Отдыхалось мне плохо. Банкет перешел в стадию безобразия, и до самого рассвета на улице громыхали выстрелы из ракетниц. Разноцветные ракеты с шипением летали по всем направлениям, и мое окно то и дело озарялось колеблющимся призрачным светом всевозможных оттенков.

Только когда ночь сменилась серым, мутным рассветом, все успокоилось и на пару часов я провалился в неглубокий, тревожный сон. Разбудил меня Мишка Бахметьев. С трудом продрав глаза, я внимательно рассмотрел компаньона. Против ожидания, никаких признаков похмельного синдрома не было заметно. Наоборот, он был на удивление свеж и полностью экипирован.

— Как самочувствие, Миша?

— В порядке. Давай одевайся, мы все твое барахло сюда перенесли. Кофейку горячего хлебни. Через час — погрузка.

— Как там наши?

Вместо ответа Бахметьев указал пальцем в окно. Я выглянул.

Остальные члены команды покуривали на штабеле бревен рядом с избой. Увидев меня, Гольцев привстал и четко отдал честь, подбросив правую ладонь к камуфляжной кепке. Надо же, сам Игорек в порядке! Не ожидал, не ожидал.

— Как ночку провели?

— Спали. Степаныч сарай с сеном нашел в конце улицы, на сеновале и спали.

— А студентки как же?

— Брось ты, Серж! Дело-то серьезное.

— А пожарники?

— Дрова! — коротко охарактеризовал Мишка состояние наших благодетелей и добавил: — Давай освежись, я водички из колодца принес.

Мысленно похвалив себя за правильный подбор кадров, я погрузил тяжелую голову в ведро. Ледяная вода мигом растворила липкие остатки сна. Обжегшись крепчайшим кофе, я вышел на крыльцо. Денек выдался на славу!

Ни одного облачка, тайга вокруг вся в сочной, густой зелени. В ярком свете утреннего солнца даже полуразвалившийся поселок казался привлекательным, романтичным. На траве серебрились крупные капли росы. Чудесное утро вызвало прилив сил, и я без особого труда взвалил на плечи тяжелый рюкзак.

— Чувствуешь, как потяжелел? — Степаныч похлопал по моему грузу.

— Кирпич, что ли, засунули, добряки?

— Нет. Подарок Бармалея. Что ж ты его за печку сунул? Надо было прямо в топку. И вертолет был бы ни к чему — своим бы ходом на небеса отправились, налегке.

Эх, черт! Я и запамятовал.

— И детонатор там? — Я опасливо покосился через плечо.

— Карандашик у меня. — Степаныч похлопал по нагрудному карману. — Вообще, правильно взял кабанчика. С земляными работами проблем не будет.

Смотри-ка, серьезно настроились парни! Шутки шутками, а вдруг и есть твердый осадок в кабацкой легенде? Тяжелый такой осадок, желтого цвета.

Вертолет стоял на окраине поселка, на небольшом некошеном поле. Экипаж вяло суетился у машины. Эти явно недоспали.

Не успели мы закинуть наш багаж в объемистое нутро МИ-8, как на краю поля показалась странная процессия.

Впереди шагал Бармалей, подхватив под мышки двух вяло передвигающих ноги пожарников. Третьего укротителя огня бережно несли Виктор с Кармановым. Всю эту инвалидную команду сопровождала пятерка бодрых, хорошо вооруженных бичей.

Когда почти бесчувственные тела хозяев вертолета были аккуратно подняты на борт, Виктор объяснил наличие кортежа.

— Закинете моих ребят на Барбитай. Это почти по дороге. Пока вас до Бирюсы доставят, пока выгрузят и обратно — часа три пройдет. А на Барбитае хариус исключительный! А может быть, и с рогами что-нибудь ребята добудут.

— Виктор, уговор наш в силе?

— Да, через неделю жду вас в Гутаре. Но, сам понимаешь, гарантировать ничего не могу. Причин для срыва выше крыши.

— Ты уж постарайся.

Вместо ответа он протянул мне руку. Винты уже закрутились, и рев турбин положил конец нашей прощальной беседе. Хлопнув Соколова по плечу, я вскочил в подрагивающую машину. Механик поднял трап и захлопнул дверцу.

Вертолет плавно оторвался от земли, обдав провожающих сильным потоком теплого воздуха. С Бармалея сорвало шапку, и он помчался за ней по полю, смешно размахивая руками.

Машина, быстро набирая высоту, описывала круг над поселком. Через несколько секунд я уже потерял из виду маленькие фигурки. Внизу блеснула лента реки. Держась вдоль русла, борт поплыл к синим горам, медленно вырастающим из дымки на горизонте.

