Когда прежний царь Иван Васильевич умер (по нашему счету, 18 апреля 1584 г.) в городе Москве, после того как царствовал 54 года, поднялось некоторое беспокойство и волнение среди знати и простого народа (cominaltie), однако оно было быстро подавлено. Немедленно, в ту же ночь, боярин Борис Федорович Годунов, князь Иван Федорович Мстиславский, князь Иван Петрович Шуйский и Богдан Яковлевич Вельский, — все знатные люди и главнейшие по завещанию царя (особенно лорд Борис, которого он считал своим третьим сыном, брат царицы, любимый всеми сословиями вполне заслуженно благодаря своим добродетелям и мудрости), — все они были назначены, чтобы утвердить на троне его сына Федора Ивановича, привели к присяге друг друга, всю знать и чиновников. Утром умерший царь был положен в церкви Архангела Михаила в вытесанную гробницу, богато украшенную и с подобающим покровом; затем было провозглашено: царь Федор Иванович всея Руси и проч. По всему городу Москве была назначена сильная охрана из солдат и стрельцов, был утвержден порядок и назначены чиновники для успокоения недовольных и водворения тишины. Было любопытно наблюдать, с какой быстротой и с каким умом все это делалось. Это было сделано в Москве, а высокие по рождению и положению люди были сразу же посланы в пограничные города, такие, как Смоленск (Smolensko), Псков (Vobsco), Казань (Kasan), Новгород (Novogorod) и проч., со свежими гарнизонами, а старые были отосланы. На 4 мая был собран парламент (parliament), представленный митрополитом, архиепископами, священниками, высшими духовными лицами и всей знатью, какая только была (all the nobility whatsoever), там решались вопросы, о которых я не могу рассуждать: все говорило за перемены в правительстве, но [что для нас] особенно интересно, определили срок и день празднования коронации нового царя.

Между тем царица, супруга прежнего царя, вместе со своим ребенком, сыном царя царевичем Дмитрием Ивановичем (Chariewich Demetrie Ivanowich), которому был год или около этого, была послана с ее отцом Федором Федоровичем Нагим (Nagay) и их родственниками, пятью братьями, в город Углич, отданный ей и молодому князю, ее сыну, со всеми прилежащими землями; царицу сопровождала разная свита, ее отпустили с платьем, драгоценностями, пропитанием, лошадьми и проч. — все это на широкую ногу, как подобает государыне. Когда пришло время печали, по их обычаю называемое «сорочины» (sorachyn), или 40 назначенных дней, наступил день празднования коронации, сопровождаемый большими приготовлениями: 10 июня 1584 г.; в этот день было воскресенье и ему [Федору?] было 25 лет. В этот день мистер Джером Горсей был приглашен, и его поместили в хорошее место, откуда он мог видеть торжество. Царь вышел из дворца, впереди шествовали митрополит, архиепископы, епископы и главнейшие лица из монашества и белого духовенства в богатых шапках и священническом одеянии, они несли иконы богоматери и другие, икону святого ангела царя, хоругви, кадила и много другой утвари, соответствующей этой церемонии, и все время пели. Царь со всей знатью, в определенном порядке, вошли в церковь, именуемую Благовещенской (Blaveshina or Blessednes), где справлялись, согласно обрядам их церкви, молитвы и богослужения. Потом они пошли в церковь по имени Архангела Михаила, где совершили тот же обряд, а оттуда — в церковь Пречистой (Prechista) богоматери, которая является их кафедральным собором.

Деталь царского места Успенского собора. Заседание Боярской думы.

