Вот некоторые сомневаются в существовании любви с первого взгляда. Даже спорят об этом! Часами могут спорить, сутками, годами, веками… До чего же любят спорить эти ужасные люди! До войны готовы дело довести эти неисправимые и несносные спорщики.

С другой стороны, чего же не поспорить, если тема есть? А уж о любви сам бог велел! Ведь любовь – это такое дело, о котором можно спорить до бесконечности, но так ничего и не понять. Можно выдохнуться, устать доказывать свою точку зрения оппонентам, снова начать полемику с использованием новейших аргументов, но опять так ничего и не выспорить. Потому что любовь – главная загадка мира. И это хорошо, ведь человек, получая доступ к новым знаниям, никогда не успевает духовно дозреть, чтобы с пользой их применить. Яркий пример: атомная энергия. Какую бы энергию человек ни открыл – сразу начинаются техногенные аварии и катастрофы, какой бы вид топлива ни нашёл – тут же разгораются кровопролитные войны, какое бы лекарство ни изобрёл – всегда возникают новые эпидемии. Он придумал Интернет, в океане которого на сегодняшний день по статистике содержится всего полпроцента развивающей в культурном и интеллектуальном отношении информации. Зато некоторые таланты с его помощью «опускают» целые банки, не выходя из дома. И если человек разгадает тайну, энергию и источник возникновения любви, это будет его последним открытием, потому что он больше ничего не успеет открыть – наступит конец света.

Конечно, человечество тут же захочет поставить любовь на конвейер и придумает способы утилизации каждой неповторимой влюблённой души. А любовь не потерпит, чтобы её анатомировали и измеряли в каких-то единицах, как сопротивление электрической цепи. Любовь не согласится храниться в лаборатории в банке из толстого стекла, на которой будет написано: «Amor mortālis. Взрывоопасно! Соблюдать дистанцию» или «Amor liberālis. Чревато последствиями. Соблюдать дозировку!». Люди обожают всё классифицировать и давать латинские, завязывающие язык в узел, термины. Даже прекрасные цветы у людей разделены на классы, подклассы, пронумерованы и обозначены длинными непроизносимыми названиями.

Человек так зануден, что то и дело тужится-пыжится, как бы принизить и развенчать любовь, объявить её мифом, как будто ему от этого несказанно легче сделается. Якобы она отнимает у него много времени, хотя такие по жизни ничем дельным не заняты, так уж лучше занялись бы любовью. Умным занудам влюблённые дуры кажутся ужасными дурами: «Занялась бы чем-то более интересным, например, мытьём посуды». Мужчине кажется глупостью, когда женщина любит и готова на всё ради любви. Даже если любит она его, такого умного, весь ум которого выражается в угрюмом выражении лица и разговорах, какие идиоты его окружают, – за версту видать умного человека. А любовь он почти ненавидит! Потому что она слишком явно обнажает его малодушие и пошлость, когда он не готов к ней. А не готов он к ней практически всегда.

В итоге сформировалась точка зрения (от большого ума, надо полагать), что чувства вообще и любовь в частности – это молекулы, химия, парфюмерия. Сейчас, к сожалению, о любви знают гораздо больше сотрудники лабораторий, чем поэты. И вот эти-то «лаборанты» считают любовь чем-то вроде химической реакции. И других так думать призывают. И очень гордятся таким подходом: у нас же всё по науке! Оказывается, мы ощущаем радость, печаль или любовное влечение только в зависимости от определенных биохимических процессов в организме. Если научиться влиять на эти реакции, жизнь станет гораздо гармоничнее. Хотя на практике оказывается совсем наоборот. Если ненавидящему человеку наложить какой-нибудь дряни в чашку, чтобы он на предмет своей ненависти стал кидаться с самыми недвусмысленными намерениями, скорее всего, произойдёт убийство.

В организме имеются особые вещества, которые синтезируются в нервных клетках головного мозга. Они способны влиять на эмоциональное состояние, уменьшать порог восприятия боли, дают возможность человеку чувствовать себя радостным, счастливым и удовлетворенным жизнью. Анандамид – вещество, регулирующее передачу нервного импульса, играет роль в механизмах репродукции, формирования боли, аппетита, депрессивных состояний. Серотонин – гормон, образующийся из аминокислоты триптофана, – является важным нейромедиатором, повышает двигательную активность, способствует улучшению эмоционального настроя и увеличению общительности. Дофамин также является гормоном-нейромедиатором, выделяется при получении удовольствия. Дефицит в организме этих «гормонов счастья» приводит к снижению настроения, тревоге и депрессиям. Ешьте их побольше и даже когда вас поведут на виселицу, вы будете чувствовать такой прилив счастья и любви, что вместо смертной казни вам могут прописать… содержание в психушке. Нынче немало таких людей: неестественно весёлых, возбуждённых даже там, где этого не требуется, хохочущих каким-то жестяным смехом. Не знаю, как вам, а мне бы не хотелось крутить любовь с такими «химиками». Недонюхал он там чего-то, недополучил каких-то продуктов синтеза распада и всё – конец любви. Да пропади она совсем такая любовь на витаминах!

Сторонники «лабораторной» любви настаивают, что люди на деле никого не любят, а просто… реагируют на некие феромоны. Под их влиянием мозг вырабатывает особые возбуждающие вещества, такие как фенилэтиламин, допамин и норэпинефрин, и возникает ощущение эйфории в присутствии определенного человека. Но, как часто бывает с наркоманами, со временем эти вещества вызывают привыкание, и острая стадия влечения проходит. Эндорфины – ни что иное, как наркотик. Эротоманы ни кто иные, как эндорфиновые наркоманы. Вещества, благодаря которым эротоманы пребывают в одурманенном состоянии, на самом деле почти наркотики. За баловство с которыми предусмотрено суровое наказание, следует заметить. И такое состояние не может длиться вечно – плевок в огород тех, кто верит в вечную любовь. Чувственное возбуждение на гормональном уровне держится максимум три года. На этом этапе может возникнуть привязанность, когда пребывание наедине с близким человеком стимулирует выработку в мозге эндорфина, благодаря которому появляется чувство безопасности, спокойствия и умиротворения. Что же касается оргазма, прости-господи, то за него отвечает окситоцин, выделяющийся во время объятий, прикосновений и физической близости.

И вот уверовавшие в химическую природу любви бестолковые людишки, перестав испытывать на гормональном уровне остроту чувств, отправляются на поиски новых феромонов. Да-да, они не другого человека ищут с его «богатым внутренним миром» и мечтами о счастье в личной жизни, а именно гормоны, как наркоман – дозу. Но наука не дремлет: учёные уже занимаются разработкой препарата, который поможет или влюбляться на каждом углу, или соблюдать верность партнеру. Для этого будет достаточно принять таблетку или вдохнуть аромат духов, содержащих окситоцин. Оно вам надо? Любовь, сидящая «на колёсах»! Представляете себе плачущую брошенку: «Ах, девочки, в аптеке феромоны закончились, мой тут же к другой ускакал! Не одолжите ли кто таблеточку? Не для себя прошу – для сохранения любви и брака, да и дети без отца могут остаться». Детей бы кто спросил, нужны ли им такие придурки в качестве отцов и матерей.

Но мы будем верить, что это произойдёт не скоро, и на наш век настоящей любви хватит. Природа предусмотрела возможность сохранить тайну любви, поэтому у нас есть надежда, что науке так и не удастся нарушить эту тайну. Любовь всегда индивидуальна и даже её носитель не осознаёт присутствие сего удивительного чувства в себе до определённого момента. Поскольку любовь постоянно находится в состоянии развития и изменения, то и определить её с абсолютной точностью невозможно. Поэтому не верьте глупейшим заявлениям типа «полная гармония в супружеской жизни наступает ровно через 2 года 11 месяцев и 8 дней после свадьбы», коими в последнее время кишат все книги и журналы, претендующие на житейскую мудрость.

Есть вещи, которым нельзя обучить. Например, нельзя обучить стилю, потому что это умение человека видеть себя как бы со стороны в пространстве – почти талант. Можно нагромоздить на себя кучу дорогих фирменных тряпок, но стильным от этого не станешь. Нельзя обучить такту, потому что это врождённое качество. Можно обучить манерам, но человек, не склонный к тактичности, всё равно постоянно будет сползать на привычный для себя уровень хамства, особенно без внешнего контроля. Точно так же нельзя обучить любви, потому что это не техника. Технику секса может освоить и мышь, а вот научить любви, познать её счастье, если человек вообще ничего не чувствует – невозможно.

Так что спорьте о любви, но не говорите с ленивой усмешкой, что всё-то вы о ней знаете. Так говорят люди, которые как раз в обсуждаемом предмете ни черта не смыслят – вернейший признак, об устройстве автомобиля они так говорят или умничают на тему коллапса структуры под влиянием системного кризиса. А что касается любви с первого взгляда, то она существует. Просто не каждый её видит. Наверно, очки дома забыл. Ведь далеко не каждый современный человек замечает, что в сквере за домом поют скворцы, что снег почти растаял, а на клумбах появились трогательно беспомощные крокусы.

Я вам больше скажу: существует даже любовь с первого слова! Вот Полина Велосипедова, сотрудница архива серьёзного промышленного предприятия, именно так влюбилась. Только сняла телефонную трубку – звонили из главного архива Управления, – услышала там низкий и бархатный мужской голос и… влюбилась. Чудо, что за голос! Манящий, роковой… Хотя кто-нибудь тут же всё испохабит, что ничего особенного в этом голосе не находит. Потому что не для него этот голос звучал, вот и не находит! Кому-то нравится аромат зелёного чая, а у кого-то от этого аромата, пардон, сыпь по всему телу. Полина же сразу поняла, что это Он – мужчина, созданный именно для неё! А что ж тут такого удивительного? Другие и не так влюбляются. В старой немецкой сказке «Златовласка» король влюбился в прекрасную девушку, когда просто увидел её золотой волос в клюве голубя, а саму девушку он в глаза не видел, но уже решил: женюсь! Женщины недоумевают, как это мужчины доходят до жизни такой, что умудряются влюбиться в женскую голень или бюст. Мужчины негодуют, что женщина может влюбиться в деньги и успех избранника. Ну, не в ноги же его влюбляться, в самом деле! Хотя, возможно, и такие случаи имеют место быть. Как говорится, чем богаты, то и берите. А не нравится – мимо идите.

Случаются казусы, что для мужчины в женщине имеет значение родинка над губой, и именно с правой стороны. Он уже влюблён, даже если она за глаза (а то и в глаза) называет воздыхателя нехорошим словом. Но если эта родинка окажется не с той стороны, любовь уже невозможна. Бывает, женщина влюбляется в неказистого на вид мужчину, потому что увидела, как он на пешеходном переходе, где все толкались, пихались и даже были готовы топтать друг друга ногами, помог перейти дорогу подслеповатой бабушке. И пускай все гадают: «За что арапа своего младая любит Дездемона?».

