Позади остался город Мертвых и гранитная дорога, которая вела к западным вратам Верхнего Улхура. Они прорублены были в высоких скалах, что окружали Иктус подобием венца, брошенного в пески великаном. На утесах виднелись лики демонов, что охраняли безмолвных обитателей этого чуждого всему живому, бесовского места. Здесь осязаем был страх, и сама смерть неслышно бродила по усыпанным прахом тайным тропам.

  У самих ворот на громадных тронах восседали грандиозные статуи безобразных существ с человеческими телами и устрашающими ликами. Много лет они взирали на город Теней, надежно храня тайны его жителей. И сейчас каменные глаза их видели торжественное шествие, начавшееся с восходом солнца из Верхнего храма.

   Медленно продвигаясь, процессия миновала границы надземного Улхура, вышла к пустоши и двинулась в сторону Гефрека. Казалось, что караван царя Ксархса просто отправился в далекое, увеселительное путешествие, так нарядны были палантины-шатры, установленные на спины хеписахафов, так красивы легкие повозки для женщин, так многочисленны подводы с провиантом. Вслед колоннам улхурцев, по обычаям малусов разодетых в шкуры, ехали яркие крытые повозки, с девушками и женщинами из арахнид. За ними шли ягмары, которые никогда не отличались особой организованностью, и воинов их можно было легко принять за паломников. Процессию завершали животные, которые рано или поздно должны были пойти под нож. Выглядело все это довольно безобидно. Если бы ни вечно мрачные эверцы. Само их присутствие красноречиво говорило о том, что поход был именно военным. Копья, секиры, блестящие щиты, флаги и непримиримый огонь в глазах всадников. Воинов, пришедших за великим эланом было не счесть. Давно уже народ этот жил только набегами. А те, кто не носил оружия, дети да эверские жены, кочевали за воинами по всему северо-восточному Сульфуру. Теперь добротные кибитки  их стояли близ Улхура.

 Сам владыка Казуима Влах с сыном Миирбетом ехал за шатром Ксархса и с некоторой опаской посматривал на огромного ящера, который нес царский палантин. Что говорить, тварь производила неизгладимое впечатление.

 «Вот бы мне такое чудище, - мелькали у элана завистливые мысли, - одна его башка размером с мою лошадь. Да я бы душу отдал за такого!»

 Еще один такой же гигант-хеписахаф шел за тысячным войском Влаха и в палантине на его спине расположился сам Кхорх. Как много ни возлагал он надежд на этот поход, мысли первосвященника были сейчас далеко: там, в темном и душном подземелье, где жил узник из Ахвэма. Снова и снова вспоминалась ему их последняя встреча, угроза Сидмаса, его внезапное нападение и подозрительная жалость. Жалость? А как еще это можно было назвать? Будь у Кхорха такая замечательная возможность – задушить врага, уж он не дрогнул бы и не разжал пальцы! Может, сын правителя струсил? Что стало бы с ним, когда рано или поздно труп владыки обнаружили у его темницы? Но не лучше ли это того положения, в котором он находился сейчас? Быть убитым, но перед этим твердо знать, что твой самый главный враг мертв – совсем не то, что оставаться жалким рабом, ничтожеством, не имеющим права даже надеяться на освобождение. Неужели мхар поверил, что Кхорх не тронет его женщину? Ведь это до смешного наивно! А был ли так наивен Сидмас? Даже если болен, то отнюдь не глуп. Тогда почему? Почему же?..

 Кхорх невольно потрогал еще болевшее горло. Там что-то щелкало каждый раз, когда он сглатывал, но чем дольше он не делал этого, тем сильнее разгоралось нестерпимое жжение, и тогда казалось, что можно совсем задохнуться. Но Кхорх не торопился избавиться, излечиться от этой боли. Он скрыл происшествие на нижнем уровне ото всех, даже от матери, которая заметила странное состояние сына, когда тот вернулся из подземелий. Себя ему тоже понять было сложно. Будто он не хотел забывать, постоянно страдая от боли, что заставляло его снова и снова думать об узнике и о том, сколько страданий тот причинил.

