Легенда шестая, которую автор посвящает знаменитой футбольной семье
Только тот наших дней не мельче.
Только тот на нашем пути
Кто умеет за каждой мелочью
Революцию мировую найти!
Как сейчас помню этот день: десятое марта тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
Я шел по улицам Красной Пресни – помолодевшей, принарядившейся, похорошевшей за последние годы. Вот корпуса новых домов-красавцев, возвышающиеся по соседству со старыми, приземистыми, вдавленными в землю. Вот клуб, который жители называют Дворцом культуры, потому что он и впрямь напоминает собой царственное здание – столько в нем простора, света, торжественности.
У входа в клуб огромный, бьющий в глаза алой краской плакат: «Сегодня в парке традиционные соревнования по русскому хоккею на приз братьев Артемьевых».
Иду в парк. Погода выдалась на славу! Казалось, зима и весна, встретившись на заветном рубеже, щеголяли друг перед другом своим великолепием.
В парке было оживленно, но особенно много людей собралось у главного хоккейного поля. Они окольцевали его плотным, живым забором.
С минуты на минуту должна была начаться эстафета: участников состязаний набралось много, они должны были поспорить в искусстве бега по ледяной дорожке, а уж потом четырем самым быстрым командам предстояло скрестить клюшки в борьбе за главный трофей.
Кругом царило оживление. Но среди разноцветной стайки спортсменов в красных, оранжевых, зеленых, черно-белых майках, среди суетливо готовивших старт судей, среди стайки фотокорреспондентов, невесть каким образом слетевшихся сюда, зрители приметили двух ладно скроенных мужчин, застывших у самого края беговой дорожки.
– Иван да Петр Артемьевы, – говорил своей супруге какой-то седовласый человек, кивая на эту пару.
– Вон они, знаменитые братья! – выкрикнул вихрастый мальчишка своему товарищу.
Все узнавали их, улыбались, радовались, как радуются встрече со старым, близким знакомым. Меня это открытие приятно удивило. Я поделился им с Павлом Александровичем Канунниковым, стоявшим рядом в группе почетных гостей.
– Чего ж тут особенного, – пожал он плечами. – Ведь эта семья очень много сделала для спорта, в частности для футбола и хоккея. С именами Петра, Ивана и других братьев связано так много хорошего, доброго, романтичного. Жаль только, что эти истории теперь дальше Красной Пресни не идут. А надо бы… Славные истории… Славная семья!
Эту главу, как вы уже, конечно, дорогой читатель, догадались, я и посвящаю старинной русской футбольной семье – семье Артемьевых.
Отцы и дети
Есть на земле Рязанской большое русское село – Лобково. Раскинулось оно среди широкого степного простора, вытянулось по обе стороны широкой проселочной дороги всеми своими ста пятидесятью хатами чуть ли не на два километра. С этим селом у Артемьевых неразрывно связано простое и великое слово: Родина.
– Мы народ простой, родословную не ведем, – сказал мне как-то один из них, Петр Тимофеевич. – Хорошо помню только деда своего – Артемия Артемьевича Артемьева. Удивительной доброты был человек. Трудолюбивый. А жизнь не получилась. Не миновала его горькая, обидная судьба деревенского мужичка из обездоленной, нищей и убогой царской России. Талантливый мастеровой, чудесный умелец, хлебороб, проводивший в поле от зари до зари, он никогда не мог свести концы с концами. Воспитанный в духе степенности, никогда не употреблявший бранных слов, знал он одно ругательство и всегда облегчал им душу в трудную минуту:
– Ах, сволочь окаянный, опять денег нет…
– Ах, сволочь окаянный, опять хлеба не хватило… Таким вот: досадливо разводящим руками, ругающим неизвестно кого, растерянным и обиженным – запомнили его внуки.
Запомнили они и другие картины. Как брал их дед с собой на покос, как звонко пела по утрам сталь, как, войдя в азарт работы, чуть не наступал на идущих впереди мальчуганов и весело покрикивал:
– Пятки! Пятки!
Помнят, как во время шабаша гладил их своей шершавой рукой по детским головкам и говорил задумчиво:
– Ничего, птенцы, может быть, дождетесь вы жизни человеческой. Я вот не дождался. А вам, гляди, и повезет…
– Дедушка, а почему ты нас жалеешь? – спросил в одну из таких минут совсем еще маленький Петя.
– Да как же, внучек, – серьезно стал разъяснять пятилетнему юнцу дед, – вы ведь и детства настоящего не видели. И поиграть-то как следует некогда. Чуть на ноги стал, сам ходишь – уже ты работник.
Недолго были внучата рядом с дедом. В деревне становилось жить все тяжелее, и отец ребят, посоветовавшись с Артемием Артемьевичем, решил бросить родной дом, податься на заработки в Москву – благо слыл он на всю округу незаменимым сапожником.
Так и очутился рязанский крестьянин Тимофей Артемьевич Артемьев со своей семьей на знаменитой Пресне. Семья очень большая – пять сыновей: Иван, Петр, Тимофей, Георгий, Сергей. С утра до ночи стучал молотком хозяин этого «божьего стада», как сам он называл своих мальчишек, а накормить всех досыта не мог. Однажды пришел пообедать усталый, зеленый от несгибаемого сидения за верстаком, посмотрел на старшего: – Ну, Иван, ты уже у меня ученый (парень только только закончил трехклассную школу), давай отцу помогай. Будешь учеником в нашей мастерской.
Так еще у одного Артемьева кончилось детство. Было тогда Ванюше от роду десять лет. На Пресне только что прошли знаменитые баррикадные бои тысяча девятьсот пятого года, и стала она с тех дней Красной – от всплесков революционных знамен, от рабочей крови, пролитой на мостовых. По вечерам было тревожно, цокали по брусчатке подковы – это наряды конной жандармерии совершали свой очередной обход. Вослед им из приземистых, неказистых домиков качались увесистые рабочие кулаки, слышался шепот:
– Ну подождите, гады, настанет наш черед.
Три мрачных года проползли один за другим как грозовые тучи. Собрания – запрещены. Сходки – запрещены. Массовые развлечения – запрещены. Только летом тысяча девятьсот восьмого чуть ожила рабочая Красная Пресня.
Однажды – теперь уж не вспомнишь, когда это случилось, – семья сидела за столом. Все были в сборе, как и полагалось по воскресеньям. Только одного Ивана не хватало. Это уже считалось непорядком, и отец, страсть как уважавший дисциплину и традиции, нервничал, все не давая сигнала начинать. Но обедать в тот раз пришлось без старшего сына. Он пришел поздно, когда уже начало темнеть, весь в пыли, в рубашке, по которой расплылось огромное пятно с белоснежными ободками.
– Где был? – спросил отец голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– В футбол играл, батя…
– Чего-чего? – переспросил Тимофей Артемьевич.
– В футбол.
Так шестьдесят лет назад впервые вошло в эту семью новое, тогда еще никому не известное, овеянное романтикой слово. Конечно, тогда еще никто из них не предполагал, что футбол отныне и навсегда станет для них любовью и страстью, неотъемлемой частью жизни.
Первым поддался новому увлечению Иван. В рабочее время нечего было и думать о каких-то забавах (трудились допоздна), но по воскресеньям и праздникам Ивана Артемьева можно было застать только на поле. Он играл с большим увлечением, с азартом. Отец сначала ворчал, а потом, когда дошли до него слухи, что пользуется старший сын на футбольных полях все большим и большим авторитетом, успокоился, даже обрадовался:
– Хорошо растут ребята. Эх, вырастить бы мне их всех, крепко бы пустил корни на земле род Артемьевых, – часто говорил он в кругу своих товарищей по труду. И всегда добавлял при этом: – Дожить бы до того дня, когда будут все дети крепко стоять на ногах.
Вместе с отцом
Старший в семье – Иван – вместе с отцом разделял заботы о воспитании остальных детей и ответственность за их судьбу. Трудно, неимоверно трудно приходилось, а футбол и тут не забыл, не бросил. Вечерами, часто даже ночами, – тяжелый, однообразный, изнурительный труд сапожника. Вечерами и ночами для того, чтобы выкроить себе свободное время для тренировок, игр, которых становилось все больше и больше.
Уже в двенадцатом-тринадцатом годах Иван Артемьев, которому тогда едва исполнилось семнадцать лет, успел зарекомендовать себя талантливым игроком. Молодой левый крайний «дикой» команды, он был решителен, смел, неутомим.
Совсем недавно в редакцию журнала «Спортивная жизнь России» пришел ветеран-краснопресненец. Бывший рабочий Прохоровской мануфактуры Алексей Никандрович Молов вспоминает о том, как играл Иван Артемьев. Он прочел статьи о встречах ветеранов футбола, печатавшиеся в журнале, и решил дополнить их своими личными воспоминаниями.
– Обязательно расскажите молодежи, – советует Алексей Никандрович, – о том, как играл молодой Иван Артемьев. Я видел его в линии атаки (потом, не знаю, почему, выбрал он себе амплуа полузащитника) и скажу, что это был редкий по силе и таланту форвард. Хотя игры проходили на примитивных даже по тем временам площадках, они всегда собирали очень большое количество зрителей, окружавших живым забором игровое поле.
Мы, рабочие Прохоровской мануфактуры, всегда с особой любовью следили за Иваном Артемьевым. И не потому, что был он нашим, «придворным», обувщиком (чуть ли не вся рабочая Пресня ходила в сшитых им ботинках и сапогах), а потому, что играл он здорово, отдавал футболу всю душу.
Трудно себе было представить этого спортсмена остановившимся хоть на мгновение, – продолжал Малов. – Он все время был в движении, в рывке, в борьбе.
– Давай, Иван! – кричат трибуны.
И Ваня «дает». Подхватит мяч где-нибудь у середины, наклонит чуть голову и – понесся. И, кажется, нет силы, которая его остановит. Одного обведет, второго… А если заберет защитник мяч, он тут же вступит с ним в борьбу, будет преследовать, вернется к своим воротам, чтобы яростно защищать их.
Помню, однажды приехали на Пресню гости из Замоскворечья. Сильная команда. Мы это знали. Два дня рабочий народ только и говорил о предстоящей встрече. Посмотреть ее собралось особенно много народу. Вот уже время выходить ребятам на поле, а Ивана Артемьева нет. Опоздал. Может быть, заказ срочный выполнял, может быть, еще дело какое задержало. Одним словом, начали без него. И как на грех неудачно: один гол пропустили, второй… Вдруг, глядим, Артемьев своей могучей фигурой вышагивает, а за ним меньшие братья – кто чемодан несет, кто сверток какой-то, а кто просто так трусит. Кто-то из играющих увидел его, крикнул:
– Давай, Иван, быстрее!
Зрители тут же подхватили, и понеслось из конца в конец:
– Давай, Иван!
– Ждем, Ванюша!
– Ну-ка, покажи наших.
