ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МОГИКАН

Рассматриваю снимок, только что полученный из Кении. На нем старый человек, опирающийся на палку, а рядом пять львов. Человек этот — не служитель зоопарка, не цирковой дрессировщик, а львы, выстроившиеся в очередь как бы в терпеливом ожидании ласки от его протянутой над головой львицы руки, — дикие, свободно живущие в полупустынной африканской саванне, почти у самого экватора, куда не так-то просто добраться даже на машине высокой проходимости с двумя ведущими осями.

Человека зовут Джордж Адамсон. После того, как в 1980 году трагически погибла его жена, натуралистка и писательница Джой Адамсон, чрезвычайно важные в наше время опыты по возвращению в природу диких зверей, выросших в неволе, Джордж продолжает в одиночестве. На его плечи легло и все бремя популярности, которая уже много лет сопутствует Адамсонам. Его лагерь в кенийском местечке Кора посещают ученые, журналисты, телевизионные операторы из многих стран. В последнем письме ко мне он сетует:

«Я получаю так много писем со всех концов мира, что просто не успеваю сразу же отвечать на них».

Журналисты часто называют Джорджа Адамсона «последним из могикан» классического типа искателей приключений.

Да, приключений, опасностей и лишений, выпавших на его долю, хватило бы не на одну даже долгую жизнь. После окончания колледжа в Англии восемнадцатилетним юношей он вернулся в Кению на кофейную ферму отца, но после нескольких лет ему опостылело изо дня в день копаться в земле, им «овладело беспокойство, охота к перемене мест». В поисках призвания, своего места в жизни он испробовал множество занятий: был резчиком сизаля, водителем автобуса, перегонщиком скота, лесником, искал золото на пустынных берегах озера Рудольф.

Наконец, стал профессиональным охотником. Его учителем стал старик из племени доробо, маленький худенький человек, охотившийся на диких зверей с луком и отравленными стрелами. Джордж узнавал от него о повадках животных, учился читать следы, безошибочно определять направление ветра, бесшумно ходить по лесу, осторожно преследовать раненого зверя. Ему приходилось сопровождать и «страховать» богатых туристов, приезжавших на охоту в Кению, и делал он это надежно и хладнокровно, как хемингуэевский Роберт Уилсон.

К тридцати двум годам Джордж не нажил капитала как такового, но приобрел значительно большие ценности — жизненную закалку, бесстрашие, спокойствие и уравновешенность, уникальные знания природы, животного и растительного мира Кении. Произошла в нем и глубокая духовная перемена, подобная той, которую пережил Булл Булит — герой романа Жозефа Кесселя «Лев»: в один прекрасный день раздается выстрел, и зверь падает, но охотник внезапно ощущает, что ему это безразлично. Радость удачи, которая была самой сильной из всех, вдруг исчезла, ее не стало. Потом приходит другой день, когда уже нет сил убивать. И охотник понимает, что любит зверей ради того, чтобы видеть, как они живут, а не как они умирают.

Джордж становится старшим инспектором по охране животного мира, грозой браконьеров.

Он говорил мне, что поймать африканца-браконьера непросто: в отличие от белого авантюриста, он прекрасно знает местность, водопои, повадки зверей, пути их миграции. К тому же сородичи не всегда выдают властям нарушителей закона. В Северной провинции Кении легендарным неуловимым слыл старый туркана Адукан; за его поимку назначались высокие вознаграждения. Джорджу со своими помощниками удалось выследить и накрыть шайку браконьеров во главе с их опытным предводителем. В пещере, где схватили Адукана, были обнаружены горы слоновой кости, рогов носорога, кож бегемотов, буйволов, антилоп.

— Сильное ли сопротивление оказал Адукан? — спросил я Джорджа.

— Представьте, никакого!

— Как так?

— А дело в том, что последнее его обращение к «оракулу» с помощью брошенных в воздух сандалий обещало беду. Подчиняясь голосу неба, Адукан сложил пожитки и спокойно ждал, когда за ним придут.

Выходит, даже темная вера язычника может иногда заставить смириться закоренелого грешника и послужить доброму делу! Какому же богу надо молиться, чтобы найти управу на белых браконьеров и перекупщиков?

 

СХВАТКА С ЛЬВИЦЕЙ

Перестав охотиться, Джордж, однако, не расставался с винтовкой. Его не раз просили убить льва-людоеда. Об одной схватке с львицей Джордж рассказал подробно, когда мы коротали вечер на берегу реки Тана, недалеко от его лагеря.