До Барбитая полет проходил гладко, если не считать злоключений несчастных летнабов. Запах авиационного керосина, густо шедший из дополнительного бака, смонтированного прямо в салоне, в сочетании с мелкой тошнотворной вибрацией придал их зеленоватым лицам выражение, о котором может только мечтать художник, взявшийся за сюжет типа «Муки святого Себастьяна». Пришлось скормить бедолагам половину нашего небогатого НЗ. Хотя и без клюковки, но делу помогло.

Барбитай оказался мощной, стремительной рекой, буквально кипящей на частых перекатах среди поросших хвойным лесом скал. Вертолет приземлился на узкую полоску прибрежной гальки, и бичи, на ходу расчехляя браконьерские орудия, с радостным гуканьем посыпались наружу.

— Эй, парни! — крикнул им вслед пилот. — Больных возьмите! Положите где-нибудь в теньке, пусть отойдут, сейчас в горы забираться будем, тряска пойдет, они мне весь салон… У вас три часа есть, далеко не уходите.

Вертолет вновь взлетел. Теперь функции штурмана перешли ко мне. Встав у раскрытой двери в кабину, я протянул командиру свою карту. Красным карандашом было отмечено место посадки. Сверившись со своим планшетом, пилот кивнул. В резком вираже машина оставила красивую речку за кормой и упрямо поползла вверх, к перевалу.

Здесь леса уже почти не было, кругом голый красновато-коричневый камень. Острые пики, глубокие, темные пропасти. Пустынное, мрачное место.

Пилот тронул меня за локоть, ткнул пальцем вниз. Через нижний сектор фонаря кабины я разглядел на дне глубокого цирка, образованного почти отвесными скалами, кучку разноцветных обломков. Кто, когда, что за самолет? Рев мотора не располагал к выяснению подробностей.

За хребтом нас ждала нерадостная картина. Огромное, насколько хватает глаз, пространство было покрыто сплошным серебристым ковром густой облачности. Пилот огорченно посмотрел на меня.

— До Бирюсы дойдем, а как с посадкой, не знаю! — прокричал он. — Если облачность низкая — ничего не получится!

Я только зубами заскрипел. Так готовиться, столько ждать — и вот, пожалуйста, поворачивай оглобли!

Час прошел в томительном ожидании. Вертолет уже шел в плотной каше облаков. Ни одного просвета не видать!

— Бирюса под нами! — крикнул пилот. — Если сейчас окна не будет, возвращаемся!

Я оглянулся. Ребята беспокойно ерзали на скамейках, смотрели то на нас, то в боковые блистеры, за которыми проносились причудливые хлопья серых, похожих на грязную вату облаков. Тронув пилота за плечо, я умоляюще сложил руки на груди. Недовольно покачав головой, он медленным движением послал ручку от себя. Облака, несущиеся навстречу, стали светлеть, светлеть, становились все прозрачнее — и наконец-то! Машина вывалилась в разрыв.

— Повезло! — крикнул пилот с видимым облегчением.

Резко развернув машину, он погнал ее вдоль реки, очень близко к земле, мастерски вписываясь в крутые повороты русла. На такой небольшой высоте скорость казалась бешеной, и местность внизу трудно было рассмотреть — она сливалась в однообразный коричневозеленый фон.

И все же те отдельные картины, которые мне удавалось выхватить взглядом, вызывали изумление. Такую искалеченную реку я видел лишь однажды. Это была река Ирелях — ложе алмазных россыпей, протекающая рядом с самым большим алмазным карьером — трубкой Мира и жутко изрытая драгами.

Здесь наблюдалась такая же картина — многочисленные отвалы породы превратили русло в фантастическое сплетение сточных канав, в которых бурлила жидкость, мало напоминающая хрустальные струи горной реки. Других следов пребывания человека пока не просматривалось.

— Устье Катышного! — закричал пилот, показывая рукой вниз.

— Садись вон там. — Я показал ему на небольшой, абсолютно лысый пригорок.

Вертолет стремительно провалился вниз и завис в метре от земли. Через минуту рюкзаки и оружие в чехлах были выброшены на грунт, мы выскочили следом. Улыбающийся командир махнул рукой на прощание, люк захлопнулся, и вертолет с ревом ушел в небо, пробил облачность и исчез, оставив надолго в наших ушах пронзительный комариный писк.

Мы прибыли на место.