Выскочил он на поле (тогда замены просто осуществлялись: надоело играть одному – он уходит, уступая место товарищу). И что тут началось. Видно, взволновала парня, растрогала необычно теплая встреча – она дала ему понять, что ценят его друзья и все любители спорта. А такие вещи, как известно, вдохновляют. Вот и заиграл он страстно – как никогда. Прорвался по краю, срезал угол к воротам, резко ударил и – гол. Минут через пять снова стремительный прорыв, очень сильный удар метров с двадцати, и счет уже 2:2. Растерялся противник. Сник. В тот день парни с Красной Пресни победили со счетом 10:2! Семь голов в том памятном для меня поединке забил Иван Артемьев…
Футбольная наклонность Ивана Артемьева во многом определила и его профессиональное лицо. Продолжая по-прежнему выполнять заказы для рабочих, он начал шить спортивную обувь. Да какую! О бутсах, вышедших из-под руки Артемьева, пошла по городу добрая молва. Их приезжали покупать самые прославленные игроки лиговых команд, хотя и были у них модели, купленные в фешенебельных магазинах Москвы и Петербурга. Что ж, в таком поклонении не было ничего удивительного: во-первых, высоко было искусство пресненского мастерового, во-вторых, шил он по мерке, а в-третьих, что самое главное, знал не по чужим рассказам, по опыту, как важна хорошая обувь для футболиста и что нужно для того, чтобы была она по-настоящему хорошей. Прекрасно шил он и футбольные мячи.
Но можно с уверенностью сказать, что еще быстрее, чем слава мастерового, шла по Москве и крепла слава Ивана Артемьева как отличного футболиста, неутомимого бойца зеленых полей. Уже в 1913 году он становится основным игроком первой команды при обществе физического воспитания на Красной Пресне, а через год приглашается в команду «Новогиреево», чья слава росла от одного сезона к другому. О команде «Новогиреево» вы уже читали в очерках, посвященных семьям Чесноковых и Канунниковых. В этой команде, ставшей дважды – в 1915 и 1917 годах – чемпионом Москвы, рядом с такими прославленными именами того времени, как С. Бухтев, Н. Троицкий, П. Цыпленков, П. Канунников и многие другие, стояло имя Ивана Артемьева.
В пору зарождения и становления русского футбола об игре и игроках писали удивительно мало, плохо, сухо. Впрочем, и тут не стоит удивляться: ведь спортивная пресса России тоже была тогда в роли новорожденной. Но даже и при этих условиях нам удалось в одряхлевших подшивках газет найти заметки, в которых немало теплых слов адресовано нашему герою.
Вот, например, небольшой отчет о встрече «Новогиреево» – «Кунцево», относящийся к 1915 году. Читаем в нем: «В прошлое воскресенье «Новогиреево» на своем новом, уже хорошо обжитом поле принимало гостей и давнишних соперников – команду «Кунцево». Как и в прошлом году в день открытия новогиреевской площадки, победили хозяева поля, сумевшие заколотить в ворота соперников пять мячей, а получить в свои только два. Игра, несмотря на такой счет, вышла на редкость интересной и быстрой… У новогиреевцев очень сильно провели встречу полузащитники – И. Артемьев, С. Чесноков и Сафронов. Кстати, в этой встрече молодой игрок новогиреевцев Артемьев сумел провести два гола, что было очень тепло встречено публикой». В другой заметке, подводящей итог сезона 1917 года в Москве, читаем: «Для современного полузащитника (хавбека) очень важно уметь вести игру от начала до конца в полную силу, не позволяя усталости овладеть собою. Иначе команде будет нанесен двойной вред: передняя линия лишится твоей поддержки, а кто-то из форвардов соперника получит свободу действий. Конечно, уметь не уставать – большое искусство. Нам кажется, что им особенно хорошо владеет И. Артемьев из «Новогиреева». Это сейчас, несомненно, один из самых сильных в Москве игроков середины поля».
Можно было бы привести еще немало свидетельств, подобных этим, но и без того ясно, что в ту далекую пору имя Ивана Артемьева громко и гордо звучало в спорте.
Конечно, пример брата, его вдохновение, его любовь заразили и остальных. Особенно увлекся футболом Петька – второй по старшинству. Родился он в девятьсот первом, ему уже шел четырнадцатый год. Учился он плохо, все больше тянулся к ремеслу, а особенно охотно гонял мячик. Сначала тряпичный – здесь же, на узеньких булыжных мостовых Пресни, в чахлых, полутемных, зловонных двориках. Потом отыскали пустырь, там закипели настоящие баталии.
Петька не пропускал ни одной игры «настоящих» команд, в которых участвовал старший брат. Носил ему, на правах особо приближенного, чемодан, стоял рядом с игроками, которых другие пацаны считали за счастье хотя бы увидеть.
Все шире раздвигались горизонты Петькиной футбольной жизни. Часто, вырвав свободные часы, шлепал он босиком со своими сверстниками вдоль Москвы-реки до Новодевичьего монастыря – там, в низинке, у Лужников, было облюбовано московской ребятней место, где проходили состязания «на самом высоком уровне» – пресненские мальчишки встречались здесь с Замоскворечьем, со «сборными» командами других районов огромного города. И Петька Артемьев все чаще и чаще включался в состав команд по большинству голосов на «Высшем футбольном ребячьем совете», где в качестве «за» принимался один-единственный довод – умение, мастерство.
Однажды Петя пришел домой радостно-возбужденный, счастливый. Громогласно объявил Ивану Тимофеевичу и всем своим братьям:
– Сегодня меня приняли в детскую команду при обществе физического воспитания.
– Ишь ты, – искренне обрадовался Иван. – А на какое место тебя определили?
– Конечно, на левый край.
– Это почему же «конечно»?
– Ты на левом когда-то был. И я на левом.
– Эстафета, значит, – подвел итог глава семьи. И добавил торжественно: – Ну вот еще одним футболистом пополнилась семья Артемьевых. Что ж, это хорошо!
Через несколько дней Ивана Тимофеевича призвали в армию, и вскоре он в форме брата милосердия уже был на одном из участков русско-германского фронта. Московский мастеровой, человек с Красной Пресни, он вскоре привлек к себе внимание подпольной большевистской организации, вместе с ней готовил в полку бунт, был арестован и ждал военно-полевого суда, когда пришла радостная, захватывающая дух весть: в Петрограде большевики под руководством Ленина свергли Временное правительство.
Товарищи по оружию освободили арестованных. Устроили митинг. И Иван Артемьев поднялся на трибуну:
– Мой дед, простой рязанский крестьянин, всю свою жизнь мечтал дать детям и внукам хорошую жизнь, да так этого и не дождался. Но мы увидим. И наши дети увидят! Потому что сам Ленин будет теперь заботиться о нас.
«Спасибо вам, ребята!»
Быстро, как в сказке, летели революционные огневые годы. Жизнь была интересной, радостной и трудной. Москва, в которую вернулся живым и невредимым демобилизованный солдат Иван Артемьев, казалась какой-то непонятной, почти незнакомой. С вокзала до дому пришлось добираться пешком: не ходили трамваи. По утрам у магазинов и булочных выстраивались длинные очереди. Деньги падали в цене – человек, имевший в кармане несколько миллионов, был, по существу, нищим. Не хватало сырья для заводов и фабрик. Молчала знаменитая Прохоровка, без которой не мыслила себя Красная Пресня. Во всем городе невозможно было достать товара, чтобы пошить хотя бы пару сапог, пару мужских ботинок.
Враги нашептывали: никогда большевикам не подняться. Но новая Москва уже давала им свой ответ. Народ кровью и потом, боем и трудом отстаивал Советскую власть.
В те незабываемые дни семья Артемьевых без колебаний определила свой жизненный путь. В один из дней осени 1918 года пришел в дом радостный Петька:
– У нас на Пресне Ленинский комсомол организовали. Я записался, – объявил он во всеуслышание.
– Молодец, – похвалил его отец.
– Завидую, Петька, – вмешался Иван.
– Чего завидовать, иди и тоже запишись.
– Староват я для комсомола. А то бы записался непременно.
Но через несколько дней и он похвастался отцу и братьям: стал инструктором Всевобуча – первым инструктором на Красной Пресне. Физическая закалка, полученная на футбольных и хоккейных полях, искусство лыжника – все пригодилось для обучения молодых воинов, для пропаганды спорта среди населения.
Все больше и больше рос авторитет Артемьевых на Красной Пресне. К осени девятнадцатого года Петька, бывший до этого «комиссаром» (так его называли товарищи) по учету, распределению и трудоустройству безработных, стал сначала инструктором, а затем заведующим военно-спортивным отделом Краснопресненского райкома комсомола. Когда он принес домой свое новенькое удостоверение, напечатанное на огромном куске бумаги и заверенное тремя печатями, отец, не очень-то баловавший детей лаской, обнял его:
– Так, гляди, я еще доживу до той поры, когда вы у меня, дети сапожника, дипломатами станете, в чужие страны представлять нашу Родину поедете…
Не удалось ему многое еще увидеть из чудесного будущего, которое ждало его детей. Судьба распорядилась по-своему: случилось большое несчастье. Однажды с шестилетней дочкой Тимофей Артемьевич поехал в деревню, на родину, – старикам подсобить, вещички на продукты обменять да заодно милым с детства местам поклониться.
Добрался до родной деревни вечером, а с утра пошел по соседям, по знакомым – таков уж на селе у них обычай, не отступать же от него. У одних задержался, разговорились. Вдруг слышит шум, рыданья баб, крики:
– Артемьевы горят…
Неизвестно по какой причине вспыхнул отчий дом. Тимофей Артемьевич подбежал к избе, когда обгоревшие балки вот-вот готовы были рухнуть. Кто-то попытался его схватить, но он, не раздумывая ни одного мгновения, бросился в объятое пламенем, окутанное дымом помещение – ведь там спала любимая дочурка. Хотел, надеялся спасти ее, а так получилось – погиб и сам. Так семья Артемьевых лишилась своего кормильца. Забота о тех, кто остался – было их четырнадцать ртов, – легла на плечи Ивана Тимофеевича.
Но ничто не могло уже отлучить эту семью от футбола. Он был частью их жизни. Он был теперь в каждом из Артемьевых.
Если бы кто-нибудь захотел написать статью о великой живучести спорта, ему следовало бы обратиться за примерами в далекие двадцатые годы. Да, жизнь была сложна. Да, не двигались, замерли без энергии трамваи, но команды продолжали встречаться друг с другом, иногда пересекая ради этих встреч всю Москву «от угла до угла».
– Девяносто минут игры и шесть часов ходьбы, – охарактеризовал мне то далекое время один из ветеранов.
Вдоволь исколесили Москву вдоль и поперек и краснопресненские футболисты. Они всегда шли в гости: своего поля не было.
Однажды братья Артемьевы, вернувшись после очередного матча, сидели у себя дома, и сама собой возникла беседа, которая уже не раз начиналась между футболистами во время их продолжительных путешествий.
– Слышь, Петь, надо бы нам в конце концов свою площадку соорудить. Знаешь, как бы это оживило физкультурную жизнь на Пресне.
– Знаю. Да как это сделать? Видишь – того не хватает, этого не хватает. Может быть, не поднять сейчас нам…
– Ты вот что, комсомольский вожак, давай перед трудностями не пасуй. Если ждать идеальных условий, мы еще через десять лет ничего иметь не будем. Жди меня завтра у себя в райкоме в гости.
И в самом деле – пожаловал Иван прямо к секретарю. А через некоторое время вызвали в кабинет и Петра.
