- Признаю, моя вина, - говорил жрец. – Но кто же мог знать, что так получится.

 - И Стражам захочется нарвать цветов, - продолжил Фархус с сарказмом. – Понимаю, как странно это выглядит теперь, но ты обязан был предупредить нас.

 Он осмотрел голые стены и каменное ложе с охапкой сухой травы. Келья, куда привел его служитель, была холодной и сырой. Ее унылый вид лишь усугублял то подавленное состояние, в котором находился сейчас горец. Он был не столько растерян, сколько зол на самого себя за то, что так досадно усложнил задачу, и отдалился от намеченной цели. Ужасная история о смерти невиллы стала известна жрецу лишь на следующее утро. Да, девушка умерла, и Фархус честно признался, что это он сорвал ту злополучную нимфею. И в свое оправдание, мог сказать только то, что ему не было известно о магических свойствах этих лилий, так связанных с невиллами.

 - Кхорх простил тебе этот проступок, - продолжал служитель. – Но за гибель святой девы ты должен понести наказание. А пока верни мне нож и браслеты.

 - Да, святейший, - отозвался стражник, отдавая перечисленные предметы, и присаживаясь на валун, видимо служивший здесь стулом. – Но если виноват не я один, почему заперли только меня?

 - Я тоже буду наказан, - бесцветным тоном произнес жрец, будто собственная участь совсем не тревожила его. Впрочем, Хепи-Сах, казалось, вообще не умел выражать эмоции. И поэтому его слова не произвели на горца никакого впечатления.

 - Долго мне здесь сидеть? – поинтересовался он. – Или меня убьют?

 - Кхорх не решил еще.

 Страж поднял голову:

 - Ну, хорошо, святейший, ты все сказал, и, наверное, можешь идти.

 - Да, - отозвался тот, но продолжал стоять.

 И Фархусу вдруг почудилось, что в душе господина в серебристом хитоне происходит нечто, похожее на внутреннюю борьбу, что мало вязалось с образом этого странного человека. Но ему, поглощенному собственными душевными терзаниями, не доставало сейчас ни сил, ни желания сосредоточиться на чем-то, кроме личных переживаний. Обида на неудачный поворот судьбы весьма досаждала, делая невосприимчивым к подобным тонкостям.

 - Уйди, - тихо проговорил Фархус.

 Тяжело шагнув вперед, Хепи-Сах остановился и привычно застыл, а страж явственно ощутил, как волна острого неприятия поднялась в его душе. Этот сиплый, нечеловеческий голос, всегда закрытое лицо, замедленные движения, вызвали первоначальное отвращение и скрытый страх.

 Еще ничего не понимая, он стиснул голову руками и почувствовал, как холодный водоворот тащит его куда-то и животный ужас перед близкой смертью наполняет сердце…

 - Уйди, - простонал он.

 На этот раз жрец удалился, закрыв за собой решетчатую дверь.

 А Фархус поднялся, повинуясь странному желанию вернуть служителя и задать единственный вопрос, ответ на который внезапно пришел к нему именно сейчас. Но здравый смысл подсказывал, что Хепи-Сах не захочет открыться.

 Не зная, чем занять себя, опустошенный и томимый тягостным предчувствием, горец улегся на жесткую кровать, отгоняя прочь неприятные мысли.

  «Надо уснуть, уснуть, уснуть… как нелепо все получилось… а если первосвященник захочет убить и меня… нужно придумать что-то… придумать…»

 Он провалился в тревожный сон, где плыл под водой с полыхавшим над ним огнем. Неясные тени мелькали вокруг. Все ближе и ближе. Пока чудовищная пасть не разверзлась перед ним…

 Фархус очнулся, чувствуя, как бешено и больно колотится в груди сердце. Полежав и успокоившись, он прислушался. Вокруг стояла тишина, и определить, сколько прошло времени с момента его заточения, оказалось затруднительным. Но, насколько это было важно сейчас? Им никто не интересовался, значит, сиюминутная смерть ему пока не грозит. И то, что он оказался запертым здесь, может сыграть им с Лахваром на руку – чем меньше они будут привлекать к себе внимания, тем лучше. Что ж, теперь у него появилось время все спокойно обдумать. Ощущение потерянности прошло, как, впрочем, и чувство вины из-за смерти той девушки. Кем она была? Лишь первой жертвой в ужасной игре, что затеял первосвященник. Жалел ли ее Фархус? Да. Но кто был истинным виновником в гибели той, чья жизнь зависела от хрупкой жизни цветка?