Пока ребята расчехляли и собирали ружья, я осмотрелся. Ручей Катышный тек в двух шагах, вода в нем была какого-то грязно-серого цвета. Саму Бирюсу отсюда не было видно, ее скрывал невысокий каменистый холм, поросший редким кустарником, вероятно старый отвал золотоносной породы.

Никаких построек, развалин, фундаментов или чего-нибудь подобного не было видно. Стояла приветливая тишина, и даже солнце выглянуло на несколько секунд, проткнув лучами низкие облака.

— Ну что, парни! Надо бы разведать, что к чему. Мишка с Игорем вверх по ручью, а мы со Степанычем вниз, на Бирюсу. Через час снова здесь встретимся, — отдал я распоряжение.

Мишка с удовольствием огляделся, разломил свой «магнум» и вставил в патронники пулевые патроны с гильзами, маркированными красным лаком.

— Шашлык сегодня кушать будем. — Он бодро закинул двустволку на плечо.

— Пока стрелять не надо. Еще не известно, кто здесь может крутиться. — Степаныч тревожно озирался кругом.

— Да брось ты! Тишина мертвая вокруг. Да и когда летели, ничего не было видно. Ну, пошли, стрелок. — Гольцев закинул рюкзак на плечо и двинулся к заросшему мелкой сосной распадку.

Мишка, поигрывая стволом, тронулся следом.

Перевалив через холм, мы со Степанычем вышли к Бирюсе. Не спеша двинули вверх по течению. Тихо, пусто, только вода шумит монотонно. А все же неуютно здесь, даже страшновато, пожалуй. То ли река эта измордованная такое впечатление создает, то ли тишина слишком уж полная. Место дикое, а звуков в лесу никаких.

— Степаныч, а птиц-то не слыхать совсем!

— Вертолет распугал, наверное.

— Может, и вертолет.

Э, да и Степанычу тоже не по себе. Ну, ладно, за поворот заглянем — и назад. Может быть, ребята что интересное увидят.

За поворотом ландшафт не изменился. Те же безобразные нагромождения старых отвалов, та же угрюмая темная тайга вокруг. Присели мы на здоровенный валун, покурили. Ну, пора и в обратный путь. Лагерь на Катышном надо ставить, обедом заняться не грех.

— Стоять! — Резкий окрик ударил как выстрел в спину.

Очень неожиданно прозвучало, я даже рюкзак выронил. Обернулись мы.

Два парня лет по двадцать пять. Здоровые лоси.

Джинсы, джинсовые куртки, бейсболки. Из-под бейсболок глядят на нас холодные, злые глаза. Лица выбриты тщательно, стрижки короткие. Ботинки горные желтой кожи, импортные. Красивые ботинки.

И два «Калашникова». Аккурат на наши животы наведены.

— Э, парни! Послушайте, мы… — Степаныч шагнул вперед.

Тресь! Короткая очередь воткнулась в гальку у наших ног. Одна пуля, зацепив гранитный валун, на котором мы только что сидели, с пронзительным визгом срикошетила куда-то в реку. У Степаныча челюсть отвисла чуть ли не до пупа.

— Оружие снять, положить на землю. По одному. Сначала ты. — Ствол автомата заглянул мне в лицо.

Медленно и плавненько снял я свою «двадцатку», аккуратно положил на гальку.

— Теперь ты. — Ствол переместился на лицо Степаныча.

Тот челюсть захлопнул, резко сбросил вертикалку с плеча.

— На колени оба! Руки за голову, ноги скрестить!

То один командует, то другой. Который же старший? Поза, нам столь любезно предложенная, крайне неудобна. Да, парни с охранной службой не понаслышке знакомы. Ствол автомата сзади в шею уперся. Ладони профессионально прошлись по телу. Так, нож тю-тю! А документы не взял. Уже легче. На какое-то продолжение можно рассчитывать. А то вода мутная, быстрая — вон она, рядом.

Стоим на коленках, отдыхаем. Один мордоворот пушки наши поднял, за камень поставил. Другой сзади навис, сопение слышно, щелчки какие-то, треск, посвистывание.

— База, я Третий, как слышно, прием?

Слышит база, слышит, что-то гавкнула в ответ.

Сигнал громкий, значит, недалеко отсюда эта база.

— Машину и трех людей на мой участок. Гости здесь. Двое.

Н-да, не «здесь гости», а «гости здесь». Существенная разница. Похоже, ждали. Вот только кого? Неужели нас, грешных?

