У кабинки Нуль-Т меня встретил, улыбаясь, Ростислав.

— Не сомневался, Максим, что вы сами обнаружите фактор, вызывающий появление у человека «третьей импульсной», сказал он, пожимая мне руку. — Вы попали в самую точку.

Как прост оказался секрет, не правда ли? Природа в этом смысле абсолютно справедлива. Стоит лишь только по настоящему, искренне захотеть, пожелать этого всем сердцем… и двери открываются. Ну, правда желать этого надо достаточно долго и достаточно интенсивно. Стучите, как говорится, и обрящите, просите и дано будет вам… И никто не может пожаловаться, что он обделен Матушкой Природой.

И вот мы сидим на скамейке, в парке, под кленами, неподалеку от здания Института Метапсихических Исследований. Я смотрю на зеленые лужайки вокруг, залитые солнцем, на висящие в воздухе радуги от поливальных кибер-установок, вдыхаю чистый, свежий воздух и слушаю Нехожина.

— Мы живем с вами в потрясающую эпоху, Максим. Уже очевидно, что человек как вид, сыграл свою ведущую роль в эволюции и ему на смену идет Новый Вид. Самое неприятное открытие, которое делаешь, размышляя над ходом Эволюции не только на Земле, но и на других планетах, состоит в том, что Природа не сентиментальна. Когда приходит время Новому Виду войти в существование, прежние виды либо входят в стабильное состояние, теряют, так сказать, «эволюционный импульс», как леонидяне и тагоряне, либо деградируют и вымирают.

— Вы полагаете, человечество может исчезнуть с лица Земли? — спросил я.

— Ну что вы, что вы, боже упаси, — Нехожин даже замахал на меня руками, — я так совсем не думаю. Человечество, несомненно, останется как некая промежуточная ступень эволюции. Но эволюционное лидерство придется уступить Новой Расе.

Он вытянул перед собой ноги, положил одну ногу на другую, откинулся на спинку скамейки, скрестил руки на груди, и с улыбкой поглядывая на меня, продолжил.

— Если вы не возражаете, я прочитают вам небольшую лекцию о предыстории Большого Откровения, чтобы ввести вас в курс дела, так сказать.

— Очень интересно, Ростислав. С удовольствием послушаю, — сказал я.

— Началось это, представьте себе, еще на рубеже двадцатого и двадцать первого века, когда о люденах еще и слыхом никто не слыхивал. Именно тогда обнаружилась одна потрясающая вещь, имеющая непосредственное отношение к Большому Откровению и к люденам.

Ученые обнаружили тогда, что существуют некие общие закономерности в эволюции живой и так называемой «косной» материи. Оказалось, что развитие материи, начиная от Большого Взрыва, эволюцию жизни на Земле и историю человечества можно рассматривать как единый процесс Общей Эволюции Вселенной. Возникла так называемая парадигма Универсальной Истории, объединившая в себе усилия многих ученых из разных областей знаний: биологов, историков, физиков, космологов… В частности, эволюцию биосферы на Земле до появления социума и последующую историю ноосферы, определяемую процессом исторического развития человечества, можно рассматривать как единый процесс общей планетарной истории.

Суть дела заключается в следующем. И эволюция жизни на земле, и история социума время от времени проходят через некоторые ключевые события, эволюционные или исторические кризисы или скачки, или как их еще называют «фазовые переходы», когда возникают качественно новые более сложные формы жизни или новые виды орудий труда, новые технологии и, следовательно, новые формы социальной организации в обществе. Причем возникновение таких форм представляет собой своеобразную реакцию на подобные кризисы. А между кризисами происходит относительно плавное развитие. Существуют два вида таких кризисов соответственно. Один действует на стадии биологической эволюции до появления социума, — назовем его просто «биологический эволюционный кризис». Другой действует на стадии социума. Его назвали цивилизационным или техно-гуманитарным.

Ярким примером биологического эволюционного кризиса был, например, Кислородный Кризис, случившийся около полутора миллиардов лет назад, когда существовавшие тогда на земле цианобактерии настолько насытили атмосферу Земли кислородом, что анаэробные прокариоты, — т. е. клетки, не имеющие ядра, и способные жить в отсутствии воздуха, — стали вымирать, потому что кислород был для них сильным ядом. На смену анаэробным прокариотам пришли аэробные формы жизни, которым требуется для жизни кислород: одноклеточные эвкариоты, т. е. клетки обладающие ядром, давшие рождение примитивным многоклеточным. По сути это был первый глобальный эволюционный кризис в истории Земли.

Интересно, что подобная ситуация сложилась и в первой половине двадцать первого века. Многие почувствовали тогда, что человек подошел к пределу своих возможностей, что он должен измениться. Тогда же зародилось движение «кибермодернистов», ратующих за так называемый «постэволюционный» прогресс цивилизации. Как выразился один из лидеров этого движения Рей Декстер: «Объединение человеческой плоти с металлом и кремнием машин должно стать неотъемлемой частью жизни людей»…» Некоторые из них заговорили даже об «отказе от человечности» в самом ближайшем будущем и видели в киборге следующую прогрессивную ступень развития цивилизации. Киборгизация всего человечества им представлялась единственным выходом из назревающего эволюционного кризиса, а Искусственный Интеллект — чуть ли не новым вариантом самого Господа Бога.

«Шедшая сотни тысяч лет эволюция человека должна смениться направленной эволюцией, управляемой самим человеком», — вещали они со своих кафедр. — Мы вправе решительно вмешаться в геном человека и начать перестройку нашего организма. Мы должны выйти из-под контроля «эволюции» и «созидать» себя сами». Кстати именно в Массачусетском Технологическом Институте собралась тогда самые талантливые сорви-головы этого модного в ту пору движения. Они же были создателями Массачусетской машины, а самые фанатичные из них стали участниками безумного эксперимента, который впоследствии вошел в историю как «казус Чертовой Дюжины».

Я слушал Нехожина, наблюдая, как разбегаются круги на поверхности пруда от неслышно падающих под порывами ветра листьев, и вдруг мне вспомнился Камилл. Его белый шлем из фибропласта, закрывающий лоб и уши. Его лицо, с печатью вечной снисходительной скуки. Его круглые, немигающие глаза, с какой-то безмерной пустотой внутри. И мне стало не по себе.

— Тогда же, если вы помните, возникло движение «неогедонистов», которые активно выступали за использование всякого рода психотропных препаратов для управления настроением, через стимуляцию центров удовольствия мозга, лекарств для улучшения памяти и тому подобных вещей. Им удалось в то время захватить в свое владение целый штат в Америке, который впоследствии острые языки назвали «Страной Дураков». Вы, конечно же, читали книгу Ивана Жилина?

— «Хищные вещи века»? — уточнил я. — Да, читал. Страшненькая книга. Начало 21 века. Достижения волновой психотехники. Возможность с помощью волновой стимуляции мозга создавать для человека иллюзорное бытие, яркостью своей значительно превышающие бытие реальное. Жилин, помниться, упоминал в ней об экспериментах по мозговой стимуляции, которые проводили в середине двадцатого века ученые Олдс и Милнер. Они, кажется, вживляли электроды в мозг белых крыс… Отыскав в мозгу у грызунов центры наслаждения, эти почтенные исследователи добились того, что животные часами нажимали на рычажок, замыкающий ток в электродах, производя до восьми тысяч самораздражений в час. Эти крысы не нуждались ни в чем реальном. Они знать ничего не хотели, кроме рычага. Они игнорировали пищу, воду, опасность, самку, их ничто в мире не интересовало, кроме рычага стимулятора. Позже, я слышал, опыты были поставлены на обезьянах и дали те же результаты. Ходили так же слухи, что кто-то ставил подобные эксперименты на людях, используя преступников, приговоренных к смерти… Кстати, там же упоминается английский писатель и критик Кингсли Эмис, автор «Новых Карт Ада», который еще в середине 20 века предвидел возможности мозговой стимуляции для создания иллюзорного бытия, столь же или более яркого, нежели бытие реальное. Многие тогда попались на эту удочку. Последствия стремительной деградации от «слега» и его аналогов для многих оказались необратимыми.

— Верно, — согласился Нехожин. — Как там у Жилина сильно сказано: «Слег надвигается на мир, и это мир будет не прочь покориться слегу». «…И если вспомнить, что фантазия позволяет человеку быть и разумным существом и наслаждающимся животным, если добавить к этому, что психический материал для создания ослепительного иллюзорного бытия поставляется у человека невоспитанного самыми темными, самыми первобытными рефлексами, тогда нетрудно представить себе тот жуткий соблазн, который таится в подобных возможностях».

