Юлия Горская Сульфур. Ключ от бездны

 Книга первая

 Сульфур – некогда прекрасная земля трёх царей теперь принадлежит демону Арахну. Дети его, чудовищные марлоги, обитающие в подземном Улхуре-лабиринте, по воле отца обрушивают ярость свою на непокорных. Власть дочерей его безгранична. И уже сотни лет на алтарях льётся человеческая кровь, и возносятся молитвы к мерзкому божеству арахнидов.

 А когда то была иной эта земля. Дружно и мирно жили народы, называющие себя апиконцами.

 Царь мхаров, носивший Жезл власти, жил с народом своим у священных берегов Анхи. Царство его простиралось от лесов Арбоша на севере до Гефрекского нагорья на юге. На западе владения его граничили с берегами Седых озер, на востоке массивные крепостные стены из серого туфа защищали от набегов диких племен, которые кочевали по земле Хэм-Аиба, что не была еще пустыней.

 Рогатые корнуоты заселяли дремучие леса Арбоша и называли себя народом-ведуном.

 Их повелитель именовался великим князем. Был он воинственен и храбр. И не единожды поднимал соплеменников в походы на халтов, чьим домом были безбрежные степи Энгаба.

 Антигусы, самый древний народ Апикона, нарекли земли свои королевством Антавия. Они, как и ученые мхары, стремились к знанию, считая просвещение и искусство своим призванием.

 Союз трех царей казался непобедимым. Разрушить его не должны были ни люди, ни время.

 Но Боги Судьбы решили иначе…

 Тогда и пришла беда. Потемнел великий Лакрис, почитаемый всеми народами Апикона. Вспенились, забурлили воды священного озера и отступили, обнажая дно. Пахнуло зноем. Глубокие тени пролегли от мыса Крет, и поползли по земле Хэм-Аиба, к самому нагорью Гефрека, где в скалистых пещерах ютились крылатые рабисы. Зной стал нестерпимым. Впервые устрашились обитатели Гефрека. Дрогнули их сердца, когда пронесся над Кифрой жуткий вой. А вместе с ним поднялось над нагорьем странное облако, которое обрело вид гигантского столба. Он рос, заслоняя собой небо, все выше и выше, и стал наливаться темнотой. На весь Апикон пал великий мрак.

 Тогда над Гефреком вспыхнула одинокая красная звезда. Свет ее разгорался. А под ним задрожала земля. Яростная сила терзала её недра. Клокоча, рвалось из них нечто, слепое и враждебное. Оно проснулось и желало свободы - жестокое дитя бездны. Его время пришло. Оно родилось…

 В огромной и черной грозовой туче, поглотившей сияние красной звезды, вспыхнули огненные зигзаги, и она раскололась длинной полосой пламени небывалой величины и яркости. Тот огонь нес в себе ядовитый дух зла.

 За ним хлынули потоки раскалённой лавы, выворачивая глыбы черных камней. Потекли огненные реки. Белесые клубы дыма скрыли рождение страшного Иктуса.

 И по всей земле Апикона воцарилась долгая ночь…

 Содрогнулся от ужаса верховный жрец Маакора, прочтя на своём алтаре знаки беды. Князь Арбоша посыпал рогатую голову пеплом скорби.

 Город на девяти островах оделся в траур.

 Но мрак рассеялся. Обнажились мертвое небо и земля, укрытая серым пеплом, залитая кроваво-красной лавой.

 И поразились жители Апикона видению в пустынном нагорье Гефрека: высоко в небо вознесла двурогую вершину чудовищно-чёрная гора, видимая в самых дальних уголках земли. То был Иктус, хранивший в чреве очнувшегося от долгого забвения демона зла.

 Пришло его время. Свинцовые тучи укрыли рогатую вершину, над которой сияла кровавая звезда. Оно, стал ждать. И звать…

 На Апикон обрушились губительные ледяные дожди. Маленькое тусклое солнце больше не согревало страну трёх царей.

 Но с дикого юга уже явилось безымянное племя и поклонилось злу.

 Свершилось!

 В недрах Иктуса открылись огненные глаза. Злобный дух узнал тех, кого ждал. Дикое племя отдалось демону. Дети пустыни дали ему новую силу, новую жизнь. На каменных алтарях нового божества пролилась свежая кровь. Злобный дух принял жертву, вдохнув в тёмные души своего народа ненависть и жажду крови. Свет звезды, взошедшей над Гефреком, стал ярче, соперничая с тусклым светом солнца. И был свет той звезды багряным, как кровь жертвы, пролитой на алтаре в пещере Горон. В той пещере звучали страшные слова, возносимые божеству:

 «О, Госпожа Бездны, служительница чёрных духов, имя которых Севау и Бебаи, мы возложили души свои на алтарь твой. Повелительница, ты - госпожа вечности, неугасимый огонь ярости, разрушительница людских тел. Мы покорны тебе».

 Та, кого призывали они, услышала и вышла из колодца. И назвала имя свое – Кэух. И назначила себе служителей, которых было восемь. Они стали первыми жрецами, проливающими человеческую кровь на алтари. Прошло время, пока не явился Арахн - обретший тело демон-дух, и взял себе деву из племени Хэта, которая родила ему первого истинного сына - марлога. А когда наплодилось их множество сотен, направил Арахн ярость свою на Апикон.

 Вот тогда и распался союз трёх царей.

 Запылали леса Арбоша. Князь корнуотов поднял свой воинственный народ. Перед его храбростью и силой, умноженной магией, отступили кровожадные марлоги, и вернулись в Улхур, в подземный город, появившийся там, где была пещера Горон с первым алтарём и Колодцем, который выпустил зверя.

 Странный подарок получил от слепого странника король антигусов. Зачарованный, смотрел он на таинственный амулет, свитый из тёмных волос. А когда с высоких стен Гонориса замечены были подступившие орды марлогов, околдованный владыка Антавии сам выслал им ключи от города. Антигусы преклонили колени перед демоном и его детьми. В святилищах их отныне молились двум богам. На мирные алтари пролилась кровь. Короля Дэнгора и Антавии короновали новым венцом. И на трон антигусов взошел новый владыка, царь царей, господин из Улхура, жрец Арахна - Кхорх.

 Из Арбоша пришли ему драгоценные дары и соглашение на дань.

 Полчища убийц ринулись на города мхаров. Пали один за другим Тэ-Тахрет, Нэрос и северный Тмехэм, что граничит с враждебными землями кочевников. Дети Маакора спасли священный Ахвэм, но сошли с лика земного в воды реки Анхи, которые защитили мудрецов от проклятья первого жреца арахнидов, Кхорха, что сделал оставшихся в живых мхаров маакорских безумными эркайями.

 Пал Апикон. Новый бог дал этой земле новое имя: Сульфур.

 С тех пор изменилось Сульфурское царство. Маакор стал топями, по которым бродят теперь потомки проклятых Арахном – эркайи, утратившие облик человеческий.Чудесные сады Хэм-Аиба стали пустыней. В славном Дэнгоре служат двум богам. Свободные корнуоты ропщут от тяжести дани.

 Но час демона близок. Уже найдена одна из частей магической сигиллы, что может низвергнуть Арахна в бездну. И уже пришла на эту землю дочь княжны-степнячки, чтобы свершилось древнее пророчество…

 

Пролог

 Буря настигла их на полпути к Гефреку. С той стороны, где от погоревших хижин стлался сизый дым, наползала громадная туча, давя землю пепельно-синим брюхом. Она медленно ворочалась, наливаясь страшной силой и чернотой, пока самые недра ее не вспороло яркое, в алых всполохах, надломленное небесное копье.

 Взвились пыльные столбы, загораживая треть замершего перед зреющей стихией неба, и понеслись вслед маленькому племени, что бежало из родных мест от людской злобы. Серые смерчи остановились, столкнувшись с преградой из длинной насыпи камней, накренились в последней попытке дотянуться до живых существ и рассыпались, передавая гневную силу ветру, который яро сорвался в погоню.

  Хэт оглянулся, зашептав что-то морщинистыми, по-старчески блеклыми губами.

 - Нужно укрыться от бури, старейший! – молодой мужчина попытался задержать вождя, что сутулясь и стуча кривым посохом, упрямо шагал вперед.

 - Молчи, Илех, - бросил старик.

 Тот мельком глянул на глубокий порез на плече. Ничего, не смертельный.

 Илех был одним из немногих, сумевших пережить схватку с эверцами. На его племя напали глубокой ночью, - напали молча и вырезали бы всех до единого, не подними Хсарт тревогу.

 За что? Илех не понимал, чем прогневали они эверцев. Почему воины этого сильного и вольного народа нарушили хрупкий мир, заключенный с народами пустыни. Горстка испуганных и измученных людей – не больше тридцати – все, что осталось от тех, кто звал себя детьми Улха.  Да, малусы умели колдовать. Но никому не причиняли зла. Никогда. Так, почему же? Он не находил ответа. 

 - Пошли! – Хэт снова оглянулся, блеснув черными глазами. – Что с нами сделает ветер? Что можно отнять у того, кто все потерял?

 Он заметил мальчонку, который кутался в шкуру пумы, снятую им с убитого отца - тяжелую, большую и окровавленную:

 – Зачем ты забрал ее у мертвеца? – Костлявая рука схватила ребенка за волосы. – Отвечай! – вождь подтащил его к себе, запрокидывая голову и впиваясь в испуганное лицо злыми глазами. – Чего молчишь, гаденыш?

 - Старейший, не мучай его! – худая женщина с копной черных, жестких, как у лошади волос, бросилась к ним, протягивая руки, но не решилась отобрать сына.

 - Ты воруешь у мертвых одежду?  - шипел старик. – Берешь себе последнее, Кхорх?

 Чумазое лицо мальчика казалось маской – бледная кожа с грязными разводами и глубокими тенями у широко распахнутых глаз. Но что-то было в этом лице, чего не мог осмыслить старый вождь, нечто одновременно и притягательное, и неуловимо отталкивающее, даже отвратительное. Как будто смотришь на змею с ее гипнотическим блеском в прозрачных глазах, и не можешь оторваться, лишь древним чутьем зверя в себе понимая смертельную опасность.

 Хэт видел больше, видел и знал, кем станет этот странный, замкнутый мальчик, смотревший на мир загадочными глазами змеи.

 - Я отомщу им за смерть отца, - проговорил маленький Кхорх, и в голосе его не было ни тени сомнения, напротив – холодная уверенность в собственных словах и силах.

 - Да, - старик оттолкнул его. – Я знаю.

 Хлынул ливень. В серой пелене его утонуло небо, и вспенилась земля от ударов тяжелых струй.

 - Идем! – крикнул вождь, хватая мальчика за руку и притягивая к себе. – Ты пойдешь со мной! Мы не должны задерживаться в пути. Я чую, уже чую его. Он близко. И скоро освободится.

 Кхорх не слышал слов старика, тонувших в шуме воды и вое ветра, но понимал, о чем тот говорит. Он тоже чувствовал близость чего-то страшного, но оттого еще более манящего.

 Дождь выдыхался, и косые мутные струи уже не хлестали с таким напором. Но там, в вышине, где бежали изорванные в клочья грязно-серые с багряными краями тучи, еще  бесновалась буря. Она шла поверху, не достигая промокшей земли и людей, бредущих к скалистой гряде, что разделяла земли Кифры и Апикона.

 - Там! – Хэт ткнул клюкой в сторону островка из камней, криво торчавших среди неоглядной пустоши. – Вы будете ждать там! – он остановился, оборачиваясь к отставшим соплеменникам. Несмотря на возраст и видимую дряхлость, старик, насчитывал сто четыре осени от рождения и был полон жизненных сил. На морщинистой, худой и грязной шее его всегда болтался амулет из нефрита. «Это - источник молодости и извечной чистоты», - так говорил он сам, похваляясь своей живучестью. Теперь же прозрачно-голубой камень был надежно спрятан под леопардовой шкурой, что  прикрывала костлявый торс вождя малусов. Он никому не хотел показывать темное пятно, проступившее внутри священного оберега.

 - Ждать чего, старейший? – Илех подошел первым и упал возле его ног, уже не боясь показаться слабым.

 Тот тихо и торжествующе рассмеялся, прижимая голову Кхорха к груди.

 - Скажи ему, сын Улха!

 - Мы будем ждать пробуждения Иктуса, – пояснил мальчик, приоткрывая в улыбке мелкие, заостренные зубы.

 - Ты слышал? Идите к скалам, там пещера. Остаешься за главного, Илех. Позаботься о племени. Это тебе по силам. Когда придет время, слушайся во всем того, кто назовет себя жрецом Кэух, - Хэт говорил отрывисто, каждый раз переводя дыхание, будто выплевывал фразы.

 - Могу ли я узнать, куда направляется старейший? – поднимая голову, спросил Илех, озадаченный нежданной честью.

 - К Иктусу. Но больше не задавай вопросов! Пошли, – кивнул старик мальчишке. – Твое присутствие поможет мне.

 Они отправились дальше, и Кхорх вскоре отвлекся от тревожных мыслей о матери, жалобно завывшей, когда вождь пожелал увести куда-то ее дитя.

 Буря утихла, но массы пыли еще двигались в воздухе и через эту зыбкую завесу медленно вырисовывался унылый пейзаж пустыни Хаса.

 - Когда проснется вулкан? – спросил он, всматриваясь в очертания гор на горизонте. – Скоро, старейший? Уже скоро?

 - Да, Кхорх, – отозвался Хэт. Он взглянул на небо и остановился. – Видишь, там!

 Мальчик сморщился, напрягая зрение, но не заметил ничего особенного в том месте, куда показывал вождь.

 - Звезда, - таинственно улыбаясь, сказал тот. – Она уже взошла. Ты тоже скоро увидишь ее. Пошли.

 Когда они достигли пределов Гефрека, на землю уже легла дымчато-синяя мгла. Небо совершенно очистилось от облаков и только узкие, полупрозрачные полосы остались на западе, прикрывая налившееся пунцовым огнем солнце.

 - Нужно спешить, - тяжело ступая разбитыми ногами, дыша уже неровно и сипло, выговорил Хэт.

 - Для чего нам идти туда? – несмело спросил мальчик.

 - Помочь, нужно помочь, Кхорх. Ты поймешь … потом. Он не сможет обрести силу без таких, как мы. Как ты и я.

 - Разве мы похожи?

 - А тебе не известно это, сын Улха? – озлобился вдруг старик. – Слушай свое сердце, Кхорх! Пока оно у тебя есть! Здесь! – он с размаха ударил ладонью по впалой груди, - ты всегда найдешь ответ. Я отдам тебе силу! Чтобы месть тех, кого они называют малусами, была страшна! Чтобы обрушилась она на их гранитные дворцы, наполнила ядом источники, опрокинула алтари, и чтобы содрогнулись тогда их боги! Я знаю, кто привел в наше селение степняков! Мхары! Это они ненавидят детей Улху и жаждут их погибели! Слышишь, Кхорх? На одном из убийц твоего отца был сердоликовый амулет. Это камень богини Эморх! Вода дает ему жизнь, как и всем детям Маакора. Взгляни! – вождь перехватил посох, показывая темно-серый минерал на его конце. – Это черный лунный камень. Коснись его.

 Мальчик послушно тронул гладко-холодную серую поверхность, заигравшую под пальцами радужными всполохами.

 - В нем заключена огромная сила всех тех, кто владел им, – с благоговейным трепетом в голосе произнес Хэт. – Он перейдет к тебе по наследству, Кхорх. Второй такой находится в руках мхарского жреца, который обманом и хитростью завладел им, – старик тряхнул косматой седой головой. - Его нужно вернуть, и очисть от маакорской магии! Слышишь?

 - Да, старейший.

 - Хорошо. Я научу тебя говорить с лунным камнем, который мхары называют кариатитом. И покажу, как управлять им.

 Кхорх слушал очень внимательно и понимал больше, чем говорил старый вождь, а в его душе  все ярче разгоралось желание обладать серым талисманом детей Улха. Много тайн открылось ему, а странные видения, что приходили так часто и волновали сердце, обрели новый смысл. Теперь он ясно видел образы прекрасных дворцов Ахвэма и Тэ-Тахрета – маакорских городов, которые в недалеком будущем или покоряться его народу, или станут руинами. 

 - Здесь, - сказал Хэт, остановившись и чуть ударяя посохом в каменистую землю пустоши, похожей на исполинскую чашу. С севера и востока полукольцом охватывали её высокие скалы Гефрека, по западному краю сизоватой каймой стлался туман, а в чистом фиолете неба над ней горела багряная звезда.

 – Здесь, здесь, здесь! – вождь согнулся, выставив перед собой посох. Прислушиваясь к чему-то и диковато блестя глазами, он пошел по кругу. – Ложись сюда! – крикнул Хэт и как только мальчик исполнил приказ, концом клюки принялся вычерчивать вокруг него знаки стихий и двенадцати созвездий. – Повторяй за мной и запоминай все, что видишь и слышишь, Кхорх! – Продолжая двигаться по кругу, он забормотал заклинания, плавно наращивая темп и силу их звучания. Слабый и неуверенный голосок мальчика вторил странным словам, что становились пением и восходили к мерцающей в небе звезде. Так продолжалось, пока голос Хэта не сорвался на самой высокой ноте.

 Камень на посохе охватил блистающий многоцветный огонь. И там, где он коснулся земли, вытянулись струйки аспидно-черного дыма.

 - Чую, чую, чую, - зашептал вождь, лицо которого покрылось испариной и подергивалось судорогой. Силы его были на исходе, но он продолжал, поднимая из самых недр дух проснувшейся стихии. Вскоре все пространство за магическим кругом покрылось густым туманом. А старейший отступил к мальчику и, выронив посох, в изнеможении упал рядом. Полежав и отдышавшись, Хэт перевернулся на бок, трясущимися руками извлекая из-за пазухи нефрит. - Сядь, - попросил он Кхорха и перевалился на спину. – Сядь и послушай. Ты вернешься в племя один. Я слишком слаб и сделал все, что мог сделать в этой жизни. Путь мой подошел к черте, за которой души детей Улха встречают тени своих предков. Видишь этот амулет? Он почернел внутри – это признак большой беды. Она пришла уже. Пришла к моему народу, гонимому ненавистниками. Мой единственный сын погиб от их поганых рук. Это мой конец. И твое начало. Я знаю, Кхорх, ты отомстишь за меня и за всех малусов, – он говорил все медленнее, глядя на своего маленького спутника тусклыми глазами до крайности измученного человека. – Возьми нефрит и очисть его в Аургусе, что омоет своими водами город, который ты выстроишь у кратера Иктуса и дашь имя ему – Улхур, – Хэт приподнялся, снимая оберег и передавая его мальчишке, смотревшему внимательно и напряженно. -  Пусть отныне лунный камень служит тебе – первому жрецу божества, готового придти на эту землю. Возьми в руки посох. Вот так, – изнемогая, старик закрыл глаза. – А теперь – самое важное. Сломай его.

 - Я не понимаю, старейший, – лицо Кхорха побледнело и вытянулось. Он встал, со страхом глядя на вождя.

 - Все ты понимаешь. Ломай. Ты знал, для чего я привел тебя сюда. 

 С отчаянной решимостью мальчик надломил клюку, и отбросил нижнюю ее часть.

 - Давай, жрец Кэух, это твоя первая жертва, - подбодрил Хэт, не открывая глаз.

 Он чувствовал, как тяжело и жутко маленькому Кхорху. Но сам не испытывал страха. Он был готов. Готов…

 Мальчик упал на колени, не в силах поднять посох, но сухие и горячие пальцы вождя сжали его руку, направляя острый край обломка к старческой груди. По контуру магического круга вспыхнул огонь, обдавая людей жаром. Вновь содрогнулась земля. На лиловой небесной тверди молнии оставили глубокие, сверкающие следы когтей. Оглушительный раскат грома прокатился над пустошью. И снова воцарилось глухое безмолвие.

 - Я не смогу сделать это сам, - чуть слышно выговорил Хэт.

 Подняв к притихшим небесам искаженное мукой и ужасом лицо, Кхорх закричал и всей тяжестью навалился на сломанный посох…  

 

Глава 1

 Правитель Маакора Астеман Оджа Ва-Лераг смотрел на город, что раскинулся у подножия Священного холма. Поднявшись по широкой гранитной лестнице к храму, он остановился и в который раз залюбовался чарующей картиной. Вечерний Ахвэм! Последние лучи заходящего солнца окрашивали город в мягкие алые тона, и казалось, что весь он охвачен прозрачным огнем. Взгляд маакорского владыки заскользил по красивым домам, башням, куполам, по правильному рисунку улиц и отчетливой границе набережной, по чудесному ахвэмскому саду, с его беседками, священными источниками, фонтанами, мостами и купальнями, воссозданными талантливой рукой. Замысловатый узор дорожек в саду повторял священный знак богини Эморх -  покровительницы города. Так пожелал Муту-Асс - далекий предок Астемана и первый правитель, который заложил основание Ахвэма и часто повторял, что у каждого города свой, всегда изменчивый облик. Он писал в Хрониках, что «Ахвэм подобен темноликой деве-воительнице, которая пришла поклониться Анхе».

 Раньше дворцы и храмы возводились из туфа. О тех временах теперь напоминали сторожевые вышки, пограничные крепости да массивные тройные стены на горном побережье Седых озер. Если говорить языком первого мхарского властелина, сейчас стольный град был сравним со «светлоокой утонченной красавицей, что возлежит у реки, любуясь своим стройным телом и серебристыми крыльями». Сам Астеман, последний правитель Маакора подарил ей те крылья, когда выстроил два храма с куполами цвета священного белого металла.

 Он любил Ахвэм. Как любят единственное дитя. И трудно и больно ему было представить, что однажды светлого города не станет…

 Глаза Ва-Лерага невольно обратились к югу. Там, сокрытая дымчатым покрывалом облаков, вздымала к небу двурогую вершину чудовищная гора.

 Тяжело вздохнув, правитель отвернулся и направился к вратам святилища. Постучав колотушкой в дверь из бронзы, он сразу вошел, оказавшись в прохладно-темной зале. Царивший здесь полумрак рассеивало зеленоватое мерцание маакорских светильников, подвешенных меж громоздких колонн, что двумя рядами тянулись от входа. В глубине залы теплились красным огни главного алтаря. Грандиозные размеры храма, мистический свет ламп, тихое и торжественное пение жрецов, что доносилось до него из малого святилища, как всегда тронуло и умиротворило душу Ва-Лерага. Ведь он знал, что это дух великой богини ниспосылает на людей этот покой, чтобы те постигали ее мудрость. 

 - Приветствую тебя, владыка! – навстречу ему уже спешил Бамин-Ат, верховный жрец храма, посвященного Эморх – худой и высокий старец, одетый в белый балахон. Немного сутулый, с орлиным профилем и ясным взглядом серых продолговатых глаз, этот господин был носителем главного признака народа мхаров – перепонок между пальцев, что само по себе говорило о чистоте его крови и полубожественном происхождении. Верховный служитель протянул Астеману руки, украшенные золотыми браслетами, но радостная улыбка сошла с его тонких губ, когда он заметил выражение лица гостя.

  – Что так омрачило тебя, друг мой? – заботливо спросил жрец.

 Правитель коснулся лбом его руки, принимая благословение.

 - Об этом я и желаю говорить с тобой, - отозвался он с печалью в голосе. – И пришел в храм, чтобы никто не помешал нам.

 - Я слушаю, владыка, - кивнул Бамин-Ат.

 - Прошу тебя, - негромко сказал Астеман. – Сначала я желал бы припасть к стопам Эморх.

 - Да-да, конечно! – служитель немного смутился, и, поклонившись правителю, повел его в главную часть храма, где помещалась статуя Златокрылой. Мхары называли ее Эморх, богиней Утренней звезды, и верили, что тот, кто носит на себе сердолик, находится под ее покровительством. Поэтому, алтарь Божественной отделан был этим камнем и сам верховный жрец владел священным амулетом, в золотисто-медовой глубине которого горел огонь, зажженный самой Эморх. 

 Небольшая зальца, куда ввел гостя Бамин-Ат, в отличие от Алтарной, была хорошо освещена. Пряный аромат благовоний слегка кружил голову, а голубоватый дымок от курильниц, поднимаясь, таял в глубине высоких сводов. Две сердоликовые чаши, полные подношений, стояли у входа. Еще одна находилась у ног прекрасной Эморх - этого неповторимого чуда Ахвэма. Статуя была создана так искусно, что казалась живой. Дивной красоты девушка держала на вытянутых руках сверкающую сферу, наполненную игристыми радужными огнями. От их завораживающих переливов трепетали ее крылья, блестели влагой живые глаза, и согревала душу пленительная и загадочная улыбка.  

 – Хочешь ли ты остаться наедине с Божественной? – спросил Бамин-Ат.

 - Нет, – склонив голову, ответил Астеман. – Прошу, святейший, испроси для меня у Божественной душевного спокойствия, как наивысшей благодати.

 С этими словами он опустился на колени, а верховный жрец тихо и торжественно зашептал над ним:

 - Во имя той, кто есть, была и будет… чье дыхание наполняет мир людей и мир духов и кто есть сама жизнь…

 Какое-то время правитель оставался погруженным в собственные сокровенные мысли, и  священнослужитель успел заметить, что он выглядел еще более подавленным. Узкое лицо ахвэмского господина казалось мертвенно бледным и осунувшимся, под глазами залегли тени, что придавало его чертам непривычную резкость. Бамин-Ат тяжко вздохнул, понимая, что новости, которые он вынужден был передать Астеману, не улучшат состояния правителя.      

 - Благодарю, - поднимаясь и расправляя складки светло-бирюзового длинного хитона, смиренно проговорил владыка. – Мне стало легче.

 - Следуй за мной.

 Жрец проводил гостя в одну из уютных и прохладных комнат, где прежде проходили занятия с младшими служителями. Но после открытия жреческой школы в Нэросе эти залы опустели, как и весь храм, погруженный теперь в дремотную тишину. С появлением в Ахвэме новых святилищ, главный храм стали посещать только знатные мхары. Вот и сейчас Бамин-Ат услышал, как несколько раз кто-то настойчиво ударил в двери медной колотушкой.

 - Ты позволишь мне принять гостя? – спросил жрец, поймав нетерпеливый взгляд Астемана. – Если разговор не терпит – о нем позаботится мой преемник.

 - Нет, я подожду, – владыка поднялся с кресла, куда был заботливо усажен достопочтенным.

 С рассеянным видом господин Ахвэма подошел к окну и махнул рукой, отпуская служителя. Как ни важно было для него то, с чем он пришел к жрецу, ему оказалось не просто собраться с духом и открыться Бамин-Ату. Безучастным взглядом Астеман окинул комнату, где стены и пол пестрели магической символикой. В ряд стояли деревянные скамьи, по углам – кадки с декоративными деревцами лимонника и граната. На низком столике с инкрустацией в беспорядке лежали свитки и книги.

 Погруженный в собственные тревожные мысли, он вернулся в кресло и посмотрел на дверь.  

 Одиночество его было не долгим. Жрец вернулся, но выглядел обеспокоенным и взволнованным, что редко позволял себе.

 - Госпожа Ла-Тима, - сказал он, - просит меня о важном разговоре.

 - Ты известил ее о том, что я здесь?

 - Нет, владыка.

 - Думаю, госпоже Ва-Лераг можно присутствовать при нашей беседе. У меня нет тайн от супруги.

 Поклонившись, служитель вышел и вернулся в сопровождении высокой и красивой женщины. Она была светлокожей и голубоглазой, как большинство мхарок. Но в отличие от многих женщин своего народа, что отличались узкими лицами, излишне высокими лбами и огромными глазами, жена правителя являлась счастливой обладательницей тех мягких черт, что испокон веков вдохновляли поэтов и художников Маакора. Ее хрупкий стан был перетянут широким темно-синим бархатным поясом в контраст с тончайшей струящейся материей длинного платья бледно-голубого оттенка. Жесткое кружево высокого стоячего воротничка, подчеркивало нежность и сливочную белизну кожи.

 Увидев мужа, Ла-Тима тронула тонкой рукой искусно уложенные волосы.

 - Прости, что помешала тебе, господин.

 - Ты не можешь помешать, - поднимаясь, торопливо заговорил Астеман. – И коль скоро разговор пойдет о нашей семье, ты – одна из первых должна его услышать и принять решение.

 - О семье? – с беспокойством переспросила она.

 Бамин-Ат соединил ладони и вопросительно глянул на владыку.

 - Четыре года прошло с тех пор, как случилось извержение вулкана, которое предсказывали наши предки, – начал правитель, снова размещаясь в кресле. – Мы не  помешали этому.

 - Как? – виноватым тоном поинтересовался жрец.

 - Могли, Бамин-Ат, – строго ответил Астемен. – Если бы те, кто клялся уничтожить племя, выполнил свои обещания!

 - Из двух сот малусов осталось несколько человек…

 - Осталось? – правитель прищурил глаза. Справляясь со злостью, что закипела в душе, он  обхватил пальцами виски и глубоко вздохнул. – Степнякам и нужно было убить именно того, кто остался. Не понимаю, почему ты, достопочтенный, теперь защищаешь их?

 - Они не могли знать в лицо подростка, который может стать угрозой для Маакора.

 - Может стать? – ахвэмский господин выхватил из-за пояса смятый свиток и швырнул его под ноги жрецу. – Ты забыл о пророчестве!

 Служитель Эморх болезненно поморщился:

 - Тот, кто предсказал это, был отлучен от храма и объявлен отступником. Позднее – сумасшедшим! И ты, мудрый владыка, веришь его словам!

 - Двенадцатый из рода Ва-Лерагов станет последним повелителем Маакора и год 397 от создания Апикона окажется роковым годом для всех нас, – Астеман поднялся. – Я не могу допустить этого. Мною итак допущено много ошибок. Вот и теперь пришли известия о том, что эверцы заключили союз с Кхорхом. С Кхорхом, за голову которого получили столько золота! И эти предатели разоряют сейчас селения кифрийцев и уводят их в рабство! И всё - в угоду новому улхурскому властелину.

 - Господин! – сокрушенно воскликнула Ла-Тима. –  Мой повелитель, что говоришь ты?

 Она бросилась к нему в ноги, хватая за руки и умоляюще глядя в лицо. В глазах ее заблестели слезы.

 - Не нужно этого, - сомкнув тяжелые веки, проговорил правитель и стиснул пальцы жены. – Я знаю, горечь и раскаянья твои искренни. И не вправе винить тебя, – он помог ей подняться, с сожалением посмотрев в бескровное лицо. - Но не тобою ли был предложен человек, уверивший меня, что тот, кто принесет на нашу землю беду, будет найден и … убит?

 - Его самого больше нет в живых, – голос госпожи Ва-Лераг дрогнул.

 - Я знаю, Ла-Тима, он был дорог твоему сердцу, – владыка Ахвэма отступил, вновь ощутив ту давнюю боль, когда нежданно, словно коварная буря пустыни Хаса, обрушилось на него известие о предательстве жены. Нет, она не изменила ему, не взошла на ложе жреца, призванного служить только одному созданию на земле и небе – своей богине. Но в сердце Ла-Тимы больше не осталось места для мужа. И мир для Астемана сгорел, покрывшись удушливым мраком, точно так же, как и земля его оказалась погребенной под пеплом Иктуса. Виной всему был он, предавший и своего владыку и Златокрылую.

 - Прошло достаточно времени, - кашлянув, подал голос Бамин-Ат. – Мы все пережили трудные годы, полные отчаяния, молитв и покаяния. Тогда многим казалось, что смерть близка. Два года голода, мятежей, даже всеобщая ненависть к богам, которые отвернулись от своих детей, остались позади. Долгие месяцы холодных, губительных дождей прошли. Тьма рассеялась и мхары увидели солнце! Почему, почему именно сейчас, владыка, ты преисполнился жутью перед детьми Улха? Страхом перед грязными дикарями, едва освоившими письменность? А тот, пред кем трепещет могущественный господин Маакора – всего лишь семнадцатилетний мальчишка!

 - Мальчишка? Ты же понимаешь, святейший, что это временная отсрочка. Да и отсрочка ли? Он вырастет. Но, даже сейчас юный жрец обладает чудовищной силой, переданной ему Хэтом.

 Бамин-Ат учтиво поклонился:

 - Твоя мудрость велика, владыка. Тебе открываются знания, доступные только служителям богов.

 - В моих жилах течет кровь великих, – с досадой на неуместную попытку польстить ему, отозвался правитель. – Ты не забыл еще старого вождя малусов?

 - Нет, господин, - жрец опустил глаза. – В руках у этого человека оказался камень, ценнее которого нет даже за пределами Апикона.

 - И это единственная надежда предотвратить бедствие!

 - Ты говоришь о…

 - О том, чтобы вернуть его в Маакор!

 - Но кариатиты – камни детей Улха, – вмешалась Ла-Тима. – Так было изначально. Да, мхарам удалось завладеть одним из них. Но не это ли послужило началом вражды между нашими народами?

 Оба мужчины с недоумением и даже недовольством воззрились на госпожу Ва-Лераг. 

 - В твоих словах присутствует доля истины, моя дорогая, - сказал Астеман. – Камни были найдены Хэтом. Но имел ли он права на них? Кариатиты не могут принадлежать тому, кто стремится творить зло! Пусть они не властны ему препятствовать! Однако, рано или поздно, приведут такого человека к гибели, которой тот заслуживает.

 - Но камень очень привязывается к своему обладателю, любит его и имеет возможность помогать, – задумчиво проговорил Бамин-Ат, потирая подбородок. – Он связывает Кхорха с умершим вождем и тот руководит юнцом, как если бы сам был рядом. Я уверен, что прежний хозяин или дух его не успокоится, пока не вернет себе утраченный кариатит.

 - Наконец-то я слышу от тебя разумные речи, святейший, – правитель посмотрел на жреца одобрительно. – Теперь я вижу, что ты – мой союзник. И поэтому говорю тебе – мы должны объединить силы и первыми нанести удар.

 Служитель вздохнул и опустил голову.

 - Господин читает в моей душе, как в книге. Признаться, я и сам хотел предупредить тебя об опасности, идущей с юга. На мирном алтаре уже не раз появлялись знаки большой беды.

 - И ты молчал?!

 Жрец взглянул на него и неуверенно пожал плечами.

 - Что я могу?

 - И это говорит мхар? Мало того – верховный служитель Эморх? – голубые глаза правителя потемнели. – У меня достаточно воинов, чтобы задавить этого змееныша в его собственном гнезде!

 - Он не так слаб.

 - Да ты тоже боишься его, Бамин-Ат!

 Тот долго молчал и наконец, заговорил, но голос его был мрачен:

 - А что не дает покоя тебе самому, владыка? Я давно наблюдаю за тобой и вижу, что тяжелые думы терзают твою душу. Почему не поднял ты свои войска, чтобы уничтожить зловредное племя? Почему прибегнул к помощи эверцев и послал в пустыню человека, которому не мог доверять? Где была твоя мудрость, великий правитель Маакора? Неужели и, правда, надеялся ты откупиться малыми жертвами и заодно устранить соперника?

 Астеман молчал. Но Бамин-Ат и не ждал ответа. Оба они, как и их предшественники страшились взглянуть в глаза той правде, что открыл для своих потомков отлученный от храма жрец.

 - Кхорха не одолеть силой, - продолжил служитель. – Как не завладеть против его воли священным кариатитом.

 - По древнему пророчеству Маакор падет под властью Темного демона, – голос владыки задрожал. – Но я не могу смиренно ждать, когда погибнет мой народ.

 - Тогда пошли воинов, - сердясь, сказал Бамин-Ат. – Улхур уже существует. Я не знаю, какие силы помогли этому мальчику построить город за столь короткое время. Но поверь мне, господин – вокруг Иктуса прорыты уже многоуровневые подземные шахты, там уже живут люди, а в пещере Горон свершаются первые кровавые ритуалы!

 - Не буду спрашивать, откуда тебе известно это.

 - Мне открыл эту тайну кариатит.

 - Как горько слушать вас, - вновь заговорила жена правителя. – Потому что это беседа двух трусов. Неужели ничего нельзя сделать? Наши жрецы не менее слабы в магии, чем этот несчастный малус! Наши войска не малочисленнее войск улхурских рабов!

 - Что ты понимаешь в войнах и магии, женщина! Мой народ силен…

 - Только его правитель подсылает наемных убийц!

 - Молчи! – Астеман стиснул зубы. – Зачем разжигаешь ты гнев в моем сердце, Ла-Тима?

 - Хочу, чтобы ты защитил нас, – опуская глаза, тихо ответила она.

 - Я все решил, - сказал правитель. – За этим и пришел к тебе, Бамин-Ат. Знаю, ты одобришь мой план. Тебе, моя дорогая, он может показаться чудовищным, - он глянул на жену и улыбнулся. – Но, уверен, что это единственно правильное решение. Согласие тех, кто претворит мою рискованную идею в жизнь уже получено. Пути назад нет.

 - Мы услышим подробности? – поинтересовался заинтригованный служитель.

 - Да, – Астеман снова значительно посмотрел на Ла-Тиму, затем обратился к жрецу. – Не так давно ты говорил мне, что демону Иктуса будут служить шесть дев, а охранять их призовут самых сильных юношей. Догадываясь, какой строгий отбор придется пройти желающим попасть в таинственные подземелья, я задумал отправить в логово врага двух молодых мхаров.

 - Ты шутишь? – Бамин-Ат искренне рассмеялся. – Не думал, что мои откровения так подействуют на тебя. Но владыка забывает - Кхорх ненавидит нас так же, как мы ненавидим Кхорха. Этот мальчишка совсем не глуп и не слеп. Зачем ему брать мхаров?

 - Твоя магия поможет нам, достопочтенный, – все более воодушевляясь, продолжал правитель.

 - Ты плохого мнения о способностях малусов.

 - Я знаю твои!

 Жрец улыбнулся.

 - Только проникнув в пещеру Горон, - таинственно заговорил Астеман, отлично зная, какое впечатление произведут его слова, – мы сможем открыть сигиллу, что однажды уже пленила демона. Ты обязан сделать это, Бамин-Ат. Знаю, знаю! Семидесятилетнему старцу будет трудно стать юношей. Но это и не нужно! Храбрецы уже найдены.

 - Кто они? – спросила госпожа Ва-Лераг, сердце которой болезненно сжалось. – Кто эти храбрецы? Я умоляю тебя! – вдруг воскликнула она, поняв значение странного взгляда супруга. – Ты не будешь так жесток и не отнимешь у меня последнего!

 - Мы ещё станем гордиться сыном, – усмехнувшись, ответил он.

 Ла-Тима вскрикнула и, покачнувшись, закрыла побелевшее лицо руками, а Астеман властным жестом остановил готового броситься к ней жреца.

 Бамин-Ат замер, покачав седой головой. Потом, с сочувствием взглянул на госпожу и тихо произнес:

 - Что стало с твоей душой, мхар, если ты задумал такую страшную месть для тех, кого любишь?..                  

 

Глава 2

 Ему снова снился мучительный сон, который был когда-то кошмарной явью.

 … Уже забрезжил робкий рассвет, румяня небо на востоке, а Кхорх все сидел над неподвижным телом Хэта. Уже край золотого диска показался на залитом малиновым светом горизонте, а он боялся пошевелиться, держа на коленях мертвую голову старейшего. Кхорх оглянулся, поняв, как много времени провел возле бездыханного старика и вдруг испугался – солнце! Лучи его не должны касаться умершего. «Если ты убил ночью – новый день не должен видеть дело рук твоих». Так говорил вождь. А еще он говорил, что мертвого сложнее вернуть, если великое светило поднялось над ним. Нужно было спрятать тело. Спрятать. Там, где очень темно, куда не смогут проникнуть губительные лучи.

 …  Хэт явился к нему во сне, когда измученный мальчишка, ничего никому не сказав, прилег отдохнуть в пещере, согретый теплом костра. «Иктус очнулся, - сказал старик, испачканный землей, - ты уже принес жертву и не смеешь отнимать ее у богов!»

 Но Кхорх ослушался вождя! Он не хотел его смерти и не мог оставаться один! Извержение начнется не раньше следующей ночи – маленький малус не сомневался в этом. И у него оставалось еще время.

 … Кхорх до крови ранил руки, откапывая старика, плача и выговаривая слова, которые твердо запомнил, хотя и слышал лишь однажды. Он торопился. Свет багряной звезды, видной даже днем, тревожил его.

 - Завтра, только завтра, - повторял Кхорх. Но когда он осторожно стряхнул с грязного лица Хэта комья рыхлой земли, над пустошью раздался ужасающий вой.

 Мальчик вскочил, не понимая, кто мог породить такие жуткие звуки, но оказался опрокинутым внезапным подземным толчком.

 - Нет!

 Мягко осела почва, ставшая вдруг горячей. Попятившись, с ужасом глядя на то, как она поглотила старца, Кхорх поднялся на ослабевших вдруг ногах и, повернувшись, что было сил, бросился бежать…

 …Он бежал и падал и снова бежал.

 А потом, почувствовав что-то неладное, оглянулся и увидел, что так и остался возле земляной воронки, вобравшей в себя Хэта. Она углублялась, края ее все больше осыпались и проваливались. И там, внутри копошилось нечто живое, пытаясь выбраться…

 Вот показалась голова и руки…

 Кхорх задохнулся от захлестнувшего ужаса. И не мог пошевелиться, видя, как приближается к нему кошмарное существо, что  уже наполовину освободилось от земли. Лобастое, с белыми и жидкими лохмами на затылке и тонкими рожками, оно тянуло к мальчику худые, костлявые руки с неимоверно длинными когтями и щерило зубастый рот с тронутыми тленом губами. Осмысленно и жалобно смотрели глубоко посаженные подслеповатые глазки.

 - Ты обещан мне, - прохрипело оно. – Хэт вымолил у моего Господина твое право на рождение. Душа твоя была проклята и долго томилась в заключение, ее сотни лет мучили мои собратья, - существо подтянулось, перебирая верхними, неразвитыми двупалыми ручками и замотало головой на тонкой сморщенной шее. И снова вперило в него белесые глаза. – Ты, которого зовут теперь Кхорхом, станешь служить мне и я укреплю твой слабый дух и дам тебе власть, о которой может только мечтать смертный. А ты будешь приносить мне в жертву кровь себе подобных.

 Оно жадно сглотнуло и, подобравшись, последним усилием выпростало из земли уродливое тело… 

 Кхорх сел, вытирая капельки пота со лба. Согнувшись, поджав ноги и закрыв лицо руками, он какое-то время тихо раскачивался, успокаиваясь. Эти видения неотступно преследовали его со дня извержения Иктуса. Лишь чудом ему удалось тогда спастись. Или им уже управляло нечто, возымевшее теперь безграничную власть над душой. Так близко видели его глаза поднявшийся над землей белый столб пара. Кожу обжег жар яростного огня, что вырвался на свободу из темных недр земли. Но тогда ему не было страшно. Наоборот. Сердце охватил дикий восторг от вида чудовищной мощи стихии. Он все смотрел и смотрел, как демонически-разрушительная сила легко выталкивала в раскаленное небо огромные, горячие глыбы камней, как изливалась огненная лава, как рвались ввысь столбы едкого пепла. Кхорх был так близко, но наблюдал словно со стороны. Иногда ему казалось, что он парил над бурлившей бездной. И слышал голоса. … Потом ему трудно было вспомнить, как долго длилось все это.

 - Кхорх? – Стук в дверь его маленькой, темной комнатки, заставил его вздрогнуть.

 - Да, – отозвался он и быстро поднялся.

 Вошел Герех – богатырского телосложения малус, недавно назначенный жрецом. Он явился в Улхур полгода назад с далеких берегов Седых озер и сказал, что некий старец по имени Хэт мучает его во снах, требуя, чтобы их племя отправилось на восток, к Гефреку. Теснимый корнуотами бедствующий народ одобрил предложение молодого вождя и вскоре пополнил численность улхурцев. А сорокалетний Герех весьма близко сошелся со странным юношей, который именовал себя повелителем Сульфура и первосвященником храма Кэух-Арахна. Тот был напорист, умен и честолюбив, мечтая открыть однажды Жемчужные врата Ахвэма, что и сблизило его с тщеславным вождем с побережья. Но если Кхорху служили, безоглядно покоряясь душой, то заморский гость внушал уважение способностью быть убедительным.

 - Опять видел сон? – поинтересовался он, глянув в лицо друга.

 - Да, – признался Кхорх. – Я не понимаю, что хочет сказать мне Хэт, возвращая в день извержения, - он облачился в черный балахон и стянул его широким золотистым поясом.

 Двое сынов Улха внешне очень отличались друг от друга. Обладающий огромной физической силой Герех, хотя и был темноволос, как полагается малусам, но весьма своеобразными казались и серые глаза, и серовато-землистая кожа грубоватого лица, изуродованного оспинами. Он больше не носил косичек, как его соплеменники, гладко зачесывая густые волосы, во всем подражая первосвященнику.

 Подвижно-нервного и тонкокостного Кхорха никак нельзя было назвать красивым. Но в его заостренном лице с крючковатым носом, впалыми щеками, словно присыпанными мукой и в черных глазах под сросшимися бровями таилось нечто странно-привлекательное. Он выглядел старше своих лет из-за  высоких залысин и неизменно тяжелого взгляда и казался похожим на старика, что сумел остановить время, которое разрушает человеческое тело, как хрупкий кувшин.                                

 Герех усмехнулся, осмотрев его наряд.

 - А я не понимаю твоего стремления во всем равняться на маакорских служителей, – сказал он густым басом. - Мы – другие. И вера наша будет иной.

 - Зачем придумывать что-то новое, когда уже есть нечто - достаточно привлекательное, испытанное и правильное. К тому же, я не подражаю им. Их жрецы носят белое, я – черное, – Кхорх помолчал. – Моя болезненная тяга к религии мхаров не будет так досаждать тебе, когда они, попросту, исчезнут с лика земли и вера их будет поругана и забыта.

 - Ты твердишь мне это с самого первого дня нашего знакомства, но, ни на шаг не приблизился к намеченной цели, - проворчал миролюбиво Герех.

 - Неужели? – Черные глаза на секунду задержались на лице собеседника. Кхорх всегда был обидчивым.

 Жрец виновато вздохнул:

 - Хорошо. Ты построил лабиринт, и рассчитал все так, что мы можем дышать под землей. Наш народ больше не одевает шкур, не охотится на зверей, не дрожит от холода во время сезона дождей. Но, согласись, все это создано не твоими руками!

 - Зачем всё делать самому? – Кхорх приподнял брови, показав для убедительности свои тонкие ладони. – Что можно ими построить? Ничего. Улх помог мне. Ты видел священного змея малусов?

 Гереха передернуло.

 - Лучше бы не видел! То еще страшилище!

 - Тсс, – первосвященник прищурился. – Не говори так о могущественных существах. Они обидятся и покарают тебя. – И он разразился вдруг хохотом – хриплым, похожим на лай, чем весьма смутил жреца. – Ты видел лишь тень его, потому что слишком слаб и не можешь лицезреть истинные лики бездны.

 На рябых щеках малуса проступили красные пятна. И резкие слова уже готовы были сорваться с его губ. Но он сумел сдержать себя.

 Отсмеявшись, Кхорх подчеркнуто серьезно посмотрел на Гереха.

 - Ты правильно делаешь, жрец, что усмиряешь сердце. Я ценю это. Смотри, - он взял продолговатый предмет со стола, заваленного свитками. - Ты первым видишь его, если не считать Мастера. Это – жезл Власти!

 Продолговатый кровавик делил его на две половины: железная часть оканчивалась кариатитом, заключенным в серебряную спираль. Она сверкала огненно-красными письменами и украшена была морионом, черным агатом и ониксом. Другую, медную, венчал хризолит в золотой спирали. Синим огнем горели на нем таинственные слова, соперничая блеском с бриллиантами и гиацинтами, что украшали эту часть жезла.

 - Я впервые вижу такое, - жрец склонился над драгоценным изделием, рассматривая святыню. – Что здесь написано?

 - Имена всех богов. Темных и светлых, - Кхорх поднял жезл над головой. –  Самый ценный из камней вот этот кариатит. Подобный ему хранится в храме Эморх в Ахвэме, но скоро и он будет принадлежать мне! Арахн да поможет нам!  

 - Нас ждут в гроте Умбры, – напомнил Герех, доставая из-за пояса кожаный мешочек и высыпая из него на ладонь горсть зеленых камушков-амулетов на тонких золотых цепочках. – Сегодня будут избраны девы, достойные служить Кэух, – он поклонился, успев заметить тонко-ядовитую улыбку на лице первосвященника.

 - Пошли, - позвал он. – По дороге я покажу тебе новые шахты.

 - У властелина Сульфура грандиозные планы, - заметил жрец, когда они покинули скромное жилище Кхорха и оказались в просторном тоннеле, слабо освещенном редкими факелами.

 - Здесь будет очень красиво, Герех, - мечтательно произнес первосвященник и замедлил шаг. – Я превращу эти шахты в подобие прекрасного Ахвэма. Его призрачные видения давно пленили мою душу. Смотри! – он развел перед собой руками, как будто отодвигая невидимый занавес, и перед взором ошеломленного жреца возникли высокие стены из мрамора, где позолоченные полуколонны чередовались с нишами, в глубине которых мерцали опаловые фигурки обитателей бездны. Под арочными сводами, украшенными тяжелыми золотыми фризами в виде диковинных листьев, искрились чудные сферы, наполненные жидким зеленым огнем.

 - Откуда столько золота? – изумился Герех.

 Стоило ему произнести эти слова – волшебная картина померкла и исчезла.

 - Что это за шары? – глядя в сумрак шахты, продолжал он.

 - Улхурские светильники, – Кхорх вздохнул. – Секрет вещества, что наполняет их, мне открыл Хэт. Его знают и в Маакоре. А золото? Что, золото!  Им богата Кифра, а она уже преклонила колени перед господином Улхура.

 - Но кто исполнит все это?

 - Кифрийцы! – рассмеялся первосвященник. – Для чего же они появились в моих подземельях? Этот народ умеет создавать красоту. Многим из них открыты пути в города мхаров. Эти люди свободны! Но души их ничтожны и трусливы. Поэтому дети Золотого песка стали первыми рабами в Улхуре! Ну, что? Теперь, ты не будешь говорить мне, что я ничего не сделал, чтобы укрепить власть малусов на земле? Или вождю крошечного племени с бесплодных берегов Седых озер мало того, что видели его глаза? Следуй за мной, сын Улха! – свернув в первый проход, он повел жреца по темному и узкому проходу, и чем дальше они углублялись в его влажную темноту, тем тяжелее становилось Гереху.

 - Здесь так душно, - не выдержав, сказал он. – Куда мы идем?

 - Почти пришли, - раздался тихий голос спутника.

 Чернота впереди стала прозрачней, и вскоре они оказались в большой пещере, заваленной золотыми слитками.

 - Что это? – вновь не веря своим глазам, поинтересовался жрец.

 - Ответ на твой вопрос – подношения кифрийцев. Настанут времена, когда все народы Апикона принесут мне дары! Идем!

 Кхорх вывел Гереха через другой проход,  и у того дух захватило от необычайного вида. Стоя на широком, в два десятка шагов, карнизе, они могли видеть гигантский кратер Иктуса и длинный выступ-скалу, что торчал клыком из самой его середины.

 - Здесь будет храм Арахна! – с благоговением проговорил юный повелитель, простирая руки к кратеру.

 - Над пропастью?

 - Да! Да!

 Какое-то время они молча смотрели на то, что открылось им, и каждый видел свое. Перед  жрецом зиял нарыв земли, в котором клубился густой туман. А через эту мглу все отчетливее проступали очертания кокона, в котором шевелилось нечто живое. И оно просило завороженного Гереха впустить его в свою душу. А перед Кхорхом поднимались черные, в радужных искрах стены храма, оплетенного в нижней части окаменевшими щупальцами. В самом святилище чуть теплились огни, в полумраке мелькали тени, и блуждала невероятной красоты девушка, которая ждала его. Он видел ее нежное лицо и черные с поволокой глаза, от которых так больно и сладко трепетало сердце.

 - Вон там, смотри, - заговорил Кхорх, - проходят два верхних уровня города. Их я отведу  под хранилища и мастерские, где будут производить все необходимое для жизни под землей. Ниже я выстрою храмы, сокровищницы и школы.

 - Школы?

 - Да, места, где станут обучать священнослужителей, как в Маакоре, – охотно пояснил первосвященник. - Ниже займут свое место дома жителей Улхура – пять уровней. Всего же будет восемь.

 - Сколько? – удивился Герех. – Не много ли?

 - Нет! Их народится легион. И я должен сейчас позаботиться о том, где станут жить потом его дети. Понимаешь?

 - Марлоги? – жрец оглянулся, словно на самом деле боясь увидеть рядом странных существ, о которых рассказывал Кхорх – диких, неразумных, но послушных. – Да, я понимаю.

 - Никто не должен помешать мне достроить храм. Никто. Они тоже не могут, не понимают как, потому что боятся. Образ горы, что видят по всему Апикону, исчезнет, как только храм будет построен. Тогда они придут…

 - Кто? – Герех часто путался в мыслях друга, а тот только забавлялся, потешаясь над замешательством жреца. Но он не обижался, ведь находясь рядом с первосвященником, ему ясно виделись образы того, о чем рассказывал его юный повелитель. 

 - Мхары, – проговорил Кхорх немного отстраненно. – Они попытаются проникнуть в Улхур. Скоро. Очень скоро. Мне известно, что замышляют дети звезд. Ты же знаешь, что они приписывают себе божественное происхождение? – он засмеялся. – На самом деле у нас с ними общие предки. Аксумены. Но даже это не спасет мхаров! –  от его недавней веселости не осталось и следа. – Не мною начата эта война, но первые ее битвы принесут мне победу! – он мрачно взглянул на спутника и вспомнил:

 - Ты говорил, что нас ждут в гроте Умбры?

 - Да, господин. С запада пришло новое племя. И теперь у нас достаточно девушек, чтобы ты мог избрать достойных.

 Они вернулись в подземелья и долго петляли по лабиринту, пока не вышли, наконец, к нужному месту.

 - Иногда я боюсь потеряться здесь, - честно признался Герех, останавливаясь перед входом в пещеру. – Или встретить самого Улха, голос которого временами доносится до моего слуха.

 - Не бойся. Слушай сердце, - Кхорх постучал по груди открытой ладонью, как это делал старый наставник. – Слушай его всегда – оно не обманет.

 Он первым вошел в просторный грот, где собралось уже много народа. Молодые мужчины и девушки стояли отдельно вдоль противоположных стен, изредка перебрасываясь словами и взглядами. Все они сравнительно недавно оказались в Улхуре и нуждались в поддержке бывших соплеменников. Не смотря на то, что все, кто  присутствовал здесь, назывались малусами, выглядели они по-разному. Люди из племени Илеха выделялись рослостью и обилием украшений из камушков и звериных зубов, нанизанных на нити, которые были везде – на руках, груди, ногах и голове. Пришедшие с Хоругом отличались от них прическами из множества косичек. Горцы племени Хуруха кутались в шкуры, которые спасали от промозглых горных ветров, что свирепствовали над мысом Бонши. Объединяло их, пожалуй, одно – всё в Улхуре  виделось им новым и странным, потому что откуда бы ни явился каждый из них, жизнь под землей казалась невозможной и трудной, потому что лишена была солнца.

 При появлении высокого худого юноши в черном, разговоры сразу смолкли. С Герехом  многие были уже знакомы - одни знали его, как вождя, другие, как жреца Кэух, который встречал приходивших у южного входа в подземелья.

 - На колени перед властелином Сульфура! - грозно произнес он.

 Люди повиновались, а Кхорх прошел в центр пещеры и повернулся к притихшим и смущенным девушкам.

 - Поднимитесь.

 Они послушно встали, опуская глаза перед давящими взорами повелителя.

 - Все вы уже знаете о требованиях к девам, которых мы станем называть невиллами, или теми, кто будет служить Темной Кэух. И для начала я попрошу тех из вас, кто, не имел мужа, но позволил себе прелюбодеяние, выйти ко мне. Лучше сделать это добровольно, пока я сам не обличил вас во лжи. Никого?

 Взгляд его задержался на девушке, внешность которой имела необычные для малуса черты. Кожа ее казалась слишком прозрачной и нежной, будто не знала ни знойного солнца Хасы, ни солено-колючих ветров Седых озер, миндалевидные глаза – слишком светлыми, а не смолисто-грозными и огромными, как у большинства других. Волнистые, с медовым отливом волосы (не черные или пепельные) собраны были в тяжелую косу. На тонких запястьях красовались гиацинтовые  браслеты, что говорило о принадлежности к богатому роду.

 - Назовись, - приказал первосвященник, и по толпе мужчин пронесся слабый возглас изумления. Те, кто хорошо знал дочь Ивлаха, поразились странности происходящего, потому как красавица Лемаис слыла неприступной гордячкой, и отвергла ни одного претендента на сердце.

 Девушка вспыхнула, но выступила вперед, прямо взглянув в лицо господина, который, как показалось многим, сейчас обвинял ее в греховном пороке.

 - Я – Лемаис, - проговорила она и вскинула голову. – Моего отца звали Ивлахом.

 - Кто были твои предки? – спросил Кхорх чуть дрогнувшим голосом, плененный необыкновенной красотой ее глаз, что напоминали переливчатый блеск серого камня, с магической игрой сине-зеленых искр. Да, она была удивительно похожа на его видение! Но все же не той, что владела сердцем юного первосвященника.

 - Мою прабабку взял силой чужеземец.

 Дочери Улха в большинстве своем обладали внешностью, высоко ценимой среди народов Апикона и диких племен Энгаба. Стройные и выносливые, искусные охотницы и рыболовы, они отлично чувствовали себя и в знойной пустыне, и в воде. Многие из них редко уступали мужчинам в ловкости и силе. Обладая кротким нравом, но наделенные неистощимой тягой к познанию окружающего мира, эти представительницы прекрасного пола нередко оказывались пленницами чужеземцев, которые не гнушались брать в жены черноглазых, смуглых красавиц-дикарок. Но не редко случалось так, что женщины-малусы чахли в неволе и рано умирали, до конца преданные своей земле и своему народу.   

 - Я вижу, кровь твоя не чиста, - вновь заговорил Кхорх, но теперь голос его был тверд. – Но сама ты ни в чем не повинна перед Кэух, и так красива, что станешь ее любимой служительницей. Я, первосвященник Великой и Темной, называю тебя невиллой, дочь Ивлаха, – он легко коснулся ее лба рукой. Лемаис вздрогнула и побледнела, чувствуя, как горячая волна обожгла ровно бьющееся сердце.

 - Подойди, - подхватил Герех, и когда она приблизилась, надел ей на шею амулет из прозрачного изумруда. – Будь всегда чиста, как этот камень и невинна, потому, что только непорочные могут носить его и служить Кэух.

 - Пощади, господин! – закричала девушка, до этого с неприязнью смотревшая на вновь избранную. – Может ли та, что завлекала в свои коварные сети наших женихов, теперь называться невинной? – Она упала на колени и подползла к первосвященнику, пытаясь ухватить его за одежду.

 - У тебя был жених? – поинтересовался Кхорх и нахмурился, окидывая взглядом хрупкую фигурку, едва прикрытую кусками шкуры. – Сердце твое отдано земному мужчине, поэтому, сама ты не можешь стать невиллой. Встань и пройди туда, – он махнул рукой в сторону дальнего угла. Потом вдруг резко обернулся к мужчинам, среди которых  послышались сдержанные смешки. Его тяжелый взор скользнул по лицам малусов.

 - Вам весело?

 - Прости нас, господин! – с подчеркнутой покорностью в голосе проговорил плечистый, подтянутый мужчина с ожерельем из волчьих клыков на шее и шкурой барса на узких бедрах. Его длинные светлые волосы были заплетены во множество косиц, а часть их собрана на затылке. Он пришел с теми, кто не пожелал отправиться в Улхур вместе с Герехом, своим вождем.

 Первосвященник напряженно всмотрелся в черты говорившего.

 - Как твое имя? – спросил он, скрестив руки на груди.

 - Хоруг, - ответил тот. - Я сын Риха, – он бросил быстрый взгляд в сторону жреца, но на спокойном лице того не дрогнул ни один мускул, хотя именно Герех случайно убил его отца на охоте, а сам стал вождем. Единственный сын старейшего был тогда слишком мал, а Герех являлся его ближайшим родственником. Теперь мальчик вырос. И как ни крепился жрец Кэух, душа его дрожала при виде Хоруга, такого похожего на отца. Как будто снова видел Риха: те же светлые глаза и золотистая щетина на широких скулах, тот же мягкий рисунок полных губ, и даже ямочка на подбородке.

 - Подойди, - позвал Кхорх и долго смотрел в глаза юноши, так долго, что у того закружилась голова. – Я ничего не вижу в тебе, - раздраженно сказал он, отстраняясь. – Ты заслуживаешь изгнания из Улхура, если бы не испытание, что уготовано всем вам. Пройдешь его – воля богов, ты станешь избранным Стражником; нет – моя воля, Кэух заберет твою душу в черную бездну.

 - Согласен, - легкомысленно ответил Хоруг.

 - Мне приятна твоя храбрость, сын Улха. Ну, что же, слова сказаны. Герех проводит  отважных малусов к Млечным гротам, и тот, кто сможет добраться до подземного озера Хелл, будет провозглашен Стражем.

 - Что станет с теми, кто не найдет выхода? – подал голос еще один малус – высокий, темноволосый, поджарый, с яркими чертами лица и открытым взглядом.

 - Как тебя зовут? – поинтересовался Кхорх.

 - Лахвар, господин. Я с мыса Бонши.

 - Всех заблудившихся, конечно, найдут. Но позволь узнать: ты задал этот вопрос в заботе о других, или боишься за свою шкуру, Лахвар?

 - Скорее, сочувствую другим, - смело ответил тот. – Я уверен в себе.

 - Хорошо, сын Улха, - первосвященник повернулся к девушкам.

 А жрец, пряча хищную улыбку, повел молодых людей к лабиринту, выход из которого не смог найти он сам, и был спасен довольным своей затеей Кхорхом.

 - Ты, - первосвященник, оставшись без поддержки Гереха, утратил интерес к церемонии выбора невилл, и невнимательно ткнул пальцем в черноволосую смуглянку, как-то по-особенному затравленно прятавшую глаза. – Назовись.

 - Инелис, дочь Пруха, - она вышла к нему и низко опустила голову.

 - В душе твоей я вижу страх, - с легкой нотой брезгливости в голосе произнес Кхорх. – Чего ты боишься?

 - Я  видела многое в хижине старой Сильхи, меня не испугать рассказами о магии повелителя Улхура, пусть слухи о нем идут по всей земле Апикона. Но само это место теперь внушает мне ужас.

 - Зачем же ты здесь?

 - Мое племя пришло на эту землю.

 Кхорх снова осмотрел стоявшую перед ним уже более внимательно. Она была отлично сложена и изящна, и если бы не резко-нервные движения, казалась бы безупречно прекрасной. Такие, даже годы спустя не утрачивают красоты, и немилосердное время лишь бережно трогает их, жалея безупречные черты.

 - Разве твои родные не хотят, чтобы одна из их семьи удостоилась высокой чести служить богине?

 - Они не знают иных богов, кроме духа Улха, – Инелис робко взглянула на говорившего с ней юного владыку.

 Он усмехнулся.

 - А ты сама? Есть ли в твоем сердце желание начать другую жизнь?

 - Могу ли я? – девушка вновь опустила голову, так что длинные волосы закрыли лицо.

 - Я, первосвященник Кэух называю тебя невиллой, дочь Пруха.

 Он помрачнел вдруг, останавливая пронзительный взор на стоявшей у самой стены.

 - Выходи.

 Та подчинилась, выступив вперед и уже не пряча заалевшего лица.

 - Зачем ты пришла сюда? – со странной враждебностью спросил первосвященник.

 - Чтобы другие не узнали…

 - О чем?

 Девушка молчала, словно обратившись в статую. Она понимала уже, что тайна ее раскрыта и наказание неизбежно. Но ей было бы проще принять смерть, чем признаться в позоре, который она допустила, уступив нежным речам молодого малуса.

 - Ты хотела обмануть не меня –  богиню, которая не терпит лжи от тех, кто приходит и желает служить, – Кхорх поднял жезл и с силой вдавил серебряную спираль в млечную белизну её груди.

 Девушка закричала, отпрянув и с ужасом глядя на проступившее на нежной коже кроваво-красное клеймо. Закрыв лицо руками, и опустившись на колени, она горько  расплакалась.

 - Кто еще из нечистых дев хочет испытать гнев Кэух?

 Только одна из девушек, чернявая и очень хорошенькая, отважно подошла к заклейменной и с вызовом посмотрела на Кхорха.

 - Я тоже должна разделить участь Беллит, - хриплым от скрытого страха голосом произнесла она.

 - Твоя смелость спасла тебя. Помоги ей, - первосвященник кивнул на плакавшую. – И отойдите от тех, в ком осталось еще чистота, - глаза его снова обратились к притихшей толпе.

 Следующими были вызваны Мейис, дочь Бавуха, Тейнет и Крорис, дочери Саха, а затем и Дельви, внучка Сильхи, про которую Кхорх уже слышал.

 - Неужели и ведьма с побережья пожаловала в мои подземелья? – усмехнулся он, осматривая ее наследницу цепким взглядом.

 - Нет, - ответила она, - бабушка осталась одна и посылала проклятья мне и моим родителям.

 Пятнадцатилетняя девчушка доверчиво обратила влажные глаза на того, которого ее бабка звала не иначе, как «пауком, плетущим паутину для всех детей Улха». Она была прелестна красотою юной свежести, не больше, и к тридцати годам непременно стала бы походить на высохший плод, рано сорванный и брошенный в сырую землю.

 - Сильха научила тебя многому, - сказал Кхорх. – Покажи мне силу древней магии.

 Дельви бесстрашно прошла к центру пещеры и оглянулась на подруг, после чего протянула маленькие, по-детски нежные ладошки к темным сводам. Глаза ее закрылись, а на губах появилась мечтательная улыбка.

 - Смотри, господин! – она плавно развела руки в стороны.

 Не размыкая век, юная ведьма зашептала слова заклятья и, повинуясь тонкому голоску, поднялась вокруг неё пылевая завеса. Медленно вращаясь, набирая силу и наливаясь чернотой, вихрь сокрыл заклинательницу от взоров наблюдателей. Голос Дельви возрос, и движение пылевого столба усилилось. Воздух в гроте нагрелся и потемнел, временами высвечиваясь голубоватыми всполохами.

 - Явись! – выкрикнула она.

 Стены вихря распались, взорвавшись удушливо-смрадной волной и отбросив испуганных девушек к стенам. Первосвященник отпрянул, закрывшись полой плаща.

 По пещере прокатился трескучий хохот.

 - Кхорх? Кхорх!

 Он опустил руку. Вместо милой девочки, щеря в кривой ухмылке беззубый рот, на него смотрела горбатая старуха.

 Тряхнув головой, первосвященник поднял жезл, направляя его на странное существо. Фигура Сильхи подернулась дымком и перед изумленным Кхорхом вновь предстала Дельви.

 Он рассмеялся и на мгновение склонил перед довольной заклинательницей голову:

 - Ты удивила меня. Отныне, ты – невилла.

 Еще одна счастливица присоединилась к маленькому сонму дев и ощутила на себе легкое касание перстов первосвященника Кэух, а вместе с тем – манящий, холодно-завораживающий, пусть и совсем слабый зов темной бездны, повелителем которой он был. Вновь избранные, стоявшие теперь против тех, кого не оценил юный властелин Улхура, несомненно, гордились собой. Гордились той честью, о которой говорил Кхорх, не понимая, что станут лишь первыми из череды тех, что будут отданы кровожадной богине. 

 

Глава 3

 Герех молчал до самых Млечных гротов и заговорил только перед входом в пещеру, которая сочилась белесым туманом.

 - Желаю удачи! – он оглянулся на участников и широко улыбнулся.

 - Скажи честно, жрец, - недобро глядя на него, поинтересовался Хоруг, - что угрожает нам в этих лабиринтах? Неужели господин Кхорх тайно желает извести свой народ и отправил самых лучших в логово какой-нибудь твари? Да еще забыл дать им в руки оружие, пусть даже самое плохенькое?

 - Ты всегда любил поговорить, - хмыкнул бывший вождь, открыто встретив неприязненный взгляд сына Риха. – Там тебе мало поможет это умение.

 - А ты никогда не мог отвечать на прямые вопросы, Герех, - подхватил Хоруг, насмешливо приподняв бровь. – Надеюсь, это нравится твоему повелителю.

 - Я не знаю тебя, жрец - вмешался в разговор еще один участник состязания, - но этот малый говорит правильно.

 - Тут еще есть трусы? – повысил голос Герех и сердито свел широкие брови. – Тот, кто боится – пусть откажется и вернется к своим родным, которые до конца жизни станут насмехаться над ним, – он удовлетворенно кивнул, поняв, что желающих уйти не нашлось. - Тогда – вперед. Но прежде, послушайте маленькое напутствие. Главная цель состязаний – озеро Хелл. Но добраться до него непросто. Поверьте, я не смог, - жрец осклабился, вновь окинув насмешливым взором стоявших перед ним соплеменников. – Чтобы немного облегчить вашу и без того трудную задачу, милостивый Кхорх позаботился о том, чтобы вы знали куда направляться. Галереи и гроты, которые нужно пройти, освещены ровно настолько, чтобы вы скорее освоились и выполнили все, что задумано первосвященником. Задача проста – пройти препятствия, что будут появляться на пути. Это все. Удачи, - он отошел и легко поклонился, не скрывая злорадства.

