1933 г., в котором Геринг отметил свое сорокалетие, стал переломным в истории Веймарской республики. Партии, выступавшие за парламентский образ правления, утратили большинство в рейхстаге, которое перешло к партиям тоталитарного, диктаторского толка: национал-социалистам и коммунистам. Так были созданы предпосылки для утверждения в Германии диктаторской власти, и такое положение создалось по воле самих избирателей, а не в результате происков какого-нибудь любителя авантюр.

Многие задавались вопросом: что же случится с рейхом? Утвердится ли вместо него государство «диктатуры пролетариата», вроде того, которое уже существовало в России? Или же установят «коричневую диктатуру» нацисты во главе со своим непредсказуемым вождем Адольфом Гитлером, взявшим за образец для подражания фашистскую Италию? А может быть, наступит власть военных? Но этот путь не обещал достижения долговременной стабильности, наоборот, он мог привести к гражданской войне, против которой предостерегал престарелый президент Гинденбург (ему исполнилось уже 85 лет). Наконец, был еще и четвертый путь — путь восстановления монархии. Ведь корона, оставленная кайзером Вильгельмом, пылилась без дела и, казалось, только ждала нового владельца — лишь бы у него достало смелости протянуть к ней руку! Может быть, она ждала Геринга? Не зря же он считался монархистом, вторым по влиянию человеком после Гитлера, и был постоянно окружен принцами и принцессами!

Хотя, рассуждая здраво, последние две возможности развития событий (установление военной диктатуры или монархии) можно было бы отбросить как маловероятные. Больше всего правителей Германии страшила, конечно, перспектива прихода к власти коммунистов, и, чтобы не допустить этого, они, наверное, были готовы пойти на союз не то что с Гитлером, но и с самим дьяволом! 4 января 1933 г. произошла тайная встреча Гитлера с фон Папеном, на которой эти два деятеля договорились о создании такого кабинета, в котором Гитлер был бы канцлером, а ключевые министерские посты заняли бы сторонники фон Папена. Они согласились также, что необходимо устранить с политической сцены коммунистов, социал-демократов и евреев; Гитлер пообещал отказаться от социалистических установок своей программы, а Папен посулил в ответ, что добьется крупных субсидий от промышленников.

Итак, решался вопрос о власти, и ответ на него был найден отнюдь не путем народного волеизъявления. По свидетельству историка фон Плеве, «наиболее поразительным в ситуации последних дней существования Веймарской республики было то, что ни народ, ни политические партии, ни даже влиятельные общественные группировки не были допущены к решению проблемы власти; политики отодвинули их в сторону, не думая об их существовании!»

Гитлер хотел стать канцлером, и вопрос об этом был решен в тиши богатых загородных вилл, за плотно закрытыми дверями и опущенными занавесками, на тайных совещаниях, участники которых спорили и ссорились, но в конце концов позволили увлечь себя на тот путь, который подготовил фюрер. Геринг играл на этих закулисных торгах отнюдь не последнюю, а, скорее, ведущую роль. Он понимал важность момента, он, вероятно, мысленно и сам примерялся к власти, но шансы Гитлера были предпочтительнее.

Главной политической фигурой, без которой было невозможно решить вопрос о передаче власти законным путем, оставался президент Гинденбург. Он не желал нарушать клятву верности конституции Веймарской республики и хотел найти такого преемника, который тоже принес бы такую же клятву. И Гитлер дал заверения в верности конституции на совещании с фон Папеном, состоявшемся 4 января на вилле банкира Шредера близ Кельна.

После этого все старания Шлейхера расколоть НСДАП потеряли смысл, тем более что Геринг был снова избран президентом рейхстага и опирался на широкую коалицию партий, включавшую правых, центристов, Баварскую народную партию и небольшую Государственную партию; сам же Шлейхер такой поддержки не имел.

22 января 1933 г. на вилле Риббентропа состоялось решающее совещание Гитлера с представителями Гинденбурга — его сыном Оскаром и государственным секретарем Мейсснером. Гитлер сделал некоторые уступки: он согласился с тем, что Гинденбург сам назначит военного министра и министра иностранных дел и что фон Папен войдет в его правительство как вице-канцлер и личный представитель президента. Этот шаг Гитлера решил дело, у президента не осталось возражений против его назначения канцлером.