«Наизусть цитирует», — подумал я. Похоже и память у него тоже была феноменальная.

Мы помолчали некоторое время, созерцая светлый, добрый и уютный мир перед нашими глазами.

— А потом был Казус Чертовой Дюжины и неоевгеника Ионофана Перейры, работы которого спровоцировали эту сумасшедшую пятерку из швейцарской лаборатории в Бамако, — продолжил Нехожин. — Помните этот трагикомичный курьез с их «хомо супером», наделавший тогда много шуму?

Я невесело усмехнулся. Еще бы! Дело «Урод». Этот «гомункулюс», страдающий целым букетом болезней, прожил всего четыре дня, оглашая окрестности жуткими воплями. Он все время порывался покусать своих незадачливых «родителей» и пожирал в огромных количествах специально приготовленную для него неудобоваримую смесь из отрубей и селедочных голов, потому что ничего кроме этого употреблять не желал. Что удивительно, в минуты затишья он изъяснялся со своими создателями на корявом французском. Вернее ругался с ними на корявом французском. В конце концов, он издох в страшных конвульсиях и муках. «Жуткое было зрелище», — рассказывал мне один из очевидцев, при этом зябко поеживаясь.

— Да, — откликнулся я. — После этого шокирующего эксперимента, человечество больше не предпринимало попыток в области практической евгеники.

— Видимо «Человек Невоспитанный» по Жилину или лучше сказать «Человек Невежественный» должен бы поставить на себе все эти эксперименты, чтобы помудреть и стать, наконец «Человеком Мудрым».

— Кстати, а что вы скажете о монографии Бромберга «Как это было на самом деле» о Массачусетском кошмаре? — спросил я.

— Весьма любопытный документ.

— Лично мне книга не очень понравилась. История, на мой взгляд, была действительно страшная, а Бромберг написал, скорее, пародию на обезумевших от страха ученых.

Нехожин покачал головой.

— Несмотря на свою эксцентричность, Бромберг был проницательным ученым, — заметил он. — Ему удалось ясно показать фундаментальную ошибку всех этих «специалистов по искусственному интеллекту», «генных инженеров» и «фукамизаторов» всех мастей. Всю высшую деятельность человека, — сознание, самоосознание, мышление, эмоции, язык они пытались свести к исключительно материально-энергетическим процессам, протекающим в мозге, — к взаимодействию нейронов, биохимическим реакциям и тому подобному… С этой точки зрения наука в начале двадцать первого века все еще оставалась на уровне девятнадцатого. Если вдуматься, получается забавная картина? Человек в результате такой «вульгарной редукции» вообще исчезает. А ведь эти «чисто биохимические реакции» любят, страдают, создают великие произведения искусства, строят великолепные города, возводят храмы, открывают другие миры… Надо ли говорить, что подобное понимание человека очень далеко от истины.

— Насколько я помню, вы в своей книге говорите о «нелокальном» характере мышления, о том, что мышление не локализовано в мозге.

— Вот именно. Но мышление, обратите внимание, — это только одно из проявлений сознания. Сознание же охватывает собой совокупность всех этих незримых и неуловимых для традиционной науки информационных структур, восходящих к самому Ноокосму. Поэтому и сознание человека не локализовано в мозге. Этот «нелокальный» характер сознания всегда был камнем преткновения для научного ума. Ученые мужи нагромоздили Эвересты «умных» слов, пытаясь понять его природу. Большинство до сих пор считает, что сознание — это просто совокупность всех проявлений высшей нервной деятельности человека: мыслей, образов, ощущений, чувств и эмоций. И все же многие интуитивно чувствуют, что оно несводимо к ним. Как возникает сознание в мозге, вот вопрос всех вопросов? По сей день специалисты по высшей нервной деятельности и искусственному интеллекту ломают над этим голову. Во все времена предлагалось множество теорий и определений сознания. Но среди них нет ни одного более или менее удовлетворительного, а некоторые просто курьезны.

Дэниел Деннет в начале двадцать первого века выдал, к примеру, такой перл «технократической» мысли, который некогда меня позабавил: «Человеческое сознание само есть огромный комплекс мемов (точнее, действий мемов в мозгу), что лучше всего можно представить себе как работу некоей «фон-неймановской» виртуальной машины, реализованной в параллельной архитектуре мозга, который не был спроектирован в расчете на такую работу».

— Что, что?! Как, простите? — спросил я. — Который не был спроектирован…

— …в расчете на такую работу, — закончил Нехожин, улыбаясь. — То есть, Деннет утверждает, что сознание является просто побочным продуктом работы компьютера некого особого типа. Тогда вообще модным было считать, — особенно этим страдали специалисты в области ЭйАй (Искусственного Интеллекта), — что мозг — это просто очень сложный биокомпьютер и «сознание» — это некое «возникающее» свойство такого компьютера. Многие были уверены, что с наличием более мощных компьютеров и внедрением в практику новых теорий, например теории нейронных сетей, компьютеры вот-вот спонтанно обретут сознание. Велись даже серьезные дискуссии по поводу того, будет ли морально выключать такой «сознательный» компьютер и надо ли будет предоставлять ему некие «гражданские» права для полноправного участия в жизни общества.

Хотя уже в то время некоторые исследователи интуитивно чувствовали что, мысль, эмоция, а тем более сознание и самосознание человека имеют иной, «нематериальный» характер, в отличие от так называемых «материальных» процессов и несводимы к ним. Но они никак не могли перешагнуть некий «психологический барьер» и допустить, что могут существовать два различных вида бытия: например материальное и ментальное, несводимые друг к другу. Хотя именно это допущение открывало дорогу к истинному видению многомерности человека и универсума, но оно же указывало на пределы «традиционной науки», лишало ее так сказать предмета исследования. В самом деле, как можно изучать «нематериальную» мысль?

Нехожин помолчал некоторое время, скрестив руки на груди и вытянув ноги.

— Ну а теперь, — продолжил он, — в свете вышесказанного, зададимся вопросом, может ли компьютер или даже Искусственный Интеллект, обладать сознанием, «мыслить» или иметь эмоции? И можно ли загрузить, например, «сознание» человека в компьютер, как об этом мечтали «кибермодернисты»? Другими словам, может ли человек искусственно создать некую компьютерную систему, которая будет воспроизводить эту многомерную структуру информационных уровней Ноокосма и воспринимать подобно мозгу вибрации этих уровней и, кроме того, «осознавать» их? Я уже не говорю об обретении компьютером «пси-индивидуальности», то есть души…

Компьютерная система любой сложности может лишь более или менее удачно имитировать высшую нервную деятельность человека: «мышление», эмоции, даже наличие «самосознания», но никогда она не будет на самом деле мыслить, чувствовать и сознавать. Машина останется машиной, просто ее можно сделать очень похожей на человека.

Кстати, именно это на самом деле доказывает знаменитый тест Тьюринга, гласящий что «если машина может выполнять интеллектуальные задачи, например поддержание беседы так, чтобы внешне это нельзя будет отличить от тех же действий, совершаемых человеком, то внутренне она тоже от человека отличаться не будет». Почему Тьюринг сделал такой забавный вывод, остается загадкой. На самом деле этот тест говорит лишь о том, что мы можем создать машину, которая сумеет лишь более или менее удачно подражать «высшей нервной деятельности» человека и не более того.

В конце двадцатого века один исследователь писал не без юмора: «…Если бы все больше и больше клеток вашего мозга заменялись интегральными микросхемами, запрограммированными так, чтобы их характеристики входа-выхода были идентичны заменяемому элементу, вы по всей вероятности сохранили бы способность говорить точно так же, как и сейчас, за исключением того, что постепенно перестали бы что-либо иметь под этим в виду. То, что мы, сторонние наблюдатели, все еще принимали бы за слова, для вас стало бы просто некоторым шумом, который заставляют вас издавать ваши микросхемы».

