Хартшорн

Штат Оклахома, США

Мэтью Лайм ненавидел свою фамилию. С самого детства он просил мать поменять ее на что-нибудь более звучное. Например, Гаррисон. Но миссис Сьюзан Лайм не хотела слушать малолетнего сынишку, который требовал невозможного. А именно разорвать одну из последних ниточек, связывающих ее с высоким голубоглазым красавцем, однажды предложившим свою помощь, когда при падении сломался ее велосипед. После регистрации брака втайне от родителей, которая последовала всего через пару недель после той памятной встречи, она смогла побыть настоящей миссис Лайм только полтора часа. Пока Сью, сидя на скамейке в парке, нежилась на солнышке и любовалась блестящим обручальным кольцом, одновременно пытаясь представить себе, как отнесутся родители к ошеломляющей вести про ее замужество, Майк побежал в «МакДоналдс», чтобы купить ей бигмак и колу. А тот бродяга, который застрелил его, решив, что Майк преграждает ему путь наружу, забрал из кассы всего лишь триста баксов… Полицейские, составлявшие протокол, почтительно обращались к ней не иначе как «миссис Лайм». Поэтому Сью дала себе клятву, что ее сын будет носить фамилию мужа, с которым у нее даже не было настоящей брачной ночи. Повторно замуж она так и не собралась, поэтому маленький Мэтью рос без отца. Чтобы как-то компенсировать его отсутствие, миссис Лайм отдала его в спортивную школу, которую курировало полицейское управление. Помешанный на Джеки Чане, как и многие его сверстники, Мэтью выбрал секцию каратэ. Участвовал в соревнованиях, стал призером чемпионата города и штата, а после окончания колледжа взял, да и пошел в полицейский спецназ. Но даже по-прошествие многих лет, превратившись из неловкого подростка в «сержанта Лайма», Мэтью ненавидел свою фамилию.

Поэтому он в который раз поморщился, произнося в микрофон: «Это Лайм, готовность десять секунд». Перехватил пальцы на рукоятке автомата, бросил взгляд на бойцов своей группы, приготовившихся к штурму. Кивнул, давая немой приказ. Бойцы раскачали ручной таран и одним сокрушительным ударом вынесли дверь.

Когда его команду отправили проверить небольшой горный отель недалеко от Хартшорн-лейк, из которого пришло паническое сообщение, он испытал разочарование. Могли бы послать простых копов. Но капитан сказал, что копов туда уже посылали. Два патруля уехали и не вернулись. Единственное, о чем они успели сообщить, что территория отеля обезлюдела, и они собираются проверить главное здание. После этого рация замолчала. Руководство, как обычно, решило не поднимать шумиху. Слава богу, телевизионщики тоже пока молчали.

– Мэтью, – сказал ему капитан, – возьмите свою группу и тихо проверьте, что там стряслось. Если все из рук вон, поднимем всех. Но пока – только вы и ваши люди. Тихо и осторожно. Нам ни к чему ненужная паника. В этом отеле великолепная анимационная команда. Это может быть розыгрышем.

– Вы шутите, капитан? – искренне удивился Лайм. – Исчезновение трехсот человек и двух полицейских патрулей – выходка группы аниматоров?

– Вы получили приказ, сержант, – отчеканил капитан, – одна группа, тихо и скрытно. Ясно? И вот еще что. – Он порылся в ящике стола и передал сержанту фотографию. – Когда выясните обстановку, проверьте постояльцев. У кого-то из них есть такой кулон. Кулон принесете мне лично. Причины вас не касаются.

Мэтью изучил фото, запоминая, потом сунул снимок в карман, отдал честь и вышел. Капитан был новеньким, недавно присланным. Ставленник какой-то шишки из управления. Послужной список, говорят, внушительный, но он сразу не сошелся ни с кем характерами. Впрочем, в одном новенький был прав: Мэтью получил приказ. И его надлежало выполнить.

Прибыв на место и без шума проникнув на закрытую территорию отеля, группа быстро убедилась, что основное здание абсолютно безлюдно. Так же как и прилегающая территория. Машин полиции не нашли. Не обследованным осталось только отдельно расположенное здание обслуживающего персонала. Отель был невелик, и служащих требовалось мало. Поэтому и здание для них оказалось небольшим, пара этажей и около двадцати комнат. Сорок человек персонала работали в две смены.

Группа расположилась у двух входов, после чего ручные тараны выбили двери.

– Синие, вперед, – скомандовал Мэтью в микрофон. Дождался, когда первый боец присядет на колено у проема, прикрывая, и гибко скользнул внутрь. Коротко переступая ногами, быстро поводя стволом из стороны в сторону, осмотрел комнату, занял позицию у внутренней двери и качнул головой, пропуская следующего.

Не сделав ни одного лишнего движения, отделение обследовало дом. В наушнике у Метью зашелестели голоса:

– Первый этаж – чисто.

– Задний двор – чисто.

– Второй этаж – чисто.

– Подвал – чис… О, Господи!

– Что там, Хокинс?! – Мэтью еще договаривал фразу, а тренированное до инстинкта тело уже само быстро, но осторожно двигалось к большому люку в коридоре первого этажа, откуда медленно вырастала фигура отступающего из подвала бойца. Рядом с сержантом появились еще два спецназовца, держащие на мушке проем люка.

Хокинс отступил от люка и, к удивлению Лайма, судорожно перекрестился.

– Думаю, мы нашли, что искали, сержант, – произнес он, оглянувшись на командира.

– Мне нужно взглянуть самому.

Боец посторонился, и Лайм, не опуская автомата, осторожно начал спускаться по довольно крутой лестнице. Присев через пару ступенек, он быстрым взглядом окинул подвал, сразу поняв, почему Хокинс начал было докладывать, что подвал – чист. Он и был чист. Фигурально выражаясь. Мэтью поневоле задумался о том, для чего могло использоваться столь обширное помещение. Огромный подвал освещали многочисленные лампы на стенах. С того места, где стоял сержант, было видно, что пустое, если не считать нескольких больших шкафов у стены, помещение было полностью залито кровью. Или чем-то очень похожим на кровь. Но кровь, в любом количестве, не была способна вызвать у видавшего виды Хокинса таких эмоций. Мэтью медленно спустился в подвал. Присел на корточки, принюхался. Точно кровь. Он поднял взгляд и замер. С потолка на него смотрели глаза, сотни глаз. Десятки голов, насаженных на свисающие с балок крюки, обращали к нему бескровные лица. Несмотря на выучку, Мэтью едва не стало плохо. Он машинально вскинул ствол, направив его в ближайшую голову, принадлежавшую совсем молодой женщине, блондинке.

– Двое ко мне, – произнес он в микрофон пересохшими губами. Медленно поднялся, благо размеры подвала позволяли стоять во весь рост, и отступил от лестницы, освобождая место спускающимся бойцам.

– Боже! – вырвалось у одного из них. – Да здесь, похоже, все население этого долбанного отеля!

– Тихо! – приказал Мэтью. – К шкафам!

Трое спецназовцев, стараясь не смотреть на висящие головы, прикрывая друг друга, двинулись вперед. Достигнув первого шкафа, бойцы навели на него оружие, а сержант встал сбоку и медленно протянул руку к дверце.

– Аааааррррхххх…

Мэтью моментально отпрыгнул к стене и пустил очередь в потолок, в место, откуда раздался отвратительный шепот. Одна из голов разлетелась на куски, забрызгав людей черной жижей. Бойцы присели, поводя автоматами из стороны в сторону. Их глаза за пластиком защитных очков были широко раскрыты.

– Что у вас, сержант? – прошептал наушник.

– Будьте наготове, – бросил он в микрофон. Потом медленно приблизился к остаткам расстрелянной головы, все еще болтающимся на крюке, с которых черная жижа тугими нитями протянулись к полу, и впервые за рейд включил закрепленный на автомате фонарь.

И тотчас по подвалу разнеся отвратительный скрип. Спецназовцы закричали, раздались выстрелы. А Мэтью, не в силах сдвинуться с места, оторопело смотрел, как головы, попавшие в круг света, со скрипом прокручивая в балках крюки, поворачиваются к нему и одна за другой открывают и закрывают глаза и рты. Мужские, женские, детские, все беспорядочно сжимающиеся и растягивающиеся губы, из которых сочилась и текла по подбородкам черная слизь, постепенно попали в унисон. И в стенах подвала, перекрывая беспорядочную стрельбу, к которой присоединился и сержант, и ввалившееся в подвал подкрепление, раздался единый скрежещущий крик.

– Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх! Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх! Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх!

Головы дергались на крюках, раскачивались, крутились из стороны в сторону и непрерывно вопили одно и то же. Их крик перемешивался с грохотом очередей, треском разлетающихся под пулями лиц, создавая жуткую какофонию. Мэтью опомнился первым. Этих людей нужно было опознать.

– Прекратить огонь! – заорал он.

Не сразу, но стрельба стихла. Сержант огляделся. Все были целы. Но группа была забрызгана багрово-черной жижей так, что бойцы походили на чертей из ада. Оставшиеся головы еще дергались под потолком, но уже не орали. Замолчали, словно по его команде.

– Хадсон, Кирк, попробуйте снять одну из них, крайнюю. Остальным отойти к стене и страховать.

Группа отступила к стене, держа под прицелом голову, к которой осторожно приблизились спецназовцы. Первый боец опустился на колено, второй встал на подставленную ногу и, удерживаемый товарищем за лодыжки, осторожно протянул руки в перчатках к женской кудрявой головке, которая продолжала непрерывно открывать и закрывать глаза. Но едва спецназовец коснулся ее, как голова распахнула рот и завопила. Крик подхватили другие головы. Не успел Хадсон спрыгнуть на пол, как глаза на висящей голове лопнули кровавыми брызгами, и из пустых глазниц протянулись два красных жгута, уткнувшиеся бойцу прямо в лицо. Хадсон закричал так, что у Мэтью свело зубы, он и сам уже кричал, поливая свинцом потолок. Все остальные тоже начали стрелять. И тут все четыре шкафа распахнулись, и на спецназовцев ринулись десятки…

– О, Господи! – закричал кто-то. – Это же руки!

Возникла двухсекундная пауза – бойцы сменили магазины – и свинцовый шквал обрушился на приближающиеся к ним конечности. Пули разрывали, отбивали куски, отрывали пальцы, с визгом рикошетили от стен… А мужские, женские, детские руки, срезанные в локте, оторванные в локте, ползли, каким-то невероятным, нелепым образом бежали и прыгали на пальцах, неумолимо приближаясь к спецназовцам.

– Все наверх! – закричал Мэтью, дергая стволом туда-сюда. Мозг словно отключился от происходящего, отказываясь воспринимать сюрреалистичную картину, представляя ее неким подобием тира.

Пули не могли остановить столь необычного противника. Первый боец уже бежал по лестнице, когда десяток рук единым рывком метнулся к людям и начал вцепляться пальцами в лица, раздирая щеки и выдавливая глаза. Инициатива отрядом была тут же потеряна. Сержант, отрывая от исцарапанного в кровь лица свихнувшиеся конечности, бросил взгляд на товарищей. Большинство боролось с руками, часть кинулась к лестнице, пытаясь утянуть за собой товарищей, которые корчились на полу с посиневшими лицами. Из ртов у них торчали обрубки рук. Сержант явственно увидел раздувшуюся шею одного из бойцов, в которой ворочалась добравшаяся туда кисть. Он бросился было на помощь, но его схватили за ноги и повалили на бетонный пол. И в этот момент Мэтью увидел, как перед спешившими наверх бойцами закрывается крышка люка. Он не заметил, кто именно поднялся первым, и, отбиваясь от рвущих его снаряжение рук, закричал:

– Будь ты проклят, сука!

Волосатая пятерня сунулась ему в рот и заглушила крик. С него сорвали очки и последнее, что Мэтью Лайм увидел в своей жизни, были летящие ему в глаза растопыренные пальцы. Как вообще конечности могут двигаться отдельно от тел, успел подумать сержант перед тем, как наступила темнота. И тишина.

А в это время наверху рядовой Майк Роуз с трудом поднимался на ноги после оглушительного удара, сбившего его на пол. Привстав на одно колено, Майк навел автомат на человека, сбившего его с ног и захлопнувшего крышку люка.

– Открывай!

– Нет.

– Открывай, сволочь!

Майк дослал патрон в патронник и шагнул вперед, качаясь, как пьяный. Голова еще кружилась, он был без шлема. А стоящий перед ним человек наступил ногой на люк. Он был высок, прямые иссиня-черные волосы и характерные черты лица выдавали индейскую кровь.

– Прислушайся, – просто сказал он.

И тут до Майка дошло, что в подвале стоит тишина. Ни криков, ни стрельбы.

– Ты ничем уже не поможешь, солдат, – продолжил незнакомец.

– Откуда ты…

– Хочешь спросить, откуда я, по-твоему, взялся? – перебил его индеец. – И с чего я решил, что в подвале что-то случилось?

Майк прищурился и навел ствол в бедро собеседника.

– А ведь и правда… С чего? – процедил он, потянув спуск.

Пули ударили в стену, брызнула штукатурка. А незнакомец был уже за спиной, уже рвал из рук автомат, и через мгновение тренированный боец вновь оказался на полу. Он не чувствовал ничего ниже шеи. Тело отнялось.

Индеец отшвырнул его оружие в угол и присел перед спецназовцем, с беспомощной яростью вращавшим глазами.

– Ты извини за паралич. Временный, разумеется. Так что бояться нечего. Пока Он внизу.

Майк расширил глаза. Но незнакомец понял его правильно.

– Существо, которое вы потревожили, зовется Коллекционер. Это слово наиболее близкое по значению к тому, как они называли себя, когда еще с ними можно было общаться… То, что он появился здесь, говорит об очень неприятном событии…

Он прислушался. Потом вновь задумчиво посмотрел на неподвижного бойца.

– Понимаешь… В мире, похоже, все-таки разразится катастрофа. Мы пытались помешать этому сотни лет… Но нас так мало… – Последние фразы он произнес, словно говоря сам с собой. Потом он тряхнул черными волосами и договорил:

– Теперь, похоже, мы вам не помощники… Истоков все меньше… Тварей все больше. Эх!

Он встал, при этом в руке у него неведомо откуда появился изукрашенный узорами топорик, в котором ничего не понявший из жаркой тирады Майк сразу признал самый настоящий томагавк.

– А сейчас, по идее, я должен тебя убить. Как свидетеля. Но мне это как-то претит.

Он остановился над вытаращившим глаза спецназовцем.

– Солдат, ты же проходил подготовку? А вот ты знаешь, с какой силой, и в какую точку на голове надо ударить, чтобы человек забыл события последних двух-трех недель? – И, не дожидаясь ответа, взмахнул томагавком. – А я знаю.

Постояв несколько мгновений над потерявшим сознание Майком, индеец вдруг невесело усмехнулся:

– Черт, а ведь все мои советы впустую… Хоть записку пиши.

Потом он подошел к люку и прислушался. Из подвала раздавались невнятные шорохи. Индеец задрал штанину джинсов и вытащил из прикрепленных к лодыжке ножен длинный нож. Скрестил перед лицом нож и томагавк, забормотал. Лезвия оружия тускло засветились. Шорохи внизу смолкли, как по команде. Индеец глубоко вдохнул и медленно отвалил люк в сторону.

В подвале стояла тишина. Держа наготове свое оружие, незнакомец медленно начал спускаться по лестнице. Его взору открылся штабель из спецназовцев. Тела в заляпанной кровью черной форме были обезглавлены. Вместо рук алели кровавые обрубки с ошметками мяса и торчащими обломками костей. Индеец спустился в подвал и окинул взглядом помещение. Человеческие головы смотрели на него с потолка. Самые ближайшие были совсем свежими и следили за ним глазами бывших спецназовцев. Вдоль стен выстроились многочисленные окровавленные конечности. А в центре подвала стояло нечто, что можно было бы принять за собаку. Издалека.

Человеческое тело, покоившееся на четырех человеческих же ногах. Обезглавленному бойцу, которого совсем недавно называли сержант Мэтью Лайм, оторвали руки и неведомо как приставили на их место ноги другого человека, которого совсем недавно звали Нэд Хокинс. Теперь это страшное четвероногое создание, словно гротескный стол, покоилось посреди подвала, но незнакомец не смотрел на него.

Он не сводил глаз с крохотного существа, восседающего на спине бывшего сержанта. А оно не сводило глаз с него.

Собственно, у Коллекционера не было глаз как таковых. Всю яйцеобразную голову твари, напоминающей трехногую желтую ящерицу, покрывали фасеточные ячейки. Словно у огромной стрекозы оторвали один глаз и нахлобучили на верхушку этого тельца без плеч. Но в мире, откуда пришло это существо, порожденное войной, не было стрекоз.

