За ночь телефон звонил раз шесть или семь. Марченко не брал трубку, решив, что если Зорин поведет себя вызывающе, он сошлется на обычные технические неполадки сельской связи, особенно частые зимой. Утром он сообразил: чушь собачья, при чем тут село и зима, связь-то была не просто столичная, а и специальная. Опять сделалось страшно.

Но понял он и то, что и Зорин запаниковал. Прочность позиции заместителя Председателя и его надменное поведение определялось в значительной мере теми, кто находился выше него, подобно прежнему Председателю КГБ Владимиру Крючкову. Теперь почти все эти закадычные друзья и покровители либо уволены в отставку, либо находятся в тюрьме после августовского путча против Горбачева. Пройдя положенные проверки, Зорин чувствовал себя во все нарастающей изоляции и ощущал шаткость своего положения.

Несмотря на то, что его прямой телефон к Марченко с утра стал трезвонить, генерал продолжал игнорировать эти сигналы. Его помощник и секретарь получили инструкцию: если позвонят по городскому, говорить, что его еще нет на месте.

Единственной картой Марченко являлся Поляков, и Виктор Петрович думал, как наилучшим образом разыграть ее. Он пролистал потрепанные страницы своей записной книжки и приготовился набрать номер квартиры Олега. Но, подняв трубку, спохватился. КГБ, конечно, разваливался, но Зорин мог предусмотрительно подключить аппарат Марченко к прослушке. Он положил трубку и надел тяжелое пальто.

Дорога по лабиринтам коридоров, семь этажей на лифте и затем мимо охраны на Лубянскую площадь заняла три минуты. Дальше по подземному переходу и по Пушечной, мимо очередей на троллейбус, к уличному телефону напротив закусочной на углу Рождественки — еще шесть минут.

Он с трудом нашел в карманах завалящую пятнадцатикопеечную монету и сунул в автомат. Набрал номер, но инстинктивно, на всякий случай, продолжал шарить глазами по лицам прохожих и лоточников. Рядом с будкой инвалид, очевидно, ветеран афганской войны, проковылял на костылях и разложил на ящике из-под пивных бутылок явно контрабандные кассеты. «Всегда земляничные поля» — неслось из проигрывателя в то время, как генерал, поеживаясь от холода, ждал ответа.

— Да, — откликнулся наконец Поляков недовольно, будто его пробудили от крепкого сна.

— Олег Иванович, алле! Это Виктор Петрович… Да я это, Марченко, — генерал стал говорить громче, чтобы перешибить шум уличного движения и музыку.

Поляков обратил внимание, что Марченко говорит вполне буднично и не употребляет своего звания.

— Как чувствуешь себя, Олег? Я слышал, ты удрал из больницы. Ах ты старый негодяй! Но тебе лучше знать, что делать. Рад, что ты пошел на поправку.

Марченко твердо решил уговорить Полякова. Голос генерала был тверд, но с оттенком сочувствия. Все равно, каким способом привлечь Олега на свою сторону, но добиться этого необходимо.

Реакция полковника была осторожной, безразличной, формальной. После их беседы в больнице у Полякова возникло сильное подозрение насчет мотивов, которыми руководствовался его друг.

— Откровенно говоря… Виктор Петрович, нужно извлекать лучшее из того, что мы имеем. Невтерпеж переносить больничный запах и поведение мегер нянечек.

— Теперь, когда тебе легче, мы должны встретиться, — уговаривал генерал. — Ты герой. Ты заслужил мое восхищение. Мы поговорим о прежних временах. Ты знаешь, что я имею в виду: отдохнем, забудем все плохое и выпьем водочки. Так, как когда-то на стрельбах в симферопольской школе, а после — в Кабуле. Я хочу, чтобы ты знал, как я благодарен тебе — не как… ну, словом, понимаешь, кто… а как твой добрый друг Виктор.

— Мне надо подумать, добрый мой друг. Для меня сейчас это слишком сложно. Надо подумать…

Полякова била дрожь. Его возмущала вынужденная изоляция. Запас адреналина, который у него появился в результате операции с Раджабовым, уже давно исчерпался. Олег Иванович был слишком напуган Наташиными подходами, но сейчас захотелось, чтобы в нем нуждались. Чтобы генералу Марченко он был нужен, чтобы Центру, чтобы Трофименко и всем другим. Он уступил.

— Я не в лучшем для передвижений состоянии, Виктор Петрович. Что вы предлагаете и где?

— Встретимся там, где весело и свободно. Где сможем отдохнуть в нашем давнем стиле — надраться как следует и не стесняться дружбы. А тебе нужно что-то сделать дополнительно и для излечения своих ран… Я полагаю, для всего этого хороши Сандуны — там тепло и мы вспомним старину. Тебе могут сделать массаж. Для твоего покореженного тела это полезно. Так что давай встретимся там в четыре, Олег Иванович.

Поляков раздумывал минуту.

— Вы пошлете мне машину Центра?

— Лучше не надо, друг мой, — ответил Марченко. — Лучше я организую такси. Тебя подберут в три тридцать.

В той неразберихе, что царила теперь в Москве, обещание раздобыть такси было чем-то чрезвычайным. Тысячи «Волг» с шашечками заполняли улицы столицы, но они никогда не отвечали на радиовызовы и не останавливались по требованию на улицах, если им не демонстрировали живые доллары или же если они не работали по строгим приказам мафиозных хозяев, контролировавших таксомоторные кооперативы.

Ковыляя по узкому коридору прихожей в комнатку, Поляков раздумывал об этом кратком разговоре. Его обезоруживала естественная, в самом деле дружеская речь Марченко. А вместе с тем — странное предложение прислать такси вместо служебной машины. Если Поляков и в самом деле такой герой, почему его не отвезут на дежурной «Волге» из Центра? Неужели не заслужил? Что-то здесь не то, он почувствовал это еще в больнице. Какой-то обман.

