ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

С Джой Адамсон я познакомился в середине 60-х годов. Первая встреча произошла в «Меру гейм резерв» — теперешнем национальном парке Меру, что раскинулся на границе Центральной и Северо-Восточной провинций Кении. Здесь, в лагере, состоявшем из пальмовой хижины (Джой шутила, что это одновременно гостиная, столовая и рабочий кабинет) с затянутым брезентовым полом (спасение от скорпионов) и двух-трех парусиновых палаток, уже несколько лет жила Джой, приучая к жизни на свободе ручного гепарда Пиппу, а после смерти Пиппы наблюдала за ее детенышами из второго помета — Мбили, Уайти и Гату. К этому времени к Джой Адамсон пришла всемирная известность, уже обраставшая романтическими легендами, фантастической смесью правды и вымысла.

Адамсон в лагере не было. Ее чернокожий помощник, кажется, это был Локаль, сказав, что леди «навещает» гепардов, но вот-вот должна вернуться, предложил подождать ее в «гостиной» или поехать ей навстречу. Мы согласились ехать, попросив разрешения постоять у могилы Пиппы, захороненной около лагеря, и заглянуть в хижину, стены которой были тесно увешаны фотографиями Эльсы, Пиппы, других животных, кадрами из «Рожденной свободной», фото, где, по всей видимости, были запечатлены торжественные церемонии по случаю премьеры ленты об Эльсе и создания Международного фонда охраны диких животных имени Эльсы. Была фотография Джой Адамсон на приеме в Букингемском дворце. В длинном атласном белом платье, белые перчатки выше локтя, модно причесанная, Джой выглядела эффектной и весьма светской дамой, какой она, собственно, и была по рождению и воспитанию. А какой мы увидим Джой Адамсон в обычной жизни?

Не прошло и получаса, как наш «газик» повстречался на размытой дождями проселочной колее с синим лендровером, из него легко выпрыгнула спортивного вида загорелая женщина в зеленых потрепанных шортах и такого же цвета кофте без рукавов, на ногах у нее были сапоги. Открытое миловидное лицо, светлые вьющиеся волосы, голубые внимательные глаза в сеточке морщин, спокойный мягкий голос — такой я увидел Джой Адамсон в африканской саванне, такой вижу и сейчас, когда ее не стало.

Узнав о цели нашего приезда и убедившись, что мы не праздные туристы, а искренне интересуемся работой ее и ее мужа с животными и намерены содействовать переводу и изданию ее книг в Советском Союзе, Джой сразу же решила приобщить нас к жизни диких животных, предложив навестить ее мужа Джорджа, расположившегося по соседству у подножия горы Мугвонго в палатке, где он приучал к жизни на свободе двух главных исполнителей ролей в фильме «Рожденная свободной» — льва Боя и львицу Герл, выросших в одном из батальонов шотландской гвардии, а после съемок и настойчивых просьб супругов Адамсон переданных на попечение Джорджа.

— Из-за этих львов мы выдержали настоящую войну, — рассказывала по дороге Джой. — Некоторые считали, что мы проявляем жестокость, обрекая львов, воспитанных в зоопарках, на опасности жизни на свободе. Нас обвиняли в том, что мы подвергаем риску и жизнь людей, собираясь выпустить львов, которые потеряли всякий страх перед человеком. Да разве мы этого не понимали! Мы хорошо знали, что возвращение львов — длительный и трудный процесс, он требует сохранения контактов с животными, пока не станет ясно, что они научились самостоятельно охотиться, отвоевали себе территорию в борьбе с дикими львами и приобрели иммунитет к местным болезням. Знали мы и то, что на первых порах нам придется подкармливать львов, защищать их от местных сородичей, лечить в случае болезни. Мы готовы были следить за нашими львами до того времени, когда их охотничьи инстинкты разовьются полностью.

Ко времени нашего приезда в Меру Бой и Герл прижились в парке, спарились, и у них росли два детеныша; львы охотились, были сыты, но регулярно навещали Джорджа. Приходили они, как уверяла Джой, не за мясом, а из-за привязанности к человеку. К несчастью, Бой недавно неудачно атаковал буйвола, и тот пропорол ему бок. Льву сделали довольно сложную операцию: в сломанную кость вставили металлический стержень, и сейчас он восстанавливал силы, проходил под руководством Джорджа специальные тренировки. Льва готовили к перевозке на озеро Наиваша, где у Адамсонов был дом и где они намеревались полностью вылечить Боя. Герл и полугодовалых львят решено было оставить в парке Меру — исследователи были уверены, что львы полностью освоились с жизнью на свободе и можно не опасаться за их судьбу.

Не доезжая до лагеря Джорджа, мы покинули машину и тихо подошли к участку, огороженному металлической сеткой, за которой стояла палатка. Возле нее за низким столиком стучал на машинке обнаженный по пояс, бронзовый от загара человек, а у его ног лежал огромный рыжий лев с великолепной темной гривой.

Среднего роста, худощавый, с белой как лунь головой и такой же остроконечной бородкой («козлиной», как называла ее Джой), с удивительной чистоты синими глазами, с трубкой в зубах — таким оказался знаменитый искатель приключений, путешественник, охотник и егерь Джордж Адамсон.

После нашего знакомства и взаимных приветствий Джордж разрешил подойти к Бою, предварительно что-то пошептав ему на ухо и потрепав по густой гриве. Признаюсь, в присутствии Адамсона я не испытывал страха и спокойно положил руку на голову льва. Я не отдернул ее и тогда, когда Бой вдруг сладко зевнул, обнажив могучие челюсти. В этот момент щелкнула фотокамера моего спутника и получился снимок, которым я страшно горжусь, а знакомые отказываются верить своим глазам: лев с раскрытой пастью и моя рука на его голове.

Внезапно Бой оживился и, проследив за его взглядом, я увидел в десятке шагов выходившую из зарослей львицу с двумя львятами. Это Герл со своими детенышами пришла на свидание с Боем и Джорджем. Увидев незнакомого человека, львица оскалила зубы и зашипела так, что у меня мурашки побежали по всему телу, похолодело сердце и, забыв про разделявшую нас сетку и присутствие Джой, я быстро спрятался за спину Джорджа.

Так я познакомился с Адамсонами и был рад их приглашению приезжать всегда, когда захочу.

 

БЫТЬ РЯДОМ С ЖИВОТНЫМИ — СЧАСТЬЕ

Джой была интереснейшей собеседницей, импульсивной, задиристой. Она могла часами рассказывать о всяких случаях в живой природе — о «детских садах» у импал, о том, как птица-секретарь бессовестно дразнила Пиппу, о целом сражении, которое разгорелось между нектарницами, обосновавшимися на тамаринде, и ярко-желтыми агрессорами — ткачиками, начавшими вить гнезда рядом с нектарницами. Как-то раз она застала врасплох земляную белку, которая стояла на задних лапках. Увидев Джой, белка мгновенно замерла, натуралистка нажала на секундомер: зверек сохранял полную неподвижность в этой неудобной позе пятьдесят минут, пока Джой не ушла. В другой раз в парке Меру она видела, как два льва пожирали буйвола, затащив его в реку, к их трапезе присоединился огромный крокодил; на другой день львы ушли, а буйвола доедали уже восемь крокодилов.

Джой с жаром и страстью высказывала и отстаивала свои убеждения о пагубности нарушения экологического равновесия, о часто неразумном вмешательстве человека в законы животного мира. «Неужели у нас мало доказательств, чтобы осознать, к каким опаснейшим последствиям приводит наше вмешательство в природное равновесие? Почему мы считаем себя выше природы? Только потому, что можем разрушить ее? Какое мы имеем право вмешиваться в жизнь другого вида? Как нам удается примирить свою совесть с постоянным превышением своих прав в отношении диких животных?»

Она рассказала об одном из самых тягостных эпизодов своей жизни. Речь шла о судьбе большой группы львов, привезенных в Кению из различных зоопарков для съемок фильма «Рожденная свободной». Съемки кончились. Адамсоны предлагали большую часть львов оставить в Африке и приучить к жизни на свободе. Однако с их мнением не посчитались. Львов, за исключением Боя, Герл и Угаса, в спешном порядке готовили к отправке.

— Я, наверное, никогда не пойму, как можно, проведя много месяцев среди этих умных животных, обращаться с ними, как будто они ничего не чувствуют, сортировать их, словно тюки чая в лавке, перед тем, как пустить в продажу. Никто не задумывался, что звери могут потерять доверие к людям, стать подозрительными и злобными — живым воплощением того образа Царя Зверей, к которому привыкла невежественная публика.

— По-вашему, львы обладают умом?

— Недавно я видела, как львица перетаскивала убитого ею водяного козла через бурную реку. За львицей следовал лев и, хотя он не нес тяжести, почему-то вдруг стал тонуть. Львица, не донеся добычи до берега, бросила ее и стала спасать льва, причем делала это, сообразуясь с силой потока и рельефом берега. Она отбуксировала льва на песчаную отмель примерно в километре от места происшествия. Только ли инстинкт руководил ею? Наверное, и ум.

