Суббота, 29 февраля 1992 года

— Я обещал, — сказал Семен Саньковский в ответ на сонное, но, тем не менее, требовательное бормотание жены, карабкаясь через ее тело.

— Много обещать — поломается кровать, — со знанием дела и с тревогой за старый диван фыркнула Мария, грузно переворачиваясь на бок.

Дверной звонок снова защебетал ранней пташкой, подтверждая народную мудрость, что людям старше семи лет суждено выспаться исключительно на том свете. Часы показывали 07:52.

— Никак ты на рыбалку собрался? — вместо приветствия спросил Семен у старого приятеля Димки Самохина, пышущего морозом на пороге.

— А ты, я смотрю, с самого утра хамить навострился? — Димка размотал шарф, скрывавший большую часть навсегда смуглого лица, и ехидно добавил. — Или опять твоей звезды что-то нашептали?

Саньковский подтянул клетчатые трусы. Этот жест придал ему храбрости, и он выпалил громким шепотом:

— Так паршиво они еще никогда не складывались. Она говорит, что это не гороскоп, а какой-то ужас!

— Конечно, — презрительно хмыкнул приятель, расстегивая полушубок. — Не то Юпитер с Девой загулял, не то Телец не в тот Дом вломился… Туфта все это! Ведь договаривались же пойти на рыбалку!

— А вдруг клевать не будет или я провалюсь под лед?

— Я тебя спасу. Кстати, рыбы гороскопов не читают, — оптимизм в голосе Самохина соответствовал выражению светло-серых глаз. Там читалась уверенность, что большую рыбу можно поймать даже с круглым идиотом. — Don't worry, be happy!

Семен постоял, задумчиво играючи резинкой трусов. Ему потребовалось некоторое время, дабы прийти к достойному первого-встречного султана выводу, что утренний друг — лучше двух вечерних жен и к тому же лишен ненужных предрассудков.

— Где наша не пропадала! — усугубил верное решение Димка, дружески толкнув его. — Я к Ваське заходил, так он уже ушел.

— К какому Ваське?

— К твоему соседу, естественно. Он нам уже лунки рубит. Придем, сядем, сообразим на троих, поймаем золотую рыбку, загадаем желания…

— Тише ты! — шикнул Семен, мысленно облизываясь нарисованной перспективе.

— Понимаю, — Самохин приложил руку к сердцу под вязанным синим свитером. — Здоровым женам — здоровый сон!

— Ты не против, если я все свое к тебе в мешок сложу?

— Тогда ты его и понесешь!

— Согласен, — Саньковский цыкнул зубом и пошел собираться.

Приятель проводил его грустным взглядом. Он не то, чтобы гордился своим неверием во всякую чертовщину и гадания как на кофейной гуще, так и на куриных внутренностях, но старался жить, не заглядывая в будущее. В свое время это помогло ему пережить такое сногсшибательное событие, как знакомство с будущей женой Семена. Тогда, в пятницу, 13 апреля, он насчитал чертову дюжину голодных и черных кошек, перебежавших ему дорогу к старому приятелю. И остался жить, хотя любой суеверный человек на его месте повесился бы сам, не веря, что это — простое совпадение. Иногда, правда, Самохин жалел, что вся эта дикая стая не перешла дорогу Марии, но делал это отстраненно, как неживой.

— Ну что, ты уже готов? — невзначай поинтересовался Семен, по-прежнему рассекая по квартире в трусах.

— Я сам нахал, — тут же нашелся Димка, — но таких, как ты, не стану искать днем с огнем, а вечером со свечкой!

С недавних пор Самохину пришло в голову оставить след если не в истории, то хотя бы в кладезе народной мудрости — вот он и молол всякую чушь, пытаясь усовершенствовать поговорки и надеясь на удачу. На советы друзей не плевать в колодец Димка гордо отвечал, что не родился еще тот, кто его переплюнет.

— А ты знаешь, что сегодня — 29 февраля?

— И к тому же суббота, — согласился Самохин тоном, далеким от восхищения собственной осведомленностью. — Думаешь, это повод тебя искать?

В ответ Семен лишь покосился на жену. Наконец, он собрался, оделся и осторожно прикрыл за собой входную дверь. Его поведение свидетельствовало о том, что он переходит не просто порог своей квартиры, но и своеобразный Рубикон.

— Я к тому, — произнес Саньковский уже на улице, — что сейчас по Зодиаку знак Рыб и он завершает год…

— Думаешь, рыбы об этом знают? — перебил его приятель, явно не желая понимать, что ему хотят втолковать.

— При чем здесь рыбы? — насторожился Семен.

— Откуда я знаю? — возмутился Самохин, начиная догадываться, что тот призрак взаимопонимания, благодаря которому они стали друзьями, сейчас улепетывает черт знает куда.

Не очень оживленный разговор сменила мертвая тишина. Они шли, снег поскрипывал под ногами и каждый думал о своем. В голове у Саньковского вертелось жуткое определение «Дни мертвых», которым, по слухам, древние греки обозначали конец каждого месяца. Это само по себе ничего доброго не сулило, а високосный год, благодаря которому сегодняшний день не был началом хотя бы календарной весны, еще более усугублял мрачное восприятие действительности. Более же атеистически настроенный Димка пытался связать воедино рыбалку и созвездия Зодиака. Он исходил из того, что в каждой небесной шутке есть доля чертовой правды, ведь влияют же на клев фазы Луны, погода и пятна на Солнце!

Когда они дошли до перекрестка при въезде в город, Самохин, пытаясь отвлечься от бесполезных мыслей, толкнул друга:

— Смотри!

Тот с готовностью задрал голову в небо, но ничего не увидел. Серые тучи надежно скрывали от него все знаки Зодиака.

— Ты чего? Метеорита ждешь? — поинтересовался грустно Димка и невесело добавил. — Должен тебе сказать, что метеоризм — это не профессиональное увлечение астрономов, а нечто совсем другое…

— А тебе какое дело?

— Да никакого. Просто смотрю и думаю — кто это не поленился и слепил снежную бабу прямо в центре перекрестка.

— Ах, так ты о ней?!

— Нет, об астрономах.

— Думаешь, это они?

— Нет, метеорит.

Семен снова с готовностью задрал голову:

— Где?

Самохин был человеком воспитанным, но сейчас с трудом сдержался, чтобы не выругаться.

— Да о бабе я! О бабе!!!

— Так зачем ты мне голову астрономами и метеоритами морочишь?! Баба как баба!

— Все! Молчу! Идем быстрее, а не то все рыбы превратятся в созвездия, соцветия и совокупления!

Саньковский искоса посмотрел на друга, но решил не уточнять, что он имеет в виду. У него не было настроения ломать голову над загадками, которыми тот разговаривал. Двадцать девятое февраля — загадка само по себе.

В молчании друзья миновали снежную бабу, не заметив как легких облачков пара, вырывающихся из-под бледно-розовой морковки, так и тоскливого взгляда мороженого окуня, которым она их проводила.

***

Старший лейтенант Горелов мерз уже часа полтора, но не сдавался. Более того, он даже в мыслях не допускал, что его великолепный план сорвется из-за такого пустяка, как несовершенство человеческого тела. Честолюбивому менту не приходило в голову также и то, что он будет не первым, кто погибнет за идею.

— План в самом деле хорош! — сказал отец, прощаясь с ним и выбрасывая окурок. — Но не настолько, чтобы мерзнуть больше трех часов!

Толкуя услышанное по-своему, Горелов согревался не только сознанием высокого предназначения. Время от времени он прикладывался губами к тоненькой трубочке. Та, в свою очередь, была опущена в бутылку с водкой, находящуюся во внутреннем кармане. Глоточек-другой огненной воды взбадривал его посредством всасывания. Поначалу было ужасно противно и в горле возникали кратковременные конвульсии, но постепенно это прошло. Когда мимо него проследовали двое, беда была совсем в другом — водка имела несчастье закончиться. Такого оборота не смогли предусмотреть ни Горелов, ни отец, оказавший огромную помощь на заключительной стадии подготовки плана.

Именно поэтому старший лейтенант едва не завыл вслед двум фигурам. Его промороженное сердце облилось переохлажденной кровью. Не может быть, чтобы эти двое не прихватили на рыбалку пару-тройку бутылок водки! Он уже облизал было онемевшие от водки губы, но мысль о том, что все может сорваться из-за такой мелочи, запечатала их снова. Он, как и библейский герой, считал, что сам избрал свой имидж.

В принципе, ноги Горелов еще чувствовал, в желудке тоже было тепло, и беспокоили только руки. Все это время они были разведены в стороны и отданы на растерзание Деду Морозу, плевать хотевшему на приближение весны. Немного водки, конечно же, не помешало бы, хотя с каждой проходящей минутой милиционер склонялся к тому, чтобы все скорей бы уже началось или закончилось…

Итак, снежная баба стояла, тяжело дышала перегаром, и ее раздирали противоречивые желания.

***

— Ты только посмотри! Какая чудная фауна! — проскрипел Кар, не отрывая оптических присосок от обзорного экрана.

— Ого! А ведь ты не желал сюда заглянуть! Дохлый, мол, номер! Тухлая звездочка! — укоризненно пробулькал Грык и в этих звуках было восхищение собой.

— Да, ты был прав, чтоб у меня не росли бородавки на дыхательном клапане! — согласился Кар, выразив свою искренность самой страшной на Понго-Панче, откуда оба были родом, клятвой.

Бородавки были делом нешуточным. Они определяли принадлежность к полу, который главенствовал над остальными шестью и нес ответственность за политику планеты в делах как внутренних, так и внешних. К счастью или несчастью для Вуйко А.М. лично, но бородавки у Кара росли, а внешняя политика Понго-Панча привела к тому, что за ним сейчас следили.

Ничего об этом не подозревая, бравый майор ГАИ шел на рыбалку той же дорогой, которой совсем недавно с аналогичной целью проследовали Самохин и Саньковский. В теплых ватных штанах и необъятном, здорово побитом молью полушубке он был более чем похож на Колобка, у которого, благодаря удачной мутации, проросли маленькие ножки. В правой руке Вуйко А.М. нес пешню, чтобы долбить лед, а во второй небольшой чемоданчик, где хранились всевозможные рыболовные принадлежности, заодно служащий стулом для солидного зада.

Именно пешня привлекла внимание Грыка на обзорном экране космического корабля, висевшего в невидимом состоянии в ста метрах над Землей.

— Кар, а что это у него в руках?

— Кто ее — эту неизвестную науке фауну, знает? — риторически проблеял тот и предложил наиболее простой вариант удовлетворения любопытства коллеги. — Давай совершим посадку и ты сам у нее это выяснишь, а?

— А вдруг это оружие?

— Хм, тогда, конечно… — Кар был не только в меру туп, что изрядно облегчало Грыку существование, но и совершенно непредусмотрителен. Он и раньше не сомневался, что коллега умнее его, но ведь не до такой же степени! Наглая демонстрация интеллекта со стороны Грыка была ему ужасно неприятна и Кар обиженно замолчал.

В недружелюбной тишине они продолжали висеть над относительно безлюдным городом.

***

Неспешным уверенным шагом Вуйко А.М. продолжал идти по направлению к озеру и прекрасному расположению духа. В его возрасте он уже и сам не мог сообразить, чем собирается заниматься. В том смысле, что грань между хобби и работой стиралась с каждым прожитым годом. И на озере, и на трассе ему нравилось ловить. Разница заключалась только в том, что при ужении рыба не дышала на него перегаром в отличие от шоферов, и не совала взяток, оскорбляя несоответствием между спросом и предложением. К тому же, на рыбалке он мог сидеть на видном месте, а не в засаде, и это, с оглядкой на комплекцию, было фактором немаловажным.

— Эй, майор! — неожиданно оскорбил слух невнятный окрик.

Вуйко А.М. оглянулся по сторонам. Ни слева, ни справа равно как позади и впереди никого, хотя бы отдаленно напоминающего другого майора, не было. Из этого следовало, что обращаются к нему. По зрелом, правда, размышлении можно было прийти к выводу, что и эта догадка лишена смысла, потому как обращаться к нему было некому. Заблудившись мыслью в парадоксах, майор наткнулся взглядом на снежную бабу, обмотанную красными тряпками а-ля пьяный тореадор и нелепо торчащую посреди проезжей части.

— Непорядок! — констатировал он факт и тут же брызнул слюной в припадке мании величия. — Это что, пародия?!

Даже эхо не было ему ответом, и Вуйко А.М. пригляделся к бабе внимательнее, но милицейский жезл у той отсутствовал. На смену мании величия пришла мысль о полезности данной скульптуры в этом неожиданном месте. Едва она тяжело заворочалась в голове, как была послана в нокдаун старой детской шуткой:

— Толстый дурак понюхай табак!

Майор, несомненно, мог считаться толстым, но нынешнее тугодумие было более обусловлено странностью происходящего, нежели объективными причинами низкого интеллектуального уровня. Не веря своим ушам, он все же подозрительно оглядел закрытые по случаю зимы окна ближайших домов. Они были пусты, как глаза еще не пойманной рыбы. Все вокруг дышало нереальностью и сильно походило на галлюцинацию.

Как и полагается в подобных ситуациях, Вуйко аккуратно поставил чемоданчик на снег, закрыл глаза и ущипнул себя за нос. Красный от мороза, тот стал жутко бордовым. Майор ойкнул от боли и открыл глаза.

В окружающем континууме пространства-времени ничего не изменилось. Пожав плечами, он нагнулся за чемоданчиком.

— Старый козел!!!

Неприкрытая ненависть этих слов заставила замереть в неудобном положении. А.М. никогда не нюхал табак, но сейчас ему отчаянно захотелось это сделать.

***

— Эй, а что он делает сейчас? — не без ехидства проклокотал Кар. Он заранее придумал ответ, должный вернуть ему уважение к самому себе.

— Богу своему молится, — не задумываясь, ответил Грык.

Кару стало не по себе до такой степени, что едва не подавился дыхательным клапаном. Он тут же заподозрил коллегу в одном из смертных грехов, так как угадывать мысли на Понго-Панче могли только самки первой гильдии, но был не настолько глуп, чтобы высказаться сразу и решил затаиться до следующего цикла половой активности.

— Какому такому богу? — вместо этого поинтересовался Кар. — Вполне может быть, что он заметил нас и…

— Если бы ты был внимательнее, дорогой мой Кар, то мог бы сообразить, что коэффициент преломления в данной среде… — Грык сделал паузу и зачастил цифрами и научными терминами, должными объяснить, почему фауна не могла их заметить, но Кар пропустил все это мимо мембран. Его привело в ужас обращение «дорогой».

«Надо же, подлец, как ловко он скрывал… она скрывала свою сущность, а ведь еще немного и мне пришлось бы тереться с ним бородавками! Приклеенные они у него, что ли?»

— …видишь это странное сооружение на пересечении… мм… Условно назовем эти плоские прямые «улицами». Так вот, на пересечении их я лично вижу самое недолговечное, что вообще можно себе представить!

— Почему? — спросил Кар, одновременно опасаясь и желая обнаружить новые подтверждения своим догадкам.

— Только ты мог задать этот вопрос! — довольно мяукнул Грык, переплетая от удовольствия парочку свободных оптических присосок на длинных подиях. — Эта фигура как две капли Н2О смахивает на представителя здешней фауны и слеплена из нее же, то бишь, воды, но в твердом состоянии.

— Но почему сооружение недолговечно? — продолжал упорствовать напарник, пытаясь вопросами замаскировать в свете открывшихся фактов истинные мысли.

— Если бы ты был еще более сообразителен, чем я пожелал тебе совсем недавно, то мог бы, проанализировав угол наклона оси этой планеты к плоскости эклиптики, прийти к выводу, что вскоре температура в этом районе изменится и Н2О перейдет в жидкое, а то и газообразное состояние, сведя к нулю все эстетические потуги данной фауны.

— Неужели они настолько тупы?! Тогда они нам ни к чему!

— И опять ты не прав! Взгляни на эти сооружения вокруг! Они сделаны из добротного материала, полученного искусственным путем. Уже одно это говорит о сложных технологиях, недоступных примитивным племенам, как, например, на Неанжертале.

— Получается, что данный вид фауны не доминирует на этой планете, — сделал напрашивающийся сам собой вывод Кар. От непосильного напряжения хордового мозга его красивое и бесцветное в спокойном состоянии тело, слегка напоминающее трехметровый гофрированный мешок, отороченный бахромой щупалец, побурело. — Возможно, это одомашненный вид, выведенный для охраны настоящих хозяев?

— Великолепно, коллега, великолепно, — Грык игриво изогнулся.

Кару тут же сделалось неуютно, потому что в сексе был ортодоксом. Он непроизвольно сменил окрас на зеленый — признак нешуточного волнения, — и выдавил из себя:

— Что «великолепно»?

— То, что твоя мысль даже в голову мне не могла прийти. И знаешь почему?

— Почему? — такое признание напарника сбило Кара с толку.

— Потому, что во Вселенной, к счастью, существует закон неравномерности развития особей одного вида. Некоторые это называют эволюцией. Тебе знаком этот термин?

— Пфф, — испустил воздух Кар, всем видом демонстрируя, что его дело и тело маленькое, а термины пускай зубрят головастики.

— Так вот, о местной фауне можно сказать то же, что и о любой другой во Вселенной — среди них, как, впрочем, и среди нас, — при этих словах несколько оптических присосок нагло вытаращились на Кара, — индивидуумы развиваются. Кто, естественно, больше, а кто, само собой, меньше!..

— То есть, ты хочешь сказать, что эта наблюдаемая особь тупее своих соплеменников?! — с негодованием взвизгнул Кар, одновременно совершая волнообразные успокоительные движения телом абсолютно нездорового цвета. — А вдруг они все такие?

— Не тебе о том судить, — отрезал Грык, — а тупость в данном случае — понятие сугубо относительное.

— Сугубо относительно кого?! — кому угодно могут надоесть бесконечные неопределенные намеки. Пора было выяснить все до конца и остальных трахей.

— Посуди сам. Разве ты стал бы ваять фигуру самого себя из твердой Н2О, чтобы она исчезла бесследно в самом ближайшем времени? Ваять нужно на века, тысячелетия! — Грык патетически окрасился, затем на мгновение, достаточное для грубого анализа сказанного, задумался и с нехорошим всхлипом изрек. — Хотя ты, конечно же, стал бы!

— Ну-ну, вернемся лучше к фауне, — оскорбления Грыка окончательно вернули Кару душевное равновесие. Самка первой гильдии не стала бы унижать возможного партнера. А если бы она не считала его своим партнером, то разве провела бы с ним столько времени?!!

— М-де, на чем мы там остановились? Ах, да! Теперь я с полной уверенностью могу сказать, что длинный предмет у фауны — определенно оружие.

— Откуда ты узнал? — не поверил коллега.

— Это же элементарно. Если он молится богу, то это значит, что идет на охоту. А какой идиот пойдет на охоту без оружия?!

— Ты что?! — Кар не на шутку обозлился. — Снова имеешь в виду меня?!!

— Ты меня поражаешь, но, к сожалению, опять не своей сообразительностью, — туманно извинился Грык и неожиданно воскликнул. — Смотри!

Инопланетяне прильнули к обзорным экранам.

***

Зажав в руке пешню, майор, по мере возможности стараясь копировать отважного Чингачгука далекого детства, сжался в комок и еще раз внимательно огляделся. Ничего нового глазам не открылось. Пейзаж стоял на своем.

Это однозначно не радовало. Из опыта работы в ГАИ Вуйко А.М. твердо знал, что снежные бабы не разговаривают. Следуя зачаткам дедуктивных способностей, свойственных каждому, даже если угораздило родиться майором, он пришел к выводу, что какая-то сволочь спряталась за этой кучей снега.

Еще раз оглянувшись, почтенный дядя, движимый отнюдь не дружелюбными побуждениями, шмякнулся на пузо и по-пластунски совершил круг почета вокруг снежной бабы.

Никого.

С трудом приняв вертикальное положение, он едва не выколол себе левый глаз о торчащую морковку, символизирующую нос. Чертыхнувшись, майор сделал шаг назад да так и замер с открытым ртом. Там, где по логике вещей должны быть угольки, были настоящие, живые глаза.

— Чего вытаращился, дурной кабан? — поинтересовалась снежная баба пьяным голосом.

Вуйко А.М. в ответ смог лишь закрыть и открыть рот, уподобляясь тем, кого собирался сегодня ловить.

— Теперь посмотри налево! — скомандовал Горелов.

Майор послушно повернул голову и наткнулся на черную кожу руки, изящно свернутую в кукиш.

— А теперь посмотри направо!

Левая рука тоже не порадовала разнообразием.

— Ну, как тебе, а?

«Кукиши как кукиши, видал я такие. Вот только почему они черные, если ты весь белый?» — хотел было поинтересоваться инспектор ГАИ, но вдруг при всем том ералаше, который творился в голове, сообразил, что над ним издеваются. Так с собой поступать он не позволял никому вот уже добрых двадцать пять лет работы в милиции, будь это человек, зверь или даже ожившая снежная баба!

— Руки вверх! — рявкнул майор и взял пешню в положение «на изготовку». — Предъявите ваши документы!

В ответ на бессмысленное требование послышался хохот.

— Ты бы еще у Деда Мороза паспорт потребовал!

— Так ты — Дед Мороз?!

— Да! И у меня есть для тебя подарочек! — хмель пробудил у Горелова спящую фантазию. — Повернись ко мне задом, а к северу передом!

— А где тут север? — совершенно потерявший ориентиры в реальности Вуйко А.М. завертел головой.

— Там, где у тебя будет нос! Кругом!

— Ага, конечно, — он выполнил привычную команду, однако внутри было такое чувство, словно бы чего-то для полного счастья все же не хватает.

— Закрой глаза!

Майор закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Не хватало именно этого. В воздухе разлился дурманящий аромат новогодней ёлки.

