НОТА НАРОДНОГО КОМИССАРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М. МОЛОТОВА О ВОЗМУТИТЕЛЬНЫХ ЗВЕРСТВАХ ГЕРМАНСКИХ ВЛАСТЕЙ В ОТНОШЕНИИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ ОТ 25 НОЯБРЯ 1941 г.

[Документ СССР-51]

Народный Комиссар Иностранных Дел тов. В.М. Молотов направил всем Послам и Посланникам стран, с которыми СССР имеет дипломатические отношения, ноту следующего содержания:

«По Поручению Правительства Союза Советских Социалистических Республик имею честь довести до Вашего сведения следующее:

Советское правительство располагает многочисленными фактами, свидетельствующими о систематических зверствах и расправах, чинимых германскими властями над пленными красноармейцами и командирами Красной Армии. За последнее время эти факты стали особенно многочисленны и приняли особо вопиющий характер, разоблачая тем самым еще раз германскую военщину и германское правительство как банду насильников, не считающихся ни с какими нормами международного права, ни с какими законами человеческой морали.

Советским Военным Командованием установлены многочисленные факты, когда захваченные в плен, большей частью раненые, красноармейцы подвергаются со стороны германского военного командования и германских воинских частей зверским пыткам, истязаниям и убийствам. Пленных красноармейцев пытают раскаленным железом, выкалывают им глаза, отрезают ноги, руки, уши, носы, отрубают пальцы на руках, вспарывают животы, привязывают к танкам и разрывают на части. Подобного рода изуверства и позорные преступления фашистско-германские офицеры и солдаты совершают на всем протяжении фронта, всюду, где они только появляются и где в их руки попадают бойцы и командиры Красной Армии.

Так, например, в Украинской ССР на острове Хортица, на Днепре, после ухода немецких частей, выбитых Красной Армией, были найдены трупы пленных красноармейцев, замученных немцами. Пленным отрезали руки, выкалывали глаза, вспарывали животы. На юго-западном направлении у деревни Репки на Украине после отступления немцев с занятой ими позиции были обнаружены трупы командира батальона Боброва, политрука Пятигорского и двух бойцов, руки и ноги которых были пригвождены к кольям, а на телах чернели пятиконечные звезды, вырезанные раскаленными ножами. Лица погибших были изрезаны и обожжены. Тут же неподалеку был найден еще один труп красноармейца, накануне попавшего к немцам в плен, с обгоревшими ногами, с отрезанными ушами. При взятии нашими частями деревни Холмы (Северо-Западный фронт) были обнаружены изуродованные трупы красноармейцев, причем один из них был сожжен на костре. Это был красноармеец Осипов Андрей из Казахской ССР. На станции Грейгово (Украинская ССР) немецкие части захватили в плен небольшую группу красноармейцев и несколько дней не давали им никакой пищи и воды. Нескольким пленным отрезали уши, выкололи глаза, отрубили руки, а затем закололи их штыком. В июле с.г. у железнодорожной станции Шумилине немецкие части захватили в плен группу тяжело раненных красноармейцев и тут же их добили. В том же месяце в районе города Борисова Белорусской ССР, захватив в плен 70 тяжело раненных красноармейцев, гитлеровцы всех их отравили мышьяком. В августе месяце под местечком Заболотье немцы захватили на поле боя 17 тяжело раненных красноармейцев. Три дня им не давали пищи. Затем все семнадцать истекавших кровью пленных красноармейцев были привязаны к телеграфным столбам, в результате чего трое пленных красноармейцев скончались; остальные 14 были спасены от верной смерти подоспевшим советским танковым подразделением старшего лейтенанта Рыбина. В деревне Лагутино, в районе Брянска, немцы привязали к двум танкам раненого красноармейца и разорвали его на части. В одном из пунктов, западнее Брянска, недалеко от колхоза «Красный Октябрь», было найдено 11 обгоревших трупов бойцов и командиров Красной Армии, захваченных фашистами. На руках и на спине одного из красноармейцев Остались следы пыток раскаленным железом.

Зарегистрирован ряд случаев, когда германское командование во время атак гонит под угрозой расстрела пленных красноармейцев впереди своих наступающих колонн. Такие случаи, в частности, зарегистрированы в районе совхоза «Выборы» Ленинградской области, в районе Ельни Смоленской области, в Гомельской области Белорусской ССР, в Полтавской области Украинской ССР и в ряде других мест.

Возмутительным издевательствам, пыткам и зверским истязаниям систематически подвергаются раненые и больные красноармейцы, находящиеся в госпиталях, попавших в руки германских захватчиков. Имеется бесконечное количество фактов, когда беззащитных больных и раненых красноармейцев, находящихся в лазаретах, фашистские изуверы прикалывают и расстреливают на месте. Так, в М.Рудня Смоленской области фашистско-германские части захватили советский полевой госпиталь и расстреляли раненых красноармейцев, санитаров и санитарок. Здесь погибли раненые бойцы Шаламов, Азимов, лейтенант Дилеев, санитарка 17-летняя Варя Бойко и др. Известны многочисленные факты насилия и надругательства над женской честью, когда в руки гитлеровских захватчиков попадают медицинские сестры и санитарки.

Гитлеровские разбойники не щадят даже захваченных в плен представителей медицинского персонала частей Красной Армии. В районе деревень Кудрово и Борисово Ленинградской области был зверски замучен начальник дивизионного медицинского пункта, военврач 3-го ранга И.С. Лыстого. Он весь был исколот штыками. В голове и плече имелись пулевые раны. Лицо носило следы диких побоев. Несколько в стороне, в лесу, нашли тело изуродованного санитара П.М. Богачева. В другом месте валялся на дороге труп растерзанного шофера санитарной машины Горбунова.

В немецких лагерях для советских военнопленных больные и раненые красноармейцы не получают никакой медицинской помощи и обречены на вымирание от тифа, дизентерии, воспаления легких и других болезней. В германских лагерях для советских военнопленных царит полный произвол, доходящий до крайнего зверства. Так, в Порховском лагере пленных красноармейцев круглые сутки держат под открытым небом, несмотря на холодную погоду. Рано утром их поднимают ударами палок и дубинок и выгоняют на работы, не считаясь с состоянием здоровья. Во время работы охрана, состоящая из финских и немецких солдат, непрерывно подгоняет пленных плетьми, а заболевших и ослабевших красноармейцев забивает палками до смерти. В Чернухинском лагере на Украине за малейшее нарушение установленного порядка пленные систематически избиваются резиновыми дубинками и расстреливаются на месте без всякого предупреждения. Только за один день 17 сентября в Чернухинском лагере было расстреляно 95 человек.

Такое же зверское обращение с военнопленными практикуется немцами и на пересыльных пунктах, при переброске советских военнопленных. В районе с.Демьяновка Украинской ССР пересыльный пункт для военнопленных расположен под открытым небом. На этом пункте пленным дают только ничтожное количество вареного проса. Многие пленные умирают от истощения. Во время следования пленных к местам назначения ослабевших пристреливают на месте. При переброске советских военнопленных из Хорола в с.Семеновка на Украине красноармейцев заставляли все время бежать. Падавших от усталости и истощения немедленно расстреливали.

Среди солдат и офицеров гитлеровской армии процветает мародерство. С наступлением зимних холодов мародерство стало принимать массовый характер, причем гитлеровские разбойники в погоне за теплыми вещами не считаются ни с чем. Они не только сдирают теплую одежду и обувь с убитых советских бойцов, но снимают буквально все теплые вещи — валенки, сапоги, носки, фуфайки, телогрейки, ушанки с раненых бойцов, раздевая их догола и напяливая на себя все, включая до теплых женских вещей, снятых с раненых и убитых медицинских сестер.

Пленных красноармейцев морят голодом, по неделям оставляя без пищи или выдавая ничтожные порции гнилого хлеба или гнилой картошки. Не давая советским военнопленным пищи, гитлеровцы заставляют их рыться в помойках и разыскивать там остатки пищи, выброшенные германскими солдатами, или, как это имело место в ряде лагерей, в том числе в лагере м.Корма Белорусской ССР, бросают советским военнопленным за колючую проволоку трупы дохлых лошадей. В Витебском лагере в Белоруссии пленные красноармейцы четыре месяца почти не получали пищи. Когда группа пленных красноармейцев подала немецкому командованию письменное заявление с просьбой выдать им пищу для поддержания жизни, немецкий офицер спросил, кто писал это заявление, и пять человек красноармейцев, подтвердивших, что это заявление писали они, тут же были расстреляны. Аналогичные факты вопиющего произвола и зверств наблюдаются и в других лагерях (Шитьковский, Демьянский и др.).

Стремясь к массовому истреблению советских военнопленных, германские власти и германское правительство установили в лагерях для советских военнопленных зверский режим. Германским верховным командованием и министерством продовольствия и земледелия издано постановление, которым для советских военнопленных установлено питание худшее, чем для военнопленных других стран, как в отношении качества, так и в отношении количества подлежащих выдаче продуктов. Установленные этим постановлением нормы питания, — например, 600 граммов хлеба и 400 граммов мяса на человека в месяц, — обрекают советских военнопленных на мучительную голодную смерть. Бесчеловечно жестоко проводя в жизнь свой позорный и явно беззаконный режим содержания советских военнопленных, германское правительство, однако, всячески старается скрыть от общественного мнения изданные по этому вопросу германским правительством постановления. Так, на соответствующий запрос Советского Правительства Шведское Правительство сообщило, что опубликованные в европейской и американской печати сведения о вышеупомянутом постановлении германского правительства соответствуют действительности, но текст этого постановления не опубликован и поэтому недоступен.

Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявляемых в отношении содержания военнопленных международным правом и, в частности, Гаагской Конвенцией 1907 года, признанной как Советским Союзом, так и Германией. Германское правительство грубо нарушает требование Гаагской Конвенции, обязывающей воюющие страны обеспечивать военнопленных такой же пищей, как и свои собственные войска (ст. 7 приложения к 4-й Гаагской Конвенции 1907 года).

Ввиду серьезной нехватки людских ресурсов в германской армии, гитлеровцы в отношении военнопленных идут на многие грубые нарушения Гаагской Конвенции 1907 года, подписанной Германией. В своей преступной практике систематических злодейских нарушений международного права германская военщина и германское правительство дошли до того, что избиениями и угрозами расстрела заставляют красноармейцев работать в качестве ездовых на повозках, на машинах и транспорте, перевозящем боеприпасы и другие военные грузы на фронт, в качестве подносчиков боеприпасов на огневые позиции и т.д. Все это делается в нарушение прямого запрещения Гаагской Конвенцией использования пленных на работах, имеющих какое-либо отношение к военным действиям.

Все эти факты свидетельствуют о наличии зверского кровавого режима, который царит в германских лагерях для советских военнопленных, о бесчеловечной жестокости гитлеровских властей и о невыносимых страданиях, которые приходится испытывать красноармейцам и командирам Красной Армии, попавшим в плен к гитлеровским бандитам.

Все эти факты являются вопиющим нарушением со стороны германского правительства элементарных принципов и норм международного права и международных соглашений, подписанных представителями самой же Германии.

Доводя об этих ужасающих фактах до сведения всех стран, с которыми СССР имеет дипломатические отношения, Советское Правительство с возмущением протестует перед всем миром против варварских актов нарушения германским правительством элементарных норм международного права.

Советское Правительство с негодованием протестует против зверского обращения с пленными красноармейцами со стороны германских властей, нарушающих самые элементарные нормы человеческой морали, и возлагает всю ответственность за эти бесчеловечные действия германских военных и гражданских властей на преступное гитлеровское правительство Германии.

Примите и пр. В. Молотов »

Москва, 25 ноября 1941 г.

ИЗ НОТЫ НАРОДНОГО КОМИССАРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР В.М. МОЛОТОВА ОТ 27 АПРЕЛЯ 1942 г.

[Документ СССР-51]

VI. Истребление советских военнопленных

Что гитлеровское правительство является бандой убийц и поставило своей целью истребление наших граждан — это видно также из чудовищных преступлений гитлеровцев в отношении советских военнопленных. В распоряжении Советского Правительства имеются сейчас многие сотни новых документальных подтверждений кровавых преступлений в отношении советских военнопленных, о которых говорилось в ноте Правительства СССР от 25 ноября 1941 г. Непреложно установлено, что германское командование, желая мстить за поражения своей армии в последние месяцы, ввело повсеместную практику физического уничтожения советских военнопленных.

На всем протяжении фронта, от Арктики до Черного моря, обнаружены трупы замученных советских военнопленных. Почти во всех случаях эти трупы носят следы страшных пыток, предшествовавших убийству. Части Красной Армии обнаруживают в отбиваемых ими у немцев блиндажах, дерево-земляных точках, а также в населенных пунктах трупы убитых после зверских пыток советских военнопленных. Все чаще повторяются такого рода факты, зафиксированные в актах, подписанных очевидцами: 2 и 6 марта 1942 г. на Крымском фронте в районе высоты 66,3 и деревни Джантора были найдены 9 трупов военнопленных красноармейцев, настолько зверски истерзанных фашистами, что опознать удалось лишь 2 трупа. У замученных военнопленных были выдернуты ногти на пальцах, выколоты глаза, у одного трупа была вырезана вся правая часть груди, у других — обнаружены следы пыток огнем, многочисленные ножевые раны, разбитые челюсти. В Феодосии были найдены десятки трупов замученных красноармейцев-азербайджанцев. Среди них: Джафаров Исмани-Заде, которому гитлеровцы выкололи глаза и отрезали уши; Алибеков Кули-Заде, которому гитлеровцы вывернули руки, а затем закололи штыком, ефрейтор Ислам-Мамед Али оглы, которому гитлеровцы вспороли живот, Аскеров Мустафа оглы, привязанный проволокой к столбу и умерший от ран в этом положении. Такие же зверства творят на Крайнем Севере и финские пособники германских фашистов. На Карельском фронте при наступлении частей Красной Армии были обнаружены десятки трупов израненных красноармейцев, замученных финскими фашистами. Так, у красноармейца Сатаева финны выкололи глаза, отрезали губы, вырвали язык. У красноармейца Гребенникова они отрезали ухо, выкололи глаза и вставили в них пустые гильзы. Красноармейцу Лазаренко после долгих пыток финны раздробили череп и набили туда сухарей, в ноздри вогнали патроны, а на груди раскаленным металлом выжгли пятиконечную звезду.

Вот некоторые факты массовых убийств советских военнопленных из длинного трагического списка этих убийств.

В деревне Красноперово Смоленской области наступающими частями Красной Армии найдено 29 раздетых трупов пленных красноармейцев и командиров без единой огнестрельной раны. Все пленные убиты ножевыми ударами. В том же районе, в деревне Бабаево, гитлеровцы поставили у стога сена 58 пленных красноармейцев и двух девушек-санитарок и подожгли стог. Когда обреченные на сожжение люди пытались бежать из огня, немцы их перестреляли. В деревне Кулешовке немцы, захватив 16 тяжело раненных бойцов и командиров, раздели пленных, сорвали с их ран повязки, морили их голодом, кололи штыками, ломали руки, раздирали раны, подвергали иным пыткам, после чего оставшихся в живых заперли в избе и сожгли.

В деревне Стренево Калининской области немцы заперли в здании школы 50 пленных раненых красноармейцев и сожгли их. В гор. Волоколамске оккупанты запретили красноармейцам, запертым на 5 этаже дома №3/6 по Пролетарской улице, выходить из этого дома, когда в нем возник пожар. Пытавшихся выйти или выброситься из окон расстреливали. В огне погибли и расстреляны 60 пленных. В деревне Поповка Тульской области немцы, загнав в сарай 140 пленных красноармейцев, подожгли их. В огне погибло 95 человек. В шести километрах от станции Погостье Ленинградской области немцы, отступая под натиском частей Красной Армии, расстреляли разрывными пулями после страшных побоев и зверских пыток свыше 150 советских военнопленных. У большинства трупов отрезаны уши, выколоты глаза, обрублены пальцы, у некоторых отрублены одна или обе руки, вырваны языки. На спинах трех красноармейцев вырезаны звезды. Незадолго до освобождения города Кондрово Смоленской области частями Красной Армии в декабре 1941 года немцы расстреляли за городом свыше 200 пленных красноармейцев, которых они вели через город раздетыми и разутыми, тут же расстреливая как обессиленных, не могущих продолжать идти дальше красноармейцев, так и тех местных граждан, которые выносили и на ходу бросали пленным куски хлеба.

За последнее время установлен ряд новых случаев использования германским командованием советских военнопленных в целях очистки минных полей и других опасных для жизни работ. Так, в районе деревень Большая и Малая Влоя десятки пленных, построенные в сомкнутые ряды, в течение четырех суток гонялись гитлеровцами по заминированному полю. Ежедневно на минах взрывалось несколько пленных. Этот способ убийств военнопленных предусмотрен приказами германского командования. В приказе по 203 пехотному полку за №109 сказано: «Главнокомандующий армией генерал-фельдмаршал Рундштедт приказал, чтобы вне боевых действий, в целях сохранения германской крови, поиски мин и очистку минных полей производить русскими пленными. Это относится также и к германским минам».

Лишение военнопленных одежды, особенно теплой, производится в порядке систематического и поощряемого германским командованием мародерства. В зимних условиях оно для военнопленных было равносильно смерти от замерзания. Все это делается по приказам германского командования. В приказе штаба 88 полка 34 немецкой пехотной дивизии, озаглавленном «Положение с обмундированием», предлагается: «Не задумываясь, снимать с русских военнопленных обувь». Что этот приказ не случаен, видно уже из того, что еще до вероломного нападения на СССР германское командование предусматривало использование такого порядка снабжения своих частей. В делах 234 пехотного полка 56 дивизии найден циркуляр за №121/4 от 6 июня 1941 г. «О принципах снабжения в восточном пространстве», на 8 странице которого сказано: «На снабжение одеждой не рассчитывать. Поэтому особенно важно снимать с военнопленных годную обувь и немедленно использовать всю пригодную одежду, белье, носки и т.д.».

С целью массового уничтожения советских военнопленных они лишаются пищи, обрекаются на медленную голодную смерть, а в некоторых случаях отравляются заведомо недоброкачественной пищей. В распоряжении советских органов имеется приказ №202 Штаба упомянутого выше 88 полка, в котором говорится: «Конские трупы будут служить пищей для русских военнопленных. Подобные пункты, (свалки конских трупов) отмечаются указателями. Они имеются вдоль шоссе в Мало-Ярославце и в деревнях Романове и Белоусово».

Приказ по 60 мотопехотной дивизии за №166/41 прямо требует массового убийства военнопленных. В приказе говорится: «Русские солдаты и младшие командиры очень храбры в бою, даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться вплоть до его полного обезвреживания...»

Инструкция германского командования об обращении с советскими военнопленными за №1/3058 содержит следующие наставления: «Против малейших признаков непослушания действовать энергично и прямо, оружием пользоваться беспощадно. Употребление палок, тростей и хлыстов не должно иметь места. Мягкотелость, даже перед послушным и трудолюбивым пленным, доказывает лишь слабость и не должна иметь места» (из пункта 2). «На работе постоянно сохранять дистанцию к пленным, позволяющую немедленно применить оружие» (из пункта 3).

Всего этого оказалось недостаточно. Изданный от имени Гитлера, как главнокомандующего, приказ верховного командования германской армии от 14 января 1942 г. гласит (пункт 2): «Всякое снисхождение, человечность по отношению к военнопленному строго порицаются. Германский солдат должен дать чувствовать пленному свое превосходство... Всякое опоздание применения оружия к пленному таит в себе опасность. Главнокомандующий надеется, что данный приказ будет полностью выполняться».

Советское Правительство продолжает получать достоверную информацию о положении пленных красноармейцев на оккупированных немцами территориях СССР, а также в глубоком германском тылу и в оккупированных Германией европейских странах. Эта информация свидетельствует о дальнейшем ухудшении режима для военнопленных красноармейцев, поставленных в особенно плохие условия по сравнению с военнопленными других стран, о вымирании советских военнопленных от голода и болезней, о режиме подлого издевательства и кровавых жестокостей, которые применяются к красноармейцам гитлеровскими властями, давно поправшими самые элементарные требования международного права и человеческой морали.

Переданный Советскому Послу 13 февраля с.г. в Лондоне меморандум Правительства Польской Республики о положении советских военнопленных на польской территории и на территории ряда оккупированных немцами советских областей дополняет нашу информацию многочисленными фактами бесчеловечного обращения германских властей с советскими военнопленными. В польском меморандуме справедливо говорится, что «обращение с советскими военнопленными представляет, вероятно, самую гнусную страницу немецкого варварства».

Несмотря на все это, Советское Правительство, верное принципам гуманности и уважения к своим международным обязательствам, не намерено даже в данных обстоятельствах применять ответные репрессивные мероприятия в отношении германских военнопленных и попрежнему придерживается обязательств, принятых на себя Советским Союзом по вопросу о режиме военнопленных по Гаагской Конвенции 1907 года, подписанной также, но столь вероломно нарушенной во всех ее пунктах Германией.

В то же время Советское Правительство заявляет, что преступные гитлеровские правители и их пособники, виновные в убийстве советских военнопленных, должны понести всю тяжесть ответственности за эти чудовищные злодеяния.

Интересы всех свободолюбивых народов, интересы всего человечества требуют, чтобы как можно скорее и раз навсегда покончить с шайкой оголтелых убийц, именуемой правительством гитлеровской Германии.

* * *

Таковы зверства и злодеяния, чинимые немецко-фашистскими разбойниками над мирным советским населением и советскими военнопленными, перед которыми бледнеют зверства и злодеяния Чингис-хана, Батыя, Мамая.

Таково немецко-фашистское иго, уготованное кровавым Гитлером для народов Советского Союза и превосходящее по своей гнусной жестокости все известные в истории жестокости проводников татаро-монгольского ига.

Советское Правительство в известном Приказе Народного Комиссара Обороны товарища Сталина от 23 февраля 1942 г. заявило, что у народов Советского Союза и Красной Армии «нет и не может быть расовой ненависти к другим народам, в том числе и к немецкому народу», наша Красная Армия воспитана «в духе равноправия всех народов и рас, в духе уважения к правам других народов», что у Красной Армии «нет и не может быть таких идиотских целей», как «истребить немецкий народ я уничтожить германское государство».

С тем большим основанием и с тем большим правом Красная Армия и Военно-Морской Флот будут громить и истреблять немецко-фашистских захватчиков, отстаивая свободу, честь и независимость нашей родины, защищая свободу и счастье народов нашей страны против германских империалистов.

Пусть Гитлер и гитлеровские разбойники задаются такими смехотворными целями, как порабощение народов Советского Союза и уничтожение Советского государства. Ничего, кроме смеха, не могут вызвать эти клоунские потуги карликов из Берлина, старающихся казаться всемогущими великанами. Дон-Кихот тоже как-то задавался целью перевернуть мир, однако кончил тем, что стал посмешищем для людей. Факты ближайшего будущего покажут, что задаваться такими идиотскими целями могут только случайно пролезшие к власти фантазеры и авантюристы, крах которых неминуем, неотвратим.

Разоблачая перед всем миром злодейские дела гитлеровцев, выразившиеся в бесчисленных преступлениях, грабежах, разрушениях, опустошениях, зверствах, издевательствах, насилиях и массовых убийствах, чинимых ими в оккупированных советских районах, и доводя об этом до сведения всех Правительств, с которыми СССР имеет дипломатические отношения, — Правительство Советского Союза от имени народов Советского Союза заявляет: гитлеровское правительство и его пособники не уйдут от суровой ответственности и от заслуженного наказания за все их неслыханные злодеяния, совершенные против народов СССР и против всех свободолюбивых народов.

ИЗ УКАЗАНИИ ГЕРМАНСКОГО ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА О ВОЕННОПЛЕННЫХ [180]

[Из 18 тетради циркуляров германского генерального штаба, изданной в 1902 году]

...Исключительной целью военного плена является воспрепятствование дальнейшему участию пленных в войне.

Государство может делать все, что окажется необходимым для удержания за собой пленных, но не более...

...Военнопленные могут быть привлекаемы к умеренной работе, соответствующей их общественному положению. Во всяком случае, она не должна быть вредна для здоровья и не должна носить унизительного характера. Она не должна также непосредственно служить военным операциям против родины пленных.

Хотя военнопленные теряют свою свободу, но не теряют своих прав. Другими словами, военный плен не есть более акт милосердия со стороны победителя — это право обезоруженного.

ИЗ ДИРЕКТИВЫ ВЕРХОВНОГО КОМАНДОВАНИЯ СУХОПУТНЫМИ СИЛАМИ ГЕРМАНСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ОТ 6 АВГУСТА 1941 г. «КАСАТЕЛЬНО СНАБЖЕНИЯ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ»

[Документ Д-225]

...Советский Союз не присоединился к соглашению относительно обращения с военнопленными. Вследствие этого мы не обязаны предоставлять советским военнопленным снабжение, которое бы соответствовало этому соглашению как по количеству, так и по качеству...

ИЗ ПОКАЗАНИЙ БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ШТАБА ГЕРМАНСКИХ СУХОПУТНЫХ СИЛ ГАЛЬДЕРА ФРАНЦА, ДОПРОШЕННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ 31 ОКТЯБРЯ 1945 г.

[Документ СССР-341]

Гальдер: ...До начала наступления на Россию фюрер созвал совещание всех командующих, имеющих отношение к верховному командованию, по поводу предстоящего наступления на Россию. Дату этого совещания я точно вспомнить не могу. Я не знаю, было ли это до наступления на Югославию или после. На этом совещании фюрер сказал, что в войне против русских должны применяться средства войны не те, что против Запада.

Следователь: Что он еще сказал?

Гальдер: Он сказал, что борьба между Россией и Германией — это борьба между расами. Он сказал, что так как русские не участвуют в Гаагской конвенции, то и обращение с их военнопленными не должно быть в соответствии с решениями Гаагской конвенции .

Затем он сказал, что, учитывая политическое развитие русских войск... словом, он сказал, что так называемых комиссаров не следует рассматривать как военнопленных».

Следователь: Сказал ли фюрер что-нибудь по поводу приказа, который следовало бы отдать в связи с этим вопросом?

Гальдер: То, о чем я только что вам сказал, и было его приказом. Он сказал, что он хотел бы, чтобы эта директива выполнялась даже тогда, если бы в дальнейшем не последовало его письменного приказа об этом...