– Знакомить, надеюсь, не нужно? – пошутил руководитель комсомолии Пресни. – Дело вы прекрасное, товарищи, задумали. Но вот давайте подумаем, как его осуществить лучше.
– Да чего там думать, – горячится Иван. – Вы помогите нам получить в полное распоряжение спортплощадку у заставы, а остальное мы сами сделаем.
– Ой ли?
– Чего там «ой ли». Можете помочь – давайте. Не оправдаем доверия, тогда и спрашивайте.
– Верно, товарищ секретарь, – поддержал брата Петр. – Мы комсомол подключим, пресненских футболистов призовем – вон их у нас сколько, – глядишь, и получится.
– Надо, чтобы получилось, – вновь вступает в разговор Иван Тимофеевич. – У лиговых команд – в Сокольниках, в Замоскворечье, у Петровского парка – свои добротные сооружения. А мы – славная рабочая Пресня – вроде бы как «дикие» в футбольном мире. Стыдно.
– Что ж, уговорили. Хорошее дело затеваете. Спасибо вам, ребята.
Да, так всегда – чтобы сделать первый, самый трудный, шаг вперед, к далекой и пока еще кажущейся недостижимой цели, нужно чье-то горячее сердце, непоколебимая уверенность, чья-то сильная воля. Все эти замечательные качества как раз и проявили в начале двадцатых годов два пресненских рабочих.
Вскоре братья получили бумагу, в которой говорилось: «Совет депутатов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Красной Пресни отдает участок бывшей площадки общества физического воспитания в полное распоряжение комсомола и несоюзной молодежи для восстановления и организации спорта. Вся ответственность и полнота власти на площадке возлагается на И. Т. и П. Т. Артемьевых».
Слух об этом приобретении распространился мгновенно. Ликовали старые друзья, уже успевшие завоевать себе большую футбольную славу. Ликовали молодые, мечтавшие увидеть настоящие игры, а может быть, и попытать в них счастья.
Но вот на квартире Артемьевых (которая, к слову сказать, всегда была открыта для каждого и представляла в те годы своеобразный спортивный штаб) состоялся совет. Обсуждали один вопрос: как быть дальше?
– Надо организовать показательные матчи и на вырученные деньги начать работы, – предлагали одни. Но им тут же резонно возражали:
– Где организуешь? Ведь своего поля как раз и нет. Рядили-судили и порешили, что без помощи райкома и других общественных организаций не обойтись.
– В райкоме я бываю каждый день. Мне там твердо сказали: поможем, чем можем, но денег не дадим ни копейки, – объяснил Иван Тимофеевич. – И, помолчав, добавил: – Тут обижаться нельзя. Сами понимаете, какое сейчас время.
– А без денег как же обойдешься?
– Одних строительных материалов сколько нужно. Например, досок для забора, павильона, раздевалок.
– Постой-постой, – раздался чей-то веселый голос. – Давайте попросим на снос какой-нибудь старый деревянный дом. Вон их сколько сейчас стоит.
Снова – в райком комсомола, в районный Совет депутатов трудящихся. Там только улыбаются и разводят руками:
– Ну и дотошный народ эти футболисты. Покою не дадут.
Поворчали для порядка. А наряды на два дома, расположенные неподалеку от будущей площадки, выписали сразу.
– Ура!
– Идут дела! – ликовала пресненская молодежь. Настроение было хорошее, мечты начинали осуществляться. В один из воскресных дней неугомонный, горячий Петр Артемьев организовал праздник «своей» комсомолия. Колонна парней и девушек, объединенных Ленинским Союзом Молодежи, прошла по улицам и закоулкам прославленного рабочего района с песнями, лозунгами: «Мы за новый быт», «Бросай курить и пить самогон – выходи на стадион». Эта яркая и необычная по тем временам демонстрация сыграла свою роль в пропаганде физической культуры среди населения, помогла осуществлению хорошего дела, полезной задумки…
И все-таки на одном энтузиазме стадион не построишь – это понимали все. И даже наряды на дома не спасут и не решат проблемы – нужны деньги, много денег.
И снова выручили неугасимая энергия, горячая любовь и практический ум Артемьевых. Старший из них – Иван – предложил своей гвардии:
– Среди футболистов много способных людей – кто петь горазд, кто плясать, кто фокусы показывать. Знакомых у нас среди артистов – тьма. Давайте организуем благотворительные концерты, объявим, куда пойдут сборы от них.
– А кто разрешит? – раздался резонный вопрос.
– Помогут комсомольцы, – ответил Иван. – Они уже не раз шли навстречу. Пойдут и сейчас.
Действительно, через несколько дней в руках Ивана появился мандат. Вот он перед нами, документ Истории, свидетель прекрасных душевных качеств футболистов двадцатых годов: «Дано сие товарищу Артемьеву в том, что он является представителем от райкома комсомола по созданию спортивного клуба, а поэтому просьба к организациям культпросветработы оказывать ему всяческое содействие в устройстве вечеров для сбора средств на постройку площадки».
И закипело дело. Прежде всего ребята пошли по родному району выбирать «свой» дом. Нашли его быстро: двухэтажный, из добротных бревен, не очень старый и не очень новый – дом купца Лапина, убежавшего из Москвы.
А сколько изобретательности, смелости, инициативы, умения поставить общественные интересы выше своих собственных было проявлено при организации концертов. Футболисты, хотя среди них и впрямь было немало людей по-настоящему талантливых (к примеру, прекрасный полузащитник Казимир Малахов стал впоследствии одним из популярных эстрадных артистов столицы), отлично понимали, что без профессиональных исполнителей не обойтись, если хочешь иметь полные сборы (а о них, конечно, только и мечтали). И вот члены инициативной группы во главе с тем же неутомимым Иваном Артемьевым (ставшим на время администратором «спортивного театра») отыскивают настоящего антрепренера, ездят домой к знаменитым мастерам сцены, упрашивают, ставят условия…
И вот уже появились первые красочные афиши, расклеенные в самых бойких в те дни местах Пресни. На них, между прочим, значилось: «Билеты продает сам Павел Канунников». Как мы знаем, уже в те годы это имя многое значило в спортивной жизни столицы, было любимым, пользовалось большой популярностью. И многие откровенно мечтали прийти и получить билет из рук «самого Канунникова», прославленного форварда, кумира московских мальчишек. Кстати, Павел был не только кассиром, но и казначеем вновь создаваемого клуба – он, несмотря на свою известность, охотно брался за любую черновую работу и с увлечением выполнял ее наряду с рядовыми членами рождающегося коллектива.
Самым популярным местом в ту пору для митингов, собраний, вечеров и концертов была на Пресне «Большая кухня» Прохоровской фабрики – то самое помещение, где в памятном двадцатом выступал перед пресненскими рабочими Владимир Ильич Ленин (был среди тех, кто его слушал, и комсомольский вожак Петька Артемьев). Вот эту «Большую кухню» и облюбовали для себя организаторы «спортивного театра».
Мне хочется прежде всего подчеркнуть одну самую главную, самую замечательную черту этих праздников. Соединение на сцене целого ряда талантливых советских актеров и других деятелей искусств того времени с выдающимися атлетами – такими, как Ян Спарре, Иван Хайдин, с широко известными футболистами – такими, как Павел Канунников, Иван Артемьев, Константин Квашнин, чрезвычайно способствовало «признанию» спорта широкими кругами населения, утверждению его популярности.
Ну, а что касается самого содержания концертов, то были они всегда разнообразными, увлекательными. И с большим удовольствием смотрели и слушали зрители своих любимцев-футболистов, выступавших в новых для публики амплуа. Мне рассказывали, как вызывали на «бис» Ивана Артемьева, просто и задушевно исполнявшего несколько русских романсов, какой восторг вызвал Константин Квашнин со своим эксцентрическим, им специально разученным номером – «битье кирпичей на голове», какой ажиотаж вызвал выдуманный и осуществленный Артемьевым номер – «борьба человека с медведем» (для этого в самом деле взяли дрессированного медведя из цирка Никитина)… Вместе с тем нельзя не вспомнить, что в этих концертах (они повторялись и в «Большой кухне», и в библиотеке имени Гоголя, и в цехе фабрики Мамонтова и т. д.) участвовали такие выдающиеся мастера, как Пирогов, Смирнов-Сокольский, известный певец Николай Озеров (отец не менее известного в наши дни артиста и радиокомментатора, заслуженного артиста РСФСР Николая Озерова) и многие другие.
От души вкладывал в общее дело каждый все, что мог. И все-таки даже когда сейчас, спустя много лет, спрашиваешь свидетелей тех замечательных дел, как и что былб, неизменно слышишь один и тот же ответ:
– Без Артемьевых ничего бы не вышло. Они – всему душа.
Действительно, можно только удивляться душевному благородству, задору, поистине вдохновляющему бескорыстию, которые проявили в те годы носители этой фамилии. Возникла проблема с транспортом, не на чем было в то тяжелое время перевозить актеров, устраивать передвижную рекламу. Иван съездил в деревню и вернулся оттуда с доставшейся ему по наследству от отца кобылой Любашкой. Большую службу сослужила эта коняга московскому футболу. Через некоторое время образовался опасный затор с деньгами, грозивший поставить под угрозу все дело. И снова поехал Иван в деревню, продал без колебаний свою корову, чья продукция не раз поддерживала семью, и вырученные – немалые! – деньги до последней копейки отдал в общий котел.
Наступил март 1922 года – дружный, солнечный, веселый. Подсчитали заработанные миллионы (тогда деньги были обесценены, миллион стал словом привычным и обычным), увидели: хватит. Теперь нужно было приниматься непосредственно за строительство.
И вот на месте бывшей небольшой игровой лужайки фабрики Мамонтова, у самой Пресненской заставы (прямо наискосок – через площадь – от ныне действующего здесь универмага), появилась горка строительного материала, а через некоторое время вовсю закипела работа. В ней участвовали и нанятые рабочие – в основном плотники и столяры, а главным образом тысячи общественников. Райком комсомола помог организовать субботники, на которые очень часто выходило чуть ли не все молодое население Пресни. Часто здесь ломом, киркой, лопатой орудовали и руководители комсомола Пресни – Арвид Шмюльцберг, Володя Кириллов, Эдик Пиртин, приходили ветераны, участники боевых дружин 1905 года. Работали они с непередаваемой радостью.
Среди них, конечно же, были и все Артемьевы – девятнадцатилетний Тимофей, шестнадцатилетний Георгий и четырнадцатилетний Сергей.
И вот вырос на Пресне замечательный по тем временам стадион – с ослепительно зеленым полем, с павильоном, где были помещения для занятий и удобные раздевалки. Наконец-то спортсмены этого рабочего района, этого пролетарского сердца Москвы получили «свой дом». Сразу начало работать несколько кружков: гиревого спорта, французской борьбы, городошный, велосипедный, хоккейный… С утра до вечера шла теперь здесь увлекательная жизнь, тренировалась, крепла, набирала силы молодежь.
Вот коротенькая заметка из популярной в ту пору газеты «Известия спорта». Давайте прочтем ее и перенесемся в то далекое время, поймем, чем стал этот стадион для огромного района города.
