Колька выскочил из школы на улицу и зажмурился от нестерпимо яркого света, ударившего его по веснушчатому лицу. Открыл глаза и не поверил тому, что увидел. В небе, как ни в чём не бывало, выстроившись в ряд над горизонтом, светили три солнца. В воздухе порхала мелкая снежная пыль.
– Не может быть! – прошептал Колька и, ещё раз зажмурившись, помотал головой.
Но солнца никуда не исчезли. Лучи среднего из них походили на гигантский ромб с вогнутыми сторонами, а два крайних солнца были слегка вытянуты в высоту.
– С ума сойти! – ахнул Колька и побежал в школу, чтобы хоть с кем-то поделиться увиденным.
– Кыш, пострел, – прикрикнула на него уборщица. – Куды пошёл следить по мытому?
– Баба Вера, там… там… три солнца в небе!
– Вам бы всё безобразить! Ишь, чего удумал: три солнца! Только бы посмеяться над старой бабкой.
– Да нет же, нет! – Колька боялся, что, пока он будет спорить, солнца исчезнут. – Посмотрите в окно: вот же они! Смотрите, смотрите…
– Некогда мне в окна засматриваться. Я весь день свету белого не вижу, а тем более солнца, – баба Вера продолжала надраивать полы в школьном вестибюле.
По лестнице в верхней одежде спускался директор школы Василий Петрович. Он преподавал физику в старших классах и вёл факультативные занятия по занимательной электротехнике. Очень строгий товарищ.
– До свидания, Василий Петрович, – поклонилась ему уборщица.
– Всего доброго, Вера Сергеевна, – вежливо ответил он.
– Василий Петрович, – обратился к нему Колька и тут же испугался, что запросто отвлёк Самого Директора школы от его важных дел.
– Да. Если не ошибаюсь, ученик шестого «А» Николай Цветиков? – строго взглянул директор. – Что случилось?
– А… это… вот, что это? – Колька от волнения не мог ничего сказать, а только показал рукой в сторону трёх солнц.
– Ох ты! – неожиданно Василий Петрович даже присвистнул. – Ну-ка, ну-ка, посмотрим.
Они с Колькой вышли на улицу, и Василий Петрович какое-то время внимательно разглядывал всё небо: не только сами солнца, но и выше, как будто искал что-то ещё.
– Так, значит давление падает, поэтому жди циклон, – пробормотал директор и вдруг неожиданно торжественно сказал: – Поздравляю Вас, Цветиков! Я рад, что Вы обратили внимание на это. Мы с Вами наблюдаем довольно-таки редкое явление, одно из разновидностей гало: парантелии или ложные солнца.
– А как они так… утроились? – Колька не знал, какое слово подобрать для данного явления.
– Да нет, солнце-то на самом деле одно, иначе и быть не может, – Василий Петрович тоже, казалось, подбирал слова, чтобы объяснить Цветикову данное явление. – Ты физику пока не начал изучать. Это ничего, что я на «ты»?
Колька помотал головой, потому что был даже рад, что этот серьёзный умный человек говорит ему «ты».
– Ну, так вот, – продолжал директор, – когда ты будешь учиться в одиннадцатом классе, то узнаешь о таком интереснейшем явлении, как преломление света. О-о, это самое удивительное явление физики в природе! Ты видел когда-нибудь радугу?
Колька кивнул.
– То, что мы с тобой сейчас наблюдаем, из той же оперы.
– Как это?
– Ты видишь снежную пыль в воздухе? – Василий Петрович входил в профессиональный азарт.
– Ага.
– Это мелкие-премелкие ледяные кристаллы, которые присутствуют в облаках и атмосфере зимой при высокой влажности и морозе. Джек Лондон в рассказе «Тропой ложных солнц» называл эту снежную пыль алмазной. Чувствуешь, как поэтично?
– Да, – Колька восхищённо слушал.
– Да-а, брат, физика – это на самом деле поэзия! Обычно эти кристаллы имеют неправильную форму, поэтому явление гало наблюдается относительно редко. Но когда они приобретают форму шестигранных призм, то лучи солнечного света определённым образом преломляются в них и создают то, что мы с тобой сейчас наблюдаем на небе. То есть солнце… как бы тебе это объяснить?.. Ну, оно как бы отражается в этих кристалликах льда, как в зеркале. Понимаешь? – спросил директор с надеждой, словно боялся, что Колька ничего не понял.