— Направляясь на озеро Рудольф, я разбил лагерь на берегу очаровательной речки в долине Арсим, на северных склонах гор Ндото. Там меня встретила делегация из местного племени самбуру, которые горько жаловались на львов. Они сказали, что три льва стали проявлять все большую смелость и почти каждую ночь нападают на их скот. Недавно они стали нападать и на людей. Несколько недель назад львы загрызли одного юношу, а другого лев схватил за плечо и потащил из хижины. К счастью, его товарищам удалось спасти беднягу. Я видел несчастную жертву: раны его затянулись, но рука навсегда искалечена. Я сказал самбуру, что готов провести неделю, охотясь на львов, при условии, если все молодые и здоровые мужчины помогут мне их обнаружить. Я буду ждать в лагере, и как только появятся достоверные известия о львах, я отправлюсь за ними. Они согласились и сказали, что партия молодых воинов-моранов будет немедленно послана на поиски львов. Однако, зная характер самбуру, я был уверен, что они приступят к поискам через день, выясняя между собой, кто должен выполнить опасную работу. Два дня я провел в лагере в ожидании новостей. Утром третьего дня, за завтраком, я услышал за лагерем ужасный рев. Мгновением позже один из моих ослов пронесся мимо палатки, его преследовал огромный слон-самец. Они скрылись из виду, затерявшись в долине. Я вернулся к прерванному завтраку. Только сейчас я заметил на некотором отдалении от лагеря одинокую фигуру самбуру; он шел в ту сторону, куда побежал слон, и прежде чем я успел предупредить его, снова раздался трубный рев слона, и я увидел самбуру, бежавшего со всех ног, и слона, очевидно, старого, очень злобного самца, который преследовал его по пятам; к счастью, человеку удалось добежать до безопасного места.

Устав от ожидания в лагере, я в одиночку отправился в долину, Я отшагал уже около шести миль, солнце было в зените, становилось нестерпимо жарко, поэтому решил вернуться в лагерь. Когда до него оставалось меньше двух миль, я увидел, как впереди, где-то ярдах в ста от меня, появилась львица. Так как в определенном районе живет лишь ограниченное число львов, я подумал, что это наверняка один из людоедов; я выстрелил в нее, она упала, перевернулась, но спустя мгновение снова вскочила и метнулась в высокие заросли травы, прежде чем я успел выстрелить второй раз. Я видел кровь на ее лапе, но довольно низко. Осторожно я обошел укрытие, площадь которого была не больше, чем тридцать на сорок ярдов. Никаких следов, ведущих туда, не было видно. Потом влез на дерево, но и оттуда ничего не увидел, тогда я подошел поближе к траве и стал бросать туда камни. В ответ — ни звука, ни шороха. В конце концов я отошел ярдов на пятьдесят от укрытия, полагая, что, по всей вероятности, львица мертва и при такой жаре лучшим решением будет уйти в лагерь и возвратиться после полудня с помощниками, тогда мы будем уверены, что найдем львицу мертвой или живой.

Я только повернулся, чтобы пуститься в обратный путь, как сзади раздалось рычание; повернувшись, я увидел львицу, готовую к прыжку, Я быстро выстрелил, но она все приближалась. В тот момент я не испытывал лишнего волнения, поскольку чувствовал, что смогу остановить ее следующим выстрелом с близкого расстояния. Я оттянул затвор тяжелого многозарядного ружья, чтобы выбросить расстрелянную обойму и зарядить новую. Затвор заклинило. Использованная обойма не вытаскивалась, и все мои отчаянные усилия перезарядить ружье ни к чему не привели. Я понял, что помощи ждать неоткуда. Когда львица приблизилась ко мне, я попытался заткнуть ей глотку дулом ружья. Но она свирепо схватила его зубами и вырвала у меня из рук. Затем она встала на задние лапы и схватила меня за правую руку, которой я пытался прикрыть горло, бросила меня на землю. Вспоминаю, что я вскочил на ноги и, видя, что львица находится на расстоянии нескольких футов от меня, попытался вытащить охотничий нож, который носил на правой стороне, но рука была как будто ватной, бессильной. Львица снова приблизилась ко мне, схватила за левое бедро, и я снова оказался на земле.

Сколько прошло времени — не помню. Очнувшись, увидел, что сижу на земле, мое ружье лежит в нескольких футах от меня, а рядом — мертвая львица; вероятно, второй мой выстрел оказался для нее смертельным.

Медленно я наклонился вперед, притянул к себе ружье и с большим трудом, поправив затвор, смог перезарядить его. Тогда я встал на ноги и поплелся в сторону лагеря, но через несколько ярдов почувствовал такую слабость, что мне пришлось сесть, прислонившись спиной к дереву. Тогда я выстрелил несколько раз через определенные интервалы. Приблизительно через час появился один из моих помощников из племени доробо. Он попытался помочь мне подняться, но к тому времени я чувствовал полное изнеможение, мои раны начали болеть, и я испытывал нестерпимую жажду. Я отправил доробо назад, чтобы он попросил людей принести воды и носилки, чтобы донести меня до лагеря. В конце концов поздно вечером меня принесли в лагерь. Я сразу же написал записку районному комиссару в Маралал, до которого было добрых 120 миль, и отправил с ней человека.

