Он вышел из лифта. Автоматически зажегся свет. Двухордовая псина оскалила на него мелкие острые зубы. Кольнуло воспоминание. Ошибся он тогда, утверждая, что двухордовые водятся лишь на Нистагме. Забыл, старый дурень, о лягушках Яйлы. Непростительно для специалиста по внеземной фауне. Впрочем, Бойцовый Кот Гаг не мог уличить бывшего космозоолога: парень из преисподней искал случая удрать к любезному своему герцогу.

Не глядя на другие экспонаты, Корней Яшмаа прошел во второй зал домашнего музея. Полюбовался алмазной прозеленью на исполинской шкуре гиппоцета. Кивнул, словно старому знакомому, черепу тахорга, который ответил равнодушным зевком. Вот уже более восьмидесяти лет зевает старая образина. С тех пор, как юный Корней сгоряча всадил ему в разверстую пасть заряд крупнокалиберного карабина.

А вот и товарищ псевдохомо. Стоит себе на подставочке — с виду человек, а по сути обезьяна. От голых пятнистых обезьян Пандоры отличается лишь мирным нравом. Говорят, их сейчас вовсю приручают… Интересно, что подумал брат-храбрец Гаг, когда узрел сей экспонат? Что мы и разумных инопланетян забиваем, препарируем, таксидермируем и по домашним музеям расставляем? Вполне мог подумать. Руководствуясь людоедской логикой своего мира… Где то он, Котяра, теперь? Сгинул в мутной водичке переходного времени. И следов не осталось.

Корнею вдруг стало душно. Захотелось наружу. На свежий воздух. Он вернулся к лифту, поднялся в огромный дом — пустой и гулкий. Во время оно в этих хоромах кипела жизнь. Нуль-кабина — индивидуальная, положенная Корнею Яновичу Яшмаа как члену Мирового Совета, индекс социальной ответственности ноль девять — не закрывалась. Поминутно прилетающие и отправляющиеся в серое ничто подпространства «призраки» диким мявом смущали окрестных котов. Шла великая битва невидимой войны за спасение человечества Гиганды. Спасения от себя самого. А потом все кончилось. Почетная отставка. Сочинение мемуаров. Сорок лет пустоты и одиночества.

Мария умерла десять лет назад. Она так и не вернулась. Не простила. Андрей иногда шлет стандартные поздравления в день рождения и по большим праздникам, но сам не появляется. У него тоже своя великая битва, свой невидимый фронт. Безумный император Южного Приотрожья заливает кровью бескрайние равнины Пустынного материка. Поэтому у Андрея работы невпроворот. Как-никак, главный резидент Земли на планете Лу. Отцовская гордость. Хотя и не знает, что отец им гордится. Не желает знать. Он тоже — не простил.

За незримой мембраной входной двери гулял ночной ветер. Накаленная за день степь остывала. Цикады оглушительно стрекотали в саду. Городские огни Антонова на горизонте перемигивались с мучнистой россыпью Млечного пути. Третье столетие люди расселяются среди этих разноцветных точек, но сделались ли они ближе? Вряд ли. Вселенная по-прежнему слишком велика и опасна. Уж кому, как не Корнею Яшмаа, об этом знать? Ведь он не просто провел среди звезд большую и лучшую часть жизни, он — родился среди них! И никто не знает, кто его истинные родители. Известно лишь, что славные и отважные Ян и Берта Яшмаа тут ни при чем.

Одна звездочка будто ниже спустилась, задрожала сильнее обычного, и лиловый свет, почти невидимый в ночи, потек вниз, заструился, обволакивая громадный, прозрачный пока конус. Мяукание тысячи мартовских котов заглушило цикад.

Гости со звезд! Впервые за сорок лет! Кто же это? Неужели — Андрей?

Лиловый свет отвердел, остыл, померк. Корней слепо шагнул с крыльца. Едва не упал. Тренированное тело все же сохранило равновесие. Чавкнула перепонка люка. В траву соскочил человек. Корней с трудом сдержал вздох разочарования: не Андрей, того бы он узнал сразу. С возрастом ночное зрение стало ослабевать, но Корней явственно различал рубленые черты лица незнакомца. Незнакомца ли? Память мгновенно перебрала тысячи лиц. Спустя пару секунд Корней вспомнил, кем этот человек был на Гиганде. Егермейстером его высочества герцога Алайского. И только потом всплыло его земное имя.

— Лев Абалкин?