– Угу. А какое же солнце из них настоящее?
– В центре. То, что похоже на ромбовидный крест, – Василий Петрович обрадовался любознательности Кольки. – Данное гало называется малым, и возникает вследствие двукратного преломления луча света в кристаллической призме под углом в шестьдесят градусов. Но если этот угол будет составлять девяносто градусов, то можно наблюдать до девяти ложных солнц! Такое же явление можно наблюдать с участием луны.
– Девять солнц! – ахнул Колька.
– Да-да! Правда, это бывает редко. А радуга – довольно частое явление, и она возникает в результате преломления и отражения световых лучей в каплях дождя, и наблюдать её можно только в стороне, противоположной солнцу.
– А когда солнце спрячется за горизонт, то куда остальные денутся?
– Проведи наблюдение и узнаешь, – хитро улыбаясь, сказал директор.
– А почему зимой солнце здесь садится, а летом – совсем в другой стороне?
– Браво, Цветиков, браво! Я очень рад твоей наблюдательности. А ты знаешь, что как раз сейчас солнечный день начинает расти? И закат всё больше будет сдвигаться на запад, а восход – на восток. Таким образом, солнце будет с каждым днём проходить всё больший путь. Именно поэтому ещё в древности люди решили отмечать наступление нового года в конце декабря, хотя наблюдалось это не во всех культурах.
Колька, слушая увлекательный рассказ Василия Петровича, не заметил, как они дошли до железнодорожной станции, хотя ему надо было совсем в другую сторону.
– Ну, до свидания, Николай: сейчас моя электричка должна подойти. А с нового года обязательно запишись в школьный кружок «Занимательной физики».
– А это бесплатно?
– Ха! Пока бесплатно. Ну, желаю удачи, – директор стал подниматься на перрон.
– До свидания.
Колька двинулся в сторону своего дома. Он радовался прекрасной погоде и тому, что скоро наступят зимние каникулы. Он будет кататься с ледяной горки, а солнце будет проходить всё больший и больший путь над его белобрысой головой. Он посмотрел в сторону трёх солнц, по-детски взвизгнул от счастья и запел во весь голос:
– И согрета лучами звезды по имени Солнце…
Колька до того засмотрелся на свои солнца, которые были слева от него, что не заметил, как налетел со всего ходу на первую красавицу их класса Янку, идущую навстречу по той же тропинке.
– Цветиков-Букетиков, ты чего орёшь? Ты мне чуть колготки не порвал! – Янка, не смотря на мороз, была в тонких капроновых колготках, низеньких ботиночках и коротенькой юбчонке.
Увидев такое великолепие, Колька ещё больше обрадовался и ещё громче запел:
– Да перестань ты голосить! – капризно воскликнула Янка.
– Янка, а ты ничего не замечаешь? – спросил он, кружа около неё.
– Нет, – испуганно оглядев себя со всех сторон, ответила она.
– Да вот же, погляди туда! – Колька не мог понять, как она не замечает три огромные, ярко сияющие солнца.
– Тебе надо, ты и гляди, – опустив длинные ресницы, Янка прошла мимо Кольки своей дорогой.
– Яна, ну правда, посмотри какая красота! – побежал он следом за ней.
– Без тебя знаю.
– Да нет же…
– Что нет? – она резко повернулась и грозно посмотрела на него с высоты каблуков и роста акселератки.
– Там… три солнца, – растерянно пролепетал он.
– Слушай, Семицветиков, твои детсадовские ухаживания достали уже! Если хочешь со мной встречаться, так прямо и скажи, а то наплёл тут непонятно что.
Её лицо как-то странно раздвоилось, выражая одновременно две эмоции: в изгибе губ проглядывало презрение, глаза и брови изображали удивление.
– Да не хочу я с тобой встречаться! – испугался не на шутку Колька.
– Что-о-о?! Дур-р-рак! – Янка пошла прочь, неуклюже вихляя угловатыми, ещё не сформировавшимися подростковыми ногами.
– Дылда, – тихо сказал он ей вслед.