Я знал, что самую серьезную опасность представляет гангрена и главное — это очистить раны, поэтому я дал инструкции своим людям промывать мне раны сильным соляным раствором каждые четыре часа, независимо от моих протестов… Случайно у меня в аптечке оказалось несколько таблеток сульфаниламида, это лекарство лишь недавно появилось в Кении. Незадолго до сафари я зашел в аптеку и спросил чего-нибудь для больного пальца. Аптекарь порекомендовал мне сульфаниламид, и я купил небольшую баночку этих таблеток. Вместе с частым промыванием раны соляным раствором они, несомненно, спасли меня.

Раны, нанесенные львом, редко выглядят опасными снаружи, поскольку видны лишь круглые следы зубов, напоминающие укус собаки, но в глубине ткани разорваны, и очень скоро может начаться заражение крови.

В ту ночь я пережил тяжелый приступ малярии, без сомнения, вызванный шоком от ран. Из-за высокой температуры и боли я не мог заснуть и рано утром услышал, как мой походный мул тревожно фыркает и дергает цепь, на которой я привязал его к дереву у моей палатки. Потом я услышал, как цепь разорвалась и он убежал; вскоре после этого раздался рев раздраженного слона, и мгновение спустя я увидел его темную тень, которая надвигалась прямо на мою палатку. Бенуа Джавали, который лежал на земле у моей постели, быстро помог мне встать и сунул мне ружье, которое, к счастью, было уже заряжено. Я выстрелил в середину приближавшейся массы. Слон повернул в сторону и пронесся мимо палатки. С рассветом его нашли мертвым на расстоянии 80 ярдов. Моя пуля вероятно, попала ему в сердце. Это был тот самый слон, который преследовал осла и самбуру вчера утром.

Узнав о несчастье со мной, несколько самбуру пришли в мой лагерь и принесли в качестве подарка бараний жир. Они осмотрели мои раны, печально покачивая-головами, и рекомендовали пить горячий бараний жир. Я знал, что у самбуру бараний жир пьют те, кто находится в критическом состоянии, и это соответствует практически прощальному ритуалу. Так что этот визит явно не улучшил моего настроения.

Следующие пять дней прошли как в тяжелом сне. Я помню, что слышал рев львов поблизости от лагеря, которые рвали тушу убитого слона, и никогда не забуду ужасный запах разлагающегося трупа и нестерпимые мучения, которые мне доставляла перевязка моих ран.

На шестой день после моей схватки со львом районный комиссар из Маралала прибыл в лагерь на грузовике. Он отправился в путь, как только получил мою записку, и ехал всю ночь через самые непроходимые заросли кустарника, по бездорожью. Я думаю, он удивился, увидев, что я еще жив. Он сообщил мне, что власти в Найроби любезно согласились послать самолет в Маралал, чтобы забрать меня. Путешествие в Маралал заняло двенадцать часов, это был кошмар. С самолетом прилетел врач с помощником, у них был аппарат для переливания крови и различные инструменты для ампутации. Доктор был поражен и, вероятно, несколько разочарован здоровым видом моих ран, поскольку ожидал, вероятно, увидеть последнюю стадию гангрены. Посадка в самолет стала настоящим представлением. Я чувствовал, что при небольшой помощи я сам смогу забраться в кабину. Но нет, существовало предписание об эвакуации раненых, поэтому я позволил надеть на себя что-то вроде смирительной рубашки и как тюк был загружен в самолет и отправлен в Найроби.

— Это был мой первый полет на самолете, — с улыбкой закончил рассказ Джордж.

После схватки с львицей о Джордже заговорили по всей стране как об отважном и бесстрашном человеке, а африканцы прозвали его «Бвана гейм». Это сочетание суахилийского и английского слов можно перевести как «хозяин диких зверей».

