Поднималась ясная жёлто-розовая заря, из-за безбрежных лугов на востоке выкатилось бледное солнце, ещё не набравшее своей знойной силы. Над редкими полевыми кустами, замершими из-за безветрия, запорхали птицы. Громко поскрипывая, обоз медленно потянулся по прямой гладкой дороге, а у круглого крыльца гостиницы выстроилось всё хозяйское семейство вместе с самим трактирщиком, махая руками и провожая взглядами отбывающие на запад фургоны.

За несколько часов навстречу путникам никто не попался, но стали появляться ухоженные поля и отходящие по сторонам от тракта дороги, что указывало на присутствие в этих местах хуторов или деревушек. Они могли скрываться за холмами, пригорками или же за пятнами и полосками берёзового леса, которые то и дело появлялись то слева, то справа, то сливаясь друг с другом, то разбегаясь вновь, вдаваясь в холмистые зелёные луга. Дорога лениво извивалась, огибая низенькие поросшие деревьями сопки, а затем вдруг выпрямилась, как стрела, чуть свернув к северу.

Вскоре совсем рядом с трактом стали моститься домики, сарайчики и хибарки, потянулись нивы овса и пшеницы. Потом и вовсе дорога миновала тройку-другую деревушек, прорезав их прямо насквозь. Все жители бросали дела и глазели, словно в первый раз, на тянущийся обоз чудесных передвижных лавок, запряжённых не менее удивительными длиннорогими тарнами. Юные всадники горделиво замыкали колонну, свысока посматривая на простолюдинов. Собаки, почуяв чужаков, с диким лаем выбегали ещё на самых окраинах селений, но молчаливые тарны не подавали ни малейшего виду и нисколько не сбавляли шага. Со стороны казалось, что собак для них либо не существует вовсе, либо они видятся им наравне с птичками, бабочками, мухами и букашками. Местная мелюзга кидала хмурые взгляды на Альдена, сидящего на крыше одной из повозок. По правде говоря, они действительно впервые за всю свою жизнь видели такое зрелище, потому что дети с купцами никогда не ездили, а если вдруг даже и ездили, то явно скрывались где-то внутри колёсных домов, и им уж совершенно точно строго-настрого запрещалось не то что ехать на крыше, но даже выглядывать из окошек.

Когда солнце только-только начало клониться к закату, на горизонте вырос длинный пологий холм. Он всё приближался, пока, наконец, не забрезжил очертаниями грандиозных людских построек. По крайней мере, именно такими представились они Альдену, который дальше Ярмарки Южных Лугов и носа не совал и никогда не видел ни больших домов, ни, тем более, высоких каменных башен. Западное солнце слепило глаза, а потому рассмотреть всё это получше ему удалось, лишь только когда караван подъехал ещё ближе.

Город раскинулся на большом широком холме посреди ровной долины. Его огибала высокая и толстая каменная стена с шестью башнями, две из которых чуть ли не вплотную прижимались друг к другу – именно там находился въезд: дорога проходила между башнями, ныряя в высокий тоннель, в потолке которого торчали три ряда острых краёв больших железных решёток. Снаружи города, по левую руку, на некотором отдалении от стены расположился целый квартал одно– и двухэтажных деревянных строений, а по правую стояло несколько каменных домов той же высоты, если не считать деревянных надстроек на некоторых из них. Всюду шло строительство, и было видно, что эта улочка очень скоро разрастётся и протянется дальше вдоль восточной стороны холма.

Внутри же крепостных стен места не было вовсе: дома, которые также были сложены из камня, стояли так близко друг к другу, что часто сливались в один сплошной ряд. Такими линиями город шагал по пологому склону всё выше и выше, пока не доходил почти до самой вершины, где внезапно прерывался. Здесь было почти пусто, и стояло лишь одно здание со шпилями и башенками. В обе стороны от него расходилась решётчатая ограда с квадратными белыми колоннами, на капителях которых красовались изваяния различных лесных животных. За оградой виднелась роща, доходящая до вершины и спускающаяся дальше на ту сторону холма. Это был единственный лес в пределах нескольких вёрст вокруг города.

