывая какое-то опустошенное бессилие, выдохнула Марина. - И я обожала маму. Но и тебя я любила… Да и люблю, пап! Так почему мы никогда о случившемся не говорили?! - она подошла впритык к нему и присела на корточки, пытаясь все-таки поймать взгляд папы.
- Потому… что я сам себя ненавижу… за то, что Мила умерла, - переведя глаза на стену за ее спиной, буквально протолкнул он сквозь зубы. И эта ненависть к себе в нем ощущалась настолько… У нее холодная дрожь по спине пошла. - До сих пор… Что тут обсуждать?!
Марина видела, с какой силой он вцепился левой рукой в подлокотник своего кресла.
И ей так больно стало. За них всех, троих… И за двоих - оставшихся живыми. И за отца - просто до сдавленного хрипа в горле и слез на глазах. И даже за Мишу, который вместе с ними тянул на себе последствия той страшной аварии. А еще - очень стыдно, что сама так долго себя по-детски глупо вела. Сейчас ей было кристально ясно, насколько отец себя наказывает каждый день за то, что повинен в смерти любимой женщины, взяв на себя всю ответственность за случившееся.
Не ожидая от него ничего, она сама протянула руку и накрыла своей ладонью его пальцы, легко сжав.
- Пап… - голос ломался и хрипел, предавая. Говорить было очень сложно. - Я очень маму любила. И злилась на тебя дико, да. Но не ненавидела. - Марина наклонилась и прижалась лбом к их рукам. - Мне, наверное, нужны были объяснения, понимание ситуации. А ты просто молчал. И просто ушел, изолировался от меня. Господи! Да я тебя больше полугода после аварии не видела даже! Словно ты все права на мою жизнь передал Мише… Нет, - поторопилась тут же объяснить, вдруг испугавшись, что ее не так понять можно. - Я люблю Мишу, и он… - Марина как-то сдавленно улыбнулась. - Он всегда навыворот себя извернет, на износ ради меня. Ради нас всех. Просто - я и тебя любила очень, пап. Тогда, сейчас… - вздохнула, не до конца понимая, хочет он слушать ее или нет. - И то, что мы так и не поговорили тогда, только усиливало боль. Я ничего не понимала. И словно сразу обоих родителей потеряла. И… мама любила тебя очень. Но и я, пап. Злилась часто. И спорила, все хотела, чтобы ты мной гордился. Но ведь ты меня тоже сильно любил. Я помню. И мама говорила всегда, когда у меня характер играл. Твой характер, - через силу попыталась улыбнуться.
Говорила, давясь слезами, удушающим плачем. Но словно прорвало то, что двенадцать лет в душе копилось, нагнаивалось, мучая постоянной болью и горем. А теперь - сил больше не осталось терпеть. И вдруг появилось понимание, что обоим от этого отстранения только хуже и больнее. Точно как с Мишей. Хоть и вряд ли осознала бы все, если бы в сторону не отошла, конечно.
Большое лучше видно на расстоянии. Истинная правда.
- Мы ведь уже никак прошлое не изменим. Ничего, - попыталась вдохнуть, но всхлипнула вместо этого, продолжая руку отца сжимать.
Какофония эмоций! Позавчера, стоя здесь же практически, - была полна холодной отстраненности, той старой обиды и злости. А сейчас задыхалась от потребности снова понять и быть отцом понятой. Просто поговорить. Ему доказать, что не ненавидит!
Результат не одних суток. Того же года, что вдали провела. Просто период настал, видимо, взрослые решения принимать.
- Я у мамы на кладбище вчера была. Буря, конечно, устроила беспорядок, там ветки поломаны, - зачем-то начала рассказывать, никак не в состоянии все к смыслу свести. - Но вроде памятник целый, и наши деревья, кусты…
- Да, я видел, Мариша, - сдавленно просипел отец вдруг, впервые заговорив за эти тяжелые минуты. Кивнул. - Уже убрали все, я проследил…
А Марина подняла лицо и поражено уставилась на отца, только сейчас осознав, что и он до сих пор слишком часто на кладбище бывает.