 Один за другим, малусы вошли в пещеру, которая охотно поглотила их в туманном чреве.

 Двадцать семь человек начали долгий путь по длинному лабиринту. А там, во влажных и насыщенных токами страха глубинах, уже подстерегали их опасные сюрпризы.

 … - Хоруг? Хоруг! – Голос тонул в прохладной пелене, не достигая того, к кому взывал. Маух шел достаточно долго и давно уже отстал от других. Ему было страшно, а отчаяние, что завладело душой, оказалось плохим помощником. Малус останавливался, кричал, вновь шел вперед, но ощущение полнейшего одиночества и безысходности становились все настойчивее. Он заблудился.

 - Где вы все?! – собственный голос внушал уверенность совсем ненадолго.

 И как могло получиться, что Маух – охотник с превосходным чутьем, забылся, потеряв из вида спутников. Ведь и сам он вполне был согласен с советом Хоруга держаться друг друга, слушать шаги, быть предельно осторожным и внимательным. Он кожей чувствовал нечто враждебное, что таилось в тумане. Оно ждало. И может быть – его…

 По началу, Маух усердно прислушивался к тонкому, едва уловимому журчанию воды, что стекала по стенам, ловил легкие шорохи и дыхание людей, видел их неясные образы впереди. Каждый звук оседал на сердце, рождая чувство зыбкой нереальности. Может, оно и усыпило Мауха?

 «Идем только прямо! – сказал Хоруг у входа. – Среди нас нет немощных, но если кто попадет в беду, ему нужно помочь. Держитесь друг друга. Один в поле – не воин. Сейчас мы безоружны, а значит – уязвимы».

 Маух замешкался лишь на мгновение, натолкнувшись на крупный камень. Остановился и в раздражении оттолкнул его с дороги. Но этого оказалось достаточным, чтобы густой, обволакивающий туман непостижимым образом пленил его, оборвав тонкую нить с соплеменниками. Он остался один. Совсем один!

  Кто шел впереди? Рехум? Одрух? Сахулл?

 «Вас найдут», - всплыли в сознании слова первосвященника, сказанные неприятным, будто надтреснутым  голосом. Почему тогда это показалось ему неважным? Или само обещание не звучало достаточно искренне?

 Когда найдут? Кто найдет? Кто?..

 Низкий, угрожающий рык какого-то зверя раздался совсем близко. Маух остановился, озираясь и пытаясь определить, откуда исходил звук. Но вновь стало тихо. Так тихо, что сорвавшаяся с камня капля воды разбилась с оглушительным всплеском. Но это была не безмятежная тишина - в ней прятался кто-то! Выжидая, невидимый хищник не торопился себя обнаруживать. Стараясь не шуметь, Маух отодвинулся к стене. Чутье охотника подсказывало - его выслеживает большой зверь. Но что делать, малус не знал и все, что мог сейчас - не позволить твари напасть сзади. Он должен увидеть лик врага перед смертью! А в том, что существо нападет, Маух не сомневался…

 Так вот она – награда? Вот чем должно закончиться испытание? Прижавшись спиной к мокрой стене пещеры, он замер. Если тварь ждет, чтобы отобрать жизнь, можно только отсрочить миг смерти. Или убить самому. Голыми руками…

 Медленно потекло время. Вокруг скользили волны тумана, собираясь в причудливые формы. Звонко разбивалась о камни вода - где-то совсем рядом. Оно тоже было рядом - иногда Маух явственно слышал утробное рычание. И не выдержал. 

 - Ну, где ты?! – закричал он.

 Внутри него образовалась пустота, наполненная холодной белесой зыбью, которая поглотила все, оставив только страх. Страх, который распирал, вздувался, не давая возможности думать, дышать, чувствовать.

 - Чего тебе надо от меня? – Маух оторвался от стены и шагнул вперед.

 Ничего. Все та же настороженная, скрывающая что-то тишина…

 И, отчаявшись, он побежал – вытянув руки, ничего не видя, желая только укрыться от того, кто подстерегал в тумане. В какой-то момент, Маух уже поверил в удачу. Но, оглянувшись и потеряв равновесие, споткнулся и упал. Чувствуя, как обмирает сердце, он из последних сил рванулся вперед. Поздно! Мощные челюсти сомкнулись на щиколотке, и его легко, будто большую, тряпичную куклу поволокло по каменистому полу пещеры…

 - Что это?

 - Что?

 - Мне послышалось, кто-то кричал.

 Хоруг остановился и поднял руку.

 - Ты уверен, Вахр? – спросил он тихо.

 - Кажется.

 - Казаться не должно. Пусть скажут другие.

 - Маух пропал, - отозвался кто-то, скрытый туманом, передавая по цепочке тревожную новость.

 - Плохо, - глухо произнес сын Риха. – Нужно вернуться. - Он двинулся назад, но к нему уже спешили с новыми вестями.

 - За нами закрылся проход! – столкнувшись с ним, быстро проговорил Тавлух,  – Да, мы слышали крики Мауха и решили помочь, как ты говорил, но стоило мне сделать всего несколько шагов назад – прямо перед моим носом опустилась стена! – он помахал у своего лица для большей убедительности и тут же с опаской оглянулся. – За нами следят…

 - Возможно, - Хоруг нахмурился. Он поверил Тавлуху, не смотря на то, что тот был еще тем выдумщиком. – Мы не просто гуляем по этому лабиринту. Это испытание. И, похоже, для одного участника уже все закончилось. Пути назад нет.

 - Путь этот закрылся с той минуты, когда каждый из нас принял в душе решение стать Стражем, - ответил ему малус, стоявший невдалеке.

 Сын Риха бросил на него внимательный взгляд, отметив про себя и шкуру барса на  мощных плечах, и мускулистые ноги, и амулет из лунного камня.

 - А кто ты? – спросил он. – Из какого племени? Кто твой отец?

 - Меня зовут Фархусом, - сказал тот. – Я из племени Хуруха, с мыса Бонши. Моего отца звали Зехут.

 - Разве горных малусов не уничтожил крылатый народ?

 - Как видишь! Мы с Лахваром остались. Да еще несколько стариков с нами.

 Хоруг задумчиво потер лоб, вспоминая, когда и как появились эти двое в Улхуре. 

 - Это так важно для тебя? – поинтересовался вдруг Фархус, пристально глядя на озадаченного сына Риха.

 Тот отмахнулся:

 - Нет. Если кто-то решил погибнуть в лабиринтах, и для этого прошел через перевалы Гефрека, какое мне до этого дело? Идем. 

 Они двинулись дальше, и шли достаточно долго. Но каждый из них понимал - это только начало и нужно быть начеку. В достаточно узкой пещере было темно и влажно.

 Хоруг остановился.

 - Тихо всем! - шикнул он. – Слышите?

 Мягкий плеск волн возвестил о близости водоема.

 Осторожно ступая, сын Риха сделал несколько шагов и вошел в теплую воду.

 - За мной.

 Остальные последовали его примеру и вскоре все участники состязания брели по  широкому проходу, затопленному грязной водой. Факелы, что крепились под самыми сводами, теперь достаточно освещали его. Туман поредел, и люди могли  видеть саму галерею, уходящую далеко вперед, ее стены, свод в причудливых наростах, и торчавшие из воды копья сталактитов. Дышалось здесь свободней и многие почувствовали облегчение. Первый этап и менее удачливые соплеменники остались за каменной стеной, и о них никому не хотелось вспоминать. Это мешало просто идти вперед.

 - Как хочется пить, - жалобно произнес Рехум, травник из племени Хэта. Ему недавно исполнилось восемнадцать и, собираясь в Улхур, паренек уже видел себя героем-победителем и отважным стражником прекрасных дев. Но теперь иллюзии остались в прошлом. Действительность оказалась грубой и беспощадной, и Рехум надеялся только на одно – если не добраться до цели, то умереть быстро и безболезненно. Он шел чуть позади Хоруга и поэтому чувствовал себя в большей безопасности. Если бы не жажда! Устав страдать, он свернул в сторону и направился к колоннам со стекающей по ним водой – она  казалась такой манящей и чистой. За рядом столбов пол обрывался и сероватая водяная  воронка  устремлялась в пролом. Стараясь не смотреть на опасный водоворот, Рехум набрал в ладони немного жидкости и вдруг отпрянул, увидев совсем рядом уродливую длинную голову ящера.

 - Назад! – крикнул Дрэвх, который тоже заметил чудовище. Он успел схватить за меховую жилетку падающего навзничь травника и даже попытался оттащить его подальше.

 Каскад брызг, поднятых драконом, накрыл их. Выскочившая из-за колонн тварь нависла над людьми, но не торопилась нападать, показывая себя во всей своей безобразной красе. Она была огромной, в три человеческих роста, с сильными, когтистыми лапами и продолговатым телом, покрытым зеленоватыми щитками. Загривок чудища покрывали ороговевшие загнутые наросты.

 - Бежим! – гаркнул пришедший в себя Хоруг. – Бежим!

 К Рехуму вернулись силы. Он повернулся и бросился следом за Дрэвхом.

 Тяжело опустившись на передние лапы, ящер встряхнулся, следя красными глазами за испуганными людьми. Опустив голову к самой воде, он прислушался к чему-то, и издал короткий, утробный рев…

 Чудовищный марафон продолжался долго. Первым упал Евх - свалился в воду, едва не захлебнувшись. Он с ужасом слышал за спиной грозное сопение и приподнялся на руках, в отчаянии пытаясь уползти. Но монстр, играя, ловко прижал его онемевшие ноги лапой и издал над жертвой победный рев.

 Эхо звериного торжества достигло людей, измотанных погоней.

 - Хватит! – Лахвар остановился и перевел дыхание. – Я буду драться!

 - Рехнулся? – Фархус вернулся, хватая друга за руку. – Я приказываю тебе – вперед! Только бегство спасет нас от этого чудовища! Очнись! Выносливость – это и есть смысл испытания.

 - Пусть демоны мести покарают Кхорха! – выкрикнул Лахвар.

 - За мной! Оставь проклятия на потом!

 - Я не могу, понимаешь? – он уперся и очень серьезно посмотрел в глаза Фархусу. – Мои силы на исходе, а что говорить о тех, кто давно отстал? Их ждет смерть от зубов твари, которая просто забавляется с нами! Да, друг?

 - Хорошо, - тот, как будто тоже принял решение. – Идем.

 Они повернули назад, с тревогой глядя на людей, которые уже не бежали, нет, они еле волочили ноги и все оборачивались и оборачивались…

 - Может, стоит позвать Хоруга?

 - Пусть спасает свою ценную шкуру, - едва Фархус произнес эти слова, дрогнул каменный пол, а сверху осыпалось облако пыли.

 - Осторожней!

 Массивная плита поползла вниз, перегораживая проход.

 - Скорее! – крикнул Лахвар, понимая, что глыба опустится гораздо быстрее, чем до нее доберутся отставшие участники. – Поможем!

 Пригнувшись, он пробежал под плитой, но Фархус успел удержать его.

 - Нет! Ты никого уже не успеешь спасти! – крикнул он и из последних сил рванул его к себе. Оба, не удержавшись, свалились в воду. А каменная дверь встала на место.

 - У нас другая задача, Лахвар, ты не забыл? – поднимаясь, зло поинтересовался горец. – За мной!

 - Что у вас? – к ним уже спешил Хоруг и еще несколько человек, что, как привязанные уже не могли без него обходиться.

 - Там остались люди! – сердито сообщил Лахвар.

 Сын Риха остановился, окинув взглядом стену:

 - Одно обнадеживает – дракон остался запертым, - он согнулся и ухватился за колени, с трудом переводя дух.

 - А там с ним люди, которые были твоими сородичами! Он сожрет их!

 Хоруг поднял голову, тяжело и мрачно уставившись на горца.

 - Ты хочешь, чтобы я пробил эту плиту своей башкой и разделил их участь?

 - Хватит, - Дрэвх опустился в воду. – Поберегите-ка силы. Вижу, первосвященник придумал для нас те еще забавы! – он сбросил меховую телогрейку, отшвырнул ее прочь, и с наслаждением ополоснул лицо и плечи. – Думается мне, пришло время немного отдохнуть.

 - Согласен с тобой, - устало проговорил еще один малус, тридцатилетний Сахулл, бывший  когда-то лучшим охотником в племени Гереха, о чем красноречиво говорило ожерелье из зубов леопарда на его груди. – Неизвестно, что ждет нас дальше, но клыков ящера нам удалось избежать, - глянув на Дрэвха из-под широких, бесцветных бровей, он почесал свою огненно-рыжую голову и смачно сплюнул. - Предлагаю отдышаться и двигаться дальше.

 - Сколько нас осталось? – поинтересовался Хоруг и тоже сел в воду.

 - Девятнадцать, - отозвался Фархус.

 - Хотел бы я сейчас взглянуть в лживое лицо жреца, - раздраженно проговорил Иманиус, маленький, круглолицый и улыбчивый сын Улха из племени Илеха.

 - Я надеюсь, у тебя будет такая возможность, - отозвался Хоруг, а сам вдруг подумал о том, кто из них, измученных бегством, имеет шансы добраться до Хелла.

 Сахулл и Дрэвх? Пожалуй. Как удачливые охотники, ловкие, сообразительные и умные, эти ребята могли справляться с трудностями. И если сумели вынести затяжную пробежку по воде – значит, на них можно поставить.

 Пытливый взгляд его снова остановился на горцах. Худощавый, жилистый Лахвар уже проявил себя, как неравнодушный человек. Таких как он судьба вознаграждает, в конце концов. В его же друге чудилась какая-то скрытая сила, даже властность. Трудно было смотреть в непроницаемые, как заслоны, глаза Фархуса и выдерживать его пронизывающий взгляд. Хоруг почему то верил – такому удастся обойти  приготовленные Кхорхом ловушки.

 Кто еще? Алемах, Габиус, Парх? Он хорошо знал людей из своего племени. Но испытание с водой может оказаться не самым трудным. Что тогда? Сумеет ли сам он выстоять, не потеряв лица в этой схватке с жизнью перед угрозой смерти?

 Сын Риха поднялся.

 - Идем. Если этот жестокий человек оставил нам хоть маленький шанс на победу – мы не  должны упустить его…

 Все немного отдохнули, но не воспряли духом. А впереди снова была галерея, полная сюрпризов. Они снова брели по воде, уже не замечая, что ее становится все меньше, а проход сужается. Но пройдя еще с полсотни шагов, малусы вошли в неглубокую и сухую пещеру. Неровный свет факелов скользил по стенам, рождая тревожное чувство.

 - Родник! – Дрэвх увидел источник, вытекающий небольшим водопадом прямо из стены и, не задумываясь, первым  отведал сладкой, колюче-холодной водицы. – Надеюсь, не отравленная, - добавил он, утираясь. – Советую не пить слишком много – идти будет тяжелее. Ну, кто следующий?

 Люди утолили жажду, и позволили себе еще чуть-чуть отдохнуть и обсохнуть. И снова двинулись дальше.

 - Путь к роднику отрезан, - подытожил идущий в арьергарде Одрух. Он оглянулся, прислушиваясь к характерному, продолжительному и гулкому звуку. В его больших, серо-зеленых глазах мелькнула тень досады.

 - Милостивый Кхорх позаботился и об этом, - отозвался Вахр. – А вот факелов он на этот раз пожалел.

 Место, где они теперь  оказались, и в самом деле было плохо освещено. Но идти стало легче, хотя воздух не отличался свежестью.

 - Чем это пахнет? – Вахр принюхался и фыркнул.

 - Тише! – Одрух медленно наклонился вперед, рассматривая что-то у себя под ногами. – Здесь змеи.

 - Ты… уверен? – тихо переспросил Вахр.

 - Двигайся осторожнее.

 Впереди тоже произошла заминка.

 - Крайт, - тихо проговорил Одрух, заметив скользнувшую в щель полосатую змею.

 - Нет! – вскрикнул Вахр. – Не уходи, я… боюсь.

 - Не надо. Просто, не отходи от меня и смотри внимательно. Они не нападают сами, если не разозлить их, - он подумал, сообщать ли напуганному юноше о том, что крайты безопасны днем. Но, поди знай, что на уме у этих, живущих в постоянном сумраке.

 - Ты, кажется, знаком с такими тварями? - негромко спросил Хоруг, когда Одрух подошел ближе, и кивнул в сторону прохода: – Там их тьма. Весь пол рябой. Что будем делать?

 - Не знаю, - честно ответил змеелов, когда-то ловивший гадов для ведьмы, которая занималась ядами. – Мне надо посмотреть на них, - он снял с плеч шкуру и пояс и обмотал себе ногу. – Кто-нибудь пожертвует своей одеждой?

 Хоруг стянул с себя телогрейку:

 - Зачем тебе это? - спросил он.

 - У крайтов короткие зубы и они не прокусят шкуру.

 - А если… прокусят? – дрожа, подхватил Вахр.

 - Я умру очень быстро, - бесстрастно ответил Одрух, умевший держать себя в руках, и больше не тратя времени на разговоры, решительно прошел к галерее, где кишели гады.

 Не колеблясь, Хоруг направился за ним.

 - Что? – шепотом поинтересовался он, с брезгливостью глядя на живой шевелящийся ковер.

 - Они не опасны сейчас, - ответил Одрух и оглянулся на сына Риха.

 - Уверен? – переспросил тот.

 Змеелов плавно двинул ногой, и уютно свернутая кольцом змея, лениво разомкнула черно-желтое тело, отползая прочь.

 - Все такие послушные?

 - Мы не узнаем, если не рискнем. Нам с тобой придется пройти первыми и вернуться. Тем, кто боится, лучше закрыть ноги.

 Они так и сделали: благополучно добрались до конца змеиной галереи и прокрались обратно. Другие мужчины, затаив дыхание, напряженно следили за храбрецами, понимая, как сложно будет повторить их подвиг.

 - Идешь первым, - сказал змеелов Хоругу, стягивая с себя шкуры и бросая их Вахру. – А ты – со мной. Все, кто уверен в себе, пусть отдадут одежду тем, которые сомневаются. И последним лучше признать это сейчас. Готовы?

 Никто не отозвался. Один за другим, люди двинулись за неизменным своим предводителем, начав отсчет самому короткому и самому продолжительному и опасному  путешествию, которое когда-либо выпадало на их долю. И если первые уже почти достигли спасительной стены, знаменующей окончание жуткого напряжения, последние только начинали путь среди гибких, холодных тел полосатых гадов, этих живых воплощений быстрой и безжалостной смерти.

 - Не бойся, - ровным голосом повторял время от времени Одрух идущему впереди Вахру. Он чувствовал ужас юноши и понимал, как он мешает ему. Но почти успокоился, когда до спасительной стены оставалось не больше тридцати шагов. Запоздало и совсем, казалось, некстати мелькнула мысль о том, что бедный Вахр уже находился бы в безопасности, доверься он Хоругу.

 Может быть подопечный его лишь на мгновение потерял бдительность, подняв глаза на серую громаду впереди. Ступня юноши прижала кусок шкуры, скользнувший с ноги шедшего перед ним человека. Тот споткнулся, и, падая на вытянутые руки, отчетливо увидел прямо перед собой узорчатые, перевитые тела. Он замер, мгновенно покрывшись испариной, с ужасом ощущая, как холодные «ленты» обвивают его кисти.

 - Стой! – Змеелов схватил Вахра, что напугало того еще больше и, взвизгнув, он шарахнулся в сторону, ничего не понимая, тревожа и давя зашипевших гадов.

 - Стой! – снова крикнул Одрух.

 Но ядовитые челюсти крайтов уже вцепились в тело упавшего безумца…

 Следующая пещера оказалась похожей на обычную, весьма вместительную комнату, прямоугольную в плане, с ровными стенами и полом. Едва люди оказались на просторной площадке, тяжелая плита за ними стала опускаться, преграждая путь назад, хотя желающих вновь вернуться в галерею со змеями и быть не могло. Одновременно с каменной дверью пришли в движения и два подиума с множеством отверстий в них. По мере того, как опускались плиты, расположенные вдоль западной и восточной стен, из них выдвигались металлические колья в локоть длинной. Получившиеся резервуары быстро наполнились водой, чуть прикрыв концы заостренных штырей. Меж двух бассейнов остался проход, выложенный широкими, плоскими камнями с замысловатыми символами.

 - Ну, это просто, - беспечно высказался Хоруг, но стоило ему ступить на одну из плит, она пришла в движение, и опрокинулась бы вместе с ним, не успей Алемах схватить его.

 - Бес тебя дери! – выругался сын Риха. – Еще одна ловушка Кхорха!

 Мгновение спустя, рисунки высветились неровной цепочкой и скоро погасли.

 Мужчины переглянулись. И когда символы загорелись вновь, Иманиус воскликнул:

 - Я понял! Это старинная игра аксуменов. Мне говорил о ней дед. Развивает память и…

 - … и как в нее играть? – перебил его Хоруг.

 - Легко. Запомнить отмеченные плиты и пройти по ним на другую сторону…

 Он дошел до середины, когда камень, шириной в два локтя, перевернулся, опрокидывая вскрикнувшего человека в черные недра и становясь на место.

 - Так, так, - напряженно следивший за ним Фархус, пересчитал плиты. – Три ряда на восемь… Сколько нас?

 - Теперь – семнадцать, - отозвался Лахвар.

 - Пусть назовутся те, кто имеет хорошую память, и встанут здесь.

 Вышло три человека.

 - Отлично, каждый из вас запоминает по два ряда камней.

 Он назначил очередность.

 - Я пойду следующим, - добавил горец, - два последних ряда – мои. Будьте внимательны. Двигаемся, как можно быстрее – нужно успеть добраться до конца дорожки, пока знаки не загорятся вновь. Начали…

 Справились не все…

 Снова Хоруг шел впереди. Тень скорби лежала на его смуглом, скуластом лице.

 Теперь их было двенадцать. Только двенадцать! Что-то предательски дрожало в груди малуса, отец которого учил его брать на себя ответственность за слабых. Среди тех, кто следовал за ним, таких уже не осталось, пожалуй. Но что их ждало впереди? Как близки они были к заветному озеру Хелла? Кто сможет добраться до него живым?

 - Вождь, - позвал Фархус. – Подожди.

 Он остановился, чувствуя, как обдало сердце теплой волной благодарности к чужаку, назвавшему его так.

 - Мы все устали, - продолжал горец, пристально глядя в глаза сына Риха. – А эта пещера не вызывает опасения. Предлагаю отдохнуть…

 - Хорошо, - тот кивнул, легко ударив Фархуса по руке, понимая и разделяя его неприкрытую горечь. – Не вини себя, - добавил Хоруг тихо. – Ты не ошибся.

 Обессиленные и подавленные мужчины устроились на полу, на некотором расстоянии друг от друга. Никто не хотел разговоров. Никто не хотел, чтобы другой видел его слабость. Никто не хотел продолжения жестокой гонки за звание Стражника.

 Но выбора не было…

 И снова каменный туннель впереди – галерея с неровным потолком в наростах, и стенами,  будто выцарапанными чьими-то огромными когтями. В слабо освещенном пространстве встают зыбкие тени, оползают, растекаясь по полу, и поднимаются за идущими, всматриваясь в их спины бездонными очами черных духов.

 Страх, страх крадется по пятам, трогая холодно-липкими руками. Страх преграждает путь, заглядывая в глаза. Страх пленяет души, леденит кровь, сжимает сердца.

 Страх…

 Страх сильнее всякого чувства. Поддавшийся ему укрепляет его силу, становится безвольным рабом, служа господину страха – извечному злу…

 - Не надо, - Тилх остановился, глядя прямо перед собой темнеющими от ужаса глазами.

 Идущий впереди обернулся:

 - Пошли, что ты?

 - Нет, - тот отступил и покачал головой. Взгляд его налился безумием. – Нет. Нет! Отступитесь от меня!

 - Держи!

 Тилх бросился к стене, яростно отбиваясь от рук соплеменников, цепляясь за камни, ломая ногти, из последних сил пытаясь вдавить в твердь охваченное горячкой тело.

 - Ты разобьешься!

 Он истошно завопил, ударившись головой о влажно-прохладную глыбу. Еще и еще раз, пока не затих, вздрагивая и погружаясь в спасительное небытие…

 - Как вкусно пахнет…

 - Спокойно, Дрэвх, спокойно.

 - Еда, люди!

 Чистый, светлый грот уже казался им самым волшебным местом на земле – его наполняли ароматы жареного мяса и свежеиспеченных лепешек.

 В центре пещеры уютно курился дымок очага. Рядом, на глиняных блюдах блестели жирком аппетитные куски жаркого, высились горки золотистых лепех. Сыр, румяные фрукты и кувшины с красным кифрийским вином завершали картину, которая разожгла и без того мучительный голод.

 - Чего мы ждем?

 Мужчины сгрудились вокруг погасшего огня, жадно глядя на яства и все еще не решаясь наброситься на них.

 - Остатки разума во мне твердят о том, что это может оказаться очередной ловушкой, но если суждено мне умереть, пусть я умру сытым и счастливым! – Хоруг первым присел на пол, протягивая руки к сводящим с ума кусочкам мяса. – Я приглашаю свое племя на знатный пир! – воскликнул он, проглатывая угощение и валясь на бок.

 Остальные сородичи, наконец, последовали его примеру и скоро на ошалевших лицах загнанных людей появились блаженные улыбки - вместе с вкусной пищей возвращалась сама жизнь!

 Какое-то время все были полностью поглощены поистине важным процессом. Энергично двигались челюсти. Вино сладко обжигало нутро. Мягко таяла во рту сочная сладость зрелых плодов. Что могло быть лучше?

 Но скоро проснулся интерес к окружающему. А в гроте было на что посмотреть! Взоры прельщали красивые арочки из полупрозрачного радужного минерала, которые занимали всю восточную стену. Разных размеров и форм, они даже не походили на дело рук человеческих. Противоположная стена поблескивала отшлифованной золотистой поверхностью, но привлекла внимание только Фархуса. Он разглядел на ней странные символы, что тянулись вязью, схожей с маакорской, но местами обрывалась самым неожиданным образом.

 - Лахвар! – позвал он друга, забираясь на камни, наваленные у стены. – Смотри, похоже на письмена, только какие-то вывернутые.

 Тот нехотя подошел, посмотрел критически, и оглянулся на тех, что с азартом принялись за исследование арок.

 - Да здесь тайник! – воскликнул вдруг Тавлух. – Так и есть! - пронырливый малус извлек на свет серебряный кованый сундучок. – Только надо разобраться, как он открывается.

 Смеясь, блестя глазами, и отталкивая друг друга, мужчины принялись вертеть его и так, и сяк, но вскрыть ларец не удавалось.

 - Его лучше не трогать, - сказал Фархус, присаживаясь рядом с Хоругом, который лениво наблюдал за возней соплеменников. – Ты не остановишь их?

 - Попробуй - переубеди, - сын Риха поморщился, а потом хитро покосился на собеседника. – А что тебя настораживает, горец?

 Тот молча кивнул наверх, где у самого свода красной краской выведены были улхурские символы запрета.

 - Они их видели. И даже посмеялись.

 - Есть! – вскрикнул вознагражденный за упорство Тавлух.

 - Это принадлежит Кхорху! – не удержался Лахвар. – Неужели никто из вас не понимает, не помнит – где находится! Если кто-то не умеет читать, я помогу! Здесь ясно сказано: «взалкавшего чужое богатство ждет смерть»

 Многих из малусов отрезвили эти слова. Плотное кольцо из тел над сундуком разжалось.

 - А-а-а, трусы! – блестя глазами, обнаруживший клад запустил руки в содержимое вскрытого ларца. Пальцы его сжали горсть сверкающих камушков. Он поднял ладонь, любуясь россыпью рубинов. – Достойное вознаграждение за те ужасы, что мне пришлось пережить! Их здесь так много, что никто и не заметит…

 Еще один малус потянулся к манящим драгоценностям, но вдруг отпрянул – рука Тавлуха быстро покрывалась зеленоватым налетом.

 Тот тоже заметил это, привлеченный странным жжением. Вскрикнув, он вскочил на ноги, с испугом стряхивая в сундук сияющие камушки. Кожа меняла цвет и, стягиваясь, лопалась.

 - Нет! – Тавлух задергал руками, лихорадочно стирая въедавшуюся в его плоть зелень, но та распространялась все выше. – Помогите!

 - Не трогайте его! – поднимаясь, приказал сын Риха, с которого вмиг слетела сытая сонливость. – Не трогайте…

 С ужасом люди наблюдали, как корчится их собрат, зарастая чешуйками.

 - Не надо, нет, - твердил он, - не надо.

 Скоро на теле его не осталось чистой кожи. Несчастный опустился на колени, схватившись за лицо, что превратилось в потрескавшуюся маску. Издав тоскливый стон, он неловко завалился на бок и затих… уже навсегда.

 - Я и не надеялся, что этот пир означал конец испытаний, - скорбно заметил Сахулл.

 Перед ними предстало неожиданное и, одновременно, захватывающее зрелище – пещера, залитая огненной водой.

 - Как такое возможно, - не веря глазам, пробормотал Парх. – Огонь и вода. Только Кхорх мог выдумать такое!

 Ему никто не ответил. А Хоруг присел, заглядывая в небольшую прогалину – вода в ней была безмятежно-прозрачной, а дальше, до самой стены с узкой продольной расщелиной по центру, ее покрывали языки пламени.

 - Надо нырнуть, - вставая, сказал он.

 - Я ни за что не пойду! – достаточно твердо проговорил Лех, грузный, молчаливый мужчина, не роптавший с самого начала состязания. – Это что-то бесовское, чего на свете не должно быть! И оно убьет нас!

 - Горит жидкое вещество, разлитое по воде, - пасмурно отозвался Лахвар. - Нет здесь ничего колдовского. Но добраться до стены – задачка не из легких. И нет ли огня по ту сторону пролома?

 - Я могу проверить, - не слишком уверенно, но довольно спокойно произнес Одрух.

 Хоруг колебался. Он сам был неплохим пловцом, но даже ему расстояние до стены казалось огромным.

 - А я предпочту умереть с голоду здесь, чем сгореть там, - поддержал Леха еще один малус, и демонстративно уселся на каменную плиту перед пылающим водоемом.

 Змеелов смерил глазами огненное пространство и покачал головой.

 - Сдается мне - первосвященник переоценил человеческие силы.

 - Он просто издевается над нами и хочет заполучить себе наши души, - подхватил Дрэвх.

 Неожиданно с легким шумом поднялась плита у восточной стены, и в гроте появился Герех. И встретив вспыхнувшие гневом взгляды соплеменников, он быстро вскинул перед собой открытые ладони в примирительном жесте.

 - Вы дошли до конца, дети Улха! – с искренним восторгом в голосе произнес жрец. – Вы – достойнейшие из достойных, братья мои!

 - Это – озеро Хелл? – с надеждой спросил Габиус.

 Герех видел, как меняются лица людей, что минуту назад готовы были лишить его жизни.

 - Нет, - опуская голову, с сожалением сказал он. – Оно – там, за стеной.

 Напряжение и токи гнева снова усилились, и жрец какое-то время стоял, не шевелясь и не поднимая глаз. Кротость его возымела нужное действие.

 - Мы должны продолжить испытание, - твердо сказал Хоруг. – Иначе, все жертвы будут напрасны. Кто со мной? – он подошел к краю бассейна.

 - Я иду, - Одрух встал рядом.

 К ним молча присоединились Фархус с Лахваром, затем – Дрэвх и Сахулл.

 - Я не сомневался в вас, - с благодарностью проговорил Герех и легко склонился перед храбрецами. – Кто еще?

 Вперед выступил Габиус. Его поддержали Алемах и Парх.

 Сын Риха улыбнулся:

 - Знал, что вы пойдете до конца вместе со мной.

 - Мне можно с вами? – к воде шагнул Рехум.

 - Ты уверен в своих силах? – окинув его оценивающим взглядом, спросил Хоруг.

 Большие глаза юного травника увлажнились.

 - Пусть озеро решит, достоин ли я, - отозвался он, уязвленный тем, что сын вождя считает его трусом и слабаком.

 - Пусть Хелл решает, - подхватил Герех. – Вперед!..

 Хоруг не ошибся. И, главное, не ошибся в себе. Он первым вынырнул с обратной стороны стены, жадно хватая воздух. И осмотрелся: здесь все было, как на земле – кувшинки у берега, песок, валуны в зеленых пятнах мха. Мужчина поднял голову и потерялся на несколько долгих мгновений. В обширном проломе меж отвесных скал, прямо над ним догорал малиной закат.

 Над серебристо-розовой водной гладью показалась голова Фархуса. Горец фыркнул, стирая влагу с лица.

 - Вот это да! – он широко улыбнулся, и сразу осмотрелся с тревогой, ища друга.

 Но Лахвар не заставил себе долго ждать.

 - Где остальные? – спросил Хоруг, помня, что эти ребята спустились не сразу за ним.

 - Вот Одрух!

 Тот вынырнул, встряхнув мокрыми черными волосами и вытирая воду с красивого, смуглого лица.

 - У Алемаха проблема! – сообщил змеелов. – Я не совсем понял, что именно произошло, но в какой-то момент парень повернул назад. Под водой есть еще что-то! Я хочу сказать – кто-то…

 Не слушая дальше и набрав в грудь побольше воздуха, сын Риха погрузился в мерцающую глубину, вновь устремляясь к пролому.

 Одрух от души выругался и последовал за ним. Он быстро миновал стену, но ничего не увидел, кроме бурлившего водоворота. Не теряя времени, змеелов оттолкнулся от камня, одолев этот участок, и едва успел увернуться от человека – Рехум с искаженным от ужаса лицом, шарахнулся в сторону. Одрух сумел ухватить его, почти наугад протолкнув в расщелину, и снова рванулся вперед. Но воздуха не хватало: сказывалась слишком большая усталость. И ничего не видя в воде, что стала вдруг  подозрительно мутной, он повернул обратно…

 За ним, в спасительный пролом скользнул подоспевший Сахулл.

 - Это все? – гаркнул на него змеелов, стоило охотнику вырваться из мучительного водяного плена. – Что там произошло?

 - Не знаю! – он обернулся к Рехуму.

 Лицо юного травника казалось серым. Он смотрел перед собой пустыми глазами, нервно смахивая бороздки соленой влаги с мелко дрожащих щек.

 - Больше никого?

 Словно тараном пробило улегшуюся было гладь, и из глубины выскочил Дрэвх. Выглядел он ничуть не лучше Рехума. Кашляя и отплевываясь, мужчина с ужасом осмотрелся.

 - Алемах с Пархом…  поплыли назад, - заикаясь, выговорил он. – Я не знаю, смогли ли они… вернуться. Потом, потом… у меня на глазах нечто утянуло на глубину Габиуса…

 - Где Хоруг?!

 - Он не вернется, - сдавленно произнес травник. – Огромный ящер напал на нас, - Рехум  зажмурился, чтобы откровенно не расплакаться. – Вождь спас меня…   

 

Глава 4

 Теплые сумерки погрузили Ахвэм в блаженную полудрему. Растушевываясь, смягчились  очертания здания Совета и дворца Муту-Асса, соединенного висячими мостами с храмом Керх на мысе Каллис. На матовом шелке неба все ярче проступал рисунок созвездий. Блеклая луна повисла над башней обсерватории Сифса и медленно наливалась магическим светом. И этот негромкий блеск был едва ли сравним с огнями маяка на острове Лити-Кас, что построил первый из рода правителей Ва-Лерагов, которым издревле принадлежала эта земля.

 В их прекрасном саду теперь зацвел гранат, украсив его крупными пурпурными и кремовыми бутонами. Молочно-белые цветки апельсина наполняли окрестности дворца правителя Астемана сладким ароматом. Налетавший порывами свежий ветерок осторожно играл нежно-фиолетовыми кистями тамарикса и серебристыми колокольчиками отцветающей галезии.

 - Я не люблю Ахвэм, - тихо обронила Ла-Тима, стоя на крытой смотровой площадке, с которой открывался великолепный вид на сад и часть города. – Может, потому что немного ревную, зная, какие пылкие чувства питает к нему мой супруг.

 Наэла, гостившая сегодня у супруги правителя, грациозно поднялась со скамеечки и подошла к балюстраде, где стояла ее родственница. Девушка знала, что Ла-Тима выросла в Нэросе, в котором она сама была лишь однажды. Все, что запомнилось ей тогда – обилие фонтанов и купален, а еще сады, в чьей зелени и цветах тонули дома и дворцы.

 - Родной город всегда будет нам милее любого другого. Пусть даже самого лучшего из когда-либо созданных гениальными зодчими.

 Госпожа Ва-Лераг обратила к собеседнице блестящие от близких слез глаза.

 - Да, девочка моя, - отозвалась она. – Сейчас я особенно тоскую о прошлом. Мне так не хватает матери, которая дарила подлинную любовь своим детям, - Ла-Тима подавила тяжелый вздох. - Нет ничего на свете правдивее и ценнее отеческой любви. Конечно, если она живет в сердце родителя…

 Наэла удивленно посмотрела на неё, отметив особую горечь в голосе.

 - Вы говорите об… Астемане? – осторожно спросила она, чувствуя, что этот разговор очень  важен для госпожи Ва-Лераг.

 Та помолчала. Взгляд ее блуждал по саду, где каждый куст, каждый листик были до боли родными. Все, все на этой цветущей земле осталось прежним! Только для хозяйки Ахвэма мир утратил чарующие краски, а изболевшееся сердце разъедал яд разлуки с сыном.

 - А он никогда не любил нас так, как любит этот город, - сказала она, наконец. – И я не могу понять – почему? Почему?!

 - Прошу вас, не плачьте! – Наэла нежно обняла ее за вздрагивающие плечи и прижалась лицом к сладко пахнувшим волосам. Когда-то она была уверена, что Ла-Тима станет ей второй матерью. И Сидмас, сын правителя, не торопился переубеждать в том свою невесту. А теперь…

 - Мы познакомились на ипподроме, - немного успокоившись, заговорила госпожа Ва-Лераг. – Ты знаешь, что мой брат обожал проводить там время, в отличие от меня - с самого детства тянувшейся к звездам. «Что ты находишь в этом, - часто говорил мне Дитнар – ведь звезды так далеки от людей! Движение, сила, жизнь, страсть и красота – вот чего должна желать мхарская девушка. Особенно, такая, как ты, Ла-Тима!» Я его понимала, он – мужчина, хоть и выросший в семье жреца, где чаще смотрели на небо, чем на грешную землю. Но моему сердцу казалась милее стезя отца. А обсерватория Сифса оставалась самым лучшим местом на свете! Я забывала обо всем, когда видела звезды, которые вовсе не казались мне далекими. Я была юна и  предавалась мечтам, забывая даже о том, что это звезды уже  предсказали мне судьбу – владыку западных земель Маакора.

 И однажды, теплым и солнечным весенним днем, он повстречался мне.

 - И вы узнали его? – лукаво поинтересовалась Наэла, которая уже слышала эту историю от ее сына. Сидмас, вообще, увлекался историей Маакора и, имея достаточные познания в этой области, работал над биографиями знаменитых людей своей земли. Конечно, он гордился родителем - господином Астеманом из рода Ва-Лерагов и часто говорил о нем, во всем считая примером для себя.

 - Нет, - засмеялась Ла-Тима, поддерживая её игру. – Даже и подумать тогда не смела, что этот статный красавец станет моим мужем. Я робела перед ним каждый раз, когда братец приводил его в наш дом и казалась излишне холодной. Мы никогда не оставались наедине, а мое участие в общих разговорах за столом сводилось лишь к общим фразам. Признаться, мне казалось, что Астеман так умен, так образован и перед ним открывались такие блестящие перспективы, что ему непременно должно быть скучно возле такой, как я, витающей меж звезд. Но, оказалось, Дитнар подошел к вопросу моего замужества очень серьезно. И через положенные три месяца, отведенные на ухаживания, Астеман просил у отца моей руки. Наверное, не стоит даже говорить о том, что этот день стал самым страшным и самым восхитительным днем в моей жизни! Я и сейчас отлично помню, как брат с самого утра был необычайно оживлен и против обыкновения остался дома, и, сидя у окна гостиной залы, нетерпеливо посматривал на подъездную аллею. И даже вскрикнул от радости, когда увидел, наконец, крытые носилки друга. Мое бедное сердце, волновавшееся все больше, едва не выпрыгнуло из груди, когда вошел Астеман, такой торжественный и нарядный и такой красивый, что я в очередной раз почувствовала себя серой уточкой. Вскочив с кресла, в котором вышивала, чтобы занять дрожавшие от чего-то руки, я пролепетала приветствие, вспыхнув до корней волос, и уже вознамерилась уйти, когда наш дорогой гость сообщил, что имеет ко мне разговор, - она помолчала, растроганно улыбаясь. – Так странно, но те долгожданные слова, что произнес тогда мой жених, говоря о своей любви, совершенно стерлись из памяти. Может потому, что я так жадно ловила их, была слишком возбуждена и потрясена всем тем, что происходило с нами. А может… - Ла-Тима пожала плечами. – Так или иначе, все для меня переменилась. После пышной свадебной церемонии мы отправились в роскошный дворец сына правителя, который стал моим новым домом. Горячка первых дней в роли молодой жены тоже вскоре прошла. Астеман не был романтичен, и мне пришлось быстро усвоить размеренный уклад жизни семьи Ва-Лерагов. Была ли я счастлива? Да. Особенно, когда узнала, что жду ребенка. Время летит так быстро! Особенно, если богини благоволят к тебе, отводя беду и болезни. Керх подарила мне прекрасного малыша, а Эморх начертала ему замечательную судьбу. Сидмас рос беззаботно-счастливым ребенком, и многие прочили ему великое будущее, а мой отец составил весьма благополучный гороскоп. А я боялась вопрошать звезды. Почему-то боялась… - она снова замолчала, а потом, вздохнув, добавила:

 - Но давай-ка спустимся и пройдем во дворец. Становится слишком свежо.

 - Но вы расскажите мне вашу историю до конца?

 - Конечно, дорогая, - госпожа Ва-Лераг с нежностью взглянула на Наэлу, которая давно стала членом их семьи. Горячая, искренняя любовь к Сидмасу крепче родственных уз связала двух этих женщин.

 Они прошли по одетому в серый сумрак саду, где не были еще зажжены ночные фонари и оказались во дворе с крытой террасой и бассейном. Здесь повсюду стояли вазоны с цветами, обожаемые ахвэмской госпожой, и терпко-сладко пахло ирисами и лилиями.

 Хозяйку встретила прислужница и сообщила, что правителя нет дома.

 - Хорошо, - кивнула Ла-Тима, - принеси нам ужин на террасу, мы еще полюбуемся прекрасным вечером. Ты не возражаешь? – обратилась она к Наэле.

 Та улыбнулась, мельком глянув на громаду дворца, опустевшую без Сидмаса, при котором в каждой из многочисленных зал с приходом темноты всегда горел огонь.

 - Так что же было дальше? – присаживаясь на инкрустированную скамеечку, напомнила гостья, проникновенно и трогательно посмотрев на госпожу Ла-Тиму. Невзирая на ноющую боль в душе, мучившую ее с самого ухода жениха в Улхур, Наэла чувствовала себя сейчас почти счастливой. Это ощущение тепла и уюта всегда появлялось у нее в гостеприимном доме Астемана. Вот и теперь, она доверчиво, словно маленькая девочка, смотрела, как заботливо хозяйка сервирует стол. А та, ласково улыбаясь, подала любимую в Ахвэме форель с лимоном и зеленью, тонкие пшеничные хлебцы а, на десерт - гуанабану, без которой в жаркие месяцы не обходился в Маакоре ни один ужин.

 - Иди, иди, благодарю тебя, - сказала госпожа Ва-Лераг прислужнице, которая тоже знала, что супруга правителя всегда сама ухаживает за домочадцами во время трапез. – Теперь, мне остались лишь воспоминания, - добавила Ла-Тима с грустью. – Но мы остановились на том, что одним чудесным днем… да, наверное, в такие минуты сама богиня Хепес подсказывает нам, что в сердце пришла любовь. И я услышала ее голос. Едва взглянув в голубые глаза еще незнакомого юноши, мне показалось, что мы давно знакомы, и что прежде я уже видела и эти черты, и эту выжидательную полуулыбку. Так мы всегда узнаем души тех, с кем в прежних жизнях были связаны узами любви и кого неизменно встречаем в своих будущих жизнях.

 Она замолчала, а Наэла вспомнила, как увидела Сидмаса после шестилетней разлуки, встретила уже возмужавшим, двадцатилетним, и невольно сравнила с тем застенчивым, неловким, но таким симпатичным мальчиком, с которым ее познакомил отец, представив, как будущего супруга. Ту первую свою весну они провели вместе, расставаясь иногда только под утро. Долгие прогулки в окрестностях Ахвэма, катание на лодках по вечерней Анхе, рискованные и оттого еще более увлекательные экспедиции к берегам Седых озер или просиживания над научными трудами – им нигде не было скучно. Умный и амбициозный сын ахвэмского правителя нашел в мечтательной, но смелой девочке тот идеал женщины, что уже сложился в его душе. Она походила на его мать не только внешне, но была также по-женски мягка и также отважна в тех мечтах об их будущем, что рисовались обоим. Наэла вовсе не смущалась тех чувств, что пробуждались в сердце друга. И никогда не гложили ее еще совсем юную душу сомнения в том, что они сообща смогут продолжить укреплять могущество Маакора, следуя по стопам Астемана и его предков. А еще они верили, что и свою жизнь смогут прожить так же достойно и правильно.

 А потом пришло дождливое лето, и появился Креламет.

 Ровесник Сидмаса, он отличался от него какой-то особой живостью. Сын военного сотника, подвижный и болеющий военными походами королей Антавии, этот юноша легко и крепко привязал к себе ее друга. Но оказался настолько общительным и благородно-деликатным, что ни разу не посягнул на первенство в душе сына владыки. И Наэла перестала ревновать, а скоро и сама прониклась к Креламету истинной симпатией.

 Их обоих изменило время. Как, впрочем, и ее. Сидмас стал более сдержанным, и превратился в копию отца – степенного, рассудительного и … очень красивого. Он вырос и окреп физически, став истинным воплощением маакорского мужчины.

 Метаморфозы Креламета, хотя и оказались более существенными, тронули девушку намного меньше. Угловатый подросток предстал перед ней стройным и поджарым юношей с открытым, выразительным лицом и ироничным, ясным взглядом. В движениях его, как и во всем облике появилась незнакомая сила и пластика. Оказалось, Креламет нашел достойное применение навыку владения мечом и выступал с союзными войсками в леса корнуотов, которые начали новую войну с ягмарами.

  Наэле казалось жутким, что он убивал, казалось странным, что Сидмас гордился ратными успехами друга.

 Мхары всегда отрицали насилие и войны…

 - Мне казалось, что Астеман любил меня, - между тем вновь заговорила Ла-Тима.  – Теперь, я знаю, что он просто выбрал себе достойную спутницу.

 - Разве этого мало?

 - Ах, девочка моя, ты молода, красива, и Сидмас испытывает к тебе истинные чувства.

 Наэла слабо улыбнулась в ответ. Она и раньше догадывалась, что ее жених во всем стремится быть похожим на отца, даже в отношении к возлюбленной. А в последнее время он все чаще сдерживал порывы нежности своей нареченной.

 - Может, потому что в его сердце так и не проснулась страсть, и появился тот, другой, - вдруг с горечью проговорила супруга правителя.

 Наэла подняла на госпожу удивленные глаза:

 - Что?

 Бархатистая салфеточка, которую крутила в руках юная мхарка, выпала из ее пальцев.

 - Я никому не говорила об этом раньше, - госпожа Ва-Лераг быстро закивала головой, потом замерла, глядя  перед собой опустошенным взглядом. – Никогда не говорила, но он узнал. Муж все равно узнал, наверное, потому что я хотела этого. Понимаешь, дорогая? Это был отчаянный крик уставшей от холода души.

 - Ваш сын тоже знал?

 - Не знаю. Он никогда не говорил об этом, тем более – не упрекал, - Ла-Тима взглянула на собеседницу, словно боясь увидеть в ее глазах тень укора. – Тогда я поняла, что мужская любовь может быть другой. Нежной, обжигающей… и даже тогда, когда молчат уста, женщина слышит, что сердце его бьется только ради нее одной. Не бойся, я ничем не оскорблю твоей душевной непорочности, рассказывая о тайнах наших встреч, тем более, что сами эти встречи были вполне целомудренны. Нет, супружеское ложе не осквернено мною, но наш разум, наша душа, не важнее ли тела? В помыслах я уже была неверна Астеману, и не жалею! Но понимаю, что глубоко виновата перед мужем, совесть которого чиста передо мной. И этого я не могу ему простить! Именно того, что я оступилась, а он великодушно простил меня, сохранив семью, не опозорив изгнанием из дома. Но став еще холоднее…

 Наэла сидела, не шевелясь и не поднимая глаз, чувствуя, как под тонкой кожей щёк разливается огонь. Она была потрясена – та, которая все эти годы являлась для нее эталоном совершенства и безупречности, свершила деяние, достойное только корнуотки, чьи вольные нравы колоритно описывал насмешливый Креламет.

 - Знаю, ты осуждаешь меня, дорогая, - тихо проговорила ее собеседница. – Я понимаю тебя. Что бы сказала я сама, поступи ты так с моим сыном? Но мне хотелось, чтобы ты знала, все знала обо мне.

 - Да, конечно, - чуть слышно отозвалась Наэла.

 Госпожа Ва-Лераг тяжело вздохнула, понимая, что ее откровенность оттолкнула юную и такую восторженную душу. Она поежилась, чувствуя неловкость. Но Наэла вдруг бросилась к ней, и, блестя слезинками в глазах, стала целовать ее лицо и холодные руки.

 - Простите меня, простите, - зашептала она. – Я благодарна вам за то, что вы доверили мне эту тайну. Видят боги, я никому не раскрою ее!

 Ла-Тима прижала белокурую головку девушки к груди.

 - Спасибо, деточка моя, - сказала она. – Ты сняла камень с моего сердца. Только твое прощение хотела бы я получить за тот страшный грех.

 - Разве в праве я осуждать вас? – отозвалась та.

 - Ты так чиста и честна, - проговорила госпожа Ва-Лераг и замолчала, беззвучно заплакав.

 Ночь уже смотрела на них множеством таинственно блистающих глаз. Стало холодно, и с близкого берега Анхи наползал туман. Желтые огни фонарей в саду просвечивали сквозь полупрозрачное покрывало ночного ультрамарина. И где-то в кудрявой листве сладко и томно, с надрывом пела птица.

 - Словно вечность прошла с тех пор, как Сидмас отправился в Улхур, - немного успокоившись, вновь заговорила Ла-Тима. – Но я все еще не могу понять, зачем он сделал это.

 - Маакору угрожает опасность, - дрогнувшим голосом произнесла Наэла. – Он сам мне так сказал. Сказал, что это то, к чему он был готов уже давно. Что хочет принести себя в жертву. Но я … не верю в это.

 - Не веришь, что мой сын может…

 - Нет. Что угроза подземелий реальна, - быстро сказала девушка. – Жрец Керх говорил мне, что предсказание, в которое поверил Бамин-Ат – кощунство, и что его сочинил безумный мхар, который был одержим злым демоном.

 - Нет, дорогая, - прервала ее госпожа Ва-Лераг. – Тот, чье имя я боюсь произносить, передал мне записи, что вел тот самый служитель.

 - Мне можно их увидеть?

 - Конечно, - поднимаясь, заторопилась хозяйка. – Они хранятся в одном из моих ларцов. Давай поднимемся в мою спальную и…

 - Нет-нет, я хотела бы еще побыть на свежем воздухе.

 - Хорошо, подожди здесь, - проговорила Ла-Тима немного виновато, из-за того, что оставляет гостью одну, не желая просить слуг принести ей необходимое.

 - Не беспокойтесь, прошу вас.

 Наэла осталась одна, и, обхватив руками озябшие обнаженные плечи, стала смотреть на зыбкую рябь воды в бассейне. Ей было холодно в легком платье из многослойного газа, но она не решалась набросить на себя ажурную шаль госпожи Ва-Лераг.

 Она вдруг подумала о том, что стало для нее мукой года два назад. Тогда, совершенно неожиданно ей стал сниться сын сотника, которого она привыкла считать другом Сидмаса и своим приятелем. Эти сны, вначале довольно туманные, но уже с томительно-горьковатым привкусом тайного влечения, обернулись для честной Наэлы настоящей пыткой. Она стала избегать общества Креламета, хотя никогда не замечала за ним особой симпатии. Он был приветливо-ровен с ней, как со многими другими девушками их круга. А потом до Наэлы дошли слухи о его едва ли не скандальной истории с некой влиятельной вдовой…

 Он больше не снился. Но она каждый раз ловила себя на постыдной мысли, что ревнует друга своего жениха к другим женщинам.

 Возможно, Наэла понимала Ла-Тиму больше, чем могла бы признаться даже себе самой…

 Супруга правителя вернулась, принеся с собой красивый ларец и круглую маакорскую лампу. Поставив ее на стол, она присела возле Наэлы.

 - Ты совсем замерзла, - ласково и заботливо сказала госпожа Ва-Лераг, укутывая гостью в свою мягкую шаль, что тонко пахла сандалом. – Вот, взгляни, - она извлекла из сундучка ветхие свитки.

 Все еще дрожа, Наэла развернула один из длинных, исписанных синими чернилами листов и наугад выхватила строчки:

 «ХIХ

 Ты, которая дает свет для жизни, госпожа дня, царица тех, что восходят на западном небе, владычица звезды Ма-Акратус – твое имя Эморх.

 ХХ

 Обитающая близ источников, та, что освещает их, необоримая завоевательница»…

 - Что это? – не понимая, спросила она.

 - Маакорские гимны, - заглядывая в свиток, пояснила Ла-Тима. – Вот здесь, смотри, - она прочла сама из того, что был у нее в руках:

 - Почет вам, богини земли и неба, сиятельные Керх и Эморх. Почет вам, богини, которые обитают среди тверди и огня.

 Даруйте мне благость свою и чистоту светил, чтобы я мог стоять перед вами.

 Я чист. Я подобен богам. Я наделен душой, которая есть крупица огня, что горит в груди Хепес, равной вам. Я отринул зло от сердца своего, в котором горит огонь Хепес.

 Я могу встать перед вами, чтобы видеть лики ваши, которые никто не видит. Потому что я – служитель одной из вас, имя которой – Эморх.

 Я, жрец Пторот-Ат, перед которым открывается истина, освещенная мудростью великих владычиц земли и неба. Имя им – Керх и Эморх.

 Я, жрец Пторот-Ат, который слышит ту, кто повелевает твердью небесной и всеми звездами и Луной. Имя ее – Хепес.

 Я, жрец Пторот-Ат говорю:

 «Когда на землю под звездой Ма-Акратус придет тринадцатый из рода живущих у воды, настанет время Красной звезды, имя которой – Велтус. И будет призван тот, кто станет гибелью для многих и многих. А яд звезды, горькой, как полынь, отравит их источники. Черный дух завладеет душами, и разрушит города госпожи Ма-Акратуса».     

 Голос госпожи Ва-Лераг задрожал и она замолчала.

 - «Ва лараги» – живущие у воды, с древнего ахвэмийского, - тихо заговорила Наэла, - но разве Астеман – тринадцатый правитель?

 - Да, был еще один, вычеркнутый из Хроник. Об этом знают немногие, но Астеман – тринадцатый! Поэтому Бамит-Ат показал ему эти свитки, что долгое время оставались запертыми в хранилище Мертвых. И владыка поверил! Настолько, что отправил в нору паука своего единственного сына! – она снова заплакала.

 А ее гостья долго сидела, уронив руки на колени и не зная, какие найти слова, чтобы утешить госпожу Ва-Лераг. Потом она поднялась и решительно проговорила:

 - Я уверена, что вы владеете тайными знаниями жрецов, и можете помочь мне, а значит и Сидмасу. Откройте для меня Врата времени…

 

Глава 5

 Матенаис сидела на полу, передвигая в пыли искрящиеся красные камушки. С чистым звуком они ударялись друг о друга, рассыпались и снова складывались в узоры. Женщину забавляло, что к ним совсем не приставала грязь, такими безупречными они были.

  У ее сына так много рубинов! И Кхорх так добр, что сам приносит их матери. Какой же гордостью горят его глаза, когда он рассыпает перед ней эти дары! И заглядывает в лицо, надеясь увидеть на нем отблеск тех же чувств.

 «Мама, ты знаешь легенду о рубинах?» – спрашивает он и улыбается, как в детстве, когда любимым занятием его стало выдумывание каких-то небывалых сказаний о царстве Теней и мире демонов.

 «Откуда ты сам узнал?» - спрашивает она.

 «Хэт рассказал».

 Это стало обычным явлением. Его общение с тем, кто умер…

 «Ну, что там о рубинах?» - это снова, как раньше. Только теперь Матенаис видела наяву многое из выдумок сына.

 Он нежно гладит ее по волосам и заглядывает в глаза, а кажется – что в самую душу.

 «Хэт говорит, что эти красивые камушки – застывшая кровь Арахна, который уже приходил на землю и был сброшен в бездну Тохусом. Бог огня, послушный амулету мхаров, сошелся с демоном в смертельной схватке, когда его пламя лишь немного повредило Арахну. Битва их была ужасающей: стонала земля, сжираемая лютым огнем и плавились серые от пепла небеса. Только, невозможно одолеть Тохуса и демон укрылся от него в черном Аургусе. Но и это не спасло Арахна, и он был сожжен и низвергнут. А злая река вмиг испарилась, но в русле ее остались камушки - кровь побежденного демона, оплавленная божественным огнем».

 Матенаис не раз слышала эту легенду, и сын неизменно добавлял, что Арахн милостив к нему и к ней, и поэтому сделает их всемогущими в мире людей. 

 Ее мальчик всегда страстно желал стать богатым. «Однажды мы ни в чем не будем нуждаться, мама, - упрямо твердил он, даже когда им нечего было есть. – И купим рабов, их силу и души. Ты знаешь, мама, что человека можно купить всего, с потрохами и жалкой душонкой? А покорив множество – покоришь целый мир».

 Теперь ему удалось воплотить свою мечту. Ее сыну всегда все удавалось…

 Женщина поднесла к лицу темную, худую ладонь, на которой блестели камешки. Красные, как кровь, застывшая кровь демона…

 Кровь! Кровь стекает со жреческого ножа и пачкает ей руки!

 Вскрикнув, Матенаис вскочила, с брезгливостью и ужасом швырнув рубины на пол. Продолжая смотреть на дрожащие руки, она попятилась к стене, озираясь и дико блестя глазами. А когда отступать уже стало некуда, она пронзительно и истошно закричала, вцепившись в волосы. Ей снова виделась пещера – сумрачная, с огнями факелов, что освещали чудовищного каменного монстра и алтарь с прикованной к нему жертвой.

 - Опять, опять! – в комнатке матери первосвященника появилась крепкая, высокая женщина и бросилась к несчастной, которая уже хрипела и оседала на пол. – Матенаис! – она с некоторым усилием отвела от лица больной сведенные судорогой руки. – Я с тобой, успокойся и посмотри на меня. Слышишь? Я здесь и тебе ничего не угрожает.

 От звуков мягкого голоса больная расслабилась. Мутный взор ее бессмысленных глаз сосредоточился на лице сиделки.

 - Это ты, Тенаит? – робко и непонимающе спросила она. – Разве тебе можно видеть ритуал?

 - Бедняжка моя, какой ритуал? – женщина помогла Матенаис подняться и добраться до ложа со смятыми, влажными простынями. – Приляг, я побуду с тобой, пока тебе не полегчает, - она заботливо и осторожно уложила мать Кхорха в расправленную постель и присела рядом. – Ну что, что опять привиделось нашей красавице?

 Та закрыла глаза и глубоко вздохнула. Муть в голове прояснялась, но нервный озноб еще не прошел, и Матенаис продолжала вздрагивать. Сын говорил, что ей становилось лучше. Он ежедневно навещал мать и заставлял пить какую-то горькую настойку. Она послушно выполняла все, о чем просил Кхорх. Но приступы теперь повторялись чаще, а видения больного разума становились все страшнее. Ей уже с трудом удавалось вспомнить, когда закончилась нормальная жизнь. Да и была ли она? Был ли на самом деле тот тихий мальчик, вызывавший в матери такую болезненную любовь? Ведь она знала, что дитя, навеки связанное с ней, пришло в этот мир, чтобы страдать, никого не любя и неся зло.

 Матенаис расслабилась, успокаиваясь. Ей захотелось спать, как всегда бывало после приступа. Ощущая в теле приятную легкость - словно оно парило над ложем - женщина позволила себе уйти в мир сна, куда мерзкий Гнух не имел доступа. Душа освободилась, и перед внутренним взором поплыли картины прошлого.

 … Она видит себя совсем молодой.

 В их хижинке, которая так чудесно пахнет полынью, появляется Хсарт. Он загадочно улыбается и показывает мешочек.

 - Что это? – улыбается в ответ Матенаис, радуясь встрече с горячо любимым мужем.

 - Подарок Хэта, - отвечает тот. – Ты приготовишь отвар из этих травок и сможешь зачать.

 Она вспыхивает, пряча глаза от Хсарта, который присаживается к ней и осторожно обнимает.

 - Ну, что ты? – он зарывается лицом в ее густые волосы. – Ты же хочешь ребенка? И я тоже хочу. А ведь мы вместе уже три года! Вождь сказал мне, чтобы я подыскивал другую жену, которая может родить…

 Видение меняется и Матенаис качает ребенка на руках, любуясь его маленьким, розовым личиком и плотно сомкнутыми, припухшими глазками. Он так сладко посапывает, согревая ее обнаженную грудь, что она боится пошевелиться, чтобы не спугнуть его сон. И нет для нее ничего дороже и бесценнее вот этого теплого комочка, от которого невозможно оторвать глаз, и хочется смотреть, смотреть, смотреть до бесконечности, чувствуя, как с каждым вздохом возрастает в сердце чистая, истинная, все понимающая любовь…

 А потом она снова видит себя со стороны, словно чужими глазами. Черные пряди блестящих волос оттеняют молочную белизну кожи, прикрывая наготу, которую Матенаис не стесняется теперь. На согнутом локте покоится головка спящего малыша. У ног горит огонь, и уютно потрескивают веточки в нем. Так тихо-дремотно и покойно вокруг.

 Но вдруг лицо сынишки сморщивается. Он вскрикивает громко и отчаянно.

 - Тише, тише, - шепчет встревоженная мать, и крепче прижимает младенца к себе.

 Но тот продолжает плакать, чем-то страшно испуганный.

 И спящая видит над собой – той, что склонилась к ребенку, оскалившееся лицо Хэта, смотрящего на маленького Кхорха. Она силится проснуться, но не может и с ужасом замечает, как через человеческие черты вождя-чародея проступает уродливый лик какого-то кошмарного существа…

 Но вот изменчивый дух Велехона переносит ее в ту роковую ночь, что навсегда изменила жизнь детей Улха.

 Перед ней поселение малусов, хижины из бычьих шкур, белый дым костров, и родная лачуга…

 - Мама, - Кхорх пробирается на ощупь. – Слышишь, животные чем-то испуганы. Вставай.

 - Это волки, - отзывается Хсарт. – Повадились шастать.

 - Нет, это люди, отец, - голос сына дрожит от напряжения. – Слышите?

 Хсарт берет копье и выбирается наружу. Встревоженная Матенаис следует за ним.

 И видит их…

 Один за другим, как темные призраки, они появляются из тумана, что стоит между хижинок.

 - Бегите! – оборачиваясь, вскрикивает муж.

 Первый всадник приближается, и женщина не может оторвать от него глаз. Огромный жеребец с лохматой гривой, тяжело ударяя копытами в сухую землю, несет на себе человека с рогатым черепом быка на голове.

 - Бегите! – снова кричит Хсарт и отталкивает ее в сторону. – Эверцы!

 Она очнулась, хватая сына и пятясь в темноту, наполненную туманом.

 - Отец! – вырываясь, зовет Кхорх, видя, как тот бросается наперерез летящему всаднику, что уже выхватил из ножен огромный меч.

 - Пусти, пусти, - придушенно кричит мальчик, прижатый Матенаис, упавшей на землю. Второй всадник почти настигает их. Тяжелые копыта стучат совсем близко. Призрак проносится мимо. А Кхорх неимоверным усилием выворачивается из-под матери, вскакивает и бросается назад. Она кидается следом.

 - Ищите мальчишку с пятном на плече! – слышит Матенаис за спиной, оборачивается и тут же оказывается сбитой с ног. Накатывает удушливо-страшная темнота, но острая боль возвращает ей способность снова видеть и слышать.

 Кхорх! Он ищет Кхорха!

 Она поднимается и бежит наугад. Мимо пылающих хижин, мимо вопящих соплеменников, мимо хрипящих и обезумивших от запаха крови и дыма лошадей и их ужасных всадников, которые явились убивать. Да, на этот раз эверцы пришли ни увести новых рабов, ни угнать скот, ни сжечь дома. Они привели за собой смерть. И тот, рогатый с большим сердоликом на груди – страшнее всех! Ему нужен ее сын!

 Как будто вечность бежит она сквозь мелькание чудовищных теней и всполохов рыжего огня. Как будто вечность длится эта жестокая бойня.

 - Кхорх!

 Каким-то чудом Матенаис находит его первой.

 Он лежит на распростертом теле отца и воет в голос. Женщина падает, хватая его за ноги и удерживая рыдания, что рвут ей грудь.

 - Пошли! – она встает, не выпуская сына и тщетно пытаясь оторвать его от мертвого Хсарта.

 - Пусти! – визжит мальчик, и шкура пумы, что носил его отец, оказывается у него в руках.

 А Матенаис вдруг замирает. Потом медленно оборачивается и видит Хэта.

 Он спокойно стоит возле своей хижины и смотрит в их сторону. Нет, смотрит прямо ей в глаза…

 Потом, замахивается, отклоняясь назад, и бросает копье. Женщина наблюдает, как крутясь, оно пронзает зыбкое пространство. И, будто, замирает на миг время, когда древко с костяным наконечником настигает человека с рогатым черепом…

 На этот образ наслаивается другой, и вид унылой пустыни, что простирается вокруг, озадачивает и тревожит ее. Серо-седая земля, бесцветное вечернее небо и это мертвое корявое дерево, сожженное грозой – все это будто хорошо знакомо. Матенаис оглядывается и замечает в отдалении  нескольких человек, в одном из которых узнает своего уже повзрослевшего мальчика.

 - Кхорх! – зовет она.

 Но он не слышит, как и те, что окружают его.

 - Ну, что, гаденыш? – говорит подросток, который на голову выше ее сына. Она узнает Стехта. – Поговорим? Здесь нам никто не помешает.

 - Чего тебе? – равнодушно вопрошает Кхорх. – Говори.

 - Куда ты дел Хэта, поганец? – начинает злиться Стехт, подходя ближе к противнику. – Ты убил его? Убил! Я видел твои окровавленные руки! – он легонько подбрасывает и ловко ловит короткую, увесистую дубинку. – А ты знаешь, что бывает с теми, кто убивает малуса и скрывает это? Знаешь, змееныш!

 - Кхорх! – изо всех сил кричит Матенаис и бежит к нему, но налитые тяжестью ноги совсем не слушаются ее.

 А небо над головами мальчишек начинает быстро темнеть. Едва заметные змейки молний проскальзывают в нем. И в этой мрачнеющей, грозной сини проступает огромное лицо мертвого вождя. Растягивая губы в оскале, он жадно смотрит вниз.

 - Кхорх!

 Стехт набрасывается на него и легко валит на землю. Но после короткой и ожесточенной борьбы, ее сын вдруг раскидывает руки, только что душившие противника, и начинает смеяться, глядя в небеса, уже готовые обрушить на его врагов свой гнев. 

 Женщина падает, проваливаясь в черную бездну…

 И, вскрикнув, просыпается…

 - Привиделось чего? – Тенаит наклонилась, осторожно убирая с её лица налипшую прядку. – Позвать господина?

 - Господина, - прошептала Матенаис, вслушиваясь в звучание этого слова. – Он теперь – господин, - она криво усмехнулась. – А когда-то Кхорха называли гаденышем, и каждый считал своим долгом плюнуть ему вслед. Его не любили в племени и боялись, и я не понимала – почему. Теперь понимаю, - добавила она и прикрыла глаза. – Многое открывается мне только теперь, по прошествии стольких лет. Моя болезнь будто подарила мне способность видеть то, что случилось с ним раньше. Знаешь, Тенаит, после смерти отца и Хэта, он так долго был изгоем, и даже поговорить мог только со мной, но никогда ни в ком не нуждался. А сейчас, мой сын – улхурский властелин, и уже давно гниют в земле все проклинавшие его. Но отчего же мне так страшно? Так страшно, Тенаит! – женщина крепко схватила сиделку за руку, глядя на нее темнеющим взглядом, что всегда предвещало новый приступ.

 - Успокойся, я же с тобой.

 - Ты? И она со мной, слышишь? – Матенаис затравленно покосилась в сторону и отвела глаза.

 - Кто? – ласково спросила Тенаит, поглаживая по высохшей руке своей подопечной. – Здесь никого нет, кроме тебя и меня.

 Тонкие черные брови больной сошлись на переносице:

 - И ты считаешь меня сумасшедшей, - обиженно проговорила она. – А я не сумасшедшая, только знаю и вижу больше, чем ты! И даже больше, чем он, мой сын! Не веришь? – женщина начинала дрожать. – Тогда почему он назначил меня жрицей этой… этого существа? Не знаешь? Я тебе скажу!