Как только люди ни влюбляются! Говорят, на Ближнем Востоке мужчина способен влюбиться в женщину, толком её не рассмотрев. Он готов влюбиться в её осанку или даже в слухи об этой осанке. Из-за молвы о её красоте, которую он сам никогда не видел, зато слышал о ней от какой-нибудь торговки или сводни, он может потерять голову и покой. В каком-то африканском племени считается, что чувство любви можно испытывать только на расстоянии, а когда люди вместе, это просто бытовые отношения, приземлённое сожительство. Ведь любить ближнего своего и в самом деле очень трудно. Особенно, в быту. Люди имеют скверную привычку мучить своих близких и недоумевать: «Ты что, меня не любишь?».

Кто-то может влюбиться в аромат человека. Люди с дурным характером, неприязненно относящиеся к окружающим, пахнут неприятно, даже чисто вымытые и надушенные, потому что мысли и поведение непременно отражаются на состоянии тела, и кожа выдаёт это. Например, неряшливый и безответственный мужчина пахнет совсем не так, как организованный и надёжный. Никакой парфюм не поможет слабаку и трусу обрести запах силы и смелости. Косметологи утверждают, что для смены личного запаха недостаточно почаще мыться и пользоваться туалетной водой – надо изменить характер, бороться с дурными наклонностями и чёрными мыслями. Говорят, что улыбчивые люди благоухают розами. Но опять-таки улыбка должна быть искренней, настоящей, живой, а не вымученной, выдрессированной, лишь бы оценил кто. И уж никак это не должен быть искусственный оскал с мыслью «раз это повлияет на мой запах, я буду дурашливо хихикать даже на похоронах».

Влюбиться в красивую внешность не так просто, как принято считать. Есть бессчётное множество видов человеческой красоты. Есть искусственная и неубедительная красота подиума и глянцевых журналов, где быть красивой – профессиональная обязанность. Красота, которую можно счистить с лица, словно картофельную кожуру. Красивыми могут быть и слёзы утраты, и уход за младенцем. В одном из рассказов Януша Вишневского мужчина влюбляется в рыдающую над смертью чужого ребёнка женщину.

Никто не скажет точно, что такое человек, с чего он начинается и где заканчивается. Что идёт женщине – не идёт мужчине и наоборот. Мужчину украшает седина, а женщина всегда страдает, когда заметит у себя хотя бы один седой волос на голове. Мужчину украшают шрамы, а женщине они уж совсем не нужны. Мужчина ценен полем деятельности, масштабом личности, силой воли и характера, уровнем достижений. Отнимите у него всё это, и он почувствует себя несчастным, даже если не сознается. Женщины не ограничивают мужчину его телесной оболочкой, как это делает он при оценке противоположного пола. Мужчина может продолжаться в пространстве и времени сколь угодно далеко своими делами и влиянием, а не руками-ногами и прочими конечностями.

Есть женщины, которые способны влюбиться в мужчину уже за то, что он написал прекрасную музыку, уничтожил пол-Европы, имеет красивую фамилию, победил на Олимпиаде, вошёл в клетку с тигром, построил прекрасный город (или разрушил его), сочинил стихи или создал новый стиль в архитектуре. Ей даже не нужно видеть этого мужчину в земном облике, а достаточно услышать о поступке, и если она полюбила в нём созидателя или разрушителя, то не простит ему смены поведения. Мужчина в такой любви может разглядеть неискренность и предательство: «Она не меня любит, не мои жилистые ноги и водянистые глаза, а умение слагать стихи. Ах, коварная!». Он-то её любит безо всяких стихов, по-настоящему. За то, что её каштановые волосы вьются крупными кольцами. Не дай бог повылезут, и что тогда? Ведь мужчина может не простить своей возлюбленной располневшей фигуры, а она может его разлюбить, когда заподозрит в отсутствии принципов или даже характера. Сколько домохозяек в мире негодуют, что мужья совершенно не восхищаются их домовитостью, не ценят их заботу, то есть совершенно не воспринимают их деятельность хранительницы домашнего очага всерьёз и даже способны покинуть этот очаг ради пары стройных ног, красивых глаз или всё той же родинки в нужном месте! И это после того, как она обустроила такой уютный мир для него! А сколько вертопрахов недоумевает, почему им, таким весёлым и щедрым, не везёт в любви. Разве это так важно, как себя ведёт человек? Сколько мужчин упрекают женщин в том, что они, эти самые женщины, ничего не смыслят в мужчинах! Сколько женщин ужасаются, как плохо разбираются в хитросплетениях их женского мира мужчины, хотя каждый самонадеянно считает себя докой «по части баб»! Иногда мужская любовь не понятна женщине и даже скучна своей прозаичностью: как он может любить какую-то клушу без характера и достижений? Она-то любит его за поступок, за подвиг. А мужчина может запросто влюбиться в декольте. Если бы мужчина требовал от женщины великих поступков и подвигов, чтобы соблаговолить в неё влюбиться, род человеческий давно бы прекратил своё существование, надо полагать.

Такие вот страдания. И замечательно, что они пока есть, а то скоро поэтам станет не о чем слагать стихи. В эпоху глобализации, когда стираются грани не только между нациями, но и между полами, можно встретить женщин, которые любят мужчин просто как красивых и смазливых кукол. И точно также можно видеть мужчин, которые желают прятаться от жизни за широкими спинами решительных, деятельных и состоятельных дам. Но про такую «любовь» как-то совершенно не поётся и не пишется. Во всяком случае хочется в этой любви поменять персонажей местами.

Хорошо, что ещё остались женщины, которые умудряются влюбиться в те человеческие качества, о существовании которых мужчины и не подозревают. Вот Клара Лимузинова из заводской кассы терпеть не могла мужиков с короткопалыми руками и обгрызенными ногтями.

– Что за жизнь пошла! – риторически вопрошала она на обеде. – Совершенно не в кого стало влюбиться! Я тут было разогналась в нашего технолога. Он пришёл деньги получать, я вгляделась, а у него рука, как на автопортрете Ван Дейка. Откуда, думаю, в наш звероподобный век у мужчины такие руки! И вот на днях вижу, как он их, зараза, веером гнёт. Разве можно такие божественные руки топырить веером? Это же почти святотатство! Это же не руки рубенсовского Вакха, чтобы их так преступно эксплуатировать. Ну, нет в жизни счастья… А ещё прицепился ко мне экземпляр из отдела снабжения. Ручонки тянет в окошечко кассы, и такие они у него противные, как надутая хирургическая перчатка или даже хуже: короткие, жирные, гладкие и с ямочками, бр-р! Фу, прямо, как у Нерона. Я на них смотрела и думала, что и рожа у него такая же сальная. И точно! Он потом с головой сунулся в кассу, я совсем разочаровалась. Ну, не в кого влюбиться.

– Может человек хороший – предположила Даша Мотоциклетова из того же архива.

– Не может быть человек хорошим с такой тупой мордой, а такие ласты бывают только у сластолюбцев и развратников. Вот я помню у нас был инженер механического цеха – ах, какой мужчина! Какие руки! У всех не руки, а крю́ки. У Сашки Катамаранова руки как у билибинской Бабы Яги: длинные, тонкие, да ещё и с редкими волосками. У Лёньки Танка есть хотя бы в руках что-то такое инфернальное, как у «Любительницы абсента» Пикассо, что-то этакое мефистофельское, но всё равно не дотягивает до статуса интересного мужчины… И вот на фоне этого вырождения такая красивая мужская рука! Как на рисунке Бартоломео Пассерити из Лувра или на гравюре Да Винчи из королевской библиотеки Виндзорского замка. Такая, знаете ли, застывшая динамика чувствуется в руке, такая потенциальная сила в каждом пальце! А какой красивый переход от мощного предплечья в изящное запястье, как у «Сидящего Демона» Врубеля. В мужчину с такими руками невозможно не влюбиться! На днях показывали какого-то олигарха, у него ладони, как экскаваторные ковши. Тьфу! Такого только за очень большие деньги и можно полюбить.

– Такие и должны быть у олигарха, – засмеялась Тамара Самокатова, заведующая отделом по ликвидации старой документации. – Ему такими «ковшами» деньги загребать удобнее, а мужчина с руками, как на гравюрах Да Винчи, может быть только философом или учителем. То бишь нищим. И вообще, важно не то, какая у мужчины рука, а что он умеет ей делать. У ювелиров руки в мозолях, ссадинах, порезах, но какую красоту они создают. В жизни уродливое всегда соседствует с прекрасным и может легко поменяться с ним местами. Ребёнок рождается сморщенным беспомощным старичком, но вскоре становится прекрасным ангелом. Разве сады и парки пригородов Петербурга – это не искусство? Но кто их создал? Их создали люди, которые не боялись испачкать руки в земле и владели ремеслом. Труд хирурга, токаря – это тоже искусство. Но есть ли им дело до красоты своих пальцев?

– Да ну вас! Не смыслите вы ни черта в настоящей мужской красоте. Бывает, что даже у простого работяги рука похожа на десницу Медного Всадника.

– Слава богу, что не Венеры Таврической.

– О чём с вами говорить? – укоризненно покачала Клара головой и продолжила восхищаться: – Нет, у иных мужчин такая царственность в руке, такая спокойная сила присутствует. Не дёрганная, которая стремиться себя проявлять на каждом шагу, словно сама в себе сомневается, а именно спокойная… А если бы у нас олигархи получали зарплату учителя, а труд учителя ценился бы как труд олигархов…

– Надо же! А у олигархов есть труд, оказывается, ха-ха-ха! – пуще прежнего развеселилась Тамара.

– И даже в поте лица, – подключилась Даша и, после того, как они отсмеялись, сказала совершенно серьёзно: – Не знаю, для кого что является недостатком в мужчине, но я считаю, что нет хуже для мужика, как отсутствие у него ярко выраженного подбородка. В самом деле, мужчина без подбородка, это уже как бы не мужчина. Достаточно посмотреть на античную скульптуру, чтобы это понять. Достаточно увидеть профиль Хармса или Набокова, чтобы в это поверить. Если у мужчины ярко выраженный нос и подбородок, всё остальное ему можно простить, ибо с таким профилем есть все шансы достичь успеха в обществе. Такой мужчина может не иметь и гроша в кармане, но при этом выглядеть завидным кавалером. А уж если у него на подбородке ямочка, это слов нет, какое счастье! Обожаю, когда у мужчины профиль, как у Данте на фресках Рафаэля: орлиный нос, сильная нижняя челюсть, а подбородок вперёд выдаётся. Лицо как три ступени. Подбородок. Нос. Лоб. И всё под острым углом друг к другу, как ломанная молния в небе.

– Ага, на табличке «Не влезай, убьёт», – хохотнула Клара.

– Хотя бы! Нынче в мужских профилях всё больше тупых не углов даже, а каких-то невыразительных переходов. Наверно, мучного много едят. Надбровные дуги вообще отсутствуют, нос картошкой или вообще никакой, подбородок спускается жировыми складками в два-три яруса до самых ключиц. Именно поэтому в мужчинах теперь так мало принципов, но много компромиссов, с которыми женщина вынуждена уживаться. В какое жуткое время нам выпало жить!

– И не говори.

– Хотя… ещё остались отдельные индивидуумы…

– Кто?! Где?

– Да вот хотя бы мужчины из «Роллинг Стоунз».

– Скажешь тоже!