В центре ее было царское место, которое занимали в подобных же торжественных случаях предки царя. Его одежду сняли и заменили богатейшим и бесценным нарядом. Царя возвели на царское место, его знать стояла вокруг по чинам (in their degres); митрополит надел корону на голову царя, в правой руке у него был скипетр и держава, в левой — меч правосудия, богато убранный, перед царем помещались все шесть венцов — символы его власти над землями страны, и лорд Борис Федорович стоял по правую руку. Затем митрополит стал громко читать небольшую книгу — увещания царю творить истинное правосудие, мирно владеть венцом его предков, дарованным ему богом, причем, в следующих словах: «Бог всемогущий и безначальный, прежде века бывший, в Троице славимый, единый бог, отец, сын и дух святой, создатель, все и везде творящий, чьим соизволением человек живет и дарует жизнь; бог единый, словом своим через господа нашего Исуса Христа и святого духа жизни даровавший нам свое откровение, теперь, в тревожные времена, укрепи нас хранить в правоте скипетр, да царствует разумом своим на благо государства и подчинение народа, на одоление врагов и восторжествование добродетели». Затем митрополит благословил и возложил на него свой крест.

Затем царя свели с царского места, на нем была верхняя одежда, украшенная разными драгоценными камнями и множеством восточного ценнейшего жемчуга. Она весила 200 фунтов, ее шлейф и полы несли шесть князей (dukes). Его главный царский драгоценный венец был надет на голову, в правой руке был царский жезл из кости единорога в три с половиной фута длиной, украшенный богатыми камнями, купленный прежним царем у аугсбургских купцов в 1581 г., что стоило ему 7000 марок стерлингов. Эту драгоценность м[истер] Горсей хранил некоторое время, прежде чем царь ее получил. Скипетр и державу нес перед царем князь Борис Федорович; богатую шапку, украшенную камнями и жемчугом, нес другой князь; его шесть венцов несли дяди царя: Дмитрий Иванович Годунов (Demetrius Ivanowich Godonova) и Микита Романович, братья царской крови: Степан Васильевич, Григорий Васильевич, Иван Васильевич. Таким церемониальным шествием царь подошел к великим церковным вратам, и народ закричал: «Боже, храни царя Федора Ивановича всея Руси!» Ему подвели богато убранного коня, покрытого вышитой жемчугом и драгоценными камнями попоной, седло и вся упряжь были убраны соответствующим образом, как говорят, все стоило 300 тысяч марок стерлингов.

Были сделаны для него, с его князьями и знатью, подмостки в 150 морских саженей длиной, в две шириной и на три фута поднятые над землей, чтобы они могли пройти из одной церкви в другую через напиравшую толпу, так как народа было так много, что некоторые в то время были задавлены до смерти в этой толчее. По возвращении царя из церквей, под ноги ему стлали золотую парчу, паперти церквей были покрыты красным бархатом, а подмостки между церквами — алым стаметом. Как только царь проходил, парча, бархат и стамет обдирались теми, кто только мог добраться до них, каждый желал иметь кусочек, чтобы хранить его как память. Серебряные и золотые монеты, вычеканенные по этому случаю, в большом количестве разбрасывались в народ. Лорд Борис Федорович был пышно и богато одет с украшениями из больших восточных жемчужин и всяких драгоценных камней. Подобно ему были одеты все Годуновы в соответствии с их положением как и остальные князья и знать; один из них, по имени князь Иван Михайлович Глинский (Knez Ivan Michalowich Glynsky), как найдено в регистре, имел одежду, коня и его убранство стоимостью 100 тысяч марок стерлингов, причем все очень старинное. Царица, находясь в своем дворце, сидела на престоле у большого открытого окна. Ее одежда была так богато украшена камнями и восточным жемчугом, что блестела и сверкала; на голове ее был надет царский венец. Вокруг нее находились знатные дамы и княгини. Народ воскликнул: «Боже, храни нашу благородную царицу Ирину (Irenia)!»

После всего этого царь вошел в палату Думы (the parliament house), которая также была богато убрана. Там он занял свое царское место, украшенное, как и прежде, на столе перед ним были поставлены шесть его венцов; один из его приближенных держал царские чашу и кувшин из золота, по обе стороны от него стояли два человека, называемые рындами (kindry), в белой, затканной серебром одежде, с жезлами и золотыми топориками в руках. Князья и знать в богатых одеждах расположились вокруг по старшинству.