 

ЛАГЕРЬ НАТУРАЛИСТА В КОРА

В 1970 году Джордж переселился в местечко Кора, расположенное в пустынной местности, в 250 милях севернее Найроби. Эта дикая «ничейная» земля оказалась единственным во всей Кении местом, где ему было разрешено заниматься львами. Адамсону удалось убедить местный окружной совет сдать ему в аренду около 500 квадратных миль практически безлюдного буша. Сначала арендная плата составляла 750 фунтов стерлингов в год, однако позднее пришлось платить почти вдвое больше. Оплачивал расходы Джордж из своего кармана и из тех средств, которые присылали ему энтузиасты охраны окружающей среды, в частности, Гржимек. Джорджу присылали львов, выросших в неволе, и он терпеливо с риском для жизни «возвращал» хищников в буш, приучал их к самостоятельной жизни в условиях дикой природы, восстанавливал утраченные или крайне ослабленные навыки, необходимые для жизни на свободе. Сюда же он перевез и льва Боя.

Как-то возвращаясь в Найроби через Гариссу, я рассчитал свое время так, чтобы навестить Джорджа в Кора. Легковая машина для такой прогулки не годилась, пришлось у местного торговца втридорога арендовать лендровер и прихватить проводника, который Согласно рекомендации «был единственным, кто знает лагерь Адамсона».

Выехали с рассветом и бесконечно долго тряслись по бездорожью. Солнце уже поднялось в зенит, а лагеря все не было. Мы начали плутать, несколько раз выезжали к колее собственной машины. И спросить было не у кого. На огромных просторах пустынной саванны не попадалось жилья, не паслись стада верблюдов, овец и коз — именно такие места Хэмингуэй в свое время назвал «миллионами миль этой чертовой Африки». Наш проводник совсем было растерялся, но постепенно растительность становилась богаче, гуще росли зонтиковые акации, и наконец вдали показались внушительные красные гранитные скалы. У подножия их и раскинулся лагерь Джорджа.

На небольшом пятачке, огороженном проволочной сеткой, сгрудилось несколько небольших тростниковых хижин, крытых пальмовыми листьями, и парусиновых палаток, сарай, где хранились бочки с горючим, хозяйственный инвентарь и домашняя утварь. У ворот — старенький, видавший виды лендровер. Внутри лагеря к ограде прислонены, очевидно, найденные в саванне черепа, рога и кости животных. У края участка, где к лагерю подступает буш, растет одинокое дерево, увитое гнездами, в течение дня к нему прилетали десятки скворцов, ткачиков, нектарниц, чтобы поклевать зерен и напиться из расставленных заботливой рукой кормушек и жестянок с водой. Здесь и жил натуралист со своим младшим братом Терренсом и несколькими африканскими помощниками.

Джордж провел нас в самую большую в лагере хижину, служившую и гостиной, и столовой, и рабочим кабинетом. На подпиравших крышу столбах висят бинокли, фонари, барометр, часы. В одном углу портативная рация, в другом гудит холодильник, у задней стены стоят винтовки Джорджа и шкаф для них. По стенам, обтянутым мешковиной (спасение от всякой живности, скорпионов например!), — самодельные полки, на которых разместилось много книг и альбомов. Почти все они посвящены животному миру Африки. С потолка на обеденный стол, окруженный плетеными стульями, с крупноформатных фотографий смотрят львы, с которыми работал и работает хозяин лагеря.

Всегда спокойный, уравновешенный, обладающий огромной выдержкой, Джордж на этот раз выглядел удрученным. Совсем недавно в лагере разыгралась драма. Тот самый лев Бой, которого я гладил в парке Меру, неожиданно напал на африканца Стенли, служившего в лагере и покинувшего его без разрешения Джорджа, чтобы полакомиться диким медом. Лев разорвал ему шейную артерию. Когда Джордж подоспел к месту драмы, Стенли был уже мертв. Инспектор снял из-за спины ружье и застрелил своего четвероногого друга. Нам Джордж сказал, что Бой хотел поиграть со Стенли, но забыл спрятать когти. «Жаль, это был прекрасный лев».

Вместе с Терренсом — еще бо́льшим отшельником, чем Джордж, — он исподволь подготавливает территорию к тому, чтобы объявить ее заповедной.

— Мы хотим, чтобы в Кора обитало столько львов, сколько может прокормиться. Хотим восстановить поголовье антилоп, носорогов, леопардов, жирафов — всех тех видов, которые прежде в изобилии обитали в этих местах.

Я был свидетелем того, как утром после раннего завтрака братья покидали лагерь. Джордж садился за руль лендровера, навещал своих подопечных львов, отмечал, где и каких животных видел, преследовал браконьеров, снимал их капканы, проволочные петли, разрушал ловушки. Терренс отправлялся расчищать дороги.

Я слышал противоречивые высказывания по поводу опытов Джорджа. Дескать, его львы не боятся людей и могут причинить им увечья. Да и сам Джордж постоянно подвергается опасности. Отважившись, я спросил Джорджа, что он думает об этих опасениях.

