У подъезда патологоанатомического отделения — так официально именовался морг — стоял с включенным мотором джип. Шофер спал, и струя выхлопного газа сгущалась в дымное облако при температуре воздуха, доходившей до минус двадцати. Барсук открыл заднюю дверцу, предложил Полякову войти и сам сел рядом.

— Мы отправляемся на запад, товарищ.

Барсук отдал приказ шоферу. Говорок его явно свидетельствовал о деревенском происхождении лейтенанта.

— Поезжай по Краснопресненской, затем мимо Белого дома и через мост на Кутузовский. Дополнительные инструкции получишь, когда подъедем ближе к месту назначения.

«ГАЗ» пробуксовывал на льду и смерзшемся снегу. Только когда машина выехала на пустынную, мощенную булыжником улицу 1905 года и пересекла трамвайную колею, Поляков, оглядев местность, смог определить, где находился морг номер 39. Они проезжали через обычное городское смешение мрачных фабрик и уныло однообразных жилых кварталов к западу от центра Москвы, километрах в трех от Садового кольца и примерно в пяти от Кремля.

Столица замерла. Джип продолжал пробираться по грязному шоссе и затем по широкому бульвару.

— Сколько человек вы убили за время своей службы, товарищ полковник? — Барсук пробудил Полякова от дремоты. Вопрос застиг его врасплох и прозвучал бестактно.

— Сколько? Надо подумать. В общем-то много, их следовало бы выстроить в алфавитном порядке, — пошутил Поляков. Он потер глаза и проморгался. — Тридцать, может быть, сорок.

Барсук что-то промычал в ответ. Такое скромное число не произвело на него впечатления.

Поляков подумал, что убийства — главная цель жизни Барсука. Даже у старого профессионального террориста, каким был Поляков, не отмечалось такой патологической любви к оружию, как у лейтенанта.

Джип мчался на запад. Шофер был уверен, что липовые спецэмблемы на бортах машины позволят проскочить мимо всевластных постов ГАИ, которые были больше заинтересованы в том, чтобы штрафовать водителей и выколачивать из них доллары или на худой конец рублишки, чем следить за соблюдением правил дорожного движения.

— Когда подъедем к внешней кольцевой трассе, двигай дальше, — сказал Барсук шоферу.

К часу тридцати после Кутузовского проспекта и улицы маршала Гречко началось Можайское шоссе. Вместо темных в ночи жилых кварталов Кунцева потянулись глухие сейчас березовые леса. Они шли вдоль дороги до самого Минска.

Мотор взревел, когда тяжелый армейский башмак шофера нажал до самого отказа на акселератор. Стрелка на спидометре остановилась на цифре 80. Несмотря на нетерпеливое посматривание лейтенанта на часы, джип больше не мог сейчас выдать. Мотор был рассчитан на потребности армии, на поездки по пересеченной сельской местности, а не по гладкому асфальтовому шоссе, начинавшемуся в Москве и завершавшемуся через 1800 километров у границы с Польшей.

В час пятьдесят пять Барсук приказал замедлить ход. Они находились в пятидесяти километрах от Москвы, вдалеке от окончания взлетной дорожки Внуковского аэропорта. Лишь несколько огоньков, горящих в окнах крестьянских домов и немногочисленных под Москвой избушек, служили для них ориентирами. Миновали большой голубой транспарант, оповещавший, что впереди город Голицыно. Затем проехали мимо закрытой бензоколонки. Через несколько сотен метров Барсук велел повернуть в обратном направлении, и они подъехали к колонне грузовиков, стоявших с включенными моторами и горящими фарами.

— Это одно из важнейших мероприятий, проводимых «Братством», полковник, — проинформировал Барсук. — Мы хотим наполнить прилавки продуктами, но по нашей цене, а не по абсурдно низким государственным.

Полякову нравилось, что его снова называют полковником, но ему было чем-то неприятно присутствие этого непредсказуемого Барсука. Оба вышли на плотно спрессованный лед, сверкавший в свете автомобильных фар. Через несколько шагов их остановили двое боевиков в маскировочной форме, с лицами, закутанными в башлыки, с висящими на груди и готовыми к действию автоматами. Ослепленные светом передних фар джипа, боевики не узнали своего лейтенанта.

— «Братство», — раздраженно пробормотал Барсук.

Их тотчас пропустили.

Неподалеку на шоссе стояли еще двое вооруженных людей, одетых в плотную зимнюю форму, какую носят сотрудники ГАИ. Каждый держал белый регулировочный жезл. Они похлопывали ими по груди, чтобы хоть немного согреться.