Ночной гость замер. Корнею показалось, что пришелец сейчас на него бросится. В конце концов, школа субакселерации у них общая. Вот только бывшему прогрессору Яшмаа перевалило за девяносто, а его коллега Абалкин не выглядел старше сорока.

— Корней Яшмаа? — в свою очередь осведомился гость, принимая непринужденную позу.

— Чем обязан честью?

— Это долгий разговор.

— Гость в дом, бог в дом, как говаривали предки… Прошу!

— Благодарю вас.

Корней посторонился. Абалкин поднялся на крыльцо. У двери вышла заминка. Мембрана отказывалась пропускать гостя. Как будто он и впрямь был пришельцем с неизвестной планеты. Хозяин не подал виду, что удивлен. Просто отключил автоматику. Они прошли в гостиную. Недоразумения продолжались. Дом отказывал Абалкину в гостеприимстве. Интерьерные поля на него не реагировали.

— Простите, — пробормотал обескураженный Корней. — Что-то в нем заело… Давно профилактику не делали…

— Вот когда вспомнишь о старой доброй мебели, — пробормотал гость, — которая не имела своего мнения…

— Вы навели меня на мысль…

Корней шагнул к дальней стене, открыл ее. В гостиную бесшумно выплыл исполинский робот.

— Ого! — воскликнул Абалкин. — Вот это долдон!

— Привет, Корней!

— Привет, Драмба!

— Какие будут приказания, Корней?

— Сначала поздоровайся с гостем.

Робот повел ушами локаторов, прогудел:

— Простите, Андрей, но кроме вас на вилле никого нет.

Корней крякнул.

— И тем не менее, — сказал он, — поздоровайся. Гостя зовут Лев.

— Здравствуйте, Лев! — произнес робот в пространство.

— И тебе не хворать, — отозвался гость.

— Вероятно, мои системы не в полном порядке, — заявил Драмба. — Система распознавания требует ремонта…

— Вот что, Драмба, — перебил его Корней. — Сделай-ка нам пару табуреток и стол. Обыкновенных, деревянных.

— Слушаюсь, Корней!

Драмба неизвестно зачем приложил ручищу к голове и выплыл из гостиной.

— Он быстро управится, — заверил хозяин гостя. — Прошу простить за столь прохладный прием. Старый дом. Старый хозяин. Нерасторопные старые слуги…

— Ничего, — откликнулся Абалкин. — Старый служака не виноват. А примитивная автоматика дома — тем более. Они и вас скоро перестанут распознавать.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мы не люди, Корней.

— Мы?

— Вы, я и еще одиннадцать наших братьев и сестер. Вы знаете историю своего происхождения, Корней, но не знаете, что всего «подкидышей» было тринадцать.

— Было?

— Эдна Ласко погибла в две тысячи сто пятидесятом. Томас Нильсон покончил с собой в шестьдесят пятом. Меня убил Рудольф Сикорски в семьдесят восьмом. Впрочем, в смерти Эдны и Томаса тоже виноваты люди.

— Однако, вы живы-здоровы, Лев. И судя по всему — в отличной форме. Во всяком случае, я в свои девяносто два не выстою против вас и двух раундов.

— Я — вернулся. Эдна и Томас — тоже. Для нас не существует смерти.

— Звучит заманчиво, хотя и фантастично. Уверяю вас, как бывший космозоолог: бессмертных существ не бывает.

— В биологическом смысле — да, но превращения энергии практически бесконечны… Но не будем злоупотреблять философией. Я прилетел не для этого, Корней.

— Для чего же, Лев?

— Для того, чтобы предупредить: наступает момент истины.

— И в чем же он заключается?

— В том, что мы должны выполнить свое предназначение…

— Похоже, вам никак не удается избежать философии, Лев. Вспомните времена Прогрессорства, говорите четко, как на докладе.

— Слушаюсь, Корней! — голосом Драмбы откликнулся Абалкин. — Вам следует прибыть в Свердловск. Сбор назначен на площади Звезды, перед Музеем Внеземных Культур.

— Когда?

— Этого я не знаю, Корней, но в час «икс» буду знать. Как и все мы.

Драмба вернулся через пятнадцать минут, волоча на себе пахнущий свежеоструганным деревом стол и две табуретки. Робот застал хозяина восседающим в удобном глубоком кресле. Нога на ногу, мосластые пальцы сцеплены на колене, в углу большого тонкогубого рта соломинка, взгляд отсутствующий.

Никакого гостя, по имени Лев, локаторы Драмбы по-прежнему не наблюдали.