 Протирая глаза, горец поднялся и подошел к нише, где тускло горела улхурская лампа, стоял кувшин и горкой лежали сладкие лепешки.

 - Да смилуются над тобой боги, великий Кхорх, - сказал он, отпивая прохладной воды. – Да будут…

 Странный звук привлек его внимание. Фархус оглянулся – ему показалось, что кто-то прошел мимо двери, и кривая тень на секунду скользнула по стенам. Поставив кувшин на место, и прихватив лампу, он осторожно приблизился к решетке и заглянул в коридор. Зеленоватый свет выхватил кусок неровной каменный стены и грязный пол.

 - Странно, - проговорил стражник тихо и вернулся к ложу. Он прилег, уже не надеясь уснуть – чувство тревоги не отпускало, все усиливаясь, как и навязчивое желание снова посмотреть за решетку. Раньше Фархус не считался трусом, но тот, кто таился в темноте галереи, был намного сильнее его. Сильнее не физически, нет. Притихший там источал зло, перед которым был слаб любой из плоти и крови.

 Горец снова встал, подхватил лампу и подошел к двери.

 - Кто здесь? – Фархус прислушался, уловив ни на что не похожий звук. – Эй! Отзовись! – он повыше поднял светильник, прижимаясь к прутьям. И вдруг отпрянул –  уродливый, безносый лик, мелькнул прямо перед ним.

 - Что это?.. – собственный голос придал немного уверенности, но желание смотреть пропало.

 Стражник медленно отступил к кровати, опасаясь поворачиваться к двери спиной.

 - Может, померещилось?..

 Он сел, поставив лампу у ног, и постарался успокоиться. Наверняка, кто-то из людей был рядом, да и решетка надежно защищала. Но… от кого? Если то, что видели его глаза не плод разыгравшегося воображения – никакие стены помочь ему не смогут.

 - Не впускайте в душу свою страх, - снова вслух проговорил горец, найдя в себе силы улыбнуться. – Кхорх заботится обо мне.

 Но образ кошмарного лика снова и снова вставал перед ним: узенький подбородок, низкий лоб с загнутыми тонкими рожками, серая, словно истлевшая кожа, местами прорванная и сочившаяся кровью, глубоко сидевшие белесые глаза, и острые, почерневшие зубы. 

 Он вздрогнул, едва не вскрикнув, когда услышал тихий зов за дверью:

 - Фархус?

 За решеткой стояло что-то светлое, похожее на призрак.

 - Фархус!

 Женский голос, звавший его, был мягким и удивительно мелодичным.

 Ошарашенный стражник приподнялся, не веря своим ушам. Как можно было обмануться! И что за чудовищной силой наделены эти подземелья, что рождают одновременно и кошмарные виденья, и обворожительных созданий, наделенных такими голосами.

 - Фархус, я хочу помочь тебе, - вновь нежно заговорила незнакомка.

 - Кто ты? - он встал и подошел ближе, с удивлением видя прелестную девушку, которая ухватилась маленькими ручками за прутья двери, и встревожено смотрела на него.  

 - Я – Каэлис, дочь жреца Гереха, - ответила она, взмахнув длинными ресницами, и снова устремила на пленника влажно-черные, неотразимые очи.

 Фархус смутился перед такой пленительной красотой, не находя слов, и не понимая, что нужно было от него этой девушке.

 - Я отворю дверь, – сказала она и ловко вскрыла наружный замок.

 - Для чего тебе идти против своего отца? – отступая, спросил горец.