   Конечно, Кхорх не мог не отомстить. И отомстил! С наслаждением глядел он на одурманенную Наэлу, на эту совершенную, блистательную красоту, которая должна была достаться Арахну. Кхорх с упоением слушал, как закричала мхарка в колодце, когда поднялся к ней демон, слушал, как жадно и долго наслаждался тот ее телом.

   Тогда и сам Кхорх впервые пришел к ожидающей его Лемаис.

 * * *

 … Она посмотрела с интересом, и только на мгновение мелькнуло в серых глазах нечто похожее на испуг. Теперь, после пробуждения, как это называла сама невилла, в ней мало  осталось от прежней невинности. Особенно в глазах, уже не сверкающих чистотой, как кариотиты, а горевших теперь странным и страшным огнем.

 Ей отвели покои с двенадцатью комнатами, где расположились все служанки, которых Лемаис захотела выбрать из кифриек. И, надо сказать, новая госпожа Улхура с большой охотой принялась украшать свое новое жилище и оно очень скоро превратилось в благоухающий уголок красоты и роскоши. У девушки был тонкий вкус, и Кхорху не пришлось жалеть о своем решении. Ему приятно было приходить в дом Лемаис, нравилось говорить с ней и просто смотреть. Она оказалась затейницей и никогда не скучала. Музыка смолкала здесь только в недолгие часы сна госпожи. А спала она мало, и отдых её не походил на обычный человеческий сон. Бывало, в самый разгар веселья, Лемаис вдруг бледнела и начинала мелко дрожать, что поначалу пугало рабынь. Но скоро они привыкли к этим приступам, и просто отводили хозяйку в темную и тесную комнатушку, где укладывали прямо на пол. Она неизменно ложилась на спину, складывала на груди руки и переставала дышать.

   Очнувшись, Лемаис вновь обретала прежнюю бодрость, смеялась и пела, сама обучая кифриек новым танцам, каких не знали ни в стране Песка, ни на берегах Седых озер. «Мне показали их огненные девы», - говорила она, чем приводила служанок в трепет. Да и не только их.

   Лемаис во многом казалась теперь необычной. Пила только воду и ела сырое мясо. Но, не вынося его вкус, умела так хорошо смешивать приправы и вымачивать мясо в кислых соусах, что им не брезговали даже при дворе Ксархса.

   Её познаниям завидовали мудрые жрецы, которые сами себе казались наивными, когда госпожа Лемаис приходила в храм, чтобы поговорить со служителями и просто посмотреть на статую Арахна. Правда, беседы со жрецами ей быстро наскучили. Может, потому что со временем, она все больше забывала то, что вынесла из страны Умерших.  А вот в разглядывании каменного истукана, Лемаис нуждалась постоянно. Чаще всего тайно, она прокрадывалась в Алтарную и, впадая в экстаз, погружалась в созерцание.

 Запахи же стали для неё сущим кошмаром. Начать с того, что собственное тело всегда казалось невилле смердящим, что заставило пристраститься к частым и длительным омовениям. После купаний рабыни приступали к растираниям хозяйки ароматическими эссенциями, которые Лемаис научилась составлять сама.

 Но что бы она ни делала, с неё охотно брали пример. Поэтому в Улхуре стало принято посещать храм, растираться душистыми маслами и танцевать.

 Сама Лемаис продолжала меняться. Что нравилось ей вчера, завтра могло привести в ярость. Она была капризной и желчной, но такой деловитой и неравнодушной ко всему окружающему, что ей прощались частые вспышки злобы. Ведь они неизменно сменялись бурной веселостью, а значит и новыми забавами. Чаще всего она пребывала в движении, словно боясь остановиться и снова вспомнить, что… мертва.

 Так или иначе, от прежней невиллы не осталось и следа. Это замечали все, кто знал её раньше, особенно Матенаис. Но и с новой дочерью Улха, мать первосвященника смогла найти общий язык. И даже просила сына назвать Лемаис своей женой.