Шлейхер попробовал сопротивляться. Он попытался получить у президента чрезвычайные полномочия на роспуск рейхстага и отсрочку выборов, но Гинденбург ему отказал, решив, что правительство Гитлера — фон Папена будет ему надежной опорой, а потому и нет никакой нужды идти на обострение обстановки. Военные попытались помочь Шлейхеру. Они попросили Гинденбурга включить Шлейхера в правительство Гитлера в качестве военного министра, но президент отверг их просьбу. Тогда они пригрозили поднять по тревоге потсдамский военный гарнизон и разогнать «весь этот свинарник на Вильгельмштрассе» — рейхсканцелярию и министерство иностранных дел, помогавшие вести переговоры с Гитлером, но Шлейхер отказался от услуг военных, опасаясь гражданской войны. 28 января 1933 г. правительство Шлейхера было отправлено в отставку, а 29 января Геринг доложил Гитлеру, что все препятствия с его пути к власти устранены и вопрос о назначении его канцлером правительства Германии решен.

В тот день Геббельс записал в своем дневнике:

«Это, несомненно, день большой удачи для Геринга. Он годами вел изнурительные переговоры и теперь создал основу для нового развития политической и дипломатической карьеры фюрера. Надо отдать должное его воле, осторожности и верности делу Гитлера — они действительно достойны восхищения! Он непоколебимо довел дело до конца, показав себя верным оруженосцем фюрера. Возможно, все это звучит слишком напыщенно, но это так!»

Во всем этом деле Геринг заработал и кое-что для себя лично, получив пост государственного уполномоченного по делам авиации и пост министра-президента Пруссии, и теперь он чувствовал потребность поделиться с кем-нибудь своим торжеством. Он послал автомобиль в Веймар за Эмми, и она приехала к нему в Берлин вечером того же дня. «Мы не могли долго разговаривать, так как смертельно устали, — писала потом Эмми в своих воспоминаниях. — Герман только сказал мне: «Утром поезжай к Гитлеру и подари ему цветы. Я думаю, он будет рад!»

Теперь Геринг мог взяться за выполнение обещания, данного когда-то друзьям-сослуживцам по авиаполку «Рихтгофен», — заняться восстановлением германской авиации. Он встретился с Мильхом, директором-управляющим компании «Люфтганза», и предложил ему пост государственного секретаря в министерстве авиации; после некоторых раздумий Мильх согласился, спросив под конец разговора: «Скажи, Герман, ты все еще принимаешь наркотики?» — на что Геринг, не колеблясь, ответил: «Нет! С этим давно покончено!»

Начались приятные хлопоты по вхождению в должности. Днем 30 января Гитлер и Геринг поехали в рейхсканцелярию, где встретили и Гинденбурга, и всех министров нового правительства. Президент Гинденбург принял присягу нового кабинета, во время которой Гитлер коротко повторил свою клятву верности конституции. После этого президент благословил новых министров на труды, сказав: «Ну что же, вперед, господа, и да поможет вам Бог!» С этим напутствием фельдмаршал когда-то посылал войска в сражение; знал бы он, кого и на какие подвиги благословил в этот раз!

Тут же была сделана фотография нового правительства в полном составе, обошедшая все газеты. Гитлер сидит на диване между фон Папеном и Герингом. Геринг весь сияет от счастья и удовлетворения. Он получил посты государственного уполномоченного по делам авиации и министра (без портфеля), сохранив за собой должность исполняющего обязанности министра внутренних дел Пруссии. Теперь по количеству занимаемых государственных должностей он догнал своего отца. Правда, отца в свое время называли «Ваше превосходительство», но то было при кайзере, а теперь не осталось ни кайзера, ни короля — а жаль! Впрочем, можно было еще многого ожидать от будущего! Геринг твердо уверовал в то, что взлетит еще выше, если будет хранить верность Гитлеру. Ведь фюрер вполне может стать президентом в случае смерти Гинденбурга! И монархия еще может быть восстановлена! Может быть, Гитлер сделает себя кайзером, а его, Геринга, — королем, например королем Пруссии? Ведь полученные ими посты вполне соответствуют званиям кайзера и короля, разве что они заняли их от имени народа, а не унаследовали от предков!

Первое заседание нового кабинета открылось в 17 часов 30 января 1933 г.; Геринг прибыл на него прямо с пресс-конференции для иностранных журналистов, проводившейся в правительственном здании на Унтер-ден-Линден. На заседании обсудили вопросы отношений с рейхстагом и одобрили разрешение, выданное начальником городской полиции, на проведение вечером того же дня факельного шествия штурмовиков в районе правительственных зданий.