 - Тише, тише, - сиделка перехватила руки несчастной, которая цеплялась за нее, пытаясь подняться. – Успокойся, наконец, - она была сильнее, но иногда боялась вот этих всплесков злости у Матенаис.

 А та продолжала биться и метаться по постели, уже выкрикивая какие-то нечленораздельные звуки. Разум снова покинул мать первосвященника, и ухаживающей за ней пришлось весьма постараться, чтобы угомонить ее. И когда та, наконец, притихла, Тенаит решила привести Кхорха.

 - Она, бедняжечка, совсем плохая, - жаловалась женщина молодому господину, едва поспевая за ним, возвращаясь в комнатку больной. – Теперь кричит постоянно, а просветления наступают совсем ненадолго.

 - Такого не может быть, - тихо проговорил первосвященник. – Настой должен подействовать.

 - Так он и действует, твой настой, только пользы матери не приносит.

 Кхорх поморщился:

 - Чего бы понимала!

 - Понимаю то, что вижу, господин.

 Тенаит хотя и считалась смелой женщиной, но спорить с первосвященником побаивалась. Уж больно страшны были глаза улхурского повелителя.

 - На свободу ей надо, - вновь заговорила она, поняв, что Кхорх не сердится. – Под солнышком, да на чистом воздухе, враз прошел бы недуг.

 - Не могу я ее отпустить, не могу, понимаешь? – отозвался сын Матенаис и вошел в душную комнату, которая давно стала клеткой для его матери.

 - Она спит теперь, - зашептала сиделка. – Я уж хотела просто побыть с ней, но передумала.

 Первосвященник подошел к ложу больной и, наклонившись, внимательно посмотрел ей в лицо. Матенаис спокойно и ровно дышала, но казалась излишне бледной, словно уже мертвой. Желтовато-серые веки приоткрылись так, что было видно глянцевую белизну глазных яблок. Синюшные, искусанные губы едва заметно шевелились, и билась вздутая венка на виске. Ему стало жалко мать, жалко до боли в груди, но мысль о том, что она может нарушить его планы, вызвала досаду и обиду, сродни той, что появляется у ребенка, когда родитель не хочет вдруг исполнять его желание. Но боль внутри все разгоралась и, скрипнув зубами, он опустился на колени.

 - Мама, - Кхорх осторожно взял исхудавшую руку и прижал груди, чтобы унять боль. – Мама…

 Накатила волна страха, как бывало иногда среди ночи, когда очнувшись от вязко-дурного видения, он еще видел перед собой жгучий взор Матенаис. Она умирала и тянула к нему руки, а губы ее шептали проклятья. Ему. Кхорх знал, что это только сон. Но забыть того мгновения пронзительного и неотвратимого отчаяния было выше его сил. И этот страх потерять ее неотступно преследовал и изводил его уже долгое время. С того момента, как ушел и вернулся Хэт, маленький Кхорх понял, что не все в человеке смертно. Но расстаться с матерью…

 Когда это случится – в нем навсегда умрет то, чему самими богами даровано бессмертие.

 - Мама, - он вздохнул, удерживая нервный всхлип.

 Она нахмурилась во сне и слабо застонала. Ее мальчику было плохо. Да, только ей дано так остро чувствовать свое дитя. Кхорх знал это.

 Он отпустил ее и поднялся:

 - Ей необходимо принять настой еще раз. Ты меня слышишь?

 Кхорх повернулся к Тенаит, и та отшатнулась, увидев его лицо.

 - Но, господин…

 - Не перечь мне! Я знаю, что нужно моей матери!

 Женщина опустила глаза:

 - Да.

 - Когда она проснется, дашь ей это, - он протянул сиделке маленький глиняный сосуд.

 Та нехотя приняла его и с жалостью взглянула на Матенаис, помня, какие страдания ей причиняет это странное снадобье.

 И ее подопечная, почувствовав что-то, вздрогнула и открыла глаза.

 - Сын?

 - Да, мама, - Кхорх присел на край кровати, и улыбнулся, но губы его дрожали. – Как ты?

 Женщина внимательно и напряженно смотрела на него, потом тихо спросила:

 - Что-то случилось?

 - Ничего, - отозвался он. – Я пришел узнать, не нужно ли чего. Знаешь, мама, у тебя замечательная подруга и она просила меня быть внимательнее к матери.

 Матенаис подавила тяжелый вздох. Не смотря ни на что, ей так хотелось верить в его слова, а главное – в те чувства, которые он всегда старательно прятал, даже в детстве. Ее сын никогда не был с нею ласков, даже ребенком. Да, он всегда нуждался в ней. Но мог ли любить? И снова давняя боль захлестнула сердце. Ведь она прощала ему все, что невозможно простить. Сколько крови было на его руках! Сколько горя и слез уже принес он в этот мир. И не желал останавливаться! Это Хэт сделал его таким, это он отдал ее ребенка ужасной демонице, которая стала для него всем, целым светом, где даже любящая и страдающая мать оказалась проводником для потусторонней сущности. Но Матенаис проще было обвинить во всем умершего, чем терзаться муками от мысли, что ее дитя стало бездушным монстром, преданным Кэух.

 - Спасибо, Тенаит, - только и смогла сказать несчастная, и отвернулась к стене.

 Первосвященник придвинулся к ней и проговорил шепотом:

 - Мама, ты же знаешь, как нужна мне.

 Женщина дернула головой, поворачиваясь, и открыто встречая его черный, выжидательный взгляд. Он чутко ловил изменения в ее настроении и теперь видел – что-то не так.

 - Это я знаю, - сказала она резко. – И даже знаю – зачем. Ты уже набрал девчонок для ублажения своей твари! Уже первые жрецы служат у колодца и чудовище, которое  обитает там, уже выходит к ним и…

 - Успокойся, мама!

 - Убирайся!

 - Мама! – глаза Кхорха вспыхнули красным огнем. Он переставал владеть собой, когда разговор заходил о Кэух. И это выводило из себя Матенаис.

 – Послушай, - его тон смягчился, хотя женщине показалось, что сын ударит ее. – Я отпущу тебя на землю, если захочешь, только выполни последнюю мою просьбу.

 Она снова отвернулась, сдерживая слезы и не желая, чтобы Кхорх видел ее страдания.

 - Захочу ли я? – выговорила Матенаис с усилием. – Ты и, правда, думаешь, что я хочу уйти, оставить того, кого люблю? Совсем одного? – она замерла, боясь расплакаться или вдруг услышать от сына слова признательности, и тогда, уже не задумываясь, принести себя в жертву. Но он молчал, и она подвела неутешительный итог:

 - Тебе не дано понять человеческое сердце, тем более сердце матери, потому что Хэт отнял твое.

 - И сейчас я говорю твоему сердцу – помоги мне, - вкрадчиво проговорил Кхорх. – Последний раз. Скоро Кэух обретет плоть. Но для этого нужна последняя жертва, которую можешь принести только ты.

 - Я согласна, - выдохнула Матенаис, устав бороться.

 - Выпей это и поспи, - подхватил сын. – Тебе нужно хорошо отдохнуть перед этим важным событием.

 - Ты убиваешь ее, Кхорх! – крикнула сиделка, но встретив пасмурный взгляд господина, отступила, опуская голову.

 - Лучше не выступай, Тенаит, - бросил зло первосвященник. – Твое мнение никому не нужно, ты же понимаешь. И подержи маму.

 - Нет, - твердо сказала та, - свяжите меня. Так будет лучше.

 - Кому – тебе? – вновь не удержалась сиделка.

 - Молчи, - отозвалась Матенаис. – И помоги своему повелителю.

 - Принеси путы, - пряча глаза от матери, распорядился он, и потом сам принялся пеленать ее, протаскивая длинные концы веревки через ложе и стягивая их в надежные узлы.

 - Вот так, - быстро справившись с задачей, Кхорх подсел к мертвенно бледной Матенаис.

 - Потерпи, мама, скоро все кончится.

 Она зажмурилась, чувствуя, как горлышко сосуда коснулось ее губ.

 - Вот так…

 Горечь эликсира обожгла горло, огнем разлилась по груди, и пылающим комком застряла где-то внутри, словно разъедая внутренности.

 Она открыла глаза и через густеющую пелену увидела искаженное болью лицо сына.

 - Все буде хорошо, мама, - донеслись до ее гаснущего разума слова, смысл которых Матенаис не могла уже постичь.

 А Кхорх, заметив первые судороги, развернулся и стремительно покинул комнату…    

 

Глава 6

 Довольный жрец проводил малусов в грот Умбры, и участники недавнего состязания снова оказались там, где все началось. Здесь ничего не изменилось, если не считать появления квадратного помоста, шириной в три локтя, прикрытого пурпурной материей. По обе стороны его в больших чашах горел огонь.

 А вот Гереха словно подменили. Особую торжественность ему предавал темно-лиловый хитон с золотистой отделкой и высокий венец с рубинами. Служитель был непривычно учтив, и, выражая почтение Стражам священных невилл, кланялся и слащаво улыбался. Правда, все эти ужимки казались неприятными бывшим соплеменникам, что хорошо помнили его гневливый и вспыльчивый нрав.

 - А он научился сгибать спину, - заметил Сахулл, толкнув в бок Дрэвха. – Кхорх может многое дать, таким, как наш вождь, - он широко улыбнулся, хлопая короткими белесыми ресницами и озорно блестя черными глазенками.

 - Приятно, что вы отдохнули и находитесь в веселом расположении духа, - заметив это, сказал Герех.

 - Чего мы ждем? – любезно, в тон жрецу, поинтересовался Одрух, и это получилось у него так комично, что остальные мужчины дружно рассмеялись.

 Но служитель сразу стал серьезным. Осмотрев будущих стражников, он деловито заговорил:

 - Надеюсь, вы понимаете, что отныне ваша жизнь станет другой? И начнется это с одежды. Смотрите на меня – я больше не выгляжу, как дикарь. Никаких бус из клыков, косичек и, - жрец поморщился, - шкур на бедрах. Служители Кэух должны носить белые одежды в знак чистоты.

 - Сам-то чего не в белом? – хмыкнул Сахулл.

 - Цвет одежд в Улхуре символизирует положение того, кто их носит, - повторил Герех хорошо заученную фразу. – Лиловый – цвет жрецов, - он был очень доволен и собой и своим особенным местом рядом с Кхорхом, к которому все больше проникался глубоким уважением. – Кроме того, вам выдадут ножи…

 Змеелов поклонился, храня на лице притворно-вежливое выражении:

 - Герех, а от кого мы должны охранять девчонок?

 Среди малусов снова раздались смешки. Веселость мужчин была скорее нервной -  сказывалось напряжение последних дней, которое требовало разрядки.

 - От всех, - очень серьезно ответил жрец. – От всех, кто осмелится войти в грот дев и на берега озера Хелл.

 - А ты сам можешь появляться там? – продолжал Одрух.

 - Нет, - еще строже сказал служитель. – Эта земля – священна. Только посвященные Кэух и первосвященник могут находиться на ней. Да еще Матенаис, которая станет единственным связующим звеном между вами и миром, который будет закрыт для вас с того самого момента, как вы облачитесь в хитоны Стражей.

 - Навсегда закрыт? – испуганно спросил Рехум.

 Герех мрачно взглянул на юного травника:

 - Навсегда.

 В гроте, где восстановилась тишина, появился Кхорх. Его сопровождали шестнадцать служек в черном, которые выстроились вдоль стен, держа в руках факелы. Жрец, едва завидев господина Улхура, низко поклонился ему. Тот в ответ протянул служителю руку для поцелуя. Он выглядел бледнее обыкновенного, но в отличие от Гереха не сменил одежд, оставшись в обычном черном балахоне.

 - Приветствую вас, Стражи, - заговорил первосвященник, предварительно оглядев мужчин, склонивших перед ним головы. – Надеюсь, его святейшество уже разъяснил вам основные правила будущей службы?

 - Да, господин, - ответил за всех Сахулл. – Теперь мы знаем, что должны посвятить остаток дней охране святой земли.

 Кхорх покосился на жреца и странно усмехнулся.

 - Пока с вас не будут сняты символы Стражей, – уточнил он.

 - Какие, господин? – спросил Одрух.

 - Пояс с ножнами и именные браслеты из бронзы, - поспешно ответил Герех. – Все это появится у вас во время ритуала посвящения, который проведет один из жрецов Кэух.

 - Но перед тем как каждый из вас произнесет слова клятвы, хочу, чтобы вы твердо запомнили, каким обязан быть истинный страж невилл, - подхватил первосвященник. –  Пусть станут напутствием вам мои слова, пусть будут выжжены огнем в сердцах. И пусть примеры тех, кто нарушил заповеди Стражей, никогда не будут забыты. Итак, слушай же, служитель Кэух, каким ты станешь, когда ступишь на благословенную землю близ священного Колодца:

  ты будешь тихим и терпеливым, иначе тебя постигнет участь Мауха, кричавшего там, где нужно было молчать и слушать.

 Ты должен быть выносливым и сильным, чтобы не стать Ивхом, напрасно считавшим себя таковым.

 Развивай в себе самообладание, и пусть пример Вахра, убитого змеями, стоит перед твоими глазами.

 Будь внимательным, чтобы, подобно Иманиусу не стать жертвой собственной беспечности и излишней самоуверенности.

 Не впускай в душу свою страх, или он покорит тебя и убьет, как убил Тилха.

 Никогда не трогай то, что не принадлежит тебе, и помни о плачевной кончине Тавлуха, что позарился на чужое богатство.

 И, наконец: не будь самонадеян с тем, кто сильнее тебя, умей смиряться с тем, что кажется тебе неправильным. И не пытайся противоборствовать божеству.

 Он замолчал, блестя глазами.

 - Как - кто? – подал голос Одрух. – Ты забыл сказать, кто сделал это, господин.

 Кхорх обнажил в улыбке мелкие, острые зубы.

 - Ты же понимаешь, змеелов, - он помолчал, потом заговорил, возвысив голос, и чем больше говорил, тем торжественнее звучали его слова.  – Кэух, божественная Кэух уже готова подняться к нам из темной бездны, чтобы мы, служители ее, могли поклониться ей. Божество малусов, что было лишь духом, наконец, обрело плоть. Теперь ваши жизни связаны с той, что обитает в Колодце. Готовы ли вы, братья, к новой жизни?

 - Да! – ответили они разом.

 - Опуститесь на колени, чтобы я видел вашу готовность и смирение перед единственным господином, которому вы будете служить отныне.

 Мужчины выполнили просьбу. И тогда в пещере появился еще один человек, облаченный в серебристый хитон с капюшоном, который скрывал лицо. Он был высок и двигался так степенно, что невольно вызывал почтение у новоявленных служителей. В руках его находилась свернутая одежда для стражников, и, подойдя к помосту, он сложил ее там и повернулся к собравшимся.

 - Приветствую тебя, жрец Кэух, - обратился к нему Кхорх, склоняя голову.

 Тот в ответ низко поклонился ему, прижимая руку к груди.

 Малусы стали подходить по одному, принимая одежду и облачаясь в нее прямо перед жрецом. После чего служитель сам застегивал на запястьях каждого по браслету, и читал короткую молитву, накрыв своей правой рукой правую руку посвящаемого. Причем, последний, всякий раз с некоторой опаской свершал это действо, стараясь не смотреть на белую, холодную руку жреца с загнутыми, длинными и темными ногтями.

 Церемония происходила в тишине, нарушаемой только неприятно сиплым, очень низким голосом служителя и теми, кто повторял за ним слова клятвы.

 Когда последний из Стражей принял браслеты и подошел к остальным, снова заговорил первосвященник:

 - Вы стали избранными! Будьте достойны оказанной вам чести. И никогда не преступайте заповедей, что услышали в гроте Умбры. Будьте чисты и духом и телом! Сейчас вы стоите на пороге иной жизни, безнаказанно нарушить законы которой не сможет ни один смертный! – он воздел руки кверху и воскликнул:

 - Да свершится! Пусть закроются врата прошлого.

 Вход в пещеру, через который привел их Герех, преградила плита, что снова напомнило людям о пережитом в Млечных гротах.

 - Откройте новые врата!

 За спинами стражников разомкнулись каменные глыбы, образуя проход. А жрец в серебристых одеждах прошествовал к нему, потом остановился перед входом и снова низко поклонился.

 - Войдите в обитель невилл! – вновь раздался дрожавший от напряжения голос Кхорха.

 Стражи последовали за служителем и оказались в красивой пещере с большим и плоским, пепельно-синим камнем в самом ее центре. Здесь было еще два входа, один из которых открывал галерею, ведущую к озеру, за другим же располагалась целая анфилада комнат служебного значения. Туда все и направились.

 - Отныне, это ваш дом, - пояснил жрец, переходя из залы в залу. – Здесь вы будете свершать ежедневные молитвы, - сказал он, обведя рукой первую комнату со статуями Кэух - существа, похожего на паука, но с человеческой и довольно уродливой головой. – Здесь – сможете открывать для себя знания, накопленные другими народами, - вдоль стен следующей залы стояли простые скамьи, а в нишах над ними лежали книги и свитки. – Эта комната для тренировок, чтобы укреплялся не только ваш дух, но и тело.

 Далее шли – трапезная с большим столом, и общая спальная с низкими ложами и сундуками для личных вещей.

 - На рассвете каждого дня, - продолжил жрец своим странным голосом, - вы станете обходить берег озера, которое уже знакомо вам. А когда невиллы выйдут к священному колодцу, вы обязаны присутствовать при  ритуале, следя за правильностью его исполнения.

 - Ну, мы-то уже свершали его, - усмехнулся Одрух, - и поэтому, знаем…

 - Ты потешаешься над священным действом, Страж, - перебил его служитель, - и можешь поплатиться за это. Ваше дело – смотреть за тем, чтобы содержимое чаш, которые носят девы, не оказалось пролитым на землю. Если это случится – невиллу придадут смерти. Такое Кэух не простит людям. Это понятно? Теперь вы можете отдохнуть и осмотреться. Хочу еще заметить: все необходимое вы станете получать через служек, которые имеют доступ в ваш дом только через трапезную. Они же будут оповещать о трапезах в урочный час, посредством вот этого гонга, звон которого слышен даже на дальнем берегу Хелла. Служки знают свои обязанности. Вы должны усвоить свои. Если кто-то из слуг окажется вне грота для Стражей – вы будете наказаны. Если чужой проникнет на озеро – вы будете наказаны. Если одна из невилл нарушит правила – вы будете наказаны. Все. Я стану приходить к вам сам после утреннего обхода. Это понятно?

 - Да, господин, - кивнул Сахулл и, замявшись, поинтересовался, - можно ли узнать твое имя?

 - Меня зовут Хепи-Сах, - ответил служитель, опуская голову, и многим показалось, что он желал спрятать и без того закрытое лицо. – Будьте готовы - через несколько дней в храме состоится первая службы, на которой ваше присутствие обязательно. И помните, скоро настанет час Хелла, когда над Иктусом восходит луна. Пока свет ее не погаснет с приходом нового дня – никто из рода человеческого не смеет выходить к озеру. Ну, а сейчас, я удаляюсь, - добавил он и, развернувшись, покинул дом стражников.

 - Странный, - проговорил Одрух задумчиво, потирая подбородок. – Мне поначалу показалось, что он так двигается из-за особой важности, что напускают на себя эти жрецы. Но теперь понимаю – не все так просто.

 - И имя чудное, - подхватил Дрэвх, заметив, какими странными взглядами обменялись горцы, когда услышали его.  – И рожу прячет.

 - Тихо! – возмутился Сахулл, который уже считал себя приемником Хоруга и схватился бы с любым, кто только посмел опровергнуть это. – Чего разорались? Забыли – кто вы теперь? Священные Стражи! А им не пристало выражаться так оскорбительно о высших по положению! – он кашлянул и шмыгнул коротким носом, окидывая довольным взглядом свой новый наряд. Не смотря ни на что, ему нравился его хитон, со шнуровкой на груди и штаны, которые никогда не носили малусы.

 - Хорош, - заметив, что он любуется собой, усмехнулся Одрух. – Мне, к примеру, пришлись по душе вот эти сапоги из кожи. Говорю со знанием дела, потому как у озера могут водиться змеи.

 Звучный голос гонга прервал его речь.

 - Нас приглашают на вечернюю трапезу, - засмеялся Рехум, который, казалось, еще больше похудел за прошедшее испытание, став похожим на подростка.

 - Пошли, - кивнул Сахулл. – Тебе-то не помешает подкрепиться. Да и мы с удовольствием составим тебе компанию!

 Все вошли в трапезную, и расселись за столом, уже слыша аромат жареного мяса.

 Двое мужчин в сером вышли из смежной комнатки, неся большие плоские чаши с едой.

 - Кифрийцы? – счастливая улыбка сползла со смуглого лица Дрэвха. – Нас будут обслуживать эти грязные морды? – он с пренебрежением окинул рослую фигуру одного из служек с бронзовой кожей и золотыми браслетами на босых ногах. С тех пор, как в Улхур пришли первые наемники из Кифры, многие малусы преисполнились к ним презрением и злобой. Дрэвх испытывал к детям Песка особые чувства. В его чуть приплюснутом носе и узких, припухших глазах, в блеске черных волос и особом оттенке коже, легко угадывались черты кифрийца. И натерпевшись насмешек от соплеменников, он люто ненавидел этот народ, подозревая во всех грехах свою несчастную матушку.

 - Успокойся, - посоветовал ему Одрух, кивнув кифрийцу.

 Тот поставил блюдо и молча поклонился. Второй его собрат замер у противоположного конца стола.

 - Ступайте, - отпустил их Сахулл.

 А когда они ушли, недовольный Дрэвх глянул на охотника:

 - А кто назначил тебя здесь главным, брат?

 - Хватит! – Фархус ударил по столу тяжелой рукой. – Хочешь стать лидером? Тогда заслужи наше уважение, как сделал это Хоруг! Сахулл старше тебя, - понизив голос, продолжил он, - и не оскорбляет людей понапрасну. Кем бы они ни были. Я понимаю, все мы напряжены после того, что довелось пережить, но пережить вместе, хочу заметить.

 - Ага, а чего это ты сам сторонишься нас, словно мы прокаженные? – огрызнулся Дрэвх. – Вы с дружком будто не наших кровей и все переглядываетесь многозначительно.

 - Я вырос вместе с Лахваром, - усмехнулся горец. – Конечно, он ближе мне, чем ты.

 - Всё выяснили? – вмешался Одрух. – Давайте по достоинству оценим трапезу, что приготовили для нас любезные кифрийцы, - он предостерегающе взглянул на молодого охотника, который, стиснув зубы, опустил глаза.

 В молчании мужчины принялись за мясо. Но когда прислужники вынесли фрукты и мед, Дрэвх, не сумел сдержать клокотавшей в нем ярости, когда один из кифрийцев случайно задел его краем просторного рукава. Двинув по блюду так, что на пол посыпались румяные персики, малус ухватил за шиворот испуганного служку и притянул его к себе.

 - Ты это нарочно, гад? – гаркнул он в испуганное лицо.

 Кифриец замотал головой, мыча и слабо упираясь.

 - Чего? Говори, урод – зачем ты толкнул меня?!

 - Отпусти его, - Одрух поднялся и направился к взбешенному стражнику, что принялся душить безропотного бедолагу.

 - Отвечай! – возопил Дрэвх, и вдруг замолчал, выпуская из рук кифрийца, который широко открыл рот, задыхаясь. – Сожри меня Улх, - тихо выругался он, ошарашено глядя на служку.

 - Чего ты? – отнимая блюдо у кифрийца и отправляя его в коморку, поинтересовался змеелов, недоверчиво посмотрев на побледневшего бузотера.

 - У него отрезан язык, - ответил тот растерянно.

 На какое-то время за столом восстановилась полнейшая тишина, которую нарушил Одрух, невесело заметивший:

 - Кхорх надежно хранит тайны подземелий.

 - Смотри, - отозвался Сахулл, - как бы и тебе не лишиться кое-чего за эти слова.

 - Пора и отдохнуть, завтра – трудный день, - нахмурившись, сказал Фархус и первым пошел в спальную.

 Но как только мужчины улеглись, поглощенные безрадостными и тревожными мыслями, до них вдруг донесся близкий, сиплый и протяжный вой, полный тоски и боли. Ему ответил другой, приглушенный и шедший как будто с озера.

 - Кто это, храни нас Улх? – вскрикнул Рехум, вскакивая с кровати.

 - Их двое, огромных и, судя по голосу, голодных змеев, - ответил Одрух. – Наши новые знакомые желают нам покойной ночи. Настал час Хелла…

 Утром их разбудил жрец.

 - Ваш первый день службы начат, - сказал он, - и, судя по недовольным лицам, ночь прошла не совсем спокойно.

 Лахвар уже хотел ответить, но Сахулл чувствительно сдавил ему руку и, отодвинув юношу, подошел к служителю.

 - Приветствую тебя, Хепи-Сах, - поклонившись, проговорил он почтительно. – Благодарим, мы отдохнули и готовы исполнить свои обязанности.

 - Прекрасно, - ответил тот бездушно-ровным тоном. – Прошу в трапезную.

 На этот раз, в присутствии жреца, все обошлось спокойно, да и третировать и без того несчастных кифрийцев, никто не хотел.

 Все чувствовали нервозность, когда  отправились за молчаливым служителем в грот дев и встали полукругом невдалеке от синего камня.

 Церемония оказалась недолгой и совсем не торжественной. Сам открывший колодец Хепи-Сах прочел над ним короткую молитву. Потом появились невиллы. Одетые в белые, свободного кроя платья, с распущенными волосами и босые, они показались мужчинам похожими на прекрасных сказочных созданий. Только сказки в этих краях имели жутковатый смысл.

 Каждая из дев несла в руках глубокую чашу, полную какой-то жидкости – нечто темно-красного с черными сгустками. По очереди невиллы вылили это в бездонные недра, и колодец закрылся.

 Девушки опустились на колени и затянули что-то совсем непонятное и мало похожее на песнь. Судя по бледным лицам бедняжек и дрожавшим голосам, все что происходило сейчас, стало крайне мучительным для них.

 Собрав чаши, жрец отпустил невилл и подошел к стражникам.

 - Теперь вы должны осмотреть берег озера, - тускло сказал он.

 - Помилуй нас, - чуть слышно пробормотал травник, едва не лишившись чувств, когда до него донесся запах, источаемый чашами. И если бы не Фархус, который вовремя поддержал его, юноша свалился бы в обморок прямо на глазах у служителя.

 Но тот не стал задерживаться и величественно покинул грот.

 - Это кровь, - выдавил из себя дрожавший Рехум.

 - Да успокойся ты, - встряхнул его горец. – Чего ты хотел?

 - Кого можно кормить… этим?

 Одрух засмеялся:

 - Отец говорил мне, что у каждого свой бог. Можешь представить, какой он у Кхорха.

 - Идем к Хеллу, - напомнил всем Сахулл, - и держите себя в руках 

 - А я вот о чем думаю, - шагая по галерее, проговорил Дрэвх. – Млечные пещеры где-то совсем рядом.

 - Возможно, - отозвался Лахвар. – Мне кажется, озеро находится на дне кратера и та отвесная скала – фундамент храма Кэух-Арахна. Вот почему мы видели небо. Может, густой туман стоит в кратере не всегда. Млечные пещеры тянутся по окружности жерла вулкана. Мне еще тогда показалось, что галереи идут по кругу.

 Тем временем, они уже вышли к озеру, и остановились, удивленные и зачарованные.

 Над аспидно-синей в серебристых бликах водой редкими полосами стлался туман. В его белесых прорехах виднелось синее небо. А где-то там, за туманом, в пустом безмолвии, высились антрацитовые скалы. У самого берега тихо плескались волны, перекатывая рябые камушки.

 Фархус зачерпнул воду.

 - Соленая, - сказал он. – Как могут здесь расти цветы?

 - Какие  цветы? – подхватил Дрэвх, к которому снова возвращалось бойцовское настроение.

 - Нимфеи, - горец обернулся, взглянув на охотника. – Разве ты не заметил их в прошлый раз?

 - Как то не до цветов было, - признался тот.

 - Я тоже их видел, - проговорил Рехум как-то неуверенно. – И потом подумал, что мне привиделось - в такой воде они не могут жить.

 - Проверим? – прищурился Дрэвх.

 - Но… там ящер, - пробормотал смущенный травник, отступая.

 - Не впускай страх в душу свою, - засмеялся охотник. – Так завещал нам великий Кхорх. Ты тоже трусишь? – взглянул он на Фархуса.

 - Нет, - тот пожал плечами, – но смысла в этой затее не вижу.

 - Ну, как же? Если найду цветок я, Сахулл перестанет корчить из себя вождя нашего племени, - он хмыкнул. – Найдешь ты – Дрэвх больше рта не разинет. Идет?

 - Идет!

 - Одумайтесь! – попытался урезонить их Сахулл, но охотник лишь рассмеялся ему в лицо.

 - Я помолчал бы на твоем месте или сам полез в пасть дракону.

 Горец оттолкнул друга, что попытался помешать ему и, сбросив сапоги, первым вошел в воду. Хохоча, охотник отправился за ним. И скоро туман поглотил их.

 Они поплыли в разные стороны, нисколько не сомневаясь в успехе. Но чем дальше оставался берег, тем плотнее становился туман, через который уже ничего не было видно.

 Фархус перестал грести и огляделся. Ноги покалывало от холодной воды, но он все же решил доплыть до скал и уже тогда повернуть назад.

 - Вернитесь! – еле донеслось до него с берега, и стражник удивился, что так далеко уже забрался.

 - Э-э-й, - отозвался Дрэвх совсем рядом, в то же время, оставаясь невидимым.

 А горец заметил цветок.

 Он был близко, покачиваясь на синей глади, где отражались его белые лепестки. Фархус протянул руку, касаясь чашечки, и вдруг ощутил  жалость к трогательной хрупкости нимфеи. Но пальцы уже скользнули к упругому стеблю, надламывая его. Не веря глазам, он поднес к лицу сорванную лилию, испачканную кровью…

 Вдруг перед ним взорвались спокойные воды, и голова ящера вынырнула из темной глубины. Разинув страшенную пасть, змей бросился на горца и только чудом тому удалось увернуться, оттолкнувшись от чешуйчатого тела гада. Тот обрушился мимо всей массой, снова погружаясь в пучину, и Фархуса затянуло водоворотом. Оказавшись под водой, он открыл глаза, и с ужасом увидел сквозь мутное пространство, как разворачивается гибкое тело змея. Что произойдет потом, он никак не мог предположить, но сцена эта долго будет преследовать его в ночных кошмарах. Огромная пасть ящера распахнулась так близко, что стали видны острые, длинные зубы и черная глотка твари. Забив ногами и загребая руками, горец рванулся в сторону, уже предчувствуя, как вопьются в него драконьи клыки. Но… мгновение минуло. И чьи-то руки потянули его наверх, прочь от разбухающего в воде кровавого пятна.

 - Зачем ты полез за мной? – отплевываясь и тяжело душа, проговорил Фархус, выбираясь на берег, где их ждал мокрый и притихший Дрэвх.

 - Извини, надо было позволить ящеру сожрать тебя, - отозвался Лахвар, нисколько не обижаясь на друга. – Держи трофей, - он протянул ему уцелевшую нимфею.

 Но ни забрать цветок, ни выразить радость победы Фархус не успел - к ним подбежал запыхавшийся Рехум.

 - Скорей, - оборачиваясь и показывая назад, выпалил он. – Идемте.

 - Куда? Объясни толком! – потребовал Дрэвх.

 - Когда вы уплыли, я увидел, как вспыхнули над скалами огни, потом покатились вниз, и угасли. Сахулл тоже видел и все пошли туда, а меня оставили, - он сконфуженно смолк, не находя больше слов.

 - Идем, - кивнул Лахвар.

 И скоро они уже пробирались по заваленному большими валунами берегу, быстро догнав собратьев.

 - Искупались? – подозрительно недобро бросил Одрух.

 - Цветок у меня, - похвалился Фархус.

 - Поздравляю.

 - Быстрее, - поторопил их встревоженный Сахулл. – Кажется мне, что случилось непоправимое.

 В той самой скале, над которой появились странные искры, Стражи обнаружили глубокую пещеру. Внутри горел огонь.

 - За мной, - позвал Сахулл.

 Они вошли и увидели невилл, которые суетились над кем-то, лежавшем у самого костра. И вновь невольно очарованные видением прекрасных созданий, мужчины так и стояли бы, не в силах вымолвить ни слова, если бы одна из них не вскрикнула, заметив стражников.

 - Что вам здесь нужно? – быстро оправившись от испуга, строго сказала она и направилась навстречу непрошеным гостям. – Разве вы не знаете, что в эту пещеру нельзя входить чужим?

 - Начнем с того, что мы не чужие, - обиделся Дрэвх. – К тому же, нам показалось, что здесь кричали.

 Девушка немного успокоилась, узнав Одруха, который был из ее родного племени.

 - Рада, - что ты прошел испытание, - опустив глаза, проговорила она тихо.

 - Спасибо, Лемаис, - улыбнулся тот. – Но, что же у вас произошло?

 Красивое личико невиллы вновь стало испуганным.

 - Крорис вдруг стало плохо, - поспешно заговорила она и вдруг замерла, увидев в руках Лахвара озерную лилию. – Зачем, - глаза девушка потемнели от страха, - зачем ты принес это сюда?

 - Что? – не понял юноша. – Нимфею? Фархус сорвал ее…

 - Сорвал?! – воскликнула она и бросилась к другим невиллам, которые тщетно пытались привести в чувство свою подругу. – Она умрет! Умрет! – закричала девушка. – Они погубили ее лилию!

 - Что все это значит? – с раздражением спросил Фархус. – Мне кто-нибудь объяснит? В чем я виноват? – он подошел к той, что неподвижно лежала прямо на земляном полу пещеры. Она уже была мертва.

 Горец, легко подняв еще теплое тело, перенес его на возвышение в глубине грота, и снова обратился к Лемаис:

 - Скажи мне, почему?

 - Так захотел Кхорх, - всхлипывая, ответила она. – Или, скорее, сама демоница. Мы живы, пока цветут в озере нимфеи, которые, как зеницу ока, обязаны стеречь Стражи, - невилла с укором взглянула на молодого человека.

 - Я клянусь, что ничего не знал о лилиях! – воскликнул тот.

 - Какое это теперь имеет значение? Особенно для Крорис? – с горечью спросила девушка, склонилась над умершей и снова заплакала.

 Мрачный Фархус вернулся к собратьям.

 - Наверное, надо сообщить об этом жрецу, - хмурясь, сказал Сахулл, окинув тяжелым взглядом грот с низкими сводами и земляным полом, где не было даже тех удобств, что показались ему скромными в доме Стражей. Очаг окружало шесть подстилок из трав. Глиняные чаши с похлебкой стояли прямо возле циновок, брошенных вокруг костра. – И именно так первосвященник представляет себе чистую жизнь непорочных дев, - добавил он едко. – Грезя об утонченной роскоши мхаров, он не хочет искушать их слабые души хотя бы постелью изо льна.

 Ему никто не ответил. А невиллы, снова собравшиеся над той, что еще совсем недавно была полна жизни, запели над ушедшей подругой тоскливую песнь Смерти.

 

Глава 7

 - Признаю, моя вина, - говорил жрец. – Но кто же мог знать, что так получится.

 - И Стражам захочется нарвать цветов, - продолжил Фархус с сарказмом. – Понимаю, как странно это выглядит теперь, но ты обязан был предупредить нас.

 Он осмотрел голые стены и каменное ложе с охапкой сухой травы. Келья, куда привел его служитель, была холодной и сырой. Ее унылый вид лишь усугублял то подавленное состояние, в котором находился сейчас горец. Он был не столько растерян, сколько зол на самого себя за то, что так досадно усложнил задачу, и отдалился от намеченной цели. Ужасная история о смерти невиллы стала известна жрецу лишь на следующее утро. Да, девушка умерла, и Фархус честно признался, что это он сорвал ту злополучную нимфею. И в свое оправдание, мог сказать только то, что ему не было известно о магических свойствах этих лилий, так связанных с невиллами.

 - Кхорх простил тебе этот проступок, - продолжал служитель. – Но за гибель святой девы ты должен понести наказание. А пока верни мне нож и браслеты.

 - Да, святейший, - отозвался стражник, отдавая перечисленные предметы, и присаживаясь на валун, видимо служивший здесь стулом. – Но если виноват не я один, почему заперли только меня?

 - Я тоже буду наказан, - бесцветным тоном произнес жрец, будто собственная участь совсем не тревожила его. Впрочем, Хепи-Сах, казалось, вообще не умел выражать эмоции. И поэтому его слова не произвели на горца никакого впечатления.

 - Долго мне здесь сидеть? – поинтересовался он. – Или меня убьют?

 - Кхорх не решил еще.

 Страж поднял голову:

 - Ну, хорошо, святейший, ты все сказал, и, наверное, можешь идти.

 - Да, - отозвался тот, но продолжал стоять.

 И Фархусу вдруг почудилось, что в душе господина в серебристом хитоне происходит нечто, похожее на внутреннюю борьбу, что мало вязалось с образом этого странного человека. Но ему, поглощенному собственными душевными терзаниями, не доставало сейчас ни сил, ни желания сосредоточиться на чем-то, кроме личных переживаний. Обида на неудачный поворот судьбы весьма досаждала, делая невосприимчивым к подобным тонкостям.

 - Уйди, - тихо проговорил Фархус.

 Тяжело шагнув вперед, Хепи-Сах остановился и привычно застыл, а страж явственно ощутил, как волна острого неприятия поднялась в его душе. Этот сиплый, нечеловеческий голос, всегда закрытое лицо, замедленные движения, вызвали первоначальное отвращение и скрытый страх.

 Еще ничего не понимая, он стиснул голову руками и почувствовал, как холодный водоворот тащит его куда-то и животный ужас перед близкой смертью наполняет сердце…

 - Уйди, - простонал он.

 На этот раз жрец удалился, закрыв за собой решетчатую дверь.

 А Фархус поднялся, повинуясь странному желанию вернуть служителя и задать единственный вопрос, ответ на который внезапно пришел к нему именно сейчас. Но здравый смысл подсказывал, что Хепи-Сах не захочет открыться.

 Не зная, чем занять себя, опустошенный и томимый тягостным предчувствием, горец улегся на жесткую кровать, отгоняя прочь неприятные мысли.

  «Надо уснуть, уснуть, уснуть… как нелепо все получилось… а если первосвященник захочет убить и меня… нужно придумать что-то… придумать…»

 Он провалился в тревожный сон, где плыл под водой с полыхавшим над ним огнем. Неясные тени мелькали вокруг. Все ближе и ближе. Пока чудовищная пасть не разверзлась перед ним…

 Фархус очнулся, чувствуя, как бешено и больно колотится в груди сердце. Полежав и успокоившись, он прислушался. Вокруг стояла тишина, и определить, сколько прошло времени с момента его заточения, оказалось затруднительным. Но, насколько это было важно сейчас? Им никто не интересовался, значит, сиюминутная смерть ему пока не грозит. И то, что он оказался запертым здесь, может сыграть им с Лахваром на руку – чем меньше они будут привлекать к себе внимания, тем лучше. Что ж, теперь у него появилось время все спокойно обдумать. Ощущение потерянности прошло, как, впрочем, и чувство вины из-за смерти той девушки. Кем она была? Лишь первой жертвой в ужасной игре, что затеял первосвященник. Жалел ли ее Фархус? Да. Но кто был истинным виновником в гибели той, чья жизнь зависела от хрупкой жизни цветка?

 Протирая глаза, горец поднялся и подошел к нише, где тускло горела улхурская лампа, стоял кувшин и горкой лежали сладкие лепешки.

 - Да смилуются над тобой боги, великий Кхорх, - сказал он, отпивая прохладной воды. – Да будут…

 Странный звук привлек его внимание. Фархус оглянулся – ему показалось, что кто-то прошел мимо двери, и кривая тень на секунду скользнула по стенам. Поставив кувшин на место, и прихватив лампу, он осторожно приблизился к решетке и заглянул в коридор. Зеленоватый свет выхватил кусок неровной каменный стены и грязный пол.

 - Странно, - проговорил стражник тихо и вернулся к ложу. Он прилег, уже не надеясь уснуть – чувство тревоги не отпускало, все усиливаясь, как и навязчивое желание снова посмотреть за решетку. Раньше Фархус не считался трусом, но тот, кто таился в темноте галереи, был намного сильнее его. Сильнее не физически, нет. Притихший там источал зло, перед которым был слаб любой из плоти и крови.

 Горец снова встал, подхватил лампу и подошел к двери.

 - Кто здесь? – Фархус прислушался, уловив ни на что не похожий звук. – Эй! Отзовись! – он повыше поднял светильник, прижимаясь к прутьям. И вдруг отпрянул –  уродливый, безносый лик, мелькнул прямо перед ним.

 - Что это?.. – собственный голос придал немного уверенности, но желание смотреть пропало.

 Стражник медленно отступил к кровати, опасаясь поворачиваться к двери спиной.

 - Может, померещилось?..

 Он сел, поставив лампу у ног, и постарался успокоиться. Наверняка, кто-то из людей был рядом, да и решетка надежно защищала. Но… от кого? Если то, что видели его глаза не плод разыгравшегося воображения – никакие стены помочь ему не смогут.

 - Не впускайте в душу свою страх, - снова вслух проговорил горец, найдя в себе силы улыбнуться. – Кхорх заботится обо мне.

 Но образ кошмарного лика снова и снова вставал перед ним: узенький подбородок, низкий лоб с загнутыми тонкими рожками, серая, словно истлевшая кожа, местами прорванная и сочившаяся кровью, глубоко сидевшие белесые глаза, и острые, почерневшие зубы. 

 Он вздрогнул, едва не вскрикнув, когда услышал тихий зов за дверью:

 - Фархус?

 За решеткой стояло что-то светлое, похожее на призрак.

 - Фархус!

 Женский голос, звавший его, был мягким и удивительно мелодичным.

 Ошарашенный стражник приподнялся, не веря своим ушам. Как можно было обмануться! И что за чудовищной силой наделены эти подземелья, что рождают одновременно и кошмарные виденья, и обворожительных созданий, наделенных такими голосами.

 - Фархус, я хочу помочь тебе, - вновь нежно заговорила незнакомка.

 - Кто ты? - он встал и подошел ближе, с удивлением видя прелестную девушку, которая ухватилась маленькими ручками за прутья двери, и встревожено смотрела на него.  

 - Я – Каэлис, дочь жреца Гереха, - ответила она, взмахнув длинными ресницами, и снова устремила на пленника влажно-черные, неотразимые очи.

 Фархус смутился перед такой пленительной красотой, не находя слов, и не понимая, что нужно было от него этой девушке.

 - Я отворю дверь, – сказала она и ловко вскрыла наружный замок.

 - Для чего тебе идти против своего отца? – отступая, спросил горец.

 - Потому что ты ни в чем не виноват, - улыбаясь, ответила Каэлис и протянула к нему руки. Как хороша она была своим точеным личиком, полуобнаженной грудью и плавными линиями юного тела, что угадывались под тонкой материей платья. Склонив голову и блестя в полуулыбке белыми зубками, дева шагнула к Фархусу, встряхнув длинными темными волосами. Выражение глаз ее изменилось, и теперь в них читались открытый призыв и нетерпение. – Ты пленил душу мою, горец, и можешь отблагодарить свою спасительницу.

 - Как?

 - Разве ты не понимаешь? – лукаво спросила она, и подтолкнула смущенного Фархуса к ложу.

 - Я не посмею оскорбить Гереха, - растерянно сказал Фархус. – К тому же Стражам нужно сохранять себя в чистоте, – но говоря это, он позволил увлечь себя на кровать. Конечно, он не был совершенно неискушенным в любовных вопросах, но ту несмелую ласку, что дарила ему возлюбленная, никак нельзя было сравнить с тем, к чему влекла Каэлис. Голова стражника закружилась, словно он вдруг очутился в горячем омуте, такими сладко-обжигающими оказались поцелуи и объятья страстной дочери жреца.

 - Ай, мне больно, - вскрикнула вдруг она и, отстранив горца, быстро распустила шнуровку на его хитоне. – Что это?

 - Сердолик, - ответил Фархус, и взял в руку блестящий камень, вставленный в оправу с магическими знаками – священный оберег, который он прятал от глаз малусов, нося на длинной цепочке. И это прикосновение привело его в чувство.

 Горец внимательнее взглянул на девушку и, улыбнувшись, поинтересовался:

 - Разве он не нравится тебе? Если захочешь - я подарю.

 Лицо Каэлис лишь на мгновение исказила злоба, но прелестница легко справилась с собой. Томно взглянув на Стража, она прильнула к его плечу горячей щечкой:

 - Сними, он мне мешает крепче обнимать тебя.

 - Вот как? – Фархус уже успел заметить бордовый след, оставленный амулетом на коже девы. – Как, говоришь, тебя зовут, красавица? – он придавил рукой ее грудь и с силой  прижал сердолик ко лбу девушки. – А вот это тебе нравится, Кэух?

 Кожа под камнем задымилась, плавясь и искажая прекрасные черты. Еще мгновение, и под ним забилось уродливое существо, которое привиделось в темноте коридора. Замерев на миг, оно издало истошный визг, и страшной силы удар отбросил Стража к противоположной стене. Тяжело ударившись, Фархус потерял сознание…

 * * *

 - Переживаешь за друга? – присаживаясь к Лахвару, с сочувствием спросил Одрух.

 - Да, - тот опустил глаза, снова посмотрев на рисунок, который складывал из камушков. – Его нет уже пять дней, а этот… жрец и говорить об этом не хочет.

 - Он считает, что все сказал, - подхватил змеелов, присматриваясь к горцу, что не осталось незамеченным последним.

 - Да, - Лахвар замолчал, не желая продолжать тему, которая явно интересовала его собеседника и была неприятна ему самому. Как и любознательность малуса, впрочем.

 Над Хеллом снова стоял редкий туманец, а тусклая вода казалась мертвой. Наступал вечер, и глубокие тени от близких скал вытягивались, словно желая подслушать, о чем молчали двое, глядя на застывшее синее озеро.

 - Как думаешь, можно сбежать отсюда? – нарушил горец вязкую тишину и резким движением руки сломал сложный узор на песке.

 - По скалам? – Одрух кивнул на размытый рисунок каменной громады. – Возможно, - он мельком глянул на юношу. – Хочешь удрать?

 - А что?

 - Нет, ничего. Я бы и сам задумался над этим, но моя семья уже получила за меня золото. И я не могу вернуться, опозорив свой род и память предков.

 - Тебе не нравится здесь? – спросил горец, уже зная ответ.

 - Видел, как живут невиллы? – ответил змеелов вопросом на вопрос. – Зачем первосвященник держит их в черном теле? Я хорошо знаю Лемаис. Она всегда была красивой и живой, а теперь… теперь девочка так быстро чахнет и долго не выдержит всего этого. Не удержался, встретился с ней тайком, о чем не жалею – много интересного узнал. Среди них же внучка Сильхи затерялась, - он хохотнул. - Вот уж не пойму, куда ведьма смотрела! Так эта самая Дельви говорит, что страшнее Улхура с Колодцем нет ничего на всей обозримой земле. И тварь, что копит силы в теплом жерле вулкана, наделает много бед.

 Лахвар пожал плечами:

 - Мы же не невиллы. У женщин чувствительная душа ко всяким тонким материям. Да и мерещится им много лишнего.

 - Что произошло на озере? – вдруг спросил змеелов. Голос его изменился, став напряженным.

 - Фархус сорвал…

 - Ты хороший парень, - перебил его стражник, все тем же настойчивым тоном, - но Дрэвх был прав – вы с другом  держитесь в стороне, и я кожей чувствую, что дело тут не в том, что мы выросли в разных племенах. Ведь так?

 - А в чем? – горец повернулся и открыто посмотрел в глаза собеседнику. – Если ты такой чуткий – скажи.

 - Я не знаю, - с досадой ответил Одрух. – Но очень хотел бы узнать, – он помолчал, потом заметил: - Не подумай, что цель моя – залезть в твою душу. Но все, что происходит здесь, выше моего понимания! Не так я представлял себе службу у почтенного Кхорха, не так.

 - А как? – осторожно поинтересовался Лахвар, понимая, что этот человек сейчас вполне искренен с ним и, скорее всего, ищет поддержки. – Что ты раньше знал о первосвященнике?

 Змеелов усмехнулся:

 - Да почти ничего. Только то, что он принял силу Хэта, самого сильного мага не только в Хасе и по всему побережью озер. Старика уважали. Уважали не за то, что мог вызвать дождь или наслать на врагов пыльную бурю – он лечил людей. Поднимал самых безнадежных. Помню, как одна молодуха, родившая больное, едва живое дитя, ушла в пустыню, к Хэту, и вернулась счастливая, показывая всем своего орущего и вполне себе здорового малыша! А ведь даже Сильха плюнула на младенца, сказав: «за ним пришли уже демоны смерти, отдай и поплачь, не жилец твой ребеночек». Вот так. А вот Кхорх никого не лечит. Скорее калечит, - мужчина поморщился. – Другой он совсем. И цели у него другие. Говорят, - он вдруг замолчал, глядя на шевелящийся над водой туман. Выражение его смуглого лица изменилось. Он был странным. Во всем. Сдержанный, как будто исподтишка всегда следящий за всеми, Одрух, тем не менее, умел легко располагать к себе любого. Но не казался своим среди соплеменников, никогда не ругался, не паниковал, никого не осуждал, всё и всегда понимая. В нем было что-то. Особенное. Высокий даже по сравнению со здоровяком Герехом, он обладал скорее не физической силой - душевной. Или духовной…

 - Что говорят-то? – наполнил горец, не дождавшись продолжения.

 Но собеседник перевел на него потемневшие глаза и спросил:

 - Так что было на озере?

 - Я говорил уже, - Лахвар немного смутился, но взгляда не отвел.

 - Не хочешь открыть правду? – кивнул змеелов. – Я и не рассчитывал на откровенность. Но кажется мне, что мы с тобой на одной стороне, кем бы ты ни был на самом деле. А Кхорх – на другой. Как Герех, как Хепи-Сах. И жрец не просто так забыл рассказать нам о лилиях. Здесь нет простачков. Мы все уже в этом убедились.

 Горец нахмурился. В словах его собеседника крылась истина, которая и ему самому не давала покоя. Но мог ли он открыться ему? Имел ли на это право? Хотя, и нуждался в союзнике, как никогда раньше.

 - Я ранил дракона, - быстро проговорил Лахвар, заметив, что Одрух собирается уйти.

 Тот снова опустился на песок, и посидел так, не шевелясь и глядя на прикрытые туманом скалы.

 - Об этом никто не знает, - добавил горец уже спокойнее.

 - Уверен? – тихо спросил змеелов.

 - Нет, - честно признался Лахвар. – Но, подозреваю, что Фархус сидит именно за это.

 Мужчина покачал головой:

 - Не обольщайся на сей счет. Самая большая ошибка – считать противника слабее себя.

 - Противника?

 - Сколько будем ходить вокруг да около? – вздохнул Одрух. – Я многое повидал на своем веку. Но, знаешь, совершенно согласен с Дельви. Плохое это место. Плохое. Не говорю про Кхорха, нам сейчас до него далеко, потому как заперты надежно, а вот Хепи-Сах....

 - Он странный, - поддержал горец, боясь, что словоохотливый Страж услышит, как гулко бьется его сердце и тем самым выдаст волнение.

 - Странный? Более чем! – змеелов прищурился и опять хитро покосился на собеседника. – Однажды мне довелось встретить хеписахафа – огромного, в три моих роста ящера, вылезшего на бережок погреться. Так вот, у него был такой же отвратительный голос, что и у здешних.

 - Откуда он взялся?

 - Хороший вопрос, - кивнул Одрух. - Сильха сказала потом, что это чародей вызвал его. Но то был не обычный дракон. Посланец бездны, слуга Бебаи. Как думаешь – кто из смертных мог призвать такого?

 - Хэт, - тихо сказал Лахвар. – А теперь, Кхорх.

 Змеелов глубоко вздохнул:

 - И последний вопрос. Я хочу выследить этого змея. Во-первых, потому что такая нечисть не должна жить с людьми под одним небом, ну а во вторых… и, во-вторых, тоже. Ты со мной?

 Ночь неслышно пришла на темных и теплых лапах и легла, глядя на землю мерцающими звездами глаз. Душное и влажное дыхание ее не принесло желанной прохлады. Ветер, совсем разленившись, уютно спал на широкой спине тишайшей ночи, забыв сорвать с опалового божества дымчато-серый покров, в который куталась красавица-луна. Туман над озером Хелл тихо шевелил раздутым брюхом, трогая млечными щупальцами горячие скалы и камни на берегу.

 Одрух встряхнулся, сгоняя дрему, и посмотрел на замершего рядом горца.

 - Уже давно взошла луна, - прошептал он. – А дракон так и не появился.

 - Он чувствует нас, - отозвался Лахвар. – Мы можем просидеть здесь до утра. И ничего…

 - Чу, - змеелов напрягся. Ему показался какой-то шорох внизу за камнями.

 Они выбрали для засады небольшой мысок, с которого просматривался левый берег с гротом невилл и многочисленными пещерами в стене кратера. Такая же отвесная стена прикрывала тыл стражников, что подстерегали хеписахафа, и они находились в относительной безопасности.

 - Там есть кто-то, - Одрух показал ножом в сторону большой насыпи из валунов, которая закрывала небольшой участок озера.

 Горец покачал головой, не заметив ничего подозрительного.

 Снова медленно потекло время. Туман уполз ближе к скалистому острову, обнажая ровную черноту Хелла. Стало так тихо, что можно было расслышать, как перешептываются волны, целуя камни. Приближался рассвет, неся долгожданную прохладу. А ящер все молчал.

 - Я посмотрю, - не выдержал змеелов и бесшумно спустился вниз, подав какой-то непонятный знак.

 Лахвар видел, как он подошел к выступу и посмотрел на озеро, привлеченный всплеском. Горец насторожился и подтянулся к краю…

 Одрух вдруг сдавленно охнул, и Лахвар увидел, как огромное нечто метнулась к нему, опрокидывая в воду. Не раздумывая, он прыгнул вниз, пытаясь не угодить в то место, где бились двое, и удачно приземлившись – благо, было неглубоко - ринулся в бой. Горец видел извивающееся зеленоватое тело, поднимающее каскады волн и брызг, и отважно бросился на змея, пытаясь обхватить рукой его шею. Но удержаться на мокрой скользкой спине оказалось не так-то просто. Слетев и нахватавшись соленой воды, он поднялся на колени и кинулся снова, заметив неподвижные ноги Одруха под изогнувшейся тушей твари. «Убит?» Лахвар ударил почти наугад в светлое брюхо гада, и снова оказался отброшенным ударом длинного хвоста. Упав на спину, ничего не видя и захлебываясь, он почувствовал, как что-то тяжелое наваливается на него и снова взмахнул ножом. Клинок отскочил, ткнувшись в плотный щиток чешуи. А горец успел увернуться от чего-то темного и большого, что стремительно летело к его лицу. У самого уха лязгнули зубы. Лахвар задыхался, но не мог выбраться из-под воды, прижатый холодным телом змея. Слабея, он ударил снова – туда, где должно быть горло…

 Стало легче. Туша сдвинулась, и дракон издал хриплый рев, прыгнув в сторону. Ухнув в воду, он поплыл и вскоре затерялся в темных волнах.

 Не успев еще отдышаться, горец оказался поднятым чьими-то сильными руками.

 - Давай, уходит! – рявкнул змеелов, ставя его на ноги.

 - Живой!

 Но Одрух уже бросился в погоню, и Лахвару ничего не оставалось, как последовать за ним.

 Быстро светало, и, хотя усиливался туман, люди видели мелькающую в воде голову ящера, который не мог оторваться от преследователей и, возможно, был ранен. Он двигался в сторону пещер, видимо, надеясь укрыться там, не вступая больше в бой.

 Горец выбрался из воды чуть позже хеписахафа и, пройдя по узкому песчаному берегу, легко обнаружил свежий след. Дождавшись змеелова, он с азартом сообщил:

 - Я видел кровь. Он ранен.

 - Идем, - Одрух окинул его цепким взглядом, - вижу, ты совсем не пострадал и хорошо держишься на плаву. Где научился? – сам он тяжело дышал и явно выбился из сил, давая теперь себе роздых.

 - Дракон там! – Лахвар уверенно показал на черный, сравнительно узкий лаз.

 Проверив, на месте ли ножи, стражники вошли в пещеру, и сразу оказались в удушающей вони и жиже, которая противно хлюпала под ногами. Внутри грота было очень темно и тесно. Согнувшись и передвигаясь почти на ощупь, они уже пожалели, что полезли в эту дыру, когда, наконец, вышли в просторное помещение, где горел огонь. За ним, возле стены виднелась прямоугольная, грубо обтесанная глыба прикрытая шкурами. Блики и мятущиеся тени от костра не давали возможности рассмотреть того, кто лежал на ней.

 Переглянувшись, мужчины приблизились, всматриваясь в неподвижного человека.

 - Жрец, - не веря своим глазам, прошептал Одрух.

 Он достал нож, заметив кровавые следы змея на полу пещеры.

 - Я скажу тебе больше, друг: Хепи-Сах на мхарском – лунный дракон, - усмехаясь, проговорил Лахвар. – Это – наш ящер.

 Он подошел вплотную, и, охваченный непонятной тревогой взглянул на бордовые пятна на серебристом хитоне, потом на закрытую капюшоном голову.

 - Всегда хотел увидеть его лицо. Оно должно быть кошмарным, - пробормотал горец.

 - Зачем смотреть - прибьем гада! - змеелов размахнулся, крепче сжимая рукоять ножа.

 - Нет! - и Лахвар, что успел сдернуть с лица служителя башлык, вдруг вскинул перед Одрухом руку. – Смотри!

 В мертвенно бледном человеке, с искаженно-вздутыми чертами и мелкой чешуей у скул, с кровавой пеной на обкусанных губах, он узнал пропавшего Хоруга, сына Риха.

 

Глава 8

 Волнуясь, Кхорх вошел в святая святых храма – алтарную, где в полумраке виднелись очертания статуи Кэух над колодцем, закрытом плоским, глянцевым камнем. Яркий пурпур драпировки на стенах являл собой прообраз охваченного огнем кратера, исторгнувшего дух демоницы. Воздух здесь был пропитан дурманом снадобья, каким опаивают перед смертью жертву. А тишина казалась нерушимой.

 Первосвященник подошел ближе к изваянию и опустился на колени, всматриваясь в лик божества. Гениальному скульптору удалось передать черты той, что поднималась из своего мира на зов служителей. Узкий лоб, рога, жидкие прядки волос, глубоко посаженные глаза, выпирающая челюсть с обнаженными заостренными зубами и злоба, безудержная, бездумная злоба в каждой черте. Но Кхорх видел в этом творении совсем иное. Кэух казалось ему прекрасной. Чудное лицо пленительной женщины заслоняло собой искаженный ненавистью лик. Та, другая, живая и нежная Кэух-Каэлис снова тянула к нему точеные ручки с бело-матовой, прохладно-бархатистой кожей. И зачарованный юноша не замечал раздутого тела демоницы, ее когтистых лап и длинных наростов у коротких мосластых ног. Образ прекрасной девы всё затмевал собою.

 - Услышь меня, своего преданного раба, - пробормотал он, поднося к губам соединенные ладони. – Молю тебя, услышь и приди.

 Первосвященник закрыл глаза, погружаясь в то особое состояние, что предшествовало появлению Кэух. Уже нагрелось, задрожав, пространство и затрепетали перед его мысленным взором пурпурные всполохи. Стук сердца слился с шумом множества невидимых крыл и неясными вкрадчивыми шепотами. Оно, блаженство, облаченное в божественные одежды, было совсем близко, и он уже распростер объятья...

 Но свет померк, и, удивленный Кхорх открыл глаза. Перед ним, все в том же таинственном полумраке высилось каменное изваяние, обхватившее лапами синий камень.

 - Сын? – в залу неслышно вошла Матенаис.

 Он поднялся, чувствуя дрожь в теле и досаду на нежданный и неурочный визит матери.

 - Герех сказал мне, что ты пошел взглянуть на готовый к торжествам храм.

 - Да, мама, – отозвался Кхорх, опустив голову, и ухватившись рукой за подбородок, как делал всегда, принимая какое-то решение. – Счастлив, что вижу тебя в полном здравии, - первосвященник отступил, окидывая мать одобрительным взглядом. Ей шло нежно-лиловое, свободного кроя платье, прихваченное под грудью поясом с россыпью блестящих кифрийских рубинов.

 - Жива твоими молитвами, - откликнулась женщина, опуская глаза и невольно трогая обнаженные кисти рук, которые хранили еще следы пут. Но после последнего приема настойки, ей стало лучше настолько, что она нашла в себе силы продолжать службу. – Ты доволен храмом?

 - Я покажу тебе его. Пойдем.

 Они перешли в другую залу - просторную и хорошо освещенную. У стен, цвета золотистого песка, на мраморных тронах восседали статуи жрецов, и Матенаис без труда узнала в одном из них своего сына.

 - Красивый, - похвалила она и только мельком глянула на «каменного» Гереха. – И этот здесь?

 - Да, мама, ты против? Кэух благоволит к нему.

 Женщина вздохнула:

 - У него темная душа, в которой бесы бездны нашли благодатное пристанище. И твоя демоница – тоже.

 - Но она получила доступ на нашу землю через тебя, мама, - напомнил первосвященник.

 - Не думай, что я особенно горжусь этим.

 Кхорх вздохнул и проговорил с тайной тоской:

 - Как жаль, что ты не разделяешь радости от того, что дала нам жизнь. Я многое сделал, мама, чтобы навсегда закрыть двери в прошлое.

 Воспоминания вернули женщину в те давние дни, когда подросший сын принес каким-то чудом добытый близ Гефрека сладкий корень – любимое лакомство обитателей пустыни. Тогда он точно также смотрел на нее, гордый собой, и ожидавший одобрения от матери. Конечно, она не поскупилась на слова и ласку, понимая, как важно это было для мальчика. А он очень серьезно сказал, что придет день, и они не будут думать о том, где достать пропитание, а станут жить, как мхары. 

 - Зачем? – Матенаис пожала плечами и спросила, пытаясь уйти от этого разговора и укоров сына:

  - Почему ты приблизил к себе именно этого человека? Сделал его жрецом и наперсником тайн?

 Служа жрицей при главном алтаре, она вынуждена была встречаться с наместником первосвященника даже чаще, чем с собственным сыном. И, как не старалась найти в нем качества, что показались бы ей симпатичными настолько, чтобы одобрить выбор Кхорха, но так и не могла. Герех казался слишком амбициозным и слишком себе на уме, чтобы не строить каких-то планов на власть, какую предложил ему ее сын.

 - Ты о жреце? – Кхорх засмеялся. – Он надежный и исполнительный. В свое время его помощь оказалась бесценной, - взгляд его изменился, став глубоким и пасмурным.

 Он вспомнил…

 Зной был нестерпимым. Расплавленный воздух обжигал грудь при каждом вздохе. Зыбкую синеву неба  охватывал тонкий невидимый пламень. Белый песок слепил глаза.

 Волшебным миражом казалась Кифра – зеленый и живой оазис пустыни. Там, среди стройных пальм уютно пристроились белые мазанки.  Босоногие дети, которым нипочем  невыносимый жар, шныряли по неогороженным дворикам, где цвели  такие же  благодарные  зною цветы. Красивый мирок, прорисованный сочными и тонкими красками, что не поблекнут под безжалостным солнцем - он так беззащитен и ничем не прикрыт от жестоких ветров злопамятной пустыни…

 - Когда прикажешь начать? – заскучав, поинтересовался  Герех, удерживая нетерпеливого гнедого с бешено-злющими черно-синими глазами.

 А Кхорх впитывал в сердце все эти образы, которых недоставало под землей. И поэтому не торопился разрушить хрупкую картину чужого безмятежного счастья. Оно же было в его прошлом? Было?  Нет. Там, где осталось детство маленького Кхорха, рядом с солнцем и светом всегда жил страх. Ужас перед всадниками на черных и злых животных, сильных, напористых, вскормленных свободой степей. Сколько раз он видел, как мчатся они к его дому, к  его крохотному мирку, разрывая его,  сжигая, разметая в прах…

 Теперь же, те, которых он боялся, пришли с ним, чтобы забрать чужое счастье и чужие жизни. Но Кхорх все  медлил, провожая тоскливым  взглядом белых птиц, плывущих в далекой сини неба.

 - Вперед! – сорвался с пересохших губ его окрик.

 …И сотня всадников стремглав полетела  к живописному селению, и он уже видел, как плавился в огне чужой, ненавистный ему мир, видел, как его длинный стальной клинок пронзал живую плоть того, кто посмел поднять на него оружие...

 - Брать в плен только молодых и детей! – гремел властный голос Гереха. – И пусть не останется ни одного живого в этом месте. Засыпьте источники с водой!

 Бывший вождь знал многое. Это он купил эверцев, служивших теперь его господину. Это он поклялся вечно быть рядом.

 Как это случилось?

 Кхорх натянул поводья, заметив мелькнувших за хижиной женщину с ребенком, и, возбужденный азартом охоты, послал послушного жеребца им вслед. Он и не понял сразу, что произошло, когда длинное копье вонзилось в грудь лошади, и та шарахнулась в сторону, сбрасывая его с седла. Ему удалось быстро вскочить на ноги, но огромный абориген, поджидавший в засаде, уже бросился на него…

 И если бы не Герех.

 Если бы не Герех – этот поход на кифрийцев стал бы последним для первосвященника.

 - О чем ты? – тихо спросила мать.

 - Так, подумалось, - отозвался Кхорх. – Ты не права, говоря, что он бездушный или одержимый. Я могу ему доверять. И, знаешь, мама, не только тайны.

 - Да, - проговорила женщина задумчиво. – Тебе виднее.

 Они проходили красивые залы, и она не могла не видеть, что сын ждет от нее хотя бы одобрения. Ведь все, что делал этот мальчик – он делал для нее. Это она стала для него тем связующим звеном с прошлым, которое толкало его вперед. Но не в пропасть ли?

 - Не слишком далеко ты зашел? – этот вопрос давно не давал ей покоя, но задать его Матенаис никак не решалась. Наверное, хорошо понимала, что Кхорх уйдет от ответа.

 Он помолчал. И, когда женщина уже перестала ждать, отрешенно произнес:

 - Будь я один, этот путь показался бы мне непосильным. Но тот, кто незримо следует за моей спиной, не позволяет мне остановиться.

 Она вздохнула. Тяжесть, что лежала на душе, теперь должна была раздавить ее. Но Матенаис тоже знала, что сын не оставит ее, не даст пойти иным путем, где не будет Гереха и тени Хэта, не будет ужасного неземного существа, не будет Улхура. Все это срослось с ее мальчиком, став неотделимым, как и она сама.

 - Зачем ты мучаешь своих соплеменников?

 - Кэух велела мне, - стоило Кхорху произнести имя демоницы, как голос его изменился, став мягким и трепетным. – Первые жертвы должны быть чистыми, одной крови со мной. Получая их тела, их души, Кэух будет связана со своим народом крепкими узами. И сама произойдет от нашего народа.

 - Она - порождение бездны, в которую отправляют на муки души всех, кто творил зло! Да неужели это существо может стать для тебя дороже близких тебе людей? – не выдержала Матенаис, искренне не понимая, как можно впустить в душу потустороннее и страшное создание, противное самой человеческой природе.

 - Да, мама, - сын тоже казался откровенным и тоже не понимал мать. – Она нуждается во мне, нуждается в людях, чтобы жить. Я помогу ей, а потом она поможет мне.

 - Как? Откроет для тебя врата в Ахвэм? Зачем, сын? Это месть Хэта - пусть она останется с ним! Это его преследовали и вырезали его народ.

 - Мой народ! И мхары ответят за свои деяния! Скажи, чего им не хватало? Чего? Они давно ушли с этой земли, и боги благословили их, открыв свои знания. Мхары сами живут теперь, как боги! Зачем же отнимать жизнь у тех, кто кроме этой жизни ничего не имеет? Они пресытились! Им стало скучно. И один из этого кичливого рода вспомнил, что не все ему подвластно и что есть на земле старик, который знает больше, чем он! И мхар решил – пусть все они умрут. Ну, так вот я решил иначе! И прокляну землю, пропитанную презрениям к таким, как мы. А демон мне поможет. Его ненависти хватит для мхаров! 

 Женщина остановилась, прикрыв уши руками. Знакомая нервная дрожь поползла по рукам и спине, передаваясь гулко и неровно забившемуся сердцу.

 - Тебе плохо? – заметив, как побледнела Матенаис, с беспокойством спросил Кхорх.

 - Да, - женщина бессильно опустила руки. – Хуже всего, что долг мой – поддержать тебя, обреченного и слабого, когда у меня самой сил уже не осталось.

 - Слабого? – губы юноши дрогнули. – Не говори так.

 Матенаис выпрямилась. Дрожь прошла, оставив холодок в груди.

 - Я все решила, сын, - как можно мягче проговорила она, зная, что не уступит на этот раз. – Мне лучше остаться с теми, кто живет в гроте Невилл. Пошли.

 Нахмурившись, Кхорх последовал за ней.

 - Зачем? – спросил он с раздражением. – Тебе не нравится в тесной комнате? Я поселю тебя здесь, при храме. И ты не будешь чувствовать себя под землей. Скажи, зачем? 

 - Просто потому, что они такие же жертвы, как и я.

 - Ты должна быть со мной! – Кхорх опять начинал злиться.