Обратная сторона сопки скрывала от глаз путников вытянутое озеро, вплотную к которому подходил край крепостной стены, завершаясь сторожевой башней, стоящей прямо в воде. Озеро огибало город с запада, а затем поворачивало к северо-западу, устремляясь вдаль. С северной стороны город защищал скалистый обрыв, да такой высокий, что даже если бы стену, примыкавшую к этому обрыву справа, построили в три раза выше, она всё равно не достала бы до края утёса. Таким образом, в город можно было попасть только двумя путями: либо через единственный южный въезд, либо по озеру.

Но сам холм с лесом на макушке был отнюдь не главным чудом Тиринмина. Весь город был тесно застроен домами, и все они стоили немалых денег, ведь в каждом был свой источник, дарующий жильцам неиссякаемый поток живительной влаги и отводящий нечистоты в крытые проточные водоотводы, ведущие в нижнюю часть города у озера. Подобной опрятностью не мог похвастать ни один другой город Добраобара. А всё потому, что по всей возвышенности било множество родников, из-за которых город в далёкие времена на древнем, уже всеми забытом наречии назывался Холмом Тысячи Ключей. Нынешнее же название «Тиринмин» происходило как раз таки из связки сокращений этих трёх слов. Впрочем, этого уже никто и не помнил, кроме старого архивариуса, который время от времени просматривал старые рукописи, свитки и книги библиотеки городского магистрата.

На удивительные источники приезжали посмотреть со всех уголков страны. Многие богачи предлагали немыслимые деньги за дом внутри городских стен, но по законам Тиринмина владеть такой собственностью мог только тот, кто здесь и родился, или в крайнем случае – его ближайший родственник, из-за чего жители ценили свой город, очень им дорожили и гордились.

Что же касалось деревьев на вершине холма, то это была ещё одна значимая достопримечательность Тиринмина, обросшая городскими легендами, слухами и небылицами. Вход в эту заповедную рощу был закрыт всем и каждому, а вдоль забора, который был настоящим произведением искусства местных кузнецов, скульпторов и каменщиков, непрерывно ходила стража. Охранять эту рощу, между прочим, было очень почётно.

На некотором отдалении от арки, ведущей в город, расположились деревянные заставы: одна на восточной дороге, ведущей к городу, а другая на западной. Досматривался каждый, кто собирался попасть в Тиринмин, особенно тот, кто был при оружии. Караван Кэлбена подъехал как раз к одной из них и остановился.

– Так, – протянул охранник, выйдя из деревянной будки, украшенной эмблемой города: букетом из четырёх синих полос, оплетённых лозой зелёного цвета. – Кто здесь у нас? Пеймские всадники. Неблизкий путь, господа. Добро пожаловать в Тиринмин, – сказал он, разглядывая двух спешивающихся воинов.

Из прицепа позади вышли стражники каравана, а Кэлбен подвязал вожжи и скрылся в переднем люке фургона. Пошарившись немного, он достал деревянный сундучок, из которого вытащил охапку бумаг, после чего выбрался наружу, подошёл к охраннику и протянул сразу всю пачку.

– «Ночные Змееяды» из Крубрада, четыре человека, – сосчитал охранник, бросив быстрый взгляд на стражников за спиной Кэлбена. – И ещё четверо «Конников Пеймских Мраморных Предгорий», – едва слышно пробурчал он, перебирая бумаги. – А вы, должно быть, вожатый каравана, – сказал он таким тоном, что было сложно понять, задаёт ли он вопрос или же делает вывод.

– Так и есть, – подтвердил Кэлбен. – Везём четверых купцов из Пейма и ещё двух из Крубрада.

– Хэб, Дарэд, проверьте всё, – приказал охранник.

Двое подопечных бросились к фургонам.

– Тиринминская стража, откройте! – донеслось откуда-то между повозок.

Спустя мгновение из фургона караванщика выбежал Хэб и крикнул:

– Начальник, да здесь полно оружия!

Тот с важным видом зашагал к колёсному дому, а Кэлбен – вслед за ним. Обойдя фургон, они поднялись на крылечко и, чуть пригнувшись, зашли внутрь. Начальник охраны внимательно осмотрел помещение: широкая комната лишь с небольшой перегородкой у самой двери; по углам развешаны красивые кованые фонари; на полу разбросаны потёртые выцветшие коврики за исключением одного, яркого, с красно-фиолетовым узором, валявшегося у стола; в стене напротив – деревянная дверца, ведущая на передок; справа от неё висит ловчая сеть; за ней – стойка с оружием; ещё дальше, в самом углу – небольшая железная печь.