«На Пресне теперь, – писал корреспондент газеты, – все реже и реже услышишь разухабистую трель гармошки и пьяные песни – непременные атрибуты прошлого этой рабочей окраины. Теперь вся молодежь, словно гигантским магнитом, притянута к площадкам организованного здесь и начавшего активно функционировать московского клуба спорта».
Московский клуб спорта. Такое название, после длительных обсуждений, споров и волнений, он получил официально. Но уже к середине лета об официальном, записанном, так сказать, в протоколы, названии забыли. И сами члены клуба, и все его почитатели, и вся спортивная Москва стали называть новый клуб «Красной Пресней». И неудивительно: к тому времени главной улице и всему этому району, имеющему особые заслуги перед Советской властью, было официально присвоено это имя. Перешло оно сразу же к футбольной команде, а затем и ко всему клубу.
Построили трек – на нем начали свою карьеру многие велосипедисты, ставшие впоследствии прославленными асами бетонных дорожек. Зимой на голубых виражах ледяной дорожки царствовали знаменитые Ипполитовы. Гремели штанги, первые подходы к ним делал Михаил Громов, впоследствии ставший чемпионом страны по тяжелой атлетике, а еще позже – выдающимся летчиком, командиром легендарного перелета, Героем Советского Союза.
И все-таки при всем этом многообразии душой и любовью Пресни был и остался футбол. С утра до позднего вечера, до темноты, кипели официальные матчи. Когда клуб встречался с клубом, обе стороны выставляли по семь (!) команд. У игроков их был самый широкий профессиональный диапазон. Во второй команде «Красной Пресни» играл, например, секретарь ЦК ВЛКСМ Василий Филиппович Васютин – до сих пор помнят здесь и его общительный характер, и его незаурядное мастерство, и его горячую привязанность ко всему, что связано со спортом. Играл здесь за третью команду, ничуть не смущаясь этим, директор одной из новых фабрик – Михаил Николаевич Демин. Говорят, быть бы ему мастером, если бы не великая загруженность. Играл в одной из команд участник Октябрьского восстания, замечательный коммунист, работник только что созданных тогда органов просвещения Борис Илларионович Пугачев.
Это была чудесная пора и в истории семьи Артемьевых – все пять братьев играли вместе, за клуб, стояли рядом – плечо к плечу. Иван был капитаном и центром полузащиты, Петр – правым крайним в первой команде (что соответствует по нынешнему курсу команде мастеров), остальные значились рангом пониже: Тимофей выступал за вторую команду на месте левого инсайда (так тогда по-английски называли полусредних), Георгий и уже в ту пору признанный Сергей играли за четвертую клубную – один центральным, другой правым полузащитником.
Пресненцы заявили о себе во весь голос. В весенний сезон 1922 года заняли первое место тремя командами в классе «Б» и перешли в высшую группу. Московские газеты назвали это большим и заслуженным успехом.
Особенно сильной, дружной оказалась первая команда «Красной Пресни». Даже сейчас, почти полвека спустя, имена ее игроков звучат знакомо для многих любителей футбола, вызывают у них законное уважение. Вратарь Станислав Мизгер (часто его менял Козлов), защитники Владимир Хайдин и Павел Тикстон, полузащитники Анатолий Канунников, Иван Артемьев, Иван Мошаров, нападающие Николай Старостин, Виктор Прокофьев, Дмитрий Маслов, Павел Канунников, Петр Артемьев. На счету этого коллектива было много замечательных побед. Сюда, на Красную Пресню, уходят корни двух наших лучших спортивных коллективов страны – московских клубов «Динамо» и «Спартак».
«Ну как дела, капитан?»
Широкое, открытое лицо, густые брови, нависшие над добрыми, всегда веселыми, с хитринкой, глазами, большой лоб, до сих пор не тронутый бороздами морщин, – таким я увидел Ивана Тимофеевича Артемьева мартовским солнечным днем тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Даже сейчас, в свои семьдесят три года, чувствовалась во всем его облике, в нетронутой временем фигуре огромная сила, подкупающая уверенность. И невольно подумалось: каким же был он в те далекие теперь годы своей яркой футбольной молодости?
– Артемьева я ставлю очень высоко, – ответил на этот вопрос заслуженный мастер спорта Михаил Павлович Сушков. – За долгие годы жизни довелось повидать многих игроков. Были среди них разные, но утверждаю: не было ни одного более преданного футболу, чем он.
Преданность футболу! Вот качество, которое все, с кем начинаешь говорить об Артемьеве, выдвигают на первое место. Это высокое слово – преданность – в данном случае нужно понимать так, что ради игры он мог пожертвовать всем, а в самой игре не прощал ни себе, ни кому другому равнодушия, ремесленничества, фальши, «отбывания номера».
Обремененный заботами о большой семье, оставшейся на его попечении, всегда занятый большими общественными делами, он всегда находил время для любимой игры.
– Однажды, – рассказывает мне его товарищ по командам «Красная Пресня» и «Динамо» Дмитрий Иванович Маслов, – мы шли с Ваней домой после какого-то очень трудного да еще неудачно сложившегося для нас матча. Ноги ныли от усталости. Меня мучило одно желание: как можно быстрее добраться до постели. Иван, помнится, тоже жаловался на недомогание.
Вдруг – лужайка, а на ней пять русоголовых мальчуганов гоняют мяч. Гляжу, просветлело лицо у моего спутника, весь подался вперед, спрашивает:
– Димка, сразимся?
– Да ты что, очумел? Я ногой пошевелить не могу.
– Ну как хочешь, а я погоняю с ребятками.
И в самом деле – включился. Взял себе в партнеры самого маленького и ну куролесить, финтить, рваться вперед. Забивает со своим напарником голы соперникам и – смеется от счастья, кричит: «Давай, еще давай!» Было уже совсем темно, когда я увел его домой – пыльного, взмокшего от пота, но бесконечно радостного, возбужденного.
Это свидетельство, данное Дмитрием Ивановичем Масловым, далеко не единично. Я встречался с теми, кто играл рядом с Артемьевым и кто сражался против него. Все отвечали в один голос:
– Футбол он любил страстно!
По Москве и до сих пор ходят десятки историй, связанных с его именем, с его удивительной спортивной самоотверженностью. Вот всего две из них. Как-то накануне очередного матча, не очень важного, у Артемьева-старшего на пятке правой ноги вскочил огромный не то просто нарыв, не то фурункул. Ваня (так его звала в ту пору буквально вся футбольная Москва) страдал: одна мысль о том, что он подведет команду, не выйдет с ней на поле, буквально терзала его. Попробовал дома надеть бутсы, предварительно забинтовав ногу, но прикосновение к подошве вызвало дикую боль. Тогда в Артемьеве заговорил специалист-обувщик. Он ножом вырезал у бутсы задник и вышел на матч с голой пяткой, даже не предупредив об этом товарищей. Узнали они о его подвиге уже потом. В раздевалке, после победы, кто-то проронил:
– Ну, Ваня, сегодня ты играл особенно зло. Молодец!
– Позлишься, когда у тебя такое, – не выдержал он и показал окровавленную рану.
Другой раз – дело было под осень – проснулся в день матча и даже застонал: все тело ломит, голова болит. Сунул градусник под мышку – 38,2. Вот тебе и на. Хотел Петьку послать предупредить своих, а потом махнул рукой: как-нибудь отыграю, не подведу. А уж потом – к врачу. И отыграл – даже два гола забил в ворота Сокольнического клуба спорта. Пришел домой усталый, заснул. На утро вспомнил про болезнь, схватился за градусник, а температура нормальная. И самочувствие отличное.
– Прожгло, значит, организм. Ну и прекрасно, – констатировал он.
Но, конечно, не только энтузиазм ценили в нем. Уже в 1912 году семнадцатилетним юношей был он единодушно принят на место центрального полузащитника в команду при обществе физического воспитания. А центрхав тогда, по меткому выражению футболиста и журналиста Михаила Ромма, «был ферзем той шахматной партии, которая разыгрывалась на футбольном поле. Он или создавал или портил игру».
При царствовавшей в ту пору системе «пять в линию» все было действительно так. Пожалуй, даже в наше время на игрока средней линии не падает такая нагрузка, как на центрхава двадцатых и середины тридцатых годов. Непрерывное челночное движение от ворот до ворот было его «прямой служебной обязанностью» – при защите своих ворот он становился стержнем и мозгом обороны, при атаке – главным дирижером и исполнителем. Только самым лучшим, разносторонним, умеющим мыслить и воплощать свою мысль в действие игрокам доверяли этот ключевой пост.
Что же составляло игровой почерк этого спортсмена? Прежде всего отточенная техника, умение в совершенстве владеть мячом и своИм телом в самых, казалось бы, сложных ситуациях.
В то время существовало много добрых традиций в московском футболе, одна из них – состязания в специальной эстафете, куда входили сложнейшие и разнообразнейшие элементы футбольной техники: обводка, пас, игра «в стенку», удар по воротам… Команда всегда выставляла на первом этапе таких эстафет Ивана Артемьева. И он неизменно добивался преимущества, обеспечивая своему коллективу своеобразную «фору». В игре его техника часто вызывала гул одобрения и горячие аплодисменты на трибунах. Точность его паса знали и уважали очень многие нападающие: не раз именно подачи центрхава выводили их на удобные позиции вблизи ворот, помогали без борьбы проскочить защиту и забить такой нужный, такой всегда желанный гол.
Был у Артемьева-старшего один титул, который официально не значился ни в одном документе, но который охотно и единодушно присвоила ему футбольная Москва – «чемпион по дальности удара». В самом деле, ему «ничего не стоило» послать мяч – и довольно точно – почти от ворот до ворот. Во всяком случае, голы, которые он забивал на тренировках с 70 – 75 метров, официально зарегистрированы.
– Я помню, на тренировках Ваня всегда, как и полагалось, располагался во второй линии, но удары его, шедшие с дистанции 30 – 35 метров, были точнее и сильнее удара форвардов, – говорил мне один из выдающихся вратарей, первый страж динамовских ворот Федор Федорович Чулков. – Мячи, пущенные им, проносились со свистом, не скрою, иногда их просто страшно было брать. А иногда…, и просто невозможно. Здорово бил.
Но, пожалуй, еще ценнее безукоризненной техники и огромной силы удара было постоянное и очень высокое желание борьбы, неугасимый азарт, никогда ни на минуту не оставлявшее его вдохновение. Если же, случалось, мяч у него отбирали, он неотступно преследовал «обидчика», не давал ему покоя. И себе он тоже не давал покоя никогда. «Вихрь на футбольном поле» – назвал его как-то Федор Селин. Он в самом деле был вихрем, грозой, человеком, всегда вступающим в схватки с соперником и при этом сохраняющим корректность – высшее достоинство настоящего спортсмена.
Матч между «новичком» – командой «Красной Пресни», только весной 1922 года заявившей о себе, и клубом ОЛЛС (общества любителей лыжного спорта), более десяти лет активно выступавшим в классе «А», вызвал огромный интерес в Москве.
