Герман Геринг

Готтендорф Е.

Глава 26

Поражение

 

 

1. «Теперь — очередь Англии!»

Новый мундир рейхсмаршала был и в самом деле великолепен: серо-голубой, с воротником, окантованным золотой тесьмой и украшенным эмблемами имперского орла и скрещенных маршальских жезлов на фоне из серебряной парчи. Еще один орел — символ люфтваффе — украшал высокую тулью парадной фуражки. На груди сияли высшие награды кайзеровской Германии и Третьего рейха: «Рыцарский крест» и «Золотой крест», на шее — орден «За заслуги», пожалованный кайзером. Последним предшественником Геринга, имевшим такой же комплект наград, был маршал Гинденбург, а титул рейхсмаршала носил до него принц Евгений Савойский, одержавший победу над турками в XVIII веке. Раньше, в старину, этот титул был наследственным, а потом его стали присваивать за самые выдающиеся заслуги перед государством. Он не предусматривал нового расширения военных полномочий (Геринг оставался командующим люфтваффе), но зато обеспечивал своему владельцу солидный оклад: 20 000 марок ежемесячно, которые Геринг стал тратить на приобретение произведений искусства.

16 июля 1940 г. Гитлер издал «директиву № 16», предписывавшую продолжить войну с Англией и готовить операцию по высадке десанта, «если это будет необходимо». Эта многозначительная оговорка отражала надежду Гитлера на то, что английское правительство, ввиду угрозы полной блокады своей страны, пойдет на уступки и заключит мир; но Геринг, лучше знавший реальное положение дел, не верил в такую возможность, да и идея высадки десанта с моря казалась ему проблематичной. Он предлагал фюреру сначала напасть на Гибралтар и перерезать морские коммуникации Англии (что было признано позже, после войны, умным и правильным замыслом), но Гитлер предпочел действовать прямо и решительно, в духе стратегии блицкрига, обеспечившей ему победы во Франции и в Польше. Директива № 16 отводила люфтваффе срок в три недели для полного разгрома английской авиации; после этого, силами армии и флота, предполагалось захватить три плацдарма на западном берегу пролива и развивать с них наступление вглубь Британских островов.

Предыдущая попытка вторжения на острова планировалась Наполеоном в 1805 году; тогда французский император уже собрал в порту Булонь значительные силы и начал готовить их к высадке, но потом отказался от этой затеи, опасаясь английского флота.

Теперь обстоятельства изменились: у немцев была мощная авиация, способная и подготовить, и прикрыть беспрепятственную переправу на острова, действуя с аэродромов во Франции, Бельгии и Голландии.

Однако когда военные приступили к планированию операции, выяснилось, что переправа через Канал (как называли англичане пролив Па-де-Кале) отнюдь не будет легкой морской прогулкой. Вот что писал об этом Пауль Дейхман, командовавший 7-м корпусом люфтваффе:

«Пришлось исходить из того, что запаса горючего истребителя «Me-109» хватает на 95 минут полета, из которых нужно было вычесть 15 минут на разогрев двигателя, взлет, посадку и на аварийный запас времени. Оставалось всего 80 минут на выполнение полетного задания. Выходило, что истребитель должен был, достигнув в свободном полете точки в 60 км севернее Лондона, сразу же поворачивать обратно; либо он мог в течение 20–25 минут вести бой над Лондоном, а потом опять-таки лететь домой, чтобы успеть совершить посадку на последних каплях горючего. И это только при использовании истребителей в качестве самостоятельного рода авиации. Если же нужно было сопровождать более медлительные бомбардировщики, то следовало уменьшить полезное (расчетное) время еще на 10–15 минут, уходивших на полет к месту встречи и на перестроение в воздухе. Короче говоря, получалось вот что: бомбардировщики могут в дневное время (когда их обязательно должны прикрывать истребители) действовать в зоне, захватывающей всего 1/10 часть площади Британских островов! В этом регионе находилось всего семь английских авиазаводов из двадцати пяти, да и те располагались в пределах Лондона, под прикрытием мощной противовоздушной обороны, включавшей зенитные батареи, истребители ПВО и аэростаты заграждения, а военные аэродромы англичан вообще оставались вне пределов досягаемости германских бомбардировщиков. Зона ночных бомбардировок была более обширной, но они давали мало пользы, потому что поиск целей был затруднен и бомбометание было неточным».