ИЗ ПОКАЗАНИЙ БЫВШЕГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ НАЧАЛЬНИКА ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА ШТАБА ОКВ, ГЕНЕРАЛА ВАЛЬТЕРА ВАРЛИМОНТА ОТ 12 НОЯБРЯ 1945 г, ДОПРОШЕННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ ПОДПОЛКОВНИКОМ АМЕРИКАНСКОЙ СЛУЖБЫ ХИНКЕЛЕМ

[Документ СССР-263]

Я, Вальтер Варлимонт, даю под присягой следующие показания.

Последняя должность, которую я занимал в германском военном аппарате, была должность заместителя начальника оперативного отдела штаба ОКВ.

Я частично знаком с политикой германского правительства в отношении политических работников и комиссаров Красной Армии во время войны Германии с СССР. Незадолго до начала военных действий я присутствовал на собрании главнокомандующих вооруженными силами вместе с их начальниками штабов, командующих армейскими группами, армиями, а также командующих взаимодействующими армейскими группами авиации и военно-морского флота.

На этом собрании Гитлер заявил, что он предпринимает специальные меры против политических работников и комиссаров советской армии. Война против СССР будет не обычной войной, это будет борьба противоположных идеологий. Поэтому нельзя рассматривать политических работников и комиссаров Красной Армии как обычных военнопленных. Их нужно будет передавать особым группам полиции безопасности и СД, которые последуют за немецкой армией в Россию.

Далее Гитлер заявил, что Россия не состоит в числе стран, подписавшихся под Женевской конвенцией, и что он (Гитлер) получил сведения относительно намерения русских обращаться с пленными немцами (в особенности с сотрудниками СС и полиции) далеко не обычным путем. Гитлер затем добавил, что он вовсе не ждет от своих офицеров размышления над его приказаниями, единственное, что от них требуется, это — беспрекословное повиновение.

Я признаю документ, озаглавленный «Директивы об обращении с ответственными политическими работниками для достижения единообразия в линии поведения, согласно заданию, полученному 31 марта 1941 г.», и являющийся выдержкой из директивы, составленной ОКХ 12 мая 1941 г. (ПС—88). Этот документ является точным и достоверным изложением предложений, сделанных ОКХ в отношении советских военных комиссаров и политических работников, попавших в плен к немцам.

В документе говорится, что советские политические работники и комиссары, взятые в плен вместе с советскими войсками, должны быть выделены и уничтожены...

ИЗ ПОКАЗАНИЯ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ В ОТСТАВКЕ ФОН ЭСТЕРРЕЙХА КУРТА, БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ ВОЕННОПЛЕННЫХ ДАНЦИГСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, ДОПРОШЕННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ 29 ДЕКАБРЯ 1945 г.

[Документ СССР-151]

Моя деятельность на посту начальника отдела по делам военнопленных при штабе Данцигского военного округа началась с 1 февраля 1941 г. До этого я был командиром 207 пехотной дивизии, дислоцировавшейся во Франции.

Приблизительно в марте 1941 года я был вызван в Берлин, где в ставке верховного главнокомандования состоялось секретное совещание.

Руководил совещанием генерал-лейтенант Рейнеке, являвшийся начальником управления по делам военнопленных при ставке.

На этом совещании присутствовало свыше двадцати человек начальников отделов по делам военнопленных из различных округов, а также офицеры ставки. Фамилий этих офицеров я сейчас не помню.

Генерал Рейнеке сообщил нам под большим секретом о том, что ориентировочно в начале лета 1941 года Германия вторгнется на территорию Советского Союза и что в соответствии с этим верховным командованием разработаны необходимые мероприятия, в том числе подготовка лагерей для русских военнопленных, которые будут поступать после открытия военных действий на Восточном фронте.

Все присутствовавшие на этом совещании начальники отделов по делам военнопленных получили конкретные задания о подготовке определенного количества лагерей для приема и размещения в них русских военнопленных...

В связи с ограниченным сроком генерал Рейнеке приказал быстро провести все мероприятия по организации лагерей. При этом он указал, что если на местах не удастся в срок создать лагери с крытыми бараками, то устраивать лагери для содержания русских военнопленных под открытым небом, огороженные только колючей проволокой.

Далее Рейнеке дал нам инструкцию об обращении с русскими военнопленными, предусматривающую расстрел без всякого предупреждения тех военнопленных, которые попытаются совершить побег.

Спустя примерно 8—10 дней после возвращения с указанного совещания в Данциг я получил совершенно секретный приказ ставки, подписанный генерал-лейтенантом Рейнеке, в котором говорилось, что мне в соответствии с указаниями, данными на совещании в Берлине, надлежит организовать на территории Данцигского военного округа лагерь для военнопленных, присвоив ему номер 312—А.

В соответствии с этим приказом мною в гор. Торуне на военном учебном плацу был организован стационарный лагерь под открытым небом, огороженный колючей проволокой. Для сооружения этого лагеря я использовал английских военнопленных, содержавшихся в подчиненных мне шталагах ХХ-Б. Одновременно мною был подобран штат лагерной администрации.

Через некоторое время после получения упомянутого выше приказа я получил из ставки верховного командования предписание, в котором подтверждалось указание Рейнеке о расстреле русских военнопленных без всякого предупреждения при попытке к побегу. Кто подписал это распоряжение, я сейчас не помню.

В июне 1941 года, через два дня после вторжения Германии на территорию Советского Союза, я получил еще приказ ставки верховного германского командования, подписанный начальником управления по делам военнопленных генералом Рейнеке.

В этом документе, так называемом «комиссаренэрлас», именем фюрера немецким воинским частям, находившимся в походе, и администрации лагерей для военнопленных приказывалось поголовно расстреливать русских военнопленных, принадлежащих к политическому составу Красной Армии, коммунистов и евреев.

В последующих приказах ставки говорилось о том, что трупы расстрелянных указанных категорий военнопленных следует закапывать массами в ямах, а при возможности — сжигать, снимая при этом с них опознавательные медальоны.

Полученные мною приказы ставки я передал для исполнения подчиненным мне комендантам шталагов ХХ-В майору Зегеру, полковнику Больману и подполковнику Дульнингу.

Подполковник Дульнинг, выполняя этот приказ, сразу же расстрелял свыше 300 человек военнопленных политических работников Красной Армии, коммунистов и евреев. Трупы расстрелянных были зарыты в массовых могилах на кладбище в районе расположения лагеря ХХ-С.

Выявленных среди военнопленных политических работников Красной Армии, коммунистов и евреев, в соответствии с указанием ставки верховного германского командования, коменданты лагерей передавали в зондеркоманды СД, где их расстреливали.

Так, комендантами шталагов Данцигского военного округа было передано зондеркоманде СД для расстрела около 1 200 человек советских военнопленных.

В конце 1941 или начале 1942 года я опять был вызван в Берлин на совещание начальников отделов по делам военнопленных при военных округах.

Совещанием руководил новый начальник управления по делам военнопленных при ставке верховного главнокомандования генерал-майор фон Гревенитц.

На совещании обсуждался вопрос о том, как поступать с русскими военнопленными, которые в результате ранений, истощений и болезней были непригодны для использования на работах.

По предложению Гревенитца по этому вопросу высказалось несколько присутствовавших офицеров, в том числе врачи, которые заявили, что таких военнопленных надо концентрировать в одном месте — лагере или лазарете — и умерщвлять при помощи яда.

В результате обсуждения Гревенитц отдал нам приказание нетрудоспособных военных умерщвлять, используя для этого медицинский персонал лагерей.

Возвратившись в Данциг, я через Зегера, Больмана и Дульнинга проводил эти указания в жизнь, причем я предупредил их о том, чтобы умерщвление советских военнопленных производилось весьма осторожно, дабы это не стало известным за пределами лагерей.

Летом 1942 года я был командирован на Украину на должность начальника отдела по делам военнопленных при штабе армейской группы «Б». Прибыв к месту службы, я узнал, что способ умерщвления русских военнопленных ядами там уже применяется.

В октябре 1942 года, во время посещения Дулага в районе Чир, комендант лагеря доложил мне, что в течение только одной недели им было умерщвлено при помощи яда 30—40 истощенных и больных советских военнопленных.

В других лагерях неспособных к труду русских военнопленных просто расстреливали. Так, например, во время посещения летом 1942 года Дулага №125 в г. Миллерово комендант лагеря на мой вопрос о том, как он поступает с нетрудоспособными русскими военнопленными, доложил, что в течение последних восьми дней им было расстреляно по указанным выше мотивам около 400 русских военнопленных.

Находясь на Украине, я получил из ставки совершенно секретный приказ, подписанный Гиммлером, о том, что с августа 1944 года должно производиться клеймение русских военнопленных определенными знаками.

Русские военнопленные содержались в лагерях в тяжелых условиях, питались плохо, терпели моральные унижения и умирали от холода и заболеваний.

Так в шталагах Данцигского военного округа только вследствие истощения и болезней умерло свыше 4 тысяч человек, а в подчиненных мне шталагах на Украине — 6—9 тысяч русских военнопленных, трупы которых зарывались массами или одиночками в ямах в районах расположения лагерей.

Особенно велика была смертность военнопленных, взятых на работу из лагеря в районе г. Острогожска. Из этих военнопленных вследствие содержания их в окопах и ямах (октябрь 1942 года), истощения и развития тяжелых желудочных и инфекционных заболеваний ежедневно умирали десятки и сотни людей.

Аналогичное положение русских военнопленных имело место и при этапировании их. Многие поступавшие ко мне военнопленные были в тяжелом физическом состоянии, обессилены и неработоспособны, в рваном обмундировании и без обуви вследствие того, что военнослужащие германской армии отбирали у военнопленных сапоги, ботинки, обмундирование, белье и другие вещи.

Пленных привозили в крытых или открытых товарных вагонах, где им приходилось и оправляться. Десятки дней они не могли умываться из-за отсутствия воды, получали голодную норму пищи.

В начале 1942 года при следовании эшелона с русскими военнопленными с Украины в г. Торуне умерло приблизительно 75 человек, трупы которых не убирались и лежали в вагоне вместе с живыми людьми. В этих вагонах стоял зловонный трупный запах. Около 100 человек военнопленных, не выдержавших такого положения и пытавшихся бежать, были расстреляны.

За время моей деятельности в Данцигском военном округе ко мне поступило 12—13 эшелонов по 1 000—1 500 русских военнопленных в каждом. В этих эшелонах в пути следования умирало приблизительно 50—100 человек русских военнопленных.

В октябре 1942 года в Харьков прибыл эшелон с русскими военнопленными. В Харькове выяснилось, что в этом эшелоне на 1 500 человек недостает около 150. При выяснении оказалось, что 75 человек умерло в пути следования от голода, а их трупы находились неубранными в вагонах. Остальные 75 человек пытались бежать, но были схвачены охраной и расстреляны на месте.

Не лучше обстояло дело и в лазаретах для русских военнопленных. При посещении харьковского лазарета для русских военнопленных я видел, что тяжело больные были размещены в помещениях, где не было отопления и все окна выбиты, а больные не имели одежды и обуви. В результате в этом госпитале ежедневно умирало от истощения и эпидемических заболеваний 200—300 человек.

Должен также указать, что в подчиненных мне лагерях на Украине одновременно с военнопленными в отдельных бараках содержалось под арестом до 20 тысяч советских граждан, взятых в качестве заложников из ряда районов Украины, охваченных партизанским движением.

Кроме того, около 30 деревень с проживавшими в них около 10 тысяч человек гражданского населения по тем же мотивам было взято под арест.

Каждая из указанных деревень была оцеплена немецкими войсками. Проживавшее в них гражданское население никуда не выпускалось до момента подавления партизанского движения в прилегающих к этим деревням районах.

После подавления в указанных районах партизанского движения работоспособные советские граждане — мужчины и женщины — от 17 до 40 лет были вывезены для работы в Германию. Насколько я помню, в Германию было вывезено свыше 10 тысяч человек. Показания написаны мною собственноручно.

Эстеррейх Курт.

ИЗ ДИРЕКТИВЫ ГЛАВНОЙ СТАВКИ ГИТЛЕРА ОТ 12 МАЯ 1941 г. ОБ ОБРАЩЕНИИ С ЗАХВАЧЕННЫМИ В ПЛЕН СОВЕТСКИМИ ПОЛИТИЧЕСКИМИ И ВОЕННЫМИ РАБОТНИКАМИ [182]

[Документ 884-ПС]

Совершенно секретно

ОТДЕЛ ОБОРОНЫ СТРАНЫ (IV -Qu)

Главная ставка фюрера 12.5 1941 г.

Совершенно секретно (для высш. команд).

Только через офицера.

Вписано от руки: «Должно быть возвращено фюреру».

13 мая. Иодль .

СОДЕРЖАНИЕ: Обращение с захваченными в плен политическими и военными русскими руководящими работниками.

ЗАМЕТКА ДЛЯ ДОКЛАДА

I. ОКХ предложило проект (см. прилож. №1):

«Директива относительно обращения с ответственными политическими работниками и т.п. лицами во исполнение задания, данного 31.3 1941».

Этот проект предусматривает следующие моменты:

1. Ответственные политические работники и политические руководители (комиссары) должны устраняться.

2. Поскольку они будут захватываться войсками, решение о том, должны ли они устраняться, принимается офицером, имеющим право накладывать дисциплинарные взыскания. Для решения достаточно установления того, что данное лицо является руководящим политическим работником.

3. Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в транзитных лагерях. В тыл не эвакуируются.

4. Технических руководителей хозяйственных учреждений и на производстве следует задерживать только в том случае, если они оказывают сопротивление германским вооруженным силам.

5. Эти мероприятия не должны мешать проведению военных операций. Планомерные операции по розыску и прочесыванию проводятся позднее.

6. В тылу войск руководящих политических работников и комиссаров (за исключением политических руководителей в воинских частях) передавать специальным командам (эйнзатцкомандам) полиции безопасности.

II. В отличие от этого, памятка №3 рейхслейтера Розенберга предусматривает, что следует уничтожать только крупных и высших руководящих работников, так как государственные, коммунальные, хозяйственные руководители нужны для управления оккупированными областями.

III. Поэтому требуется решение фюрера, какие принципы должны быть взяты за основу.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЛЯ РАЗДЕЛА II

1) Руководящие работники, которые будут выступать против наших войск, чего следует ожидать от радикальной части их, попадают под «распоряжение военной подсудности в районе Барбаросса». Их следует уничтожать, рассматривая как партизан. Подобное же обращение предусматривает «директива о поведении войск в России» (приложение №2).

2) Руководящие работники, не проявившие себя враждебно, могут быть пока оставлены. Трудно предполагать, чтобы войска были в состоянии различать служебные звания по отдельным секторам. Только при дальнейшем продвижении по стране можно будет принять решение о том, могут ли оставшиеся руководящие работники быть оставлены на месте или их следует передавать особым командам, поскольку войсковые части сами не в состоянии произвести расследование.

3) С политическими работниками в войсках следует обращаться в соответствии с предложением ОКХ.

Они не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в транзитных лагерях и ни в коем случае не должны отправляться в тыл.

Подпись: Варлимонт .

Приписка: Следует считаться с возможностью репрессий против германских летчиков.

Лучше всего поэтому представить это мероприятие как расплату.

Подпись: Иодль .

ИЗ УКАЗАНИЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА ФОН РЕЙХЕНАУ «О ПОВЕДЕНИИ ВОЙСК НА ВОСТОКЕ»

[Документ СССР-12]

...Снабжение питанием мирных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью.

ИЗ ДИРЕКТИВЫ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ ГЕРМАНСКИМИ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ ОТ 20 ИЮЛЯ 1942 г. №3142/42 ОРГ/IV ц «О КЛЕЙМЕНИИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫМ ЗНАКОМ» [184]

[Документ 1191-ПС, СССР-15]

гор. Берлин  

20 июля 1942 г.

1. Советские военнопленные должны быть заклеймены особым знаком, не стирающимся в течение длительного времени.

2. Клеймо представляет собою острый, открытый книзу угол примерно в 45° со стороной в 1 см, находящийся на левой ягодице на расстоянии ладони от заднего прохода. Оно должно наноситься при помощи имеющихся в каждой части ланцетов. В качестве краски следует употреблять китайскую тушь.

При клеймении придерживаться следующего способа.

Предварительно прокаленным ланцетом, смоченным в китайской туши, производить порез на поверхности натянутой кожи. Глубоких, кровоточащих порезов избегать. Ввиду того что в настоящее время еще нет достаточного практического опыта в отношении долговечности этих клейм, первое время следует проверять их наличие через 14 дней, 4 недели и четверть года и в случае необходимости обновлять (см. п.7).

3. Клеймение не является врачебным мероприятием. Поэтому немецкому санитарному персоналу, в силу недостатка в нем, оно поручаться не должно. Однако против проведения клеймения силами пригодного для этого санитарного персонала из числа советских военнопленных под врачебным наблюдением немцев возражений не имеется. Необходимо немедленно обучить необходимое количество таких вспомогательных сил практическому проведению этого мероприятия согласно настоящей инструкции.

4. В интересах скорейшего проведения клеймения затребовать ланцеты и китайскую тушь на санитарных складах, располагающих ими.

5. Нанесение клейм должно быть произведено:

а) советским военнопленным, которые будут вновь поступать на территорию, подчиненную военному командованию Остланда, Украины и генерал-губернаторства, — при первой дезинсекции, после мытья.

б) всем прочим военнопленным на территории, подчиненной верховному главнокомандованию вооруженными силами, до 30 сентября 1942 г. Об исполнении донести верховному главнокомандованию вооруженными силами до 15 октября 1942 г.

6. Это мероприятие не должно мешать использованию военнопленных на работах, поэтому клеймение находящихся на работах военнопленных должно производиться по возможности в помещениях рабочих команд или при очередной дезинсекции.

7. Первое клеймение военнопленного должно быть немедленно отражено в личной карточке по форме №1, в графе «Особые приметы». Точно так же должно отмечаться каждое обновление клейма (см. п.2).

8. О клеймении советских военнопленных, находящихся в распоряжении главного командования сухопутными силами, указания будут даны штабом главного командования сухопутными силами. Об отдаче соответствующих указаний просьба сообщить.

Начальник штаба

верховного главнокомандования

вооруженными силами

ИЗ ДИРЕКТИВЫ НАЧАЛЬНИКА СНАБЖЕНИЯ И ВООРУЖЕНИЯ ГЕРМАНСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ОТ 17 ОКТЯБРЯ 1941 г. «О РАСКВАРТИРОВАНИИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ»

[Документ СССР-422]

На совещании, которое состоялось 19 сентября 1941 г. у начальника снабжения и снаряжения армии, было установлено, что путем постройки многоэтажных нар вместо кроватей в бараках, рассчитанных на 150 военнопленных, можно разместить на постоянное жительство 840 человек, согласно чертежу барака для советских военнопленных.

Кроме того, недавно при осмотре одного из лагерей было установлено, что в случае необходимости возможно путем удаления промежуточных стен, кроватей или нар разместить в бараках этого же типа около 300 военнопленных; военнопленные должны при этом лежать на соломенной подстилке или на полу.

Таким же образом, путем удаления кроватей или нар из постоянных бараков, построенных по специальному образцу для советских военнопленных, в них можно поместить 1 200 военнопленных. В постоянных бараках, построенных по образцу воинских, можно таким же образом разместить 900 военнопленных. Изъятие промежуточных стен из других бараков, постоянного типа, невозможно.

Подобный способ расквартирования является временной мерой и не будет производиться постоянно. Его следует предпочитать размещению под открытым небом; в убежищах следует применять в случае необходимости такие методы расквартирования до тех пор, пока не будет построено достаточное количество помещений.

ИЗ ДИРЕКТИВЫ УПРАВЛЕНИЯ VIII ВОЕННОГО ОКРУГА (БРЕСЛАУ) ОТ 28 ОКТЯБРЯ 1941 г. «О СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ»

[Документ СССР-429]

В соответствии с решениями, принятыми на совещании в главном штабе вооруженных сил, сделаны следующие распоряжения.

1. Одеяла.

Советские военнопленные получают бумажные одеяла, которые они должны изготовить сами по типу стеганых одеял, но из бумажной дерюги, заполненной скомканной бумагой или чем-либо подобным. Материал будет предоставлен главным штабом вооруженных сил.

2. Погребение советских военнопленных.

Советских военнопленных следует зарывать в землю раздетыми, завернутыми только в оберточную бумагу и без гробов.

Гробами разрешается пользоваться только для перевозки.

В рабочих командах погребение производится соответствующими местными властями. Расходы по погребению оплачивает соответствующий стационарный лагерь для военнопленных. Раздевание военнопленных осуществляется охраной.

ЗАПИСЬ СОВЕЩАНИЯ В ГЕРМАНСКОМ МИНИСТЕРСТВЕ СНАБЖЕНИЯ, ИМЕВШЕГО МЕСТО 24 НОЯБРЯ 1941 г., ПОД РУКОВОДСТВОМ СТАТС-СЕКРЕТАРЯ БАККЕ И МИНИСТЕРИАЛЬ-ДИРИГЕНТА МОРИЦА ПО ВОПРОСУ О СНАБЖЕНИИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ И ГРАЖДАНСКИХ РАБОЧИХ [185]

[Документ СССР-117]

I. Виды продовольствия

Попытки изготовить для русских специальный хлеб показали, что наиболее выгодная смесь получается при 50% ржаных отрубей, 20% отжимок сахарной свеклы, 20% целлюлозной муки и 10% муки, изготовленной из соломы или листьев...

Обычно не употребляемое в пищу мясо животных никогда не удовлетворит в достаточном размере потребность в мясе; поэтому русские должны снабжаться кониной и малопригодным к употреблению мясом...

II. Нормы

Так как данные специалистов имперского министерства здравоохранения и главного военно-санитарного управления относительно необходимой калорийности продуктов сильно расходятся, то окончательное установление норм будет проведено в более узком кругу специалистов в течение недели. Мучной суп в течение семи дней в качестве переходного питания и вопрос нормы «без работы» для русских, находящихся в настоящее время в немецких лагерях, разрешается министерством снабжения.

ИЗ ПИСЬМА ГЕРМАНСКОГО МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ОТ 27 ОКТЯБРЯ 1941 г. «О ПОГРЕБЕНИИ ТРУПОВ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ МЕСТНЫМИ ВЛАСТЯМИ»

[Документ СССР-430]

...Поскольку военные власти потребовали хоронить трупы советских военнопленных, местные власти обязаны немедленно производить погребение после медицинского установления смерти. Местным властям предоставляется решать, будут ли эти похороны производиться на существующих кладбищах или же в других пригодных для этого местах...

Для установления смерти необходимо привлечь военных врачей в случае, если это не представляет затруднений. По другим вопросам, если это целесообразно и возможно, следует в целях экономии обращаться в армейские учреждения, например, по поводу перевозки трупов (предоставление автомашин). Для перевозки и погребения не требуется гробов. Тела умерших следует завертывать в бумагу (по возможности пропитанную маслом, смолой или асфальтом) или в какой-либо другой подходящий материал. Перевозку и погребение следует производить не заметно. При одновременном поступлении многих трупов следует производить погребение в общей могиле. При этом трупы необходимо укладывать на обычной глубине, друг возле друга (но не друг на друга). В качестве места для погребения следует выбирать отдаленную часть кладбищ. Нельзя допускать украшения могил и совершения похоронных обрядов. При рытье новых могил следует соблюдать достаточную дистанцию от уже имеющихся могил.

Необходимо расходовать как можно меньше средств. Эти расходы местные власти должны требовать каждый квартал от тех военных властей, в районе которых происходит погребение.

ИЗ СООБЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИИ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ В СМОЛЕНСКЕ И СМОЛЕНСКОЙ ОБЛАСТИ [186]

[Документ СССР-56]

...Немецко-фашистские захватчики планомерно истребляли раненых и военнопленных советских граждан. Врачи Смирнов А.Н., Лазунов А.Н., Демидов А.М., Погребнов А.С. и другие, бывшие в лагере военнопленных, сообщили, что по дороге от Вязьмы в Смоленск гитлеровцы расстреляли несколько тысяч человек.

Осенью 1941 года оккупанты пригнали из Вязьмы в Смоленск партию военнопленных. Многие из них от побоев и истощения не в состоянии были держаться на ногах. При попытке населения дать кому-либо из пленных кусок хлеба немецкие солдаты отгоняли советских людей, били их палками, прикладами и расстреливали. На Большой Советской улице, Рославльском и Киевском шоссе фашистские мерзавцы открыли беспорядочную стрельбу по колонне военнопленных.

Пленные пытались бежать, но солдаты настигали их и пристреливали. Так было расстреляно около пяти тысяч советских граждан. Трупы расстрелянных несколько дней валялись на улицах...

Немецкие военные власти истязали военнопленных. По пути в Смоленск, и особенно в лагере, военнопленные погибали десятками и сотнями. В лагере военнопленных №126 советские люди подвергались истязаниям, больных посылали на тяжелые работы, не оказывали медицинской помощи. Пленные в лагере подвергались истязаниям, посылались на непосильную работу, расстреливались. От истязания на почве голода, от эпидемий тифа и дизентерии, замерзания, изнурительных работ и кровавого террора ежедневно погибало 150—200 человек. Немецко-фашистские захватчики истребили в лагере свыше 60 тысяч мирных граждан и военнопленных. Факты истребления пленных бойцов и командиров Красной Армии, а также мирных граждан, подтверждены показаниями пленных врачей, содержавшихся в этом лагере: Смирнова, Хмырова, Погребнова, Ерпылова, Демидова, медицинскими сестрами Шубиной, Ленковской, а также красноармейцами и жителями г. Смоленска.

Под руководством зондерфюрера Эдуарда Гисса в лагере были расстреляны тысячи военнопленных.

Унтер-офицер Гатлин зверски расправлялся с пленными. Зная об этом, они старались не попадаться ему на глаза. Гатлин же переодевался в костюм красноармейца, замешивался в толпу и, избрав себе жертву, избивал ее до полусмерти.

Рядовой Рудольф Радтке, бывший борец одного из цирков Германии, специально изготовил себе плетку из алюминиевой проволоки, которой избивал содержавшихся в лагере. По воскресным дням он приходил в лагерь пьяным, набрасывался на первого попавшегося пленного, мучил его и убивал.

