Сидя на роскошном, сверкающем каменьями троне, Ксархс принимал просителей. В гулкой, огромной зале, украшенной пурпуром и золотом на манер ахвэмских дворцов, горели сотни свечей. Царь любил запах горячего воска и хорошо освещенные пространства. А вот приемы предпочитал вести без свидетелей и челяди. Сейчас перед ним стоял арахнид, пришедший с тайным докладом. Это был высокий мужчина, одетый в серый плащ диковинного кроя, какие не носили в Улхуре

 - Амулет Арахна готов, - сказал он. - В Дэнгоре уже ждут посланца.

 - Да, - отозвался Ксархс, потирая подбородок. События последней ночи могли задержать осуществление планов на неопределенный срок. И теперь он ничего не мог обещать. – Иди. Возможно, скоро тебе придется самому отправиться в Антавию. Будь готов.

 - Да, мой повелитель…

 - Госпожа Матенаис требует аудиенции, - распахивая резные двери, доложил арахнид-оклус и низко поклонился царю.

 - Началось, - мрачно обронил тот. - Зови!

 Сердце его дрогнуло от жалости, когда вошла мать Кхорха, заплаканная и мертвенно-бледная. Он поднялся ей навстречу и, подойдя, почтительно поцеловал жрице руку.

 - Не думала, что придется обратиться к тебе с такой просьбой, Одрух, - проговорила она тускло. – Но я молю, памятью всех, кто дорог твоей душе – найди виновных в этом бесчинстве и накажи.

 - Матенаис, - царь открыто посмотрел ей в глаза. – Если мы будем точно уверены, что у беглеца есть сообщники – их предадут казни.

 - Что значит «если», Одрух?

 - Мне думается, Кхорх сам открыл темницу и выпустил мхара.

 - Ты веришь в это? – прищурилась жрица недобро. – Веришь, что человек, просидевший в темнице более года, ослепший, питающийся только пустой похлебкой да черствым хлебом, мог одним ударом свалить с ног молодого, здорового мужчину? Да и где узник сейчас? Как мог он самостоятельно выбраться из закрытых коридоров?

 - У вашего сына был ключ и от них.

 - Сидмаса ищут, хотя бы? – с холодным презрением спросила Матенаис, недовольная реакцией Ксархса. Теперь она всех подозревала. И его в первую очередь!

 - Он никуда не денется из подземелий, - всё с той же спокойной уверенностью проговорил царь. – Рано или поздно, оклусы обнаружат его.

 - Если он в Улхуре!

 - В чем вы меня обвиняете сейчас, госпожа?

 - Я знаю, что ты предатель, Одрух! При устранении Кхорха, тебе открылась бы прекрасная возможность занять его место!

 - Поверьте, мне и на своем не плохо, - улыбнулся Ксархс и взял жрицу за руку. – Я чист перед вами, Матенаис.

 Она освободила легко стиснутые царем пальцы:

 - Не знаю. Я никому уже не верю. Меня спасает только одно – мой сын жив! А это значит, что пока жива и я.

 - Арахн милостив к своим детям, - смиренным тоном проговорил  Ксархс.

 - Видно, ваши боги оказались сильнее, Равл-Ат.

 - Я давно забыл их имена, госпожа!

 Матенаис горько усмехнулась:

 - Чем больше ты говоришь, мхар, тем фальшивее звучат твои слова. Берегись, как бы лукавые улхурские бесы не поймали тебя в ловушку твоей же хитрости.

 Она развернулась и ушла, на этот раз не дав ему оправдаться.

 * * *

 После визита к царю, Матенаис нестерпимо захотелось повидать Наэлу и смыть грязь с души. Навестив по пути сына и убедившись, что он чувствует себя нормально, хотя еще и не может говорить из-за распухшего горла, она отправилась к дому Лемаис, где теперь жила беременная мхарка.

 Сама хозяйка, против обыкновения, не вышла к ней, а рабыня сказала, что та спит.