 Но тот не спешил. И не сразу пришел к избраннице в сальную. Кхорх знал, что вернувшаяся из царства Теней никогда не сможет подарить ему наследника. Ни какие иные причины не могли заставить его связать себя узами брака с земной женщиной. Он понимал, что ни одна из смертных не сравнится с Каэлис. А на меньшее, владыка Сульфура был не согласен.

 Но однажды он не смог устоять…

 Лемаис поднялась ему навстречу, развязывая широкий пояс и сбрасывая распашное платье. Оставшись в одной полупрозрачной нательной рубахе, она, не смущаясь, подошла к первосвященнику и спросила, заглядывая в глаза:

 - Почему ты так долго ждал?

 - Я хотел лучше узнать тебя.

 - Узнал? – Лемаис рассмеялась и подвела его к низкому и широкому ложу, где расшивала жемчугом новое платье. – Кем бы ни считал себя повелитель Сульфура, он  - только человек. И знает лишь крупицы того, что дано нам постичь здесь, на земле.

 Девушка прилегла и потянула Кхорха за собой. Устроившись на подушках и улыбаясь, она подхватила подол рубахи и плавно потянула её, обнажая изящные ножки.

 - Ты же хочешь сравнит меня с ней, - прикрывая глаза, добавила Лемаис. – Ну, так сравни…

 * * * 

    Теперь она ехала в одном из шатров, желая посмотреть мир. Это по её инициативе многие женщины Улхура отправились в поход вслед за мужчинами. Их, кажется, совсем не страшила возможность собственными глазами увидеть смерть близких, будь то супруг, отец или сын. Арахниды во всем хотели походить на Лемаис. А та только смеялась: «пусть, это будет полезно».

   Матенаис тоже ехала. Ей не приятна была разлука с сыном. Скучно становилось без Лемаис, которая давно стала родной дочерью. Она не видела невиллу мертвой, поэтому легко и даже с радостью восприняла её появление в подземельях, хотя и знала, что это магия Кхорха вернула девушку на землю. Матенаис гнала прочь мысли о том, что в теле  любимой девочки теперь обитает иная сущность, а вовсе не душа нежной и  преданной Лемаис. Может, только в память о ней, приняла она это странное, малопонятное существо, ставшее теперь супругой сына.

 Она тяжело вздохнула и приподняла полог с красными кистями. Солнце слепило. Ей удавалось выбираться из Улхура только лунными ночами, ведь сын предостерегал мать, что нелегко сразу привыкнуть к свету. Но перед походом сам Кхорх не единожды поднимался в Верхний храм и приглашал Матенаис с собой. Она волновалась первый раз и накинула на голову кружевную кисею. Но очень долго оставалась в храме и даже прогулялась по мосту. Потом ей захотелось пройтись по окрестностям Улхура, и она пригласила Лемаис. Та не отказала, но прятала лицо под маской, сказав, что не любит больше света. Они обошли город Мертвых, к которому бывшая невилла проявила огромный интерес, объясняя матери первосвященника, что видела в царстве теней многих из умерших. Матенаис разочаровала та прогулка, особенно слова и веселость Лемаис. И она стала выходить в город одна. Но если к солнцу мать первосвященника привыкла быстро, то тишина и мрачность этого места внушали тоску и новые приступы болезни.

 Тем не менее, возможность длительного путешествия придала Матенаис сил, хотя женщина старалась не вспоминать, что было его целью.

 Не думала об этом и сейчас, тайно надеясь, что им ещё не скоро предстоит добраться до Маакора, на который нацелился Ксархс.

 Залюбовавшись открывшимся видом сероватых дюн с причудливым очертанием гор Гефрека на горизонте, Матенаис не сразу заметила волнение, возникшем в начале процессии. Хеписахаф с царем остановился. Вскоре его примеру последовали и другие.

 - Что происходит? – спросила она проезжавшего мимо посыльного.

 Тот поклонился:

 - Лазутчики принесли тревожные вести: в горах замечены рабисы.

 - Это опасно?