— Но, Джой, при всей вашей любви ко львам вы не станете утверждать, что люди заблуждаются, считая льва страшным хищником?

— А можете ли вы назвать другое существо, обладающее хотя бы половиной таких качеств, как чувство собственного достоинства, грациозность, разумность и терпимость, какие присущи льву? К тому же лев не агрессивен, пока его не спровоцируют, он общителен, открыто выражает свою любовь, очень постоянен в своих привычках, никого не боится, ведет себя спокойно и уверенно.

Один из любимейших моих советских писателей Виктор Астафьев в прекрасном рассказе «Медведь идет следом» пишет:

«Мир диких животных так сложен, загадочен и многообразен, что человеку-властелину лишь кажется, будто он все о них узнал, — это одно из многих, пусть не самых тяжелых, но и самых простых заблуждений».

Казалось бы, вся работа Джой с дикими животными, ее отношения с львицей Эльсой и ее детенышами, с гепардом Пиппой и ее потомством, о чем мы знаем подробно из переведенных у нас книг Адамсон, с самкой леопарда Пенни — последней подопечной Джой, со многими другими животными, с кем общалась и кому доверяла отважная женщина, словно бы опровергают категоричность слов Астафьева. На самом деле все гораздо сложнее. Узнав об африканских животных больше, чем, возможно, кто-либо другой, Адамсон, хотя и склонная к крайним суждениям, всегда считала многие привычки животных загадочными для человека, не боялась признаться, что и сама она не разгадала всех тайн. Как-то Джой сказала, что закончила книгу «Пятнистый сфинкс». По моей просьбе она рассказала о рукописи и прочла заключительную фразу:

«Но я твердо знала, что при любых условиях я никогда не пойму до конца мою подругу, и, как бы она ко мне ни ласкалась, я буду чувствовать ее отчужденность: она так и останется для меня навсегда загадкой — Пятнистым Сфинксом».

Я был поражен и жестокой откровенностью фразы и дрогнувшим голосом.

— Джой, ну зачем же так! Какая отчужденность? Пиппа была так предана вам, вы все, все о ней знали!

— Нет, Дмитрий. Я давно убедилась, какие великолепные существа дикие животные. Поняла, какое это счастье — быть всегда рядом с ними, дружить с Пиппой. Но я не могу сказать теперь и вряд ли когда-нибудь скажу, что все о них знаю. В жизни среди животных человека иногда настигают сомнения, разочарования, приступы отчаянной усталости и одиночества. Но главное — не сдаваться, работать и любить, любить. Тогда можно узнать больше и сделать больше.

Больше узнать, больше сделать… В этом был смысл прекрасной одухотворенной жизни Джой Адамсон — бескорыстного друга и ревностного защитника неповторимой природы Африки.

 

УРОКИ ДЖОЙ

Страстная в полемике, горячо интересуясь проблемами охраны животных в других странах, Джой не стеснялась задавать острые вопросы собеседникам. Как-то на ее вилле Эльсамер на озере Наиваша между нами произошел такой разговор:

— Вы еще пожалеете, что познакомились со мной.

— Почему?

— Вам придется откровенно рассказать о том, как вы сохраняете диких животных.

— Пожалуйста, опрашивайте. У нас не хуже, чем в других развитых странах, а может, даже и лучше.

— Ой ли! А где уссурийские тигры?

— Живут на Дальнем Востоке. Сейчас их, кажется свыше ста особей. А стадо сайгаков, сильно пострадавшее во время войны, восстановлено полностью.

— Неужели? Я слышала другое.

— Поезжайте в нашу страну, убедитесь сами.

— Ловлю на слове. С удовольствием поеду, но вам придется оплатить мои расходы, я не так богата, как многие думают. Все свои доходы я отдаю в фонд Эльсы.

— Я об этом знаю. Рассчитываю, что наши организации охраны природы оплатят ваши расходы. Надеюсь, вы не намерены привезти из России соболью шубу?

— Что, что? Шубу из натурального меха, да еще такого редкого? Ни в коем случае! Из-за прихоти великосветских модниц перебили столько леопардов. Сейчас выпускают искусственные меха, пусть женщины носят их. Одно это позволит сберечь тысячи животных.

— Но женщины предпочитают натуральные меха.

— Ха! Ха! Мало ли что предпочитают. Могут они пойти на какие-то жертвы во имя будущего. Неужели им безразлично, что их внуки даже в зоопарке не увидят живого леопарда?

— Резонный вопрос, но вам как женщине легче ответить на него, чем мне.

— К сожалению, Дмитрий, среди женщин есть немало таких, которые не задумываются над будущим и из-за моды и тщеславия готовы пожертвовать прекрасными созданиями природы.

Джой встала и взяла какую-то книгу.

— Джон Хантер. «Охотник». Вам что-нибудь говорит это название?

— Да, эта книга издавалась у нас. Перед отъездом в Кению мне порекомендовали прочитать ее, чтобы я сразу же мог с головой окунуться в африканскую экзотику.

— Хороша экзотика! Вы только послушайте, что он пишет: «Когда я впервые приехал в Кению, все пространство, которое мог охватить глаз человека, было усеяно дичью». Вот и любуйся этой красотой! Ха-ха! Он не за тем приехал. Как-то Хантер обнаружил убитого слона и забрал клыки, за которые получил 37 фунтов стерлингов. Это было больше, чем он зарабатывал за два месяца службы на железной дороге. «Я понял, что охотой можно зарабатывать на жизнь, и зарабатывать неплохо». И охотился. Вот описание результата одной ночной охоты на львов: «Когда наступил рассвет, перед моими глазами развернулось зрелище, которое вряд ли кто-либо видел в прошлом и когда-либо увидит в будущем. Передо мной лежало восемнадцать убитых львов». Каково? А вот описание охоты на слонов. «Я вел беглый отчаянный огонь. Выстрелив из левого и правого ствола по двум самкам, шедшим впереди, я увидел, как их головы буквально дернулись от удара тяжелых пуль. Слоны валились в кучу прямо перед нами и с боков. Сасита (помощник Д. Хантера. — Д. Г.) и я были с ног до головы обрызганы кровью, выброшенной из хоботов слонов, падавших около нас. У меня не хватало времени, чтобы добивать их. Когда стадо наконец повернуло обратно, мы увидели перед собой двенадцать убитых слонов». В другом месте автор подытоживает: «Я убил более тысячи четырехсот слонов». Вы можете представить такое варварство?

— Знаете, Джой, где-то я прочел, что как было бы чудно, если бы мы могли превращаться в какое-то другое существо. Очень уж противно иногда чувствовать себя человеком.

— Прекрасно сказано! Кем же все-таки, вспомните.

— Кажется, Дос Пасосом.

— Надо перечитать. Такое массовое истребление продолжается с конца прошлого века, когда охота в Восточной Африке и для европейцев, и для американцев стала излюбленным модным спортом.

— Мода сохранилась. Недавно я прочел роман современного французского писателя Кюртиса «Молодожены». В нем говорится о двух признаках богатой и красивой жизни буржуа наших дней — иметь возможность коллекционировать картины и охотиться в Кении.

— Вот, вот. Доохотились до того, что, казалось бы, неисчислимые стада катастрофически уменьшились, некоторых животных выбили до такой степени, что охота на них запрещена, другие виды находятся на грани полного исчезновения. Мои друзья и я боремся за то, чтобы запретить в Кении всякую охоту. Кстати, а вы случайно не занимаетесь охотой?

Вопрос был трудным. Я не охотник, но по приезде в Кению с удовольствием ездил с друзьями на охоту. Когда они, найдя стадо антилоп или зебр, покидали машину и преследовали жертву, я забирался на крышу лендровера и в бинокль рассматривал зверей, пасущихся в траве. Однажды поляк Генрих настойчиво предложил мне выстрелить в зверя. Мы отползли в высокой траве на положенные двести метров от машины, облюбовали самца газели, и я стал целиться. С непривычки я долго копался с ружьем, газели, очевидно, почувствовали неладное и отбежали. Генрих сказал, что, пожалуй, стрелять поздно, надо снова ползти. Я все же выстрелил, и газель упала, сраженная наповал. Освежевав зверя, мы вскоре наткнулись на газелей Томсона — «томми», как их еще зовут. Козел, в которого я прицелился, в последний момент прыгнул, но моя рука каким-то бессознательным движением вздернула карабин, прозвучал выстрел, и он оказался смертельным.

— Послушай, — спросил меня Генрих, — ты правда никогда не охотился?

— Никогда! И никогда не держал в руках настоящую винтовку. Лишь мальчишкой стрелял иногда в ярмарочных павильонах.

— Значит, в тебе сидит Великий охотник, этим нельзя пренебрегать!

В другой раз Генрих уже к вечеру выстрелил в антилопу-гну, но лишь ранил ее. Зверь стал уходить, преследовать его было поздно, тропические сумерки быстротечны, вскоре наступила темнота, и мы поехали домой. Настроение было мрачное. Я люблю Хемингуэя, знаю его «Зеленые холмы Африки», помню, как он описывает чувства охотника, видящего страдания животного.