Все это подводило к одному необходимому, но неприятному решению: германские люфтваффе должны были сначала уничтожить английскую истребительную авиацию и завоевать господство в воздухе, а уж потом приступать к систематическим бомбардировкам наземных целей; но и это решение отнюдь не было легко достижимым, потому что английские истребители показали в боях над Дюнкерком, что одолеть их будет совсем не просто.

Видимо, решение, принятое в свое время Наполеоном, было достаточно обоснованным; тем не менее, 21 июля 1940 г. Геринг созвал в Каринхалле командование люфтваффе и поставил своим офицерам задачу: подготовить в течение нескольких дней предложения по достижению господства в небе над Британией.

Армейское командование тоже начало приготовления к высадке; только командование военно-морского флота пребывало в нерешительности, и адмирал Редер предпринял даже попытку отговорить фюрера от нападения на острова.

 

2. Легких противников не осталось

13 июля генерал Гальдер, начальник штаба сухопутных войск, сделал в Берггофе доклад Гитлеру о плане вторжения в Англию; позже он так описал впечатления от этой встречи со своим верховным главнокомандующим: «Фюрера сильно смущает то, что Британия до сих пор не хочет вести переговоры о мире; наверное, англичане питают какие-то надежды на союз с Россией. В таком случае, по мнению фюрера, придется принудить их к миру силой, но путь этот не слишком хорош. Если разгромить саму Англию, то Британская империя распадется, и тогда, пока немцы будут проливать кровь в битве за острова, Япония и Америка подберут все «жирные куски», а Германия останется ни с чем!»

От Геринга не укрылось, что Гитлер все чаще начинает обращать взоры к России, которую он всегда считал подходящим объектом для нападения с целью завоевания «лебенсраум» — «жизненного пространства». Такой поворот дела поверг Геринга в некоторую растерянность: Россия была не слишком понятным противником; война на два фронта выглядела рискованным делом, и потом: если следующей военной целью будет Россия, то зачем тогда гробить люфтваффе, растрачивая силы на борьбу с англичанами?

Адъютант Гитлера по связям с люфтваффе фон Бюлов вспоминал: «От начальника штаба Гешоннека я узнал, что уже разработаны подробные планы атак на Британию и что они отосланы рейхсмаршалу, но он положил их в сейф и не дает им хода. Соединения люфтваффе, сосредоточенные во Франции, ждали приказа на начало активных действий, но приказ не поступал. Тем временем Гитлер вел с рейхсмаршалом долгие разговоры о войне на Востоке. Постепенно Геринг пришел к убеждению, что фюрер ничего не станет предпринимать против Англии. Он стал привыкать к мысли, что в следующем, 1941 году, начнется война против России. Каково же было его удивление, когда фюрер издал «Директиву № 17», объявлявшую, что «люфтваффе должны нанести поражение британским ВВС, применив для этого все имеющиеся у них силы, чтобы решить задачу в возможно более короткий срок», причем начало операции было назначено на 5 августа 1940 г.».

Прежде чем издать директиву № 17, Гитлер имел совещание с Браухичем, главнокомандующим сухопутными войсками, Гальдером и Редером, которым в категорическом тоне заявил: «Британия надеется на помощь России и Америки. Если вывести из игры Россию, то и Америка не станет лезть в драку. Россия важна для Британии в первую очередь. Что-то у них там в Лондоне уже произошло, какие-то тайные переговоры, потому что англичане совсем было сникли, а теперь опять воспрянули духом. Если побить Россию, то надежды англичан развеются, и мы станем хозяевами положения в Европе и на Балканах. Так что с Россией необходимо разделаться. Мы начнем операцию весной 1941 г., и чем быстрее мы разгромим русских — тем лучше! Все это дело имеет смысл начинать лишь в том случае, если удастся разбить Советы за одну кампанию, и тут нельзя будет ограничиться только захватом территории, потому что за зиму русские снова придут в себя!». Все это Гальдер тщательно записал в своем дневнике.