 - Они вооружены, госпожа. Возможно, будет бой, - он снова отвесил поклон. – Позвольте покинуть вас.

 Матенаис откинулась на подушки.

 - Случилось что-то? - Лемаис, делившая с ней шатер, сбросила с себя покрывало, под которым спала с самого начала пути.

 - Рабисы в горах.

 Их дракон тоже встал и в бортик шатра сразу постучали.

 - Госпожа, вы можете спуститься. Караван не идет дальше.

 Невилла сладко потянулась:

 - Сегодня повеселятся каменные бесы.

 - О чем это ты, дорогая? 

 Выражение милого личика Лемаис изменилось, она в упор посмотрела во взволнованное лицо Матенаис.

 - Много людей погибнет в этом ущелье.

 - Надо предупредить сына, - и женщина уже вознамерилась сойти вниз, но девушка грубовато остановила её. Тонкие пальчики с острыми ноготками вцепились в запястье, раня кожу.

 - Это война Кхорха и мы не должны вмешиваться, - внушительно заявила Лемаис.

 - Он мой сын!

 - Тебе за многое придется держать ответ, Матенаис. И за то, что родила этого монстра – тоже.

 Слова девушки были ужасны, но у женщины не хватило духа ответить и она молча внимала, опустив голову.

 - Он не человек уже, – продолжала невилла. – Да и не являлся им никогда, - она зло улыбнулась.- Я открою тебе маленькую тайну – душа его проклята и не должна была вернуться на землю обычным путем. Не могла даже получить крохотный шанс на исправление в новой человеческой жизни, искупая прошлые грехи. Ты помогла черному духу, отданному бесам, Матенаис. И он уверенно устремился своей дорогой, но только не по пути искупления. Ни один смертный пока не может остановить Кхорха. И ты не мешай. Чтобы не случилось с ним – это его планида, и за каждый свой шаг он понесет однажды возмездие. Но не твоей душе, освещенной любовью, делить с этим существом его тяжкую ношу.

 - Но люди, - слабо возразила женщина, понимая, как много правды в словах Лемаис, которая и сама не была человеком. – В чем повинны они?

 - Невинные люди? – поморщилась невилла -  Кто? Эверцы, отнявшие у тебя мужа и теперь алчущие богатств Маакора?

 Матенаис долго молчала, потом заметила с тоской:

 - Странно, что ты не хочешь идти с ним рядом. Я говорю с духом, поселившемся в теле умершей Лемаис.

 Девушка расхохоталась. И такого ужасного смеха Матенаис не могла припомнить.

 - С чего мне помогать Кхорху? - хриплым и низким голосом произнесла Лемаис. – У меня свой путь и твой сын еще пожалеет, что призвал меня на землю. Я не ведаю власти, но раб той, в чьё тело помещен. А она ненавидела Кхорха, - девушка вдруг закашлялась, утирая с губ струйки алой крови, потом опрокинулась на спину и закрыла лицо руками.

 А мать первосвященника задрожала от накатившего страха – она могла поклясться, что слышала сейчас одного из демонов бездны.

 * * *

 - Крылатые решили встать на моём пути? Чушь! – Кхорх возлежал на подушках и с неприязнью смотрел на приглашенных в его шатер военачальников. – Что скажете? Кто-нибудь из вас может подтвердить, что эти животные способны думать, как люди? Ты видел рабисов? – обратился он к вождю племени с мыса Бонши, снова невольно  вспоминая своего пленника.

 - Обычно они не трогают чужих, - отозвался малус. – Если им ничего не угрожает.

 - Какого беса они всполошились тогда? – взвился первосвященник, разъяренный досадной задержкой. – Им ничего не грозило!

 Горец опустил голову, чтобы не видеть яростного взгляда повелителя.

 - Мой господин, - смиренным тоном заговорил Ксархс, расположившийся рядом с первосвященником, - это ущелье – единственный проход к Хэм-Аибу и если дикари намерены защищать его, сражения нам не избежать.