Тот, уже списанный в историю матч, выиграла команда ОЛЛС. И несмотря на это вот что писала о центральном полузащитнике проигравших московская газета: «Невиданная гроза и ливень, прошедшие незадолго до начала встречи, чуть было не испортили дела. Судьи, руководители клубов долго спорили, можно ли играть при таких условиях (поле напоминало пейзаж Финляндии – озера и небольшие зеленые островки), но наконец решили – можно. Такому решению, вероятно, во многом способствовало крайне возбужденное поведение публики, не желавшей, чтобы откладывали встречу ее любимцев…
Команда ОЛЛС сразу пошла вперед и провела в ворота «Пресни» два гола. Тут, как часто бывало и в прошлом, прекрасно проявил себя Иван Артемьев, выступавший на обычном месте – центрхава. Он поначалу пытался наладить совместные действия, а потом взял игру на себя и в середине тайма метров с тридцати сквитал один мяч. Олелесовцы, испуганные этим ударом, до перерыва ушли в глухую защиту…». Далее автор отчета сообщал, что «несмотря на проигрыш «Пресни», следует отметить старательную и очень полезную игру Ивана Артемьева, который, по общему мнению, был на этот раз лучшим на поле».
Весной 1923 года в Советском Союзе произошло важное для дальнейших судеб нашего спорта событие – по инициативе Феликса Эдмундовича Дзержинского, при активном содействии и организаторской инициативе его ближайших помощников родилось первое в нашей стране добровольное спортивное общество «Динамо». В состав созданной при нем первой футбольной команды был приглашен Артемьев, Иван Тимофеевич принял это приглашение. Он был очень тепло, с откровенной радостью принят в новом коллективе и единодушно избран капитаном – первым капитаном московского «Динамо».
Многие в ту пору удивлялись такому решению Ивана Тимофеевича, даже обвиняли его: столько сил, энергии, бессонных ночей и трудовых дней, личных сбережений отдать «Пресне» и вдруг уйти из нее?! Люди разводили руками.
Но все это было неожиданным и непонятным лишь для тех, кто плохо знал Ивана Артемьева. В груди этого рязанского мужика по рождению и пресненского мастерового по профессии клокотала кровь искателя, вечная жажда чего-то нового, искреннее желание встретиться с трудностями и побороть их. На «Пресне» был установлен образцовый порядок, родилась образцовая команда. В «Динамо» нужно было начинать все сначала. И Иван Тимофеевич выбрал без колебаний «Динамо».
Я уже писал, что в ту пору он являлся одним из сильнейших полузащитников столицы: был опытен, смел, зорок, умел разгадывать самые хитроумные замыслы соперников и вовремя ликвидировать возникавшие угрозы, умело руководить атакой, дирижируя своими форвардами из глубины. Естественно, что, обладая такими качествами, самозабвенно любя футбол, Артемьев стал для очень многих динамовцев не только товарищем, но и тренером, наставником, воспитателем.
Команда родилась, а играть, по существу, было не в чем. Кто приходил на тренировки в старых сапогах, кто в полуразорванных тапочках, а кто и вовсе босиком. Время было очень тяжелое, достать где-либо нужный инвентарь казалось делом безнадежным. Это, конечно, портило настроение, подрывало дисциплину. Некоторые игроки стали пропускать занятия, хандрили.
И вдруг – пропал капитан. Почти десять дней не появлялся он в клубе. Это, конечно, немедленно повлекло за собой разговоры.
– Сбежал, не выдержал.
– Да станет он менять свою «Пресню» на нас. У них там во всем полный порядок…
Но скептики, маловеры оказались, в конце концов, пристыженными. Иван Тимофеевич пришел на одну из очерёдных тренировок с необычно большим чемоданом.
– Ты что, кругосветное путешествие совершить собрался?
– Сбежал из дому, что ли? – встретили его динамовские остряки.
– Не спешите, ребята, не спешите, – загадочно улыбался капитан и вдруг открыл крышку. Из чемодана посыпались на траву новенькие, пахнущие краской и кожей бутсы – ровно одиннадцать пар.
– Откуда такое богатство? – ахнули все разом.
– Наследство получил от одного индийского князя, – пошутил, в свою очередь, Артемьев. – Только в завещании одно непременное условие: острякам обувь не выдавать. Так что нашей команде тут поживиться будет нечем.
Все засмеялись – шутка пришлась по вкусу. А потом снова посыпались вопросы:
– Скажи, где достал такую прелесть? Пришлось сознаться:
– Нигде я не доставал. Сам сшил. Действительно – сам сшил. Сапожничал ночами – ведь днем приходилось работать на семью.
Через два дня вызвали его в Управление. Кто-то написал письмо, в котором просил оплатить этот труд. Ивана Тимофеевича растрогала такая забота товарищей, но получить деньги наотрез отказался.
– Я ведь от души, товарищи…
– Да без денег нельзя, – уговаривали его. – Мы хотим тебе большой заказ сделать.
– Заказ – другое дело. А для своих ребят я просто так сшил.
Вскоре выписали Артемьеву наряд, и он засел за работу. Зиму, как говорят, «не разгибался». Но к сезону 1924 года все пять команд клуба были обуты «на отлично»!
И 1 мая на собрании команды был зачитан приказ одного из заместителей Ф. Э. Дзержинского, в котором служащему Ивану Тимофеевичу Артемьеву объявлялась благодарность «за исключительную самоотверженность, инициативу и труд, способствующие становлению пролетарского спортивного общества «Динамо».
Когда потребовались средства, сначала у Ивана Тимофеевича возникла мысль возобновить концертную деятельность. Но вот однажды, после очередной тренировки, он шел домой вместе со своим другом и одноклубником Константином Малаховым. Этот человек соединял в себе огромный талант футболиста и дар актера. Его эстрадные программы, песенки, фельетоны пользовались неизменной любовью москвичей.
– Слушай, Казимир, а из вашей братии больше никто не играет в футбол?
– Почему же… Умеют. Да еще такие артисты, что удивишься.
– Казя! А если нам с ними сыграть? «Динамо» – сборная «Рабис» (так сокращенно в то время называли профсоюз работников искусств. – Л. Г.).
– Чудесная идея! Давай раскрутим ее…
И раскрутили. На динамовском стадионе в Орлово-Давыдовском переулке при огромном стечении зрителей состоялся необычный матч, о котором до сих пор с доброй улыбкой говорят старожилы. За команду гостей выступали И. Ильинский, работавший в ту пору в театре Мейерхольда и уже успевший завоевать признание зрителей, Г. Ярон, блиставший в Театре оперетты, М. Гаркави, уже тогда считавшийся талантливым конферансье, а также представители МХАТа, цирка, Большого и Камерного театров, Театра сатиры… А среди тех, кто наблюдал за ходом этого «уникального» поединка, была вся театральная Москва, так же, впрочем, как и вся Москва футбольная. Счет матча 3:1.
Единственный гол в ворота динамовцев забил ныне народный артист Советского Союза Игорь Владимирович Ильинский. А два гола из трех, пропущенных Михаилом Гаркави, влетели в ворота гостей после ударов Ивана Артемьева. После состязания мастер экспромта Михаил Гаркави тут же зачитал сочиненное им четверостишье:
– От страха мучила икота,
Когда меня, как барабан,
Со звоном втискивал в ворота
Футбольный грозный Иоан.
А деньги, вырученные от распродажи билетов, помогли динамовцам в очень короткий срок дооборудовать свой стадион, расширить его, сделать любимым местом отдыха многих воинов, их семей и всех москвичей.
Много матчей сыграл в составе московского «Динамо» Иван Артемьев. Но, пожалуй, самым ярким воспоминанием остался тот день, когда сразу же в чемпионате 1923 года жребий свел динамовцев – команду молодую, необстрелянную, а главное, разношерстную по составу – с «Красной Пресней».
Зрителей на этом поединке было очень мало: предполагали, что пресненцы разгромят новичков. Но состязание прошло очень напряженно. Защита и полузащита бело-голубых, организуемые Иваном Артемьевым, долго и вполне успешно сдерживали натиск прославленной пятерки, где выделялись Канунников, Исаков, Петр Артемьев…
Матч окончился победой «Пресни» со счетом 3:2 (решающий гол был забит за семь минут до конца с одиннадцатиметрового), и когда подходили к раздевалке, каждый из друзей-соперников подошел, пожал руку капитану динамовцев и сказал слова – свои, разные, но выражавшие одно и то же:
– Молодец, Иван! Просто восхищаться приходится твоей игрой. Нелегко пришлось новому капитану в новой команде. Рядом были люди, которыми гордилась вся спортивная Россия, и зеленая молодежь. Вот, например, Житарев. Нападающий сборной страны. Он все чаще и чаще брал игру на себя, сбивал темп, облегчал соперникам их задачу. Да не он один. И Васильев, и Дмитриев… А отсюда – примитивная тактика, бедность творческой мысли.
«Постойте-постойте, – скажет молодой читатель, – да при чем же здесь капитан? Ведь это уже функции тренера».
В том-то и дело, что не было тогда у динамовцев, как, впрочем, и у всех других коллективов, никаких тренеров, и функции педагога, воспитателя, творческого наставника брал на себя тот, кого обличили всеобщим доверием.
И тут оказалось, что на таком посту Артемьев незаменим. Влюбленный в игру, Ваня не считался ни с чем и ни с кем, когда речь шла об авторитете команды, о ее чести и славе.
– Давайте начнем с укрепления дисциплины во всем, – потребовал он на одном из собраний. – Прощать не будем ничего и никому.
Выполнял свое обещание пунктуально. Говорил полушутя-полусерьезно:
– В таких вещах я бюрократ.
И верно: опоздает кто-нибудь хоть на минутку на тренировку – не простит, заставит держать ответ перед товарищами. Кончится матч, соберет всех и говорит:
– Давайте отчитаемся друг перед другом в том, как действовали на поле.
Так рождалось у людей высокое чувство долга перед коллективом, любовь к нему, спортивная дружба и взаимопонимание. Произошла смена поколений. Ушли, не пожелав принять новых требований, Троицкий, Денисов. В запасе оказались сам Василий Житарев и его друг Дмитриев. На смену им во все линии пришли юные таланты, Все это уже в скором времени дало свои результаты. Летом 1925 года в Ленинграде проходил первый всесоюзный турнир динамовских команд, в котором приняли участие хозяева поля, москвичи и харьковчане. Первое место заняла команда Москвы.
«У победителей, – читаем мы в газете ленинградского комсомола «Смена», – ярко выделялся их капитан Иван Артемьев. И дело не только в том, что он забил два мяча из четырех. Артемьев проявил себя и как великолепный мастер футбола и как великолепный организатор».
Мастерство, вдохновенную игру Ивана Артемьева видели не только москвичи и ленинградцы. Команда начала систематические выезды в главные рабочие центры страны. Очень памятной была, например, поездка к текстильщикам ярославской фабрики «Заря социализма», к горнякам Донбасса, к нефтяникам Баку. И везде команда московского «Динамо» учила своих друзей-соперников не только во время матчей – она устраивала показательные тренировки, ее игроки, и прежде всего сам капитан, выступали с лекциями, беседами, разъяснениями.
«Рабочий Баку, нефтяная столица Советской России, благодарит московских динамовцев и их капитана Ивана Артемьева за доставленную радость, за все, что они сделали для развития спорта в Азербайджане», – читаем мы в одном из номеров газеты «Вышка».
Иван Тимофеевич Артемьев покинул «Динамо» весной 1928 года – ему было тогда тридцать три года. Он решил уступить дорогу молодым. Через несколько месяцев родной клуб впервые завоевал звание чемпиона Москвы. Когда проходило чествование динамовцев, они потребовали, чтобы с ними рядом стал их первый капитан и тренер.