«Я испытывал такой ужас, равного которому не припомню за всю свою жизнь, если не считать дней, проведенных в госпитале с переломом правой руки. Открытый перелом между плечом и локтем, кисть вывернута за спину, бицепсы пропороты насквозь и обрывки мяса начали гнить, раздулись, лопнули, и из струпьев потек гной. Один на один с болью, мучаясь бессонницей пять недель подряд, я вдруг подумал однажды ночью, а каково бывает лосю, если попасть ему в плечо и он уйдет подранком. И в ту ночь, лежа без сна, я испытывал все это за него — все, начиная с шока от пули и до самого конца, и, будучи не совсем в здравом уме, я подумал, что может, это воздается по заслугам мне одному за всех охотников».

Больше я никогда не стрелял и во избежание соблазна не ездил на охоту с друзьями. Все это я откровенно рассказал Джой, она помолчала.

— Много ли у вас в стране национальных парков и резерватов для животных?

— Различных заповедников у нас во много раз больше, чем в Кении, и больше, чем в США.

— Интересно, а по какому принципу они создаются?

— В Кении недавно побывала группа наших зоологов и биологов, я слышал от них, что заповедники и заказники у нас есть в различных зонах страны. У нас стремятся как бы эталонировать каждую ландшафтно-географическую зону — есть заповедные территории тундры, тайги, пустыни, степи, средней полосы России. Наши ученые утверждают, что чрезвычайно важно сохранить весь генетический фонд, как животный, так и растительный, потому что неизвестно, что человеку потребуется в будущем. Какое-нибудь «бесполезное» сегодня растение, которое зачастую уничтожают только потому, что оно растет не там, где нужно, или не тогда, когда нужно, для селекционеров будущего может явиться бесценной находкой. Простейший пример: раньше ядовитых змей уничтожали, а сейчас их строжайше охраняют. Академик Соколов говорил мне, что исчезновение отдельных видов растений и животных столь же драматично, как и гибель шедевров искусства.

— О генетическом фонде любопытно, надо рассказать друзьям.

В другой раз Джой заговорила о проблеме продовольствия, о росте народонаселения и демографическом взрыве.

— В вашей стране существует планирование семьи?

— В каком смысле?

— В смысле ограничения рождаемости.

— Нет. Мы хотели бы, чтобы рождаемость у нас была выше.

— Почему?

— Мы — самая большая по территории страна в мире. У нас много богатых, но малонаселенных районов. Их надо осваивать, а людей подчас не хватает.

— Значит, у вас нет безработицы?

— Давно нет. Примерно с середины 30-х годов.

— Так это же прекрасно!

— Конечно, но…

— Никаких но! Пусть у вас будет просторно и всем хватит места: и людям, и лесам, и животным. А на земле хватит места и для людей и для животных.

Я любил беседовать с Джой, все больше и больше сочувствуя ее идеям о необходимости для человека жить с окружающей средой в мире и согласии. Она часто повторяла, что если мы хотим достичь разумного согласия с природой, то нам придется принимать ее условия. Беседы с Джой были своеобразными уроками, хотя ее натуре претила всякая дидактика.

 

ЕЕ БЕСПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ

Мне хотелось подробнее узнать о жизни Джой Адамсон. В частности, как она попала в Африку и осталась в ней, почему она — музыкант, писатель, художник — решила посвятить всю свою жизнь охране африканского животного мира. Но как-то все не находилось повода расспросить Джой, а сама она на эти темы не заговаривала. И только перед самым моим отъездом из Кении, осенью 1973 года, мне повезло. Джой предложила «на прощанье» навестить Джорджа, который уже три года жил в Кора-Уэлс — пустынной местности на берегу самой большой кенийской реки Тана.

С Джой мы прилетели в Кора на четырехместном самолете найробийского аэроклуба. Джордж, предупрежденный по рации, уже поджидал на оборудованной им полосе — выжженной солнцем глинистой поляне, обрамленной густым кустарником. Пилот спешил, отказался от завтрака, выпил стакан содовой со льдом, развернул машину, без труда оторвался от земли и скрылся в палящем мареве. Через несколько минут Джой появилась в своем обычном костюме — шортах и кофте на лямках, лишь прикрывающей грудь. «Городская одежда не по мне», — сказала она, запихивая платье, в котором прилетела, в сумку. В лагере она сразу взяла «командование» в свои руки: поторопила повара с завтраком, быстро накрыла стол, прогнала мужчин умываться, проверила, заправлен ли лендровер. После скромного и недолгого ленча — протертый суп, отварной рис, зеленые бобы с мясным соусом — отправились к реке. Кофе решили выпить на берегу Таны, на нагретых полуденным солнцем камнях, омываемых быстрыми речными струями. Время шло к закату, тени сгущались, вода, камни, деревья принимали красноватый оттенок. На середине реки резвились бегемоты, обнажая полированные бока и раскрывая бездонные пасти, фыркая, ухая и охая. На другом берегу, зеленом и таинственном, из густо свившихся кустов, над которым возвышались величественные пальмы дум, время от времени выходили к воде слоны, ориксы, сетчатые жирафы, зебры Грэви. Усиливался птичий гомон, кричали бабуины, застрекотали первые цикады. Мы не отрывались от биноклей, забыв про остывший кофе.

— Как же здесь хорошо! — сказала Джой. — Я часто раздумываю о том, почему мне никогда не приходилось чувствовать такой же душевный покой в городах. Близость к природе, к животным, я уверена, приносит такое ощущение необъятности, вечности, что рядом с ним все остальное кажется мелким. Могла ли я думать в детстве и юности, что мне выпадет всю жизнь прожить среди африканской природы, где я часто чувствую себя глубоко счастливой.

— Почти как у Хемингуэя. Он говорил, кажется, так: я любил Африку и чувствовал себя здесь, как дома.

— Да, похоже. Но есть разница. Хемингуэй иногда приезжал сюда на охоту, а я приехала навсегда и совсем для другого.

Признаюсь, что сравнение с Хемингуэем было не очень удачным. Я как-то забыл, что Джой против любой охоты.

Джой Адамсон родилась в 1910 году в Австрии, ее девичье имя — Фридерика-Виктория Гесснер. Детство ее прошло в имении, принадлежавшем семье ее матери, и в Вене. Интересы и увлечения девочки были многочисленны и многообразны. Игре в теннис и купанию она предпочитала прогулки с лесником и его рассказы об оленях, зайцах и других животных. Она научилась играть на рояле раньше, чем читать и писать, и в семнадцать лет окончила музыкальную школу по классу фортепиано. Любовь к музыке Джой сохраняла всю жизнь. Лучшим подарком ей были пластинки с записями Рихтера и Гилельса. Как-то в Кению приезжал наш прекрасный пианист Сергей Доренский. Я помнил, что в доме Джой на озере Наиваша есть пианино, и предложил Сергею навестить ее. Джой обрадовалась пианисту, подробно расспрашивала, где он учился, у кого, какой его любимый композитор. Сергей играл Бетховена, Шопена, Чайковского, Шостаковича. Джой слушала с огромным вниманием, радовалась, как девочка, а потом загрустила, вспомнив, очевидно, юность и далекую родину. Она горячо благодарила пианиста и спрашивала, как ему удается из такого «сундука», как ее пианино, извлекать такие восхитительные звуки. «Как же я забыла, ведь недалеко у моей подруги стоит отличный «Стейнвей».

Помимо музыки, она увлекалась работой по металлу, чеканила из меди и серебра декоративные вазы, занималась резьбой по дереву и брала уроки у скульптора. Ее первой работой по дереву была фигурка женщины, прижимающей к себе кролика. Любознательность и стремление достичь совершенства в передаче формы человеческого тела привели Джой в институт анатомии. Однако занятия медициной были прерваны замужеством. Два года беззаботной светской жизни, которая, конечно же, не могла удовлетворить активную, ищущую натуру. Джой уехала путешествовать в Африку, а в 1938 году окончательно переехала жить в Кению. Там она увлеклась ботаникой, участвовала во многих экспедициях. Растительный мир Кении поразил воображение Джой — ведь здесь насчитывается в пять раз больше видов растений, чем во всей Европе! Она всерьез занялась рисованием, научилась легко передавать удивительную окраску и формы африканских растений. В альбомах Джой появились гигантские крестовики и не уступающие им по высоте лобелии, гладиолусы, дельфиниумы. Ее акварели стали высоко цениться специалистами и использовались в качестве иллюстраций в книгах о флоре Восточной Африки. За эту работу английское Королевское общество присудило Джой золотую медаль. В дальнейшем многие страны мира удостаивали ее различными наградами и почестями. Она получила австрийский Почетный Крест за заслуги в области науки и культуры, высшую награду Американского гуманитарного общества.