Тоже решительно повернулся и пошёл домой. Настроение несколько ухудшилось, но как только он посмотрел на три солнца, то счастливое расположение духа вновь вернулось к нему. Радость так распирала, что он непременно хотел хоть с кем-нибудь поделиться ею, поэтому пошёл в сторону рыночной площади, где всегда много народу.
Но ещё не доходя до площади, он встретил бывшего одноклассника Юрку, который с этого года перестал учиться в школе, заявив, что он и так знает всё, что ему надо по жизни. Сейчас он шагал куда-то, съёжившись от холода.
– Юрка, привет!
– А, Колян… Ты Вовку не видел?
– Нет. А ты видел когда-нибудь три солнца?
– Я много чего видел: я, когда травки покурю, у меня не то, что три солнца, а все тридцать три. Ха-ха-ха. Кстати, у тебя ничего нет покурить?
– Нет, я пока не курю.
– Плохо. Ну где же Вовка?
– Да не знаю я. Ты лучше туда посмотри, – Колька указал на солнца, которые ему стали уже как родные. – Наш директор школы сказал, что это очень редкое явление природы…
– Ой, не напоминай мне про этого Петровича! Всю осень ходил и зудел: «Юрий, Вам надо обязательно закончить хотя бы девять классов». Да в гробу я их видел! Он даже к мамаше обращался, да что с неё взять: не просыхает никогда.
– А я в следующем году буду ходить в кружок «Занимательной физики».
– Ну, и флаг тебе в руки… Да где же ходит этот урод?!
– Вон он, кажется, идёт, – Колька обрадовался, что появился ещё один человек, кому он сможет рассказать про гало.
– Явился, не запылился. Долго тебя ждать?
– Если надо, то подождёшь и дольше, – по-деловому ответил Вовка и спросил: – Ну что, принёс?
– А то! – Юрка вытащил из-за пазухи видеодиск, на обложке которого три голые девицы сидели верхом на таком же абсолютно голом мужике, и протянул его Вовке. – Гони бабки и просвещайся, ребёнок.
– Сколько?
– Двадцать баксов.
– Ну, ты и куркуль стал! Опять какое-нибудь дерьмо?
– Сам ты дерьмо! Такой фильм – закачаешься.
– Ребята, смотрите – три солнца, – неожиданно вставил Колька.
Юрка с Вовкой равнодушно посмотрели на солнца, а потом на Кольку.
– Слушай, Колян, тебе давно взрослеть пора, а ты всё на облачка любуешься, – с сочувствием ему сказал Юрка и сообщил Вовке: – В кружок кройки и шитья решил записаться человек. Представляешь, до чего людей школа доводит, ха-ха-ха.
– Не кройки и шитья, а занимательной физики, – обиделся Колька.
– Какой-какой физики? – переспросил Вовка. – Занимательной? Ха-ха-ха! Дурак вот где занимательная физика, – ткнул он пальцем с грязным ногтем в голых девиц на обложке диска. – Это я понимаю – и физика, и три солнца в одном флаконе!
– Эх ты, астролябия ходячая, – Юрка больно щёлкнул Кольку по носу и пошёл с хохочущим Вовкой в сторону рынка.
Колька потёр нос и решил, что видимо не каждый готов к тому, чтобы постичь и оценить такое грандиозное явление, как гало. Когда он вышел на широкую, разъезженную машинами дорогу, то ему повстречалась женщина, которая жила в соседнем с ним подъезде. Она шла со стороны маленькой церквушки и сосредоточенно смотрела себе под ноги.
– Тётя Нюра, здравствуйте! – Колька обрадовался тому, что сейчас обратит её внимание на такое необычное явление.
– Ой! Здравствуй, касатик, здравствуй.
– Тётя Нюра, а Вы ничего не замечаете? – лукаво спросил он.
– А что, случилось чего? – насторожилась соседка.
– Вы посмотрите, какая красотища на небе! – и Колька указал на три солнца.
Тётка Нюра сфокусировала взгляд на редком явлении природы. Глаза её разъехались в разные стороны, пытаясь охватить огромную панораму увиденного. Колька ожидал, что она выразит восхищение, но углы её губ, и без того низко опущенные, задрожали и поползли ещё ниже.