Адмиралу Редеру Гитлер сообщил, что операция «Морской лев» (подразумевающая вторжение в Англию) начнется не раньше 13 сентября 1940 г. Чувствовалось, что мысли фюрера заняты уже не столько Англией, сколько Россией. Все же он хотел до вторжения в Россию разгромить английские ВВС и решил поручить это дело Герингу, сказав: «Он теперь рейхсмаршал, так пусть покажет, на что он способен!».

 

3. Битва за себя

3 августа 1940 г. Геринг отдал приказ о начале наступления люфтваффе в «День орла», когда метеорологи с уверенностью предскажут, что в течение ближайших трех суток будет стоять хорошая летная погода. Первый удар было решено нанести по цепочке английских радиолокационных станций, выстроенных вдоль побережья (у немцев тоже имелись радары, но они работали плохо и от них было мало пользы). Гитлер торопил Геринга с началом операции, но тот продолжал выжидать, ссылаясь на плохую погоду. Наконец, он выехал на своем спецпоезде в Париж, а оттуда — к побережью Па-де-Кале. Там поезд был укрыт в туннеле в ожидании начала наступления.

В распоряжении Геринга было три воздушных флота: 2-й, 3-й и 5-й (базировавшийся в Норвегии), имевшие в своем составе, в общей сложности, 702 одноместных одномоторных истребителя, 227 двухмоторных истребителей, 1000 обычных и 316 пикирующих бомбардировщиков. Внушительные силы: 929 истребителей и 1316 бомбардировщиков! Британские королевские ВВС имели только 250 бомбардировщиков и 736 истребителей (из которых 160 были двух- и трехместными машинами). Таким образом, силы англичан были заметно меньше, но на их стороне было «преимущество своего аэродрома», т. е. они могли дольше находиться в воздухе, не боясь перерасходовать горючее. Английские летчики, видевшие под крылом родную землю и свои дома, сражались с большим упорством и смелостью.

К тому же английским разведчикам удалось разгадать секретные коды немцев, применив для этого новое дешифровальное оборудование (установку «ультра»), так что с начала июля содержание всех радиопереговоров Геринга с командирами люфтваффе было известно английскому командованию. Командир группы дешифровки, капитан Фредерик Уинтерботтом, писал: «8 августа Геринг объявил готовность к операции «Орел», и сообщение об этом через несколько часов уже лежало на столе у премьер-министра, начальника генштаба и у командующего ВВС маршала Даудинга. Текст приказа Геринга был таким: «Рейхсмаршал Геринг — всем подразделениям флотов 2, 3 и 5. Объявляю операцию «Орел»: в течение нескольких дней необходимо очистить небо от британских ВВС. Хайль Гитлер!»

Операция «Орел» началась 12 августа 1940 г. 13 августа немцы выполнили 1485 самолето-вылетов (против 975 у англичан). Люфтваффе совершали налеты крупными соединениями в общем строю; английские истребители атаковали их мелкими группами и даже поодиночке, и эта тактика принесла им успех. Немецкие истребители не могли покидать общий строй, чтобы не оставить без прикрытия бомбардировщики, англичане же проникали в боевые порядки немцев и сбивали их самолеты, не давая бомбардировщикам прицельно сбрасывать свой груз. Дешифровщики, используя оборудование «ультра», держали английское командование в курсе всех распоряжений Геринга и его командиров.

Уже вскоре Геринг почувствовал, что сражение идет с огромным напряжением и чаша весов никак не склоняется в его пользу. Он обратился по радио к командующим флотов, требуя увеличить интенсивность ударов и разделаться, наконец, с английской авиацией. «Вышвырните их, с ними нужно покончить!» — исступленно требовал он. Он ощутил беспокойство: вся его репутация оказалась под угрозой! В глазах германских кадровых офицеров он всегда был выскочкой, выдвиженцем Гитлера, напялившим блестящий маршальский мундир, но не имевшим ни опыта командования крупными войсковыми соединениями, ни высшего военного образования. Германская армия всегда была армией профессионалов, глубоко знающих свое дело, и германские военные были щепетильны в вопросах профессиональной подготовки! Для пилотов Второй мировой войны Геринг не был ни боевым товарищем, ни авторитетным и знающим командующим, и когда накал битвы возрос, его приказы и гневные выговоры своим офицерам стали вызывать раздражение, наталкиваясь на глухое недоброжелательное молчание.