Через определенные промежутки подъезжал очередной грузовик, направлявшийся на восток, в сторону Москвы. Каждый выполнял задание по доставке продовольствия из пригородных совхозов к государственным магазинам столицы. Люди из «Братства» поступали со всеми одинаково — будь то четырехскатный «ЗИЛ» или же сорокатонный, с десятью колесами, гигант для перевозки сельскохозяйственных грузов. Каждого останавливали и направляли на близлежащую парковочную зону. Там водителям вручали толстые пачки банкнот, и крестьяне перегружали содержимое своих машин в кузова автомобилей Марченко.

— Это, конечно, бандитизм и воровство, — признался Барсук Полякову, — но доходы хорошие, и поэтому мы не брезгуем. В деревнях крестьяне воруют коров и лошадей и продают их на мясо. Здесь мы это мясо воруем у тех, кто пытается нажиться на нем в Москве. И что здесь плохого? Как видите, мы делаем здесь то, что не под силу государству. Организуем нормальное распределение продовольствия и доходов и получаем при этом хорошую прибыль.

Поляков всегда полагал, что Марченко и его Управление в КГБ стремились покончить с высокоорганизованной криминальной системой. До нынешней ночи, по крайней мере. Только теперь, в этот зверский мороз на лесной поляне близ столицы, Олегу Ивановичу стало ясно, почему возглавляемое Марченко отделение по борьбе с преступностью оказалось столь малоэффективно в выявлении воровства и причин исчезновения больших партий продовольствия. Утверждения генерала о существовании банд, к которым «невозможно подступиться», и «проблем столь сложных, что нельзя быстро добиться ощутимых результатов», служили только ширмой для прикрытия преступной деятельности «Братства». И ни один начальник с Лубянки не спорил вслух, вдруг и в самом деле Марченко виднее, фактов против него нет, излагает убедительно; попробуй возражать — тебя же и обвинят в клевете и склоке. Можно было также предположить, что Марченко купил тех высших чинов в Центре, которые могли бы доставить ему неприятности.

Барсук болтался среди грузовиков, окутанных выхлопными газами, как деловитый мастер, и не был сейчас похож на боевика из состава «Черных беретов», скорее смахивал на диспетчера.

— Все стараются не замечать нашей деятельности, товарищ полковник, ведь закон против нас бессилен, и еще потому, что слишком опасно соваться в наши дела. Кто в наши дни уважает закон? Россия? Другие новые республики, появившиеся рядом с нами? Единственно существенное и четко организованное занятие сейчас — бандитизм.

Барсук похлопывал руками в кожаных перчатках с чувством самодовольства. Он и Поляков быстро обходили запруженную двумя дюжинами грузовиков парковочную площадку.

— Мы платим гаишникам, чтобы они не патрулировали этот участок. Мы платим водителям грузовиков по двести пятьдесят тысяч за каждый груз. Это больше их годовой зарплаты, и всего за одну ночь. Мы имеем гарантию, что ни один шофер не скажет «нет», когда машем ему, чтобы остановился. И он врет достаточно убедительно о таинственных обстоятельствах, при которых продукты, которые он вез, просто «исчезли». Каждый знает правду, но ни у кого не хватает смелости показать на нас.

Поляков стоял у высокой дверцы ржавеющего «КамАЗа» с крытым верхом, в то время как трое здоровых парней перетаскивали туши говядины и свинины в другой грузовик, стоявший рядом. Неподалеку еще двое мужиков перекидывали ящики с сосисками из одной машины в другую.

— Как можете судить, деньги сами за себя говорят, товарищ полковник. Вы никогда не увидите, чтобы люди на государственных предприятиях работали так споро и с таким напряжением.

Пар, поднимавшийся от их разгоряченных тел сквозь теплые фуфайки, и надсадное кряхтенье подтверждали наглядно слова Барсука.

— Их начальники в совхозах и в государственных магазинах знают, что происходит, но не останавливают никого. Это потому, что генерал всех заверил, и работников в магазине, и заведующих складами — они получат свою долю продовольствия через заднюю дверь. Это не так уж много, но достаточно, чтобы они держали язык за зубами.

Поляков имел представление о масштабах воровства в пищевой промышленности. Но, замерзая здесь на шоссе М-Т, когда метель выла во всю мочь, он все же усматривал во всем, что говорил Барсук, большое противоречие.

— Что же тогда делает Отдел по борьбе с организованной преступностью при городском совете или в Министерстве внутренних дел? — настаивал Поляков. Он не мог избавиться от мышления, которое обрел в рядах КГБ, и все еще уважал закон. — Я уверен, что их расследования представляют опасность для такого рода операций.