Постепенно творческий диапазон художницы расширялся. Джой стремится изображать все, что привлекает ее внимание: людей, птиц, коралловых рыб, насекомых, раковины. Более шести лет она провела в самых отдаленных местах Кении, среди различных племен, изучала традиционные обычаи и орнаментальные украшения, писала портреты африканцев. «Не думайте, что это было легко и безопасно, — вспоминала Джой. — Некоторые из тех, кого я хотела нарисовать, из-за суеверия отказывались позировать».

Но вот появился Джордж Адамсон, и жизнь Джой снова круто изменилась.

— Я вам расскажу, как я вышла за этого кровожадного охотника Джорджа, — сказала Джой, озорно сверкнула глазами и разворошила пятерней седую гриву мужа.

Джордж, за все время не проронивший ни слова, смущенно улыбнулся и продолжал попыхивать своей трубкой. Спокойный, добрый молчальник!

— Так вот, — после паузы продолжала Джой, — в декабре 1944 года небольшая компания европейских поселенцев отмечала рождество в городке Гарисса. Неожиданно в нашей компании появился Джордж, о котором после схватки со львом-людоедом ходили легенды, все восхищались его смелостью, выдержкой и отвагой. Забыв все и поддавшись чувству, не устояла и я… Кое-как уладив дела, захватив палатку, запас еды и воды, мы пешком отправились в свадебное путешествие на берег Индийского океана… С того дня прошло почти 30 лет.

Она сидела задумчивая, заходящее солнце золотило ее белокурые волосы, голубые глаза пристально смотрели вдаль. Вдруг она снова оживилась и весело спросила меня:

— Догадайтесь, что ответил Джордж, когда я его спросила, за что он меня полюбил?

— Ну, вы красивая, умная, талантливая.

— Ничего похожего! Он ответил, что я не жалуюсь, когда хожу с тяжелым рюкзаком!

Вернувшись с Таны, мы еще долго сидели в плетеных креслах, у самой сетки, отделявшей лагерь Джорджа от буша. Смотрели на загорающиеся звезды, слушали тишину, нарушаемую изредка львиным рыком.

 

ИЗНУРИТЕЛЬНЫЙ, НО РАДОСТНЫЙ ТРУД

Жизнь с Джорджем дала Джой возможность вплотную узнать мир диких животных. Ей часто приходилось воспитывать больных и раненых зверей или осиротевших детенышей. В ее рисунках появилась новая тема — африканские животные. Можно бесконечно любоваться ее акварелями Эльсы и набросками Пиппы. К сожалению, эти наброски оказались последними, в результате автомобильной катастрофы Джой потеряла способность хорошо владеть правой рукой. На эту бедную руку валилась одна напасть за другой. В 1975 году она писала мне:

«В июне прошлого года я, к несчастью, трижды ломала правую руку в локтевом суставе, и теперь она не двигается. Кроме того, мне сделали шестую операцию на кисти этой же руки, которая была раздроблена пять лет назад. В ноябре прошлого года в Лондоне мне сделали вставки костей… постепенно кисть становится работоспособной».

А я еще удивлялся, почему таким неразборчивым стал почерк Джой!

Дружба Джой с львицей Эльсой и ее детенышами — Джеспэ, Гупа и Эльсой-маленькой, а позднее с гепардом Пиппой — новый период в жизни Джой Адамсон, этап научного наблюдения за поведением животных, их привычками. И еще кропотливый труд по приучению привыкших к человеку, получающих от него пищу зверей к жизни на свободе. Появились научные записи, точности и обстоятельности которых могли бы позавидовать ученые, и, наконец, книги. В них достоверность и наблюдательность исследователя сочетаются с лиризмом художника, с тонким и проникновенным описанием чувств, настроений, картин природы. Книги Джой полны глубоких размышлений, страстных монологов об истинном предназначении человека, о его могуществе и необходимости разумно пользоваться своей властью при вмешательстве в законы природы. Неподдельная боль звучит в словах писательницы, когда она видит, как с лица земли навсегда исчезают животные.

«Чем больше я жила в этом мире, тем яснее для меня становилось, — пишет она, — как опрометчиво мы отгораживаемся от мира дикой природы; как много людей окончательно позабыло, что все мы — только частица необъятного мира, и нам принадлежит лишь малая его доля. Страшно подумать, что человек старается обойти вечные законы природы вместо того, чтобы приспособиться к ним. Человек — самое высокоразвитое и разумное существо на Земле и при этом единственное, которое варварски нарушает равновесие в природе только ради собственного благополучия… Быть может, мы тем самым подписываем свой смертный приговор».

Бесспорно, книги Джой Адамсон проникнуты подкупающей искренностью ее романтической и артистической натуры, стоят в ряду лучших произведений об окружающем нас живом мире.

Жизнь в буше, работа со зверями — это и изнурительный труд, сопряженный с каждодневными опасностями и риском. Из сорока лет жизни в Африке большую часть Джой провела в путешествиях, утомительных переходах, часто страдая от невыносимой жары, проливных дождей, недостатка питьевой воды. Она вспоминает, как на горе Кулал, где Джой делала первые зарисовки кенийской флоры, приходилось пополнять скудный запас воды. Раскинутыми на траве простынями собирали утреннюю росу, а потом выжимали их. А когда однажды представилась возможность качать воду прямо в лагерь (на тот случай, если слоны или другие животные займут подходы к реке), она расценила это как «роскошь, с которой не встречалась за 28 лет походной жизни».

Лагерь в Меру, в котором жила в мою бытность в Кении Джой Адамсон, несколько раз приходилось спасать от наводнений: в период дождей местная речушка превращалась в ревущий поток. Перед дождями здесь траву сжигают. Раз переменившийся ветер занес из-за реки искры, и трава занялась возле лагеря. Джой бросилась спасать автомашины, палатки. «К закату, — вспоминает Джой, — с помощью подоспевших мужчин я справилась с пожаром. Когда я свалилась в изнеможении, руки покрылись волдырями, волосы были опалены». Случайности подстерегали на каждом шагу. Раз, опасаясь за жизнь Пиппы, она отправилась с егерями выслеживать браконьеров. Пробираясь через густой кустарник вдоль берега Таны, Джой споткнулась о поваленное дерево, упала и сильно ушибла ребра, боль давала себя знать при каждом вдохе, становилась нестерпимой, и ее пришлось самолетом «Скорой помощи» отправить в больницу в Найроби. В другой раз во время перехода напуганный носорогами мул сбросил Джой. «Удар, должно быть, вызвал повреждение позвоночника, и меня временно парализовало, так что я была не в состоянии двигаться и только невнятно стонала». А однажды вместе с Джорджем Джой увязла в болоте. Схватившись за руки и поддерживая друг друга, они выдирали ноги из трясины, судорожно цепляясь за кусты. В полной темноте, «уже не видя ни зги, мы выбрались из этого мокрого ада».

Бесчисленное число раз она неожиданно, как говорится «лицом к лицу», сталкивалась с львами, слонами, буйволами, носорогами. Джой постоянно донимали змеи. «К вечеру я вернулась домой и увидела у входа в свою палатку кобру… Уже почти стемнело, когда я вдруг увидела, что к моим ногам из-под стола выползает кобра… Никогда ни в одном лагере мне не пришлось испытать такого нашествия кобр, гадюк, древесных змей…»

Мне тоже запомнилась африканская кобра. Как-то с приятелем выбрались порыбачить на озере Рудольф, с нами отважились поехать и наши жены. Рыбалка была отличной — поймали четырех нильских окуней общим весом более 100 килограммов. Довольные сидели вечером на веранде и обсуждали план завтрашней рыбалки. Вдруг в баре началась какая-то суматоха; прислуга, вооружившись половыми щетками, ножами, громко окликая друг друга, осматривала углы, сдвигала столы и стулья. Панику вызвала кобра, которую в конце концов убили. Змея оказалась внушительных размеров. После этой сцены наши спальные комнаты в хижине показались какими-то неуютными, ночь прошла неспокойно: на другое утро, едва поднялось солнце, мы по требованию жен быстро собрали пожитки и взяли курс на Найроби. О бегстве от кобры я как-то рассказал Джой. Она очень смеялась, а потом сказала, что с африканскими змеями надо всегда быть настороже.

Однажды в ее лагерь в Меру приехал с женой оператор Гржимека — Алан Рут. Возле одной из палаток он поймал большую гадюку, чтобы продемонстрировать Джой и своей жене, сколько яда за один раз выпускает змея. Выдавив яд, он отпустил змею на землю, а когда снова взял ее в руки, чтобы женщины могли сфотографировать его с трофеем, змея резко вывернулась и укусила Алана в руку. Думая, что укус теперь не опасен, Рут отшучивался. Однако рука вскоре стала заметно опухать, у Алана начало мутиться сознание, подступила тошнота, усилилось сердцебиение. Пришлось вызвать санитарный самолет и отправить Алана в больницу в Найроби. Там он четыре дня находился в тяжелом состоянии.