***

Едва друзья вышли за пределы городской черты, как Семен неожиданно остановился и с упреком посмотрел на Димку.

— Ты чего? — поинтересовался тот, тоже останавливаясь.

— Из-за тебя я забыл попрощаться со спящей женой!

— Со спящей-то зачем прощаться? — Самохин сделал круглые глаза. — Она ведь и проснуться может!

— Ну, она же у меня не Спящая Красавица, — возразил Семен, с трудом догадываясь, что имеет в виду.

— И что ты предлагаешь? — не без соболезнования спросил приятель, понимая, что Саньковскому не мудрено сломаться после всего пережитого за последние годы. Инопланетяне, жена и теща — все это слишком для одного человека.

— Давай вернемся, и я поцелую ее на прощание…

— Какое прощание? Все равно больше трех-четырех часов там не высидим!

Однако Семен был непреклонен, и Димка пустил в ход последний козырь:

— Возвращаться — плохая примета!

— Ты же говорил, что в приметы не веришь! — резонно парировал Саньковский и этим добил Самохина окончательно.

— No problem, — только и смог выдавить тот из себя.

Проходя мимо снежной бабы, они услышали как с ней общается мужик неопределенной наружности.

— Видишь, — Димка толкнул друга, — что бывает от постоянного недопивания.

— По-моему, наоборот, — фыркнул тот.

— Ничто не заменит нам простого человеческого общения! — менторским тоном процитировал Самохин Диогена. Во всяком случае, он был твердо убежден, что цитирует именно того. — Вот ведь хочется человеку общаться, но не с кем…

— Была бы у него жена…

— Кому и снежная баба жена! Спорим, он называет ее в приступах интимной нежности Снежной Королевой?

— Подожди-ка, — по мере приближения к человеку, которому нравилось крутить любовь с холодными женщинами, Семену начало казаться, что лицо это ему знакомо. — Точно, я его знаю!

— Верю, потому как ты — человек предусмотрительный и успел завести знакомства на тот случай, если и сам дойдешь до этой стадии любви.

— Заткнись! Этот мужик совсем не извращенец…

— Все так говорят о своих знакомых. Да и в самом деле, что же тут извращенного — сам слепил, сам, хе-хе, пообщался!

— Цыц! — на лице Саньковского проступила растерянность.

— Почему я должен молчать? Ты же не снежный человек! Йети — они другие…

— Если ты замолчишь, дурья башка, то тоже услышишь, что она ему отвечает!

— Ты рех… — Димка заткнулся на полуслове, так как до него долетели слова, от которых за километр несло серьезным нарушением сексуальной ориентации: «…ко мне задом, а к северу передом!» Побледнев, он шепотом спросил: — А кто этот толстяк?

— Майор ГАИ.

— С ума сойти! Водителей ему мало!

— Смотри!

Самохин снова посмотрел и увидел такое, что ему самому захотелось пообщаться с кем-нибудь в белом халате… или просто закукарекать.

***

— Вот еще фауна! — Кар довольно хрюкнул и от возбуждения пошевелил бородавками.

— Эти наверняка возвращаются с охоты! — безапелляционно заявил Грык.

— Откуда ты знаешь?

— Шевелить нужно не только щупальцами, — посоветовал тот в ответ. — Разве ты никогда не летал со мной?

— Допустим, летал…

— Значит, тебе должны быть знакомы ритуалы дикарей. Видишь, первая фауна молится о ниспослании богатой добычи, а эти уже возвращаются с дичью, чтобы часть принести в жертву. Возможно, для того, чтобы бог послал им здоровый аппетит.

— Неужели они настолько дикие, что не могут съесть ее без вмешательства свыше?

— У каждой религии свои тонкости. Да, кстати, о вмешательстве свыше. Не пора ли нам немножко снизиться и сделать то, зачем сюда прибыли, а?

— Ты собираешься снизойти до их уровня?! — возрадовался очевидной глупости напарника Кар.

— Нет, я хочу поднять их до твоего, — злорадно чавкнул воздушным клапаном Грык и потянулся к панели управления.

— Я думаю, что… — начал было Кар, но привести напарника в восторг тем, что и ему знаком мыслительный процесс, не успел. Вместо этого он только и смог промямлить. — Никогда бы не подумал, что есть места в этой Вселенной, где существуют живые Боги!..

— Великолепно… — хмыкнул не менее потрясенный Грык и дал бортовому компьютеру команду на снижение.

Прямо на их оптических присосках внизу разыгрывалась божественная трагикомедия. Происходящее не лезло ни в какие разумные рамки и ставило под сомнение все предыдущие выводы Грыка, делая из него, к великой радости Кара, вполне созревшего в половом отношении идиота.

***

Едва майор повернулся спиной, как сердце в груди Горелова задергалось, предупреждая хозяина, что наступил его звездный час. Тот понял это по-своему.

Кованный кирзовый сапог взломал хрупкий снег и припечатался к заду патриота ГАИ, необъятному, как само понятие «родина».

— Ах! — удовлетворенно вырвалось у Горелова, восхищенного как собой, так и тем, что План сработал. И тут же упал, так как устоять на одной, порядком затекшей ноге, не было никакой возможности.

— О!

— О!

— О! — вырвалось у всех остальных представителей Человечества и если майор издал свой звук сдавленно-обиженным тоном, то Семен и Самохин не испытали ничего, кроме чистого, как родниковая вода, удивления.

Димка переглянулся с Саньковским, но понял, что тот вряд ли объяснит происходящее. Глаза приятеля не были похожи на глаза человека, испытывающего мистический экстаз — выражению взгляда, устремленного вверх, вообще не было названия. Когда Самохин проследил за ним, то от падения вниз его челюсть удержал только плотно намотанный шарф.

Из неба, из воздуха, из ниоткуда над ними проявлялся огромный, переливающийся всеми цветами радуги бочонок, поставленный на попа.

— Красиво, правда? — пробормотал Димка, придя в себя. — Лихую тачку оторвал себе твой залетный дружок!

— Ну… — только и смог выжать из себя Семен, которому еще пять минут назад казалось, что все эти истории с пришельцами давно закончились и никогда больше не повторятся, потому как и до сей поры не лезли ни в какие законы теории вероятности. А если и лезли, то с трудом, как пьяный альпинист в гору.

Майор на небеса не смотрел с детства. Все эти бездонные голубые глубины и аморфные безвольные облака, которые плевать хотели на ПДД, в этой жизни интереса для него не представляли и наоборот — пинающиеся снежные бабы заслуживали самого пристального внимания. Именно поэтому его реакция была более адекватна происходящему с собственным задом.

Сжав в руках пешню, майор поднялся и двинулся на обидчика. На лице читалась решимость превратить снасть в орудие возмездия.

Расслабившись, Горелов валялся мороженой лягушкой на асфальте и понимал, что ничего более грандиозного в жизни совершить уже не сможет. «Унизить майора ГАИ и умереть!» — девиз был просто великолепен. На узких губах играла улыбка до тех пор, пока он не открыл глаза.

Разъяренный Вуйко А.М. злобно пыхтел и надвигался подобно паровозу. Горелов понял, что еще немного и на его могиле будет красоваться надпись: «Он унизил майора ГАИ и умер!» Последнего шанса избежать такой эпитафии упускать было нельзя. Лейтенант сделал попытку увеличить расстояние между собой и экс-жертвой и тут с ужасом осознал, что молодых своих силенок не рассчитал. Конечности, продолжительное время находившиеся в холоде и неподвижности, потеряли всякую чувствительность и спасать его не могли и не хотели…

Страшные глаза майора нависли над ним и заслонили весь мир, превратившись в два сверкающих ненавистью солнца. Встреча с ними убила волю к сопротивлению и только желудок, куда был нацелен блестящий наконечник пешни, судорожно сокращался, словно понимал, что ничего подобного ему уже никогда не доведется делать…

Никогда — слово, короткое как смерть…

Удара Горелов не почувствовал. Кошмарные глаза начали медленно удаляться вверх. Не без оснований подозревая, что начался предсмертный бред, он потерял сознание.

Подобно архангелу Михаилу с той лишь разницей, что у того было копье, а не пешня, майор ГАИ медленно возносился живым на небо. Димка, провожая его шалым взглядом, толкнул Саньковского и поделился внезапной мыслью:

— Слушай, а, может, это прилетел не твой дружок?

Вслед за майором от земли, словно пушинка, оторвался бесчувственный Горелов. Следя за вознесением, Семен пожал плечами и флегматично произнес:

— Может и не он…

И тут Димка, оценив расстояние между ним и останками снежной бабы, бросился бежать, дабы сделать его максимальным. Это не была трусость. Просто нечто гораздо более древнее, чем дружба и само понятие «человек», отключило сознание, заставило поочередно сокращаться мышцы ног и бежать, бежать, бежать…

Забившись в подворотню, Самохин с мукой в глазах проследил за тем, как исчезли в неестественном сиянии и подошвы Семеновых ботинок, и прошептал:

— Вот тебе, дружок, и рыбный день…

***

Инопланетяне, нежно-розовые от постигшей их удачи, развалились в силовых коконах с видом завоевателей Вселенной и наблюдали, как уменьшается на экране планетка, где так удачно провели время.

— Знаешь, Кар, — нарушил тишину Грык, — я не верю в приметы, но всегда, чтобы мне сопутствовала удача, приземляюсь на линии терминала… И не было еще такого случая, чтобы мне не повезло!

— А разве, само по себе, это не примета? — лениво поинтересовался тот. Дело сделано и пусть теперь напарник разглагольствует, сколько хочет.

— Нет, коллега… ТАК она рождается!

Потрясенные этой мыслью, оба надолго замолчали.

— Кар, — заговорил Грык, после плотного сеанса еды мороженных чаучамов, — постарайся включить экраны внутренних камер. Мне хотелось бы понаблюдать за этой новой фауной.

— Для тебя — хоть звезду СХ-127Р с неба! — откликнулся Кар. — Я заранее предвкушаю, какую сенсацию мы произведем! Никто на Понго-Панче еще не видел столь экзотической фауны! Всего четыре конечности, но, несмотря на это, они разумны!

— В некоторой степени, Кар, в некоторой степени! Не нужно так горячиться. Для начала включи ту камеру, где находится тот странный экземпляр, которому они молились.

— Нет проблем, — исполняя просьбу, Кар с сожалением присвистнул воздушным клапаном. — Как жаль, что один из них убежал…

— Ничего страшного, мой друг, ничего страшного, — оптические щупальца Грыка потянулись к засветившемуся экрану. — Какая нам разница — одной легендой больше, одной меньше…

***

— Ничего себе, какое КПЗ отгрохали… — бормотал с регулярностью будильника Горелов, валяясь на одной из нескольких жестких плоскостей, украшавших стены тесного овального помещения.

Исследовав живот, он уже убедился, что тот ничем не напоминает скворечник. Это сбивало с толку и наталкивало на мысль о существовании вышнего правосудия, противную всякому милиционеру.

— Ничего себе… — в последний раз пробормотал лейтенант, погружаясь в дрему.

От долгих размышлений уже начинала болеть голова, а так, как он в совершенстве знал традиции внутренних органов, то на скорое объяснение своего нахождения в достаточно странном месте, даже не надеялся.

***

Зачисление в лик святых Семен воспринял так же равнодушно, как и появление незнакомых пришельцев. Странная эта индифферентность объяснялась погружением в безысходный фатализм, навеянный воспоминанием о предсказаниях гороскопа. Единственное, о чем он отстраненно сожалел, пребывая в начале черной полосы жизни, так это о том, что не успел попрощаться с женой. Это проявлялось в том, что время от времени Саньковский вскакивал и грустно бродил по камере, зажав руки под мышками, даже не пытаясь развеселить себя тем, что хоромы ему достались как американскому президенту после инаугурации. Вопрос относительно того, зачем кому-то понадобилось сажать его сюда, жертва внеземного произвола старалась себе не задавать, чтобы окончательно не потерять присутствия духа и лишь с тоской посматривала на вещмешок с провизией. Кто их знает, сколько его продержат здесь живым?..

Никогда раньше Семен с такой отчетливостью не понимал, что весна для него может и не наступить.

И она не наступила.

***

Вуйко А.М. бегал кругами, подобно озабоченной белке в колесе. Очень толстая и злая белка размахивала пешней, стараясь нагнать страху на любых врагов. Такое поведение подсказывал майору его инстинкт самосохранения, а в том, что за этими мягкими и лиловыми стенами враги, не было ни малейшего сомнения. Кто же еще мог спасти жизнь такому ничтожеству, как Горелов?! Только банда таких же ублюдков, как и он сам!

Пешня с чавкающим звуком вонзалась в бесившие его стены, но не оставляла на них ни малейшего следа. Все было против майора.

В конце концов, Вуйко А.М. рухнул на пол, но не сдался. Зажав снасть между ног, он вытаращился на мерзкое голубоватое сияние, льющееся с выгнутого потолка, погрозил ему кулаком и принялся бормотать дежурные, но любимые проклятия:

— Вы у меня еще попинаетесь!.. Все вы станете у меня снежными бабами!.. В Магадане снега много!.. Медведи, олени, рога, копыта…

***

— Итак, уважаемый Кар, что вы скажете теперь? — не без ехидства поинтересовался Грык, закончив наблюдать за добычей.

— Я думаю, что это будет сенсация! По моим расчетам, мы прибудем домой аккурат к началу девятого цикла половой активности, и они будут нашей потрясающей рекламой!!! — довольно прочавкал Кар и почесал бородавки. — Особенно, этот неудовлетворенный охотник! Наши конкуренты подобострастно отдадутся нам, чтобы лишь быть упомянутыми в списках половых связей.

— Пфуй, Кар, нельзя же всю жизнь думать только об этом!

— Возможно, что и нельзя, но, если очень хочется, то можно, — покрывшись фиолетовыми пятнами, надулся Кар.

— Ладно-ладно, коллега, разве можно быть таким фиолетовым… Ну вот, уже лучше. Смотрите на жизнь розовым телом. В одном вы несомненно правы — гиды из них получатся весьма и весьма экзотические.

Да, именно гиды. Планета Понго-Панч специализировалась на туристическом бизнесе и старалась предоставлять клиентам максимум удивительного, дабы те не жалели о затраченных усилиях и средствах. Аборигены превратили ее в жемчужину Галактики, собрав на ней невиданную флору и фауну и создав фантастические ландшафты. Одним из рекламных трюков и было создание копий разнообразных форм жизни, наблюдающихся в Галактике, которые должны были сопровождать туристов на прогулках. Однако искусственное всегда остается подделкой, какой бы искусной копией оно ни было. К такому выводу пришел правящий пол, когда резко упала посещаемость. Было решено не только изменить внешний вид планеты, но и послать несколько экспедиций в самые глухие уголки Галактики на предмет поиска оригинальных форм жизни, которые смогли бы занять места гидов.

Естественно, что никто из землян не предполагал, какая развеселая судьба им уготована. Впрочем, что касается Кара и Грыка, то они также находились в абсолютном неведении относительно того, во что вляпались. Будущее казалось гиднепперам таким же прекрасным, как цикл половой активности…

И экипаж, и земляне летели в мрачные глубины космоса.

***

Несмотря на то, что инопланетная радуга уже давно растаяла в сером небе, Димка выходить из укрытия не торопился. Черт его знает, где они прячутся, думал он, памятуя о неожиданном появлении «бочонка».

Тем временем на улице начали появляться прохожие. Они поглядывали на него с недоумением, которое могло через какие-то три часа перерасти в подозрение. В самом деле, стоит в подворотне сжавшийся в комок тип с удочками, а на лице такое выражение, как будто у него только что клюнул и сорвался обратно в канализационный люк крокодил, как минимум…

Люди приближались к остаткам снежной бабы и… с ними ничего не происходило. Они удалялись целыми и невредимыми, твердо ступая по земле. Это наталкивало на определенные выводы, и Самохин решился-таки попытать счастья в этой лотерее.

Едва он вышел из-за угла, настороженный и готовый к самому худшему, как его внимание привлек пожилой мужчина. Причиной было то, что тот не прошел мимо кучки снега, а остановился рядом с ней.

Димка замер и стал ждать, что будет дальше.

Мужик не стал испытывать его терпения. Он нагнулся, подобрал сиротливую морковку и откусил от нее кусочек. Затем, пугливо оглядевшись, принялся задумчиво жевать. Вид двигающихся челюстей пробуждал аппетит и только сейчас Самохин вспомнил, что все съестные припасы улетели в космос заодно с Семеном и бутылкой водки.

— Не было печали — черти водку откачали, — злобно сплюнул Димка, кляня себя в душе за то, что не догадался потащить приятеля с собой в укрытие. Насколько тогда бы все было проще, а так он понятия не имел, как жить дальше. — А теперь что делать?..

Отец Горелова, а это был именно он, выплюнул пожеванную морковку, выбросил огрызок и пошел, понурив голову и через каждые пять шагов пожимая плечами. Его тоже донимали вопросы, на которые не было ответов.

***

Едва корабль вышел за орбиту Земли, как уроженцы Понго-Панча швырнули его в подпространство, а затем вздремнули несколько часиков, дабы восстановить силы организмов, ведь не роботы же они в конце концов.

Первым очнулся Кар. Окончательно освободившись от пут сна, он вспомнил, что летит домой, где его ждет цикл половой активности. Довольное хрюканье разбудило Грыка. Тот лениво пошевелил всеми десятью подиями и поинтересовался:

— Как там существует наша фауна?

— Сейчас посмотрим, — живо откликнулся Кар и безошибочно включил нужные экраны.

Фауна поживала так себе. «Большой охотник», к примеру, издавал ритмичные душераздирающие звуки, которые показались бы обитателю одной из планеток, где довелось побывать Грыку, вернейшим признаком агонии. На всякий случай, просто, чтобы убедиться, что тот обитатель в данном случае совсем не прав, он угостил фауну разрядом вихревого тока.

«Большой охотник» живо вскочил, держась за выступающую часть лица. Из блестящих органов пока непонятного назначения, находящихся чуть повыше и по обе стороны этой части, потекла жидкость. Грык присосался к экрану внимательнее, но никаких особых признаков ухудшения состояния данной особи не заметил. Мешало, правда, искусственное покрытие, под которым находилась значительная часть её тела, но даже Кар бы догадался, что отобрать его значило серьезно травмировать психику добычи.

— С этим, похоже, все в порядке. Не мешало бы перекусить, а, Кар?

— Согласен, хотя мне, признаться, эти мороженные чаучамы порядком надое… — напарник внезапно замолчал и с ужасом выпучил присоски на Грыка. — Вдруг наша фауна подохнет с голоду, ведь лететь нам не меньше пятнадцати оборотов их планеты вокруг оси?!

— Не должна.

— Думаешь?

— Угу, в отличие от некоторых, — Грык презрительно цыкнул клапаном.

Кар, утешенный мыслью, что самки всех гильдий… самые лучшие самки и подсамцы всех гильдий никуда от него не денутся, пропустил последние слова мимо мембран. Зажав жвалами порцию чаучамов, он просто поинтересовался:

— Почему?

— Почему думаю? — Грык чуть не подавился от наглой неуместности вопроса.

— Почему не подохнет?

— Это же примитивно, но тебе поясню. Один из них возвращался с охоты и направлялся к дежурному, который исполнял роль бога, чтобы разделить с ним добычу. Из этого вытекает, что она у него есть, не так ли?

— Согласен, но…

— Никаких «но». Какое-то время они, в принципе, могут перебиться и без еды…

— Я же и говорю, что если не подохнут, то потом поубивают друг друга. Сытый голодному не товарищ, а голодный голодному — тем более!

— Не булькай! Я имею в виду, что они могут обойтись без пищи какое-то время, а дома мы им что-нибудь подберем согласно их физиологии… Если, конечно, не сможем синтезировать их пищу здесь.

— Но…

— Что еще? Тебе не достаточно моих пространных объяснений?

— Как же он поделится добычей с остальными?

— Так это абсолютно другое дело, — Грык пощекотал участок тела и тот начал быстро розоветь. — Мы сведем их вместе.

— Как бы они не поранили друг друга…

— Сытый голодному не товарищ? Поедят и подружатся.

— Так ведь дикие же особи! — усомнился Кар, тоже поласкав себя. — Охотник как раз и пытался сделать это с дежурным по религии, если ты не забыл!

— Да нет. Возможно, ему не понравилось благословение, хотя я тебе скажу, что ритуал и сам по себе был весьма необычен. Зачем молиться богу, чтобы потом нанести ему увечье? Быть может, таким образом охотник требовал, чтобы добыча была обильной?

— Не хотел бы я быть их божеством, — просипел Кар, заглотал последний кусок чаучама и смачно икнул. Пища приятно холодила внутренности.

— Ничего страшного, мы примем меры, — Грык не обратил внимания на последние слова коллеги, и следующая фраза того повергла его в панику.

— Ты хочешь, чтобы я стал их богом?!! — оптические присоски Кара судорожно вытянулись, а клапан зловеще пожелтел.

«Рехнулся, бедняга, — подумал Грык, — а все от неумеренной половой активности», — но вслух сказал:

— Да ты что, Кар, мы с тобой еще не один цикл покувыркаемся!

Эта неосторожная фраза тут же пробудила у напарника старые подозрения.

— В каком смысле?

Грык решил не уточнять и попытался вернуть разговор в старое русло:

— Мы разоружим их!

— Тогда, конечно… Ну да, даже наверное… Иначе, как же… Вполне очень возможно… Весьма и скорее всего… — пробормотал окончательно сбитый с толку Кар и умолк, настороженно наблюдая за действиями напарника, пока тот манипулировал различными сенсорами, а затем последовал его примеру и тоже приник к экрану.

На всякий случай он еще некоторое время предостерегающе посапывал, но вскоре события на экране заставили забыть о потенциальном извращенце.