На Смоленской городской электростанции фашисты заставляли работать истощенных и выбившихся из сил больных советских людей. Нередко наблюдались случаи, когда пленные, изнуренные голодом, падали от непосильной работы и тут же расстреливались зондерфюрером Сцепальским, зондерфюрером Брамом, Гофманом Маузером, зондерфюрером Вагнером.

В Смоленске существовал госпиталь для военнопленных; советские врачи, работавшие в этом госпитале, сообщили:

«До июля 1942 года больные лежали на полу без перевязок, одежда и подстилка у них были покрыты не только грязью, но и гноем. Помещение не отапливалось, в коридорах пол покрывался ледяной коркой».

Отношение к раненым точно соответствовало программе поголовного истребления русского народа. Никаких ни общечеловеческих, ни юридических норм не признавалось. Раненые военнопленные подвергались мучениям и физическим и моральным.

В свое время в печати сообщалось, как гитлеровские палачи инсценировали «обследование» своей же кровавой расправы над польскими офицерами в Катынском лесу (в районе Смоленска), чтобы мошеннически выдать это злодеяние за «преступление большевиков». Эти гнусные измышления матерых фальсификаторов еще характернее выступают теперь в свете новых чудовищных преступлений, совершенных ими в г. Смоленске.

Чрезвычайная Государственная Комиссия установила, что в городе Смоленске и его окрестностях немецко-фашистские изверги расстреляли и замучили свыше 135 тысяч мирных советских граждан и военнопленных.

Чрезвычайная Государственная Комиссия поручила специальной судебно-медицинской экспертной комиссии произвести исследование трупов расстрелянных и замученных советских граждан в Смоленске.

ИЗ СООБЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ О ЗЛОДЕЯНИЯХ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ В ГОРОДЕ ОРЛЕ И ОРЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ [188]

[Документ СССР-46]

В Орловской городской тюрьме немецко-фашистские оккупанты организовали лагерь для военнопленных и гражданского населения. Показаниями освобожденных военнопленных, в частности т.т. Толубеева, Равкина, Кабалдина, Жильцова и других установлено, что в Орловском лагере гитлеровцы истребляли советских граждан. Питание военнопленных не обеспечивало даже голодного существования. Пленным в день давали по 200 грамм хлеба с примесью древесных опилок и по литру супа из гнилой сои и прелой муки.

Начальник лагеря майор Гофман избивал военнопленных и заставлял истощенных от голода выполнять тяжелые физические работы в каменных карьерах и по разгрузке снарядов. У военнопленных были отобраны сапоги и ботинки и выданы взамен этого деревянные колодки. В зимнее время колодки делались скользкими, и при ходьбе, в особенности при подъеме на второй или третий этажи, пленные падали на лестнице и получали увечья.

Врач Цветков X.И., находившийся в лагере военнопленных, дал следующие показания:

«За время своего пребывания в Орловском лагере отношение к военнопленным со стороны немецкого командования могу охарактеризовать как сознательное истребление живой силы в лице военнопленных. Питание, содержавшее максимум 700 калорий, при тяжелой, непосильной работе приводило к полному истощению организма (кахексии) и вело к смерти, при явлении голодных отеков и необратимых кишечных расстройств. Немецкие врачи лагеря Купер и Бекель, несмотря на наши категорические протесты и борьбу с этим массовым убийством советских людей, утверждали, что питание вполне удовлетворительное. Мало того, они отрицали происхождение отеков у пленных на почве голода и с полнейшим хладнокровием относили их за счет сердечных или почечных явлений. В диагнозах запрещалось отмечать: «Голодный отек». В лагере была массовая смертность. Из общего числа умерщвленных три тысячи человек погибли в результате голодания и осложнений на почве недоедания. Военнопленные жили в ужасных, не поддающихся описанию условиях: полное отсутствие топлива, воды, огромная вшивость; невероятная скученность в камерах тюрьмы — в помещении площадью в 15—20 кв. метров размещалось от 50 до 80 человек. Военнопленные умирали по 5—6 человек в камере и живые спали на мертвых».

Непокорных военнопленных и активистов из гражданского населения, независимо от пола и возраста, помощник начальника лагеря капитан Матерн помещал в первый корпус. Заключенные называли его «блоком смерти». Здесь их морили голодом и расстреливали группами по 5—6 человек, по расписанию, по вторникам и пятницам.

«Обреченных, — показали военнопленные т.т. Левитин и Широков, — гестаповцы выводили к месту расстрела группами и заставляли ложиться на землю лицом вниз или ставили лицом к стене. Расстреливали военнопленных и мирных граждан в затылок в присутствии немецкого врача Купера и обер-ефрейтора Диля».

10 марта 1942 года военнопленный Левитин наблюдал из окна тюрьмы расстрел советских граждан. «Расстрел, — говорит он, — производился около 10 часов 30 минут утра, на обычном месте у стенки тюремного двора. Из первого блока были выведены шесть девушек, одна женщина и одиннадцать мужчин, группами по четыре человека.

Последующие группы расстреливались, когда застреленные еще бились в предсмертной агонии. Расстреливали гитлеровцы заключенных из пистолетов в затылок».

Член Чрезвычайной Государственной Комиссии академик Н.Н. Бурденко лично установил систематическое истребление военнопленных в лагере и в «лазарете»-тюрьме, где содержались раненые красноармейцы.

«Картины, — сообщает академик Н.Н. Бурденко, — которые мне пришлось видеть, превосходят всякое воображение. Радость при виде освобожденных людей омрачалась тем, что на их лицах было оцепенение. Это обстоятельство заставило задуматься, — в чем тут дело? Очевидно, пережитые страдания поставили знак равенства между жизнью и смертью. Я наблюдал три дня этих людей, перевязывал их, эвакуировал — психический ступор не менялся. Нечто подобное в первые дни лежало и на лицах врачей. Гибли в лагере от болезней, от голода, от побоев, гибли в «лазарете»-тюрьме от заражения ран, от сепсиса, от голода.

Гибли гражданские люди от расстрелов, которые производились в тюремном дворе с немецкой точностью, по расписанию — по вторникам и пятницам, группами по 5—6 человек. Немцы вывозили осужденных также в отдаленные места, где были траншеи, сделанные русскими войсками перед оставлением города, и там расстреливали.

Расстрелянных в городе свозили и бросали в траншеи, преимущественно в лесистой местности. Казни в тюрьме совершались так: мужчины ставились лицом к стене, жандарм производил выстрел из револьвера в затылочную область. Этим выстрелом повреждались жизненные центры и смерть наступала мгновенно. В большинстве случаев женщины ложились лицом вниз на землю и жандарм стрелял в затылочную область. Второй способ: группу людей загоняли в траншею и, обернув их лицом в одну сторону, расстреливали из автоматов, направляя выстрелов ту же затылочную область. В траншеях обнаружены трупы детей, которых, по свидетельству очевидцев, закапывали живыми».

По показаниям очевидцев и свидетелей, на кладбище около городской тюрьмы, за время оккупации немцами города Орла, было похоронено не менее 5 000 военнопленных и мирных советских граждан. Таких могил, жертв немецко-фашистских оккупантов, в Орле и Орловской области десятки.

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ ШОФЕРА ЧАСТЕЙ СС ПАУЛЬ-ЛЮДВИГ-ГОТЛИБА ВАЛЬДМАНА, ДОПРОШЕННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ

[Документ СССР-52]

...От вокзала до лагеря русские военнопленные шли около одного километра. В лагере они оставлялись на одну ночь, без питания. На следующий вечер их уводили на экзекуцию. Заключенных беспрерывно возили из внутреннего лагеря на трех грузовых машинах, одну из которых водил я. Внутренний лагерь от двора экзекуции был удален приблизительно на 1 ¾ километра. Сама экзекуция происходила в бараке, который незадолго до этого был оборудован для данной цели.

Одно помещение предназначалось для раздевания, а другое — для ожидания. В помещении играло радио, и довольно громко. Это делалось для того, чтобы заключенные не могли заранее догадаться, что их ожидает смерть. Из второго помещения они поодиночке шли через проход в маленькое, отгороженное помещение, на полу которого была железная решетка, под решеткой был сделан сток. Как только военнопленного убивали, труп уносили два немецких заключенных, а решетка очищалась от крови.

В этом небольшом помещении имелся прорез, приблизительно в 50 сантиметров. Военнопленный становился затылком к щели, и стрелок, находящийся за щелью, стрелял в него. Такое устройство практически не удовлетворяло, так как часто стрелок не попадал в пленного. Через восемь дней было произведено новое устройство. Военнопленного, так же как и раньше, ставили к стене, потом на его голову медленно спускали железную плиту. У военнопленного создавалось впечатление, будто хотят измерить его рост. В железной плите имелся ударник, который опускался и бил заключенного в затылок. Он падал замертво. Железная плита управлялась при помощи ножного рычага, который находился в углу этого помещения. Обслуживающий персонал был из упомянутой зондеркоманды.

По просьбе чиновников экзекуционной команды мне также приходилось обслуживать этот аппарат. Об этом я буду говорить ниже. Умерщвленные таким образом военнопленные сжигались в четырех передвижных крематориях, которые перевозились на прицепе автомашины. Мне приходилось беспрерывно! ездить из внутреннего лагеря в экзекуционный двор. За ночь я должен был сделать десять поездок с перерывом минут на десять. В этот перерыв я и был свидетелем исполнения экзекуций...

ИЗ СООБЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ И РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИИ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ И ИХ СООБЩНИКОВ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ГИТЛЕРОВСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ В ЛИТОВСКОЙ СОВЕТСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ [192]

[Документ СССР-7]

Истребление советских военнопленных

В Каунасе, в форте №6, находился лагерь №336 для советских военнопленных. В лагере к военнопленным применялись жестокие пытки и издевательства в строгом соответствии с найденным там «Указанием для руководителей и конвоиров при рабочих командах», подписанным комендантом лагеря №336 полковником Эргардтом. В этом указании говорится: «Каждый военнопленный рассматривается в качестве врага». На основе этой директивы немецкие солдаты и конвоиры распоряжались жизнью военнопленных по своему усмотрению.

Военнопленные в форте №6 были обречены на истощение и голодную смерть. Голод, холод и тяжелый непосильный труд быстро истощали организм пленных. Свидетельница, гражданка деревни Петрушаны Мидешевская Розалия, сообщила комиссии: «Военнопленные ужасно голодали. Я видела, как они рвали траву и ели ее». Житель города Каунас учитель Интересов Дмитрий рассказал:

«Проживая с 24 декабря 1943 г. близ форта №6, я имел возможность несколько раз разговаривать с русскими военнопленными. Они рассказывали, что живут в сырых и мрачных подземельях крепости, но так как и этих помещений далеко не достаточно, то многие валяются прямо в крепостной канаве под открытым небом. Пища их состоит из сырой свеклы, картофельной шелухи и других овощных отбросов, а о хлебе, соли и других продуктах и думать не приходится».

Местному населению под угрозой смерти запрещалось оказывать какую-либо помощь военнопленным. При входе в лагерь №336 сохранилась доска со следующим объявлением на немецком, литовском и русском языках:

«Кто с военнопленными будет поддерживать связь, особенно кто будет им давать съестные припасы, папиросы, штатскую одежду, сейчас же будет арестован. В случае бегства будет расстрелян».

В лагере форта №6 был «лазарет» для военнопленных, который в действительности служил как бы пересыльным пунктом из лагеря в могилу. Военнопленные, брошенные в этот лазарет, были обречены на смерть. Из месячных немецких сводок заболеваемости военнопленных в форте №6 видно, что только с сентября 1941 года по июль 1942 года, т.е. за 11 месяцев, в «лазарете» умерло 13 936 советских военнопленных.

В лагерном дворе комиссия обнаружила 67 стандартных могил размером 5 на 2,5 метра каждая. При вскрытии могил обнаружены сложенные штабелями скелеты. В канцелярии лагеря найден план кладбища №5 с точным нанесением могил и указанием количества трупов в них. Из этого плана видно, что на одном только кладбище №5 похоронено 7 708 человек, всего же, как свидетельствуют лагерные документы, здесь похоронено около 35 тысяч военнопленных.

В Каунасе также был лагерь для военнопленных без номера, расположенный на юго-западной окраине каунасского аэродрома. Так же, как и в форте №6, здесь свирепствовали голод, плеть и палки. Истощенных военнопленных, которые не были в состоянии двигаться, ежедневно выносили за лагерь, живыми складывали в заранее вырытые ямы и засыпали землей. Это подтверждают свидетели, местные жители — Гутавкинас И.В., Гедрис И.И., Ионайтис Б.К. Близ лагеря были обнаружены: 13 могил размером 25 на 2 метра, 5 могил размером 12 на 2 метра и 1 могила размером 15 на 15 метров. При раскопках этих могил на глубине ¾ метра найдены трупы людей, одетых в серые шинели и защитного цвета обмундирование. На основании раскопок, документов и показаний свидетелей комиссия установила, что здесь, в районе аэродрома, замучено и погребено около 10 тысяч советских военнопленных.

Близ города Алитуса немцами в июле 1941 года был организован лагерь №133 для советских военнопленных, который просуществовал до начала апреля 1943 года. Еще по пути в этот лагерь пленных морили голодом и многих из них привозили мертвыми или в состоянии сильного истощения. Как показали свидетели, литовский партизан Маргялис и жители города Алитуса, при выгрузке военнопленных из вагонов немцы расстреливали на месте всех неспособных дальше двигаться. Военнопленные были размещены в конюшнях, где они зачастую замерзали, так как у них было отобрано все обмундирование. Гитлеровцы открывали по пленным стрельбу из пулеметов и автоматов. В этом лагере погибло от расстрелов, голода, холода и сыпного тифа не менее 35 тысяч человек. Особо зверской жестокостью отличались начальник лагеря майор Розенкранц, его помощник Эверт, доктор СС Ганке, зондерфюрер Мамат.

Осенью 1941 года немецко-фашистские захватчики организовали лагерь для советских военнопленных на территории военного городка г. Науиои Вильня. Свидетель Туманов А.А. рассказал комиссии об истязаниях, которым подвергали немцы заключенных в этом лагере:

«Пленных пытали до потери сознания, подвешивая их на цепях за ноги, затем снимали, обливали водой и снова повторяли то же самое».

Смертность военнопленных здесь никогда не была ниже 150 человек в сутки. Умерших закапывали на кладбище в 200 метрах от лагеря.

На основании многочисленных показаний свидетелей, жителей местечка Науиои Вильня: Галевского Л.И., Галевской Р.Н., Козловского К.А., Туманович А.И., Бублевича С.Н., Гульбинского А.А., Кондратович К.О., комиссия установила преднамеренное систематическое массовое истребление в этом лагере советских военнопленных путем голодного режима, изнурительного и непосильного труда, истязаний и расстрелов. Общее число жертв, истребленных гитлеровцами в этом лагере, составляет свыше 60 тысяч человек.

В пяти километрах от станции Безданы Неменчинской волости. Вильнюсского уезда, также был организован лагерь для советских военнопленных. По показаниям очевидцев, жителей села Безданы: Ластовского И.М., Мацкевича А.В., Родзевича И.В., Брыжука Ф.Ю., Букшанского Л.И. и других, тяжелые условия, в которых находились военнопленные — систематический голод, массовые избиения, расстрелы — порождали среди них огромную смертность. На территории данного лагеря обнаружено 18 больших могил. Лагерь был немцами полностью сожжен в августе 1943 года. Общее количество погибших здесь военнопленных, согласно документов и показаний свидетелей, достигает 25 тысяч человек.

Установлено, что во всех перечисленных лагерях па территории Литовской ССР немцы уничтожили не менее 165 тысяч советских военнопленных.

ИЗ КОММЮНИКЕ ПОЛЬСКО-СОВЕТСКОЙ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИИ НЕМЦЕВ, СОВЕРШЕННЫХ В ЛАГЕРЕ УНИЧТОЖЕНИЯ НА МАИДАНЕКЕ В ГОРОДЕ ЛЮБЛИНЕ

[Документ СССР-29]

...Кровавая история этого лагеря начинается с массового расстрела советских военнопленных, организованного эсэсовцами в ноябре — декабре 1941 года. Из партии более чем в 2 000 человек советских военнопленных осталось всего лишь 80 человек, — все остальные были расстреляны, и небольшая часть замучена пытками и истязаниями.

В период с января по апрель 1942 года в лагерь привозили новые партии советских военнопленных, которые расстреливались.

Работавший в лагере по найму грузовым возчиком свидетель поляк Недзялек Ян показал:

«Около 5 000 русских военнопленных немцы зимой 1942 года уничтожили таким образом: грузовыми автомобилями вывозили из бараков к ямам на бывшей каменоломне и в этих ямах их расстреливали».

Военнопленные бывшей польской армии, плененные еще в 1939 году и содержавшиеся в различных лагерях Германии, были уже в 1940 году собраны в Люблинском лагере на Липовой улице, а затем вскоре по частям привозились в «лагерь уничтожения» на Майданеке и подвергались той же участи: систематическим истязаниям, убийствам, массовым расстрелам, повешению и т.д.

Свидетель Резник показал следующее:

«...В январе 1941 года нас, около 4 000 человек евреев военнопленных, погрузили в вагоны и отправили на Восток... Нас привезли в Люблин, здесь выгрузили из эшелонов и сдали эсэсовцам. Примерно в сентябре или октябре 1942 года в лагере на Липовой улице №7 было решено оставить только людей, имеющих фабрично-заводскую квалификацию и нужных в городе, а все остальные, и я в том числе, были отправлены в лагерь «Майданек». О том, что направление в лагерь «Майданек» означает смерть, мы все уже хорошо знали».

Из этой партии в 4 000 человек военнопленных сохранились лишь отдельные лица, бежавшие с внелагерных работ.

Летом 1943 года в лагерь на Майданеке было привезено 300 советских офицеров, из них 2 полковника, 4 майора, все остальные в чине капитанов и старших лейтенантов. Все указанные офицеры были расстреляны в лагере...

ИЗ СООБЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ НЕМЕЦКИХ ЗАХВАТЧИКОВ НА ТЕРРИТОРИИ ЛАТВИЙСКОЙ ССР [193]

[Документ СССР-41]

Для советских военнопленных немецкие захватчики организовали; в Риге, в помещениях бывших казарм, расположенных по улицам Пернавской и Рудольфа, «Шталаг 350», который просуществовал с июля 1941 года до октября 1944 года. Советские военнопленные содержались в нечеловеческих условиях. Здания, где они помещались, были без окон и не отапливались. Несмотря на тяжелую каторжную работу по 12—14 часов в сутки, паек военнопленных состоял из 150—200 граммов хлеба и так называемого супа из травы, порченого картофеля, листьев деревьев и разных отбросов.

Бывший военнопленный Яковенко П.Ф., содержавшийся в «Шталаге 350», показал:

«Нам давали 180 граммов хлеба, наполовину из опилок и соломы, и один литр супа без соли, сваренного из нечищенного гнилого картофеля. Спали прямо на земле, нас заедали вши. От голода, холода, избиений, сыпного тифа и расстрелов с декабря 1941 года по май 1942 года в лагере погибли 30 тысяч военнопленных».

Немцы ежедневно расстреливали военнопленных, которые не могли по слабости или болезни отправиться на работу, издевались над ними, избивали без всякого повода.

Новицкис Г.Б., работавшая старшей сестрой в госпитале для советских военнопленных по Гимнастической улице, дом 1, сообщила, что она постоянно видела, как больные, чтобы ослабить мучения голода, ели траву и листья деревьев.

В отделениях «Шталага 350» на территории бывшего пивоваренного завода и в Панцерских казармах от голода, истязаний и эпидемических заболеваний только с сентября месяца 1941 года по апрель 1942 года погибло более 19 тысяч человек. Немцы расстреливали и раненых военнопленных.

— В августе 1944 года, — сообщила свидетельница Зекунде В.М., — в Саласпилский лагерь доставили 370 раненых советских военнопленных; в конце этого месяца днем на глазах у всех их расстреляли. 25 сентября 1944 года из больницы Саласпилского лагеря забрали всех больных и расстреляли в лесу, недалеко от лагерей.

Советские военнопленные погибали и в пути следования в лагерь, так как, их немцы оставляли без пищи и воды. Свидетельница Таукулис А.В. показала:

«Осенью 1941 года на станцию Саласпилс прибыл эшелон с советскими военнопленными в составе 50—60 вагонов. Когда открыли вагоны, на далекое расстояние разнесся трупный запах. Половина людей была мертва; многие были при смерти. Люди, которые могли вылезти из вагонов, бросились к воде, но охрана открыла по ним огонь и расстреляла несколько десятков человек».

Железнодорожный мастер станции Шкиротава (Сортировочной) Коктс А.Ю. рассказал комиссии, что «немцы заставляли советских военнопленных при 35-градусном морозе голыми руками перетаскивать рельсы. Больных и падавших от истощения немцы укладывали на снег в ряд по 20 человек, а после,  замерзших, тут же закапывали». С 1941 по 1943 г.г. на территории железнодорожной станции Шкиротава немцы уничтожили более 2 000 человек. Всё это подтвердили свидетели Чукстс А.Р., железнодорожный рабочий Фолкман Б.А., стрелочник Квач С.П., составитель поездов Шереметьев А.В. и другие.

В «Шталаге 350» и в его отделениях немцы замучили и расстреляли более 130 000 советских военнопленных. Комиссия обнаружила, в Риге и ее окрестностях 12 мест массового захоронения трупов замученных советских военнопленных, из них наиболее крупные — в Саласпилсе, Зиепниеку-Калнс, на территории Панцерских казарм, на новом еврейском кладбище.

В Даугавпилсе (Двинске) существовал лагерь для советских военнопленных — «Шталаг 340», который среди узников лагеря и жителей города был известен под именем «лагеря смерти» и в котором за 3 года погибло от голода, истязаний и расстрелов свыше 124 000 советских военнопленных.

Расправу с военнопленными немецкие палачи обычно начинали в пути следования в лагерь. Летом пленных отправляли в наглухо закрытых вагонах, зимой — в полувагонах и на открытых площадках. Люди массами погибали от жажды и голода. Летом задыхались от духоты, зимой замерзали. Свидетель, путевой сторож Орбидан С.Ю., сообщил комиссии:

«В июле 1941 года на разъезд «214 километр» прибыл первый эшелон с советскими военнопленными. Второй эшелон прибыл вслед за первым. В каждом вагоне было по 70—80 человек. Вагоны были закрыты наглухо. Когда открыли вагоны, военнопленные жадно глотали воздух открытыми ртами. Многие, выйдя из вагонов, падали от истощения. Тех, кто не мог идти, немцы тут же у моей будки расстреливали. Из каждого эшелона выбрасывали по 400—500 трупов. Пленные рассказывали, что они по 5—6 суток не получали в дороге ни пищи, ни воды».

Свидетель Усенко Т.К. рассказал:

«В ноябре 1941 года я дежурил на станции Мост в качестве стрелочника и видел, как на «217 километр» подали эшелон, в котором было более 30 вагонов. В вагонах ни одного живого человека не оказалось. Не менее 1 500 мертвых было выгружено из этого эшелона. Все они были в одном нижнем белье. Трупы пролежали у железнодорожного полотна около недели».

Коменданты Даугавпилското лагеря Хуго Маер, Нисин, Зимсон и другие так же, как и в других немецких лагерях, морили советских военнопленных голодом, истязали, подвергали мучительным пыткам и издевательствам, массами расстреливали.

Существовавший при лагере госпиталь также был подчинен задаче уничтожения военнопленных. Работавшая в госпитале свидетельница Ефимова В.А. рассказала Комиссии:

«Редко кто выходил живым из этого госпиталя. При госпитале работало пять групп могильщиков из военнопленных, которые на тележках вывозили умерших на кладбище. Бывали часто случаи, когда на тележку бросали еще живого человека, сверху накладывали еще 6—7 трупов умерших и расстрелянных. Живых закапывали вместе с мертвыми. Больных, которые метались в бреду, убивали в госпитале палками».

Зимой 1942—1943 гг. в лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа. В качестве меры борьбы с тифом... фашистские мерзавцы организовали массовые расстрелы: достаточно было заболеть 3—4 военнопленным, как всех остальных, находившихся в этом бараке, немцы выводили к ямам на крепостной эспланаде и расстреливали. Так фашистские мерзавцы истребили на крепостной эспланаде у разъезда «214 километр» около 45 тысяч советских военнопленных.

ИЗ ДОКУМЕНТОВ, ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ, РАССЛЕДОВАВШЕЙ ЗЛОДЕЯНИЯ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ В ОКРЕСТНОСТЯХ ГОРОДОВ СЕВАСТОПОЛЯ И КЕРЧИ

[Документ СССР-63/5]

При севастопольской тюрьме немецкое фашистское командование организовало лазарет для больных и раненых военнопленных. В нем массами погибали советские воины.

При организации лазарета больным и раненым в течение 5—6 дней немцы не давали ни воды, ни хлеба, цинично заявляя при этом: «Это наказание за то, что русские с особым упорством защищали Севастополь».

Раненым, доставленным с поля боя, не было оказано никакой медицинской помощи. Бойцов и командиров швыряли на цементный пол, где они и лежали, истекая кровью, по 7—8 суток...

ИЗ СООБЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ О ЗВЕРСТВАХ, СОВЕРШЕННЫХ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИМИ ЗАХВАТЧИКАМИ В СТАЛИНСКОЙ ОБЛАСТИ

[Документ СССР-2а]

Из акта от 22 сентября 1943 г. об уничтожении советских военнопленных в городе Сталино

...В Сталино-Заводском районе г.Сталино, в клубе имени Ленина, немецко-фашистские захватчики организовали лагерь для советских военнопленных. Начальник лагеря, немецкий офицер Гавбель, установил невыносимый режим для советских военнопленных.