Когда Джой занималась животными — львами, гепардами, леопардами, она вечно ходила в царапинах и укусах. Как-то ей передали на воспитание маленькую самку леопарда Тага, и Джой очень привязалась к ней; единственно, что ей не нравилось, — это острые когти Таги. Она никак не могла научить зверька прятать их во время игры. Джой даже пыталась подпиливать их пилкой для ногтей, но скоро бросила это занятие, потому что за один день у зверька отрастали еще более острые когти. В конце концов ей пришлось постоянно носить с собой порошок стрептоцида, чтобы засыпать многочисленные царапины. Но это, как считала Джой, пустяки, бывали случаи гораздо серьезнее. Один из детенышей Пиппы, Уайти, сломал лапу. Джой по опыту знала, что на воле ей грозит гибель. Она хотела взять Уайти в лагерь и дала ей с мясом снотворное. Но когда, сочтя, что снотворное подействовало, она схватила Уайти, та мгновенно укусила Джой в руку, бедро и икру. Обливаясь кровью, Джой вынуждена была отпустить гепарда и поспешила к Скале Леопарда, в дирекцию парка, чтобы сделать укол пенициллина. Рассказывая об этом случае, Джой заметила: «Глаза Уайти всегда были изумительно красивы, с очень мягким взглядом. Теперь же она смотрела на меня с нескрываемой ненавистью, жесткими, убийственно жесткими глазами».

В другой раз, проголодавшись во время наводнения, Пиппа с такой жадностью вцепилась в предложенную ей Джой еду, что приняла за мясо руку и основательно ее прокусила. До лагеря было далеко, и, пока Джой добралась до машины и доехала до Скалы Леопарда, лимфатические железы у нее сильно распухли, и ей пришлось лечиться несколько дней. Иногда Джой говорила, что на ней «нет буквально живого места».

Но все это забывалось, когда труд вознаграждался. В дни премьеры фильма «Рожденная свободной», проходившего в Лондоне с большим успехом, Пиппа произвела на свет трех детенышей. «Это смысл всего, что для меня означали слова — рожденная свободной», — вспоминала потом Джой. Детеныши от второго помета Пиппы редко посещали лагерь Джой, и она со своими помощниками Стенли и Локалем долгих девять месяцев странствовала по зарослям, чтобы убедиться, что молодые становятся дикими кошками. «Как я была счастлива, видя, что Пиппа с малышами живет на свободе, и каждый делает, что ему вздумается. Я этого и добивалась».

Характер Джой был живым, импульсивным и решительным, а временами и жестким, непреклонным. При всем этом она, как говорится, была легка на подъем. С двумя подругами она во время войны совершила, как потом сама признавалась, «рискованное и отчасти безрассудное» путешествие на лендровере в Бельгийское Конго (Заир). И когда ее подруги во время ночлега в тропическом лесу замирали от страха, слыша рев льва, хохот гиен и лай шакалов, она вспоминала виденное днем извержение вулкана Ньямлагиру и размышляла о недремлющих силах природы, создававших нашу планету. Без особых раздумий и сборов она совершила восхождение на самую высокую гору Африки — Килиманджаро (5895 м) и гору Кения (5199 м). В 1953 году, направляясь в Европу, она с Джорджем на лендровере пересекла Сахару. В 1974 году она писала мне в Рабат:

«Было бы здорово, если бы по нашему примеру Вы смогли пересечь Сахару и добраться до Кении, где мы вместе встретили бы рождество. Единственное, о чем Вам надо позаботиться, — это запастись лишним радиатором».

Помнится, нас с женой совет о «единственно» необходимой в дороге по Сахаре вещи — радиаторе — прямо-таки умилил. Когда Джой Адамсон была в Москве и жила в гостинице «Россия», в один из дней ее долго ждали к обеду. Сотрудница Общества охраны природы, сопровождавшая Джой, решила ее поискать. Она обнаружила гостью в бюро путешествий при гостинице, где та чего-то добивалась от служащей бюро. Оказывается, Джой выясняла возможность скорой поездки в тайгу, чтобы увидеть уссурийского тигра. Только после долгих объяснений, что уссурийских тигров опытные следопыты разыскивают и пересчитывают зимой по следам в снегу, а летом тигра увидеть почти невозможно (был сентябрь), она отказалась от своего намерения.

 

МЭМСАХИБ ХАРАКИ

«Мэмсахиб Хараки — «Быстрая леди» — так звали Джой Адамсон работавшие с ней африканцы. А Джордж говорит о ней так: «Она была полна такой кипучей энергией, что за ней просто никто не мог угнаться. Во всяком случае, не я. Когда ею завладевала какая-нибудь идея, она не успокаивалась, пока не доводила дело до конца. Мне случалось, вставая ночью с постели, находить ее в четыре часа утра за письменным столом. Я не знаю никого более целеустремленного, чем Джой». Невероятно активная, энергичная и динамичная, она настойчиво пропагандировала охрану животного мира Африки. Этому служат и ее книги об африканской фауне и флоре («Рожденная свободной», «Живущая свободной», «История Эльсы», «Эльса и ее львята», «Пятнистый сфинкс», «Пиппа бросает вызов», «Гепард Пиппа и ее детеныши», «Африка глазами Джой Адамсон»). Особняком стоят две книги Адамсон — «Народы Кении» и автобиографическое повествование «Моя беспокойная жизнь». В одном из последних своих писем ко мне, в декабре 1979 года, она сообщала, что заканчивает книгу «Пенни — королева Шабы». Джой писала:

«Я нахожу Пенни очаровательной — имеет котят, а сама ребенок».

Книги Джон Адамсон переведены на десятки языков миллионными тиражами. Только «Рожденной свободной» продано в мире более 13 миллионов экземпляров. Можно сказать, что ни одна другая книга о жизни диких зверей не пользуется такой популярностью. Некоторые ее книги вышли на русском языке, и надо надеяться, что в недалеком будущем советский читатель сможет прочесть их все.

Самое живое участие принимала Джой в создании фильма «Рожденная свободной», снятого по ее повести. Второй фильм об Эльсе и ее воспитателях — «Живущая свободной» — снимался в районе кенийского озера Наиваша, недалеко от Эльсамера, где жила в 70-е годы Джой Адамсон. Мне приходилось бывать на съемках, и я видел, каким уважением у режиссеров, операторов, актеров пользовалась Джой, как прислушивались к каждому ее совету. Я видел, в каких дружеских отношениях находилась она с четвероногими «артистами», как трепала и гладила годовалую львицу, как ласково шептала ей что-то. Ее примеру последовал один из операторов фильма. Он похлопал львицу по загривку, но тут же вскрикнул от боли и с окровавленной рукой направился в медпункт. Джой, проводив глазами пострадавшего, заметила: «Наверное, обидел львицу, вот она и припомнила ему. Зверь понимает ласку и отвечает на нее, но и обид не прощает».

Джой охотно отзывалась на предложения о съемках телевизионных фильмов по ее книгам. Таких фильмов снято множество. В 1974 году она писала мне:

«Сегодня у меня большая делегация продюсеров американского телевидения. «Бродкастинг систем» совместно со студией «Колумбиа» разработала проект создания серии фильмов, которые будут демонстрироваться раз в неделю в течение часа. Фильмы будут сниматься в Кении в течение 5—7 лет под названием «Рожденная на свободе», главный участник — Эльса. Все это делается с целью обеспечить охрану диких зверей. Конечно, там будет много вымышленного, но это будет дополнено документальным материалом, который находится под моим контролем. Все это будет связано с большой работой, и потребуется твердость в переговорах с этими прожженными продюсерами-бизнесменами. В то же время это окажет огромную помощь делу «Охраны», если съемки будут произведены, как нужно. Кстати, этот год проходит в Кении под знаком охраны животного мира».

Очевидно показ фильмов шел не так хорошо, как хотелось бы Джой. В следующем году она писала мне:

«Серия телевизионных фильмов, отснятых Национальной вещательной корпорацией США, была прекращена после показа 13 программ, поскольку американской публике больше по душе футбол и преступления. Тем не менее фильмы были проданы во многие страны и пользуются успехом больше, чем любая другая телевизионная продукция этого объединения. Мне самой все еще приходится выступать по телевидению для различных стран, чтобы помочь распространению фильмов. Кажется, они весьма популярны во всем мире».

Во многих странах у Джой появились ревностные сторонники и последователи. В одном из писем она сообщает, что во многих странах появились клубы Эльсы, в которых молодежь обучают активному вмешательству в дело сохранения диких животных, собирают средства, используемые для спасения животных, находящихся под угрозой уничтожения в этих странах. Сама Джой передала в Международный фонд охраны диких животных и в Фонд Эльсы свой дом на озере Наиваша.

Недавно в этом доме открылся небольшой научный центр. Здесь могут останавливаться и жить молодые ученые, занимающиеся охраной животного мира Африки; в их распоряжении богатая библиотека и фильмотека о здешней природе. Этому же фонду она завещала и все свое состояние. Цель этого фонда — переселение в национальные парки и резерваты животных, которым в их исконных местах обитания угрожает опасность. С лекциями, показами документальных фильмов о жизни диких животных Джой Адамсон объехала многие страны Европы, США, Канаду, Японию, Австралию. Ее выступления всегда собирали большую аудиторию и проходили с неизменным успехом.