***

Майор растирал укушенный неведомой, но однозначно подлой тварью нос и размышлял, не ядовита ли она, как неожиданно из стены выпрыгнул хлыст. Обмотавшись вокруг его последней пешни, он исчез вместе с ней.

— Ворьё! — завопил Вуйко А.М. — Я найду на вас статью! И поверьте ветерану госавтоинспекции — вам мало не покажется! Вы еще узнаете!..

Чем грозит ворью знакомство с Уголовным кодексом майор сообщить не успел, так как на его глазах одна из вогнутых стен растаяла в воздухе, и он оказался нос к носу с невеселым Семеном Саньковским.

— Прощай, дорогая, — от неожиданности сказал тот и Вуйко А.М. с ужасом сообразил, куда занесла его нелегкая.

— Сумасшедший дом… О, горе мне! — взвыл ветеран. — Неужели ЭТО награда за мою службу — беспорочную, как ночная сорочка девственницы?!

Услышав о незапятнанной комбинации, Саньковский невольно сделал похожий, но более масштабный вывод: «Космический дурдом для буйных… Но ведь я никого и пальцем не тронул. Наверное, меня взяли сюда в качестве санитара. А майора давно было пора определить в подобное заведение!»

— Ха-ха!!! — истерически заржал Семен и этим окончательно добил майора.

Упав на задницу, Вуйко моментально нашел множество подтверждений коварной шутке судьбы. Полное отсутствие мебели, если не считать дурацких полочек, где нормальному человеку и полежать невозможно, странная форма и поведение стен, отсутствие дверей и окон, а также бесчеловечный хлыст… Он начал худеть и погружаться в трясину кошмара, где по самым приблизительным подсчетам ему и предстоит провести остаток жизни вместо того, чтобы мирно получать пенсию и удить рыбку.

— Проклятая рыба!!!

От этих слов, от которых за версту несло манией и водобоязнью, Семен смеяться перестал. Он подумал, что нет ничего смешного в том, что за землянами должен ухаживать землянин. Откуда собратьям Тохиониуса, — в том, кто послал к Земле этот корабль, сомнений, вопреки предположению Самохина, у него уже не возникало, — знать, что нужно спятившему уроженцу Земли? Ему надлежит радоваться счастливому случаю, благодаря которому у него, Саньковского, появился шанс лично познакомиться с кем-нибудь из членов земных правительств. Не может же быть, чтобы целый госпиталь снарядили только ради придурковатого майора. Его просто подобрали за компанию с Гореловым — тоже существом, далеким от всякого представления о норме… а Землю спасать надо! Это логично!

Проникшись простой логикой, которой руководствовались неведомые благодетели, Саньковский приказал себе забыть на время о родной жене, которая, возможно, никогда так и не дождется прощального поцелуя. Сейчас на первом месте должна стоять судьба родной планеты и нужно показать, что они не ошиблись, избрав его на роль санитара.

— На что жалуетесь? — ласково спросил он у майора, пересилив черную меланхолию и брезгливость.

— Пенсия… — чуть не плача, выдавил тот из себя, — сэкономили, сволочи…

— Неужели такая маленькая? — самозваный медбрат растерялся, потому что денег у него с собой не было, и утешить прибавкой плачущего больного никак не мог, а это, как понимал Семен, чревато вспышкой буйства.

Саньковский попятился, и припадок не заставил себя долго ждать. Майор подобрался и стал похожим на больного бешенством добермана. В глазах засверкали злобные огоньки. С каменным лицом он пошел прямо на санитара.

Глядя на него во все глаза, Семен не мог не вспомнить, что клятву Гиппократа еще не давал, а поэтому взял и прямым ударом в лоб уложил психа отдыхать.

— Благодарю! Но было бы лучше, если бы я занялся им лично.

Саньковский оглянулся.

Вместо инопланетянина за спиной стоял Горелов. Узнав однокашника, тот замер и по его лицу пробежала судорога.

— За что?!! — Горелов зажмурился и понял, что на сей раз влип основательно, потому как каждая встреча с Саньковским не приносила ему ничего, кроме неприятностей. Примета, ставшая традицией, заставила его обреченно вздохнуть.

— На что жалуешься? — автоматически поинтересовался Семен.

— Это и есть вышняя справедливость?!!

— Чья?

— А-а, — махнул рукой Горелов и сделал попытку забиться в угол.

Тем временем, майор начал приходить в себя. События медленно восстанавливались в памяти до того момента, который убедил его, что шутить здесь с ним не намерены.

— Я не хотел его убивать, — жалобно проскулил Вуйко А.М., принимая сидячее положение и осторожно массируя лоб. — Я совсем никого не хотел убивать…

— Ну да! — с жаром возразил Горелов, горестным жестом апеллируя к Семену, который, как ему начало казаться, не имел против него ничего личного. — Он просто хотел меня пешней пощекотать!

— Приношу свои извинения… Погорячился, с кем не бывает, — майор понимал, что один и в дурдоме не воин. Закатают укольчик и — будь здоров!

— А если я сейчас погорячусь?! — это была первая в жизни лейтенанта очная ставка, и он свой шанс разоблачить преступника упускать не собирался. Ему хотелось убедиться если не в существовании ада, то хотя бы в том, что Саньковский не будет препятствовать набить морду старому врагу.

Наблюдая за истцом и ответчиком, Семен с ужасом начал догадываться о своей ошибке. Не было никаких собратьев Тохиониуса, госпиталя и высокого призвания служить людям!.. Был только…

Тут свет в помещении начал меркнуть. По мере того, как он угасал, стены наливались чернотой, пока вдруг не замерцали сколами кусков антрацита, сваленного в кучу. Люди не сразу поняли, что это звезды. Миллионы и миллиарды звезд. Вокруг и сверху… и больше ничего…

Чтобы не упасть от внезапного приступа головокружения, Семен и Горелов вцепились друг в друга, словно родные братья во время раздела имущества покойного родителя. Майор же, которому вцепиться было не в кого, да и вряд ли он рискнул бы это сделать, снова автоматически принял горизонтальное положение.

— Где мы? — провыл тоскливо Вуйко А.М., когда померкли все звезды и опять появились стены.

— В космосе, вестимо, — Семен открыл для себя банальную правду и не замедлил поделиться ею с ближними. — Нас похитили!

— Зачем?

— Я знаю, экспериментировать на нас будут, — ляпнул Горелов и мрачно хохотнул. — Лучше бы я проснулся в КПЗ!

— Кто? — спросил майор, постарался сесть и сам себе ответил. — Сволочи. Пешню отобрали, эх!

— Почему ты меня не убил? — тупо поинтересовался лейтенант, но сам себе не ответил.

— Разве тебе не все равно? — пожал плечами Вуйко А.М. — А я даже завещания не написал старухе… Все на потом откладывал! Вот и дооткладывался!

— Куда летим-то, мужики, а? — продолжал допрос Горелов, словно этот стиль разговора помогал ему сохранять связь с кошмарной реальностью, где вдруг оказался. — Летим-то куда, Семен?

— В созвездие Рыб, — по наитию брякнул тот.

— А почему не на Марс? — упрямо не желал сходить с ума лейтенант.

— Жена так сказала, — признался Саньковский и тут же поправился. — Вернее, предсказала…

— Я так и думал, что она у тебя ведьма, — с горечью сказал Горелов, вспомнив события прошлого лета, прямым следствием которых и был План, претворенный им сегодня в жизнь.

— Тогда дайте попить, — жалобно попросил майор.

Семен и Горелов непонимающе посмотрели на него.

— I want to drink. Do you understand? — зачатки английского, подхваченные Вуйко А.М. от любимого внука, дали о себе знать, лишний раз доказывая, в каком глубоком потрясении находится майор ГАИ, никогда в жизни в контактах с иностранцами не замеченный.

— Of course, sir! — рявкнул лейтенант и вытащил из-за пазухи пустую бутылку водки. — Please, my major!

Глядя, как непринужденно перешла милиция на английский, Семен тоже поднапрягся и произнес:

— Don't worry, be happy!

Затем метнулся за вещмешком и выудил оттуда бутылку водки, которую прихватил с собой запасливый Димка.

— О, соса-соla! — мечтательно закатил глазки Горелов.

— Vodka, durak! — непроизвольно вернулся к родному языку Вуйко А.М. и потянулся к бутылке.

По этому поводу можно заметить, что водка даже на Земле и не такое с людьми вытворяет.

***

На душе у Самохина было паскудно и тухло. Так, словно бы он съел дохлое земноводное, и его мерзопакостная туша разлагалась в нем.

— Привет Дмитрий! Чего это ты в такую рань? — отвлек его от астрально-гастрономических дум вопрос отца Длинного, открывшего дверь, к которой привели Димку ноги.

— На рыбалку собирался, дядь Саша…

— А я вот все никак не выберусь. Да ты проходи, — дядя Саша посторонился.

Длинный сидел у огромного аквариума, и во взгляде было нечто, роднившее его с молодым индейцем, который с восхищением рассматривает свои первые десять скальпов, висящих у входа в вигвам.

— Привет, — недовольно буркнул он в ответ на приветствие, не отрывая глаз от серебристых пузырьков, вырывающихся из аэратора.

— Семена украли! — выпалил Самохин в расчете на то, что хотя бы эта новость должна отвлечь приятеля от созерцания резвящихся в аквариуме рыбок.

— Кому он нужен?

Расчет не оправдался.

— Инопланетяне…

— Опять?

— Это другие. Они взяли его и еще двоих… И мою бутылку водки.

— Тогда Семен не пропадет, — Длинный скосил глаза на нежелательного собеседника. — Неужели в детстве ему мама не говорила, что плохие знакомства до добра не доведут?

— Откуда я знаю, что она ему говорила?!

— Так почему ты пришел ко мне? Думаешь, я знаю, что за чушь она молола ему в детстве? — глаза возвратились к рыбкам. — Ответ отрицательный.

Димка вздохнул. Разговор не клеился. Душа камнем ворочалась в груди.

— Слушай, а у тебя нет рыбки, которая исполняет желания?

— А какое у тебя желание?

— Хочу быть вместе с Семеном!

— Тебе что, больше выпить не с кем?

— Не твое дело! Есть рыбка или нет?

— Нет, конечно. Я тебе не Пушкин.

— Он-то здесь при чем?

— А я?

Диалог окончательно зашел в тупик. Они некоторое время еще помолчали. Тоскливо кляня себя за то, что пошел на поводу у животного ужаса, Димка вдруг поймал себя на том, что тоже не может оторвать взгляда от разноцветных бликов в зеленоватой воде. Тряхнув головой, он спросил безо всякой надежды получить ответ положительный:

— Сходишь со мной?

— Куда? К инопланетянам?

— Нет, идиот! К жене Семена.

— Зачем?

— Предупредить ее, чтобы не ждала мужа к обеду…

— Думаешь, он к ужину вернется?

— Кретин, его похитили навсегда!!!

— Тогда зачем врать хорошей женщине?.. — Длинный хмыкнул. — Это они тебе так сказали?

— Ничего они мне не говорили! Идешь со мной или нет?!!

— Пожалуй, нет, — приятель с досадой цыкнул зубом, давая понять, что Самохин надоел ему хуже горькой редьки.

— Вот так всегда, — тот горестно вздохнул, словно отпустил душу на покаяние. — Что ж, на «нет» и суда нет…

Димка был уже на пороге комнаты, когда Длинный сказал:

— Постой, я тут…

«Решил, что друга в беде бросать негоже и передумал», — подумал за него Самохин, но последовавшее продолжение повергло его в оторопь.

— В общем, я тут стишок сочинил. Хочешь послушать?

Молчание пораженного громом было истолковано как давно снедающее его желание.

— У него немного длинноватое название, — отсутствующим тоном сообщил Длинный перед тем, как приступить к декламации.

«Почему бы и нет? — лениво подумал Димка. — У длинноватого идиота и название должно быть соответствующим. Хочется верить, что это в самом деле стишок, а не поэма…»

— Итак, «Ожидание весны в аквариуме», — торжественно объявил поэт.

Самохин послушно кивнул.

— Ну, как тебе? — слегка стесняясь и кося левым глазом на аквариум, поинтересовался Длинный, не наблюдая у слушателя благодарной реакции.

Рыбки восхищенно открывали рты и в ожидании весны нетерпеливо ворочали плавниками. Складывалось впечатление, что они всерьез отнеслись к обещанию Длинного и теперь ждут, когда плавники превратятся в роскошные крылья.

— П-пыльцу, говоришь? — Самохин икнул и смылся из поля зрения Длинного, как последняя бабочка-однодневка.

***

— Хочется думать, что результаты твоих исследований дадут обнадеживающие результаты, — мечтательно произнес Кар, понаблюдав за таинственными действиями Грыка и не менее загадочным поведением чужеземной фауны, — но лично я не понимаю что, зачем и как ты все это делаешь…

— Много будешь хотеть — бородавки шерстью зарастут, — отшутился напарник, довольно розовея.

— Не тебе меня брить, — автоматически отбрил его Кар. — Скажи нормально, что происходит?

— Хм, фью, происходит… Понимаешь, я путем наблюдений, размышлений и умозаключений прихожу к выводу, что у нашей фауны присутствует чувство юмора. И, должен заметить, весьма и весьма оригинальное чувство юмора!

— С чего ты взял?

— Одно наличие дежурных по религии уже кричит об этом. На мой взгляд, это один из самых действенных приемов для снятия стресса после неудачной охоты, который когда-либо мне встречался в исследованной части Галактики!

— Ну и что?

— В свою очередь, это говорит о том, что эта фауна стоит на гораздо более высокой ступени развития, чем мы предполагали раньше…

— Ты намекаешь на то, что за нами возможна погоня? — из всей путаницы относительно ступеней, развития и юмора Кар усек только одно — добыча не такая уж дикая, а воспоминание о той легкости, с которой представитель фауны намеревался изувечить себе подобного, просто приводило в ужас. Он посинел при мысли о том, что «Большой Охотник» может сделать с теми, кто на него не похож.

— Нет, о погоне волноваться и так синеть не стоит. Те несколько спутников, которые я заметил около планеты и которые вряд ли засекли нас, опасности не представляют.

— Спутники?! Ты хочешь сказать, что у них есть спутники? Почему ты не сказал об этом раньше?!! Ведь нам запрещено иметь дело с цивилизациями, которые вышли за пределы атмосферы!

— Атмосфера, ноосфера! Чушь все это! Поверь мне, в нашей работе без риска не обойтись!

— А если?..

— Никаких «если». Вспомни, какая встреча ждет нас дома! Мало того, что мы открыли самую экзотическую по своему строению фауну, но еще и сумели захватить ее! К тому же, как ты уже наверняка успел заметить, она может дышать нашим воздухом. Только что, делая глубокое зондирование, я обнаружил обширные резервы памяти, которые таит в себе мозг аборигенов. Они могут запомнить как угодно много языков! А их голосовые связки! Необходимость в разработке громоздких ретрансляторов, как это было с этими полуживотными с Троглоды, отпадает начисто. Представляешь?

Если быть честным, то Кар всего этого не представлял, но, памятуя золотую заповедь сородичей: «Те хороши, с кем хорошо кончается», в том смысле, что не стоит спешить с выводом, пока партнер шевелится, возражать не стал.

— Сейчас, я так понимаю, они принимают пищу, да? — поинтересовался он вместо этого.

— Я думаю, что ты прав.

Кара ужасно нервировала идиотская привычка коллеги при каждом удобном случае вставлять свое надменное «я думаю», но сейчас пришло время поставить его на место.

— Так может ты додумаешься произвести анализ этой пищи, пока они ее не сожрали? — довольный Кар свернулся спиралью в коконе.

— Ты намекаешь, что они такие же обжоры, как и ты? — не дал ему Грык всласть насладиться торжеством одинокой мысли. — Что же, думаю, может, ты и прав, хотя, конечно, и по-своему…

Напарнику ничего не оставалось, как засопеть клапаном, который от злости приобрел восковый цвет.

***

— О! Го! — одобрительно крякнули Горелов с майором, когда импровизированный стол был накрыт.

— Ум! Гу! — промычали они единогласно через пять минут, когда водки в бутылке осталось на донышке.

Семен с улыбкой смотрел на собутыльников. Алкоголь примирил его как с тем, что в их роли выступали милиционеры, так и с тем, что он летел в созвездие Рыб.

«В сущности, совсем неплохие мужики, — подумалось Саньковскому, — а я еще хотел Горелова в аквариум засадить…»

— Хорошо летим, а? — поинтересовался он у парочки, чей конфликт, казалось, был исчерпан навсегда.

— Вот так летел бы и летел… — мечтательно отозвался лейтенант и добавил, покосившись на обретенного друга-пенсионера. — И честь свою никому отдавать не надо.

Майор посмотрел на него, затем, придав лицу официальное выражение, торжественно произнес тоном, которым короли давали своим фаворитам привилегию не снимать шляпу в присутствии августейшего лица:

— С этого дня можешь никому не отдаваться! Я имею в виду честь!

— Спасибо, отец родной! — чуть-чуть прослезился Горелов. — Давай споем!

Они обнялись и затянули народную песню украинских органов внутренних дел:

При воспоминании о Марии, Саньковскому слегка взгрустнулось, но он переборол себя и припев завопил вместе со всеми:

Крик душ был оборван на очень высокой и патетической ноте самым неожиданным и в высшей степени неприятным образом. Из стен выпрыгнуло с десяток хлыстов, и теплая компания даже не успела глазом моргнуть, как водка исчезла вместе с закуской. Пораженные коварностью, пленники так и замерли с открытыми ртами, с ужасом ожидая, когда и сами сгинут с глаз друг друга долой, но не дождались.

— Сволочи! — прошипел майор подколодным удавом.

И снова ничего не произошло, однако никто уже не смог вернуть себе то беззаботное состояние эйфории вселенского братства, в котором пребывали всего несколько минут назад. Им дали понять, что веселье в этом месте не более уместно, чем в камере смертников.

У Семена на глаза навернулись ностальгические слезы, когда подумал, что неведомые хозяева отношением к спиртному сильно напоминают родную жену.

— Не переживай, — майор по-отечески положил руку ему на плечо.

Саньковский вздрогнул и обернулся. Их глаза встретились, и он прочитал во взгляде Вуйко А.М. глубокое понимание.

— Не переживай, — повторил тот, — слезами горю не поможешь. Согласно теории Эйнштейна, мне внук рассказывал, даже если мы и вернемся из этой передряги живыми, то все равно наши родные и близкие уже будут на кладбище. И, к сожалению, не в качестве посетителей, эх!.. И твоя жена, и моя, и его…

— Я холост, — буркнул Горелов, ни на кого не глядя.

— Неважно, — отмахнулся майор. — Главное, нужно надеяться на то, что Человечество не вымрет и мы сможем найти себе новых…

— Не хочу новых! — психанул Саньковский, стряхивая руку, на пальцах которой поблескивал жир Димкиной тушенки. — Хочу Машку-у-у!!!

— Ну, знаешь, тебе ничем не угодишь, — вздохнул психоаналитик-самозванец и умолк.

«Останется ли Машка верна мне до самого конца?» — немного успокоившись, принялся гадать Семен, чтобы отвлечься от суровой и унылой действительности.

Тишина не нарушалась ничем и никем. Всё вокруг дышало зловещим молчанием Великого и Чужого Космоса.

***

— Фью! Не удивительно, что у этой фауны такое оригинальное чувство юмора, — засвистел закипающим чайником Грык, когда результаты анализа пищи аборигенов загорелись на мониторе.

— Что-нибудь необычное?

— Еще бы! Мало того, что форма их тел несовместима с разумной деятельностью, так у них еще и весьма и весьма странный метаболизм!

— Ну да?! — фыркнул Кар. — А тебе не приходило в пищевод, что форма должна соответствовать содержанию?

— Но не до такой же степени! Ты только послушай! Их обмен веществ основан на этиловом спирте, который в большей или меньшей степени является ядом для всех кислорододышащих существ без исключения!

— Вот это да! И они льют его в пищевод? — Кар даже съежился, представив себе эту пытку. — Может быть, в твои расчеты вкралась ошибка?

— Надо подумать…

Кар впервые видел коллегу неуверенным в своих выводах.

— А чего тут долго думать? Давай возьмем кого-нибудь да и препарируем, а?

— Вот этого как раз и нельзя делать ни в коем случае… Вдруг умрет? Мы просто будем снабжать их всем необходимым, благо синтез их пищи не представляет собой ничего сложного, а на Понго-Панче пусть ученые сами разбираются, что к чему…

— Не согласен!

— Никто твоего согласия не спрашивает!

— Подумай, а что, если ты все-таки ошибся насчет этилового спирта и они умрутвсе?

— Хорошо, я проведу повторный анализ, — поколебавшись, решил Грык.

Надо ли удивляться, что и повторный анализ «Русской водки» подтвердил первоначальный? Компьютер еще раз выдал, что в стеклянной емкости находится раствор Н2О и этилового спирта с незначительными примесями других, но не менее ядовитых элементов.

Растерянно повертев в воздухе щупальцами, инопланетяне решили оставить все как есть. Таким вот образом, сами о том не подозревая, они превратили корабль в первый межзвездный пилотируемый кабак, где им досталась роль официантов.

***

Димка уныло брел в места не столь от Длинного отдаленные. Туда, куда уже сегодня заходил, когда весь день был впереди и ничто, как обычно, не предвещало кошмара.

«Так паршиво они еще никогда не складывались… Вдруг под лед провалюсь… Пыльца…»

Проклятые звезды, где живут кретины, заставляющие просыпаться древние инстинкты и бросать друзей на произвол судьбы! Жуткая картина тающих в сером небе Семеновых ботинок вновь встала перед глазами. Долго, еще очень долго — всю оставшуюся жизнь будет она его преследовать в кошмарах, а уж они-то будут сниться регулярно… После просмотра фантастических боевиков с участием милиционеров. Ха-ха! Фантастических?! Что может быть нереальнее того, что произошло сегодня на его глазах? Воскрешение из мертвых? Об этом говорят вот уже скоро две тысячи лет и сегодня он, простой Димка Самохин, готов согласиться, что говорят это не зря. Сегодня он готов был согласиться с чем угодно…

— Привет, — легкомысленно улыбаясь, открыла дверь Саньковская. — А Семен где?