Олег Иванович не понимал, в чем дело.

Зорин сидел за столом Марченко, ожидая, когда вернется хозяин кабинета.

Только после того, как генерал оправил пиджак и подтянул галстук перед зеркалом, его глаза остановились на величественной фигуре начальника, восседавшего в хозяйском кресле. Марченко смешался, но лишь на мгновение. Он поправил подтяжки, затем повернулся и лишь тогда обратился к заместителю Председателя:

— Анатолий Николаевич! Какой сюрприз! Приятный сюрприз.

Марченко улыбнулся не без сарказма.

— Что привело вас сюда, товарищ заместитель Председателя? По всем правилам, вы должны были бы вызвать меня, — произнес он с издевательской вежливостью.

— Но иногда некоторые офицеры прибегают к собственным приемам, чтобы обойти это правило.

Зорин сделал паузу и расплылся в зловещей улыбке, обнажившей его кривые зубы.

— В конце концов вы только что продемонстрировали, как высшие офицеры в московском Центре обходят эти правила, используя общественные телефонные будки.

Даже после трех десятилетий пребывания в составе КГБ и привычке ко всяким сюрпризам от такого обвинения у Марченко мурашки побежали по телу. Итак, Зорин поставил его под постоянное наблюдение. За ним, вероятно, следовал агент до самой Пушечной улицы и он видел, как генерал звонил Полякову.

Марченко поискал сигареты в кармане и про себя выругался. Как он мог не заметить зоринского человека? Он предпринял все необходимые меры. Дважды проверил, нет ли за ним хвоста. То и дело озирался, ища подозрительных лиц рядом. Но Зорин перехитрил. Виктор Петрович подумал об афганском ветеране с костылем, том самом, который продавал переписанные кассеты. Может быть, он и подслушивал? Может, состоит на жалованье Центра?

Зорин заговорил, не скрывая иронии:

— Я думал, у вас достаточно телефонов и здесь, Виктор Петрович. Давайте посмотрим: у вас персональный щиток для связи с членами коллегии вашего управления, у вас линия к Председателю, ко мне, и несколько других линий в прочие управления. Полагаю, полчаса назад они все работали. Каждая из них прослушивается.

Сделав угрожающую паузу, Зорин возвысил голос:

— Именно поэтому вы предприняли поход по подземному тоннелю под площадью, к перекрестку за «Детским миром». Оттуда прошли по Пушечной, к телефонной будке около закусочной. Помните, как мы там встречались, чтобы вспомнить дни в Афганистане?

— Вы меня видели? — Марченко знал, что об этом не следует спрашивать, но не мог удержаться.

— Нет, разумеется. — Зорин изобразил удивление, и генерал понял, что больше ничего не узнает.

— Итак, Виктор Петрович, мы должны завершить дело, от которого вы увиливаете уже в течение двадцати четырех часов. — Зорин взял телефонную трубку и протянул ее собеседнику. — Вы прикажете полковнику Полякову прийти в Центр сегодня к четырем часам для разбора персонального дела. В ходе совещания вы объявите об увольнении Полякова. Я подготовил все необходимые бумаги.

Под мышкой у Зорина находилась толстая папка, и он швырнул ее на стол Марченко.

— Уверен, что у вас нет альтернативного решения, не так ли, Виктор Петрович?

Откинув обложку папки, Зорин показал росчерк на первом листе:

— Можете убедиться, что Председатель подписал приказ. Решение соответствует новому реформаторскому духу в московском Центре. Поляков нарушил основы деятельности КГБ на нынешнем этапе. Пусть другим неповадно будет:

Позицию, занятую Зориным, Марченко рассматривал как проявление бесстыдного лицемерия. В душе заместитель Председателя оставался сталинистом старого толка, одним из самых консервативных в КГБ. Однако он оказался среди тех ветеранов, которые знали, как повернуть дело в свою пользу, когда это потребуется. Именно поэтому Зорин остался на своем посту, когда контроль перешел в руки реформаторов.

— У вас есть телефон Полякова, — настаивал Зорин. — Вы позвоните ему и сделаете это сейчас.

Сопротивляться Марченко не стал и моментально сделал поворот на сто восемьдесят градусов, несмотря на свои убеждения. Впрочем, их не было. Полчаса назад он сказал Полякову, чтобы тот ждал такси, которое подберет его в пятнадцать тридцать. Теперь Зорин приказал генералу официально вызвать Полякова в это же время сюда.

Находясь по другую сторону от своего кресла, Марченко набрал номер. Неуклюже, поскольку видел цифры на диске вверх тормашками.

— Товарищ полковник Поляков, это генерал Марченко. Вам приказано явиться на заседание в московский Центр к шестнадцати ноль-ноль. Ввиду ваших ранений, будет послана служебная машина, чтобы вы могли выехать в пятнадцать тридцать. Присутствовать в полной повседневной форме.

Марченко нарочито подчеркивал официальность речи. Он хотел, чтобы Олег уловил внезапную перемену в поведении и настроении товарища, понял, что непредвиденные и неоглашаемые обстоятельства заставляют Марченко перейти от дружеского расположения всего час назад к тону строгого приказа. Генерал жаждал, чтобы до Полякова дошло: внезапная перемена обстановки вырвала дело из-под его личного контроля.

— Вы поняли, товарищ полковник? — Марченко повторил: — Вы понимаете, Олег Иванович?

— Да, — ответил Поляков на другом конце провода с металлом в голосе.

С лица генерала разом сошли все цвета. Для архива Комитета Управление связи произвело запись этой унизительной речи. Зорин подавил острое желание открыто проявить радость. Он одержал тактическую победу.