«С вашим именем, – писали они ему в приветственном адресе, – навсегда связано становление, первые радости и успехи московского «Динамо». Мы никогда не забудем об этом»…
А мы, любители самой красивой и яркой спортивной игры, никогда не забудем, что с именем Ивана Тимофеевича Артемьева связаны памятные дела, совершенные во славу и честь советского футбола.
Первый комсорг сборной
Передо мной маленькая, безжалостно истрепанная временем книжечка. На обороте обложки выбитые типографской машиной слова – «Российский Коммунистический Союз Молодежи. Союзный билет № 5019». Он выдан в далеком восемнадцатом году. А рядом сидит человек, который вот уже пятьдесят лет подряд никогда, ни при каких обстоятельствах не расстается с ним, носит на груди – у своего нестареющего, навечно отданного комсомолу сердца. Это – Петр Тимофеевич Артемьев, второй по старшинству брат в знаменитой футбольной династии.
Еще стояли изуродованные, с выбитыми стеклами, корпуса знаменитых пресненских фабрик, еще голод держал своей костлявой рукой за горло, еще мирная жизнь казалась далекой, несбыточной мечтой, а Петька бегал по дворам, собирал рабочую молодежь, и они строили первые в столице волейбольные площадки, учили ребят основам гимнастики. Он был «физкультурным вождем», но занимался самыми разнообразными делами: помогал устраивать безработную братву, записывал во Всевобуч, подбирал инструкторов, которые часто были вдвое по возрасту старше его, водил комсомольские бригады на разгрузку эшелонов с топливом, вместе с братом и его товарищами-комсомольцами помогал строить первый на Пресне Красный стадион, выступал с до кладами и речами, ходил ловить беспризорников и думал о том, как их получше устроить… Казалось, на все это не должно было хватить и двадцати четырех часов, но Петька не только управлялся, но еще успевал почти ежедневно часок-другой погонять в футбол.
Он тренировался и играл с тем искренним увлечением, с тем неподдельным азартом, с каким всегда брался за любое дело. И старший брат, наблюдая за тем, как растет мастерство мальчишки, с радостью говорил:
– Будет из тебя, парень, толк!
Вскоре они уже играли вместе в одной команде – клубе футболистов «Сокольники». Но настоящая слава и подлинное, единодушное признание пришли к Петру в команде «Красная Пресня», где молодой Артемьев был поставлен на левый край, в одну линию нападения рядом с такими форвардами, как Петр Исаков, Павел Канунников, Дмитрий Маслов. Вместе с Артемьевым дебютировал тогда в «Красной Пресне» и Николай Старостин.
«Третьего дня на поле ОЛЛС (что у Калужской заставы) футболисты местного клуба играли с командой Московского клуба спорта (так поначалу называли «Красную Пресню». – Л. Г.) и победили со счетом 4 на 2, – сообщает нам газета тех дней.
У проигравших был очень сильный состав по именам, но лучше всего проявила себя молодежь, особенно левый крайний нападения Петр Артемьев, с подач которого и были проведены два гола в ворота ОЛЛС».
Высокое мастерство, неистребимая жажда игры, общительный характер – все это вскоре сделало Петра Артемьева любимцем публики и друзей-футболистов. Как многим игрокам в ту пору, ему сразу же приклеили кличку – «Велосипед». Звали его так за удивительную быстроту бега. Катится по полю высоко поднимая коленки, разворачивая ноги в стороны – точно педали нажимая.
Полюбился Петр и своей высокой, своеобразной по тем временам техникой: стремительным дриблингом, точным и рассчитанным пасом, умением на небольшом пятачке искусно обыграть четырех, а то и больше игроков соперника, пройти сквозь плотную защиту, найти в ней щель, как находит нитка узкое горлышко иголки, и, освободившись от опеки, лихо, смело и неудержимо понестись вперед.
12 июля 1922 года, как раз когда ему исполнился двадцать один год, узнал Петр Артемьев радостную весть – включен в состав сборной Москвы. А через год мы уже видим его среди одиннадцати лучших игроков, которым выпала честь выступать за национальную команду Российской Федерации, отправляющуюся в свое первое заграничное турне по странам Скандинавии и Прибалтики.
Есть много поводов рассказать о его уверенной, опасной для соперников игре, о резких прорывах, точных передачах, неотразимых голах.
Но в те далекие, трудные для нашей страны годы Петр Артемьев проявил себя не только как отличный мастер кожаного мяча, но и как бесстрашный политический боец, настоящий патриот, комсомолец.
Когда участников сборной России собрали вместе на беседу, Петр Артемьев спросил:
– А что, если взять с собой Красное знамя и выйти с ним на буржуазные стадионы?
– Вы же знаете, – последовал ответ, – что нашу страну окружают враги. Каждый советский гражданин, пересекающий границу, подвергается самому тщательнейшему таможенному осмотру, который иногда трудно отличить от обыска. Так что знамя вам провезти просто не позволят. Об этом даже мечтать нечего.
Петр сам понимал, что задачу, которую он сам для себя придумал, осуществить невероятно трудно. Как одинокий остров, окруженный со всех сторон врагами, стояла молодая Советская страна. Капиталистический мир не хотел признавать ее, сочинял различные небылицы о первом в мире государстве рабочих и крестьян.
– Понимаешь, Ваня, – говорил уже не первый раз своему старшему брату Петр, – хочется, чтобы запылал наш стяг над чужой страной, чтобы резанул его алый свет глаза буржуям, чтобы показал всему рабочему люду: вот мы, живы мы, не сдаемся и не сдадимся никогда!
– Понимаю, – кивал тот в ответ.
– Понимаем, – поддерживали товарищи. – Дело ты задумал хорошее. Да как его осуществить?
И Петр придумал. Он взял, договорившись с секретарем, знамя в райкоме комсомола и в день отъезда обмотал его вокруг тела, а сверху натянул костюм. Никому не сказал о своей затее. Так и провез на себе знамя через два кордона – сначала миновали границу с Финляндией, потом благополучно прошли шведскую таможню. Ну, а остальное вы знаете из рассказа, записанного мною у Михаила Павловича Бутусова: «Алое знамя Страны Советов взвилось сорок Пять лет назад над Королевским стадионом Стокгольма. Взвилось, несмотря на бешеное сопротивление властей, на всяческие ухищрения буржуазных руководителей спорта».
Это событие, кажущееся сегодня обычным, произвело тогда впечатление разорвавшейся бомбы. Первый алый флаг над стадионом капиталистической страны. Он был символом нового мира, уверенно набирающего силы, во весь голос заявляющего о себе во всех областях жизни. Не случайно об этом «происшествии» написали на следующий день не только все газеты Швеции, но и пресса Англии, Франции, Италии, Германии и многих других стран мира. Одна из буржуазных газет Парижа опубликовала в те дни заметку под кричащим заголовком «Вызов».
«Выступление русских в Швеции, – говорилось в этой заметке, – еще раз показало всему цивилизованному миру, что большевики используют поездки своих спортивных команд для пропаганды, а поэтому надо всячески препятствовать встречам, имевшим место в Стокгольме и других городах». Как видим, поступок нашего комсорга изрядно напугал врагов Советской власти.
Не обошла вниманием пресса и самого виновника торжества. Газета «Идроттебладет» поместила на первой полосе огромный снимок Петра Артемьева, снабдив его выразительной подписью: «Главный большевистский агитатор среди русских футболистов». Не знали, наверное, авторы этой фотографии и подписи к ней, что мы будем приводить их как доказательство подвига, совершенного простым парнем с Пресни во имя чести и славы нашего спорта, во имя своей великой Родины.
Через два года – в декабре 1925-го – Петр Артемьев назначается капитаном и комсоргом сборной Москвы, отправляющейся во Францию для встречи с рабочими командами этой страны.
Вратарь сборной Федор Федорович Чулков вспоминает:
– Выехали из столицы 27 декабря 1925 года. Нас пришла провожать чуть ли не вся спортивная Москва. Еще бы – ведь мы отправлялись «открывать» Францию, сказать правду ее трудовому народу о нашей стране.
Вот и Париж. Встретили очень тепло. Извинились: средств у рабочих-спортсменов мало, будут принимать скромно. В самом деле – поместили в бедной гостинице. Ничего, живем. Внизу, в киоске, покупаем каждое утро газеты. Многие из них – буржуазные, конечно, – требовали запретить, отменить матч. Зато коммунистическая «Юманите» посвятила гостям очень много теплых слов, опубликовала фотографии советской команды.
Чем ближе день матча, тем все больше свирепела желтая пресса. И мы уже начали подумывать, что встречу сорвут. Но сделать это «хозяева города» побоялись. Приняли, как им казалось, соломоново решение: перенесли состязания на второстепенный, отстоящий далеко от центра города и от рабочих кварталов, стадион «Першинг», добираться до которого нужно было на трех видах транспорта.
Но расчет провокаторов от спорта провалился. Рабочий Париж готовился к состязанию как к празднику. Накануне матча «Юманите» и «Авангард» вышли с лозунгами: «Завтра все на Першинг!». Так же называлась и передовая статья «Юманите». Ее автор, один из руководителей Коммунистической партии Франции, писал: «Я не знаю, все ли товарищи достаточно оценивают важность приезда русской команды в рабочий Париж. Это историческая дата для пролетарского спорта».
Наступил долгожданный день – первый день нового, 1926 года. Он выдался ярким, солнечным, теплым. Стадион переполнен.
Сборная Москвы вышла на поле под громовые раскаты. Впереди с Красным знаменем в руках шел наш капитан Петр Артемьев.
Он привез алый стяг, и вот теперь нес его, твердо сжимая древко в руках, нес как боевой привет трудящихся России трудящемуся люду Франции. При виде этого знамени подавляющее большинство зрителей встало. Многие кричали:
– Слава Советам!
– Ура русским!
…Вот о чем вспоминал ветеран нашего футбола. Та памятная встреча закончилась со счетом 5:0 в пользу москвичей. Два гола в ворота хозяев поля забил Петр Артемьев, третий был проведен с его подачи. В отчете о матче газета «Авангард» писала: «Невообразимая овация, устроенная зрителями после окончания состязания, конечно, прежде всего означала признание французскими трудящимися великого дела, совершенного рабочими Советского Союза. Но вместе с тем это было и признанием высокого искусства русских футболистов. Вратарь Федор Чулков, нападающие Сергей Иванов и Петр Артемьев полюбились зрителям, они ни в чем не уступают профессионалам…»
Через день состоялась новая встреча на стадионе в рабочем предместье Сан-Дени. Здесь гостям из России преподнесли трогательные подарки – выкованные мастерами одного из заводов маленькие серпы и молоты, на которых было выцарапано по-русски: «Братья, мы с вами!».
Игра сложилась на редкость трудно, противник оказался упорным. Только во втором тайме москвичи провели два гола. И снова газеты, отмечая высокий класс русских, отмечали Константина Блинкова, Дмитрия Маслова… О Петре же Артемьеве было сказано следующее: «Этот удивительно быстрый, напористый крайний форвард был на этот раз выше всяких похвал».