История с Массачусетской Машиной действительно страшная и Бромберг, пожалуй, и в самом деле слишком усердствует, высмеивая ее создателей за «переполох, который они устроили со всем этим минированием, колючей проволокой и прочими «судорожными телодвижениями», как он выражается. Но испуг их был вполне оправдан, потому что Массачусетская Машина слишком хорошо начала имитировать разум, причем нечеловеческий. Более того, она за те четыре минуты, которые ей удалось проработать, видоизменила свою программу и почти успела наладить конвейерную сборку киборгов во всепланетном масштабе, переключив на себя энергетические ресурсы почти всей Северной Америки и на глазах у ошеломленных исследователей начала зарождаться и набирать силу новая, нечеловеческая цивилизация Земли. Интересно, что создатели этой Машины испугались именно того, за что сами так долго ратовали. Как говориться, за что боролись, на то и напоролись. Ведь по сути ЭмЭм начала реализовывать их собственный идеал. Ее незадачливые создатели в эти четыре минуты ясно осознали, что людям в мире киборгов не будет места. Либо они, либо мы. Такова была альтернатива. Если бы Машину не смогли остановить, можно предположить, что последствия для человечества были бы весьма плачевными. Возможно, сейчас мы жили бы уже на планете киборгов. А людей как «существ низшего толка» она бы в лучшем случае согнала в резервации, а в худшем распорядилась бы уничтожить, следуя своей нечеловеческой логике, за ненадобностью. Недаром Мировой Совет наложил строжайший запрет на дальнейшие разработки в этой области.

И все же, несмотря на все это, ума и сознания у Массачусетской Машины отнюдь не прибавилось. Железо осталось железом.

— Да, Ростислав, — сказал я, — абсурдность киборгизации человечества сейчас представляется вполне очевидной, чего не скажешь о генетике. Когда сестры Наталья и Хосико Фуками начали эксперименты с фукамизацией и растормаживанием гипоталамуса, а Освальд Амудсен сделал прорыв в генетике, многим тогда казалось, что человечество обрело новую «панацею».

— Но ведь и генетика, Максим, имеет дело с самым внешним, поверхностным уровнем человека, с его физическим телом. Не гены определяют его «высшую нервную деятельность». Гены являются только самым внешним, материальным выражением сложнейшего взаимодействия этой многомерной структуры человека, которую упускает из виду традиционная наука. Меняя один ген, в нашей попытке «улучшить» человека или избавить его от какой-то болезни, мы затрагиваем бесчисленные многоуровневые связи сложнейшего творения сверхразумного Ноокосма и, на самом деле, всегда меняем «что-то еще», о чем мы в данный момент понятия не имеем, и что может «аукнуться» нам лишь много лет спустя, в каком-нибудь пятом поколении. Что и произошло в случае с фукамизацией и растормаживанием гипоталамуса? Как говорил Эдуард О. Вильсон: «В наследственности, как в окружающей среде, нельзя сделать что-то одно. Когда ген меняется в результате мутации или заменяется другим, очень вероятно возникновение побочных и, быть может, неприятных эффектов».

— А помните монографию Джона Тосивилла «Человек дерзкий», Ростислав? Она упоминается в моем первом мемуаре. Похоже, Тосивилл одним из первых обратил внимание на кризис, в котором оказалась технократическая цивилизация и на попытку технократов выйти из этого кризиса путем грубого вмешательства в организм человека.

— Да рассуждения Тосивилла о Человек Дерзком и необходимости исследования психокосма человека, как главного приоритета, заслуживают самого серьезного внимания. Опасность всех этих «научных» экспериментов по «улучшению» человека всегда состояла в том, что ментальный ограниченный человек, такой какой он есть, действительно превращается в Человека Дерзкого, когда решает некими «внешними техническими средствами» создать нечто большее, чем человек. Но пока он живет внутри пределов своего ограниченного ментального знания, все, что он может создать, непременно будет нести в себе возможность опасной ошибки. Мы не знаем, каковы будут последствия наших дел завтра, послезавтра, через век или тысячелетие. Даже если кому-то кажется, что назрела необходимость для создания лучшего человечества, «технократические», евгенические и генетические манипуляции не могут быть решением. Решение не в том, чтобы создавать «сверхчеловека» внешними средствами, но в том, чтобы становиться «сверхчеловеком» посредством изменения сознания и в прорыве к Сверхразуму Ноокосма.

Нехожин посерьезнел и некоторое время молчал, скрестив руки на груди и словно сосредоточенно думая о чем-то. Но скоро его лицо просветлело, и он снова с улыбкой повернулся ко мне.

— Но, вернемся к теме эволюции, Максим. Так вот, в начале XXI века некоторые светлые головы подметили интересную закономерность. Промежутки времени, т. е. исторические эпохи между эволюционными кризисами все время сокращаются, причем не просто сокращаются, а сокращаются в среднем в одной пропорции, порождая сходящуюся геометрическую прогрессию. Выяснилось, что каждая следующая эпоха короче предыдущей примерно в е ≈2,71 раз. Чем дальше мы продвигаемся по шкале времени из прошлого в будущее, тем плотнее сжимаются промежутки между эволюционными и историческими кризисами. Сначала это миллиарды лет, затем миллионы лет, затем сотни тысяч, десятки тысяч. А промежутки между историческими скачками в социуме вообще уже измеряются тысячелетиями, веками, а затем и годами. Этот феномен так и назвали — «эффектом ускорения исторического времени». Например, эпоха от возникновения жизни на Земле около 4 миллиардов лет назад до Кислородного кризиса длилась приблизительно 2,5 миллиарда лет. Следующая эпоха от Кислородного кризиса до Кембрийского взрыва, когда мир в течение относительно короткого с эволюционной точки времени, оказался заселен невероятным разнообразием многоклеточных животных, уже примерно в е ≈2,71 раза короче. Эпоха от Кембрийского взрыва до Мезозойской эры и появления пресмыкающихся и динозавров еще в 2,71 короче предыдущей. Длительность эпохи между мезозойской эрой и кайнозойской, когда появляются млекопитающие и птицы, снова в 2,71 раз короче и так далее. Нетрудно заметить, что если длительности этих эпох все время сокращаются, то в какой-то момент планетарной истории они будет приближаться к нулю. Этот момент и будет пределом данной сходящейся последовательности.

Нехожин поднял с земли прутик и нарисовал на земле две оси координат. Затем он изобразил некую кривую которая сначала шла полого от левого края нижней оси X, а потом резко уходила вверх приближаясь к оси Y, но не пересекая ее.

— Вот так примерно выглядит кривая эволюционной истории. Ось Х — это ось времени. По оси Y мы отмечаем точки эволюционных скачков. Сначала кривая эволюции идет достаточно полого и промежутки времени между эволюционными скачками довольно большие, но по мере приближения к оси Y она становится почти вертикальной, бесконечно приближаясь к оси Y. Точки эволюционных скачков на ней располагаются все ближе и все гуще, а временные промежутки между ними становятся исчезающе малы. Кривая круто уходит вверх и скорость эволюции устремляется в бесконечность… Но, — сказал Нехожин, подняв палец и с торжествующим видом посмотрел на меня, — очевидно, что в реальной жизни скорость эволюции не может быть бесконечной. И что из этого следует, позвольте вас спросить? — обратился он ко мне и сделал паузу, словно ожидая моего ответа.

— Ммм…, — начал я, несколько оторопев от этого вопроса. — Я затрудняюсь…

— А это значит, — сам продолжил он, — что закон ускорения исторического времени приводит нас к совершенно потрясающему выводу: Эволюция, в том виде, как мы ее знаем, протекавшая на Земле в течение нескольких миллиардов лет, с момента возникновения жизни и до наших дней, может продолжаться лишь конечное время. Интересно, Максим, что уже тогда удалось приблизительно вычислить предел этой сходящейся последовательности, т. е. точку на шкале времени, где скорость эволюции становится бесконечной. Он был назван Точкой Сингулярности Истории. Она пришлась на 2020–2030 год плюс минус 15–20 лет. Самое удивительное, что Глобальный Эволюционный Кризис действительно проявился во всю силу именно в первой половине XXI века. А это значит, что человечество уже тогда вплотную подошло к окончанию своей планетарной истории.

Он замолчал, и, закрыв глаза, сидел некоторое время молча, подставляя лицо солнцу, жмурясь как кот и улыбаясь, словно давая мне время осмыслить всю глубину сказанного. Я и в самом деле пытался это осмыслить.

— Обратите внимание, — продолжил он, открывая глаза и щурясь на солнечные блики, играющие на поверхности пруда, — что именно эволюционный кризис заставил всепланетный социум коренным образом изменить социальную форму, породив новый уровень всепланетной интеграции. Тогда же человечество вошло в Точку Сингулярности Истории и начался беспрецедентный эволюционный переход, которые и привел к Большому Откровению и к появлению люденов уже в наше время. Сейчас мы уже на самом пике этой Сингулярности. Когда мы выйдем из нее, в авангарде Эволюции прочно и навсегда утвердятся людены.