Пришедший в подвал чувствовал на себе пристальный взгляд. Существо сидело на двух лапках, опираясь на два длинных тонких хвоста, концы которых змеились по полу и непрерывно дергались, искривлялись, свиваясь в петли между ботинок несчастного сержанта. Индеец знал, что эти тоненькие хвостики могут мгновенно превратиться в иглы, по прочности не уступающие стальным. Знал он и о том, что за брелок Коллекционер держал в единственной лапе, торчащей прямо из середины груди. Оправленный в серебро кусочек камня амулет, который с самого детства носил на шее один из тех, чья голова висела сейчас на крюке под потолком, не зная об истинной сути камня. Камня, вытащенного его отцом на память из глубокого котлована при постройке метро. Этот амулет принес своему владельцу спокойную жизнь, здоровье и достаток. Но, переданный сыну, стал причиной его гибели.

– Я знаю, что ты меня понимаешь, – произнес индеец на языке, который на этом континенте помнили считанные единицы. – Отдай мне Исток. И я отпущу тебя живым. Мы оба знаем, что он тебе не нужен.

– Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх! – зашелестели головы над его головой.

– Да-да, я с тобой полностью согласен! Но, видишь ли, он не принадлежит и тебе… – Индеец тихонько звякнул томагавком о нож. Коллекционер вздрогнул, тонкие хвосты на мгновение превратились в стальные пруты, потом снова обмякли, сворачиваясь кольцами. – Мне нужно сохранить его для этого мира. Чтобы спасти его от вас, а главное, от породивших вас. И я пойду на все, чтобы получить этот камень.

Коллекционер дернулся, и сразу все конечности у стен ринулись на индейца. Тот завертелся волчком, так что полосы голубого света, источаемые узорами на томагавке и ноже, образовали вокруг него кольцо. Потом выкрикнул какое-то гортанное слово и упал на колени. Кольцо света вспыхнуло и ринулось в стороны, расширяясь, заливая подвал голубым сиянием. Руки и ноги, попав его свет, обездвижено падали, больше не шевелясь. Замерли головы на крюках, глаза несчастных обитателей отеля закрылись. Конструкция из человеческих тел под Коллекционером рассыпалась, существо спрыгнуло на пол и метнулось к коленопреклоненному человеку, хлеща его хвостами. Индеец вскочил на ноги, закружился, шипя сквозь зубы, когда твердеющие на лету концы хвостов Коллекционера вонзались в его тело. Несмотря на свою быстроту, через пару минут он был покрыт кровью, льющейся из десятка ран. При этом даже не приблизившись к врагу на расстояние удара. Колдовать он не мог, на это не оставалось времени. Осыпаемый градом ударов, он начал отступать к лестнице из подвала, к груде человеческих тел. Коллекционер метался из стороны в сторону, подпрыгивал на высоту человеческого роста, мотая своей шаровидной фасеточной головой. И непрерывно выстреливая своими острыми, как иглы, хвостами в человека. Индеец понял, что добился своего. Разозлил эту тварь. Коллекционер рассвирепел, потерял осторожность. Его враг на секунду замер, окровавленный и беспомощный, напротив деревянной лестницы, ведущей из подвала наверх. Коллекционер воспользовался этим, и его хвосты молниями метнулись вперед, чтобы вонзиться в тело врага, добить. Индеец бросился в сторону так быстро, как мог. Словно в замедленной съемке он увидел, как хвосты твари пробивают толстую боковую доску лестницы, как на одно лишнее мгновение застревают в ней, и одним неуловимым ударом ножа обрубил оба.

Коллекционер отпрыгнул, задергался, оба хвоста конвульсивно захлестали по индейцу, выбив ему один глаз. Человек бросился вперед, не обращая внимания на боль, взорвавшуюся в правой глазнице. Существо отпрыгнуло в сторону и поскакало к дальней стене. Маленькая лапка все так же крепко сжимала осколок камня, оправленный в серебро.

Индеец не побежал следом. Только вскинул томагавк, блеснувший голубой вязью на стали, и метнул вслед Коллекционеру. Теперь он мог это сделать. Выпустить оружие из руки.

Лезвие топора с отчетливым хрустом вонзилось существу в верхнюю часть спины, раскроив ее надвое, задело голову, которая лопнула, как переспелый арбуз, брызнула черной жижей. Ящерица упала ничком, разбрасывая темные капли. Хвосты взметнулись в последний раз.

Тяжело дыша, индеец медленно двинулся к поверженному врагу, держа нож наготове, стараясь не обращать внимания на боль от ран и сочившуюся кровью глазницу.

Коллекционер не подавал признаков жизни. Индеец взялся за рукоятку томагавка и носком ботинка стряхнул с лезвия тщедушное тельце. Потом нагнулся и вырвал из безвольно разжавшейся лапы кулон. Сунув Исток в карман, он повернулся и быстро поднялся из подвала на первый этаж, зажимая рукой кровоточившую глазницу. Теперь придется заново отращивать глаз…

Спецназовец все еще был без сознания. Индеец достал мобильник, набрал номер.

– Гурон? Это Апач. Я нашел Исток. Скоро привезу, подготовь надежное место, надо его скрыть. – Он помолчал. – Ты не поверишь, кто тут был… Коллекционер, представляешь? Так что, получается, мы убили не всех, что проникли через дыру в Колорадо….

– Я не удивлен, – отозвался собеседник. – Нас одиннадцать на весь континент, а прорывов больше пятидесяти. Я все время думаю о том, что мы проигрываем с огромным счетом. Надо давно было создать армию.

– Или рассказать все людям.

– Да, я знаю твои идеи. Но они запоздали. Нужно было организовывать всех, когда Истоки еще существовали, тогда это помогло бы их защитить. Это последний в Америке, а с тварями, идущими через остальные… Есть, кому бороться и без нас. Кстати… Анклав там был?

– Нет. Может банально пропустили.

– Вряд ли, слишком много они развели Слепцов. Скорее всего, сделали все, чтобы разобраться с Коллекционером чужими руками, как последнее время и делают. Нашими, например…

– Он тут спецназа положил больше десятка.

– Ясно. Вот что, не уезжай. Подожди пару часов, я приеду. Вдвоем будет надежнее.

– Пару часов в отеле с тремя сотнями голов и грудой мертвых спецназовцев в подвале? Ты шутишь?

– Хорошо. Выезжай по шоссе на север, остановись на первой автозаправке.

– О’кей. Жду.

Не выходя из здания, а лишь выглянув из дверей, Апач внимательно оглядел двор и дорогу за оградой отеля. Прислушался. Все было тихо и пусто. Ему нужно было пройти мимо основного здания к задним воротам, возле которых, в ограде из густых кустов, был спрятан его мотоцикл.

Как только он спустился с крыльца, в него одновременно ударили очереди из двенадцати стволов. Апач рухнул на землю. Пули, возникавшие словно ниоткуда, некоторое время кромсали упавшее тело. Потом возникла пауза – невидимые стрелки сменили магазины.

Посреди двора возникло колебание воздуха, из которого материализовался невысокий субъект в черной кожаной одежде. С длинным морщинистым лицом, длинной тощей шеей, которую охватывал массивный ошейник из тускло блестевшего металла, и такими же длинными руками, которыми он сразу сделал несколько круговых движений по обе стороны от себя. Перед ним возникла цепочка людей в армейском камуфляже. Стволы их автоматов были направлены на лежавшее тело.

– Расстреляйте его более тщательно, – хрипло сказал человек в коже. – Разнесите голову. Иначе он регенерирует.

Словно в ответ на его слова лежавший на асфальте Апач немного изменил положение, и в его руке появился пистолет. Все произошло очень быстро, мощное оружие рявкнуло дважды, и два бойца молча рухнули с простреленными лбами. Больше индеец сделать ничего не успел.

Командир первым выпустил очередь, пули пробили руку, державшую пистолет, выбив из нее фонтанчики крови. Все остальные тоже начали стрелять. Разрывные пули рвали, дергали Апача, пробивая тело насквозь, отбивая целые куски плоти. Через минуту в окровавленной груде невозможно было определить человека.

– Не проще ли было гранатой? – пробормотал один из убийц, в очередной раз меняя магазин.

– Нет, – устало отозвался морщинистый. – Его надо было нашпиговать серебром… – Из-за его спины выдвинулся тощий человек в куртке с капюшоном, надвинутым так, что закрывал половину лица. Согнулся, вытянув шею, в сторону останков Апача, повел головой, словно принюхиваясь. Морщинистый внимательно наблюдал за ним, потом повернулся к изрешеченному телу:

– Посмотрите у него в карманах.