Англичанам хорошо помогла установка «ультра» и радарные станции на побережье, предупреждавшие их о появлении самолетов противника еще в то время, когда те строились в боевые порядки над проливом. Благодаря этому английское командование имело возможность маневрировать своими силами, направляя их на самые опасные участки, то есть выстраивать активную и целенаправленную оборону. Англичане располагали и еще одним важным новшеством: у них была разветвленная сеть наземных пунктов наведения, направлявших действия истребителей (Геринг отдавал приказы из своего дворца в Каринхалле). Всех этих подробностей рейхсмаршал не знал, либо просто не придавал им значения, полагаясь на массированный нажим своих превосходящих сил, тогда как его противник сражался изобретательно и с большим умом. Геринг не позаботился даже о том, чтобы полностью вывести из строя английские радары, дававшие англичанам ясную картину боя. Знаменитые «штуки», наводившие ужас на перепуганных беженцев в Польше и во Франции, стали для английских летчиков настоящим объектом охоты (из-за медлительности и неповоротливости), так что немцам вскоре пришлось отказаться от их применения в «Битве за Англию».

Постепенно зона бомбежек и воздушных боев сместилась на юг Англии; никто из противников не хотел уступать, и напряжение достигло предела: чувствовалось, что еще немного, — и наступит перелом в схватке, который принесет победу одной из сторон. Капитан Уинтерботтом рассказывал:

«30 и 31 августа удары люфтваффе достигли наивысшей силы; Геринг принял на себя оперативное командование всей авиацией и посылал свои распоряжения из Каринхалле, которые мы легко перехватывали. Королевские ВВС оказались в тяжелом положении: мы поняли, что если немцы смогут еще хотя бы в течение недели атаковать с такой же интенсивностью, то нам грозит катастрофа. Но постепенно мы поняли, что и положение противника не блестящее. Данные радиоперехвата подтверждали, что люфтваффе уже не успевают восполнять потери: их службы снабжения и ремонта просто не справлялись с объемом работ, который на них обрушился, поэтому в некоторых эскадрильях осталось чуть больше половины самолетов, из тех, что участвовали в боях в первые дни сражения. Люфтваффе столкнулись с достойным противником, и боевой дух немецких летчиков стал падать. И вот в этот момент наивысшего напряжения Геринг допустил решающую ошибку: 5 сентября он приказал фельдмаршалу Кессельрингу направить 300 бомбардировщиков не на штурмовку аэродромов, а на бомбардировку лондонских доков. Если бы он продолжал громить наши военные базы в Южной Англии еще в течение двух недель, то нашей истребительной авиации пришел бы конец.

Мы перехватили приказ Геринга (о бомбардировке Лондона) и сообщили о нем премьер-министру и командованию ВВС, и он вызвал у них оживленную дискуссию. Все гадали: что же все это значит? Неужели Геринг решил, что с королевской авиацией покончено и он может беспрепятственно громить столицу Англии? Или он хочет отомстить за налет наших бомбардировщиков на Берлин, состоявшийся прошлой ночью и показавший, что заверения рейхсмаршала о том, что «ни одна бомба не упадет на столицу Германии» — не более чем пустое хвастовство?

5 сентября был ясный солнечный день. Черчилль поднялся на крышу здания министерства авиации и наблюдал оттуда за разворачивавшимся боем. Солнце ярко освещало многочисленные вражеские бомбардировщики, волнами заходившие над Темзой на бомбежку доков. Наши истребители пересекли их курс и ворвались в их ряды, но они упорно шли к цели и нанесли свой удар! Послышались взрывы, и над доками поднялись облака черного и белого дыма. Это была первая бомбардировка Лондона, и мы почувствовали силу немецкого «блица»! Геринг хотел нас сокрушить, но мы ощутили облегчение: кажется, наша истребительная авиация уцелела!»