– Да что вы понимаете! Мужчина таким и должен быть: сухопарым, подвижным, с рублеными чертами лица. Да! А ещё мне нравятся мужики с большими ушами.

– Хи-хи-хи!

– Чего «хи-хи-хи»? Чем больше у мужчины уши, и чем выше они посажены на голове…

– Хоть на самой маковке? – съязвила под общие смешки Клара.

– …тем выше интеллектуальное развитие у обладателя этих ушей, – достойно закончила свою мысль Даша.

– Скажешь тоже! – не согласилась Акулина Запорожец из группы учёта документации. – Я люблю мужчин, которые не стесняются лысины.

– В смысле бритоголовых или своими силами облезших?

– Главное не лысина, а чтобы мужчина не комплексовал из-за неё. А то есть облысевшие полудурки, которые почему-то считают себя неотразимыми только благодаря блестящему черепу или, наоборот, недостойными женского внимания. Хорошо, что наступила мода на лысых, и мужчины перестали сооружать какие-то нелепые начёсы из остатков растительности, когда стеснялись ходить с лысиной. Ведь находились такие, которые лысых стыдили, как будто человек не с лысой головой на улицу вышел, а с голым задом. Каких только предрассудков в людях нет! Бедные лысые кепочки да береточки носили, прикрывали лысину, как католический священник тонзуру. А некоторые отращивали косицы, чтобы плешь прикрыть, отчего она становилась только заметней. Сразу у мужика какой-то бесхозный вид образуется, как у заброшенного огорода. Да и вообще давно известно, чем больше человек что-то в себе маскирует, тем больше это в нём становится заметно для окружающих. Наш снабженец раньше рукой рот прикрывал во время смеха, потому что у него клыки как у вампира были, и поэтому все обращали на это внимание: а чего это он там рукой-то прикрывает. А как в моду вошёл образ Дракулы, не стало отбоя от поклонниц. Только клыками щёлкнет…

– Ты про лысых закончи, а уж потом перейдём к зубастым-клыкастым.

– Вот я и говорю, что раньше лысеющие мужчины самих себя стеснялись, и это крайне негативно сказывалось на всём облике. Помню, приёмщик начёс в одну сторону делал, а начальник цеха – в другую, и, когда летом погода ветреной была, они передвигались только по направлению ветра к их начёсу. Выхожу как-то с проходной, а приёмщик задом идёт и меня не видит. Чуть в смотровую канаву у гаража не свалился, вот до чего боялся, что ветер его начёса с лысины сдует. У него ведь на виске коса была выращена до плеча.

– Ха-ха-ха! – вспомнили все эту сцену, которой сами не раз были свидетелями.

– Когда я в цеху на практике работала, – продолжила Акулина, – наш начальник мне какие-то указания даёт и спиной ко мне повернулся. Я думаю, чего это с ним, а просто он своим начёсом по ветру встал. Они с приёмщиком так и ходили: один лицом в ту сторону, другой – в эту, чтобы их косицы приглаженные ветер не растрепал. Не растут волосы, так сбрили бы коротко на фиг. Мне в этом отношении Петька Мотоциклов всегда нравился: голова аккуратная, эстетичная, гигиеничная. В ветреную погоду ходит, как хочет, вне зависимости от направления воздушных потоков. И никто не замечает, что он с лысиной! Я лично заметила, когда он мне сам сказал. Только спросила: «Петька, чего ты такой симпатичный и не женишься?», а он начал плакаться: «Я же лысый». Нашёл повод для отмазки! Это женщине лысину не простят, а тебе-то чего стесняться?

– Нет, растительность на голове не главное. Вы мне вот что скажите: почему высокие мужики предпочитают маленьких женщин? – негодовала Анфиса Молотилкина из охраны объекта, высокая девушка, к которой приставали исключительно маленькие, щупленькие и, что самое обидное, вечно пьяненькие мужики. – А маленькие претендуют на высоких, и получается ни то, ни сё. Идёт высокая красавица, сильная и стильная, а рядом семенит что-то неописуемое, примазалось к этакой красоте. Или так называемые «миниатюрные и хрупкие» тётки любят виснуть на высоких атлантах…

– Это не так уж и часто случается. Просто такие пары слишком бросаются в глаза, вот людям и кажется, что это правило, а не исключение. Может, человек с виду и маленький, а душа у него большая.

– Маленькие все вредные! – настаивала Анфиса.

– Потому что им приходится выживать среди таких расовых предрассудков на почве человеческого роста.

– Мне без разницы, какого роста мужчина, какие у него руки, подбородки или лысины и откуда уши растут, – поддержала сей интересный разговор Вика Двухколёсова. – Я лично не перевариваю суеверных мужиков. Терпеть не могу, когда идёшь с парнем, вроде нормальным с виду, а тут чёрная кошка перед нами – шмыг, и этот лыцарь липовый сразу сделал вид, что у него шнурки срочно развязались, чтобы я, значит, первой прошла. Это вообще за гранью: мужик, который даже кошек боится и женщиной от них закрывается! Ведь он серьёзно думает, что в чёрной кошке кроется опасность, и меня подставить под эту опасность ему не жаль. Это ж хуже рук ковшами и начёса с виска. У нас у соседки по коммуналке муж настолько суеверный, что тринадцатого, двадцать шестого и тридцать первого числа даже из дома не выходит. Сатанинские дни, говорит. Даже туфли жены выкинул только потому, что на подошве тридцать девятый размер был указан, а это тринадцать помноженное на три. Вот как с таким придурком жить?

– Наверно, алкаш бывший.

– Да. А как ты догадалась?

– Они все так чудят. Спиртование организма для мозгов бесследно не проходит, – констатировала Клара и спросила: – А вот чего наша Полина молчит? Давай колись, какие тебе мужчины нравятся.

– Да отстаньте вы, – слабо откликнулась Полина.

– Мы и так знаем, – захихикали бабы.

Полина не очень-то стремилась делиться с ними своими предпочтениями, но в коллективе трудно что-либо утаить. А людям только поведай о сокровенном, и сразу поползут советы да насмешки. Вот Петька Мотоциклов зачем-то рассказал всем, что ему нравятся полненькие бабёнки, но которые при этом мало едят, а то никакой зарплаты на них не хватит. Теперь ему коллеги по работе в насмешку каждый день пишут письма от якобы голодающей толстушки, которая есть исключительно сушки (уменьшительное от суши). Петька очень переживает. Так ему и не встретилась полненькая малоежка, хотя, согласитесь, сложно отвечать таким взаимоисключающим требованиям. Он уверен, что это из-за его небольшой лысины, которую никто не замечает, пока он сам о ней не скажет.

А вот Полина любила мужчин с приятным голосом. Ведь голос человека – это его вторая внешность, которая расскажет о нём даже больше, чем первая. Манера разговора, тембр и интонация характеризуют любого гораздо полнее, чем может показаться поклонникам поговорки «по одёжке встречают». По одной лишь реплике можно вычислить не только духовные запросы собеседника, но и состояние здоровья. Голос может быть настолько завораживающим, что смысл сказанного слушатели… пропускают мимо ушей. И это часто обижает говорящего. Это можно сравнить с обидой женщины, в которой замечают только красивые ноги, но не обращают никакого внимания на её человеческие качества. Вообще человека в ней не видят – вот как свет клином сошёлся для некоторых на этих ногах!

Для Полины этот клин поставил свой знак на голосе человека. В самом деле, стоит только услышать, как мощное контральто поёт:

и уже видишь прекрасную богиню, которая сбивает своим голосом с ног. Её песня похожа на гимн маленького, но гордого государства с трагической и героической судьбой. И уже не замечаешь ни вздутых вен на висках, ни роста метр сорок семь, ни щуплой сутулой фигурки с руками-ящерицами, ни грубоватых манер состарившейся раньше времени от горя и любви женщины, идущих в её судьбе рука об руку… Видишь только богиню, которой она на самом деле является в своих песнях. И ничего не остаётся, как ошалеть от её красоты и потрясённо слушать, потому что она «после первых же нот становится ослепительной красавицей в полном физическом смысле этого слова», как писал о великой Эдит Пиаф Никита Богословский. «И не грим, не профессиональная техника, не жёсткая актёрская дисциплина были тому причиной. Просто – фея искусства, прикоснувшись к ней своей волшебной палочкой, осуществила у меня на глазах чудесное превращение из андерсеновской сказки». Её низкий грудной голос завораживает, обволакивает, проникает в слушателя, кем бы он не был – учёным, бандитом, рабочим, аферистом, земледельцем, кухаркой…

Перед ними прекрасная звезда, «которая одиноко сгорает от внутреннего огня в ночном небе», как вспоминал о великой Эдит Жан Кокто. И как бы не были идеальны голоса, которые потом перепевали её песни, это было не то, потому что нет в них кроме правильной техники главного составляющего – внутреннего огня, который зажигает или гасит в человеке, должно быть, Сам Бог.

Есть артисты и певцы, на которых интересно только смотреть. Выйдет на сцену группа с воинственно-сексуальным имиджем, взбудоражит базовые инстинкты публики и даже не заметишь, что они, оказывается, ещё умудрились что-то спеть при этом. Слушать их «пение» при отключенном изображении – увольте и даже не просите! Лисица из басни дедушки Крылова хоть и льстит Вороне ради кусочка сыра, но при виде внешней красоты действительно хочется, чтобы и изъяснялась она так же прекрасно. Никогда не ждёшь, что царь-птица способна только пропеть «кошкою разов десяток сряду, мяуканьем своим невежде давши знать, что глупо голоса по перьям выбирать». Потому что веришь: «нарядной бывши столь, нельзя ей худо петь». Хорошо, что есть и такие, кого интересно и посмотреть, и послушать, но Полине нравилось, когда человек может заинтересовать собой именно посредством песни или речи. Так захватить, что слушателю ничего не остаётся, как признать: он – прекрасен. Хотя большинство не заметит соловья за неказистый внешний вид: «Та птица перьями и телом так мала. Не можно, чтоб она певицею была». И выбирают яркого павлина, мечтая насладиться его «пением».

Есть настолько красивые голоса, даже если они говорят без смысла и выражения, всё равно это звучит бесподобно, как музыка падающей воды… Хотя, имеет значение, куда падает вода, и какова она – мутная, прозрачная, тяжёлая, свинцовая и так далее. Вода может падать по канализационной трубе, а может биться о камни, разбиваясь на мелкие капли, каждая из которых подобна огранённому алмазу. Есть голоса тягучие, как мёд, или сладкие, как восточная музыка, или резкие и крикливые, как визг пилы. Бывает голос дивный, но с фальшивыми интонациями, словно человек с самого начала взял неверный тон и продолжает лгать пусть даже с выражением, то разгоняясь, то останавливаясь, то вскрикивая на отдельных слогах, то переходя на шёпот. Что-то этакое нервическое. Обычно так звучат казённые речи «к датам», как надо любить Родину, которая тут же раздолбанная стоит, пока люди болтают всякую ерунду, а потом выпьют и пойдут курочить её дальше. Так читают стихи, словно это таблица умножения, а о весне или золотой осени говорят, будто бы делают доклад на совещании экономистов. Ещё бывают голоса лёгкие, как пена шампанского, или звучные, как гул колокола. А колокол в свою очередь может производить эффект благовеста, перезвона или набата.