Один из группы подошел к останкам, принялся шарить в окровавленной одежде и поднял кулон.

– Несите сюда. – сказал человек в ошейнике бойцу, стоящему возле трупа, и протянул ладонь.

– Нет! – сказал старший группы. – Мне.

Затем, повернувшись к морщинистому, добавил:

– Твои фокусы больше не нужны, колдун. Сай, пристегни цепь.

Названный боец подошел к человеку в коже и пристегнул к его ошейнику тонкую цепочку, конец которой был соединен с браслетом на его собственной руке. Другой вернулся от останков и протянул кулон командиру. Тот спрятал его в плоский металлический контейнер.

На контейнере была выгравирована эмблема: скрещенные меч и католический крест.

Группа вышла за ворота и пропала в наступающих сумерках.

* * *

Россия

Самара

Выйдя из кинотеатра, где она два часа наслаждалась харизмой Джонни Деппа в роли Джека Воробья, Маша Орева постояла немного, решая, ждать ли автобус. Хотелось прогуляться. Маша любила гулять по вечерам, вечером думается легче, и мир, освещенный электричеством, кажется романтичнее.

Приняв решение, она не спеша зашагала по потрескавшемуся асфальту, слушая цокот каблуков. Ей нравился этот звук. Было в нем что-то основательное. Прочие зрители толпой повалили к припаркованным автомобилям и на остановку. Что поделать, наступил век скоростей, не все могут себе позволить просто пройтись.

Пройдя мимо шоколадной фабрики и обогнув перекресток с круговым движением, она огляделась. Людей на улице было мало. Страшная дневная жара, вечером переходившая в тяжелую духоту, загнала жителей Самары в квартиры, к телевизорам, уютным диванам, и главное – прохладному душу. А наиболее дальновидных – к кондиционерам. Вечерние машины изредка проносились с ревом, ослепляя фарами.

Несколько человек шли навстречу, все хмурые, торопливые. Мужик в спортивном костюме, с устремленным вперед, пустым взглядом, больно задел Машу плечом, да так сильно, что ее развернуло.

– Мужчина, аккуратнее!

В ответ раздалась только неразборчивая ругань. Маша смотрела ему в спину некоторое время, потом показала ему средний палец. Увидела молодую женщину, которая вела за руку маленькую, лет шести, девочку, внезапно устыдилась своего жеста и торопливо отвернулась. Ну и мамаша, подумала она некстати, время двенадцатый час, а ребенок не спит. Маша бы такого никогда, будь ее воля, не позволила. У нее обязательно родится несколько детей, и, хотя она видела себя очень либеральным родителем, но ее дети будут ложиться вовремя. Хотя… Мало ли почему пришлось тащить ребенка с собой. Всякое бывает. Засиделись в гостях, например.

Впереди виднелся второй круговой перекресток, памятник штурмовику в его центре в ночном освещении казался просто огромным. Перед перекрестком, на массивном основании дорожного указателя Маша увидела темные силуэты. Свет фар очередной пронесшейся мимо машины выхватил из темноты двух маленьких детей. Мальчика и девочку. Оба сидели, обнявшись и озираясь по сторонам. Маша встревожилась и замедлила шаг, вглядываясь в них через дорогу. Что они делают тут так поздно одни? Посреди двух полос? Боятся переходить дорогу? Да как-то же они туда попали! Совсем же малыши… Наверняка потерялись. Она представила себя, маленькую, в подобной ситуации и поежилась. Надо узнать, где они живут, и отвести к родителям.

Она пропустила пронесшуюся мимо иномарку и уже собралась перейти дорогу, как вдруг остановилась, запнувшись.

Дети уже поднялись с бетонного блока и направлялись прямо к ней.

Мальчик и девочка шли целеустремленно, не сводя с ее лица неподвижных взглядов. Маше стало не по себе. Зрелище было жутковатое. Она машинально отступила назад и огляделась. Вокруг никого не было, кроме идущей сзади женщины с ребенком. Маша уже хотела окликнуть ее, попросить помочь с детьми, как вдруг поняла, что та так же целеустремленно вышагивает к ней, а девочка таким же застывшим, как у малышей, взглядом, смотрит ей в глаза. И Маша с ужасом увидела, как западают ее щеки, удлиняется лицо.

Она развернулась и пустилась наутек, на улицу Кирова. Но не успела сделать и двух шагов, как мальчик, прыгнув вперед, рванул сестренку за руку и с нереальной для его возраста силой швырнул ее с нескольких метров прямо обернувшейся Маше в лицо. Девушка заорала от испуга, словно в замедленной съемке видя приближающееся детское личико с заострившимися чертами и огромным расширяющимся ртом, в котором блестели…

Маша взвизгнула и, неожиданно для себя, изо всех сил ткнула кулаком прямо в демоническую ухмылку. Девочка с протяжным воплем отлетела назад, повалив метнувшего ее мальчика. Маша же, краем глаза увидев, как женщина на ходу отводит руку назад, не выпуская из ладони ручку дочери – дочери ли? – неловко, потому что была на высоких каблуках, кинулась бежать через дорогу к домам, мирно сияющим освещенными окнами.

И тут же за ее спиной раздался топот ног. Девушка заорала изо всех сил, может, кто-то услышит, и припустила со всех ног. Крик был бесполезен. Как назло улица была пуста. Господи! В Самаре больше миллиона жителей! Где они все?!

Через несколько шагов она едва не упала – отломился каблук, потом второй. Она шарила глазами по сторонам, но город будто вымер. Помня о том, что оглядываться – значит сбить дыхание, она смотрела вперед.

Маша запаниковала. Накативший ужас от предчувствия чего-то неотвратимого перехватил горло тугими тисками, дыхание все же сбилось. В этот момент ее ногу ухватили цепкие пальцы, и она с разбегу рухнула плашмя, не успев подставить руки. Лицо от удара об асфальт вспыхнуло болью, ослепившей Машу на мгновение, в голове загудело. Но в следующую секунду боль пришла отовсюду. Несколько рук, впиваясь в ноги, руки и тело острыми когтями, подхватили ее и потащили к ближайшей тени. Она успела бросить отчаянный взгляд на прыгающие перед глазами окна домов, такие близкие и такие бесконечно недостижимые. Она дергалась, извивалась, пыталась отбиваться ногами, но это не помогало. Машу бросили на холодную землю, и она увидела над собой оскаленные пасти тварей, которые еще продолжали выглядеть детьми. Уродливыми, с огромными клыками, но детьми. Девушка отбивалась из последних сил, но она уже устала, движения стали слабыми и вялыми. Она закатила глаза и успела заметить, как старшая тварь опустилась на колени рядом с ее головой. Когтистая ладонь закрыла ей рот. Светящиеся глаза встретились с выпученными от ужаса глазами Маши. Секунду посмотрев, женщина сделала приглашающий жест. Дети кинулись на девушку со всех сторон, и ее тело пронзила страшная боль. Она задергалась, закричала, но из-под лапы, закрывающей рот, вырвался только сдавленный стон. Из глаз Маши потекли слезы, она еще жила, но при этом чувствовала, как взрывами нестерпимой боли в самое ее нутро вгрызаются острые зубы.

Ясность сознания оставила девушку, и поэтому она уже не видела, как под ударом короткого изогнутого клинка голова старшей упырихи слетает в сторону. Не слышала визга маленьких упырей, застигнутых врасплох за пиршеством. Не видела, как их тела рвутся под ударами стали, разбрызгивая вокруг черную жижу. Не чувствовала, как сильные руки приподнимают ей голову, аккуратно убирают со лба слипшуюся от пота и крови прядь волос. Маша последним усилием открыла глаза, сознание на секунду прояснилось.

Молодой мужчина, склонившийся над ней, смотрел виновато.

– Я не успел, – проговорил он сокрушенно. – Не успел выследить их. Прости.

Маша уже не понимала значения звуков, которые слышала. Мгновением позже она перестала слышать вообще что-либо.

Мужчина отвел взгляд от ее неподвижных, безжизненных глаз и посмотрел на трупы вокруг. Потом привстал и огляделся. Никаких свидетелей. Улицы пустовали, чары упырихи отвели людей от места охоты. Но скоро сила их спадет, и люди появятся. А с ними любопытство, мобильные камеры, невнятные ролики в «YouTube», и многочисленные обсуждения. Человеку, убившему семейство упырей, такая шумиха была ни к чему.