К правой боковине фургона вплотную крепился узкий столик с широкой тумбой, чуть поодаль прямо к стене были приделаны несколько полочек. За ними стоял большой сундук, а рядом с ним на полу лежали шкуры – спальное место, отделённое от входа деревянной перегородкой. Центр комнаты пронизывала толстая квадратная колонна из дерева, на каждой стороне которой висело по мечу. К противоположной стене между двумя узкими окошками крепилась ещё одна оружейная стойка: с кожаными ремнями, деревянными засовами и металлическими застёжками, намертво зажимавшими каждый из опасных инструментов военного дела. А таких инструментов в комнате было немало: короткие и длинные мечи, военные топоры, копья, алебарды, палицы, луки и даже праща.

– Ну и ну, – поразился охранник. – Это всё ваше?

– Моё, – отрезал Кэлбен.

– И для каких же целей?

– Охотиться люблю.

Начальник стражи показал на двухлопастной двуручный топор, закреплённый горизонтально почти у самого потолка:

– А это зачем?

– По-разному охотиться люблю, – колко ответил караванщик.

– Да неужели? А может, планируете бунт учинить? Али везёте всё это разбойникам на западном тракте? – подозрительно прищурившись, сказал начальник.

– Такой досуг мне не интересен, – небрежно ляпнул в ответ Кэлбен. – А в чём, собственно, дело?

– А в том, что уже полгода как магистрат издал указ, запрещающий ввоз оружия в город. Разрешается только личное, да и то только воинам Добраобара. А вы в их число, как я вижу, не входите.

Кэлбен недовольно фыркнул.

– А вы сами-то откуда будете? Бумаги какие есть? – напирал охранник.

– Я сам по себе. Дела Добраобара меня не сильно интересуют, – ответил он и вышел из фургона наружу.

Охранник последовал за ним.

– Стало быть, чужестранец. На человека с восточных земель вы не очень-то похожи. Значит, из Каблоса.

Внутри у Кэлбена всё заскрежетало от злобы. Он ничего не ответил и стоял с каменным лицом, всматриваясь в даль безбрежной зелёной долины с гуляющими по ней впадинами и малоприметными возвышениями.

– Прошу извинить, уважаемый, но придётся оставить всё это оружие здесь. Сможете забрать, как покинете город. Опись я прикажу составить.

– Не нужна никакая опись. Заверну всё в мешковину, обвяжу и поставлю печать. Если увижу, что печать сломана, заплатите за каждый предмет полную стоимость, – был ответ.

Спустя примерно полчаса все проверки были закончены, и охранники дали добро на въезд. По просьбе Кэлбена крубрадские наёмники перебрались в его фургон, а принадлежавший им прицеп-сарай остался вместе со всем оружием возле поста. Пусть он и не запирался на замок, по мнению караванщика, уж лучше было оставить оружие там внутри, чем отдать на хранение тиринминцам.

Свободного места в городе было мало, а потому большие повозки, запряжённые тарнами, за стену не пропускали. Иногородние купцы останавливались на торговом дворе в деревянном квартале перед городскими стенами, где можно было получить (разумеется не за бесплатно) временное разрешение на торговлю в Тиринмине, а продавать товары вне стен запрещалось. Именно туда и двинулся караван, завершая своё долгое приключение.

* * *

– Ну, парень, вот и добрались, – повеселел Руфрон, хлопнув Альда по плечу, да так, что того зашатало. – Теперь давай-ка поспим, а с утра хватай свои вещи да пойдём в город, поищем, где там эта твоя механическая гильдия. Потом, пожалуй, загляну в таверну на Третьем ряду. Помнится, подавали там вкуснейшую медовуху, – сказал он, радостно потирая пухленькие ручки.

Альден забрался на второй ярус, пошарил в своей котомке, а затем лёг на мягкое ложе из набитого шерстью тюка, уставившись в последний раз в покатую деревянную крышу фургона, для которого Руфрон уже застолбил место на торговом дворе.