 - А Наэла?

 Кифрийка заулыбалась:

 - О, милая госпожа вышивает накидку! И это такая красота, что словами не передать!

 Служанки боготворили белокурую, добрую и всегда отзывчивую и приветливую чужеземку.

 - Проводи меня к ней, - Матенаис тоже не смогла сдержать улыбки и уже оттаяв сердцем, вошла в комнатку Наэлы. – Как ты, душа моя? – окликнула она склонившуюся над пяльцами девушку.

 Та подняла голову, взглянув немного испуганно.

 - Матенаис, - проговорила она с загоревшейся радостью в голосе, – как хорошо, что вы пришли. Так тоскливо быть здесь одной.

 - Вот ты уже и не одна! – жрица присела рядом на мягкий пуфик и посмотрела на лепесток вышитого цветка. – Правда, чудесно! Совсем, как живой, - она глянула в лицо мхарки, и  заметила, что глаза её припухли и покраснели. – Ты плакала?

 Наэла поспешно опустила ресницы.

 - Мне теперь очень страшно, госпожа. И чувствую себя плохо.

 - Болит?

 - Да, немного, - стесняясь, призналась она, – я испугалась, что… это начнется, а я…

 - Не волнуйся, - ласково произнесла Матенаис. – Ты сегодня на себя не похожа.

 - Как… Кхорх? – с усилием выговорила мхарка, не поднимая глаз и заливаясь румянцем.

 - Ничего, - сдержано ответила жрица и не удержалась от тяжелого вздоха. – Главное, жив.

 - Да, - шепнула Наэла и уронила пяльцы на колени. – Матенаис… так больно, снова…

 - Снова? – она помогла ей подняться и проводила до кровати, - ложись.

 - Я не хочу, - испуганно глядя, проговорила Наэла.

 - У тебя просто нет выбора, дорогая!

 Матенаис много раз помогала появиться на свет крохотным чудовищам, до которых не могла дотрагиваться без омерзения и очень сочувствовала сейчас очередной матери марлога. Её удивляла продолжительность беременности мхарки, длящаяся положенные девять месяцев, тогда как другие женщины рожали через полтора. И никак не могла это объяснить.

 - Началось, - сообщила она вбежавшей на зов рабыне. – Приготовь воду, ткань и настойки.

 А Наэла уже металась, закусив до крови побелевшие губы.

 - Дыши! Помоги ему, - жрица стиснула ей руку, - я знаю, что ты ненавидишь это существо, но оно должно выйти из тебя, девочка моя…

 Еще одна служанка погасила свечи, оставив только одну у изголовья кровати, и приготовила глубокую корзину для марлога, которые рождались довольно развитыми и сразу могли ползать, приводя в ужас неподготовленных рабынь. Да и что можно было ожидать от созданий, выраставших во взрослых особей за четыре месяца?

 - Держи её! – прикрикнула Матенаис на вернувшуюся со всем необходимым кифрийку, и, быстро смочив тряпицу, отерла мокрое лицо роженицы.

 - Уже? – в комнату вбежала заспанная и растрепанная Лемаис. – Я с тобой, слышишь? – она обежала кровать и села рядом, потом прилегла на подушку и стала гладить лицо и руки Наэлы. – Скоро всё закончится, всё закончится, родненькая…

 Та затихла, тяжело дыша.

 Невилла поймала встревоженный взгляд Матенаис:

 - Читай молитву Мерхе.

 - Я другой веры…

 - Читай! Она услышит! Ты – женщина, прежде всего!

 - Я защищаю тебя пламенем богини Мерхе, слышащей плач на ложе стенающей матери. Я слышу голос той, что разжигает пламя в чреве. Её священный красный огонь опаляет тебя, женщина, имя которой - скорбь.

 Наэла закричала в голос, вырвавшись, вцепившись в простыни так, что побелели костяшки пальцев.