А одна из газет поместила фотографию Петра Артемьева. Под фото стояла подпись: «Простой рабочий из пролетарского района Москвы Петр Артемьев стал при Советской власти видным общественным деятелем и выдающимся спортсменом. Он привез рабочей Франции в подарок Красное знамя наших русских братьев по классу и свое прекрасное мастерство».
Если просмотреть летопись наших международных выступлений в начале и середине двадцатых годов, мы увидим, что почти ни одно состязание не проходило без участия Петра Артемьева.
Наступил следующий, 1924 год. Уже в июне в гости к советским спортсменам приехала команда Финского рабочего спортивного союза. Против нее выступила сборная советской столицы. Вот короткий отрывок из описания этого матча: «Двенадцать тысяч зрителей, собравшихся на поле ОППВ, с интересом следили за игрой, так как финских футболистов помнят еще по выступлениям двадцать второго года. На этот раз гости играли гораздо лучше, и победа Москвы со счетом 2:0 оказалась трудной. У победителей следует отметить очень сильную и слаженную игру звена Артемьев – Исаков – Канунников».
Стадионы Родины, а также Швеции, Финляндии, Германии, Франции, Турции, Австрии, Норвегии, Чехословакии видели игру Петра Артемьева и восхищались ею. Не раз в иностранной прессе появлялись заметки, отмечавшие высокое мастерство Петра Артемьева.
«Из русских форвардов, безусловно, лучшим был капитан команды Артемьев, игрок большого класса, с напористым бегом, хорошей распасовкой и точным ударом. По этому матчу можно с уверенностью сказать, что русский футбол сделал огромный успех, и теперь русские футболисты в международных матчах не только не будут иметь жестоких поражений Стокгольмской олимпиады, но и легко могут бить некоторые команды Европы», – отмечает одна из парижских газет того времени.
О том, какое значение придавалось выступлению Петра Артемьева, красноречиво свидетельствует, например, сохранившееся до сих пор в архиве письмо руководства Высшего Совета физкультуры в Краснопресненский райком ВЛКСМ от 17 июня 1925 года, в котором говорилось: «Высшим Советом физкультуры при ВЦИК СССР командируется команда СССР в Турцию. Поездка имеет громадное политическое значение, как устанавливающая связь с народами Востока.
Товарищ Артемьев П. Т. является одним из лучших техников футбольного дела и в то же время как политический работник – незаменим в составе назначенной команды».
– Он действительно часто оказывался просто-напросто незаменимым, – сказал мне однажды непременный участник всех поездок сборной СССР в те годы вратарь Николай Евграфович Соколов. – Выдумщик невероятный.
Это качество отмечают и все другие товарищи Артемьева по спорту. Причем все его «выдумки», вся его инициатива, весь его порыв всегда были направлены на то, чтобы превратить каждое состязание в большое политическое событие, в яркую форму пропаганды нашего советского строя. Тогда это имело колоссальное значение.
Вот всего лишь два примера, показывающих кипучую деятельность этого страстного коммуниста, человека, умевшего оставаться партийным бойцом и на зеленом поле, и в гостинице, и в вагоне международного экспресса – всегда, везде, во всем.
После Парижа и Страсбурга сборная Москвы отправилась в Берлин. Рабочие немецкой столицы встретили ее очень гостеприимно, с интересом ожидали предстоящие встречи; руководители Немецкого рабочего спортивного союза объявили в печати, что они выставят против гостей самую сильную команду, в составе которой будет много игроков, имеющих большой опыт международных встреч.
Состязание назначили на 15 января. А накануне весь день лил холодный, пронизывающий дождь. Представители нашей команды поехали осмотреть поле. Оно раскисло, стало скользким.
Вернулись в гостиницу. Петр Артемьев собрал ребят и приказывает:
– Немедленно заменить поперечные шипы у бутсов круглыми.
– Да стоит ли? – запротестовали некоторые из ребят.
– Стоит, – решительно заявил Артемьев. – Это я вам как наследный сын сапожника говорю.
Послушались ребята, А на следующий день от души благодарили Петю: стояли на ногах уверенно. А немцы все время падали.
Но бутсы это «деталь», а главное состояло вот в чем. Когда руководители Немецкого союза пришли в гостиницу договариваться о регламенте матча, о порядке его открытия, Петр Артемьев предложил свой план. Он был принят и осуществлен следующим образом. Начало матча назначили на три часа дня. Но уже в двенадцать сборная Москвы вышла из гостиницы в своих алых футболках и с Красным знаменем в руках. Сюда же, к гостинице, прибыла в полной форме и немецкая команда. Друзья-соперники выстроились и под звуки ставшего впереди оркестра направились по улицам и проспектам Берлина на стадион. За ними шла огромная толпа. Простой выход на игру превратился в грандиозную политическую демонстрацию.
«Приезд спортсменов из Советской России стал важнейшим событием, – писала «Роте Фанэ». – Он еще раз доказал, какими уверенными шагами идет вперед первое в мире государство рабочих и крестьян во всех областях. Мы гордимся нашими друзьями, их спортивным мастерством (москвичи победили со счетом 7:0. – Л. Г.), их мужеством и благородством».
Под статьей была помещена фотография, на которой был запечатлен Эрнст Тельман, крепко пожимающий руку нашему капитану – Петру Артемьеву.
– Приезжайте к нам почаще, – сказал тогда руководитель немецких коммунистов. – Каждый ваш визит – это огромная помощь нашей партии и серьезный удар по ее врагам.
– Будем приезжать, – ответил за всех Петр Артемьев. И он сдержал свое слово, посетив Германию в составе сборной СССР еще дважды. Стадионы Дрездена, Франкфурта-на-Майне, Кельна, Лейпцига, Хемница и других городов рукоплескали его мастерству: в этом турне Петр Артемьев забил двенадцать мячей в сетку чужих ворот. Он оказался опять достойным партнером Бутусова и Исакова, Батырева и Селина – людей, которыми гордится советский спорт.
А вот второй пример. В июне 1925 года Артемьев едет в составе сборной СССР в Турцию, опять как ее капитан и комсорг. Во время острейшего поединка против национальной сборной при счете 0:0 Петр забил в прыжке мяч в ворота соперников, при этом задев его рукой. Судья не заметил этой ошибки. Но Артемьев сам рассказал о ней, и гол не был засчитан. Когда об этом объявили по радио, весь стадион стоя приветствовал благородный поступок советского спортсмена. А вечером, на приеме, Владимир Петрович Потемкин, бывший в ту пору послом СССР в Турции, обнял Артемьева и сказал:
– Спасибо, коллега!
– Почему коллега? – удивился спортсмен.
– Да вы же первоклассный дипломат. И ваш поступок, и ваша победа (матч закончился со счетом 2:1 в пользу СССР) принесут всем нам большую пользу.
Мне хочется отметить еще одну, особенно подкупавшую, черту в характере Петра Артемьева – его благоговейное отношение к игре, горячее стремление превратить каждое состязание в праздник подлинной физической культуры. В мае 1927 года к нам, в Советский Союз, приехала сборная рабочая команда Саксонии. В первый день гостей принимала сборная Москвы и победила их со счетом 4:1. Два гола в этом матче забил Петр Артемьев. После игры он заявил корреспонденту газеты «Гудок»:
– Во вторник против гостей выступит моя родная команда «Пищевик». Сделаем все, чтобы выступить достойно.
Но начало матча сложилось трудно для хозяев поля. Немецкие футболисты повели в счете – 3:0! И в этот момент совершил ошибку один из ведущих игроков – центральный полузащитник. При системе «пять в линию» это была ключевая позиция каждого коллектива. Игрок, которого уже тогда знал весь спортивный мир, не выдержал и в сердцах тяжело выругался. Судья был далеко – не услышал. Но Петр подскочил к товарищу:
– Немедленно покинь поле.
– Да ты очумел? Проиграем…
– Покинь поле…
– Не буду больше…
– Покинь поле!
Матч «Пищевик» все же выиграл – 4:3!
– Ну, а если бы проиграли тогда? – спросил я у Петра Тимофеевича, прослушав этот рассказ.
– По-моему, с любым поражением можно смириться, – убежденно отвечает он. – На то спорт и называется спортом. Но с хамством, с бескультурьем мириться нельзя!
Хочется, чтобы эти его слова и сегодня прозвучали над нашими стадионами, дошли до сердец молодежи, зажгли их чудесным огнем истинного спортивного благородства.
Общество физического воспитания «Красная Пресня», знаменитая прародительница «Спартака», сборные Москвы и Советского Союза – вот команды, где прошла его главная футбольная жизнь, где родилась, окрепла, стала прочной и долгой его большая спортивная слава.
Но, что бы ни случилось, как бы ни играло с ним время, – спорт всегда оставался для Петра Артемьева делом святым, любимым видом развлечения и отдыха. Кончив с отличием Плехановский институт, он в мирные годы выполнял сложнейшие задания по проектировке пищевых заводов, а когда началась война, талантливому и энергичному инженеру поручили заботу о полевых пекарнях для Красной Армии. Шел он вместе с ней на Запад, помогал громить врага. А в походном его имуществе всегда хранился мяч. И если выпадала свободная минута, Петр Артемьев не упускал случая, чтобы «вспомнить старину». На лесных полянах, на околицах деревень, в которых располагался неглубокий армейский тыл, устраивал он такие футбольные сражения, что дух захватывало. А в сорок пятом, после победы, он вывел на поле как капитан сборную команду штаба на Спартакиаду Белорусского военного округа. Команда заняла первое место, забив в ворота соперников десять мячей. Девять из них пришлись на долю Петра Артемьева. Ему тогда исполнилось сорок четыре года.
– Молодой был, – мечтательно улыбается он.
Но молодость и сегодня не оставила Петра Тимофеевича. Каждую неделю он отправляется в Краснопресненский райком комсомола, внештатным инструктором которого остается до сих пор. Спорит, подсказывает, принимает вместе с другими ветеранами пресненских юношей в комсомол. С весны до глубокой осени тренирует пресненских мальчишек, готовит их к соревнованиям на приз «Кожаный мяч». Готовит стенды, выступает с докладами, пропагандирует историю спорта.
– Неугомонный Петька, – с удивлением и завистью говорят о нем друзья, уже давно перешедшие на «тихий ход». А Петр Тимофеевич Артемьев все не желает тормозить – несется по жизни с прежней комсомольской скоростью.
Я никогда не забуду раннее июньское московское утро 1968 года. Солнце еще не взошло над громадами домов, до начала работы оставалось часа два. В эту раннюю пору на стадионе «Метрострой» – неподалеку от станции метро «Краснопресненская» – шел горячий футбольный поединок между командами районных комитетов КПСС и ВЛКСМ Красной Пресни.
Зрителей на трибунах почти не было, но это не мешало людям на поле играть с огромным азартом, с завидной настойчивостью, с заразительным весельем. Счет открыла команда райкома партии, и результат 1:0 держался почти до самого финального свистка.
Но вот на левом крае кто-то принял мяч, стремительно понесся вперед, работая ногами, словно он нажимал на педали велосипеда, обвел одного защитника, другого и сильно ударил. Мяч вонзился в чужие ворота прямо под верхней перекладиной.
К человеку с седой головой подбежали безусые форварды, полузащитники, защитники и, радуясь, говорили:
– Спасибо, Петр Тимофеевич! Вот уж действительно выручили.