На следующий день, как только выглянуло солнце, они по-быстрому перекусили и направились к Тиринмину. Идти до города было не так близко, но не столь уж и далеко. Дорога, ведущая к входной арке, была оживлённой, полной горожан и селян, направлявшихся по своим делам с поклажей или налегке, пешком, верхом, на телегах. На мальчика с купцом никто не обращал внимания: приезжими здесь было не удивить, да и не сказать, чтобы они слишком выделялись на фоне остальных. Стражники у входа, правда, окинули их взглядом, но интерес быстро пропал, поскольку ничего особенного те с собой не несли. Проходя по арочному тоннелю, Альден задрал голову вверх, гадая, каким же образом мог быть устроен механизм, поднимающий и опускающий решётки.

На выходе из арки перед ними предстала крохотная площадь, если таковой её вообще можно было назвать. Здесь соединялись несколько улиц: одна прорезала площадь насквозь, убегая вдоль крепостной стены, ещё две отходили параллельно ей, устремляясь в противоположные стороны, а последняя, самая широкая и самая главная, брала круто вверх, но не прямо, а чуть под углом, кривясь и извиваясь, доходя почти до самой вершины холма, где гордо высилось здание магистрата. От этой главной улицы похожим образом отходили всё новые и новые улочки, которые здесь назывались «рядами». Всего таких рядов в Тиринмине было двенадцать, и чем выше по склону располагался ряд, тем он был шире, а дома – величавее. Ряды, что уходили вправо, огибая холм, упирались в глухую скалистую стену, доходящую почти что до самой его вершины. А улицы, что вели влево, постепенно спускались всё ниже и ниже, пока не терялись в Озёрном Квартале, где жили самые бедные из горожан. Дома их были узкими, налепленными где и как попало, плотно прижавшимися один к другому. Путаная сеть улочек квартала любому чужаку представлялась настоящим лабиринтом. В нём и в самом деле заблудиться было проще некуда.

На некоторых рядах прямо в стенах домов были вырезаны красивые ниши, облицованные белым камнем. Внутри каждой ниши стоял низкий круглый пьедестал, из центра которого бил родник. Таких источников в городе было множество, но большая часть скрывалась за стенами домов, беспрерывно подавая в каждый из них чистейшую воду. Однако любой наружный родник, облагороженный каменными нишами и пьедесталами, был достоянием общественным, и любой мог отпить из него или же набрать воды. За каждым из родников следил приставленный к нему стражник, не дозволяя кому бы то ни было осквернять воду мытьём рук, ног, лица или иных частей тела и уж тем более предметов неодушевлённых, а также прогоняя тех, кто подходил к роднику слишком часто или же пытался набрать воды слишком много. Дело в том, что у каждого родника было своё собственное, вырезанное на пьедестале название, и за каждым названием скрывалось предание, проясняющее якобы уникальное свойство именно этого источника.

Так, например, одна из историй гласила: «Некогда на Седьмом ряду жила-была девушка. К семнадцати годам все её подружки повыходили замуж, а на ней жениться так никто и не захотел, ибо особой красотой она не блистала да и выросла такой растяпой, что даже по хозяйству толку от неё не было ровным счётом никакого. Дразнили её подруги да довели до того, что решила она свести счёты с жизнью. Вышла на улицу, подошла к роднику и собралась за раз выпить так много воды, чтобы сразу и умереть. Пила она пила, пока не упала в обморок. А в тот момент по улице проходил прекрасный рыцарь. Увидел он её, взял на руки и тут же и влюбился. Как она очнулась, сыграли они свадьбу да уехали из города и жили потом долго и счастливо. И с тех пор каждая дурнушка, которая неустанно пила из этого самого родника, такую же завидную участь встречала».

Местные жители все эти истории прекрасно знали, но не шибко в них верили, тогда как купцы охотно раскошеливались ради этой чудесной водицы, покупая её в заведомо обустроенных городским магистратом лавках, где она продавалась аж целыми бочками. Эти бочки вместе с сопутствующими легендами развозились купцами по всему Добраобару, где водичка сия прекрасно распродавалась, направляя к городу толпы желающих отпить из «волшебных источников».

– Извините, где здесь механическая гильдия? – поинтересовался Руфрон у одного из прохожих.

– На Девятом ряду, у самого Озёрного Квартала, – махнул тот рукой, указав примерное направление.