Опрошенные в качестве свидетелей бывшие военнопленные, содержавшиеся в этом же лагере и бежавшие из него, Плахов Иван Васильевич и Шацкий Константин Семенович показали, что военнопленных морили голодом: давалась буханка хлеба весом в 1 200 граммов на 8 человек, приготовленного из некачественной горелой муки, и один раз в день жидкая горячая пища, состоящая из небольшого количества горелых отрубей, иногда с добавлением древесных опилок; этой пищи в день выдавалось до 1 литра. Помещения, в которых находились военнопленные, были не застеклены, и зимой, даже в сильные холода, для отопления выдавалось 5 килограммов угля, что не могло обогреть большого помещения, где находилось до тысячи человек, при сквозном ветре. Были массовые случаи обмораживания. Бани не было. Люди вообще не мылись в течение полугода и страдали от огромного количества паразитов. В жаркие летние месяцы страдали от жары, в течение 3—5 суток они не получали питьевой воды...

Из акта о массовом умерщвлении советских военнопленных в г.Артемовске

...В ноябре 1941 года, вскоре после оккупации немецко-фашистскими захватчиками города Артемовска, на территории военного городка, за Северным вокзалом, был создан лагерь военнопленных, в котором находилось 1 000 пленных красноармейцев...

На почве голода весной 1942 года военнопленные выходили из лагеря и, как животные, на четвереньках собирали и ели траву. Для того чтобы лишить людей и этой кормежки, немцы отгородили дом лагеря двойным забором из колючей проволоки, с расстоянием между заборами в 2 метра, а между ними были набросаны проволочные ежи...

Возле лагеря обнаружено 25 могил, из них — 3 массовые. Первая могила длиной в 20 метров и шириной в 15 метров; в ней найдено около тысячи человеческих останков. Вторая могила длиной в 27 метров и шириной в 14 метров, где обнаружено около 900 человеческих останков; третья могила длиной в 20 метров и шириной в 1 метр, в которой обнаружено до 500 останков, и в остальных могилах — от 25 до 30; всего до 3 тысяч останков...

ИЗ ДОКУМЕНТОВ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ О ЗЛОДЕЯНИЯХ В ГОРОДЕ КЕРЧИ

[Документ СССР-63/6]

...Гр-ка Булычева П.Я., 1894 года рождения, уроженка города Керчи, показала:

«Я была свидетельницей того, как неоднократно гнали наших военнопленных красноармейцев и офицеров, а тех, которые из-за ранений и общего ослабления отставали от колонны, немцы расстреливали прямо на улице. Я несколько раз видела эту страшную картину. Однажды в морозную погоду гнали группу измученных, оборванных, босых людей. Тех, кто пытался поднять куски хлеба, брошенные проходящими по улице людьми, немцы избивали резиновыми плетками и прикладами. Тех, кто под этими ударами падал, расстреливали... В период второй оккупации, когда немцы снова ворвались в Керчь, они с еще большим остервенением стали расправляться с ни в чем не повинными людьми».

...Военнопленные были загнаны в большие здания, которые потом поджигались. Так были сожжены школа им. Войкова и клуб инженерно-технических работников.

Ни одному из них не удалось выбраться из горящего здания. Всех, кто пытался спастись, расстреливали из автоматов. Зверски были замучены раненые бойцы в рыбацком поселке «Маяк».

Другая свидетельница, жительница этого поселка Буряченко А.П., показала:

«28 мая 1942 г. немцы расстреляли всех оставшихся в поселке и не успевших спрятаться мирных жителей. Фашистские изверги издевались над ранеными советскими военнопленными, избивали их прикладами и потом расстреливали. В моей квартире немцы обнаружили девушку в военной форме, которая, оказав фашистам сопротивление, закричала: «Стреляйте, гады, я погибаю за советский народ, за Сталина, а вам, извергам, настанет собачья смерть». Девушка-патриотка была расстреляна на месте».

В районе г. Керчи имеются аджимушкайские каменоломни. Там были истреблены и отравлены газом красноармейцы. Жительница дер. Аджимушкай Дашкова Н.Н. показала:

«...Я лично видела, когда немцы, выловив красноармейцев в каменоломне, подвергли их издевательствам, а потом расстреляли. Фашисты применяли газы...».

...В клубе имени Энгельса во время оккупации был расположен лагерь советских военнопленных, в котором находилось свыше тысячи человек. Немцы издевались над ними, кормили их один раз в день, гнали на тяжелые изнурительные работы, а тех, кто от истощения падал, расстреливали на месте».

Жительница поселка им. Войкова Шумилова Н.И. показала:

«Я лично видела, когда мимо моего двора вели группу военнопленных. Трое из них не могли двигаться. Они были тут же расстреляны немецким конвоем...»

Гражданка Герасименко П.И., жительница поселка Самострой, показала:

«В наш поселок согнали много красноармейцев и офицеров. Территория, где они находились, была огорожена колючей проволокой. Раздетые и разутые люди умирали от холода и голода. Их держали в самых ужасных, нечеловеческих условиях. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирались по нескольку дней. Эта обстановка делала еще более невыносимой жизнь в лагере. Пленных избивали прикладами, плетками, кормили их помоями. Жителей, пытавшихся передать пленным пищу и хлеб, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачи, расстреливали».

В 24-й керченской школе немцы создали лагерь для военнопленных. О порядках, существовавших в этом лагере, показала учительница школы Наумова А.Н.:

«В лагере было много раненых. Несчастные истекали кровью, но оставались без помощи. Я собирала для раненых медикаменты и бинты, а фельдшер из числа военнопленных делал им перевязки. Пленные страдали кровавым поносом, потому что им не давали хлеба, а кормили помоями. Люди падали от истощения и болезней, умирали в страшных мучениях. 20 июня 1942 г. трое военнопленных были избиты плеткой за попытку совершить побег из лагеря. Пленные расстреливались».

Учительница школы им. Сталина Кожевникова лично видела, как была расстреляна группа пленных красноармейцев и офицеров в районе фабрики-кухни и завода им. Войкова.

«В 1943 году немецкие преступники гнали с Кавказа пленных красноармейцев. Вся дорога от переправы до города расстоянием в 18—20 километров была усеяна трупами красноармейцев. Среди пленных было много раненых и больных. Кто не мог идти от истощения или болезней, того по дороге пристреливали».

...В 1942 году фашисты бросили живьем в колодец деревни Аджимушкай 100 пленных красноармейцев, трупы которых впоследствии были извлечены жителями и похоронены в братской могиле...

ИЗ ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЯ КОГАНА В.С., ДОПРОШЕННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ 27 СЕНТЯБРЯ 1944 г.

[Документ СССР-6-в]

Я работал в лагере военнопленных Красной Армии при немцах с декабря 1941 года по апрель 1942 года как землекоп...

Этот лагерь немцы организовали в бараках на площади около железной дороги. Территория лагеря вся была обнесена колючей проволокой. По словам самих военнопленных, немцы согнали в этот лагерь тысяч 12 или 15 человек. Когда мы работали, то наблюдали, как немцы издевались над военнопленными Красной Армии. Кормили один раз в день нечищенным, мерзлым картофелем, сваренным с кожурой и грязью. Содержали военнопленных в холодных бараках в зимнюю пору.

Знаю такой факт, что когда немцы загнали военнопленных в этот лагерь, то одежду —шинели и сапоги, а также ботинки, пригодные к носке, с военнопленных сняли, оставили людей в рубище и босых. Военнопленных выводили под конвоем ежедневно на работу с 4—5 часов утра, держали на работе до 10 часов ночи. Усталых, холодных и голодных людей загоняли в бараки, в которых специально на день открывали окна и двери, чтобы мороз проник в эти бараки и таким путем замораживались люди. Наутро сотни трупов под охраной немецких солдат сами военнопленные вывозили на тракторе в Волковысский лес, где сгружали в приготовленные заранее ямы. Во время конвоирования военнопленных на работу немцы у проходных ворот из лагеря выставляли отряд солдат, вооруженных винтовками и кольями, и тех, кто плохо двигался от истощения и голода, убивали кольями по голове, кололи штыками.

Немецкая администрация лагеря выводила совершенно голых военнопленных, привязывала веревками к стенке, обнесенной колючей проволокой, и держала в декабрьские зимние морозы до тех пор, пока человек не замерзал. Стоны и крики изувеченных прикладами людей наполняли постоянно территорию лагеря... Некоторых убивали прикладами на месте.

Голодные и истощенные военнопленные, когда их приводили на территорию лагеря, набрасывались на кучу гнилой и мерзлой картошки. За этим следовал выстрел немецкого конвоира...

ИЗ ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЯ МАНУСЕВИЧА Д.Ш., ДОПРОШЕННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ [195]

[Документ СССР-6]

После окончания сжигания трупов нас («бригаду смерти») ночью на автомашинах привезли в Лисеницкий лес, против Львовского дрожжевого завода. Здесь, в лесу было около 45 ям с трупами ранее расстрелянных на протяжении 1941—1942 гг. В ямах было от 500 до 3 500 трупов. Были трупы солдат французской, бельгийской и русской армий, т.е. военнопленных, а также были и мирные жители. Все военнопленные были похоронены в одежде. Поэтому во время выкапывания из ям я распознавал их по форме одежды, по знакам различия, по пуговицам, медалям и орденам, по ложкам и котелкам. Все это сжигалось после того, как трупы выкапывали. Таким же путем, как и в Яновском лагере, на месте ям сеялась трава, садили деревья, пеньки срубленных деревьев, с тем, чтобы стереть следы небывалого в истории человечества злодеяния.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ [196]

[Документ СССР-62]

...Мы, немецкие военнопленные лагеря №78, прочли ноту Народного Комиссара Иностранных дел Советского Правительства г-на Молотова об обращении с военнопленными в Германии. Описанные в ноте жестокости мы считали бы почти невозможными, если бы сами не были свидетелями подобных зверств. Чтобы правда восторжествовала, мы должны подтвердить, что военнопленные — граждане Советского Союза — очень часто подвергались ужасным издевательствам со стороны представителей немецкой армии или даже расстреливались ими...

Ганс Древс из Регенвальде, солдат 4-й роты, 6-го танкового полка сообщил:

«Я знаком с приказом по 3-й танковой дивизии, изданным генерал-лейтенантом Моделем, в котором сказано, чтобы пленных не брать. Такой же приказ дал командующий 18-й танковой дивизией генерал-майор Неринг. На инструктивном совещании 20 июня, за два дня до выступления против Советского Союза, нам заявили, что в предстоящем походе раненым красноармейцам перевязок делать не следует, ибо немецкой армии некогда возиться с ранеными».

Показания солдата штабной роты 18-й танковой дивизии Гарри Марека из района Бреславля:

«21 июня, за день до начала войны против России, мы от наших офицеров получили следующий приказ: комиссаров Красной Армии необходимо расстреливать на месте, ибо с ними нечего церемониться. С ранеными русскими также нечего долго возиться: их надо просто приканчивать на месте».

Показания солдата 399-го пехотного полка 170-й дивизии Вильгельма Метцика из Гамбурга:

«Когда мы 23 июня вступили в Россию, мы попали в одно местечко у Бельцы. Там я своими глазами видел, как двумя немецкими солдатами из автоматов в спину были расстреляны пять русских пленных».

Показания солдата 2-й роты 3-го отряда истребителей танков Вольфганга Шорте из Гергардсхагена:

«За день до нашего выступления против Советского Союза офицеры нам заявили следующее:

«Если вы по пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то их немедленно нужно расстреливать. Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан».

29 июня 1941 г. я сам видел, как представители немецкой армии расстреливали раненых красноармейцев, лежавших в хлебном поле близ города Дубно. После этого их еще прокололи штыком, чтобы наверняка убить. Рядом стояли немецкие офицеры и смеялись».

Иосиф Берндсен из Оберхаузена, солдат 6-й танковой дивизии, показал:

«Еще до вступления в Россию нам на одном из инструктивных совещаний сказали: комиссаров необходимо расстреливать».

Немецкий офицер, лейтенант 112-го саперного батальона 112-й пехотной дивизии, Якоб Корцилиас из Хорфорста близ Трира показал:

«В одной деревне у Болвы по приказу адъютанта штаба 112-го саперного батальона лейтенанта Кирика были выброшены из избы 15 находившихся там раненых красноармейцев. Их раздели догола и закололи штыками. Это было сделано с ведома командира дивизии генерал-лейтенанта Митта».

Алоиз Гетц из Гагенбаха на Рейне, солдат 8-й роты 427-го пехотного полка, показал:

«27 июня в лесу у Августово были расстреляны два комиссара Красной Армии по приказу командира батальона капитана Виттмана».

Показания Пауля Зендера из Кенигсберга, солдата 4-го взвода 13-й роты пехотных орудий 2-го пехотного полка:

«14 июля по дороге между Порховым и Старой Руссой в уличной канаве старшим ефрейтором первой роты 2-го пехотного полка Шнейдером были расстреляны 12 пленных красноармейцев. На мой вопрос Шнейдер заявил: «К чему мне еще возиться с ними. Они даже пули не стоят...»

...В боях под Порховым был взят в плен один красноармеец. Вскоре после этого он был застрелен ефрейтором 1-й роты. Как только красноармеец упал, ефрейтор вытащил из его хлебной сумки все, что там было съестного».

Показания Фрица Руммлера из Штрелена в Силезии (старший ефрейтор 9-й роты 3-го батальона 518 полка 295 дивизии):

«...В августе я в городе Златополе видел, как два офицера из частей СС и два солдата расстреляли двух пленных красноармейцев, предварительно сняв с них шинели. Эти офицеры и солдаты принадлежали к бронетанковым войскам генерала фон Клейста. В сентябре экипаж немецкого танка на дороге в Красноград раздавил машиной двух красноармейцев, попавших в плен. Это было сделано просто из жажды крови и убийства. Командиром танка был унтер-офицер Шнейдер из танковых войск фон Клейста. Я видел, как в нашем батальоне допрашивали четырех пленных красноармейцев. Это происходило в Ворошиловске. Красноармейцы отказались отвечать на вопросы военного характера, которые им задавал командир батальона майор Варнеке. Он пришел в бешенство и собственноручно избил пленных до потери сознания».

Ефрейтор 9-го транспортного взвода 34-й дивизии Рихард Гиллиг показал:

«Я не раз был свидетелем бесчеловечного и жестокого обращения с русскими военнопленными. На моих глазах немецкие солдаты по приказу своих офицеров снимали сапоги с пленных красноармейцев и гнали их босиком. Много таких фактов я наблюдал в Тарутине. Я был очевидцем такого факта: один пленный красноармеец не пожелал добровольно отдать свои сапоги. Солдаты из охраны его так избили, что он не мог двигаться. Я видел, как отбирали у пленных не только сапоги, но и все обмундирование, вплоть до белья...

...При отступлении нашей колонны я недалеко от города Медынь видел, как немецкие солдаты избивали пленных красноармейцев. Один пленный очень устал и падал с ног. К нему подскочил солдат из охраны и начал его бить сапогами, прикладом. То же самое делали остальные солдаты, у города этот пленный замертво пал...

...Это не секрет, что в немецкой армии на фронте, в штабах дивизий имеются особые специалисты, занимающиеся тем, что мучают красноармейцев и советских офицеров, чтобы принудить их таким образом к выдаче военных сведений и приказов...»

ИЗ ПОКАЗАНИЯ БЫВШЕГО КОМАНДИРА РОТЫ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ БИНГЕЛЯ, ДАННОГО НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ 27 ДЕКАБРЯ 1945 г.

[Документ СССР-111]

...Я уже сделал одно сообщение о внутреннем режиме в лагере военнопленных в Умани. В этом лагере охрану несла одна рота нашего подразделения 783 батальона, и поэтому я был в курсе всех событий, которые происходили там. Задачей нашего батальона была охрана военнопленных, контролирование шоссейных и железных дорог.

Вопрос: Это были бараки?

Ответ: Нет, это был бывший кирпичный завод, и на его территории, кроме низких навесов для сушки кирпича, больше ничего не было.

Вопрос: Там были размещены военнопленные?

Ответ: Пожалуй, нельзя сказать, что они были размещены, так как под каждым навесом вмещалось самое большее 200—300 человек, остальные же ночевали под открытым небом.

Вопрос: Какой режим был в этом лагере?

Ответ: Режим в лагере был в некотором отношении своеобразным. Условия в лагере создавали впечатление, что комендант лагеря капитан Беккер не в состоянии организовать эту большую массу людей и прокормить ее. Внутри лагеря имелись две кухни, правда, их нельзя было назвать кухнями. На цементе и на камнях были установлены железные бочки и в них приготовлялась пища для военнопленных. Эти кухни при круглосуточной работе могли изготовить пищи, примерно, на 2 000 человек. Обычное питание военнопленных было совершенно недостаточное. Дневная норма составляла один хлеб на шесть человек, который, однако, нельзя было назвать хлебом. При раздаче горячей пищи возникали частые беспорядки, поскольку военнопленные стремились получить пищу. В таком случае охрана пускала в ход дубинки, которые были обычным явлением в лагере. У меня в общем, сложилось впечатление, что в этих лагерях дубинка являлась основой.

Вопрос: Известно ли вам что-либо относительно смертности в лагере?

Ответ: Ежедневно в лагере умирало 60—70 человек.

Вопрос: От каких причин?

Ответ: До того, как разразились эпидемии, речь шла, в большинстве случаев, об убитых людях.

Вопрос: Убитых при раздаче пищи?

Ответ: Как во время раздачи пищи, так и в рабочее время, и вообще люди убивались в течение всего дня...»

СООБЩЕНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ И РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ И ИХ СООБЩНИКОВ

[Документ СССР-5]

Истребление гитлеровцами советских военнопленных в «Гросс-лазарете Славута» Каменец-Подольской области

При освобождении от немцев частями Красной Армии города Славуты на территории бывшего военного городка был обнаружен «лазарет» советских военнопленных. В нем находилось свыше 500 истощенных и тяжело больных людей. Они рассказали об умерщвлении немецкими врачами и охраной «лазарета» десятков тысяч советских военнопленных.

Под председательством Хрущева Н.С., председателя Совнаркома УССР, специальная следственная комиссия расследовала обстановку и обстоятельства умерщвления гитлеровцами в славутском лазарете офицеров и бойцов Красной Армии, попавших в немецкий плен. Комиссия проверила материал допроса, произведенного старшим советником юстиции Прокуратуры УССР Мальцевым Л.Г., при участии представителей Чрезвычайной Государственной Комиссии Готцева Б.Т. и Кононова В.А., и данные анализа судебно-медицинских экспертов: главного судебно-медицинского эксперта Наркомздрава УССР профессора доктора медицинских наук Сапожникова Ю.С., заведующего патоморфологическим сектором Московского центрального нейро-хирургического института профессора доктора медицинских наук Смирнова Л.И. и директора Харьковского научно-исследовательского института судебной экспертизы НКЮ УССР профессора Бокариуса Н.Н.

В результате следствия собрано огромное число показаний свидетелей и пострадавших, распоряжений оккупационных властей и других документов, изобличающих гитлеровское правительство и верховное командование германской армии в грубом попирании элементарных правил человечности.

На основании этих материалов Чрезвычайная Государственная Комиссия установила:

Осенью 1941 года немецко-фашистские захватчики оккупировали город Славуту и организовали в нем для раненых и больных офицеров и бойцов Красной Армии «лазарет», наименовав его: «Гросс-лазарет Славута, цвай лагерь 301». «Лазарет» был расположен в полутора-двух километрах юго-восточнее Славуты и занимал десять трехэтажных каменных зданий-блоков. Все здания гитлеровцы обнесли густой сетью проволочных заграждений. Вдоль заграждений, через каждые 10 метров, были построены вышки, на которых находились пулеметы, прожектора и охрана.

Администрация, немецкие врачи и охрана «Гросс-лазарета» в лице коменданта гауптмана Планка, затем сменившего его майора Павлиска, заместителя коменданта гауптмана Кронсдорфера, гауптмана Ное, штабсарцта доктора Борбе, его заместителя доктора Штурма, обер-фельдфебеля Ильземана и фельдфебеля Беккера — проводили массовое истребление советских военнопленных путем создания специального режима голода, скученности и антисанитарии, применения пыток и прямых убийств, лишения больных и раненых лечения и принуждения крайне истощенных людей к каторжному труду.

Немецкий «Гросс-лазарет Славута» — лазарет смерти

В «Гросс-лазарете» немецкие власти сосредоточивали тяжело и легко раненых, а также страдающих различными инфекционными и неинфекционными заболеваниями советских военнопленных. На смену умершим сюда непрерывно направлялись новые партии раненых и больных советских военнопленных. В пути следования военнопленных подвергали истязаниям, морили голодом и убивали. Из каждого эшелона, прибывающего в «лазарет», гитлеровцы выбрасывали сотни трупов. Машинист водонапорной башни, расположенной на территории бывшего военного городка, Данилюк А.И. сообщил Следственной Комиссии, что он видел, как «из каждого вагона прибывавшего эшелона выбрасывалось по 20—25 трупов и на железнодорожной ветке оставалось до 800—900 трупов».

В пути пешего следования тысячи советских военнопленных погибали от голода, жажды, отсутствия медицинской помощи, дикого произвола немецкого конвоя. Медицинская сестра Славутской больницы Иванова А.Н. показала перед Следственной Комиссией, что в больницу местными жителями часто доставлялись советские военнопленные, брошенные конвоем, с тяжелыми ранениями, нанесенными в пути. В числе доставленных в больницу и скончавшихся она назвала техника-интенданта первого ранга Соломай, штабного писаря Пошехонова и рядового бойца Капилеса.

Как правило, гитлеровцы ударами прикладов и резиновых дубинок встречали партии военнопленных у ворот «лазарета», затем отбирали у вновь прибывших кожаную обувь, теплую одежду и личные вещи.

Немецкие врачи преднамеренно распространяли в «лазарете» инфекционные заболевания

В «Гросс-лазарете» немецкие врачи искусственно создавали невероятную скученность. Военнопленные принуждены были стоять, тесно прижавшись друг к другу, изнемогали от усталости и истощения, падали и умирали. Фашисты применяли различные способы «уплотнения» «лазарета». Бывший военнопленный Хуажев И.Я. сообщил, что немцы «выстрелами из автоматов уплотняли помещения, и люди невольно тесно прижимались друг к другу; тогда сюда гитлеровцы вталкивали еще больных и раненых и двери закрывали».

В «лазарете» немецкие врачи преднамеренно распространяли инфекционные заболевания. Больных сыпным тифом, туберкулезом, дизентерией, раненых с тяжелыми и легкими повреждениями они размещали в одном блоке и в одной камере. Бывший военнопленный советский врач Крыштоп А.А. показал, что «в одном блоке находились больные сыпным тифом и туберкулезом, количество больных доходило до 1 800 человек, в то время как в нормальных условиях там можно было разместить не более 400 человек». Уборка камер не производилась. Больные по нескольку месяцев оставались в том белье, в котором попадали в плен. Спали они без всякой подстилки. Многие были полураздеты или совершенно голые. Помещения не отапливались, а примитивные печи, сделанные самими военнопленными, разрушались. Элементарная санитарная обработка поступающих в «лазарет» не производилась. Все это способствовало распространению инфекционных заболеваний. В «лазарете» не было воды для умывания и даже для питья. В результате антисанитарии вшивость в «лазарете» приняла чудовищные размеры.

Немецкие врачи и охрана «Гросс-лазарета» голодом истребляли советских военнопленных

Суточный пищевой рацион советских военнопленных состоял из 250 граммов эрзац-хлеба и 2 литров так называемой «баланды». Эрзац-хлеб выпекался из специальной, присылаемой из Германии муки. В одном из складов «лазарета» обнаружено около 15 тонн этой муки, хранившейся в 40-килограммовых бумажных мешках с фабричными этикетками «Шпельцмель». Судебно-медицинской и химической экспертизой, а также анализом, произведенным Институтом питания Наркомздрава СССР от 21 июня 1944 г., установлено, «что «мука» представляет собой мякину с ничтожной примесью крахмала (1,7 процента). Наличие крахмала свидетельствует о содержании в исследуемой массе ничтожного количества муки, по-видимому, образовавшейся от случайно попавших в солому зерен при обмолоте. Питание «хлебом», приготовленным из этой муки, влекло за собой голодание, алиментарную дистрофию, в ее кахектической и отечной (голодный отек) формах и способствовало распространению среди советских военнопленных тяжелых кишечно-желудочных заболеваний, обычно кончавшихся смертью».

Так же пагубно действовала на организм «баланда», изготовлявшаяся из шелухи гречихи и проса, неочищенного и полусгнившего картофеля, всякого рода отбросов, с примесью земли, осколков стекла. Нередко пища приготовлялась из падали, подбираемой по распоряжению коменданта в окрестностях «лазарета».

По заявлению бывших военнопленных Иноземцева И.П., Чигрина Е.И. и Жданова П.Н., в «Гросс-лазарете» периодически отмечались вспышки заболеваний неизвестного характера, называвшиеся немецкими врачами «парахолерой». Заболевание «парахолерой» было плодом варварских экспериментов немецких врачей. Как возникали, так и заканчивались эти эпидемии внезапно. Исход «парахолеры» в 60—80 процентах случаев был смертельный. Трупы некоторых умерших от этих заболеваний вскрывались немецкими врачами, причем русские врачи военнопленные к вскрытию не допускались.

Несмотря на то, что славутский лагерь официально именовался «Гросс-лазаретом» и в его штате числилось значительное количество медицинского персонала, больные и раненые офицеры и бойцы Красной Армии не получали самой элементарной медицинской помощи. Медикаменты для больных и раненых не выдавались. Хирургической обработке раны не подвергались и не перевязывались. Раненые конечности с повреждениями костей не иммобилизовались. Даже за тяжело больными не был организован уход. Бывшая военнопленная санитарка Молчанова П.А. сообщила, что «больные и раненые в большом количестве, сосредоточенные в соседнем с нами помещении, за дощатой перегородкой, не получали никакой медицинской помощи. Днем и ночью из их палаты доносились непрерывная мольба о помощи, просьба о том, чтобы им дали хоть каплю воды. Сквозь щели между досками проникало тяжелое зловоние от гноящихся и запущенных ран».

Пытки и расстрелы советских военнопленных

Советских военнопленных в «Гросс-лазарете» подвергали пыткам и истязаниям, били при раздаче пищи, при выводе на работу. Не щадили фашистские палачи даже умирающих. Судебно-медицинская экспертиза при эксгумировании трупов обнаружила в числе других трупов военнопленного, которому в агональном состоянии было нанесено колотое ранение ножом в паховую область. С торчащим в ране ножом он был брошен в могилу и еще живым засыпан землей.