 Он всегда был слишком привязан к матери, и, помня его детство, Матенаис понимала, что ее ребенок был изгоем среди сверстников, что когда то служило причиной ее неустанной тревоги и мук бессонных ночей. Его обвиняли в убийстве старейшего, и только Илех, ставший новым вождем, защитил его перед племенем, сказав, что покарает любого, рискнувшего отомстить Кхорху. Но в те давние времена, отвергнутый всеми, он всецело принадлежал ей. И она привыкла к этому. И вот теперь женщине невыносимой оказалось другая реальность – ее мальчик нуждался не только в маме.

 - Я все равно буду рядом, сын.

 Между тем, они вошли в новую залу с темными в радужно-мерцающих разводах стенами. Через ее середину тянулись полки со свитками. Эта комната была особой гордостью Кхорха, собравшего огромную библиотеку.

 Вот и сейчас, первосвященник подошел к полкам, с удовольствием глядя на собранные им сокровища. 

 - Что происходит в гротах? – спросил он без особого любопытства, как о деле, мало серьезном.

 - Разве Герех не докладывал тебе?

 - Хочу знать твое мнение, - в голосе его проскользнули новые нотки. Казалось, что-то, все-таки, волновало Кхорха, но по каким-то причинам, он пытался скрыть это.

 - Хепи-Сах пропал, - ответила женщина осторожно, поскольку, тоже имела свой интерес в том тайном, что творилось в закрытых пещерах. Исчезновение Хоруга, превращенного сыном в ящера-жреца печалило её. Сын вождя, став зверем, не переставал оставаться человеком.

 - Убит? Кем?

 - Не знаю, просто – исчез.

 - Что говорят стражи?

 - Ничего. Одрух сообщил мне, что жрец не появляется в гроте. И всё. Куда подевался их наставник, никто не представляет. Сегодня девы без него вышли к колодцу.

 - Кто же принёс жертву?

 - Сахулл. Я призвала его. Ведь мне позволено это делать?

 Кхорх помолчал, все более мрачнея. Ситуация выходила из-под контроля. Но становилась ли опасной? Он так не считал, хотя, и чувствовал нечто неприятное, сродни досаде на мелочи, которые приводят иногда к нежелательным, но легко поправимым последствиям.

 - Да, мама. Я доверяю тебе, ты же знаешь. Что станем делать с Фархусом?

 Женщина поежилась, пожимая плечами:

 - Что с ним сделаешь? По упущению Хепи-Саха он сорвал лилию, но девушку-то не убивал.

 - Значит, ты оправдываешь его?

 По тону Кхорха Матенаис поняла, что сам он не может принять окончательного решения, но и защиту с ее стороны посчитает неуместной.

 - Ты должен сам вынести ему приговор, - уклончиво ответила она.

 - Хорошо, - вздохнул первосвященник. – Одной проблемой станет меньше. Видишь ли, мама, этот стражник серьезно пострадал от Кэух. Его нашли чуть живым, с разорванной грудью, с пробитой головой и истекающего кровью. Пока он не может ничего рассказать о том, чем не угодил нашей Каэлис, - он нервно хохотнул. - Я распоряжусь, чтобы бедолагу перенесли к невиллам. Пусть позаботятся о нем. И если жизненный путь его еще не окончен, он поправится и тогда многое прояснится в этой темной историей.

 - Пострадал от Кэух? - переспросила Матенаис, с нескрываемым ужасом глядя на сына. – Каким образом?

 Кхорх замялся, не зная, что ответить. Он сам не знал причину этого странного поведения  божества. Но ведь, оно не было земным созданием и помыслы Кэух оставались сокрытыми от смертных.

 - Меня всегда удивляла в тебе способность сочувствовать даже плохим людям, - наконец, сказал он. – Что ж, такова, видимо, природа всех женщин. Если вам жаль Фархуса, достопочтенная Матенаис – спасите его.

 - Он хотя бы получил необходимую помощь?

 - Конечно, - первосвященник поморщился. – Он же обещан Кэух. И пусть она таким невероятным образом обошлась с ним – отнять его у священной мы не имеем права.

 - Хорошо, сын. Я позабочусь о страже, - с печалью проговорила женщина и собралась уже покинуть его, когда Кхорх остановил ее.

 - Постой, мама. Мне нужно еще поговорить с тобой.

 - Я слушаю.

 Он опустил глаза и стал выглядеть смущенным, что редко водилось за ним.

 - Среди невилл есть одна особа, - начал первосвященник нерешительно и у матери ёкнуло сердце – неужели? Неужели ее отпрыск стал интересоваться девушками, как полагается любому молодому человеку в его возрасте! – Я хотел бы, чтобы ты, мама, получше присматривала за ней.

 Матенаис не смогла сдержать улыбку:

 - Приглянулась?

 Кхорх вскинул на мать вспыхнувшие глаза, а побелевшее от гнева лицо исказилось гримасой отвращение.

 - О чем ты! Она наследница Сильхи и говорит много лишнего девчонкам. Как бы ни вышло чего.

 - Вон в чем дело, - горько усмехнулась Матенаис. – В пещерах так много всего странного и страшного, чего только слепой не заметит. А Дэльви – хорошая девочка и мне безмерно жаль ее.

 Кхорх опустил голову:

 - Да, мама. Многие из живущих на земле достойны хотя бы жалости. Но у всех у нас – своя дорога и тот, кто помогает мне идти по ней, в конце концов, будут вознагражден.

 - Чем, смертью на алтаре?

 - Есть нечто, страшнее смерти тела – это гибель души. А над ней не властны демоны бездны. Идя по жизни и совершая деяние, мы сами выбираем участь для своей души и никто другой не может сделать за нас этот выбор. А я свой сделал…    

 

    Глава 9

 Промывая рану Хепи-Саху, Лахвар заметил, что она затянулась.

 - Все идет по плану, брат, - проговорил он тихо, меняя повязку.  – Плохо, что ты несешь всякую чушь и отказываешься вернуться в этот мир человеком. Хеписахаф крепко держит твою душу, но я не позволю ему мучить тебя. И если маакорские заклинания слабы перед властью змея, Хоруг останется свободным хотя бы во сне.

 Сын Риха бредил. И не смотря на то, что рана оказалась не смертельной и не воспалилась, он не приходил в сознание, но с кем-то говорил, называл имена, смеялся, что-то рассказывал, иногда очень долго. Морской охотник продолжал жить, хотя и странной жизнью.

 Одрух, изловил змею и лечил больного ядом, а узнавшая о нем Дельви приходила шептать над ним заклинания бабки. Все это мало помогало. И пусть магия Лахвара держала ящера, не допускавшего Хоруга в этот мир, горько и странно было смотреть на это противоборство человека и зверя.

 - Как он?

 Горец вздрогнул и оглянулся.

 - Нервы? – Одрух подошел, посмотрев на жреца, и снова перевел веселые глаза на Лахвара.

 - Не ждал никого, - отозвался тот немного напряженно. – Какие новости?

 - Глухо.

 Змеелов уселся на валун, посматривая в пролом над головой.

 Обнаружив Хоруга в сырой и вонючей пещере, первым делом они перенесли его в другое место, сухое и теплое. Осмотрев все близлежащие пещеры, Одрух выбрал именно эту. Она хорошо проветривалась и имела хитрый вход, обнаружить который было не так просто.

 - Как думаешь, что с ним? – спросил он подошедшего к нему юношу.

 - Мы убили в нем змея, а человек слишком ослаб, чтобы бороться за жизнь, - ответил тот.

 Мужчина кивнул:

 - Возможно. Но тогда почему и с кем он ведет все эти разговоры, из которых я не могу понять ни слова?

 Лахвар только руками развел.

 - Кто знает, где бродит его душа? – грустно проговорил он, тоже поднимая глаза к сползающему по отвесным скалам туману.

 - Нужно попросить внучку ведьмы изгнать из его тела дух хеписахафа, - вдруг предложил змеелов. – Как думаешь?

 Горец не ответил, сомневаясь, сможет ли неопытная Дельви тягаться в силе с тем, кто вызвал ящеров из небытия.

 Одрух тоже замолчал, прислоняясь к стене и смыкая тяжелеющие веки. С некоторых пор он не позволял себе расслабляться ни в доме Стражей, ни на берегах озера. Ему все казалось, что кто-то незримый и очень плохой наблюдает за ним. Этот страх пришел из детства, оживив тот час глубокой ночи, когда возле костра на капище взывал к духам старый жрец, и близко смотрели звезды. А где то среди их холодного света блестели чьи-то дикие, ужасные глаза.

 - Что дальше? – пробормотал змеелов. – Что будем делать со всем этим? Ты же понимаешь, что нарушая правила чужой игры, мы подставляемся под удар. Но в нашем положении – это бессмысленное геройство.

 - Можно пойти и утопиться, - отозвался Лахвар. – И это будет единственный вариант выхода из игры. Зато наш.

 Одрух растянул в улыбке обветренные губы.

 - Издеваешься…

 - Не нравится мне твое настроение, - хмыкнул горец.

 Его собеседник повернул голову и открыл глаза, уставившись с недоумением и любопытством, как будто видел первый раз.

 - Ты - мхар, - ни сколько не сомневаясь в правоте своих слов, проговорил он. – И я не верю, что кто-то отправил тебя сюда, чтобы подарить демонице.

 - Почему - подарить?

 Одрух рассмеялся:

 - «Почему - мхар», ты хотел сказать?

 - И это тоже, - смутился юноша, насупившись. Не то, чтобы его поразила уверенность стражника, он злился на себя за то, что не хотел и дальше хранить эту тайну, вполне доверяя новому приятелю. Тот умел вызывать к себе симпатию. Было в этом человеке что-то обезоруживающее и располагающее: рядом с ним было легко, и фальшь казалась неуместной. Но сам факт такого легкого разоблачения оказался неприятен Лахвару.

 - Я наполовину мхар, - вдруг признался змеелов, внимательно следя за собеседником. – Мой отец был из Ахвэма. Забрел к морю рыбки поудить и встретил милую дикарку, - он подмигнул. - Признаюсь тебе, что сразу почувствовал твой запах - мхары пахнут по-другому, камышом. Малусы – костром и пылью. А почему вас с Фархусом не рассмотрел Кхорх, вот это для меня загадка!

 - Не знаю, - пасмурно отозвался горец-мхар. – Но маленькое племя малусов, действительно обитало на Бонши.

 - Не спорю, - Одрух продолжал с искренне-детским интересом смотреть на сердитого юношу. – А как вы это сделали? Ну, вот это: одежду, черные волосы, своеобразные черты лица. Жители Маакора совсем не похожи на детей Улха.

 - Перед тем, как у владыки созрел этот странный, на мой взгляд, план, патрульный отряд с юга привел пленных горцев…

 - Странно, что отец именно теперь поверил этому пророчеству, - с сомнением проговорил Сидмас, задумчиво глядя на искристые блики на темно-свинцовой воде.

 Полная луна стояла над Анхой, и  серебристая дорожка рассекала реку от берега до берега, заманчиво приглашая юношей прогуляться по ней.

 - Может, дело и не в пророчестве, - усмехнулся Креламет и швырнул очередной камушек, который весело поскакал по глади, легко касаясь ее.

 - Но и не в камне. Зачем ему этот реликтовый кариотит? Он не настолько одержим магией, чтобы стремиться вернуть его в Маакор.

 - Бамит-Ат способен уговорить кого угодно, - заметил сын сотника, быстро взглянув на друга. – Но все это архаичное могущество камней – полнейшая ерунда. Наш народ уже достаточно развит, чтобы отстаивать свое превосходство другими способами.

 - Войной?

 - К примеру. Но и это варварский метод. Куда интересней и перспективней дипломатичный подход.

 - И золото. А у мхаров его уже не достаточно.

 - Ты это к чему, Сидмас?

 - К тому, что Кхорх прибрал к рукам Кифру, богатую солнечным металлом и рубинами. И дипломатично предложил часть сокровищ эверцам, не уступающим по численности мхарам.

 - Мой отец давно советовал Астеману прибрать к рукам оазисы.

 - Знаю, а он все ждал одобрения совета Трех царей о присоединении к Союзу кифрийцев.

 - А что бы сделал ты на его месте?- хитро спросил Креламет.

 - Я бы отправил в Улхур войска. И просил бы помощи союзников.

 - Вот! – радостно поддержал его друг. – Для тебя новый властелин Хасы - достойный противник, а для правителя – мальчишка, которого легче напугать или отшлепать.

 - Господин Ахвэма  всегда был осторожным политиком, - вступился за отца юный потомок Ва-Лерагов, задетый за живое. – Он слишком горд и не верит в силу сынов Улха.

 - Есть предложения? –  подначил его Креламет, как в детстве, когда  затевал очередную авантюру.

 Сидмас рассмеялся:

 - Столкнуть папу и, провозгласив себя новым правителем, отправится к Гефреку?

 - Силенок у тебя маловато! На государственный переворот-то! А вот попросить войска у Астемана – вполне приличная  идея. В помощи Арбоша можешь не сомневаться – я в отличных отношениях с великим князем.

 - А к предложению моего отца ты относишься не серьезно? – тихо спросил Сидмас, отсмеявшись.

 - Переодеться малусами и пройти через Врата Времени? – Креламет театрально почесал затылок. – Технически – нелегкая затея. Стратегически – неумная. Что мы знаем о них? Фактически ничего. Как нам убедительно играть их, да еще соревнуясь с другими сынами Улха?

 - Сомневаешься в своих силах? Или в моих?

 - Это вызов, друг? Ведь я могу принять его и сыграть по правилам Кхорха! На моих плечах не висит груз ответственности за целый народ и его будущее, а самому взглянуть на легендарного первосвященника новой религии – это знатный подарок для простого сына сотника! Только играя в эти мальчишеские игры, твой отец может потерять время и Кхорх первым нанесет серьезный удар. Пойми, он готовит войско из наемников: эверцы, кифрийцы, ягмары, малусы – все под его знаменами.

 - Толпа дикарей против сильной державы!

 - Возможно. Воины наши хорошо обучены и вооружены. Но история знает примеры, когда это не являлось гарантом победы.

 - Креламет, мне сложно спорить, потому что я во многом с тобой согласен.

 - Не надо спорить! Уговори отца дать тебе войско, и мы вместе пойдем в поход. А потом вместе разделим триумф! Ну, а если богиня удачи отвернется от нас  –  горечь поражения. Думаю, Астеман примет твое предложение и честь его не пострадает.

 Молодой мхар, уже видевший себя полководцем, с надеждой посмотрел на друга. Но тот молчал.

 - Ты думаешь, как лучше сказать об этом отцу?

 - Нет, - отозвался Сидмас, - я думаю, как сказать тебе, что это пустая затея.

 - Да почему?! – возмутился Креламет.

 Сын правителя подавил тяжелый вздох:

 - Ва-Лераг уже отказал мне…

 Ночь окутала берега Анхи бархатным покрывалом, расшитым блестками звезд. Мягко переливалась чудная лунная дорожка, и ночное светило грустно смотрело на двух друзей, притихших у воды.

 - Значит, у нас нет выбора, - поежившись, сказал сын сотника.

 - Или мы проходим Врата, или … сидим и ждем неизвестно чего, как Астеман, - отозвался Сидмас невесело.

 - Так, что мы имеем? – Креламет, не привыкший долго горевать о том, что прошло мимо, быстро и легко загорелся новой идеей. – Нужно поговорить с пленными, присмотреться к  повадкам и попытаться влезть в их шкуры в прямом и переносном смысле. Надеюсь, отбор в Стражи будет не слишком строгим…

 - У нас было мало времени, - заговорил мхар. – Пообещав горцам свободу, мы выведали у них как можно больше информации о жизни племени на мысе Бонши и всего, что связано с набором в Улхуре. Это были веселые дни! Поняв, что им не желают зла, парни охотно рассказывали обо всем, что знали сами. Мы научились бросать копье, бить гарпунами рыбу, переходить по речным порогам. А истории, которые они вспоминали, сидя с нами возле костра, мой «новый» друг Фархус записывал в свои Хроники. Ведь, горцы умудрились сохранить обычаи наших общих предков.

 - Что будет с ними дальше? – спросил змеелов.

 - Бамин-Ат, верховный жрец Эморх поклялся отпустить их. Если мы вернемся, - добавил Креламет-Лахвар с сомнением.

 - Но ты не уверен, что служитель выполнит обещание?

 - Я не уверен, что мы вернемся, - высказав то, что по настоящему беспокоило его, в глубине души он надеялся, что Одрух попытается опровергнуть его тягостные предчувствия.

  Но тот промолчал, сосредоточенно раздумывая о чем-то. Мхар тоже не решался продолжать эту тему.

 - Как вы попали сюда? – через довольно продолжительное время спросил его мужчина, видимо, придя к какому-то решению.

 - Через портал, мгновенно переместившись прямо в Улхур.

 - Это как? –  прищурил глаза змеелов.

 - Как если бы ты сейчас вошел в этот проход и сразу оказался на берегу Седого моря.

 - А, через Темные Врата?

 - Как ты сказал? – подскочил юноша. – Откуда тебе это известно?

 - Мать рассказывала, что мхары умеют выделывать такие трюки, - ответил змеелов серьезным тоном. – А ей отец открылся, кстати, по секрету.

 - А кто твой отец, Одрух? – охрипшим от волнения голосом спросил Креламет. – У нас только жрецы знают о Вратах, да и то, не все. Но служителям запрещено заводить детей и даже иметь связь с женщинами.

 - Эх, молодость, - рассмеялся мужчина. – Не устоял, значит, ваш жрец перед моей матушкой. Да и то – красавицей слыла! Вот он и повадился ходить к ней через эти самые Врата, речами всякими смущать, о предназначении каждого смертного на земле рассказывать.

 - Поэтому ты и пришел сюда? – побледнев от волнения, спросил Креламет.

 - Может быть, – как ни в чем не бывало, рассеялся змеелов. – А ты?

 - Я, хотя и мхар, в предназначение не верю. Отец мой, проведший большую часть жизни в походах, всегда говорил, что «пока в твоих руках меч, ты можешь вершить чужие судьбы». Но, возможно, он ошибался, ведь мой отец не Бамин-Ат.

 Ни один мускул не дрогнул на лице змеелова, а светлые глаза остались чисты. И если Креламет хотел смутить его, наугад, не веря самому себе, назвав верховного жреца его отцом – в итоге ничего не добился.

 - Так, для чего ты здесь? – повторил свой вопрос Одрух. – Не для того же, чтобы служить Кхорху!

 - Я не могу тебе сказать.

 - Вот как, - хмыкнул мужчина, явно забавляясь. – Открыв чужаку свое происхождение, которому здесь точно не будут рады, ты не назовешь своей цели, потому что считаешь ее важнее для себя самого или для первосвященника? Не глуп ли ты, мхар? – Одрух поднялся, встряхиваясь. – Тогда будь очень осторожен. Фархус, кажется, выбыл из игры. И  ты – один. Кстати, как вас зовут, маакорские герои?

 - Креламет, - юноша кашлянул, отлично понимая, что обидел человека, которого не мог уже считать чужим для себя.  – И Сидмас.

 Одрух вдруг поменялся в лице:

 - Как?! – он резко повернулся к говорившему, но тут же опустил голову, спохватившись и  взяв себя в руки.

 Юноша растерялся, совсем не ожидая подобной реакции.

 - Чему ты так удивился? Или твой отец был знаком с сыном Астемана? А, может, с самим правителем? – он ждал ответы на все вопросы, видя смятение змеелова, но сам еще больше запутавшись в предположениях относительно происхождения этого странного человека…

 - Я помогу вам, чего бы вы ни затеяли, - глухо проговорил мужчина, снова присаживаясь на валун.

 - Но сначала скажешь, откуда знаешь Астемана и его семью, - потребовал Креламет уже не столь решительно.

 Он видел состояние мужчины, его потрясение. Вместо насмешливого и уверенного человека перед ним предстал опустошенный и растерянный, тщетно пытающийся вернуть себе душевное равновесие.

 Креламет не понимал причин такой перемены, но подозревал, что здесь кроется какая-то важная, очень важная тайна. А еще он чувствовал, что змеелов не сможет открыться до конца. Возможно, потому, что она, эта тайна, как-то связывающая его с Ахвэмом, была тяжелой и неприятной даже для него самого.

 Но сам он больше не сомневался в том, что этому человеку можно довериться. Прошлое Одруха, наложившее на его душу отпечаток скорби, оставило чистым его дух. От него исходила сила, которой он мог и хотел поделиться с другими.

 - Я не знал правителя Маакора, - проговорил змеелов, поднимая склоненную голову. – Но вся моя жизнь тесно связана с землей мхаров.

 - Из-за отца?

 - Да, - хрипловато проговорил мужчина, глядя в сторону, сознательно или нет, избегая взгляда юноши. – Он приходил… к нам. А для того, чтобы его визиты не стали известны в племени, матери пришлось уйти из общины, поселившись в пещере близ моря. Там и прошло мое детство. Вдали от сверстников, от шумных игр, от ощущения защиты. Ты понимаешь?

 - Да, - отозвался Креламет.

 Одрух, наконец, отважился открыто посмотреть ему в глаза. Но душа его была закрыта. Такие глаза были у жрецов, которых юный мхар видел в ахвэмских храмах.

 - Я долгое время был одинок, - снова заговорил змеелов. – Свободен и одинок. Как много людей стремится к этому, не понимая, что страшнее всего по-настоящему ощутить – ты один, о тебе никто не думает, никто не вспоминает с теплом, никто не ждет…

 Ты спрашиваешь – почему я пришел сюда? Искать. Искать новой жизни, потому что прежняя казалась мне пустой и не нужной.

 - Кто был твой отец? – с робостью, не свойственной ему и уже не надеясь на ответ, спросил Креламет.

 Одрух покачал головой.

 - Это не моя тайна, прости…

 - Ладно. Я понимаю, - юноша от всей души сочувствовал ему, и был благодарен, за то, что тот поделился своей болью.

 - Хорошо, - змеелов расправил плечи, освобождаясь от груза нахлынувших воспоминаний. – Скажи мне, что ты сделал с Хоругом.

 - С Хоругом? – переспросил Креламет, не сумевший так быстро переключится на собственные проблемы. – Я ничего…

 - Перестань, - отмахнулся мужчина, поморщившись. – Давай теперь не строить мнимых тайн. Я случайно услышал слова заклинанья, которое ты шептал над Хепи-Сахом, но не узнал его.

 - А, это. Одна особа выучила меня ему, взамен на уроки владения мечом.

 - Твоя подруга?

 - Нет, Сидмаса, - он снова заметил тень, мелькнувшую на лице своего старшего друга, но краткий миг минул и перед мхаром снова был прежний Одрух, который поднялся и подошел к тихо лежавшему больному.

 - Ты мне нужен, - позвал он Креламета, а сам поднял над грудью Хоруга напряженную ладонь.

 Мхар приблизился, с интересом наблюдая за его манипуляциями. Ему показалось, что змеелов прекрасно понимает, что и зачем делает. Вот он склоняется над телом малуса и шепчет что-то на древнем мхарском. Потом берет руку Креламета и прижимает ее к груди морского охотника.

 - Оживи в памяти образ дракона, - говорит Одрух и сам накладывает ладонь на раненого, ближе к его горлу. – Читай заклятье злого духа, знаешь?

 - Да, - чтобы сосредоточиться, мхар закрывает глаза и уже не видит, как из тела Хоруга выходит темное облако.

 Черты лица малуса менялись, вытягиваясь. Выдвинулась тяжелая, зубастая челюсть, приоткрылись выпуклые, желтые глаза и легкая дрожь сотрясла покрывающееся чешуей тело…

 - Лахвар! – Одрух с силой оттолкнул его.

 И едва не упавший ошарашенный юноша увидел, как пытался подняться дракон, лежавший в неловкой позе, раскинув лапы и упираясь в стену длинным хвостом.

 Запрокинув голову, ящер издал хриплый, оглушительный рев, а змеелов продолжал все так же стоять в опасной близости, воздев напряженные руки. И Креламету показалось на мгновение, что странный свет исходит от его ладоней. Рык змея обратился в пронзительный визг такой силы, что мхар отступил, закрывая руками уши и оседая на пол. Черные пылевые сгустки вырвались из живота дракона и заметались по пещере, наполняя ее зловонием и мраком. На какое-то время тьма стала непроницаемой, и Креламет с отвращением чувствовал, как бьются в него снующие субстанции.

 В темноте, наполненной шипением, отчетливо были слышны слова Одруха, смысл которых оставался непонятным юноше, но внушал сильнейшее чувство безотчетного страха.

 Но мгла стала рассеиваться. Чернота быстро втянулась в мелькающие вытянутые сгустки, что снова устремились к обездвиженному дракону, распластанному на камне, и проникли в его чрево.

 Ящер ожил. Опрокинув и едва не раздавив змеелова, он бросился к выходу и, перемахнув через сжавшегося Креламета, исчез в темноте узкого прохода.

 - Одрух! – придя в себя, юноша кинулся к лежавшему на боку мужчине. – Ты жив? – он приподнял его, отнимая от лица холодные будто окаменевшие ладони.

 - Я слаб, слаб, - чуть слышно пробормотал тот.

 - Одрух! – мхар помог ему сесть, чувствуя, как он дрожит от слабости.

 - Я не смог справиться с ним, - лишенные цвета глаза мужчины обратились к обеспокоенному его состоянием юноше. – Демон силен, слышишь?

 Безумный вид змеелова совсем обескуражил Креламета.

 - Одрух, о чем ты говоришь?

 - Нам не справиться с Кэух, - уже более осмысленно произнес мужчина. – Это существо наделено ужасной властью, против которой сила всех магов Маакора – дым, ничто.

 - Но ведь мне удалось…

 - Что? Удерживать дух хеписахафа? Демон играл с тобой! И со мной! Забавлялся с нами! И мы не смогли помочь Хоругу, возможно, причинив ему еще больший вред.

 Мужчина поднялся, пошатываясь, и осмотрелся с отчаяньем на бледном, осунувшемся лице.

 - Нам опасно находиться здесь, - обронил он. – Как, впрочем, и везде…

 - Вот вы где? – звонкий взволнованный голосок заставил вздрогнуть обоих.

 В пещеру вбежала раскрасневшаяся Дельви. Глаза девушки расширились от удивления, когда она заметила, что больного нет на месте. Но известие, которое ей не терпелось сообщить, затмевало собой даже это странное явление.

 - Фархуса принесли! – выдала она. – Он плох, но жив, и мы поставим его на ноги! Идемте в грот! Скорее!

 - Иди, - присаживаясь на камень, где лежал Хепи-Сах, проговорил Одрух, заметив нетерпение юноши, готового уже броситься к другу. – Я немного побуду здесь и тоже приду.

 - Ты уверен? – подчеркнуто строго спросил Креламет, с трудом сдерживая радость от предстоящей встречи с Сидмасом.

 - Да-да, - отмахнулся змеелов. – Слишком много сил я потратил впустую. Мне нужно просто отдохнуть.

 - Идем, - девушка кивнула мужчине и выскочила.

 Мхар последовал за ней, оглянувшись на прощание. И Одрух остался один.

 Теперь он мог привести в порядок мысли и чувства и проанализировать все, что узнал. Но слабость не давала возможности сосредоточиться, и мужчина чувствовал безнадежную пустоту внутри – там, где должно забиться встревоженное прошлым сердце.

 Слабость постепенно проходила. Окружающее вновь приобретало прежнюю яркость и ясность. Но ледяной ком в груди не таял, усиливая горечь от ощущения собственной беспомощности. Имело ли смысл продолжать то, что начато им самим? Каковы были шансы у тех, кто пришел из Ахвэма, чтобы бросить вызов Кхорху, заручившемуся поддержкой потусторонней сущности…

 Но Одрух не мог оставаться в стороне, просто наблюдая, с какой беспечностью эти мальчишки стремятся к своей неминуемой гибели.

 Он поднялся.

 Судьба давала ему еще одну возможность переменить судьбу Маакора.

 Приободренный, змеелов направился к выходу и вдруг замер, ощутив, как от страха побежал по телу неприятный холодок. Там, в теплой глубине пещеры, пустой еще мгновение назад, кто-то был. И не имея сил повернуться, он услышал ласково-бархатистый женский голосок за спиной:

 - Равл-Ат? Я пришла к тебе…                

 

Глава 10

 - Что там у вас случилось? – спросила Дельви, сидевшая на каменном выступе, прямо над ложем Фархуса. Она кокетливо наматывала прядку волос на палец, посматривая на Лахвара из-под пушистых ресниц.

 - Где? – не сразу понял тот, наблюдая, как Лемаис заботливо смачивала больному лоб и ее тонкие пальчики, на секунду прижав влажную материю к бледной коже мхара, снова погружались в воду.

 - Я слышала голос ящера, - с дразнящими нотками в обволакивающем голосе продолжила внучка ведьмы.

 Креламет поморщился:

 - Сбежал наш жрец. Так что, теперь, осторожнее.

 - А мы не боимся, правда, Лемаис? – Дельви поболтала босыми ногами, чуть приподняв длинный, сероватый от пыли подол.

 - Правда, - не поднимая глаз, отозвалась невилла строго, и легкий румянец проступил на ее щеках, что не укрылось от внимательного взгляда мхара.

 Он чувствовал некую напряженность девушки, не понимая ее причин и это вызывало в нем досаду.

 - Я должен осмотреть друга, - посмотрев в застывшее лицо дочери Ивлаха, сказал Креламет.

 Она поджала губы, как будто недовольная его просьбой:

 - Конечно.

 Потом поднялась и пошла к костру, где варилась вечерняя похлебка.

 - Нравится? – хихикнула внучка ведьмы, заметив, что юноша проводил ее задумчивым взглядом.

 - Все шутишь, сестренка? – в тон ей отозвался Креламет.

 Сев на место ушедшей девушки, мхар развязал шнурки хитона, обнажив грудь Сидмаса. Потом быстро прощупал широкий кожаный пояс, скрытый под одеждой и с облегчением понял, что диск на месте.  – Будешь смотреть? – улыбнулся он, глянув на любопытную Дельви.

 - А Фархус красивее тебя, - заметила она вдруг. – Лемаис так сказала.

 - Даже так? Вот что обсуждают невинные девы?

 - А разве вы не думаете о девушках? – серьезно поинтересовалась невилла, но голос ее предательски дрожал от сдерживаемого смеха.

 Креламет пожал плечами, озадаченный глубокими порезами на груди друга и почти не вникая в слова игривой Дельви, которая насмехалась над каждым представителем противоположного пола, попавшего в ее общество.

 - У него красивая невеста, - проворковала вдруг внучка ведьмы. – Голубоглазая и очень ласковая.

 Юноша замер, почувствовав, как холодеет внутри. Медленно подняв глаза, он встретил насмешливый темный взгляд невиллы:

 - Невеста?

 - Ага, - Дельви задорно дернула черными бровками.

 - Откуда ты знаешь?

 - Я вижу его душу. Он сейчас видит ее.

 - Что еще тебе известно?

 Девушка отвернулась, капризно пожав оголившимся плечиком.

 - Многое.

 - Тогда скажи, мне интересно, - осторожно проговорил Креламет.

 Польщенная его вниманием невилла улыбнулась и внимательно осмотрела мхара.

 - У тебя нет невесты, - вынесла она вердикт, очень довольная собой. – И даже любимой нет. Ты очень поверхностный и не серьезный, в отличие от друга.

 - Всё?

 - Остальное для меня не важно.

 «О чем она только думает? - возмущенно подумал юноша. – Я попался уже два раза! Все-таки, неумная была затея…»

 - Кто его так? – поинтересовался он вслух. – А, госпожа ведьма?

 Счастливое личико девушки мгновенно омрачилось, покрывшись меловой бледностью.

 - Не спрашивай, - прошептала она. – Об этом нельзя говорить.

 - Даже – мне?

 Но Дельви выглядела откровенно напуганной и подавленной, и только отрицательно качнула головой.

 «Что еще за тайны?» - растерялся Креламет, но настаивать не стал, удовлетворенный тем, что юная болтушка замолчала.

 Он внимательнее осмотрел рваные, воспалившиеся и глубокие царапины.

 «Ящер? Слишком тонкие следы, вовсе не такие, как у Хоруга. Да и драконов не было уже. А может…»

 - Я скажу тебе, - услышал мхар дрожавший голосок невиллы. – Если ты… поцелуешь меня.

 - Дельви! – опешил он, чувствуя, как мгновенно пересохло во рту.

 «Что за девчонка! Снова издевается надо мной?» - пронеслось у него в голове, пока ее жалобно-просящие глаза смотрели прямо в его душу.

 - Ты откажешь мне? – не веря своим словам, спросила она. – Я умру, если – да…

 - Так нельзя!

 Она легко спрыгнула с камня и проскользнула мимо совсем потерявшегося Креламета. Он продолжал сидеть истуканом, напрочь забыв о ранах Сидмаса, когда вдруг  услышал за спиной заливистый смех ведьмовской наследницы.

  - Вот и верь после этого женщинам, - пробормотал юноша, вздохнув с явным облегчением.

 Дружное веселье возле костра лишь утвердило его в этом мнении и, махнув рукой на девчонок с их странными шуточками, он принялся промывать раны беспокойно спавшего друга. Сосредоточившись, мхар не услышал, как к нему подошла Лемаис, и остановилась, с интересом его рассматривая.

 Но ее взгляд Креламет все-таки почувствовал.

 - Ты что-то хочешь сказать? – поинтересовался он, неуютно чувствуя себя.

 Она шагнула к нему, протягивая кусок материи, смоченный чем-то ароматным:

 - Матенаис передала это.

 - Что? – юноша повернулся и поднял глаза.

 Она сразу опустила ресницы. А у него что-то мягко и тепло шевельнулось в груди.

 - Масло? – кивнул он на тряпицу в ее руках.

 - Да, - девушка поспешно протянула повязку Креламету. – Матенаис заботится о нас и желает скорейшего выздоровления… Стражу невилл.

 - Кто она такая?

 - Мать первосвященника.

 - Вот как? – мхар хмыкнул. – Какая добрая женщина.

 - Очень, - улыбнулась Лемаис и лицо ее сразу преобразилось, став приветливо-открытым и очень привлекательным. – Но странно…

 - Что? – подхватил юноша. – Что она мать Кхорха?

 Девушка растерялась и снова краска проступила на ее бледных щеках.

 - Да… – она смутилась еще сильнее, спохватившись, что Креламет слишком долго смотрит на нее.

 Мхар опустил голову, вновь ощутив неловкость и, хмурясь, стал накладывать повязку. Ему все еще казалось невероятным, что он, всегда такой говорливый и находчивый с девушками, теперь стеснялся и робел, не находя нужных слов. В памяти его всплыла их самая первая встреча, когда они с Сидмасом только-только оказались в Улхуре.

 - Грандиозно, - оценил Фархус, глядя в бездонный кратер, наполненный туманом и на черно-блестящую сферу с отверстиями еще не оформленных порталов. – И храм почти готов. Кхорху определенно помогают бесы.

 - У них отличный вкус, - подхватил Лахвар весело. – Здесь будет красиво.

 - Пошли, насмешник. Самое трудное – затеряться среди врагов, обязанных принять  нас за своих. А потом найти время использовать вот это, - он постучал по спрятанному под шкурами поясу, где хранилась сигилла.

 - Всего-то дел…

 Они ступили на подвесной мост, надежный и прочный, совсем как маакорский, и услышали странный и достаточно отчетливый звук, исходивший из глубин жерла.

 - Что это? – спросил Фархус, приостанавливаясь.

 - Похоже на шум реки, - тихо ответил Лахвар. – Идем.

 У входа в храм их уже ждали.

 - Кто вы и откуда? – грозно спросил привратник, одетый в серый балахон до пят и вооруженный внушительным копьем.

 - Мы пришли из высокогорного Гефрека, с мыса Бонши, и желаем стать Стражами святых невилл.

 - Внутри  здания вас ожидает достопочтенный Герех, жрец Кэух. Пройдите.

 Миновав сердитого охранника, молодые люди оказались в храме и увидели явно скучающего мужчину, который с рассеянным видом прохаживался вдоль строительных лесов.

 При их появлении он приосанился, напустив на себя важности, и прошествовал к незнакомцам:

 - Кто вы?

 Поклонившись, Фархус повторил заученное  приветствие и их новые имена.

 - Идите за мной.

 И достопочтенный жрец повел их через храм по другому мосту, через каменные врата и полутемную галерею, а потом – вниз, по лестнице, казалось в самые недра земли. Пока они  не оказались в просторной пещере, где собралось уже большое количество разношерстного народа.

 - Сколько конкурентов, - шепнул Лахвар другу.

 - Надеюсь, наши уроки не прошли даром, - отозвался тот тихо.

 Наверное, они привлекли любопытные взгляды своим неподходящим для пустыни нарядом. Меховые куртки и длинные плащи, да меховые сапоги в придачу смотрелись неуместно рядом с голыми, загорелыми торсами местных малусов.

 Но именно ее глаза увидел сын сотника. И ощутил нечто подобное тому, ни с чем несравнимому чувству полета сквозь застывшее пространство в остановившемся времени, когда шагнул через Темные Врата.

 Она смотрела на него с изумлением и тревогой, так похожей на страх. И никак не могла отвести взгляда…

 Потом еще долго, скорее неосознанно, он пытался отыскать в толпе странную девушку с бездонными глазами, но встретил только перед испытаниями. И все надеялся снова поймать ее взгляд и чувствовал, что и она тоже ждет этого, но тщетно…

 - Пожалуй, я больше ничем не могу ему помочь, - поднимаясь, проговорил Креламет и оказался совсем близко от Лемаис, которая, замешкавшись, отступила на полшага.

 - Я дам ему отвара, который приготовила Матенаис, - не поднимая глаз, проговорила она таким трепетно-взволнованным голосом, словно признавалась в чем-то мучительном и важном для себя.

 Ему передалось волнение девушка. В груди занялось. Юноша отстранился, не в силах ответить и, развернувшись, просто ушел.

 - Что с ним? – услышала Лемаис звонкий голосок Дельви.

 Чувствуя, как что-то дрожит внутри, она посмотрела на Фархуса и пошла к подругам.

 - Что ты сказала такого Лахвару? – смеясь, стала допытываться озорная внучка Сильхи.

 - Уверяю тебя, ничего особенного, - присаживаясь и протягивая к костру озябшие руки, как можно беспечнее ответила невилла.

 - А вид у паренька был такой, будто он сел на горячие угли, - Дельви вдруг загрустила. – Я видела, как он смотрел на тебя. И понимаю, что это значит, - она подперла ладошками подбородок и с комично-трагическим выражением на лукавой мордашке уставилась на огонь. – Если бы Лахвар хоть раз посмотрел так на меня! Ах, почему я захотела стать невиллой! Предупреждала меня бабка – не в моей природе молиться и думать о чистоте души.

 - Поостереглась бы ты говорить такое в гротах, - одернула ее серьезная Инелис. – Не ровен час, услышит тебя Кэух.

 - И что же? – темные глаза девушки метнули молнии.

 Теперь это была не хорошенькая кокетка, а опасная ведьмочка, которой послушны духи земли и неба.

 - Я тоже чего-нибудь да стою! Что сделает мне эта безобразная тварь?

 - Тише ты! – в страхе воскликнула Тейнет, еще не отошедшая от смерти сестры. – Ты видела, что сделала она с телом бедняжки Крорис? – и девушка разрыдалась, закрыв лицо руками.

 Для многих невилл та ужасная сцена стала настоящим потрясением.

 В ночь, когда погибла Крорис, одна из дев проснулась, встревоженная странными, жутковатыми звуками, раздающимися в глубине слабо освещенной пещеры. Испуганная черной фигурой, которая рыча, возилась возле усопшей, она осторожно разбудила подруг.

 Бесстрашная Дельви зажгла факел, и первая направилась к тому, кто хозяйничал в чужом жилище. Остальные девушки, помявшись, последовали за ней.

 - Что ты здесь?.. – внучка Сильхи задохнулась от ужаса и смолкла.

 Голое существо, лишь отдаленно напоминающее человека, обратило к ней окровавленное безобразное лицо. Верхние короткие руки неуклюже стирали кровь с подбородка и шеи, тогда как средние, очень длинные и жилистые, крепко вцепились в тело мертвой невиллы. Белесые, подслеповатые глаза твари быстро заморгали от света.

 - Уйди! – вскрикнула Дельви, махнув факелом перед чудовищем. Оно зашипело, оскалив черные, острые зубы и ударило девушку по руке.

 Огонь погас, и существо метнулось к выходу.

 - Это Кэух, - с трудом выговорила Лемаис, когда немного оправившиеся от пережитого  кошмара девы собрались возле костра. – Я видела, как она выбиралась из колодца…

 Воспоминание о демонице снова привело в ужас обитательниц пещер.

 Но, наследница Сильхи, доведенная до отчаяния постоянным страхом, приходившим в гроты с наступлением сумерек, упрямо продолжала:

 - Что она сделает мне? Пусть только явится, я покажу ей…

 - Одумайся! – снова попыталась урезонить ее Инелис.

 И только появление в пещере матери первосвященника положило конец этому опасному разговору.

 Завидев жрицу, девушки дружно поднялись, а Лемаис, заулыбавшись, пошла ей навстречу.

 - Рада видеть тебя, детка, - проговорила женщина, пожимая протянутые руки невиллы.

 - Я тоже, - ответила та, склоняя голову.

 - Что так бурно обсуждают мои красавицы? – обратилась Матенаис к другим.

 Раздосадованная Дельви первая села на место и, поджав колени к груди, уронила на них кудрявую головку.

 Это не осталось не замеченным.

 - Что тебя так огорчило, крошка? – мягко поинтересовалась жрица, присаживаясь к очагу.

 - Нет, ничего, - отозвалась девушка.

 - А как чувствует себя больной? – продолжила она, ласково и тревожно взглянув на всегда веселую внучку ведьмы.

 - Он спит, - ответила Лемаис, - ему больше ничего не угрожает.

 Матенаис быстро глянула на нее и согласно кивнула, хотя в ее темных глазах вдруг промелькнула тревога. Но женщина тут же заулыбалась снова. Она соскучилась по ним. Соскучилась по их словечкам, по их милым личикам, по открытости и юности. Соскучилась по их жажде жизни, которая продолжала гореть в этих чистых душах, даже не смотря на близость страшного и злого, источавшего токи смерти. И если ей не по силам спасти от зла собственного сына, то этих девочек, доверявших и любивших ее, она была обязана защитить.

 - Теперь я буду жить с вами, - проговорила Матенаис, и довольно глядя, как искренне обрадовались невиллы, снисходительно добавила:

 - Ну, ладно-ладно, посмотрим, что сегодня мои хозяюшки приготовили на ужин.

 Дельви поднялась, едва удерживая слезы. Она понимала, что довело ее до такого состояния, но меньше всего хотела, чтобы ей лезли в душу.

 - Куда ты? – Лемаис поймала ее за подол.

 Но девушка вырвалась, зло глянув на подругу.

 - Мне нужно побыть одной!

 На свежем воздухе невилле стало легче. Мгновенно промокнув от теплого дождя, тихо лившегося с темных небес, она засмеялась, протягивая обнаженные руки под струи и поднимая навстречу им лицо. В ее племени поклонялись дождю, и Дельви поняла, что это Сильха передает ей привет и поддерживает свою взбалмошную, но дорогую внучку.

 - Все будет хорошо, бабушка. Все будет хорошо.

 Девушке вдруг захотелось проверить, ушел ли Одрух, а если нет, то побеседовать с этим умным, много знающим и умеющим колдовать дядькой. Не торопясь, любуясь вспененным Хеллом и размытыми очертаниями скал, она добралась до пещеры, где лежал раненый Хоруг.

 - Одрух, ты здесь? – какая-то неестественная тишина насторожила невиллу, вспомнившую, что теперь больного нет в гроте. – Хоруг?

 Дельви вошла внутрь и осмотрелась. Там, где раньше лежал жрец, было сухо, но другую половину пещеры заливала вода. Она бесшумно стекала ручьями по стене, образуя лужу, источающую едва уловимый запах. И он, этот странный запах, вызывал безотчетную тревогу и напоминал о чем-то…

 Разочарованная тем, что не застала змеелова, девушка повернулась, намериваясь покинуть это место, и замерла, испуганная внезапным непереносимым желанием оглянуться.

 «Демон никогда не причинит тебе вреда, если сама не позволишь ему напасть, дав силы, - вспомнились слова Сильхи. – А его сила – твой страх перед ним. Не бойся. И никогда не оборачивайся, уходя. Все, кто защищает тебя, идут перед тобой».

 - Дельви? – услышала она ласковый голосок. – Ты хотела, чтобы я пришла.

 Девушка развернулась, чувствуя, как закружилась голова от слабости.

 Юная красавица сидела на камне, блестя черными, завораживающими глазами и играя волнисто-струящимся локоном. На нежном личике ее играл румянец, и трогательно улыбались маленькие, алые губы.

 - Кто ты? – удивленно спросила невилла, впервые искренне восхитившаяся чужой красотой.

 - Каэлис.

 - Но я не знаю тебя и не звала.

 Дева неспешно сошла с камня и приблизилась к гостье.

 - Звала. И я всегда прихожу на зов, - она поднесла ладошку к щеке очарованной и словно усыпленной Дельви. – Только зачем же ты обидела меня, милая? – ее холодные пальчики коснулись теплой кожи, скользнули ниже, по шее с трепещущей жилкой и легко и осторожно обхватили ее, лаская.

 Наклонив голову, Каэлис наслаждалась, мечтательно любуясь притихшей юной ведьмой…

 И точно упала маска с томного лица – исказились нежные черты и обнажились почерневшие зубы. Хрупкие пальцы вцепились в горло невиллы железной хваткой. Каэлис легко приподняла захрипевшую жертву над землей и с яростью прошипела:

 - Возжелав мужчину - Стража, ты нарушила главный закон дев, обязанных служить мне – чистоту души.

 Удлинившиеся когти проткнули кожу, и придушенная Дельви затихла. Отбросив обмякшее тело, демоница жадно слизнула с руки кровь и взглянула на невиллу.

 - Нужно слушаться старших, - приподняв черную бровь, проговорила она нараспев. – Жаль, что Сильха не научила тебя уважать тех, кому служишь.

 * * *

 Ведомый сильным желанием, Сахулл оставил пещеру, где вот уже который день исполнял обязанности жреца. Все изменилось для него с того момента, как прелестная и юная чаровница появилась перед алтарным камнем, с еще теплым телом на нем.

 - Ты боишься? – смеясь дивными глазами, спросила она. – Чего? Это же легко – сделать надрез на шее мертвого человека, который уже ничего не чувствует. Я покажу тебе. Смотри…

 Он видел. Видел, как девушка вспорола кожу обсидиановым ножом и, собрав в чашу черную кровь, выпила ее. Видел, как выгнувшись и заломив белые руки, потянулась к нему, глядя призывно и сладко…

 Дальше Сахулл не помнил ничего. И двигался и жил, как во сне, с тревогой и ощущением беспредельного счастья ожидая полночного часа, когда снова придет она, Каэлис…

 Сейчас он слышал внутри себя ее голос, который звал его в одну из пещер.

 Пройдя по берегу, мужчина вошел в грот, совсем не понимая, для чего ему это нужно. Внутри было душно и пахло свежей кровью. Да, новый служитель Кэух не мог не узнать этот чудесный запах. Приглядевшись, жрец увидел нечто белеющее на полу, возле воды.

 - Вот ты где, малышка? – подхватив на руки мертвое тело девушки, довольный собой Сахулл неспешно вернулся в свою пещеру.

 Осторожно положив невиллу на алтарь, он какое-то время смотрел на нее, а потом опустился на колени и произнес молитву, которой обучила его сама Божественная.

 - Я приготовил для тебя подарок, моя драгоценная Каэлис, - поднимаясь и растягивая бледные губы в подобие улыбки, проговорил служитель и взял в руку нож.

 Близкое и грозное рычание остановило его. Где-то там, в самой глубине одурманенной и обессиленной души слабо шевельнулся страх. Мужчина медленно повернул голову, но так и не успел ничего увидеть…

 Хеписахаф бросился на него, повалив на пол и вонзаясь зубами в шею. Легко перекусив позвонки, ящер замер, обратив на поверженного служителя вполне осмысленный взгляд, в котором не было ни звериной ярости, ни торжества. Он не желал смерти Сахуллу. Он только хотел добраться до горла того, кто рано или поздно займет его место…

 

Глава 11

 - Святейший, - приклонив колени, подобострастно проговорил Герех, - я счастлив приветствовать тебя, - он коротко вздохнул, видя плохо скрываемую  неприязнь господина и продолжил с горечью: - Спешу сообщить тебе о том, что в гротах невилл происходит что-то из ряда вон выходящее.

 - Что? – холодно спросил Кхорх.

 Первосвященника многое теперь раздражало и мало, что радовало. Даже эта новая зала, отделанная блестящим черным камнем и лепниной – все, как он хотел – не вызывала в нем никаких эмоций. Кхорх пережил это все. Пережил в мечтах и снах о Маакоре. И сейчас понимал, что этого уже не достаточно. Нужно было идти вперед, не останавливаясь даже для того, чтобы взглянуть на достигнутое. Зачем? Он не сомневался, что будет именно так, как есть теперь. Первый, самый трудоемкий этап, завершился. Город приобрел желаемые черты, храм построен, сокровищница пополнена рубинами и золотом. Все выполнено.

 А вот те, которые шли рядом, разочаровали…

 Особенно достопочтенный Герех. Нет, жрец по-прежнему был исполнителен и надежен, но он не желал меняться, не хотел слышать Кэух, не покорился ей душой. А значит – обрек себя. К тому же тяготившая Кхорха благодарность за спасенную жизнь оказалась непосильной для его гордого сердца. Если бы он мог воздать достопочтенному по заслугам, заплатить той же монетой, не мучаясь от сознания того, что этот человек подарил ему самое ценное! Но изо дня в день, глядя на жреца, он вспоминал о том, что должен быть благодарным. И видел в глазах Гереха, что и тот помнит об этом, но ничего не просит, оставляя своего господина вечным должником.

 - Рехум убит, - сообщил жрец с придыханием.

 Он сам не знал, почему был так испуган всем тем, что продолжало твориться в закрытых пещерах, и чувствовал себя загнанным в угол.

 - Как? – на бледном лице Кхорха выразился интерес. Он приподнял брови и потер переносицу, явно озадаченный услышанным.

 И Гереху в очередной раз показалось, что первосвященник знает об этих происшествиях намного больше, чем признается.

 - Матенаис назначила его жрецом после гибели Сахулла. Кто-то планомерно убивает жрецов, святейший!

 - А почему – его, а не Дрэвха?

 Достопочтенный замялся:

 - Он не в себе. Будто рассудком тронулся. Может, не вынес того, что закрыт, может, боится чего. Несет всякий бред…

 - Ну, какой же? – видя, что Герех замолчал, недовольно спросил Кхорх.

 - Говорят, что мучает его какая-то женщина…

 - Послушай, - первосвященник поднялся с кресла и несколько раз прошелся перед мужчиной туда и обратно, нервно покусывая губы. – Что ты как под пытками? Говори, что знаешь!

 - Святейший, мне известно все с чужих слов. Перед смертью Рехум будто бы рассказывал, что тот стонет по ночам, а сам он, как околдованный, все слышит, только пошевелиться не может и видит тень, которая является к его соседу и измывается над ним…

 - Значит, вот как, - Кхорх остановился перед явно смутившимся жрецом. – А к тебе никто не приходит?

 Улыбка, что искривила губы первосвященника, походила скорее на гримасу боли. Сердце его рвалось на части - он ревновал. Но и вынужден был признать, что Каэлис не могла принадлежать ему одному. Такова оказалась ее сущность, такова цель прихода на землю. И Кхорх обязан помочь, и сделает все, что нужно его божественной возлюбленной!

  Например, накажет того, кто оскорбил Кэух. И месть эта станет сладкой. Каждый получит то, чего заслуживает. Вождь с побережья – свое, а тот, кто заменит его – свое.

 Кхорх с удовольствием вспомнил тот час, когда к нему, наконец-то пришел Страж, судьба которого была так тесно связана с судьбой Сульфура…

 - Ты знаком с Каэлис? – доверительно заговорил первосвященник. – Ведь, так?

 - Да, господин.

 - И что, достопочтенный? Как и у Дрэвха, она вызывает у тебя лишь отвращение? – лицо Кхорха посерело от внутреннего напряжения.

 - Нет, святейший, - Герех опустил голову. – Девушка красива, и я забываю обо всем, когда… она рядом. Но одна часть моей души страдает и мечется, тогда, как другая – ликует! Но с наступлением рассвета во мне остается только горечь. И, как ни стараюсь, я не могу постичь этого до конца.

 Когда Кхорх заговорил, глаза его казались безднами, наполненными густым мраком:

 - Почему же ты не доверился? Не открылся мне раньше, чтобы сомнения перестали терзать твою душу?

 - Не знаю, господин.

 Вернувшись в кресло, первосвященник окинул пренебрежительным взглядом мощную фигуру жреца.

 - Не думал, что именно с тобой появятся подобные проблемы, - хмыкнул он. – Пойми, Герех, у нас осталось мало времени! Скоро Кэух обратится в Арахна и прекрасная Каэлис перестанет приходить к тем, кого почтила своим божественным вниманием! Но успеешь ли ты заслужить ее особую благосклонность, чтобы остаться жрецом и получить право именоваться Первым отцом, чтобы и твоё имя вошло в историю нового народа?

 - Я не знаю, - холодея, выговорил достопочтенный.

 - Жаль. Мне искренне жаль, - равнодушно отозвался Кхорх, разглядывая огромный перстень с морионом на своем пальце. – Одна из статуй восьми жрецов уже приобрела твои черты. Выходит, я поторопился…

 - Нет, святейший! – в отчаянье воскликнул Герех, уже догадываясь, чем обернутся для него эти слова. – Я все исправлю!

 - Конечно, исправишь. Божественная Кэух хочет новой крови. Иди и служи ей!

 - В гроты? – вымолвил мужчина непослушными губами.

 - Конечно, Герех. Это ли не честь? Ведь, те, кто призван совершать жертвоприношения, прошли тяжелые испытания, - Кхорх хохотнул. – Я не учел, что все они так скоро перейдут в царство Теней, где их души обретут, наконец, покой и прощение. Их жребий перешел тебе.

 - А Лахвар? – с надеждой вспомнил жрец. – Там остался еще один Страж!

 Первосвященник ласково взглянул на него:

 - Открою тебе маленькую тайну, достопочтенный, - и, подавшись к Гереху, тихо произнес заговорщическим тоном: - Этот Страж – мхар, как и его дружок. Их появление в Улхуре озадачило меня, и первым моим желанием было придать дерзких мучительной и позорной смерти. Но Кэух захотела их себе, - он зажмурился от удовольствия. – И я не мог ослушаться! Наши гости назначены в главные жертвы в Великий день пришествия Арахна.

 - Мхары? – удивился жрец. – Но как они?..

 - Через Врата Времени, думаю, - Кхорх откинулся на жесткую спинку кресла. – Если мне удастся обнаружить их местонахождение – служителей Эморх ждут сюрпризы!

 - А ты не рискуешь, господин?

 Первосвященник рассмеялся.

 - Нисколько! Гости надежно заперты в гротах. Сбежать оттуда невозможно! – первосвященник прищурился, что придало ему хищный вид. – И чего же мне опасаться, по-твоему? Я предупрежден, значит – неуязвим.

 - За ними могут прийти другие…

 - Пусть идут, если хотят попасть прямо в пасть зверя. Кстати, Герех, тебе пора.

 Тот вздрогнул, усмотрев в словах господина неприятный намек на то, чего боялся. Медленно развернувшись, он покинул владыку, глубоко уязвленный его решением услать достопочтенного к невиллам.

 В голове Гереха все продолжал крутиться разговор с Кхорхом, и беспокоили незнакомые нотки в его голосе. В какой же момент он совершил роковую ошибку, превратившись из друга в неугодного служителя, сосланного на верную смерть? Или господин верил в него? Надеялся, что его преданный друг разберется с кровожадным монстром? Мысль эта согревала холодеющую душу. Но была ли она правдива? Герех сомневался в этом, хотя и не решался расстаться с ней, внушая себе недостающую уверенность.

 Чего он боялся? Почему мучился, подозревая, что череда загадочных смертей тянула к нему пропитанные кровью нити? Достопочтенный страшился признать себе, что истина была сокрыта в его прошлом, о котором он пытался забыть, честно служа новому господину.

 И вот теперь Кхорх обвинял его в нерадивости! А в гротах ждало нечто, несущее в себе кару за былые грехи…

 Но он раскаялся! Давно уже раскаялся в том подлом проступке, когда жажда власти направила его копье в грудь Риха. Но это был именно проступок, а не убийство, ведь  юный и амбициозный Герех в тот момент и сам не верил, что способен лишить жизни другого человека. Нет, он бравировал, играя с судьбой, демонстрируя удаль перед кучкой молодняка, видевших в нем своего повелителя.

 Но так ли честны оказались те соратники, что поддержали его, вручив посох вождя? Со страхом и запоздавшим сожалением Герех понял, что среди тех, кто через него рвался к власти, нет преданных ему. И рано или поздно настанет час, когда они легко решат и его судьбу.

 Только, как все это объяснить взрослеющему мальчику, сыну убитого им вождя, которого он лишил не только отца, но и права занять достойное место, по праву принадлежащее тому с рождения?

 И Герех не стал ничего объяснять. И с радостью ухватился за возможность изменить свою жизнь, покинув земли, где все напоминало о деянии, которого он стыдился. Герех привел свое племя в Улхур и отрекся от него, приняв священный сан жреца. Но чего же достиг в итоге? Немилость нового божества и ссылку в гроты.

 Круг замкнулся. И для него пришло время собирать камни…

 До упора вдавив в стену потайной механизм, достопочтенный Герех вошел в пещеру и дождался, пока тяжелый камень за его спиной встанет на место. Пути назад не было. Не должно быть. Он шел по кругу и тащил за собой груз неоплаченного греха. Ну, что же. У него хватит мужества отпустить дух Риха, который ждал возмездия. У него хватит сил освободить от вечных мук свою душу.

 Выйдя на берег Хелла, Герех остановился, тронутый картиной вечернего озера. И только на краткий миг в сердце шевельнулась горечь потери от понимания того, что мир земной не может оставаться более его обителью. 

 - Хоруг! – закричал он. – Я знаю, ты ждешь меня!

 Достопочтенный поднял руки, как делали предки, призывая в свидетели небо.

 - Я пришел на суд твой, Хоруг!

 Вздрогнув, Герех с мрачным удовлетворением услышал рев хеписахафа и достал из-за пояса нож.

 - Я приношу добровольную жертву Хеллу и жрецу Хепи-Саху! Пусть кровь моя смоет грех с души, которую я, сын Улха, отпускаю на суд Великих предков!

 Он не почувствовал боли, точным движением перерезав собственное горло, и бесконечно долгий миг смотрел на серебристый туман, обнимающий синий глянец застывшей воды и неясный силуэт скал, державших на себе храм божества, от которого достопочтенный жрец только что спас свою душу…

 * * *

 - Там творится что-то ужасное! Я чувствую – он болен и страдает неимоверно, - больше не сдерживая горя, Ла-Тима разрыдалась и прижала к лицу платок.

 – Ты должен нам помочь, Бамин-Ат! – обнимая ее, попросила Наэла, пришедшая в храм Эморх, чтобы поддержать мать Сидмаса.

 Жрец тяжело вздохнул:

 - Помогать  - это моя обязанность перед теми, кто взывает к высшим силам. Чем же именно я могу быть вам полезным?

 - Верни Сидмаса! – сквозь слезы выкрикнула Ла-Тима.

 - Это невозможно, если он находится вне поле действия Врат.

 - Тогда отправь меня к нему!

 - Госпожа! – Бамит-Ат оторопело посмотрел на женщину. – Через них пройти не просто и, к тому же, Астеман…

 - А! – вскрикнула госпожа Ва-Лераг. – Владыка Маакора запретил тебе, я правильно понимаю?

 Она казалась больной: глубокие тени залегли под глазами, прорезались морщинки на лбу и даже волосы посерели. Теперь красавица Ла-Тима выглядела намного старше своих лет.

 - Переход затрачивает слишком много физических и душевных сил, - как можно мягче заговорил Верховный служитель, пытаясь хотя бы голосом внушить страдающей матери чуточку спокойствия. – И не только того, кто совершает переход. Я не нахожу в себе достаточно энергии, чтобы снова пойти на это. Но у твоего сына есть еще время, и в назначенный срок мы откроем Врата, чтобы принять его.

 - Ты не слышишь меня, святейший? –  жалобно простонала женщина. – Я вижу страшные сны и верю им. Мой Сидмас в опасности.

 - У нас была договоренность – в случае крайней необходимости перешедшие возвращаются к порталу. Если он находится слишком далеко – они подают сигнал через сигиллу, связанную с кариатитом. Камень начнет светиться, - Бамин-Ат снова вздохнул. – Пока он молчит. Значит, ничего серьезного там не происходит. Во всяком случае, смею на это надеяться, - он взял госпожу Ва-Лераг за руку и проводил к одному из кресел, - прошу тебя –  присядь.

 Она послушно исполнила просьбу жреца, тоскливо взглянув на девушку, которая тоже была подавлена и тенью следовала за служителем, о чем-то напряженно раздумывая.

 - Ты знаешь, что сны мои правдивы, - снова заговорила Ла-Тима. - И странно, что ты не хочешь поверить мне сейчас. Ведь жрец той, которая посылает нам ночные видения, должен помнить, что жизнь и сны - страницы одной и той же книги.

 - Да, - отозвался Бамин-Ат.

 - Позвольте мне сказать, - проговорила Наэла. – Мы с госпожой Ла-Тимой ничего не знаем. И поэтому отчаянье, и беспокойство не покидают наши души. А неведение, как известно, рождает множество страхов. И если что-то нам станет более понятным – тревога отступит. Ведь, мы совершенно не посвящены в эту тайну! Что должны сделать Сидмас с Креламетом? С кем бороться? Скажите, святейший!

 - Ну, хорошо!

 Для начала жрец усадил девушку рядом с госпожой Ва-Лераг, а сам устроился напротив на невысокой резной скамеечке и заговорил.

 - Скоро на нашу землю вновь явится Арахн, - произнес он тем глубоким голосом, каким читал своим ученикам древние трактаты. – Дух его уже вышел из чрева вулкана, куда много веков назад его заточил древний бог Тохус, и уже обрел плоть, питаясь кровью. Сейчас его зовут Кэух и по сути своей – это суккуб, единственная цель которого – наплодить потомков, забирая у мужчин силу и… семя.

 Легче всего вновь закабалить Арахна в час его прихода, когда те, кто поклоняется ему, проливают море человеческой крови, даруя божеству боль и страх жертв. Именно в этот час Тохус проклял имя Арахна, обращавшегося в инкуба, и заключил мерзкий дух его в амулет, созданный в огне Иктуса, который вышел из бездны вместе с демоном. Час этот близок и священный амулет находится в Улхуре, в руках Сидмаса. Задача его – активизировать сигиллу, вызвав Тохуса.

 - Он сможет это сделать? Ведь мой сын – не жрец! – горестно воскликнула женщина. – Зачем вы отправили именного его, а не кого-нибудь из своих?

 - Все дело в том, - немного смущенно ответил Бамит-Ат, - что среди жрецов не нашлось достаточно подготовленных физически. Видишь ли, госпожа, мои ученики уделяют большое внимание укреплению духа, но не тела.

 - Продолжим? – напомнила Наэла, для которой многое из слов верховного жреца стало настоящим откровением.

 Бамин-Ат с благодарностью взглянул на девушку и решился углубиться в тему.

 - Существует множество легенд о борьбе Арахна и Тохуса. По древним поверьям, демоны – это таинственные и зловещие сущности или духи, нечто средне между богами и людьми. Созданные Великим Духом в предрассветный час, «между двумя солнцами, когда ночь наиболее темна», они изначально оказались лишены физического тела. И вошли в новый день, как губители и извечные носители зла, призванные искушать род людской. Потому как наш мир – это бесконечная битва света и тьмы, добра и зла. И это противоборство есть завершенный круг. Родился Арахн – родился и Тохус…

 - Другими словами, - уточнила Наэла, - вызвать Огненного духа – значит спровоцировать извержение вулкана?

 - Новое извержение? – тут же подхватила Ла-Тима, чувствуя, как холодом сдавило грудь. - Это и есть ваш с Астеманом план?!

 - Нет-нет, - испугался жрец, видя перед собой двух насмерть перепуганных женщин. – Извержение случается только с приходом духа бездны. А Тохус является в огненном столбе, способном перемещаться подобно смерчу. И тот, кто коснется того огня может получить бессмертие, - добавил он неуверенно, будто оправдывая себя, а за одно и древние предания.

 В просторной и светлой зале, куда привел верховный служитель своих гостей, стало вдруг темнее, как бывает перед грозой, когда воздух насыщается душным и зловещим дыханием близкого ненастья.

 - Ты что-то скрываешь от нас, Бамин-Ат? – пристально всматриваясь в него, поинтересовалась госпожа Ва-Лераг. – Не надо ничего утаивать. Говори.

 - Сигилла должна оставаться целой, - нахмурившись, сказал служитель Эморх. – Так написано в Хрониках о Тохусе. Мне неизвестно, что случится, если расплавить ее в обычном огне или расколоть, к примеру.

 - Они знают об этом? – напряженно спросила девушка, чувствующая странную тяжесть на сердце. 

 - Конечно! – заверил их жрец. – Я открыл Сидмасу с Креламетом все, что знал сам…

 - Святейший!

 Все трое обернулись на крик с одинаковым выражением на лицах, как будто каждый из них в глубине души ожидал именно такого поворота событий.

 - Камень? – севшим голосом спросил Бамин-Ат служителя, обязанного наблюдать за кариатитом.

 - Да, господин, он засветился.

 В душах женщин, одинаково преданных сыну правителя, грянула буря. Только встретили они ее по-разному.

 Ла-Тима застыла, побелев, а Наэла встала и обратила на верховного жреца загоревшиеся от отчаянной решимости глаза.

 - Я должна пройти через Врата, святейший, - проговорила она твердо, снова всем сердцем  моля об этом богов. – Отройте портал, Бамин-Ат или мне придется осквернить этот храм своей кровью… 

 

Глава 12

 Этот день настал.

 Настал с появления в гроте Матенаис, вид которой перепугал и встревожил невилл. Растрепанная и заплаканная женщина обвела девушек мутно-тяжелым взглядом и спросила едко:

 - Ну, что, готовы?

 - К чему? – отважилась отозваться ее любимица Лемаис.

 Мать Кхорха присела возле костра и, вдруг уткнувшись в ладони загоревшимся лицом, тихо и горько разрыдалась.

 Никто не отважился подойти к ней, даже та, которая любила ее всем сердцем и тоже заплакала, глядя на Матенаис.

 Та долго не успокаивалась, вздрагивая худыми плечами и протяжно всхлипывая. А потом отняла мокрые ладони от лица и стала смотреть на огонь, вытирая  с подбородка стекающие слезы.

 - Что так расстроило тебя? – не выдержала Лемаис.

 - Все кончено, понимаешь? – тихо ответила женщина. – Все кончено…

 - Что?

 Матенаис снова посмотрела на невилл потухшими глазами. Как изменились они с той первой встречи, которую ей не забыть теперь никогда.

 Взволнованные тем новым, что окружило их, девушки встретили ее настороженно и посматривали с опаской, после того, как она представилась, не забыв упомянуть, кто является ее сыном. Женщина видела, какое впечатление производит на всех Кхорх и не могла определить – приятно ей это или наоборот. Но она никогда не стыдилась этого, хотя многое понимала про него, многое…

 Но то, что он позволил матери принять участие в жизни невилл, стало для нее настоящим подарком. Наградой за те месяцы, что провела она в кошмарах безумия и дурмане снадобий. Только, здесь, в полной изоляции от мира, в таинственной тиши гротов, женщина почувствовала, наконец, себя спокойной. И глядя на цветущие юностью и здоровьем лица, невольно вспоминала собственную молодость, когда был еще жив ее Хсарт.

 Особенной нежностью прониклась Матенаис к живой и открытой Лемаис, которая отличалась от других девушек какой-то особой «ненашестью», как говорили сами ее подружки. И та сразу потянулась к ней, как тянется за светом оказавшийся в полутени цветок. С легкостью вспоминая свою прежнюю жизнь, Лемаис никогда не жалела о прежнем и навсегда утраченном. Да, самым непостижимым для матери первосвященника явилось отчетливое понимание того, что девушка не страшилась своего будущего, ясно видя его. Так часто она беспечно роняла: «когда меня не станет», словно воспринимая это как должное и нисколько не печалясь об этом. Только в глубине ее необычных глаз таилось и росло нечто странное и необъяснимое, не дающее Матенаис покоя. Женщина догадывалась, что происходило в душе Лемаис. Да и трудно было не заметить, как преображалась девушка, когда в гротах появлялся Лахвар. Он по-прежнему навещал больного друга, который медленно, но верно шел на поправку. Этим двоим никогда не бывало скучно вместе, и невиллы так часто видели, как друзья шепчутся о чем-то, явно опасаясь, что их подслушают, бросая быстрые, тревожные взоры на девушек. И у костра давно уже было подмечено, на ком дольше всего задерживался взгляд Лахвара. И как вспыхивала Лемаис, когда случайно или намеренно встречались их глаза. Когда уставший Фархус засыпал, его друг отправлялся на озеро и бродил там, в одиночестве, совсем не опасаясь встречи с хеписахафом, хриплый голос которого доносился глухими ночами с дальнего берега Хелла.