Купец и мальчик зашагали по главной улице, посматривая на подвешенные к торцам домов железные указатели, в которых была прорезана цифра, обозначающая тот или иной ряд. Дойдя до девятки, они повернули налево и вышли на широкую мощёную улицу. Долго идти не пришлось, равно как и ещё раз спрашивать дорогу у занятых своими делами горожан. Как только мостовая побежала вниз по склону, спускаясь к путаным узким переулкам, за которыми вдали небесной синевой заиграли озёрные воды, справа показалось длинное здание с отделанным коричневатым камнем фасадом. Крыльца, как и у большинства других домов, не было, но толстая дубовая входная дверь находилась в широком углублении, в верхней части которого висела медная вывеска с отчеканенным символом гильдии: тремя соединёнными механическими шестернями, где каждое из колёс было чуть больше другого. По бокам углубления с обеих сторон стояли маленькие механические фигурки людей, которые двигались просто, но на удивление плавно и изящно. Одна то и дело сгибала руку и кланялась, а другая крутила головой и туловищем по сторонам, изредка поднимая колпак в почтительном приветствии. В движение их приводили водяные колёса у самой стены, вода на которые лилась сверху ровной струёй из узких медных труб и снизу утекала в водосток через воронки. Альден смотрел на это чудо чуть ли не с открытым ртом, его до самых краёв переполнял восторг ожидания.

Руфрон подошёл к двери и несколько раз постучал. Никто не вышел и не отозвался. Подождав немного, он постучал ещё раз, сильнее. Опять тишина. Тогда он нахохлился, вжав шею в плечи, посмотрел по сторонам, будто намереваясь совершить какую-то пакость, и, убедившись, что не привлёк к себе лишнего внимания, трижды пнул дверь сапогом со всей силы. Та гулко загромыхала. На втором этаже отворилось окно, высунулся сухой морщинистый мужчина, посмотрел вниз и недовольно прокричал:

– Лучше по голове себе так постучи! Позвонить в дверь явно не судьба, да?

Руфрон залился краской и виновато огляделся, не сразу сообразив, что голос донёсся сверху. Затем, осознав смысл сказанного, он стал обшаривать взглядом притолоку и косяки двери и справа заметил длинный шнур с медной ручкой. Только он было собрался потянуть, как за дверью раздался шорох и скрежет, после чего та беззвучно открылась внутрь. В проёме показался тот самый сердитый мужичок.

– Вы кто такие? Я вас здесь не видел. Приезжие? По какому делу? – резко выпалил он.

Руфрон открыл рот и хотел было что-то ответить, но затем вдруг поднял брови и выразительно посмотрел на мальчика.

– Я… мы… – запинаясь, промямлил Альден, – Нам нужен горожанин… эм… мастер… эм… господин… эм… ом… Омнус.

– Омнус? Ничего не знаю. Уехал на той неделе из города, и больше его никто не видел, – скривив лицо, отрубил мужичок, после чего с невнятным бормотанием захлопнул дверь, заперев её изнутри.

Купец хотел было вновь постучаться, но затем передумал и, почесав затылок, посмотрел на парня. Тот стоял рядом с растерянным видом, не зная, что сказать. По правде говоря, он как-то даже и не думал, что нечто такое вовсе может случиться, хотя мать и предупреждала его об этом. В течение всего путешествия его мысли уже были полностью заняты фантазиями о том, как он будет жить и учиться в Тиринмине, как заведёт себе друзей, целиком разделяющих его интерес к механике, какими будут учителя и что именно они будут рассказывать, показывать, объяснять. В один миг все эти планы разлетелись вдребезги, точно глиняный горшок, выскользнувший из рук на каменный пол. Он развернулся и неуверенными шажками подался вперёд, пока не уткнулся в стену противоположного дома, после чего сел на корточки, прислонившись спиной к стене, снял очки и стал тереть глаза. К горлу подступил ком, к глазам подкатили слёзы.

Руфрон тяжело вздохнул, не зная что и сказать, поскольку планом при таком развитии событий мальчик с ним не поделился, если таковой у него был вообще. Он подошёл к парню, неловко присел, положил ему руку на плечо и сказал:

– Ладно, пойдём-ка в таверну на Третий ряд, угощу тебя квасом. А там подумаем, что можно сделать.