Так был допущен решающий просчет, характерный для некомпетентного недоучки, не умеющего точно оценить ситуацию и принять взвешенное профессиональное решение. Говорили, что на Геринга повлияли советы Гитлера и Геббельса, полагавших, что пожары и разрушения доков и городских кварталов вызовут такую панику среди населения, что дальнейшие бомбардировки аэродромов станут попросту ненужными и англичане запросят мира. В таком случае нацистские вожди просчитались: жители Лондона не были запуганы, а английские летчики продолжали стойко сражаться. Так что совет двух высокопоставленных дилетантов не помог некомпетентному командующему люфтваффе, облаченному в блестящий мундир рейхсмаршала.

Английская авиация продолжала бомбардировки Берлина, и Гитлер выступил с истерической речью во Дворце спорта, заявив, что «сотрет с лица земли» британские города и что он разрешает германским люфтваффе бомбить в Лондоне «любые промышленные и военные объекты».

7 сентября Геринг прибыл на командный пункт 2-го воздушного флота вблизи Кале, чтобы лично, в присутствии корреспондентов, наблюдать за началом крупнейшего налета на Лондон, в котором участвовали 1000 немецких бомбардировщиков. Когда строй самолетов прошел над командным пунктом, Геринг выхватил микрофон из рук корреспондента, дававшего прямой репортаж, и выкрикнул в эфир: «Я, Герман Геринг, принял на себя командование люфтваффе в войне против Британии!» Под гул моторов проплывавших бомбардировщиков он пообещал германскому народу «нанести удар гигантской сокрушительной силы по столице Британской империи».

Удар был нанесен, он оказался ужасающим, но англичане нашли, чем ответить. Маршал Даудинг подтянул резервы с аэродромов, остававшихся вне досягаемости люфтваффе, и собрал новый флот в количестве 360 истребителей. 17 сентября Гитлер объявил об отсрочке операции вторжения «Морской лев» на неопределенный период. Во второй половине сентября погода начала портиться, и германская авиация стала нести тяжелые потери. Так, бесславно для Геринга, закончилась «Битва за Англию». В период с августа по октябрь 1940 г. немцы потеряли 1103 самолета, а англичане — 642. Воздушные бои показали превосходство английской авиации.

В «Битве за Англию» отчетливо выявились два важнейших недостатка люфтваффе: отсутствие четырехмоторных бомбардировщиков, способных решать стратегические задачи, и неспособность вести длительные напряженные боевые действия. Тем не менее немецкие налеты продолжались, хотя Геринг изменил тактику: днем действовали небольшие соединения бомбардировщиков «Ю-88» и истребителей-штурмовиков «Ме-109», а по ночам вылетали на бомбежку главные силы. Но уже всем стало ясно, что люфтваффе не смогли добиться главной цели, объявленной Герингом, то есть завоевать господство в воздухе, и это было не чем иным, как поражением, подобным понесенному армией кайзера в 1914 г. в битве на Марне, изменившей ход войны.

 

4. Фюрер не любит неудачников

24 сентября 1940 г. германский летчик Галланд (известный ас, сбивший в боях над Англией 40 самолетов противника) был вызван в Берлин, к Гитлеру, вручившему ему в рейхсканцелярии «Дубовые листья к Рыцарскому кресту» — высокую награду, которую до него (из всех военнослужащих вермахта) получили только двое: Дитль (командующий горноегерской армией, действовавшей в Заполярье) и Мельдерс (летчик-истребитель люфтваффе). «Я не стал скрывать своего восхищения противником, с которым мы столкнулись в «Битве за Англию» — вспоминал Галланд. — Фюрер, слушая меня, кивал, соглашаясь, и сказал, что мой рассказ подтверждает его собственное мнение, и что он глубоко уважает англо-саксонскую расу. «Остается только пожалеть, — сказал он, — что, несмотря на благоприятное начало, нам не удалось сблизить английский и немецкий народы!» (Что за «благоприятное начало» имел в виду фюрер? Битву за Англию? В таком случае англичане поняли, какой «благоприятный конец» им был уготован, а потому и не пошли на дальнейшее «сближение».)