 Иногда Лемаис сама подходила к больному, который относился к ней заметно теплее, чем к другим невиллам и те, немного ревнуя, слышали, как он тихо посмеивается, о чем-то разговаривая с девушкой, поившей его настоями. Но такое их общение никогда не длилось долго, потому что в пещере неизменно появлялся Лахвар, словно чувствующий что-то. И сразу стихал смех Лемаис и Фархус становился подчеркнуто серьезным, пряча хитрую улыбку, отсветы которой мелькали в его глазах. Наверное, он тоже догадывался о чем-то.

 Но, ни Фархус, ни ее подруги, ни сама Матенаис никогда не поднимали эту тему, памятуя о страшном вечере, когда пропала Дельви. Тот вечер для многих стал переломным.

 Как и для матери первосвященника, тайно страдавшей оттого, что приходила к невиллам вопреки запрету сына, даже не скрываясь от Гереха, который по каким-то причинам стал молчаливым соучастником этого нарушения правил.

  Но девушки давно уже приняли ее в свой тесный кружок - может, потому что были лишены близких, может, потому, что распознали что-то недостающие им в ее душе. Приняли безоговорочно и навсегда. Как мать…

 Но каково же ей было знать, что эти милые затворницы никогда не выберутся из подземелий!

 Особенно тяжело стало после смерти Крорис.

 Тогда все обитательницы пещер до конца осознали неотвратимость рока, приведшего их в Улхур. Но никогда не говорили об этом друг с другом. И как могли, помогали бедняжке Тейнет, нелегко переносившей утрату обожаемой сестры.

 Не смотря ни на что, попав в западню, из которой был единственный выход, девушки не утратили присутствия духа и нашли в себе силы безропотно служить Кэух.

 Объяснить такое Матенаис могла только тем, что выбор Кхорха был не случайным. Он видел души тех, что могли покориться…

 Смешливая Дельви, серьезная Инелис, выдумщица Крорис, заботливая Тейнет, мечтательная и тихая Мейис – всех их объединяло одно: умение принимать немилосердные удары судьбы и не идти ей наперекор.

 Что ж, их час настал и все они, так или иначе, готовы к нему…

 - Дельви не пропала, - вобрав в ноющую грудь побольше воздуха, нервно заговорила мать первосвященника. – Она убита.

 Никто из присутствующих не ответил ей. Только еще тише стало в гроте, хранившим так много тайн.

 - И одну из вас ждет та же учась, - дрогнувшим голосом добавила Матенаис. – Сейчас…

 Договорить у женщины просто не хватило сил.

 - Кто будет приносить жертву? – спросила Лемаис на удивление спокойно.

 - Я, - отозвалась жрица. – Я…

 Чуть заметная краска проступила на щеках девушки:

 - Кого ты выберешь?

 Глаза их встретились, но Матенаис не отвела взгляда.

 - Возможно, умереть для каждой из вас будет теперь благом, - с трудом уже превозмогая душившие слезы, проговорила она. – Кхорх готовит невиллам невыносимое испытание, но, пройдя его, они могут получить освобождение, - отстраненно продолжила женщина, словно говоря не о тех, которых так хорошо знала и жалела, как может знать и жалеть только мать.

 - Что с нами будет? – отозвалась Инелис.

 - Вас отдадут зверю, - опустив голову, сказала жрица. – Вы станете его женами…

 Под сводами вновь восстановилась мертвая тишина, которую, казалось, больше никто никогда не нарушит. Словно и не осталось никого в гроте, где живым был только огонь, а вокруг застыли тени, безмолвные, пустые, сохранившие очертания тех, кто некогда жил здесь.

 Но вот одна из них неслышно поднялась, прошла и остановилась перед входом, оглянувшись.

 - Кто последует за мной? – прошелестели ее слова.

 Тейнет встрепенулась:

 - Мне незачем длить эти бессмысленные дни, - каждый звук, произносимый ею, царапал застывшие души молчавших. – Я лишь хочу быстрее встретиться с сестрой, что ждет моего прихода в царстве Теней.

 - Идем…

 Они вошли в пещеру жрецов, где на алтаре лежала туша теленка.

 - Что это? – удивленная девушка сбросила с себя оцепенение и осмотрелась, будто надеясь лицезреть того, кто затеял эту странную шутку.

 - Помоги мне, - быстро произнесла Матенаис, - сейчас не время.

 - Что ты задумала?

 Женщина взглянула на невиллу потемневшими от недовольства и обиды глазами:

 - И правда поверили, что я смогу… убить одну из вас? – она толкнула грязную и зловонную чашу ближе к камню и, оттянув еще теплую шкуру животного, сделала несколько глубоких надрезов. – Твари нужна кровь? Так пусть получит!

 - Где ты взяла теленка?

 - У кифрийцев. Неси угощение и возвращайся.

 Девушка послушно ухватилась за края ненавистного сосуда и поднялась, чуть растерянно глядя на женщину.

 - Мы поплатимся за это, - без страха, скорее с нотками вызова в голосе произнесла она и поспешила к гроту невилл, взбодренная настроем Матенаис.

 Вывалив содержимое в открытый колодец, она впервые за все это время не ощутила в себе страха и гадливости. Колотившееся сердечко уже предвкушало нечто особенное, важность которого отражалось в глубоких глазах матери Кхорха, в каждом ее движении. Что с того, что Матенаис явилась к ним в слезах? Эта женщина непременно найдет какой-нибудь выход и не отдаст их демону…

 Дрогнуло и застыло пространство, наполнившись тихими шепотами. Мокрая чаша выскользнула из ослабевших пальцев Тейнет. Уже не владея собой, невилла, как во сне шагнула к краю открытого зева колодца и заглянула в его темноту. Ужас пронзил душу.

 Но девушка не шелохнулась, заворожено глядя, как быстро перебирая длинными конечностями и отталкиваясь от покрытых слизью стен, к ней приближается отвратительное существо…

 Вернувшись, Матенаис уже никого не застала в гроте Дев. Как ни готовилась она к грядущим бедам, открытие это обрушилось на нее тяжелым ударом, мгновенно отнявшим силы и помутившим разум. Отказываясь окончательно поверить в то, что опоздала, она какое-то время бессмысленно смотрела на огонь, возле которого совсем недавно сидели невиллы, потом перевела взгляд на пустое ложе Фархуса.

 «Вечером приступим к подготовке торжества, - всплыли в памяти слова Кхорха. – Попрощайся со своими подругами, потому что теперь не скоро вы сможете, как прежде, посидеть возле костра».

 Он опередил ее…

 Подстегнутая этой невыносимой мыслью, женщина бросилась в грот Невилл, еще надеясь застать там Тейнет, и замерла, потрясенная, заметив следы крови на камнях колодца. Чувствуя, что снова сходит с ума, она вернулась назад и снова обошла вокруг мирно горевшего очага, с каким-то исступлением надеясь на чудо и не желая смириться с очевидным. Девушки исчезли!

 Постояв в нерешительности возле пустой постели больного, женщина выбежала в пещеру с колодцем и, дико глянув на него, кинулась в дом Стражей. Но и там никого не застала. Даже Дрэвха, окончательно тронувшегося рассудком и боявшегося просто спустить ноги с постели. Конечно, он не мог уйти сам…

 - Рабы, - выдохнула Матенаис и поспешила в столовую, где принялась бить по гонгу длинной палкой. Звон оглушил ее, но женщина не хотела останавливаться, заполняя этими тревожными, гулкими звуками пустоту в душе. Вложив в удары все свое отчаяние, но не достигнув никаких результатов, Матенаис вспомнила о тайном ходе на кухню, каким уже воспользовалась сегодня, открыв его перед кифрийцами, принесшими тельца в пещеру Жрецов. Не помня как, она добралась до места и, отворив дверь, оказалась в теплом, пропахшим специями и дымом помещении. Слабо булькал густой бульон с кусочками мяса, на длинном столе лежали ножи и пучки трав, вымытые овощи блестели влажными боками в глубоком блюде, и длинная деревянная ложка валялась на полу. Здесь подходило к концу приготовление трапезы - только тех, кто готовил, не было на месте.

 Гроты оказались совершенно пустыми….

 Закрыв лицо руками, Матенаис постояла, немного приходя в себя и собираясь с мыслями.

 Озеро!

 Женщина замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям.

 Да, она не была одна. Где-то в пещерах на берегу Хелла пряталось живое существо.

 Ну, конечно…

 Матенаис медленно вернулась в грот Жрецов, закрыв за собой проход. Пусть все здесь останется по-прежнему. Вновь оказавшись там, где провела столько счастливо-спокойных часов, она задержалась, повинуясь непонятному, но такому явственному ощущению близости Лемаис.

 - Девочка моя, - сорвалось с её губ. – Дай мне знак. Дай. Я знаю, что ты не могла уйти, не попрощавшись…

 И через задрожавшие в глазах слезы, она вдруг увидела гиацинтовые камушки браслета, лежавшего на камнях очага. Рванувшись к ним так, словно перед ней предстала сама его владелица, Матенаис схватила браслетик и судорожно прижала к губам. Потом, оглянувшись, будто боясь быть застигнутой кем-то, она поспешно надела украшение на руку:

 - Я помогу тебе, помогу, дорогая.

   Она вышла к озеру и остановилась, удивленная тишиной. Укрытый густым туманом Хелл безмятежно спал.

 Войдя в теплую воду, Матенаис глубоко вздохнула, отбрасывая скорбные мысли и освобождая душу от боли.

 - Ты слышишь меня? – прошептала она, наклоняясь к спокойной озерной синеве и с наслаждением отдаваясь во власть ее влажных объятий. – Услышь и приди, я жду тебя…

 Женщина перевернулась на спину, раскинув руки. Вода удерживала ее, внушая долгожданное спокойствие, тихо лаская и убаюкивая. Закрыв глаза, Матенаис расслабилась, плавно поводя ногами и кистями рук, будто паря в пространстве, но в пространстве живом и чутко внимавшем биению ее сердца, понимавшем только одно ее желание и передававшем безмолвный призыв тому, кто должен был отозваться.

 Она поняла, что услышана и, что уже не одна. В глубине под ней осторожно двинулось что-то большое. Оно приблизилось, сделав круг, и снова нырнуло, словно играя, а потом оказалось рядом, легко коснувшись женщины.

 Та улыбнулась и, открыв глаза, быстро переместилась, принимая вертикальное положение и осматриваясь.

 - Ты пришел…

 Темная тень скользнула у самой поверхности, и голова ящера появилась над водой, мягко толкнув носом в грудь Матенаис. Засмеявшись, она обвила руками толстую шею хеписахафа:

 - Ты пришел…

 Большой желтый глаз в красных прожилках, подернутый влагой, смотрел близко и внимательно.

 - Ты должен служить той, что является госпожой твоей, - заговорила женщина вкрадчиво и настойчиво. – Должен сделать то, что я, помогшая придти на землю твоей хозяйке, повелю тебе.

 Дракон разжал челюсти, выдохнув: хааа…

 - В скалах, что держат храм, есть пролом, через который возможно проникнуть в пещеру Горон, где все и состоится. Он расположен слишком высоко, чтобы человек мог добраться до него, но ведь Хоруг теперь не человек.

 - Хааа, - отозвался ящер.

 - Ты будешь ждать, пока я не позову тебя, а когда поймешь, что пришло время, найдешь хозяйку этих камней и унесешь ее из Улхура.

 - Хааа…

 Голос женщины задрожал от слез, и она крепче сдавила мощную шею, покрытую жесткими пластинками.

 - Я знаю, что власть Кэух сильна и дух Хоруга порабощен, но чем дальше ты окажешься  от этого ужасного места, тем меньше будешь страдать от гнета страшной воли мерзкой твари. Хоруг-человек никогда не станет свободным, но Хоруг-змей может спасти невинную душу и боги смилостивятся над ним, - Матенаис отпустила хеписахафа. – Плыви и чутко слушай, - сняв браслет, она прижала к щеке прохладные камушки, а затем  украсила ими тонкий витой рог на голове дракона. – Пусть хранит тебя Улх…

 Священный грот был погружен в полумрак. Горели только чаши у ног восьмилапой статуи, высвечивая округлый живот и пасть чудовища, где мог бы свободно разместиться взрослый человек. Кхорх распорядился открыть только пару ворот из восьми, которые распахнуться только во время церемонии.

 Первосвященник сам пришел все проверить и со вниманием прошелся по зале, задержавшись у алтаря, где вычерчен был круг с символом Арахна – восьмиконечной звездой. Огромные средние лапы каменного монстра охватывали жертвенник, оставляя проходы для передвижения служителей у алтаря. С верхних лап свисали цепи, на которые  подвешивали жертву так, чтобы она оказывалась над колодцем, сокрытым сейчас алтарным камнем.

 Скоро все начнется.

 С внутренним трепетом ждал он часа пришествия Арахна. Близилась новая веха в его жизни, в судьбе Сульфура, что носил пока иное имя. Пусть. Немного осталось существовать Апикону. Земля, что тянулась к северу от Гефрека до самого Лакриса, должна принадлежать Кхорху. И будет ему принадлежать!

 Первосвященник глянул на размытый тенью лик нового божества и улыбнулся. Скоро, скоро озарится он огнями, зажженными избранными служителями Арахна и Кэух. Свежая кровь станет зароком между могущественным существом и людьми. И тогда свершатся все чаяния маленького мальчика, внимающего тихому голосу умирающего у него на руках Хэта…

 - Святейший, - появившийся прислужник отвлек Кхорха от приятных мыслей. – Не прикажешь ли послать за Матенаис?

 - Разве ее еще нет? – отозвался озадаченный первосвященник и поморщился, задетый тем, как долго прощалась мать со своими воспоминаниями.

 - Пусть найдут и поторопят, - распорядился он. – Пора начинать…

 Служитель исчез, а Кхорх еще немного постоял в задумчивости, созерцая алтарь и цепи над ним. Чем ближе была церемония, тем тревожнее становилось у него на душе. Он чувствовал, знал – не все окажется гладким. И Хэт предупреждал о непредвиденном, которому суждено случиться в решающий час.

 Ну, что же, пусть будет так, как должно быть…

 В залу решительно вошел человек в хитоне верховного жреца, который предназначался Гереху. Лицо человека прикрывал большой капюшон, а на груди поблескивал новенький золотой символ Арахна. Такие получили еще шесть человек из числа тех, кого особо отметила сама Кэух.

 - Все готово, владыка, - произнес он торжественно и поклонился.

 Кхорх усмехнулся.

 - Ты все больше нравишься мне, достопочтенный.

 - Благодарю.

 - Пусть войдут служители и поклонятся Кэух, а затем вознесут молитву.

 - Да, святейший.

 - Жертва назначена?

 - Мы оставили это право тебе, владыка.

 - Хорошо, пусть свершится…

 Первосвященник никак не мог справиться с нервной дрожью, слушая размеренные слова жрецов, вскоре появившихся в пещере и начавших ритуальное действо. Шесть открытых врат светились негромким голубым мерцанием, что создавало иллюзию небесной близости. А он все смотрел на сине-прозрачный камень и думал о том, придет ли сегодня Каэлис. В последний раз…

 Боль об этой утрате никогда не утихнет в его опаленное сердце, и только это неземное существо останется владычицей иссушенной жаждой души Кхорха. Навсегда.

 Появление невилл отвлекло первосвященника от мрачных раздумий, и его рассеянный взгляд остановился на Лемаис. Эта девушка напоминала Каэлис, но только так, как может цветок из шелка напоминать настоящий и живой, кропотливо созданный некой загадочной сущностью, вдохнувшей в этот бутон нечто большее, чем жизнь – дух бессмертия…

 Кхорх уже не мог оторваться. Снова и снова глаза его обращались к служительнице, облаченной в красные одежды, что подчеркивали нежность и юность пленительного женского совершенства. Но он видел ее совсем иной, видел, как из-под тонкого абриса хрупкой красоты проступают черты мерзкого вида, смерти, праха. Эта девочка была ненавистна ему! Чужая, ничтожная, приговоренная к закланию, она посмела отнять у него частичку материнской любви!

 Невиллы запели проникновенно и тоскливо, бередя что-то давно забытое, что помнит только душа. А Кхорху становилось все хуже. Подлой змейкой вползла в сердце неизбывная тоска, свернулась, проливая яд с остреньких зубок, отравляя, убивая его.

 Стоявшие на коленях за жертвенником невиллы звали Каэлис. А верный раб ее не находил себе места.

 - Жертву! – крикнул он, до боли стискивая холодные пальцы. – Приведите жертву!

 Открылись новые врата, пропуская людей, закутанных в черное с головы до ног. И в гроте сразу стало темнее. Вспыхнули красные огни глаз каменного истукана, ничуть не добавляя света в густеющее от мрака пространство под тяжелыми сводами.

 Жрецы разомкнули круг, и только Кхорх остался возле алтаря, повернувшись к Назначенным. Те сбились в кучку, понукаемые сопровождавшими их рослыми малусами, которые, совсем не стесняясь, тыкали в спины обреченных на жертву длинными пиками. 

 Первосвященник осмотрел замотанных в покрывала людей. От них исходили волны животного ужаса, внушавшего владыке брезгливость и желание поскорее закончить с этой частью церемонии.

 - Ты, - его обсидиановый нож уткнулся в грудь стоявшего напротив мужчины.

 Двое малусов подхватили избранного и поволокли к колодцу, камень на котором уже пришел в движение, открывая недра.

 Человек вскрикнул, попытавшись освободиться, но крепкие руки уже тащили вниз цепи, ловко обматывая ими несчастную жертву, лишившуюся черных пелен. Еще мгновение, и Назначенный повис над шахтой, жадно распахнувшей под ним бездонную пасть.

 Кхорх вырвал пику из рук сопровождавшего и, замахнувшись, ударил ею в обнаженный живот человека, еще и еще раз…

 Вопль жертвы разбил тишину. В беззвучном плаче затряслась Мейис. Они все боялись. Вполне осязаемый страх, разлитый  в пещере, густел, заставляя леденеть от ужаса человеческие сердца.

 Только над первосвященником он был не властен.  

 С исказившимся от ярости лицом, он смотрел, как побежала по обмякшему телу кровь, и отступил, воздев руки к уродливому лику статуи.

 - Явись же, Кэух, владычица душ наших! Прими последнюю жертву, предназначенную тебе!

 В смятении служители отпрянули от колодца, когда нечто темное метнулось из него, вцепившись в закланного. Оно с легкостью сорвало его с цепей и рухнуло в открытый люк, унося с собой жертву. Но не успели люди прийти в себя - существо вернулось, выскочив и усаживаясь на край шахты, явив себя во всем своем безобразии.

 - Кэух, - пробормотал Кхорх, в каком-то исступлении протягивая к демонице руки и, не удержавшись, падая перед ней на колени. – Кэух…

 Оцепеневшие люди, все те, кто видел тварь впервые, и те, которые уже сталкивались с ней, не смели даже пошевелиться, пока она изучающе взирала на собравшихся. Облик сущности менялся: вросли рожки, втянулись длинные черные когти, белые ручки заменили узловатые лапы и стройные ножки ступили на каменный пол пещеры. Людям явилась Каэлис. Не каждая признанная красавица могла похвастаться таким неоспоримым совершенством.

 - Мой верный друг, - ласково проговорила она, взглянув на первосвященника. – Ты приготовил достойный прием своей богине.

 Дивные глаза демоницы обратились на одного из Назначенных, и, томно улыбаясь, она приблизилась к нему, срывая с мужчины покрывало.

 - Фархус! – заулыбалась она. – И ты пришел воздать мне почести?

 Одурманивающий настой, которым напоили назначенных в жертву, уже утратил силу и Сидмас узнал ту, что пришла к нему в темницу и являлась в видениях, требуя покориться.

 Сознание возвратилось к сыну правителя уже в пещере, когда неуправляемый страх нахлынул на него, снова лишая разума. Он ничего не видел и мало что понимал. Помнил только одно – план их провалился…

 Как в тумане виделись ему последние минуты перед тем, как в гроте появился Кхорх в сопровождении двух вооруженных людей и маявшегося за их спинами Креламета.

 - Твой час настал, Страж, - подходя и недобро усмехаясь, проговорил Кхорх. – Ты избран в жертву.

 Они предусмотрели многое, и такой поворот событий не исключали. Наоборот, он казался наиболее вероятным и даже желанным – друзья беспрепятственно попадали на торжество, а там…

 - Не торопись, - добавил служитель. – Одежда тебе больше не понадобится. Болтаться на цепях ты будешь в чем родила тебя твоя маакорская мама.

 Сидмас отшвырнул рубаху и, хмуро глянув на первосвященника, стал медленно подниматься, кряхтя и постанывая, при этом, как можно незаметнее, привычным движением тронул диск. И замер…

 Сигиллы не было. Его бросило в жар и снова, уже не скрываясь, он ощупал пояс. Пусто.

 Руки предательски задрожали – он растерялся и не знал, как поступить правильнее. И не мог даже посмотреть в сторону Креламета, не понимая, как, когда, а главное – кто выкрал у него амулет…

 Теперь Сидмас не жалел об этом. Да и ни о чем уже не жалел. Понял, что проиграл. Только не хотел отдать себя просто так.

 - Я пришел посмотреть, как ты сгоришь в огне Тохуса, - не глядя в глаза демонице, проговорил он.

 Кхорха подбросило.

 - Что ты сказал? – прошипел он, все же, не рискуя приблизиться к божественной без ее соизволения.

 А та стояла перед мхаром, загадочно глядя на него блестящими глазами. Выражение ее милого личика не изменилось, только задрожала, как в плаче, верхняя губка.

 - Ты обидел меня, человек, - проговорила она и опустила голову…

 И вскинулась, мгновенно преображаясь.

 Сидмас отпрянул, но злобное существо бросилось, ударив в грудь и свалив его на пол. В устрашающей близости от шеи клацнули острые зубы.

 Кто-то пронзительно закричал. Люди шарахнулись кто куда. Только верховный жрец стал быстро  читать заклинание, отчетливо и громко проговаривая слова.

 Казалось, юноша был обречен. Но он вывернулся, сталкивая с себя демоницу, которая припав на лапы, зашипела, обращая ужасное лицо к служителю.

 - В жертву, - встрепенулся потрясенный этой сценой первосвященник. – Принесите его в жертву!

 Кэух поднялась, раскачиваясь на узловатых кривых ногах, прошла к колодцу, и нырнула в зловонное свое жилище.

 - Жертву, - дрожа, повторил Кхорх.

 Воспрявшие духом сопровождающие услужливо кинулись к мхару, нашедшему силы подняться.

 - Нет! – освободившийся от пелен Креламет рванулся к прислужникам, схватившись с одним из них.

 - Стойте! – крикнул верховный жрец, выступая вперед.

 - Тащите в цепи! – сквозь стиснутые зубы выдавил первосвященник, с пылавшим от гнева лицом, оборачиваясь к достопочтенному. – В чем дело?

 Сидмаса поволокли к алтарю, а друга его угомонили, стянув ему руки покрывалом и приставив пику к груди. Отчаянный бунт был подавлен.

 - Оставь мальчишку, - ровным голосом проговорил верховный жрец, сбрасывая с головы капюшон.

 - Одрух? – выдохнул ошарашенный Креламет. Взглянув на новоиспеченного служителя.

 - С чего это? – сдерживая ярость, клокотавшую в груди, едко поинтересовался Кхорх.

 - Я ни о чем тебя не просил, владыка и никогда не попрошу, но сделай мне этот маленький подарок, - он с покорным видом припал к ногам своего господина и замер, ожидая его решения.

 - Одрух… - не веря своим глазам, повторил сын сотника, – предатель…

 Кхорх глянул на жреца, умеряя злобу. В глазах его мелькнула тень интереса.

 - У тебя, видимо, есть причина, раз ты осмелился просить меня за это жалкое отродье?

 - Я любил его мать, - ответил достопочтенный.

 Сидмас у алтаря крикнул, хрипло, коротко и страшно. Двум малусам едва удалось удержать его. Он впервые видел человека, который оскорбил его семью, сделав несчастным его отца. Это его тайно оплакивала мать, считая погибшим! И этот человек теперь прислуживал Кхорху! Кхорху, которого поклялся убить когда-то!

 - Ого! – расплылся первосвященник в скабрезной улыбочке.

 - Он сын правителя Астемана, - добавил верховный жрец, поднимая голову, - и может быть нам полезен.

 Кхорх блеснул глазами:

 - Отпустите его!

 Он обернулся, окинув Сидмаса любопытным взглядом.

 - В темницу! А этого, – кивнул первосвященник на Креламета, - в жертву!

 …Темную залу в храме Эморх освятило вспыхнувшее огнем кольцо. Огромное, в три человеческих роста, оно было  установлено по центру комнаты в вертикальном положении и теперь пришло в движение.

 Стоявший перед ним Бамин-Ат заторопился, открывая портал и глядя, как проявилось внутреннее кольцо, охваченное синим сиянием, начавшее движение в обратную сторону.

 Воздух в зале накалился, пронизанный электрическими разрядами.

 Жрец дрожал от внутреннего напряжения и чувствовал, как проходят сквозь него волны токов, излучаемых зыбким черно-непроницаемым пространством во внутреннем круге.

 - Скорее, сюда, - он поспешно отступил, позволяя Наэле встать на плоский камень-площадку, - мы ждем тебя, девочка моя. Удачи…

 Она оглянулась на застывшую у стены Ла-Тиму, поняв, что та плачет.

 - Мы увидимся, я обещаю.

 Ослепительная вспышка, взорвавшаяся внутри набиравших скорость кольцах, поглотила ее…         

 - Я сам! – сын сотника оттолкнул прислужника и прошел к алтарю. Он взглянул на Лемаис, все также стоявшую на коленях по другую сторону жертвенника.

 - Не плачь обо мне, - тихо произнес мхар, - когда-нибудь мы обязательно встретимся.

 Она зажмурилась, чтобы не видеть  ни его спокойного лица, ни того, что должны с ним сделать сейчас.

 Криво усмехаясь, довольный таким оборотом дел, Кхорх взял пику наперевес.

 - Оставь эту затею, сынок, - раздался позади него голос Матенаис, и сама она прошла к колодцу, доставая из-за пояса золотой диск. – Или слова Фархуса исполнятся, и твоя Каэлис в очередной раз познает ярость Тохуса.

 Она протянула амулет изумленному Креламету и посмотрела в посеревшее лицо своего мальчика.

 - Ты не сильнее той, что подарила тебе жизнь, - она сняла с груди цепочку с жертвенным ножом, и крепко взявшись за его рукоятку, прижала острие к своей шее. – Хочешь проверить? Моя рука не дрогнет, и ты останешься совсем один, без Каэлис и без… меня.

 Первосвященник резким жестом остановил Одруха, сделавшего движение в ее строну.

 - Нет! Нет. Пусть сделают это, Равл-Ат. Отойдите! Отойдите все от алтаря!

 Ему подчинились, и у колодца остались только жрица и сын сотника, который,

 не тратя понапрасну время, занес над пропастью засветившуюся сигиллу и стал читать молитву духу Огня.

 Но едва были произнесены последние слова, как из колодца стремглав выскочила укрывшаяся там тварь и вслед за ней вырвались рыжие огненные всполохи. Достав до сводов, они смирились и опали. А свернутые их язычки, став прозрачно голубыми, лизнули края каменной шахты. Из недр послышался протяжный стон, будто кто-то огромный очнулся от долгого-долгого сна. Дрожь сотрясла пещеру так, что затрещали и осыпались пылью своды. Статуя божества покрылась трещинами, потухли огненные глаза. Затем все стихло, и только гулко звучали редкие подземные удары.

 Все замерли, даже притихшее у статуи существо, не сводившее почерневших и блестящих глаз с горевшего колодца. Но вот оно вздрогнуло, переведя дикий взгляд на свои лапы, что становились прозрачными, как если бы были зеркальными, отражая огненные всполохи.

 Кэух взвизгнула.

 И эхом отозвался Кхорх, вдруг тоже став прозрачным, как тонкий сосуд из стекла, наполненный огнем. А вскоре каждый из присутствующих в пещере с изумлением увидел себя таким.

 Но с новой силой взвыло существо и, рухнув к ногам статуи, заметалось по каменным плитам, изнывая от боли, терзавшей ее земное тело и мучавшей душу.

 Первосвященник пал на колени, закрыв руками голову и вонзаясь зубами в одежду.

 Только не на всех одинаково воздействовал священный огонь. Многие заулыбались, любуясь явлением, постигшим их. Чем чище был человек, чем меньше покорился духу злобной Кэух, тем более приятные чувства овладевали им. И каждый оставался занятым только собой, не слыша криков демоницы и жалобных воплей Кхорха. Лемаис восторженно целовала себе руки, смеялся Креламет, любуясь чудесной сигиллой и приплясывал счастливый Дрэвх, к которому вернулся разум. Даже прислужники побросали пики, зачарованные этой странной метаморфозой. Тихо плакала Матенаис, скрючившись на полу, и рычал, дрожа Одрух…

 Запрокинув голову, он силился избавиться от вторгшегося в него неземного пламени и, преодолевая разлитую по жилам боль, начал выкрикивать маакорское заграждающее  заклинание.

 Пламя ослабло. Свечение внутри людей исчезло.

 - Ты глуп, глуп и бессилен, мхар! – прохрипел первосвященник, поднимая голову и слизывая кровь с обкусанных губ. – Тохуса не может поднять каждый желающий. Его не пробудил бы даже ваш паршивый Бамин-Ат! Итак, представление окончено?

 Он поднялся, пошатываясь, подошел к растерянному Креламету и растянул губы в широкой улыбке:

 - Ничего, ничего, когда-нибудь у тебя обязательно получится. Ты встретишься с Лемаис и вызовешь Тохуса.

 Голос первосвященника был тягучим и успокаивающим и юноша лишь на мгновение внял ему, поверив в искренность этих слов.

 В черных глазах не мелькнуло ни тени угрозы, когда жреческий нож, обжигая, вошел в живую плоть.

 Он даже не сразу понял, что произошло, потому что Кхорх продолжал смотреть ему в глаза и улыбаться. А потом, сквозь нарастающий шум до него донеслись слова господина Улхура:

 - Прими последнюю жертву, Кэух…

 Она из последних сил цеплялась за длинные наросты на спине хеписахафа и все продолжала плакать. И уже было не важно, доберется ли он до верха отвесной скалы и утешала мысль, что они все-таки сорвутся…

 Удушающая боль ворочалась внутри, не находя выхода даже в слезах. Да и сколько должно их пролиться, чтобы Лемаис могла хоть на мгновение забыть то, что Лахвара больше нет? Она не могла. И не хотела думать о том, что будет дальше, там, на верху, если они все-таки доползут.

 Прижавшись к жесткой спине ящера, девушка видела, сколько усилий прилагал он, подтягивая грузное тело, напрягая мощные, жилистые лапы, с жутковатым звуком скребущие длинными когтями о камни. Наверное, это ему было нужно. А, значит, и ей. Только, она забыла – зачем…

 Душа ее осталась там, в темной пещере Горон с ужасной статуей, которая будет вечно охранять мхара, лишенного жизни именем демонического существа. Значит и сама Лемаис осталась там. И уже не знала, жива ли она…

 Но хеписахаф справился. Последним отчаянным усилием бросился с каменного выступа на мост и удержался, едва не сорвавшись в пропасть с туманом, покрывающим ставший далеким Хелл.

 Настал уже его час, час Хелла. Над кутавшейся в сумрак землей взошла полная луна.

 А человек и ящер спешили поскорее покинуть это место. Покинуть и забыть. Надеясь, что навсегда.

 

Глава 13

 Кхорх волновался. Но не признался бы в этом даже себе самому.

 Тот главный день прошел, закончившись совсем не так, как он предполагал. Совсем не так… Но он не мог забыть его, оставить в прошлом, чтобы продолжить свободно двигаться вперед и не тащить за собой этот зловонный груз. Слишком важными и почти невероятными оказались события, произошедшие тогда, слишком явственный и болезненный отпечаток наложили они на его дальнейшую жизнь.

 А ведь прошло уже достаточно времени…

 Но и теперь, спустя половину лунного цикла, Кхорх помнил церемонию до мельчайших подробностей. Особенно неприятным стало для него глубокое и ясное понимание того, что мать предпочла никчемную жизнь какой-то девчонки интересам своего единственного сына!

 Тогда, казалось, боги удачи смилостивились над ним, и проклятая сигилла оказалась разбита, но непроницаемый мрак покрыл Горон и Кхорх скорее почувствовал присутствие хеписахафа в пещере. Этот гад, излучая ни с чем несравнимые бесовские флюиды, кого-то искал в кромешной тьме. И нашел! Кхорх понял это, когда кому-то удалось зажечь факел, а затем и огонь в чашах у алтаря. И он увидел - одна из невилл исчезла! Он догадался, едва взглянув на мать, что та приложила руку к этому досадному происшествию.

 Но он простил. Как всегда.

 Матенаис оставалась тем самым значимым человеком, ради которого первосвященник упрямо шел к намеченной цели.

 А какими же они были, эти его устремления?

 Ахвэм. Самой главной мечтой Кхорха оставался дивный город на реке Анхе. И пока не откроются перед владыкой Улхура Жемчужные врата главного града маакорского – он не остановится.

 Сейчас он как никогда чувствовал благодарность к Равл-Ату, оставившему в живых Сидмаса, которого первосвященник навещал ежедневно, заставляя подробно рассказывать не только о предмете своих чаяний, но и об обитателях самого притягательного и, несомненно, достойнейшего места на земле. И, нужно заметить, Кхорху пришлось весьма постараться, чтобы его пленник заговорил. Сколько угроз прозвучало, сколько просьб и просто – слов, чтобы Фархус, наконец, вспомнил, что является сыном правителя. А вернув себе прошлое, неминуемо захотел оживить его хотя бы в памяти. И, враг и  мучитель Сидмаса добился своего. Но постепенно, сам того не желая, первосвященник становился заложником этих бесед, а узник сырых и страшных подземелий – важной персоной в его будущем и настоящем.  

 Теперь Кхорх многое знал и об Ахвэме и о семье Астемана. Смутные персонажи, прежде похожие на рисунки, оставленные на песке и чуть присыпанные им, теперь приобретали краски и объем, если не становились живыми, являясь иногда во сне впечатлительному властелину Улхура. Мхарский град и раньше грезился ему, но, описанный Сидмасом, стал мучить и наяву. Красивая и благочестивая Ла-Тима, радеющий за народ владыка из рода Ва-Лерагов, прелестная и пылкая Наэла. Все они с некоторых пор обрели плоть, их помыслы и давние поступки казались более понятными Кхорху. Но эта осведомленность мало чем помогала.  Ему лишь не терпелось вторгнуться в их жизнь, стать господином их судеб. Он только с еще большим жаром жаждал приблизить свою грезу.

 Зачем?

 Он завидовал им, вновь ощущая себя убогим, лишенным всего мальчишкой, что даже в родном доме не смел почувствовать себя в безопасности. И его былое так тесно переплеталось с этими людьми, что он уже не мыслил без них своего будущего. Но о маленьком Кхорхе он желал забыть навсегда. А те, что тяготели некогда над его судьбой, теперь обязаны получить сполна! 

 Но вот ошибок совершать не следовало.

 А поэтому нужно было отыскать пропавшую сигиллу! Кому она понадобилась? Разбитая!

 Но, так или иначе, первосвященнику не терпелось вернуть ее. Поэтому он нервничал теперь. Человек, которому он все больше доверял, прислал благоприятную весточку, обещая вернуться с достойным трофеем.

 Значит, злополучный амулет вновь окажется в его руках, и уж на этот раз, верный раб Кэух не оплошает. Его божество не должно подвергаться опасности. Даже малейшей. Иначе…

 Кхорх оказался уже достаточно наказанным за то, что позволил мхарам принести сигиллу в Улхур. Арахн безмолвствовал.

 Да, Кэух преобразилась в инкуба, которого преданные служители не имели счастья не только лицезреть, но даже слышать! Вот так началась новая веха! Но оставалась робкая надежда, что все еще можно исправить, вернуть на верный путь, что избрал Кхорх для себя и тех, кто следовал за ним.

 Сердце дрогнуло, когда без стука вошел в покои человек в черном плаще.

 - Равл-Ат?

 - Да, мой господин.

 Уверенно ступая, верховный жрец прошел к первосвященнику и склонился с искренним почтением, какое выразилось на его спокойном лице. Теперь он всегда был таким – убежденный в своей правоте, знающей истину, которая скрывает лицо лишь от кого-то другого, не от него. Это пугало и притягивало одновременно. И чем более настораживало, тем сильнее манило.

 - Ты добыл то, что искал, достопочтенный?

 - Мне посчастливилось найти ту, что нарушила законы невилл, - ответствовал Равл-Ат с тайным довольством. – И нужно заметить, она с достоинством приняла свою судьбу.

 - Что с ней?..

 … Сколько раз он видел это? Дикий край: опасные кручи, дымка над величавыми сопками, зеленые долины, зажатые меж нагромождений антрацитовых скал. Пронзительная лазурь неба и воздух – чистый и сладкий – которым так блаженно дышится. Здесь хочется стать равным богу и до конца познать тишину и величие, нечто, живущее в таинственной близости к небу; или птицей, чтобы увидеть всё великолепие, созданное богом, чей дух нисходил в эту земную обитель.

 Впервые Равл-Ат прошел через перевал Гефрека, чтобы найти маленькое племя, живущее за горной грядой. Потом, тяжело раненый, видел Врата Кифры в горячечном бреду. Мир лишь ненадолго приобретал свой законченный, задуманный и исполненный творцом вид. Но чаще жрец Эморх оставался погруженным в юдоль тоски и плача, где жил страх и все то, что служит ему. Он был разбит, уничтожен, сломлен. Пути назад просто не существовало. И он желал только одного – забвения. И для себя и для прошлого…

 А теперь…

 Теперь Равл-Ат, ставший Одрухом служил тому, кто дал ему новую жизнь.

 И горная страна, принявшая его, погибшего и возрожденного, теперь казалась не столь прекрасной, и дух извечного совершенства больше не озарял небесным светом эти края.

 Жрец Кэух чувствовал присутствие того, кого искал, за кем пришел на землю диких рабисов.

 Незримые нити проклятья улхурским божеством тянулись к хеписахафу, посмевшему забрать то, что ему не принадлежало…

 Он вовремя нагнал их, потому что шел по следу.

 Они не скрывались. И Равл-Ат остро чувствовал страх девушки и мятущийся ужас зверя, который понимал, что ему никогда не уйти от возмездия. Кара демона уже разрушала его земное тело, разъедала губительным зельем ненависти душу.

 Но то, что произошло в тот ясный, пронизанный чистейшим светом, день стало не просто удачным совпадение. Нет, то было завершение действа, только похожего на противостояние одной силы силе другой. Круг замкнулся. Такова оказалась судьба мхаров…

 Наэла прошла через Врата и отыскала беглецов по сигилле, что те опрометчиво прихватили с собой. Эта встреча тоже была предопределена и так же неминуема, как и тщетность усилий мальчишек, посмевших противостоять неоспоримому превосходству обитателя бездны. Все это были лишь звенья одной цепи.

 Что собирались предпринять оставшиеся в живых свидетели появления на земле Кэух?

 Равл-Ат мог только предполагать.

 Он приблизился к троице незаметно. Девушки сидели рядышком над обрывом и негромко переговаривались. Перед ними простиралось бледно-сизое пространство с контурами паривших в невесомости гор. Казалось, Лемаис ожила, ощутив призрачную, но такую долгожданную надежду освобождения от подземелий. Та, что была рядом, напротив, тайно страдала, но продолжала поддерживать в себе веру в собственные силы.

 Ее глубоко спрятанная, зажатая и черная боль коснулась его души и обожгла лишь на краткий миг. Равл-Ат утратил способность к сочувствию, с тех самых пор, как окаменело его сердце, предавшее Маакор и Ла-Тиму.

 - Жаль нарушать вашу идиллию, - проговорил он и с улыбкой встретил испуганно-вопрошающие взгляды обернувшихся к нему девушек.

 Наэла вскочила. А ее новая подруга, напротив, будто обратилась в статую, и лишь в глазах плескался все тот же страх. Она не станет противиться его воле. Это он знал.

 - Где Хепи-Сах?

 - Кто? – переспросила мхарка, всматриваясь в него так, словно надеясь прочесть ответ на лице нечаянного гостя.

 Достопочтенный не мог уловить присутствия ящера, что раздражало куда больше явления незнакомки, чем-то тревожившей его. Вид ее золотистых волос и особенный разрез глаз вызывали странное чувство, похожее на тошноту и отвращение. Но ему стоило усилий оторвать от них взгляд.

 - Ваш ручной дракон! – теряя терпение, крикнул он и вдруг ощутил давление.

 Тварь кралась за его спиной. Может быть, хеписахаф тоже следил за ним?

 Равл-Ат напрягся.

 - Спокойно, Хоруг, - проговорил он как можно ровнее.

 Что стоило этому полу-ящеру убить своего врага? Ничего. Но он медлил.

 Поэтому жрецу хватило времени осторожно и совсем незаметно извлечь из-за пояса бесценный дар Кхорха. Стремительно, до ломоты в затылке, он развернулся к ящеру и выставил перед собой жезл с заискрившимся лунным камнем.

 Хеписахаф отпрянул, зашипев.

 - Больно? – рявкнул достопочтенный.

 - Не надо, Хоруг! - очнулась Лемаис. – Что тебе нужно, Одрух? - обратилась она к жрецу.

 - Вот это уже другой разговор, - усмехнулся Равл-Ат, опуская посох с кариатитом  и без опасений поворачиваясь к девушкам. – Отдайте сигиллу и я уйду.

 - Сигиллу? – переспросила невилла, сохраняя видимость спокойствия.

 Но достопочтенный заметил мелькнувший в ее глазах испуг.

 - Не пытайся обмануть меня, девочка, - хмыкнул жрец. – Это не твоя стихия. Просто, отдай мне осколки маакорского диска и я обещаю – что никого из вас не трону.

 - Почему ты думаешь, что это находится у нас? – пришла на помощь Лемаис Наэла.

 Равл-Ат с подчеркнутой неприязнью осмотрел мхарку, с удовольствием отметив, что та покраснела от досады.

 - Ведь ты сама пришла за амулетом, не правда ли? Довольно, я устал продолжать эту бессмысленную игру. Сигиллу! – он протянул руку, намеренно выбрав недавнюю служительницу Кэух, но продолжая внушительно смотреть в глаза ее новой подруге. – Зачем ты здесь? Спасти сына Астемана или его неудачливого дружка? – ему без усилий удавалось получать ответы, следя за тем, как меняется взгляд и выражение ее красивого личика.

 - Ты же понимаешь, что нам незачем теперь подчинятся тебе, Одрух, - высказалась невилла. – Что готов предложить взамен раб Кхорха?

 Равл-Ат с деланным изумлением перевел на девушку округлившиеся глаза:

 - Ставишь мне условия, девчонка?

 Против ожиданий жреца, она не испугалась и выдержала его взгляд.

 Он хмыкнул.

 - Чего же вы хотите?

 - Увидеть Сидмаса, - подхватила Наэла и трепет в ее голосе горечью отозвался в душе достопочтенного. – Отдай амулет, Лемаис, - без колебаний попросила она.

 Та молча протянула жрецу завернутые в кусок материи осколки разбитой демоницей священной сигиллы.

  – Старый дуралей Бамин-Ат отправил достойного борца на выручку нашим прекрасным ахвэмским героям! – добавил Равл-Ат, радуясь, что так легко достиг успеха.

 Он откровенно издевался и чувствовал себя превосходно! Так вот до чего опустился преподобный правитель Маакора! Как слаб и ничтожен оказался его противник, поставивший под удар самое дорогое, что оставила ему судьба! И в довершении всего, совершенно пав в глазах давнего соперника, отдает на поругание подругу своего сынка!

 - После всего этого, - посмеиваясь, заметил достопочтенный, - вашему господину остается одно – прийти на поклон к владыке Сульфура. Кхорх вполне удовлетворен его дарами и готов помиловать нечестивый народ.

 Он поздно почувствовал движение за спиной, совсем некстати расслабившись. И уже поворачиваясь и вскидывая в защите жезл, увидел прямо перед собой зубастую пасть хеписахафа. Защищая лицо, жрец успел выставить локоть и повалился, опрокинутый тяжеленной тушей.

 Ослепительные голубые разряды ударили в яростно хрипящего ящера, вцепившегося в руку ненавистного Одруха. Хрустнули кости. Хеписахафа отбросило мощным ударом вспышки кариатита. Переливаясь огненными всполохами, разошлась волна, накрывая сбитых с ног девушек и взревевшего улхурского змея, обращая последнего в каменное изваяние.

 Дико закричал Равл-Ат, в минутном помешательстве глядя на обрубок собственной кисти. Его левую руку проглотил бесовский змей вместе с треклятым амулетом.

 - Нет, - выдохнул жрец, отбрасывая жезл и лихорадочно сдергивая с себя плащ. – Меня так просто не возьмешь.

 Он старательно и туго перетянул культю, сосредоточенно и мрачно читая над изуродованной рукой заклинание на древнем мхарском. Его прежних знаний хватило на то, чтобы оказать себе помощь и не казалось кощунством то, что предавший служитель вновь взывал к своей богине.

 Слова его с трудом могла понять даже Наэла, пришедшая в себя после встряски и странного воздействия вспышки. Со страхом и уважением посмотрела она на человека, столь сильного духом, в глубине души даже сопереживая ему, если не восхищаясь.

 - Надо бежать, – вывел ее из прострации слабый голосок невиллы. – Пока он не вспомнил о нас, слышишь?

 - Да, - мхарка поднялась.

 - Стоять! – движение ее не осталось не замеченным, и Равл-Ат хмуро взглянул на девушку. – Куда собрались-то?

 - Ты должен отпустить Лемаис, как и обещал, - твердо произнесла Наэла.

 - Неужто? – фыркнул жрец. – Свобода – взамен на амулет, таков был договор. Я ничего не путаю?

 - Сигилла внутри ящера! - возмутилась девушка и добавила чуть спокойнее: – Это ли не самый надежный тайник? Но ты можешь разбить камень и вернуть амулет.

 - Копаться в окаменевших внутренностях, - с сомнением пробормотал достопочтенный, – сомнительное удовольствие.

 - Тогда, пусть она уйдет, - кивнула Наэла. – А я сдержу слово и отправлюсь с тобой в Улхур.

 Заговор остановил кровь и облегчил боль, но не избавил от нее окончательно. И Равл-Ат был немало раздражен. Его лихорадило, мысли сбивались, и сердце разъедала горечь досады на всех и всё. Надобность в обладании злополучным амулетом отпала. Заключенная в дракона сигилла казалась теперь также безопасна, как эти маленькие плоские камушки, что лежали у него под ногами.

 Но отпустить девчонку, принесшую столько хлопот ему лично, он не мог.  Она внушала неприязнь. И во многом только лишь тем, что являлась одной из немногих, кто знал его Одрухом. Этого он не мог ей простить. Пока невилла ходила по этому свету, нося в себе память о нем прежнем - слабом, грешном, предавшем – Равл-Ат оставался таким. А жрец Арахна не должен быть для кого-то змееловом из крохотного племени с побережья.

 - Хорошо, - он взглянул на Лемаис с добродушием Стража невилл и улыбнулся. – Пусть идет.

 Мужчина подобрал жезл и, заботливо осмотрев его, спрятал за пояс. Потом поднялся:

 - Нам пора.

 Наэла вдруг вспыхнула, осознав, наконец, что именно сейчас ей предстоит проститься с девушкой, которая стала такой близкой, почти родной. С той, что провела рядом с Сидмасом множество непростых дней, разделяя с ним тревоги и тяготы. И эти хрупкие нити, что нечаянно связали их, должны именно сейчас порваться навсегда. Да, уже навсегда. Они расстанутся, и каждая пойдет своей дорогой. Дочь Ивлаха вернется в племя к тем, кто не захотел отдаться Кхорху. А она, наследница Маакора уйдет с человеком, из-за которого ее Сидмас томился теперь в подземельях.

 - Прощай, - сдерживая подступившие слезы, проговорила мхарка, протягивая руки растерявшейся невилле.

 - Прощай, - Лемаис, спохватившись, бросилась к ней и крепко обняла, что-то горячо зашептав. 

 А Равл-Ат, вдруг преисполнившись благородства, деликатно помалкивал, отворачиваясь и  давая им возможность попрощаться.

 - Я готова, - наконец, произнесла Наэла, отпуская дочь Улха.

 И обе они казались такими трогательно-беспомощными, какими бывают только женщины, проливающие светлые, легкие слезы печали, что омывают и очищают их сердца.

 - Поклонись за меня родным берегам, - обратился к Лемаис достопочтенный и подошел к доверчиво взглянувшей на него девушке, готовой в этот миг многое ему простить.

 Мягкая улыбка тронула ее губы, и мелькнула в серых глазах, когда-то так удививших Кхорха.

 - Прощай, Лемаис, - Равл-Ат привлек девушку к себе.

 Наэла видела, как жрец обнял невиллу и отпустил, медленно поворачиваясь к мхарке.

 Та вскрикнула – перед ней снова предстал истинный служитель Кэух. Он криво и жутко улыбался, сжимая в руке окровавленный нож.

 - Ну, вот теперь, пошли, девочка моя…

 

Глава 14

 На стылую землю сыпалась мелкая крупа. И над этой землей висело свинцовое небо с грязно-белой каймой. Крохотные холодные снежинки укрыли долину, зажатую между глыбами отвесных скал, едва-едва припорошенных белым.

 Человек остановился над обрывом, окинув взглядом лежащую перед ним землю, что издревле принадлежала крылатым рабисам. Пустая земля, страшная.

 Он оглянулся, привлеченный шуршанием и увидел, как с каменной спины хеписахафа сполз пласт влажного снега.

 Нахмурив черные, сросшиеся у переносицы брови, человек подошел к продолговатому бугорку и, наклонившись, рванул за край материю, что укрывала мертвое тело. Тревожно осмотрев покойницу, он опустился на колени и осторожно дотронулся до лица девушки.

 Она как будто спала. И только матовая бледность ее кожи подтверждала обратное.

 «Мертва», - легко вздыхал несмелый ветерок, касаясь холодных губ.

 «Мертва», - шептали, кружась, снежинки. Они опускались на прекрасное лицо и не таяли.

 - Как ты похожа на мою Каэлис, - прошептал человек и поднялся, не отрывая от девушки глаз. – Поэтому достойна вернуться на землю из царства Теней.

 Он поднял руки и запрокинул голову, вперив в небеса закипающий чернотой взор.

 - Я призываю вас, духи великой тьмы…

 Слова его утонули в вое сорвавшегося бурана. А мятущаяся и плотная снежная завеса заслонила темную фигуру в плаще…  

 * * *

 У алтаря горели жертвенные огни, и сладко пахло благовониями. Заунывно пели служки, стоявшие за высоким помостом с жертвенником. Босые, в просторных светлых балахонах до пят, они мерзли в пустом и стылом помещении, от чего пение их становилось еще тоскливее.

 В этот ранний час в Верхнем храме Арахна все было готово к коронации первого царя Улхура. Еще не взошло солнце, а шестеро жрецов уже вознесли молитвы Темному и окропили свежей кровью аналой с алтарем.

 Днем алтарная зала опустела, и горячий воздух согрел ее, наполнив тонким ароматом цветущей Хасы.

 Главная церемония началась с восходом луны. В Алтарной стал собираться народ. Кроме малусов из самого Улхура в подземелья пришли племена с побережья. И эти последние, немного стесняясь своих шкур и бус из звериных клыков, дивились тому, как преобразились их сородичи. Как много изменилось за такое короткое время! Теперь это был другой народ, со своим городом, с новыми законами и вот теперь с первым царем! Их братья по крови даже именовали себя по-другому – арахниды! И с некоторым пренебрежением посматривали на гостей.

 Поклониться новому владыке явились эверцы, ягмары и кифрийцы. Первые вели себя по свойски, вспоминая былые заслуги. Элан горного Казуима Влах по хозяйски расхаживал по храму, не стесняясь, громко выражал восхищение здешним красотам и стучал об пол кончиком огромных ножен. Ягмары дичились, но понимали, что ухватили судьбу за хвост и скоро станут свидетелями падения глубоко ненавистных мхаров. Присутствие кифрийцев никого не удивило. Многие уже знали, что в Дэфу – первом городе детей Песка посажен был первый царек, который успел заключить с Кхорхом мир, ввергнув свой и без того бедный народ в вечную кабалу.

 - Слышал, кифрийский царь идет походом на северные племена пустынных людей, - блестя черными глазами, проговорил элан знатному арахниду. – Они издревле водили дружбу с халтами, а Кхорх имеет зуб на степняков.

 Влах надеялся участвовать в этом походе и заговорил об этом с одним из приближенных первосвященника неспроста.

 - Пустынники те же кифрийцы, - заметил его собеседник, взглянув на хозяина казуимских гор с некоторой завистью.

 Тот выглядел великолепно. Плечистый и статный, как многие эверцы, он не снял еще дорожного плаща с золотой отделкой, который и являлся предметом восторга арахнида. Плащ был сочно-синего цвета, тонко-струящийся, а улхурцы еще не научились ткать таких полотен.

 - Так Кхорх идет? – поглаживая окладистую седую бородку, прямо спросил элан.

 - Да, на Маакор, - все еще завороженный чудным плащом, отозвался арахнид.

 Эверец поморщился и решил сменить тему:

 - Вождь ягмаров сам пришел или его пригласили?

 Этот многочисленный народ считался давним врагом детей Маакора. Вместо городов у них были болота да леса, и иной участи они себе и не желали. Довольствуясь жалкими хижинами и поклоняясь духам лесов, ягмары хранили в душах обиду на мхаров, которые все дальше вытесняли их к непроходимым топям, проклятым богами. Считая Анху своей рекой, этот разрозненный народ довольно часто совершал попытки вернуть себе благодатные земли, что исконно принадлежали предкам ягмаров. И пусть попытки эти никогда не приносили желаемого результата - злоба болотных людей лишь укреплялась.  Кхорх не мог не воспользоваться давней враждой, подкупив многих их вождей, и стараясь объединить враждующие друг с другом племена.

 - Ягмары? – встрепенулся улхурец. – Они-то и обещали нам поддержку.

 - Вот как? – Влах задумался, уязвленный тем, что господин Сульфура не поделился с ним своими планами. «Маакор? – озадаченно размышлял он. – Для чего арахнидам, ещё не окрепшим, лезть на такого сильного врага? Кхорх, похоже, малость умишком тронулся, если вознамерился одолеть мхаров. Даже с моей помощью ему не опрокинуть великую державу. Пусть у них нет постоянного войска, но дружба с корнуотами и антигусами чего то да стоит. Численностью Астемана не взять, тут даже магия не поможет. Видно, порабощение Кифры так вскружило мальчишке голову, что он теперь готов поставить её на кон».

 А между тем, в зале появился первосвященник и подданные вместе с гостями опустились на колени.

 Кхорх неторопливо прошел к трону под балдахином и, взойдя на помост, поприветствовал собравшихся.

 Церемония началась.

 Открылись западные врата, пропуская жрецов и человека, укрытого с головой пурпурным покрывалом. Служители читали молитвы, медленно приближаясь к трону Кхорха. Сам он уже спустился с помоста и подошел к приалтарным столикам, на которых лежали регалии власти.

 Служители смолкли, достигнув магических знаков на полу, окружающих амвон. Человек в пурпуре, войдя в круг, преклонил колени перед первосвященником и тот сбросил с него покрывало.

 - Приведите жертву! – воскликнул один из жрецов и перешел к алтарю.

 Другие последовали за ним и окружили жертвенник, склонив головы. Лица их, по закону жрецов были скрыты капюшонами черных плащей. Каждый из служителей держал в руке длинный и узкий нож их обсидиана.

 Нагую жертву вывели через северные врата. На этот раз дарованной Арахну оказалась молодая улхурка, что привело в замешательство многих из гостей. Она была одурманена и передвигалась, словно во сне, доверившись дюжим молодцам, которые поддерживали ее под руки. Глаза жертвы стягивала черная повязка. За девушкой шла Матенаис, одетая в алое платье с длинным шлейфом, что волочился за ней подобием пышного хвоста. Распущенные волосы жрицы украшали живые нимфеи.

 Жертву подвели к алтарному камню и уложили на него, связав цепями. Один из служителей открыл колодец и алтарь, сдвинувшись и приподнявшись, медленно повернулся, заняв вертикальное положение. Девушка повисла над пропастью на медных путах.

 После чего каждый из жрецов сделал на груди подаренной богу по неглубокому надрезу, а Матенаис собрала кровь в маленькую золотую чашу и преподнесла ее первосвященнику.

 - Да свершится! – провозгласил тот и, окунув пальцы в кровь, начертал ею на лбу коленопреклоненного человека знак Арахна – круг с вписанной в него литерой А.

 - Свершится! – подхватили служители.

 - Именем Темного, нарекается тебе, Равл-Ат, верховный служитель Кэух, новое имя – Ксархс.

 Тот поцеловал руку Кхорха и склонил голову, на которую первосвященник возложил золотой венец.

 - Провозглашаю тебя, Ксархс, первым царем Улхура и господином Сульфура! – Кхорх передал ему скипетр и повесил на грудь золотую цепь с чеканным орденом, где был изображен сам. – Поклонитесь новому владыке!

 Все, кто был в зале, опустились на колени. Служки за жертвенником снова запели, теперь торжественно и складно.

 А когда поднялся Ксархс вдруг примерзкий и раскатистый рев огласил храм. Вырвавшийся из недр колодца хладный и зловонный поток ветра, мгновенно загасил свечи и огни в чашах.

 В кромешной темноте люди боялись шелохнуться, вслушиваясь в шелестящие и пугающие звуки, исходившие от алтаря.

 Звякнули цепи. Вскрикнула жертва. И торжествующие, полные дикого блаженства, продолжительные и захлебывающиеся рыки заглушили жалобные стоны девушки…

 Все смолкло.

 Сам собой вспыхнул приалтарный огонь, освещая истерзанную, едва живую улхурку, висящую на окровавленных цепях.

 - Арахн принял первую деву! – радостно воскликнул Кхорх. – Слышите? Наш бог только что благословил арахнидов! – он протянул руки в сторону алтаря и, не зная чем еще выразить благодарность и восторг, пал на колени…

 * * *

 Он не мог отказать себе в удовольствии поделиться этим известием с узником шестого уровня. Чувство восторга распирало его и, не находя себе места, Кхорх спустился в подземелья, предназначенные для марлогов. Он не взял провожатых и, прихватив только факел и узелок с угощением, отправился к Сидмасу.

 Внизу было темно и душно. Уже на лестницах пятого этажа его встретила мертвая тишина, и привычное ощущение тревоги вновь пришло к первосвященнику, который никак не мог привыкнуть к закрытым пространствам. Земля давила на него. И только в храме, на поверхности, он мог успокаиваться и не рисовать в воображении чудовищные картины, представляя, как рушатся своды Улхура. Но чем больше проходило времени, тем чаще появлялись навязчивые страхи и видения.

 Сейчас Кхорх не думал об этом. Он спешил увидеть человека, который с некоторых пор стал хранителем всех тайн и чаяний повелителя Сульфура.

 Минуя пустые коридоры, первосвященник представлял, как появятся в них новые обитатели – истинные сыны Арахна. И сердце его ликовало! Скоро, скоро исполнится еще одна мечта маленького Кхорха! И у него появятся свои преданные и надежные воины! Как ни стремился теперешний владыка Улхура забыть, вытравить из сердца воспоминания о прошлом, в такие моменты оно само напоминало о себе, и черноглазый подросток неотвязно шептал ему: «я здесь, я все помню, и нет такой силы, что даст мне успокоения».

 Дойдя до нужного места, Кхорх открыл потайную дверь, о которой знали не многие в Улхуре. Опасаясь матери, он сам выбрал одно из помещений, отправив туда пленника.

 Не то, чтобы его отношения к Матенаис изменились. Нет, она все так же оставалась главным человеком в его жизни, но бегство невиллы ему прощать не хотелось. И Сидмаса он не с кем делить не намеривался.

 - Эй, - позвал первосвященник тихо. – Ты слышишь меня?

 За стеной с небольшим окошком с решеткой, послышался слабый шорох.

 - Живой? – Кхорх засмеялся и, пристроив факел в держатель, заглянул в темноту закрытой комнатушки и с наслаждением вдохнул резкий запах грязного тела и человеческих испражнений.

 Он любил эту вонь. Она подтверждала те страдания, что испытывал его драгоценный враг.

 - Пусть будет жизнь твоя долгой, - проговорил Кхорх ласково и негромко смеясь, развязал узелок с едой и питьем. – И чтобы ты чувствовал мою заботу, я принес тебе гостинчик, Сидмас.

 Улыбаясь, он поставил перед решеткой окна кувшинчик с водой и выложил на лепешку еще теплые кусочки мяса:

 - Угощайся…

 Через какое-то время между прутьев просунулась грязная, худая руки, быстро ухватила узкий сосуд и исчезла в темноте. За кувшином последовало и все остальное…

 Это была самая веселая забава Кхорха – видеть и знать, как борется гордость мхара с голодом, который каждый раз оказывался сильнее сына маакорского правителя.

 - А теперь – поговорим?

 Он дождался, пока в бледном проеме стены снова не проступили смутные черты бородатого человека с затравленными и блестящими глазами.

 - Скучал без меня?

 Сидмас одичал и редко отвечал членораздельно. Это произошло так быстро и легко, и так разочаровало первосвященника, который надеялся, что осознание своего плачевного положения усугубит мучения презренного мхара. Но временами ему все же казалось, что хитрец пытается водить за нос мучителя, и вот тогда улхурец понимал, что это тонкая  игра, затеянная противником, ему безумно приятна.

 - Сегодня я венчал на царство Равл-Ата, слышишь? – приближая лицо к заветному оконцу, начал Кхорх, решив оставить напоследок то важное, что пело в его душе. – Теперь у этой земли есть истинный царь, понимаешь?

 Сидмас отступил в темень и первосвященник не успел разглядеть выражение его горящих глаз.

 - Ты веришь, что союз Трех царей не допустит появления Сульфура, Сидмас? Апикона уже нет. Он рухнул. В тот самый момент, когда родился Иктус.

 Из густого сумрака до него донесся не то вздох, не то стон, и Кхорх воодушевился, в который раз убеждаясь в ясности ума пленника.

 - А знаешь, что я решил, - продолжил он доверительно. – Я не трону Маакор, пока не уничтожу его союзников. Пусть его владыки дрожат от ужаса, ожидая моего удара. Эту блестящую мысль подал мне наш новый царь, ну, ты его знаешь – твой дружок Одрух и любовник Ла-Тимы, достопочтенный Равл-Ат. Ты сам мне рассказывал о матери, помнишь, Сидмас? Наверное, помнишь. Хотя, теперь об этом сложно судить. И мне все больше кажется, что ты рехнулся. Жаль, искренне жаль, мой друг…

 Я так любил слушать твои воспоминания, всегда такие яркие, всегда окрашенные глубоким чувством. Ты рисовал чудеснейшие картины. Помнишь? То расстилалась передо мной величественная река, и невиданной красоты город отражался в ее спокойных водах. То видел я чарующие черты заботливой матери и достойнейшей супруги великого Астемана. То волновала мою холодную кровь тайная любовь ахвэмской госпожи и жреца Златокрылой. То вдруг живо представлял твое беззаботное детство, мой друг. И вот уже ущербная луна снова стала огромной и блещет серебром, не в силах подняться до середины ночного неба. И что же слышу я из мрачной и зловонной тишины жилища узника, который почитал когда-то лунную богиню Хепес? Лишь редкое звериное рычание и грозное сопение? Куда же делся словоохотливый сын маакорского властелина? А как хотел бы я передать тебе всю красоту сегодняшней церемонии, рассказать, как хорошо был новый царь, как дивились и завидовали ему сегодня гости. Все они – чумазые кифрийцы, напыщенные эверцы, дикие ягмары…

 Ты, знаешь, Сидмас, мне вдруг захотелось развлечь тебя, - Кхорх присел возле стены. – Я вспомнил сейчас эверца Витегора из сказителей и его легенду о ягмарах.

 Давно это было. В те темные времена непроходимые леса покрывали землю ягмаров от края до края. И жили они у самой реки, что носила имя: Ан. Силен был этот народ и не находилось против него врагов. И думали ягмары, что это бог, создатель молний, защищает их и приносили ему за то дары. Но однажды пришел некий черный человек к одному из вождей ягмаров и назвался Слышащим волю богов. И стал говорить, что грозит им беда и не отступит, пока не принесут они злому богу земли кровавую жертву.

 Прошло время и явились с юга иные. Люди – не люди, боги – не боги. Им многое было дано. Но многое и забиралось ими. А иные хотели стать всемогущими.

 Устрашились ягмары, когда пришел к ним один из иных и рек: «отныне это наше земля и все, что на ней – тоже принадлежит нам». Но не отступили ягмары. И познали ярость иных, называющих себя мхарами…

 Вот тогда и пролилась на чистую землю первая человеческая кровь во имя богов.

 И разгневались боги, и стали помогать мхарам…» 

 Он замолчал и, поднявшись, снова заглянул в темень, ожидая чего-то.

 Тишина за стеной разозлила его, но первосвященник не все еще сказал.

 - Сегодня случился прекрасный день, Сидмас. Меня весьма порадовал явившийся на поклон кифрийский царь. Царь, слышишь, Сидмас? – он рассеялся. – Этот дикарь именует себя господином Кифры. А где она, Кифра? Пара чахлых оазисов с сожженными деревнями? Нет, мой друг. То, что являет взору сей унылый край – убого и малоинтересно. Но то, что сокрыто от нас под песками является источником несметных богатств. Рубины и синие камушки, так высоко ценимые в Антавии – прозрачные сапфиры! Поэтому это чучело в отрепьях – самый дорогой мой гость. А еще, я уговорю великого элана и он направит свои войска к степям Энгаба, на самый край кифрийских земель, чтобы привести мне новых рабов – пустынников. Тогда мне откроется новая сокровищница, полная золотых слитков!

 Слышишь, Сидмас? Ко мне пожаловали и ягмары! Они невежественны, грубы, вечно покрыты грязью и достойны только своих болот. Но у этих людей есть единственное достоинство – ненависть к Маакору. Да, и они никогда не простят ему проклятия богов. Поэтому я позволю им увидеть его падение! Сидмас? – Кхорх приблизил лицо к самой решетке, но ничего не увидел за ней, совсем ничего. Это встревожило его и почти напугало. Но он вдруг вспомнил – зачем пришел. И широко улыбнулся.

 - Я не мог не сказать этого, не мог не поделиться своим счастьем, мой друг! Арахн, - он ухватился руками за прутья, боясь, что мхар не услышит. – Сегодня Арахн взял улхурку! Понимаешь? Он вышел! И скоро мы вступим в новую эру – эру марлогов! И тогда… О! Тогда я, наконец, стану властелином этого мира! – первосвященник едва не задохнулся от избытка чувств. – И знаешь, Сидмас, - отдышавшись, добавил он, - твоя Наэла тоже сойдет в колодец, чтобы стать женой бога и…

 Черные пальцы вцепились в горло Кхорха с такой силой, что там внутри что-то хрустнуло. В глазах улхурца потемнело. Он не чувствовал боли, просто не мог больше дышать. Из распахнутого рта с натугой вырывались только хрипы, а оторвать от себя руки мхара уже не хватало сил…

 - Ты отпустишь ее, мразь, - через дрожащую дымку близко и грозно сверкнули ненавистные глаза. – Кивни, если понял.

 Хватка чуть ослабла и первосвященник согласно затряс головой.

 - Больно? – пахнуло в горевшее лицо тошнотворным запахом, который теперь не казался владыке прекрасным. – Ты тоже смертен, Кхорх, помни об этом.

 Пальцы разжались, и первосвященник свалился на пол, кашляя и хватаясь за горло, где разливалась пульсирующая боль.

 - Ты ее отпустишь, или тебе придется пожалеть о том, что посвятил меня в свои планы, - зловеще и хрипло повторил узник.

 Кхорх снова кивнул и медленно поднялся, желая только одного – быстрее покинуть страшное пристанище узника…

 

Глава 15

 Позади остался город Мертвых и гранитная дорога, которая вела к западным вратам Верхнего Улхура. Они прорублены были в высоких скалах, что окружали Иктус подобием венца, брошенного в пески великаном. На утесах виднелись лики демонов, что охраняли безмолвных обитателей этого чуждого всему живому, бесовского места. Здесь осязаем был страх, и сама смерть неслышно бродила по усыпанным прахом тайным тропам.

  У самих ворот на громадных тронах восседали грандиозные статуи безобразных существ с человеческими телами и устрашающими ликами. Много лет они взирали на город Теней, надежно храня тайны его жителей. И сейчас каменные глаза их видели торжественное шествие, начавшееся с восходом солнца из Верхнего храма.

   Медленно продвигаясь, процессия миновала границы надземного Улхура, вышла к пустоши и двинулась в сторону Гефрека. Казалось, что караван царя Ксархса просто отправился в далекое, увеселительное путешествие, так нарядны были палантины-шатры, установленные на спины хеписахафов, так красивы легкие повозки для женщин, так многочисленны подводы с провиантом. Вслед колоннам улхурцев, по обычаям малусов разодетых в шкуры, ехали яркие крытые повозки, с девушками и женщинами из арахнид. За ними шли ягмары, которые никогда не отличались особой организованностью, и воинов их можно было легко принять за паломников. Процессию завершали животные, которые рано или поздно должны были пойти под нож. Выглядело все это довольно безобидно. Если бы ни вечно мрачные эверцы. Само их присутствие красноречиво говорило о том, что поход был именно военным. Копья, секиры, блестящие щиты, флаги и непримиримый огонь в глазах всадников. Воинов, пришедших за великим эланом было не счесть. Давно уже народ этот жил только набегами. А те, кто не носил оружия, дети да эверские жены, кочевали за воинами по всему северо-восточному Сульфуру. Теперь добротные кибитки  их стояли близ Улхура.