Полину радовало, что ещё остались таланты, которые способны захватить слушателя речью, околдовать интонацией, заворожить песней! Кого-то можно околдовать только формой ног или размером кошелька, но ей хотелось воскликнуть на манер классика:

Она за красивую интонацию могла мужчине простить решительно всё, как розе её шипы! Но у мужчин и с интонацией, и с самой речью нынче чегой-то совсем не ладно стало. Вошла у них в моду какая-то сипатость и пропитость голоса, все стали говорить такими голосами, словно много лет пели радикальный хэви-металл или отработали в тайге на лесоповале, где от крика на морозе надорвали и застудили себе не только голосовые связки, но и всё остальное. Теперь такими голосами говорят и депутаты, и артисты, и телеведущие. Ну и простые смертные, разумеется, тупо копирующие дурные манеры из «ящика». То ли стало невозможно выразить себя иначе, то ли люди с лесоповала стали главными героями наших дней, но у Полининой бабушки в деревне таким голосом говорил петушок, когда срывал голос при слишком рьяном «кукареку». Да и само содержание речей стало хромать на обе ноги, так что мужская речь теперь похожа на сильно расстроенный музыкальный инструмент, на котором кто-то фальшиво играет отвратительную мелодию.

А ведь когда-то было иначе. Ах, какие раньше были голоса у актёров! Кто сказал, что красота артиста во внешности? Именно такое ошибочное предубеждение сбивает с толку многих, которые недоумевают, чего вдруг какому-то человеку с некрасивой внешностью пришла мысль стать актёром. Но стоит ему заговорить, как становится ясно, что перед нами в самом деле Его величество Актёр. Чего его голос не коснётся – всё становится сразу иным…

Жаль, что никто из поэтов подобным образом не описал красивую актёрскую речь! Ведь речь и голос могут стать опознавательным знаком и символом целой эпохи, как это стало с сообщениями диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана. Его голос узнаваем даже в новом тысячелетии, и вряд ли кто спутает его с быковатым «базаром» или слащавым сюсюканьем из современной рекламы.

Раньше считалось, если дикции нет, то и актёра нет. Нынче же речь уходит на задний план под влиянием ранних фильмов Шварценеггера, Ван Дамма и других эмигрантов в Голливуде. Когда они ещё не владели в совершенстве американским диалектом, им приходилось играть бессловесных персонажей, а чтобы совсем не потеряться в кадре, ничего не оставалось, как выполнять сложнейшие трюки и акробатические номера. Брать зрителя мускулатурой, так сказать. Теперь-то они в таких фильмах не играют, но их молчаливые угрюмые образы так повлияли на сознание, что современные артисты стали больше похожи на косноязыких акробатов. Тренированные атлеты и эквилибристы вытесняют актёров из профессии. Они всё своё время проводят не в классе по сценической речи, а в спортзале и солярии. Крутить сальто на крыше движущегося поезда или сокрушать ногами вражеские челюсти стало предпочтительней, чем играть роли, как это умели делать Лоренс Оливье или Марчелло Мастроянни. Ну и мы, горемычные, ещё со времён Петра Великого приученные железной рукой молиться на всё, что происходит на Западе, туда же. А чаво, круто же! Теперь и отечественные служители Мельпомены словно бы разучились говорить, поэтому ничего не остаётся, как вместо лицедейства старательно махать кулаками. Иногда в паузах между махаловкой кто-нибудь со значением выдавливает из себя нечто: «Щас мы тя будем мочить, в натуре». Давным-давно в пиратских копиях американских фильмов, где играл начинающий Сильвестр Сталлоне, точно такие же фразы переводил переводчик с заложенным носом. Сыну итальянца и француженки, оказавшихся волею судьбы в США, было простительно, что на момент съёмок он видимо не владел английским в полной мере. Но что сталось с теми, кто пришёл на смену Ефремову или Евстигнееву, Миронову или Далю? Эти корифеи словно бы предчувствовали наступление эпохи, когда громила с большими кулаками станет нужнее Актёра, потому и ушли в мир иной, некоторые раньше времени.

Полина ни в коем случае не стремилась высмеивать пороки чужой речи. Главное – что несёт в себе голос. Ведь и картавость может быть такой, как у Вертинского или Вульфа, даже шепелявить можно с особой изысканностью. А кто не помнит голос Леонида Володарского, который «на ходу» переводил самые первые низкопробные боевики, хлынувшие в СССР по окончании Холодной войны? Что они теперь без его голоса – и смотреть-то не хочется, потому что приросла к ним эта незабываемая интонация, и никакой дубляж, пусть самый профессиональный, не может затмить её. Возможно, сам успех фильмов на наших экранах процентов на девяносто зависел от работы «гнусавого» переводчика.

Вообще артистов, которые озвучивали иностранные фильмы, многие не знают. Их имена произносят скороговоркой в конце, и Полине это всегда казалось несправедливым. Но она помнила эту скороговорку наизусть: Юрий Саранцев, Всеволод Абдулов, Александр Белявский, Игорь Ясулович, Владимир Антоник, Александр Клюквин, Вячеслав Баранов, Александр Рахленко. Как раньше советские люди помнили наизусть состав Политбюро ЦК КПСС. А Станислав Концевич! Если вы не слышали эти голоса, вы не жили. Как же можно обойти вниманием людей с такими голосами! Ведь они тоже участвуют в создании образа героя, и неудачно подобранный для дублирования голос может поставить крест на всей игре артиста. Озвучь какого-нибудь писаного красавца писклявым голосом, и он уже мало кому красавцем покажется.

Когда-то по радио передавали спектакли с участием старинных московских артистов, которые говорили не «гадкий», а «гадкай утёнок» или «суворовскай поход». Это-кай звучало ярче и звонче, чем-кий. Полина обожала, когда великий Смоктуновский своим непередаваемым по красоте, невозможным голосом читал «Царя Фёдора Иоанновича». Это в фильме «Москва слезам не верит» Смоктуновского никто не узнаёт в лицо, зато голос его знали все, кто слышал радиопостановки Малого театра и БДТ. Знали и Виктора Коршунова, и Алексея Локтева, хотя многие их не видели. Их знали не в лицо, а по голосу. Речь, голос, умение им владеть были одной из главных определяющих актёрского таланта, чего не скажешь нынче, в эпоху сипатого и хрипатого «делового базара» при игре протеиновыми бицепсами и неповоротливых движениях накачанной от постоянного жевания челюстью.

Радиоспектакли были обычным делом. Кто не имел возможности посетить театры Москвы или Ленинграда, кто жил в глубинке, слушали их постановки по радио. Голоса справлялись с задачей, чтобы донести до слушателей суть, характеры и настроения героев, степень их силы или слабости, красоты и уродства, чего не по силам картинке, пусть самой яркой, но без звука. Мальчики и девочки актёрской профессией заболевали именно после спектаклей по радио. Что ни говори, а красивый голос актёра плюс богатая речь, пожалуй, затмит самую смазливую внешность. Это теперь, когда речи почти не осталось, а во всём главенствует яркая мельтешащая картинка, никто не помнит, как Юрий Толубеев разыгрывал в лицах рассказы Чехова, мало кто замечает, как Иван Краско читает свои стихи на радио. Или Юрий Гати просто сообщает прогноз погоды. Заслушаешься! В исполнении этих людей можно услышать русскую речь такой, какой она, в общем-то, и должна быть. Говорят, что в великого актёра Леонида Маркова влюблялись дважды: сначала увидев его, а потом и услышав его голос. Страшно сказать, но иногда Полине казалось, что именно такими выразительными и величественными голосами могло быть произнесено то самое Слово, о котором упоминается в начале самой известной Книги.

Уж никак не могло это Слово прозвучать, как трещат нынче ди-джеи на бурных радиоволнах. Хорошо подвешенным языком стали называть банальное краснобайство, когда человек молотит «мышечным выростом на дне ротовой полости» без умолку в одностороннем исполнении, сам же гогочет над своими шутками, сам же себя то и дело перебивает. СМИ заполонили люди, которые из всех сокровищ национальной культуры в лучшем случае умеют пользоваться сотой частью родной речи, да и то не всегда удачно. Живая русская речь по радио и на телевидении стала больше похожа на спрессованный со всех сторон, как брикет торфа, втиснутый в сжатое время рассказ про то, как «корабли-лавировали-лавировали-да-так-и-не-вылавировали». Оно понятно, что стоимость каждой секунды эфирного времени исчисляется сотнями тысяч долларов, поэтому ведущие и журналисты стали похожи на участников конкурса на самую быструю скороговорку. Они тараторят, строчат, как пулемёты по врагам, потому что надо втиснуть в сжатое и очень дорогое время передачи или рекламного ролика максимум информации. Потребителям этого кошмара в какой-то момент показалось, что именно так и надо говорить, поэтому современный русский язык разогнался до несвойственной ему скорости, словно собрался кого-то догнать и обогнать. Современное телевидение и радио изуродовали русский язык, хотя когда-то ему учились именно по речи дикторов.

Обычный темп речи носителя русского языка – сто слов в минуту, но иные теперь так тараторят, что бьют все рекорды по скорости. Кто учил такие экспрессивные языки, как украинский или итальянский, знает, что в них главное не заучивание слов, а способность произнести эти слова в потоке речи на большой скорости. Русский человек с непривычки к таким скоростям срывается на крик, как сила звука телевизора срывается при переходе на рекламу. Реклама, подобно тому, как «качки» вытесняют актёров из кино, медленно, но верно вытесняет вообще всё остальное. Она занимает половину любого эфира, беспардонно врываясь в наш досуг каждую четверть часа. И поскольку она – вещь дорогая, ей надо успеть уложиться в отведённые секунды и докричаться, доораться до потенциального покупателя. Никто теперь не говорит с чувством, с тактом, с расстановкой. Все спешат, словно у них сейчас вырвут микрофон или закончатся деньги на балансе. Это порождает необъяснимую тревогу остаться непонятым и желание переорать собеседника во что бы то ни стало. В большинстве передач одичавшая публика именно так себя и ведёт, а зритель переносит это в жизнь, как норму. Да-да, именно одичавшая. Потому что разрушение речи ведёт к одичанию, иногда необратимому.

Трескотня эта очень достаёт, это когда такое на Руси было? Старший мастер теперь как начнёт стрекотать на планёрке, что никто ни черта не разберёт, а начальник ему непременно скажет:

– Давай-ка то же самое, но на тридцать третьей скорости. Ты бы со своей семьдесят восьмой переключался хотя бы иногда на сорок пятую.

Это на проигрывателях старого поколения такая опция была, когда пластинка делала 78, 45 или 33 оборота в минуту.

Есть языки быстрые и медленные, и, когда русские люди травят анекдоты про неспешную речь прибалтийских народов, которые при этом успевают делать больше нас, то как-то не задумываются, что итальянцы тоже могут потешаться над медлительностью русской речи с их точки зрения. Но эти дремучие потехи от непросвещённости, от убеждения, что разные народы не имеют право отличаться друг на друга. А человек культурный или хотя бы чуть-чуть окультуренный вряд ли станет глупо хихикать в адрес того, кто изъясняется на ином наречии, тогда как он и своего толком не знает, не владеет им.