— Э-э… — открыв рот, Димка тут же захлопнул пасть, подумав, что негоже, вот так, с пылу, с жару обрушивать на соломенную вдову ужасные новости.

— Ну?! Где этот рыболов-спиртсмен?

— Понимаешь…

— Чего это я должна понять? — улыбка Марии, в отличие от Чеширского кота, растаяла первой.

— Мм… случилось нечто такое….

— Что случилось?!! — пресловутая женская интуиция наконец-то заставила Саньковскую сорваться на крик.

— Даст Бог, он еще вернется… Не надо так беспокоиться… — слова утешения даже самому Димке казались совершенно идиотскими. — Может, все обойдется…

— Откуда вернется?! Что обойдется?! — заорала Мария, уже зная ответ — бросил, гад!

— Инопланетяне….

— Что? — выдохнула она с изрядной долей облегчения, немало удивив Самохина. — Снова осьминогий друг? Я ему отростки-то повыдергаю!

— Н-нет, кто-то другой. Его, Горелова и еще одного толстого майора ГАИ…

— Вуйко А.М., что ли?

— Не знаю, не знаком… — сказал Димка, потому что давно и напрочь забыл об эпизоде с «ЖИВОЙ РЫБОЙ», затем поднял очи горе и развел руками.

Сердце — ее нежное женское приспособление для перекачки крови, правильно истолковав жесты, подсказало, что приятель мужа не врет, и рухнуло в пучину отчаяния, откуда так нелегко вынырнуть. Мария сделала несколько шагов назад и, если бы Димка не схватил ее за отвороты махрового халата, тоже наверняка бы последовала примеру внутреннего органа.

— Ну-ну-ну… — как заведенный, бормотал он, волоча всхлипывающее тело к дивану. — Он так хотел с тобой попрощаться, словно чувствовал…

— Он чу-увствовал… о-он!.. А я кому говорила?.. Кому?!! — взвыла вдруг Саньковская волчицей, дающей стае сигнал к атаке.

Самохин шарахнулся назад.

— А?!! — но не было стаи, как не было и Семена.

К этому моменту уже слишком много световых лет отделяло его от любимой и любящей жены, чтобы он мог услышать ее упреки…

***

Воскресенье, 30 февраля 1992 года

Вопреки расхожему мнению теории вероятности Вселенная полна совпадений. Можно сказать даже проще: она набита ими битком и примеров тому множество — метеориты сталкиваются с планетами, когда совпадает время и место их пребывания в пространстве, кометы наоборот, с редким постоянством посещают звездные системы, не совпадая с планетами, что является доказательством «от обратного», и, наконец, сами планеты, которые, нащупав свою орбиту раз и навсегда, мчатся по ней, не делая ни шага влево, ни шага вправо, словно им грозит расстрел. Единственное, что они изредка себе позволяют, так это устроить «парад планет». Если отбросить всякие псевдонаучные теории, это тоже ничто иное, как случайное совпадение их положений в пространстве и времени.

Однако сейчас речь идет не о планетах, кометах и прочей мелкой «шушере», а о том, что пока на безутешной Земле, потерявшей лучших своих представителей, Мария Саньковская предавалась отчаянию, на одной из космических баз за огромное количество парсеков от нее бушевал скандал. Случилось так, что туда наконец-то добрался отважный, но невезучий пилот грузовой «тарелки».

— Дадут ли мне в конце концов нормальный гравитокомпас, который не забросит меня к тхариузоку на кулички, а приведет туда, куда я захочу, или нет?! — шипел на весь склад Тохиониус и яростно щелкал клювом. — До каких пор я буду здесь торчать? Тем более что мой друг, — он выбросил щупальце в ту сторону, где по его расчетам витал незримый дух вождя, — и мой детеныш, — еще одно щупальце метнулось в другую сторону, — скучают! Вам понятно это выражение?! Скучают! Они ждут, им нечем заняться, нечем развлечься и некуда пойти в ваших девяти стенах, а я, — пилот шлепнул себя по голове, благо щупальцев хватало, — с вами как клювом о стенку! Нет на вас Марии!

Управляющий складом с ужасом таращился на собрата, который вел себя так, словно то ли сошел с ума, то ли ему в самом деле позарез необходим новый гравитокомпас. Он бы сам дорого дал за то, чтобы побыстрее отыскать проклятую деталь, пока сюда не заявилась неизвестная, но, если верить тональности упоминания, кошмарная Мария.

— Но…

— Никаких «но»! Где это видано, чтобы я на присосках вымаливал никчемную железку уже которые сутки? Мне стыдно смотреть в глаза своему экипажу! — продолжал распекать его Тохиониус. Он уже здорово научился имитировать состояние агрессивности, такое свойственное новым знакомым. Ведь и в самом деле на этой базе было нечем развлечься.

При повторном упоминании об экипаже управляющий еще раз вздрогнул. Он уже был свидетелем того, на что способно кошмарное невидимое существо, подобранное пилотом в тех неведомых далях, куда его занес неисправный гравитокомпас. Это было еще одним стимулом, чтобы избавиться от него. Уловив паузу в гневном монологе, управляющий попытался крякнуть в оправдание следующее:

— Но, уважаемый, вот уже которые сутки и Тахикардиус, и я прилагаем все усилия, чтобы отыскать столь необходимый вам прибор. Вынужден, кстати, напомнить вам, что именно ваш, гм, скучающий отпрыск развлекался с нашим компьютером. Следствием этого было то, что он, выражаясь фигурально, единым махом побивахом все данные о том, что хранится в трех из девяти секторов нашего склада…

— Да я сейчас тем же махом ожерелье ему из ваших клювов сделаю! Не сметь все спихивать на моего Фасилияса! Откуда малыш мог знать, что у вас отсутствовал пароль, запрещающий доступ к данным!..

В одном из секторов загрохотало и оттуда на магнитокаре вылетел Тахикардиус. В щупальцах он сжимал массивную упаковку. Тохиониус, играя роль справедливо возмущенного родителя, которой брезгует только кукушка, прервался и тот факт, получило бы тоскующее чадо новое украшение или нет, остался неизвестным.

— Нашел! Я нашел!!! — завопил Тахикардиус на весь склад, подобно одному неизвестному ему чудаку, который в свое время с тем же криком выскочил из лохани в чем мать родила. Счастливый головоног не знал слова «эврика», но радости от этого было не меньше.

— Ну, вам повезло, — сдержанно и с внутренним смыслом произнес Тохиониус, подхватывая упакованный гравитокомпас. — Эй, вождь! Идем отсюда. Инцидент исчерпан и наша миссия здесь завершена.

— Неужели? — как все старики, первый вождь-космонавт был недоверчив. И любопытен. — А куда?

— На корабль. Там я все-таки заменю гравитокомпас и мы полетим в такое место…

— Давно пора, — проворчал дух внутренним голосом, — а то все звезды да звезды… Надоели!

— Не переживай! Мы полетим туда, где вода, падая с радуги, не долетает до земли; где звезды, зажигаясь в пещерах, превращаются в золотистые облака! Где… Да что там говорить, мы полетим на Понго-Панч — жемчужину Скопления Солнечных Зайчиков!

Вот и не верь после этого в совпадения.

***

Пятница, 42 февраля 1992 года

К тому времени, когда фауна прибыла на Понго-Панч, она немножко похудела и сильно запухла. Больше всего ее измучило отсутствие воды, а также низкая температура, которая поддерживалась такой же, какой была тем далеким субботним утром 29 февраля. Правда, исключительно благодаря морозцу, они имели сосульки, заменявшие водный рацион.

Пленники, получавшие по бутылке водки и банке тушенки на брата каждые 24 часа, заросли щетиной и с тихой ненавистью смотрели друг на друга, когда стены неожиданно исчезли и тюрьма оказалась залита светом чужого солнца.

— Слезай, приехали, — злорадно пробормотал Горелов, щурясь и продолжая буравить взглядом Семена, виновного во всех его несчастьях.

Ощущение братства, посетившее их в первые сутки полета, больше не возвращалось. Пораскинув умишком, старлей снова пришел к старому выводу и теперь был уверен, что ничто во Вселенной не заставит его изменить показаний в случае, если они потребуются. Именно сейчас ему показалось, что время этого случая пробило, и теперь он следил за Саньковским, чтобы тот не убежал. Профессия и натура снова сплавились в нем в единое целое. Надо думать, это произошло благодаря длительному подогревающему действию спиртного.

— Ну, сейчас начнется… — неопределенно, но с оттенком обреченности вякнул Вуйко А.М. из своего квазиугла. Что должно начаться, он не знал, но интуиция старого работника органов подсказывала, что случай для этого подходящий. Ситуация, в которой оказался, прямо-таки кричала о том, что сейчас что-то неминуемо начнется. В таких ситуациях что-то непременно начинается…

Даже и конец.

— Типун тебе на язык, папаша, — несколько фамильярно пожелал Горелов.

Майор тоже был виноват в его несчастиях, но неприятности с начальством научили философически относиться к майорам, которых до сих пор насчитывал три вида. К первому виду принадлежали «товарищи майоры», за ними по старшинству шли просто «майоры», а заключали список «эй, майоры!». Вуйко же А.М. не вписывался ни в одну из этих категорий и, кажется, претендовал на принадлежность к четвертой, доселе никем не изученной — «ай ну тебя, майор, тьфу!»

Грамм после трехсот суточной нормы Горелов иногда склонялся к мысли, что если препарировать мозг Вуйко, то можно узнать немало интересного. Например, то, чем тот думает. К счастью для майора, мечты оставались мечтами.

Семену Саньковскому хотелось блевать при одном взгляде на спутников. Преодолению психологической несовместимости не могла помочь даже водка, но для похитителей, впрочем, как и для подавляющего большинства Человечества, славянская душа была полнейшей загадкой и они понятия не имели об опасности, нависшей над экзотической фауной с этой стороны.

В данный момент Семен сидел, тупо разглядывал открывшийся ландшафт космодрома, зеленое небо и взвешивал в правой руке неизменную бутылку водки, размышляя, кому из коллег по несчастью запустить ею в голову. Его ничуть не удивляло, что ландшафт, как таковой, полностью отсутствует и подменен круглой площадкой, огороженной высокой белой стеной. Так же ему были неинтересны змеящиеся по этой стене жемчужные полосы, которые могли обозначать все, что угодно, начиная от нахального «Добро пожаловать!» и заканчивая банальным, но инопланетным «Не лезь, дурак, а то больно будет!»

«А может не стоит? — мелькнуло внезапно у Семена. — Это же последние земляки по разуму, которых вижу… Может быть, лучше напиться и размозжить первому попавшемуся голову или что там у них окажется подходящим для этой цели?! А потом… Потом трава не расти и вообще, хоть потоп! Потому как это — не жизнь!»

Заложив таким образом моральные основы для подвига камикадзе, Саньковский сорвал с горлышка пленку и уже было приготовился к приведению в исполнение первой части плана, как внезапно майор завизжал молочным поросенком:

— А-а, сальмонелла!!!

И все они впервые увидели одного из тех, кем были похищены.

***

Во время полета вождь отчаянно хандрил и даже Фасилияс, который развлекался завязыванием себя в узел, не мог его развеселить. Источая тоску, дух висел у иллюминатора и вспоминал былые деньки.

«Хреновая мне досталась судьбина — какой был я крутой мужик, а медведь все равно меня задрал… Мог бы умереть спокойно, — ан нет! — и тут не повезло… Попал на небо, шаман — скотина, чего только не обещал, а тут тоже шиш!.. Ни медведей, ни баб… Звезды, звезды, звезды-ы-ы…»

— Ну, чего ты воешь, а? — подобрав щупальца от жуткого звука, спросил сердобольно Тохиониус. — Чем тебе жизнь не нравится?

— Это у тебя жизнь, — вздохнул вождь, — а у меня посмертное существование…

— Некоторые существуют и при жизни, так что тебе грех жаловаться, — философски изрек пилот-родитель, наблюдая за резвящимся отпрыском.

— То есть как это — существуют при жизни? — сентенция была неудобоварима для электромагнитного сознания.

— Хм, просто. Бродят, спят, жуют…

— Везучие, — почти простонал дух. — Ты только представь себе — могут блудить, спать, жевать, эх!

— Их преследуют неприятности, голод и противоречивые желания!

— Это как тебя?

— Но-но, полегче, — Тохиониус щелкнул клювом, — думаешь, что если невидимка, то все можно?

— А что ты мне сделаешь? — расхохоталась бледная тень.

— Высажу к тхариузокам, вот там и будешь выть на ближайшую звезду, — не растерялся собеседник, стараясь не задумываться о технической стороне дела.

— И ты, Тохиониус, — голосом Юлия Цезаря простонал горестно вождь и умолк.

— Ладно, не обижайся. Вот прилетим, там развеселишься…

— Ага! Что ты понимаешь в веселии, гермафродит несчастный, — послышалось искреннее соболезнование.

— Ты бы при ребенке потише, а?

— А, ну вас, — дух мысленно сплюнул и медленно поплыл к генераторам, чтобы подзарядиться. Это было последним удовольствием. Он уже больше не верил, что когда-нибудь сможет порадоваться еще чему-нибудь или прижать к своей груди какую-нибудь, но женщину.

«Сигануть и вправду в вакуум, да и раствориться там ко всем чертям, что ли? — в сотый раз подумал он и в сотый же раз ответил себе. — Нет, пусть уж хоть и посмертное, но все-таки существование… Чем эти ихние тхариузоки не шутят! Вдруг там и в самом деле рай для таких, как я? Тем более, говорит, что там я смогу встретить кого-то, хоть издалека, но подобного мне… А если… Если это будет подобная?!»

От этой мысли, родившейся в результате поглощения первых волн энергии, вождь заметно повеселел и к многоногой семейке вернулся в самом радостном расположении условного тела.

— Эй, долго еще лететь?

— Как говорят у вас на Земле, тут бабушке гадать и гадать…

— То есть как это? Ты же поставил новый прибор!

— Вот я и говорю — где гарантия, что он исправен?

— Ох и племя у вас! Нет на вас Бубела! Уж он-то порядок быстро навел бы! — начал было вождь с гордостью за бывших соплеменников, но затем переключился на старое. — Впрочем, оно и понятно — какое семя, такое и племя!..

Тохиониус молча схватил узел из Фасилияса и поволок в детскую каюту. Негоже малышу находиться в одном помещении с квазисексуальным альфа-маньком, которого в космос брать явно не стоило, тхариузок бы сожрал то, что от него осталось!

Вернувшись, он достал Библию и углубился в чтение Книги Исхода.

***

Понедельник, 87 февраля 1992 года

Презентация фауны имела огромный успех. За максимально короткий срок приток туристов на Понго-Панч вырос до невиданных размеров. Транспорт с трудом справлялся с обслуживанием клиентов, при виде которых любой приверженец антропоморфизма окончательно сошел бы с ума. Среди них были все относительно разумные обитатели ближайших звездных систем, начиная с инфракрасных теней Сармана и заканчивая многотонными глыбами голубых поликораллов Ушавна, где всегда перешептываются волны. Гости прибывали, восхищались, млели от неземного восторга, испускали ультракороткие волны, вспыхивали факелами мю-мезонов на вершинах серебряных гор, пили озон из платиновых чаш облаков, в общем, развлекались, как могли и как умели. Имена Грыка и Кара были у всех там, где находились органы коммуникации, в результате чего Скопление продолжало полниться слухами.

После недолгой гипнодрессировки новоиспеченные гиды, которым было суждено вызвать такой неслыханный ажиотаж, были распределены по местам работы согласно выявленным наклонностям. Горелова оставили в космопорту, дабы встречать прибывающих, а заодно и регулировать очередность посадок и взлетов многочисленных кораблей. К счастью для туристов, на самом деле этим занимался компьютер, а землянин просто кричал: «Вира! Майна!» Это что-то ему смутно напоминало, но времени на ностальгию не было, тем более, что отдания чести никто от него не требовал.

Вуйко А.М. был назначен сидеть и пояснять желающим смысл и великое значение обелиска — древнейшего памятника искусства местной цивилизации, смысла и назначения которого так и не удалось узнать местным ученым. И он сидел, и объяснял, и проклинал ватные штаны, но попросить другие стеснялся. Предстать же перед представителями иных цивилизаций без штанов майор позволить себе не мог.

Семен Саньковский, некоторое время ломавший голову над тем, муж ли он еще или уже вдовец, и в конце концов пришедший к неутешительному выводу, что вряд ли кто в ближайшем будущем умудрится его соблазнить, тоже всей душой отдался новой работе. Он не сожалел, что не разбил бутылку о голову первой попавшейся «сальмонеллы», потому что как наиболее коммуникабельный был определен на маршрут № 5, который заслуженно считался гвоздем турпрограммы Понго-Панча. Фанатические мысли на время отпустили его душу на покаяние под напором новых впечатлений.

Даже в белом горячечном бреду Саньковский вряд ли смог бы увидеть кроваво-черные танцующие скалы, фосфоресцирующие гейзеры, превращающие небо в калейдоскоп невероятных огней, и еще миллион чудес, среди которых бродил теперь с группами не менее абстрактообразных существ. Для общения с ними в его память было заложено более десятка основных языков Скопления Солнечных Зайчиков. Единственным неудобством для туристов было то, что каждый новый вопрос к гиду они должны были начинать с приветствия — ключевого слова, которое переключало сознание Семена на нужный язык. Если в группе находились представители нескольких разноязычных планет, а такое случалось сплошь и рядом, то диалоги приобретали несколько клинический характер. При этом казалось, что клиенты поголовно страдают редкой формой склероза и им просто не под силу упомнить, здоровались ли они с гидом или нет. К сожалению, их юмор настолько отличался от земного, что никто, кроме Саньковского, внимания на это не обращал.

Вот так, потихоньку, время и шло. С очередной группой туристов, которые таращились на своего экстравагантного гида, чем могли, Семен подошел к знаменитому обелиску. Завидев еще одно оригинальное существо, толпа окружила майора, норовя пощупать, пощекотать усиками или хотя бы нюхнуть столь похожую и одновременно отличную от их гида особь.

— Щекотно!!! — завопил Вуйко А.М., недружелюбно пиная ногами всевозможные конечности, тыкающиеся в самые неожиданные места.

— Добрый день! А это и в самом деле ваш собрат? — поинтересовалась у Семена неразлучная пара Условных Кузнечиков, как он их окрестил.

— В принципе, да, но степень нашего братства приблизительно такая же, как у вас с троюродным дедушкой вашего соседа.

— Добрый день! — не давая пискнуть никому из остальных, не унимались Чертовы Кузнецы, как он их тут же перекрестил. — Что значит «троюродный дедушка моего соседа»? И какое отношение он имеет к вам?

— Седьмая вода на киселе, — несколько раздраженно прочирикал гид в ответ и отвернулся.

Его внимание тут же было привлечено странными рожами, которые корчили лицо майора. Было в них нечто, мягко выражаясь, тревожное, так как щекотать его уже перестали, а других видимых причин для подобной клоунады не наблюдалось.

«Не спятил ли, часом, наш старичок?» — подумал Семен.

— Добрый день! — снова в унисон начали Хреновы Зануды, но реакция Саньковского на безобидное приветствие оказалась для них неожиданной.

— Для кого добрый, а для кого не очень! — огрызнулся он и направился к сородичу, понимая, что тот хоть и майор, а все же тварь божья.

По дороге Семен отрывал от себя наиболее липучих зевак, от клейкой секреции которых на комбинезоне оставались пятна. Когда ему удалось, наконец, протолкаться к Вуйко А.М., тому уже успели сказать магическое слово. Потный майор тут же устало забормотал вколоченный в него текст, одновременно ухитряясь закатывать глаза под лоб, махать импровизированным веером и тыкать указкой в загадочные черточки, ямочки и выпуклости, украшающие основание обелиска. Чувствовалось, что он просто с ума сходит от жары и находится на грани того, чтобы заняться эксгибиционизмом.

— Привет, старик!

— Перед собой вы видите один из древнейших, а если точнее, то самый древний и загадочный артефакт местной цивилизации, уцелевший с незапамятных времен, — начал Вуйко А.М., с ходу переключившись на русский язык. Программа у него была попроще и ничего, кроме текста об обелиске, говорить было не положено. Как ему удалось сделать перевод на русский было абсолютно непонятно. — Несомненным доказательством этого является то, что…

— Эй, это же я, Семен!

Майор опустил из-под брови левый глаз, в котором сверкнуло на мгновение старое доброе и милицейское подозрение, а затем расплылся в радостной улыбке.

— Здравствуй, дорогой!

— Только не надо «здравствуй»! — замахал руками Саньковский, протестуя.

— Тогда прощай! — обиделся земляк и вернул глаз обратно в засаду.

— Да я не в том смысле…

— А, ну да, конечно, — сообразил Вуйко А.М., — но все равно — дорогой! А то как ни гляну по сторонам — сплошная сальмонелла!

Несмотря ни на что, он не признавал за инопланетянами права на собственные названия. Они для него были, есть и останутся навсегда только «сальмонеллой», кем бы не притворялись!

— Как ты здесь? Как здоровье?

— Нормально. Как говорится: «Бог терпел и нам велел», — с наигранной бодростью ответил майор, потом вздохнул и совсем другим тоном добавил: — Эх, терпел бы Он среди таких ублюдков, то запел бы совсем по-другому…

— Может, ты и прав. Он вообще много чего говорил, — сказал Семен, шаря критическим взглядом по красному лицу собеседника, где время от времени скатывались со лба крупные капли пота. — Тебе не сильно жарко в этих штанах? Или тебе не выдали комбинезон?