Нехожин помолчал немного, с улыбкой, чуть прищурившись, глядя на большой пруд с кувшинками неподалеку от нас, где мама-утка, хлопотливо покрякивая, вела за собой по водной глади весь свой выводок, семерых пушистых, серых утят. Кибер-дворник неподалеку от нас, ловко орудуя манипуляторами, собирал опавшие листья.

— Следует отметить один важный момент, Максим, — продолжил Нехожин. — В момент эволюционного кризиса решающим фактором оказывается так называемое избыточное внутреннее разнообразие системы. Это означает, что некоторые маргинальные формы жизни, не играющие существенной роли на данном этапе развития, во время эволюционного кризиса оказываются способны дать на него адекватный ответ и выходят, таким образом, в авангард эволюции. Например, первые эвкариоты возникли еще задолго до конца эры прокариотов. Однако они не играли какой-либо заметной роли вплоть до Кислородного Кризиса. Немногочисленные эвкариоты на фоне преобладающей массы прокариотов существовали в форме избыточного внутреннего разнообразия. Но в момент кризиса их потенциальные возможности получили преимущества, и они вышли на передний план эволюции.

Подобно этому и люди с «третьей импульсной» существовали в человечестве уже в XXI веке и, видимо, даже раньше, никому неизвестные, часто неизвестные даже сами себе. Именно они представляли собой то самое «избыточное внутреннее разнообразие» и были готовы дать адекватный ответ на Глобальный Эволюционный Кризис. По сути, с середины XXI и весь XXII век набирало силу это маргинальное движение люденов. Они формировали свою расу, чтобы открыто заявить о себе, как о новом авангарде Эволюции во время Большого Откровения. Мы с вами живем на самой стремнине этого переходного процесса, можно даже сказать, уже в «постсингулярную» эпоху. Труднее всего пришлось первым метагомам, Павлу и Софии Люденовым. Им пришлось первым прокладывать путь, и я теперь почти уверен, что их работа началась уже тогда, в двадцать первом веке.

— В двадцатом первом?! Вы шутите?

— Да, если не в двадцатом. Я думаю, что когда они подошли к окончательной трансформации тела, им обоим было уже более двухсот лет. И все это время потребовалось на то, чтобы осуществить процесс инициализации «третьей импульсной». Я провел специальное исследование, пытаясь добыть о них хоть какую-то информацию, выяснить хотя бы место и годы рождения. Мне ничего не удалось выудить из БВИ, как я и предполагал. Много времени провел, роясь в архивах. Но, к сожалению, и там ничего не смог обнаружить. Предполагаю, что они несколько раз меняли имена, и старались держаться в стороне от людей, жили в уединенных местах, посвящая себя полностью своей работе. Думаю, в какой-то момент вокруг них начала сплачиваться группа учеников, тоже имеющих «третью импульсную». Скорее всего, Павел и София могли каким-то образом определять потенциальных люденов без специальной аппаратуры. Возможно, обладали особыми «пси-способностями» для этого.

— Вы рассказываете потрясающие вещи, Ростислав!

— Да, Максим. Природа всегда порождает достаточное количество маргинальных индивидуумов, готовых штурмовать следующую эволюционную вершину. Ведь цель Эволюции совсем не в том, чтобы создать общество, в котором «все люди счастливы, живут долго, и никто не болеет» и тем более — не все эти абсурдные проекты сращивания человека с компьютером. Такое общество, на самом деле, означает остановку Эволюции, деградацию человечества, новый вид «технократического» или «биотехнологического» рабства, тот или иной вариант «дивного, нового мира». Цель Эволюции в том, чтобы выйти на принципиально иной уровень, изнутри взрастить Новый Вид, обладающий бессмертным сознательным телом с помощью тех могучих скрытых сил, которые изначально заложены в человеке Ноокосмом… Это вы хорошо сказали… Вторая волна. Я думаю, Вторая, но отнюдь не последняя. Теперь уже очевидно, что в ближайшее время человечество поредеет еще на несколько сотен тысяч человек. Это уже не та капля в море во время Большого Откровения, когда люденов было не более полутысячи. Это уже похоже на Эволюционное Цунами. Интересно, как к этому отнесется Мировой Совет?

— Хотел бы я сам это знать… — задумчиво сказал я. Мне почему-то вспомнился Геннадий Комов с его резкой «анти-люденовской» позицией, которая с годами, похоже только усиливалась.

В это время рядом с нами остановилась группа ребятишек, мальчишек и девчонок лет одиннадцати, двенадцати. От их группы отделилась одна симпатичная девчушка в синеньком комбинезончике и светлой маечке с цветочками и, подойдя к нам, обратилась к Ростиславу:

— Ростислав Аркадьевич, а вы можете показать нам еще раз ракопаука с планеты Пандора?

— Легко! — закричал весело Ростислав, вскакивая. — А вы не испугаетесь, как в прошлый раз?

— Нет, — в разнобой загудела вся ватага.

— Ну, смотрите!

Ростислав принял забавную позу, выставив одну ногу вперед, согнул ноги в коленях и поднял руки с растопыренными пальцами, изображая видимо клешни. Резкий, пронзительный, скрежещущий, пробирающий до самых печенок, звук пронесся по парку. Где-то заполошенно залаяли собаки. Вся ватага со смехом и криками бросилась врассыпную. Даже я вздрогнул, и на мгновение мне показалось, что у меня заложило уши. Да, надо сказать проделано это было мастерски и очень натурально. Если бы у меня были закрыты глаза, то я был бы почти уверен, что нахожусь в опасной близости от этого пандорианского чудовища. Ростислав, посмеиваясь, снова уселся на скамейку.

— Ну, Ростислав! — с восхищением сказал я. — У меня просто нет слов!

— Это необычные ребятки, — сказал он, улыбаясь. — Все они псионики. Учатся в интернате при нашем институте. Мне нравится работать с детьми. Они гораздо более восприимчивы и открыты, чем взрослые и хорошо воспринимают идеи псионики. Мы уже разработали специальную программу для работы с ними. Я вполне уверен, что скоро мы сможем целенаправленно формировать «третью импульсную» в нашем институте у ребятишек, которые имеют склонность к этому.

— А их родители не будут против?

— Вы задаете трудный вопрос, Максим, — посерьезнел Ростислав. — Видите ли, никакие родители не могу сделать такой выбор за ребенка. Дети сами должны сделать свой выбор. Если они хотят идти вперед, если в них живет потребность чего-то «иного», иной жизни, иных возможностей, другого более великого существования, как родители могут им запретить это? Разве должна эволюция считаться с родительским эгоизмом?

— Ростислав, многие родители вас не поймут. Вы наживете себе кучу врагов! Они поднимут против вас Мировой Совет!

— Поэтому пока мы и храним все это в тайне, Максим. Мы вполне осознаем взрывоопасность для общества подобной информации.

Солнце поднялось уже довольно высоко, его лучи пробивались сквозь густые кроны деревьев, оживляя тенистые лужайки вокруг солнечными пятнами света. Легкий ветерок доносил до нас мельчайшие брызги от поливальной кибер-установки, работающей на газоне неподалеку от нас.

— Но, как вы сами понимаете, Максим, — продолжил Нехожин, — «третья импульсная» — это только потенция. Главная проблема, которая стоит сейчас теперь перед нами, — исследовать процесс ее инициализации. Именно этим мы и занимаемся, как вам, наверное, уже рассказала Аико, денно и нощно, на протяжении вот уже почти десяти лет. Ох, и не легкое это дело, скажу я вам, — вздохнул он. — Энергетические перегрузки, иногда, прямо таки космические. Порой кажется, что тело вот-вот разлетится на куски. Но, каким-то чудом, оно не разлетается, — рассмеялся он. — Я очень рад, что вы теперь с нами. Чем больше нас будет, тем легче нам будет продвигаться вперед. А если мы пройдем этот путь до конца, то откроется путь и для других.

— Вот уж никак не думал, что в таком возрасте мне придется начинать жить заново, — сказал я.