— Что? Эти мерзавцы? — буркнул в ответ Барсук. — Генерал на короткой ноге с ними со всеми. Он вертит этими людьми как хочет — теми, кто должен был бы за подобными делами следить. Вы говорите о Совете, о Министерстве внутренних дел, о милиции. Да их это не интересует, ведь мафия работает на всех уровнях. Они все едят из рук «Братства». И всякий, кто встанет у нее на пути… — Барсук сделал жест, будто стрелял из пистолета.

Вот этот последний монолог Полякова не удивил. Он знал, что московская жизнь теперь — сплошная анархия. Любой политический деятель, какой бы властью или авторитетом он ни обладал, не в силах поставить под контроль разгул коррупции. Это в крови и у власти и у мафии, это неотъемлемая часть их жизни, как водка или сосиски.

Было три утра. Поляков видел, как один водитель сельского грузовика, сидя в кабине, пересчитывал только что полученные рубли. Другой стоял на подножке машины, нервно переминаясь с ноги на ногу и швыряя окурки на капот, ожидая, когда парень начнет перегрузку.

Первый ружейный залп прозвучал как выхлоп мотора. Огонь велся из автоматов непрерывно, затем взорвались три дымовые шашки, вызвавшие панику. Пули со скрежетом отскакивали от металлических частей автомашин. Затем три шины, пробитые пулями, с шипением выпустили воздух. Две дюжины шоферов как ошпаренные выскочили из кабин и попадали пластом на землю. Барсук шмыгнул под грузовик и затащил туда Полякова.

— Откуда стреляют?

Лейтенант вглядывался в темноту, тщательно просматривая кромку серебряных березовых стволов на другой стороне шоссе в надежде заметить какое-либо движение. Но вспышки огня прекратились. Грохот пальбы в лесу сменила тишина.

— Погасить все фары! — прокричал Барсук.

Потребовалось некоторое время, чтобы заставить шоферов забраться в кабины, они боялись покинуть свои укрытия.

Постепенно контуры лесных зарослей сделались невидимыми. Лишь у двух машин фары оставались включенными. Четырьмя выстрелами Барсук погасил и их.

Поляков присел позади автомобильного колеса высотой в его рост. Болели раны, полученные в Узбекистане, он чувствовал общую слабость из-за долгих напряженных часов предыдущей ночи, когда разыгрывались неожиданные и чрезвычайные события, начавшиеся в ресторане с Наташей и затем дальше в морге.

Его радовал острый кисловатый запах порохового дыма, щекотавший ноздри. Он снова оказался в центре событий, ради которых и проходил тренировку в КГБ. Это он любил, и он заставил себя преодолеть и физическую боль, и душевную нескладицу.

Он заметил, что Барсук делает знаки двигаться вперед сначала одному боевику, потом второму и третьему. Те по-пластунски поползли к шоссе, держа в руках автоматы. Маскировочные комбинезоны скрипели по ледяному покрову. Затем боевики отодвинулись подальше друг от друга, чтобы уменьшить риск попадания, и 180 остановились у кромки обочины, там, где кончался лед.

Барсук и Поляков осторожно выглядывали из-за колес с разных сторон. Полковник — участник многочисленных боевых операций КГБ — был предельно собран и пытался спокойно определить и местоположение, и число нападавших. В противоположность ему Барсук — крестьянский парень, воспитанный в традициях обычной армейской службы, — суетился, проявлял несдержанность, это свидетельствовало о том, что к такого рода предприятиям, как теперь, он не был толком подготовлен.

Но в конце концов, это не была заранее спланированная задача «Черных беретов», имевших четкую и определенную направленность. Здесь кем-то была устроена засада, чего «Братство» никак не ожидало…

Барсук перестал вглядываться в темноту, вытер пот, струившийся из-под ушанки, стал нервно жевать табак, разминая грузинские крепкие сигареты, купленные на черном рынке. Как добропорядочный боец частей «Черных беретов», он выдержал бы фронтальное нападение противника даже при шквальном огне, но здесь, в застывшем от мороза лесу, он встретил и выстрелы из засады, и вдруг наступившую загадочную тишину. Это выходило за рамки привычного лейтенанту.

Приближался грузовик, мчавшийся в направлении Москвы. С другой стороны засветились огни легковой машины или микроавтобуса. Машины не остановились. За ними последовал медлительный местный автобус и снегоуборочная. Они тоже спокойно проехали мимо, не ведая о том, какая драма разыгралась здесь в чернильной темноте.