 - Потому что ты ни в чем не виноват, - улыбаясь, ответила Каэлис и протянула к нему руки. Как хороша она была своим точеным личиком, полуобнаженной грудью и плавными линиями юного тела, что угадывались под тонкой материей платья. Склонив голову и блестя в полуулыбке белыми зубками, дева шагнула к Фархусу, встряхнув длинными темными волосами. Выражение глаз ее изменилось, и теперь в них читались открытый призыв и нетерпение. – Ты пленил душу мою, горец, и можешь отблагодарить свою спасительницу.

 - Как?

 - Разве ты не понимаешь? – лукаво спросила она, и подтолкнула смущенного Фархуса к ложу.

 - Я не посмею оскорбить Гереха, - растерянно сказал Фархус. – К тому же Стражам нужно сохранять себя в чистоте, – но говоря это, он позволил увлечь себя на кровать. Конечно, он не был совершенно неискушенным в любовных вопросах, но ту несмелую ласку, что дарила ему возлюбленная, никак нельзя было сравнить с тем, к чему влекла Каэлис. Голова стражника закружилась, словно он вдруг очутился в горячем омуте, такими сладко-обжигающими оказались поцелуи и объятья страстной дочери жреца.

 - Ай, мне больно, - вскрикнула вдруг она и, отстранив горца, быстро распустила шнуровку на его хитоне. – Что это?

 - Сердолик, - ответил Фархус, и взял в руку блестящий камень, вставленный в оправу с магическими знаками – священный оберег, который он прятал от глаз малусов, нося на длинной цепочке. И это прикосновение привело его в чувство.

 Горец внимательнее взглянул на девушку и, улыбнувшись, поинтересовался:

 - Разве он не нравится тебе? Если захочешь - я подарю.

 Лицо Каэлис лишь на мгновение исказила злоба, но прелестница легко справилась с собой. Томно взглянув на Стража, она прильнула к его плечу горячей щечкой:

 - Сними, он мне мешает крепче обнимать тебя.

 - Вот как? – Фархус уже успел заметить бордовый след, оставленный амулетом на коже девы. – Как, говоришь, тебя зовут, красавица? – он придавил рукой ее грудь и с силой  прижал сердолик ко лбу девушки. – А вот это тебе нравится, Кэух?

 Кожа под камнем задымилась, плавясь и искажая прекрасные черты. Еще мгновение, и под ним забилось уродливое существо, которое привиделось в темноте коридора. Замерев на миг, оно издало истошный визг, и страшной силы удар отбросил Стража к противоположной стене. Тяжело ударившись, Фархус потерял сознание…

 * * *

 - Переживаешь за друга? – присаживаясь к Лахвару, с сочувствием спросил Одрух.

 - Да, - тот опустил глаза, снова посмотрев на рисунок, который складывал из камушков. – Его нет уже пять дней, а этот… жрец и говорить об этом не хочет.

 - Он считает, что все сказал, - подхватил змеелов, присматриваясь к горцу, что не осталось незамеченным последним.

 - Да, - Лахвар замолчал, не желая продолжать тему, которая явно интересовала его собеседника и была неприятна ему самому. Как и любознательность малуса, впрочем.

 Над Хеллом снова стоял редкий туманец, а тусклая вода казалась мертвой. Наступал вечер, и глубокие тени от близких скал вытягивались, словно желая подслушать, о чем молчали двое, глядя на застывшее синее озеро.

 - Как думаешь, можно сбежать отсюда? – нарушил горец вязкую тишину и резким движением руки сломал сложный узор на песке.

 - По скалам? – Одрух кивнул на размытый рисунок каменной громады. – Возможно, - он мельком глянул на юношу. – Хочешь удрать?

 - А что?

 - Нет, ничего. Я бы и сам задумался над этим, но моя семья уже получила за меня золото. И я не могу вернуться, опозорив свой род и память предков.

 - Тебе не нравится здесь? – спросил горец, уже зная ответ.

