В январе 1923 г. канцлер Германии обратился к населению с призывом оказывать пассивное сопротивление оккупационным властям в Руре, которые в ответ стали преследовать и арестовывать «саботажников». Некоторые из них (например, Лео Шлагетер), обвиненные во взрывах мостов и железных дорог, были приговорены к смерти, и это вызвало негодование и новые вспышки насилия. Французские власти стали поощрять сепаратистов, чтобы с их помощью отделить от рейха некоторые территории. Командование рейхсвера начало срочно увеличивать численность войск за счет добровольцев, чтобы дать отпор возможному наступлению французов и их союзников поляков.

Когда стало ясно, что политика «пассивного сопротивления» потерпела провал, к власти в Германии пришло новое правительство, сформированное на основе четырех партий: Германской народной партии, Партии католического центра, Демократической партии и Социал-демократической партии Германии. Канцлером стал Густав Штреземанн, начавший последовательно выполнять все условия Версальского договора и попытавшийся достигнуть соглашения с французским правительством. Тем не менее, французские войска оставались в Руре вплоть до лета 1925 г.

В это время в правительстве Баварии взяла верх группировка сепаратистов, которую возглавил Густав фон Кар, ярый монархист и сторонник автономии Баварии. Когда центральное правительство, стремясь подавить выступления и левых, и правых экстремистов, ввело в стране чрезвычайное положение, фон Кар провозгласил себя «Генеральным комиссаром Баварии», с правом отдавать приказы местным частям рейхсвера. Его поддержали генерал фон Лоссов, командующий Баварским военным округом, и начальник баварской полиции фон Шайссер.

Осенью 1923 г. в разных частях Германии — в Саксонии, в Тюрингии, в Гамбурге — произошли выступления коммунистов, призвавших пролетариат к «вооруженному восстанию»; дело дошло до кровопролитных уличных боев, но, поскольку эти выступления происходили разрозненно и не получили поддержки извне, они были подавлены полицией и рейхсвером, которым пришлось напрячь для этого все силы.

За год до этих событий Муссолини в Италии совершил свой знаменитый «поход на Рим» во главе «чернорубашечников» и захватил власть; его пример вдохновил националистов в Германии, мечтавших совершить нечто подобное. На очередном совещании нацистов Гитлер предложил генералу фон Лоссову возглавить «поход на Берлин», пообещав ему поддержку своих штурмовиков и других вооруженных отрядов, но генерал отказался, и это привело Гитлера в сильное беспокойство: он решил, что Лоссов и Кар смогут добиться независимости Баварии и будут тогда править сами, лишив его всякого влияния. Гитлер вступил в переговоры с генералом Людендорфом, героем Первой мировой войны, лидером крайне правых контрреволюционных кругов. В конце концов они договорились о совместном выступлении с целью захвата власти. Переговоры велись в доме Гитлера и в загородном доме Людендорфа, и планы путча составлялись при незначительном участии Геринга, которому отвели роль старательного «солдата», командира штурмовиков, и не более того.

Геринг не смог уделить намечавшимся событиям большого внимания, потому что был занят свалившимися на него несчастьями. В августе 1923 г., в возрасте 57 лет, умерла его мать, Франциска Геринг, которую похоронили на кладбище Вальдфридгоф в Мюнхене, рядом с мужем, Генрихом Герингом. Во время похорон Карин Геринг сильно простудилась и слегла с воспалением легких. Совещания в «верхней гостиной» дома Герингов прекратились, а сам он, занятый болезнью Карин, стал редко встречаться с Гитлером и его помощниками. Карин осталась в полном неведении насчет планов путча и участия в нем мужа.

Согласно этим планам, штурмовики и отряды националистов должны были вступить в Мюнхен и склонить части армии и полиции на свою сторону. Захватив власть в Мюнхене, Гитлер собирался двинуться на Берлин, чтобы совершить переворот по примеру Муссолини; впрочем, поход на Берлин не был продуман в деталях; полагались на Людендорфа, который должен был стать командующим рейхсвером и всеми вооруженными формированиями. Заговорщикам приходилось спешить, потому что правительству Штреземанна удалось неожиданно быстро справиться с выступлениями коммунистов и теперь оно могло повернуть свои силы против Баварии. Гитлер назначил начало восстания на 10–11 ноября 1923 г.