— Да, — улыбнулся Нехожин, — я бы сказал рождаться заново. Жизнь иногда подбрасывает нам неожиданные сюрпризы. Надо сказать, что сейчас процесс инициализации «третьей импульсной» ускорился во много раз. И это благодаря тому, что мы не первые, что некоторые уже прорвались на следующий эволюционный уровень, стали люденами. Похоже, это во много раз ускорило процесс инициализации «третьей импульсной» для тех, кто идет следом за ними. Ноокосм — единая система, Максим, можно даже сказать единое Тело. Человечество — это тоже одно большое Тело, состоящее из множества «клеток», — отдельных людей. Наша разделенность иллюзорна. Все здесь взаимосвязано. Если кому-то удалось вырваться вперед, то это, несомненно, оказало мощное влияние на все человечество в целом. Грубо говоря, если кому-то удалось трансформировать свое тело в тело людена, то это повлияло на тела всех людей. Информация об этом мгновенно распространилась по всей Вселенной. Клетки, из которых состоят тела людей и, наверное, не только людей, восприняли информацию об этом.

Немного помолчав, он продолжил:

— Так вот, тот путь, который первые людены прошли за 200 лет, Аико прошла за 10. И смогла передать нам свой опыт. Она уже очень близка к рубежу окончательной трансформации. Те, кто идет за Аико уже смогут пройти этот путь всего лишь за несколько лет.

— Поразительно. Вы извините меня, Ростислав, но я все еще совершенно не представляю, что же представляет собой сам процесс инициализации, — сказал я.

— Тайна сия великая есть… — шутливо-торжественно провозгласил Нехожин. — Процесс восхождения по «психофизиологическим уровням», Максим, включает себя три главных этапа. На первом этапе происходит психологическая трансформация. Необходимо достичь фундаментального покоя на всех уровнях своего существа. В результате постепенно исчезает наша «ложная личность» и на сцену выходит «истинное я». Как раз через это вам сейчас и предстоит пройти с нашей помощью.

Я открыл было рот, но Нехожин жестом остановил меня, видимо желая закончить.

— На втором этапе начинается постепенный процесс трансформации тела, — продолжил он, — и здесь вам надо будет работать в тесном контакте с Аико. Она сможет постепенно передать вам и вашему телу свой собственный пси-опыт. И, наконец, третий этап представляет собой собственно полную трансформацию, т. е. преображение человека в людена. О том, что происходит на этом этапе, мы пока можем только догадываться. Как я уже говорил, Аико уже очень близко подошла к третьему этапу. Она наш «первопроходец». Ах, Максим, — вдруг воскликнул Нехожин, — верите ли, я иногда чувствую себя ребенком по сравнению с ней. Временами я ловлю себя на ощущении, что это не просто моя дочь. Иногда она смеется, шутит, дурачится совсем как ребенок, но вдруг что-то в ней неуловимо меняется, и какое-то другое более великое существо вдруг возникает передо мной… Я чувствую в ней бездны бесконечных пространств, работу великих космических сил, Вечность, взирающую на мир со своих неизмеримых высот, управляющую колоссальными процессами Вселенной. И тогда меня охватывает какой-то мистический трепет. Ибо я вижу перед собой нечто непостижимое…

Как это хорошо сказано у Грауэрта, помните? «Чудесный Гость с дальних берегов блаженства… Присутствие, благодаря которому все вещи обретают очарование…».

— Вы знаете, Ростислав, я тоже почувствовал нечто подобное, — сказал я, вспоминая удивительные превращения Аико.

Нехожин замолчал, видимо думая о дочери и улыбаясь своим мыслям. Молчал и я, тоже думая об Аико, и чувствуя как при мысли о ней легко и радостно становится на душе.

— И все же, Ростислав, что же конкретно происходит на первом этапе? — прервал я, наконец, наше молчание. — Очень любопытно, знаете ли…

— Так… — сказал Нехожин. — А не прогуляться ли нам немного, Максим, — вдруг весело предложил он. — Думаю, небольшой променад нам не помешает, а потом мы с вами перекусим в нашем кафе. Тут у нас уютное кафе неподалеку, знаете ли… Чудесные аллапайчики в грибном соусе… Мы тут с вами глобальные проблемы эволюции решаем, о сверхлюдях рассуждаем, но кушать пока еще приходится… А по дороге я расскажу вам о первом этапе.

— Ну что же, я не против, Ростислав.

Мы встали и неторопливым прогулочным шагом направились в сторону здания Института, белеющего сквозь листву в конце аллеи слева от нас. Некоторое время мы шли молча, наслаждаясь ясной погодой и вдыхая пахнущий озоном воздух. Людей в этот час на аллее было немного. Навстречу нам попалась группа молодых людей и девушек, азартно спорящих о чем-то. Поравнявшись с нами, они поздоровались с Ростиславом. Тот с улыбкой кивнул им в ответ. Громко «бибикая», нас обогнал какой-то карапуз на детском кибер-мобильчике и, набрав скорость, умчался вперед, а, спустя некоторое время, вслед за ним мимо нас пробежала трусцой молодая женщина в спортивной форме, видимо мама «карапуза», догадался я. Совсем низко над нами в сторону Института бесшумно пролетел глайдер, скользнув тенью по дорожке парка.

— Так вот, на первом этапе, Максим, — начал Нехожин, — вам нужно осознать один очень важный закон эволюции.

— И как же он звучит?

— Он звучит так: то, что было главным преимуществом в эволюции для прежнего вида, становится главным препятствием для перехода к следующему.

— Хм… интересно… Насколько я понимаю, Ростислав, главное преимущество человека с эволюционной точки зрения, так сказать, это его способность мыслить, разум.

— Вот именно, Максим, — подтвердил Нехожин. — Наш великолепный, изощренный ум становится главным препятствием для перехода на следующий эволюционный уровень.

— Вы шутите? Несколько неожиданно заявление… Вы что же, предлагаете мне избавиться от ума?

— В некотором смысле да, — улыбнулся Нехожин. — Ум надо успокоить. Должен вам заметить, что чем дальше продвигаешься по пути трансформации, тем больше осознаешь, что ум является главным препятствием на всех уровнях. Видите ли, Максим, человек живет в уме, или другим словами, в «ментальной среде», как рыба в воде. Эта ментальная среда настолько для нас привычна, что мы ее даже не замечаем. Мы воспринимаем окружающий мир через призму ума. Все наши эмоции, ощущения, реакции — все это полностью программируется умом. Мы видим на самом деле не реальный мир, а нашу умственную интерпретацию мира. Даже самих себя мы воспринимаем просто как некий набор идей. Вот эта личность, которой мы себя считаем, — это просто некий образ, существующий только в нашем уме, который мы приобрели на протяжении всей нашей жизни, начиная с рождения. Это целый комплекс взаимосвязанных идей-отождествлений типа: «я — это тело, которое когда-то родилось и однажды умрет, я — это мои мысли, мои чувства, мои реакции, я — мужчина или женщина, меня зовут так кто, у меня есть история моей жизни от рождения и до этого момента и так далее и тому подобное». Еще древние мудрецы замечательно высказались по этому поводу в том смысле, что «нет людей, есть идеи».

— Хм… интересно…, — сказал я задумчиво, — мне никогда раньше не приходилось смотреть на себя с этой точки зрения. — Нет людей, есть идеи… Интересно, интересно…

— Да, Максим. Так вот, если нам надоело быть «ментальными» рыбами, — продолжил он, — если мы хотим выбраться на новый эволюционный берег, мы должны отрастить себе новые «легкие», так сказать, научится жить в новой среде, дышать новым воздухом, сбросить эти «ментальные жабры». Людены, похоже, «не думают», как человек. Т. е. можно сказать, что людены вообще не думают. В теле людена сама материя становится полностью сознательной и обретает непосредственную силу действия, т. е. в каждый момент люден делает то, что должно быть сделано, и именно так, как это должно быть сделано, без всякого посредничества мысли, обладая непосредственной властью над материей. Возникает некий особый «сознательный автоматизм». Ум сыграл свою положительную роль в эволюции, позволив человеку выделиться из царства животных, но если мы хотим идти вперед, ум должен замолчать и уступить место Сверхразуму Ноокосма. Я доступно излагаю, Максим?

— Вполне, — бодро ответил я, но если быть до конца честным, перспектива остаться «без ума» меня несколько смутила.

Нехожин помолчал некоторое время, поглаживая свою бородку и легонько пощипывая себя за нос.

— Так вот, ум пронизывает все существо человека вплоть до клеток тела. В псионике мы выделяем несколько слоев ума. Это вышеупомянутый «ментальный» слой, о котором я только что говорил. Далее следует «эмоциональный» слой ума, управляющий нашими эмоциями. Мы выделяем также «чувственный» слой, ведающий ощущениями и реакциями, и last but not least, как говорят англичане, так называемый «физический» слой ума, связанный непосредственно с телесным сознанием. Он, в частности, ответственен за «инстинкт самосохранения». И именно этот последний слой играет особую роль в трансформации тела. На всех этих уровнях необходимо достичь фундаментального покоя. Иначе осуществить трансформацию просто невозможно.