Царь после краткой речи допустил каждого поцеловать его руку, что и было сделано, затем он перешел на свое царское место за столом, где ему с почестями прислуживали его знатные люди. Три передние комнаты, большие и просторные, были уставлены блюдами из серебра и золота от пола до потолка, одно над другим, среди них было много золотых и серебряных бочонков. Празднества продолжались целую неделю, в течение которой устраивались разные царские развлечения. После этого главнейшие лица из знати были выбраны и получили разные должности и назначения: так, князь Борис Федорович был назначен главным советником (chiele counseller) царя, конюшим (master of the horse), телохранителем царя (had a charge of his person), военным наместником (livetenant of the empire) и начальником военного снаряжения, правителем, или наместником (gouvernor or livetenant), царств Казани, Астрахани и других. Кроме этих званий, в дар от царя и парламента (parliament) он получил множество доходов и богатых земель, так, например, ему и его семейству была отдана провинция Вага в 300 английских миль длиной и 250 шириной и много городов, деревень, населения и богатства. Его годовой доход с этой провинции был 35 тысяч марок стерлингов, будучи едва ли не пятой частью его доходов вообще. В дальнейшем он и его дом стали столь могущественны, что могли в 40 дней представить 100 тысяч снаряженных солдат.

Празднества царской коронации завершились пальбой из пушек, называемой царской пальбой, в двух милях от города [были расставлены] 170 больших орудий всякого калибра, прекрасно сделанных. Эти орудия стреляли разом в специально приготовленные валы. 20 тысяч стрельцов, разодетых в бархат, отделанный шелком и стаметом, были расставлены в 8 рядов на протяжении 2 миль, они выстрелили дважды очень стройно.

После всего этого царь, сопровождаемый всеми князьями и знатью, по крайней мере 50 тысячами всадников, проехал через город в свой дворец. Эта царская коронация требует много времени и бумаги для настоящего ее описания. Стоит сказать, что подобного зрелища никогда не видели в России.

Коронация и другие празднества кончились, вся знать, чиновники и купцы, следуя существующему порядку, каждый в свою очередь и на своем месте, приносили богатые дары царю, желая ему долгой жизни и счастья в своем царствовании.

В это самое время мистер Джером Горсей, упомянутый выше, будучи на службе в России у ее величества королевы, был призван к царю, восседавшему на престоле. И тогда же известный купец из Нидерландов, только что приехавший в Москву (который выдавал себя за подданного короля Испании), по имени Ян де Вале (John de Wale) был таким же образом призван. Некоторые из знати пытались оказать предпочтение этому подданному Испании перед мистером Горсеем, слугой королевы Англии, на что мистер Горсей не хотел ни в коем случае согласиться, говоря, что скорее допустит, чтобы ему отрезали по колено ноги, чем такое неуважение чести ее величества королевы Англии, и что не сможет поднести подарок царю после подданного короля Испании или любого другого. Царь и князь Борис Федорович, узнав о столкновении, послал к ним казначея Петра Ивановича Головина (the Lord Treasorer Peter Galavyn) и Василия Щелкалова (Vasili Shalkan), оба — члены совета (of the counsell), они передали царю речь мистера Горсея. Вследствие этого он был первым по порядку (как и следовало) принят и преподнес свой дар царю от английских купцов, торговавших в стране, с пожеланиями счастливого и долгого царствования в мире; он был допущен поцеловать руку царю, который милостиво принял подарок и обещал из уважения к своей сестре королеве Елизавете быть для английских купцов столь же милостивым, сколь был его отец. После того его отпустили и в тот же день ему прислали 70 разнообразных мясных кушаний с тремя подводами, нагруженными разным питьем. После него [Горсея] упомянутый подданный испанского короля был принят со своим подарком, ему царь пожелал быть таким же верным слугой, какими являются подданные королевы Англии, и тогда они будут получать такие же милости.