Советский Союз Джой Адамсон посетила в 1973 году по приглашению Всероссийского общества охраны природы. Она познакомилась с организацией охраны животного мира в нашей стране, побывала в Аскании-Нова и Кавказском заповеднике, сделала прививку на Дереве Дружбы в Сочи, беседовала с учеными, встречалась с юными натуралистами. В это время я был в отпуске в Москве. Я уже хорошо знал характер Джой: встретясь с ней, по ее оживленно блестевшим глазам сразу угадал, что ей нравится пребывание в нашей стране. А вернувшись в Найроби и навестив Джой, я спросил ее о впечатлении, которое она вынесла из поездки в СССР.

— Восхитительное путешествие, мне понравилась каждая его минута! — воскликнула она. — Самое главное, что меня поразило, это то, что охрана природы поставлена у вас на государственном уровне. Научной работе в ваших заповедниках может позавидовать любая страна. Когда в Аскании-Нова в тележке, запряженной гибридом лошади Пржевальского, я ехала мимо табунов гну, зебр, буйволов, зубров, антилоп канн, мне показалось, что в этом месте разгрузили весь Ноев ковчег.

Два года спустя она писала мне в Рабат:

«Мне так часто вспоминается чудесное пребывание в вашей стране. Недавно я получила от активистки Люды, работающей во Всероссийском обществе охраны природы, прекрасно вырезанного из дерева медведя. А сегодня я буду угощать своих друзей из восхитительных хохломских сосудов из дерева, которые я привезла из Москвы. Ими любуются все мои гости. Самшитовое деревце, которое мне подарили в Кавказских горах и которое Вы любезно перевезли в Найроби, находится в прекрасном состоянии. Я зову его «Капронка», в честь забавной лошадки, которая тянула нашу повозку в Аскании-Нова. Дерево хорошо растет в моем саду, и оно всегда будет напоминать мне о вашей великой стране».

В самой Кении Адамсоны все годы боролись за создание новых национальных парков и резерватов. Дело в том, что тогдашние национальные парки обеспечивали сохранность только половины существовавших там видов. К тому же поток туристов в Кению в значительной степени благодаря книгам Джой Адамсон и снятым по ним фильмам заметно увеличивался, все больше людей со всех частей света приезжают посмотреть диких животных, природу Африки. «Приветствуя растущий поток туристов, как сделать, чтобы не дать им превратить парки в огромную помойную яму?» — не раз задавала такой вопрос Джой.

Однажды Джой неожиданно спросила, не знаю ли я, сколько средств в год тратится в мире на вооружение.

— 360 миллиардов долларов.

— Миллиард долларов в день? Какое безумное расточительство!

— Вы что, Джой, решили включиться в борьбу за разоружение?

— Я думаю вот о чем. Кения — бедная страна, к тому же здесь самая высокая в мире рождаемость. Хочешь не хочешь, а чтобы прокормить население, приходится распахивать новые земли под хлеб, кофе, чай, увеличивать земли под пастбища для домашнего скота. Уголки дикой природы сокращаются, животным становится все теснее и теснее, в отдельных местах им просто не хватает территории и корма. Многие виды поставлены на край гибели. Вот я и мечтаю о том времени, когда прекратится гонка вооружений, исчезнут войны, вражда, наступит Всемирное братство народов — так, кажется, говорят ваши марксисты. Тогда будет достаточно средств, чтобы избавить людей от голода, нищеты, болезней, защитить окружающую среду. Как было бы прекрасно превратить Кению, Танзанию — там, где еще сохранился богатый животный мир, — во всемирные заповедники, которые стали бы достоянием всего человечества.

— Замечательная мысль! Однако до Всемирного братства народов, боюсь, еще далеко.

— Но почему же? Почему?

Как мог, я постарался объяснить в общем-то неискушенной в политике Джой суть дела. Я жалею, что в то время еще не был написан Чингизом Айтматовым роман «И дольше века длится день», в котором показано, как человечество в лице двух великих держав спасовало, признав свою нравственную неготовность к контактам с более высокой, не знающей оружия, насилия и войн цивилизацией, обнаруженной землянами-космонавтами в другой галактике. Главная забота инопланетян-«зеленогрудцев» — сохранение своей планеты. Отвлекаясь от вопроса о том, кто же виноват в трагическом исходе космической одиссеи (на понимание этого со стороны Джой, чьи классовые инстинкты находились по другую сторону, рассчитывать было бы трудно), я почему-то уверен, что, расскажи я ей о фантастической линии романа, она яснее увидела бы, насколько велики противоречия, мешающие приближению к идеалу справедливого всечеловеческого жизнеустройства. Но, кажется, и без того она уяснила суть, сказав, что очень жаль, что не удается спасти и разумно использовать средства, расходуемые на вооружение.

— Выходит, что надо довольствоваться малым, увеличивать число национальных парков, создавать их там, где только возможно, — сказала Джой.

Можно утверждать, что заповедные места кенийского севера — детище Адамсонов. В значительной мере, их стараниями созданы национальные парки Меру и Самбуру. Самый северный резерват — Марсабит — дело рук Терренса. В год, когда я покидал Кению, Джордж и Терренс занимались созданием нового резервата на берегах реки Тана. Как-то Джой предложила осмотреть один район вблизи озера Наиваша; в то время она, по ее выражению, «начала войну» за то, чтобы превратить эту местность в резерват. Она рассчитывала, что эта мера спасет обитателей национального парка в районе Найроби, который так переполнен посетителями, что животные покидают его и погибают. Мы объехали участок, любовались гигантскими тропическими деревьями, хрустальными ручьями, живописными полянами.

— Ну как? — спросила Джой.

— Великолепное место. За чем дело?

— За деньгами! Вы не забывайте, что здесь — частные владения.

На зеленой поляне, недалеко от одинокой скалы, напоминавшей сахарную голову, мы сделали привал. Вокруг скалы суетилась группа туристов с фотоаппаратами.

— Они высматривают горных даманов, — догадалась Джой. — Только вряд ли они их увидят — слишком много шума.

«Неужели увижу даманов?» — подумал я. В первый раз, когда я заночевал в туристской хижине в предгорьях Абердэр, меня поразил резкий, пронзительный визг: казалось, вся округа заселена нечистой силой. Заснуть было невозможно, и я всю ночь просидел у огня. Каково же было мое удивление утром, когда зашедший за мной, чтобы проводить по опасной горной тропе к реке, егерь африканец Самсон Камао на мой вопрос о ночных голосах с добродушной улыбкой ответил, что это кричал даман, небольшой зверек размером с дикую морскую свинку. Позднее я узнал, что, кроме ночных крикунов — древесных даманов, существует другой вид — горные даманы, живущие колониями на скалах и ведущие дневной образ жизни. Оказалось, что зверьки эти весьма примечательные — из-за особого строения зубов и лап ученые приписывают им родство со слонами.

После того как туристы покинули поляну, укатив на автобусе, подошли к скале и мы. Оказалось, что у Джой припасен мешочек моркови. Наклоняясь к расщелинам и гротам, она тихим мягким голосом звала: «Кам ин, кам ин!» Вскоре с разных сторон появились смешные зверьки, выхватывали из рук Джой морковки и скрывались в своих щелях.

— Выходит, даманы тоже ваши подопечные?

— О, конечно. Я частенько подкармливаю их, слежу, чтобы никто не обидел. У них хоть и маленькие, но очень симпатичные шкурки. А вообще с горными даманами я знакома давно, и когда-то самочка дамана Пати-Пати была моей верной спутницей в течении шести с половиной лет.

В дальнейшем, когда мне приходилось бывать в Эльсамере, Джой предлагала: «А не поехать ли нам покормить морковкой наших милых даманов?»

В марте 1975 года она писала мне в Марокко:

«Вы знаете, что уже в течение трех лет я бьюсь над тем, чтобы превратить район между подножием уступа Кедонг и озером Наиваша в резерват. Однако наличие огромного количества пружин и пружинок страшно замедляет дело. И все же теперь мы добились, что власти произвели оценку стоимости участка и вместо использования его в качестве сельскохозяйственных угодий определили ему статус резервата. Я надеюсь, что нам удастся собрать 350 тысяч фунтов стерлингов, чтобы откупить этот участок площадью в 180 квадратных миль у теперешних владельцев. Вот было бы здорово!»

 

СОХРАНИТЬ ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ

Так кто же все-таки Джой Адамсон? Почему она завоевала такую широкую известность в мире? Художница, писательница, естествоиспытатель? И то, и другое, и третье. Но прежде всего она — Человек, нашедший свое высокое призвание в служении Природе, частью которой мы являемся. Человек, бесконечно полюбивший диких животных и полюбивший не только ради их самих, а и во имя того, чтобы сохранить их для людей, ради того, чтобы жизнь людей на Земле была более полной, осмысленной и красивой. Говоря словами Джой, она всегда «испытывала жажду познания ошеломляющего разнообразия жизни», обрела счастье такого познания и хотела, чтобы это счастье с ней разделили все люди.