 - Видел, как живут невиллы? – ответил змеелов вопросом на вопрос. – Зачем первосвященник держит их в черном теле? Я хорошо знаю Лемаис. Она всегда была красивой и живой, а теперь… теперь девочка так быстро чахнет и долго не выдержит всего этого. Не удержался, встретился с ней тайком, о чем не жалею – много интересного узнал. Среди них же внучка Сильхи затерялась, - он хохотнул. - Вот уж не пойму, куда ведьма смотрела! Так эта самая Дельви говорит, что страшнее Улхура с Колодцем нет ничего на всей обозримой земле. И тварь, что копит силы в теплом жерле вулкана, наделает много бед.

 Лахвар пожал плечами:

 - Мы же не невиллы. У женщин чувствительная душа ко всяким тонким материям. Да и мерещится им много лишнего.

 - Что произошло на озере? – вдруг спросил змеелов. Голос его изменился, став напряженным.

 - Фархус сорвал…

 - Ты хороший парень, - перебил его стражник, все тем же настойчивым тоном, - но Дрэвх был прав – вы с другом  держитесь в стороне, и я кожей чувствую, что дело тут не в том, что мы выросли в разных племенах. Ведь так?

 - А в чем? – горец повернулся и открыто посмотрел в глаза собеседнику. – Если ты такой чуткий – скажи.

 - Я не знаю, - с досадой ответил Одрух. – Но очень хотел бы узнать, – он помолчал, потом заметил: - Не подумай, что цель моя – залезть в твою душу. Но все, что происходит здесь, выше моего понимания! Не так я представлял себе службу у почтенного Кхорха, не так.

 - А как? – осторожно поинтересовался Лахвар, понимая, что этот человек сейчас вполне искренен с ним и, скорее всего, ищет поддержки. – Что ты раньше знал о первосвященнике?

 Змеелов усмехнулся:

 - Да почти ничего. Только то, что он принял силу Хэта, самого сильного мага не только в Хасе и по всему побережью озер. Старика уважали. Уважали не за то, что мог вызвать дождь или наслать на врагов пыльную бурю – он лечил людей. Поднимал самых безнадежных. Помню, как одна молодуха, родившая больное, едва живое дитя, ушла в пустыню, к Хэту, и вернулась счастливая, показывая всем своего орущего и вполне себе здорового малыша! А ведь даже Сильха плюнула на младенца, сказав: «за ним пришли уже демоны смерти, отдай и поплачь, не жилец твой ребеночек». Вот так. А вот Кхорх никого не лечит. Скорее калечит, - мужчина поморщился. – Другой он совсем. И цели у него другие. Говорят, - он вдруг замолчал, глядя на шевелящийся над водой туман. Выражение его смуглого лица изменилось. Он был странным. Во всем. Сдержанный, как будто исподтишка всегда следящий за всеми, Одрух, тем не менее, умел легко располагать к себе любого. Но не казался своим среди соплеменников, никогда не ругался, не паниковал, никого не осуждал, всё и всегда понимая. В нем было что-то. Особенное. Высокий даже по сравнению со здоровяком Герехом, он обладал скорее не физической силой - душевной. Или духовной…

 - Что говорят-то? – наполнил горец, не дождавшись продолжения.

 Но собеседник перевел на него потемневшие глаза и спросил:

 - Так что было на озере?

 - Я говорил уже, - Лахвар немного смутился, но взгляда не отвел.

 - Не хочешь открыть правду? – кивнул змеелов. – Я и не рассчитывал на откровенность. Но кажется мне, что мы с тобой на одной стороне, кем бы ты ни был на самом деле. А Кхорх – на другой. Как Герех, как Хепи-Сах. И жрец не просто так забыл рассказать нам о лилиях. Здесь нет простачков. Мы все уже в этом убедились.

 Горец нахмурился. В словах его собеседника крылась истина, которая и ему самому не давала покоя. Но мог ли он открыться ему? Имел ли на это право? Хотя, и нуждался в союзнике, как никогда раньше.