Он поднялся, убрал в ножны короткий, ничем не украшенный «вакидзаси». Откинул полы куртки и спрятал меч в потайные ножны. Вынул из нагрудного кармана куртки плоскую склянку и тщательно посыпал мелким, почти невесомым порошком порубленные тела упырей. Почти сразу останки начали с шипением таять, как воск, и вскоре на земле осталась только окровавленная одежда.

Человек убрал склянку, еще раз посмотрел на растерзанную девушку и опустился рядом на колени. Ладони легли на окровавленную грудь и развороченный живот. Мужчина забормотал, напрягся, прижав тело убитой к земле, которая вдруг с чавкающим звуком разошлась, вдавливаясь, как тесто. Погрузив тело так глубоко, насколько это было возможно, мужчина, не прекращая бормотать, осторожно вытянул руки из затвердевающей почвы. Отряхнул рукава от подсыхающих на глазах комьев земли. Никаких следов, говорящих о том, что тут недавно лежала убитая девушка, не осталось. Достав еще одну склянку, мужчина огляделся. В разных концах улицы уже показались прохожие. Быстро окропив бесцветной жидкостью на капли крови несчастной Маши, оставшиеся на траве, он проговорил заклинание и увидел, как бездымно вспыхнули огоньки в местах, где она пролилась. Окровавленная одежда упырей, заляпанная в Машиной крови, тоже полыхнула. Через несколько секунд ничего не говорило о недавно разыгравшейся трагедии. В стране ежедневно пропадают без вести тысячи людей.

Человек поднялся, осмотрев еще раз место бойни, потом отвернулся, и упругой походкой ушел в сторону недалекого ипподрома.

Отойдя примерно с километр, он достал телефон и набрал номер.

– Кто? – спросили на том конце.

– Это Шут.

– Привет, Шут. Что стряслось?

– Упыри в городе. Старший, с целым выводком.

– В самом городе?! Проклятье… Ты понимаешь, что это означает?

– Понимаю… – вздохнул Шут. – Бузулукского Истока больше нет. Я не справился.

– Ты не виноват… Черт! Надо было давным-давно нанять людей! Надо было посадить там какую-никакую охрану! Пока мы скачем по стране, пытаясь защитить жителей от нечисти, эти ублюдки уничтожают Истоки один за другим! И это только из найденных! А представляешь, сколько они нашли без нас? Ты понимаешь, что мы почти проиграли?!

– Не ори! Разве не я предлагал использовать людей? Ты ведь сейчас повторяешь мои слова! Меня уже тошнит от нашей тупиковой секретности! Если взорван бузулукский Исток, то это катастрофа, мы вдвоем не потянем регион, потому что Арлекина убили. Сколько тварей уже выползло? Сколько уйдет, пока мы доберемся туда? Жди меня на ипподроме, надо решить, что будем делать.

– Иду. А какие предложения?

– Можно, конечно, встать прямо на выходе и не дать никому пройти, а прорвавшихся тварей оставить Анклаву… Но ты сам знаешь, чем это может закончиться…

– Знаю. Это не выход. Хорошо, встретимся и обсудим, как привлечь людей по-тихому. Я согласен.

– Не сообщим остальным?

– Ты знаешь, чем это может закончиться, – усмехнулись на том конце линии. – Больше вариантов я не вижу. Так что считай, что я с тобой.

– Хорошо, жду.

Мужчина убрал телефон и прибавил шаг. Но в этот момент мобильник зазвонил снова. Человек, назвавшийся Шутом, нажал кнопку приема.

– Алло. Да, привет… Не, от метро не могу забрать. Я сейчас не в Москве. Ага, буду через пару дней. Ну да, можем пересечься. Ну всё, Миладка, давай. Маме привет.

*****

Обратный путь Милада проделала как во сне. Позвонив Сереге и убедившись, что придется трястись в душном метро, она теперь сидела, привалившись головой к стеклу и тупо глядя вперед. Мимо мелькали машины, автобусные остановки, дома, люди. Люди…

Накатили мысли.

Огневица. Полудемон. Теперь, когда она осталась одна, Милада смогла отдаться охватывающему ее чувству страха. Как теперь жить с осознанием того, что ты не человек? Она бы с радостью забыла про это, но перед глазами стояло обугленное лицо Оксанки. Миладе было страшно. При этом к обычному страху добавлялся пугающий ее восторг. С удовольствием смотревшая «Человека-паука», «Людей-Х» и сейчас с не меньшим удовольствием смотрящая «Героев», Милада чувствовала радостное возбуждение при мысли о новой себе. Но это только способности, поправила она себя. А их нужно развивать, чтобы превратить в навык. А для этого нужно учиться, учиться и учиться, как завещал великий… А что будет потом – посмотрим.

Приехав домой, она вошла в квартиру, бросив сумку на пол у двери. Кругом было чисто, однако квартира казалась заброшенной много месяцев назад. Милада с трудом раздвинула и застелила диван. Она чувствовала такую вялость, словно ее разморило на солнцепеке. Было действительно очень душно. Жаркое лето за несколько дней протопило квартиру, как печку. Решив проветрить комнату, она добрела до окна и открыла форточку. С наслаждением вдохнув прохладный вечерний воздух, Милада повернулась, чтобы завалиться спать. И замерла, бросив случайный взгляд на подоконник.

Пять медных центов лежали портретами президента вверх.

А она прекрасно помнила, что положила их три решкой вверх, два орлом. И с тех пор к подоконнику не подходила. И дома не была…

Милада медленно отступила вглубь комнаты, оглядываясь краем глаза. Внезапное осознание того, что в квартире она не одна, наполнило ее страхом. Мгновенный переход от бесстрашного скептика к испуганной девушке вконец выбил ее из колеи. И Милада применила детское интуитивное средство от страхов – забралась с головой под одеяло. Лежа в темноте, она постаралась успокоиться. Чувствовать себя не единственной жительницей квартиры было, безусловно, неприятно, но не смертельно. В конце концов, до сих пор она никого не встречала… И тут Милада вспомнила слова Рябинушки: «Теперь ты станешь видна для обитателей Схожего Мира». Она поежилась. Покоя теперь не будет? Милада вспомнила свои попытки в институте пожить в общаге – получалось плохо, с соседями она не уживалась. Нет, они никогда не ссорились, просто она понимала, что не может быть постоянно в одной комнате с другими людьми. Сказывалась ли тут любовь к уединению, или что-то еще, Милада так и не решила. И сейчас она была убеждена в том, что не сможет избавиться от мыслей, что не одна дома.

Теперь придется забыть о ходьбе по квартире нагишом, как она привыкла, когда была одна. Черт! Теперь о многом придется забыть! Тут Миладу посетила еще одна мысль. Она всегда дома раздевалась, даже когда не топили зимой из-за лопнувших труб. Ей всегда было жарко. Было жарко… Не от того ли, что она… огневица? Милада повторила про себя еще раз: огневица. Звучит красиво. Но вот хочет ли она быть ею? Почему она позволила кому-то другому решать за нее? Да что тут решать, кстати. Я уже – она, поправила она себя и засмеялась неожиданному каламбуру. И поняла, что успокоилась.

Присутствие Хозяина в доме теперь, похоже, неизбежность. Мысль была несколько отчужденной, словно все происходило не с ней. Милада вспомнила огромное множество забавных историй, услышанных от знакомых, которым доводилось сталкиваться с домовыми. Мрачных историй она не слышала совсем. Или, поправила она себя, их не торопились рассказывать.

Надо преодолеть этот неожиданный страх. Она не станет бояться невесть чего. Милада усилием воли встала и прошла на кухню. Там, чувствуя себя немного глупо, поставила на пол блюдце и налила в него молока, оказавшегося в холодильнике и ни капельки не испортившегося. Постояла немного, соображая, не рехнулась ли она во время пребывания у Рябинушки, и вернулась в комнату. Погасила свет и легла, укрывшись одеялом до носа. Поглядев незрячими глазами в темноту, решительно поднялась и включила ночник. Закрыла глаза и постаралась подумать о приятном. Море… пляж… мускулистые загорелые парни…

И тут ее прервали.

Что-то тяжелое опустилось на одеяло. Милада вздрогнула и открыла глаза. И едва не заорала с перепугу.

На ее груди сидела черная кошка.