— Хм… Знаете, Ростислав, в молодости, когда я резиденствовал на Саракше, мне пришлось послужить некоторое время в тамошней армии, в гвардии. Так вот, у нас там был ротмистр Чачу, который был не лишен чувства юмора. Поучая на плацу новобранцев он, бывало, говаривал: «Слушайте меня гвардейцы. Вы плоть и кровь нации. Вы опора и гордость Неизвестных Отцов. С чего начинается гвардеец? Гвардеец начинается со своих сапог. Сапоги — это лицо гвардейца. Вы можете не иметь мозгов, за вас буду думать я, но ваши сапоги должны сиять как улыбка идиота, массаракш. Кто не понял, показываю…». И он умудрялся скорчить такую физиономию, что весь личный состав покатывался со смеху. Надо сказать, это одно из моих немногих светлых воспоминаний о Саракше.

— Такую? — спросил Нехожин весело. И вдруг он состроил физиономию удивительно похожую на физиономию ротмистра Чачу тогда, перед строем новобранцев на Саракше. Мне даже показалось, что на секунду Нехожин исчез, а передо мной появился сам ротмистр Чачу.

— Очень похоже, — сказал я потрясенно. — Удивительно, как это вам удается, Ростислав?

— Я просто считываю образ, запечатлевшийся в вашем сознании, и более или менее удачно воспроизвожу его. Это довольно просто… Но, Максим, я не предлагаю вам стать идиотом. Просто понаблюдайте немного за своим умом. Вы убедитесь что то, что вы считаете своим мыслями, на самом деле вам не принадлежит. Не вы порождаете мысли, мысли сами спонтанно приходят к вам в голову из какого-то неведомого вам источника, отнюдь не «по вашей воле». Вы же не говорите себе, перед тем как возникнет какая-нибудь мысль, что, мол, вот «сейчас я буду думать такую-то мысль». Мысль просто спонтанно возникает в вашей голове, без всякого участия вашей воли. На самом деле мысли приходят к нам с ментального уровня Универсального Информационного Поля Ноокосма. То же самое касается эмоций, ощущений, реакций. Человек это просто принимающая станция, улавливающая вибрации различных уровней сознания Ноокосма. Интересно, что сам процесс простого, незаинтересованного наблюдения за все этими проявлениями нашей психики, уже приводит к их успокоению.

— Но почему же мы считаем все это «нашим»?

— Срабатывает встроенный в нашу психику механизм отождествления, основанный на самой первичной структуре нашей психики — «эго». Самая фундаментальная структура нашей психики, это ощущение того, что я существую, что «я есть». Мы ощущаем себя как «я», отдельное от других «я» и от всех объектов внешнего мира. Так вот это наше «я есть» автоматически отождествляется со всем тем, что приходит в наше существо с различных уровней Ноокосма, создавая иллюзию, что все это «наше». Но это не более чем иллюзия, Максим. Именно эта иллюзия исчезает в процессе восхождения по психофизиологическим уровням. Конечно же, необходимо покинуть маленькую, тесную камеру «эго», прежде чем думать о трансформации тела. На первом этапе происходит первое преодоление этого «человеческого, слишком человеческого» в нас, — нашего «эго».

— Да, стоило прожить девяносто лет, чтобы в конце концов осознать, что я это оказывается совсем «не я».

— Да, Максим, — улыбнулся Нехожин, — ваше «истинное я», которое займет место «эго» — это нечто совсем иное. Как сказал один мудрец: «я весь не помещаюсь между башмаками и шляпой».

Мы рассмеялись.

— Как вы видимо уже поняли, — продолжал Нехожин, — сейчас мы находимся в точке эволюции, когда на земле проявился более высокий уровень Ноокосма, уровень Сверхразума. Он обладает силой трансформировать тело человека в тело людена. Но, как я уже сказал, осуществить подобную трансформацию, а следовательно запустить процесс инициализации третьей импульсной, можно лишь достигнув фундаментального покоя на всех уровнях, иначе возникает слишком много проблем из-за сопротивления, процесс становиться опасным. Энергия Сверхразума колоссальна. Тело подвергается серьезным перегрузкам. А значит достижение этой фундаментальной внутренней неподвижности необходимо еще и с точки зрения элементарной техники безопасности.

— Ну что же, это понятно, Ростислав.

— Хорошо… Так вот, когда вы будете стараться установить безмолвие ума, вам одновременно придется работать и над эмоциональным слоем… И здесь мы сталкиваемся с «сумерками» нашей двойственной морали. Самое удивительное, пожалуй, открытие для меня, состояло в том, что Ноокосм совершенно равнодушен к морали в нашем ее понимании. Его менее всего интересуют наши «достоинства» и «недостатки», наши «грехи» и «добродетели». Вернее Он использует и то, и другое. Начинаешь понимать, насколько мы смешны со всей нашей «моралью». Парадоксально, что наши, так называемые, недостатки часто оказывают нам неоценимую помощь в плане эволюционного роста, а наши, так называемые достоинства могут стать непреодолимым препятствием. Самое лучшее в нас с человеческой точки зрения становится камнем преткновения, когда мы решаем подняться на следующую эволюционную ступень.

— Хм… довольно парадоксальное утверждение… Можно ли узнать почему?

— Потому что достоинства и добродетели старого вида совершенно бесполезны для нового… Рыбьи плавники и жаберное дыхание совершенно бесполезны для сухопутного млекопитающего. Понимаете, Максим, критерий эволюционного отбора совсем другой. Здесь нужна не мораль, здесь нужна… не знаю… «эволюционная искренность» что ли… Нужно искренне хотеть этого, желать этого всем своим существом. Человек может казаться совершенно никчемным, эксцентричным чудаком с обычной человеческой точки зрения… Он может сам не знать чего он хочет, метаться из стороны в сторону, совершать тысячи глупостей. Его ничто в этой жизни не удовлетворяет, он нигде не может найти себе места… Помните, как это происходило с вами и другими людьми с СБО…

— Да, понимаю…

— А на самом деле ему не дает покоя этот «эволюционный зуд» и он полноценный кандидат в людены. Проблема еще и в том, что мы очень цепляемся за то, что считаем лучшим в себе и это делает наше «эго» просто железобетонным, что становиться серьезным энергетическим препятствием для действия эволюционной силы. Сейчас нам очевидно, что «эго» тоже должно исчезнуть в процессе эволюции. Люден не имеет «эго». Он живет и ощущает себя как Ноокосм, но сохраняет при этом индивидуальность. Это уже другое измерение.

— Кажется, до меня начало доходить…

— Так вот, Максим, возвращаясь к эмоциям. Необходимо занять по отношению к своим эмоциям позицию стороннего «свидетеля». Смотрите на свои эмоции так, как будто они вам не принадлежат, никак их не оценивая, не осуждая и не одобряя, не принимая и не отвергая. Когда вам удастся успокоить «эмоциональный слой», тогда приоткроется ваш «психокосм», так сказать. У вас все чаще будет возникать чистые состояния безмятежного покоя и глубокой радости. Вы будете ощущать, что эти состояния самодостаточны, что они существуют сами по себе и не зависят ни от каких внешних объектов и от окружающих обстоятельств.

В это время аллея кончилась, и мы вышли на небольшую площадь перед зданием Института Чудаков. Здание института, архитектурно выполненное в форме белого, стоящего на торце крыла, озаренное лучами полуденного солнца, все пронизанное светом, рождало какое-то радостное и светлое ощущение. Солнце отражалось и играло в его стеклах и, казалось, оно улыбается, приветствуя нас. Перед зданием на скамейках сидели люди. Иногда раздавались громкие возгласы и смех. Слева располагалась площадка для глайдеров. С нее как раз в этот момент бесшумно поднимался светло-зеленый псевдограв. Быстро набрав высоту он исчез в голубом небе. Справа от здания института виднелась крытая веранда со столиками. Именно туда и направился Нехожин. На веранде сидели, ели и разговаривали люди. Некоторые из них здоровались с Нехожиным. Он улыбался, кивал и здоровался в ответ. Мы заняли столик на той стороне, где веранда примыкала к парку. К нам тут же подкатил кибер-официант и принял заказ.