Они неспешным шагом направились обратно и, спустившись до нужной улицы, повернули налево. Пока они шли к таверне, в голове Альдена закрутился ураган мыслей. Он уже как наяву представил себе жуткие картины, о которых даже и думать не хотел раньше. Вот он, пыхтя, возится на полу с грязной тряпкой в таверне, оттирая заплёванные доски, а на него орёт толстая повариха, подобная той, которую он видел в гостинице на тракте, давая ему подзатыльника за неуклюжее мельтешение. Или вот он со слезящимися глазами под суровым присмотром кожевника часами замачивает шкурки животных в чане с собачьими экскрементами, чуть не падая в обморок от страшной вони.

– Хочешь, я поговорю с хозяином таверны, чтобы тот тебя устроил на первое время? Да и что тебе эта гильдия механиков? Может, попробуешь податься туда, где возьмут более охотно? Например, в кожевенную? – прервал молчание Руфрон.

Мальчик с таким ужасом посмотрел на торговца, что тому сразу сделалось неловко.

– Ладно, ладно, сейчас посидим, отдохнём, а там что и решим.

Миновав ещё несколько домов, они увидели деревянную вывеску с надписью «Небесная Флейта».

– О, точно, «Флейта». Именно здесь я и был, рад что они не закрылись, – весело молвил толстяк.

Посетителей в полутёмном зале оказалось немного, да и сам зал был невелик. Несмотря на название, никакой музыки здесь не звучало. Руфрон подумал, что, скорее всего, если даже музыканты и приходили, то уж явно не утром. Он выбрал стол в правом от входа углу у окна, где было посветлее. К ним тут же подскочила кудрявая молоденькая служанка в переднике традиционных тиринминских цветов – синего и зелёного.

– Чего изволите, господа? – почтительно спросила она.

– С утра наедаться бы не хотелось, так что принеси-ка мне полкило сыра, жареную утку с картофелем, выпечки свежей, а также три кружки медовухи. И ещё одну, поменьше, кваса, – перечислил купец.

– Когда уже будет готов суп? Про меня там на кухне не забыли? – крикнул один из посетителей, сидящий через столик в глубине зала вместе с ещё двумя горожанами.

Служанка всем кивнула и скрылась в подсобке.

– Вот что я думаю. Завтра мы сходим туда ещё раз, попробуем поговорить с этим типом. А может, повезёт и попадётся кто-нибудь поприветливее, – предложил парню Руфрон. – Попробуем вот так, спросить прямо в лоб, чем чёрт не шутит, а? Вдруг у них, ну не знаю, нехватка учеников. Скажешь, что у тебя есть гениальная идея и расскажешь им про свою придумку с шипастыми колёсами. А я подтвержу, что руки у тебя растут откуда надо. Хотя, по правде говоря, шансов на успех маловато, – задумался он, потерев подбородок. – Быть механиком – почётнейшая профессия. Они, как я слышал, рьяно хранят свои секреты и делятся ими крайне неохотно даже с друг с другом. Впрочем, не только они – такое присуще всем высокопрестижным гильдиям, будь то, допустим, ювелиры, живописцы, оружейники. Принимают они обычно своих родственников или в крайнем случае дальних знакомых, а ты ведь даже не городской, – припомнил купец и сделал паузу, ожидая ответа, которого, однако, не последовало. – А этот твой Омос, это вообще кто? Кем тебе приходится?

– Омнус, – тихо поправил его Альд. – Я не знаю, кто он мне. Мать говорит, что они с отцом знали его, и что он поможет устроиться к механикам. Ещё, наверное, он очень старый, потому что она сказала, что он, может, уже и помер. Больше не знаю ничего.

– Ладно, сейчас чуток перекусим да пойдём пройдёмся по торговым рядам. А на Пятом покажу тебе один родник. Говорят, приносит счастье, если попить оттуда, – сказал Руф и стал выискивать глазами служанку – вдруг та уже несёт заказанное кушанье.

* * *

Привратник запер дверь на железный засов, гулкий отзвук которого забегал по узкому мраморному вестибюлю, отдаваясь эхом от невысокого сводчатого потолка. «Наконец-то», – подумал про себя Кэлбен, прождав почти двадцать минут за дверью, и теперь шагая вслед за обыскавшим его у входа воином в роскошном суконном кафтане с плащом, по всей длине которого был вышит сине-зелёный герб Тиринмина. Дойдя до конца, они завернули направо и поднялись на третий этаж. Лестница вывела в длинный высокий коридор с зелёной дорожкой. По краям стояли пьедесталы с беломраморными статуями лесных животных. Между статуями на стене висели портреты каких-то важных персон. В коридоре было темновато: дневной свет проникал сюда лишь через два окна – в самом начале и в самом конце коридора; также тусклое сияние исходило от зажжённых свечей нескольких настенных канделябров. Воин довёл Кэлбена до середины коридора, указав на высокую двойную дверь, у которой стояла ещё пара стражников, после чего встал рядом с ними и едва заметно ему кивнул.