— Предлагали, — тяжелый вздох отверг предположение, — но я, старый дурак, побрезговал… Да и понимаешь, не хотелось расставаться с единственным воспоминанием о доме. Что там говорить? Вот мы все о грустном да о грустном! Давай отпустим их пока попастись, а сами тяпнем по соточке, а?

— Так жарко ведь, — усомнился в здравости идеи Саньковский.

— Ничего, — оживился Вуйко А.М., наблюдая в его глазах отсутствие более принципиальных возражений и интуитивно чувствуя замаскированное согласие, — клин клином вышибают! Тем более что на этой планете отсутствуют вытрезвители, а у меня в хате кондиционер!

— Ну, давай! — гид повернулся к подопечным и на добром десятке языков предложил им поразвлечься самим в меру сил и воображения.

— Эх-х! — сладостно протянул майор, стоя под сводами пещеры со всеми удобствами, доставшейся ему в качестве жилища, и довольно потер руки. — Вздрогнем сейчас, а?

И они вздрогнули так, что через полчаса под их ногами содрогалась и шаталась вся планета.

— А ты, — ик! — молодец, Семен, — А.М. дружелюбно толкнул Саньковского, — ада-ада-даптировался!

— Да и ты, дядя, тоже неплохо устроился, — ответил тот комплиментом на комплимент.

— Жалко, третьего с нами нет. Разбросала нас сальмонелла чертова! Ты хоть встречаешь его иногда?

— Иногда, да.

— И как он там, где ты его встречаешь?

— Встречает.

— И что?

— Кто?

— Он?!

— Регулирует, — неопределенно отмахнулся от надоевшего вопроса Семен, — а что?

— Честь отдает?

— Не видел.

— Тоже мужик! Уважаю!

Вуйко шустро наполнил самодельные бокалы из сувенирных яиц неведомого залетного зверя и предложил:

— Выпьем за тех, кто не с нами!

— А мы не с ними! Святое дело!

Они выпили и вдруг майор, некоторое время углубленно рассматривавший не то посуду, не то яйцо, страшным голосом произнес:

— Ха! Был бы я помоложе, а нас побольше, мы бы с вами их!.. Вот где они все у нас были бы! — он сжал кулак и емкость, жалобно хрустнув, прекратила существование.

— Если бы да кабы, — Семен к революционному порыву старого большевика отнесся скептически, сознавая, что ему и так неплохо. Сомнения в душевном здоровье собутыльника, прибитые водкой к позорному столбу, даже не шелохнулись.

— Слышь, Семен, перепей мне комбинезон, а? — резкой сменой темы А.М. решил замаскировать провал идеи организации коммунистического подполья на Понго-Панче.

— А ты чего? Сам у них взять не можешь?

— Это ниже моего достоинства! — гордо изрек Вуйко и звонко хлопнул себя по животу.

— Понимаю, — пробормотал Саньковский, воспитанный в традициях уважения к чужим принципам, даже если они такие выпуклые, и начал стягивать комбинезон. — А вдруг отправят на Северный полюс?

— Не отправят. Там туристов мало!

— Тогда бери, пользуйся!

Вот так майор избавился от ватных штанов.

***

Когда звездолет выскочил в обычное пространство, Тохиониус с удивленным удовлетворением констатировал, что они находятся там, куда стремились, а именно в окрестностях Понго-Панча.

— Ну да? — не поверил невидимый боец своего фронта и не без сарказма поинтересовался. — Ты это серьезно?

— Абсолютно.

— Так почему мы еще висим в этой осточертевшей тьме? Заходи на посадку!

— Остались мелкие таможенные формальности.

— О-о, формальности! — взвыл вождь, в племени которого не существовало даже зачатков бюрократии.

— Не вой, а лучше спрячься куда-нибудь. У меня на тебя никаких документов нет, космополит, — холодно посоветовал Тохиониус, увидев на обзорном экране корабль таможенников.

— Я никогда ни от кого не прятался! — оскорбленный неуместным предложением, вождь обиженно раздулся силовыми линиями и стал занимать в пространстве места в два раза больше, туманя пилоту зрение и создавая помехи аппаратуре.

— Ладно, ладно, извини. Просто помолчи и этого будет достаточно. У них не настолько острое зрение, чтобы засечь тебя.

Продолжая недовольно ворчать, вождь забрался в кувшин, стенки которого все еще отдавали родным запахом амброзии, и предался воспоминаниям.

К счастью, таможенные формальности для тех, кто решил посетить Одинокую Жемчужину, как не без претензии переводилось название планеты, были сведены к минимуму. Уже через два часа они приземлились в центральном космопорту.

— Убей меня Бог! Кого я вижу! — едва выбравшись наружу заорал дух, плюнув на конспирацию и свое нелегальное положение. — Вонючий Бог!!!

— Кто? — удивился Тохиониус. — Не может этого быть!!!

— Это тебя не может быть! — тоном закостенелого антропоморфиста отрезал вождь и сгустком невидимой контрабанды ринулся вперед.

***

Долгий день клонился к вечеру и смертельно уставший Горелов мечтал о стакане неизменной водки — чертов Саньковский не додумался прихватить на рыбалку бутылочку коньяка! — ужине и койке. Он вздрогнул и не поверил органам чувств, когда подкатившийся к нему осьминог закрякал по-русски:

— Какая неслыханная радость! Мы так рады встрече!

— Кто это мы? — опешил регулировщик, наблюдая перед собой одинокое и смутно знакомое создание.

— Ты не узнаешь меня, Вонючий Бог? — промурлыкал вождь, обволакивая его энергополями. — Хм, ты уже стал не таким вонючим!

Тут к ним подоспел Фасилияс.

— Как тебя зовут? — не дав раскрыть рта, спросил он без лишних церемоний.

— Го-горелов, — ответил бывший лейтенант, чувствуя, что еще чуть-чуть и потеряет сознание.

— Ты мне не рад, земляк? — подозрительно спросил вождь, не делая скидки на то, что он — невидимка.

— Р-рад, — продолжая заикаться, ответил Горелов, отстраненно и тупо размышляя о том, что любая обезьяна ему землячка больше, чем эти говорящие земноводные.

— А остальные тоже здесь? — задал Тохиониус волнующий его вопрос. Ведь если они здесь, то шансы избавиться от занудного духа значительно увеличиваются.

— Какие остальные?

— Шемен, Димка, Фасилий…

— Семен бродит где-то, а майор там, у обелиска сидит…

— Какой майор?!

— Наш, милицейский, — выдохнул Горелов и упал, наконец-то расставшись с явно бредящим сознанием.

***

— Давненько не виделись, Грык, — проскрипел Кар, вернувшись из отпуска, посвященного девятому циклу половой активности. В скрипе слышались нотки глубокого удовлетворения.

— Рад видеть тебя, Кар, — нимало не поголубев, соврал Грык, сидя в рабочем гнезде.

— И я тоже. Могу ли я спросить, насколько ты был активен?

— Можешь, — великодушно ответил напарник и порозовел от воспоминаний.

— Вижу, вижу, что и тебе отдых удался, — ярко-алые пятна выразили доступную Кару степень радости по поводу того, что коллега тоже был не самым пассивным из участников цикла. — Невыразимо приятно быть национальными героями, не так ли?

— Именно невыразимо, друг мой, — оптические присоски добродушно свернулись в кочерыжки, дабы целомудренно не выдать истинных чувств по отношению к самодовольному тупице. — Особенно тогда, когда вся нация сплошь пассивна, правда?

«На что он опять намекает?» — кольнуло подозрение Кара, но нежелание портить себе настроение заглушило тень былых обид, и он задал давно подготовленный коварный вопрос, который в любых обстоятельствах мог бы сойти за экспромт. Как известно, экспромты сбивают спесь с выскочек туманного пола.

— Что бы нам совершить еще такого этакого, чтобы следующий цикл был еще более приятен, чем этот?

— Не знаю, коллега, я даже как-то еще и не думал об этом, — протянул Грык и поерзал в гнезде, дабы придать телу задумчивое положение.

Именно этот ответ и нужен был Кару. Он уже было собрался добить напарника идеей, рожденной в мучительных размышлениях среди редких пауз половых актов, как вдруг тот неожиданно продолжил:

— Не знаю, возможно ли что-нибудь еще более прекрасное, нежели этот цикл… Мм-м! А относительно того, что бы мы могли еще предпринять для вящей славы Понго-Панча, то тут и думать нечего.

— Неужели? — растерялся Кар. — Ты имеешь в виду, что мы могли бы еще раз слетать за этой фауной?

— Не просто слетать, — щупальца Грыка разлетелись веером, призывая быть внимательным. — Но могу ли я прежде задать тебе вопрос?

— Сколько угодно, — пробормотал напарник, изумленный количеством сыпавшихся из Грыка вопросов: «Где он их берет?»

— Ты думал о том, что произойдет, когда эта знаменитая нынче фауна начнет стареть?

— Пусть самки пятой гильдии думают — у них головы больше, — брякнул Кар недавно выученную новую шутку.

— Пфуй, — скривился всей хордой Грык. — А если серьезно?

— Ну, к тому времени мы привезем еще, ведь никто, кроме нас не знает, где находится эта планета!

— Неужели тебе не приходило в голову, — взвыл Грык и тут же утешил себя тем, что так оно и есть, — что чем чаще мы будем туда летать, тем опаснее будет становиться это мероприятие?

— Опаснее?

— Конечно! Ведь мало-мальски разумные цивилизации имеют тенденцию к развитию. Блестящим доказательством этого, несмотря на отдельных представителей, и является Одинокая Жемчужина!

— Мне хочется верить, что там у них «отдельных представителей» больше, — Кар почел за благо пропустить намек мимо мембран.

— Ты можешь верить во что угодно. Даже в древних богов, которые будто бы оставили нам знаменитый артефакт!

— Это не тема для дискуссий!

— Эта тема может стать нам единственным воспоминанием о родине, когда нас захватят и превратят в гидов, ведь мы для них экзотика не в меньшей степени, чем они для нас! Но и это еще не самое худшее!

— А что еще?! — Кар полиловел от волнения. Грык рисовал довольно мрачные перспективы, а повода не доверять еще не дал.

— Нас могут выследить свои же, и тогда — прощайте, секс-звезды!

— Что же делать?!!

— Сегодня утром я проконсультировался с Трахом…

— Не тот ли это ученый, который проводил гипнодрессировку?..

— Именно. Так вот, я узнал у него о способе размножения нашей фауны.

— Да ну, — скептически перебил Кар. — Для того чтобы набрать полный комплект необходимых полов потребуется слишком много времени. Это я и называю неоправданным риском.

— Не перебивай старших!

— Молчу-молчу, а то по бородавкам получу.

— Так вот, этой фауне для размножения нужны всего два пола.

— Какой примитивизм!

— К сожалению, те, кого мы захватили — сплошь самцы. Так сказал Трах. Однако и здесь есть свой плюс. Нам остается лишь привезти для них самок, понимаешь?

— И что тогда? — Кару была недоступна тайная и явно мистическая связь между теоретизированием какого-то Траха и десятым половым циклом.

— Как что?! Сенсация! Фауна будет размножаться здесь, под нашим присмотром и каждый новый экземпляр будет делать нас героями, неужели непонятно?

— Когда летим? — Кар таки ничего не понял, но инстинктивно сообразил, что слава его в ближайшем будущем не померкнет. — Надеюсь, мы успеем возвратиться к началу цикла…

***

— Получается, что вас подло похитили, не спросив согласия? — возмутился Тохиониус, выслушав рассказ Горелова. — Это же вопиющее нарушение всяческих принятых в Галактике норм!

— Когда похищают, то обычно согласия не спрашивают, — резонно заметил Горелов. Теоретически эту проблему он изучал в школе милиции, а практика только утвердила его в истинности утверждения.

— Позор!!!

Горелов пожал плечами. Ему было уже давно не привыкать к тому, что в его согласии обычно никто не нуждался.

— Ты тоже не сильно интересовался моим согласием, волоча меня сюда, — хмуро пробормотал он и похлопал по маленькому диванчику, чавкающему под его тяжестью. Обивка сильно напоминала мох, но была ярко-бирюзового цвета.

— Но ты же был без сознания!

— Это еще не причина, — Горелов осторожно покачал головой, стараясь не ушибить ее о потолок слишком маленькой для человека кают-компании. — Может, я всю жизнь без сознания?

— О! — притворно восхитился осьминог, подозревая, что над ним издеваются, но сбить себя с толку не дал и продолжил. — И вы — высокоразвитые агрессивные существа вели себя как арестованные дикари?!

— Но-но, о дикарях-то полегче, — вставил свой пятак вождь, — тоже мне умник выискался!

— Я не то имел в виду, — извинился Тохиониус.

— Нет, мы вели себя как задержанные интеллигенты. Молчали и сопели в две дырочки, — со знанием дела хмыкнул Горелов. — Да и что мы могли сделать? — его глаза беспокойно забегали, ощупывая тесное, словно в гробу, пространство.

— Го-горелов, поиграй со мной, — Фасилияс персидской княжной вспрыгнул ему на колени.

— Брысь, слизняк, — он брезгливо отшвырнул его прочь.

Тот шмякнулся о потолок и мячиком запрыгал по полу, визжа:

— Ух, ты, как весело!

— Совсем невесело! — рявкнул Тохиониус. — Надо что-то делать!

— Надо, — решительно согласился Горелов и снова потерял сознание.

— Эй, смотри! Ему опять нехорошо, — забеспокоился о земляке вождь.

— Ему-то как раз и хорошо, — отмахнулся осьминог сразу тремя конечностями. — Он снова вернулся в свое привычное состояние благодаря приступу клаустрофобии.

— Это не смертельно? — встревожился за новую игрушку Фасилияс.

— Для нас — нет!

— А для него?

— Спроси у вождя — сильного духом, — посоветовал ребенку Тохиониус и задумался о том, что долг платежом красен. Как бы это выкрасить Семена в новый цвет?

***

Была теплая ночь. Одна из тех, которые еще нередко встречаются и на Земле.

Майор и Семен сидели у пещеры и любовались отсветами далеких вулканов, парящих у самого горизонта. Они были одни, и это наполняло их тихой благостью. Все клиенты расползлись кто куда в поисках новых впечатлений.

— Чудно, — пробормотал Саньковский, кивнув на небо, украшенное праздничными гирляндами незнакомых созвездий и подумал: «Сколько же у них знаков Зодиака? Вот где Машке было бы раздолье — гадай, сколько влезет!»

— Проклятый беспросветный праздник, — не согласился Вуйко А.М. — Как ты думаешь, где наше Солнце?

— Там, — по обыкновению уверенно ответил Семен, ткнув пальцем в небо. Ни он, ни собеседник не понимали в астрономии ни бельмеса и на роль родного светила была хороша любая звезда.

Майор повернул голову в указанном направлении и задумался о превратностях судьбы. Неизвестно, сколько бы он так сидел и мучился, если бы вдруг краем глаза не заметил злодейские тени, крадущиеся во мраке.

— Чертова сальмонелла! Нигде от нее покоя нет!

— Сам ты сальмонелла, — ответила одна из теней. Та, что была подлиннее.

От такой, еще не слыханной им на Понго-Панче наглости майор опешил.

— Ты слышал? — он толкнул Саньковского локтем.

— Что? — сонным голосом спросил тот.

— Голос.

— Какой?

— Знакомый.

— Меня тоже, как перепью, галлюцинации преследуют…

— Привет, мужики, — перебила его тень. — Не ждали?

— Перед собой вы видите один из древнейших… — гнусаво затянул Вуйко А.М., но моментально опомнился. — Горелов? Ты?!

— А то! — тень материализовалась бравым лейтенантом.

— А ты говорил — галлюцинация!

— Ну, погорячился, — Семен сбросил остатки дремы и поинтересовался у невесть откуда взявшегося земляка. — Кто там еще с тобой?

— Это я, Семен… Как удачно, что все вы здесь сегодня собрались!

— Тохиониус! — воскликнул Саньковский. — Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!

— Взаимно, — расчувствовался на миг осьминог, но тут же взял себя в щупальца. — Тише! С нами еще вождь.

— Так почему его не видно?

— Он же электромагнитный, неужели забыл?

— О, конечно! Привет, вождь!

— Привет, — радостно ответил дух. Он помнил свое взятое напрокат тело. — Давай снова махнем телами, а?

— Ша, расчирикались, — цыкнул Тохиониус, — не до этого сейчас.

— И я говорю — давай тяпнем по рюмашке за встречу, а? — оживился майор. — Мы с Семеном уже часа три трезвые сидим.

— Тихо, тхариузок овладей вашими матьями! — гаркнул осьминог. — Нужно еще раз обсудить план побега.

— Еще раз? — удивился Саньковский и повернулся к майору. — Неужели мы с тобой уже его обсуждали?

— Это мы его обсуждали, — внес поправку Горелов.

— А кто собирается бежать?

— Вы!

— А ты?

— Молчи и слушай, — вмешался в этот на диво содержательный диалог Тохиониус, терпение которого истощалось не по минутам, а по секундам.

— Без Горелова не побегу, — заупрямился Семен. — Как же это так? Мы там, а он опять здесь!.. Не по-людски как-то…

За эти слова Горелов опять простил ему все.

— Заткнись!!! — мощное щупальце запечатало Саньковскому рот. — Через двадцать минут Фасилияс и корабль будут в этом районе. Наша задача обозначить место посадки. Он нажмет кнопку, а все остальное выполнит компьютер. Пока все понятно?

Если не считать мычащего Семена, требующего внести окончательную ясность относительно Горелова, все молча кивнули.

— Обмануть таможню — дело элементарное…

— Таможня дает добро! — любитель советских боевиков не мог не блеснуть эрудицией, в результате чего еще одно щупальце устремилось к майору и лишило его права голоса. Тот почувствовал себя депутатом, которому выключили микрофон. Обида тут же черной кошечкой затаилась в душе, чтобы при первой же возможности перебежать дорогу «сальмонелле».

— …и если не случится ничего непредвиденного, то я уверен, что смогу вытащить вас отсюда. А теперь собирайте и тащите сюда все, что может гореть! Мы будем разжигать сигнальные костры. Еще раз напоминаю о необходимости соблюдать тишину!

— А водка не горит, — злорадно проинформировал его Вуйко А.М., едва щупальце предоставило ему такую возможность. — Разбавляют гады потому что!

Тохиониус не обратил на это внимания и нырнул в темноту. Спустя несколько минут заполыхали четыре кучки, сложенные из обломков майорской мебели, превратив площадку у подножия обелиска в некое подобие партизанского аэродрома. Когда порывы ветра раздували пламя, обелиск чертиком выпрыгивал из тьмы, угрожающе скалясь древними письменами.

Присмотревшись к ним, Тохиониус неожиданно уловил в их орнаменте нечто знакомое. Он подошел поближе и убедился, что зрение его не обмануло. Спугнув вертящегося рядом Горелова, осьминог вынул из складки тела бластер. В ночи засверкали вспышки, превращая никому, кроме него, неизвестные письмена в совершеннейшую абракадабру.

— Ты мстишь им за нас? — догадался Горелов. — У тебя нет еще одного пистолета, хотя бы Макарова?

— Твое дело следить за появлением Фасилияса, — огрызнулся Тохиониус. — Или нет?

— Да, — согласился тот, задрал голову вверх и тут же заорал. — Летит!

Неразлучная пара Условных Кузнечиков, завидев отблески огня там, где остались гиды, встревожилась не на шутку. Вдруг случится так, что редкостные особи не справятся с огнем и погибнут? Со всех своих четырнадцати ногорук они бросились к обелиску.

— Добрый день! — запищали Условные Кузнечики и едва не сломали пару пар конечностей, наткнувшись на космолет, куда грузили гидов.

— Спокойной ночи! — издал издевательскую трель Семен и, довольный произведенным эффектом, последним вошел внутрь корабля, продолжая хохотать.

Взрыв неестественных, с точки зрения клиентов, звуков вверг Условных Кузнечиков в панику. Наблюдая взлет, один из них нашарил в левой пазухе трансивер, который выдавался каждому желающему полюбоваться красотами Одинокой Жемчужины, и начал свистеть в микрофон, вызывая патрульную службу.

***

Случилось так, что только один корабль находился в это время над ночной стороной планеты. С ним-то и попытался связаться дежурный космодрома, растерянно меняя цвета своего тела подобно хамелеону, усаженному в беличье колесо около светомузыкальной установки.

— «Вимера», «Вимера», вызывает база! «Вимера», «Вимера», вызывает база!

— База? Это — «Вимера», — недоуменно ответил Кар, даже не пытаясь строить догадок о том, зачем они кому-то понадобились.

— «Вимера»! — в хрипе дежурного прозвучало облегчение. — Примите сообщение!

— Какое?

— Информационное!

— А оно у вас? — недоверию Кара не было границ.

— Да!!! — облегчение в голосе дежурного приобрело оттенок отчаяния.

— Что-нибудь срочное? — по одобряющему знаку Грыка Кар изо всех сил тянул время. Тот не без оснований надеялся, что по мере удаления от родной планеты они угодят в какую-нибудь электромагнитную бурю и та решит проблему этих никчемных переговоров.

— Похищен гид маршрута номер пять и родственная ему фауна! Объявлена общепланетная тревога!

— Что?! — завопил Грык, вырывая у напарника микрофон. Они оба отлично знали, какой гид был на маршруте номер пять.

— Это какой-то гиднеппинг! — потрясенно выдавил из себя Кар. — Проклятые завистники! Потом они скажут, что отбили его у кого-то и станут новыми национальными героями! Я этого так не хочу оставлять!..

— Как это произошло? — Грык не терял времени, чтобы попытаться сообразить, кто бы это мог быть.