Если бы дело происходило несколькими месяцами раньше, такая перестрелка привела бы к немедленному вмешательству со стороны милиции или вооруженного армейского патруля Таманской моторизованной дивизии, расквартированной неподалеку в лесу. Но теперь обстановка стала совершенно иной. Потенциально она была чревата полной неразберихой, анархией и даже какой-то неназванной, неопределимой мерзостью — как и все то, что происходило в Грузии, Нагорном Карабахе, Афганистане и в бывшей Югославии.

— Мы должны выбить нападавших из леса, — спокойно сказал Поляков. — Мы обязаны выяснить, кто скрывается за теми деревьями через дорогу. Если не сделаем этого, просидим в ловушке, под прицелом, до самого рассвета, да еще при таком морозе. И, что хуже всего, вокруг нас — все доказательства нашей, увы, не весьма благовидной деятельности.

Ничего лучшего Барсук предложить не мог.

— Вы собираетесь палить с места наугад? С этой незащищенной позиции?

— Я предлагаю открыть огонь с этой позиции, но не куда придется, а куда нужно. Прикинув хотя бы приблизительно, где они могут прятаться.

Где-то в облаках над ними «Ильюшин» или «Туполев» проревел, набирая высоту. Барсук свистнул, чтобы привлечь внимание бойца, расположившегося впереди. Он не осмеливался подобраться к нему, опасаясь, как бы его не заметил какой-нибудь стрелок, спрятавшийся в лесу и имевший прибор ночного видения.

— Сколько обойм у тебя? — громким полушепотом прохрипел Барсук в просвет между грузовиками.

— Шесть кассет, — послышалось из чернильной темноты со стороны шоссе.

— А у других товарищей? Сколько у них?

— Примерно по столько же.

— Я хочу, чтобы вы пальнули очередями, по двадцать секунд каждый. Ты первый, затем Владимир и потом Сергей. Каждый раз делайте перерыв, чтобы посмотреть, чем ответят и откуда. Стрелять по моей команде.

— А по какой цели? — спросил один из боевиков.

— А ты что, можешь их увидеть? — крикнул Барсук с раздражением. — Просто пальни в их сторону, я же ясно сказал.

Лейтенант понимал, что его авторитет как командира и бойца сейчас подвергается испытанию. Три часа назад он стоял в морге перед Марченко, который представил его Полякову как «одного из лучших». Теперь надлежало оправдать похвалу.

Поляков внимательно наблюдал за ним. До сих пор на Олега Ивановича не произвели благоприятного впечатления ни характер Барсука, ни его импульсивные действия.

— Улучи момент, Миша. Но не теряй время, — Барсук отдал команду первому боевику, затем снова спрятался за колесо грузовика и стал ждать.

Сотрудники КГБ не испытывали никакого уважения к «Черным беретам» в основном из-за соперничества. Центр считал, что это первоклассное головорезы, которых ошибочно оснастили первоклассным оружием и дали право использовать его, когда тем вздумается. В КГБ всегда существовало мнение, что «Черные береты» не обладают ни оперативным мышлением, ни достаточной хитростью, чтобы применять их в своей повседневной работе.

Первая очередь «АК-47» прорезала тишину березового леса. Последние выстрелы отозвались коротким эхом, но толстый слой снега мгновенно заглушил этот шум. Барсук ждал. Также и Поляков. Ответного огня не последовало, слышен был лишь монотонный рокот двадцати дизельных моторов, дым от которых медленно заполнял парковочную площадку.

— Второй начинай!

Барсук отдал приказание, испытывая лишь желание снять напряженность и хоть что-то делать, не особо надеясь на успех операции против невидимого врага.

Двадцать секунд спустя лес снова наполнился тишиной.

Был ли там действительно противник? Поляков недоумевал. Он посмотрел на Барсука. Но тот чувствовал себя не в своей тарелке и отвернулся.

— Сергей, давай третий!

Третий лежал справа, около шасси грузовика. На этот раз гильзы, вылетавшие из автомата, звякали словно колокольчики, когда ударяли по брюху грузовика. Все еще раздавался шум автомобильных моторов и чавканье Барсука, снова принявшегося жевать табак. Но со стороны леса не доносилось решительно никаких звуков, будто там никого не было. Может быть, там отсиживались бандиты, которые подняли стрельбу по ошибке и теперь это поняли? Возможно, любители поживиться: авось им само что-то попадет в руки — туристские автобусы, грузы западной помощи, машины, доставляющие в Москву багаж уезжающих из Прибалтики? Или, может, это была соперничающая банда из той мафии, что предприняла ответную операцию против «Братства»?

Барсуку предстояло рискнуть.

— Начинайте атаку! — крикнул он решительно, хотя решительность его не имела под собой никаких оснований, все это было похоже на авантюру: атаковать неизвестно кого, в каком числе и направлении.