– А-а-а! – слабо воскликнула она. – Ой, батюшки, нечистая сила, ой, матушки! Меч кровавый в небе – быть беде! Анчихрист явится с речами сладкими, а за пазухой глад и мор с собой принесёт. Ой, быть люту, быть пусту! Крест огненный, чур меня, чур, сгинь, сгинь, сгинь, знак сатанинский…
Соседка засеменила в сторону церквушки, истово крестясь на ходу и бормоча что-то из Библии, надо полагать. Колька стоял, как вкопанный. Василий Петрович ему мимоходом поведал, как древние люди, будучи не в состоянии объяснить разные явления природы, приходили в трепет от их вида и усматривали в них предзнаменования разных бед. Но это было очень давно, и Колька никак не ожидал такой бурной реакции от современной женщины. Тем более, бывшей когда-то секретарём партийной ячейки на комбинате.
Он решил больше не рассказывать о трёх солнцах кому попало, а поделиться только с самыми близкими, поэтому решил зайти к своей бабушке, которая жила как раз поблизости.
Колькина бабуля всю жизнь отработала на ферме. Как она сама говорила, до смерти устав «от энтой каторги», полюбила на старости лет латиноамериканские сериалы, объясняя свою страсть тем, что хоть теперь она хочет посмотреть, как живут нормальные люди. Когда Колька пришёл к ней, она сидела в стареньком кресле и сосредоточенно смотрела на экран, временами ахая и вздыхая.
– Бабуля, здравствуй! Я сейчас такое видел!!!
– Внучек мой ненаглядный! – внука бабуля всё-таки любила больше, чем сериалы. – Есть хочешь? Какой ты худенький! Эти ироды тебя совсем не кормят, – иродами бабуля называла Колькиных родителей.
– Да нет, не хочу я есть! Бабушка, там три солнца, гало называется.
– Удивительно, как же можно не хотеть есть? Ты обедал сегодня?
– Обедал, бабуля. Ты слышишь: в небе три солнца! Очень редкое атмосферное явление.
– А где ты обедал? В школе? Да разве у вас в школе можно нормально поесть: там вместо еды – помои какие-то! Всё экономят на детях себе в карман, аспиды!
Колька понял: пока он не поест, бабуля не успокоится и не станет его слушать. Он согласился съесть суп и второе, тем более, что он действительно проголодался.
По телевизору начались новости. Колька придвинулся к экрану и стал внимательно слушать: ему казалось, что сейчас будет специальное сообщение о том, что сегодня в небе наблюдается удивительное, очень редкое явление природы гало. Но ничего подобного не произошло. Сообщения были самые обычные, к которым все давно привыкли: где-то что-то взорвалось, где-то что-то сгорело, шахиды опять совершили теракт, и строгий дядя в штатском обречённо сказал, что ничего нельзя сделать, а надо крепить бдительность среди населения. Потом пошли сообщения о светских новостях, и Колька стал ещё внимательнее слушать, ожидая, что сейчас обязательно скажут о гало. Но и здесь всё было, как обычно: популярный английский музыкант заключил брак с молодым мужчиной.
– Тьфу! – сказала бабуля.
А российская популярная певица развелась с очередным мужем – таким же популярным олигархом. Показали сцену их венчания десятилетней давности в храме Иерусалима и фрагменты трёхдневной свадьбы в Европе.
– Ах! – отреагировала бабуля и вытерла глаза платочком.
«Да что передают всякую лабуду?! – подумал Колька. – В небе такое чудо, и об этом ни слова. Не померещилось же мне? А может, действительно, померещилось? Да нет же, Василий Петрович тоже видел. Мировой он всё-таки мужик!»
Наконец-то, подошло время прогноза погоды, и очаровательная девушка в мини юбке сообщила о приходе циклона на Северо-запад России. Колька аж напрягся: Василий Петрович тоже что-то говорил о циклоне. Но дальше девушка порекомендовала зрителям какой-то крем для обуви, с которым никакая слякоть не страшна, и лекарство от простуды для людей с ослабленным иммунитетом.
– Хорошо, что ещё не посоветовала простуду лыжной мазью лечить! – привычно сострила бабушка.
– Бабуля, а ты сегодня видела гало? – Колька решил достучаться до её сознания, пока его окончательно не захватили в водоворот предстоящие политические склоки, и не начался очередной аргентинский или бразильский сериал.