Одним из видов массовых пыток в «лазарете» было заключение больных и раненых в карцер, который представлял собою холодное помещение с цементным полом. Заключенные в карцер на несколько дней лишались пищи, и многие там умирали. Больных и слабых людей гитлеровцы с целью еще большего истощения заставляли бегать вокруг зданий «лазарета», а тех, кто не мог бегать, запарывали до полусмерти.

Нередки были случаи убийства военнопленных немецкой охраной ради потехи. Бывший военнопленный Бухтийчук Д.П. сообщил о том, как немцы бросали на проволочные заграждения внутренности павших лошадей и, когда обезумевшие от голода военнопленные подбегали к заграждениям, охрана открывала по ним стрельбу из автоматов. Свидетель Кирсанов Л.С. видел, как был заколот штыком один из военнопленных за то, что он поднял с земли клубень картофеля. Бывший военнопленный Шаталов А.Т. «был очевидцем, как конвоир застрелил военнопленного, пытавшегося получить вторую порцию «баланды». В феврале 1942 года он «видел, как часовой ранил одного из пленных, который искал в мусорной яме объедки, оставшиеся в немецкой кухне обслуживающего персонала, раненый был немедленно уведен к яме, раздет и пристрелен».

Комендатура и охрана лагеря неоднократно применяла изощренные меры истязаний. Среди вскрытых эксгумированных трупов судебно-медицинская экспертиза обнаружила четыре трупа военнопленных, умерщвленных холодным оружием, с колотыми головными ранами, проникающими в полость черепа.

Раненых и больных военнопленных, несмотря на крайнюю степень истощения и резкую слабость, гитлеровцы принуждали к непосильному физическому труду. На военнопленных перевозились тяжести, вывозились трупы умерщвленных советских людей. Изнемогающих и падающих военнопленных конвоиры убивали на месте. Путь на работу и с работы, по заявлению ксендза города Славуты Милевского, намечен, как вехами, маленькими надмогильными холмиками.

Наиболее ярким свидетельством изуверского отношения немецко-фашистских палачей к советским военнопленным является тот факт, что многих больных и раненых они закапывали в могилы заживо. Бывшему военнопленному Панкину А.М. известен случай, когда в феврале 1943 года в мертвецкую был вынесен больной, находившийся в забытье. В мертвецкой больной очнулся, о чем было доложено немцу — шефу блока. Но он приказал оставить больного в мертвецкой, и больной был похоронен.

На основании обнаружения в глубоких дыхательных путях четырех трупов военнопленных, вплоть до мельчайших бронхов, «большого количества песчинок, которые могли попасть так глубоко лишь при дыхательных движениях засыпанных песком», судебно-медицинская экспертиза установила, что в «Гросс-лазарете» охрана комендатуры с ведома немецких врачей хоронила советских людей живыми.

Немецкие палачи расстреливали мирных граждан за оказание помощи советским военнопленным

Несмотря на строжайшую охрану и безудержные репрессии, советские военнопленные совершали индивидуальные и групповые побеги из «лазарета», находя приют у местного населения Славуты и окружающих населенных пунктов. В связи с этим 15 января 1942 г. Шепетовский гебитскомиссар, правительственный советник доктор Ворбс, в округ которого входил город Славута, специальным распоряжением предупредил население, что «за оказание «посторонним лицам», т.е. бежавшим военнопленным, какой бы то ни было помощи виновные будут расстреляны. Если же непосредственные виновники не найдутся, то в каждом случае будет расстреляно 10 заложников». Районная управа города Славуты, в свою очередь, объявила, что «все военнопленные, самовольно покинувшие лазарет, объявляются вне закона и подлежат расстрелу в любом месте их обнаружения».

Бежавших и задержанных военнопленных, а также граждан, оказывавших им помощь, гитлеровцы арестовывали, подвергали избиениям и расстреливали. Священнику Журковскому известен факт об аресте и расстреле 26 мирных граждан, оказавших помощь военнопленным. Свидетель Фригауф Я.А. сообщил, что за помощь военнопленным были арестованы доктор местной больницы Махнилов, дочь доктора Вайцещука, медсестра Неонила.

Особую активность в расправах с задержанными военнопленными и мирными гражданами проявлял шеф славутской жандармерии обервахмейстер Роберт Готовиц и его заместитель вахмейстер Лор. Расстрел советских людей гитлеровцы производили на участке, прилегающем с юга к водонапорной башне бывшего военного городка, возле «Гросс-лазарета». Это место ими было избрано с целью устрашения военнопленных, которые являлись невольными свидетелями чудовищных злодеяний.

Последствия варварского режима, установленного в «Гросс-лазарете»

При медицинском освидетельствовании 525 освобожденных из «Гросс-лазарета» Славуты советских военнопленных было установлено: у 435 — крайняя степень истощения, у 59 — осложненное течение ран, у 31 — нервно-психическое расстройство. Судебно-медицинская экспертиза на основании внутреннего исследования 112 и наружного осмотра 500 эксгумированных трупов пришла к заключению, что администрация и немецкие врачи «лазарета» создали такой режим, при котором была почти поголовная смертность больных и раненых. Основной причиной смерти советских военнопленных судебно-медицинские эксперты считают истощение крайней степени, инфекционные заболевания, нанесение ран из автоматов и холодным оружием. Такой смертности, которая была в «лазарете», не знает ни одно лечебное учреждение. Круглые сутки военнопленные, впряженные в повозки, вывозили трупы к заранее подготовленным ямам и все же не успевали. Тогда для ускорения «транспортировки» трупы выбрасывались из «лазарета» прямо из окон и там во дворе складывались штабелями.

Бывший военнопленный Севрюгин А.В. сообщил: «Люди вокруг меня умирали сотнями. Возле меня ежедневно умирали 9—10 человек. Мертвых увозили, места занимались новыми больными, а утром повторялась та же картина. Колоссальная смертность доходила до 300 человек в день». За два года оккупации города Славуты, при участии немецких врачей Борбе, Штурм и других медицинских работников, в «Гросс-лазарете» гитлеровцы истребили до 150 тысяч офицеров и бойцов Красной Армии.

Немецкие палачи пытались скрыть следы своих преступлений

Немецко-фашистские палачи всячески старались замести следы своих преступлений. Они тщательно маскировали места захоронения советских военнопленных. Это подтверждается данными расследования и судебно-медицинской экспертизы. Только на территории бывшего военного городка обнаружено до тысячи могил массового захоронения. На кресте могилы №623 было написано восемь фамилий похороненных. При вскрытии этой могилы в ней оказалось 32 трупа. То же самое выявлено при вскрытии могилы №624. В других могилах при вскрытии обнаружена грунтовая прослойка между лежащими в ней трупами. При вскрытии могилы №625 было извлечено 10 трупов, а под слоем грунта толщиною в 30 см — еще два ряда трупов. То же самое выявлено при раскрытии могилы №627 и могилы №8. Из последней извлечено 30 трупов, под слоем грунта найдено еще множество трупов значительно большей давности захоронения.

Гитлеровцы маскировали места захоронения путем посадки на них деревьев, прокладки дорожек, разбивки клумб и т.д. У казармы №6 под одной из дорожек, выложенной камнями, была обнаружена могила размером 4,5 метра на 3 метра. В северо-западном направлении от этой казармы, недалеко от шоссе, ведущего в Шепетовку, обнаружены три замаскированные могилы размером от 6 метров на 2 метра до 6,5 метра на 2,5 метра.

К ответу гитлеровских палачей

На основании показаний свидетелей, данных судебно-медицинской экспертизы и расследования, произведенного специальной комиссией, Чрезвычайная Государственная Комиссия неопровержимо установила факт преднамеренного, истребления охраной и немецкими врачами «Гросс-лазарета» до 150 тысяч советских военнопленных.

Чрезвычайная Государственная Комиссия считает ответственными за эти преступления правительство и военное командование фашистской Германии, а также непосредственных виновников: штабсарцта доктора Борбе, его заместителя доктора Штурм, Шепетовского гебитскомиссара, правительственного советника доктора Ворбс, майора Павлиска, гауптмана Планк, гауптмана Ное, гауптмана Кронсдорфер, обер-фельдфебеля Ильземан, фельдфебеля Беккер, шефа Славутской жандармерии обер-вахмайстера Готовиц и его заместителя вахмайстера Лор.

Все они должны понести суровую кару за свои чудовищные кровавые преступления, выразившиеся в преднамеренном истреблении советских военнопленных бойцов и офицеров Красной Армии.

ИЗ ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЯ РИБОЛЯ ФРЕДЕРИКА

[Документ СССР-315]

...В Маутхаузене тюрьма, иначе называемая «Бункер», стала в скором времени недостаточной для помещения всех тех, кого должны были казнить. Один блок служил пристройкой, это был блок №20.

Этот блок был рассчитан на то, чтобы в нормальных условиях вмещать 200 человек, в действительности это была каторга для несчастных, число которых колебалось между 1 500 и 2 000.

Жизненные условия там были исключительно тяжелые, в десять раз хуже, нежели во всем остальном лагере.

Питание давалось по усмотрению охраны СС, которая иногда заставляла несчастных заключенных голодать по 2—3 дня, к тому же рацион был гораздо меньше, чем в остальной части лагеря.

Иногда суп наливали в желоба, и эсэсовцы смеялись, глядя на людей, которые ели без ложек, прямо руками. Иногда суп наливали в умывальник, и эсэсовцы буквально наслаждались видом этой борьбы за еду 2 000 человек вокруг бассейна, где едва было место только для 20 человек. Смертные случаи от 30—35 в день возросли до 150 случаев. Большинство этих людей были русские офицеры регулярной армии, советские офицеры. Также там были лучшие представители интеллигенции, попавшие в плен к немцам. Жуткие жизненные условия и перспектива близкой смерти заставили этих людей восстать. Это случилось в начале февраля 1945 года. Воспользовавшись воздушной тревогой, эти люди собирались бежать. План. этот был задолго, очевидно, ими задуман. Накануне они сгребли снег к ограде, чтобы иметь возможность перелезть через стену. По данному сигналу были брошены одеяла на проволоку, где проходил электрический ток, и она была сорвана. В это время другие бросали в часовых все, что только возможно. Один из восставших ударом огнетушителя ослепляет эсэсовца, вооруженного автоматом. Один из офицеров, овладев этим оружием, дает возможность выйти своим товарищам.

Все это длилось несколько минут, и в этот отрезок времени только 12 заключенных были убиты. Восставшим удалось овладеть постом ДСА и взять там все оружие.

На следующий день все эсэсовцы были мобилизованы на охоту за людьми.

Венское радио передавало каждый час призывы к населению помочь в поимке сбежавших «бандитов».

Репрессия была ужасающая. Это было избиение тех беглецов, кто по слабости не в состоянии был убежать далеко. Все те, которых привели живыми в лагерь, были избиты с неимоверной яростью до того, как их убили выстрелом в затылок разъяренные эсэсовцы.

Несмотря на то, что мы привыкли к жутким картинам, эта картина по своей жестокости оставила в памяти товарищей и, в частности, у меня неизгладимый след.

Это показание, правильность которого я подтверждаю, было мною написано 27 января 1946 г. в Нюрнберге.

Риболь Фредерик

85 Авеню д'Иври, Париж 13-е

ПАМЯТКА ОБ ОХРАНЕ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ

[Документ СССР-431]

Приложение к распоряжению главного штаба вооруженных сил

(управл. общ. делами,

отдел военнопленных

№3058/41 секр. от 8 сентября 1941 г.)

рассматривать как несекретное

Большевизм является смертельным врагом национал-социалистской Германии.

В первый раз в этой войне немецкий солдат встречается с противником, обученным не только в военном, но и в политическом отношении, идеалом которого является коммунизм, который видит в национал-социализме своего злейшего врага. В борьбе против национал-социализма он считает пригодным все средства: партизанскую войну, бандитизм, саботаж, поджоги, разлагающую пропаганду, убийства. Даже попавший в плен солдат, каким бы безобидным он ни выглядел внешне, будет использовать всякую возможность для того, чтобы проявить свою ненависть против всего немецкого. Надо считаться с тем, что военнопленные получили соответствующие указания о поведении в плену. Поэтому по отношению к ним совершенно необходимы максимальная бдительность, величайшая осторожность и недоверчивость.

Для охранных команд существуют следующие указания:

1. Применение строжайших мер при проявлении малейших признаков сопротивления и непослушания. Для подавления сопротивления беспощадно применять оружие. По военнопленным, пытающимся бежать, немедленно стрелять (без окрика), стараясь в них попасть.

2. Всякие разговоры с военнопленными, в том числе и по пути к месту работы и обратно, строго воспрещаются, за исключением совершенно необходимых служебных указаний. На пути к месту работы и обратно, а также во время работы категорически запрещается курить. Следует препятствовать всяким разговорам военнопленных с гражданскими лицами, в случае необходимости надо применять оружие — также и против гражданских лиц.

3. На месте работы также необходим постоянный строгий надзор со стороны немецких охранных команд. Каждый охранник должен всегда находиться на таком расстоянии от военнопленных, чтобы он мог в любой момент немедленно пустить в ход свое оружие. Никогда не поворачиваться спиной к военнопленному!

По отношению к трудолюбивым и послушным военнопленным также неуместно проявление мягкости, так как они рассматривают это как проявление слабости и делают из этого соответствующие выводы.

4. При всей строгости и твердости, которые должны сопровождать безусловное исполнение отданных приказов, не должны иметь места произвол или плохое обращение с военнопленными со стороны немецких солдат, не должны применяться палки, кнуты и т.д. Подобное поведение противоречило бы достоинству немецкого солдата как оруженосца нации.

5. Мнимая безобидность большевистских военнопленных никогда не должна приводить к отклонению от вышеприведенных указаний.

ИЗ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНОЙ ДИРЕКТИВЫ ВЕРХОВНОГО КОМАНДОВАНИЯ ГЕРМАНСКИМИ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ (ОКВ) ОТ 16 ДЕКАБРЯ 1942 г. №1А 1388/42 «О БОРЬБЕ С БАНДАМИ» [200]

[Документ СССР-16]

Фюрер располагает данными, что отдельные военнослужащие германской армии, участвовавшие в борьбе против банд, за свое поведение в бою были привлечены в последующем к ответственности.

В связи с этим фюрер приказал:

1. Противник использует в бандах фанатичных, имеющих коммунистическую подготовку бойцов, которые не гнушаются никакими актами насилия. Более чем когда-либо дело идет здесь о том, «быть или не быть». Эта борьба отныне не должна иметь ничего общего с рыцарским поведением солдата или правилами Женевской конвенции.

Если эта борьба против банд как на Востоке, так и Балканах не будет вестись самыми жестокими средствами, то в ближайшее время имеющиеся в распоряжении силы окажутся недостаточными, чтобы искоренить эту чуму.

Войска поэтому имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства, без ограничения, также против женщин и детей, если это только способствует успеху.

Проявление любого вида мягкости является преступлением по отношению к германскому народу и солдату на фронте, который должен испытывать на себе последствия покушения бандитов и которому непонятно, как можно щадить бандитов и их сообщников.

Эти принципы должны лечь в основу «Инструкции по борьбе с бандами на Востоке».

2. Ни один немец, участвующий в боевых действиях против банд, за свое поведение в бою против бандитов и их сообщников не может быть привлечен к ответственности ни в дисциплинарном, ни в судебном порядке.

Командиры войск, действующих против банд, несут ответственность:

за обстоятельное и неуклонное ознакомление с этим приказом всех офицеров подчиненных им частей;

за немедленное ознакомление с этим приказом своих юрисконсультов;

за то, чтобы не утверждались приговоры, противоречащие этому приказу...

Подписал: Кейтель .

ИЗ ПРИКАЗА ОТ 5 НОЯБРЯ 1943 г. ЗА №86 ПО СТАЦИОНАРНОМУ ЛАГЕРЮ VIII-В (ЛАМСДОРФ, ВЕРХНЯЯ СИЛЕЗИЯ)

[Документ СССР-433]

...12. Расстрелы советских военнопленных

О расстрелах советских военнопленных и происходящих с ними несчастных случаях со смертельным исходом впредь не требуется доносить по телефону начальнику по делам военнопленных как о чрезвычайных происшествиях.

Так же, как и раньше, в этих случаях следует, однако, через 5 дней после происшествия посылать подробные письменные донесения через стационарный лагерь VIII-B...

МАТЕРИАЛЫ ДОЗНАНИЯ, ПРОИЗВЕДЕННОГО ВЕЛИКОБРИТАНСКИМИ ВОЕННЫМИ ВЛАСТЯМИ О РАССТРЕЛЕ 7 АПРЕЛЯ 1945 г. 150 ВОЕННОПЛЕННЫХ И СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН НА КЛАДБИЩЕ ЗЕЛЬХОРСТ (ГАННОВЕР)

[Документ СССР-112]

Показания Петра Пальникова, данные 1 мая 1945 г. в г.Ганновере (Германия)

Я, Петр Пальников, родился в г.Харькове (Россия) 2 мая 1920 г. Мое постоянное местожительство Майкоп, Пролетарская ул., д.146.

20 ноября 1944 г., выполняя обязанности офицера связи между полками, я был взят в плен 326-й немецкой дивизией или полком, точно я не знаю. После взятия в плен я вместе с другими пленными был отправлен в район Вены. Переход длился четыре дня. В течение этих четырех дней мы не получали никакой пищи. Многие пленные падали, потому что не были в состоянии идти. Те, кто пытался достать пищу по дороге, расстреливались. От 18 до 20 русских пленных были расстреляны во время этого перехода.

Я был помещен в офицерское отделение лагеря для военнопленных, находившегося около Вены. Пробыв там девять дней, я вместе с другими 106 офицерами был отправлен поездом в Ниенбург, который расположен в 80 километрах от Ганновера и около 30 километров от Миндена.

В Ниенбурге (Германия) я был послан в русский лагерь военнопленных, где находились только русские офицеры. В этом лагере я находился до 2 февраля 1945 г. — дня моего побега из лагеря. Я шел по направлению к Вене обходными путями и 10 или 11 февраля был снова взят немцами в плен в одной маленькой деревушке, название которой не помню. Меня взяли в плен два германских полицейских. Меня снова отправили в Ниенбург и посадили на два дня в карцер. После этого меня отправили в исправительный лагерь в Либенау — 6 километров от Миндена. Я прибыл в Либенау 14 или 15 февраля. В Либенау из поезда было выгружено 70 русских, включая гражданских лиц, офицеров и солдат Красной Армии.

В Либенау, вместе с 20 другими мужчинами, я был помещен в так называемую красную камеру, которая была предназначена для лиц, подлежащих уничтожению. Это был барак, состоящий из двух комнат. Когда мы прибыли в барак, там уже находились 40 человек, из которых большинство было русских. Среди них также находились один голландец и один немец. Я оставался в Либенау до 3 апреля 1945 г. и все в том же бараке. Первоначальное количество заключенных в 60 человек то увеличивалось, то уменьшалось, так как ежедневно уводили заключенных, которых убивали и вешали.

3 апреля 1945 г. весь лагерь в Либенау, насчитывавший около 800 человек, был собран и отправлен пешком в район Ганновера, Германия. 6 апреля 1945 г. мы прибыли в Ганновер. Шли мы под охраной, и, в частности, моя группа охранялась особой группой войск СС в форме и гражданской одежде. Во главе каждой группы охранников в 16 человек был один офицер СС.

В моей специальной группе насчитывалось около 250 человек. Среди тех охранников, которые были приставлены к моей группе, был поляк. Фамилия его была Шафа, имени я не помню. Этот человек не присутствовал при расстреле, который потом последовал.

По дороге из Миндена, на окраине Ганновера, находился штаб гестапо и тюрьма. В эту тюрьму была помещена наша группа.

7 апреля 1945 г. в 6 часов утра в штабе гестапо была собрана группа в составе 25 мужчин и одной женщины, которых я раньше не видел. Нас всех посадили в машину и повезли на кладбище в г. Ганновер. Эту группу охраняли 6 человек, четверо из них находились с нами в задней части машины и имели при себе автоматы. Шофер и один охранник сидели в кабинке. Я никого из охранников не знал и никогда раньше их не видел. У нас были с собой лопаты. По прибытии на кладбище охранники приказали нам выйти из машины и начать копать могилы. Охрана показывала нам, где и сколько копать. Девушка, которая приехала с нами, не копала, а стояла около нас. Это была русская девушка 17—18 лет.

Мы копали с 6 ч. 30 м. до 10 час. утра того же дня. Пока мы копали, прибыло еще шесть охранников, из которых трое были немецкие солдаты и трое гражданских. Охранники стояли вокруг, смеялись и болтали. После окончания работы нас построили по 4 человека, в том числе и девушку. Каждый ряд стоял лицом к могилам. Один из охранников подошел к девушке и выстрелил в нее. Он выстрелил второй раз, а девушка все еще стояла. Когда был дан третий выстрел, девушка упала. Охранник, который стрелял, находился от меня на расстоянии одного метра. Я схватил лежавшую около меня лопату и ударил охранника по голове... Он упал. Я бросился бежать, а за мной еще двое. За кладбищем был лес, и я побежал в том направлении. Между лесом и кладбищем была деревянная ограда, наверху которой была протянута проволока. Один из бежавших со мной был застрелен в тот момент, когда он пытался перелезть через ограду. Что случилось со вторым, я не знаю. Мне удалось перелезть через ограду. Когда я бежал, по мне было сделано по меньшей мере 40 выстрелов. Между кладбищем и лесом (примерно 60 метров от леса) стоял небольшой домик. Когда я был примерно в 20 метрах от домика, с заднего двора его в меня стал стрелять из пистолета мужчина лет 50. Он сделал четыре выстрела. Мне удалось добраться до леса, не будучи раненым, и пройти в глубь его на два километра. Я не знал, следовал ли кто-нибудь за мной, и провел ночь в лесу. На следующее утро я попал в лесную хижину и достал там гражданскую одежду. До этого я носил зеленую форму военнопленного, со знаком «S.U.» на спине. Эта форма была мне выдана в Ниенбурге.

После того как я переоделся в гражданскую одежду, я вышел на дорогу и направился в русский лагерь в г. Ганновер, проходя мимо кладбища, где происходил расстрел. По дороге я встретил двух русских, которые отвели меня в русский лагерь.

Когда, после моего побега, я был возвращен в Ниенбург, меня повели в комендатуру лагеря, где находился человек, который, по-моему, был немецким офицером. В этой комнате больше никого не было, но за дверью стоял караульный. Этот человек прочел мне небольшую бумагу и на хорошем русском языке сказал, что я — агитатор и что меня ждет плохая судьба. После того, как он зачитал мне все это по-русски, мне дали уже другую бумагу и сказали, чтобы я ее подписал. Эта бумага была написана по-немецки. Мне ее не зачитали, и я не знаю, что в ней говорилось. Когда я подписал ее, меня снова отправили в барак. Когда я находился в комендатуре, этот человек спросил меня, как мне удалось сбежать, куда и по какому пути я направился.

Он также спросил, почему я сбежал. Я ответил ему, что здесь так плохо, что я больше не мог оставаться. Все это происходило за день до моей отправки в Либенау.

Люди, которые были со мной в красных бараках, в Либенау, попадали туда по различным причинам. Военнопленные, находившиеся там, были те, которых ловили после побега. Другие сидели за то, что воровали продукты питания. Всех нас рассматривали как политически нежелательных лиц.

Подпись: Пальников .

Я удостоверяю, что вышеизложенное представляет собой правильный перевод русского оригинала допроса, происходившего в моем присутствии 1 мая 1945 г. в Ганновере, Германия.

Подпись: Лейт. Эфрейм Акерман О-2000203.

Показания, данные Карлом Фревертом в Ганновере, Германия

Я, Карл Фреверт, родился в Ганновере 26 декабря 1892 г. Всю свою жизнь я проживал в Германии. В настоящее время я живу в Дэрене, близ Ганновера, на Пейневштрассе, №24.

7 апреля 1945 г. в 9 ч. 30 м. утра я проезжал на велосипеде мимо кладбища, которое находится в Дэрене, недалеко от моего дома. Вдруг какой-то штатский остановил меня и заставил сойти с велосипеда. Я спросил его, почему, и он ответил: «Там стреляют, двое русских убежало». Затем он спросил меня, куда я намереваюсь ехать, я объяснил ему, и он указал мне дорогу, по которой я должен был ехать. У этого гражданина, насколько я мог видеть, не было при себе никакого оружия.

В то время как я разговаривал с ним, я слышал выстрелы, доносящиеся с кладбища. Потом я отправился по указанной дороге, которая привела меня в мой сад. Поставив свой велосипед под навес, я взял грабли и опять отправился на кладбище. Все кладбище было обнесено деревянной оградой. Я быстро нашел дыру и проник через нее на кладбище. Затем осторожно я подполз к кусту, который находился в 30 метрах от того места, где стояли русские.

Там было около 200 русских. Я видел, как несколько из них рыли длинную могилу. После того, как могила была готова, 10 или 15 русских вошли в нее. В это время двое штатских дали по ним очередь из автоматов.

Затем я услышал, как один из этих штатских сказал: «Одна свинья все еще жива». И в этот момент один из солдат, который охранял кладбище, с места выстрелил из винтовки в него. Насмотревшись на эту картину, я тем же путем возвратился в сад.

В тот же день в 7 ч. 30 м. утра я видел, как около 200 русских проходили мимо моего дома в направлении к кладбищу. Они охранялись солдатами и десятью штатскими. Причем в 14 ч. 30 м. я видел, как все эти солдаты и штатские возвращались с кладбища. Русских с ними уже не было.

Я слышал стрельбу, доносившуюся с кладбища с 9 ч. 30 м. утра до 14 час. дня.

Из всех этих солдат и штатских я раньше никого не видел. Я думаю, что я смогу узнать того штатского, который остановил меня, когда я ехал на велосипеде. Рост его приблизительно 1 м 70 см, вес 145—150 англ. фунтов. Лицо очень худое, и тогда он был в черных роговых очках. Ему было около 50 лет.

В то время, как я возвращался с кладбища во второй раз, я видел Груневальда, направляющегося с маленьким терьером к месту стрельбы.

Подпись: Карл Фреверт .

Я, Мейнхард М. Клейнерман, заявляю, что вышеизложенное является точным переводом показания, данного под клятвой Карлом Фревертом в Ганновере, Германия, 1 мая 1945 г. Мейнхард М. Клейнерман.