Фон Кар, фон Лоссов и Шайссер, к которым примкнул премьер-министр правительства Баварии фон Книллингер, опередили Гитлера, назначив на 8 ноября собрание всех ведущих политических деятелей Баварии, пообещав им рассказать об отношениях с центральным правительством и о своих планах. Собрание было намечено провести в пивном зале Бюргербройкеллер (по которому последующие события и получили название «Пивной путч», вошедшее в историю). Население Мюнхена было взбудоражено: все гадали, провозгласит ли фон Кар независимость Баварии или нет?

Гитлер, узнав о намеченном политическом собрании, оказался в затруднении: все его планы подготовки восстания были нарушены, потому что штурмовики не успевали прибыть в Мюнхен в полном составе. Все же он решил выступить, когда выяснилось, что организаторы собрания не собираются (по непонятным причинам) стягивать к пивному залу большие силы полиции. Гитлер приказал Герингу привести в Мюнхен передовой отряд штурмовиков на грузовиках, надеясь обойтись этими силами. Геринг, занятый сбором войск, едва успел сообщить Карин, что назревают важные события: «Сегодня кое-что должно произойти; у нас большие планы в связи с собранием в Бюргербройкеллер, возможно, я задержусь, но ты не беспокойся!» — сказал он ей. Карин, которая только начала выздоравливать, и подумать не могла, что ее муж ввяжется в столь серьезное дело, имея под руками всего горстку штурмовиков.

Геринг прибыл к пивному залу во главе своих «коричневых солдат», когда собрание уже началось. Здание было быстро оцеплено, а сам Геринг, с охраной, вошел в зал, где уже сидели в задних рядах Гитлер и его помощники, и доложил, что штурмовики прибыли. Гитлер поспешно прошел на сцену и, выстрелив в потолок из пистолета, потребовал внимания, а затем обратился к собравшимся с речью, заявив, что Кар, Лоссов и Шайссер пользуются его доверием и что он вместе с ними сформирует новое правительство, которое «будет работать для блага Германии». Послышались крики одобрения, публика стала успокаиваться, наблюдая за происходящим, как за спектаклем, и ожидая, что же последует дальше.

Кара, Лоссова и Шайссера отвели в комнату за сценой, где Гитлер повел с ними переговоры, не убирая пистолета; в это время Геринг оставался на сцене, держа сидевших в зале под прицелом ручного пулемета. «Не надо беспокоиться! — призывал он наиболее взволнованных участников собрания. — Мы — ваши друзья и не сделаем вам ничего плохого!»

Кар, Лоссов и Шайссер, придя в себя, отказались сотрудничать с Гитлером; тогда он, оставив их под охраной Гесса и штурмовиков, снова вышел на сцену и объявил, что «национальное правительство сформировано» и что утром национальная армия, в составе рейхсвера, штурмовиков и националистических отрядов, двинется, под командой генерала Людендорфа, в поход на Берлин. «Завтра национальное правительство утвердится у власти, либо мы все погибнем!» — заключил он свою речь.

К этому моменту прибыл, наконец, Людендорф, в полной генеральской форме и при всех наградах. Он уговорил Кара, Лоссова и Шайссера объявить о поддержке Гитлера в присутствии собравшихся. Удовлетворенная публика, посчитав представление оконченным, стала расходиться по домам. Было уже за полночь. Кар и его товарищи, дав Людендорфу честное слово в том, что не нарушат обещания, тоже были отпущены домой. Некоторых участников собрания все же оставили в качестве заложников под охраной Гесса и его команды. Геринг, довольный тем, что все прошло гладко, послал записку Карин с обещанием, что скоро будет дома. Гитлер, тоже удовлетворенный ходом событий, занялся составлением планов на следующий день; он уже представлял себя канцлером.