Сердце девушки бешено забилось. Желто-зеленые глаза смотрели на нее, не отрываясь. Ни одно животное не стало бы так пристально пялиться, подумала Милада со страхом. То, что на одеяле в ее квартире в принципе не могла сидеть настоящая кошка, она как-то упустила из виду.

– Ты кто? – больше ничего в голову Миладе не пришло.

Кошка не ответила, чего девушка почти уже ожидала. Только наклонила голову, не отрывая взгляда. Потом перебрала лапками, подобравшись вплотную к ее лицу. Милада затаила дыхание, широко раскрыв глаза и стараясь не дышать. Боясь и испытывая жгучее любопытство одновременно. Кошка кошкой совсем не пахла. Однако девушка отчетливо видела каждый волосок на ее мордочке, золотые лучики в глазах. Черный шершавый нос чуть шевелился, мягкие щечки, откуда росли усы, забавно двигались. У девушки было ощущение, что кошка вот-вот раскроет рот и что-нибудь скажет.

Что-нибудь вроде:

– Здравствуй, Милада. Меня зовут Александр Семенович, я твой лечащий врач. Сейчас сделаем укольчик, и все будет ха-ра-шо!

Но та только мягкой лапкой закрыла ей правый глаз.

Милада моргнула.

Когда она открыла глаза, кошки уже не было. В окно светило солнце, и Милада сообразила, что за это мгновение пролетела ночь.

Она лежала, не торопясь вставать, немного боязливо оглядывая комнату и пытаясь осмыслить, кто посетил ее ночью. Кроме Хозяина никто на роль ночного гостя не подходил. Судя по тому, что посетитель был довольно миролюбивым, Милада решила, что он приходил все-таки просто знакомиться. У нее вдруг возникло глупое желание позвать: «кис-кис-кис», но девушка подавила его в себе. Еще обидится. Осознав, что думает о Хозяине как об одушевленном существе, Милада улыбнулась своим мыслям. Может не все так страшно? Да, неуютно немного, но не квартиру ж теперь менять. Она нехотя поднялась и прошла на кухню проверить блюдце. Половины молока не хватало. Милада снова улыбнулась и подлила молока. И как теперь, кстати, быть с настоящей кошкой? Заводить или нет? Надо посоветоваться с Ксюхой, решила Милада и достала мобильник.

Телефон долго не отвечал. Наконец Оксанка сняла трубку.

– Привет, ты куда пропала? – встревожено выпалила она. – Второй день звоню!

– Как… второй день… – оторопела Милада. – Вчера же расстались.

Оксанка помолчала.

– Ты уехала позавчера. Твоя мама не может дозвониться, телефон не отвечает, она психует. Я сама звонила раз двадцать. Милка, ты чего тупишь?

Милада села на кровать.

– Так. Теперь моя версия. Мы расстались вчера, я приехала домой поздно. Когда ложилась спать, у меня в постели появилась ниоткуда черная кошка, которая вела себя не как кошка. Она положила мне на глаза лапу на секунду, и я моргнула. Глаза открыла пять минут назад. Половину молока, которое я налила в блюдце, кто-то выпил, и это не я. Думаю, это приходил знакомиться Хозяин. И знаешь, я уже почти не паникую, когда слышу, что проспала больше суток и не заметила этого!!

– Не ори. – Голос Оксанки был напряжен. – Ты совершенно права. Это явно Хозяин. Я уже знаю, он принимает наиболее простое для тебя обличье. Я тоже познакомилась с Хозяином Рябинушки. Он появляется в образе большого мохнатого паука. Зрелище, признаться, не из приятных. Я тут уже за две ночи обучения столько насмотрелась – мама не горюй.

– И как? – Ехидно, хотя и была заинтригована, спросила Милада.

– Страшно, – призналась Оксанка, – Правда страшно. Ты же знаешь, как я ко всему такому относилась? Не так как ты. Это ты вся в книжках, фильмах, играх. Я – другое… Ты бы, может, приехала? – Неожиданно тон ее стал просительным. – Забей на эту работу. Поживем у Рябинушки, будем учиться вместе…

– Ты в своем уме? – фыркнула Милада, – И что теперь, на подножный корм переходить?

– Знаешь, – продолжила Оксанка шепотом, – у Рябинушки есть золото. Оборотни иногда ездят в Москву и продают ювелирам. У нее полный погреб продуктов, как в супермаркете! «Ашан» отдыхает!

Милада не нашлась, что ответить. Она представила себе темный погреб, в котором бесконечными рядами стоят ярко освещенные холодильные витрины, забитые деликатесами, и ей стало смешно.

– Приезжай, Милка! – снова горячо заговорила Оксанка. – Считай, что это тренинг по продажам. Будешь потом в бизнесе применять!

А это мысль, подумала Милада. Научиться влиять на людей, потом можно такие дела проворачивать… Прикажу Подсосу прыгать по офису с голой задницей и лупить себя ремнем. Она представила себе это и даже захихикала. Фу, Медведовская! Как мелочно!

– Я подумаю, – пообещала она сквозь смех.

– Отлично! – воскликнула Оксанка на том конце провода. – Я буду тебя ждать!

– Это преждевременно, – торопливо сказала Милада. – Я еще ничего не решила!

– Но я верю, что решишь! – засмеялась Оксанка. – Я чувствую, что решишь правильно!

– Благополучно отказавшись, – проворчала Милада.

– Ладно. – Голос Оксанки явно повеселел. – До встречи!

– Пока.

Милада отключила телефон.

Внезапно поняла, что идея бросить все и уехать к Оксанке уже окончательно сложилась в ней еще в тот момент, когда она прощалась. Вдохновленная, Милада решила поехать и уволиться с опостылевшей работы. Приняв душ, уложив волосы и накрасившись, чтобы в день увольнения выглядеть сногсшибательно, она позавтракала яичницей и отправилась на работу, предварительно подлив в блюдце молока. Теперь она начала переживать, как тут будет Хозяин без еды. Подумав об этом, она встала перед зеркалом и проверила глаза и язык, как кот Том из «Том и Джерри».

Да здорова ли она?

Милада покачала головой, подхватила сумку и вышла из квартиры. Запирая дверь, она поздоровалась с опять курившей на площадке вечной тетей Дусей и сбежала по лестнице.

И едва выйдя из подъезда, столкнулась с Серегой.

– Ты откуда здесь? Ты же не в Москве был, – подозрительно спросила Милада.

– Так я уже тут, – засмеялся он. – Ты жива и здорова, я выполнил обещание!

– Какое еще обещание? – Милада подошла и позволила ему поцеловать себя в щеку. Серега попытался обнять ее и прижать к себе, но она пресекла попытку, упершись локтями ему в грудь.

– Тамара Федотовна послала меня на поиски твоего бездыханного бренного тела, – засмеялся он. – Тело я нашел. Дыхание могу обеспечить. К тому же за время отсутствия ты словно стала еще красивее!

Милада подняла бровь.

– Словно?

Серега захохотал.

– Несомненно! Всенепременно! Разумеется, красивее!

– Не ори, соседей разбудишь. – Милада дружески пнула его в плечо. – Я уже и так поняла, что ты покорен моей неземной красотой.

– Да! Да! – воскликнул он, театральными жестами и соответствующей мимикой подчеркивая свои слова.

– Шут! – Сказав это, Милада не смогла понять появившегося на его лице выражения. – Раз ты сломлен моим величием, придется тебе довезти меня до работы. Еду увольняться!

– Как… увольняться? – Он даже остановился. – И куда пойдешь? Нашла что-нибудь другое?

– Да… – Милада замялась. – Пока не буду рассказывать. Примета плохая.

– Тебе же вроде нравилось, – настойчиво продолжал он. – Говорила, что работа удачная.

– Врала, – отрезала Милада. – И потом, это было почти год назад. Уеду на полгодика. Поучусь и отдохну.

– Уедешь, – Он выглядел встревоженным. – Куда? За границу собралась, что ли? Ты мне это брось.

– Перестань, – сказала Милада. – Поехали, если действительно готов меня отвезти.

Всю дорогу Серега болтал без умолку.

– А ко мне вчера домовой приходил, – неожиданно для себя поделилась Милада.

– В смысле?

– В прямом. – Она рассказала ему вчерашнее приключение. – Я не сомневаюсь, что это был домовой. И монетки – всё как ты говорил.

– Ты его действительно видела? – негромко спросил Серега. – Или представила?

– Я же тебе все рассказала, – слегка раздражаясь, ответила Милада. – Повторить для танкистов?

– Нет. Просто… Почему ты раньше его не видела?