До знакомства с работой Джой Адамсон с животными мы читали немало занимательных историй о приручении диких животных, о их жизни в домашних условиях, о их привязанности к своим воспитателям. В большинстве такие энтузиасты искренне любили животных, желали им добра, отдавали им много сил и времени. Мы часто восхищались и умилялись подобной заботой о «братьях наших меньших». Но случилось как-то так, что при этом забывалось одно существенное обстоятельство — животные, рожденные свободными, жили в неволе. В уходе, заботе и даже атмосфере любви, но все же в неволе, в отрыве от своей естественной среды, от своих сородичей.

Адамсоны не отдали, как это обычно случается, выросшего в неволе зверя в зоопарк, а, проявив подлинную любовь к животным, прозорливость и дальновидность, пошли другим путем, самым трудным, требовавшим неимоверного терпения: приучить взрослую львицу, не прошедшую «материнской школы воспитания», не имевшую навыков охоты, не знавшую суровых и беспощадных законов дикой природы, к жизни на свободе. Они первыми призвали по-новому посмотреть на мир диких животных, поставили под сомнение некоторые прочно утвердившиеся представления, опровергли мнение, что воспитанное и прирученное человеком дикое животное не выживет в естественных условиях, никогда не будет принято его сородичами. Работа Джой Адамсон с львицей Эльсой, гепардом Пиппой, самкой леопарда Пенни вселяет надежду, что многие исчезающие виды животных, сохранившиеся лишь в неволе и размножающиеся там, могут быть возвращены в естественную природу, не исчезнут с лица земли и будут сохранены для будущих поколений людей. Насколько это важно в наше время, когда тревожные сигналы об исчезновении животных поступают со всех частей света, — очевидно каждому.

А какой научный вклад Джой Адамсон в изучение жизни диких животных? Не будучи зоологом, здесь я должен сослаться на мнение ученых. В Кении побывало много советских зоологов, биологов, ботаников. Большинство из них встречались с Джой Адамсон, знают ее работы. Один из таких ученых — мой давний знакомый профессор Владимир Евгеньевич Флинт. Владимир Евгеньевич — один из героев широко известной «операции стерх». Стерх, белый журавль, — один из самых редких видов птиц; стерхов оставалось на земле всего около трехсот особей. Поэтому ученые решили создать новые популяции стерха, расширить область его обитания. Под руководством В. Е. Флинта удалось разыскать на бескрайних северных просторах нашей страны гнезда редких птиц, раздобыть яйца, доставить их из якутской тундры в американский штат Висконсин. По принятой у орнитологов традиции, один из вылупившихся птенцов был наречен Владимиром — в честь Владимира Евгеньевича Флинта.

Я прошу В. Е. Флинта рассказать о научном характере деятельности Джой Адамсон.

— Для всех, кто связан с охраной природы, и для ученых в том числе, работы Джой Адамсон имеют огромное значение, — говорит Флинт. — Я выделил бы прежде всего убедительное доказательство ею важного тезиса: дикое животное, выращенное человеком, может быть возвращено к вольной жизни. Может показаться, что вопрос не столь уж существенный и даже праздный. Скептики могут спросить — позвольте, а о каком числе животных идет речь? Об исключительных случаях? Нет, дело значительно сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Уже сейчас проблема «репатриации» животных приобрела необычайную актуальность. Ряд видов животных оказался в настолько угрожающем положении, что сохранить этих животных в естественных условиях — почти нереально. Поэтому Международный союз охраны природы и природных ресурсов предложил создать в зоопарках известные резервы таких животных. Это явилось бы гарантией сохранения вида. В дальнейшем, при создании благоприятных условий, животных можно снова вернуть в родные места. Такая работа ведется, и получены первые обнадеживающие сведения; в различных зоопарках мира созданы размножающиеся группы таких редких животных, как белый орикс, саблерогая антилопа и некоторые другие.

— Знаете, Владимир Евгеньевич, Джой рассказывала мне, что в то время, когда дикие животные исчезают с угрожающей быстротой, в некоторых зоопарках новорожденных львов часто уничтожают потому, что на них нет спроса. В известной степени это объясняется тем, что в неволе львица рожает каждые три с половиной месяца. На свободе же она занята воспитанием львят, приучает их к самостоятельной жизни, учит охотиться, не спаривается в течении двух лет, пока львята не станут самостоятельными. «Когда мы научимся возвращать львов к дикой жизни, — говорила Джой, — африканский буш можно будет заселить рожденными в зоопарке львами». Это верно?

— Именно это и предусматривается научными программами.

— Я читал, что существуют такие же планы и в отношении лошади Пржевальского, некогда обитавшей на просторах Центральной Азии.

— Совершенно верно. Но все это лишь первый этап программы. Пока не ясно, смогут ли звери, разведенные в вольерах, выжить, если их снова выпустить на волю, не утратили ли они необходимых для жизни в природных условиях наследственных навыков. Работа Джой Адамсон дала первый обнадеживающий ответ на столь сложный вопрос. Процесс восстановления утерянных или крайне ослабленных в неволе приспособительных реакций и навыков — процесс не только длительный, но и крайне трудный. Без заботливой помощи человека зверю здесь не обойтись — он просто погибнет.

— Вероятно, тут нужны такие энтузиасты, как Джой Адамсон.

— Да, для всех, кто занят этой работой, Джой Адамсон может служить идеальным образцом. Другой, не менее интересный, результат ее работы — значительное расширение наших познаний о поведении крупных хищников, их индивидуальности, свойственных им реакциях на различные явления окружающей жизни. Можно смело утверждать, что материалы, собранные Адамсон о гепардах, представляют собой серьезный вклад в науку о животных. Она первая определила длительность беременности гепарда, время выкармливания котят, способы обучения молодняка охоте, сроки распадения выводка, установила территориальность у гепардов, характер использования охотничьих угодий.

— А как вы относитесь к некоторому антропоморфизму Джой? Джой, например, рассказывала мне, что львы из одного прайда мучительно переживают разлуку. Сыновья Эльсы — Джеспэ и Гупа, по ее словам, потеряли гривы после смерти матери. А во время съемок «Рожденной свободной» Герл страдала на побережье, когда ее разлучили с братом, она даже сниматься не могла, пока его не привезли. Джой уверяла, что львица Генриетта, из той же съемочной группы, обладала чувством юмора и была прирожденной комической актрисой.

— Утверждая, что зверь — это живое существо со своей сложной психической жизнью, с собственными привязанностями и наклонностями, с симпатиями и антипатиями, что животные способны на чувства, близкие к человеческим, Адамсон, конечно, отдавала определенную дань антропоморфизму. Но велика ли беда? Ведь она этим, собственно, как бы расширяла и умножала моральное право зверей на жизнь. Лучше возвеличить животное, чем бездумно его уничтожать, лишать природу ее первозданной красоты, обедняя и обкрадывая в конце концов самого человека. Нет, Джой Адамсон все продумала. Она была настолько же мудра, насколько бескомпромиссна в защите живой природы.

Что да, то да! Природу Джой Адамсон защищала всю жизнь, проявляя неизменную любовь к диким животным. Она тяжело, я бы сказал, трагически пережила смерть своей самой большой любимицы — львицы Эльсы. После Эльсы Джой дала себе слово никогда не привязываться ни к какому животному и… не сдержала его — появилась Пиппа, ее потомство. Сколько я знал Джой, около нее постоянно кто-то жил, звери ли, птицы ли. В один из приездов на ее виллу на озере Наиваша я увидел около открытой веранды, которая без всяких ступенек переходила в зеленый газон, длинные бревна и спросил Джой о их назначении.

— О, это великое изобретение! — засмеялась она и повела к берегу озера. Там в высоком папирусе отдыхала пара бегемотов.

— Эти милые уроды облюбовали мой берег и часто выходят щипать траву прямо на газон. Представляете, что они могут натворить, если им вздумается осмотреть мои комнаты, веранда ведь всегда открыта. Вот я и приказала положить бревна — на своих коротеньких ножках бегемоты не в состоянии их перешагнуть.

На высоких акациях около ее дома постоянно гнездились огромные полудикие филины. Потом появились две тростниковые антилопы, которых ей передал один фермер, выехавший из Кении. Обитали на деревьях и две пары обезьян-колобусов, самых красивых из всех обезьян, гордых обладателей невероятно эффектных шкур. «Когда они прыгают с дерева на дерево, а на их длинную черно-белую пелерину падают солнечные лучи, они становятся похожими скорее на некие сказочные волшебные существа, чем на живые создания», — так описывала колобусов Джой. Из-за этих красивых шкур колобусов безжалостно уничтожают браконьеры, и в окрестных лесах они почти начисто истреблены.