После всех этих церемоний во всех церквах были отслужены молебны. Будучи очень набожными, царь и царица пешком обошли главные церкви города, а на Троицын день предприняли путешествие в известный монастырь, называемый Троице-Сергиев (Sergius and the Trinitie), в 60 милях от города Москвы, в сопровождении огромного количества бояр, дворян и других приближенных, верхом на хороших конях в соответствующем убранстве.

Царица из набожности шла всю дорогу пешком, сопровождаемая большой свитой княгинь и знатных дам. Ее охрана состояла из 20 000 стрельцов, ее главным советником, или сопровождающим слугой, был знатный человек царской крови, ее дядя, пользующийся большим авторитетом, по имени Дмитрий Иванович Годунов. После богомолия царь и царица возвратились в Москву. Вскоре после этого царь, направляемый князем Борисом Федоровичем, послал войско в Сибирь, откуда шли все богатые меха и соболи. В течение полутора лет это войско завоевало 1000 миль. В ходе этой войны был взят в плен царь этой страны по имени «Царь Сибирский» (Chare Sibersky), а с ним многие другие князья и знатные люди, все они были доставлены в Москву, охраняемые солдатами, были с почетом приняты в городе, где и находятся по сей день.

Были также по всей стране смещены продажные чиновники, судьи, военачальники и наместники, их места заняли более честные люди, которым по указу, под страхом сурового наказания, запрещалось брать взятки и допускать злоупотребления, как во времена прежнего царя, а отправлять правосудие не взирая на лица; чтобы это лучше исполнялось, им увеличили земельные участки и годовое жалованье. Большие подати, налоги и пошлины, собиравшиеся во времена прежнего царя, были уменьшены, а некоторые совсем отменены, и ни одно наказание не налагалось без доказательства вины, даже если преступление было столь серьезным, что требовало смерти [преступника]. Многие князья и знать из известных родов, попавшие в опалу при прежнем царе и находившиеся в тюрьме двадцать лет, получили свободу и свои земли. Все заключенные освобождались, и их вина прощалась. Словом, последовали основательные перемены в правлении; однако все произошло спокойно, тихо, мирно, без труда для государя, без обиды для подчиненных, это принесло государству безопасность и честь, особенно большую роль в этом сыграла мудрость царицы Ирины.

Эти меры дошли до слуха королей и князей граничивших с Россией стран и были столь устрашающими и грозными для них, что монарх всех скифов, называемый крымским татарином или самим великим ханом (Monarch of all the Scythians, called the Crimme Tartar or great Can himselfe), по имени Сафа-Гирей (Sophet Keri Alii) прибыл к царю русскому. В сопровождении большой свиты из своей знати верхом на добрых лошадях. Хотя они выглядели для христиан грубо, однако были храбры и привлекательны по наружности. Этот визит был приятен царю, им оказан достойный прием. Татарский хан привез с собой своих жен, получил у русского царя приветливый прием.

Вскоре после этого 1200 польских дворян, храбрых солдат и достойных людей, пришли на службу к царю и были приняты; точно так же предлагали свои услуги черкесы и уроженцы других стран. Как только весть о новом царе разнеслась по другим государствам Европы, к царю были посланы разные гонцы с пожеланиями мирного и счастливого царствования. Так, приезжали послы от турок, персов, бухарцев, крымцев, грузин, от разных татарских князей. Прибыли также послы германского (Almaine) императора, королей польского, шведского, датского и др. И со времени его коронации ни один из его врагов не имел успеха в действиях против него.

Случилось, что вскоре после этого царь пожелал послать грамоту ее величеству королеве Англии, для этого поручения самым подходящим человеком был мистер Джером Горсей, так как предполагалось, что подданный королевы будет наиболее приятен ей как посол. Содержание грамоты заключалось в том, что царь желал продолжить союз, дружбу, любовь и торговые отношения, существовавшие между его отцом и королевой и ее подданными. Кроме того, были и другие поручения, которые не подлежат оглашению.