И уж тем более это Слово ни в коем случае не доверили бы голосу, каким говорят современные россияне, «косящие» под побывавших в местах ни столь отдалённых. Полина ни в коем случае не имела претензий к миру уголовному, но в России за последние годы сформировался новый мир, который, скажем так, страстно желает хоть чем-то походить на зону, хоть как-то примазаться к её культуре. Чёрт его знает, чем это вызвано, но многие мужчины теперь пересыпают речь блатной терминологией, как в XIX веке русские дворяне любили щеголять французскими, английскими или немецкими (в зависимости от моды) словечками, словно сами себя желали утешить от переживаний за свою русскость. Феня уродует речь обычных людей не потому, что она – принадлежность уголовного мира, а просто она неуместна в среде, не имеющей отношения к тюрьме. Ни один математик не будет щеголять малопонятными понятиями из алгебры за пределами своего института, а врач не станет душить медицинской терминологией публику, далёкую от мира здравоохранения. Зато это обожают делать неудачники, у которых нет других способов обратить на себя внимание, да и само внимание они стяжают постоянно и у всех, но не знают, для какой конкретно цели. И без того уродливая речь рядового дурачка, да ещё пересыпанная уголовным жаргоном, очень сильно обращает на себя внимание какой-то напускной расхлябанностью, как неподкованная кляча ковыляет и вихляет: «па’аца’аны, па’аба’азарим». Сам говорящий становится похож на этакую клячу. При этом он считает себя крутым мужчиной, а женщина по его манере речи определяет одно – дешёвка. И теперь все этой дешёвке подражают.

Полина видела ещё в детстве «Возвращение Святого Луки», где Владислав Дворжецкий безо всякой фени гениально сыграл роль матёрого рецидивиста, речь которого похожа на строгий и чеканный геометрический рисунок, где нет ничего лишнего, так что и обладатель речи не совершает ни одного лишнего движения по ходу действия. Она слышала песни барда Александра Лобановского, у которого тюрьма не отняла способность писать красивые стихи на красивом русском. Профессия барда, менестреля вообще всегда была мужской прерогативой, но теперь им после перлов вроде «харе башлять, ментяра шнявый» стало не до воспевания пусть даже отвлечённого женского образа. Разве только о какой-нибудь марухе, которую засидели мухи.

спела под рэп какая-то, как сейчас говорят, «мальчуковая» группа. После такого «приглашения на танец» подруга и танцевать-то не захочет уже никогда в жизни. Мужчины определённо разучились «говорить, как гимназисты, о женщинах восторженно и чисто», да и сами женщины не особенно нынче этого хотят. Как говорится, не до жиру – быть бы живу. Или, как говорит Тамара Самокатова, тут бы хоть какого не совсем малохольного найти, чтобы мог передвигаться более-менее без посторонней помощи. Ах, как скучно! А как же серенады и стихи?

хрипло выл какой-то патлатый парень по телевизору, с укором глядя в зал, словно зал ему чего-то недодал то ли в интимном смысле, то ли в разливном, но уж никак ни чая, а чего-то другого. Неужели не понятно, ё-маё, в натуре?!

А как люди стали признаваться в своих чувствах друг другу? Где современные Шекспиры с Петрарками?

– Пшли, что ли, перепихнёмся, – скажет нынче иной студент университета. – Чё ты кобенишься-то, корова? Пшли, пока зовут.

Можно было бы сказать и иначе, например, словами Ромео:

Да уж куда там! В наш убогий век и так сойдёт.

А где песни о любви и романтике захлестнувшего чувства? «Что так сердце растревожено, словно ветром тронуло струну…»

– Какое ещё сердце?! – недоумённо воскликнет какой-нибудь современный теоретик секса. – Сердце в таком деле не главное: оно тут вообще не задействовано. Здесь ударно трудятся совершенно другие органы и члены.

Кстати, вы помните те времена, когда про человека говорили: «Он – член Органов»? Тем не менее, в те далёкие и жестокие времена слагали красивые песни о любви:

– Какие они хорошие! – завопит всё тот же теоретик. – Ни черта же не умеют. То ли дело в «Плейбое» девушки…

Голос и речь – это вам не хухры-мухры. Лицо можно загримировать, а голос и речь – нет. Поношенный костюм можно сменить, а голос и речь останутся прежними. Их труднее выправить, чем вывих в суставе или сутулость в спине. Они выдадут человека с потрохами, как бы он ни тужился их скрыть. Это лучше всего продемонстрировал Юрий Яковлев в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», переходя от невнятной и косноязыкой речи управдома Бунши к мощному и колоритному басу Иоанна Грозного. И сразу суетливый и глупый герой без всякой смены грима превращался в грозного и решительного царя.

Говорящий вялым или скрипучим голосом не станет бодро шагать по жизни. Он может только шаркать ногами и суетиться, воровато оглядываясь, а любое его действие будет подобно звуку железа по стеклу. Говорящий много с механической старательностью и искусственностью, с нелепым и преувеличенным пафосом не способен так же много делать, а матерщиннику и пошляку не помогут создать достойный имидж ни «мерседес», ни личная охрана. Бывает, что молодой человек шамкает чего-то, как дед во сто лет, или грозно хрипит, как вышедший из строя трактор, сразу можно себе представить, как он поведёт себя с такой манерой речи в той или иной ситуации, сразу характер как на ладони. Гнусавый человек и во всём остальном такой же: и в любви, и в работе, и в дружбе. А у сипатых любое дело сипло выходит. И вот окаянная баба всё это подмечает! А как не подмечать, если сами себя выдают с головой? Она ушами как локаторами ловит больше информации о человеке, чем мужчина всеми своими глазами-носами-руками. Она по звуку речи может определить с кем имеет дело, так что балалайка не введёт её в заблуждение, что перед ней – контрабас.

Сами понимаете, что Полина Велосипедова очень страдала от такого бесперспективного в наши дни предпочтения. Где теперь коммуникабельные без алкогольного допинга, всегда нацеленные на победу мужчины со спокойной уверенностью в речи? Именно такие мужчины когда-то умели ухаживать, что никому другому не оставалось ни малейшего шанса – эту фразу Полина вычитала в красивом романе. А чего ждать от тех, от кого только и слышишь: бе-бе да ме-ме или тра-та-та?

Вот идёт она на днях по проспекту, обгоняет двух вроде как приличных с виду мужчин и вдруг слышит их диалог, в котором, как она смутно догадывается, речь идёт о ней:

– Ну и жопа пошла! Глянь, кака жопа.

– Да ну её в жопу!

– Во-во, побежала корова! А чего она побежала-то? Тёлка, ты куда? Я ей комплимент сделал, а она попылесосила куда-то, кобылишша!

– Так эти курвы не понимают хорошего к себе отношения. Правильно ещё Пушкин сказал, что чем больше их шпыняешь и ногами пинаешь, тем кайфовей этим дурам. А ты, урод, ещё тут в комплиментах перед ними рассыпаешься. Не умеешь ты с бабьём изъясняться! Надо ей пендаля дать за хамство…

Тут Полина решительно перешла на галоп и не дослушала дальнейшие «комплименты» в свой адрес. Надо же: ещё и Пушкина приплёл в свою бессвязную речь. Бедный Пушкин! Кто только ни пытается его именем прикрыть свою тупость и глупость. Пушкин никогда бы так не сказал вслед женщине, будь она дворянкой или даже служанкой.

От таких слов любая женщина стала бы красавицей. А если бы их к тому же произнёс манящий и бархатный голос, какой ей звонит теперь каждую неделю из главного архива Управления, то… Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

И главное, оба мужика такими противными голосами говорили, что Полина не знала: содержание их речи её так расстроило или звук. У одного голос такой гнусавый-прегнусавый и тягучий, как будто магнитофон ленту «зажевал» и тянет, а другой словно бы женскую речь пародирует. Так ещё мужчины нетрадиционной ориентации говорят. Почему-то. Не понятно, почему. Зачем мужчинам, не тяготеющим к женщинам, заимствовать у этих самых женщин их черты речи и поведения?

Полина очень расстроилась, даже плакала. Где весёлые и остроумные мужчины? Чтобы ни сдуру-спьяну подвалил, весь такой из себя смелый, а сам трясётся перед «этой курвой», не со скабрезными шутками-прибаутками, а с человеческой речью. Куда они все пропали? Куда исчезли кавалеры, балы, милые ухаживания? Всё исчезло: остались одни невесты. Целая страна невест! Невесты, ожидающие счастья в личной жизни при полном отсутствии этой самой личной жизни. Дуры, мечтающие о галантных кавалерах посреди хамов и пьяниц.

В архиве сказала, что её только что обругали на улице ни за что, ни про что. Тамара на это сокрушённо вздохнула:

– Как ты с мужем будешь жить? Как ты не понимаешь, что «дура» – это для мужиков не ругательство. Они как раз дур любят, умные-то с ними не водятся. По-своему, конечно, но любят, а кому-то и такой «любви» не светит. А «тёлка» – это обычное наименование женщины, иногда даже любимой. Теперь так и говорят: «Моя тёлка круче всех!». Вроде как комплимент женщине отвесили, особенно если таким голосом, каким «Отпетые мошенники» поют. А ты сразу в слёзы. Нельзя же такой в наш хамский век быть!

– Дык это, кагица, можт ты сма винвата? – предположил, по своему обыкновению глотая слова, мастер теплоснабжения Вовка Тарантасов.

– Полька, а какие хоть из себя те уроды, которые тебя жопой обозвали? – оживились другие барышни, а Акулина всё наседала: – Лысые? Ну, хотя бы плешь-то есть? И начёса нет? Ой, Полька, я бы на твоём месте… Убежать от такой красоты! Везёт же некоторым, а ты не просекла, раззява!

– Ага, надо было отдаться такому «счастью» прямо там, – пошла развивать тему Даша. – У нас в доме так одну обругали матом на улице, а потом замуж взяли. А что? Получилась стандартная дебильная семья, логово по производству новых порций быдла: муж-хам, жена-лохушка, дети-дегенераты. Среднестатистические семьи именно так и создаются, как обитель среднестатистических жлобов и жлобовок, гопников и хабалок. Облают бабу с ног до головы, в ухо заедут, проверят на устойчивость к поломкам для дальнейших возвышенных отношений и выносят приговор: годится. Она тоже чего-нибудь в том же духе ответит, и вот уже дружба завязалась, вроде как симпатия между лающимися особями зарождается. А куда деваться? При таком тотальном одичании населения и самый грязный матерщинник соловьём покажется. Увидел бабу более-менее ничего, да и ляпнул почти спонтанно, как они сейчас почти все делают при виде незнакомой самки: «А это что за б…дь?». Зато познакомились, расписались, когда «эта б…дь» была от него уже на седьмом небе… Тьфу ты, чуть «на седьмом небе от счастья» не сказала!

– Ха-ха-ха!

– На седьмом месяце беременности, должно быть? – поправила всезнающая Тамара.

– Ну да, на седьмом месяце брюхатости. Честные люди теперь только так в брак прутся, а потом скулят, что хорошее дело браком не назовут. И не догадываются, что любое их дело по определению хорошим не бывает.