Подписано под присягой в моем присутствии. Ганновер, Германия, 1 мая 1945 г.

Подпись: Джемс В. Бост . майор кавалерии.

Медицинский отчет по эксгумации трупов из могил на кладбище 3ельхорст

Медицинская комиссия, состоящая из:

1) обермедициналрата д-ра Мисбаха,

2) медициналрата д-ра Вилша,

3) -"- д-ра Беке,

4) профессора д-ра Нордманна,

2 мая 1945 года с 9 час. утра до 15 часов присутствовала, по приказанию военной администрации, при эксгумации 223 трупов на кладбище Зельхорст.

Комиссия установила:

I

Было выкопано 153 мужских трупа и один женский; причем вскрытие трупов не было произведено.

За короткий промежуток времени, между выкапыванием и отвозкой, безусловно, невозможно было раздеть все трупы. Однако причину смерти можно было установить в каждом случае. В большинстве случаев люди были убиты выстрелами в голову на близком расстоянии. В двух случаях было попадание в область груди и в одном случае — в верхнюю часть левого бедра.

Очевидно в этих последних случаях выстрелы производились на большом расстоянии.

Трупы, в основном, были одеты в гражданскую одежду или одежду пленных (бесцветная немецкая форма), а некоторые были в русской военной форме.

Было также установлено, что похороны состоялись около трех или четырех недель назад.

Пять трупов были опознаны их русскими друзьями или родственниками.

Это следующие лица:

1) Седнев Василий, опознанный Доварским, могила №24

2) Масускевич Михаил, -"- Войжуковичем, могила №25

3) Бурба Иван, -"- Александром Стояком, могила №26

4) Зауджук Иван, -"- Клищуком, могила №34

5) Белозенко Николай, -"- Буловженко, могила №36

II

Помимо этого было вырыто еще 69 трупов, которые были не непосредственно убиты, а умерли от недостаточного питания или болезни. 40 из них были зарегистрированы в конторе этого кладбища. Они имеют свои номера, заметки о причине смерти и дату их похорон.

18 трупов были зарыты в гробах, сколоченных из грубых досок, другие даже без одежды. 29 трупов были совершенно неизвестны. Они не были зарегистрированы и были похоронены в период с 23 марта по 6 апреля 1945 г. без всякого ведома конторы кладбища. По общей договоренности с уполномоченным английским офицером — старшим лейтенантом Холлом — комиссия воздержалась от вскрытия.

Недостаточное питание было очевидно во всех случаях, когда никаких других причин насильственной смерти не было установлено.

В целом 223 трупа были эксгумированы и подвергнуты осмотру 2 мая 1945 г.

III

3 мая 1946 г. с 9 час. утра до 3 час. дня были эксгумированы новые 303 трупа и подвергнуты осмотру. Причем состояние трупов было очень плохое, ибо похоронены они были около трех месяцев назад.

В большинстве случаев причину смерти невозможно было установить простым осмотром трупов. Также невозможно было произвести и вскрытие трупов по той причине, о которой уже говорилось при предыдущей эксгумации.

1. 112 трупов, соответственно списку в приложении №2. Все они зарегистрированы обычным порядком; при этом 111 трупов с данными рождения или возраста, датой похорон, а также данными о причине смерти и только один труп был неизвестен.

2. 191 труп был похоронен без всякого ведома конторы кладбища. Среди них у 6 трупов оказались документы:

1) Перед Мозес, 22 года, слесарь, Литцманштадт, причина смерти: ослабление сердечных мышц;

2) Войдила Томас — рожд. 13 декабря 1909 г.;

3) Радомский Шмуль — 32 лет;

4) Кривошей Галина, рожд. 17 февраля 1921 г. в г. Иванко;

5) Мовтшан Лина, рожд. 24 января 1924 г. в г. Кантиар;

6) Ведороц Александра, рожд. 25 января 1925 г. в хуторе Федорце.

Другие трупы были неизвестны, 24 трупа (15 мужчин и 9 женщин) были в довольно хорошем состоянии. 4 из них погибли насильственной смертью. Один был убит выстрелом в левую щеку; другие жертвы (1 мужчина и 2 женщины) были задушены.

Причину смерти других 20 лиц невозможно было точно установить. Остальные 167 трупов показали недостаточное питание в очень большой степени.

Подписи: Беке, Мисбах, Нордманн, Вилш.

Подлинность копии удостоверяю: Чарльз Р. Циммер , капитан пехоты.

ИЗ ПРИКАЗА ПО 203-му НЕМЕЦКОМУ ПЕХОТНОМУ ПОЛКУ ОТ 2 НОЯБРЯ 1941 г. №109

[Документ СССР-121]

...Верховный главнокомандующий армии генерал-фельдмаршал Рунштедт приказал, чтобы вне боевых действий, в целях сохранения германской крови, поиски мин и очистки минных полей производились русскими военнопленными. Это относится также и к германским минам.

ИЗ СЕКРЕТНОГО ПРИКАЗА ПО 76-й НЕМЕЦКОЙ ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ №665/41 ОТ 11 ОКТЯБРЯ 1941 г.

[Документ СССР-122]

...б. Необходимо применять для работ, связанных с опасностью для жизни, пленных и отдельных лиц из местного населения...

ИЗ ПРИКАЗА ПО 464-му ПЕХОТНОМУ ПОЛКУ 253-й НЕМЕЦКОЙ ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ ОТ 20 ОКТЯБРЯ 1941 г.

[Документ СССР-123]

...Необходимо иметь в виду минированную местность. Использование саперов не всегда возможно. Батальоны должны будут вести бой сами, не ожидая помощи. Я рекомендую для этого, — как с успехом практиковалось в первом батальоне 464 пп, — использовать военнопленных (особенно русских саперов). Всякое средство оправдывается, если необходимо быстро преодолеть местность.

ИЗ ПРИКАЗА ПО 60-й НЕМЕЦКОЙ МОТОПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ ЗА №166/41

[Документ СССР-124]

...Русские солдаты и младшие командиры очень храбры в бою. Даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться до тех пор, пока противник не станет безопасным... Фанатизм и презрение к смерти делают русских противниками, уничтожение которых обязательно...

ДИРЕКТИВА НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ВОЕННОПЛЕННЫХ VIII ВОЕННОГО ОКРУГА (БРЕСЛАУ) ОТ 15 АВГУСТА 1941 г. «ПАМЯТКА ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ТРУДА СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ»

[Документ СССР-421]

Главный штаб вооруженных сил издал указания об использовании труда советских военнопленных, согласно которым использование русских военнопленных допускается лишь при условиях, являющихся значительно более строгими по сравнению с условиями работы военнопленных иных национальностей. Вот эти условия, соблюдение которых является совершенно обязательным:

1) Для того чтобы обеспечить необходимую постоянную охрану русских военнопленных, находящихся в жилых помещениях, требуется усиленный состав охранных команд. Такая охрана может быть обеспечена лишь в том случае, если численность самой рабочей команды будет составлять не менее 100 человек. В особенности надо обратить внимание на следующее:

а) Минимальная численность рабочих команд, формируемых из русских военнопленных, должна составлять 100 человек, если они используются на такой работе, на которой до этого были заняты военнопленные другой национальности, подлежащие теперь замене русскими военнопленными.

б) Минимальная численность рабочих команд, формируемых из русских военнопленных, должна составлять 200 человек, если на данной работе до этого вообще не использовались военнопленные.

2) Помещения для русских должны находиться вне населенных пунктов. В тех случаях, когда эти помещения находятся внутри населенных пунктов, охрана должна иметь возможность наблюдения и обстрела.

3) Помещения должны быть обязательно обнесены двумя рядами колючей проволоки высотой не менее двух метров.

4) В противоположность повышенным требованиям, предъявляемым к обеспечению охраны жилых помещений для русских военнопленных, требования к этим помещениям с точки зрения жилищных удобств являются самыми минимальными.

5) Уборные должны обязательно находиться в пределах зоны, окруженной колючей проволокой. В противном случае следует считать помещение неподготовленным для размещения русских военнопленных.

6) Ответственность за приготовление пищи для военнопленных возлагается на работодателя, причем оно должно производиться вне пределов зоны размещения военнопленных, чтобы исключить всякую возможность соприкосновения русских военнопленных с гражданскими лицами, занимающимися приготовлением пищи. Русские военнопленные не должны участвовать в приготовлении пищи; воспрещается также хранение продуктов питания в пределах зоны размещения военнопленных.

7) Размеры продовольственных пайков для находящихся на работе русских военнопленных отличаются от пайков, предоставляемых военнопленным других национальностей; о них будет сообщено дополнительно.

8) Русские военнопленные должны работать только компактными группами, в составе которых все рабочие сосредоточены в одном месте, эти группы должны всегда оставаться сосредоточенными для того, чтобы обеспечить их постоянную и тщательную охрану. На те работы, где такое сосредоточенное использование невозможно, русских военнопленных направлять не следует. Таким образом, распределение небольших групп на несколько рабочих мест в пределах одного предприятия недопустимо, так как это препятствует обеспечению предписанной системы охраны.

9) Немецкие рабочие не должны работать на одном рабочем месте с русскими военнопленными или в непосредственной близости от них. На эти рабочие места могут допускаться только надежные немецкие гражданские лица, которые сами не работают, а лишь дают указания по работе и наблюдают за их исполнением.

10) Относительно обращения с русскими военнопленными имеются следующие указания. Русские военнопленные прошли школу большевизма, их нужно рассматривать как большевиков и обращаться с ними как с большевиками. Согласно советским инструкциям они даже в плену должны активно бороться против государства, взявшего их в плен. Поэтому нужно с самого начала обращаться со всеми русскими военнопленными с беспощадной строгостью, если они дают для этого хотя бы малейший повод. Полнейшая изоляция военнопленных от гражданского населения как на работе, так и во время отдыха должна соблюдаться строжайшим образом. Все гражданские лица, пытающиеся каким-либо путем сблизиться с русскими военнопленными, находящимися на работе, беседовать с ними, передавать им деньги, продукты питания и пр., должны безусловно задерживаться, допрашиваться и передаваться полиции.

11) В пределах военного округа ответственность за использование труда советских военнопленных лежит на командующем военным округом и на начальнике по делам военнопленных. Поэтому при проведении всех мероприятий по использованию советских военнопленных следует руководствоваться исключительно приказами и распоряжениями начальника по делам военнопленных VIII военного округа. Всякое непосредственное участие трудовых управлений в использовании труда советских военнопленных воспрещается. В вопросах использования русской рабочей силы их функции сводятся к направлению заявок командованию округа и начальнику по делам военнопленных.

ИЗ ДОКЛАДА МИНИСТЕРИАЛЬНОГО СОВЕТНИКА ДОРША РЕИХСЛЕИТЕРУ РОЗЕНБЕРГУ 10 ИЮЛЯ 1941 г. «ОТЧЕТ О ЛАГЕРЕ ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ В МИНСКЕ»

[Документ 022-ПС]

В лагере военнопленных в Минске, расположенном на территории размером с Вильгельмплац, находится приблизительно 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских заключенных. Заключенные ютятся на такой ограниченной территории, едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные потребности там, где стоят. Этот лагерь охраняется командой кадровых солдат по количеству, составляющей роту. Такая недостаточная охрана лагеря возможна только при условии применения самой жестокой силы.

Военнопленным, проблема питания которых с трудом разрешима, живущим по 6—8 дней без пищи, известно только одно стремление, вызванное зверским голодом, — достать что-либо съедобное. Гражданские заключенные в возрасте от 15 до 50 лет происходят из Минска и его окрестностей. Эти заключенные питаются, поскольку они из Минска, благодаря своим родственникам. Питанием обеспечены, конечно, только те, у которых есть родственники, тянущиеся длинными рядами с утра до вечера к лагерю пленных. Ночью голодающие гражданские заключенные нападают на получивших передачу, чтобы силой добыть себе кусок хлеба.

Единственно доступным средством недостаточной охраны, день и ночь стоящей на посту, является огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет.

Помочь этому хаотическому состоянию военные власти не могут вследствие огромной потребности в транспорте и людях, вызванной наступлением.

Организация Тодта по строительству автострад (ОТ) попыталась принять решительные меры, сознавая, что, во-первых, огромную работу, выпавшую на долю тыловых оперативных работников, невозможно выполнить только с помощью немецкой рабочей силы; во-вторых, потому, что из-за уничтожения всех предприятий, выпускающих продукты питания в Минске, изо дня в день возрастает угроза распространения эпидемии в лагере вследствие тесного контакта человеческих масс.

Из числа гражданских заключенных организация Тодта в качестве опыта отобрала полноценных в смысле расы квалифицированных рабочих и успешно использовала их. После этого удачного опыта предполагалось отобрать еще около 200 квалифицированных рабочих для использования на восстановлении автопарка при управлении автострады Минск—Смоленск—Москва.

Отбор заключенных следовало производить и далее с целью использования заключенных на строительстве дорог под руководством немецких рабочих из организации Тодта. На второй же день ОТ был запрещен отбор гражданских заключенных со ссылкой на приказ генерал-фельдмаршала Клюге, согласно которому вопрос о предоставлении заключенных для работ фельдмаршал решает сам.

Под этим понятием, с военной точки зрения, приказом скрыта опасность того, что:

1. Реализация срочной программы не возможна из-за недостатка рабочей силы.

2. Едва ли возможно предотвратить ужасную эпидемию.

Вследствие этого необходимо немедленно освободить от ОТ нужное количество гражданских заключенных для восстановления предприятий, выпускающих продукты питания в Минске, причем при отборе следует ограничиваться только теми квалифицированными рабочими, которые полноценны с точки зрения расы.

Поскольку в недалеком будущем не может быть и речи о роспуске или сокращении лагерей, надо немедленно объявить строгий карантин в массовом лагере Минска, который, вероятно, не один в таком состоянии.

Г-ну рейхслейтеру Розенбергу в связи с беседой с г-ном министром д-ром Тодтом.

Подписано: Дорш , министериальный советник.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СПЕЦИАЛЬНОЙ КОМИССИИ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ И РАССЛЕДОВАНИЮ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ РАССТРЕЛА НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИМИ ЗАХВАТЧИКАМИ ВОЕННОПЛЕННЫХ ПОЛЯКОВ В КАТЫНСКОМ ЛЕСУ

[Документ СССР-54]

...Общее количество трупов по подсчету судебно-медицинских экспертов достигает 11 000. Судебно-медицинские эксперты произвели подробное исследование извлеченных трупов, тех документов и вещественных доказательств, которые были обнаружены на трупах и в могилах. Одновременно со вскрытием могил и исследованием трупов комиссия произвела опрос многочисленных свидетелей из местного населения, показаниями которых точно устанавливается время и обстоятельства преступлений, совершенных немецкими оккупантами...

Из всех материалов, находящихся в распоряжении специальной комиссии, а именно: показаний свыше ста опрошенных свидетелей, данных судебно-медицинской экспертизы, документов и вещественных доказательств, извлеченных из могил Катынского леса, с неопровержимой ясностью вытекают следующие выводы:

1. Военнопленные поляки, находившиеся в трех лагерях западнее Смоленска и занятые на работах до начала войны, оставались там и после вторжения немецких оккупантов в Смоленск, до сентября 1941 года включительно.

2. В Катынском лесу осенью 1941 года немецкими оккупационными властями производились массовые расстрелы польских военнопленных из вышеуказанных лагерей.

3. Массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условным наименованием «штаб 537 строительного батальона», во главе которого стояли оберлейтенант Арнес и его сотрудники оберлейтенант Рекст и лейтенант Хотт.

4. В связи с ухудшением для Германии общей военно-политической обстановки к началу 1943 года немецкие оккупационные власти, в провокационных целях, предприняли ряд мер к тому, чтобы приписать свои собственные злодеяния органам советской власти в расчете поссорить русских с поляками.

В этих целях:

а) немецко-фашистские захватчики путем уговоров, попыток подкупа, угроз и варварских истязаний старались найти «свидетелей» из числа советских граждан, от которых добивались ложных показаний о том, что военнопленные поляки якобы были расстреляны органами советской власти весной 1940 года;

б) немецкие оккупационные власти весной 1943 года свозили из других мест трупы расстрелянных ими военнопленных поляков и складывали их в разрытые могилы Катынского леса с расчетом скрыть следы своих собственных злодеяний и увеличить число «жертв большевистских зверств» в Катынском лесу;

в) готовясь к своей провокации, немецкие оккупационные власти для работы по разрытию могил в Катынском лесу, извлечению оттуда изобличающих документов и вещественных доказательств использовали до 500 русских военнопленных, которые по выполнении этой работы были немцами расстреляны.

5. Данными судебно-медицинской экспертизы с несомненностью устанавливается:

а) время расстрела — осень 1941 года;

б) применение немецкими палачами при расстреле польских военнопленных того же способа — пистолетного выстрела в затылок, который применялся ими при массовых убийствах советских граждан в других городах, в частности в Орле, Воронеже, Краснодаре и в том же Смоленске...

7. Выводы из свидетельских показаний и судебно-медицинской экспертизы о расстреле немцами военнопленных поляков осенью 1941 года полностью подтверждаются вещественными доказательствами и документами, извлеченными из катынских могил.

8. Расстреливая польских военнопленных в Катынском лесу, немецко-фашистские захватчики последовательно осуществляли свою политику физического уничтожения славянских народов.

ТЕЛЕГРАММА УПРАВЛЕНИЯ ВНУТРЕННЕЙ АДМИНИСТРАЦИИ ИЗ ВАРШАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВА ОТ 19 АПРЕЛЯ 1943 г. ПО ПОВОДУ ОРГАНИЗАЦИИ ОБСЛЕДОВАНИЯ ПОЛЬСКИМ КРАСНЫМ КРЕСТОМ ЛАГЕРЕЙ ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ

[Документ СССР-507, 402-ПС]

Срочно. Краков.

Местный отдел пропаганды и я пытались сформировать делегацию из представителей Польского Красного Креста для осмотра лагерей пленных польских офицеров в Германии. Польский Красный Крест ответил нам на это следующим образом:

«В связи с предложением о создании делегации из представителей Польского Красного Креста для осмотра лагерей пленных польских офицеров в Германии главное правление Польского Красного Креста заявляет о своей готовности принять в этом участие и просит соответствующие инстанции о предоставлении этим представителям соответствующих прав в рамках международных конвенций. Поэтому мы просим подвергнуть рассмотрению следующие моменты:

1. Справочное бюро Польского Красного Креста должно вновь проводить такую работу, которая предусмотрена в конвенциях.

Запрещения и ограничения, которые не обусловлены интересами безопасности вооруженных сил, должны быть сняты. Речь идет о следующем:

a) деятельность справочного бюро Польского Красного Креста должна вновь распространиться на все области, являющиеся местожительством военнопленных или их родных, это значит на те области, жители которых призывались в польскую армию, независимо от настоящих административных границ,

b) справочное бюро Польского Красного Креста должно вновь получить право прямой переписки с военнопленными и их родственниками и наоборот.

Эта корреспонденция будет проверяться уполномоченным Польского Красного Креста. Бюро должно также получить право пересылать посылки в соответствии с существующими в лагерях правилами. Наконец, право заботы о семьях военнопленных.

2. Отпущенным из лагерей по состоянию здоровья военнопленным должно быть разрешено возвращение на территорию генерал-губернаторства. Военнопленным из Шильдберга возвращение должно быть запрещено.

3. Военнопленные из лагерей не могут быть предоставлены в распоряжение гражданских и полицейских властей в целях расследования и осуждения их за якобы совершенные перед войной проступки, они должны лишь подлежать военному суду согласно международным конвенциям, причем они должны бы пользоваться правовой охраной, предусмотренной в конвенциях, и охраной со стороны других государств. Осужденные уже военнопленные должны быть вновь препровождены в лагери для военнопленных и предоставлены в распоряжение соответствующих военных властей. Вынесенные приговоры должны быть пересмотрены.

4. Дела арестованных и препровожденных в концентрационные лагери офицеров резерва должны быть проверены как можно скорее, и, если окажется, что они лично не совершили каких-либо проступков, их следует немедленно отпустить.

В связи с вышеизложенным главное правление Польского Красного Креста обращается с просьбой о пересмотре дела госпожи Марии Бортновска, начальника справочного бюро Польского Красного Креста, которая шесть месяцев тому назад, была арестована и отправлена в Берлин.

Если будет невозможно освободить ее тотчас же, то главное правление Польского Красного Креста надеется, что высшие инстанции рассмотрят ходатайство Польского Красного Креста в письме от 1 апреля 1943 г. №1474 к президиуму Германского Красного Креста и освободят госпожу Бортновска на поруки членов президиума Польского Красного Креста».

Судя по этому заявлению, мне кажется невозможным побудить Польский Красный Крест предпринять осмотр лагерей пленных польских офицеров в Германии. Я прошу связаться по этому вопросу и обсудить его как можно более тщательно с начальником местного главного управления пропаганды Хейнрихом.

ТЕЛЕГРАММА УПРАВЛЕНИЯ ВНУТРЕННЕЙ АДМИНИСТРАЦИИ ИЗ ВАРШАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВА ОТ 20 АПРЕЛЯ 1943 г.

[Документ СССР-507, 402-ПС]

Правительство генерал-губернаторства.

Управлению внутренней администрации,

отдел обеспечения населения — Краков.

Вручить старшему административному советнику Вейрауху.

В случае, если к г-ну Вейрауху нельзя будет больше дозвониться по №15200, прошу передать по его личному №11200.

Генеральный руководитель Гартман от президиума Германского Красного Креста передал мне только что через Министерство, пропаганды следующую телеграмму:

«Очень срочно — немедленно доложить — немедленно по телефону г-ну Хейнриху правительство Варшава, отдел населения и обеспечения.

Телеграмму Польского Красного Креста в Женеву обязательно задержать, а это мероприятие и другие подобные мероприятия — до получения полномочий. По всем связанным с этим вопросам поддерживать связь с заграничным отделом. Установлена связь с министерством иностранных дел относительно телеграммы Польского Красного Креста. Для дальнейшего ведения дела поддерживать связь с учреждением уполномоченного, Краков, связь с которым уже установлена. Германский Красный Крест, отдел заграницы. Генеральный руководитель Гартман».

Что делать? Телеграмма могла бы быть задержана еще в Берлине. По моему мнению, вмешательство Германского Красного Креста не оправдано. Гл. Упр. пропаганды, Краков, доктор Штейнмец получил также телеграмму по телеграфу пропаганды. Прошу сейчас же установить с ним связь. Ожидаю новых указаний.

Подпись: Хейнрих .

ТЕЛЕГРАММА №6 УПРАВЛЕНИЯ ВНУТРЕННЕЙ АДМИНИСТРАЦИИ ИЗ ВАРШАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВА ОТ 3 МАЯ 1943 г.

[Документ СССР-507, 402-ПС]

Правительству генерал-губернаторства.

В Главное Управление внутренней администрации.

Старшему административному советнику Вейрауху — Краков.

Молния.

Секретно. Часть делегации Польского Красного Креста вчера возвратилась из Катыни. Сотрудники Польского Красного Креста привезли с собой гильзы патронов, использовавшихся при расстреле жертв в Катыни. Выяснилось, что это немецкие боеприпасы. Калибр 7,65, фирма «Геко». Письмо следует. Хейнрих.

Передано: Варшава Фидлер .

Принял: Зидов .

ИЗ СТЕНОГРАММ ЗАСЕДАНИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА 1—2 ИЮЛЯ 1946 г.

Допрос свидетеля Базилевского Бориса

Помощник главного обвинителя от СССР Смирнов: Господин председатель, я прошу о вызове для допроса в качестве свидетеля бывшего заместителя бургомистра города Смоленска во время немецкой оккупации — профессора астрономии Базилевского.

Председатель: Да, пожалуйста, приведите свидетеля.

(Вводят свидетеля)

Назовите ваше имя и фамилию.

Свидетель: Базилевский Борис.

Председатель: Повторяйте за мной слова присяги в следующей форме:

«Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, перед лицом Высокого Суда торжественно обещаю и клянусь говорить все, что мне известно по данному делу, ничего не утаить и ничего не прибавить».

(Свидетель повторяет слова присяги)

Вы можете сесть.

Смирнов: Разрешите приступить к допросу, господин председатель?

Председатель: Да, пожалуйста.

Смирнов: Скажите, свидетель, чем занимались вы до начала немецкой оккупации города Смоленска и Смоленской области и где проживали?

Базилевский: Я до оккупации Смоленска и Смоленской области проживал в городе Смоленске и занимал должность профессора сначала Смоленского университета, затем Смоленского педагогического института, одновременно был директором астрономической обсерватории. В течение 10 лет был деканом физико-математического факультета, в последние годы — заместителем директора института по учебной части.

Смирнов: Сколько всего времени вы жили в Смоленске до начала немецкой оккупации?

Базилевский: С 1919 года.

Смирнов: Известно ли вам, что представлял собой так называемый Катынский лес?

Базилевский: Да. По существу, это была скорее роща — излюбленное место, в котором жители Смоленска проводили праздничные дни, а также летний отдых.

Смирнов: Являлся ли этот лес до начала войны какой-либо особой территорией, охраняемой вооруженными патрулями, сторожевыми собаками или, наконец, просто огороженной от окружающей местности?

Базилевский: За долгие годы моего проживания в Смоленске это место никогда не ограничивалось в смысле доступа всех желающих. Я сам многократно бывал там и в последний раз в 1940 году и весной 1941 года. В этом лесу находился и лагерь для пионеров. Таким образом это место являлось свободным, свободно доступным для всех желающих.

Смирнов: Я прошу вас несколько задержаться на этом ответе. В каком году там помещался пионерский лагерь?

Базилевский: В последний раз Смоленский лагерь пионеров был в районе Катынского леса в 1941 году.

Смирнов: Следовательно, я правильно понял вас, что в 1940 и 1941 годах, до начала войны во всяком случае (вы говорите о весне 1941 года), Катынский лес не был особо охраняемой территорией и доступ туда был совершенно свободен?

Базилевский: Да, я утверждаю, что это именно так.

Смирнов: Вы это показываете как очевидец или из вторых уст?

Базилевский: Нет, как очевидец, бывавший там.

Смирнов: Я прошу вас рассказать суду, при каких обстоятельствах вы оказались первым заместителем бургомистра города Смоленска в период немецкой оккупации? Говорите медленнее.