— В секторе 13/1313 пара туристов заметила неопознанный летающий объект, куда грузили гидов. По их свисту, те сопротивлялись. Это произошло три миллионных меридиана тому назад. Вам приказывается приступить к поиску злоумышленников. Дополнительные данные будут сообщены позднее!

— К поиску приступаю. Я — «Вимера». Конец связи, — выплюнув микрофон, Грык круто развернул корабль имени любимой самки пятой гильдии и врубил аппаратуру обнаружения на полную мощность.

— Вот они! — простенал Кар, от избытка чувств роняя на обзорный экран капли оптической секреции.

— Вытри сопли! — приказал Грык, устремляясь в погоню за далекой серебристой звездочкой.

***

— За отца, сына и Простого Духа! До дна!

Майор, не забывший прихватить с собой ящик пусть и разбавленной, но дармовой водки, лихо опрокинул в себя порцию напитка, от которого какая-нибудь сальмонелла скукожилась бы, как гусеница в ацетоне. Он словно помолодел за последние полчаса лет на двадцать. С другой стороны, вполне возможно, что на старости лет у него проснулось второе дыхание способности общаться не только с себе подобными. Как бы то ни было, но Вуйко А.М., преодолев плотные слои атмосферы, на седьмом небе чувствовал себя весьма вольготно как в прямом, так и в переносном смысле.

— Ай да майор! — несколько истерически хохотнул Семен, еще до конца не веря, что все завершилось благополучно. — Скажи, друг Горелов?

«Друг Горелов» молча глотал водку и общаться не желал. В его голове вертелась всего одна мысль, да и та была перепугана собственной невероятностью: «Этого не может быть!»

Вождь млел, витая над столом. Дерзкая акция словно вернула его к той, уже потусторонней для него жизни и сейчас электроны быстрее бегали по орбитам квазитела. Невзирая на отсутствие у себя погон, он быстро почувствовал в майоре родственную душу лидера и приступил к выяснению отношений.

— Эй, майор! Как тебя зовут?

— Вуйко А.М., майор ГАИ, — официально представился тот, когда выпили все желающие и способные к этому.

— Слышь, это звучит как-то неудобоваримо и слишком длинно. Давай попроще, по-человечески…

— Анатолий Михайлович… Можно просто Михалыч, — согласился польщенный майор, почувствовав себя человеком.

— И меня зови просто — Потрошителем Медвежьих Животов, — не менее радостно сообщил вождь. — Жалко, что не могу выпить с тобой на брудершафт, но ведь это не станет на пути нашей будущей дружбы непреодолимым барьером, правда?

— Ты совершенно, абсолютно прав, мой здоровый душок! Но нельзя ли и тебя называть как-то покороче?

— Запросто. Зови меня Потрошителем!

— Хм, если ты не против, я буду звать тебя Джеком.

— А что значит это имя?

— По-моему, то же самое…

— Никаких проблем, Михалыч!

— О, а вот и наш сальмонеллез! — завидев приближающуюся семейку спасителей, переключился майор. — Как там наши дела?

— Я вижу, вы подружились, — удовлетворенно заметил Тохиониус, издалека расслышав задушевную болтовню майора и вождя. — Дела наши просто великолепны! Еще часика полтора и можно будет сигануть в подпространство, где нас и поминай как звали! Потом еще неделька-другая и вы дома!

— Эх, дом, родная хата! Увижу ль я тебя прежней, как берег дальний?.. — бессовестно переврав смутно знакомую ему строфу, пустил слезу Михалыч. Она была, как и положено, мужской, скупой и даже жадной.

— А кто может этому помешать? — поразился Тохиониус такому беспросветному пессимизму.

— Чертов Эйнштейн! — еще раз осторожно всхлипнул Михалыч.

— Неужели мы кого-то забыли? — забеспокоился Джек-Потрошитель, воспринявший страдания нового друга слишком близко к тому, что заменяло сердце.

— Нет, будь он проклят! — утробно провыл Вуйко, шарахнул кулаком по столу и дико хохотнул, вспомнив разносторонне образованного внука, с которым проводил слишком много времени. — Е равняется m помноженному нас в квадрате! Еврейские штучки!

— Никогда бы не подумал, что ты — антисемит! — поразился Семен. Звон бутылок отвлек его от бесплодных попыток расшевелить Горелова, продолжающего страдать своей дурацкой мыслью.

— Я — антисемит?! — возмутился Михалыч. — Да что б ты был таким интернационалистом, как я! Скажи, Горелов!

— Этого не может быть! — наконец-то расстался тот со своей мыслью и тут же начал беспокоиться о том, что будет думать дальше. Ничего путного в голову не приходило.

— О чем это вы? — на всякий случай спросил Тохиониус. Смысл разговора от него ускользал, как вода из щупальцев.

— Да так, о графе из паспорта, — мрачно сверля взглядом Семена, пробормотал майор.

— Брось, Михалыч! — вождь попытался переключить внимание на себя. — Налей еще по одной. Мне ужасно нравится, как вы пьете!

— Ты снова прав, Джек! — восхитился обретенным приятелем тот и взялся за бутылку. — Пятьдесят раз по пятьдесят за дорогую моему сердцу троицу!

— А водки хватит? — Горелову было просто необходимо о чем-нибудь беспокоиться, чтобы не ощущать в голове вакуума вкупе с подстерегающей организм клаустрофобией.

— Это всего по пять бутылок на брата, — мощный, не уступающий щупальцам, аналитический ум Тохиониуса мгновенно вычислил объем яда, который собирались выпить за его здоровье.

— Присоединяйся, сальмонелла! — Михалыч сделал широкий жест.

— Я бы с радостью, но не могу… Метаболизм, понимаешь?

— Ну, тогда выздоравливай побыстрее! Эх! Хороша!

***

«Вимера» с каждой секундой догоняла звездолет Тохиониуса. Кар прожорливым взглядом поедал увеличивающуюся звездочку до тех пор, пока она не оказалась прямо под ними.

— Я думаю, — резанул слух Грыка напарник, — что уже пора готовить гравимагнитную ловушку!

— Я думаю об этом уже давно!

— Так почему же мы ее не готовим?

— Рано еще!

— Как бы нам не опоздать!

— Спешка нужна только при ловле чаучамов!

— О, а не подкрепиться ли нам? — продемонстрировал коллеге Кар еще один чудный образчик своего понимания взаимопонимания.

— Как ты можешь думать об этом сейчас?

— Я об этом не думаю. Я…

— Я не сомневался, что тебе незнаком этот процесс.

— …об этом беспокоюсь и делаю это всегда!

— Внимание! Го-отовсь!

— Что? — встрепенулся Кар, настроившись было отстаивать свою пищеварительную точку зрения, но ответа так и не дождался, потому что в следующий момент Вселенная сошла с ума.

***

Закусив водку чем-то совершенно непотребным из запасов Тохиониуса, майор натолкнулся взглядом на Библию и впал в задумчивость. Выражение лица при этом у него не изменилось и по-прежнему выражало крайнюю степень брезгливости.

«Чем я хуже этой сальмонеллы? Ишь, спас нас из вавилонского плена и воображает себя Моисеем. Да если бы тот был хотя бы капельку похож на тебя, то Бог сам бы стал антисемитом!..»

Он резко встал из-за стола и пошатнулся.

— Что с тобой, Михалыч? — встрепенулся сердобольный Джек-Потрошитель.

— Где тут у вас руль?

— Какой руль?

— Штурвал, «баранка», пульт управления! Что-нибудь, что можно нажимать или вертеть, черт побери! — мысль заставляла майора нервничать и жирела на новых аргументах, которые подсовывало воображение, как тесто на дрожжах. Михалыч понимал, что вряд ли ему удастся спокойно уснуть, если не докажет себе, что он «не хуже». Прецедент уже имел место в жизни, и тогда его долго мучила бессонница. — Веди, друг!

— Зачем оно тебе надо? Наливай да пей!

— Не твое дело! Веди! — приказал Вуйко тоном, каким в старые добрые времена лаял на тупоголовых сержантов. — И аукай, а то тебя плохо видно!

— Тогда — ау! — послушно сказал Джек. — Ау!

Навострив уши, Михалыч пошел на голос. Выйдя на финишную прямую, он обратился к духу с сокровенным, но не очень связным:

— Вот ты, Джек, сам подумай! Моисей сорок лет таскал племя по пустыне, потому что дома его ждала теща, а меня жена дома уже никогда не дождется. Я не хочу видеть поваленный временем крест на ее могиле! Или еще хуже — стоянку для машин там, где было кладбище, на котором ее двести лет назад похоронили, понимаешь меня?

— Как никто другой!

— То-то! — майор внезапно осознал себя стоящим у панелей, усыпанных сотнями кнопочек, рычажков и тумблеров. — Куда тут нажимать?

— Чего ты хочешь, Михалыч?

— Не знаю, но зато я знаю, чего не хочу! Что тут вертеть, вращать и ворочать?

Вождь, которого всю последнюю жизнь техника интересовала меньше всего, честно в этом признался.

— Ты должен был учиться, учиться и еще раз учиться, — укоризненно покачал головой Вуйко и потянулся к красной кнопке, которая привлекла его своим цветом.

Если за мгновение до того, как майор коснулся панели управления Машины Времени, нашедшей убежище на корабле Тохиониуса, всем, даже преследователям, казалось, что хэппи энд неминуем, то он легким мановением руки доказал, что это не совсем так.

***

Суббота, 29 февраля 1992 года

— Тоже мне друг! — рвала и метала Мария упреки на повинную голову Димки Самохина, прилагая все усилия, чтобы сегодняшний день был черным не только для ее семьи. — Да я тебе после этого даже фонарный столб стеречь не доверю!

Димка прятал глаза и занимался мазохизмом, то есть, самоедством.

— Ну, скажи мне теперь, что я должна делать?! Выйти на улицу голой?!

— Не знаю, — с лицемерным покорством соврал Самохин, подумывая о самоубийстве, дабы несчастная женщина не брала грех смертоубийства на себя. В том, что она на это пойдет, он не сомневался, справедливо полагая, что похороны пусть и не мужа, но все же здорово ее успокоят. Иначе зачем было еще придумывать такой сложный ритуал? Ясное дело, что это — пережиток матриархата…

— Так я сама знаю! — осенило Марию. — Собирайся, пойдешь со мной!

— Куда? — Димка поднял голову, наткнулся на взгляд красных глаз и понял, что несмелые мысли покончить счеты с жизнью вовсе не говорили о том, что он хочет умереть. В памяти всплыло бессмысленно-тоскливое: «Почему я не бабочка?»

— Там ты все узнаешь! — немножко злорадно пообещала Саньковская и начала переодеваться, плюнув на его присутствие.

От соседей снизу доносились звуки расстроенного пианино. Играли «Прощание славянки».

— Я не хочу на кладбище! — выдавил из груди Самохин, сидя на диване с оторопелым видом сексуального маньяка, который понял, что его собираются изнасиловать.

Он не хотел верить ни глазам, ни ушам. Неужели ему суждено унести с собой в могилу воспоминание о розовом кружевном бюстгальтере невероятных размеров в качестве самой сокровенной тайны?!

— На кладбище? Ха, размечтался! Кладбище — твоя несбыточная мечта! Сначала ты пойдешь со мной туда, где тебе вправят мозги раз и навсегда!

— Может, не надо, а? — робко пробормотал Димка, шокированный как стриптизом, так и собственной фантазией.

— Надо! Там я без тебя никак не обойдусь! — отрезала Мария, натягивая джинсы.

«А бабочка крылышками бяг-бяг, бяг-бяг, а за ней Мариюшка с ножичком — вжик-вжик, вжик-вжик…»

— Идем! — подала команду Саньковская.

В ее голосе не было и намека на христианскую любовь к ближнему своему, несмотря на то, что в серванте на почетном месте стояла Библия, ставшая в этом сезоне модной книгой. Самохин поднялся и пошел едва ли быстрее, чем двигались миллионы приговоренных к своим лобным местам. Местам, на которые не продаются билеты…

Если бы кто-нибудь сейчас поинтересовался его мнением о народных приметах, то он вряд ли бы не согласился, что тринадцать кошек цвета сегодняшнего дня — страшная сила.

***

Пятница, 13 февраля 1 234 513 года до н. э.

«Вимеру» завертело и швырнуло во временной колодец. Она находилась слишком близко к звездолету Тохиониуса, энергии генераторов которого хватило на то, чтобы потащить ее за собой. Однако, по достижении точки-миллисекунды назначения, набранной игравшимся с Машиной Времени Фасилиясом, хроногравитационный водоворот расшвырял их в разные стороны. Автопилот Тохиониуса едва не съехал с верньеров, пытаясь избежать столкновения с Понго-Панчем, а Грык и Кар выжили только благодаря невероятной эластичности тел, расплывшихся сейчас безобразными лепешками.

— Какое счастье, что я не успел позавтракать, — первым оценил Кар светлую сторону происшедшего, пытаясь придать телу нормальный вид.

— Что бы это могло быть? — простонал Грык, обращаясь в большей степени к самому себе.

— Завтрак. Он мог бы быть, но что-то мне помешало, — пояснил напарник и потащил к экрану свое тело, принявшее вид гофрированного мешка, испившего фиолетовых чернил «Радуга».

— Что там? — Грык тоже пополз.

— Я их не вижу…

— Я тоже, — процедил сквозь клапан коллега, растерянно рассматривая звезды. — А больше ты ничего не видишь?

— Ты думаешь, у них были сообщники и они недалеко? — тело Кара постепенно приобретало страшно нездоровый оттенок. Ему становилось не по себе, и он ничего не мог с этим поделать.

— Ничего не знаю о сообщниках… Более того, я не вижу ни одного знакомого созвездия, — признался Грык.

— Ведь мы же совсем недалеко от светила Жемчужины!

— В этом-то и все дело! Кажется, только оно и осталось на месте…

— Давай вернемся домой, — взмолился напарник, осознавший вдруг, как ему надоело быть героем. — Разобраться во всем можно будет и там!..

— Возможно, так оно будет вернее, — впервые согласился Грык с предложением коллеги.

Выполнив поворот на сто восемьдесят градусов, «Вимера» устремилась к родной планете.

***

— Что это было? — кряхтя и морщась, поинтересовался майор, поднимаясь.

— Ты у меня спрашиваешь? — удивился Джек. — Я думал, ты знаешь, что делаешь…

— Я тоже так думал…

— Что происходит? — в проходе показался разъяренный Тохиониус. Зол он был по-настоящему, потому как если кто-то входит в роль, то зачастую приобретает присущие ей черты. А осьминог воспроизводил земную агрессию уже неоднократно.

Из кают-компании послышались асинхронные стоны Семена и Горелова, которым довелось совершить несколько сальто-мортале в тот момент, когда не собирались ничего совершать.

— Мм… — никогда не страдавший от избытка скромности майор вдруг застеснялся говорить правду и лихорадочно попытался придумать оправдание, не роняющего его достоинства.

— Михалыч избавил нас от погони, — не моргнув глазом, благодаря его отсутствию, изрек Джек, поддерживая престиж друга на должном уровне.

— Разве была погоня? — поразился Тохиониус, направляясь к экранам.

— Какое же похищение без погони? — тоном режиссера, которому не дают денег на съемку погони, возмутился Вуйко.

— Как же тебе это удалось? — осьминог сочился недоверием.

— Очень просто. Я нажал это, — майор указал на кнопку и подумал: «И этот допрос тебе еще отрыгнется, сальмонелла».

— Тогда еще полбеды, — расслабился Тохиониус и вдруг замер с открытым клювом.

На экране прямо на него шел в лобовую атаку чужой корабль. Секунды холодными улитками поползли по его коже. Они ползли и ползли, волоча за собой мгновенную смерть, а Тохиониус, словно загипнотизированный, безмолвно смотрел на экран.

Первым неладное почуял дух. Ему не потребовалось много времени сообразить, что его слова оказались пророческими. С быстротой, свойственной молодым народам, он заорал с непринужденностью дикаря:

— Нажимай!

Майор послушно ткнул пальцем вперед и вниз.

***

Ослепленные чудовищной вспышкой в Пространстве там, где еще мгновение назад находился корабль гиднепперов, Грык и Кар судорожно дернулись в коконах. Когда перед оптическими присосками растаяли разноцветные круги, они присосались к экранам, ожидая града осколков, который вспыхнет фейерверком в силовом защитном поле «Вимеры».

Однако время шло и ничего не происходило.

— Стопроцентная аннигиляция, — первым подал голос Грык.

— Трусы, — согласился Кар, — такую фауну погубили… Съем-ка я чаучам за упокой их душ.

— Смотри, не подавись, — лениво предостерег напарник.

В голове Грыка начала брезжить смутная догадка о том, что происходит. И с ними в том числе.

***

Понедельник, 26 февраля 2 473 010 года до н. э.

Несколько раз моргнув, Тохиониус повернулся к товарищам и сказал просто и от души:

— Большое спасибо!

— Тяпнем по соточке, а? — неуверенно предложил Михалыч, снова поднимаясь. Он так и не понял, в чем дело, но уточнять у сальмонеллы, за что та его благодарит, побрезговал. — Повод-то какой!

К сожалению, предложение никто не поддержал. Тохиониус мысленно проклинал свою рассеянность, которая запросто могла стоить жизни и ему, и отпрыску, а вождь, переполнившись блаженством, приник к экрану. Сейчас послежизненное существование совсем не казалось ему пресным и однообразным.

— Вы чем здесь развлекаетесь? — хором поинтересовались Саньковский с Гореловым, потирая очередные синяки и шишки. — Это американские горки или летающая тарелка?

— Это космический корабль! — возразил осьминог. — Вы бы лучше, чем ныть, пошли и тяпнули с Михалычем по соточке, пока я проложу курс.

— Стоит ли? — усомнился Семен, поглаживая наметившуюся бородку. Последние потрясения вернули ему не только надежду увидеть Машку, но и воспоминание о том, что он давал ей какие-то обеты.

— И не сомневайтесь, молодой человек, — категорически заявил майор. — Приказ даже такого капитана даже на космическом корабле — закон!

— Ну, если вы так ставите вопрос…

Михалыч, Горелов и Джек последовали за ним в кают-компанию, а Тохиониус, оставшись один, вытаращился на экраны. Изображенное там вызвало смутное беспокойство. Какое-то время он никак не мог сообразить, в чем дело, но потом догадался наложить на изображение карты звездного неба местного сектора.

Результат совершенно сбивал с толку. Большинство созвездий были непохожи сами на себя. Они будто немного размазались, изменив расстояние между своими альфами, бетами и гаммами. Согласно древней земной книге все происходящее говорило о том, что Апокалипсис уже случился и спешить им некуда…

Тохиониус крякнул и вспомнил о Машине Времени, однако на индикаторе у той горели нули. Это значило, что корабль находится в том же времени, как и до героических действий майора. По зрелом размышлении, он списал все на неисправность световодов, выводящих внешнюю информацию на экраны. После истории с гравитокомпасом его мнение об отечественной технике сильно упало.

Отвернувшись от экранов, Тохиониус принялся за вычисления курса к звезде, которая больше всего напоминала ему земное Солнце.

***

Суббота, 29 февраля 1992 года

Вопреки предчувствиям, Димка дожил до вечера, но судьбе за это благодарен не был.

В 18:40 Мария доставила Самохина к своей матери и веско произнесла, вытолкнув его на середину комнаты:

— Вот!

Наталья Семеновна, несколько растерявшаяся от столь стремительного развития событий, вздрогнула. Содрогнулись также ее неразлучная подруга Варвара Моисеевна и мечтательная Жулька, которые привыкли к медленной последовательности мыльных опер.

Когда первый испуг прошел, все присмотрелись к Самохину.

— Что?!

— Говорит, Семена луноход забрал, — лаконично сообщила Саньковская, считая, что этим сорвала все покровы с тайны своего внезапного появления.

— В милицию, что ли, забрали? — не врубилась теща Семена. Нацелив на Димку нос, она приказала. — А ну, дыхни! Раз-два!

Самохин дух испустить был готов уже давненько, но только не по команде. Он отшатнулся и покачал головой. То, что предлагали, было слишком банально и унизительно. Кроме того, ему не понравился этот нос.

— Да нет, мама, — невольно выручила его Мария. — Это были настоящие инопланетяне!

— О! НЛО! — догадалась Варвара Моисеевна с проницательностью, свойственной исключительно избранным народам. — Ух, ты, как интересно! Я про такое читала. Где же он? Пусть заходит и расскажет, как это случилось!

— Для особо сообразительных повторяю, что Семена выкрали пришельцы, и я его нигде не прячу! А этот придурок видел, как это произошло, — не выдержав нервного перенапряжения, Саньковская залилась слезами.

— О! — вполне доступным ей звуком выразила Варвара Моисеевна восхищение таким крутым поворотом сюжета. — Молодой человек, как вас зовут?

— Дим… Дмитрий.

— Очень приятно, — она искренне была рада новому знакомству, несущему свежую информацию, для распространения которой родилась. — Какие они из себя?

Самохин по понятным причинам замялся, но тут снова с совершенно неожиданной стороны к нему подоспела помощь.

— Палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек! А ему добавим ножек — получился осьминожик, — с дикой улыбкой и пластмассовым выражением глаз Мария пропела песенку, как нельзя лучше описывающую внешность пришельца, как она его помнила.

— Это и в самом деле были осьминоги? — перехватило дыхание у Варвары Моисеевны. — Дмитрий, вы обязаны рассказать нам все!

Димка собрался с духом и в двух словах поведал об утреннем происшествии. Варвара Моисеевна внимала, затаив дыхание, Жулька — развесив уши, а Наталья Семеновна — капая успокоительное безутешной дочери, в результате чего Мария успокоительного перебрала.

— Что же делать? — выпалила теща Семена.