Да, это был наш Петр Тимофеевич Артемьев – нестареющий футболист и нестареющий комсомолец, свой человек на Красной Пресне.
«Здесь в каждом ратнике узришь богатыря!»
Нет, право, невозможно остановиться, рассказывая об этой удивительной семье. Кроме Ивана и Павла было в ней еще три брата – Тимофей, Георгий, Сергей, и ни один не прошел мимо большого футбола. Если вы возьмете на себя труд перелистать подшивки довоенных газет, то непременно встретите фамилию Артемьевых и в коротких отчетах, и в специальных репортажах, и в маленьких теплых очерках.
Пожалуй, не меньшей славой пользовался и младший из Артемьевых – Сергей. Придя в двадцатилетнем возрасте в знаменитый клуб «Пищевик» (где тогда еще выступал Петр Тимофеевич) весной 1928 года, Сергей с успехом выступал за эту прославленную команду (менявшую до поры до времени имя то на «Дукат», то на «Промкооперацию», то на «Мукомолы»). Он был среди тех, кто вышел в первый боевой состав московского «Спартака».
Осенью 1936 года московский «Спартак» впервые написал на своем знамени гордое и почетное имя – чемпион Советского Союза. Среди тех, кто принес клубу эту большую победу, был и Сергей Артемьев. Он разделил счастье победы вместе со своими товарищами – молодыми, но опытными Анатолием Акимовым, Иваном Рыжовым, Александром, Андреем и Петром Старостиными, Виктором Соколовым, Георгием Глазковым, Станиславом Леутой и многими другими.
Уже одно перечисление этих имен говорит о том, какими первоклассными силами располагал тогда клуб. Кажется, ничего не стоило затеряться в подобном созвездии. Но нет, даже в данном варианте спортивные обозреватели, тренеры, крупнейшие специалисты футбола неизменно отличали в боевом строю красно-белых правого полузащитника – Сергея Артемьева.
Я уже не раз обращался к высказываниям Михаила Ромма – человека, еще в далекие дореволюционные годы игравшего за сборную России, а затем ставшего Журналистом, крупным, интересным литератором. Осенью 1936 года в очерке, посвященном чемпионскому восхождению «Спартака», он писал: «Есть люди удивительной судьбы: они не очень примечаются зрителям на зеленом поле, они не вызывают вдохновения у журналистов, потому что не забивают звонких голов и не совершают головокружительных бросков, т. е. не совершают действий, бросающихся в глаза. Только истинные специалисты смотрят на таких людей с искренним восхищением, иногда с завистью, потому что видят – в огромной черновой работе, которую проделывают эти люди за время матча, в их творческом бескорыстии, в их удивительной настойчивости, понимании игры, постоянном создавании возможностей для других и состоит ударная сила команды, подлинный фундамент ее побед. К таким игрокам я лично отношу правого хавбека «Спартака» Сергея Артемьева».
Думаю, что любой футболист мог бы гордиться подобной характеристикой.
С тридцать шестого года я был завсегдатаем московских стадионов. Вот почему имею право поделиться своими личными воспоминаниями об игре Артемьева-младшего.
Как и многие другие футболисты той поры, он имел кличку – и это значило, что публике он не безразличен, что она выделила его в общей массе спортсменов, признала своим, близким, «заметным» в тех поединках, которые ведутся на зеленом поле.
Сергея называли любовно и уважительно «Слон», видимо, за то, что сражался он всегда азартно, горячо, но не резво, двигался по полю скорее медленно, чем быстро, действовал деловито, с какой-то хозяйской серьезностью. Был он удивительно мудр тактически.
– Серега – человек с понятием, игру он чувствует прекрасно, – говорили о нем на трибунах.
И в самом деле он неимоверно тонко чувствовал, кому и когда именно надо отдать пас, как вывести на ударную позицию того или иного нападающего. Он досконально знал скоростные, технические и тактические возможности каждого партнера и всегда учитывал их с максимальной предусмотрительностью: скоростнику «выложит» мяч на свободное место, за спину защитника, предложит сыграть на рывке; тому, кто свободно обращается с мячом на «пятачке», не побоится сделать кинжальную передачу в ноги даже тогда, когда рядом вплотную стоит его страж, а с тем, кто не любит (да и не умеет) финтовать, сыграет в стенку и этаким манером пройдет оборонительный рубеж.
– Легко и приятно играть с Сергеем, – неизменно говорили о нём товарищи по команде, его неизменные боевые друзья. Очень часто его, может быть, не очень эффектная с виду, но чрезвычайно эффективная игра находила отклик у болельщиков на страницах печати, в отчетах и корреспонденциях.
В 1937 году, после своей блистательной победы над басками, московский «Спартак» получил право представлять нашу страну на футбольном турнире III Мировой рабочей олимпиады, которая проходила в Антверпене. Состав участников этого состязания оказался крайне неоднородным. Наряду с явно слабыми здесь оказались коллективы, имеющие подготовку на уровне высокого международного класса. Особенно «тяжелые бои» пришлось вести москвичам в полуфинале и финале.
В полуфинале жребий свел «Спартак» с очень сильной, сплоченной, волевой командой, представлявшей республиканскую Испанию. В ее составе были настоящие мастера своего дела, футболисты очень техничные, физически сильные, а порою – слишком резкие… Поединок с ними был выигран ценой огромных усилий с минимальным перевесом – 2:1!
На следующий день в специальном выпуске газеты «Рабочая олимпиада» этой встрече была посвящена одна из полос. В отчете, подписанном тренером французской команды Франсуа Менье (кстати, проигравшей нашим ребятам со счетом 1:7), говорилось: «Советские товарищи проявили вчера на поле высокое мастерство, ставящее их в один ряд с сильнейшими командами континента, а также поражающую выдержку… Среди отдельных игроков мне бы очень хотелось отметить полузащитников, особенно поистине неутомимого и мудрого Сергея Артемьева. Первый гол в ворота каталонцев, во многом предрешивший исход борьбы, был забит Георгием Глазковым, но, бесспорно, соавтором его является советский правый хав»… Были в этой рецензии даны очень лестные оценки и другим игрокам «Спартака», в частности Андрею Старостину, но французский тренер посчитал необходимым прежде всего выделить нашего героя.
Если внимательно перелистать подшивки довоенных лет, то в разных советских газетах, под разными подписями найдешь немало заметок, где воздается должное этому мастеру.
Сергей Артемьев «вошел в силу» уже тогда, когда советский футбол получил современные организационные формы, переживал пору буйного расцвета. И Сергей Тимофеевич в этих условиях принес новую и большую славу в дом – трехкратный чемпион страны, двухкратный обладатель Кубка СССР, чемпион III Мировой рабочей олимпиады в Антверпене. Право же, можно было гордиться таким блестящим перечнем достижений, к которым он пришел со своей родной, неповторимой командой.
Увы, тяжелая болезнь и безвременная смерть вырвали его из жизни. Но он на долгие годы останется в памяти любителей футбола большим, настоящим мастером этой великолепной игры.
В те же, тридцатые, годы фамилия Артемьевых звучала на футбольных и хоккейных полях Ленинграда. В городе на Неве выступал в составе знаменитой «Красной Зари» (а иногда и сборной) еще один из пяти братьев – Тимофей. Начинал он тоже, конечно, на Красной Пресне, играл в «Пищевике», пользовался известностью и авторитетом у московских зрителей.
В 1927 году – ему тогда исполнилось двадцать четыре года – призвали Тимофея на военную службу. Стал он военным моряком, черноморским, а потом и балтийским подводником. На юге неоднократно выступал в команде Одессы, потом, переехав на Север, вошел в ленинградский футбол.
Играл он в линии атаки, на месте центрального нападающего, и этим во многом объясняется то, что его бесспорно высокому мастерству не всегда уделялось должное внимание. Более того, оно иногда и довольно резко критиковалось. Причина? Ее увидеть нетрудно: ведь эталоном центрального нападающего для ленинградцев был в ту пору великолепный, ни с кем не сравнимый Михаил Бутусов. Прямо скажем, трудно было с ним тягаться в славе и мастерстве. И если даже при такой «крайне невыгодной» ситуации имя Артемьева звучало в ленинградском и всесоюзном футболе достаточно громко и убедительно, то это лишь подтверждает уже сделанный нами вывод, что он был вполне достоин своей гордой и уважаемой фамилии.
16 июня 1936 года. Матч против будущего чемпиона страны столичного «Динамо». Москвичи играют с блеском и выигрывают 5:1. В отчете читаем: «Среди гостей можно выделить, пожалуй, лишь одного Тимофея Артемьева, показавшего агрессивную игру, проявившего много настойчивости. Кстати, именно его сильнейший удар помог «Красной Заре» уйти от «сухого счета».
Вот описание матча на Кубок СССР между очень сильными в ту пору динамовцами Ростова-на-Дону и «Красной Зарей»: «Победили северяне со счетом 2:1. Оба мяча в ворота ростовчан влетели после ударов Артемьева». Буквально через несколько дней он же приносит своему коллективу победу в трудном поединке одной восьмой финала Кубка СССР против московских автозаводцев. Счет 1:0. Тимофей Артемьев провел этот единственный мяч после отличного сольного прохода.
Попутно отметим, что очень и очень часто мелькала его фамилия – с самыми лестными эпитетами – в отчетах о хоккейных сражениях. Матч 10 февраля 1937 года против архангельского «Моряка». Корреспондент ленинградской газеты пишет: «На седьмой минуте Артемьев открывает счет, на двадцать пятой – удваивает его. На новом для себя месте – правого полусреднего – этот форвард прекрасно проявил себя…». Такие же высокие отзывы давала ему пресса после матчей с московским «Динамо» и многих других.
Сейчас Тимофей Тимофеевич живет в Алма-Ате, недавно (в 1968 году) ему исполнилось шестьдесят пять лет, но он по-прежнему бодр, активен и горячо любит футбол.
Пятый из братьев – Георгий Тимофеевич (или Егорыч, как звали его любовно многочисленные болельщики) – тоже оставил заметный след в истории футбола. А после войны любители футбола услышали имя Виталия Артемьева – сначала игрока команды ВВС, а затем бессменного на протяжении многих лет капитана московского «Локомотива», Как и его отец – Сергей Тимофеевич, – Виталий играл на месте правого полузащитника. Играл свежо, талантливо, с подлинным мастерством. А сейчас он тренирует молодежную экспериментальную сборную команду страны, выступающую под флагом «Буревестника».
Когда-то, в середине двадцатых годов, квартира Артемьевых на Красной Пресне была настоящим штабом футбольной Москвы. Здесь решались многие важнейшие организационные вопросы, обсуждались планы предстоящих сражений, просто устраивались теплые, дружеские встречи. На них бывали и футболисты, и болельщики. Пришел сюда однажды и молодой художник Сергей Пименов. Он оставил о себе память: рисунок, на котором пять братьев изображены скачущими вперед на оседланных ими… мячах. Под дружеским шаржем стояла подпись: «Сюда приходим мы не зря: здесь в каждом всаднике узришь богатыря».
Прошли годы, и время превратило добрую шутку в гордую правду: Артемьевы стали истинными богатырями отечественного футбола.