Базилевский: Ввиду того, что я был административным лицом, я не имел возможности своевременно эвакуироваться, так как был занят руководством по замуровыванию весьма ценной библиотеки института и ценного оборудования. Я имел возможность, в силу сложившихся обстоятельств, сделать попытку выехать только 15 числа вечером. Попасть на поезд мне не удалось и мне была назначена эвакуация на 16 июля утром. Но в ночь с 15 на 16 июля Смоленск неожиданно для меня был занят немецкими войсками, мосты через Днепр взорваны, и я в силу обстоятельств оказался в плену. Через некоторое время, 20 июля, на обсерваторию, где я проживал как директор ее, явилась группа немецких солдат, которые заявили, что они должны записать, что здесь, на обсерватории, имеется ее директор в моем лице и проживавший там же профессор физики Ефимов. Вечером 20 июля ко мне явились два немецких офицера и повели меня в штаб части, которая заняла Смоленск. После проверки моих документов и небольшого разговора мне было предложено занять должность начальника города, т.е. бургомистра. На мой отказ, мотивированный тем, что я — профессор астрономии, совершенно неопытен в подобного рода делах и не могу взять на себя этой должности, мне было категорически и даже угрожающе указано, что «мы всю русскую интеллигенцию заставим работать».

Смирнов: Таким образом, правильно ли я вас понимаю, что немцы заставили вас угрозами быть заместителем бургомистра этого города?

Базилевский: Это еще не все. Мне было указано тогда, что через несколько дней я буду вызван в комендатуру. 25 июля ко мне на квартиру в сопровождении немецкого жандарма явился неизвестный мне человек в штатском платье, который отрекомендовался смоленским адвокатом Меньшагиным и заявил, что по поручению немецкой комендатуры он прислан за мной и что я должен немедленно с ним отправиться в комендатуру, уже постоянную.

Смирнов: Скажите, свидетель, кто был бургомистром Смоленска?

Базилевский: Адвокат Меньшагин.

Смирнов: В каких отношениях Меньшагин находился с немецкой администрацией и, в частности, с немецкой комендатурой города?

Базилевский: В очень хороших. Эти отношения становились более тесными с каждым днем.

Смирнов: Можно ли сказать, что Меньшагин был у немецкой администрации доверенным лицом, которому они считали возможным доверять секреты?

Базилевский: Несомненно.

Смирнов: Я прошу вас ответить, — вам известно, что в Смоленске находились польские военнопленные, вернее, близ Смоленска?

Базилевский: Да, очень хорошо.

Смирнов: Что делали польские военнопленные близ Смоленска и в какое время?

Базилевский: Весной 1941 года и в начале лета они работали по ремонту дорог Москва—Минск и Смоленск—Витебск.

Смирнов: Что известно вам о дальнейшей судьбе польских военнопленных?

Базилевский: О судьбе польских военнопленных мне, в силу занимаемой мною должности, стало известно даже несколько ранее.

Смирнов: Я прошу вас рассказать об этом суду.

Базилевский: В связи с тем обстоятельством, что в лагере для русских военнопленных, известном под именем «Дулаг 126», существовал чрезвычайно жестокий режим, при котором военнопленные сотнями ежедневно умирали, в силу этого обстоятельства я старался по возможности всех, по отношению к кому можно было найти повод, освобождать из этого лагеря. Вскоре я получил сведения, что в лагере находится известный в Смоленске педагог Георгий Дмитриевич Жиглинский. Я обратился к Меньшагину с просьбой возбудить ходатайство перед германской комендатурой Смоленска, в частности перед фон Швецем, об освобождении Жиглинского из лагеря, мотивируя...

Смирнов: Я прошу вас не задерживаться на этих деталях и не терять на них времени, а рассказать суду о беседе с Меньшагиным, о том, что вам сообщил Меньшагин.

Базилевский: Меньшагин сказал на мою просьбу: «Что же, одного спасем, а сотни все равно будут умирать». Однако я все-таки настаивал на ходатайстве. Меньшагин после некоторого колебания согласился войти с таким ходатайством в немецкую комендатуру.

Смирнов: Может быть, вы будете короче говорить, свидетель, и расскажете, что вам сказал Меньшагин, вернувшись из немецкой комендатуры?

Базилевский: Через два дня он мне сообщил, что из-за моей просьбы он попал в неловкое положение. Фон Швец ему отказал, сославшись на существующую директиву из Берлина проводить самый жестокий режим в отношении военнопленных.

Смирнов: Что сказал он вам о военнопленных поляках?

Базилевский: Относительно военнопленных поляков он мне сказал, что русские по крайней мере сами будут умирать в лагере, а вот поляков военнопленных предложено уничтожить.

Смирнов: Далее, какой разговор имел место между вами?

Базилевский: Я на это, естественно, довольно громко возразил: «Как так? Как это надо понимать?». На это Меньшагин ответил, что понимать надо в самом прямом смысле слова, и тут же обратился ко мне с указанием и просьбой — ни под каким видом об этом никому не говорить, так как это представляет собой большой секрет.

Смирнов: Когда имела место точно эта ваша беседа с Меньшагиным, в каком месяце, в какой части месяца?

Базилевский: Эта беседа имела место в начале сентября, точно число сейчас не помню.

Смирнов: Но вы помните, что это было в начале сентября?

Базилевский: Да.

Смирнов: Возвращались ли вы когда-нибудь далее в беседах с Меньшагиным к вопросу о судьбе военнопленных поляков?

Базилевский: Да.

Смирнов: Когда это было?

Базилевский: Недели через две, т.е. в конце сентября.

Смирнов: Медленнее.

Базилевский: В конце сентября я не удержался и задал вопрос, какова же судьба военнопленных поляков. Сначала Меньшагин помедлил, а затем в некоторой степени нерешительно сказал: «С ними уже покончено».

Смирнов: Он сказал что-нибудь о, том, где с ними покончено, или нет?

Базилевский: Да, он сказал, что ему фон Швец сказал, что они расстреляны близ Смоленска.

Смирнов: Но точного места им названо не было?

Базилевский: Да, мне он это место не назвал.

Смирнов: Скажите, вы рассказывали, в свою очередь, кому-нибудь об умерщвлении гитлеровцами польских военнопленных близ Смоленска?

Базилевский: Я об этом рассказал жившему в одном доме со мной профессору Ефимову и, кроме того, через несколько дней об этом же зашел разговор с санитарным врачом города доктором Никольским. Но оказалось, что Никольский из каких-то других источников уже знал об этом злодеянии.

Смирнов: Вам говорил что-нибудь Меньшагин, в силу каких причин были произведены эти расстрелы?

Базилевский: Да, когда он мне сообщил, что с военнопленными покончено, он еще раз подчеркнул необходимость во избежание больших неприятностей хранить это в глубочайшей тайне и стал мне пояснять линию немецкого поведения в отношении поляков-военнопленных. Он указал, что это является одним из звеньев общей системы по отношению к военнопленным полякам.

Смирнов: От кого-нибудь из служащих немецкой комендатуры вам приходилось слышать относительно уничтожения поляков?

Базилевский: Да. Дня через два или три, войдя в кабинет к Меньшагину, я застал там переводчика зондерфюрера седьмого отдела немецкой комендатуры, ведавшего русским отделом. Он вел с Меньшагиным разговор относительно поляков. Это был Отзейский.

Смирнов: Может быть, вы кратко расскажете о том, что он говорил?

Базилевский: Его разговор сводился в тот момент, когда я его застал, к тому, что поляки — неполноценная нация, уничтожение которой может послужить хорошим удобрением и расширением жизненного пространства для Германии.

Смирнов: Меньшагин говорил вам о расстреле польских военнопленных со слов коменданта фон Швеца?

Базилевский: Да, кроме того, насколько я вынес впечатление, он ссылался на фон Швеца. Но, повидимому, — это мое глубокое убеждение из частных разговоров, — в комендатуре он имел об этом разговор.

Смирнов: К какому времени относится разговор с Меньшагиным, когда он сказал, что польские военнопленные уже уничтожены близ Смоленска?

Базилевский: Это относится к концу сентября...

Допрос свидетеля Маркова Марко

...Смирнов: Г-н председатель, я прошу Суд о вызове для допроса в качестве свидетеля профессора судебной медицины Софийского университета Марко Антонова Маркова — болгарского подданного.

(В зал вводят свидетеля и переводчика)

Председатель: Вы — переводчик?

Переводчик: Да, сэр.

Председатель (обращается к переводчику): Назовите, пожалуйста, ваше имя и фамилию.

Переводчик: Людомир Валев.

Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: «Клянусь перед богом и законом, что я буду переводить показания, которые будет давать этот свидетель, правильно и по мере моих способностей».

(Переводчик повторяет слова присяги)

(Свидетель Марко Антонов Марков занимает место за свидетельским пультом)

Председатель: Назовите ваше имя и фамилию.

Свидетель: Доктор Марко Антонов Марков.

Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: «Клянусь в качестве свидетеля, вызванного по данному делу, что я буду говорить только правду, зная полностью о своей ответственности перед богом и законом, и что я ничего не утаю и ничего не прибавлю».

(Свидетель повторяет слова присяги)

Вы можете сесть.

Смирнов: Разрешите мне приступить к допросу свидетеля, господин председатель?

Председатель: Да, пожалуйста.

Смирнов: Свидетель, я прошу вас в самой краткой форме, не занимая внимания Суда подробностями, рассказать, при каких обстоятельствах вы были включены в состав так называемой интернациональной медицинской комиссии, созданной немцами в апреле 1943 года для осмотра могил польских офицеров в Катынском лесу. Я прошу вас, давая ответы, делать паузы между вопросом, который я вам ставлю, и вашим ответом.

Марков: Это было в конце апреля 1943 года. Я находился в судебно-медицинском институте, где я работал тогда и где я и сейчас работаю.

Меня вызвал по телефону доктор Гюров, секретарь д-ра Филова, который был тогда премьер-министром Болгарии. Он сообщил мне, что в качестве представителя болгарского правительства я должен принять участие в работе какой-то международной медицинской комиссии, которая будет исследовать трупы, найденные в Катынском лесу, — трупы польских офицеров.

Не желая выехать, я ответил, что я обязан заменить директора института, который находился в провинции. Доктор Гюров сказал мне, что согласно распоряжению министра иностранных дел, который послал телеграмму, я должен выехать именно с тем, чтобы заменить его. Гюров вызвал меня в министерство. Там я спросил, могу ли я отказаться от выполнения этого распоряжения. Он ответил мне, что теперь мы находимся в состоянии войны и что правительство может посылать людей туда, куда оно найдет необходимым.

Гюров направил меня к главному секретарю министерства иностранных дел Шушманову. Шушманов повторил это распоряжение и сказал мне, что предстоит исследовать трупы тысячи польских офицеров. Я ответил, что для того, чтобы исследовать тысячи трупов, необходимы месяцы времени. Но Шушманов сказал мне, что немцы уже эксгумировали большую часть из них и что я должен выехать вместе с остальными членами комиссии только для того, чтобы осмотреть то, что уже сделано, и подписать в качестве болгарского представителя уже составленный протокол.

После этого меня провели в германское посольство к советнику Морману, который организовал эту поездку практически.

Это было в субботу, а в понедельник, 26 апреля, утром я вылетел в Берлин. Там меня встретил сотрудник болгарского посольства, который и доставил меня в гостиницу «Адлон».

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос; когда и в каком составе эта так называемая интернациональная комиссия выехала в Катынь?

Марков: Следующий день, 27 апреля, мы провели в Берлине, и туда же прибыли остальные члены комиссии.

Смирнов: Кто именно?

Марков: Это были следующие лица: кроме меня, были доктор Биркле — главный врач министерства юстиции и первый ассистент института судебной медицины и криминалистики в Бухаресте, доктор Милославич — ординарный профессор судебной медицины и криминалистики в Загребском университете, который присутствовал в качестве представителя Хорватии, профессор Пальмиери — профессор судебной медицины и криминалистики в Неаполитанском университете, доктор Орзос — профессор судебной медицины и криминалистики в Будапештском университете, доктор Субик — ординарный профессор патологической анатомии в Братиславском университете и начальник государственного ведомства здравоохранения в Словакии, доктор Хаек — профессор судебной медицины и криминалистики в Праге в качестве представителя так называемого протектората Богемии и Моравии, профессор Навиль — ординарный профессор судебной медицины в Женевском университете в качестве швейцарского представителя, доктор Спелерс — ординарный профессор по глазным болезням в Гентском университете в качестве бельгийского представителя, доктор де Бурлетт — профессор анатомии в Гронингенском университете в качестве голландского представителя, доктор Трамсен — заместитель директора института судебной медицины в Копенгагене в качестве датского представителя, доктор Саксен — ординарный профессор патологической анатомии в университете в Хельсинки. В течение всей работы комиссии не присутствовал только доктор Костедуа, который заявил, что он может присутствовать только в качестве личного представителя президента Лаваля.

Прибыл также и профессор Пига из Мадрида, человек очень немолодой, который не принял никакого участия в работе комиссии. Впоследствии нам сказали, что он заболел в результате длительного путешествия.

Смирнов: Все эти лица вылетели в Катынь?

Марков: Все эти лица прибыли в Катынь, за исключением профессора Пига.

Смирнов: Кто, кроме членов комиссии, вылетел еще в Катынь вместе с комиссией?

Марков: 28-го числа утром мы вылетели в Катынь с аэродрома Темпельгоф в Берлине. Мы вылетели на двух самолетах, в каждом из которых находилось около 15—20 человек.

Смирнов: Кто именно, может быть, вы ответите короче на этот вопрос?

Марков: Вместе с нами находился доктор Тиц, который встретил нас и сопровождал нас от министерства здравоохранения. Там также были представители прессы и представители немецкого министерства иностранных дел.

Смирнов: Я прошу вас тогда прервать ответ на этот вопрос и сообщить мне, когда комиссия прибыла в Катынь?

Марков: Эта комиссия прибыла в Смоленск вечером 28 апреля.

Смирнов: Сколько рабочих дней, я подчеркиваю рабочих дней, продолжалось пребывание комиссии в Смоленске?

Марков: Мы оставались в Смоленске только два дня — 29 и 30 апреля 1943 года и 1 мая утром мы выехали из Смоленска.

Смирнов: Сколько раз члены комиссии были непосредственно у массовых могил в Катынском лесу?

Марков: Мы были в Катынском лесу два раза, а именно: в те же дни 29 и 30 апреля, в первой половине дня.

Смирнов: Сколько часов вы каждый раз были непосредственно у массовых могил?

Марков: Я считаю что не больше 3—4 часов каждый раз.

Смирнов: Присутствовали ли члены комиссии хоть раз при разрытии могил?

Марков: В нашем присутствии не были разрыты новые могилы.

Нам показали лишь несколько могил, уже разрытых до нашего прибытия.

Смирнов: Следовательно, вам были предъявлены уже вскрытые могилы, около которых лежали трупы?

Марков: Совершенно верно. Около этих разрытых могил лежали уже вырытые трупы.

Смирнов: Были ли созданы членам комиссии надлежащие условия для объективного и всестороннего научного исследования?

Марков: Единственным, что из нашей деятельности можно охарактеризовать как научное медицински-судебное исследование, явилось вскрытие, совершенное некоторыми членами комиссии, которые являлись экспертами судебной медицины. Среди нас было семь или восемь человек, которые могли претендовать на такую квалификацию, и, насколько я припоминаю, было вскрыто только восемь трупов. Каждый из нас вскрыл по одному трупу, за исключением профессора Хайта, который вскрыл два трупа. Вся наша остальная деятельность в течение этих двух дней носила характер быстрого осмотра под руководством немцев. Это напоминало туристскую прогулку, в течение которой нам показали разрытые могилы и сельский дом, отстоявший на несколько километров от Катынского леса, где в витринах были выставлены какие-то документы и другие предметы. Об этих документах и предметах нам заявили, что их извлекли из одежды вскрытых трупов.

Смирнов: Вы видели сами, как извлекли эти бумаги и документы, или они вам были предъявлены под стеклом на витринах?

Марков: Документы, которые мы видели на витринах, были извлечены еще до нашего прибытия.

Смирнов: Вам дали возможность произвести какие-нибудь исследования этих документов, например, проверить пропитанность бумаги трупными кислотами и вообще произвести какие-нибудь судебно-криминалистические исследования?

Марков: Мы не производили никаких научных исследований этих документов. Как я уже заявил, нам они были показаны на витринах за стеклом, и мы даже не дотрагивались до них.

Смирнов: Теперь я все же прошу ответить коротким ответом — да или нет — на поставленный мной ранее вопрос, были ли созданы членам комиссии надлежащие условия для объективного и всестороннего научного исследования?

Марков: По моему мнению, эти условия работы никак нельзя назвать соответствующими для производства полного и объективного научного исследования. Единственно, что носило характер действительно медицинского исследования, это было вскрытие, которое я произвел.

Смирнов: Однако правильно ли я вас понял, что из 11 тысяч трупов члены комиссии вскрыли всего 8 трупов — это так?

Марков: Совершенно верно.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. В каком состоянии находились трупы? Я прошу вас описать состояние трупов и внутренних органов.

Марков: О состоянии трупов в катынских могилах я могу судить только по состоянию трупа, вскрытие которого я произвел. Состояние этого трупа было, насколько я мог констатировать, таким же, как и состояние остальных трупов. Кожа была совершенно сохранившейся, частично высохшей, с коричнево-красноватой окраской, кое-где окрашенная в синий цвет от одежды. Ногти и волосы в большинстве случаев уже выпали. В голове трупа, которую я отделил, находилось маленькое отверстие от пулевой раны в затылок.

От мозга осталась лишь кашеобразная масса. Мышцы были сохранившимися до такой степени, что были видны даже волокна сердечной мышцы и сердечного клапана. Внутренние органы были также, в основном, хорошо сохранившимися, но, конечно, согнутыми, ссохшимися и потемневшей окраски. В желудке имелись следы какого-то содержания. Часть жира превратилась в жировоск. На нас произвело впечатление то обстоятельство, что даже при грубом дерганий трупа никакие части конечностей не отрывались.

На основании того, что я констатировал, я продиктовал на месте производства вскрытия протокол, такой же протокол продиктовали и остальные члены комиссии, производившие вскрытие. Позже этот протокол был опубликован немцами в изданной ими книге под №827.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос: свидетельствовал ли судебно-медицинский осмотр трупов о том, что они находились в земле в течение трех лет?

Марков: Об этом я мог судить опять-таки только по трупу, вскрытие которого я производил.

Состояние этого трупа, как я уже заявил, было типично для среднего состояния катынских трупов. Это были трупы, которые находились в состоянии, далеком от распадения мягких частей, поскольку жир только еще начинал преобразовываться в жировоск. По моему мнению, эти трупы находились в земле гораздо меньше трех лет. Я считал, что труп, который я вскрыл, находился в земле около года или полутора лет.

Смирнов: Следовательно, применяя критерии, выработанные вашим опытом в Болгарии, то есть в более южной местности, чем Смоленск, где процесс распада трупов активизируется в сравнении со Смоленской областью, вы считали, что трупы, извлеченные из могил в Смоленском лесу, пролежали в земле не более полутора лет? Я правильно вас понял?

Марков: Да, совершенно правильно. Я считал, что они находились в земле не более полутора лет.

(Объявляется перерыв до 10.00 2 июля 1946 г.)

2 июля 1946 г.

(Утреннее заседание)

Смирнов: Разрешите, господин председатель?

Итак, свидетель, когда вами производилось вместе с другими членами комиссии вскрытие этих восьми трупов, точно какого числа?

Марков: Это было 30 апреля в первой половине дня.

Смирнов: И на основании ваших личных наблюдений вы пришли к заключению, что трупы пробыли в земле год или максимум полтора года?

Марков: Совершенно верно.

Смирнов: Прежде чем задать следующий вопрос, я прошу вас дать мне короткий ответ на такой вопрос. В практике болгарских судебных медиков принято, чтобы при освидетельствовании трупа составленный по этому, поводу судебными медиками акт заключал в себе две части: описательную часть и выводы.

Марков: В нашей практике так же, как и в практике других стран, насколько мне известно, это делается так: дается сначала описательная часть и затем заключение.

Смирнов: В составленном вами протоколе вскрытия трупов есть заключение или нет?

Марков: Мой протокол о трупе, вскрытие которого я произвел, состоит только из описательной части, без заключения.

Смирнов: Почему?

Марков: Потому что из бумаг, которые были даны нам, я понял, что нам хотели заранее внушить, что трупы находились в земле три года. Это бумаги, которые нам были показаны в этом маленьком деревенском доме, о котором я говорил.

Смирнов: Кстати, эти бумаги вам были показаны до вскрытия трупов или после, вскрытия трупов?

Марков: Да, это было за день до вскрытия.

Смирнов: Значит, вы были сразу поставлены...

Марков: Так как данные, полученные во время вскрытия трупа, которое я произвел, находились в явном противоречии с этой версией, я воздержался от заключения.

Смирнов: Следовательно, вы воздержались от заключения потому, что объективные данные медицинской секции свидетельствовали о том, что трупы пробыли в земле не три года, а только полтора?

Марков: Совершенно верно.

Смирнов: Существовало ли единство по вопросу о пребывании: в земле трупов, извлеченных из катынских могил, у членов комиссии?

Марков: Большинство членов делегации, которые совершили вскрытие в Катынском лесу, дали заключение, не касаясь, однако, существенного вопроса о времени пребывания трупов в земле; некоторые, как, например, профессор Гейн, говорили о несущественных вещах, как, например, о том, что покойный болел плевритом; другие, как, например, профессор Дюркле из Бухареста изъял волосы с трупа для исследования вопроса о возрасте трупа, что, по моему мнению, совершенно несущественно. Профессор Пальмиери на основании исследований трупа, вскрытие, которого он произвел, сказал, что труп находился в земле больше года, но точно не определил — сколько.

Единственный, кто дал заключение о том, что труп находился в земле три года, был профессор Милославич из Загреба. Когда была опубликована немецкая книга о Катыни, я прочитал его объективную констатацию о состоянии трупа, вскрытие которого он произвел, и у меня создалось впечатление, что труп, вскрытие которого он произвел, не отличается по своему состоянию от остальных трупов. На основании этого я пришел к заключению, что его сообщение о том, что труп находился три года в земле, не соответствует его описанию.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. Много ли черепов с явлениями так называемого псевдо-каллуса было предъявлено членам комиссии. Кстати, так как этот термин в общей криминалистике и в обычных книгах по судебной медицине не известен, я прошу вас остановиться на том, что подразумевал профессор Орзос из Будапешта под наименованием «псевдо-каллус»...

Много ли черепов с явлениями так называемого псевдо-каллуса было предъявлено членам комиссии? Остановитесь на этом термине профессора Орзоса.

Марков: О псевдо-каллусе профессор Орзос говорил нам на общей конференции делегатов, которая состоялась 30 апреля во второй половине дня в здании, где помещалась полевая лаборатория Бутца в Смоленске. Под этим явлением профессор Орзос понимал отложение и наслоение нерастворимых солей кальция и других солей во внутренней части черепа, и профессор Орзос утверждал, что, согласно его опыту, в Венгрии такое явление наблюдалось в том случае, если труп находился в земле, по меньшей мере, три года. Когда профессор Орзос сообщил об этом на научной конференции, никто из делегатов не сказал ничего ни за, ни против этого явления, в силу чего у меня создалось убеждение, что и остальным делегатам явление псевдо-каллуса также не известно, как и мне. На той же конференции профессор Орзос продемонстрировал нам это явление на одном черепе.

Смирнов: Я прошу вас ответить, под каким номером значился труп, от которого якобы взял череп для демонстрации профессор Орзос?

Марков: Труп, череп которого был взят, носил номер 526. В книге, в которой был отмечен этот труп, стоял данный номер. Этот факт позволил мне убедиться в том, что этот труп был извлечен из могилы до нашего прибытия в Катынь, так как все остальные трупы, вскрытие которых мы произвели 30 апреля, имели номера больше, чем 800. Нам было объяснено, что как только труп извлекается из могилы, на него надевается сразу же соответствующий номер.

Смирнов: Скажите, на черепах трупов, которые были вскрыты вами и вашими коллегами, имелись ли явления псевдо-каллуса?

Марков: В черепе трупа, вскрытие которого я произвел, имелась вместо мозга кашеобразная масса, но явлений псевдо-каллуса я не заметил. Все остальные делегаты после объяснений профессора Орзоса также не заявили о том, что они наблюдали это явление. Даже Бутц и его сотрудники, которые исследовали трупы еще до нашего прибытия, не заявляли, что они наблюдали это явление. Позже в изданной немцами книге в докладе Бутца я заметил, что Бутц ссылается на явления псевдо-каллуса, чтобы подкрепить свой тезис, что труп находился в земле три года.

Смирнов: Таким образом, вам был предъявлен только один череп с явлениями псевдо-каллуса из 11 тысяч трупов?

Марков: Совершенно верно.

Смирнов: Я прошу вас подробно описать суду состояние одежды трупов.

Марков: Одежда вообще хорошо сохранилась. Но, конечно, она была пропитана жидкостью из разлагающихся трупов. При грубом дерганьи, чтобы снять одежду и обувь, одежда не рвалась, а сапоги не расшивались по швам. У меня даже создалось впечатление, что после соответствующей чистки эту одежду можно употребить вновь. В одежде трупа, вскрытие которого я произвел, были найдены и некоторые бумаги.

Они также были пропитаны трупной жидкостью. Некоторые из немцев, присутствовавших на месте производства вскрытия трупа, потребовали, чтобы я описал эти бумаги и их содержание. Но я отказался сделать это, сообразив, что это не дело врача.

По существу, я уже в предыдущий день заметил, что на основании дат из этих бумаг стремятся внушить нам, что трупы находятся в земле три года, и поэтому я хотел основываться лишь на объективном состоянии трупа. Некоторые из других делегатов, которые совершили вскрытие, также извлекли из одежды трупов некоторые бумаги. Бумаги, которые были найдены на трупе, вскрытие которого производил я, были вложены в конверт с тем же номером, что и у трупа, — 827. Позже в изданной немцами книге я увидел, что некоторые из делегатов описали содержание бумаг, найденных при трупах.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. На каких же объективных судебно-медицинских данных основывается заключение комиссии о том, что трупы пролежали в земле не менее трех лет?