– А кто это?
– Это такое явление природы: несколько солнц на небе.
– Нет, внучек, не видела. Я, вообще, на небо не смотрю: чего на него смотреть-то – небо как небо. Под ноги надо смотреть, мало ли там что лежит, под ногами-то.
– Бабуля, ну посмотри, какая красота! Может быть, его никогда не будет больше: оно редко бывает.
– Ты, когда улицу переходишь, должен не на небо смотреть, а сначала посмотреть… направо, а потом… ой, нет, наоборот всё… или нет?
– Бабушка, как же тебе не интересно? Ты только посмотри…
– Сначала надо посмотреть на… лево. Да, точно! А потом – направо. Или нет?.. Почему мать не научит тебя, куда надо смотреть, когда улицу переходишь?
– Да я не улицу переходил: я из школы вышел и посмотрел на небо, а там такие солнца!
– А на солнце вообще нельзя смотреть: глазки потом будут болеть. Ну, всё, давай сериал смотреть, уже начался.
– Да не люблю я эти сериалы, – расстроился Колька. – Я просто хотел тебе рассказать…
– Подожди, Коленька, фильм очень интересный! Здесь Режиналдо и Жозевалдо что-то затевают против Леонардо. Фернандо сделал предложение Луселии, но она любит Энрике, от которого ждёт ребёнка её кузина Хулия. А в эту самую Хулию влюблён Рикардо, который…
Колька понял бесполезность своих попыток рассказать бабуле о чуде, которое он видел, и пошёл домой.
«Я просто не умею интересно рассказывать, как Василий Петрович. Но как они сами-то ничего не видят?» – думал он.
Три солнца по-прежнему украшали собой небосвод, а мороз обжигал щёки.
– Ты где ходишь, паразит? – первое, что услышал Колька, открыв дверь в дом. – Мне надо бежать полы мыть в магазине, а он где-то гуляет.
– Ма, мама, я три солнца сейчас видел…
– Да хоть четыре! Нет, ну за что мне такое наказание: у всех дети, как дети, а у меня – сволочь, – мать дала Кольке оплеуху.
– Мама, я утром картошки сварил для тебя, – глаза его наполнились слезами.
– Одолжение мне прямо сделал! Гуляет где-то, когда все дети давно из школы пришли! Весь в гадского папашу своего.
– Я у бабушки был.
– Чего ты делал у этой старой дуры? – Колька получил ещё один подзатыльник. – Я тебе сказала, чтоб к ней не ходил! Сказала или нет?! У ба-абушки он был. Сбагрила мне своего сыночка-алкаша, а теперь сериалы смотрит, стерва.
– Я у неё поел и теперь могу не есть, – всхлипывал Колька.
– Слава те Господи, хоть одного накормила…
– Закрой пасть, курва, – в комнате на диване лежал пьяный отец.
– Конечно – курва! Сидит у бабы на шее сколько лет, а я должна на трёх работах вкалывать, кормить его. Только курва на такое и способна.
– Замуж тебя взяли, так и корми, – пьяно отозвался отец.
– На железной дороге электрики нужны, я узнавала. Пошёл бы, устроился…
– Заткнись, я тебе сказал!
– Господи, хоть бы мне сдохнуть поскорее! Это же не жизнь, а непонятно что.
– Ты своей смертью не помрёшь, сука, – ворчал отец. – Я тебе когда-нибудь помогу сдохнуть.
Колька ненавидел это. Он не знал, как быть в такой ситуации. Его как будто разрывали на части, когда самые близкие люди так собачились друг с другом. Ему хотелось куда-нибудь спрятаться или убежать от этого. Но бежать было некуда. «Ничего: отольются когда-нибудь кошке мышкины слёзы», – думал он в такие минуты.