Ну словно дурочка, ей-Богу! Совершенно не пыталась его понять, ища такие глупые оправдания для своей боли! Только себя и считала вправе скорбеть… Все молодые такие? Или ее гордости и характера - итог?
Господи! Душу скрутило в узел только от мысли, что же отец испытывает…
Заслуженно или нет - не ей судить, по большому счету. Не ей…
Ничего Марина толком не знает о той ночи, хоть и находилась в машине. Не имеет представления о том, что предшествовало аварии и чего отцу стоила вся их жизнь ранее: желание обеспечить и ее, и маму самым лучшим. Сколько сил, времени, нервов и жертв, компромиссов с собой и с другими. Он не желал говорить, и не расскажет уже, наверное. А теперь… Они и без того слишком много лет уже потеряли.
Закусив губу, Марина опустилась на колени и, ничего больше не говоря, обняла отца. Она не знала, готов ли он налаживать их отношения. Не имела понятия, смогут ли они дальше общаться без споров и крика. Но в данную минуту это не имело значения. Она безумно соскучилась по нему. По родному человеку, которого и сейчас любила и чье одобрение всегда хотела заслужить. Несмотря ни на что. И все-таки заплакала в голос, когда ощутила, как отец неловко и топорно попытался обнять ее обеими руками, даже покалеченной.
- Мариша… доченька… - тихо просипел отец, с силой прижавшись щекой к ее волосам.
Миша стоял под дверью кабинета крестного, поглядывая на часы. Он не был уверен в том, стоит заходить или нет? Непривычное состояние подвешенности - раздражало. Как и ожидание, не имеющее конечного срока. Но все же он не ломился в помещение. Понимал, что заставило Марину попросить его выйти. Да и крестного хорошо знал…
В принципе, он даже рад был тому, что они сейчас говорили. Конечно, на взгляд Миши, это стоило бы сделать двенадцать лет назад и не оттягивать настолько. Однако - и сейчас не так плохо. Лишь бы выяснили все, наконец.
Он уже действительно поговорил с Костей по телефону. Несколько раз. Успел решить кучу вопросов по контрактам и переводу платежей. Намотал пару километров по холлу. А еще - задумался над мыслью, которая раньше не приходила ему в голову.
В отличие от Марины, он регулярно встречался и общался с крестным. И точно знал, что Виталий дочь любил - и сейчас, и ранее. Все его действия, порою кажущиеся глупыми и дурными со стороны даже Мише, так или иначе, были направлены на то, чтобы уберечь и защитить дочь так, как крестный это понимал. Даже если видел ее счастье и безопасность в изоляции от себя самого.
Не поступал ли Миша точно так же, только ударяясь в другую крайность? Отец Марину отталкивал от себя, считая, что так будет вернее. А он - приковывал к себе, хотя Марина и так никогда не порывалась оторваться… Разве что когда в тиски зажимал…
Миша думал об этом еще с утра, после очередного… нет, не конфликта, но явно спорного вопроса, который встал ребром между ним и Мариной. А встреча с крестным лишь укрупнила это все, словно лупа, высветив подход Миши под иным углом.
Размышлял он сегодня о том, что так когда-то и не позволил Марине вернуться в школу, не уверенный, что там, без его присмотра, она вновь не впадет в депрессию. И Марина оканчивала обучение дома, с репетиторами и преподавателями. Под неусыпным контролем… Каждый шаг, любой ее интерес проверял. Постепенно все, с кем Марина хоть как-то общалась, были им изучены.
Для ее безопасности. Чтоб точно знал, что не подкинут «умных» мыслей. Но все-таки…
Да и в университете, хоть и поступила на дневное отделение экономического факультета, она появлялась на парах нечасто. Что не мешало ей окончить с отличием. Он тогда договорился об индивидуальном графике. Лекции Марина посещала все, и они с Костей ее натаскивали… Чтобы меньше соприкасалась с тем, что могло нарушить равновесие ее психики вроде, как ему тогда казалось. Только-только стабилизировали же. Но ведь, если подумать, на самом деле - чтобы самому глобальней ее контролировать. И постепенно все ее контакты с «внешним», с другими людьми, ситуациями - перешли под его полное управление. Она ходила только туда, куда он разрешал и считал для нее возможным. Даже в офис не всегда пускал, хоть и считалось вроде, что она ему помогает. Казалось ему, что заниматься домом ей должно быть легче и спокойней. Не так для нервов и психики тяжко. Не настолько изматывает.