Свидетель, я спрашиваю вас не о вашем личном протоколе, а об обобщенном протоколе всей комиссии. Я спрашиваю, на каких объективных судебно-медицинских данных основывается заключение всей комиссии, в котором в числе других подписей имеется и ваша подпись о том, что трупы пролежали в земле не менее трех лет?

Марков: Общий протокол, который был подписан всеми делегатами, очень беден в отношении настоящих судебно-медицинских данных. В отношении состояния трупов... о состоянии трупов там сказана лишь одна фраза о том, что трупы находятся в различной степени разложения, но не описывается степень разложения. Так что, по моему мнению, это заключение основывается на документах и на свидетельских показаниях, но отнюдь не на судебно-медицинских данных. В судебно-медицинском отношении старались подкрепить это заключение констатацией Орзоса о явлениях псевдо-каллуса в трупе №526, но, по моему убеждению, на основании этого единственного черепа вовсе неправильно приходить к заключению о состоянии тысяч трупов, которые находились в катынских могилах. Кроме того, наблюдения Орзоса относительно псевдокаллуса были произведены в Венгрии, т.е. при совершенно других почвенных и климатических условиях и притом в единичных могилах, а не в массовых могилах, как в Катыни.

Смирнов: Вы говорили о свидетельских показаниях. Членам комиссии была предоставлена возможность лично подробно и свободно допросить свидетелей, в частности русских свидетелей, или нет?

Марков: Нам не была предоставлена возможность общаться с местным населением. Напротив, немедленно после нашего прибытия в гостиницу в Смоленск Бутц собрал нас и предупредил о том, что мы находимся в военной зоне и что не имеем права передвигаться по городу без сопровождения немца в военной форме или общаться с местными жителями, или производить снимки. И, действительно, во время нашего пребывания там у нас не было никакого контакта ни с кем из местных жителей.

В первый день нашего пребывания в Катынском лесу, т.е. 29 апреля, в первой половине дня, до обеда, на место, где находились могилы, было приведено несколько русских гражданских лиц, сопровождаемых немецкой стражей. Сразу же после нашего прибытия в Смоленск нам были вручены показания некоторых местных свидетелей, написанных на машинке. Когда привели этих свидетелей в Катынский лес, нам заявили, что это те же самые свидетели, показания которых нам были предъявлены.

Не было регулярного опроса свидетелей, который мог быть запротоколирован, и он вообще не был запротоколирован. С ними вступил в разговор профессор Орзос, который заявил нам, что он владеет русским языком, так как был пленным в России во время первой мировой войны. Он начал разговаривать с одним довольно пожилым мужчиной, фамилия которого, насколько я помню, была Киселев. Затем он разговаривал со вторым свидетелем, фамилия которого была, насколько я помню, Андреев. Весь этот разговор продолжался всего несколько минут. Пользуясь тем, что наш болгарский язык похож на русский язык, я также попытался начать разговор с некоторыми из них.

Председатель: Нельзя ли эти детали оставить для перекрестного допроса?

Смирнов: Слушаю, господин председатель.

(Обращается к свидетелю): Я прошу вас, свидетель, прервать ответ на этот вопрос и ответить на следующий вопрос. Было ли вам в момент подписания обобщенного протокола всей комиссией совершенно ясно, что убийства совершены в Катыни во всяком случае никак не ранее последней четверти 1941 года и что 1940 год во всяком случае исключается?

Марков: Да, это было для меня ясным и именно поэтому я не сделал заключения к протоколу, который был составлен мной в Катынском лесу.

Смирнов: Почему же вы все-таки подписали обобщенный протокол, с вашей точки зрения неверный?

Марков: Чтобы стало ясным, при каких условиях я подписал этот протокол, я должен сказать, как он был составлен и как произошло подписание.

Смирнов: Разрешите один вопрос, уточняющий это. Был ли протокол действительно подписан 30 апреля 1943 г. в Смоленске или он был подписан другого числа и в другом месте?

Марков: Он не был подписан в Смоленске 30 апреля, а был подписан 1 мая в полдень на аэродроме, носившем название «Бела».

Смирнов: При каких обстоятельствах? Скажите о них суду.

Марков: Составление протокола должно было происходить на той же конференции, о которой я говорил и которая состоялась в лаборатории Бутца. Это было 30 апреля, после полудня. На этой конференции присутствовали все делегаты, все немцы, которые прибыли с нами из Берлина, Бутц и его помощник, генерал-лейтенант медицинской службы Холм — главный врач Смоленского сектора, а также некоторые не известные мне немцы-военнослужащие. Бутц заявил, что они, немцы, присутствуют лишь в качестве хозяев. Но в действительности ведущее место на конференции занял генерал Холм, а работа велась фактически под руководством Бутца. Секретарем была личная секретарша Бутца, которая составляла протокол, однако этого протокола я никогда не видел. На эту конференцию явились Бутц и Орзос с проектом какого-то протокола, однако мне не было известно, чтобы кто-либо поручил им составление такого протокола. Этот протокол был зачитан Бутцем, и тогда возник вопрос о состоянии и возрасте молодых сосенок, которые находились в просеках Катынского леса. Бутц считал, что в этих просеках находятся также могилы.

Смирнов: Простите, я прерву вас. Вам было представлено доказательство, что на этих просеках действительно находятся могилы, или нет?

Марков: Нет, когда мы присутствовали, не были раскрыты какие-нибудь новые могилы. Поскольку некоторые из делегатов заявили, что в качестве медиков они некомпетентны и не могут сказать своего мнения о возрасте этих деревцев, генерал Холм распорядился привести какого-то немца, который являлся специалистом по лесному делу. Он показал нам поперечный разрез ствола деревца и по числу кругов этого разреза он пришел к заключению, что возраст деревца пять лет.

Смирнов: Простите, я опять прерву вас. Вы сами можете подтвердить, что это деревцо было взято именно с могилы, а не просто с лесной просеки?

Марков: Я могу лишь сказать, что действительно в Катынском лесу были просеки с маленькими деревцами и что действительно, когда мы возвращались в Смоленск, в автобусе везли деревцо, но я не знаю, имелись ли действительно могилы на том месте, откуда было взято это деревцо, так как я уже сказал, в нашем присутствии вообще не раскапывались могилы.

Смирнов: Я прошу вас продолжать ваши ответы, но очень коротко, не задерживая внимания Суда ненужными подробностями.

Марков: В этом проекте протокола, который был предложен на заседании, были внесены и некоторые редакционные заметки, содержания которых, однако, я не припоминаю. Тогда Орзосу и Бутцу было поручено составить протокол в окончательной форме. Подписание протокола должно было состояться в тот же вечер на банкете, который состоялся в одном немецком военном лазарете. На банкет Бутц действительно явился с протоколом и начал зачитывать его, но подписания тогда не произошло по причинам, которые до сих пор для меня остались неясными. Было заявлено, что протокол нужно будет еще раз перередактировать, в связи с чем банкет продолжался до очень позднего времени, до 3—4 часов ночи. Тогда профессор Пальмиери сказал мне, что немцы недовольны содержанием протокола, что с Берлином ведутся телефонные разговоры и что вообще, может быть, не будет никакого протокола. Действительно, переночевав в Смоленске, мы 1 мая утром вылетели, не подписав протокола. У меня лично создалось убеждение, что вообще не будет никакого протокола, и я был очень доволен.

Как по пути к Смоленску, так и на обратном пути некоторые из делегатов попросили остановиться в Варшаве, чтобы осмотреть город, но нам ответили, что это невозможно по военным соображениям.

Смирнов: Это не имеет отношения к делу, я прошу вас придерживаться фактов.

Марков: Вместо этого в полдень мы приземлились на аэродроме под названием «Бела». Аэродром был, очевидно, военный, так как я там видел лишь легкие военные постройки, бараки. Там мы пообедали, и непосредственно после обеда, несмотря на то, что нам не сообщили, что подписание протокола произойдет по пути к Берлину, нам предложили экземпляры протокола для подписания. При подписании присутствовало много военнослужащих, так как вообще на этом аэродроме не было других лиц, кроме военных. Меня лично поразило то обстоятельство, что протоколы были готовы еще в Смоленске, но там они нам не были предложены для подписания, а также не подождали, чтобы мы их подписали несколько часов спустя в Берлине. Нам их предложили подписать именно здесь, на этом изолированном военном аэродроме. Вот это именно и явилось причиной того, что я подписал протокол, несмотря на убеждение, к которому я пришел при вскрытии, которое я совершил.

Смирнов: Значит дата и место, указанные в протоколе, являются ложными?

Марков: Да, это так.

Смирнов: И вы его подписали потому, что вы были поставлены в безвыходное положение?

Марков: Я считал, что для меня нет другой возможности.

Допрос свидетеля Прозоровского Виктора

Смирнов: Господин председатель, я прошу вас о вызове для допроса в качестве свидетеля профессора судебной медицины Прозоровского Виктора Ильича.

(Вводят свидетеля)

Председатель: Назовите, пожалуйста, ваше имя и фамилию.

Свидетель: Прозоровский Виктор Ильич.

Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: «Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, торжественно обещаю и клянусь перед лицом Высокого Суда говорить все, что мне известно по данному делу, и ничего не прибавить и не утаить».

(Свидетель повторяет слова присяги)

Вы можете сесть.

Смирнов (обращаясь к свидетелю): Я прошу вас сообщить Суду в самой короткой форме сведения о вашей научной специальности и о стаже в качестве судебного медика.

Прозоровский: По образованию я врач, профессор судебной медицины, доктор медицинских наук, главный судебно-медицинский эксперт Министерства здравоохранения СССР, директор Научно-исследовательского института судебной медицины Министерства здравоохранения СССР. В порядке научно-общественной деятельности являюсь председателем судебно-медицинской-комиссии ученого медицинского совета Министерства здравоохранения СССР.

Смирнов: Стаж вашей работы в качестве судебного медика?

Прозоровский: Практический стаж моей работы 17 лет.

Смирнов: В чем заключалось ваше участие в расследовании массовых убийств гитлеровскими преступниками польских офицеров в Катынском лесу?

Прозоровский: Председатель специальной комиссии по расследованию и установлению обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками польских офицеров в начале января 1944 года академик Николай Нилович Бурденко предложил мне возглавить судебно-медицинскую экспертную комиссию. Помимо этой организационной деятельности, я принимал непосредственное участие в эксгумации и исследовании этих трупов.

Смирнов: Свидетель, я прошу вас сказать, далеко ли от города Смоленска были размещены места захоронения трупов?

Прозоровский: 14 января 1944 года судебно-медицинская экспертная комиссия совместно с членами специальной комиссии — академиком Бурденко, академиком Потемкиным, академиком Толстым и другими членами этой комиссии выехала на место захоронения польских офицеров в так называемый Катынский лес. Это место расположено в 15 километрах от города Смоленска. Эти могилы располагались метрах в двухстах от Витебского шоссе, на покатом холме. Одна могила была размерами 60 на 60 метров, другая могила в некотором отдалении от этой большой могилы размерами 7 на 6 метров.

Смирнов: Какое количество трупов подверглось эксгумации возглавляемой вами комиссией?

Прозоровский: В Катынском лесу судебно-медицинской экспертной комиссией было эксгумировано и исследовано с различных участков и различной глубины могил 925 трупов.

Смирнов: Как были организованы работы по эксгумации и какой круг сотрудников был привлечен к этим работам?

Прозоровский: В судебно-медицинскую комиссию вошли специалисты — судебно-медицинские эксперты, которые в сентябре — октябре месяцах 1943 года эксгумировали и исследовали трупы жертв, погибших от расстрела немцев. В эту комиссию вошли...

Смирнов: В каком месте они исследовали трупы?

Прозоровский: Они исследовали трупы в городе Смоленске и его окрестностях. В эту комиссию вошли: профессор Прозоровский, профессор. Смолянинов, старший научный сотрудник Научно-исследовательского института судебной медицины, старейший эксперт судебной медицины доктор Семеновский, профессор патологической анатомии Воропаев и профессор судебной химии Швайкова, которая была приглашена для судебно-химической консультации и судебно-химических исследований. В помощь этой комиссии были привлечены также судебно-медицинские эксперты — военные, в числе их были: Никольский, кандидат медицинских наук, доктор Субботин.

Смирнов: Свидетель, вряд ли Суд интересует перечисление всех фамилий.

Прозоровский: Хорошо.

Смирнов: Я прошу вас ответить на следующий вопрос. Какой метод исследования трупов был принят вами? Я понимаю под этим следующее. Снималась ли одежда с трупов, ограничивались ли вы внешним осмотром мертвого тела или производилась полная медицинская секция трупа — каждого трупа из 925 извлеченных?

Прозоровский: После извлечения трупов из могил они подвергались, тщательному осмотру, в частности их одежда, затем производился наружный осмотр трупа, затем подвергались полному судебно-медицинскому исследованию все три полости трупа — черепная полость, грудная и брюшная полости, а также подвергались детальному исследованию все внутренние органы этих полостей.

Смирнов: Я прошу вас ответить: извлеченные из мест захоронения трупы имели на себе следы ранее произведенного медицинского исследования?

Прозоровский: Из 925 трупов, которые мы исследовали, только три из них были вскрыты, и то частично — черепа. На остальных какой-либо судебно-медицинской деятельности заметно не было, так как одежда на них была надета; кители..., в частности кители, были застегнуты, брюки застегнуты, рубашки застегнуты, помочи пристегнуты, шарфы, которые имелись на трупах, и галстуки были повязаны вокруг шеи. И второе — мы отметили, что ни в области головы, ни в области туловища никаких разрезов или надрезов и каких-либо других действий судебной медицины не было обнаружено. Этим самым исключается, что эти трупы подвергались какому-либо судебно-медицинскому исследованию.

Смирнов: При судебно-медицинском исследовании, производившемся вашей комиссией, вскрывались черепа жертв?

Прозоровский: Обязательно. При исследовании каждого трупа череп распиливался и исследовалось содержимое черепной полости.

Смирнов: Вам известен термин псевдо-каллус?

Прозоровский: В частности, о нем я узнал, когда получил книгу в институте судебной медицины, в библиотеке. Это в 1945 году...

Смирнов: Говорите медленнее, свидетель.

Прозоровский: До этого у нас, в частности, в Советском Союзе, ни один судебно-медицинский эксперт таких явлений не наблюдал.

Смирнов: Среди вскрытых 925 черепов много ли было с явлениями псевдо-каллуса?

Прозоровский: Никто из судебно-медицинских экспертов при исследовании этих 925 трупов каких-либо известковых отложений на внутренней поверхности черепа или на каком-либо другом участке головного мозга не обнаружил.

Смирнов: Таким образом, ни одного черепа с явлением псевдо-каллуса не было?

Прозоровский: Нет.

Смирнов: Подвергалась ли исследованию одежда трупов?

Прозоровский: Как я уже сказал, одежда подвергалась тщательному исследованию.

Смирнов: Я прошу вас говорить медленнее.

Прозоровский: Эта одежда подвергалась тщательному исследованию. По поручению специальной комиссии, в присутствии членов ее, как, например, митрополита Николая, академика Бурденко и других членов, судебно-медицинские эксперты исследовали, осматривали эту одежду; карманы, в частности, брюк, кителей, шинелей, как правило, были вывернуты, разрезаны или разорваны. Это свидетельствовало о том, что производился обыск. Сама одежда, в частности шинели, кители, брюки и верхнее белье, были влажные, пропитанные трупной жидкостью. При значительном усилии руками эта одежда разрыву не поддавалась.

Смирнов: Таким образом, ткань исследуемой одежды была крепкой на разрыв?

Прозоровский: Эта ткань одежды была очень крепкой и замазана, конечно, землей.

Смирнов: При эксгумации вы производили осмотр карманов одежды и находили там какие-либо документы?

Прозоровский: Как я уже сказал, большинство карманов было разрезано и вывернуто, но некоторые карманы остались целыми. В этих карманах, а также под подкладкой кителей, брюк были обнаружены, например, записки, брошюры, газеты, открытые и закрытые почтовые карточки, папиросная бумага, мундштуки, трубки и т.д., далее были обнаружены и ценности — слитки золота, золотые доллары.

Смирнов: Эти детали не имеют отношения к делу, свидетель. Я прошу вас не останавливаться на них, я прошу вас ответить на следующий вопрос: были ли обнаружены в одежде трупов документы, датированные концом 1940 года или 1941 годом?

Прозоровский: Да, были, в частности, мною обнаружены некоторые документы и другими судебными экспертами, как, например, профессором Смоляниновым, было обнаружено у одного трупа письмо на русском языке. Отправительницей этого письма была некая София Зигонь. Она направляет письмо в Москву в адрес Красного Креста с просьбой сообщить местопребывание ее мужа Томаша Зигоня. Дата проставлена в этом письме — 12 сентября 1940 года. Помимо этого, на конверте имелся штамп почтовый: «Варшава. Сентябрь месяц. 1940 год», а также штамп московского почтамта, датированный 28 сентября 1940 года.

Следующий документ такого же порядка, открытка из Тарнополя со штампом; «Тарнополь 12 ноября 1940 года». Затем были обнаружены квитанции с датами, в частности, на имя, если не путаю, Орашкевича, кажется, о приеме от него денег на хранение с датой 6 апреля 1941 года. На его же имя была обнаружена другая квитанция, также о приеме денег на хранение, датированная 5 мая 1941 года. Затем мною лично было обнаружено письмо с датой от 20 июня 1941 года на имя Ирины Тучинской. И ряд других документов такого же порядка.

Смирнов: Были ли извлечены при судебно-медицинском исследовании трупов стреляные гильзы или пули, патроны? Я прошу вас сообщить, какой фирмы были эти стреляные гильзы и патроны — советской фирмы или иностранной. Если иностранной, то какой, какого калибра.

Прозоровский: Причиной смерти польских офицеров служили пулевые огнестрельные раны головного мозга. При слепых огнестрельных ранениях мы обнаруживали в веществе мозга, в костях черепа или под мягкими тканями пули, которые были или деформированы или мало деформированы. В отношении гильз. При раскопках действительно были найдены пистолетные гильзы германского производства, так как на них, на донышке гильзы, была указана фирма «Геко».

Смирнов: Одну минуту, свидетель. Я оглашу вам сейчас один подлинный немецкий документ, за которым прошу следить. Господин председатель, я прошу разрешения суда предъявить по ходу допроса документ, любезно предоставленный нам нашими американскими коллегами. Это документ №ПС-402. Я предъявляю его под №СССР-507. Это германская переписка о Катыни. Целая серия телеграмм, причем телеграммы эти отправлены каким-то германским чиновником генерал-губернаторства по фамилии Хейнрих правительству генерал-губернаторства. Это подлинный документ, который я передаю Суду. Я оглашу только один документ очень короткий, связанный с патронами, обнаруженными в массовых могилах. Я начинаю цитату. Телеграмма адресована: «В правительство генерал-губернаторства. Главному Управлению внутренней администрации. Старшему административному советнику Вейрауху — в Кракове. Молния. Секретно.

Часть делегации Польского Красного Креста вчера возвратилась из Катыни. Сотрудники Польского Красного Креста привезли с собой гильзы патронов, использовавшихся при расстреле жертв в Катыни. Выяснилось, что это — немецкие боеприпасы. Калибр 7.65, фирма «Геко». Письмо следует. Хейнрих.»

Обнаруженные вами в массовых могилах германские патроны были той же германской фирмы и такого же калибра или нет?

Прозоровский: Как я указал, пули, найденные при слепых огнестрельных ранениях, были калибра 7.65, гильзы, найденные при раскопках, имели марку фирмы «Геко».

Смирнов: Я прошу вас подробно описать состояние тканей тела и внутренних органов трупов, извлеченных из могил в Катыни.

Прозоровский: Кожные покровы трупов и внутренние органы их находились в хорошей степени сохранности. Мышцы туловища и конечностей сохранили свою структуру. Мышцы сердца на разрезах также имели свою характерную структуру. Вещество головного мозга в некоторых случаях подверглось гнилостному изменению, в большинстве же случаев сохранило свои структурные особенности с ясно выраженными границами белого и серого вещества. Изменения внутренних органов заключались главным образом в их дряблости и уменьшении размеров. Волосы головы при незначительном усилии легко отделялись.

Смирнов: К какому заключению пришли вы при исследовании трупов о времени наступления смерти и времени захоронения жертв?

Прозоровский: Основываясь на полученном мною опыте, опыте Смолянинова, Семеновского и других...

Смирнов: Одну минуту, свидетель. Я прошу вас, расскажите коротко Суду, какой это опыт. Какое количество трупов в местах захоронения было эксгумировано вами или при вашем участии?

Прозоровский: Во время Великой Отечественной войны мне пришлось быть судебно-медицинским экспертом при эксгумации и исследовании трупов жертв, расстрелянных немцами. Эти расстрелы были в городе Краснодаре и его окрестностях, в городе Харькове и его окрестностях, в городе Смоленске и его окрестностях, в лагере смерти, так называемом Майданеке, близ Люблина. В общей сложности при моем участии было эксгумировано и исследовано более 5 000 трупов.

Смирнов: Так вот, основываясь на вашем опыте и объективных наблюдениях, к какому заключению вы пришли о времени наступления смерти и времени захоронения катынских жертв?

Прозоровский: То, что я сейчас сказал, — относится ко мне и к моим коллегам, которые участвовали при этих эксгумациях. И все судебно-медицинские эксперты, т.е. комиссия в целом, пришли к единому мнению о том, что захоронение польских офицеров в катынских могилах было произведено около двух лет тому назад, считая с января месяца 1944 года, то есть падает на период осени 1941 года.

Смирнов: Дает ли объективная картина состояния трупов возможность допустить, что они были захоронены в 1940 году?

Прозоровский: Сравнительное судебно-медицинское изучение трупов, похороненных в Катынском лесу, и сопоставление данных, полученных при этом изучении, с картиной трупных изменений предшествовавших им многочисленных эксгумаций, проведенных нами, при учете описанных доказательств, дали нам полное основание заключить, что захоронение было произведено не ранее чем осенью 1941 года.

Смирнов: Таким образом, 1940 год исключается?

Прозоровский: Таким образом, 1940 год исключается полностью.

Смирнов: Насколько я вас понял, вы являлись судебно-медицинским экспертом по делу других убийств в районе города Смоленска и окрестностей?

Прозоровский: В районе города Смоленска и окрестностей при моем участии было эксгумировано и исследовано 1 173 трупа.

Смирнов: Кроме Катыни?

Прозоровский: Кроме Катыни..., извлеченных из 88 мест захоронения.

Смирнов: К каким приемам маскировки массовых могил прибегали учинявшие расстрелы немцы в других местах?

Прозоровский: Метод маскировки могил был применен, в частности, в окрестностях Смоленска, в Гедеоновке. Этот метод заключался в том, что на верхний слой земли этих могил накладывался дерн. Были случаи также в Гедеоновке, когда на некоторых могилах были высажены деревья, а также мелкие кустарники, для маскировки. Помимо этого, в частности, в пионерском саду в городе Смоленске, могилы были замощены кирпичом и были устроены дорожки.

Смирнов: Вами было эксгумировано более 5 000 трупов в различных местах Советского Союза?

Прозоровский: Да.

Смирнов: От каких причин в подавляющем большинстве случаев следовала смерть жертв?

Прозоровский: В подавляющем большинстве причиной смерти являлось огнестрельное пулевое ранение в голову, в область затылочной кости.

Смирнов: Картина смерти жертв в Катыни являлась сходной или нет с картиной смерти в других местах? (Я говорю о массовых расстрелах.)

Прозоровский: Все расстрелы были произведены одним методом — выстрелом в затылок в упор или на близком расстоянии. Выходные отверстия, как правило, находились в лобной кости или в области лица.

Смирнов: Я оглашаю последний абзац из вашего акта по Катыни, приведенного в сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии.

«Экспертная комиссия... отмечает полную идентичность метода расстрела польских военнопленных со способом расстрела мирных советских граждан и советских военнопленных, широко практиковавшимся немецкими фашистскими властями на временно оккупированной территории СССР, в том числе в городах: Смоленске, Орле, Харькове, Краснодаре и Воронеже».

Вы подтверждаете эти положения?

Прозоровский: Да, это был типичный метод расстрела жертв, характерный для уничтожения мирных граждан немцами.

ИЗ ДОКЛАДА ПОЛЬСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ОБ ОБРАЩЕНИИ ГИТЛЕРОВЦЕВ С ПОЛЬСКИМИ ВОЕННОПЛЕННЫМИ

[Документ СССР-93]

...10 октября 1939 г. комендант лагеря созвал всех заключенных и приказал тем, которые боролись в польской армии в качестве добровольцев, поднять руку. Трое военнопленных сделали так. Их немедленно вывели из шеренги, поставили на расстояние 25 метров от группы немецких солдат, вооруженных пулеметом. Комендант приказал стрелять. Затем комендант обратился к оставшимся в живых и сказал, что три добровольца были казнены для примера...

Осенью 1939 года лагерь «Шталаг-VIII-C» был устроен в Кунау вблизи Сагана, у реки Бобера, притока Одера. Свидетельские показания из этого лагеря следующие:

«Лагерь в Кунау представлял открытое пространство, огороженное колючей проволокой, с большими палатками для 180—200 человек, каждая. Несмотря на сильный холод (минус 25 градусов по Цельсию» в декабре 1939 года, там не было вовсе отопительных приспособлений. Вследствие этого пленные отмораживали себе руки, ноги и уши. Так как у пленных не было одеял и их изношенные мундиры не защищали от холода, возникали болезни, а плохое питание вызывало полное изнурение. Вдобавок смотрители третировали беспрестанно заключенных. Их били по любому поводу. Были известны своей грубостью двое: лейтенант Шимке и старший сержант Грау. Они наносили пленным удары по лицу и били их, ломая ребра и руки и выбивая глаза.

Это нечеловеческое обращение было поводом нескольких случаев самоубийства и помешательства среди солдат»...

Обращаясь с польскими военнопленными описанным способом, отдельные лица, как и военные власти Германии, самым явным образом нарушили постановления Женевской конвенции от 1929 года, ст. ст. 2, 3, 9, 10, 11, 29, 30, 50 и 54. Упомянутая конвенция была ратифицирована Германией 21 февраля 1934 г.