Позже, уже разделавшись с обещанными аллапайчиками, потягивая из запотевших бокалов прохладный фруктовый коктейль, мы продолжили прерванный разговор.

— Итак, Максим? На чем мы с вами остановились? Ах, да… Следующий слой «чувственный». Этот слой ответственен за все наши ощущения и реакции на окружающий мир, как позитивные, так и негативные. Вы бывали, когда-нибудь, на Пандоре?

— Да, Ростислав, бывал в отпуске, на курорте в Дюнах. Хотя и охотиться в сельве тоже приходилось.

— Так вот, образно говоря, здесь чувствуешь себя словно в девственных джунглях Пандоры. Вокруг кишит несметное количество всякой агрессивной живности, — тахорги, ядохвосты, ракопауки, зубозавры и прочая нечисть, готовые каждую секунду сожрать вас. Все наши двойственные реакции на окружающие раздражители: все наши симпатии и антипатии, «нравиться», «не нравиться», «приятно», «неприятно», удовольствие и отвращение, напряжение и расслабление, все это тоже должно быть нам полностью подвластно и приведено в состояние покоя. И здесь тоже необходимо добиться определенной прозрачности, что означает полнейшую нейтральность, беспристрастность, отстраненность. Необходимо научиться внутренне «не реагировать», отодрать от себя все реакции, и активные и пассивные.

— Да…, — протянул я. — Однако… Помнится в школе подготовки прогрессоров, Ростислав, лет этак 60 назад, у нас был курс психологической подготовки. Экзамен мы сдавали так: нам показывали ужасающие реальные сцены насилия: сражений, пыток, казней, а мы, войдя в образ, например, имперского штабного офицера с планеты Саракш, должны были в это время что-нибудь непринужденно кушать и вести светские беседы с преподавателем. Задача была, вы знаете, та же самая, — не реагировать, контролировать свои эмоции и реакции, держать роль. Надо сказать, что я сдал этот экзамен только с третьего раза, а некоторые после него вообще ушли из школы…

— Непростые у вас были экзамены, — сочувственно сказал Ростислав. — Как у бывшего прогрессора, Максим, у вас хорошая подготовка, а значит, вам будет легче, чем остальным.

«Логично у него все получается, — снова подумал я. — Человечество, друг мой, я горжусь тобой, если ты смогло породить таких людей как Аико и Нехожин. Глядишь и вытащат они нас из этой эволюционной ямы, в которую мы провалились. По крайней мере, тех, кто действительно этого хочет. А ведь много и тех, кому это не нужно. Им тепло, уютно и сытно и в нашем мире. Ну, да не о них речь…»

— И вот когда вам удастся пройти слой ощущений и реакций, Максим, — продолжил Нехожин, — тогда перед вами и предстанет самый главный Серый Волк и покажет свои «большие зубы». Это Его Величество «физический слой ума». Вы, быть может, будете удивлены, но именно этот слой является главным препятствием на пути эволюционного прогресса человечества и трансформация тела. Он кажется чем-то мелким и незначительным, так как он не очень заметен за верхними слоями. Но когда вплотную сталкиваешься с ним, понимаешь, что это настоящий Армагеддон, поверьте мне пока на слово. Это сам шепот Смерти в глубинах нашего тела, который начался еще тогда, когда первая живая клетка несколько миллиардов лет назад пыталась выжить в чрезвычайно агрессивной окружающей среде. Этот слой вам тоже, вообщем-то, хорошо знаком. Самая главная его отличительная черта — это страх. Он всего боится, постоянно о чем-то беспокоиться, «без конца пережевывает мелкие, пустые мыслишки, касающиеся житейских проблем материальной стороны жизни», как хорошо охарактеризовал его один мой коллега. Он все время трясется о «не закрытых дверях», «не выключенных утюгах» или занят заботами о здоровье, беспокоясь о малейшей царапине, о малейшем недомогании. Он всегда предполагает самое худшее, рисует перед вами всевозможные катастрофы самого худшего свойства, и сам выдумывает их… Именно этот слой ответственен за все наши абсурдные фобии, в основе которых лежит самый главный страх — страх смерти. Этот страх сидит в каждом. Его можно подавить, но убрать его совсем очень сложно, хотя и возможно. Клетки человеческого тела как бы находятся под гипнозом физического ума. Простой пример. Каждый из нас легко может пройти, например, по бревну, лежащему на земле. Но стоит только поднять то же самое бревно на высоту десяти метров, как сразу же спонтанно возникает реакция страха и соответствующие ощущения в клетках тела. Ум интерпретирует эту ситуацию как опасную и переход по тому же самому бревну становится уже делом довольно проблематичным. Но в идеале, как я уже говорил, на этом уровне мы должны обуздать даже «инстинкт самосохранения».

«Да, сколько раз в своей жизни я ходил по таким бревнам, — пришло мне в голову. — И действительно всегда где-то на заднем плане зудит этот страх. Пока был молодой, это было не так заметно. Но с возрастом, это чувство не притупляется, а наоборот словно бы обостряется. Многие думают, что прогрессоры — это машины, чуть ли не андроиды, которые ничего не боятся. Какое заблуждение! Прогрессор — это человек, который просто научился в той или иной степени контролировать свой страх».

— Именно в этом слое сейчас работает Аико, пытаясь его просветлить и разрушить его липкие чары. Сложность еще состоит в том, что по мере очищения всех этих слоев, ваше телесное сознание начинает расширяться, «эго» постепенно растворяется. И тогда все Тело Человечества становится вашим собственным телом и вам приходится брать на себя часть его бремени. Это означает, что если вам удается преобразовать какую-то часть физического ума в своем теле, — ну, скажем, избавиться от какой-нибудь особенной фобии, вибрации тревоги, беспокойства или страха, — это автоматически помогает всем людям вашего психотипа на земле избавиться от этой проблемы. И опять же у вас позади суровый опыт прогрессорской жизни. Вам приходилось много рисковать жизнью и поневоле работать и с этим слоем ума.

— Меня один раз даже расстреливали, Ростислав.

— Да что вы говорите! — воскликнул Нехожин. — Значит, у вас был опыт предсмертного состояния?!

— Да, пожалуй. Клиническая смерть. Еле выкарабкался. Какое то время я был практически мертв, но простреленное сердце достаточно быстро регенерировало и заработало снова.

— Потрясающий опыт, Максим. Значит, клетки вашего тела, фактически, прошли через опыт смерти и ожили снова. Пожалуй, это самый ценный опыт во всей вашей жизни. Парадокс в том, знаете ли, что даже самый ужасный опыт имеет свою позитивную сторону. Теперь я окончательно убедился, что Аико была права. Вместе с вами она сможет осуществить трансформацию тела.

— Будем надеяться, что вы правы, — сказал я осторожно. — Итак, правильно ли я понял вас, Ростислав, что на первом этапе мне придется избавиться не только от ума, но от эмоций, ощущений, реакций и вдобавок еще от «эго» и от «инстинкта самосохранения»? И именно в этом состоянии автоматически начинается «инициализация» третьей импульсной.

— Ну, Максим, — улыбнулся Нехожин, — конечно, я не предлагаю вам провести этакую «вивисекцию психики» или «умерщвление плоти», так сказать. Но достижение этого фундаментального внутреннего покоя абсолютно необходимо. Ноокосм, знаете ли, все очень разумно устроил. Пока состояние человека не удовлетворяет определенным условиям, процесс инициализации не может начаться, даже если он и имеет «третью импульсную».

Внешне я бодрился, но в душе ощущал некоторое беспокойство. Честно говоря, я не разделял оптимизма Нехожина. Мне почему-то отчетливо вспомнились слова Тойво в нашу последнюю встречу: «Я бы не колебался в выборе ни секунды, но я уверен абсолютно: как только они превратят меня в людена, ничего (НИЧЕГО!) человеческого во мне не останется. Признайтесь, в глубине души и вы думаете то же самое». Да, только теперь я осознал, насколько «в глубине души я чувствовал то же самое». В самом деле, отнимите у человека ум, эмоции, чувства, реакции, ощущение собственного «я», даже чувство самосохранения. Что же останется тогда «человеческого» в человеке? Это же будет бесчувственный чурбан какой-то. Ведь это же самые естественные проявления человеческой натуры. «То, что наиболее естественно, то наименее всего приличествует человеку». Где это я вычитал? В какой-то старинной книге. Давно. Еще в юношестве. Помню, там был город, где все время шел дождь. И репродукция на титульном листе: под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме, а вокруг города и вокруг холма обвился исполинский спящий змей с мокро отсвечивающей гладкой кожей. И еще там были дети, которые ушли от родителей к каким-то странным генетически больным людям. И эпиграф из Данте:

Часто, часто этот эпиграф приходил мне на ум на Саракше. Особенно в метрополии Островной Империи. Там тоже все время лил этот проклятый, бесконечный дождь. На редкость мрачное место.