– Не знаю, – пожала плечами Милада. – Может, он не хотел?

– Или ты не могла.

– И что теперь будет?

– Не знаю, – Серега побарабанил по рулю. – Если ты ему понравилась, то ничего. А если нет… Проблемы будут.

– Какие? – Милада повернулась к нему. Такая перспектива ей не улыбалась.

– Нуу… Сначала могут начать пропадать вещи. Потом будет приставать, одеяло стаскивать, например…

– Да ты что? – занервничала Милада. – И как это предотвратить?

– Задабривать, – хмыкнул Серега. – Молоко, подарки разные. Песни на ночь.

– Ты, должно быть, шутишь? Чё за бред?

– Не шучу. – Серега и вправду был серьезен как никогда. – С этим шутить настоятельно не рекомендую.

Милада задумалась. Она, конечно, и сама уже это поняла. Схожий Мир вошел в ее жизнь.

Оставшуюся дорогу они молчали.

Увольнение прошло, как и ожидалось: с криками о предательстве, с угрозами звонков в конкурирующие компании о том, чтобы ее не принимали на работу, с подозрениями в краже клиентской базы… Кабан разошелся вовсю. Вызванный со своего рабочего места Подсос – тоже. Вдвоем они долго пытались загнобить равнодушную уже ко всему Миладу, которая выслушивала все их крики с язвительной улыбочкой на губах.

Кабан не подвел. С хитрым видом потирая руки, он напомнил Миладе, что ее официальный оклад составляет пять тысяч рублей. Поэтому за отработанный неполный месяц ей причитается… Он углубился в расчеты. Тысяча восемьсот рублей.

– А отпускные? – сурово спросила Милада.

Кабан поднял брови.

– Ты о чем сейчас, Медведовская? Отпуск за свой счет был. Могу премию выдать. – И он с ухмылочкой протянул ей смятую бумажку в пятьсот рублей.

Милада едва не ударила по его руке.

– Чтоб ты сдох, жлоб! – прошипела она. Кабан улыбнулся. Он прекрасно понимал, что сделать девушка ничего не сможет – все законно.

Милада разозлилась. Сама сглупила, надо было дождаться зарплаты, а потом уходить! Дура набитая! Ничему в жизни не учится… Впрочем, какая теперь разница.

– Илья Александрович, давайте я охранника вызову? – Подсос был сама преданность.

– Да зачем? – спокойно сказал Кабан. – Она уже уходит. Правда, Медведовская? Зайди в бухгалтерию, получи причитающееся тебе состояние.

Довольный победой, директор ухмыльнулся.

Она медленно встала. Надменным взглядом обвела их лица и сделала вид, будто собирается плюнуть на стол. Подсос аж дернулся.

Милада расхохоталась.

– Пока, неудачники. Скоро прочитаете обо мне в светской хронике.

Потом собрала в пакет свои нехитрые офисные вещи, попрощалась с менеджерами отдела, ошарашенными ее внезапным уходом, расцеловалась с Женькой, пообещав встретиться как-нибудь. Потом огляделась взглядом ни о чем не жалеющего человека и легкой походкой вышла, с улыбкой покинув офис, в котором проработала более полугода.

Серега ждал на улице.

– Гражданин! Вы меня преследуете! – возмутилась Милада. – Я позвоню вашему начальству!

– Дудки, – Серега снова улыбался. Он вообще когда-нибудь не улыбается? – Улетело в очередной загул. Я свободен как птица. Куда тебя отнести в клювике?

– Домой.

– Рад стараться! – Серега обогнал ее и распахнул перед ней дверцу машины. – С ветерком доставим-с! А может сначала куда-нибудь в Царицино? Прогуляемся?

– А давай! – легко согласилась Милада. – Отметим увольнение.

Домой они приехали уже затемно. Серега проводил Миладу до квартиры и, к ее удивлению, отказался посидеть в гостях.

– Дела у меня сегодня, – виновато оправдывался он. – В следующий раз.

Милада пожала плечами и попрощалась.

В этот момент открылась дверь квартиры напротив и тетя Дуся явилась во всей своей красе: халат, бигуди и «Вог». Серега, повернувшийся уходить, замер, удивленно рассматривая Миладину соседку. Милада отметила, что удивление было взаимным. Тетя Дуся остановилась, вперив в Серегу пристальный взгляд. Девушка попыталась вспомнить, видела ли соседка их когда-то вместе. Вряд ли. Но то, что в их взглядах проскользнуло узнавание, она готова была поклясться.

Серега попрощался и сбежал вниз по лестнице. Тетя Дуся закурила и поинтересовалась у Милады:

– Хахаль твой?

– Друг! – отрезала та, внезапно испытав неприязнь. Повернулась и вошла в квартиру, заперев за собой дверь.

Перед сном, чувствуя себя немного глупо, Милада достала из коробки со всякой полезной мелочью иглу и, вооружившись молотком, вбила ее во входную дверь, как учила Рябинушка. Потом прошла в комнату и откопала в ящике комода чертежное перо – отголосок тех времен, когда она мечтала быть художником-оформителем. Кривясь, порезала палец кухонным ножом и, нацедив несколько капель крови, принялась неуклюже писать на двери защитный наговор, повторяя его про себя.

Получалось жутко медленно. Кровь вскоре перестала сочиться из пальца, который Милада отдавила себе уже до боли. Из упрямства не желая прекращать начатое, она порезала мизинец и принялась цедить кровь оттуда.

Закончив, Милада не была уверена, что сделала все правильно, но надеялась, что возможные ошибки не приведут к катастрофическим последствиям.

Уже засыпая в своей кровати, ей почудилось, что кто-то заботливо подоткнул ей под ноги одеяло.

Разбудила ее трель дверного звонка. Сонно зевая, Милада накинула халат, и подошла к двери.

Прильнув к глазку, девушка увидела забавно искаженное оптикой лицо соседки. Тётя Дуся. Опять, небось, за солью.

Соседка, помимо встреч на лестничной площадке, заходила к ней почти каждую неделю, то за солью, то за спичками, то попросить присмотреть за сыном-алкашом. И всегда задерживалась перекинуться парочкой ничего не значащих фраз. О погоде, о соседях, Милада привыкла к ней, как к неизбежному злу.

Она открыла дверь и посторонилась, пропуская соседку в квартиру. Но та, едва переступив порог, с перекошенным лицом отпрыгнула назад, на площадку.

– Кто тебя научил?! – зашипела она, потирая ногу и не сводя злобного взгляда с обомлевшей Милады.

– Тёть Дусь, вы чего? – очумело спросила Милада. – Заходите.

– Заходите? – взвизгнула враз изменившаяся лицом соседка, брызгая слюной. – Заходите? Прямо в сеть манишь, дрянь? Думаешь, я дура?

Глядя на эту оскалившуюся, внезапно ставшую совсем незнакомой женщину, которую она знала три года, Милада уже все поняла. Медленно, стараясь не выглянуть за порог, она придвинулась к искаженному лицу и процедила сквозь зубы.

– Так вот ты какова, соседушка? Зачем же, ты, интересно, все эти годы захаживала? Только ли за кулинарией?

– Ты еще пожалеешь, – злобно проговорила тетя Дуся, поднимая руки с растопыренными пальцами.

Милада потеряла терпение.

– Только попробуй меня тронуть! – вне себя зашипела она в ответ. – Я тебя в клочки порву, поняла? Я теперь тоже не та девочка, что раньше!

Соседка выпрямилась, вмиг сделавшись спокойной, и внимательно посмотрела на Миладу.

– Теперь вижу, – сказала она. – Мир, ведунья. Мы соседи. Ты меня не трогаешь, я не отвечаю, идёт? Все-таки не один год знакомы.

Милада молча смотрела на нее. Такие моментальные перемены в знакомом человеке ее подкосили, но она не подавала виду. Сколько еще людей теперь окажутся не теми, кем представлялись?

Тётя Дуся усмехнулась.

– Ты ведь в первый раз наговор наложила, да? – Не дожидаясь ответа, она продолжила: – Необычайно сильно поставлен, хотя и простоват. Сразу видно, что не сама составляла. Но ничего. Для первого раза отлично. Я бы не пробила. Я, грешным делом, решила, что ты – это не ты, а морок, и кто-то за тебя сеть поставил. Ты знаешь, что этот наговор дает?

Прежде чем поняла, что она делает. Милада мотнула головой.

– Это наговор-сеть. Непрошеных гостей не пускает в жилище и парализует после соприкосновения с ним.