 - Я ранил дракона, - быстро проговорил Лахвар, заметив, что Одрух собирается уйти.

 Тот снова опустился на песок, и посидел так, не шевелясь и глядя на прикрытые туманом скалы.

 - Об этом никто не знает, - добавил горец уже спокойнее.

 - Уверен? – тихо спросил змеелов.

 - Нет, - честно признался Лахвар. – Но, подозреваю, что Фархус сидит именно за это.

 Мужчина покачал головой:

 - Не обольщайся на сей счет. Самая большая ошибка – считать противника слабее себя.

 - Противника?

 - Сколько будем ходить вокруг да около? – вздохнул Одрух. – Я многое повидал на своем веку. Но, знаешь, совершенно согласен с Дельви. Плохое это место. Плохое. Не говорю про Кхорха, нам сейчас до него далеко, потому как заперты надежно, а вот Хепи-Сах....

 - Он странный, - поддержал горец, боясь, что словоохотливый Страж услышит, как гулко бьется его сердце и тем самым выдаст волнение.

 - Странный? Более чем! – змеелов прищурился и опять хитро покосился на собеседника. – Однажды мне довелось встретить хеписахафа – огромного, в три моих роста ящера, вылезшего на бережок погреться. Так вот, у него был такой же отвратительный голос, что и у здешних.

 - Откуда он взялся?

 - Хороший вопрос, - кивнул Одрух. - Сильха сказала потом, что это чародей вызвал его. Но то был не обычный дракон. Посланец бездны, слуга Бебаи. Как думаешь – кто из смертных мог призвать такого?

 - Хэт, - тихо сказал Лахвар. – А теперь, Кхорх.

 Змеелов глубоко вздохнул:

 - И последний вопрос. Я хочу выследить этого змея. Во-первых, потому что такая нечисть не должна жить с людьми под одним небом, ну а во вторых… и, во-вторых, тоже. Ты со мной?

 Ночь неслышно пришла на темных и теплых лапах и легла, глядя на землю мерцающими звездами глаз. Душное и влажное дыхание ее не принесло желанной прохлады. Ветер, совсем разленившись, уютно спал на широкой спине тишайшей ночи, забыв сорвать с опалового божества дымчато-серый покров, в который куталась красавица-луна. Туман над озером Хелл тихо шевелил раздутым брюхом, трогая млечными щупальцами горячие скалы и камни на берегу.

 Одрух встряхнулся, сгоняя дрему, и посмотрел на замершего рядом горца.

 - Уже давно взошла луна, - прошептал он. – А дракон так и не появился.

 - Он чувствует нас, - отозвался Лахвар. – Мы можем просидеть здесь до утра. И ничего…

 - Чу, - змеелов напрягся. Ему показался какой-то шорох внизу за камнями.

 Они выбрали для засады небольшой мысок, с которого просматривался левый берег с гротом невилл и многочисленными пещерами в стене кратера. Такая же отвесная стена прикрывала тыл стражников, что подстерегали хеписахафа, и они находились в относительной безопасности.

 - Там есть кто-то, - Одрух показал ножом в сторону большой насыпи из валунов, которая закрывала небольшой участок озера.

 Горец покачал головой, не заметив ничего подозрительного.

 Снова медленно потекло время. Туман уполз ближе к скалистому острову, обнажая ровную черноту Хелла. Стало так тихо, что можно было расслышать, как перешептываются волны, целуя камни. Приближался рассвет, неся долгожданную прохладу. А ящер все молчал.

 - Я посмотрю, - не выдержал змеелов и бесшумно спустился вниз, подав какой-то непонятный знак.