Караванщик вошёл без стука, с трудом распахнув руками обе створки и пройдя чуть вперёд, после чего воин сразу закрыл за ним. По глазам резанул яркий белый свет из широкого полукруга окон, выходящих на юг. За ними не было видно ничего, кроме бескрайней лазурной синевы небосвода с редкими кучевыми облаками где-то совсем вдалеке. Кэлбен прищурился, немного наклонив голову вбок. В десятке шагов перед ним стояла чёрная фигура, которая, словно купаясь в слепящей белизне, грациозно повернулась, и как будто бы сразу отовсюду донёсся властный голос:

– Мне сообщили, что у вас есть новые сведения о происшествии на восточном тракте.

Ослышаться Кэлбен не мог: голос однозначно принадлежал женщине. Он всмотрелся, пытаясь разглядеть собеседницу, насколько это было возможно. Высокая, уже затронутое морщинами вытянутое худое лицо с выдающимися скулами, бледные губы, волосы убраны под синий платок, увенчанный великолепной золотой тиарой, инкрустированной драгоценными камнями.

– Вижу, вы удивлены. Все удивляются. Но теперь я верховный магистр Тиринмина. Меня зовут Сакарра, я последняя представительница Дома Вейла. Вы можете обращаться ко мне «госпожа».

– Да, госпожа, – хрипло выдавил из себя Кэлбен, поклонившись.

– Что вы стоите? Присаживайтесь, – указала властная женщина на одно из трёх кресел перед громоздким деревянным столом, стоящим на небольшом возвышении, с которого начинался полукруглый ряд почти сливающихся друг с другом высоких окон.

Она развернулась и взошла на возвышение. Перед ней открылась завораживающая панорама Тиринмина, обнесённого полукружием каменной стены. В белой дымке на горизонте тонули края нескончаемой череды крестьянских полей и зелёных равнин.

– Для начала расскажите о себе. Кто вы. Откуда. Ради чего вы здесь. Сколько пробудете и куда направитесь дальше.

– Моё имя Кэлбен. Я вожу караваны и… – он помедлил, – немного занимаюсь военным делом. Подданства какого-либо города Добраобара у меня нет, я сам по себе. До Тиринмина довёл обоз из Пейма. Дальше пока планов нет, но хотелось бы взглянуть на морское побережье – никогда там не был.

– Раз уж вы пришли сюда, то, очевидно, уже знаете о том, что случилось в Тхомских Болотах, как и о том, что наш отряд не вернулся, пытаясь исправить ситуацию, – произнесла Сакарра, всё также стоя к нему спиной.

– Подробностей не знаю. Слухи ходили ещё в Крубраде, я решил не рисковать и повёл старой объездной дорогой по северу. Конечно любопытно, но, кажется, я и так знаю, что там произошло.

Сакарра повернулась и посмотрела на него с тщательно скрываемым любопытством.

– Моё предположение такое, – продолжил Кэлбен. – В каком-то месте там собралось много Трясинников, и некоторые из них очень, очень большие. С такими не совладает никакая армия, ну, разумеется, пока она будет биться с ними на узкой болотной дороге. Ваш отряд ждал наступления сумерек, чтобы твари показались. Но они не догадались оставить вдалеке хотя бы кого-нибудь из всадников, дабы тот в крайнем случае сбежал и рассказал о случившемся. Я понимаю, звучит как трусость, но зато стало бы понятно, что там происходит. Хотя… – помедлил он, – может и он бы не спасся.

– А почему вы так уверены, что это вообще так называемые «Трясинники»? Быть может, удачливые разбойники?

– Разбойники? В болоте? Одолевшие тридцать хорошо вооружённых солдат и конницу? Да вы, наверное, шутите. Хотя, возможно, вы правы, и это действительно не Трясинники, а нечто… гораздо более страшное! Но у меня есть причины считать иначе, – сказал Кэлбен и достал из мешка кусок диковинно переплетённых корней.