 - Читай!

   - Я стою рядом с богиней Мерхе, - продолжила жрица нараспев, - которая говорит: я принесла тебе воду жизни, чтобы омыть чрево твоё, терзаемое огнём. Сама Эморх-великая освятила для меня эту воду...

 Лемаис подошла к рабыне, помогающей в родах, и заняла её место:

 - Уйди! Да держи язык за зубами, чего бы ни увидела! – и, сама приняв появившегося, наконец, ребенка, быстро ополоснула его в чаше и ловко замотала в выбеленную ткань.

 - Пошли, - кивнула невилла дрожащей Матенаис. – А вы омойте роженицу, - приказала она рабыням и, уложив младенца в корзину, выскочила из комнаты.

 - Постой! – крикнула запыхавшаяся жрица, нагнав её уже в галерее, - что происходит? Куда ты идешь?

 - К тебе. Мы там укроем малышку.

 - Она?.. – Матенаис осеклась, вдруг поняв странное поведение Лемаис.

 В молчании они дошли до дома жрицы.

 - Ты знала? – уже в своей спальной спросила женщина.

 - Не больше чем ты. Смотри! – невилла достала ребенка и сняла с его головы свободный уголок материи. – Это девочка!

 - Великий Улх! – ахнула Матенаис, потрясенная необыкновенной красотой малютки. И та, словно поняв, что ею любуются, приоткрыла темно-синие глазки в длинных и черных ресничках. – Этого не может быть!

 - Почему?

 - Но ведь раньше…

 - Рождались только мальчики – уродливые, но сильные. Арахну нужны воины, которые защитят его народ. Но он больше не хочет, чтобы ему служили жрецы. И эта кроха будет первой, нет, второй жрицей Темного отца. Время от времени от Обитающего в Колодце будут рождаться девочки. Любимые его дочери. Все они должны быть обещаны Арахну, хранить чистоту и преданно служить своему богу. Только Наэле ничего не нужно говорить о девочке.

 - Я поняла.

 - И никому не надо, пока она не подрастет.

 Матенаис вдруг расплакалась.

 - Ну, что ты? – невилла отдала ей ребенка. – Теперь тебе нужно быть сильной вдвойне. И беречь наследницу, как зеницу ока.

 - Я всегда хотела дочку, - растроганно произнесла жрица, - а вот теперь у меня… внучка. И скоро будет еще одна.

 Поглощенная созерцанием малышки, легко покачивая её на руках, она не видела, как странно усмехнулась Лемаис над её последними словами…

 * * *

 Вечером к Наэле заглянула Лидэя. Невилла, что провела целый день возле подруги, тихо зашипела, узрев гостью.

 - Прошу тебя, милая, не надо ссор, - шепнула ей мхарка. Она, наконец, чувствовала себя свободной душой и телом, снова и снова заставляя Лемаис пересказывать, как выбрался из подземелий Сидмас. Правда, её немного тревожило, что будет с невиллой, если Кхорх обо всем узнает. Но та была так спокойна и беспечна, и только смеялась, говоря, что Одрух не даст теперь её в обиду. И снова улыбалась и ласково целовала Наэлу, ничего не желая объяснять что-то о своих отношениях с царем, которого мхарка боялась даже больше первосвященника.

 - Как ты? – чуть краснея, спросила крылатая, присаживаясь на кровать и боясь взглянуть в сторону помрачневшей Лемаис. Та не выносила свою соперницу, совершенно не ревнуя Кхорха, но не смирившись с тем, что кто-то занял её место в Улхуре и теперь претендует на любовь Матенаис.

 - Хорошо, дорогая, - с умилением глядя в нежное личико крылатой, ответила Наэла.

 - А как ребенок?

 - Уже бегает, наверное, - вмешалась невилла. – Марлоги, знаешь ли, не то, что обычные смертные – зверята, которые даже в мамке не нуждаются. И вместо молока пьют теплую кровь крыс. Иногда – человеческую, если повезет…

 - Остановись, умоляю, - побледнев, простонала мхарка.