– Что же они потом будут детям или внукам рассказывать, как они познакомились? – пролепетала шокированная услышанным Полина. – Как мужчина потом будет рассказывать внукам, что он при знакомстве с их бабушкой сказал такие мерзкие слова? Ведь жизнь надо прожить так, чтобы потом можно было что-то хорошее рассказать детям и внукам о себе…

– Кто там из этих кобелей думает о внуках, когда к очередной тёлке подваливает? Набрешет чего-нибудь, на то он и кобель, чтоб брехать. Полька, ты прямо бесишь своей серостью! Какие сейчас беседы с внуками, какие отцы, когда кругом семьи – сплошь с отчимами? Отчим стал нормой, родной папа стал подвигом. Папы теперь где-то на стороне маются…

– На чужой маме геройствуют, – опять подсказала Тамара.

– Вот именно. Воскресный папа стал не просто нормой, а почти требованием повальной разводомании. При этом ещё хвалят себя: гляньте, какие мы цивилизованные – не грызёмся, как прочие дикари, а культурно расходимся и позволяем детям общаться с собой в оговорённые нами дни и часы. Иногда кажется, что эти идиоты только для того и разваливают семьи, чтобы потом демонстрировать другим дебилам свою так называемую цивилизованность в хождении налево. И какое кому дело, чего он там на старости лет будет плести чужим внукам, когда его кровные будут слушать сказки такого же чужого деда, который до их бабушки или параллельно ещё трёх-четырёх дур «осчастливил»?

Полина ещё больше расстроилась. Только звонок из главного архива Управления и спас. Только Он и посочувствовал. Звали Его Сергеем Ивановичем Кораблёвым. Он нравился Полине всё больше и больше. Даже фамилия его звучала как-то привлекательно: Кораблёв. Корабль – это же не велосипед и, уж тем более, не тарантас какой-нибудь. Корабль в своей фамилии носить кому попало не доверят.

– Что случилось, Полина Юрьевна? – спросил он своим волшебным голосом, как средневековая величественная музыка в исполнении гобоя с валторной. – Вы плачете?

– Да ничего особенного, просто мне нахамили только что на улице, обычное дело в наши дни, – всхлипнула Полина, но тут же постаралась взять себя в руки (всё-таки из Управы звонят): – Я отчёт подготовлю к четвергу.

– Нет, подождите с отчётом, – голос зазвучал ещё приятнее, как импровизация на тему шотландских мелодий на волынке из фильма Камерона «Титаник». – Кто это Вам нахамил? Вы очень расстроены, да? Вы не обращайте внимания на таких людей…

И залечил все душевные раны! Речь его в этот раз была похожа на старинный романс, какой начинает звучать, если долго рассматривать картину Караваджо «Лютнист».

– Ах, какой мужчина! – делилась она впечатлениями с сотрудницами.

– Вдруг он хромой и кривой? – недоумевала Даша. – Не понимаю, как можно влюбиться в мужика, не видя его ни разу! Что за несуразица? По-моему, как раз эти сволочи и придумали, что женщина должна любить их болтливое племя именно ушами.

– Ага, чтобы на эти глупые уши своё враньё развешивать, – поддержала Клара. – Хорошо говорить умеют именно женщины, а мужчины в массе своей не всегда способны правильно выразить мысли и чувства словами, у многих получается какое-то мычание. Женщины веками оттачивали острый язык, потому что больше прав никаких не было, а надо на каждом шагу себя защищать от нападок и обвинений во всех грехах, главный из которых – удовлетворение мужской похоти. Эти гады своё получат и могут преспокойно молчать, некому и незачем что-либо доказывать – они всегда чувствуют себя правыми. А женщина всегда вынуждена оправдываться за «своё» развратное поведение, хотя её никто не слушает.

– Я говорю не о содержании речей, а о красоте голоса, который может не нести вообще никакой смысловой нагрузки! – вспыхнула Полина. – Вы все мои представления о красоте исказили…

– Не знаю, не знаю, кто и как, – в самом деле не слышала её Клара, – но я лично терпеть не могу, когда мужчина много говорит, пусть даже красиво рассуждает, и мало делает. Точнее, совсем ничего не делает, потому что некогда – весь лимит времени на трепотню уходит. И как это, в самом деле, Полька, тебя угораздило?

– Да. Тем более, не зная, что у него записано в паспорте в графе о семейном положении? – перенаправила свой вопросительный взгляд Акулина.

– Да вы вообще все сдурели, – вздохнула Тамара на правах женщины с самым большим негативным личным опытом. – Одна по руке умудряется влюбиться, другая – по лысине, третья и вовсе по голосу додумалась втюриться. Нет в вас жизненной обстоятельности. В наш век бабе нельзя такой мечтательницей быть.

– В ВАШ век может и нельзя, а в НАШ ещё можно, – съязвила Клара и защебетала: – Ой, девки, а я ведь снова влюбилась! Такого мужчину встретила, такого мужчину, руки как на рисунке Альбрехта Дюрера! В такие руки не жаль и упасть. Видели «Руки в молитве»?

– Не видели! – огрызнулась обиженная Тамара за свой ушедший век.

– Ну, куда уж вам после таких мужей, которые только полтора дня в неделю трезвыми бывают, – скептически заметила Клара и несколько смягчилась: – Ну, как же не знаете? Знаменитый рисунок Дюрера чёрными и белыми чернилами на синей бумаге. Ах, какой мужчина!

– Кто, Дюрер? – пришла Тамарина очередь язвить.

– Не Дюрер, а тот, у которого руки, как на его рисунке… Тома, чего ты злишься? Я хоть краешек от мужика вижу, а Полинка-то совсем ничего не видела, а уж нате вам – влюбилась. Как её Сергей Иванович звонит, она сразу светится.

– А как же! – изумлялась Полина. – Ведь он такой… красивый и умный.

Так ей нравился голос Сергея Ивановича, что она бы записала его на мобильник и слушала бы, как музыку, но он звонил только на допотопный рабочий аппарат. Ведь умеет же так говорить мужчина! Значит, ещё не всё потеряно. А то казалось, что мужчины вовсе разучились разговаривать за последние десятилетия. Простой русский крестьянин начала XX века – Цицерон по сравнению с нынешними выпускниками вузов.

Вот Сашка Катамаранов хоть и закончил институт, и работает уже десять лет водителем у самого начальника, а изъясняется, как герои фильма «Кин-дза-дза», исключительно одним словом. Слава богу, слово это не «ку», а «чево?», вечный вопрос в ответ на любую реплику. У некоторых есть такое ключевое словцо или выражение, как «конгениально» Остапа Бендера. Это придаёт им определённый шарм и изысканность, хотя специалисты считают признаком ограниченности, как рассказанный в сто первый раз анекдот в одной и той же компании. По-своему оригинально выглядит мужчина, который вместо вразумительного ответа говорит что-нибудь вроде «нереально», «железно», «стабильно» или даже «попсово!». Но произносить такие сложные слова в более чем три слога иным стало в облом, так что они выбирают что покороче. Лёня Танк из проектного на все мыслимые и немыслимые фразы может ответить одно: «А мне насрать!». Он это говорит несколько раз на дню всем, кто бы ни подвернулся. Эта постоянная угроза испражнения отбивает к нему всякий аппетит как к мужчине, хотя он считает, что причина кроется в его невысокой зарплате, которая теперь только и важна «подлому бабью» в таких мировых парнях, к коим он себя причислял. А у начальника вычислительного отдела Димки Паравозова таким коронным выражением является его фирменное: «А чё ты воняешь?». Он его тоже произносит за день сотни раз в адрес всех и вся. Особо пикантный смысл эта фраза обретает, когда он зацепляется языком за Лёню. Они тут как-то в коридоре до хрипоты орали каждый свою коронную фразу, пока не вышел начальник и не произнёс уже свою ключевую: «Хватит пердеть!». И всё какими голосами-то? По-бабьи визгливыми, как тормоза. Ни тебе вальяжного баритона, ни солидного баса не услышишь от таких мужчин, а только сорванная лужёная глотка замордованной жизнью тётки звучит из их нервных дёрганых уст.

Полина была в том возрасте, в котором женщина на Руси лихорадочно соглашается на брак с кем придётся, в надежде скрасить своё бесцельное существование (как думает сильный пол о женском подходе к браку) или упорядочить бессмысленную жизнь мужчины (как думает пол слабый), да и просто продолжить род человеческий ни как-нибудь, а под сенью нормальных семейных отношений (как мечтают многострадальные мамы обеих сторон). Но Полине-то хотелось влюбиться. Хотя бы раз в жизни! Вовка Тарантасов, с которым она ездила на работу по одной ветке метро и которого хотела женить на Полине его мать, работавшая уборщицей в архиве, вроде бы и всем хорош. Только тембр голоса настолько цыплячий, что невольно начинаешь чувствовать себя курицей-наседкой рядом с таким «мужчиной». К тому же говорит так, словно у него постоянно рот набит кашей, сквозь которую просачиваются не все слова и их части. Особо в этой каше вязли окончания, и Вовка произносил только первую часть слова, а право угадать остаток он великодушно предоставлял слушающим. Ключевым словом у него было «кагица» – сокращённый вариант выражения «как говорится». В конце дня заглядывал в архив и неизменно произносил одно и то же: «Дык это, Плинка, кагица, пшли дмой, штоль».

Когда он выпивал, в мозгу чего-то словно разжималось, и речь на время становилась внятной и даже бойкой, но очень уж агрессивной. Однажды в таком состоянии даже ответил Полине на её вопрос, зачем он глотает слова:

– Я вообще всё детство молчал, потому что родителей раздражал даже звук моего голоса. Мне говорили, что отец из-за моего младенческого плача из семьи три раза уходил. Но возвращался, потому что такого нервного придурка мало где выдерживали, сами выгоняли. Они с матерью только на людях называли меня хорошими словами, а дома кроме «заткнись!» я от них ничего не слышал. Мать за меня всегда отвечала на вопросы «Сколько тебе лет?» да «Кем ты будешь?». Всё щебетала, что «он у нас непременно будет врачом». Хрена лысого я буду тебе врачом! Я и хотел бы стать врачом, но не стал, чтобы они не думали, что я как бессловесный слуга буду выполнять любые их прихоти. Сама работает уборщицей, папаша вообще нигде толком не работал, только дома целыми днями какую-то диссертацию писал, а я буду тешить их ущербное самолюбие. Ага, щас!

Полине стало жалко Вовку, и она даже чуть не влюбилась, узнав, что он, оказывается, умеет так складно говорить. А Вовкина мать периодически упрашивала её:

– Поля, бери моего Вовку, пока он совсем не испортился. Он снова в запой уйдёт или приведёт в дом какую-нибудь наркоманку мне назло, а тебя я уже сто лет знаю.

– Ну, мне пока несколько меньше ста лет, – осторожно замечала Полина и смущённо добавляла: – И как я его возьму? Он же вроде как… мужчина. Он же не пирожок на полке, чтобы его брать.

– В том-то и дело, что «вроде как»! А «вроде как» можно и взять.