– Что это? – на этот раз с открытым интересом спросила женщина.

– Это и есть Трясинник. Точнее… его небольшая часть. Мы с моими ребятами смогли убить одну такую тварь на северном краю Тхомских топей. И ещё покрошить несколько чуть менее опасных, но другого рода, – ответил Кэлбен и достал из мешка перевязанные сухие стебли рыжего цвета. Я знаю, вы спросите, поэтому отвечу сразу: это «Древесные Отродья», ожившие пни с вот такими длинными рыжими усами, которыми они хватают и душат. Эти твари напали на нас прямо в лесу одновременно с Трясинником. Была ли это хитро спланированная засада или же чистая случайность – я не знаю. Но знаю, что там этих пней осталось ещё по меньшей мере с десяток, а также и то, что их-то, не сочтите за остроумие, «вырезать с корнем» не составит особого труда. Пока что это единственный выход восстановить торговое сообщение с востоком, если только вы не отправите к болотам ворожею.

– Ворожею? Вы представляете какой силы и как много понадобится мерéнте, чтобы там хоть что-нибудь сделать?

– Простите, я не понимаю.

– Ах, смотрю, вы ничего не знаете о ворожеях, – улыбнулась Сакарра. – Не знаете, а предлагаете. Хотя, наверное, вы упомянули о ней просто к слову, а на деле хотите возглавить отряд для расчистки пути, ведь так?

– Кое-что, поверьте, я знаю о ворожеях, и, не сочтите за дерзость, госпожа, рискну предположить, что видел такое, чего не знаете как раз таки вы. Когда мы странствовали по восточным предгорьям за Каменным Хребтом, я встречал одну из них и видел, на что она способна, – упрямо ответил Кэлбен.

– Так или иначе, в Тиринмине ворожей нет, а ближайшие, насколько мне известно, находятся в Гоудане под покровительством Тривирума, добраобарского верховного собрания, – увильнула от темы Сакарра. – В любом случае, они, скорее всего, слишком заняты, да и Гоудану нет дела до мелочных происшествий на дороге.

– Мелочных происшествий? – воскликнул Кэлбен. – Да судя по тому, что творится, как бы не вышло, что эти мелочные происшествия не стали бы происшествием крупным. Вы ведь тоже наверняка слышали о пропадающих кораблях на западе? И я могу добавить, что много разных тварей появилось на востоке. Готов поклясться, всё это неспроста, здесь происходит что-то большое, сразу, везде. Признайтесь, вы ведь слышали что-то ещё о подобных случаях где-либо?

Сакарра вновь повернулась спиной к караванщику.

– Да, до нас доходили слухи, что что-то странное происходит в горах Трилистника. Говорят, нашли несколько уничтоженных разбойничьих лагерей, при этом, как будто всех там чем-то потравили. Уж не знаю, кто свершает это возмездие, но нам это только на руку. Может быть, склоки между своими, а может, Народ Холмов, хотя такого раньше не случалось. Но ближе к делу. Сколько воинов вы собираетесь взять на расчистку старого тракта?

– Извините, госпожа, но кто вам сказал, что я собираюсь? – ответил Кэлбен.

Она опять развернулась к караванщику лицом.

– Нет? Тогда зачем вы здесь?

– Ну… пришёл рассказать всё то, что знаю. К тому же, мы уже немного почистили объездной тракт, это ведь тоже чего-то стоит? – намекнул он.

– Вам не кажется, что вы ведёте себя слишком дерзко? – разозлилась Сакарра. – Если я захочу, вас немедля схватят, и вы проведёте остаток дней в тиринминской тюрьме, – вспыхнула она. – Притом, уверена, вас даже никто не хватится.

– Прошу извинить, я совсем не хотел, просто… сами понимаете, устал с дороги да и столько трудностей пришлось пережить, сражаясь с этими чудовищами… – постарался умерить её гнев Кэлбен.

– Предложение остаётся в силе, – внезапно спокойным голосом сказала Сакарра. – Даю двое суток на раздумье. А теперь мне нужно посовещаться с главой «Тиринминских Псов». Спасибо за сведения, всего доброго.

Кэлбен, поклонившись, покинул приёмную. «Ну разумеется, как всегда. Чтоб я ещё хоть раз в этот проклятый магистрат», – в сердцах чертыхнулся он, быстрым шагом спускаясь по лестнице к выходу.