Все животные, с которыми имела дело Джой, не были для нее только любимцами. Они значили для нее неизмеримо больше, были целью ее работы, можно сказать, смыслом жизни. В 1975 году она писала мне в Марокко:

«В настоящее время у меня есть два детеныша колобуса, спасенных мною от отправки в американский зоопарк. Я держала их взаперти до тех пор, пока они не подросли настолько, что их смогли принять в свои семьи две живущих у меня на воле пары (вы эти пары, надеюсь, помните). И теперь детеныши живут в моем небольшом лесу совершенно свободной жизнью. Меня интересовало, возможно ли подобное принятие в среду в связи с тем, что из-за быстрого уничтожения колобусов в данном районе нам придется в скором будущем населять леса колобусами, рожденными от пойманных родителей и затем выпущенными в среду местных обезьян. Здесь, в Эльсамере, опыт оказался весьма удачным».

Таких опытов Джой Адамсон провела десятки и убедительно доказала, что можно сохранить все виды диких животных для будущих поколений человечества.

Я никогда не видел в доме Джой Адамсон кошек, собак. Хотя к увлечению домашними животными она относилась, в общем-то, снисходительно, зато была нетерпима, когда люди из-за корысти, рекламы или просто блажи содержали диких животных, особенно хищников, в домашних условиях. «Рано или поздно, — говорила она, — это кончится плохо». Москвичи знают историю льва Кинга, содержавшегося в городской квартире, которого пришлось застрелить из-за возникшего недоразумения. Владелица Кинга очень хотела встретиться с Джой Адамсон, часами ждала ее в гостинице, но Джой, которой рассказали историю Кинга, решительно отказалась встретиться с женщиной, дав ясно понять, что она категорически не одобряет подобное обращение с хищниками.

По возвращении из Москвы Джой как-то предложила посмотреть редких зверей, которых, она уверена, я не видел. Звери находились на вилле одной английской семьи, жившей неподалеку от Адамсонов на озере Наиваша. И вот я смотрю на странное существо с хвостом динозавра, копытами козы, носом кабана, тело его покрыто редкой сероватой шерстью, через которую просвечивает розовая кожа. Дело было днем, и животное спало. Как ни старалась хозяйка расшевелить своего питомца, поставить на ноги, он снова заваливался на бок и продолжал посапывать и храпеть. Смешной сонулей оказался капский трубкозуб, которого действительно очень трудно встретить. Другого зверя увидеть пришлось не сразу. В середине довольно обширного вольера была навалена куча камней, как можно было догадаться, закрывавшая глубокую нору. Хозяйка постучала половником о лист металла (сигнал кормления), и спустя некоторое время из норы послышался грохот, напоминавший отдаленные раскаты грома. Хозяйка сказала, что зверь тщательно заваливает вход в логово камнями и, когда выходит на волю, отбрасывает их в сторону. Спустя некоторое время на поверхности появилось свирепое существо размером с крупную собаку, довольно широкое и приземистое, на коротких мощных лапах, с длинной черно-белой шерстью. Это был медоед. Вот уж не подумаешь: такой свирепый с виду, а сладкоежка! На обратном пути я спросил Джой, как же она мирится с тем, что ее знакомая держит диких животных, по существу, в домашних условиях?

— За кого вы меня принимаете? Я же признаю науку. Эти англичане — зоологи, они изучают жизнь животных, снимают о них научно-популярный фильм. После окончания фильма они выпустят зверей в тех местах, где они обычно обитают. Я уверена, что они поступят именно так, иначе не называла бы их своими друзьями.

Да, в вопросах сохранения природы Джой Адамсон была бескомпромиссной и непримиримой максималисткой. Она выступала против охоты на диких зверей: «Как мы можем примирить свою совесть с этим узаконенным убийством прекрасных созданий природы?» Джой возмущали зверинцы, дрессировка животных для показа в цирках. Дикие животные должны жить в родной стихии — таково было ее глубокое убеждение.

 

НАВСЕГДА В АФРИКЕ

Как всегда в течение многих лет подряд, в канун 1980 года я получил от Джой Адамсон новогоднее поздравление. На открытке — фотография Джой с ее последней подопечной, Пенни. Все та же Джой, какой увидел ее в первый раз в парке Меру! В неизменных шортах, высоких сапогах, с биноклем на плече, с непокрытой головой, идет она по травянистой саванне, поросшей зонтичной акацией, а впереди без ошейника и поводка сильный, красивый леопард. Прекрасная, радостная картина. Человек и зверь на лоне природы!

И буквально через два дня сообщение из Найроби:

«Вчера в глухом уголке Центральной Кении погибла известная писательница, знаток природы Африки Джой Адамсон. Когда она вышла из палатки, на нее набросился лев, охотившийся за буйволом…»

Начало января. Только что прошли декабрьские дожди, буйно поднялись травы, резко пахнет мятой, вздувшиеся в переполненных берегах Тана, Ройоверу, Ура и даже маленькая Мулика несут вырванные с корнем деревья, кусты, пучки старой травы, неумолчно трещат нектарницы, ржанки, ткачики. На фоне Скалы Леопарда, пальм дум, пирамид красных термитников угасает багрово-красный закат, сгущаются тени под зонтичными акациями, терновниками, тамариндами. К водопоям из зарослей потянулись осторожные антилопы, зебры, совершенно бесшумно — ни один сучок не треснул, ни одна ветка не сломалась — идут слоны, грузно шагают преследуемые слепнями буйволы, покинули свои дневные лежки разморенные сном хищники, затаились в траве, выслеживают добычу. Вот она совсем рядом; львица поползла, прижимаясь брюхом к земле, приготовилась к решающему прыжку. И вдруг на тропе появилась женщина, вышедшая из тростниковой хижины, в которой еще не зажигали света. Разъяренная неожиданной помехой, львица бросилась на человека…

И все же… Джой убита львом?

Тем, кто близко знал Джой, ее работу с дикими зверями, чувствовал ее бесконечную любовь к животным и то, как она улавливала их настроение, досконально знала все их повадки, очень нелегко было поверить в такой вполне вероятный, но в данном случае столь несправедливый конец. Сколько раз, часами пробираясь звериными тропами, ей приходилось сталкиваться с хищниками. Она рассказывала, да и в ее книгах описаны десятки случаев, когда натуралистка увертывалась от слонов, носорогов, буйволов. И особенно часто встречалась с дикими львами.

«Взбираясь на гребень и одновременно рассматривая в бинокль расстилавшуюся внизу равнину, я чуть не наступила на спящего льва… Он удивился не меньше меня, но вел себя гораздо сдержаннее… я закричала, отскочила назад, а он не торопясь и с достоинством удалился… Пройдя несколько миль, я заметила четыре круглых уха, торчавших над травой ярдах в пятидесяти от нас… Оба льва крались за нами, едва не касаясь брюхом земли. К ним вскоре присоединился третий. Но тут неожиданно выскочило из укрытия большое стадо буйволов, и львы бросились за ними — так разрешилась довольно напряженная обстановка… Проснувшись однажды ночью от глухого рычания, я зажгла фонарик, и только это помешало льву войти в мою палатку…»

В день, когда пришло роковое известие из лагеря Шабы, когда остро полоснула и не улеглась боль, я позвонил московским знакомым, кто не раз бывал в Кении, встречался с Джой Адамсон, и почувствовал, что не только у меня зародилось сомнение: а так ли все было, на самом ли деле виноват зверь? Сомнение росло по мере поступления информации из Кении. Доктор Ли Талбот, директор Международного союза охраны природы, по свидетельству газеты «Нейшн», заявил:

«Когда я впервые услышал о смерти Джой, я сказал, что скептически отношусь к утверждению, что в этом повинен какой-то дикий зверь. Джой так хорошо знала жизнь диких зверей, что было совершенно невероятно, что какой-то зверь мог ее убить».

Позднейшие сообщения из Найроби реабилитировали четвероногих друзей Джой Адамсон. Она оказалась жертвой грабителя. Адамсон была убита человеком, хотя именно ради человека она четверть века неистово боролась за сохранение его родной среды — природы и, вероятно, сделала для сбережения диких животных за последние годы больше кого-либо другого. Утрата не стала меньше. И все же, казалось бы, ничего не меняющий по существу факт, что не дикое африканское животное виновато в смерти Джой Адамсон, имеет определенный смысл: смерть не бросила тени и тем более не перечеркнула жизненную концепцию писательницы, которая страстно утверждала, что человек, любящий диких животных, может завоевать их доверие, привязанность и любовь…

У меня в руках кенийские газеты и журналы первых дней января 1980 года. С фотографий смотрит лицо Джой Адамсон, от которого веет мягкостью, обаятельной женственностью, непередаваемой притягательностью и живостью. Такой она была в жизни и такой навсегда останется в благодарной памяти людей, знавших и любивших ее. А вот снимок Джорджа Адамсона, прилетевшего на похороны в Найроби. Скорбное лицо человека, много раз смотревшего в глаза смерти. Строгий темный костюм, белая рубашка, галстук. За семь лет знакомства я ни разу не видел его в такой одежде.

Согласно завещанию Джой Адамсон ее прах развеян над национальным парком Меру, где она много лет прожила в пальмовой хижине, где испытала счастье общения с природой. Здесь она нашла последнее успокоение среди зверей, которых любила и среди которых жила.