 Сам владыка Казуима Влах с сыном Миирбетом ехал за шатром Ксархса и с некоторой опаской посматривал на огромного ящера, который нес царский палантин. Что говорить, тварь производила неизгладимое впечатление.

 «Вот бы мне такое чудище, - мелькали у элана завистливые мысли, - одна его башка размером с мою лошадь. Да я бы душу отдал за такого!»

 Еще один такой же гигант-хеписахаф шел за тысячным войском Влаха и в палантине на его спине расположился сам Кхорх. Как много ни возлагал он надежд на этот поход, мысли первосвященника были сейчас далеко: там, в темном и душном подземелье, где жил узник из Ахвэма. Снова и снова вспоминалась ему их последняя встреча, угроза Сидмаса, его внезапное нападение и подозрительная жалость. Жалость? А как еще это можно было назвать? Будь у Кхорха такая замечательная возможность – задушить врага, уж он не дрогнул бы и не разжал пальцы! Может, сын правителя струсил? Что стало бы с ним, когда рано или поздно труп владыки обнаружили у его темницы? Но не лучше ли это того положения, в котором он находился сейчас? Быть убитым, но перед этим твердо знать, что твой самый главный враг мертв – совсем не то, что оставаться жалким рабом, ничтожеством, не имеющим права даже надеяться на освобождение. Неужели мхар поверил, что Кхорх не тронет его женщину? Ведь это до смешного наивно! А был ли так наивен Сидмас? Даже если болен, то отнюдь не глуп. Тогда почему? Почему же?..

 Кхорх невольно потрогал еще болевшее горло. Там что-то щелкало каждый раз, когда он сглатывал, но чем дольше он не делал этого, тем сильнее разгоралось нестерпимое жжение, и тогда казалось, что можно совсем задохнуться. Но Кхорх не торопился избавиться, излечиться от этой боли. Он скрыл происшествие на нижнем уровне ото всех, даже от матери, которая заметила странное состояние сына, когда тот вернулся из подземелий. Себя ему тоже понять было сложно. Будто он не хотел забывать, постоянно страдая от боли, что заставляло его снова и снова думать об узнике и о том, сколько страданий тот причинил.

   Конечно, Кхорх не мог не отомстить. И отомстил! С наслаждением глядел он на одурманенную Наэлу, на эту совершенную, блистательную красоту, которая должна была достаться Арахну. Кхорх с упоением слушал, как закричала мхарка в колодце, когда поднялся к ней демон, слушал, как жадно и долго наслаждался тот ее телом.

   Тогда и сам Кхорх впервые пришел к ожидающей его Лемаис.

 * * *

 … Она посмотрела с интересом, и только на мгновение мелькнуло в серых глазах нечто похожее на испуг. Теперь, после пробуждения, как это называла сама невилла, в ней мало  осталось от прежней невинности. Особенно в глазах, уже не сверкающих чистотой, как кариотиты, а горевших теперь странным и страшным огнем.

 Ей отвели покои с двенадцатью комнатами, где расположились все служанки, которых Лемаис захотела выбрать из кифриек. И, надо сказать, новая госпожа Улхура с большой охотой принялась украшать свое новое жилище и оно очень скоро превратилось в благоухающий уголок красоты и роскоши. У девушки был тонкий вкус, и Кхорху не пришлось жалеть о своем решении. Ему приятно было приходить в дом Лемаис, нравилось говорить с ней и просто смотреть. Она оказалась затейницей и никогда не скучала. Музыка смолкала здесь только в недолгие часы сна госпожи. А спала она мало, и отдых её не походил на обычный человеческий сон. Бывало, в самый разгар веселья, Лемаис вдруг бледнела и начинала мелко дрожать, что поначалу пугало рабынь. Но скоро они привыкли к этим приступам, и просто отводили хозяйку в темную и тесную комнатушку, где укладывали прямо на пол. Она неизменно ложилась на спину, складывала на груди руки и переставала дышать.

   Очнувшись, Лемаис вновь обретала прежнюю бодрость, смеялась и пела, сама обучая кифриек новым танцам, каких не знали ни в стране Песка, ни на берегах Седых озер. «Мне показали их огненные девы», - говорила она, чем приводила служанок в трепет. Да и не только их.

   Лемаис во многом казалась теперь необычной. Пила только воду и ела сырое мясо. Но, не вынося его вкус, умела так хорошо смешивать приправы и вымачивать мясо в кислых соусах, что им не брезговали даже при дворе Ксархса.

   Её познаниям завидовали мудрые жрецы, которые сами себе казались наивными, когда госпожа Лемаис приходила в храм, чтобы поговорить со служителями и просто посмотреть на статую Арахна. Правда, беседы со жрецами ей быстро наскучили. Может, потому что со временем, она все больше забывала то, что вынесла из страны Умерших.  А вот в разглядывании каменного истукана, Лемаис нуждалась постоянно. Чаще всего тайно, она прокрадывалась в Алтарную и, впадая в экстаз, погружалась в созерцание.

 Запахи же стали для неё сущим кошмаром. Начать с того, что собственное тело всегда казалось невилле смердящим, что заставило пристраститься к частым и длительным омовениям. После купаний рабыни приступали к растираниям хозяйки ароматическими эссенциями, которые Лемаис научилась составлять сама.

 Но что бы она ни делала, с неё охотно брали пример. Поэтому в Улхуре стало принято посещать храм, растираться душистыми маслами и танцевать.

 Сама Лемаис продолжала меняться. Что нравилось ей вчера, завтра могло привести в ярость. Она была капризной и желчной, но такой деловитой и неравнодушной ко всему окружающему, что ей прощались частые вспышки злобы. Ведь они неизменно сменялись бурной веселостью, а значит и новыми забавами. Чаще всего она пребывала в движении, словно боясь остановиться и снова вспомнить, что… мертва.

 Так или иначе, от прежней невиллы не осталось и следа. Это замечали все, кто знал её раньше, особенно Матенаис. Но и с новой дочерью Улха, мать первосвященника смогла найти общий язык. И даже просила сына назвать Лемаис своей женой.

 Но тот не спешил. И не сразу пришел к избраннице в сальную. Кхорх знал, что вернувшаяся из царства Теней никогда не сможет подарить ему наследника. Ни какие иные причины не могли заставить его связать себя узами брака с земной женщиной. Он понимал, что ни одна из смертных не сравнится с Каэлис. А на меньшее, владыка Сульфура был не согласен.

 Но однажды он не смог устоять…

 Лемаис поднялась ему навстречу, развязывая широкий пояс и сбрасывая распашное платье. Оставшись в одной полупрозрачной нательной рубахе, она, не смущаясь, подошла к первосвященнику и спросила, заглядывая в глаза:

 - Почему ты так долго ждал?

 - Я хотел лучше узнать тебя.

 - Узнал? – Лемаис рассмеялась и подвела его к низкому и широкому ложу, где расшивала жемчугом новое платье. – Кем бы ни считал себя повелитель Сульфура, он  - только человек. И знает лишь крупицы того, что дано нам постичь здесь, на земле.

 Девушка прилегла и потянула Кхорха за собой. Устроившись на подушках и улыбаясь, она подхватила подол рубахи и плавно потянула её, обнажая изящные ножки.

 - Ты же хочешь сравнит меня с ней, - прикрывая глаза, добавила Лемаис. – Ну, так сравни…

 * * * 

    Теперь она ехала в одном из шатров, желая посмотреть мир. Это по её инициативе многие женщины Улхура отправились в поход вслед за мужчинами. Их, кажется, совсем не страшила возможность собственными глазами увидеть смерть близких, будь то супруг, отец или сын. Арахниды во всем хотели походить на Лемаис. А та только смеялась: «пусть, это будет полезно».

   Матенаис тоже ехала. Ей не приятна была разлука с сыном. Скучно становилось без Лемаис, которая давно стала родной дочерью. Она не видела невиллу мертвой, поэтому легко и даже с радостью восприняла её появление в подземельях, хотя и знала, что это магия Кхорха вернула девушку на землю. Матенаис гнала прочь мысли о том, что в теле  любимой девочки теперь обитает иная сущность, а вовсе не душа нежной и  преданной Лемаис. Может, только в память о ней, приняла она это странное, малопонятное существо, ставшее теперь супругой сына.

 Она тяжело вздохнула и приподняла полог с красными кистями. Солнце слепило. Ей удавалось выбираться из Улхура только лунными ночами, ведь сын предостерегал мать, что нелегко сразу привыкнуть к свету. Но перед походом сам Кхорх не единожды поднимался в Верхний храм и приглашал Матенаис с собой. Она волновалась первый раз и накинула на голову кружевную кисею. Но очень долго оставалась в храме и даже прогулялась по мосту. Потом ей захотелось пройтись по окрестностям Улхура, и она пригласила Лемаис. Та не отказала, но прятала лицо под маской, сказав, что не любит больше света. Они обошли город Мертвых, к которому бывшая невилла проявила огромный интерес, объясняя матери первосвященника, что видела в царстве теней многих из умерших. Матенаис разочаровала та прогулка, особенно слова и веселость Лемаис. И она стала выходить в город одна. Но если к солнцу мать первосвященника привыкла быстро, то тишина и мрачность этого места внушали тоску и новые приступы болезни.

 Тем не менее, возможность длительного путешествия придала Матенаис сил, хотя женщина старалась не вспоминать, что было его целью.

 Не думала об этом и сейчас, тайно надеясь, что им ещё не скоро предстоит добраться до Маакора, на который нацелился Ксархс.

 Залюбовавшись открывшимся видом сероватых дюн с причудливым очертанием гор Гефрека на горизонте, Матенаис не сразу заметила волнение, возникшем в начале процессии. Хеписахаф с царем остановился. Вскоре его примеру последовали и другие.

 - Что происходит? – спросила она проезжавшего мимо посыльного.

 Тот поклонился:

 - Лазутчики принесли тревожные вести: в горах замечены рабисы.

 - Это опасно?

 - Они вооружены, госпожа. Возможно, будет бой, - он снова отвесил поклон. – Позвольте покинуть вас.

 Матенаис откинулась на подушки.

 - Случилось что-то? - Лемаис, делившая с ней шатер, сбросила с себя покрывало, под которым спала с самого начала пути.

 - Рабисы в горах.

 Их дракон тоже встал и в бортик шатра сразу постучали.

 - Госпожа, вы можете спуститься. Караван не идет дальше.

 Невилла сладко потянулась:

 - Сегодня повеселятся каменные бесы.

 - О чем это ты, дорогая? 

 Выражение милого личика Лемаис изменилось, она в упор посмотрела во взволнованное лицо Матенаис.

 - Много людей погибнет в этом ущелье.

 - Надо предупредить сына, - и женщина уже вознамерилась сойти вниз, но девушка грубовато остановила её. Тонкие пальчики с острыми ноготками вцепились в запястье, раня кожу.

 - Это война Кхорха и мы не должны вмешиваться, - внушительно заявила Лемаис.

 - Он мой сын!

 - Тебе за многое придется держать ответ, Матенаис. И за то, что родила этого монстра – тоже.

 Слова девушки были ужасны, но у женщины не хватило духа ответить и она молча внимала, опустив голову.

 - Он не человек уже, – продолжала невилла. – Да и не являлся им никогда, - она зло улыбнулась.- Я открою тебе маленькую тайну – душа его проклята и не должна была вернуться на землю обычным путем. Не могла даже получить крохотный шанс на исправление в новой человеческой жизни, искупая прошлые грехи. Ты помогла черному духу, отданному бесам, Матенаис. И он уверенно устремился своей дорогой, но только не по пути искупления. Ни один смертный пока не может остановить Кхорха. И ты не мешай. Чтобы не случилось с ним – это его планида, и за каждый свой шаг он понесет однажды возмездие. Но не твоей душе, освещенной любовью, делить с этим существом его тяжкую ношу.

 - Но люди, - слабо возразила женщина, понимая, как много правды в словах Лемаис, которая и сама не была человеком. – В чем повинны они?

 - Невинные люди? – поморщилась невилла -  Кто? Эверцы, отнявшие у тебя мужа и теперь алчущие богатств Маакора?

 Матенаис долго молчала, потом заметила с тоской:

 - Странно, что ты не хочешь идти с ним рядом. Я говорю с духом, поселившемся в теле умершей Лемаис.

 Девушка расхохоталась. И такого ужасного смеха Матенаис не могла припомнить.

 - С чего мне помогать Кхорху? - хриплым и низким голосом произнесла Лемаис. – У меня свой путь и твой сын еще пожалеет, что призвал меня на землю. Я не ведаю власти, но раб той, в чьё тело помещен. А она ненавидела Кхорха, - девушка вдруг закашлялась, утирая с губ струйки алой крови, потом опрокинулась на спину и закрыла лицо руками.

 А мать первосвященника задрожала от накатившего страха – она могла поклясться, что слышала сейчас одного из демонов бездны.

 * * *

 - Крылатые решили встать на моём пути? Чушь! – Кхорх возлежал на подушках и с неприязнью смотрел на приглашенных в его шатер военачальников. – Что скажете? Кто-нибудь из вас может подтвердить, что эти животные способны думать, как люди? Ты видел рабисов? – обратился он к вождю племени с мыса Бонши, снова невольно  вспоминая своего пленника.

 - Обычно они не трогают чужих, - отозвался малус. – Если им ничего не угрожает.

 - Какого беса они всполошились тогда? – взвился первосвященник, разъяренный досадной задержкой. – Им ничего не грозило!

 Горец опустил голову, чтобы не видеть яростного взгляда повелителя.

 - Мой господин, - смиренным тоном заговорил Ксархс, расположившийся рядом с первосвященником, - это ущелье – единственный проход к Хэм-Аибу и если дикари намерены защищать его, сражения нам не избежать.

 Кхорх с неудовольствием окинул царя с ног до головы, в который раз удивляясь желанию мужчин украшать себя золотыми побрякушками. Ксархс особенно грешил этим – мало того, что пальцы, запястья и грудь его сверкали от обилия драгоценных камней, так новый владыка Улхура разоделся в шелка, как эверец и благоухал, как женщина. Даже на культе, обвернутой черной материей красовался массивный браслет.

 - Ты хочешь драться? – ядовитым голосом поинтересовался у него первосвященник. – Что ж, это достойно великого мужа. Постой, постой, я приготовил тебе подарок, Ксархс, и, думаю, это самый подходящий момент, чтобы преподнести его. – Он встал и отошел к сундуку и скоро вернулся, торжественно неся в руках дорогие ножны. – Этот меч для тебя, мой господин, – Кхорх приклонил колено, но, не доиграв до конца, бросил на колени царя обнаженный меч.

 Ксархс не растерялся и, ловко ухватив за рукоять, поцеловал блестящий клинок.

 - Благодарю, святейший, - почтительно проговорил он. – Это по истине, божественный дар! И пусть не смущает присутствующих то, что царь Улхура имеет страшный для воина изъян. Я одинаково хорошо владел мечом обеими руками.

 - Отлично, владей, - хмурясь, первосвященник снова прилег на подушки. – Итак, продолжим. Кто готов принять первое сражение?

 - Мы готовы, - негромко отозвался ягмарский вождь племени Лвиро.

 - Ты, Ксархс? – глянул на царя Кхорх.

 - Я придержу арахнидов до времени, - скромно отозвался тот.

 - Мой сын с честью примет твой приказ, святейший, - подхватил Влах, понимая, что бой с рабисами принесет Миирбету легкую победу и награду от самого повелителя Сульфура.

 Первосвященник хмыкнул, хитро глянув на великого элана.

 - Отлично, тяните жребий.

 Удача выпала сыну элана.

 И, произнеся перед своими воинами короткую речь, Миирбет с верными эверцами отправился в ущелье. В благоприятном исходе первого возможного сражения никто не сомневался. И молодой наследник Казуима на этот раз не призывал собратьев быть отважными и непримиримыми к своим врагам. Он откровенно надеялся столкнуться с дикарями и, уничтожив их, выйти к Хэм-Аибу триумфом.

 Но беспечный настрой Миирбета сменился недобрыми предчувствиями, стоило эверцам углубиться в ущелье. Оно было пустым, но сам воздух в нем пронизывали навязчиво-ощутимые токи страха. Казалось, угрюмо и враждебно смотрели на людей бурые скалы. И небо темнело над их головами. Звуки тонули в пыли, становилось трудно дышать.

 Но опытных воинов сложно смутить и каждый из тех, кто ехал сейчас за сыном элана, понимал – опасность совсем рядом.

 - Если мы пройдем, Миирбет, - проговорил один из эверцев. – Люди Кхорха могут попасть в ловушку.

 - Думаешь, рабисы нацелились на арахнидов?

 - Уверен. Никогда прежде крылатые не нападали на проходивших Гефрек.

 - Это единственный проход?

 - Есть и другие, но о них знают только дети гор.

 - Если твои слова правдивы – нам ничего не угрожает. И я не ошибался, надеясь на успех.

 Но напряжение все росло. Пока вязкую тишину не вспорол пронзительный визг, мало похожий на человеческий.

 - Это засада, господин! – слова кричавшего утонули в оглушительном грохоте.

 Миирбет натянул повод, удерживая испуганного жеребца и, обернувшись, увидел, как рушатся скалы, погребая под собой эверцев. Взметнулись гигантские клубы пыли, наполняя серой духотой ущелье.

 - Вперед! – воскликнул сын элана, но на него уже напирали успевшие миновать место обвала. Гонимый страхом, жеребец Миирбета помчался к выходу, едва заметному в густеющей пелене.

 - Вперед, вперед!

 Они успеют, должны успеть!

 И лишь в последний миг, сын элана заметил, почувствовал, как дрогнули близкие скала… и понял, что совершил самую большую ошибку…

 

Глава 16

 Ярости Влаха не было конца! Он неустанно посылал проклятия трусливым рабисам и никто уже не мог удержать элана – тот рвался в бой, грозя сокрушить Гефрек и отомстить убийцам сына.

 Он едва дождался, пока воины очистят проход, и призывал крылатых к честной битве. И пусть так долго ответом ему была тишина, Влах не сомневался, что скоро придет его час, и честь наследника Казуима будет восстановлена.

 И этот час настал.

 Может, рабисы наконец, вняли воплям убитого горем отца, может, и сами желали сразиться с подступившими к Гефреку войсками, так или иначе, но эверцы, вступившие в ущелье лицезрели перед собой огромных, крылатых и полуголых созданий, вооруженных примитивными копьями и дубинами. И вид этого крылатого войска был по истине устрашающим, поскольку обитатели Казуима впервые видели подобных людей, с лысыми головами, грубыми лицами и глубоко сидевшими бесцветными глазами. Особенно же впечатляющими оказались их кожистые, с темными жилами крылья.

 Но сердце Влаха сжигало пламя ненависти, и едва завидев рабисов, он воскликнул, обращаясь к собратьям:

 - Эти дикие псы достойны самой страшной смерти и пусть не дрогнет рука, карающая подлых рабисов! Пусть омоются наши мечи кровью поганых! Вперед!

 Вопли крылатых огласили округу. Расправились чудовищные крылья, поднимая гигантов в воздух. В ущелье стало темно. Как будто огромная волна накрыла войско эверцев, которые впервые столкнулись с летающим врагом. Но не устрашились. И отважно бросились в бой. Но скоро поняли, что длинные мечи и пики не достают увертливых рабисов, которым не мешали даже огромные крылья, а их дубины и копья метко разили врага. Яростны были дети Гефрека и скоро отступили пришедшие их Улхура, спасаясь бегством. Но многих из них и тогда настигала смерть – поскольку рабисы не знали жалости.

 Жестокий бой разразился между Влахом и крылатым вождем. Великий элан не уступал Пурфу, сильнее которого не знали среди гефрекских гор. Страшно бились они, но, ни одному из соперников не удавалось одержать верх.

 И только когда последние из верных эверцев покинули поле брани, взывая к Влаху, он отступил.

 - Будь проклят! – воскликнул он, видя, как взмывает к скалам его лютый враг. – Будь ты проклят! – и огляделся, как безумный, понимая, как много из его собратьев уже не вернуться в лагерь. Жутко было признать ему, проведшему в битвах большую часть жизни, что этот поход может стать последним и для него самого...

 Мрачный вошел он в шатер Кхорха, готовый к насмешкам властелина Сульфура. Но тот встретил его с почтением, поднявшись навстречу и приглашая отведать вечерней трапезы.

 Угрюм был и Ксархс.

 Никто из них долго не нарушал молчания, тягостным грузом легшего на душу Влаха.

 - Завтра мы снова примем бой, - не выдержал он. – Я не смирюсь с позорным поражением и не успокоюсь, пока не отомщу за сына! Кошмарная рожа рабиса до сих пор стоит у меня перед глазами! Пурф! Он сказал мне: «Пурф не пропустит детей паука и ненавидит каждого, кто поклоняется ему»! И этот дикарь проявил благородство, когда я остался один! И теперь гордость элана и воина не позволит мне не пойти до конца. Пусть боги смерти выберут одного из нас.

 - Пусть будет, - отозвался первосвященник.

 - Да, господин, - заговорил и царь. – Завтра мы тоже войдем в ущелье. Мои войска готовы…

 Кхорх кивнул и нетерпеливым жестом выпроводил всех из шатра.

 Лемаис желала видеть его.

 И не заставила долго ждать себя, как только он остался один.

 - Рад, что ты все же соскучилась, - сказал первосвященник, когда она вошла и поклонилась ему.

 Лемаис прошла и присела рядом, не сбрасывая с лица вуали, и поспешно отстранилась, когда Кхорх потянулся к ней.

 - В чем дело? – нахмурился первосвященник. – Если решила вспомнить, что была когда-то девой непорочной, прошу, не сейчас. И без твоих капризов проблем хватает!

 - Каких? – беспечно поинтересовалась она.

 - Крылатые чудища разгромили Влаха! Он еще тужится, но от его хваленых войск мало чего осталось!

 - То ли еще будет, - обронила девушка, усмехнувшись.

 - Опять пророчества? – Кхорх грубо схватил её и опрокинул на ковер. – Довольно! – и с досадой увидел, сорвав с Лемаис вуаль, что невилла беззвучно смеется. – Так тебе весело!

 - Да. А тебе? Разве ты оправился в поход не повеселиться от души?

 Первосвященник оскалился:

 - Нет, милая моя! Но, может, ты и права – надо расслабиться и получать удовольствие! Ведь, исход мне известен – Маакор падет! А большего мне и не нужно!

 Лемаис запустила пальчики в его густые волосы, с печальной задумчивостью всматриваясь в лицо.

 - А старый безумец забыл поведать, как дорого обойдется тебе эта кампания?

 Но он уже не слушал, жадно целуя девушку, и та позволила, только в глубоких серых глазах зажглись бесовские огни…

 - Как бы тебе не пожалеть о своих беспечных словах, Кхорх, - заговорила Лемаис, дав утолить ему страсть.

 - Я повторю еще раз, что принесу любую жертву, - похвалился первосвященник, потешаясь над попытками Лемаис запугать его.

 - Даже если она окажется непомерной?

 - Не будь занудой, девочка. Тебе не идет. Мне ничего не жаль, даже жизни, если я буду знать, что мхары горят в огненной бездне!

 - Арахн потребует тысячи смертей и столько крови, что её хватит наполнить Лакрис.

 - И что с того?

 Невилла рассеялась.

 - Тебе не одолеть рабисов мечами.

 - Ага, пришла позлить меня?

 - Предупредить. Матенаис переживает за сынишку.

 - Лемаис!

 - Завтра вас снова ждет поражение.

 Кхорх зло встряхнул её за плечи.

 - Ты надоела мне! Я не желаю слышать бреда больного существа!

 - Воля твоя, господин, - спокойно отозвалась Лемаис, - но пока ты не прибегнешь к силе Арахна, тебе ни за что не достичь желаемого. Никогда.

 Первосвященник поднялся, раздосадованный настойчивостью возлюбленной. Но в глубине души уже верил её словам и закипал ядовитой злостью, зная, что не может воспользоваться советом. Арахн не слышал его! Безмолвствовал, не принимая малые жертвы.

 - Уйди, - бросил он девушке, что с интересом наблюдала за ним.

 - Если ты гонишь меня, господин, то я уйду совсем. Но ты тоже очень скоро возвратишься в Улхур.

 - Уйди!

 Лемаис тоже встала.

 - Будь очень осторожен в своих желаниях, Кхорх. – тембр голоса невиллы вдруг изменился, став глухим и вязким, совсем не женским. – Боги испытывают нас, исполняя наши мечты.

 - Убирайся! – первосвященник упал на колени, закрываясь руками, чтобы не слышать того, чей глас приводил его в трепет – глас беса, которого сам призвал на землю.

 * * *

 Слова Лемаис стали пророческими, и следующая атака улхурских войск оказалась безуспешной. Рабисы без усилий выбили из ущелья арахнидов. Очередная схватка Влаха с вождем Пурфом окончилась, как только отступили дети Арахна…

 - Мы должны пройти! – бесновался Кхорх, собрав совет в своем шатре. Первосвященник был разгневан еще и потому, что невилла выполнила угрозу и вернулась в подземелья. А Матенаис, хотя и не высказала ему упрека, в глазах её читалось осуждение.

 - Я взял Кифру так быстро! Кифру, народ которой умеет держать в руках оружие! И он покорился мне! А эти полуптицы должны лететь от меня без оглядки!

 - Мой господин, - позволил себе прервать его Ксархс, - как не казались бы они сильны, им не удастся держать ущелье вечность. Рано или поздно…

 - Вечность? Да у меня нет и лишнего дня!

 - Что толку сотрясать воздух? – спокойно заметил царь. – Предлагаю перехитрить их.

 - Как?

 - Взять пленного и допросить. Возможно, мы узнаем, как выбраться к Хэм-Аибу другим путем.

 Кхорх хмыкнул:

 - Дело за малым – поймать рабиса. – Первосвященник взорвался. – Как?! Как это возможно? Они забирают всех раненых!

 - Да, но не убитых.

 - Ты хочешь сказать…

 - Именно. Ведь смог же ты вернуть Лемаис.

 - И кем она стала, Ксархс?

 - Тогда нам остается лишь снова и снова отправлять людей на верную гибель и оплакивать потери в твоем шатре.

 - Что скажешь ты, Влах? – обратился первосвященник к элану, заметив, что тот решительно вскинул голову.

 - Я слышал, что ты силен в магии, повелитель.

 - Опять, - с досадой буркнул Кхорх, сам не понимая, почему так упорно сопротивляется единственному верному средству, какое еще не испробовал. Но Хэт не приходил на его зов, как ни старался он, как ни взывал к духу старого вождя – всё было напрасно. Да и злость на Лемаис не отпускала. И Кхорх всё ещё пытался доказать самому себе, что в сто крат сильнее и дальновиднее девчонки, того, кто сидит в ней. Хотя он и чувствовал, что этот коварный бес пришел на землю, чтобы искушать и мучить его.

 - Завтра пусть выступят ягмары, - сказал первосвященник, отбросив мысли о потустороннем, - и стоят до конца. А если не останется из них никого, способного убивать, в ущелье пойдут эверцы и арахниды. Крылатые не всесильны и тоже смертны.

 А теперь идите. И пусть позовут госпожу Матенаис.

 Она пришла. И снова Кхорх заметил недовольство в глубине её глаз.

 - Боги не хотят пускать тебя на землю Апикона, - сказала она со слезами в голосе. – Зачем ты противишься Всевышним?

 - Если боги не хотят помогать мне – нам не по пути с такими богами. Найду иных, более сговорчивых…

 - Страшно слышать такие слова от первосвященника!

 - Матушка, давай не будем спорить, - он примирительно улыбнулся.

 - Чего ты хочешь? – Матенаис хорошо знала этот просящий взгляд сына – ему очень нужно от неё чего-то особенного.

 - Присядь. И откушай со мной. А потом мы поговорим с тобой о делах.

 Женщина не стала противится, хотя сердце её затрепетало в тревоге.

 - О чем ты хочешь просить меня? – первой заговорила  женщина. Когда Кхорх угостил её всем, чем только мог и был так ласков, что ей стало страшно.

 - Завтра, когда мои войска войдут в ущелье, ты принесешь Большую жертву.

  Матенаис похолодела. Да, она ожидала этого. Жертву. Ей нужно снова убить, чтобы исполнилась очередная прихоть властелина Сульфура.

 - Тебе мало смертей? – женщине не хватало воздуха, и слова произносились с трудом. – Или твой демон не достаточно упился кровью?

 - Мама, – болезненная бледность покрыла щеки первосвященника. – Мама, ты же понимаешь, что тебе одной дано быть им услышанной. Сама Кэух повиновалась тебе. А теперь Арахн ждет дара. От тебя, мама, - он порывисто схватил её руки и осыпал их быстрыми, сухими поцелуями.

 Матенаис тихо заплакала.

 - Ты обещал, что больше не будешь мучить меня, - сквозь слезы проговорила она. -  Теперь, когда Арахну служат жрецы, для чего тебя я?

 - Они не стоят и твоего мизинца!

 - Но я не могу больше, не могу…

 - Но, мама, как же… - Кхорх обхватил ладонями лицо матери и заглянул в глаза, - я в самом начале пути и не имею права теперь останавливаться! Мама! Ведь всё это для тебя одной!

 Она вздохнула, немного успокоенная теплом его рук и нежностью во взгляде.

 И он понял – принялся с благодарностью целовать её лицо, осушая слезы.

 - Я буду с тобой, мама. Только вызови его…

 - Владыка!

 Он вздрогнул, отпуская мать, стремительно поднялся и набросился на ворвавшегося в шатер арахнида:

 - Как ты посмел!

 - Мы выловили рабиса! – вместо оправдания выпалил тот.

 - Вот как? – гневный огонь в глазах Кхорха сменился жадным блеском. – Он ранен? Может говорить? И как? Как вы сумели?

 - Он попался в сеть, видно прельщенный видом шатров, - арахнид замялся. – Мы оградили лагерь женщин в целях безопасности, и это сыграло на руку.

 - Тащи сюда этого любопытного!

 - Э-э, господин, - приближенный странно улыбнулся, - это женщина.

 Мгновение первосвященник оторопело взирал на арахнида, потом рассмеялся.

 - Тем лучше, - он глянул на Матенаис. – Хочешь посмотреть на самку крылатых?

 - Уволь, - женщина поднялась. – Я пойду к себе, сын. И буду молить Улха, чтобы вернул тебе разум.

 - Как угодно, мама, - отозвался Кхорх и добавил, когда мать удалилась, – веди!

 Он потирал руки от удовольствия, даже немного волнуясь, когда вернулся приближенный, волоча за собой пленницу со связанными руками.

 - А вот и мы, - он подтянул её за свободный конец веревки и первосвященник смог рассмотреть девушку.

 Она была юна, изящна и очень недурна собой – со смуглым личиком сердечком и огромными, черно-влажными глазами. Густые, темные с рыжинкой волосы чуть прикрывали полную грудь. А на округлых бедрах висело подобие крохотной юбочки.

 Кхорх заметил путы на её стройных лодыжках и одобрительно хмыкнул.

 Но крылатая, совсем не смущаясь, тоже внимательно рассматривала его.

 - Ты не боишься меня, дитя? – поинтересовался первосвященник и улыбнулся.

 Она покачала головой, сверкнув в ответ белоснежными зубками.

 - Потому что не знаешь, кто я?

 - Ты – черный сын паука.

 Кхорх разразился хохотом, и в нем явственно слышалось довольство.

 - Так называют меня среди рабисов? – отсмеявшись, спросил он, заметив, что девушка не отрывает от него красивых, выразительных глаз.

 - Она не улетит? – обратился первосвященник к приближенному, который, забывшись, пожирал пленницу горящими глазами.

 - Мы и крылышки ей повязали, - сглотнув слюну, ответил тот.

 - Оставь нас, - резко бросил Кхорх, заметив этот взгляд арахнида, а сам развалился у ковра с яствами, приглашая гостью присоединиться к нему.

 Крылатая охотно присела и, играя ямочками на щечках, протянула к нему связанные руки.

 Кхорх, не задумываясь, развязал путы и кивнул:

 - Откушай.

 Но когда девушка потянулась к румяной ягоде, перехватил её руку.

 - Как тебя зовут?

 - Лидэя.

 - Красиво. Как и ты сама. Ты знаешь об этом?

 - Нет, - она мягко засмеялась, открыто взглянув в лицо первосвященника, и даже не сделала попытки освободиться.

 - Мне приятна твоя покорность, - заметил Кхорх и отпустил руку девушки, легко коснувшись губами пальцев.

 И чем дольше он смотрел на Лидэю, тем больше надежд пробуждалось в его душе. Эта девочка была так мила, так открыта и искренна в своем любопытстве, вызывая в холодном сердце первосвященника неведомое прежде теплое и нежное чувство. Но оно оказалось  так незаметно и так легко, так сладко дурманило душу, что Кхорх не думал о нем, не отдавая отчета странным и новым ощущениям.

 Но и пленница вела себя все более свободно, так, что к концу трапезы уже не скрывала своей тяги к чужаку, что казался ей самым красивейшим мужчиной Гефрека.

 - Тебе нравится у меня? – вновь заговорил первосвященник, блестя глазами.

 - Да, - просто ответила Лидэя.

 - А в вашем племени женщины… умеют быть благодарными?

 - Да, - она переместилась ближе, но еще не решалась что-то предпринять.

 - У тебя есть муж? – не желая торопить, но изнывая от желания, спросил Кхорх.

 - Нет, - совсем смутившись и вспыхнув, ответила крылатая.

 Первосвященник осушил очередной кубок вина и откинулся на подушки.

 - Тогда, - прикрывая глаза, сказал он, - я стану твоим мужем, - и засмеялся, не сдерживая торжества, когда Лидэя распахнула полы его жреческого одеяния…

 * * *

 В небольшой пещерке был установлен каменный алтарь. Горели факелы, установленные у самого пола, и свет их выхватывал вычерченные на нем символы.

 Близился час приношения.

 - Почему в жертву назначен арахнид? – не поднимая глаз, спросил Лихеус, один из жрецов при Матенаис.

 - Арахн не должен вкусить чужой крови, - нехотя отозвался Кхорх, - это жертва зарока. Всё ли готово?

 - Да, святейший.

 Оба служителя вышли из пещеры, где их поджидал Ксархс.

 - Жребий пал на сына Птеха и юноша готов взойти на алтарь, - проговорил он, целуя руку первосвященника. – Но не разумнее было бы отдать в жертву пленницу?

 - Еще один советчик! – возмутился Кхорх. – Какую пленницу? Лидэю? Я скорее пожертвую Арахна мхара!

 Царь нахмурился:

 - Тебе так дорога эта дикарка? Она одна из наших врагов.

 - Ты тоже, - бросил первосвященник, - однако, это не помешало мне посадить тебя на трон Улхура, Равл-Ат.

 Тот молча поклонился.

 А Кхорх устремил задумчивый и тревожный взор в сторону едва различимых очертаний города Теней. Солнце еще не взошло, и небо только наливалось близким светом, от фиолетового до серо-синего, и только над Иктусом оно казалось пропитанным бордовым.

 - Не понимаю, почему он не слышит меня, - заговорил он, уже не замечая тех, кто стоял рядом. – Кэух была со мной всегда! Но чем я не угодил Арахну? Чем? Права была Лемаис, или тот, кто сидит в ней. И нужно вернуться, чтобы продолжить путь к Маакору…

 - Зачем? – тихо обронил Ксархс, покачав головой.

 - Первосвященник зло блеснул на него глазами:

 - О-о, этот бес Лемаис очень опасен и много знает! Как склонить его на свою сторону? Как?

 - Не знаю, господин.

 - Я – знаю! И буду делать то, что он говорит! Но сначала уничтожу рабисов, чтобы никто не препятствовал мне пройти к Хэм-Аибу!

 - Разве твоя возлюбленная не открыла тебе новых путей через Гефрек?

 - Не слишком ли она тебя волнует, царь?

 Ксархс криво усмехнулся:

 - Ты окружаешь себя предателями.

 - У меня хватит золота на вас всех! – вспылил первосвященник.

 - Твоей крылатой тоже нужно золото? А ты не думал, что её нарочно подослали в стан врагов, чтобы…

 - Молчи! – Кхорх выхватил из-за пояса нож и Ксархс отшатнулся, испуганный и уязвленный.

 - Да что с тобой! – вскрикнул он. – Уж не бессонная ли ночь с этим животным сделала тебя таким раздражительным?

 - Как бы тебе не поплатиться за свои слова, царь, - прошипел первосвященник, но нож убрал, немного озадаченный своей вспышкой, но не о чем не жалея. – Ты так навязчив, Рав-Ат и кажется уже, что это ревность.

 Тот не ответил и удалился, даже не поклонившись.

 - Почему Матенаис ещё не здесь? – переключился Кхорх на притихшего жреца, досадуя, что он стал свидетелем их ссоры с Ксархсом. – Начинаем на рассвете. Смотри, уже готовятся войска! Я больше не намерен напрасно терять людей!

 И Лихеус не успел ответить, когда владыка Сульфура поспешно спустился с каменной площадки перед пещерой и направился к лагерю.

 Мать встретила его возле своего шатра.

 - Я видела дурные сны, - вместо приветствия сказала она, пока Кхорх целовал ей руку.

 - Мама, теперь слишком поздно, - разогнувшись и грозно взглянув на неё, ответил сын. – Я всё решил. Жертва назначена. Войска готовы.

 - Но разве пленница твоя…

 - И ты туда же? Не желаю говорить о ней!

 Матенаис пожала плечами.

 - Твое упрямство будет дорого стоить нам всем.

 - Идем, - повел мать к пещере, где должно состояться одно из важнейших событий за всю историю этого неудачного похода.

 Она вошла в алтарную и медленно приблизилась к камню с лежащим там обсидиановым ножом.

 - Помоги мне, великий Улх, - проговорила она, на мгновение прикрывая глаза. – Пусть воздастся мне за грехи моего сына. Пусть сгорит моя душа, соблазненная Хэтом в огненной пучине страшной бездны…

 Черным ядом затопило душу, просохли слезы на глазах.

 Матенаис пойдет ради сына на любое преступление, разделит с ним любую участь и всегда бут рядом, всегда…

 Она взяла в руки нож, зажав между ладоней его холодную рукоять. С губ её сорвался стон.

 - Приведите жертву!

 Шорох за спиной. А со дна души уже поднимается знакомая жажда, становиться звеняще-легким тело.

 Кровь, кровь…

 Внутренним взором жрица видела, как входят в ущелье войска арахнидов, видела бледное лицо Кхорха и хищный блеск в серых глазах Ксархса. Видела, как шепчут губы сына страшное проклятье: «Пусть вечно стоят безумцы на защите чужой земли! Пусть их души никогда не найдут упокоения на земле своей!»

 Слова его станут роком для обитателей Гефрека.

 Закланный опустился на колени, прижался грудью к алтарному камню, дрожа от ужаса.

 Она чувствовала его страх, сладкий запах его крови.

 - Пусть кровь зверя отзовется в крови зверя…

 И Матенаис услышала. Услышала, как прокатился по подземельям грозный рык, и вновь стало тихо. Только небо над Улхуром стало меркнуть, наполняясь мраком.

 - Прими мою жертву, Отец! – нож легко вспорол плоть, и из горла арахнида хлынула на алтарь черная, горячая жидкость. – Приди на зов мой!

 Закланный затих. А жрица продолжала смотреть прямо перед собой и снова видела ущелье, как спускаются в него крылатые и с яростью бросаются в бой с ненавистным врагом.

 - Служи мне!

 Сам Ксархс двинул новые войска, но прошли они тайной тропой, указанной Лидэей Кхорху и обрушились на рабисов со стороны Хэм-Аиба.

 И было много крови - Бог смерти принимал богатую дань. Еще не знала эта земля такого побоища, не принимала в себя столько боли и, казалось, не будет этому конца.

 Мужественно бился Пурф – вождь племени крылатых, так что не могли арахниды прорваться к своим собратьям. И верилось ему, что нет на свете силы, чтобы заставила его остановиться, позволить врагам пройти. Не видел храбрец, как у города Мертвых поднялись чудовищные смерчи и понеслись к Гефреку, ведомые силой Матенаис и гневом очнувшегося демона.

 Вот тогда и раздался в ущелье гневный голос первосвященника. Взметнулась пыль и встала стеною. Подобно грому прозвучало ужасное имя кровавого бога. И он отозвался. Злобный, чудовищный рык пронесся меж скал. И пал непроницаемый мрак. Кровавая пелена застлала глаза полумертвых от ужаса рабисов. Бесчисленное множество невидимых клыков вонзилось в их плоть. Но страшнее этой боли была иная боль - налетевший ураган ярости демона вырвал из окровавленных тел их и унес с собою души крылатых воинов.

 Но мрак рассеялся.

 Алая кровь рабисов стала черной водой, а их тела рассыпались бурым прахом, что выстлал дно глубокого ущелья.

 Пал на колени Кхорх и возвел руки к пасмурному небу.

 - Во имя Арахна! Пусть станут мне свидетелями и эти камни, и небеса, и люди! Я посвящаю эту победу над дикарями Матенаис, матери моей!

 Ксархс тихо подошел к нему.

 - Да будет так…

 - Во имя Арахна, - отозвался первосвященник и тяжело поднялся. – Мы возвращаемся.

 - Но ведь путь свободен, господин…

 - И мы пройдем по нему снова. Но только следом за мной пойдут дети нашего бога…

 

Глава 17

 Время. Оно бывает разным: жестоким и милосердным, быстротечным и долгим, счастливым и горьким, светлым и темным. Оно, как ускользающая волшебная иллюзия, мгновенна в счастье и неимоверно растянута в страдании. Оно умеет жалеть, но и карать умеет. Время. Могущественно. Непостижимо. Неподвластно.

 Вот и на обитателей подземного Улхура оно повлияло не одинаково. Для одних стало даром Богов, наградив исполнением всех желаний, для других – нескончаемой мукой, отнявшей последнее.

 Сам Улхур изменился. Разрослась паутина его галерей и шахт, появились новые уровни. Верхние этажи теперь были густо населены и обустроены домами, храмами, хранилищами и мастерскими. Город стал удобнее, богаче, значительнее. Новые рабы пришли в подземелья, назначены новые жрецы. А на нижних уровнях обитали неведомые ранее существа – истинные дети Арахна, называемые марлогами.

 Эти жители подземелий мало походили на людей, но и для зверей оказались излишне свирепы. Уродливые морды никто не отважился бы сравнить с человеческим лицом – низкий лоб с толстыми надбровными дугами, крохотные, глубоко посаженные глазки, два косых отверстия вместо носа и выпирающие, зубастые челюсти. Марлоги были сутулы и имели непомерно длинные, мускулистые руки и короткие, сильные, искривленные в коленях ноги. Слепые, наделенные огромной физической силой, эти существа бродили по лабиринту пещер, вылавливая крыс и змей и с жадностью пожирая их. Часто между ними возникали серьезные драки, которые, правда, никогда не заканчивались смертью. Дети Арахна отличались потрясающей живучестью.

 Подчинялись они только набору определенных звуков, переданных Матенаис самим Темным отцом. И только немногие из жрецов удостоились чести узнать их.

 Самым важные команды были известны только Кхорху и его матери.

 - Что нового? – поинтересовался первосвященник у Лихеуса, пришедшего поклониться господину и получить ежедневное Напутствие на служение в храме.

 - Госпожа еще с утра ушла в покои Наэлы, - ответил верховный жрец. – Но вестей оттуда еще не приходило.

 Кхорх поморщился:

 - С ней сразу все было не так. Проклятый род…

 - На все воля Богов, - с сочувствием подхватил служитель.

 - Нет ничего хуже ожидания! – первосвященник поднялся с богато украшенного золотыми накладками кресла и спустился с помоста, на нижней ступени которого стоял Лихеус. – Ступай в храм. Я буду позже. Хочу узнать все лично, а то пока дождешься нерасторопных служек – жизнь пройдет.

 Они вместе покинули помпезную залу Приемов. Жрец заспешил в малый храм на предвечернюю службу, а Кхорх спустился на третий уровень и отправился в покои Лемаис, с которой последнее время были сложные отношения.

 У золотого входа-люка с изображением двух хеписахафов, его встретила невольница-кифрийка.

 - Что желает мой господин?

 - Где хозяйка?

 - Она отдыхает.

 Он нахмурился:

 - Что это значит? Я не могу её видеть? Открывай!

 Испуганная его гневным окриком, служанка послушно открыла проход.

 Кхорх прошел по узкому коридорчику, окунувшись в знакомо-дразнящий аромат благовоний, и оказался в первой комнате, уже чувствуя внутреннюю дрожь.

 Навстречу ему выскочила еще одна рабыня.

 - Госпожа изволит не принимать…

 - А я велю ей повиноваться! – рявкнул первосвященник и уселся в мягкое кресло. – Иди, скажи, что пришел её властелин. Не заставляй меня ждать!

 Служанка скрылась и вскоре в комнату вошла её хозяйка. Она замерла, остановившись напротив и глядя на него непроницаемыми, мерцающими глазами.

 Кхорх молча, властным жестом протянул Лемаис руку для поцелуя.

 Та неторопливо подошла, опустилась на колени и сжала его пальцы.

 - Вот так-то лучше, - губы первосвященника растянулись в довольной улыбке, когда её губы коснулись руки.

 Она медленно подняла темнеющие глаза и вдруг вцепилась в него зубами.

 Он вскрикнул и наотмашь ударил невиллу по щеке.

 Лемаис вскочила, ядовито улыбаясь.

 - Рада приветствовать тебя, мой драгоценный возлюбленный.

 След от удара загорелся алым цветком на её бледной щеке. И первосвященник уже жалел, что причинил ей боль.

 - Зачем ты испытываешь мое терпение, Лемаис?

 - Даже бесы не терпят предательства, Кхорх!

 - Я виноват, - он не выдержал её грозного взгляда и опустил глаза. – Но не хочу просить прощения. Лидэя стала очень дорога мне.

 Невилла холодно и зло расхохоталась.

 - Дорога? Ступивший на путь зла не должен рисковать, допуская слабость в свое сердце!

 - Тебе не понять…

 Лемаис глянула, но тут же опустила ресницы, сдерживая опасные слова.

 Они надолго замолчали, не зная, что еще сказать. Да и зачем? Они всегда были чужими друг другу, даже служа одному демону.

 Наконец, первосвященник поднялся.

 - Как дела у Наэлы? – спросил он тихо.

 - Всегда надежнее увидеть самому, - ответила она, не поднимая глаз.

 - Да, – Кхорх помолчал. Ему неприятен был разрыв с Лемаис. Но с тех пор, как он привез из похода Лидэю, невилла не допускала его не только в свою спальню, но и в доме встречала неохотно, ведя только злые разговоры. Он не понимал, как долго женщина может держать обиду, и был не уверен даже, что это - обида. Скорее очередная игра хитрого беса, сидевшего в бывшей возлюбленной.

 Простившись с Лемаис, первосвященник решил заглянуть к новой своей пассии, чтобы изгнать из сердца досаду на холодность невиллы.

 Крылатая встретила его радушно, но казалась расстроенной чем-то.

 - Что с тобой, дорогая? – обнимая её, заботливо поинтересовался он. – Ты огорчена?

 - Тебе показалось, - целуя его, ответила Лидэя. – Побудешь со мной немного?

 Кхорх не мог отказать ей.

 Она оказалась совершенно не похожа на тех девушек, что встречались ему раньше. Была так искренна и так нежна, так пылко и преданно любила его, ничего не прося взамен, что он невольно отвечал ей тем же.

 Только приходя в покои крылатой, Кхорх переставал быть первосвященником и властелином Сульфура. Оставался только молодой и страстный влюбленный, что заново учился видеть красоту женщины и окружающего мира, чувствовать сердцем нежный зов другого сердца, впуская в душу неведомые прежде ощущения, краски и звуки. Иногда ему хотелось остаться здесь навсегда, но неизменно что-то тянущее и болезненное поднималось в душе, и он вспоминал черного духа, приходящего к нему в часы молитв, и Кхорх понимал, что тот не отпустит его…

 - Почему же слезы блестят в твоих прекрасных глазках? – встревожился он, когда Лидэя, уже лежа с ним под газовым балдахином, вдруг загрустила вновь. – Может быть, кто-то обидел тебя? Скажи и он, или она, пожалеет!

 - Нет, любовь моя, - проговорила крылатая, - со мной все милы.

 - А Лемаис?

 - И она, конечно, - губы её дрогнули в подобии улыбки. – Почему ты спрашиваешь о ней?

 - Потому что хорошо знаю.

 - А-а-а, - Лидэя поникла.

 - Не ревнуй, прошу тебя, - глухо произнес Кхорх. – Может быть, я сейчас очень жалею о том, что захотел себе бывшую невиллу. Но ты не бойся её.

 - Я не боюсь. Меня тревожит Наэла, - поспешно заговорила крылатая.

 - Разве ты близка с ней?

 - Да, господин, - Лидэя виновато потупилась. – Я не говорила тебе, прости. Но эта девушка так чиста и так добра! – с восторгом продолжила она. – И не только со мной – со всеми! И Матенаис её так любит!

 - Матенаис?

 - Конечно! Твоя матушка заботится о ней, как о родной, - личико крылатой снова стало печальным. – Но мне страшно даже подумать, что Наэла родит еще одно чудовище.

 - Слишком долго она носит, - буркнул Кхорх, не слишком довольным оборотом разговора. – Не удивлюсь, если эта дрянная мхарка преподнесет нам сюрприз.

 - За что ты так ненавидишь её? – слезы покатились из глаз Лидэи и её возлюбленный прикусил язык. – Ну, прости, прости, моя маленькая, добрая птичка! Если хочешь, я стану… любить её. Хочешь?

 - Хочу, - отозвалась она, - но знаю, что не будешь.

 - Она одна из моих заклятых врагов, - не выдержал Кхорх, - понимаешь?

 - Но, ведь я тоже!

 - Это совсем другое!

 - Нет, не другое! – порывисто поднявшись и обхватив руками колени, она вдруг горестно расплакалась.

 - Да что с тобой? – опешил он. – Скажи, наконец, что так мучает тебя?

 - Нет, - крылатая испуганно замотала головой, пытаясь взять себя в руки. – Не спрашивай. Я не могу этого сказать…

 - Так! – Кхорх потянул её за плечи и снова уложил рядом. – Значит, есть что-то! – он стал нежно целовать ей щеки, губы, шею, грудь, надеясь успокоить и утешить.

 Лидэя притихла, сомкнула веки, послушно отдаваясь его ласке.

 - Ты не прогонишь меня, когда узнаешь? – спросила она, наконец, осторожно.

 - Нет, никогда, - тихо пообещал Кхорх, легко целуя её в губы.- Скажи…

 Она зажмурилась, подобралась, как перед прыжком и распахнула глаза:

 - Я жду ребенка…  

 * * *

 В ту ночь первосвященник так не и попал в храм.

 Взволнованный новостью, и, не зная, с кем поделиться ею, он остановил свой выбор на Ксархсе. Задетый тем, что Матенаис уже знала о беременности Лидэи, Кхорх решил отложить визит к Наэле, по мелкому мстя матери.

 - Приветствую тебя, владыка, - приветливо встретил его царь, который скучал сегодня неимоверно и обдумывал способ заставить первосвященника продолжить завоевание Апикона. – Прошу разделить со мной сию скромную трапезу.

 - Скромную? Что это у тебя? – Кхорх расположился у ковра с яствами.

 - Молочный поросенок жареный под кармелиновым соусом, - стал перечислять Ксархс, услав рабов и желая самолично прислужить властелину, - запеканка из телячьих почек, свинина в пиве…

 - Давай-ка для начала поднимем кубки с лучшим улхурским вином за моего будущего наследника! – сияя, предложил первосвященник, с удовлетворением отмечая, как вытянулось лицо царя.

 - У тебя? Наследник? – подозрительно переспросил Ксархс. – Но послушай, от кого?

 Кхорх насторожился, уж слишком неприятным для царя оказалось это известие. Но радость, которой было тесно в груди, рвалась наружу.

 – От Лидэи! – с гордостью выпалил он.

 Ксархс расхохотался, но потяжелевший взгляд первосвященника остановил его.

 - Ты не подумал о том, что твой наследник будет из народа, что ты уничтожил? – уже серьезно поинтересовался тот. – Да и сам ребенок может родиться крылатым.

 - Я уверен, что он будет моей копией!

 - Подумать только, - тихо пробормотал Ксархс себе под нос, - двух Кхорхов эта земля не вынесет…

 - Ты просто мне завидуешь, - засмеялся первосвященник снисходительно, - признайся! – Но скоро улыбка сошла с его лица. – А почему ты избегаешь женщин, Равл-Ат? – теперь, высказанная вслух, эта мысль показалась ему крайне подозрительной. – Став царем, ты ударился в пьяный разгул, но никогда не приглашал на ложе женщину.

 - Всё просто, - Ксархс не выглядел застигнутым врасплох, может, давно подготовившись к подобным вопросам. – Я был тяжело ранен, ты помнишь, наверное. Копье Хэта оказалось отравленным. Кара богов настигла меня, и я сполна заплатил за любовь Ла-Тимы.

 - Так ты… не полноценный?

 Царь опустил глаза и качнул головой.

 - Выпьем! – После признания Ксархса, первосвященник почувствовал себя еще счастливее, он забыл о подозрительности и чувствовал себя великодушным.

 - Выпьем, господин! - подхватил царь. – За тебя и за наследника! А потом и за Лидэю! Да ты угощайся! Диковинные трюфели откушай! А вот красная рыба из самого Хаша!

 - Постой-постой! Откуда это всё? Я ничего подобного не видел!

 - Кухня Антавии, - как бы между прочим, заметил Ксархс, устраиваясь на подушках, так и не привыкнув есть на полу, как арахниды.

 - Ловко, - Кхорх внимательно глянул на него. – У тебя там свои люди?

 - Я времени зря не теряю, в отличие от своего повелителя.

 - О чем ты? – нахмурился тот, предостерегающе сверкнув глазами.

 - Я о том, что ты разжирел и отказался от мести ради дикарки, которая даже в наложницы не годиться!

 Кхорх прищурился. Яростью полоснул по собеседнику черным взглядом.

 - Ты с кем так разговариваешь, скотина однорукая? – и в бешенстве бросился на царя, выхватывая нож из-за пояса.

 Но Ксархс перехватил его руку с занесенным оружием и ловко подмял первосвященника, не смотря на свое увечье.

 - Остынь! – сдавив культей горло Кхорха, царь зло уставился в его глаза. – Мне плевать на Апикон, плевать на Антавию и Арбош! Но Маакор мы должны стереть с лица земли, ты понял? Я устал ждать, пока ты насытишься этой безродной девкой! Мы снова поднимем войска! Слышишь? Марлогов уже народилось достаточно, чтобы натравить их на корнуотов! Дэнгор я беру на себя, - он чуть ослабил напор, видя, как побагровел, задыхаясь, первосвященник. – Ты всё понял, мой повелитель? – и добавил, оскалившись, когда тот кивнул. – Подари своему сыну Сульфур, Кхорх. А мне дай насладиться муками Астемана…

 Взбешенный, но притихший первосвященник поднялся с подушек, когда царь отпустил его.

 - Ты можешь пожалеть о своей выходке, Равл-Ат, - бросив на него угрюмый взгляд, заметил он без угрозы в голосе.

 - Побереги свой пыл на возлюбленной и послушай моего совета! Оторвись от подла матери и отправляйся в новый поход!

 - Куда?

 - К Антавии. Мы возьмем её без войны.

 - Откуда такая уверенность? – хмыкнул Кхорх, потирая горло.

 - Тамошний король помешан на магии и очень внушаем. Грех не воспользоваться этим, как думаешь? – Ксархс уже успокоился и снова налил себе вина. – Выпьем, пожалуй, за удачу. Она, кажется, уже притомилась ждать нас! Но мы исправимся! Ведь так? – не дожидаясь ответа, он опрокинул кубок, опустошив его до дна. – Отличное вино, Кхорх! Пей!

 - Мне сегодня еще служить в храме, - с озабоченным видом проговорил тот, - да и пора уже, пожалуй! Заглянул к тебе, радостью поделиться, теперь пойду, дела…

 Ксархс посмотрел на него захмелевшими глазами и добродушно улыбнулся:

 - Ступай, я буду пить за твоё здоровье!

 Кляня себя в душе, Кхорх покинул дом царя Улхура, торопливо направившись на шестой уровень, желая хоть на ком-нибудь сорвать клокотавшую в душе злобу.

 * * *    

 Коридоры, ведущие к тюрьме Сидмаса, были перекрыты надежными люками, чтобы марлоги не могли добраться до узника и тех, кто охранял его.

 Первосвященник и на этот раз не взял с собой охранника, собираясь быть осторожнее. Освещая себе дорогу факелом, он обдумывал, что скажет мхару, уже приняв решение отправиться в новый поход. Сидмас должен знать, что на его землю придет беда! Пусть знает, что судьба его – пережить Маакор и молиться богам, лики которых сокроются в тени забвения. Пусть дни его, лишенные света, покроются непроглядным мраком безнадежности! Тогда Кхорх будет спать спокойно и знать, что никогда больше не посмеют мхары отнять у него жизнь.

 - Сидмас, - позвал первосвященник тихо, заглядывая за решетку в зловонную нору врага, - я хочу сообщить тебе славную новость. Мы так давно не беседовали с тобой по душам! Сидмас!

 В глубине комнатушки послышалось шуршание и легкий стон.

 - Я, как всегда, принес тебе гостинчик, слышишь? – Кхорх тихо засмеялся и развернул платок, в который украдкой от Ксархса уложил несколько трюфелей и крохотный кусочек мяса. – Это с пира, посвященного моему наследнику, друг мой.

 Из темноты выдвинулось нечто бледное и снова скрылось в густой тени. На этот раз голодающий не захотел взять еду. Но пришедший к нему был так захвачен собственными переживаниями, что не придал этому значения.

 - Да, Сидмас! – сердце первосвященника забилось быстрее. Сейчас он испытывал небывалый восторг и не находил слов, чтобы выразить его, и смертельно ранить ненавистного мхара. – Моя любимая ждет ребенка. Ты удивлен? Да, я тоже поддался этому чувству – странному, забирающему всё, но дающему неизмеримо больше! И теперь счастлив! Счастлив, как никто другой, наверное. Почему, спросишь ты? Потому что думал, что такого, как я никто никогда не полюбит! Но Лидэя – чистая душа, подаренная мне за муки, что претерпел я прежде, лишенный всего того, что было у других, у таких, как ты, выросших без страха, никем не гонимых, никем не презираемых. Она пришла ко мне сама, в час страшного отчаяния! И сразу принесла удачу!

 Ты знаешь племена рабисов, друг мой? Нет? О, это дикари – безобразные, настырные и очень сильные! И они никак не хотели пропустить мои войска к Хэм-Аибу. Что им до него? Я так и не понял.

 Но Лидэя, крылатый светлый дух, открыла мне тайную тропу, и мы прошли по ней, чтобы нанести решающий удар. Я поклялся тогда, слышишь, поклялся именем Арахна, что сохраню пленнице жизнь, если предо мной распахнуться гефрекские врата.

 Я одержал победу, Сидмас, хотя казалось, что боги не желают её! И в ту же ночь впервые признался женщине в любви! Смертной женщине…

 И вот теперь она скоро подарит мне наследника! Что? Тебе никогда не понять, что может чувствовать будущий отец? Никогда, да ты прав. Поверь мне, это необычайные ощущения! Я как будто поднялся сейчас над городом Мертвых, став бессмертным! Да, друг мой, а род Ва-Лерагов оборвется на пленнике Улхура. Ведь даже возлюбленная его скоро произведет на свет марлога, истинного сына Арахна, – Кхорх улыбнулся выжидательно, отступив для безопасности, но за решеткой стояла равнодушная тишина. Он нахмурился. – Друг мой, неужели ты так ослаб, что участь Наэлы больше не тревожит тебя? Или рассудок твой не выдержал всего пережитого? – разочарованно произнес он. – Мне очень жаль, поверь. Ведь тогда ты никогда уже не узнаешь, что скоро дети Арахна выберутся на свободу и направятся в леса Арбоша, чтобы устрашились воинственные корнуоты, и на одного союзника у мхаров стало меньше.

 Что, ты снова молчишь? Ты не веришь, что марлоги способны покорить детей леса? Напрасно! Это не люди – демоны, рожденные земными женщинами, и даже сейчас число их превышает любое войско удельного князька Арбоша.

 Что? Антавия вступиться за Маакор? Нет, Сидмас. Участь северного королевства предрешена. Антигусы всегда были слабы, они привыкли любые конфликты решать миром. Я предложу им мир. И сам сяду в Дэнгоре – граде поднебесном. А потом…

 Потом на землю гордых мхаров двинутся войска, которым не будет числа! И запылают их города, и пойдут сотни их в плен в Улхур, самые красивые из мхарок сойдут в Колодец, чтобы насытить страсть моего Отца. Сидмас! Я превращу Маакор в провинцию Улхура, и мне будут завидовать самые могущественные владыки земли! Сидмас! – Тишина была ему ответом. Что-то зловещее показалась в ней первосвященнику. – Стража! Да что происходит? – он сам направился в маленькую комнату в конце коридора и с раздражением толкнул деревянную дверь.

 Внутри воняло потом и перебродившим вином. Над убогим столом горело два факела, валялся стул. А прямо на полу, густо храпя, спал охранник.

 - Сволочь! – выругался Кхорх и, подойдя к арахниду, пнул его в бок. – Вставай, пока я не приказал оклусу придушить тебя!

  Но никакие угрозы не могли уже дойти до одурманенного вином сознания стража.

 – Только очнись, скотина, - сквозь зубы процедил первосвященник и снял с пояса пьяного ключи от клетки.

 Накатившая ярость помутила разум, лишая страха. Осталось только одно жгучее желание – увидеть врага, убедиться, что он понял всё и ему невыносимо больно. Ведь ему должно быть больно!

 Щелкнул замок. Кхорх отворил слабо скрипнувшую железную дверь и шагнул в удушливый мрак.

 - Где ты? – Чадящий факел высветил лежанку, яму с нечистотами, мокрые, ободранные стены. – Сидмас?..

 Мощный удар в висок свалил первосвященника с ног. Худые, жилистые руки вцепились в горло. Погас факел.

 - Хватит, оставь, - всплыл в кромешной темноте женский голос, - слышишь? Переоденься в его одежду, у нас мало времени, может проснуться охранник. Быстрее, быстрее! Нам еще нужно добраться до грота Умбры до рассвета. А там и свобода! Поторопись, Сидмас…

 

 Глава 18

 Сидя на роскошном, сверкающем каменьями троне, Ксархс принимал просителей. В гулкой, огромной зале, украшенной пурпуром и золотом на манер ахвэмских дворцов, горели сотни свечей. Царь любил запах горячего воска и хорошо освещенные пространства. А вот приемы предпочитал вести без свидетелей и челяди. Сейчас перед ним стоял арахнид, пришедший с тайным докладом. Это был высокий мужчина, одетый в серый плащ диковинного кроя, какие не носили в Улхуре

 - Амулет Арахна готов, - сказал он. - В Дэнгоре уже ждут посланца.

 - Да, - отозвался Ксархс, потирая подбородок. События последней ночи могли задержать осуществление планов на неопределенный срок. И теперь он ничего не мог обещать. – Иди. Возможно, скоро тебе придется самому отправиться в Антавию. Будь готов.

 - Да, мой повелитель…

 - Госпожа Матенаис требует аудиенции, - распахивая резные двери, доложил арахнид-оклус и низко поклонился царю.

 - Началось, - мрачно обронил тот. - Зови!

 Сердце его дрогнуло от жалости, когда вошла мать Кхорха, заплаканная и мертвенно-бледная. Он поднялся ей навстречу и, подойдя, почтительно поцеловал жрице руку.

 - Не думала, что придется обратиться к тебе с такой просьбой, Одрух, - проговорила она тускло. – Но я молю, памятью всех, кто дорог твоей душе – найди виновных в этом бесчинстве и накажи.

 - Матенаис, - царь открыто посмотрел ей в глаза. – Если мы будем точно уверены, что у беглеца есть сообщники – их предадут казни.

 - Что значит «если», Одрух?

 - Мне думается, Кхорх сам открыл темницу и выпустил мхара.

 - Ты веришь в это? – прищурилась жрица недобро. – Веришь, что человек, просидевший в темнице более года, ослепший, питающийся только пустой похлебкой да черствым хлебом, мог одним ударом свалить с ног молодого, здорового мужчину? Да и где узник сейчас? Как мог он самостоятельно выбраться из закрытых коридоров?

 - У вашего сына был ключ и от них.

 - Сидмаса ищут, хотя бы? – с холодным презрением спросила Матенаис, недовольная реакцией Ксархса. Теперь она всех подозревала. И его в первую очередь!

 - Он никуда не денется из подземелий, - всё с той же спокойной уверенностью проговорил царь. – Рано или поздно, оклусы обнаружат его.

 - Если он в Улхуре!

 - В чем вы меня обвиняете сейчас, госпожа?

 - Я знаю, что ты предатель, Одрух! При устранении Кхорха, тебе открылась бы прекрасная возможность занять его место!

 - Поверьте, мне и на своем не плохо, - улыбнулся Ксархс и взял жрицу за руку. – Я чист перед вами, Матенаис.

 Она освободила легко стиснутые царем пальцы:

 - Не знаю. Я никому уже не верю. Меня спасает только одно – мой сын жив! А это значит, что пока жива и я.

 - Арахн милостив к своим детям, - смиренным тоном проговорил  Ксархс.

 - Видно, ваши боги оказались сильнее, Равл-Ат.

 - Я давно забыл их имена, госпожа!

 Матенаис горько усмехнулась:

 - Чем больше ты говоришь, мхар, тем фальшивее звучат твои слова. Берегись, как бы лукавые улхурские бесы не поймали тебя в ловушку твоей же хитрости.

 Она развернулась и ушла, на этот раз не дав ему оправдаться.

 * * *

 После визита к царю, Матенаис нестерпимо захотелось повидать Наэлу и смыть грязь с души. Навестив по пути сына и убедившись, что он чувствует себя нормально, хотя еще и не может говорить из-за распухшего горла, она отправилась к дому Лемаис, где теперь жила беременная мхарка.

 Сама хозяйка, против обыкновения, не вышла к ней, а рабыня сказала, что та спит.

 - А Наэла?

 Кифрийка заулыбалась:

 - О, милая госпожа вышивает накидку! И это такая красота, что словами не передать!

 Служанки боготворили белокурую, добрую и всегда отзывчивую и приветливую чужеземку.

 - Проводи меня к ней, - Матенаис тоже не смогла сдержать улыбки и уже оттаяв сердцем, вошла в комнатку Наэлы. – Как ты, душа моя? – окликнула она склонившуюся над пяльцами девушку.

 Та подняла голову, взглянув немного испуганно.

 - Матенаис, - проговорила она с загоревшейся радостью в голосе, – как хорошо, что вы пришли. Так тоскливо быть здесь одной.

 - Вот ты уже и не одна! – жрица присела рядом на мягкий пуфик и посмотрела на лепесток вышитого цветка. – Правда, чудесно! Совсем, как живой, - она глянула в лицо мхарки, и  заметила, что глаза её припухли и покраснели. – Ты плакала?

 Наэла поспешно опустила ресницы.

 - Мне теперь очень страшно, госпожа. И чувствую себя плохо.

 - Болит?

 - Да, немного, - стесняясь, призналась она, – я испугалась, что… это начнется, а я…

 - Не волнуйся, - ласково произнесла Матенаис. – Ты сегодня на себя не похожа.

 - Как… Кхорх? – с усилием выговорила мхарка, не поднимая глаз и заливаясь румянцем.

 - Ничего, - сдержано ответила жрица и не удержалась от тяжелого вздоха. – Главное, жив.

 - Да, - шепнула Наэла и уронила пяльцы на колени. – Матенаис… так больно, снова…

 - Снова? – она помогла ей подняться и проводила до кровати, - ложись.

 - Я не хочу, - испуганно глядя, проговорила Наэла.

 - У тебя просто нет выбора, дорогая!

 Матенаис много раз помогала появиться на свет крохотным чудовищам, до которых не могла дотрагиваться без омерзения и очень сочувствовала сейчас очередной матери марлога. Её удивляла продолжительность беременности мхарки, длящаяся положенные девять месяцев, тогда как другие женщины рожали через полтора. И никак не могла это объяснить.

 - Началось, - сообщила она вбежавшей на зов рабыне. – Приготовь воду, ткань и настойки.

 А Наэла уже металась, закусив до крови побелевшие губы.

 - Дыши! Помоги ему, - жрица стиснула ей руку, - я знаю, что ты ненавидишь это существо, но оно должно выйти из тебя, девочка моя…

 Еще одна служанка погасила свечи, оставив только одну у изголовья кровати, и приготовила глубокую корзину для марлога, которые рождались довольно развитыми и сразу могли ползать, приводя в ужас неподготовленных рабынь. Да и что можно было ожидать от созданий, выраставших во взрослых особей за четыре месяца?