— Я считаю, что занимаюсь нужным делом. Люди не отказываются от своего дела из-за несчастных случаев. Даже забавы ради они подвергают себя риску. Сколько гибнет автогонщиков, альпинистов, горнолыжников? Опасность может подстерегать человека даже когда он пешком идет на работу. Львы имеют не меньшее право жить на свободе, чем мы с вами.

— Хорошо. Но как, в таком случае, быть с правами тех верблюдов и коз, мясо которых вы скармливаете львам? Как с правами антилоп, на которых охотятся выпускаемые вами на волю львы?

— Это естественный порядок вещей. Такому району, как Кора, необходимы львы. Выпуская их сюда, я восстанавливаю равновесие в природе.

Я заметил, что споры о правомерности и целесообразности приучения диких животных, оказавшихся в неволе, к жизни на свободе, различные доводы за и против, для Джорджа не более чем теория. С его точки зрения, каждый лев достоин того, чтобы его рассматривать не как простого представителя вида, но как личность, каждый имеет право жить на свободе.

— Я не ученый, — говорит Джордж, попыхивая своей прокуренной трубкой. — Я делаю это потому, что мне не нравится видеть страдающих в неволе животных.

В последний раз я навестил Джорджа в Кора в 1973 году, когда оставлял работу в Кении. Вместе со мной полетела и Джой. Братья уже много сделали: расчистили и оборудовали площадку для посадки легких самолетов, проложили десятки миль дорог. Львы, которых присылали к Джорджу, постепенно привыкали к дикой жизни и время от времени навещали «Кампи я симба», чтобы подкормиться мясом.

В то утро за мясом пришла львица Джума с двумя годовалыми детенышами. Накормив львов, Джордж пошел проводить семейство до логова, а мы с Джой на машине медленно следовали за ними. Непередаваемая картина! По красной пыльной дороге идет старый человек в шортах и сандалиях на босу ногу с неизменной трубкой в зубах, и ветер шевелит седые волосы на непокрытой голове. А за человеком лениво плетутся львы. Проводив львов до буша, Джордж свернул к невысокой скале, на которой разлегся еще один подопечный лев — Кристиан. Джордж взобрался на скалу, потрепал льва и улегся рядом с ним, положив голову на роскошную гриву льва. Потом на реке Тана он показал многих животных — бегемотов, слонов, носорогов, ориксов, сетчатых жирафов, зебр Греви. С горестью он обратил наше внимание на срубленные деревья с объеденной листвой и ветвями.

— Кто это сделал? — спросил я.

— Люди.

— Какие люди?

— Сомалийские пастухи. Они срубили уже много деревьев, в том числе и столетних, только для того, чтобы их верблюды и козы могли обглодать листья и ветви. Если решительно не прекратить этого разрушения, район превратится в пустыню, в такую же, какой стали многие земли их страны.

— Знаете, Джордж, природа может взять обратно все, что дала человеку. Ей ничего не стоит смести нас с лица земли своим дыханием или затопить нас водами океана — просто чтобы еще раз напомнить человеку, что он не так всемогущ, как думает.

— Смести или затопить… Это вы придумали?

— Нет, американский писатель Рэй Брэдбери.

— А… Все равно хорошо. Справедливости ради надо сказать, что у местных африканцев, особенно молодых, изменяются взгляды на дикую природу. Возможно, в один прекрасный день они что-то предпримут для ее сохранения. Будем надеяться, что этот день не наступит слишком поздно.

Джордж добился-таки своего — в 1974 году заказник Кора был объявлен Национальным резерватом. Но радость натуралиста была недолгой. Старые кенийские знакомые писали мне, что резкое повышение цены на слоновую кость в середине 70-х годов роковым образом отразилось на Кора. Мошенники и контрабандисты, а также «шифта» — бродячие шайки вооруженных современными карабинами и автоматами бандитов, проникших сюда из Сомали, истребляли слонов, носорогов, леопардов — все живое, из чего только можно извлечь барыши. Часть животных успела покинуть резерват и ушла за реку Тана, Бандиты грозят расправиться с Джорджем. Со своими немногочисленными помощниками, рискуя постоянно жизнью, он старается мешать браконьерам. Глубокий старик вырыл в своем лагере окоп и спит рядом с ним, держа наготове винтовку и пистолет. Он не утратил духа бойца и не намерен сдаваться. Сотрудники службы национальных парков настойчиво советовали Джорджу покинуть Кора, пока не улягутся страсти. «Меня отсюда можно вытащить только в наручниках под стражей», — говорит он.