– Как-то всё не по-русски. Он меня замуж не зовёт замуж, да и не любит, как и я его, а надо бы хоть какую-то симпатию при таком тяжёлом быте, каким в нашей стране является семейная жизнь…

– Да брось ты энту антимонию, Полин! Этак ты до ста лет будешь ждать. Бери его в охапку, а если он начнёт ерепениться, мне скажи: я ему разъясню линию Маннергейма.

Полине при этом казалось, что её толкают на преступление. Что это будет за жизнь? Да ещё это его «кагица». Так и будет его слышать тысячу раз на дню. Нет, она не сможет это вынести, тем более теперь, когда узнала, что где-то есть Он! И Его голос.

– Ох, девки, не о том вы думаете, – отвлекла Полину от размышлений Тамара Самокатова, обращаясь то ли к Вике Двухколёсовой, то ли к Даше Мотоциклетовой. – Главное, чтобы мужик хотя бы третью часть зарплаты в семью отдавал и хотя бы два дня в неделю трезвым был. А вы мечтаете непонятно о чём. Руки, лысины… Оболочка человека – это ещё не человек. Это глупый мужской пол нас по форме конечностей и того, из чего они произрастают, оценивают. Им лишь бы с какой оболочкой спариться, но на основе этого ничего не построишь. У меня ноги тоже были когда-то будь здоров, только от красоты этой мало что осталось. Сначала от постоянной ходьбы с тяжёлыми сумками да работы у токарного станка вены в узлы завязались, а когда я второго вынашивала, и вовсе голени в сплошное месиво превратились. Мой как увидел, только его и видели. Я по врачам бегала, чтобы его вернуть. Не столько мне здоровые ноги нужны были, сколько ему, пока мне одна санитарка в больнице мозги не вправила: «Всё-таки какие бабы дуры! Всё – для кого-то, ничего – для себя, даже собственные ноги»… А уж если мужика по ногам или рукам определять, уж и не знаю, на что это будет похоже. Ты же с человеком будешь жить, а не с ногами-руками.

– Что такое человек тогда? – изумилась Даша. – Из чего он состоит, как не из рук, ног и прочего?

– Это мужчинам такая блажь простительна, – парировала Тамара, – что они исключительно на внешние формы западают. Мой как ослеп, когда на стадионе другие болельщики по башке дали, так и успокоился по женской части. Не видит никого, а по-другому воспринимать окружающий мир не способен, все прочие каналы перекрыты. Слепые с рождения друг друга вообще по запаху находят, немые вынуждены какими-то полезными делами внимание на себя обращать, потому что болтовня уже не доступна. А зрячие считаются самыми ограниченными людьми, потому что они верят только тому, что видят, но не умеют смотреть, подмечать. Яркого павлина всем прочим птицам предпочтут, а потом негодуют, почему он им сразу не сказал, что на подлость способен. Женщинам надо более реалистично на жизнь смотреть. Женщина – это прежде всего мать. Она матерью становится от связи с мужчиной, поэтому надо думать, где и как её дитя будет жить и расти, а не словах или частях тела своего избранника.

– Да ладно тебе, Тома, – усмехнулась Клара. – Мы ещё успеем поскучнеть, поумнеть и покрыться благородной плесенью. Дай помечтать, пока мы молоды.

– Вы со своими мечтами до ста лет в девках просидите. Придумала тоже: по рукам мужика определять!

– По мне лучше до гроба с мечтами просидеть, чем с дураком каким-нибудь, который с видом великого одолжения женился и всю жизнь зудел, что хоть какая-то кухарка и прачка на него нашлась. Если хочешь знать, в руке содержится вся информация о её обладателе! Никто же спорит, что злобного и завистливого или искреннего и доброго человека можно определить по выражению глаз.

– То глаз, а не рук.

– В руках ещё больше можно увидеть, надо только уметь смотреть, конечно. А вы привыкли интересоваться только тем, какую часть зарплаты мужик пропивает, да не очень ли он буйный во хмелю. Стыдно так жить в третьем тысячелетии!

– Ну-ну, капай дальше себе на мозги, – слегка обиделась Тамара.

– Вот Вовка Тарантасов тихоней прикидывается, а на самом деле от него в любой момент можно сюрприза ждать. Он при своей матери большой палец всегда остальными пальцами сжимает, рука такая беспомощная становится, как лапка у зайки. А тут с работы шёл, и так решительно кулаки сжимал, но уже не по-бабьи, а по-мужски.

– Это как?

– Это когда большой палец сверху остальные прижимает. Вот так, – и Клара всем показала образец настоящего мужского кулака в своём исполнении. – Потому что так бить удобнее.

– Ну и что? – скептически пожала плечами Даша. – Мало ли, кто как кулаки сжимает? Человек от тебя же узнает, как надо правильный кулак сжимать, и начнёт этому следовать. Введёт всех в заблуждение. А вот нос, уши или подбородок уже не подделаешь.

– Можно пластическую операцию сделать, – сказала Вика.

– Ну, для наших кошельков эта услуга пока не доступна, – приободрила её Акулина, – так что хватит на наш век кавалеров с настоящими носами, ушами и челюстями. Вот чего я решительно не понимаю, зачем мужчины с благородной лысиной пересаживают волосы? Ведь, если верить теории Дарвина, человек получился из обезьяны по мере её облысения, и чем больше он лысеет, тем в большей степени эволюционирует. Есть в склонных к облысению мужчинах что-то этакое от вождя стаи, от прирождённого вожака, лидера…

– Вот уж с этим я никак не согласна! – возмутилась Тамара. – И как тебе такое в голову могло прийти? Лёнька Танк лысый, а как откроет рот, как ляпнет чего, так любая стая разбежится от такой «эволюции».

– Конечно, нынче в мужчинах умер Сирано де Бержерак, – мечтательно произнесла Вика. – Не умеют они пленить женщину речами. Скорее, могут оттолкнуть от себя. Так предложат познакомиться, что ничего не остаётся, как отказаться.

– А я думаю, что Роксана влюбилась в Сирано не за письма и стихи, – решительно заявила Даша, – а за его выразительный нос. Там вся интрига так и закручивается вокруг этого носа. А что его речи? По мне лучше, чтобы мужчина совсем молчал. Ну, что такого интересного он может сказать? Скабрезность какую или что-нибудь матерное. Кому оно надо?

– Но де Бержерак не говорил ничего подобного, – робко и неожиданно для себя вступила в спор Полина.

– Чего бы он ни говорил, но мне совершенно не нужна мужская болтовня. В наш грубый век глупо будет выглядеть тот мужчина, который вдруг начнёт рассыпаться в нелепых словесах перед женщиной, начнёт бормотать что-нибудь вроде: «С той самой минуты, как я увидел Вас, меня ослепила Ваша несравненная и поразительная красота, так что я не только стал Вашим покорным рабом, но и, вознесшись ввысь на крыльях дерзновенной мечты, осмелился полюбить Вас безумно, страстно, преданно и безнадежно. Отныне вся моя жизнь стала изысканной и непрерывной симфонией любви к Вам, где восхваление и обожание слились в едином звучании. Мне необходима Ваша любовь, мне без неё жизнь не в радость». Этак у него аккумулятор в телефоне разрядится. Сказал, что нужно по делу и всё.

– Угу, – хмыкнула Вика. – «Ровно в полночь приходите к амбару, не пожалеете» или «Тёлка, водки выпьем, в натуре?». Коротко и ясно. Скоро все так и будут изъясняться по принципу эсэмэсок.

– Но это ужасно! – испугалась Полина. – Как грустно, когда с мужчиной не о чем поговорить.

– С мужчинами этими обычно другим занимаются.

– Нет. Если с мужчиной не о чем поговорить, то и всем другим с ним заниматься не стоит. Пустая трата времени.

– Ах-ах-ах, какие у нас непомерные запросы к этим косматым медведям!

– Вы меня не понимаете. Я вам уже сто раз объясняла, а вы не понимаете! А где-то люди умеют понимать друг друга с первого слова… Когда человек перестаёт говорить красивые и нежные слова, у него мысли и желания становятся грубыми и уродливыми. Эти «амбары» и «тёлки» как раз оттого и происходят. Речь и мысли человека являются единым целым. При аутотренинге человек повторяет какую-то фразу, и она в конце концов становится его собственной мыслью, а глубинные размышления и переживания неизбежно отразятся и в разговоре. Разве можно живое признание в любви заменить чем-то другим? Ведь даже у птиц именно мужской пол поёт трели женскому, а не эсэмэсками отмахивается.

– Ах, птичья ты душа… С чего ты взяла, что тебе кто-то в наше похабное время должен в любви признаваться? Вовка Тарантасов как-нибудь хряпнет водки для смелости и ляпнет: «Хрен ли ты кобенишься? Пшли, кагица, пока не очень старая». Сделает тебе предложение, от которого не сможешь отказаться.

– Ха-ха-ха! – засмеялись все кроме Полины, но потом Вика заметила:

– Нет, всё-таки в этом что-то есть. Я где-то читала, что в Гарвардском университете США выяснили, что женщины предпочитают скорее мужчин с низким голосом, чем с высоким. Низкий голос у мужчины свидетельствует о высоком содержании тестостерона, который помимо всего прочего является признаком, что такой мужчина – лучший охотник, который сможет обеспечить семью. Именно поэтому подростки в период полового созревания специально ломают голос, «басят», так сказать.

– Да какое там «лучший охотник»? – хмыкнула Даша. – Разве что за другими юбками охотиться. Может, тыщу лет тому назад так было, а сейчас мужская природа мутировала в какую-то непонятную форму поведения, когда вся деятельность направлена лишь на то, как бабе нагадить и вовремя смыться.

– Девки, ну вы точно не о том думаете, – опять на правах старшей наставницы вздохнула Тамара. – У политиков, например, язык хорошо подвешен, а толку-то от их красноречия? «Кто любит длинную беседу – тот мало делать норовит».

– Нет, вы не понимаете, – протестовала Полина. – Я говорю о гармонии, когда красивая речь сочетается с таким же красивым по звучанию голосом. А политики как раз говорят совсем негармонично, потому что говорить приходится одно, думать другое, а делать третье.

– Да чихать, как они говорят и что думают! Хорошо, когда мужик умеет помочь не словом, а делом. Пусть он хоть совсем молчит, лишь бы в деле толк от него был.

– А ещё лучше, если он и словом поддержит, и делом поможет. В конце концов, в человеке должно быть всё прекрасно: и душа, и слова, и мысли…

– Нет уж, для мужчин такая нагрузка выше допустимых норм, – покачала головой Тамара. – Это женщины способны подсуетиться, чтобы всё в ней было прекрасно: и лицо, и фигура, и речь, и зарплата, и жилплощадь. А для мужчин хотя бы что-то одно – уже подвиг. Но я никак не понимаю, зачем нужен речистый мужик? Губошлёпов-то сейчас как раз пруд пруди, а вот дееспособных молчунов – раз-два и обчёлся. У всех сейчас туго со средствами, кроме комплиментов и болтовни ничего нет. Почему-то принято считать, что женщине должна нравиться чепуха, которую мужчины неискренне и бездумно рассыпают на каждом шагу. Говорят глупости, в которые сами не верят, и думают, что никто этого не замечает.