— Как что? — поразилась ее тупости Варвара Моисеевна, перебирая ногами от возбуждения. — Нужно звонить!

— Куда? — устало всхлипнула Мария, погружаясь в оцепенение.

— Как куда?!! — энергичная старушка из славного рода Цугундеров начала подозревать, что молодая яблоня выросла совсем недалеко от старой. — В Байконур! В Плесецк! На мыс Канаверал!!! У них там ракеты, космонавты!.. Пусть догоняют!

Потрясенные ее находчивостью и тем, что такая простая идея до сих пор никому не пришла в голову, все замерли. Наталья Семеновна открыла было рот, но сделала это по привычке.

Наблюдая такую немую сцену, Жулька почувствовала неладное и спрыгнула с излюбленного места в уголке старого кресла. Медленно проковыляв к балкону, она нащупала взглядом созвездие Рыб и тихонько завыла.

***

Вторник, 33 февраля 2 473 010 года до н. э.

— Пусть они и все поголовно сальмонеллы, — изрек Михалыч однажды утром, проснувшись и обнаружив, что запасы водки иссякли, — но все мы должны признать, что их водка была хороша ввиду своего наличия как минимум!

— Сколько майора не пои, а он остается милиционером, — хмуро скаламбурил Семен и скорбно хмыкнул, давая понять, что в жизни разочаровался окончательно.

— Ты чего, заболел? — забеспокоился Горелов, который день уже испытывая внутри головы странные всасывающие ощущения. Это не было похоже ни на похмелье, ни на приступы клаустрофобии, потому как находиться в малолитражном пространстве уже привык.

— Да нет, просто задумался…

— Перестань, от этого лысеют, — посоветовал друг и пригладил пышную шевелюру. — Проблему с Эйнштейном нам решит Машина Времени, а…

— А кто нам решит проблему с водкой? — перебил майор. — Вот слушаю я вас, молодых, и только диву даюсь, что за сквозняк в ваших нестриженых головах! Какую чепуху вы мелете вместо того, чтобы просто спросить у нашего общего сальмонеллеза, может ли он синтезировать нам хоть немножко водки или нет!

— Бесполезно, — покачал головой Семен, сочувственно глядя на лицо Михалыча. Оно сейчас сильно смахивало на гротескные рисунки язвенников времен «сухого закона», висевшие на стендах «Наши пьяницы». — Мало того, что у него нет оборудования, так он еще и Библии начитался, а там, как известно, написано, что пьянство — грех.

— Какой идиот ее ему подсунул? — простонал Вуйко раненым браконьером.

Саньковский целомудренно промолчал и искоса посмотрел в угол, где вождь от безделья штудировал вечную книгу.

— Что же нам делать? — не хотел сдаваться майор. Минуту назад ему показалось, что печень, поссорившись с желудком, начала пинать последнего ногами.

— Мыслящие люди уже много лет ищут ответ на этот вопрос…

— И что, не нашли? — опередил Михалыча Горелов.

Он сообразил, что если не поинтересуется, то его никогда не причислят к категории «мыслящих людей».

— Да вроде нет…

— А как ты думаешь, найдут? — вакуум в лейтенантской голове начал терять свою стерильность.

— Прилетим — узнаем, — пробормотал майор, которого тошнило не только от неконкретности темы, и снова погрузился в пучину желудочных колик и прочих страданий, порожденных похмельным синдромом.

Его стенания отвлекли Джека от Библии, но утешить друга тот ничем не смог. От бессильного желания помочь вождю захотелось вспороть брюхо Большой Медведице, но по зрелом размышлении он прогнал эту грешную мысль.

***

Пятница, 13 февраля 1 234 513 года до н. э.

«Вимера», словно разделяя жуткие подозрения Грыка, которые с каждой секундой становились похожи на не менее жуткую правду, опасливо приближалась к Одинокой Жемчужине. Ничто, кроме знакомых очертаний материков, не напоминало родную планету. Не было ни веселых огоньков многочисленных спутников, ни громады Орбитальной Таможни…

И никто не летел навстречу.

— База! База! Я — «Вимера»! Ответьте! — тщетно надрывался Кар, давясь микрофоном. Он уже час безуспешно пытался добиться взаимности у Великого Безмолвия. — База! База! Я — «Вимера»! Ответьте!

База молчала как проклятая.

— Что же это, Грык? — захныкал напарник, цветом тела напоминающий завядшую цветочную клумбу. — Почему они молчат? Может быть, обиделись?

Его коллега тоже молчал. Он не проронил ни звука до тех пор, пока «Вимера» не совершила посадку посреди выжженной равнины, кое-где украшенной гигантскими обломками скал.

— Грык! Это ведь не космопорт! Почему мы здесь?!!

— Потому что он будет здесь через миллион лет…

— Какой миллион лет?! Ты сбрендил!!!

— Нет… Ты же помнишь, какое у нашей фауны было оригинальное чувство юмора?

— Она-то здесь при чем?.. Давай перекусим, — нейтральным тоном обратился Кар к напарнику.

— Ты спрашиваешь, при чем здесь они? Я отвечу тебе, — Грык не обратил внимания на предложение. — Только от таких извращенных существ можно было ожидать такой подлой шутки!..

— Какой шутки? О чем ты?!

Один из родителей когда-то сказал Кару, что если тот будет много и часто напрягать мозг, то плохо кончит. Он всегда следовал этому совету в отличие от Грыка, которому, скорее всего, подобного никто не советовал. Ему стало жалко обделенного коллегу, начавшего «плохо кончать» прямо на его оптических присосках.

— Помнишь вспышку? Это была не аннигиляция…

— Ты сам это сказал.

— А теперь я тебе говорю, что это была не аннигиляция!

— Что же тогда? — Кар усомнился в диагнозе, так как, по его мнению, логика в речах коллеги присутствовала.

— Это было перемещение во времени!

— Что ты несешь?! — Кара придал дыхательному клапану отвисшее положение, потому что термин «перемещение» описывал одно из таинств полового цикла. — С кем это я перемещался? С тобой?! Это довольно пошлое предположение…

— Да. Кстати, это не пошлое, а прошлое…

— Что? — возмущению Кара не было границ. — Да я с тобой на одном полу…

— Идиот! Они зашвырнули нас в прошлое!!!

— В прошлое? А где же остальные?

— Какие остальные?

— Ну, участники девятого полового цикла, кто же еще! Ведь в прошлом последним был девятый цикл, разве нет?

— Экий ты маньяк! До него еще миллион лет!

— Вот ты заладил — миллион лет, миллион лет… Что?! В самом деле?!! — взвыл Кар, когда до него наконец дошла страшная правда, потому что даже такой сумасшедший, как Грык, не стал бы шутить половыми циклами. — Как же им это удалось? Ведь никто в нашем Скоплении не располагает подобной технологией… За что?!

— Это были существа не из нашего Скопления, разве непонятно? Это были их собратья. Мы недооценили…

— Это ты! Ты недооценил их опасности! Я же тебе говорил, что не стоит лететь к той планете!

— Сейчас это уже не суть важно. Я не знаю, как они нас выследили, но… Теперь мы здесь и приговорены к самому страшному — к одиночеству.

— Одни… И ни одного подсамца, ни единой самки на тысячи лет вперед и вокруг… — Кар расплылся на сухой почве, пожелтел и потерял сознание.

— Но мы будем бороться, — продолжал Грык, впав в истерическое состояние. — Мы обязаны предупредить потомков о грозящей опасности и сделать все возможное, чтобы проклятая фауна была уничтожена до того, как доберется до нас с тобой! Время — штука хитрая и мы еще посмотрим кто кого!!!

Квакающий голос далеко разносился над пустынной равниной. Результатом этого было то, что в одной из подземных нор заворочался огромный Джаг, разбуженный ритмичной вибрацией воздуха.

Он медленно высунул на поверхность плоскую голову и приник мембранами к почве. Близорукие глаза, расположенные на кончике пасти, обшарили пространство вокруг. Обоняние подсказало, что близятся сумерки и наступает время охоты.

Джаг бесшумно скользнул в нору и по многочисленным ходам устремился к беспечной добыче.

***

Четверг, 53 февраля 2 473 010 года до н. э.

— Вижу Землю! Земля в экране!!!

Вопль веселого Фасилияса ворвался в кают-компанию, переполненную печалью и скукой, в один из долгих периодов бодрствования, которые по привычке именовали «днем».

— Нужно говорить — Терра, и не в экране, а в иллюминаторе, — лениво и безрадостно поправил Саньковский.

И ему, и всем остальным Тохиониус уже поведал о неладах со звездами. «Права была Машка, черт бы их побрал!» — подумал тогда он и не изменил мнения до сих пор.

— Почему? Ведь вы все земляне?! И у нас нет иллюминатора…

— Была когда-то традиция такая. Когда кто-то залазил на мачту и видел землю, то он был обязан орать — Терра Инкогнита! Понял? — Семен с сомнением, так как и сам был не слишком уверен в том, что говорит, посмотрел на Фасилияса и добавил: — А из песни слов не выкинешь…

— Ага, — почти по-взрослому щелкнул клювом тот и вприпрыжку помчался обратно в рубку.

— Что будем делать, уважаемые космонавты?

— Будем верить в лучшее. Неважно в «когда» мы попадем, водка или вино были на Земле всегда, — Горелов из кожи лез, борясь за звание «мыслящего человека», потому что ему очень нравилось это выражение. К тому же звание «старший лейтенант» не шло с ним ни в какое сравнение.

— И жизнь зародилась не в воде, а в спирте? Оригинальная идейка, — тускло улыбнулся Семен. — Михалыч, а ты что скажешь?

— Лучше бы, конечно, в светлое будущее, которое мы строили, — мечтательно протянул майор. — Каждому по потребностям…

— Можно будет мне поиметь чужое тело? — заслышав о потребностях, смущенно поинтересовался Джек-Потрошитель.

— Чем тебе твое не нравится? Ведь не болит ничего, — удивился Михалыч.

— Женщины, — признался тот, переходя в инфракрасный диапазон, — не хватает… мм, простого человеческого… м-м… особенно женского тепла…

— Если сможешь, возьмешь мое, только потом все расскажешь, — предложил Горелов. Он не был сторонником ущемления плоти, но ему хотелось мыслить подобно философу-отшельнику. Хотя бы какое-то время.

— О, Вонючий Бог! Твоей доброте нет границ!

— А может, возьмешь мое? — у Вуйко случился приступ ревности. — Чем оно хуже?

Вождь растерянно запульсировал в видимом диапазоне туманным призраком, не желая обидеть товарища.

— Потенция у тебя не та, старичок, — расхохотался Саньковский, выручив духа из неудобного положения.

— Да я и тебя, и его, и… — разозлился майор.

— Ну-ну, не петушись. Никто не хотел тебя обидеть.

— И вообще, прелюбодействовать — грех! — продолжал обижаться Михалыч.

— Женюсь! — донеслось из-под потолка.

Горелов лениво зааплодировал в ответ на храброе, но безрассудное решение. Он уже додумался до того, что только плохая жена может сделать мужа философом.

— Прошу тишины! — никто не заметил, как в кают-компании появился Тохиониус. — У меня есть, что вам сообщить!

Все повернулись к нему, потому как было в нечеловеческом голосе нечто такое, от чего неровно забились сердца, а души и дух замерли от дурного предчувствия.

***

Пятница, 13 февраля 1 234 513 года до н. э.

Кар пришел в себя от усиливающихся сотрясений почвы.

— …должны создать точную карту того сектора Галактики, где находится их планета, указать нашим современникам курс туда, чтобы они смогли найти ненавистную фауну и обезвредить! Мы изменим будущее, — вещал Грык, размахивая полевым станнером, — оно принадлежит нам!..

***

Запах пищи становился все сильнее. Извиваясь длинным телом, Джаг ввинчивался в перепаханный за многие охоты грунт. Скоро, очень скоро он вынырнет на поверхность недалеко от границы своих охотничьих угодий, и добыча будет легкой и питательной. Скоро!

***

— Грык, — обесцвеченным голосом позвал бесцветный Кар. — Грык!

— Чего тебе? — недовольно цыкнул клапаном тот, прерываясь на полуслове.

— Ты ничего не чувствуешь?

— Ненависть и святое желание отмщения бушуют во мне! Твой прах стучит в мое сердце! Что я еще должен чувствовать? Голод?

— Почва…

— Что?

— Она сотрясается!

— Сам ты сотрясаешься! Это у тебя от волнения и скоро пройдет. К тому времени, когда я придумаю как…

— Она сотрясается все сильнее и сильнее! Здесь что-то не то!

— У тебя просто вибрационные галлюцинации. Съешь что-нибудь.

— По-моему, это землетрясение и нам лучше взлететь, — Кар напрягся и двинулся к кораблю.

Мгновением позже, на том месте, где он валялся, в воздух выстрелил пыльный гейзер.

Так поначалу померещилось Грыку, но в следующую секунду он разглядел очертания ужасного монстра. Вороненой сталью сверкнули хитиновые пластины. Они жутко заскрежетали, и этот звук слился со щелчком пасти, усеянной кривыми клыками, когда Джаг шлепнулся на поверхность во всю длину семиметрового тела.

Проявляя подвижность сперматозоида, Кар уже вовсю мчался к «Вимере», едва касаясь предательской почвы родной планеты.

— Подожди меня! — завопил Грык, лихорадочно раздумывая в кого пальнуть — в Кара, чтобы тот не угнал корабль, или в монстра, который хотел Кара же сожрать.

Победила многолетняя привычка к напарнику и одна из хвостовых пластин Джага разлетелась на молекулы, обнажив внутренности, пульсирующие под тонкой зеленой пленкой. Такой поворот событий заставил хищника выбросить ускользающую жертву из крохотного мозга, который был просто не в состоянии выдержать одновременно целых две мысли, и переключиться на никчемную букашку, сделавшую ему больно.

Джаг юлой крутнулся на месте и кинулся на того, кто бросил вызов ему — хозяину этих охотничьих угодий. Блестящие агатовые глаза надвигались на добычу, гипнотизируя и лишая последних сил. На обнаженном фрагменте тела вздулся и лопнул волдырь, разбрызгивая лохмотья густой и вонючей жидкости. В воздух взметнулась псевдоподия, увенчанная клубком извивающихся щупальцев.

Все они были нацелены на Грыка.

— Стреляй! Беги! Стреляй! — донесся издалека визг напарника.

Противоречивость советов словно бы включила сознание Грыка. Присоска приникла к оптическому прицелу, и станнер снова содрогнулся в щупальцах. Слева от виляющего противоприцельным зигзагом чудовища закурилась раскаленная почва.

Грык не успел подумать, что промахнулся последний раз в жизни, как вдруг мембраны едва не лопнули от пронзительного воя. Это еще один Джаг выбросил свое тело из-под земли и вцепился в первого. Судя по всему, он тоже считал эти охотничьи угодья своими.

— Кар! — задребезжал Грык, не слыша напарника. — Кар, не закрывай люк, я уже бегу к тебе!

В этот момент первый Джаг изловчился и вцепился в хвост конкурента. Пыль стояла столбом и в ее апокалиптических клубах два Джага заглатывали друг друга, явно собираясь превратиться в символ.

Это зрелище парализовало Кара. Забившись в кокон, он зациклился на одной мысли: «Куда я попал?!», а инстинкт заставлял щупальца бегать по панели управления, изолируя «Вимеру» от ужасов внешнего мира.

***

Суббота, 55 февраля 2 473 010 года до н. э.

На Земле и в самом деле царил коммунизм, с той лишь небольшой, но существенной поправкой, что был он первобытнообщинным. Перефразируя Михалыча, галактические бродяги попали в светлое прошлое.

— Как же это, а? — ни к кому особо не обращаясь, вопрошал Михалыч, разглядывая стайку австралопитеков на обзорном экране. — Куда же это годится, а?

— Кнопки надо было меньше нажимать, — мстительно припомнил ему Семен все свои синяки и шишки. — Знаешь, что сказали чукче, когда запускали в космос? Чтобы он не гавкал, как Стрелка, и ничего руками, как ты, не трогал!

— Так я, значит, чукча? — угрожающе начал Михалыч, и попытался встать во весь рост, но низкий потолок тут же напомнил ему о своем существовании.

— Слушайте меня все! — призвал к тишине Тохиониус, шевеля щупальцами в непосредственной близости от ртов слушателей. — Я тут думал, и мне пришло в голову…

— Интересно, куда тебе еще могло прийти, — таки раскрыл пасть Вуйко, которого прямо снедало противоречивое желание не то дать кому-нибудь по морде, не то получить самому, — если ты весь — сплошь голова! Если бы не я, вы бы все сейчас были в плену или на том свете! Скажи, Дже…

Щупальце запечатало рот майора, но с духом поделать ничего не смогло.

— Подумаешь, — фыркнул тот, неожиданно для майора бросая его под танки. — На том свете! Ты подумай о том, что вместо нормальной женщины всем нам придется довольствоваться какими-то полуобезьянами! Вряд ли кто может позавидовать такой свободе!

— Вы выслушаете меня или нет?! — начал сатанеть, то есть тхариузеть, Тохиониус. — Не будь вы земляками моего отпрыска, то…

Михалыч промычал что-то вызывающее, но назревающая ссора была прервана испуганным воплем Горелова.

— А-а! Смотрите! — заорал тот и начал тыкать пальцем в обзорный экран.

Там во всю свою прыщаво-волосатую ширь расплющилась морда не в меру любопытного пращура. Казалось, что он смотрит в глаза каждому. С ненавистью.

— Какая гадость, — захныкал Фасилияс.

Тохиониус нажал клавишу и стальные пластины скрыли от них безобразную рожу. Все вздохнули с облегчением, но не успел осьминог раскрыть клюв, как неугомонная человекообезьяна снова дала о себе знать. От ударов дубины по корпусу в углу задребезжали пустые бутылки.

— Включи защитное поле, — стараясь перекричать грохот, заорал Семен.

— Дурак! — неожиданно завопил Тохиониус, когда Михалыч укусил его за присоску.

— Сам дурак! — обиделся Саньковский. — Я дело говорю.

— Извини, я не хотел тебя обидеть, — прошипел подбитым паровозом Тохиониус и погрозил щупальцем майору. — Это может убить его.

— Ну и черт с ним, — майор облизнулся. Он жаждал крови. — Одним ублюдком меньше!

— Нельзя, — помотал головой Саньковский. — Тохиониус прав.

— Тебе нравится эта мерзкая морда? — ехидно поинтересовался Михалыч, надеясь услышать утвердительный ответ и броситься в драку.

— Его смерть нарушит причинно-временную связь. Нам лучше продолжить в другом месте.

— Какая связь? Что ты мне мозги морочишь? Сейчас дам по морде сначала тебе, а потом — ему!

— Есть такая вероятность, что ты собираешься набить морду своему прямому предку.

— Что?!! — заревел майор. — Мой предок? Ты на что намекаешь?! Я долго терпел тебя здесь, но всякому терпению положен свой конец!

— Так ведь все произошли от обезьян, — ответил Семен, защищаясь от несправедливого упрека. — Я готов принести свои извинения, если ты произошел немного позже и от кого-то другого.

Михалыч, услышав об извинениях, остыл и задумался над тем, что ему наплели. Тохиониус сбежал от осточертевших землян в рубку и тихонько совершил взлет.

В кают-компании воцарилась благословенная тишина.

***

Пятница, 13 февраля 1 234 513 года до н. э.

Монстры были слишком увлечены друг другом, чтобы обращать внимание на улепетывающую добычу. Бежать по следу напарника было опасно, потому что еще одна тварь, реагирующая на вибрацию почвы, уже могла стремиться туда. Сообразив это, Грык бежал к кораблю по большой дуге, надеясь, что ему повезет не наткнуться на третьего хищника.

Такой маневр привел к тому, что Кар, мало-мальски придя в себя и вытаращившись в обзорный экран, его там не увидел. Настроившись на похоронный лад, он с грустью смотрел на пелену пыли, за которой Джаги доедали невезучего коллегу.

Из этого элегического настроения его выдернули огоньки, которые начали вспыхивать на схеме охранного силового поля. Непрошеный гость теперь рвался внутрь! Оттопырив клапан, Кар сотворил щупальцами непристойный жест: «На-ка, пощекотайся!» Это огоньков не погасило, но принесло моральное удовлетворение.

Тем временем пыль осела, и присоскам Кара открылось скорбное зрелище ошметков хитиновой оболочки. От коллеги не осталось даже бородавок.

Кар прокаркал эпитафию и от нахлынувшей тоски завязался в бурый траурный бантик:

— Что же со мной будет теперь?

От апатии, которую местные сексологи через миллион с лишним лет опишут как состояние отношения к сношению после удачного полового цикла, его пробудили яростные вспышки по периметру защитного поля. В сгустившихся сумерках они казались глазами, заглядывающими в самую глубину души.

— Еще один!

Ослепленный разноцветными кругами в оптических присосках, Кар был потрясен силищей хищника. Ему и в голову не могло прийти, что это Грык, отчаявшись объясниться древним шифром, начал лупить по «Вимере» из станнера, установив его на предельную мощность. Прежде чем не медля ни секунды взлететь, как подсказывали вибрирующие внутренности, Кар решил прозреть и разглядеть монстра, когда тот успокоится. Все-таки ему с ними жить…

— О-у-у! — взвыл он, включив прожекторы.

Грык, казалось, целился прямо в него.

— Убери пушку! — заорал Кар в интерком.

Если честно, то сейчас он был более настроен иметь дело с монстром, потому что разъяренный и воскресший напарник не радовал.

Станнер опустился, и через несколько секунд над коконом Кара навис Грык. Он был зол, как ядерный реактор.

— Меня могли сожрать!!!

— Меня тоже! — резонно возразил Кар. — А все потому, что ты совершил посадку не там, где следовало!

— Где же я должен был ее совершить? — растерялся коллега от того, что «яйцо» собралось учить «курицу».