В заповеднике появилось несколько сторожей. Среди них и надежный помощник Джорджа Тони Фитцджон — сорокалетний англичанин, которому опостылела служба водителя в молочной фирме. Он с детства мечтал работать с дикими зверями. Как-то Тони познакомился с бывшим инспектором по охране животных в знаменитом танзанийском национальном парке Серенгети. Его захватывающие рассказы об Африке побудили Тони, что называется, «на перекладных» добраться до Кении и в конце концов после множества трудностей и невзгод — до Кора, где он, судя по всему, обрел самого себя.

Джорджа много лет занимала мысль о расселении в Кора леопардов, когда-то водившихся там, но все его силы поглощала программа репатриации львов. С появлением Тони открылась возможность заняться леопардами. Но где их получить? Все произошло как в сказке. В одном фешенебельном парижском баре для экзотики держали в клетках пару молодых леопардов. Бармен настолько к ним привязался, что когда хозяин разорился и продал бар, он залез по уши в долги, выкупил животных и поселил их в своем саду. Леопарды выросли и принесли два помета котят, которых пришлось раздать по зоопаркам. Случайно бармен познакомился с другим страстным любителем животных, летчиком «Эр Франс», который часто летал в Африку и знал о работах Джорджа Адамсона со львами в Кора. Добившись согласия авиакомпании и властей, занимающихся проблемами охраны дикой природы, бармен и летчик доставили Джорджу двух детенышей леопардов из следующего помета. Так в Кора начался новый эксперимент с приучением леопардов, родившихся и выросших в неволе, к жизни в естественных условиях. Еще двух детенышей леопарда обещала прислать Джорджу кинозвезда Брижит Бардо, ставшая пылкой сторонницей защиты животных.

 

ДЖОРДЖ ОСТАЕТСЯ В СТРОЮ

На кладбище, во время похорон Джой Адамсон, Джордж сказал корреспондентам, что будет продолжать дело жены. Джордж скуп на слова, но если он обещал что-то, то обязательно сделает даже ценой собственной жизни. Зная Джорджа, я верил, что так оно и будет.

Случилось так, что после гибели Джой я потерял прямую связь с Джорджем. Не зная точного почтового адреса его лагеря в Кора, письмо с выражением соболезнования я послал ему в Эльсамер, на озере Наиваша, где останавливался Джордж в тех случаях, когда приезжал в Найроби («Я бываю там лишь тогда, когда разболятся зубы», — обычно отшучивался он). Проблуждав по Кении несколько месяцев и украсившись многочисленными штемпелями почтовых отделений, письмо вернулось в Москву.

Однако вскоре на работу в Кению поехал мой старый сослуживец Виктор Александрович Тарасов. Я попросил его с какой-либо оказией переслать Джорджу в Кора мое письмо. Ответ Джорджа не заставил долго ждать.

«Дорогой Дмитрий!

Джордж Адамсон».

Огромное спасибо Вам за Ваше письмо и за то, что Вы вспомнили обо мне и решили написать. Великолепная фотография напоминает мне о счастливых днях, проведенных нами вместе во время Вашего прибывания в Кора. Сейчас, когда прошло уже более двух лет со дня смерти Джой, мне все еще трудно смириться с тем, что я ее больше никогда не увижу.

К концу 1980 года все львы из первой партии, полученные мной из неволи, вполне освоились здесь, ушли от меня и стали жить своей собственной, независимой жизнью, хотя у меня в лагере для них было много еды. Некоторые из них ушли за реку Тана, ограничивающую заповедник с севера, а другие отправились вниз по течению реки, туда, где живут местные племена со своим домашним скотом. Как только львы вышли за территорию заповедника, они стали уязвимы для браконьеров и для владельцев скота; львов ведь не удержишь от нападения на домашних животных, а хозяева скота принимают в связи с этим свои меры. Нет никаких сомнений в том, что это привело к гибели некоторых львов, которые были убиты или отравлены.

Я сейчас поддерживаю близкий контакт с некоторыми потомками тех первых львов. Коретта, великолепная львица пяти с половиной лет, принесла три помета, из которых выжили только двое: Тафи, которому сейчас шестнадцать месяцев, и восьмимесячный Мак. Она не была им хорошей матерью и, слишком легко поддавшись на ухаживания дикого льва Блакантана, оставила своих детенышей. Тафи и Мак чувствуют себя прекрасно и вместе с трехлетней львицей Наджа и ее двумя львятами, годовалыми Фицем и Фрицем, образуют прекрасную стаю. Отец этих львят, а они, к сожалению, все самцы, Блакантан. Наджа — великолепная мать, без ее помощи ни один из детенышей Коретты не выжил бы. Часто она, забывая о собственном голоде, приносит мясо всем львятам.

Будто стараясь как-то загладить свое легкомысленное поведение, Коретта, у которой сейчас много молока, кормит всех львят, в том числе и детенышей Наджи.