– Я тоже не хочу, чтобы мне в любви клялись, – согласилась Даша. – В наше криминогенное время это как-то настораживает. А если этот клятвораздаватель окажется квартирным аферистом? Я в «Криминальной правде» читала, что существует целая наука, как женщине лапшу на уши навешать, чтобы затем вытянуть все её сбережения и даже квартиру оттяпать. Нынче по этой науке в нашей стране всевозможные аферисты и мошенники с одинокими дурами знакомятся. Ведь каждый знает, что русским бабам не хватает немного внимания, немного тёплых слов, немного галантности, немного нежности, немного поэзии, вот и играют на этом «немного» как по нотам. Русским женщинам всего немного надо, хотя мужики и орут, что «этим проклятым бабам надо о-го-го скока». В других странах бабы на такую ерунду не поведутся, а наши тут же растают. Женщина очень дорожит всеми этими «люблю», верит им, словно сам бог с ней говорит. И естественно, что находятся такие, кто додумывается манипулировать женщиной с помощью слов любви. Собственно, и делать-то ничего не надо: наплёл красивых слов, нежным взглядом одарил и можешь хоть сразу вещи выносить. Это у мужиков никогда ничего нет, даже печенья к чаю купить пожадничают, а многие женщины сбережения пусть даже самые ничтожные имеют, зарплату сразу не пропивают и не проматывают на манер сильного пола. И к родителям больше привязаны, чем сыновья, поэтому и жильё какое-никакое у них имеется. Мужик, если куда переезжает, в сумку бросит свои носки рваные, пару застиранных рубашек, брюки да бритву и был таков. Больше у него и нет ничего! Ни мебели, ни гардин, ни подушки своей. Великое дело, если у мужика хотя бы свой штопор есть и отвёртка с пассатижами. Они только вопят, что бабы их грабят, а кроме этого штопора и брать-то нечего! У женщин всё значительно обстоятельней.

– Как же тогда жить, если бояться слов любви? – возмутилась Полина. – Скоро будем от своей тени шарахаться. Уже шарахаемся! А что хорошего? Премудрый пескарь отсиделся всю жизнь под корягой, никто его не трогал, а счастлив ли он был?

– Тут речь не о счастье, а как бы выжить. Какое тут к чертям собачьим счастье?

– А по мне так лучше, когда у мужика ничего нет, – заявила Вика, – а то они сразу такими наглыми становятся, что спасу нет. У моего бывшего был будильник, так он при разводе с меня целый музыкальный центр стребовал за то, что я его будильником какое-то время пользовалась.

– Чего же не стребовать, если есть чем поживиться? – пожала плечами Даша. – Женщины России – это вообще мечта афериста! И делать-то ничего не надо. Без хамства и мата с ней поговорил приятным голосом, сказал дежурную фразу: «Всяких видел, но таких не встречал» или «Каких у меня только не было, но люблю только тебя», букет цветов подарил и дело в шляпе. С хамами плохо, не спорю, но когда мужчина красиво ухаживает, наверняка у него какой-то умысел есть. Вот моя бывшая соседка познакомилась вроде бы с приличным мужиком. Такой, говорит, вежливый, обходительный, тоже всякие красивые слова Синатрой пел, изысканные комплименты голосом самого Элвиса на ушко наговаривал…

– Ах! – вздохнули все женщины без исключения.

– «Ах» был впереди, – разочаровала их Даша. – В результате такого знакомства она вскоре без квартиры осталась.

– Ох!

– А я ей говорила, с чего бы это она до сорока лет прожила, и ни одна собака ею не интересовалась, а тут этакий прынц образовался, как нарост. Сами подумайте, с чего бы вдруг така красота к бабе подвалила? Криминальное ж время: вместо женихов и кавалеров маньяк с аферистом на тунеядце сидят и пьяницей погоняют. Выбирай – не хочу! Тут бы какого-нибудь умеренного неврастеника на почве абстиненции или убеждённого тунеядца на почве алкогольного паралича найти. Такой обматюгает, зато последнее не отнимет. Разве что вантуз у мамки украдёт и тебе принесёт, добытчик хренов.

Полина так расстроилась от этих ужасных и, к сожалению, взятых из реальной жизни примеров, что даже слёзы навернулись на глаза. Её женское сердце отказывалось верить, что жажда наживы любой ценой окончательно вытеснила любовь из людей. Да и что это за нажива в виде вантуза? Это даже не заешь, как назвать!

– В какое жуткое время мы, оказывается, живём, – всхлипнула она, – если вежливые и культурные мужчины стали вызывать опасения! Но ведь надо же кому-то верить.

– На кой тебе кому-то верить? – удивилась Вика.

– Вы так рассуждаете, потому что вас много обманы вали.

– Как же нас можно обмануть, если мы никому не верим? – засмеялась Тамара. – Обманывают таких вот доверчивых вроде тебя, а я уже заранее знаю, что все мужики – лжецы и себе на уме.

– Вот поэтому мужчины нынче и стали такими грубыми, чтобы никто не заподозрил их в обмане, – заявила Клара. – А ещё они так грубо себя ведут, потому что боятся, что их сочтут за голубых. Сейчас ведь секс стал единственным способом проявления человека. Не надо ему ни общения, ни музыки, ни поэзии. Раньше ходили в походы, сидели у костра с гитарой, жили в палатках и умели дружить, а теперь принято считать, что нормальная живая особь должна сношаться с себе подобными в любых условиях и при любых обстоятельствах, начиная с самого нежного возраста и до глубокой старости. И это считается в порядке вещей, как будто человеку с человеком больше нечем заняться. У людей настолько развращено сознание, что скоро два-три мужика уже побоятся на рыбалку съездить. Пьяниц, что «соображают на троих», в этом пока ещё не подозревают, вот они и сидят с чекушкой, выпивают, матерятся, дерутся, чтобы всем показать: нормальная мужская компания, ничего ортодоксального. А если мужчины общаются без мата и драки, да тем более без чекушки, сразу в некоторых размягчённых мозгах зарождается подозрение: чего это они, да нет ли у них какой задней мысли относительно друг друга. Тут по телику передача была, где жена за мужем следила, потому что он в мужском коллективе работал. Раньше ревнивых жён наоборот радовало, что рядом с их мужьями на работе баб нет, а теперь, вишь, новая напасть. Бедные мужчины.

– Бедные женщины! Это до чего жену надо было довести?

В этот момент в архив вошла Жанна Кабриолетова, секретарша начальника, дабы разжиться заваркой, и как бы между делом сказала:

– У начальника какой-то управленец сидит. После обеда, может быть, к вам зайдёт.

– С ревизией, что ли? – встревожилась Тамара.

– Без понятия.

– А хорошенький? – спросила Вика.

– Кто, управленец-то? Какой там хорошенький, стандартный бесцветный мужик. Махонький, серенький, даже можно сказать, что страшненький.

– Ну и что, что страшненький? Для семейных отношений в самый раз. Вот лев – царь зверей, но для домашнего зверушки вряд ли годится.

– Фу, как скучно!.. Нет, я его даже и разглядывать не стала. Вы же знаете, я мужиков меньше пятьдесят четвёртого размера вообще не воспринимаю. Был бы мужчина размера «икс-икс-эль» – другое дело, а этот даже до «икс-эля» не дотягивает.

– Ну как же это ты? – засокрушалась Акулина и поинтересовалась о своём: – Лысый хотя бы?

– Не-а, лысины точно нет. Бобрик.

– А нос у него какой? – с надеждой в голосе спросила Даша.

– Вроде как курносый.

– Вот ужас-то! Ну нет в жизни счастья! Почему в одном мужчине не может уместиться и голос, и внешность, и воспитание? Если красивый, то эмоционально чёрствый. А если из Управления, то курносый.

– Да, – согласилась Жанна. – Принц не может быть маленьким и курносым.

– Почему это? – удивилась Тамара. – Очень даже может. Какая может быть связь между носом и королевской кровью?

– На кой мне эта голубая кровь и белая кость? Принц для меня – не наследник престола, а соединение лучших качеств, олицетворение вселенского мужского начала…

– Тьфу ты, ну ты, то начало, то конец, а кто слушал – молодец… Не о том вы думаете. Ветер у вас в головах, вот что.

Эти разговоры окончательно доконали бы Полину, но тут зазвонил телефон. Кто говорит? Он! Полина чуть трубку из рук не выронила. И не потому, что услышала любимый голос, а потому, что Сергей Иванович звонил… от её начальника. Это Он сидит у начальника! «Махонький, серенький»? Да что б вы понимали, любительницы павлинов!

Полина схватила отчёт и помчалась в кабинет начальника, сшибая всех и вся на пути, чтобы только услышать своего Сергея Ивановича. Её в нём уже ничего не могло разочаровать, каким бы он ни был. Напротив, она ещё больше влюбилась, когда его увидела, а когда этот недосягаемый в своей красоте человек стал её хвалить, что она составила такой доскональный отчёт по списанным за прошлый год документам, даже растерялась. Воображение Сергея Ивановича поразила эта то и дело вспыхивающая нежным девичьим румянцем барышня, так что он даже отважился пригласить её на обед в рабочую столовую. Любовь выскочила, как в подворотне выскакивает убийца, и поразила их сразу. Обоих! И у него, и у неё возникло ощущение, словно они давно копили чувства именно друг для друга, словно любили они друг друга уже давно, даже не зная друг друга.

Естественно, это известие скоро дошло до архива, и все его обитатели по очереди сходили в столовую, чтобы увидеть предмет Полининых воздыханий.

– Мужик, как мужик, – пожала плечами Вика.

– А тебе чего надо? Нынче «мужик-как-мужик» – самая редкая разновидность мужчины, – сказала Тамара. – Все ж теперь с какими-то наворотами да прибамбасами. Декоративные какие-то, как предметы интерьера.

– А мне он почти понравился, – призналась Даша. – Вот хоть и курносый, а есть в его профиле этакая какая-то выразительность.

– Да, – согласилась Клара. – И рука у него такая, как на картинах Карла Брюллова.

– Жалко, конечно, что он без лысины, но ведь облысеть никогда не поздно, – вздохнула Акулина и поинтересовалась у Клары. – А как развивается твой роман с этим… ну, у которого рука как на рисунке Альбрехта Дюрера?

– Да ну его! – помрачнела та. – Разочаровал меня до невозможности.

– А чего так?

– Он в носу постоянно ковыряется. Это такой-то рукой! Как на рисунке самого Дюрера… чёрными и белыми чернилами… на синей бумаге… И вот её обладатель весь вечер телевизор смотрит и в носу роется! Говорит: «А чё такова-та? Меня же никто не видит». А я, получается, уже ни в счёт? Да чёрт со мною, но зачем же такой рукой в носу ковырять? Такая рука – и в носу!

– А нос у него какой? – спросила Даша.

– Нос, как нос. Я носами не интересуюсь…

– Ох, девки, не о том вы думаете! – снова по-матерински вздохнула Тамара Самокатова. – Мечтаете непонятно о чём. Руки, лысины, носы… Это мужикам такая дурь простительна, потому что они в каком-то своём измерении живут, а уж нам-то надо более реалистично на жизнь смотреть.

– Дай нам помечтать! Поумнеть и превратиться в скучных кошёлок мы всегда успеем. Это от женщины никуда не уйдёт.