Да, Миша имел оправдание вроде - та гора таблеток на полу в ванной и сейчас стояла перед его глазами, гоня по спине холодный липкий пот. Да и все эти вспышки и взрывы настроения Марины, их споры и ссоры о том, что ей стоит или не стоит делать, ее демарши, - подтверждали вроде такую позицию. Поздно до него дошло, что это не причина - следствие уже его поведения и глобального давления на любимую.
И… глядя на крестного, на его отношения с дочерью…
Благими намерениями… Миша себя и Марину все-таки в собственный ад и загнал. Отнекиваться глупо.
А наблюдая за Мариной этот год, когда он все же позволил ей вырваться из-под тотального контроля…
Не так и плохо его любимая справилась с управлением своей жизнью и собственной независимостью, если здраво рассудить. А он все никак не мог разучиться давить.
Отчего-то в этот момент данный факт стал виден отчетливо. Чего только его вчерашняя попытка управления ее расписанием стоила…
В этот момент двери кабинета крестного все же открылись, отвлекая его от самоанализа и ковыряния в прошлых ошибках. Миша напряженно повернулся, выпрямился, увидев Марину, выходящую из комнаты. По душе резануло, что заплакана. Давно ее такой не видел. Сжалось все внутри, аж тряхануло. В пару шагов пересек расстояние между ними, даже не представляя, до чего мог дойти их разговор и чем все закончилось. Ухватил Марину за плечи…
А она подняла лицо и улыбнулась ему сквозь все эти слезы. Подняла руку, накрыв его ладонь своей, пальцы переплела. Как-то свободно все делала: смотрела, стояла, улыбалась… пусть и дышала еще прерывисто.
Рыдала же, как пить дать! А все равно - просто физически накатило ощущение какого-то нереального облегчения. Не очень понятно откуда и по какой причине. Но и у Миши словно гора с плеч свалилась! Вдох каким-то свободным и простым вышел.
Притянул ее к себе. Обнял.
- Поговорили? - почему-то тихо спросил, в самые волосы, не позволив Марине поднять голову.
Еще не надышался ею. Этим ощущением, что вернулась и рядом - не напитался.
- Поговорили, - кивнула Марина, обняв его в ответ. Говорила тоже тихо, но голос все равно еще хриплый, полный выплаканных слез.
- И как? Придет на свадьбу? - постарался улыбнуться, как-то растормошить ее.
Вот что-что, а уходить в переживания Марине удавалось отменно. Ему бы этого не хотелось, пусть и в положительные более-менее. А мало ли…
Миша одернул сам себя, осознав, что вновь выруливает на старую тропку.
- Придет, - Марина слабо рассмеялась в ответ, отвлекая уже его. Уперлась лбом ему в плечо. - Мы обо всем поговорили, Миш. И нам, наверное, надо будет отцу помочь с управляющим. Найти исполнительного директора или кого-то такого. Мне ведь действительно некогда будет - и сейчас, да и потом…
Она посмотрела на него снизу вверх, повернув голову. И как-то ясно стало, что не только и не столько о фирме они говорили с отцом, если вообще касались бизнеса. Просто не готова Марина еще оглашать остальное. Остро для нее, на пределе. Вот и говорит о разном. Но он по ее рукам чувствовал, по глазам видел, что все не так и плохо. Хорошо даже. Явно больше выяснили и поняли они с отцом друг в друге, чем за все годы после аварии.
- Хорошо, обсудим. Найдем, - не спорил, притянул вновь к себе.
С крестным попрощались скомканно. Миша видел, что отец Марины тоже в некотором роде потерян и ошарашен разговором с дочерью. Но, что не могло его не порадовать, на прощание Марина поцеловала отца, а тот ее обнял. Впервые за все это время. Так что прогресс был налицо.