 - Держи её! – прикрикнула Матенаис на вернувшуюся со всем необходимым кифрийку, и, быстро смочив тряпицу, отерла мокрое лицо роженицы.

 - Уже? – в комнату вбежала заспанная и растрепанная Лемаис. – Я с тобой, слышишь? – она обежала кровать и села рядом, потом прилегла на подушку и стала гладить лицо и руки Наэлы. – Скоро всё закончится, всё закончится, родненькая…

 Та затихла, тяжело дыша.

 Невилла поймала встревоженный взгляд Матенаис:

 - Читай молитву Мерхе.

 - Я другой веры…

 - Читай! Она услышит! Ты – женщина, прежде всего!

 - Я защищаю тебя пламенем богини Мерхе, слышащей плач на ложе стенающей матери. Я слышу голос той, что разжигает пламя в чреве. Её священный красный огонь опаляет тебя, женщина, имя которой - скорбь.

 Наэла закричала в голос, вырвавшись, вцепившись в простыни так, что побелели костяшки пальцев.

 - Читай!

   - Я стою рядом с богиней Мерхе, - продолжила жрица нараспев, - которая говорит: я принесла тебе воду жизни, чтобы омыть чрево твоё, терзаемое огнём. Сама Эморх-великая освятила для меня эту воду...

 Лемаис подошла к рабыне, помогающей в родах, и заняла её место:

 - Уйди! Да держи язык за зубами, чего бы ни увидела! – и, сама приняв появившегося, наконец, ребенка, быстро ополоснула его в чаше и ловко замотала в выбеленную ткань.

 - Пошли, - кивнула невилла дрожащей Матенаис. – А вы омойте роженицу, - приказала она рабыням и, уложив младенца в корзину, выскочила из комнаты.

 - Постой! – крикнула запыхавшаяся жрица, нагнав её уже в галерее, - что происходит? Куда ты идешь?

 - К тебе. Мы там укроем малышку.

 - Она?.. – Матенаис осеклась, вдруг поняв странное поведение Лемаис.

 В молчании они дошли до дома жрицы.

 - Ты знала? – уже в своей спальной спросила женщина.

 - Не больше чем ты. Смотри! – невилла достала ребенка и сняла с его головы свободный уголок материи. – Это девочка!

 - Великий Улх! – ахнула Матенаис, потрясенная необыкновенной красотой малютки. И та, словно поняв, что ею любуются, приоткрыла темно-синие глазки в длинных и черных ресничках. – Этого не может быть!

 - Почему?

 - Но ведь раньше…

 - Рождались только мальчики – уродливые, но сильные. Арахну нужны воины, которые защитят его народ. Но он больше не хочет, чтобы ему служили жрецы. И эта кроха будет первой, нет, второй жрицей Темного отца. Время от времени от Обитающего в Колодце будут рождаться девочки. Любимые его дочери. Все они должны быть обещаны Арахну, хранить чистоту и преданно служить своему богу. Только Наэле ничего не нужно говорить о девочке.

 - Я поняла.

 - И никому не надо, пока она не подрастет.

 Матенаис вдруг расплакалась.

 - Ну, что ты? – невилла отдала ей ребенка. – Теперь тебе нужно быть сильной вдвойне. И беречь наследницу, как зеницу ока.

 - Я всегда хотела дочку, - растроганно произнесла жрица, - а вот теперь у меня… внучка. И скоро будет еще одна.

 Поглощенная созерцанием малышки, легко покачивая её на руках, она не видела, как странно усмехнулась Лемаис над её последними словами…

 * * *

 Вечером к Наэле заглянула Лидэя. Невилла, что провела целый день возле подруги, тихо зашипела, узрев гостью.

 - Прошу тебя, милая, не надо ссор, - шепнула ей мхарка. Она, наконец, чувствовала себя свободной душой и телом, снова и снова заставляя Лемаис пересказывать, как выбрался из подземелий Сидмас. Правда, её немного тревожило, что будет с невиллой, если Кхорх обо всем узнает. Но та была так спокойна и беспечна, и только смеялась, говоря, что Одрух не даст теперь её в обиду. И снова улыбалась и ласково целовала Наэлу, ничего не желая объяснять что-то о своих отношениях с царем, которого мхарка боялась даже больше первосвященника.

 - Как ты? – чуть краснея, спросила крылатая, присаживаясь на кровать и боясь взглянуть в сторону помрачневшей Лемаис. Та не выносила свою соперницу, совершенно не ревнуя Кхорха, но не смирившись с тем, что кто-то занял её место в Улхуре и теперь претендует на любовь Матенаис.

 - Хорошо, дорогая, - с умилением глядя в нежное личико крылатой, ответила Наэла.

 - А как ребенок?

 - Уже бегает, наверное, - вмешалась невилла. – Марлоги, знаешь ли, не то, что обычные смертные – зверята, которые даже в мамке не нуждаются. И вместо молока пьют теплую кровь крыс. Иногда – человеческую, если повезет…

 - Остановись, умоляю, - побледнев, простонала мхарка.

 - Прости, - Лемаис опустила ресницы. – А как самочувствие нашей будущей мамочки? – елейным голоском поинтересовалась она и с любопытством осмотрела хрупкую фигурку крылатой.

 - Хорошо, - мучительно краснея, ответила та.

 Невилла расхохоталась.

 - Ты совсем не похожа на брюхатую! И если бы не видела, как копошится в тебе крохотный рабис – подумала бы, что ты выдумала эту старую, как мир сказку, чтобы прибрать к рукам мужика! Но ты слишком глупа даже для этого! И господин наш дуреет рядом с тобой! – она снова рассмеялась, игнорируя укоризненный взгляд Наэлы, которая никогда не видела подругу такой грубой. - Хотела бы я взглянуть на рожу Кхорха, когда он услышал эту новость! Мне так интересно, что он станет делать с крыльями своего сынка? Вырвет? Привяжет к спине и спрячет под черным балахоном?

 - Может, их не будет, - чуть смелее проговорила Лидэя.

 - Фу, – сморщилась невилла. – Мало ей того, что она отдала своих собратьев на верную смерть, разболтав про тропу…

 - Перестань, Лемаис! – вскрикнула Наэла. – Разве можно обвинять в таком?

 - Нет? – прижав руку к груди и изобразив на лице раскаяние, воскликнула та. – Она не делала этого?

 - Что вы знаете обо мне, - крылатая опустила голову, - чтобы судить…

 - Так расскажи!

 - Тебе это нужно? – она открыто, уже не боясь, посмотрела в глаза невиллы.

 - Я же сказала – да!

 - Я родилась в семье Лута, отца Пурфа. И моя мать так и не смогла подарить племени воина. А это позор для отца. И чем больше времени проходило, тем меньше уважали его сородичи. А заодно и нас с мамой. Над ней откровенно насмехались, а меня подлавливали в горах и швырялись камушками. Особенно издевались мальчишки. Я дралась с ними, злилась и не понимала, от чего никто не задирает бездетную Фесу. А мама никогда не жалела меня, только вымещала свои обиды.

 А потом стало еще хуже. Я повзрослела, но отношение ко мне в племени не изменилось. И только потому, что мы позорили семью вождя. Особенно я боялась тогда сыновей Пурфа, один из которых стал охотиться за мной, открыто говоря всем, что возьмет меня. Но не как жену, а как рабисы поступают с чужеземками, не изливая в них семя. Это позор для крылатой! – она помолчала, с видимым усилием справляясь с теми чувствами, что вновь захватили её. – Он поймал, … и я убила его.

 Наэла ахнула. Лемаис смотрела внимательно, почти с состраданием.

 - Всё открылось, - тихо добавила Лидэя, - и меня чуть не убили тогда. Только Пурф заступился, сказав, что сын его сам заслужил смерти. И больше никто в племени не смотрел в мою сторону. Даже мать…

 - Как же ты жила? – спросила мхарка с жалостью.

 - Одна. Я научилась бросать копье не хуже любого рабиса. Но сыновья вождя тайно выслеживали меня, желая мести. Долго бы я не прожила.

 - Теперь я понимаю тебя, - сказала невилла. – И, пожалуй, уступлю любовника, - она улыбнулась. - Он тоже несчастен, как и ты. И вы должны поладить…

 - Это так великодушно с твоей стороны, - сквозь слезы проговорила растроганная Наэла, которая в последнее время была слишком сентиментальна и очень часто плакала, казалось, без причин.

 Но влага быстро просохла на её глазах, как только крылатая покинула их.

 - Тебе нехорошо? – забеспокоилась Лемаис, заметив, как побледнела её подруга.

 - Нет, мне хорошо, - отозвалась та, - теперь я знаю, как уничтожить Кхорха…

 

 Глава 19 (дополненная)

 Сады Хэм-Аиба тонули в клубах серого дыма. Горела священная земля Дэнита. Много дней терзали её огненные смерчи, что приходили от города Мертвых. Чары жреца Арахна выжгли имена богов, запечатленных на золотых стелах. Злой ветер разгонял пепел на много дней пути, пока не дошел до границ с Маакором.

 - Беда! – сам Бамин-Ат явился во дворец Астемана. – Беда, владыка! Поднимай войска – недолго осталось городам нашим. Я видел на мирном алтаре знаки беды! Много крови пролилось на подступах к Хэм-Аибу! Много еще её прольется! Кхорх готовит путь вышедшим из Бездны.

 - Я знаю, - отвечал Астеман, - всё знаю. И давно уже стоят мхары в гарнизонах. По первому сигналу наши войска выступят против улхурцев.

 Двое служителей храма внесли в покои ахвэмского господина большой ящик и поставили возле его ног.

 - Что это?

 Бамин-Ат сорвал крышку, и взору Астемана предстало мертвое чудовище – сгорбленное, с огромными ручищами и с жутким оскалом на посиневшем уродливом лике.

 - Это марлог, сын демона, - сказал жрец. – Сотни их уже пробираются по выжженной долине Дэнита к Арбошу. Туда направил первосвященник потомков Арахна.

 - Корнуоты готовы к войне, - он наклонился, заглядывая в ящик, и замер, не в силах оторвать взгляд от мерзкого существа.

 - Днем они превращаются в пауков и пробираются по оголенной земле мертвого Хэм-Аиба, - сообщил Бамин-Ат с нотками ужаса в голосе. – Этого выловили и убили на берегу Аургуса. Они уже так близко!

 - Зачем он сжег Сады?

 - Светлые духи не пустили бы пройти по ним отродьем зла.

 Владыка вздохнул и откинулся на спинку кресла:

 - Мы ничего не сделали, чтобы остановить его.

 - Ты твердишь это как заклинание и продолжаешь бездействовать! – Верховный служитель побелел от гнева. Он не понимал великого Ва-Лерага, не понимал, зачем тот отправил в Улхур сына, и каждый день молил богинь о возвращении Сидмаса, зная, что Креламета уже нет на земле. Его отец, нарушив клятву верности своему господину, покинул маакорскую землю и увел воинов к Гефреку, поджидая Кхорха  близ ущелья. Для сотника война уже началась. А вот хозяин Ахвэма выжидал. Чего? Нападения? Неужели страх перед Кхорхом был так силен в его душе?

 - Мы проиграем, - тихо проговорил владыка, будто отвечая на его безмолвный укор. – Маакор исчезнет, и вместо него останутся лишь гиблые топи, а мой народ превратиться в эркайев, уродливых и безумных.

 - Молю тебя! – Бамин-Ат упал на колени. – Сделай хоть что-нибудь! Защити нас!

 Астеман поднялся, толкнув ногой ящик:

 - Ты не заметил, что пал перед марлогом? Вот истинный наш господин. И все мы должны поклониться ему, пока не поздно! Если примем власть зверя, спасемся!

 -  Ты обезумел, господин! – жрец с ужасом посмотрел на Астемана.

 - Я знаю, - ответил тот спокойно. – И еще знаю, что от проклятья нас избавит только чудо…

 * * *

 Тяжелые тучи затянули небо над Дэнитом. Слепые марлоги ненавидели солнце и тот, кто направил их на земли корнуотов, заботился о том, чтобы светлый бог рогатых не помогал своим потомкам.  И уже чувствовали дети бездны близость жертв с горячей кровью. Там, впереди, были леса – конечная их цель. И они не уйдут, пока не утолят безумный голод. Сыны Арахна не знают ни страха, ни усталости. Всё, что им нужно – исполнить приказ отца, пришедший от хозяина, да напиться свежей крови.

 Жажда гонит их дальше! Всё ближе марлоги к Арбошу, и с жадностью ловят сладкий запах живой плоти.

 * * *

 - Они уже пришли! – восседая на сером жеребце, говорил великий князь корнуотов, славный Ирвик, обращаясь к войску дружинников. Золотистая кольчуга покрывала его широкую грудь, ветвистые рога были выкрашены в красный цвет, во славу бога войны Ису-Атума. Много веков корнуоты слыли самым воинственным народом Апикона и не сложили мечей, вступив в союз Трех царей. И продолжали воевать с северными марами, охраняя свои леса. Новый враг, пришедший с юга, не страшил их.  – От братственного Ахвэма явились послы с просьбой о помощи. Мы были готовы, но оказалось, что Улхур готовил для нас первый удар. Марлоги уже в Дэните. И мы встретим их достойно! – улыбаясь, он поднял меч, держа его обеими руками и направляя острие к земле. – Пусть начнется кровавый праздник у Ису-Атума и его дочерей! Мы принесем им богатые дары – детей черного демона!

 Единый клич дружинников был ему ответом.

 И Ирвик повел войска из Варда, где сошлись все княжеские дружины, к Дэнитской долине, чтобы не допустить в священные леса детей демона.

 К полудню они миновали пределы Вардовского леса, а к вечеру добрались до границ арбошских земель.

 - Ш-ш-ш, - ведун великого князя, старый корнуот с тонкими рожками, как у косули, поднял руку. Войско остановилось. Ирвик удивленно взглянул на старца. – Лес, - проговорил тот, осматривая кроны. – Лес гибнет.

 - О чем ты говоришь, мудрейший Агмунт?

 - Смотри, владыка и слушай! Слушайте все!

 Восстановилась тишина. Все казалось серым вокруг. И, прощально шелестя, осыпались с крон редкие листочки.

 - Он плачет, - вновь заговорил ведун, - и говорит мне, что от Хаша идет огонь.

 - Гибнет! – воскликнул князь нетерпеливо, - ты сказал, что лес гибнет!

 - С марлогами пришло проклятье Кхорха, - хрипло произнес старец. – Преклонитесь перед детьми Арахна или погибнете!

 - Арахниды не желают мира и не просили меня о нем! – возвысил голос Ирвик, зная, как послушны бывают корнуоты словам лесных ведунов. – Поэтому мы встретим гостей мечами!

 Дружины двинулись за великим князем, омраченным пророчеством святого старца. В глубине души он уже поверил его словам, но честь воина не давала ему смириться с этим. Пусть звон мечей разобьет чары подземелий! И он, потомок славных воинов Арбоша отстоит свою землю!

 - Марлоги!

 Они напали внезапно, подкравшись близко к дружине великого князя, став пауками.

 Торжествующий визг наполнил тишь леса и перед застигнутыми врасплох лесными людьми предстали жуткие твари. Марлоги были повсюду – на земле, деревьях, и казалось - их тьма. Только краткий миг разделял врагов.

  И вот уже срываются с ветвей серые тени. Серые тени отрываются от земли. Острые зубы вгрызаются в плоть. Вонзаются в уродливые бледные тела мечи и копья.

 Первый страх перед злобным зверьем прошел и корнуоты стали теснить марлогов. Но тех не становилось меньше, словно уже убитые поднимались вновь и вновь и с утроенной яростью бросались на рогатых.

 - Они слепы, – насадив летевшего сверху марлога на меч, прохрипел Агмунт. – Слепы!

 Развернув мощного жеребца, укрытого тяжелой шкурой, ведун прорвался к свободному от деревьев участку, шепча заклинания и волоча у седла мертвую тварь.

 Остановив жеребца и ухватив марлога за шкирку, старец легко поднял его и отсек голову.

 - Я призываю духов дождя! – прокричал он, орошая кровью существа землю вокруг себя. - Я призываю духов леса защитить меня от чар демонов, имя которым Севау и Бебаи! – и, бросив труп, Агмунт воздел руки к небу, быстро уменьшаясь в размерах, и обернулся вороном. Сделав круг над полянкой, птица взмыла вверх, в наливающееся синевой небо…

 Хлынувший кровавый ливень сбил с толку боящихся воду тварей. И они отступили, чувствуя повсюду только запах собственной звериной крови. Недолгим был бой, и первые орды марлогов полегли на самой границе арбошских лесов.

 Но братья их уже шли следом…    

 * * *

 Теперь марлогов часто видели ночами на окраинах леса. Они появлялись небольшими стайками и рыскали в поисках пищи, обращаясь в пауков при малейшей опасности.

 Войска Ирвика разбили лагерь близ Дэнита, ожидая нового нападения уже несколько дней. Князю всё больше казалось подозрительным такое затишье, он знал, что марлогов втрое больше, чем тех, что напали на его дружину.

 - Эти твари что-то затеяли, - сказал он, глядя на долину с узкой террасы, выстроенной между стволами гигантских сосен.

 - Марлоги не ушли, их стало еще больше, - отозвался Агмунт, ставший героем первой битвы с улхурцами. – Но я не могу понять, где они теперь. И вижу только темноту.

 - Темноту, - эхом отозвался князь и посмотрел на небо.

 Тучи ушли, и несколько дней уже стояла небывалая жара. Дожди, что вызывал ведун, приносили мало пользы. И сам он все больше мрачнел, говоря, что не может защитить сохнущие от зноя леса.

 - Кхорх знает, что произошло, - глухо произнес Агмунт. – Теперь он защитит собратьев от дождя.

 - Я не верю! – гневно крикнул Ирвик. – Как мог он узнать?

 - Ему служат сильные бесы, - ведун внимательно посмотрел на князя. – Хочешь ли ты продолжить борьбу?

 Ильвиг вцепился в деревянную перекладину террасы и опустил голову:

 - Ты снова предлагаешь сдаться? Но я никогда не пойду на это!

 - Если погибнут леса, что станет с нами, владыка? – Голос старца дрогнул.

 - Ты не можешь противостоять магии арахнида?

 - Кхорх сжег Хэм-Аиб, хранимый могущественными духами Арбоша и Маакора. Он показал свою силу, - Агмунд втянул воздух открытым ртом и опустил веки. – Я слаб перед ним. Но тоже не сдамся, пока ты не велишь мне, Ирвик, - он помолчал, потом продолжил, глядя на сизую дымку над горизонтом, туда, где был Улхур. – Скоро повелитель подземелий пришлет послов. Он сам идет к Дэниту. В Антавию. Её король скоро тоже встанет перед нелегким выбором. Кхорху нужны земли, нужны подданные, а значит и поклонение, и власть, и богатства.

 - Я не пущу марлогов на свою землю, но если Кхорх попросит мира и золота… - он был не в силах продолжить, но этого и не требовалось.

 - Это мудрые слова, мой господин.

 - Нет, - князь поднял голову, – это наша война. Но союз Трех царей существовал, как видно, только на словах! Где теперь мои союзники, которые клялись прийти по первому зову? Маакор молчит – Астеман вернул моих дружинников, узнав, что Арбошу грозит нападение! Но почему не прислал свои войска? Почему не предложил мне помощь в ответ? Трус! Не удивлюсь, если Дэнгор ответит тем же…

 - Если ничего не изменится, Апикон станет Сульфуром. Кхорх хочет этого. И уже называет себя властелином этих земель.

 - Но Арбош он не получит!

 Черные глаза ведуна налились слезами:

 - Сжалься хоть над сыном, который только третий год живет под сенью Асту-ума.

 - Я не позволю сделать его рабом! Пусть пошлют гонцов в Антавию, и сам отправь весточку в Ахвэм с голубями. К чему эта гордость? Пора просить помощи, Агмунд.

 * * *

 Вечером того же дня в долине были замечены марлоги. Несколько десятков их двигалось в сторону леса.

 - Наконец-то! – мающийся от бездействия князь, дал знак к общему сбору и покинул свой пост на террасе.

 Очень скоро войска были собраны и двинулись к долине.

 - Мне не хотелось бы рисковать тобой, - заметил Ирвик, обращаясь к ведуну, ехавшему рядом.

 - Я не останусь в стороне, - ответил тот спокойно. – И пусть моя безопасность не тревожит тебя.

 Князь промолчал о предчувствии, не дающем ему покоя. Что-то было не так в поведении тварей. Они не наступали – крались. И уже зная их слепую кровожадность и отсутствие страха перед опасностью, он не мог понять чего-то очень важного.

 - Что ты видишь? – снова спросил Ирвик у Агмунда.

 - Темноту, всё ближе.

 Показались марлоги. Они шли стаей, как звери, за огромным вожаком, уже уловившим запах людей. Он с жадностью втягивал воздух узкими ноздрями и временами встряхивался, издавая утробный рык.

 Князь поднял меч, давая сигнал к атаке и, ударив жеребца в бока, пустил его вперед.

 Марлоги остановились, ощерились, приседая и уже готовясь напасть. Но всё еще медлили.

 Издав яростный вопль, вожак метнулся навстречу врагам, когда его собраться бросились вдруг обратно.

 Короткое копье ведуна вонзилось в грудь прыгнувшего на него марлога.

 - Вперед, вперед! – вскричал Ирвик, захваченный азартом погони.

 Редкие деревья расступились, открывая вид на долину, уже погруженную в серовато-сизые сумерки.

 - Князь! – зов отставшего Агмунда не достигал цели. – Князь!

 И тот не успел ничего предпринять, когда мягко поплыла, оседая, земля и он почувствовал, как падает, проваливаясь.

 За спиной послышались испуганные крики. Чудом не повредив ноги, жеребец Ирвика рванулся вперед, в открывшуюся подземную шахту. Она не уходила вниз, а тянулась под поверхностью земли, но неизвестно - насколько.

 - Князь!!

 Он оглянулся. Дружинники, что следовали за своим господином, теперь тоже поднимались, отряхиваясь. Растолкав соплеменников, к Ирвику пробился Агмунд.

 - Куда?! – грозно крикнул он.

 Князь снова посмотрел в распахнутый огромный зев. В глубине его ему слышались визги марлогов.

 - Факелы! Нам нужен свет!

 - Господин, они заманивают нас в подземелья! Ты понимаешь?

 - Воины! – он глянул на растерянных корнуотов. – Мы зажжем факелы и продолжим погоню.

 - Опомнись, владыка! Да это будет не погоня, а охота на нас самих!

 Но великий князь был непреклонен. Благо, ведуну удалось уговорить его не только разведать пещеры, но и оставить часть дружины на поверхности. Сам он наотрез отказался ждать и отправился вслед за Ирвиком.

 Шахта впечатляла размерами – в ней можно было свободно проехать на лошади, чем и воспользовались корнуоты.

 - Её вырыли недавно, - тихо сказал Агмунд, близко осветив стены. – Только кто мог это сделать?

 - И, главное, зачем? - подал голос один из дружинников.

 - Это их логово или укрытие от дождя? – покосился князь на ведуна, ехавшего с задумчивым видом. – Темнота, которую ты видел.

 - Теперь я ощущаю нечто огромное и чудовищное, - отозвался тот. – Оно… живое.

 Во мраке впереди раздался знакомый визг.

 - Вперед!

 Притаившиеся на стенах и сводах пауки, превращаясь в марлогов, накинулись на людей. Снова завязалась битва. И рогатым пришлось непросто отвоевывать каждый шаг темной и душной шахты. Но они уверенно теснили тварей, чаще пускающих в ход зубы, а не ножи, так что кольчуга защищала дружинников, а попоны из шкур – их лошадей.

 В какой-то момент марлоги снова отступили и, торжествуя, корнуоты ринулись добивать дрогнувшего врага.

 - Стойте! – эхом прокатился голос ведуна, усиленный чарами.

 Дунул ветер, и своды шахты осыпались комочками рыхлой земли. Войско встало.

 - Агмунд! – князь сдержал своего жеребца, закружившего на месте. – Что происходит?

 Ведун проехал мимо, остановившись в нескольких шагах впереди владыки. Он пристально смотрел в темноту, вслушиваясь и подняв ладонь в предупреждающем жесте. Потом вдруг развернул коня и махнул рукой:

 - Назад!

 Лицо его исказилось от ужаса.

 - Скорее!

 Дружинники попятились, подстегнутые страхом священного старца. Задержался только Ирвик. Отдав приказ отступать, он приблизился к Агмунду, тоже всматриваясь в непроглядную темень.

 - Уходи, князь, - тихо проговорил ведун.

 - Почему остаешься ты?

 - Я знаю, кто вырыл эту шахту, - с дрожью в голосе ответил он. – Улх. Он там! Быстрее, князь!

 - Я тоже чего-нибудь да стою! – упрямо возразил Ирвик. – Мой дед был ведуном.

 - Повторяй за мной, - закрывая глаза, заговорил старец и стал выговаривать слова магического заклинания. Князь подхватил их, видя, как впереди задрожало прозрачно-огненная пелена.

 Чем дольше читал ведун заклятье, тем громче становился его голос и ярче разгорались огненные всполохи.

 Сдерживать лошадей становилось всё труднее. Они боялись, всхрапывая и пятясь подальше от огненного кольца или от того, кто находился за ним.

 - Уходим, уходим! – прокричал Агмунд, когда оглушительный рев сотряс шахту.

 Посыпались своды.

 Кони помчались к выходу, уже не нуждаясь в понукании. Кто-то огромный, хрипя, преследовал их. Не удержавшись, Ирвик оглянулся, с ужасом рассмотрев гигантского змея с распахнутой беззубой пастью и множеством рогов на голове. И уже отворачиваясь, скорее почувствовал, чем увидел, как метнулась на него нечто темное… 

 * * *

 Над священным Лакрисом стоял густой  туман. Тишина лежала на мягких лапах вековых сосен Арбоша. Еще дрожали на светлом антраците неба утренние звезды, как капельки, что просохнут от жарких поцелуев восходящего светила.

 Слабо курился дым жертвенного огня на ясне* в лесном поселении великого князя. Вчера на закате развел его сам Агмунд, что принес и сжег в нем кровавую дань богу смерти. И в эту ночь погасли все другие костры на земле корнуотов.

 Теперь так тихо-тихо было здесь.

 Но вот слышался перезвон колокольчиков – звучал он под самыми кронами огромных исполинов, соединенных плетеными мосточками. Открылись двери, прорубленные в стволах, выпуская дев-хранительниц, что живут в деревьях и выходят только лунными ночами да для свершения обрядов. Семь девушек в белых длинных одеждах и с венками из цветов между тонких рожек, спустились на землю по мостам, прошли к священному костру корнуотов на маленькой ясне в самом центре Варда. Разожгли костер и встали в круг, подняв руки к небу. В полном молчании девы ожидали явления бога Астуу-ма. И как только первые лучи пришли на землю, запели гимн, восхваляя Светлого и Дарящего жизнь. Из теремков и шалашей, окружающих ясен стали выходить корнуоты. Все они, молодые, старики, дети были босы, простоволосы, в серых балахонах до пят и с тисовыми прутиками в руках. Образовав большой круг, жителя Варда впустили в него процессию, уже спустившуюся с холма, где возвышался княжеский терем. Её возглавлял Агмунд, а за ним на носилках несли тяжело раненого Ирвика, за которым следовала вся его семья.

 Процессия трижды обошла вокруг костра, затем носилки опустили на землю и каждая из дев-хранительниц поочередно подошла к великому князю, шепча над ним заклинания. Затем настал черед ведуна и он, взяв в руки жертвенный огонь и не обжигаясь им, «пролил» его над Ирвиком. Искорки, упавшие с ладоней Агмунда, шипя и образуя черные ожоги, быстро втянулись в тело больного и не осталось от них ни следа.

 Тогда вновь подняли носилки, девы окружили их и пошли за ведуном, что направлялся теперь  к святому источнику Слика. Народ великого князя последовал за своим повелителем.

 Минуя полосу леса, где всё уже пробудилось ото сна, процессия вышла к берегу Лакриса, священного озера народов Апикона и спустилась к воде, двинулась вдоль кромки, так что ноги всех по щиколотку омывались набегающей волной.

 Скоро появилась и тропа целителя Слика, выложенная серыми валунами в пятнах голубого мха и обозначенная двумя стелами с выбитыми на них древними письменами.

 Возле них остались жители Варда, молясь за выздоровление князя, а посвященные в тайны леса вошли в грот, где возле входа росли серебристые ивы. Корнуоты, несшие носилки опустили их возле источника в виде большой каменной чаши, наполненной бирюзовой водой и, поклонившись, удалились к воротам.

 Девы сами подняли Ирвига, осторожно поместив его в источник и продолжая петь гимн, опустились на колени, тогда как Агмунд читал заклинания, встав над умирающим.

 Много времени прошло с того момента, как вышли к лесу священные девы-хранительницы и уже прокралась в сердца безнадежная горечь утраты, когда смолк вдруг ведун Агмунд, заметив, как дрогнули веки великого князя и, глубоко вздохнув, он открыл глаза… 

 

Глава 20

 Он опять бездельничал, просиживая у окна и рассматривая знакомый пейзаж. Белые облака плыли на юг, задевая вершину величественного Крета. Вот бы с ними!  Дядюшка говорит, что может путешествовать, отпуская дух, но для этого ему, Герелду нужно было родиться королем Антавии, Рорданом Бэгом. И так же верить в духов земли и неба, как дядя, просто помешанный на магии. А вот Герелд, в свои девять, уже понимал, что должен почитать только Аспилуса – светлого бога, которому поклонялись его предки и те  антигусы, что еще не соблазнились речами мага Аоха. Это он, чужой и страшный, пленил душу бедного Рордана. Теперь их замок превратился в двор чудес, а священная зала Аспилуса осквернена черным алтарем. Правда, Герелд его сам не видел, но при дворе  болтают, что его дядюшка, вместо того, чтобы молить бога о прощении грехов, на старости лет вздумал перейти в чужую религию. И уже приносил кровавые жертвы!

 Мальчик тяжело вздохнул и вновь залюбовался бело-серыми громадами небесных башен. Он верил, что в одной из них находится золотой престол Лучезарного владыки и что тот тоже смотрит сейчас на Дэнгор, красивее которого нет города во всей земле Апикона! Чего только стоят воздушные мосты между островами! Особенно, когда лощины покрываются туманом и кажется, что острова лежат на облаках, а белые мосты служат дорогой для самого Аспилуса.

 Сегодня аспилусы поминали предков. Из окон королевской резиденции Герельд хорошо видел храм Лазоревого божества, где не смолкая с самого утра звенели колокола. Эхом вторил им звон Малого собора, что на острове Монархов, где, наверное, уже закончилась служба и торжественная процессия вернулась в замок, чтобы продолжить церемонию.

 - Вот ты где, проказник! – в читальную залу заглянул учитель Тиеган. – Неужели наследник Его величества не помнит, что сегодня день Даров?

 Герелд неохотно спустился с высокого стула и с недовольным видом поволок его к дубовому столу, где занимались науками все отпрыски правящей династии Бэгов.

 - Может, моего отсутствия никто и не заметит?

 - Вот уж не надеялся бы на вашем месте, мой господин, - засмеялся Тиеган, еще молодой и всегда веселый бывший поэт короля, недавно назначенный личным наставником Герельда.

 - Мне бы ваш задор, учитель, - вяло улыбнулся наследник, во всем бравший с Тиегана пример, после того, как тот выиграл бой у чванливого сынка герцога Нолана. – Слушать дядюшку, когда он размышляет о предках – сущий кошмар. А теперь еще и Аох вещает о граде Мертвых «уже открывшем свои чертоги»!

 - Ш-ш-ш, - учитель прижал палец к губам. – Смотри, как бы колдун не услышал тебя.

 - Я не боюсь чародеев, - засмеялся Герельд. – Ты сам говорил, что все они обманщики и зря заигрывают с бесами, да еще продают им свои души.

 - Всё правильно, малыш, но я не говорил, что бесов не существует.

 Юный наследник пожал плечами:

 - А вот я их не видел.

 - Но Аспилуса тоже никто не видит, - глубокомысленно заметил Тиеган.

 Подумав, его ученик кивнул, соглашаясь с таким доводом и добавил с важностью:

 - А еще я верю силе корнуотских ведунов и очень жалею Этайка, которого изгнал мой дядюшка. Я обязательно верну лесного старца, когда стану взрослым, - сказал он, блестя глазами. – Потому что нельзя забывать добра, а он спас мне жизнь!

 - Правильно, малыш, - Тиеган потрепал наследника по темным кудрям и улыбнулся с грустью. – Только если бедняга Этайк тебя дождется, ведь корнуоты не бессмертны.

 - Это Аох виноват! – с жаром подхватил мальчишка. – Он понял, что не уживется с настоящим ведуном под одним кровом. И стал строить козни, наговаривать, плести интриги! А дядя Рордан…

 - Да, - задумавшись о чем-то, обронил учитель, устремив взгляд в окно. – Но нам нужно поспешить, пока не начался прием. Идем?

 Они пошли по холодным и темным коридорам королевского замка, где из зарешеченных окон всегда дуло, от чего дрожали оранжевые языки факелов и по каменным стенам метались беспокойные тени. Герельд поежился, плотнее закутавшись в плащ, подбитый мехом и покосился на учителя, слишком замкнутого сегодня. Чем же он так озабочен, что не замечает холода? Хотя, антигусы, выросшие на берегу Лакриса, с которого постоянно дули ледяные ветра, вынуждены были мириться с тем, что солнышко в их края заглядывало редко.

 В молчании Тиеган с подопечным добрались до лестниц, ведущих на второй этаж, где располагались покои для торжественных приемов. И неожиданно столкнулись с герцогом Ноланом, который был мрачен и чем-то встревожен. Он наспех поклонился наследнику, бросил странный взгляд на его учителя и торопливо прошел мимо, опустив голову.

 - Что это с ним? – буркнул Герельд, знающий этого высокородного господина как насмешливого и общительного господина.

 - Мало ли, - пожал плечами Тиеган и пропустил вперед мальчика.

 Они вошли в первую залу, где толпились знатные гости, приглашенные на сегодняшний семейный праздник Бэгов. Большинство были знакомы Герельду и они почтительно приветствовали наследника Рордана. Среди прочих он успел заметить длинные балахоны мхаров и очень этим заинтересовался.

 - У нас иноземцы, Тиеган? – зашептал наследник горячо, как только была пройдена зала. – Что это значит? Мы вступим в войну?

 - Кто тебе сказал?

 - Да ладно! Все об этом знают! И вы напрасно притворяетесь! Улхур давно угрожает Маакору и мхары просили помощи у дяди. Но он медлит. И тут уж не нужно быть мудрецом, чтобы понять, что виной тому Аох, ведь он выходец из подземелий демона!

 - Ух, ты! – засмеялся учитель, но глаза его остались серьезными и это не укрылось от мальчика. – Да наш малыш отлично осведомлен. Интересно, кто рассказывает ему эти сказки?

 - И ничего не малыш! – обиделся Герельд, вспыхнув.

 - Ладно, а что бы ты сделал на месте короля? – вдруг спросил учитель совершенно серьезно.

 Польщенный таким вниманием, мальчик приостановился и значительно посмотрел на наставника:

 - Я бы немедленно отправил войска в Ахвэм. А может, даже и в Улхур!

 - Это хорошо, - снова думая о чем-то своем, отозвался Тиеган.

 - Ну, да, - немного обиженный его невниманием, кивнул Герельд.

 Между тем, они дошли уже до третьей залы, где и должна была состояться церемония.

 - Будь со мной рядом, - произнес учитель с таким особенным выражением, что его подопечный с удивлением вскинул на него глаза.

 - Хорошо, - ответил он, так и не поняв причину тревоги, мелькнувшей в голосе Тиегана.

 Все так же вместе, они подошли к престолу Бэгов и наследник, преклонив колено, припал к королевской руке. Рордан ласково потрепал его по голове, а мальчик заметил, как лихорадочно горело лицо владыки Антавии.

 Поднявшись, Герельд отступил и присел на невысокую скамеечку у высокого трона, за которым стоял Аох, похожий на ворона – худой, с крючковатым носом и аспидными глазами.

 По обеим сторонам от помоста располагалась стража. Чуть дальше, на высоких скамьях сидели придворные и родственники, приехавшие в Дэнгор со всей Антавии.

 И мальчик в который раз удивился, сколько родни у Бэгов, а наследник только один – он, поэтому, опасаясь за его здоровье и жизнь в это неспокойное время, дядюшка приставил к нему Тиегана, прекрасно владеющего мечом. 

 В зале стали появляться гости. Подходя к подножию престольного помоста, они низко кланялись королю Рордану, который нервно кутался в плащ насыщенно-фиалкового цвета и подслеповато щурил светлые глаза. Два месяца назад он отметил пятидесятилетие, но никто не подумал бы сейчас дать ему столько. Старший из Бэгов выглядел глубоким стариком – кудри, бывшие еще совсем недавно русыми, побелели, волевое лицо осунулось и приобрело пугливо-настороженное выражение, страх затаился в глубине слепнувших глаз. Рордан таял. Словно кто-то злобный и жадный ежедневно выкачивал из господина Дэнгора силы и жизнь.

 - Прими в дар этот скромный подарок, мой повелитель, - проговорил очередной приглашенный, когда двое крепких слуг опустили на пол кованый сундук. – И, да благословит тебя Аспилус, - с этими словами он опустил в высокий ларь, установленный на первой степени помоста, скрепленное печатью прошение.

 В этот день по традиции королевства, его властелин должен был принять и рассмотреть любую просьбу своих подданных и гостей, явившихся на праздник Даров, когда поминались предки.

 А Герельд уже с волнением думал, как положит свой сверток с просьбой, когда наполнится ларь, чтобы дядюшка прочел его просьбу раньше других.

 Но мечты о породистом брогомском вороном вылетели у него из головы, когда к трону направились мхары.

 - Прими и от нас скромный дар земли Маакора, - заговорил тот, что шел впереди остальных, высокий, в светло-голубом балахоне до пят. Капюшон скрывал большую часть лица, а на руках были белые перчатки, какие в Антавии носили только дамы.

 Наследник сосредоточился. Очарованный культурой мхаров, он многое знал об этом народе и даже говорил на их языке. Но он впервые видел сынов Маакора воочию и теперь с жадностью впитывал образ ахвэмского посланника.

 Сундук с дарами опустился возле помоста и один из мхаров поднял крышку, извлекая на свет небольшую сердоликовую шкатулку  и отдал её говорившему с королем.

 - Нашу просьбу великий Астеман из рода Ва-Лерагов просил передать устно, - сказал посланник и когда Рордан кивнул, добавил: - Владыка просит тебя открыть ларец этой ночью, в час восхода луны, - он поклонился и, поставив шкатулку на ступени, быстро отошел. Другие последовали за ним.

 Новый проситель уже раскланивался перед королем. А Герельд задумчиво пощипывал губу, размышляя, случайно ли мхар забыл, прощаясь, приложить руку к амулету, что считалось знаком особого почтения. А если не случайно? Значит, мхары пришли не с миром в сердце?

 Привлеченный шумом, мальчик поднял глаза и увидел, что в залу вошел Нолан в сопровождении нескольких человек в плащах стражников.

 Герельд покосился на учителя.

 - Разве можно являться на эту церемонию… со слугами? – тихо спросил он.

 Тиеган покачал головой. Казалось, ему неприятно было слышать это.

 «Что-то происходит, - с все нарастающим беспокойством подумал наследник, повозившись на скамье. – Мхары, не снявшие перчаток, герцог с воинами и равнодушный ко всему Рордан. Да еще нервозный учитель в придачу!»

 - Пришли вести из Арбоша, - подходя к трону, заговорил один из придворных. – От самого великого князя.

 - Чего он хочет? – приподняв в недоумении брови, спросил король.

 - Помощи, Ваше величество. Марлоги напали на корнуотов и так люты, что наши воинственные братья уже не могут противостоять им.

 - Марлоги? – будто только что проснувшись, переспросил Рордан.

 - Да, Ваше величество.

 Мутные глаза владыки Дэнгора задержались на лице придворного и в них промелькнуло что-то похожее на страх.

 - Но мы не станем вступать в войну с Улхуром, - произнес король спокойно, как нечто, само собой разумеющееся.

 В тронной зале повисла напряженная тишина. Лишь немногие, имевшие честь присутствовать на последнем Совете, не были удивлены его словами. Тогда долго и горячо говорил Аох, который пытался убедить благородных антигусов Совета, что Антавия минует столкновений с Улхуром и сохранит независимость. Маг уверял, что великие духи Теней открыли перед ним будущее.

 - Хочешь ли ты этим сказать, владыка, - заговорил герцог Нолан, - что мы примем власть Кхорха?

 - Мы только не должны препятствовать его желаниям, - отозвался король чуть встревожено, пытаясь увидеть Аоха, чтобы почувствовать недостающую уверенность.

 - Но Кхорх называет себя повелителем Сульфура, дав новое имя Апикону! – резко проговорил Нолан. – Как надеешься ты остаться в стороне?

 - Никак. Мы не пустим его на нашу землю, - глухо сказал Рордан и опустил голову, подавшись вперед.

 - А как быть с союзом трех царей? – поднялся еще один антигус из знати. – Мы клялись разделить судьбу с нашими братьями!

 - Кхорх уничтожит Маакор, поработит Арбош, - раздался спокойный голос Аоха. – Так что плохого в том, что мы не станем напрасно проливать кровь своего народа, а только разделим участь других держав?

 - Мы не станем проливать свою кровь, чтобы отдать её Арахну? – гневно бросил герцог.

 - Я обещаю, что марлоги не ступят на землю Аспилуса, - вновь заговорил король Антавии несчастным голосом, и выглядел при этом так подавленно, что ему никто не поверил.

 Даже Герельд, смотревший на него, не отрываясь и, пожалуй, потрясенный более других, потому что совсем не ожидал, что дядя открыто признается в своем бессилии.

 - Как можешь ты это обещать, Рордан Бэг? – грозно спросил Нолан. – Ведь ты не Кхорх! Да и ему я не поверю, зная, как жаждет он власти!

 - Откуда?

 - Он взял Кифру, купил поганые души эверцев, спалил священную землю Дэнита, теперь вот душит пожарами корнуотов. Какие еще тебе нужны доказательства? Уж не лишился ли ты рассудка, если надеешься…

 - Как ты говоришь с королем  и повелителем, мерзавец? – вскричал Аох, обрывая гневную речь герцога. – Твой долг принять его решение!

 - А кто ты такой?

 - Хочешь это знать? – в голосе мага прозвучала угроза.

 Но герцога она лишь позабавила. Он откровенно рассмеялся:

 - Оставь свои трюки для пугливых дам и тронувшихся рассудком старцев! А если мой король не желает слышать тех, кто ничуть не уступает ему в благородстве крови – долой такого короля!

 - Стража!

 - Стража! – эхом прозвучал возглас Нолана и залу наводнили вооруженные воины.

 Потрясенный Рордан вскочил с трона и вслед за ним со своей скамьи сорвался учитель Тиеган, выхватывая меч из ножен и направляя острие его к груди короля.

 - Спокойно, Ваше величество, - тихо и грозно произнес он.

 - Нет! – на смерть перепуганный Герельд неловко повернулся, вставая и опрокидывая сиденье. – Не надо! – он бросился к дяде, свалив того с ног и крепко прижимаясь к нему.

 - Отойди, малыш! – вскрикнул его наставник, отводя клинок.

 - Тиеган! – заорал Нолан.

 Но уже завязался бой и его, вместе с воинами теснила к выходу королевская стража.

 - Тиеган! – снова с надрывом повторил герцог.

 Но тот медлил, в смятении глядя на отчаянного Герельда, поднявшегося навстречу его мечу.

 - Ну, что же ты? – проговорил мальчик и глаза его наполнились слезами. – Убей и меня! – и дико вскрикнул, увидев, как вдруг выдвинулся из тела учителя окровавленный клинок.

 - Мой господин! – подоспевший воин, убивший Тиегана, рывком извлек из него меч и развернулся к залу, готовый защищать владыку и его наследника. – Уходите! – стиснув зубы, он с отвращением столкнул со ступеней тело учителя.

 - Идем! - Герельд схватил за руку посеревшего от ужаса Рордана, никак не ожидавшего заговора и покушения на короля, что считался преемником Аспилуса на земле антигусов. – Идем, скорее, разве ты не видишь? – он осмотрелся со страхом и удвоил усилия, натолкнувшись на темный, внимательно-любопытный взгляд мага.

 Рордан, наконец, поднялся, опираясь на хрупкие плечи своего наследника и, тяжело ступая, направился к тайному выходу.

 - Я помогу вам, - засуетился Аох и оттолкнул мальчика, когда король доверчиво оперся на его руку.

 Герельд пошел за ними, но остановился возле открытого входа.

 - Куда? – заметив, что наследник замешкался, маг полоснул по нему злобным взглядом.

 Но мальчик уже бросился назад, к помосту с троном.

 - Помогите ему! – спускаясь к неподвижному телу Тиегана, приказал он, заметив, что тайный ход уже закрылся за владыкой и Аохом.

 - Он предатель, – хмуро отозвался тот самый воин, что всё еще стоял возле опустевшего трона, наблюдая, как обезоруживают оставшихся в зале людей бежавшего герцога.

 - Я приказываю тебе! – Герельд сам попытался приподнять учителя и снова посмотрел на стражника. – Ты слышал меня? Тебе приказывает наследник короля! Кем бы ни был этот человек – я любил его, - видя, что воин не желает повиноваться, проговорил мальчик с чувством.

 - Чего ты хочешь? – спросил тот, дрогнув.

 - Отнеси его в мои покои, - быстро сказал Герельд и добавил, когда стражник наклонился над его наставником. – Я не забуду твоей доброты…  

 

Глава 21

 Взошла луна. Щербатый диск её повис над островом Карут, проливая на башню Гонориса бледно-серебристые лучи.

 Рордан смотрел на ночной Дэнгор, не смея открыть заветный ларчик. Он жег пальцы и необъяснимая тяжесть давила на грудь. Кто-то невидимый, но настойчивый нашептывал на ухо: «открой, открой», но было так страшно решиться.

 Он понимал, что подарок этот никак не связан с Маакором, хотя бы по тому, как смотрел на ларчик Аох. И это маг напомнил о даре Ва-Лерагов.

 А у Рордана не хватало мужества осмыслить всё, что происходило вокруг. Он еще чувствовал твердую руку Аоха, что продолжал вести его по жизни вот уже несколько месяцев. И он был благодарен ему. Да, благодарен. За силу, что исходила от мага и уверенности его в завтрашнем Антавии, которую сам король её давно утратил. Сегодняшний прием – лишь подтверждение тому, что пришло темное время перемен.

 Мятеж! Это был открытый мятеж тех, кому Рордан привык доверять. Но он так и не поверил до конца в реальность страшной резни в его собственном доме! И не хотел ничего выяснять, возблагодарив богов только за то, что те сохранили ему жизнь и жизнь маленького Герельда.

  Но Аох потребовал суда над заговорщиками! И настоял на своем, хотя, главный организатор так и не пойман по сей час. Пусть. В Антавии ему не укрыться!

 Нолан. Гордый и безупречно честный, больше всего чтущий законы Аспилуса! Как мог он пойти против своего короля?

 А Тиеган? Ему было доверено воспитание будущего монарха!

 Рордан не мог понять их мотивов и не верил в их предательство! Всё это казалось чудовищной ошибкой, которая легко объяснится, как только оба обвиняемых в крамоле предстанут перед судом Грахона. Оба? Один из них в тяжелейшем состоянии находится сейчас в покоях маленького наследника престола. Вот еще один повод разобраться в этом запутанном и странном деле – желание Герельда спасти учителя.

 И почему сам он, властелин Антавии, наместник бога на этой земле, не побеспокоился о жизни такого важного для королевства человека? Теперь Рордан мог только упрекать себя за малодушие. Но к чему это?

 Пальцы его снова коснулись резной крышки ларца.

 Вот и опять он должен принять решение, которое может дорого обойтись не только ему самому – всему его народу. От чего же мысль эта не дает ему покоя? Откуда она пришла?

 Сколько вопросов! И так мало ответов…

 Дэнгор. Дорогое детище, ставшее главной заботой и настоящей любовью Рордана. Белокаменный город мирно спал сейчас, укрывшись туманом. Слабо мерцали сторожевые огни на острове близ пролива Наррмор, чьи злые волны терзали каменные берега, пытаясь дотянуться до одинокого Гонориса.

 Нечто подобное теперь ощущал и король – нечто таинственное, стихийно-темное подбиралось к его городу. В Дэнгор можно попасть только через врата Антавии – мост, соединяющий земли Дэнита с островом послушников – Карут, а значит через старый замок первого владельца Девяти островов – Гонорис. Каждый вечер этот мост поднимали и город становился неприступным, ни по суше, ни по воде нельзя было пробраться к нему. Но Рордан знал – где-то там, за пиками Крета, собрались уже враждебные силы, жаждущие обладать его землей.

 Кхорх.

 Как удержать его вдали от Антавии? Можно ли верить словам Аоха, который уверял, что преклонение перед могуществом безродного выскочки станет благом для антигусов и все они откупятся малыми жертвами?

 Нет, Рордан не пойдет на это! Не должен! Как может потомок славных Бэгов целовать руку одному из черного народа? Дикарю? Нет!

 Он поставил ларец и прижал ладони к прохладному стеклу. Память вдруг распахнула перед ним свои причудливо резные дверцы. Рордан вспомнил, как короновали его в золотом храме Аспилуса, как защемило сердце, когда вынесли стяги Бэгов, как тихо было в алтарной, как будто молодой монарх остался наедине с богом и тот один благословлял его на царство. А потом, каким впечатляющим был турнир, устроенный в его честь, и юный герцог Нолан преломил копье во славу нового владыки! Неужели это был тот самый, что хотел теперь убить его? Пусть с тех пор минули года, но ведь где-то оставался тот день, когда они клялись друг другу в вечной дружбе!

 Нолан. Неужели жажда власти в нем могла превысить долг, честь и нерушимые узы давней дружбы? Когда они стали по разные стороны некой границы, что развела их теперь? Уж не с появлением ли Аоха? Ведь именно в то время у Рордана возникло странное ощущения зыбкости и тщете всего земного, неведомое прежде чувство одиночества и безысходности. И маг вернул ему твердость духа! А вот герцог открыто воспротивился влиянию Аоха на короля. Была ли виной тому банальная ревность, ведь Рордан встал тогда на сторону чародея, пленившего его своим умом и особым даром пророка?

 Но кем являлся Аох на самом деле? Потомком ли кифрийского ведуна, принявшего дух Кэух, или слугой Кхорха, посланного для совращения антигусов? Кто это - Кэух? Герцог открыто заявлял, что божество чародея тот же Арахн, или женская его ипостась! И если это правда, значит Рордан уже поклонился ему, черному и страшному божеству арахнидов, вкусив жертвенной крови на алтаре Аоха!

 На Его величество вновь навалились невыносимая усталость и апатия. Что толку было сопротивляться? Он так стар и болен, так одинок! Где взять ему сил на борьбу? Как противостоять чужой воле? Злому року?

 Рордан прикрыл глаза, справляясь с внезапным головокружением и, когда снова посмотрел в окно, свет луны стал маняще-ярким, колдовским, а стены башни  Гонориса запылали в белом пламени.

 И снова он услышал голоса, молящие взглянуть на ларец, дотронуться, открыть…

 - Что же это такое? – Рордан взял в руки шкатулку. – Что же… такое? – с волнением приподнял он холодную крышку, и ему показалось, что ларчик пуст. Но приглядевшись, Его высочество увидел нечто темное, свернутое на самом донышке. – Это… – пальцы его ухватили сцепленные колечки и извлекли свитый из черных волос амулет.

 В следующий миг Рордану почудилось, что стены Бэгенхелла обрушились на него и он стал падать, падать, падать в ледяную, ужасающе невероятную в своей красоте бездну…

 * * *

 - Не надо… не трогай… не надо…

 Герельд вздрогнул, всматриваясь в лицо очнувшегося Тиегана и бормотавшего что-то в мучительном страхе и отчаянии. Он бредил, как и говорил Этайк.

 Мальчик влил в учителя половину содержимого заветного флакончика, когда воин, принесший бездыханного уже Тиегана в спальную наследника, хмурясь, взял за молчание три золотые монеты и ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

 Жидкость была пахучей, прозрачной и слабо искрилась в полумраке. Корнуотский ведун, уходя, оставил Герельду немного священной воды из источника Слика, говоря, что она способна вернуть к жизни любого, даже недавно умершего. «Только, надо самому в это верить, тогда лесная вода поможет, - добавил ведун. – И чем сильнее веришь, тем скорее она возымеет над умершем свое магическое действие».

 Герельд торопливо влил её в учителя, холодея от ужаса, когда пришлось разжимать ножом его стиснутые зубы. Оставшуюся часть мальчик вылил на черную рану, и с немалым мужеством справился с этим нелегким делом, тайно даже годясь тем, что не боится крови и вида раны.

 А потом стал ждать. И это оказалось самым сложным. Нет, он совсем не сомневался, что сможет оживить Тиегана! Его тревожило другое – что будет с ним, его учителем, когда тот достаточно окрепнет, чтобы ответить за то, что совершил? Как защитить его от справедливого возмездия? Как спрятать от всезнающего и вездесущего Аоха, который уж точно захочет казнить бунтовщика, да еще и проклянет именем своих черных богов!

 Сам Герельд не понимал до конца мотивов заговорщиков, но чувствовал, что за их жестокостью стоит не простое желание убить Рордана или посадить на трон нового короля. Что-то другое, настолько важное, что они решились пойти против божеских законов! Так как же он, прямой и единственный наследник трона может остаться в стороне и не выяснить истинных причин жестокости и дерзости своего наставника, поднявшего руку на самого владыку!

 - Учитель? – он наклонился над очнувшимся, чувствуя дрожь и странный страх.

 - Нельзя, нельзя, - снова забормотал тот, глядя мимо подопечного и точно видя нечто другое, пугающее его.

 - Чего нельзя? – переспросил мальчик, и невольно оглянулся, ища глазами то, что так волновало Тиегана.

 - Останови его, - простонал тот, наконец, заметив Герельда.

 - Да кого? – не выдержав, возмутился тот. – Успокойтесь. Здесь нет никого, кроме меня!

 - Ларец, - вполне уже осознанно сказал учитель, пошевелившись. – Твой дядя не должен брать его в руки. В нем – зло! Гибель для Антавии и всех нас!

 - С чего это вы?.. – Герельд смутился, припоминая все происходящее на приеме и особенно тех странных послов из Маакора. – Всё дело в них?

 - Нужно спешить, мой мальчик, - Тиеган попытался подняться, но оказался еще слишком слаб и снова повалился на постель. – Я видел… видел, как Рордан стоит у окна своей опочивальни и рядом с ним эта проклятая шкатулка! Я крикнул, но он не услышал меня и откроет её и тогда…

 - Что?

 - Будет плохо! – Тиеган сжался, вцепившись в волосы. – Я знал, знал тогда, но сейчас уже… не помню. Что я говорил?

 - Вы бредите, - вздохнул Герельд. – И не совсем еще пришли в чувства.

 - Возможно, возможно, - учитель порывисто схватил его за руку. – Я хочу, чтобы ты понял сейчас – Аох заодно с Кхорхом и они сделают всё, чтобы взять Дэнгор. А Рордан слишком слаб и слишком подпал под влияние мага, чтобы защитить свой народ от демона. Мы не хотели смерти твоего дяди, но должны были попытаться убрать его, чтобы твои опекуны избавились от Аоха как можно быстрее. Ты понимаешь?

 - Почему нельзя просто… убрать мага?

 - Просто? Если бы!

 - Сложнее, чем убить короля?

 - Я знаю, ты умный мальчик, - вновь с жаром заговорил его учитель. – Поэтому поклянись мне сейчас, что не будешь преследовать Нолана и его семью, когда… когда станешь королем.

 - Я обещаю, но…

 - Спасибо, спасибо, - перебил его Тиеган очень взволнованно. – А мне… мне все равно, что будет со мной теперь. Знаю, что Аох не оставит этого.

 Герельд поднялся:

 - Аох? Ну, уж нет! Я ему не позволю!

 Учитель улыбнулся вдруг и снова став тем задорным Тиеганом, которого знал наследник раньше:

 - А что ты можешь?

 - Я могу вывести вас из Дэнгора, - смело заявил мальчик, ничуть не смущаясь взгляда наставника, который будто снова подначивал его на очередную веселую затею. – Могу! Не верите?

 - Верю, - он опять попытался сесть и на этот раз это удалось ему. – Только вот со мной у тебя будут некоторые проблемы. Один ты не справишься…

 - И эту проблему наследник короля решить способен! – Герельд уже включился в игру, азартно блестя глазами. – Я сейчас!

 Он выбежал из спальной и скоро вернулся с тем самым воином, который пришел в полнейшее замешательство, увидев убитого им Тиегана вполне живым.

 - Флэнн, - обратился к нему мальчик. – Ты же не откажешься снова помочь нам? И заработаешь десять золотых! Ого! Да так ты скоро станешь богаче самого короля!

 Воин нахмурился. Теперь, когда Тиеган был жив, а в королевских подземельях уже пытали людей Нолана, затея эта казалась ему слишком авантюрной. Но где-то в глубине души он знал, что неудавшийся переворот лишь усугубит положение антигусов и, возможно, было бы лучше для них всех попытаться хоть как-то противостоять Аоху, прибравшему к рукам слабеющего душой и телом владыку.

 - Ладно, малыш, - согласился он. – Я догадываюсь, что теперь ты хочешь спрятать своего учителя от гнева короля?

 - Ты правильно понимаешь, - Тиеган поднялся на ноги. – Помоги…

 Герельд тем временем открыл тайный ход, что должен был вывести их к берегу Лакриса. Что станут они делать дальше, он не задумывался, решив, что этого будет вполне достаточно для учителя, которому сейчас было слишком опасно находиться в замке, даже мертвым.

 - Сколько людей знают об этой дороге? – спросил Тиеган, когда они преодолели достаточную часть пути.

 - Никто из антигусов, - с важностью ответил мальчик. – Это подарок Этайка.

 - Корнуот многое знал! И предвидел… – с уважением заметил учитель, хромающий рядом с молчаливым Флэнном, что продолжал поддерживать его.

 Скоро они оказались перед каменной дверью, и Герельд без труда открыл её, воспользовавшись хитроумным механизмом.

 Ночной ветер налетел на беглецов, обсыпав крошечными капельками озерной воды.

 - Быстрее, туда! – Тиеган уже сам потянул воина, что замешкался у входа, с недоумением заметив пару лодок, на берегу и темные фигуры рядом.

 - Там люди! – крикнул он, сбрасывая с себя руку учителя.

 - Нас ждут, - твердо сказал тот и подтолкнул вперед растерявшегося Герельда. – Не будь же дураком, Флэнн! – добавил он. – Завтра Дэнгор  станет городом арахнидов. Ты уверен, что хочешь служить Кхорху?

 - А как же?.. – воин не договорил, узрев знаки герцога на плащах людей у лодок.

 Тиеган обнял за плечи своего подопечного и, пригнувшись, побежал в берегу, увлекая за собой наследника.

 Флэнн обернулся на зияющую в скале дыру и, мельком глянув на пики Бэгенхелла, побежал следом за ними.

 - Удачи! – крикнул Герельд возле лодки, которую уже толкал в воду один из мужчин и заболтал ногами, неожиданно оказавшись поднятым над мокрым песком и брошенным в скользившую лодку. – Учитель!

 Но тот был уже рядом, берясь за весло и посматривая на подоспевшего Флэнна.

 - Ты с нами? Отлично!

 - Учитель!

 - Что, мой мальчик? – Тиеган, смеясь, посмотрел на него. – Ты с самого начала знал, что тебе так же опасно оставаться сейчас в Антавии! Лакрис смирился под чарами ведунов Арбоша! И  мы сумеем миновать его ловушки! А лесные люди готовы укрыть у себя будущего короля антигусов. Вперед, Герельд! Этайк ждет тебе! 

 

Глава 22

 По выгоревшей земле Хэм-Аиба двигалась процессия. От множества сотен человеческих ног, лошадиных копыт и когтистых лап хеписахафов черным прахом осыпалась истлевшая трава.

 Шествие возглавляли три ящера, закованные в золотые цепи и несшие на спинах шатры из шелка. В них расположились сам Кхорх с юной женой Лидеей, Ксархс и мать первосвященника с Лемаис и Наэлой. За ящерами следовали арахниды, поделенные на десятки. Воины Кхорха были хорошо вооружены и одеты в черное. Черные платки прикрывали их лица, так что свободными оставались только глаза. Легкие плащи скрывали кольчуги.

 За воинами ехали крытые повозки с их семьями и подводы с провиантом и ценностями.

 Далее распорядок повторялся – хеписахаф с владыкой Казуима и эверцы с семьями, за тем ягмары и кифрийцы.

 Марлоги в образе пауков следовали в некотором отдалении от людей.

  Вся процессия эта была подобна гигантскому змею, что двигался пожрать израненную землю Трех царей – с головой, украшенной золотом и ядовитым хвостом.

 Кхорх направлялся в Дэнгор, как господин этой земли, зная, что все правители Апикона уже готовы назвать его своим повелителем. Антавия открыта, Арбош принял послов и выплатил огромную дань золотом. И только участь Маакора станет ужасающей. Города его будут разрушены, один за другим – Тэ-Тахрет, Нэрос, Мелехрет – все они, как драгоценные камни в сверкающей короне, окажутся вырванными и брошенными в огонь гнева. Вот тогда и придет черед Ахвэма!

 Участники похода стали лагерем невдалеке от высохшего русла Аургуса.

 И безлунной ночью первосвященник в сопровождении восьми жрецов и двух арахнид вступил в пределы земли маакорской. На западном берегу Аургуса был установлен алтарь и на черный камень пролилась кровь жертв из народа Арахна, принесенных темной богине, которой тайно поклонялись в Тэ-Тахрете.

 - Великая Орх, услышь меня, жреца Твоего сына! – Кхорх, принесший дар черной демонице, вычертил обсидиановым ножом знак Арахна на своей ладони. – Услышь меня, приди. Открой врата ночи, чтобы принять в них души тех, которые скоро явятся к Тебе! Они Твои и пусть проклятие Великой праматери ляжет на них! Пусть потомки их станут прокляты и безумны! Пусть ничего человеческого не останется в них и будут они, как змеи и жабы!

 Поднялся ветер и багровые тучи поплыли по чернильному небу в сторону пограничного маакорского города, которому суждено первому принять кару черного демона.

 Когда нож первосвященника пронзил сердце второй жертвы, на Тэ-Тахрет хлынул кровавый дождь и наполнил ядом святые источники. Жители города разбужены были жутким воем, огласившим округу. Тревожно забили колокола на сторожевых башнях и часовнях.

 Испуганные мхары выбегали из домов и попадали под смертельный дождь, от которого кожа их покрывалась кровавыми язвами.

 Запылали главные врата Тэ-Тахрета. Вспыхнули бесовским белым огнем и погасли, обуглившись и рассыпавшись пеплом, открыв дорогу сотням уродливых тварей, ворвавшихся на улицы маакорского города.

 Верховный жрец богини Хепес, покровительницы Тэ-Тахрета, поднялся на башню храма и ужаснулся тому, что увидели его глаза. Гигантские трещины покрыли прихрамовую площадь и от содроганий земли рушились колонны и статуи.

 - Берегитесь дождя, владыка! – младший служитель удержал жреца, рванувшего к каменной балюстраде балкона с которого благословлял прихожан, что собирались у стен святилища на празднества. – В нем яд! - он показал свои окровавленные, дрожащие руки.

 - Да что же это? – отступая, прошептал жрец и посмотрел на небо. – Мы обречены. Мы обречены, слышишь? – вскричал он. – Пророчества безумного служителя сбывается! Маакор погибнет от ярости улхурского демона!

 - Не время придаваться скорби, достопочтенный Гмерет-Ат! Нужно спасать людей!

 Верховный служитель выбежал на балкон, оттолкнув попытавшегося задержать его молодого жреца.

 Укрывшись плащом от обжигающих струй, он трижды прокричал в темноту:

 - Не покидайте домов! – и кинулся по переходу, ведущему к звоннице.

 Скоро над городом тяжело и тревожно загудел набат.

 Гмерет-Ат появился в малой зале жрецов, где собрались уже все служители Хепес.

 - Чем мы можем помочь тем, что бьются сейчас на улицах Тэ-Тахрета, владыка? – поднимаясь, спросил один из жрецов Главного алтаря.

 - Мы можем только молиться. Но прежде, самые отважные и сильные из нас должны отправиться в другие города и рассказать о бедствии, постигшем Тэ-Тахрет. Времени мало! Братья наши должны быть готовы к тому, что и на них обрушится ядовитый дождь, - он сбросил с лица капюшон, показывая изуродованное лицо. – Кто едет?

 Вызвалось десять добровольцев.

 - Благодарю вас, братья, - проговорил Гмерет-Ат. – Вы получите благословении и отправитесь немедля, как только утихнет дождь.

 - А он утихнет, достопочтенный?

 - Я обещаю!

 * * *

 Рассвет застал Тэ-Тахрет в руинах. Вслед за быстро пролившимся ночным дождем, разразилось страшное землетрясение и многие мхары оказались погребенными под рухнувшими стенами собственных домов. В огромные трещины осыпались целые улицы! И только храмы оказались не тронутыми и те, кто успел понять, где можно укрыться от силы демона, могли спастись от чудовищной магии черного арахнида.

 Тревожные огни были зажжены и ближайшие селения были предупреждены о беде, пришедшей с берега Аургуса. В ответ на эту весть загорелись костры на сторожевых башнях Нэроса.

 Жители его спешно укрепляли городские ворота. В храмах проходили службы. Но явившийся к вечеру посланник принес кошмарные известия и скоро умер от язв, уже покрывших все его тело. Новые посланники выехали к Мелехрету и Ахвэму.

 Караван Кхорха двинулся дальше и через день пути по пустынному берегу Аургуса, снова остановился.

 Снова наступила ночь.

 И снова служители Арахна перешли сухое русло и воздвигли новый алтарь.

 Снова пролилась кровь жертвы – юной девы из арахнид, которые почитали за честь отдать свои жизни в дар демону. На этот раз к демонам бездны взывала Матенаис.

 - Великие, чьи имена я называю, как Севау и Бебаи! – глухо зазвучал в темноте её низкий, завораживающий голос. – Повинуйтесь мне! Примите кровавую жертву и пусть исполнятся слова зарока вашего! Я проливаю свежую кровь на ваш алтарь и велю вам: повинуйтесь!

 Как только кровь впиталась в землю, огненные вихри поднялись из неё и помчались к Нэросу, что раскинулся на живописной возвышенности между Тэ-Тахретом и прибрежным Мелехретом.

 Но вихри те оказались лишь предвестниками бури, разбившись о каменные стены города, наполнив полнеба смрадным дымом и ввергнув в ужас жителей города.

 Быстро сгустились над Нэросом грозовые тучи, налились кровавой синюшностью, как мерзкий нарыв.

 И грянула буря!

 Вмиг чистая темнота ночного неба наполнилась пылью и ветер взвыл, набирая силу. Огромные молнии раскололи небеса. Снова и снова.

 Взбесившаяся стихия набросилась на дома и дворцы, играючи, рушила строения, которые казались людям такими надежными, выбивая стекла, срывая крыши и слои земли вместе с каменными мостовыми, рассыпая стены, ставшими будто из песка. Спасения не было нигде! И те из мхаров, что успели спуститься в подвалы, оказались навсегда погребенными под слоем камней и земли, что засыпали Нэрос, когда к утру утихла, наконец, буря.

 Один из самых красивейших городов Маакора был стерт с лица земли за одну ночь…

 * * *

 Гигантская змея снова поползла вперед. Теперь на пути её лежала равнина Дэнита. Но очередная цель Кхорха была далеко на западе – у вод Анхи, впадающих в Хаш – священную реку корнуотов.

 На этой земле, не тронутой губительными чарами, небо всегда оставалось чистым, блистая яркими слезами звезд. Эту землю не коснулось проклятие Кхорха – он выбрал её себе, как новое пристанище для себя и своих братьев.

 - Я не могу больше выносить это, - проговорила Наэла, сидя на большом валуне и глядя на полосу соснового леса, что огибал долину, где остановился караван. – Я знаю, что это чудовище губит мой народ.

 - Что мы можем изменить? – отозвалась Лемаис, поглаживая прохладную руку подруги. – Такова воля жестоких богов.

 - Но ведь они не могут что-то сделать за нас – только нашими руками, ты понимаешь?

 - Да, дорогая. И однажды Кхорх ответил за всё, что свершил.

 - Почему боги так жестоки к мхарам?

 - Может быть потому что они заслужили эту жестокость?

 - Чем, Лемаис, чем? Чем заслужила Ла-Тима или Сидмас? Или… Креламет? Скажи мне!

 - Не вы, - невилла опустила голову и распущенные волосы её прикрыли колени. – Ваши деды, далекие предки, захотевшие гибели тех, кто был с ними одной крови. Ты же знаешь, что когда-то мы были одним народом. Поэтому теперь так ужасно проклятие первосвященника, направленное на братьев по крови.

 - Легенда о первых мхарах так темна и непонятна, - с тоской проговорила Наэла.

 - Какой же ей быть? Ведь это мхары склонили арахнидов к злу, заставив принести первые человеческие жертвы. Теперь ваши жрецы, просто не желают вспоминать об этом! Да, они стыдятся этого, поклоняясь светлым богиням. Но ни для кого не секрет, что в Тэ-Тахрете поклонялись Орх – матери всех демонов. Ты видела черные капища?