Из Берлина Галланд перелетел в Восточную Пруссию и 26 сентября 1940 г. встретился с Герингом, обосновавшимся в Роминтенской пустоши. Там у него была резиденция главного государственного лесничего — большой дом, сложенный из толстых бревен и накрытый соломой. «Он вышел мне навстречу, одетый в замшевую зеленую безрукавку и белую шелковую рубаху с широкими рукавами; на ногах у него были высокие кожаные охотничьи сапоги, а на поясе, обвивавшем могучую талию, — большой охотничий кинжал, похожий на саблю. Он пребывал в прекрасном расположении духа. Похоже было, что все недавние волнения, пережитые им во время «Битвы за Англию», слетели с него, как пух, не оставив следа. Стоял сезон охоты, и с вересковой пустоши доносился трубный рев оленей, призывавших самку. Геринг меня поздравил и сказал, что у него есть для меня почетный подарок: он разрешил мне подстрелить одного из королевских оленей, состоявших у него на особом учете. Это были его личные олени, принадлежавшие ему как «рейхсегермейстеру», он их всех знал по именам и ухаживал за ними. «Можешь не спешить на фронт, — сказал он мне, — я сообщил Мельдерсу, что ты пробудешь здесь не меньше трех дней».

На следующее утро, в 10 часов, я подстрелил своего оленя, но Геринг, как и обещал, оставил меня у себя, переговорив с Мельдерсом. В середине дня ему принесли рапорт о действиях 2-го и 3-го флотов за прошедший день; новости оказались неутешительными, сказать по правде — просто ужасными: потери, понесенные во время очередного налета на Лондон, были как никогда высокими. Геринг тяжело задумался: он никак не мог понять, в чем причина таких высоких потерь среди бомбардировщиков. Я попытался, как мог, объяснить ему, что хотя английские истребители и несут от нас урон, но их количество не уменьшается и их боеспособность не падает».

В начале октября Геринг приказал прекратить все дневные налеты на Англию и вылетать на бомбежки только по ночам. Тем самым он признал свое поражение. После этого он явно утратил интерес к войне, в том числе и к той, что Гитлер затевал на Востоке. Война требовала все больше самолетов, но их не хватало. Выпуск «Ю-88» понизился, упало и производство истребителей. Чтобы возобновить дневные налеты на Англию (которые планировались на весну 1941 г.), требовалось собрать флот из 1000 бомбардировщиков дальнего действия. Это были усовершенствованные двухмоторные «Ме-110» и новый «Ме-210», запущенный в серию Удетом без летных испытаний. Подобная поспешность оказалась грубой ошибкой: самолеты так часто ломались, что их выпуск пришлось остановить. Геринг потребовал от Удета разобраться в причинах неудач и наладить работу, но Удет был не силен в технике и стал в тупик — такая задача была ему просто не по способностям. Только Мильх работал уверенно и спокойно: он руководил программой строительства бомбоубежищ. Геринг недоумевал: зачем расходовать средства на строительство, не лучше ли направить их на расширение авиазаводов, но Гитлер ответил: «Нет, до победы над Советским Союзом этого делать нельзя!»

Геринг стал задумываться о том, стоит ли воевать с Россией. Битва за Англию кое-чему его научила, он убедился, что блицкриг не всегда бывает успешным. Однажды, в августе 1940 г., он собрался с духом и три часа провел у Гитлера, убеждая его не ввязываться в войну на два фронта, но фюрер был неумолим. Ну что было делать: приходилось мириться с неизбежным и заботиться о выпуске самолетов, которых требовалось все больше. Приходилось также укреплять противовоздушную оборону Берлина, так как англичане усиливали свои налеты.

В октябре Геринг поехал в Париж и там, в промежутках между работой в штабе люфтваффе, ходил в Лувр, присматриваясь к картинам, и на аукционы. Ему досталась богатая добыча. В то время картины, конфискованные нацистами у евреев, начали продавать с торгов, «чтобы пополнить бюджет НСДАП, потратившей много денег на антиеврейскую пропаганду» (как объяснил фюрер). Для (?ринга настало золотое время: он забирал все, что ему нравилось, не считаясь с затратами, потому что платил «оккупационными франками», которых для него могли напечатать сколько угодно. Дело портило лишь появление конкурентов из среды нацистских вождей, понявших прибыльность «увлечения искусством». Самым опасным соперником оказался не кто иной, как фюрер, на которого работали лучшие эксперты Германии, скупая для него все самое ценное, чтобы пополнять (этим занимался, например, доктор Поссе, директор художественного музея в Дрездене) «фонд Гитлера» для будущего «Центра искусств» в Линце. Геринг хвастал, что ему нередко удавалось обойти своих умудренных опытом соперников с профессорскими степенями, выхватывая у них из-под носа какую-либо бесценную вещь, которую они не умели вовремя распознать.