 Лахвар видел, как он подошел к выступу и посмотрел на озеро, привлеченный всплеском. Горец насторожился и подтянулся к краю…

 Одрух вдруг сдавленно охнул, и Лахвар увидел, как огромное нечто метнулась к нему, опрокидывая в воду. Не раздумывая, он прыгнул вниз, пытаясь не угодить в то место, где бились двое, и удачно приземлившись – благо, было неглубоко - ринулся в бой. Горец видел извивающееся зеленоватое тело, поднимающее каскады волн и брызг, и отважно бросился на змея, пытаясь обхватить рукой его шею. Но удержаться на мокрой скользкой спине оказалось не так-то просто. Слетев и нахватавшись соленой воды, он поднялся на колени и кинулся снова, заметив неподвижные ноги Одруха под изогнувшейся тушей твари. «Убит?» Лахвар ударил почти наугад в светлое брюхо гада, и снова оказался отброшенным ударом длинного хвоста. Упав на спину, ничего не видя и захлебываясь, он почувствовал, как что-то тяжелое наваливается на него и снова взмахнул ножом. Клинок отскочил, ткнувшись в плотный щиток чешуи. А горец успел увернуться от чего-то темного и большого, что стремительно летело к его лицу. У самого уха лязгнули зубы. Лахвар задыхался, но не мог выбраться из-под воды, прижатый холодным телом змея. Слабея, он ударил снова – туда, где должно быть горло…

 Стало легче. Туша сдвинулась, и дракон издал хриплый рев, прыгнув в сторону. Ухнув в воду, он поплыл и вскоре затерялся в темных волнах.

 Не успев еще отдышаться, горец оказался поднятым чьими-то сильными руками.

 - Давай, уходит! – рявкнул змеелов, ставя его на ноги.

 - Живой!

 Но Одрух уже бросился в погоню, и Лахвару ничего не оставалось, как последовать за ним.

 Быстро светало, и, хотя усиливался туман, люди видели мелькающую в воде голову ящера, который не мог оторваться от преследователей и, возможно, был ранен. Он двигался в сторону пещер, видимо, надеясь укрыться там, не вступая больше в бой.

 Горец выбрался из воды чуть позже хеписахафа и, пройдя по узкому песчаному берегу, легко обнаружил свежий след. Дождавшись змеелова, он с азартом сообщил:

 - Я видел кровь. Он ранен.

 - Идем, - Одрух окинул его цепким взглядом, - вижу, ты совсем не пострадал и хорошо держишься на плаву. Где научился? – сам он тяжело дышал и явно выбился из сил, давая теперь себе роздых.

 - Дракон там! – Лахвар уверенно показал на черный, сравнительно узкий лаз.

 Проверив, на месте ли ножи, стражники вошли в пещеру, и сразу оказались в удушающей вони и жиже, которая противно хлюпала под ногами. Внутри грота было очень темно и тесно. Согнувшись и передвигаясь почти на ощупь, они уже пожалели, что полезли в эту дыру, когда, наконец, вышли в просторное помещение, где горел огонь. За ним, возле стены виднелась прямоугольная, грубо обтесанная глыба прикрытая шкурами. Блики и мятущиеся тени от костра не давали возможности рассмотреть того, кто лежал на ней.

 Переглянувшись, мужчины приблизились, всматриваясь в неподвижного человека.

 - Жрец, - не веря своим глазам, прошептал Одрух.

 Он достал нож, заметив кровавые следы змея на полу пещеры.

 - Я скажу тебе больше, друг: Хепи-Сах на мхарском – лунный дракон, - усмехаясь, проговорил Лахвар. – Это – наш ящер.

 Он подошел вплотную, и, охваченный непонятной тревогой взглянул на бордовые пятна на серебристом хитоне, потом на закрытую капюшоном голову.

 - Всегда хотел увидеть его лицо. Оно должно быть кошмарным, - пробормотал горец.

 - Зачем смотреть - прибьем гада! - змеелов размахнулся, крепче сжимая рукоять ножа.

 - Нет! - и Лахвар, что успел сдернуть с лица служителя башлык, вдруг вскинул перед Одрухом руку. – Смотри!

 В мертвенно бледном человеке, с искаженно-вздутыми чертами и мелкой чешуей у скул, с кровавой пеной на обкусанных губах, он узнал пропавшего Хоруга, сына Риха.