Было время, когда я испытывал подозрение, что в утрате первого помета Коретты — четырех великолепных львят — виноват Блакантан. Я думал, что он, возможно, убил их, и серьезно подумывал о том, чтобы от него избавиться, однако отказался от этого намерения, поскольку у меня не было никаких доказательств. Сейчас я рад, что поступил именно так, потому что он оказался образцовым, снисходительным отцом. Он позволяет львятам валять себя по земле, трепать себя за уши и таскать за хвост. Хотя к людям он относится с подозрением и сторонится их, он быстро обретает уверенность в себе, и по ночам его могучий рев буквально сотрясает наш лагерь. При этом он всегда выбирает такое место, где лучше всего слышно отражающееся от окрестных холмов эхо. Вероятно, ему нравится слышать свой собственный голос, а может быть, он хочет отпугнуть незваных гостей.

Затем есть еще две прекрасные львицы — Гроу и Глоу. Им по четыре с половиной года, и они со своими пятью львятами занимают территорию примерно в 18 милях вверх по течению реки. Время от времени мы их замечаем, и они всегда рады меня видеть, хотя сейчас они уже ни от кого совершенно не зависят.

В начале июля прошлого года один мой друг привез нам пару маленьких детенышей леопарда. Он проделал с ними весь длинный путь из Парижа, чтобы они могли поселиться в заповеднике Кора. Сейчас им немного меньше года, и они в прекрасном состоянии. Поскольку держать леопардов в «Кампи я симба», было невозможно, мы с моим помощником Тони Фитцджоном построили отдельный лагерь для леопардов у подножия скалистого хребта, примерно в 10 километрах отсюда. Там Тони сейчас и живет, чтобы заботиться о леопардах. Мы надеемся, что в ближайшее время сможем выпустить их на свободу, с тем чтобы они начали постепенно привыкать к жизни на воле. Надеемся, что впоследствии нам удастся получить еще несколько этих животных, потому что в этой стране для них существуют идеальные условия.

Искренне надеюсь, что мы с Вами еще увидимся, а пока позвольте заверить Вас, что Вам в Кора всегда рады.

В другом письме, полученном мною осенью 1983 года, Джордж пишет:

«У Коретты и ее стаи дела идут совсем неплохо. Пару дней назад они с Наджей ночью приходили в лагерь, причем обе казались ужасно толстыми, так что я думаю, они в тот день удачно поохотились. Более молодые члены их семьи в последнее время, судя по всему, живут отдельно. На прошлой неделе я видел Мака, Фитца и Фрица у водопоя. Я им подбросил большую порцию верблюжьего мяса, хотя выглядели они все очень неплохо и уже наверняка не были голодны. Самого большого львенка Тафи я уже не видел несколько месяцев, впрочем, как и дикого льва Блакантана. Как мне кажется, они объединились — нередко молодой лев выходит из стаи и живет вместе с другим, более старшим и опытным. Львицы Глоу и Гроу в последнее время проводят большую часть времени милях в двадцати выше по течению Таны. У них на двоих три прекрасных львенка, однако этих львят я еще не назвал, потому что не знаю их пола.

Я часто сплю на крыше лендровера, надеясь ночью хорошенько их разглядеть: однако, хотя они часто подходят очень близко, точно определить их пол мне все-таки из-за темноты не удается. Впрочем, я очень рад, что у всех львов дела идут прекрасно.

Мой помощник Тони Фитцджон недавно получил еще двух детенышей леопарда из Парижа. Их доставил нам пилот авиакомпании «Эр Франс». Он же привез нам и первых двух леопардов — Аттилу и Комунью. Пока работа у Тони идет, насколько можно судить, весьма успешно, поскольку оба леопарда провели больше года в лагере, и теперь он их выпустил. Самка решила жить на участке территории с центром в лагере, она регулярно навещает лагерь и таскает с веревки полотенца, которые сушатся после стирки. Она сама охотится и уже живет совершенно независимо. Ее брат ушел немного дальше, и мы его уже некоторое время не видели. Однако это крупный сильный леопард, вполне способный сам о себе позаботиться, чего мы от него и ждали. Сейчас Тони собирается привезти в лагерь еще одного леопарда — дикого, попавшего в ловушку. Он надеется, что когда этого леопарда можно будет выпустить, он сойдется с Комунью, поскольку прошло уже несколько брачных периодов, а она никак не может найти себе пару.

Более мелкие обитатели Коры продолжают процветать. Цесарок расплодилось так много, что они заполнили чуть ли не весь лагерь. По ночам к нам теперь приходит великолепная циветта, а кроме того — множество шакалов, каракалов, гиен, мангуст и, разумеется, львы и иногда леопард. Прилетают к нам и совы.