Весть о мятеже в ту же ночь дошла до Берлина, где правительство собралось на экстренное заседание. Все зависело от того, какую позицию займет генерал фон Зеект, командующий рейхсвером. Тот испытывал двойственное чувство по отношению к мятежу. Он симпатизировал монархистам, но нацисты, обругавшие его, назвав «лакеем Веймарской республики и пешкой в руках зловещих еврейско-масонских элементов», не вызывали у него доверия. Поколебавшись, генерал принял предложение президента Германии взять в свои руки всю исполнительную власть и послал распоряжение генералу фон Лоссову в Мюнхен «принять все необходимые меры для подавления мятежа». Лоссов не осмелился противоречить вышестоящему начальству (германская армия всегда отличалась строгой дисциплиной и уважением к старшим по званию) и заявил, что согласился сотрудничать с мятежниками «под угрозой оружия».

Фон Кар поспешил уехать из Мюнхена. Наутро на улицах города появились листовки с его подписью, в которых говорилось, что никакие соглашения с Гитлером не могут иметь места и что НСДАП должна быть распущена, а все путчисты должны быть арестованы.

Гитлер, Геринг и Людендорф провели ночь в здании пивного зала. Утром они послали связных к фон Лоссову с предложением начать действовать, но те были арестованы. Посовещавшись, главари путча приняли предложение генерала Людендорфа: идти колонной в центр города и попытаться захватить штаб военного округа, где укрепился капитан Рем со своими помощниками.

Все это начинало походить на любительский спектакль, поставленный неумелым режиссером. Не заручившись поддержкой армии и полиции, не было никаких шансов захватить город, и Геринг это прекрасно понимал, но ничего не мог поделать — здесь командовал не он. Он только попытался кое-как организовать колонну, выдвинув вперед грузовик с личной охраной Гитлера, вооруженной пулеметами, и это было почти все: из трех тысяч участников марша лишь немногие были вооружены винтовками.

Вскоре колонна двинулась. Людендорф, Гитлер и Геринг шли во главе, телохранитель Гитлера Ульрих Граф нес знамя со свастикой. Первый пост полиции, охранявший мост через реку Изар, удалось пройти без боя, но колонна смешалась, и грузовик с пулеметами оказался где-то в хвосте. Командир второго поста, стоявшего у входа на центральную площадь, приказал колонне остановиться, а затем дал команду полицейским открыть огонь. Геринг приказал штурмовикам стрелять, но тут же получил две пули: в бедро и в бок, и свалился на землю. Все смешалось. Генерал Людендорф, не обращая внимания на выстрелы, пошел вперед вместе с адъютантом; полиция пропустила их сквозь свои ряды и арестовала. Гитлер, кричавший полицейским: «Сдавайтесь, сдавайтесь!», был увлечен на землю своим телохранителем, который тут же погиб, получив пулю в голову. Участники марша бросились спасаться кто куда.

Геринг лежал на земле, истекая кровью; потом два штурмовика вынесли его с места боя и доставили в дом к торговцу мебелью Баллину, еврею. Жена и сестра Баллина промыли и перевязали ему раны, а потом его отвезли в частную клинику; никто не выдал его полиции.

Так бесславно закончился «Пивной путч». Погибли 19 человек: трое полицейских и шестнадцать членов НСДАП.

Утром Карин, все еще больная, пришла к Герингу в клинику, сопровождаемая своей сестрой Фанни. Геринг потерял много крови и лежал без движения, бледный, весь в бинтах, терзаемый болью. Впрочем, его раны оказались не слишком опасными, хотя одну из них он получил от пули, выпущенной почти в упор, когда лейтенант, командовавший полицейскими, вырвал винтовку из рук рядового, не решавшегося стрелять, и сам выстрелил в Геринга, не целясь, чтобы остановить колонну. Геринг страдал не только физически, но и духовно: он чувствовал себя обманутым и преданным и проклинал себя за то, что сыграл роль марионетки в чужих неумелых руках. Он понял, что расплачивается за собственную политическую наивность, и поклялся, что больше не позволит себе таких ошибок — если, конечно, останется жив, в чем у него пока что не было твердой уверенности.