 Кхорх с неудовольствием окинул царя с ног до головы, в который раз удивляясь желанию мужчин украшать себя золотыми побрякушками. Ксархс особенно грешил этим – мало того, что пальцы, запястья и грудь его сверкали от обилия драгоценных камней, так новый владыка Улхура разоделся в шелка, как эверец и благоухал, как женщина. Даже на культе, обвернутой черной материей красовался массивный браслет.

 - Ты хочешь драться? – ядовитым голосом поинтересовался у него первосвященник. – Что ж, это достойно великого мужа. Постой, постой, я приготовил тебе подарок, Ксархс, и, думаю, это самый подходящий момент, чтобы преподнести его. – Он встал и отошел к сундуку и скоро вернулся, торжественно неся в руках дорогие ножны. – Этот меч для тебя, мой господин, – Кхорх приклонил колено, но, не доиграв до конца, бросил на колени царя обнаженный меч.

 Ксархс не растерялся и, ловко ухватив за рукоять, поцеловал блестящий клинок.

 - Благодарю, святейший, - почтительно проговорил он. – Это по истине, божественный дар! И пусть не смущает присутствующих то, что царь Улхура имеет страшный для воина изъян. Я одинаково хорошо владел мечом обеими руками.

 - Отлично, владей, - хмурясь, первосвященник снова прилег на подушки. – Итак, продолжим. Кто готов принять первое сражение?

 - Мы готовы, - негромко отозвался ягмарский вождь племени Лвиро.

 - Ты, Ксархс? – глянул на царя Кхорх.

 - Я придержу арахнидов до времени, - скромно отозвался тот.

 - Мой сын с честью примет твой приказ, святейший, - подхватил Влах, понимая, что бой с рабисами принесет Миирбету легкую победу и награду от самого повелителя Сульфура.

 Первосвященник хмыкнул, хитро глянув на великого элана.

 - Отлично, тяните жребий.

 Удача выпала сыну элана.

 И, произнеся перед своими воинами короткую речь, Миирбет с верными эверцами отправился в ущелье. В благоприятном исходе первого возможного сражения никто не сомневался. И молодой наследник Казуима на этот раз не призывал собратьев быть отважными и непримиримыми к своим врагам. Он откровенно надеялся столкнуться с дикарями и, уничтожив их, выйти к Хэм-Аибу триумфом.

 Но беспечный настрой Миирбета сменился недобрыми предчувствиями, стоило эверцам углубиться в ущелье. Оно было пустым, но сам воздух в нем пронизывали навязчиво-ощутимые токи страха. Казалось, угрюмо и враждебно смотрели на людей бурые скалы. И небо темнело над их головами. Звуки тонули в пыли, становилось трудно дышать.

 Но опытных воинов сложно смутить и каждый из тех, кто ехал сейчас за сыном элана, понимал – опасность совсем рядом.

 - Если мы пройдем, Миирбет, - проговорил один из эверцев. – Люди Кхорха могут попасть в ловушку.

 - Думаешь, рабисы нацелились на арахнидов?

 - Уверен. Никогда прежде крылатые не нападали на проходивших Гефрек.

 - Это единственный проход?

 - Есть и другие, но о них знают только дети гор.

 - Если твои слова правдивы – нам ничего не угрожает. И я не ошибался, надеясь на успех.

 Но напряжение все росло. Пока вязкую тишину не вспорол пронзительный визг, мало похожий на человеческий.

 - Это засада, господин! – слова кричавшего утонули в оглушительном грохоте.

 Миирбет натянул повод, удерживая испуганного жеребца и, обернувшись, увидел, как рушатся скалы, погребая под собой эверцев. Взметнулись гигантские клубы пыли, наполняя серой духотой ущелье.

 - Вперед! – воскликнул сын элана, но на него уже напирали успевшие миновать место обвала. Гонимый страхом, жеребец Миирбета помчался к выходу, едва заметному в густеющей пелене.

 - Вперед, вперед!

 Они успеют, должны успеть!

 И лишь в последний миг, сын элана заметил, почувствовал, как дрогнули близкие скала… и понял, что совершил самую большую ошибку…