В конце октября рейхсмаршал сказал Мильху, что он устал от трудов и намерен вскоре пойти в отпуск, недель эдак на восемь, и пусть он, Мильх, замещает его в это время на посту командующего люфтваффе. Но он забыл о фюрере, бдительно наблюдавшем за работой подчиненных и не прощавшем им неудач. 4 ноября 1940 г. на очередном совещании в рейхсканцелярии, посвященном обсуждению текущей ситуации, Геринг вдруг (впервые в своей жизни) услышал из уст фюрера резкую (публичную!) критику в свой адрес и в адрес люфтваффе. Гитлер был раздосадован тем, что неудача в небе над Англией получила широкую известность в мире и вызвала серьезные политические последствия: например, диктатор Испании, генерал Франко, собиравшийся присоединиться к союзу Германии и Италии, отложил свое решение, сказав, что «подумает». Гитлер даже обвинил Геринга в завышении количества сбитых самолетов противника, сказав, что располагает другими, более точными данными.

Это был «гром с ясного неба», жестокий удар для самолюбивого рейхсмаршала, да еще и нанесенный самим фюрером. Как тут не вспомнить поговорку о том, что у победы много родственников, а поражение всегда остается сиротой. Первая же военная неудача, первая встреча с достойным противником, сумевшим дать нацистам отпор, вызвала в их лагере противоречия и взаимные обвинения. По сути фюрер, ставивший перед собой грандиозные политические задачи, но не привыкший соизмерять их с имевшимися у него реальными средствами для их решения (обычная слабость дилетантов!), был не меньше (а скорее — больше), чем Геринг, виноват в проигрыше «Битвы за Англию». Но Гитлер, как истинный диктатор, не был склонен к самокритике и предпочитал искать виновников среди своих подчиненных.

На следующий день после совещания Геринг сел в свой специальный поезд «Азия» и отправился в Восточную Пруссию, охотиться в Роминтенской пустоши. Поспешный отъезд был похож на бегство, и он действительно являлся бегством, вызванным желанием укрыться от ударов судьбы и обрести внутренний мир. Но не было возможности укрыться от войны, как и от судьбы! Да, здесь, в тихих лесах Восточной Пруссии, не звучали сирены воздушной тревоги, но вскоре после приезда пришло известие о жестокой бомбардировке английского города Ковентри, который люфтваффе превратили в груду развалин, как когда-то Гернику. Это вызвало у Геринга настоящие слезы ярости: не то чтобы он так уж жалел погибших под бомбами, но новая жестокость по отношению к англичанам еще больше отдаляла Германию от их страны, и это шло вразрез со всеми планами Геринга, со всеми его надеждами на спокойную жизнь среди обретенных богатств и почета. Фюрер шел своим путем, прямо к мировому господству (или к мировой катастрофе?), топча и расшвыривая не только своих врагов, но и своих верных слуг. Как легендарный Мефистофель, он соврати! и увлек их за собой богатыми дарами, которые грозили обратиться в прах, оставив после себя на руках тех, кто их принял, только грязь и кровь — и ничего больше!

«Хорошо, что хоть английские самолеты не могут пока долететь сюда, — в Восточную Пруссию!» — с тоской подумал Геринг. Но ведь всему, как говорится, свой черед!

Когда министр иностранных дел СССР Молотов приехал в Берлин, на встречу с нацистским руководством, Геринг присутствовал на официальном обеде, но не выразил энтузиазма. Гитлер и Риббентроп сами вели переговоры с советским министром, не пригласив на них рейхсмаршала. Разумеется, оба уверяли Молотова в дружбе, но после его отъезда Гитлер окончательно решил, что весной 1941 г. начнет войну против России. После этого Геринг провел в Роминтене совещание с Мильхом и Гешоннеком насчет помощи итальянцам, которые ввязались в войну с Грецией, но начали терпеть поражения. Война расползалась по Европе; теперь ее пожар охватывал Балканы и грозил переброситься в Африку. Британские войска оккупировали остров Крит и высадились в Ливии.