Прежде чем отправиться на заседание правительства, Геринг заехал домой, чтобы снять костюм и переодеться в коричневую форму; обращаясь к Эмми, он сказал: «Довольно странно чувствуешь себя в тот момент, когда давно задуманное дело оказывается выполненным!» Он пригласил жену приехать вечером в отель «Кайзергоф», где заказал ей номер, из которого она могла полюбоваться на факельное шествие; на всякий случай, в целях безопасности, он дал ей заряженный револьвер. Эмми отправилась в отель вместе с экономкой Цилли, которой отдала револьвер, так как боялась держать его при себе.

Гитлер, Геринг и Гесс любовались вечерним парадом штурмовиков, стоя у открытого окна рейхсканцелярии. Геббельс установил здесь же микрофон и повел, впервые в истории, прямой репортаж о празднике, который передавали все радиостанции Германии. Геринг не упустил случая завладеть микрофоном и обратился с приветствием к гражданам страны, сказав, что в Берлине наблюдается всеобщее ликование, сравнимое с энтузиазмом, охватившим нацию в августе 1914 г., в день начала Первой мировой войны. Увы, это было рискованное сравнение, вызвавшее у многих неприятные ассоциации и прозвучавшее как пророчество. Геринг поступил опрометчиво, заняв место у микрофона; лучше бы он уступил его доктору Геббельсу, который, несомненно, нашел бы для такого случая более обтекаемые формулировки! Действительно, назначение Гитлера канцлером правительства Германии стало первым шагом в цепи роковых событий, которые привели нацию к новому тяжкому поражению. Впрочем, если у кого-то из собравшихся посмотреть на торжество и промелькнули тревожные мысли, то они постарались их отогнать. Зрители (и сам президент Гинденбург, тоже любовавшийся зрелищем) были увлечены прекрасной выправкой маршировавших штурмовиков и праздничным блеском факелов в их руках.

Геринг сказал, что 30 января 1933 г. навсегда войдет в историю Германии как день «махтюбернаме» («захвата власти») — и в этом он опять-таки оказался полностью прав — и поздравил с великим событием престарелого фельдмаршала, ветерана Первой мировой войны, и его молодого преемника, «фюрера германского народа». Геринг провозгласил в заключение лозунг дня: «Хлеб и работу — каждому немцу, свободу и честь — всей нации!»

После окончания шествия Эмми и Цилли возвратились домой, на Кайзердамм, и стали ждать своего хозяина, но он явился только в четвертом часу утра и принялся объяснять: сначала, мол, отмечали создание правительства, а потом — день рождения принца Ауви… «Не мог же я отказаться от приглашения принца!» — оправдывался Геринг, всю жизнь испытывавший почтение к членам императорской семьи. Но Эмми не стала сочувствовать его трудностям: она была обижена тем, что он не взял ее с собой на банкет по случаю победы Гитлера и не повез на прием к кронпринцу. Эмми объявила, что немедленно уезжает в Веймар, в свой театр, на репетиции «Фауста», где ей дали роль Гретхен. Напрасно Геринг убеждал ее, что она и так хорошо знает роль и что ему будет одиноко без нее — Эмми была непреклонна. Она уехала и не появлялась после этого в Берлине целых три недели. Таковы женщины! Внимание к себе они ставят превыше самых важных государственных дел и ухитряются отравить ядом своей ревности минуты самого возвышенного торжества! И все же Эмми была права: за время знакомства с Герингом она успела поближе присмотреться к нацистам, и некоторые особенности их поведения внушали ей смутную тревогу, так что их приход к власти скорее поразил ее, чем обрадовал.

В начале февраля состоялся ежегодный праздник Германского аэроклуба; это событие отмечали в Доме оперы, располагавшемся напротив рейхстага, и на празднике присутствовало все высшее берлинское общество. Геринг, явившийся во фраке, встретил там многих своих бывших фронтовых друзей, «горных орлов» из истребительной авиации кайзера. Теперь у него были все основания напомнить им о прощальном вечере в Ашаффенбурге и о своем обещании возродить германскую авиацию. Все блестящее общество слушало его речь с глубоким вниманием, но когда он объявил, что первая вновь созданная истребительная эскадрилья будет носить имя «Рихтгофен», его голос прервался от волнения, и Эрнст Удет, чтобы выручить друга, поспешил выкрикнуть тост и, выпив шампанское, бросить на пол пустой бокал — как когда-то в Ашаффенбурге! Геринг справился с волнением и закончил свою речь под звон разбиваемых бокалов и приветственные крики друзей, поверивших в возвращение удачи и не ведавших, что пройдет не так уж много лет, и их самолеты будут с такой же легкостью разбиваться о землю, как эти бокалы из-под шампанского. Удет встретил свою смерть раньше многих из них, покончив с собой в 1941 г.