Мы с нетерпением ждем дождя, потому что в Кора сейчас очень сухо. К тому же после настоящего вторжения сомалийцев, явившихся со всеми припасами, скотом — верблюдами, козами и овцами, некоторые участки нашего заповедника весьма напоминают пустыню».

Я помню о преклонном возрасте Джорджа и его занятости, и когда пишу ему, то прошу отвечать не на каждое мое письмо, а лишь изредка сообщать о здоровье и о наиболее важных событиях в Коре. В марте 1985 года он писал мне:

«Прошлый год был трудным для нашего заповедника, поскольку продолжалась сильная засуха, в общей сложности она длилась 22 месяца. За это время осадков выпало едва ли на 1,5 дюйма, и в наш заповедник постоянно вторгались сомалийские пастухи со своими верблюдами, баранами, козами и ослами, и для диких животных не оставалось никакой растительности, им нечего было есть. Много буйволов и гиппопотамов погибло от голода, и у меня есть основания считать, что эти люди виновны в отравлении трех моих молодых львов: Мака, Фитца и Фрица.

В конце октября, как раз в то время, когда начались дожди, мне пришлось уехать в Вену, чтобы показаться глазному хирургу. Дело в том, что меня уже несколько лет беспокоит катаракта. Мне рекомендовали снова приехать к врачу в марте и оперироваться. Мне вставят специальные линзы, это новое изобретение, и мне не придется носить очки с толстыми стеклами; эти линзы задерживают также ультрафиолетовые лучи.

Львица Коретта вернулась к нам на рождество рано утром, я очень обрадовался и почувствовал облегчение, ибо боялся, что и ее тоже отравили сомалийцы. У нее сейчас два очаровательных львенка. Она не дружит больше с львицей Наджей, и это очень странно, потому что Наджа так ей предана и всегда присматривает за ее львятами, когда Коретта «развлекается» с диким львом Блакантаном.

Мой ассистент Тони успешно осуществляет программу с леопардами, он уже выпустил на волю шесть леопардов в нашем заповеднике и надеется в самое ближайшее время выпустить на волю самок леопардов, как только сумеет их достать. В прошлом году он получил права пилота, и мы надеемся, что в один прекрасный день сможем купить самолет для нашего заповедника, что так поможет нам в работе».

Само собой разумеется, что я поинтересовался у Джорджа, как прошла операция.

«Благодарю Вас, — писал он в декабре 1985 года. — Я в хорошем состоянии. С Терренсом также все хорошо, он почти полностью выздоровел после того, как был болен в начале года. В данный момент я очень занят, у Коретты пять семимесячных щенят, и я постоянно наблюдаю за ними. Тони возится с детенышем леопарда по имени Люцифер, которого нашли одного в кустах месяц тому назад. Он это делает очень хорошо.

Мне очень приятно узнавать от Вас, что книги Джой так популярны в вашей стране и переиздаются».

В феврале 1986 года в Кора побывал мой знакомый, о котором я упоминал. Он подробно описал свою встречу с Джорджем, неделю назад отметившим свое 80-летие.

«Мы увидели его таким же, каким привыкли видеть на фотографиях и в кино, — в коротких шортах с широким поясом, в сандалиях на босу ногу. Продубленные солнцем, отсвечивающие бронзой грудь и спина, выгоревшие серебристые, почти спадающие на плечи волосы — таков его облик. Конечно, годы берут свое и откладывают отпечаток в складках его худощавого тела и морщинах лица. И все же он производит впечатление человека дела и жизни, он обдумывает что-то, связанное с книгой, которую заканчивает».

Забот у Джорджа хватает. Он выпустил на волю в Кора двадцать львов, полученных из разных мест — от питомника в Найроби до Амстердамского зоопарка. С тех пор у многих из этих львов появилось потомство, и, по подсчетам Джорджа, в общей сложности число львов, возвращенных им в природу, перевалило за сотню. Разработанные им методы вполне могут найти применение в других районах Африки, где хищники уже истреблены, но где будут предприниматься попытки создания национальных парков. Ученые ставят в заслугу Джорджу Адамсону помощь в создании и охране заповедника Кора, в восстановлении экологического равновесия в этом одном из немногих районов Африки, где растут почти не тронутые человеком кустарниковые леса акации и коммифоры. «Если тут создать необходимые условия, — говорит Адамсон, — Кора будет самым привлекательным местом для туристов, тех, кто хочет сойти с обычных маршрутов миниавтобусов и увидеть своими глазами дикую природу во всей ее первозданной красоте и величии».

У Джорджа нет своих детей. «Зато у меня есть мои львы», — говорит он.

Москва, 1980—1986 гг.