— Человеческое, слишком человеческое, Максим — с улыбкой сказал Нехожин, словно читая мои мысли. — Ведь, я уже говорил вам что то, чем «вы» на самом деле являетесь, — это совсем не то, что вы о себе думаете. Запомните еще один закон: «над нами властвует все то, с чем мы себя отождествили. Мы можем властвовать над тем и контролировать все то, с чем мы себя растождествили». Вы сбрасываете ложные покровы, чтобы обнаружить нечто истинное, реальное, настоящее, лежащее под ними. За всеми этими покровами скрывается наш «психокосм», наша истинная пси-индивидуальность, как мы ее называем, бессмертная частица Ноокосма в нас. Вы ее почувствуете в определенный момент, может быть, по особому переживанию беспричинной радости и восторга, прозрачности, легкости, безбрежности или, быть может, вас посетит даже ощущение бессмертия. Здесь возможны вариации в зависимости от психотипа человека. Возможно, и ваше тело начнет ощущать в тот момент какую-то особенную легкость, прозрачность… Именно эта пси-индивидуальность участвует в процессе эволюции, переходит из жизни в жизнь, сбрасывает старые тела и облекается в новые. Она накапливает опыт всех своих предыдущих воплощений, чтобы в одной из своих жизней предпринять попытку перейти на «следующий эволюционный уровень». Именно свою бессмертную пси-индивидуальность вы обнаружите в процессе успокоения всех этих слоев, и именно она будет осуществлять процесс трансформации, а не ваше «эго» и не эта поверхностная личность. Да и как вы думали? Вы хотели остаться тем же самым, и одновременно превратиться в людена? — Нехожин улыбнулся. — Но вы же сами понимаете, что это невозможно. Устремляясь к новому виду, не бойтесь расстаться с тем, что принадлежит старому. Думаю, что вы, наверное, уже поняли, что вам предстоит совершенно радикальная перемена. Все «человеческое» постепенно должно трансформироваться, скажем так, в «люденовское».

— Wer A sagt, muss auch B sagen, — сказал я.

— Или Muss ist eine harte Nuss, — сказал Нехожин.

Мы оба расхохотались.

— Вы и немецкий знаете? — сказал я.

— В этих пределах…, — сказал Нехожин.

«А ведь в той книге тоже Новый Мир приходит на землю — вдруг пришло мне в голову. — А эти больные оказываются и не больными совсем, а так сказать «куколками» «Нового Вида». Смотри-ка, книга то оказалось пророческой, массаракш».

Мы посидели некоторое время молча. Время уже близилось к вечеру. Веранда к этому времени опустела. Так приятно было смотреть на веселые лужайки, залитые мягким солнечным светом, слушать гомон птиц, вдыхать чистый воздух. Моя тревога рассеялась как дым. Как все же легко я чувствовал себя все эти дни! Я совсем забыл о своем возрасте. Нет, жизнь все же славная штука!

— Ростислав, — сказал я. — А вы знаете, как умер Айзек Бромберг, известный специалист по истории науки?

— Только то, что прочитал в вашем мемуаре.

— Я не упомянул в своем мемуаре некоторых подробностей. Похоже, даже смерть не лишена чувства юмора. Мне об этом рассказал директор сонаториума «Бежин Луг» милейший Аркадий Иванович Лютиков. В этом санаториуме Бромберг лечился незадолго до своей смерти. Вам знакомо имя Рудольф Сикорски?

— Да, конечно, бывший руководитель КОМКОНа-2, член Мирового Совета. Но, по-моему, он уже давно умер.

— Да. Так вот Бромберг и Сикорски мягко говоря недолюбливали друг друга. Однажды ночью много лет назад им пришлось столкнуться в Музее Внеземных Культур при обстоятельствах, свидетелем которых я был, и о которых не буду сейчас распространяться. Между этими двумя, тогда уже вполне почтенными старцами разгорелся крупный скандал, дошедший чуть ли не до потасовки, который закончился шатким перемирием. «Айзек, что вы будете делать, когда я умру?», — спросил Сикорски Бромберга. «Спляшу качучу…», — ответил Бромберг.

Ростислав хохотнул. Видно было, что этот случай его заинтересовал.

— Так вот эта история получила свое продолжение в санаториуме «Бежин Луг», — продолжал я. — Аркадий Иванович утверждает, что Бромберг так хохотал, рассказывая ему о своей стычке с Сикорски в ту памятную ночь в Музее Внеземных Культур и энергично демонстрируя все это в лицах, что у него случился сердечный приступ. Врачи ничего не смогли сделать. Последними его словами были: «Эй, Сикорски, где ты там… я еще не успел сплясать свою качучу… Спляшем вместе, alter Freund».

Ростислав расхохотался.

— Да! Вот это чудесная смерть! Что может быть лучше, чем уйти из жизни вот так, с улыбкой на лице, не теряя чувства юмора и прощая врагам своим, настоящим и мнимым. Но у нас другая задача, Максим. Не умирать, но победить смерть, я вас призываю. А значит одержать победу над Энтропией в своем собственном теле. Что и удалось люденам. Когда вы снимете с себя все эти внешние покровы, вы реально почувствуете и начнете осознавать клетки своего тела. Тогда Сила Ноокосма начнет действовать в полную силу и появиться возможность перейти ко второму этапу, к этапу трансформации. Это, конечно не значит, что вам придется успокаивать и просветлять все эти слои ума один за другим в том порядке, как я это описал. Человек — это существо целостное. Когда вы начнете работать над успокоением ума, вам, автоматически, сразу же придется работать и с эмоциональным, и с чувственным слоем, и с физическим… Кроме того, на этом пути вас ожидает много попутных открытий и пси-опытов. У каждого этот процесс протекает очень индивидуально. Таково вкратце описание того, что вам сейчас предстоит.

— Да, — сказал я, усмехаясь, — если честно, Ростислав, я как-то несколько иначе все это себе представлял.

— И как же? — спросил Нехожин, с улыбкой взглянув на меня.

— Ну… Какую-нибудь суперкамеру скользящей частоты. Тебя кладут в нее человеком, нажимают пару кнопок, и ты встаешь из нее уже люденом.

Нехожин рассмеялся.

— Ах, Максим, — ответил он. — Вот примерно так всегда и мыслит технократический ум. Он никогда не верит в собственные возможности человека. Ему обязательно нужны какие-нибудь технические костыли, протезы. Но настоящие чудеса всегда внешне скромны и неприметны… Хотя должен вам заметить, мы все же используем эти самые камеры, но лишь в качестве регистрирующих и вспомогательных средств. Например, мы предполагаем, что на последнем этапе трансформации необходимо будет поддерживать определенную температуру тела. И здесь криокамера может оказаться очень полезной. Самое забавное, что внешне это будет выглядеть именно так, как вы сказали. Скажем, Аико ляжет в эту камеру человеком, мы нажмем пару кнопок, а когда мы откроем камеру, там никого уже не будет. Тело Аико претерпит окончательную трансформацию и она перейдет в Мир Люденов. Но мы вполне можем обойтись и без камер. Например, использовать какие-нибудь достаточно прохладные пещеры в Гималаях. Видимо, именно этой возможностью воспользовались в свое время Павел и София Люденовы на последнем этапе своей трансформации.

— Ага, вот видите… Значит и техника тоже может на что-то сгодиться! Если не секрет, Тайсэй, а что представляет собой второй этап? Если можно, хотя бы несколько намеков.

— Я думаю, Аико вам уже немного рассказала о своих пси-опытах. На втором этапе начинается трансформация тела, и там пси-опыты мягко говоря очень «неожиданные». Кроме того основная работа с физическим слоем ума происходит именно на втором этапе. Требуется мужество совершенно особого рода, чтобы пройти через второй этап. Мы сами сейчас в пути, нам еще многое неясно. Но… не будем забегать вперед.

Мы помолчали некоторое время, и вдруг Нехожин процитировал негромко, но как-то торжественно:

Позже я нашел, откуда были эти строчки. Оказывается из «Ригведы».