 - Да, - отозвалась мхарка мертвым голосом. – Однажды Сидмас привез меня в этот город и показал алтарь… демоницы.

 - А разве Астеман не сам накликал беду, выслеживая слабого мальчика, еще не впустившего в свою душу Кэух? Пожелав убить его? Уничтожив его народ, ничем не обидевший мхаров?

 - Но ты сама говорила о неотвратимости судьбы, - встрепенувшись, возразила Наэла. – И рано или поздно, Кхорх стал бы тем, кем стал!

 - Кто знает, было бы в его душе столько ненависти, если бы не смерть отца, убитого по приказу владыки Ахвэма? Возможно, господином Сульфура он стал бы непременно, но не терзай его душу жажда мести, Маакор лишь повторил бы судьбу Арбоша. А о пророчестве безумного жреца все просто забыли бы и государство мхаров само пришло бы в упадок, отравленное наследием предков.

 - Но я должна, понимаешь, должна что-то сделать для тех, кто мне дорог, - горячо заговорила Наэла. – Теперь, когда Сидмас свободен и скоро вернется в Ахвэм к отцу, я не могу безвольно плыть по течению!

 - Тише, тише, девочка моя! Я обещала помочь тебе – я помогу. Кхорх слишком много на себя берет и гневит богов непомерной кровожадностью. Не думай, что я забыла и о собственной мести! Ничего не забыла – особенно того, что он сделал с тобой! И зная его слабое место, мы отравим ему радость от побед! Кхорх достигнет своей ужасной цели, но плата за неё станет невыносимой для его души!

 - Когда? Я устала ждать!

 - Не спеши. Пусть насладится пока тем, чего достиг.

 - И пусть гибнет моя земля?

 - Её уже ничего не спасет.

 - Но это несправедливо!

 - Справедливо? Лишь боги могут судить об истинной справедливости для каждого из нас.

 - Боги! – Наэла взглянула на тихое небо и слезы бессильной злости блеснули в её глазах. – Они так жестоки и я не жду от них милости.

 - Чу, - Лемаис вскинула голову и прижала палец к губам подруги. – Никогда не говори так! Никогда! Они испытывают нас и наградят, если ты справишься и преодолеешь свой путь, не осквернив души. Нет ничего ценнее, и как бы ни страдала она – не отягощай её проклятием к богам и свое судьбе.

 - Так трудно!

 - Знаю. Послушай, - невилла заговорила тихо и значительно. – Кхорх обратился ко мне за помощью. Он неимоверно ослаб теперь, вызвав кровавый дождь на Тэ-Тахрет. Матенаис больна, ты знаешь. Ей дорого обошлось общение с демонами бездны! И не скоро жрица Кэух-Арахна сможет помочь первосвященнику! Теперь же он просит меня вызвать могущественного духа тьмы Глеса, повелителя вод, чтобы затопить Мелехрет.

 - Ты согласилась?

 - Нет. Но соглашусь. Не смотри так! Я не могу отказаться – он убьет меня, теперь убьет любого за малейшее неповиновение! Не плач, - она погладила Наэлу по щеке, заметив побежавшие из её глаз слезы. – Я потребую жертву. Потребую бросить жребий и он падет на ту, которая теперь так дорога ему!

 - Лидэю?

 - Тише! Боги дают ему шанс одуматься и не губить тех, которые не должны так жестоко страдать. В Мелехрете живут благочестивые мхары, которые давно заслужили прощение небес. Они не должны погибнуть! Так хотят боги. Но не Кхорх. И завтра ночью он встанет перед тяжелым выбором…

 * * *

 Следующая ночь утонула в теплом и обильном дожде, что начался еще с утра и привел в уныние участников похода.

 Хотя, казалось, что плохого было в дожде, да еще после долгого путешествия по выжженной пустоши? Но тучная земля быстро раскисла и потяжелела, налипая на колеса и копыта животных, которые, впрочем, одни и были рады изменению погоды и смене своего скудеющего рациона. Сочная трава пришлась им по вкусу! И это обстоятельство еще послужило причиной немалой задержке каравана, который остановился лишь глубокой ночью на небольшой скалистой возвышенности.

 - Это благоприятный знак, - заметил Ксархс, располагаясь на толстом шерстяном ковре в своем шатре и принимая у себя первосвященника.

 - Дождь? – переспросил тот хмуро. – Или наша задержка? Если ливень не прекратится, мы завязнем здесь надолго!

 - Чего тебе еще? – хохотнул царь, осушив кубок вина. – Два города! Два из намеченных трех – уничтожены! Остался крошечный, пограничный Мелехрет, да еще Тмехт, который и городом назвать стыдно!

 - Лемаис затеяла что-то! – сквозь стиснутые зубы проговорил Кхорх, мрачнея еще больше. – Всё тянет с ответом! И так смотрит - душу выворачивает на изнанку!

 - Да успокойся! Куда она денется? Меня одно смущает: сумеет ли справится девчонка? Ведь никаких магических способностей у неё нет.

 - Ты издеваешься? Эта дрянь – сама демоница! И тот, что в ней – полмира может слопать. И я не властен заставить его повиноваться! Как ни старался! – первосвященник махнул ножом, «разрезая» пламя в чаше. – Матенаис призналась мне, что боится его. А знаки на алтаре говорят о близкой опасности, которая придет именно от невиллы!

 - Так прибей её! На кой бес ты вообще оживил падаль?

 Кхорх с презрением посмотрел на опьяневшего Ксархса.

 - Я пришел поговорить с тобой, а ты снова упился.

 - Поговорить? – царь рассмеялся. – Ты сам знаешь многое из того, что не дает тебе покоя. Просто не хочешь поверить очевидности. А она… не в твою пользу.

 - Ты о чем?

 - Я о Лемаис, друг мой.

 Первосвященник стиснул кулаки, не в силах выносить веселости мхара.

 - Что нового ты можешь сказать о ней, Равл-Ат?

 - Только то, что тот, кого ты так боишься вовсе не твоей масти.

 - Что ты сказал? – Кхорх воззрился на царя, который не моргнув глазом подлил себе еще вина. – Это пьяный бред…

 - Как знать, - Ксархс хихикнул. – Я же тоже… бывший жрец и способен рассмотреть черного духа.

 - Значит, - первосвященник отобрал кувшин у царя и наполнил свой кубок. – Значит, она не согласится помочь мне. Просто, не сможет!

 - А я о чем?

 Кхорх выпил вина и швырнул кубок.

 - Я не верю тебе! Светлый дух не может войти в тело мертвого человека! Не может! Ты водишь меня за нос, пьяная скотина! – он был готов уже кинуться на царя, который продолжал ухмыляться, когда в шатре, кланяясь, появился один из жрецов.

 - Госпожа Лемаис просит позволения видеть вас, святейший.

 - Веди её сюда, - бросил первосвященник недовольно и зло взглянул на Ксархса.

 Тот пожал плечами и принялся за мясо.

 Невилла вошла, скромно опустив глаза и сложив руки, поклонилась, не заметив протянутую для поцелуя руку Кхорха. Жрец, что зашел следом судорожно вздохнул, удивляясь такой дерзости.

 - Что скажешь? – спросил первосвященник, чувствуя, как поднимается в душе раздражение.

 - Мне нужна особая жертва, - снова поклонившись, ответила она и посмотрела на Кхорха спокойными глазами.

 - Бери любую, - махнул он рукой, поняв, что Лемаис не станет упрямится и успокоившись.

 - Нет, я хочу, чтобы духи сами указали мне на ту, которая достойна.

 - Хорошо, - первосвященник взглянул внимательнее. – Ты же обещаешь помочь?

 - Обещаю, - она побледнела вдруг и опустила голову. – Прикажи собраться всем женщинам.

 - Распорядись, - сказал он жрецу. – Да поскорее!

 Невилла вышла за служителем и остановила его:

 - Если я сказала – всех женщин, это значит – всех, без исключения.

 Тот помолчал, соображая и повторил:

 - Всех?

 - Иди.

 Скоро разбуженные и недовольные женщины собрались на большом участке между шатрами арахнидов и эверцев. Лемаис кружила над горевшим костром, временами опуская в пламя кривой и длинный посох. Она была обнажена, если не считать узких черных ленточек, едва прикрывающих бедра.

 Жрец, помогающий ей, заставил женщин встать в круг, извинившись перед Матенаис, которой всё еще нездоровилось. Волнующиеся за своих родных мужчины тоже не могли остаться в стороне и собирались на поляне, ожидая выбора.

 Дождь прекратился, но ночной холод пробирал до костей и люди с недовольством взирали на танец невиллы, шептавшей что-то уже в явном помрачении.

 - Что происходит? – с тревогой спросила Лидэя у матери Кхорха.

 - Она говорит с духами, - ответила та отрешенно, заворожено глядя на Лемаис.

 Скоро пространство вокруг женщин подернулось туманом и там, в млечной и густой пелене задвигались огненно-черные тени.

 Мужчины отступили в страхе. А камлающая вертелась, посерев лицом и закатив глаза. На губах её показалась пена. Звуки, что вырывались из её груди, эхом отзывались в туманной завесе и многократно приумножались. И когда уже казалось, что невилла просто обезумела, та прервала свою дикую пляску и двинулась к присмиревшим женщинам, выставив перед собой посох. Глаза её были плотно закрыты. И мало что напоминало в этом взлохмаченном, сгорбленном и древнем существе прекрасную Лемаис.

 - Вот она. Вот!

 Грязный конец клюки задрожал перед самым лицом побелевшей от ужаса Лидэи.

 Голоса в белесой пелене смолкли и тени замерли.

 - Прекрати это! – раздался в полнейшей тишине грозный возглас Кхорха.

 Он вышел в круг и направился к невилле, которую бил сильный озноб и она никак не могла открыть глаза.

 Первосвященник выхватил из её пальцев посох и отбросил в сторону.

 - Так вот что ты задумала, тварь! – прошипел он сквозь стиснутые зубы и грубо отшвырнул Лемаис от крылатой.

 - Исполняй, - прохрипела невилла и изо рта её побежали струйки крови.

 Взбешенный Кхорх выхватил из-за пояса жезл и ударил золотым концом его в живот Лемаис. Она очнулась, ухватившись за него, тщетно пытаясь извлечь из себя. Глаза её широко распахнулись, мгновенно налившись болью и страхом. Из открытого рта вышло бледное облачко, а порванная кожа вокруг проткнувшего невиллу жезла стала чернеть, сгорая.

 А вот сам жезл полыхнул белым огнем и ослепительный свет этот, молнией перебежал к первосвященнику, который замер в странном оцепенении.

 Людей вдруг охватил ужас и они бросились кто куда, подальше от сгорающей невиллы и первосвященника, впустившего в себя таинственный огонь.

 И только Матенаис, опомнившись, кинулась к сыну, как только увидела, что свет иссяк и рассыпалась истлевшая оболочка тела Лемаис.

 - Не надо! Нет! Во имя всех богов! Умоляю!

 Кхорх рухнул на землю, чернея и начиная сотрясаться в предсмертной судороге.

 - Умоляю, - упав ему на грудь, Матенаис вцепилась в землю скрюченными пальцами и зашептала известные лишь посвященным слова, призывая Орх и Кэух.

 Из дымки, где еще шевелились сгустки, вытянулись тени и поползли к первосвященнику.

 - Проклят, проклят, проклят, - шептали они, входи в его дергающееся тело.

 Матенаис взвыла от боли, когда одна из теней прошла через неё. Но не оставила сына.

 И плача, приподнялась, нависая над ним и приближая губы к его приоткрытому рту.

 - Возьми, - едва заметный дымок вышел из неё и проник в уже затихшего Кхорха.

 Он вздрогнул, открывая глаза… 

 

Глава 23

 Кхорха не стало.

 Не стало того, которого знали, как первосвященника Кэух-Араха – всегда бледного, нервного, замкнутого, фанатичного, злого, но все же человека. Теперь он изменился даже внешне. Кожа его потемнела, черты заострились. В черных глазах появился бесовский, красный блеск. Пальцы превратились в стариковские, но вместо ногтей на них выросли желтоватые, острые когти.

 Рядом с ним стало трудно находиться, даже матери, которая хотя и поправилась, но все чаще лежала, никому не жалуясь на смертельную усталость, не отпускающую её. Присутствие сына подрывало последние силы. И он понимал это обострившимся чутьем.

 «Духи теней держат тебя», - говорил он и прогонял их. Тогда Матенаис становилось легче. Но ненадолго. Они всегда возвращались, стоило первосвященнику уйти. Она знала, что скоро умрет, но теперь не боялась оставить Кхорха одного. Ей было жутко от того, что черный дух совершенно овладел её сыном. Душа первосвященника сгорела дотла. А тот, что обитал теперь в его теле, причинял страдания бедной матери. Она знала, что больше не нужна Кхорху.

 Лидэя ужасно боялась его. Да и он просто забыл о женщине, которая ждала от него ребенка. Теперь они встречались только у ложа матери. Каждый раз первосвященник удивленно смотрел на округлившийся живот крылатой и в глазах его мелькало презрение.

 «Что мне делать?» - пряча пылающее лицо в ладонях, сокрушалась Лидэя, когда Кхорх оставлял женщин наедине.

 «Ничего, ничего, - как могла, утешала её Матенаис. – Главное, чтобы малыш родился здоровым».

 Наэла с памятного часа смерти Лемаис избегала всех. А после неудавшегося бегства оставалась под бдительным надзором двух арахнид. Иногда она позволяла пустить в свой шатер крылатую и тогда рассказывала ей о городах Маакора, неизменно оканчивая свои повествования картинами гибели, чем вызывала у собеседницы тоску и страх.

 «Мелехрет затопило водами Анхи, что считались святыней у мхаров, - обхватив колени и раскачиваясь, говорила Наэла без выражения. – Теперь Кхорху не нужны ни жрецы, ни чужая сила – он сам стал демоном».

 Лидэя плакала, слыша такое. Но верила.

 После той ночи, когда первосвященнику удалось вызвать ливень, подданные его сами едва не стали жертвами хлынувшего на равнину Дэнита мутного потока. А Кхорх смеялся, сидя на спине ревущего хеписахафа. Смеялся, глядя, как мечутся перед ним перепуганные люди, как огненные копья пробивают черноту туч над Мелехретом.

 Тогда-то, пользуясь всеобщей паникой и неразберихой, Наэла и хотела сбежать, добраться до гибнущего города и разделить участь своих сородичей. Но первосвященник сам выловил её. И мхарку едва не растоптал взбешенный ящер.

 «Куда ты, тварь? - захлестнув Наэлу длинной плеткой, прокричал Кхорх. – Я не позволю тебе удрать от меня! Теперь ты должна занять место невиллы! Жена Арахна должна стать любовницей его жреца!»

 К счастью для мхарки, эту угрозу Кхорх не осуществил, преисполнившись гадливостью ко всем женщинам. Но Наэлу страшило другое – она понимала, что первосвященник оставил её, как приманку для Сидмаса.

 «Это чудовище, - говорила мхарка и без того угнетенной Лидэе. – Он сожрет нас всех. Сожрет эту землю. Беги от него!»

 «Я не могу, - отвечала крылатая. – Что станет со мной, когда я останусь одна?»

 «А сейчас ты не одна? Подумай о ребенке!»

 Лидэя снова начинала плакать. Мир казался ей опустевшим. Она не видела выхода. Не хотела верить, что её Кхорха больше нет.

 Есть только первосвященник, перед которым трепетали подданные.

 Даже Ксархс, в отношении которого, правда, было больше подчеркнутого почтения, нежели страха.

 Вот и теперь, он вошел в шатер первосвященника и низко поклонился:

 - Приветствую тебя, святейший.

 Кхорх поморщился.

 - Целуй, - он протянул царю темную руку с когтями.

 Тот нервно сглотнул, не поднимая глаз:

 - Я не посмею, мой господин, - тихо произнес Ксархс. – Это слишком тяжело для моей слабой души.

 - Ты врешь, пес Эморх, - змеиная улыбка тронула губы первосвященника. – Не хочешь оскверниться, падаль? Боишься стать проклятым? Не хочешь разделить участь со своим господином? Так я тебя сейчас приобщу!

 Царь упал на колени.

 - Прости, владыка!

 - Целуй!

 Ксархс коснулся губами пальцев Кхорха и вздрогнул. Темная кожа арахнида задымилась.

 - Теперь я вижу тебя насквозь, рыбья шкура! – первосвященник ухватил Ксархса за золотую цепь, что украшала грудь царя и подтянул его к себе. – Ты пытаешься молиться у двух алтарей? И ни у одного тебя нет. Ты предатель – вот твоя сущность. А пора бы определиться! – он отшвырнул его от себя. – Сегодня ночью мы вместе принесем кровавую жертву и ты примешь причастие, выпив крови.

 - Я не смогу.

 Первосвященник рассмеялся:

 - Теперь я не позволю тебе служить моему богу вполсилы! Но дам право выбора – ведь ты – царь! – он снова расхохотался. – Иди. До полночи еще есть время, чтобы решить – ты царствующий Ксархс или Равл-Ат отступник. Ступай…

 * * *

 Снова лил холодный дождь. На расстоянии вытянутой руки ничего невозможно было рассмотреть. Как в мутной воде. И расслышать ничего нельзя, кроме монотонного, шума, в котором тонули все иные звуки.

 - Лидэя…

 Крылатая вздрогнула. В темноте её шатра зашевелился кто-то. Но она не испугалась – голос был хоть и мужской, знакомый, но не Кхорха.

 - Кто здесь? – выдохнула она.

 - Равл-Ат. Я ухожу. Сейчас. Пойдешь со мной?

 Она скорее чувствовала, чем понимала смысл торопливых слов, хотя мужчина был совсем близко.

 - Равл-Ат? Кто это? – с мистическим ужасом, теперь не покидающим её душу, переспросила Лидэя.

 - Я хочу подарить тебе свободу, девочка, - заговорил тот горячо, в самое ухо.

 Крылатая замерла, боясь шевельнуться. Не коварный ли дух соблазняет её сейчас?

 - Почему?

 - Я сделал много зла, - продолжил таинственный голос. – И не могу уйти просто так. Я хочу помочь тебе. Пойдем? Ведь об этом ты думала только что?

 - Как ты узнал?

 - Я многое знаю о людях. О Кхорхе, который теперь уже не человек. Разве ты не боишься его? Разве не понимаешь, что теперь он – иное, не земное существо.

 - Да, так сказала и Наэла.

 - Наэла…

 - Я не уйду без неё.

 - Её охраняют. Ты знаешь.

 - А меня – нет, - с тоской заметила крылатая. – Я не нужна ему.

 - Ему никто не нужен. Может быть, кроме Матенаис и Сидмаса, которого он хочет сделать своей тенью, вечным попутчиком.

 - Почему?

 - Этот мальчик для него – мечта. Он был тем, кем Кхорху никогда не стать. Жил жизнью, о которой грезил маленький Кхорх. Поэтому я уверен, что он приберег Сидмаса напоследок. Антавия – лишь следующая ступень. Потом будет Ахвэм и… Сидмас. Его он оставит в живых, сделает бессмертным, чтобы истязать всю жизнь.

 - Ты говоришь ужасные вещи…

 - А разве сама жизнь не ужасна рядом с таким, как Кхорх?

 Лидэя всхлипнула, зажмурилась, чтобы удержать слезы. Он прав. Прав! Что ждет её? Теперь она осталась совсем одна, даже Матенаис стала словно неживой, равнодушной ко всему и всем.

 - Пойдем со мной, - прозвучал вкрадчивый голос, как голос доброго духа, сулящего освобождение.

 - Куда? Мы погибнем в Хэм-Аибе, - отозвалась она. - Там все сгорело и только демонам  приятно ходить по такой земле. Демонам и… ему…

 - Нет. Ладья первосвященника спрятана на берегу Аургуса. Кхорх ждет меня для жертвоприношения…

 - Ксархс! – Крылатая отшатнулась, прижалась к плотной материи шатра. – Ксархс…

 - Послушай, девочка, - грустно заговорил Равл-Ат. – Первосвященник оставил мне выбор. Не потому что… благороден, нет. Он боится меня. И даже не это главное - ему будет скучно без противника. Противника достойного, который сможет хоть чем-то ответить ему, не сдаться на милость победителя, как…

 Он замолчал. Молчала и Лидэя. Она тоже всегда страшилась царя Улхура, гораздо больше, чем Кхорха.

 - Куда ты пойдешь? – наконец проговорила крылатая, решив, что теперь многое переменилось и ей больше нет места рядом с арахнидами.

 - В Гефрек.  Боги снова вручают мне Нити судьбы. Теперь, я как никогда понимаю, что лишь орудие в их руках. И должен вернуться в горы, чтобы забрать… сигиллу. Иначе у людей никогда не будет шанса… освободиться от… Арахна. Ты со мной?

 - А Наэла?

 - У каждого своя судьба, девочка. Мхарка еще не сделала всего, что предначертано ей.

 - Я не хочу, чтобы она страдала.

 - Я тоже, поверь. Может, тогда, в горах, мне нужно было бы убить и её, чтобы избавить от будущих ужасов. Но… история Улхура сложилась бы иначе. На свет не появилась бы Хофес – чудесная девочка с черными глазами, что станет прародительницей великих владычиц Сульфура.

 - О чем ты говоришь? – Лидэе показалась, что он бредит.

 - О дочери Наэлы.

 - А разве…

 - Нет! Девочка эта совсем не ужасный и злобный зверь – напротив, малышка наделена редкой красотой и редким даром. Только любовь к этой крошке держат сейчас на земле Матенаис. Она надеется вернуться к ней. Надеется…

 - Ты… правда хочешь помочь… людям?

 - Да, - Равл-Ат оживился и заговорил торопливо. – Послушай. Мы пойдем вместе, доберемся до Гефрека по полноводному Аургусу. А потом ты отправишься в Арбош.

 - Я? – испугалась крылатая. – Я не смогу!

 - Сможешь.

 - Но почему – я?

 - А кто? Пойми, сигилла, амулет Тохуса, «Ключ от бездны» - единственное оружие, способное погубить Арахна. И о месте нахождения осколков сигиллы знают немногие – только я и Наэла. Но они так важны, ты понимаешь?

 - Да.

 - Я помогу тебе найти амулет, но ты сама отнесешь его в Арбош.

 - А ты?

 - А я должен вернуться в Ахвэм. Мой путь окончится там. Теперь я знаю…

 * * *

  Дождь почти прошел, только из прорванных туч сыпались еще теплые и редкие струйки.

 До рассвета оставалось время и милостивая ночь с облегчением вздыхала далекими раскатами грома. Наконец, в долину Дэнита пришел покой. Всё живое с благодарностью приняло его, разделило с утихнувшей ночью.

 Глубоко вздохнув, Кхорх наблюдал, как два человека в плащах прокрались к лодке, торопливо побросали узлы и разместились сами внутри просторной ладьи.

 Он знал, кто они. Знал, что сейчас теряет близких людей.

 Очень глубоко в душе первосвященника шевельнулось что-то похожее на сожаление. И улеглось. Кто-то жестокий и циничный гаденько захихикал, шепча: «она бросила тебя! Эта безродная девочка тебя презрела! Сбежала с мерзавчиком, который точно наобещал ей сапфировые копи. И этого гада ты прикормил сам. Сам! А мог бы воздать ему по заслугам – удушить, например, как поступают в Улхуре с клятвопреступниками. А теперь   он уводит прямо из под носа твою женщину! И пусть она тебе больше не нужна! Её нужно вернуть! Выпороть. По меньшей мере. А его…»

 Но Кхорх даже не шевельнулся.

 Другая часть его души была холодна и темна, а тот крохотный лучик чувств, что мелькнул на краткий миг, исчез без следа.

 Первосвященник понимал, что не хочет останавливать, тем более, препятствовать беглецам. Зачем они ему? Равл-Ат сделал выбор и именно тот, на который рассчитывал его господин. А Лидэя…

 Теперь ни одна смертная не может интересовать его. И не достойна такого, как он!

 Кэух! Прошлой ночью она приходила к нему и говорила, чтобы он забыл про несчастное создание, еще не появившееся на свет и что отныне он может назвать себя её мужем! Мужем!

 Кхорх улыбнулся. В глубине его черных глаз вспыхнул огонь. Что теперь ему возня этих людишек? Пусть бегут, пусть тужатся изменить что-то в своих убогих жизнях. Подобно богу, он будет наблюдать за их ничтожными потугами. Подобно богу станет карать их или миловать. Подобно богу…

 Да он и стал уже богом. Для всех, кто знает о властелине Улхурском, для всей этой земли.

 И скоро тысячи придут и поклонятся ему. Как богу…

 

 Глава 24

 Дэнгор кутался в теплый, бело-прозрачный туман. Тихо было на девяти островах. По спущенным мостам не спешили люди и это не смотря на то, что солнце уже высоко поднялось над синим Лакрисом. На самом обширном острове Мастеров не открывались еще цеха, и на Товарной площади не толпились, против обыкновения, ни торговцы, ни покупатели. Словно спали узкие улочки и даже детский смех не слышался в зеленых садиках. На острове Багряной башни не звучала музыка и в белых беседках, где собирались на послеобеденные беседы знатные господа и дамы, стояла непривычная тишина. Остров Водопадов не принимал гостей и никого не радовали ни тенистые аллейки, ни благоухающие розы, что стали символом антигусов. На шпилях королевского замка не видно было флагов, как в день траура.

 Город будто вымер.

 Но слабый, замирающий пульс его бился на острове Грахона, где вчера состоялась казнь девяти магистров Тайного общества.

 Сегодня возле замка первого владельца Дэнгора Амаса собрана была огромная гора книг, подлежащих сожжению. Высилась она напротив возведенного эшафота, где на деревянном помосте еще виднелись бурые следы крови казненных.

 За ограждением, отделяющим двор замка, молча стояли те, кто пришел выслушать указ нового владыки Дэнгора, взошедшего на престол Антавии по молчаливому согласию короля Рордана. Кхорх провозгласил себя царем царей и повелителем Сульфура, коим отныне должен называться падший Апикон.

 Сам  царь царей появился на балконе дома Амаса, кутаясь в черный плащ и пряча лицо под бархатной маской. Молча, не поклонившись, встали возле него герцог Приат, возглавивший Совет города и главный судья. За ним вышел глашатай и развернул свиток.

 Люди внизу замерли и подняли глаза к балкону, с трепетом и страхом готовые услышать повеление нового господина. Нет, антигусы никогда не были трусами, да и среди собравшихся под старыми стенами замка не находилось ни одного простолюдина, привыкшего повиноваться. Но мистический ужас держал в ледяных цепях их души. Мятеж, который вспыхнул вслед триумфального восшествия в Дэнгор улхурского владыки, был быстро и жестоко подавлен. Многие из знатных взошли на эшафот по указу Рордана. Антавия, не знавшая казней, содрогнулась от ужаса, глядя, как умирают от рук палача-арахнида лучшие из её сынов.

 - Волею бога, которому должны отныне и во все времена поклонятся антигусы и все жители Сульфура, – громко и выразительно начал читать глашатай, -  я, сын его, Кхорх Улхурский повелеваю вам, жители Антавии: уважать и исполнять законы, изданные мною и переданные на высоком Совете Дэнгора его главам; отныне, приходя в храм, наряду с богами, которым надлежало молиться ранее, возносить дары и хвалебные гимны Арахну и Кэух, чьи алтари установлены в храмах; выплатить дань с каждого города и деревни в размере, указанном казначеями. Кроме того, повелеваю вам добровольно сдать запрещенные книги, в числе которых: девять книг магистров Тайного общества, «Книга Сотха», трактат магистра Тритемиса о магии, «Беседы жреца Лита с духами», а также знаменитая книга маакорского жреца «О Богах». Все, кто нарушит данный указ, будут казнены. За неповиновение знатные антигусы подлежат обезглавливанию, простолюдины – повешению, а женщины – закапыванию в землю живьем.

 Глашатай опустил свиток и отступил за спину денгорского судьи, зябнущего в меховом плаще и не поднимающего глаз на собравшихся внизу.

 По знаку Кхорха два арахнида облили книги, сваленные во дворе какой-то прозрачной, едко пахнущей жидкостью и подожгли.

 Царь царей медленно кивнул и оперся о балюстраду, с удовольствием глядя на яро вспыхнувшее пламя. Он не боялся воинов, ни одного из тех, что шли против него с мечами. Он страшился той силы, что дана мудрецам – маакорским жрецам, арбошским ведунам, магистрам Антавии. Только они со своими знаниями могли противостоять ему. Но пока так испуганы уродством тварей, что вышли на свет из улхурских подземелий, что забыли о самом главном своем оружие. Что ж, он воспользуется их кратким замешательством, и вырвет смертоносное жало! Он заставит их трепетать пред ним, заставит забыть обо всем, чем они владели. Нет, не уничтожит их силу – возьмет себе, как отобрал опасные и такие ценные книги у антигусов, расправившись с наследниками тех, кому принадлежали великие сокровища знаний. Он заставит их забыть! Лишит книг и если нужно – языков! Он выльет по капле и выпьет всю кровь из прекрасного и сильного дракона, имя которому Мудрость. И сам примерит на себя его блестящую, волшебную кожу, выстланную искристыми чешуйками вековых знаний…  

 * * *

 - Я хочу, чтобы все жители Дэнгора пришли в храм Аспилуса и поклонились Арахну, - проговорил первосвященник, внимательно взглянув на герцога Приата, который сопроводил его в одну из комнат замка Амаса.

 - Храм не вместит всех, - тускло отозвался герцог. – Да и алтарь там еще… не установлен.

 Кхорх нехорошо улыбнулся:

 - По какой же причине?

 В голосе его скользнули ядовитые нотки.

 - Холдер, верховный служитель отложил освящение черного алтаря до окончания празднества Арктура.

 - Но ты же знаешь, что бывает за неисполнение моих указаний? – вкрадчиво поинтересовался первосвященник, обнажив заострившиеся зубы.

 - Да.

 - Не слышу.

 - Да! – герцог вскинул голову и бесстрашно посмотрел в прикрытое маской ненавистное лицо. – Если ты перережешь нас всех, Кхорх, тебе будет трудно справляться с народом.

 - А я и народ твой передушу, Приат, – усмехнувшись, сказал первосвященник. – У меня есть свой, так чего мне заботиться о чужом? Это твоя обязанность. А то смотри, милый, будь осторожен. Да поторопи этого святошу, а то ведь и обидеть могу. Вижу, не боишься смерти. Только она может и не героической вдруг случиться. Раздену до исподнего и отправлю босым до замка, через три острова. А для сраму щит твой родовой с гербом подвешу на воротах перевернутым. Состояния лишу…

 Герцог стиснул зубы, но сдержался.

 Кхорх расхохотался ему в лицо:

 - Вот так-то лучше! Пойди и приготовь храм к вечеру. Аспилус милостив и простит нам, а уж звезда так далека, что и не заметит, что праздник её сократился на два дня. Ступай!

 Приат удалился.

 А первосвященник медленно прошел к высокому креслу, установленному под черным балдахином и расположился отдохнуть. Он стал уставать от света и тосковал о подземельях, что прежде казались ему душными и давящими. Теперь же темная кожа его горела на солнце, а в душе закипала безудержная безотчетная злоба. Хотелось тишины и темноты. А еще – крови. Кхорх пристрастился пить её небольшими порциями в течение дня и ночью, когда чувствовал особенный прилив сил и тягу к магии. Теперь он мало спал, чаще всего днем, закрыв ставни и укладываясь в самой прохладной комнате, обязательно на низком ложе.

 Сон сморил его. И скоро перед взором спящего первосвященника предстали неясные образы и послышались странные голоса. Он увидел себя летящим над выжженной землей и в страхе метались перед ним серые тени. Они имели облик бесов с плоскими лицами и острыми, торчащими ушами. Тела их оканчивались дымными завихрениями в которых мелькали черные и темно-красные хвосты. Эти хвостики были из плоти, как и уродливые лица, и когтистые лапки существ. Поминутно бесы оборачивались и, повизгивая, взглядывали на Кхорха черными глазами, скаля желтые острые зубы.

 - Быстрее, быстрее, - поторопил их первосвященник и полет его стал стремительным. Сердце болезненно сжалось и тревога вцепилась черными, ядовитыми клыками.

 - Еще быстрее!

  Скоро показался хребет гефрекских гор. Каменная громада надвинулась и испуганные бесы взмыли ввысь. А Кхорх увидел Равл-Ата, разбивающего статую хеписахафа. Невдалеке, у самого обрыва, сложив крылья, сидела Лидэя.

 Она первая заметила первосвященника. Вскочила, что-то беззвучно крича. Кхорх видел её исказившееся от ужаса лицо и влажный блек глаз, налившихся слезами.

 Мхар повернулся и тоже закричал. Она бросилась к нему и, выхватив что-то из единственной руки Равл-Ата, взмахнула крыльями и полетела.

 Остановившись, первосвященник расхохотался.

 Скользящий вокруг него воздух сгустился и наполнился черными клубами дыма.

 - Вернись, предательница! – прокричал он, чувствуя, как рассыпается, растворятся в зарождающемся смерче. - Я выдумаю для тебя новый указ – отрубать руки неверным женам!

 Свирепый ветер заглушил последние слова, обрушился на мхара, свалив его с ног и погнался за Лидэей, летевшей в сторону Седых озер.

 Первосвященник ощущал в себе нечеловеческую мощь шквала. Она проходила через  незримое, огромное, казалось, необъятное тело, - да он и был этим ветром. Хрупкая крылатая фигурка стала так близка, что осталось только протянуть руки. И Кхорх вцепился в живое тело, смял гигантскими смерчевыми лапами, с гневом на то, что не может впиться зубами, швырнул о скалы.

 И очнулся, дрожа и всё еще сжимая и разжимая ладони. В ушах звенел предсмертный крик крылатой.

 - Тварь…

 Первосвященник поднялся и подошел к закрытому окну. Неудовлетворенная ярость сжигала грудь, застилала глаза кровавой пеленой. Распахнув ставни, он со злорадным  удовольствием увидел, как догорает над Дэнгором закат.

 Наступало его время. Время сына улхурского демона…

 Прикрыв глаза, Кхорх снова почувствовал мгновенную разрывающую боль и непередаваемое ощущение полета. Он знал, за яркой вспышкой, ослепляющей сознание, придет краткий и совершенный покой, похожий на маленькую смерть – когда забываешь кто ты и где, когда кончается всё…

 Лемаис так умела?

 Первосвященник открыл глаза, видя, как легкая дымка всасывается в кожу на руках.

 Теперь можно двигаться, можно вдохнуть и снова вспомнить.

 Лемаис…

 Почему теперь так часто он думает о ней? Иногда ему казалось, что в невиллу вселялась сама Кэух. И тогда он страдал, понимая, кого лишился!

 Только душа Лемаис не успокоилась и не отправилась в загробный мир, первосвященник это тоже знал. Освобожденная, она вернулась в Улхур и теперь встреча с ней могла иметь неприятные последствия.

 Боялся ли он? Да. Непостижимым образом Кэух покровительствовала той, что умерла из-за неё, которая её проклинала.

 Кэух!

 Кхорх встряхнулся и пошел по храмовой зале, направляясь в алтарную. Как тихо было в святилище Аспилуса! Слабое песнопение едва достигало слуха. Где пели сейчас младшие служители? А если зайти, ворваться смерчем, испугать до полусмерти, с наслаждением глядя, как мечутся служки. Поймать одного, второго, вцепиться зубами в мягкую шею…

 Нет, не время. Сейчас на очереди более ценная жертва!

 Первосвященник с шумом распахнул врата и пыльный ветер ворвался в главную залу.

 Стремительно поднялся на ноги Холдер, молившийся у алтаря.

 - Как смеешь ты…

 Договорить он не успел. Рванувшись, Кхорх в одно мгновение оказался возле верховного служителя и вцепился ему в горло.

 - Как смею? – выдохнул он в побагровевшее лицо Холдера.

 С треском вылетели окна в храме. Свечи погасли и святилище погрузилось во мрак. И только в алтарной вспыхнуло и разлилось зеленоватое свечение.

 Первосвященник отшвырнул от себя жреца и тот упал на пол, кашляя и держась за шею, где остались царапины от длинных звериных когтей.

 - Как смею, говоришь? – Кхорх с ненавистью опрокинул алтарный стол и оттолкнул его ногой. – Здесь будет стоять мой алтарь! Ты слышишь, пес Аспилуса? Мой!

 Холдер поднялся.

 - В этом храме не место черному камню, - хрипло проговорил он. – Строй свой храм, раз уж у тебя, ничтожного раба демона появился личный алтарь!

 - Святейший! – В залу вбежал младший служитель и онемел, потрясенный увиденным.

 - Уходи, Лэйф! – крикнул ему Холдер.

 Кхорх рассмеялся:

 - Чем мне нравятся антигусы, так это своим благородством! Зови на помощь, старик, зови!

 Тебя ждет мучительная смерть, быстрая, но мучительная. Нет не для тела, для твоей отвратительной светлой души – я принесу её в дар господину Бездны! – он снова вцепился в жреца, когда на помост за его спиной грохнулся черный камень арахнидов. Легко приподняв служителя, Кхорх повернулся и повалил жреца на алтарь Арахна. Лицо его исказилось до неузнаваемости, глаза пожелтели и вытянулись к вискам, рот растянулся, обнажились острые зубы, нос провалился, оставив две узкие, неровные щели.

 - Прими жертву, Отец, - прорычало существо, занося над оцепеневшим Холдером обсидиановый нож.

 - Отпусти его! – пришедший в себя Лэйф, не зная, чем помочь верховному служителю, и страшась прикоснуться к мерзкому созданию, окатил его освященной водой из чаши.

 Кхорх взвыл и отпрянул, выгнувшись и лихорадочно срывая с себя вспыхнувший плащ. Кожа его покрылась ожогами в тех местах, куда попала вода.

 - Скорее! – вытирая кровь с шеи, Холдер поднялся и заковылял к выходу. Силы быстро покидали его, голова кружилась. – Беги! – он подтолкнул к воротам служку, который потянул его вперед. – Беги, закрой, закрой… - запутавшись в длинных полах хламиды, жрец упал, но упрямо отстранил руки младшего. – Читай молитву «Ключа», быстрее, не выпускай его отсюда!

 Лэйф по привычке кинулся исполнять распоряжение, но, оглянулся и увидел, что ужасный арахнид уже сорвал с себя горевшую одежду и снова бросился к Холдеру.

 Тот медленно поднимался.

 - Святейший!

 - Закрывай! – верховный служитель успел выхватить жреческий жезл и наотмашь ударил им Кхорха.

 - Давай, - рыкнул первосвященник и перехватил руку Холдера. – Мне по душе твой героизм!

 Жезл отлетел в сторону и хрустнул, ударившись о стену.

 Длинное копье насквозь пронзило Кхорха и в пылающих его желтых глазах застыло изумление. Он выпустил жреца и опустил голову, с недоумением глядя на торчащее из его живота окровавленное древко.

 Холдер отступил, потрясенный тем, как быстро меняется облик арахнида – теперь перед ним был совсем молодой мужчина, который растерянно посмотрел на него и опустился на колени, пытаясь вытолкнуть из себя копье.

 - Беги, - сглотнув горячий комок, проговорил верховный жрец, взглянув на Лэйфа, что воспользовался одним из настоящих копий статуй королей Антавии. – Он не умрет. Беги! – и сам заспешил к воротам.

 Закричав, арахнид вырвал из себя древко и прикрыл ладонью рану, удерживая хлынувшую кровь.

 Холдер с Лэйфом были уже у резных алтарных врат и поспешно закрывали их.

 - … Да пребудет с нами Лучезарный, - выговаривал верховный служитель торжественно, хотя и торопливо, - и да бегут от лика Его ненавидящие Его.

 Ворота закрылись.

 Кхорх вздрогнул и огляделся:

 - Вы ответите за это…

 - Как исчезает дым, да исчезнут; как тает воск от лица огня, так да погибнут бесы от лица любящих Бога…

 - Я выпью вашу кровь и разрушу эти поганые пристанища мерзкого духа…

 Рана медленно затягивалась, а сгустки черной крови, шипя, испарялись на каменном полу храма. Стены его начали мелко дрожать. Вскипела святая вода в ритуальных чашах.

 Страшная мука вновь исказила лицо первосвященника, ставшего как будто прежним Кхорхом. Но теперь его терзала иная боль, намного страшнее телесной боли. Он вцепился в волосы и запрокинул голову, заскрежетав зубами. Черные глаза наполнились слезами и мутные струйки их побежали по бледным щекам.

 - Матенаис… Матенаис! Где моя мать? Матенаис!..

 * * *

 Она танцевала с мечом. Босая, простоволосая, словно помолодевшая. Может, Наэле показалось так из-за отсутствия краски на лице Матенаис, а может невероятный свет горел в её глазах и озарял мягкие черты, стирая следы морщин.

 - Тебе уже лучше? – спросила мхарка, когда жрица остановилась и опустила острие меча к полу.

 - Да, мне лучше, - улыбаясь, проговорила Матенаис. – Сегодня во сне я видела Хсарта и… маленького Кхорха! Они держались за руки и были такими умиротворенными! А

 муж сказал, что ждет меня.

 Наэла опустила глаза.

 - Они оба ждут меня, - продолжала жрица, не замечая смущения мхарки. – И я чувствую, что теперь свободна. Слышишь? Я не хочу служить тому, кто прячется в теле моего бедного сына. Взгляни, Наэла! Это меч первого арахнида-воина, но он не простой! Когда Хэт шептал над ним заклятье, дух Тохуса явился в пещеру! – она рассмеялась. – Только Кхорх никогда не узнает этого! Как и то, что однажды будет убит этим мечом! Ты расскажешь об это в Ахвэме, Наэла!

 Мхарка вскинула на неё глаза, испугавшись, что бедняжка снова сходит с ума. Но ясный и ласковый взгляд жрицы убеждал в обратном.

 - Я? – голос Наэлы дрогнул. – Как я попаду в Маакор?

 - Неужели ты думаешь, что Матенаис не сможет помочь тебе? Теперь? Когда так счастлива?

 - Я не совсем понимаю…

 - Возьми, - жрица отдала ей меч, крепко стиснув на рукояти её пальцы. – Держи его крепче, обеими руками! И ничего не бойся, девочка моя. Я помогу тебе, а ты спасешь меня. Не выпускай меча и делай то, что я тебе велю, дорогая! В последний раз! – Матенаис направила в себя блестящее лезвие и одобрительно улыбнулась.

 - Нет! – Наэла рванула меч и замерла, увидев, что острие впивается в ладони жрицы, которая крепко держала лезвие.

 - Посмотри на меня! – голос Матенаис изменился, став властным и медлительным, сладким и тягучим, как мед. – Посмотри на меня.

 Не в силах сопротивляться ему, мхарка подняла глаза и черные омуты гипнотического взгляда захватили её.

 - Сделай это…

 Содрогнулся пол. Далекий, полный отчаяния и ужаса крик Кхорха прокатился по пустым залам замка Амаса: «Матенаис… Матенаис! Где моя мать? Матенаис!..»

 - Сделай это!

 Наэла подалась вперед, дрожа, сходя с ума от страха и невыносимого желания оторвать руки от меча, не чувствовать, как клинок разрывает плоть, не смотреть в полыхающие живым черным огнем глаза. Она не видела, как яркие искры пробежали по лезвию, загораясь от выступившей крови Матенаис. Не видела, как сгорает меч, как искрящееся пламя добирается до её рук и они становятся прозрачными, тоже растворяясь в магическом огне. Уже не видела, как налетевшим шквалом выбило окна и Кхорх появился в зале, бросившись к истекающей кровью матери.

 Пылающий свет ослепил её.

 И всё исчезло…

 

Глава 25

 Кхорх, извлек меч и прижал руку к ране матери, в том самом месте, что была и у него. Кровь выходила слабыми толчками. Остановить её он не мог и не видел, к досаде и удивлению, что срастается ровный разрез. Он не желал верить, что Матенаис умирает.

 - Мама…

 Она не отозвалась, не пошевелилась и напрасно Кхорх всматривался в её лицо, обхватив его окровавленными ладонями.

 - Мама?

 Он не хотел верить в то, во что уже поверили руки, но страшная пустота образовалась в груди. Чудовищная, безысходная пустота.

 - Мама! Почему?

 Кхорх закрыл лицо руками и зарычал, сдерживая рвущуюся боль. И если выпустить её, она убьет, убьет не только его, всё вокруг! Но разве это имело сейчас значение?

 - Нет!

 Он поднялся и взял Матенаис на руки. Закрыл глаза, воскрешая в памяти храм в Улхуре. Только там найдет он силы, чтобы вернуть мать к жизни. Здесь это казалось невозможным. Здесь только смерть и эта незнакомая, давящая, безжалостная пустота.

 Жрец, стоявший перед алтарем, отшатнулся, увидев прямо перед собой первосвященника, появившегося из ниоткуда.

 - Мой господин…

 - Приготовь жертву, - оборвал его Кхорх. – И сам принеси её Орх, понял?

 - Да, повелитель, - жрец поспешно удалился, встревоженный видом окровавленной и бесчувственной Матенаис, которую искренне любил, как и многие в Улхуре.

 А первосвященник осторожно опустил мать на алтарь. Прежняя уверенность в собственном могуществе вернулась к нему. Но душа рыдала! Она знала, что ничего уже невозможно сделать и ничего нельзя противопоставить желанию Матенаис, которая ушла счастливой, которая хотела уйти!

 - Услышь меня, Великая богиня Бездны, имя которой я называю, как Орх! – воскликнул первосвященник и вздрогнул от боя барабанов, возвестивших, что жертва принесена. – Прими этот кровавый дар, богиня Смерти и верни…

 Лицо мертвой жрицы подернулось легкой дымкой и сердце Кхорха дрогнуло от радости.

 - … верни ту, что пришла в Царство твоё… - он осекся.

 Тело Матенаис стало быстро таять, обращаясь белым дымом. Совсем не так было с Лемаис, которая просто открыла глаза и закричала от ужаса.

 - Нет, мама!

 Она истлела и на алтаре осталось только черное шелковое платье.

 - Нет!

 На верхний храм обрушился гигантский смерч и смял, стиснул, легко круша его купол.  Стены подземелья Улхура содрогнулись. Обмерли от ужаса арахниды и служители Арахна. Густой мрак пал на город и множество голосов подхватило пронзительный, кошмарный вой первосвященника.

 - Храни нас Улх, - шептали люди в смертельном страхе и падали на колени, мысленно прощаясь друг с другом.

 Улхур рушился.

 А Кхорх, не находя исхода охватившей его ярости, выхватил жертвенный нож и несколько раз удар себя в грудь и живот, напрасно призывая богиню смерти.

 Она не слышала проклятого…

 * * *

 Была глубокая ночь. Но в доме Ва-Лерагов не спали.

 Явилась Наэла и встревоженная и радостная Ла-Тима накрывала на стол по обычаю мхаров, встречая дорогую гостью.

 Но та сидела безучастная, временами с тревогой посматривая на суетящуюся хозяйку.

 - Пожалуйста, пошлите за Астеманом еще раз, - снова попросила она, обхватив плечи озябшими руками.

 Госпожа Ва-Лераг остановилась с дымящимся блюдом в руках и взглянула с жалостью.

 - Я уже посылала, дорогая, - мягко заметила она. – Но до заставы далеко и они будут только утром. Ты так исхудала, моя девочка и ничего не говоришь о… случившемся с тобой в Улхуре.

 - Много чего, - нехотя ответила Наэла. – Разве… Сидмас не рассказывал вам?

 Ла-Тима вздохнула:

 - Он тоже стал совсем другим. Всё больше молчит и хмурится.

 - Вы не понимаете! – вскинулась Наэла, и, не удержавшись, расплакалась.

 Здесь ничего не изменилось! Ничего! Все так же цвели цветы и блестела над заливом луна и казалось невероятным, что где-то существовали подземелья, марлоги, Арахн…

 - Успокойся, родная, - госпожа Ва-Лераг присела рядом и обняла Наэлу. – Успокойся и расскажи мне всё. Тебе станет легче…

 - Легче? – девушка вскинула голову. – Я убила мать Кхорха и он скоро будет здесь! Он умеет… перемещаться без помощи Врат Времени, как и Матенаис, - она говорила быстро, словно боясь, что Ла-Тима остановит её и тогда она не сможет, не захочет даже мысленно возвращаться в Бездну. А она была всюду, где появлялся первосвященник. Вот и теперь, Наэле казалось, что мрак Бездны надвигается на спящий Ахвэм. – Кхорх придет сюда и… не просто убьёт всех, нет, это стало бы благом для нас, он…

 - Девочка моя, - госпожа Ва-Лераг все-таки прервала её. – Он не сможет проникнуть в город. Астеман и жрецы Эморх воздвигли над Ахвэмом защитный купол. Это нечто мудреное и я не понимаю, как он действует и из чего состоит. Но я видела его – миллионы голубых молний охватывают небеса и, кажется, что погружаешься под воду. Но можешь дышать! И необыкновенное чувство покоя охватывает душу.

 - Сейчас этот купол… действует.

 - Нет, - чуть растерянно ответила Ла-Тима. – Кхорх не должен…

 Наэла встала:

 - Вы не слышите меня, госпожа? Я убила его мать! Он не оставит этого и явится сюда, как только поймет… поймет, что это не она сама…

 Ла-Тима смотрела на неё со скрытым ужасом и едва ли верила её словам. Убила? Наэла? Нет.

 - Пусть поднимут защитный купол, - твердо проговорила девушка.

 - Утром приедет…

 - Будет поздно! Где Равл-Ат?

 Госпожа Ва-Лераг побледнела и тут же страшная догадка озарила её – бедняжка лишилась рассудка, не вынеся всего, что ей пришлось пережить. А то, что Улхур был полон кошмаров, она поняла, едва взглянув на поседевшего и полуслепого сына.

 - Где и как купол приводят в действие? – спросила Наэла, посмотрев на Ла-Тиму совершенно ясными глазами.

 - В храме Эморх…

 - Идемте!

 Госпожа Ва-Лераг колебалась не долго. Наэла всегда поражала её своей решительностью и мужеством и сейчас вряд ли походила на ненормальную. Если она так боится Кхорха, значит на то у неё есть веские основания и ничего плохого не случится, если купол будет активизирован.

 - Через него могут пройти обычные люди? – спросила девушка Ла-Тиму, как только тронулся паланкин.

 - Да, если у них есть защитные амулеты.

 Наэла криво усмехнулась:

 - Вы подготовились. А вот Тэ-Тахрет и Мелехрет сполна испытали злобу Арахна.

 - Жрецы спешили, как могли, - не поднимая глаз, ответила госпожа Ва-Лераг.

 - Ваш Нэрос стерт с лица земли, остались только камни, Ла-Тима, - глаза девушки наполнились слезами. – Вам не жаль?

 Она не ответила, удрученная словами Наэлы. И с дрожью вспомнила её вопрос о Равл-Ате. Неужели он жив? Но почему сын ничего не сказал об этом? Правда, он ничего не говорил, даже отцу.

 - Купол остановит Кхорха или его магию? –  спросила девушка, снова ощутив волну безотчетного страха, как бывало при близости первосвященника или того, кем он стал.

 - Любого, кто принял веру иктуса и прошел причастие кариатитом.

 - Этот камень есть и у нас.

 - Кариатит Хэта несет в себе иную силу.

 Паланкин остановился возле храма.

 - Идем, - позвала Наэла.

 И Ла-Тима поняла, что готова исполнить любое требование этой девушки.

 Они в молчании поднялись к вратам храма и госпожа Ва-Лераг стукнула в дверной молоточек.

 Им открыл младший жрец и, поклонившись, без вопросов пригласил войти.

 - Святейший Бамин-Ат в главном зале, - еще раз поклонившись, почтительно проговорил он, - только у него посетитель.

 - В такой час? – переспросила Наэла и, взглянув на растерянного служку, пошла к залу.

 - Госпожа! – он не решился как то иначе остановить её и тяжело вздохнул, когда и супруга Астемана направилась следом за своенравной девушкой.

 - Наэла? – увидев вошедшую посетительницу, воскликнул верховный жрец. – Как я рад тебя видеть! Благодарение Эморх – ты вернулась! – забыв про гостя, Бамин-Ат поспешил ей навстречу. – Мы ждали тебя! – и низко поклонился, заметив вошедшую госпожу Ва-Лераг. – Приветствую вас!

 - Вы ждали меня с Равл-Атом? Ведь он уже здесь? – резким тоном поинтересовалась девушка.

 Жрец тревожно и растерянно глянул на Ла-Тиму.

 - Да, здесь.

 - О чем вы говорите оба? – нервно спросила та. – Я знала одного Равл-Ата, который… погиб.

 - Пропал, но выжил, - ответила ей Наэла, видя смущение жреца. – И  стал лучшим другом Кхорха, который в свою очередь назвал его царем Улхура.

 - Что? – воскликнули госпожа Ва-Лераг и верховный жрец одновременно.

 - Вы оба должны знать, с кем имеете дело, - спокойно и вполне уверенно проговорила девушка. – И, тем не менее, мне сейчас нужна его помощь и ваша, Бамин-Ат.

 - Вы знали? – воскликнула потрясенная Ла-Тима, воззрившись на верховного жреца.

 - Мы сейчас просто теряем время, - остановила её Наэла. – Жаль, что вы не до конца понимаете, насколько ужасен Кхорх! Прошу вас, Святейший, пошлите за Равл-Атом! Пора поднимать купол, пока не поздно…

 - Она знает? – Бамин-Ат мельком взглянул на госпожу Ва-Лераг. – Но, тем лучше. Микэл! – крикнул он. – Зови преподобного!

 - Вы вернули ему сан? – быстро и озадаченно спросила девушка.

 - Официально Равл-Ат всё еще жрец Эморх. Астеман не знает о его возвращении.

 - Прекрасно, Бамин-Ат! – воскликнула Ла-Тима. – Вы укрывали преступника!

 - Умоляю вас, потом! – простонала Наэла.

 - Идемте, - позвал их верховный жрец и торопливо направился в одну из тайных зал, где хранился кариатит.

 Скоро они вошли в полутемную и очень просторную комнату, где над большим круглым столом горел светильник. Стол стоял в центре залы и был накрыт шелковой материей. Под ней что-то было.

 - Это здесь, - таинственно произнес верховный служитель и довольно потер взмокшие ладони. – Сейчас… - он осторожно снял вышитую ткань и торжественная улыбка сползла с его лица.

 - Что?  - почувствовав неладное, тихо спросила Наэла, быстро окидывая взглядом каркас купола из тонких серебряных волокон. Центр его был раскрыт подобием лепестков, внутри виднелись черные «тычинки». Между ними проскакивали слабые разряды.

 Бамин-Ат какое-то время с ужасом смотрел на центр «цветка», где медленно вращался сияющий цилиндр, а потом обескуражено выдавил:

 - Кариатит пропал…

 * * *

 Он неспешно шел по городу, по городу о котором грезил долгие годы. Но ничего не чувствовал. Да, Ахвэм был прекрасен и даже Дэнгор казался ему теперь нагромождением камней. Но прежнее, острое, всепоглощающее желание обладать им исчезло. Сбылось всё, чего он хотел. Но это уже не имело значения…

 Кхорх поднял голову и плотнее закутался в плащ.

 Страх. Из каждого дома шли странные волны, внушающие ему безотчетную тревогу. Что это могло быть? Мхары! Они будут уничтожены! Только он еще немного насладится тем, что скоро превратится в руины! Но запомнит всё, что увидит и перенесет это в Дэнгор!

 Или построит новый город – точную копию Ахвэма! Да, Астеман умеет создавать красоту, но не достоин её. Поэтому умрет сегодня, этой звездной ночью…

 Сидмас. Кхорх чувствовал его – он был уже близко. В городе, может в его окрестностях. Но они встретятся скоро, обязательно. Этот мхар – единственное, что осталось у него дорогого. Пусть никто и никогда не заменит Матенаис, но в память о ней, он дойдет до конца и Сидмас будет рядом, станет его рабом, как и Наэла…

 Наэла. Почему его никогда так не любили, как могла любить она? Никто не рисковал из-за него жизнью, никто не совершал безумных поступков, никто…

 Чем же он хуже Сидмаса? Чем? Однажды он, конечно, поймет это…

 А пока…

 Кхорх глубоко вздохнул. Самый сильный импульс страха шел от холма, значит, ему надо идти туда, непременно.

 * * *

 - Нужно отыскать Равл-Ата, - потерянно заговорил верховный жрец, когда давящая тишина казалась уже невыносимой.

 - Он знал о куполе? – тусклым голосом спросила Наэла. Она уже не надеялась в счастливое избавление. Окружающее пространство словно стало вдруг стискивать её, сужаться, не давая возможности свободно вздохнуть.

 - Да.

 - Как вы могли поверить ему?

 - Я видел его душу, девочка моя! В ней не было зла! Совсем! И я видел его силу – ей нет равной! Никто из жрецов Эморх не достигал таких вершин!

 - Может, потому что не служил Арахну?

 - Ты не доверяешь мне? – задетый за живое, спросил Бамин-Ат и с оскорбленной гордостью посмотрел на поникшую девушку. И сам виновато опустил голову. Он тоже растерялся и не знал, что предпринять теперь.

 - Тебе плохо, дорогая? – тихо спросила Ла-Тима и обняла Наэлу, которая начинала дрожать.

  - Да, госпожа, - отозвалась девушка. – Я чувствую – он близко.

 - Кто? – но госпожа Ва-Лераг поняла, о ком говорила Наэла и со страхом осмотрелась. – Давайте зажжем свечи и постараемся сделать хоть что-то - найти… Равл-Ата, например, - ей с трудом удавалось без волнения произносить это имя и не верилось, что он стал врагом, а вот теперь пытается погубить их всех, отнять последнюю возможность избежать гибели! Ведь Ла-Тиме казалось, что она хорошо знала его! Что же заставило так измениться чистого, доброго и возвышенного юношу?

 - Святейший, - в залу ворвался Микэл, посланный за преподобным. – Мы искали по всему храму – Равл-Ата нигде нет.

 - Он сбежал, - уныло подытожила Наэла. – Ваш хваленый служитель Эморх сбежал, Бамин-Ат. Он всегда был подлецом. Под чужим именем проник в Улхур и втерся в доверие собратьев, да, Ла-Тима, все сумели очень быстро полюбить охотника с побережья, мудрого и справедливого Одруха. Но в решающий момент, когда загорелась под ногами заговорщиков земля, и когда их тайна была им открыта, он встал на сторону Кхорха. Это он посоветовал бросить Сидмаса в темницу! Он, Ла-Тима!

 - Наэла, прошу тебя!

 Девушка вздрогнула и пошатнулась, прикрыв глаза. Мгновение всё вертелось перед глазами и стало так жарко и… страшно.

 - Сидмас…

 Он никогда не обнимал её так, как сейчас - как будто они были совсем одни.

 - Ты успел, ты теперь со мной…

 Горячие губы его прижались к её лбу.

 - Тише, не плачь.

 - Он убьет нас, – она прижалась к нему так, словно от этого зависело, останутся ли они в живых. - Или, нет – он не позволит нам умереть никогда, чтобы мучить вечно, - ей тяжело было произносить слова, глотая слезы и сдерживать дыхание, чувствуя на себе его поцелуи и руки.

 - Нужно зажечь свечи, - не в силах дальше смотреть на них, проговорила госпожа Ва-Лераг и потянула за собой верховного жреца, совсем потерявшегося от смущения. На мужа взглянуть у неё не хватило духа. Что думает о ней он, если даже сын щадит её чувства? Все они давно связали её с Равл-Атом, но разве сейчас она не была с ними?

 - Итак, - заговорил Астеман, который не смел прервать разговор двух влюбленных, теперь затихших в объятьях друг друга. – Равл-Ат здесь. Что еще я должен знать.

 - Кариатит исчез, - торопливо сообщил Бамин-Ат.

 - Как полагаю – вместе с этим предателем.

 - Никто другой не знал, как извлекать камень из-под купола, - жалобно произнес верховный служитель. – Но это он завершил мою задумку! - вновь с горячностью заговорил Бамин-Ат. – Это Равл-Ат зарядил купол праной, способной удержать любого из арахнидов, выдержать удары стихий любой силы и любого свойства!

 - Жаль, что мы не сможем это проверить, - саркастически высказался правитель. – Тем не менее, войска готовы. Вот только магии Кхорха мы не сможем противостоять…

 - Ты прав, Астеман.

 Тихий, с гортанным акцентом голос, заставил всех вздрогнуть. Пусть многие из присутствующих никогда не видели черного арахнида, но никто из них и не усомнился – это Кхорх.

 Он стоял возле стола с куполом, сцепив в замок пальцы и, улыбаясь, смотрел на правителя Маакора. В первый момент, этот человек показался Астеману совсем молодым, даже привлекательным, но чем дольше он смотрел на него, тем отчетливее видел перед собой  темнолицего, с желтоватыми, бесовскими глазами старика – чудовищного, лишенного всего человеческого.

 - Все в сборе, это хорошо, - снова заговорил Кхорх. – Жаль было прерывать вашу занимательную беседу, но мне наскучило оставаться в стороне. Тем более, я так много знаю о каждом из вас и лишен ложного чувства стыдливости, что не позволяет вам называть вещи своими именами. Правда, Сидмас? К чему эти умалчивания? Прекрасная Ла-Тима обожает этого мерзавчика Равл-Ата и все об этом знают. Даже несчастный рогоносец. А, господин Ва-Лераг? Зачем же вы так распустили свою женушку? Ай-яй-яй… Но я вас не виню, любезная госпожа – Равл-Ат умеет нравится! Признаюсь, я сам был очарован этим проходимцем, особенно его образом охотника-змеелова! Правда, царь из него вышел паршивый. Но к чести его хочу заметить, что он, хотя и стал пьяницей, никогда не опускался до блуда. Подозреваю, что вы, Ла-Тима, крепко держали его сердце.

 Он говорил и никто из тех, кто слушал, не мог ни ответить ему, ни остановить, как бывает в кошмарном сне, законы которого не подчиняются воле спящего. Темные тени вились у ног людей, внушая ужас, лишая сил и воли. Перед Бамин-Атом полыхал демонический костер, а в нем стоял улхурский властелин и он не мог вспомнить ни одной молитвы. Ла-Тима успела повернуться, но не убрала руку и она осталась возле свечи, а горячий воск капал на пальцы. Но госпожа Ва-Лераг вся горела в мучительном огне, но не видела ничего, кроме холодного лица Равл-Ата. Астеман стоял напротив жены и отчетливо понимал, что сейчас его просто не существует в её мире. Глаза Кхорха прожигали его, причиняли острую, невыносимую боль. Наэла не слыша ничего. Слова первосвященника проходили сквозь неё и тяжелыми камнями падали в туманную бездну, на краю которой она стояла, но стояла теперь не одна. Сидмас снова был в темнице, в глухой и непроницаемой тишине, куда не проникал ни взгляд, ни злые слова первосвященника. А рядом была Она. А значит – ничего больше не надо…

 - Мне приятно ваше почтительное молчание, - заметил Кхорх и глумливо хохотнул. – Я, признаться, так долго ждал нашей встречи, что теперь просто не могу остановиться! И очень огорчился бы, пожелай вы перебить меня, и…

 - И всё-таки перебью…

 - Равл-Ат! - первосвященник весело рассмеялся. – То-то мне всё казалось, что твой поганый дух витает в этом храме, однорукий бес!

 Преподобный был одет, как и полагается жрецу – в серебристый балахон, стянутый золотым поясом. Золотистый обруч поблескивал на его челе. Кивнув, он прошел к столу и остановился напротив Кхорха. Тот недовольно нахмурился, злясь на то, что Равл-Ат не чувствует его власти, которая держала остальных, и продолжает вести себя достаточно свободно. Мало того, от него исходило нечто враждебное и такой силы, что Кхорху с трудом удавалось сохранять собственное равновесие.

 - Ты весьма удачно и главное - вовремя выкрал камушек, - проговорил первосвященник тоном заговорщика. – Я недооценивал тебя! Но теперь готов принести свою благодарность.

 - Правда? – Равл-Ат опустил голову, раздумывая. – А что взамен?

 - Чего ты хочешь?

 - Я хочу Маакор, Кхорх.

 - Хорошо, – медленно произнес первосвященник, встретив блестящий, светлый взгляд преподобного. И ощутил боль в груди. Кариатит на его жезле накалился, обжигая кожу.

 - Арахн войдет в сонм Эморх, - продолжил Равл-Ат спокойно.

 Мысли его были закрыты, как и душа - до первосвященника доходили лишь слабые импульсы и обрывки слов.

 - Ты издеваешься? – не выдержав напряжения, взвился Кхорх. – Арахн – темное божество!

 - Тогда пусть катится в бездну…

 - Вот как?

 Мечи Астемана и Сидмаса выскользнули из ножен и зависли в воздухе, нацелившись в грудь Ла-Тимы. Мгновенной вспышки страха в душе преподобного, хватило для того, чтобы Кхорх понял, что сделал правильный шаг. Он усмехнулся:

 - Теперь выдвигать требования буду я, а, Равл-Ат?

 - Хорошо, - тот улыбнулся. – Я слушаю, - видимо ему стоило больших усилий сохранять видимость спокойствие. Крохотные капельки пота выступили на лбу. Равл-Ат оперся рукой о стол и мельком глянул на оцепеневшего Бамин-Ата. – И всегда говорил, что вера – основа силы, что делает из простого человека жреца.

 - Что за бред? – нахмурился Кхорх.

 Верховный служитель тряхнул головой.

 - Подойди ко мне, - проговорил преподобный.

 Бамин-Ат двинулся к нему, всё еще находясь под чарами, но уже способный управлять собственным телом.

 - Бесы тебя дери! – зло выкрикнул первосвященник.

 Кончики мечей вонзились в кожу госпожи Ва-Лераг и на прорванном платье проступило кровавое пятно. Верховный жрец замер.

 - Ладно, - Равл-Ат снова опустил голову. – Чего ты хочешь?

 Кхорх яростно сверкнул желтыми глазами.

 - Ахвэм будет уничтожен! – прорычал он. – А эти твари – сдохнут!

 - Ты же понимаешь, что для начала тебе нужно убить меня. Но моей силы хватит, чтобы подарить Ахвэму бессмертие. Любой ценой.

 Кхорх хмыкнул:

 - Хочешь сказать, что попытаешься остановить меня? Да ты смешон! Смешон и жалок! Чего ты можешь? Сдохнуть ради других? Так сдохни! – он вцепился в купол, сминая тонкие волокна.

 Равл-Ат поднял глаза, переводя тяжелый взгляд с лица Бамин-Ата на подрагивающий у груди госпожи Ва-Лераг меч.

 Серебряные упругие нити плавились под пальцами первосвященника, прогибались, вспыхивая рыжим пламенем и дымясь. Завороженный этой картиной, Кхорх не заметил движения у себя за спиной, не почувствовал, как верховный жрец, ухватившись за рукоять и размахнувшись, ударил наотмашь.

 Голова первосвященника слетела с плеч…

 Равл-Ат, дрожа и помогая себе культей, извлек из-за пояса пылающий кариатит и установил его на цилиндр.

 Тело Кхорха пошло черным дымом, начиная исчезать.

 - Держитесь!..

 Уже занималась заря, когда над Ахвэмом проступили огненные круги. Пахнуло жаром и, казалось, что небо расплавиться от невероятного бесовского пламени, окруженного черным дымом. Но скоро огонь поблек, дым исчез, обращаясь легкими облачками.

 Но содрогнулась земля, и стало душно и сумрачно. Далекий, но чудовищно-мощный шум обрушился на город, словно ударились и небесный свод синие гигантские волны. И сомкнулись…

 Земля продолжала дрожать и шум тысячи вод стал сильнее. Встревоженные мхары стали выходить из домов и с тревогой смотрели на небо. Над их головами плескалось настоящее море…

 - Что это? – спрашивали мхары друг друга, но не находили ответа…

 Они никогда не узнают, что этой ночью ускользнули от лап свирепых демонов, что уже разжигали костры ярости, повинуясь воле Кхорха. Что сам он, первосвященник Кэух-Арахна вернулся в замок Амаса, в комнату с окровавленным мечом со следами крови его матери. Вернулся опустошенным  и сломленным, так и не достигнув главной своей цели.

 Многие из вечных жителей подводного города так никогда и не узнают, что преподобного Равл-Ата не стало. Может быть, он просто исчез, плененный силой магической праны, опустившей под воду поврежденный купол, укрывший Ахвэм. А может мятежный дух жреца-отступника явился к небесному престолу Эморх и был прощен милосердной богиней за то, что однажды поклонился Темному божеству; прощен за то, что сотни мхаров на века остались в Безвременье, пока не замкнется круг Судеб и один из наследников этого народа не будет принесен на алтарь Златокрылой…

 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

 Золотой свет лился через кроны вековых сосен. Было так тихо и благодатно вокруг. Пахло хвоей и землей, а еще цветами, что не боялись полумрака леса.

 Навстречу растерянной и чем-то смущенной девушке вышли лесные великаны:

 - Приветствуем тебя на земле Арбоша! – проговорил один из них, склоняя перед ней рогатую голову.

 - Мне нужно передать…

 Другой корнуот шагнул к ней и она увидела, что он уже стар, но темные глаза его святились мудростью и добротой.

 - Ты ранена?

 - Я прошу вас…

 Он взял её за руку.

 - Мы знаем. И ждали тебя. Я чувствую, сигилла с тобой.

 - Да.

 Корнуот улыбнулся:

 - Не бойся ничего. Отныне ты – наша сестра. Добро пожаловать в семью, Лидэя…