– Вас не парализовало, – заметила Милада, вновь перейдя на «вы».

– Да просто потому, что я человек, – усмехнулась соседка. – Но и я бы, наверное, не прошла… От боли скрутилась.

Она неожиданно задрала полу халата, и Милада увидела покрасневшее колено. Краснота под кожей пульсировала, как живая, пятно расширялось и уменьшалось в размерах.

– Это называется «наговор по барьеру», – пояснила соседка. – Бывают еще наговор по удару, наговор по помыслу и наговор на что-либо. Этот наговор просто не пускает и бьет по телу. Как проволочная ограда под током. А наговор по удару растянул бы это пятно по всему телу, кровь бы останавливалась в венах. И конец. Сейчас приду и водой заговоренной снимать буду.

Милада молчала, пытаясь не выдать свою неосведомленность.

– Ладно, соседка, – миролюбиво усмехнулась тетя Дуся. – Я ведь и правда за солью пришла. Не подашь?

Милада некоторое время испытующе смотрела в глаза неожиданной сопернице, но та спокойно встретила ее взгляд, всем своим видом выражая миролюбие. Милада вздохнула и, не закрывая дверь, сходила и принесла с кухни соль. Соседка за время ее отсутствия не изменила позы. Девушка осторожно протянула солонку старой знакомой. Та не менее осторожно приняла солонку из ее рук. Милада заметила, что она постаралась не прикоснуться к ее руке. И тут, бросив взгляд под ноги женщины, увидела полоску тумана, тянувшуюся от ее порога в квартиру соседки. След наговора. Милада ткнула в нее пальцем.

– И это уберите!

– Конечно! – Тетя Дуся торопливо закивала. – Конечно, сниму. Он не для тебя был, для тех, кто раньше тут жил. Кто ж знал…

– Теперь знаете.

– Ну, вот и ладушки, – улыбнулась тётя Дуся. – Вот и хорошо. Мир, Милада. Помни об этом.

Милада помолчала.

– Мир, – проговорила она наконец. И добавила из своего вечного упрямства: – Только смотрите… если что…

– Вот только пугать меня не надо, – спокойно ответила соседка. – Пуганная уже. Да и силы моей ты ведь не знаешь. Надо быть осторожнее. Ох, как ошибиться можно…

Оставив Миладу раздумывать над сказанным, она ушла к себе.

Милада закрыла за ней дверь и поняла, что поедет к Рябинушке во что бы то ни стало.

День она посвятила приведению квартиры в божеский вид и консервации всего, что должно было ждать ее возвращения в целости и сохранности, и начала складывать вещи в чемодан. Собиралась, как в поход, или на курорт. Чемодан на колесиках, несколько смен белья, одежду на все случаи жизни, банные принадлежности, книжки, ноутбук, косметику, фотоаппарат. Критически все осмотрела, хотела выложить ноутбук, но передумала. Она не представляла себе жизни без компа, пусть там и не было Интернета. Записать чего… Или в «Сталкера» побегать.

Собрав чемодан, Милада решила не засиживаться и, наскоро глотнув чаю, оделась. Но потом спохватилась и, достав все необходимое, написала защитный наговор на оконных рамах. Пальцы, послужившие донорами, стали бледными и болели. Оглядев еще раз свое жилище, она выгребла в мусорный пакет все, что было в холодильнике, подхватила чемодан, вышла из квартиры и поехала к маме.

Весь ужин и время, отданное совместному просмотру телевизора, она испытывала муки совести. Привыкшая во всем доверять маме, Милада не могла делать вид, что ее ничего не беспокоит, и в конце концов все рассказала.

– Это, наверное, глупо, но я не могу без твоего… благословения, что ли… – неуверенно закончила она в итоге свою исповедь. – Мне и хочется, и боязно немного…

Мама помолчала некоторое время, глядя на нее. Потом вздохнула и поднялась. Подошла к шкафу, вечно, насколько помнила Милада, забитому книгами. Долго перебирала обтрепанные корешки из самых задних рядов, пока не вытянула томик «Приключения майора Пронина», без обложки, замусоленный до такой степени, что почти перестал быть похожим на книгу. Это была любимое чтиво Миладиного детства. С того момента, как она принесла книгу домой и бросила куда-то в угол, отец первым прочитал ее и фактически вынудил дочь сделать то же самое. Сколько раз Милада потом ее перечитала – не поддается исчислению. Пожелтевшие, а местами подгоревшие страницы растрепались по краям, первая и последняя страница были коричневыми от подпалин…

– Ты помнишь, – спросила мама негромко, – откуда она взялась?

– Конечно помню, – уверенно сказала Милада, – какие-то идиоты книги жгли. Я ее из костра вытащила.

Мама вздохнула.

– А помнишь, как именно?

Милада задумалась.

– Нет. Вроде палкой какой-то. Хотя…

– Ты просто сунула руку в костер и достала ее. У тебя на рубашке рукав был обуглен и в копоти. – Мама перевернула несколько страниц. Потом показала Миладе обожженные листы: – Такое на всех страницах, где Пронину угрожает опасность, когда у него стрессовая ситуация. Тебе это ничего не напоминает?

Милада долго разглядывала продолговатые коричневые пятна.

– Я помогу. – Мама слегка повернула книгу в руках. – Представь, что ее держат руки десятилетнего ребенка.

Милада прижала ладонь к губам.

Обожженные пятна на бумаге были отпечатками пальцев.

– Это проявлялось изредка, в минуты сильных эмоций. Вообще… – Тамара Федотовна запнулась, потом продолжила, глядя на экран телевизора и поглаживая Миладу по волосам. – У тебя всегда была температура выше нормы. Я сначала паниковала, думала болезнь какая-то. По врачам тебя маленькую таскала. Но Леша когда узнал, сказал, мол, оставь ее в покое и не донимай врачами. Сказал, что у тебя такая особенность. Я приняла это и больше не волновалась. Но потом стало хуже. Тебе снились кошмары, в которых ты видела какого-то страшного черного рыцаря. И свою смерть. Я повела тебя к детскому психологу, потому что твой кошмар повторялся и повторялся. Но психолог не помог. К тому же после посещений врача твои особенности стали проявляться все чаще… Мы не выдержали… Я не выдержала, – поправилась она. – У Леши оказался знакомый экстрасенс, и мы отвели тебя к нему.

– К кому? – удивилась Милада.

– К экстрасенсу, – повторила мама. – Тогда это было модно. И развелось их видимо-невидимо. Но Леша знал такого, который не был шарлатаном и, похоже, многое реально умел. Он провел с тобой сеанс, и все кончилось.

– Но зачем? Зачем вы это сделали? Думали, что я ненормальная?!

– Не ори, – спокойно прервала ее мама, и Милада сразу замолчала. – Мы не считали тебя ненормальной. Хоть пускание огня из рук я лично считаю все же довольно нетипичной привычкой для ребенка. Просто это начало доставлять некоторые неудобства, знаешь ли.

Мама стянула с плеча халат и Милада увидела знакомый с детства ожог, шедший по ее плечу на шею.

– Я тебе всегда говорила, что ошпарилась в бане. Но это просто ты разозлилась на отца за то, что он наказал тебя за двойку. Прибежала ко мне жаловаться, обняла за шею…

– Мама… – пролепетала Милада в ужасе. – Мама, прости.

– Да за что? – Мама вернула халат на место. – Ты не способна была это контролировать. И мы пресекли это. А вот теперь ты приходишь и рассказываешь невероятные вещи.

– И? – подытожила Милада.

– Что «и»? Я думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что тебе необходимо этим овладеть. Подчинить себе. Я не очень верю, что моя дочь какая-то «огневица». Но, во-первых, твой дар не совсем обычен, более того, опасен. И во-вторых, я достаточное количество раз перечитывала Кинга, «Воспламеняющую взглядом», чтобы понять, что родители должны помогать детям со сверхспособностями. Именно поэтому я отвела тебя в секцию. Чтобы тебя научили контролировать злость. Характер у тебя мой. Я сама хулиганка была – дай боже. Но, слава богу, справилась. Так что езжай к этой своей Рябинушке, или как там ее, и учись на пятерки, или что она вам там будет ставить…

Милада молча обняла маму и прижалась щекой к ее волосам.

– Тяжело, наверное, жить с ребенком, зная про его необычный дар. И не рассказывать никому.

– Не то слово, – усмехнулась Тамара Федотовна. – Тем более с моей любовью к болтовне.