— Урваси! Ее зовут Урваси, — говорил Наик, овевая своего господина метелкой из хвоста яка, чтобы отогнать насекомых.

Бюсси лежал в гамаке между деревьями своего сада, истомленный жарой и благоуханием кустов.

— Урваси! — повторил он. — Какое странное имя! Между тем оно мягко звучит. Что такое значит Урваси?

— Звезда, или, вернее, небесная нимфа, которая навлекла на себя гнев Индры, потому что влюбилась в смертного.

— Ну, так эта история могла бы повториться: царица, влюбленная в варвара! Говорят, что ненависть очень часто переходит в любовь. Но разве ты мне не рассказывал, что она невеста одного мусульманского принца? Как же это? Мавр должен быть ей так же ужасен, как я сам.

— Я не знаю, господин, — отвечал Наик. — Могущественным людям многое прощается. Возможно, что ее маленькое королевство находится в опасности: благодаря этому она принуждена принять защиту и союз, который на самом деле должен быть ей противен.

— А как же Панх-Анан относится ко всему этому?

— Страх потерять богатые доходы, если царица лишится своих владений, должен внушать ему тысячу тонких соображений, чтобы доказать возможность брака и оправдать святотатство. Одно из условий, впрочем, — уважение к религии царицы.

— Кто такой жених?

— Принц из дома старого субоба, Низам-эль-Мулька, то есть царя Декана. В один прекрасный день власть может перейти к принцу, а Декан — это половина Индии!

— Что же я значу, в самом деле, в сравнении с таким могуществом! — сказал Бюсси. — А между тем, я поборолся бы, если бы был богат и независим. Ах, Наик, нет ли среди сказок, которые рассказываются вечером, при лунном свете, в зарослях бамбука, какой-нибудь правдоподобной истории о спрятанном сокровище?

— Если верить сказке, то под каждым деревом, в каждой развалине скрыты сокровища, — сказал Наик, смеясь. — Но те, кто ищет их, умирают от нищеты.

— Ну, так подумаем о чем-нибудь другом, — сказал, вздохнув, Бюсси. — Ах, видишь ли, мне тяжело жить. У меня нет сил противостоять этому безумству, которого я не могу больше скрывать от тебя. Чувствовать себя неподвижным, словно приклеенным, не бывать в состоянии действовать, предпринять что-нибудь, чтобы приблизиться к ней, бродить вокруг тех мест, где она живет, подстеречь ее, застигнуть ее врасплох, — это бездействие, вот что волнует и раздражает меня.

— Ну, так отправимся в путь. Пойдем в Бангалор.

— Ты ничего не понимаешь, славный Наик! — сказал, улыбаясь, маркиз. — Покинуть свой пост, обесчестить себя, заслужить смерть — вот все, что меня ожидает тогда.

— Так отпусти меня. Я постараюсь еще раз пробраться к ней и доставить тебе сведения.

— Нет, нет! Что ты можешь еще узнать. И потом, что со мной станется, если тебя не будет тут, чтобы разговорить мое горе, как ты выражаешься. Ах, подумать только, что я был без сознания, когда держал ее в руках! — продолжал он, закрывая лицо руками.

Наик попробовал успокоить его, тихо качая гамак, как будто он убаюкивал ребенка.

— Есть таинственные травы, — говорил он вполголоса. — Из них составляют всемогущий напиток, при помощи которого все дневные желания осуществляются во сне. Я поищу этих трав, составлю напиток, и божественная Майя посетит тебя.

— Разве ты колдун? — спросил маркиз. — В таком случае, изобрети лучше любовный напиток, который зажег бы в ней страсть ко мне.

— Подобные любовные напитки существуют. Правда, что составлять их и пользоваться ими — грех. Если ты хочешь, я совершу святотатство. Но чтоб иметь успех, нужно подождать того времени, когда саламандры влюбляются.

— С каким ты серьезным видом это говоришь! — воскликнул Бюсси, который не мог удержаться от смеха. — Как ты можешь, обладая таким светлым и свободным от предрассудков умом, верить в подобные глупости?

— Природа полна тайн, — важно сказал Наик. — Мы проходим мимо чудес, не замечая их, потому что они скрыты двойным покровом от наших несовершенных чувств. Но есть мудрецы, которые, в силу добродетели и глубокого размышления, приподняли некоторые покровы и познали тайну чудес.

— Ты убежден, и я не хочу тебе противоречить, — сказал маркиз. — Когда же саламандры влюбляются?

— В начале месяца читара.

— В таком случае нам придется долго ждать! А покамест скажи мне имя этого принца из Декана, который должен жениться на царице, чтобы я мог узнать его, если мне случится встретиться с ним.

— Его зовут Сайе Магамет Хан, Алеф Даула Багадур, Салабет-Синг.

— Так коротко?

— Большинство этих имен — титулы; принца же зовут проще: Салабет-Синг, то есть Страшный Лев.

— Он молод?

— Совсем молоденький: ему едва двадцать лет.

— Он красив?

— Я его никогда не видел, — сказал Наик, — и ничего не знаю о нем.

— Даже где он живет?

— Это неизвестно. Он прячется от двора старого Низам-эль-Мулька, где ему грозят убийцы и яд.

— Почему это? Разве у него есть враги?

— Не больше, чем у других; но это всегда так бывает подле трона. Субобу больше ста лет; и говорят, его наследство будут сильно оспаривать.

— Так, значит, моего соперника зовут Страшным Львом? — сказал Бюсси, помолчав. — Ему двадцать лет; он принц и может надеяться стать владыкой самого прекрасного королевства в мире. Вот так преимущества перед простым капитаном волонтеров!

— Но он, конечно, не любим. Эта свадьба, о которой давно говорят, все откладывается.

— Может быть, Салабет-Синг очень некрасив, безобразен; может быть, он хромоногий, как Тимур? — сказал Бюсси, смеясь. — Покамест мы можем собирать над его головой все неудачи и препятствия нравиться: это не прибавит ни одного козыря к нашей игре. Ах, мой Наик! Я так нуждаюсь в твоем святотатственном любовном напитке! Я заболею в ожидании, когда саламандрам заблагорассудится полюбить!

И Бюсси закрыл глаза, как бы собираясь заснуть; но Наик, склонившись над ним и тихо обмахивая его, услышал вскоре, как он пробормотал:

— В самом деле! Нет ничего восхитительнее этого имени — Урваси!