Не прошло и четверти часа, как шум мотора донесся из-за сопки. Мощный трехосный бортовой «Урал», все мосты ведущие, прямо по реке, по отвалам, поднимая фонтаны сверкающих брызг в протоках, быстро двигался к нам. Ни номеров, ни каких-либо других опознавательных знаков на машине не было.

Из кабины вылез пожилой очкастый бородач в длинном черно-белом свитере, который оттопыривала внушительных размеров кобура, и средних лет блондинистый крепун с легким охотничьим карабином. Водитель остался за баранкой.

Один из наших сторожей подвел к нам бородатого, подобострастно поддерживая за локоть. Бородач внимательно осмотрел наши горестные фигуры.

— Вот этот похож, — низким, глухим голосом сказал он блондину, указывая на меня пальцем.

— Вы не ошиблись? Может… — начал я.

— Молчать! — Ствол автомата больно ткнул в позвоночник.

— Другие слова знаешь? — раздраженно кинул я ретивому охраннику.

— Заткнись!

Черт, больно как! А не богатый лексикон у мерзавца.

— В машину их! — скомандовал бородатый.

И то, давно уже пора, коленки онемели совсем.

В кузове нас посадили спиной к кабине. Блондин с бородатым и одним из охранников сели напротив, у заднего борта. Стволы на коленях лежат, в нашу сторону направлены. Прокол, пожалуй. Если так стрелять, можно и водилу в кабине зацепить. Хотя ясно, мы дергаться не будем. Ручонки связаны за спиной, сценку из боевика не очень-то разыграешь. Хорошо вяжут, собаки! Не наручники — ремешок узенький, а руками даже не пошевелишь.

Проехали километра три-четыре. Ух какое оживление в заброшенных краях! Ошибочка вышла у генштабовских мудрецов. И, как я замечаю, дорого эта ошибочка может нам обойтись!

От первого монитора совсем рядом мы проехали, хорошо было все видно. Мощнейшая струя воды, ломом не перешибешь, размывала породу, превращала ее в бурый вязкий кисель. Поток этой жижи бодро стекал в длинные колоды золотоуловителей.

Недалеко от монитора деловито возились два желтых бульдозера, подготавливая следующую площадку. Вон вторая установка, третья, пятая…

Вид работающей техники меня несколько успокоил. Ну что ж, попали на прииск, конечно, территория охраняется. Сейчас к начальству отвезут, там все прояснится.

Кое-что, однако, прояснилось скорее, чем я ожидал.

Пройдя участок русла, насыщенный золотодобывающими установками, грузовик въехал на небольшое плато. Три или четыре узеньких ручья из близко расположенных распадков стекали с левого берега в Бирюсу. У ручьев с лопатами и лотками суетилось два десятка смуглолицых, темноволосых людей, одетых в рваное тряпье. По периметру плато прохаживались несколько вооруженных автоматами охранников, сильно смахивающих на уже знакомых нам молодых хватов. У дальнего ручья стоял крытый брезентом «Урал».

Шум мотора нашей машины привлек внимание людей на плато. Один из охранников повернулся в нашу сторону и приветственно помахал рукой. Внезапно работающий рядом человек ударил его черенком лопаты в живот. Охранник согнулся, не выпустив, однако, оружия. Ударом ноги в лицо черноволосый опрокинул охранника на землю и попытался выдернуть из-под него автомат. Это ему не удалось, видимо, охранник держал ствол крепко. Тогда черноволосый побежал вверх по плато, вероятно стремясь достичь границы леса. Две очереди, пущенные под разным углом, прекратили его бег. Стреляли двое, стреляли очень точно, учитывая темп движения мишени и приличное расстояние.

Бедняга рухнул сразу как подкошенный, под первыми же выстрелами, и лежал без движения. Избитый охранник подошел к нему, ногой перевернул тело и выстрелил одиночным в лицо. Остальные шлиховщики молча, стоя в напряженных позах, наблюдали за происходящим.

Плато давно скрылось за поворотом, а я все никак не мог прийти в себя. Как будто нелепый, кошмарный сон пронесся перед глазами. Степаныч сидел бледный, подбородок его подрагивал, капли пота выступили на лбу.

На наших спутников инцидент особого впечатления не произвел. Блондин равнодушно закурил сигарету. Борода, казалось, вообще не взглянул на происходящее. Мы же со Степанычем, напротив, представляли для него явный интерес. Внимательные карие глаза из-за толстых затемненных стекол очков в черной металлической оправе липко ощупывали наши лица.

Еще полчаса пути — и машина вкатила в небольшой, состоящий всего из пяти-шести домов поселок. Судя по всему, это был Покровский.