М-р Горсей получил письма и наказы царя, приготовился к путешествию по суше, отбыл из Москвы на 5-й день сентября во Тверь (Otver), Торжок (Torshook), Великий Новгород, во Псков (Vobsky); оттуда на Нейгауз в Ливонии, Венден и к Риге (где он был задержан, предстал перед кардиналом Радзивиллом, но в конце концов был отпущен). Оттуда [он] проследовал в Митаву, Голдингем, Либаву в Курляндии; на Мемель и Кенигсберг в Пруссии; на Элбинг, Данциг, Щецин в Померании; на Росток, Любек, Гамбург, Бремен, Эмден, а там — морем до Лондона. Прибыв ко двору ее величества и предъявив письма царя, он удостоился больших милостей и хорошего приема, а затем получил приказание вновь ехать в Россию с посланиями королевы к царю и к князю Борису Федоровичу; послания содержали ответы на грамоту царя, королева просила продолжать оказывать дружбу и милость английским купцам, как делал его [царя Федора] отец. Сами лондонские купцы также усердно просили его [Горсея?] ходатайствовать за них. Таким образом, отправившись из Лондона морем, он приплыл в Москву 20 апреля 1586 г. и был с почетом встречен. Все его просьбы за купцов были удовлетворены, причем особенно милостив был благородный князь Борис Федорович, который всегда относился к мистеру Горсею с особой симпатией. Добившись привилегий для купцов, он вновь был послан от царя к его госпоже королеве Англии, которой Борис в знак почитания и добрых отношений послал царские подарки: соболей, драгоценности (luzarns), золототканные одежды и другие богатые дары. Компания английских купцов кроме благодарности королеве знала о своем особом долге м-ру Горсею, который добыл для нее такие привилегии, которые не были получены на протяжении двадцати предыдущих лет.

Церемония последнего отъезда [в Англию] м-ра Горсея достойна того, чтобы ее записать, так как это было очень почетно. К его услугам были почтовые лошади для него самого, его слуг, а также съестное и все необходимое для долгого путешествия.

В каждом городе от Москвы до Вологды, на протяжении 500 миль, он получал такой же прием за царский счет. Свежие припасы, доставляемые царскими чиновниками, были к его услугам в каждом городе на протяжении 1000 миль по реке Двине. Когда он прибыл к новой крепости, называемой Архангельском (Archangel), то был встречен князем Василием Андреевичем Звенигородским по приказанию царя. В крепости по их обычаю были построены в ряды стрельцы, и его прибытие было великолепно отпраздновано. Оттуда он выехал с обильным провиантом на судне князя, причем сотня человек гребла, а другая сотня стрельцов на другом судне сопровождала его, возглавляемая военачальником-дворянином. Когда подъехали к рейду с английскими, датскими и французскими судами, стрельцы разом выстрелили из своих ружей, а корабли дали залп из 46 пушек, затем он был доставлен в резиденцию английского дома на Розовом острове.

Наиболее ярким доказательством дружбы царя и Бориса Федоровича с Горсеем была присланная на другой день с дворянином и военачальником следующая провизия:

16 живых быков, 2 лебедя.

70 овец, 65 галлонов меда.

600 кур, 40 галлонов водки.

25 окороков, 60 галлонов пива.

80 кулей муки, 3 молодых медведя.

600 караваев хлеба 4 сокола.

2000 яиц, запас лука и чеснока.

10 гусей, 10 свежих семг.

2 журавля, дикий кабан.

Все эти вещи были доставлены дворянином царя, а другим [дворянином] — от князя Бориса Федоровича и были надлежащим образом приняты слугой мистера Горсея Джоном Фризом вместе с письмом и наградой от Бориса Федоровича, присланных с англичанином м-ром Фрэнсисом Черри; подарок [представлял собой] цельный кусок богатой золотой парчи и прекрасную пару соболей.

Этот дворянин [Горсей] видел много других редких предметов в тех странах, и [его заметки об этом] выйдут в свет, если богу будет угодно, в более удобное и свободное время.

Милостивая привилегия от Федора Ивановича, нового царя, английским купцам, слово в слово, полученная м[истером] Джеромом Горсеем.