— На линии терминала!

— Так ведь родная планета?!

— Она будет родной только через миллион лет, — экстремальная ситуация заставила сдвинуться мозги Кара, и сейчас он вещал разумные мысли одну за другой.

— Кажется, я начинаю верить в приметы… — Грык без сил опустился в кокон. — Что теперь еще остается делать?..

И тут Голос Свыше, родившийся из ниоткуда, прошептал в мертвой тишине:

— КРЕСТИТЬСЯ НАДО!!!

***

Суббота, 55 февраля 2 473 010 года до н. э.

— Понимаете, — начал наконец ученый монолог Тохиониус, приземлившись в очередной раз в горах Кавказа, — Вселенная — это огромный океан времени. Так говорил Василий Рында, и не верить ему у меня оснований нет, так как Машина Времени работает. Звезды и планеты похожи на группы островков, около которых проносятся волны времени. Как известно, в закрытом пространстве волны значительно выше. И когда уважаемый Михалыч, избавляя нас от погони, шарахнул по красной кнопке, мы находились к звезде значительно ближе, чем в тот момент, когда он же шарахнул по кнопке еще раз. Я думаю, что немалую роль здесь играет гравитация звезд, около которых континуум пространства-времени искажается. По-моему, именно поэтому мы «запоздали» к своему времени, своему объективному времени, в то время, как Машина находится сейчас в своей объективной нулевой точке своего же субъективного настоящего. Вот!

Тохиониус замолчал, и в его глазе была надежда, что хотя бы остальные поняли объяснение. К сожалению, она не оправдалась, и первым дал это понять неугомонный майор.

— Так почему бы не нажать кнопку еще раз?

— Дело в том, что мы не знаем «когда» находимся, а компьютер машины считает, что сейчас именно тот год нашего настоящего, куда вы хотите попасть.

— Так надо втолковать ему, что это не так! — как милиционер до мозга костей Михалыч был уверен, что «втолковать» можно что угодно и кому угодно. Его логика не допускала исключений из этого правила, будь то «сальмонелла» или какой-то «деревянный» компьютер. Он поискал глазами что-нибудь тяжелое.

— Все не так просто. Мы не имеем точки отсчета, и отправляться в будущее вот так, с бухты-барахты… Это… мм, немного рискованно.

— Почему? — удивился майор в очередной раз. — Ведь мы все равно должны туда попасть!

— Живые или мертвые, — буркнул Горелов, сделав уже несколько шагов по лестнице, ведущей к исполнению мечты. У него даже начало складываться впечатление, что выражение «умные люди ничему не удивляются» майора не касается.

Тохиониус одобрительно крякнул и обратился к Михалычу:

— Дело в том, что воспользовавшись МВ и разминувшись как с вашим, так и с моим настоящим, мы рискуем существовать исключительно внутри этого корабля до тех пор, пока нас не подхватит та волна, которая определяет это настоящее. Будущего, как реальности, просто нет…

— Ага-а, — протянул окончательно сбитый с толку милиционер со стажем и замолчал к большому облегчению Тохиониуса, который уже сам начал путаться в своей теории.

— Что же делать? — подал голос Джек, предварительно убедившись, что никому не помешает выразить созревшие мысли. — Надеюсь, что сейчас самое подходящее время… Ну, пока вы думаете… Мне кажется, вы меня понимаете… Ау, Горе…

И вдруг его перебил Голос Свыше, родившийся из ниоткуда и прошептавший:

— ЕСЛИ КАЖЕТСЯ — КРЕСТИТЬСЯ НАДО!!!

***

Пятница, 13 февраля 1 234 513 года до н. э.

— Что это было? — одновременно поинтересовались друг у друга Грык и Кар.

Тишина не ответила им.

Первым сообразил Кар:

— Значит и на нашей планете были когда-то живые боги!

— Да, — согласился Грык, думая совсем о другом, — мысль здравая…

— Еще бы! — согласился напарник, сотворив десять древних ритуальных движений всеми конечностями.

— Это мы, коллега!

— В каком смысле?

— В живом! Мы должны создать нечто такое, что и за миллионы лет предупредит нас же и укажет место обитания проклятой фауны.

— Да, и я знаю, что это будет, — проворковал Кар, потрясенный как догадкой, так и величием замысла. — Нас будут почитать не только как героев, но и как богов!

— Это будет тот самый обелиск, Кар!

— Однако, — напарник тяжело заворочался в коконе, — почему же мы не смогли прочитать начертанное нами?

— Потому что мы еще не начертали! — отмахнулся Грык от коварного вопроса. — Понял?

— Понял, — согласился напарник, у которого, похоже, начался обратный процесс размягчения мозгов. Наверное, именно об этой наследственной опасности и предупреждал предок.

И они, подыскав подходящую скалу, начали созидать самое непонятное в истории Одинокой Жемчужины творение искусства.

***

Суббота, 55 февраля 2 473 010 года до н. э.

Осенив себя крестным знамением по примеру Горелова, еще не разучившегося моментально выполнять простые команды, все уставились друг на друга.

Благоговейное молчание первым нарушил Джек-Потрошитель:

— Кто это был?

— Бог! — трепетным голосом неофита ответил Горелов. В глазах засверкали огоньки истинной веры.

— Который? — попытался уточнить вождь, потому что его пантеон богов в последнее время значительно расширился.

— Бог-Отец! — пояснил Горелов и добавил. — Есть еще Бог-Сын и Святой дух.

— А, это тот, который един в трех лицах, — хмыкнул Джек. — Знаю, читал.

— Я тоже, — опасливо озираясь по сторонам, пробормотал Тохиониус, — но так до конца и не поверил…

— Зря! Ну-ка, выпустите меня отсюда! — сказал вождь.

— Зачем?

— Да вы только представьте, как Ему скучно с этими обезьянками!

— Но ведь сын, Святой Дух…

— Очень мне хочется на этого духа глянуть! Я ему покажу, что такое настоящий Дух!

— Во дает! — восхитился Семен. — Эй, Тоха, где мы находимся?

— Ну-у, согласно вашей географии, — осьминог пообщался с компьютером, куда заносил все нужные и ненужные данные, и сказал. — На горе, именуемой Араратом.

— Ух, ты! Святое место! — поразился совпадению Вуйко. — Да и кто бы мог подумать, что мне на старости лет суждено убедиться в существовании Бога! Ребята, я хочу быть Моисеем как самый старший из вас!

— Именно! — оборвал его мечтания Семен. — Теперь у нас есть точка отсчета!

— Как? Неужели ты точно знаешь день, месяц и год, когда мне вручат десять заповедей? Или знаешь дату прибытия сюда Ноя?

— Мойшич, иди к черту! — Саньковский ткнул пальцем в Библию. — Рождество Христово — ноль лет! Плюс-минус пять-шесть годков, неужели не ясно?

Михалыч обиделся на «Мойшича», а Горелов шептался с вождем о чем-то своем и на вопрос отреагировал только Тохиониус.

— Ну и что? Ноль относительно чего?

— Относительно знамения, конечно же! Что ты, Тоха? — подал голос вождь. — В небе же вспыхнула днем яркая звезда!

— Это была Сверхновая! — победоносно воскликнул Саньковский. — Поехали!

— А не грозит ли это парахронизмом? — Тохиониус боялся поверить в то, что у них есть надежда выбраться отсюда.

— Вы еще долго будете заниматься своим анахренизмом или все-таки выпустите меня отсюда? — вождю до смерти надоело переливание из пустого в порожнее.

— Выпустить его? — Тохиониус беспомощно посмотрел на остальных.

— Да, — ответил за всех Горелов.

— А что там у нас насчет причинно-временных связей? — ехидно спросил майор.

— Именно поэтому и выпускать, — пояснил мысль Горелова Семен. — Без Духа, который немало способствовал непорочному зачатию, никакого Рождества не выйдет… А нашему Джеку просто смерть как хочется кого-нибудь зачать!

Дух первого вождя-космонавта, а также Джека и Потрошителя Медвежьих Животов покинул их, чтобы стать Святым. Тохиониус вздохнул ему вслед с облегчением, Горелов перекрестился, а майор показал бывшему приятелю на прощанье язык и, перестав хотеть быть Моисеем — шляться по пустыне сорок лет не шутка, возвратился к теме:

— Так получается у нас что-нибудь или нет?

— Конечно, — радостно крякнул осьминог. — Я думаю, что смогу вычислить параллаксы созвездий и тогда…

— Тогда у нас сейчас дома созвездие Рыб, — дал астрономическую справку Семен и поклялся, что больше никогда не пойдет на рыбалку под этим созвездием.

***

Дух плыл над планетой, шаря взглядом и остальными органами чувств по сторонам. Безрадостные горные пейзажи сменялись аналогичными равнинными, но, кроме безмозглых животных, никто не попадался. Если бы не Голос, он бы уже давно плюнул на все и вернулся.

Вождь увидел Его в тот момент, когда начал было склоняться к мысли, что и у электромагнитных полей бывают галлюцинации. Привыкший к панибратскому обращению с богами, он сказал просто:

— Привет, Батя!

— Какой я тебе батя, нехристь? — лениво поинтересовался Тот, не поворачивая головы и продолжая сидеть во всем своем великолепии.

Великолепие это, нужно сказать, было убогим, потому как Он был еще нецивилизованным и развлекался варварским зрелищем — в райских кущах двое австралопитеков-гладиаторов со знанием дела лупили друг друга увесистыми дубинками.

— Духовный, черт побери! — поразился такой откровенной тупости Дух.

— Но-но, не богохульствуй, а не то они тебя сейчас дубинками так отделают!.. — пригрозил Он, кивая на дерущихся во славу Божию. — Это — моя гвардия!

— Ты дай мне тело с дубинкой, и я покажу твоей гвардии, где раки зимуют! — нагло заявил Дух, которому искусство боя на дубинках было хорошо известно.

— Тело, говоришь? — Он сделал вид, что впервые заинтересовался его присутствием. — Что сегодня у нас? Пятница?

— Вроде бы…

— Тогда пошли искать глину — по пятницам я люблю лепить что-нибудь.

— Только мне сделаешь тело не такое уродливое, как у них, а по тому образу и подобию, которое я закажу, — поставил условие Дух, когда они оказались на берегу озера, которое потомки назовут Кучерявым. — Да и тебе не мешало бы сменить обличье, а то похож на помесь обезьяны с котом! Сфинкс какой-то! Я ведь должен стать твоим святым духом!

— Ладно, — согласился Он. — Заказывай!

Дух изложил основные требования и параметры Семена Саньковского. Бог умылся грязью и приобрел удивительное сходство с персонажем рассказа, а затем еще немного поковырялся в глине и сказал:

— Готово!

— Вот это? — засомневался Дух, глядя на то, что получилось.

— Внутрь полезай, — приказал Он и вдул Духа. — Нарекаем тебя… Ну, к примеру, Адамом! Нравится?

— Так я и знал.

— Я тоже. Пройдешь испытательный срок, а потом и в Святые… — Всевышний поднапрягся и тоже перевоплотился. — Ничего. Скажем так, даже удобно.

Адам встал и недоверчиво пощупал тело. Убедившись, что все на месте, он цыкнул зубом:

— А баба где? Я без нее не могу.

— Какая баба?! Ты же дубину хотел!

— Сам ты Дубина! Ева, кто же еще!

— Тьфу, зануда! — Он занервничал и выдернул у Адама ребро. — Сейчас я тебе сделаю!..

И сделал.

С тех пор и пошла поговорка: «Семь раз подумай, а потом делай».

***

Суббота, 29 февраля 1992 года

В вечернем небе сверкнуло, и на высоте птичьего полета над озером Кучерявым повис космический корабль.

— По-моему, приехали! — сообщил Тохиониус.

— Наконец-то! — выпалил майор и радостно вскочил, чтобы тут же сдавленно охнуть. Потолок снова напомнил ему, что он еще не дома.

— Кто-то должен пойти на разведку, — сказал Семен, ни на кого не глядя.

— Зачем? — спросил Горелов, приподнимаясь. — На все воля Божья! Я иду домой, а там будь что будет! Открывай!

С легким жужжанием открылся люк и внутрь ворвался морозный вихрь.

— Привет, мужики! — сказал он. — Ох, и заскучал же я за вами! Сколько тысяч лет, сколько тысяч зим!

— Кто это? — встрепенулся Михалыч и набил еще одну шишку.

— Святой Дух! — простонал, узнавая, Тохиониус. Он уже и думать забыл об этой проблеме и вот!..

— Какое сегодня число, Джек? — задал Саньковский самый насущный вопрос.

— Суббота, двадцать девятое февраля тысяча девятьсот девяносто второго года от Рождества Христова. Семь часов вечера, — четко отрапортовал тот. — Подходит?

— Еще бы! — завопил Семен. — Ура-а!!! Свобода!!! Я тебя люблю!!!

Он первым спрыгнул на лед. В темно-синем небе подмигивали и ежились от мороза звезды. За спиной тихо гудели генераторы, поддерживая корабль над хрупкой поверхностью.

— Ну что? — донеслось изнутри.

— Родина!

— Тогда подвинься!

Поплотнее замотавшись в хламиду из инопланетных тканей, которыми снабдил всех Тохиониус, незадачливый рыбак шагнул в сторону.

Тохиониус делал вид, что играет с Фасилиясом, и с нетерпением ждал, когда же пассажиры освободят салон. Нервные клетки горели, как свечки.

Однако и это было еще не все. Он понял это, когда услышал о желании вождя продолжить путешествие по Галактике. Прощаясь с земляками, тот сказал:

— Понимаешь, Горелов, быть Святым Духом — сплошное занудство. От самой своей вездесущности с ума сойти можно… Так что больше я сюда не ездок!

— Я тебя никогда не забуду, — клятвенно пообещал Горелов и прослезился.

Он сказал бы что-нибудь еще, но помешал Тохиониус.

— Слушай, чем тебе, Джек, родина не нравится? — воззвал тот к совести Святого Духа. — Вот Фасилияс от нее без ума!

— Ну и пусть остается, — вождь был непреклонен. — Пожил бы он здесь с мое!..

Однако и осьминог был упрям. Завязался жаркий диалог и под его шумок майор Вуйко А.М., вдохнув свежего воздуха и отбросив всякую фамильярность, никем не замеченный проскользнул к пульту управления. Его сердце скребла черная кошка отмщения.

Скользнув взглядом по консолям, он быстро отыскал чертову кнопку, которая по-прежнему нагло краснела, и приподнял крышку панели. Внутри была расчудесная картина проводов, блестели контакты и желтели усеянные микросхемами-насекомыми платы. Восхищенный майор почувствовал прилив луддизма, еще раз пожалел об отсутствии дорогой сердцу пешни и принялся за дело.

Брызнули искры, затрещали разряды, полыхнули оранжевым процессоры, и Вуйко А.М. зажмурился от удовольствия. Вдохнув едкого дыма, он чихнул и пробормотал:

— Будешь знать, чертова сальмонелла, как распускать щупальца!

Из недр Машины Времени повалили клубы дыма, и он плеснул внутрь воды. Там что-то зашипело в агонии и громко треснуло.

Прощание славянину удалось на славу.

***

«Пыльцы бы цианидной глотнуть…» — мечтательно подумал Димка в 19:58, когда Варвара Моисеевна решительно направилась к телефону.

— Алло, девушка! Байконур, пожалуйста! Да, да, он один такой… Спасибо, — с видом отчаянного рубаки она подмигнула Наталье Семеновне и принялась накручивать номер. — Байконур? Добрый вечер! Мне Сергея Петровича?! Какого Сергея Петровича? Я звоню в Байконур! Фамилия такая? Что вы мне голову… Какая кошелка?.. Старая… — Варвара Моисеевна растерянно положила трубку и в этот момент в дверь позвонили.

— Кого там еще черт принес? — несчастным тоном пробормотала Наталья Семеновна, направляясь к двери.

— Не открывай! — прошипела подруга тем шепотом, который раздается на явочной квартире за секунду до провала.

— Почему? — тоже невольно переходя на шепот, спросила хозяйка.

— А вдруг… — старушка сделала страшное лицо, — вдруг его там пытали и сейчас эти планетяне-едряне прилетели за нами?

Самохин, в позе усохшего дуба стоящий посреди комнаты, дернулся и зажмурился. Такое даже ему не приходило в голову. Теща Семена замерла, как будто ее тоже поразили гром и молния.

— Истину говорю, возвращаются петлюровские времена, — вещала пифия и все, даже выжатая сегодняшними событиями Мария в своем оцепенении, начали верить, что пришельцы, похитившие Семена — посланцы покойного Петлюры, завербовавшего их еще в гражданскую. — Я вам дам живого примера! На днях встречаю на лестнице прямо в этом подъезде черного кота, а он-то и раньше слыл извращенцем!.. И вот, как меня увидел — хвост трубой, зенки бесовские вылупил и пасть открыл! Одним словом, страшный, как отсутствие денег! Я думала, что он просто пошипит и провалится в тартарары со своим хозяином, ни дна ему, ни покрышки! Жулечка тоже перепугалась, я ее прижимаю и шепчу, мол, нечего бояться, он, кажется, тебя не заметил… И тут это отродье ка-ак рявкнет: «ЕСЛИ КАЖЕТСЯ — КРЕСТИТЬСЯ НАДО!» От неожиданности я, конечно, мою девочку и уронила. Жулька мне соврать не даст — хромает с тех самых пор!..

В дверь начали звонить без перерыва. Словно желая подтвердить кристальную честность хозяйки, Жулька подстреленной волчицей завыла на созвездие Рыб. Шатнувшись, словно под порывом ветра, Димка тронулся с места, обошел загипнотизированную мистическими видениями подружки Наталью Семеновну и проследовал в коридор, где было темно, как у негра внутри.

— Не включай свет, идиот! — ультразвуком взвизгнула Варвара Моисеевна. — Сначала посмотри в глазок!

За дверью стоял бродяга, одетый в страшную рвань.

— Ну что?

— Бомж какой-то. Улыбается. Пьяный, наверное, — доложил Самохин результаты наблюдений.

— Один? — срываясь с театрального хрипа на рычание, спросила Цугундер.

— Да.

— Тогда открывай, ты все-таки мужчина…

Димка рванул дверь на себя и зажмурился, в очередной раз приготовившись к смерти.

— О, а ты что здесь делаешь? — поинтересовался нежданный гость голосом Семена.

Самохин понял, что у него случилось нервное переутомление и медленно повалился на пол, с трудом успев поинтересоваться у Господа, за какие грехи тот над ним так изгаляется…

***

Март 1992 года

— Где рыба? — не обращая внимания на пышную бороду апостола, грозно спросила супруга майора Вуйко А.М. и тут же всплеснула руками. — Боже, он еще и ватные штаны пропил!!!

Последовал бурный диалог, прерываемый мычанием майора, которому, с точки зрения жены, была грош цена. В конце концов, он на нее обиделся и несколько дней играл в молчанку, рискуя похудеть еще больше, чем за время полета. Она же проявила снисхождение к его басням только тогда, когда майор написал подробный рапорт в местное отделение КГБ. Именно это вездесущая организация, согласно Декрету времен гражданской войны, и должна была ведать всеми потусторонними явлениями — как-то: спиритизмом, полтергейстом и летающими блюдцами. В результате этой докладной за Вуйко А.М. в течение трех месяцев велось пристальное наблюдение как самими кагебистами, так и психиатрами, съевшими в своем деле собаку.

Горелов, несмотря на обещания майора восстановить его в прежней должности, из милиции ушел и поступил в семинарию. Когда об этом узнал его отец, то ему приснился страшный сон. Он увидел сына идущим по улице в длинной серой рясе с погонами старшего лейтенанта, причем к правой руке наручниками была прикована чадящая кадильница, а сам он страшным голосом пел: «Кабан самогону не пив!..»

Святой Дух, не изъявив желания принимать участия в грядущем Страшном Суде даже в роли адвоката Человечества, смылся вместе с Тохиониусом, у которого таки не нашлось аргумента против заявления, что именно благодаря вождю он с Фасилиясом жив и на свободе.

Семен, поведав о приключениях жене, теще, Жульке и ее хозяйке, на вопрос Марии, мол, почему не захватил тело первого же гиднеппера, укоризненно сказал:

— Я ведь поклялся тебе, что больше никогда не буду этим заниматься!

— Вот это любовь! — мечтательно вздохнула Варвара Моисеевна, а девственница с большими ушами грустно взвыла.

Длинный, на которого Димкина реакция на стих произвела неизгладимое впечатление, музу от себя попытался прогнать. Из-за этого плавники у рыбок в узорчатые крылья, естественно, не превратились, но Самохин утешил его мудрой, к тому же на русском языке, сентенцией: «Лучше уж золотые рыбки в аквариуме, чем бабочки в голове!»

Еще нужно добавить, что Грык и Кар, сотворив обелиск, на достигнутом не успокоились и до глубокой старости, лишенной прелестей циклов половой активности, всю свою и «Вимеры» энергию тратили на проклятия с длинной волны 21 см. Как результат их беззубых угроз наши радиотелескопы ловят странные помехи и ученые ломают головы над их происхождением…

Редкие уроды все-таки эти гиднепперы!

***

Весна 1992 года

И наступила наконец-то весна!

Слухи по городу на этот раз не поползли только по одной причине — никто не поверил Варваре Моисеевне, которая плела несусветную ахинею о похищенных милиционерах, говорящих котах и покойном Петлюре. Если бы она определилась на чем-нибудь одном — тогда другое дело, а так…

Один старый энкаведист в приватном разговоре намекнул ей, чтобы язычок свой она прикусила, иначе ждет ее дорога дальняя в тундру неотапливаемую. Такая перспектива заставила гражданку Цугундер переосмыслить свои моральные ценности и прийти к выводу, что люди ее доверия не стоят, так как чересчур увлеклись сериалами.