 - Прости, - Лемаис опустила ресницы. – А как самочувствие нашей будущей мамочки? – елейным голоском поинтересовалась она и с любопытством осмотрела хрупкую фигурку крылатой.

 - Хорошо, - мучительно краснея, ответила та.

 Невилла расхохоталась.

 - Ты совсем не похожа на брюхатую! И если бы не видела, как копошится в тебе крохотный рабис – подумала бы, что ты выдумала эту старую, как мир сказку, чтобы прибрать к рукам мужика! Но ты слишком глупа даже для этого! И господин наш дуреет рядом с тобой! – она снова рассмеялась, игнорируя укоризненный взгляд Наэлы, которая никогда не видела подругу такой грубой. - Хотела бы я взглянуть на рожу Кхорха, когда он услышал эту новость! Мне так интересно, что он станет делать с крыльями своего сынка? Вырвет? Привяжет к спине и спрячет под черным балахоном?

 - Может, их не будет, - чуть смелее проговорила Лидэя.

 - Фу, – сморщилась невилла. – Мало ей того, что она отдала своих собратьев на верную смерть, разболтав про тропу…

 - Перестань, Лемаис! – вскрикнула Наэла. – Разве можно обвинять в таком?

 - Нет? – прижав руку к груди и изобразив на лице раскаяние, воскликнула та. – Она не делала этого?

 - Что вы знаете обо мне, - крылатая опустила голову, - чтобы судить…

 - Так расскажи!

 - Тебе это нужно? – она открыто, уже не боясь, посмотрела в глаза невиллы.

 - Я же сказала – да!

 - Я родилась в семье Лута, отца Пурфа. И моя мать так и не смогла подарить племени воина. А это позор для отца. И чем больше времени проходило, тем меньше уважали его сородичи. А заодно и нас с мамой. Над ней откровенно насмехались, а меня подлавливали в горах и швырялись камушками. Особенно издевались мальчишки. Я дралась с ними, злилась и не понимала, от чего никто не задирает бездетную Фесу. А мама никогда не жалела меня, только вымещала свои обиды.

 А потом стало еще хуже. Я повзрослела, но отношение ко мне в племени не изменилось. И только потому, что мы позорили семью вождя. Особенно я боялась тогда сыновей Пурфа, один из которых стал охотиться за мной, открыто говоря всем, что возьмет меня. Но не как жену, а как рабисы поступают с чужеземками, не изливая в них семя. Это позор для крылатой! – она помолчала, с видимым усилием справляясь с теми чувствами, что вновь захватили её. – Он поймал, … и я убила его.

 Наэла ахнула. Лемаис смотрела внимательно, почти с состраданием.

 - Всё открылось, - тихо добавила Лидэя, - и меня чуть не убили тогда. Только Пурф заступился, сказав, что сын его сам заслужил смерти. И больше никто в племени не смотрел в мою сторону. Даже мать…

 - Как же ты жила? – спросила мхарка с жалостью.

 - Одна. Я научилась бросать копье не хуже любого рабиса. Но сыновья вождя тайно выслеживали меня, желая мести. Долго бы я не прожила.

 - Теперь я понимаю тебя, - сказала невилла. – И, пожалуй, уступлю любовника, - она улыбнулась. - Он тоже несчастен, как и ты. И вы должны поладить…

 - Это так великодушно с твоей стороны, - сквозь слезы проговорила растроганная Наэла, которая в последнее время была слишком сентиментальна и очень часто плакала, казалось, без причин.

 Но влага быстро просохла на её глазах, как только крылатая покинула их.

 - Тебе нехорошо? – забеспокоилась Лемаис, заметив, как побледнела её подруга.

 - Нет, мне хорошо, - отозвалась та, - теперь я знаю, как уничтожить Кхорха…