«По воле всемогущего и безначального бога, бессмертного, прославляемого нами в Троице, единосущного бога, отца, сына и святого духа, творца всего сущего, всеисполняющего, своей волей наделяющего жизнью, нашего единого бога, вдохновляющего каждого из нас, его единых чад, своим словом к познанию бога через Исуса Христа и святым животворящим духом укрепляющего нас в эти тревожные времена хранить власть праведную для процветания земли и покорения людей, укрощения врагов и защиты добродетели.

Мы, Федор, сын Иоанна, великий государь, царь и великий князь всея Руси, Володимера, Московии и Новгорода, правитель Казани, Астрахани, государь Пскова и великий князь Смоленский, Твери, Югории, Перми, Вятский, Болгарский и проч., государь и великий князь Нижнего Новгорода, Чернигова, Рязани, Полоцка, Ростова, Ярославля, Белоозера, Лифляндии, Удоры, Кондоры, правитель Сибири и всего Севера, государь многих других стран.

Русский купец.

Жалуем купцам Англии, а именно: сэру Роланду Гейворду, Ричарду Мартину, олдермену сэру Георгу Барнсу, Томасу Смиту, эсквайру Джерому Горсею, Ричарду Салтонстоллу и их товарищам.

Дозволяем им плавать на их кораблях в наших владениях, Двинской земле со всякими товарами торговать свободно в нашем государстве и в городе Москве, и во всех городах царства Московского.

Английские купцы, сэр Роланд Гейворд и его общество, просили нас даровать им право торговать в Московии и в нашем наследном Великом Новгороде и Пскове и во всех частях нашего государства, продавать и покупать товары беспошлинно.

И мы, ради нашей сестры королевы Елизаветы, а также вследствие их жалоб на великие потери и препятствия в мореплаваниях, жалуем названным английским купцам, сэру Роланду Гейворду и его обществу, свободу приезжать в наше Московское государство и во все наши владения со всеми видами товаров и передвигаться, по их желанию, свободно со всеми видами товаров. Также я прикажу не брать с них ни пошлин, ни других сборов при переезде водой или сушей, на кораблях или в лодках, не брать поголовной пошлины или при переезде через мосты и переправы, или при освидетельствовании, там, где они остановятся, никаких пошлин или налогов не брать.

Только нельзя привозить в наши владения или вывозить из них наши товары от своего имени, присваивать, продавать, выменивать наши товары как свои.

Также и наши подданные не могут покупать или продавать от их имени; равно они не могут оставлять или хранить имущество наших подданных или путем залогов скрывать его.

Они не могут посылать кого-либо из русских закупать для них товары в каком-либо городе, но должны ехать сами в этот город и покупать и продавать сами свои, а не русские товары.

Когда они прибудут в нашу отчину, Великий Новгород и Псков, через все наши владения со своими товарами, тогда наши знатные люди, и военачальники, и приказные (officers) должны пропустить их по этой грамоте; не брать никаких пошлин ни с каких товаров, ни при въезде, ни при проезде, ни при следовании через мосты не брать с них никаких пошлин ни под каким предлогом.

Также, в каком месте наших владений когда-либо случится им быть с покупкой или продажей, или они проезжают с имуществом, не покупая и не продавая ничего, в тех городах и селениях не брать с них ни пошлин, ни налогов согласно сказанному.

Мною даруется и дается им свобода торговли по всем владениям нашей земли, во всех городах, право продавать и покупать всякие роды товаров беспошлинно.

Английские купцы в случае их желания купить, или продать, или выменять их товары у наших купцов должны это делать оптом, а не в розницу, то есть не малым весом и длиной; продавать или менять в своих домах одежды — тюками, ткани — кусками, а не аршинами (ярдами), а все виды товаров, продаваемых на вес, продавать не малым весом, не по фунту или унциям, но целиком. Также и вино: продавать галлонами, а не квартами или кружками.