На мать он никогда не сердился, потому что ему было её жалко: она работала санитаркой в больнице. Сегодня она после ночного дежурства перебирала гнилые овощи в хранилище соседнего совхоза, а сейчас уйдёт мыть полы в магазине. Отец нигде долго не задерживался: отовсюду выгоняли за пьянку, хотя он всегда доказывал, что вокруг него плетут козни какие-то сионисты или сатанисты. Большую часть времени он проводил, лёжа на диване. Когда был пьян, то придирался ко всем, в трезвом состоянии был злым и неразговорчивым, поэтому Колька давно разучился общаться с ним и очень боялся, что когда-нибудь станет похож на этого угрюмого, вечно на всех обиженного, никого не любящего человека. Во всех бедах он винил баб, начальство, правительство и очень любил об этом подолгу говорить. Когда он был трезв и зол, то применял рукоприкладство к своим врагам, но поскольку начальство и правительство были ему не доступны, а ближайшая к нему баба была Колькина мать, то ей всё и доставалось. А мать после этого била Кольку, так как ей тоже надо на ком-нибудь выместить обиду. Поэтому он никогда на неё не обижался.
Только однажды он сказал, что это признак незрелой личности, так вымещать злобу не на источнике своих обид, а на более слабом существе. Родители тогда удивились и испуганно переглянулись, как будто Колька сказал что-то на языке инопланетян. Он вычитал об этом в книге по психологии, потому что не давала покоя мысль, отчего люди так ужасно себя ведут, особенно в отношении близких. Колька любил читать – это было его обычное времяпрепровождение. Он набирал книг в библиотеке, приходил домой, садился за шкаф, где у него был свой уголок, и погружался в это безмерно любимое им занятие. Больше любить было нечего: радио в доме не было, а купленный матерью подержанный телевизор пьяный отец разбил топором, когда транслировали политические дебаты.
А родители любили играть в прятки меж собой: утром мать прятала деньги и водку, и если отец их находил, то вечером уже пряталась мама. Когда она говорила о том, чтобы ей поскорее сдохнуть – а она часто об этом говорила, – Кольке становилось совсем тошно: он не представлял себе, на что будет похожа его жизнь без неё.
Мать ушла в магазин, захлопнув за собой дверь. Колька сидел на кухне и смотрел в окно, которое выходило на восточную сторону, откуда гало не было видно.
– Ой, плохо мне, ох, умираю, – кряхтел отец в комнате. – У-у, суки рваные! Глава семьи умирает, а им хоть бы хны. Колька, иди сюда, падла мелкая!
– Да тут я, тут, – сжался Колька.
– Поищи у этой… матери денег и купи у Клавки-самогонщицы чекушку для меня. Она, стерва, уже в долг не даёт – та ещё мразь…
– Не буду я у мамы денег красть, – твёрдо сказал Колька.
– У-у, сучонок, весь в мамашу свою! Ничего, я сейчас встану, я тебе устрою, как отца не уважать.
– Да не встанешь ты, не ерепенься, – Колька знал, что отец не встанет, потому что он всегда напивался до такого состояния, когда встать уже невозможно.
– Коля, ну не будь ты падлой, как мать! У тебя же есть деньги какие-нибудь, хоть рублей десять. Сходи к этой суке Клавке, скажи…
– Ладно, схожу.
Кольке вдруг стало жалко отца, и он сам удивился, как можно жалеть этого жестокого, оскорбляющего всех и вся заложника своего скверного характера и слабой воли. Он вышел на улицу и побрёл, сам не зная куда. Денег у него не было, но он ушёл из дому, потому что невыносимо было там оставаться.
«Куда же мне сходить, чтоб не замёрзнуть? – думал Колька, играя сам с собой в футбол куском льда. – Ах, как же я забыл: у меня есть три солнца! Тем более я должен провести наблюдение их заката».
И он помчался со всех ног на другую сторону дома, опасаясь, что солнца уже исчезли.
Но они никуда не исчезли, а незыблемо остановились над самым горизонтом, как будто ждали Кольку. Солнце, находящееся в центре, стало ярко-красным, его свет совсем не обжигал глаза, а боковые вытянулись в огненные столбы, словно кто-то нарисовал их на полотне неба масляной краской, а потом нечаянно смазал рукавом. И Колька даже знал, кто художник: это Бог.
Солнце садилось за горизонт, а Колька плакал, и слёзы на морозе обжигали ему щёки. Ему казалось, что если солнце спрячется из виду, то он останется совсем один на всём белом, точнее – тёмном свете, где даже три солнца не могут отогреть испорченные и грубые, равнодушные ко всему на свете сердца людей.