В начале января 1941 г. Гитлер отдал приказ люфтваффе включить Италию в зону своих операций, имея целью оказывать сопротивление англичанам в Средиземноморье, и вскоре после этого новый театр военных действий открылся в Северной Африке.

 

5. Способ фюрера:

напугать одного противника и напасть на другого

13 января 1941 г. Геринг провел совещание в министерстве авиации, на котором присутствовали Мильх (его заместитель), Гешоннек (начальник штаба люфтваффе) и адъютант Геринга Боденшатц. Геринг сказал им, что можно ожидать начала войны с Советским Союзом, и здесь впервые среди командования люфтваффе прозвучало зловещее слово «Барбаросса», которое отсюда пошло ходить по штабам и инстанциям. Подготовка к войне на Востоке началась.

1 февраля Геринг возвратился из отпуска в штаб люфтваффе под Парижем и снова принял на себя верховное командование авиацией. Он решил разведать возможности Советского Союза и послал туда своего представителя, инженер-полковника авиации, с задачей узнать все, что можно, о состоянии военной авиации русских. Через две недели инженер-полковник вернулся из командировки и доложил о новых авиазаводах и аэродромах, которые видел своими глазами. Геринг сообщил об этом Гитлеру, и тот сказал, что эти сведения только укрепляют его в желании напасть на Россию как можно быстрее, чтобы поскорее ликвидировать угрозу с ее стороны.

Геринга одолевали сомнения. Он понимал, что не все так просто и что предсказать уверенно исход войны с Россией не возьмется никто; но и поделиться сомнениями было не с кем.

В марте 1941 г. у Геринга состоялось совещание с Мильхом в Каринхалле, на котором его заместитель сообщил шефу добытые разведкой данные о военном потенциале Соединенных Штатов. Геринг все выслушал и сказал: «Ну что же, у нас в запасе есть еще год, чтобы обезопасить свой тыл на Востоке, прежде чем американцы смогут вступить в войну!» Мильх ответил, что войну с Россией вряд ли удастся закончить за один год. Тогда Геринг ответил: «Если наш удар будет достаточно сильным, то Россия рассыплется, как карточный домик, потому что ее народ ненавидит коммунистическую систему!» Затем последовала похвала Гитлеру: «Мы — мелкие люди, подчиненные, обязанные следовать за фюрером не рассуждая, с полным доверием к нему. Тогда с нами не случится ничего плохого!» Мильх видел, что его начальник произносит эти слова как заклинание, в которое ему очень хочется верить. «Да, — мысленно согласился Мильх, — всё верно, у нас просто нет иного выбора. Мы все должны подчиниться и следовать путем, на который вступили, иначе мы потеряем все!» Потом Геринг, стараясь отвлечься от тревожных мыслей, стал прикидывать, какие богатства можно (и нужно!) будет вывезти из России, и это его подбодрило.

Геринг смирился с тем, что утратил влияние на Гитлера. Он старался исправить положение безоговорочным повиновением фюреру, но это был не лучший выход: известно, что диктаторам мало простого повиновения, у них всегда достаточно покорных слуг. Гитлер использовал его теперь по своему усмотрению, не слишком веря в его способности.

Можно сказать, что Геринг потерпел личное поражение в «Битве за Англию» — так сказать, расшиб себе лоб, пытаясь сокрушить эту твердыню. И это бы еще полбеды, но и впереди у него не было ничего хорошего: он решил следовать за фюрером, как и многие другие безумцы, вольно или невольно поступавшие так же, но этот путь вел во мрак, к гибели.

Ему бы вспомнить своего друга Фрица Тиссена, который, бросив в Германии все имущество (в том числе — богатую коллекцию картин), уехал с женой во Францию и сказал оттуда Герингу по телефону (это было до войны с Францией): «Лучше я подожду здесь, в Париже, конца национал-социализма!» Умный Фриц дождался-таки своего, хотя и был после оккупации Франции схвачен нацистами и посажен в концлагерь. В обращении к фюреру из Франции он писал: «Одумайтесь, верните свободу, право и гуманность снова в германский рейх!» Но что диктаторам право и гуманность, если они уверены, что будут держать у себя в руках весь земной шар!