Они должны покупать, продавать, обменивать свои товары сами; русские купцы не могут вести за них или от них торговлю, не могут ни обменивать, ни привозить чужих товаров в другие места, кроме своих товаров. А который из английских купцов захочет продать свои товары в Холмогорах, или Вологде, или Ярославле, может это сделать, и никто из наших подданных не может взять за это пошлин, как выше указывалось в этой жалованной грамоте. И при проезде через наши города и владения они могут нанимать носильщиков и суда с работными людьми за их счет, чтобы перевозить их имущество.

Равно если английские купцы задумают отбыть куда-либо или в свое отечество, то должны взять, если на то будет наша воля, наши товары из казны, продавать или обменивать их на такие, которые нужны нашему государству, и предъявить результаты казне. И с этими нашими товарами наши служилые люди должны разрешать им следовать через все города без пошлин согласно этой грамоте.

Также, если случится, что английские купцы продали свои собственные товары и купили свои товары и хотят отъехать из Москвы, тогда они должны заявиться нашему главному дьяку (secretarie) Андрею Щелкалову (Andrew Sholkalove) в приказе, где обычно посольства получают отпуск.

И если английские купцы, проезжая, потерпят несчастье на море, как, например, их корабль будет разбит или прибьется к берегу в каком-либо месте страны, тогда мы прикажем разыскать их товары и отдать без утайки тем англичанам, которые в это время будут пребывать в нашей стране. И если случится, что в то время англичан не будет в нашем государстве, тогда мы велим сложить эти товары вместе и прикажем предъявить их англичанам, когда они приедут в наше государство.

Также мы жалуем всем английским купцам дом Юрия (Vrie) здесь в Москве, прямо против церкви св. Максима, за торгом, они будут по-прежнему проживать в этом доме, как и раньше; они обязаны держать там кого-нибудь для порядка, русского или их соотечественника.

Также английские купцы могут владеть домами в Ярославле, Вологде, Холмогорах и домом у морской пристани; они могут поселяться в них и размещать свои имущества. И мы приказали не брать с них ежегодную обязательную ренту, не платить за эти дома ни пошлин, ни налогов, ни других платежей, обычных для этих местностей. И для каждого из этих домов, а именно в Ярославле, Вологде, Холмогорах, они должны иметь людей для ведения этих домов, двоих или троих, из своих соотечественников, иноземцев или из русских, людей низших, а не купцов. В эти дома они могут складывать свое добро для продажи кому пожелают согласно этой грамоте. И те, кто хранят их дома, не могут ни продавать, ни покупать их товары, если им не было приказа или без [купцов], во избежание обмана.

Также мы жалуем им их дом у морской пристани у Подужемской избы (Podezemsky) и приказываем не привозить их товары оттуда к новой крепости св. Архангела Михаила, но приставать и выгружаться, как и ранее, здесь, у их дома; нагружать и выгружать корабли русскими товарами тут же, позволяя лишь нашим холмогорским служилым людям переписать их товары, английские и русские, по заявлению самих купцов, не проверяя их товары и не распаковывая ни одного тюка.

И когда английские купцы решат послать на родину кого-то из своих через чужую страну, они не могут их отправить без нашего уведомления и позволения; они будут получать проездную грамоту из приказа, где послы всегда получают отпуск.

И если кто-нибудь вступит с ними в спор о товарах или по поводу обид, тогда они будут судимы нашими казначеями и посольскими дьяками, обе стороны, до установления полной правды дела, а что не может решиться по закону, будет решаться клятвой и жребием, этот жребий всегда дается как право [защититься].

И в каком бы месте нашего государства, в каком бы городе они или их люди ни находились, случись там спор по товарам, обидам или о другом, если они будут иметь повод привлечь любого по закону или разбирать какое-либо дело, то во всех наших землях и городах служилым нашим давать им управу и вести суд по правде. И то, что не может быть правдиво сыскано по закону, должно быть решено клятвой и жребием, этот жребий всегда дается как право [защищаться], как уже говорилось. Судьи и приказные не должны взимать с дела никакой пошлины во всем нашем государстве. Сия грамота дана в нашем царском дворце, в городе Москве, в лето от сотворения мира 7095, в месяце феврале».