Трое боевиков поднялись, опираясь на автоматы и стараясь не поскользнуться на льду. Двое в форме милиционеров выползли засыпанные снегом из канавы, где нашли укрытие. Включил фары один водитель, затем второй, третий, другие последовали их примеру. Но сквозь дымную завесу выхлопных газов Поляков увидел, что в нескольких грузовиках не произошло никакого движения. Он встал и осторожно пошел вперед, все еще недоумевая по поводу ничего не давшего обстрела противоположной стороны. Только теперь Поляков обнаружил жертвы. Один водитель сидел в кабине с перерезанным горлом. Кровь застыла на спинке сиденья. В остекленевших глазах, устремленных на ветровое стекло, отразился ужас. Поляков быстро двинулся к следующей машине, затем к третьей, к четвертой. Во всех он обнаружил ту же картину. Мертвые водители, и у каждого на коленях тюбетейка. Золотая и серебряная вышивка тускло сверкала в отраженном свете.

Подобное Барсук увидел еще в трех машинах. Там тоже лежали тюбетейки. Поляков хотел посмотреть, не осталось ли около машин каких-либо следов или других улик. Но ничего не смог обнаружить под свежевыпавшим снегом. Потрясенный и озадаченный, Барсук присоединился к Полякову. Он нервно теребил пальцами тюбетейку.

— Что же это такое? — волнуясь, спросил он.

— Все ясно, такая вот красивая шапочка, — ответил задумчиво Поляков, — головной убор узбеков.

Поляков понимал, что означали здесь тюбетейки, но не хотел говорить об этом.

— Глотки перерезаны, и в каждой кабине эти миски. Вы понимаете, что все это значит, товарищ Поляков?

Каждая тюбетейка напоминала Полякову о Сукрате, маленьком шпионе с характерным шрамом. Он проник в раджабовскую шайку в Ташкенте, а потом вновь оказался рядом, когда Полякова схватили в Хиве и доставили в обиталище соперничающей банды. В раджабовской банде непременно должен был находиться шпион. Теперь стало очевидно, что информатор был и внутри «Братства». Он доставлял узбекской мафии сведения об операциях Марченко.

Тень Раджабова постоянно сопровождала Полякова после той схватки в Хиве и попыток узбекского «крестного отца» отомстить генералу КГБ за предпринятые против него операции. Но до этого момента здесь, в березовом лесу около Голицыно, Полякову казалось, что схватка между Раджабовым и Марченко вписывается лишь в рамки проводимой официально кампании по борьбе с крупными преступными организациями и попытками ликвидировать коррупцию. Но теперь тот эпизод с засадой и вдобавок только что обнаруженные тюбетейки служили лишь подтверждением того, о чем Поляков уже догадался: его поездка в Ташкент с целью компрометации Раджабова и борьбы с влиянием узбекской мафии только формально имела отношение к КГБ. В действительности же Марченко стремился к осуществлению собственных планов и укреплению власти «Братства».

— Говорят ли вам, товарищ полковник, о чем-нибудь эти тюбетейки? — назойливо допрашивал Барсук.

— Нет, ничего, — соврал Поляков. Он отвернулся, показывая, что не хочет продолжать разговор. — Ты и еще другие оставайтесь здесь и уберите тела до того, как нагрянет милиция, — вскоре приказал он Барсуку. — Обеспечьте, как и планировалось, доставку всего продовольствия тем, кто обычно занимается сбытом на свободном рынке в Москве.

Поляков махнул рукой в сторону мрачной груды лежавших тел. Вокруг валялись стреляные гильзы. Олег Иванович ткнул Барсука в грудь:

— Разреши предупредить тебя, товарищ. Эти убийства еще ничто по сравнению с тем, с чем придется, по моему мнению, столкнуться теперь «Братству». Вы должны реагировать спокойно, уверенно и все тщательно продумывать. Это не Прибалтика и не Нагорный Карабах. Мне попадались мерзавцы, творящие подобные дела. Мы должны всегда опережать их и морально и физически. Должны постоянно выигрывать. — Поляков влез в джип. — Угроза нависла и над тобой, Барсук, и надо мной, и над всеми, кто работает там, в морге.

Ни тюбетейки, ни характерный прием убийства для Барсука ничего не значили. О каких «мерзавцах» говорил Поляков? Лейтенанту хотелось спросить, но он понимал, что не следует демонстрировать неосведомленность с такой поспешностью, ведь он только что познакомился со своим новым командиром.

Поляков захлопнул дверцу, разбудил водителя и приказал ехать в Москву. Затем откинулся на спинку сиденья и с облегчением закрыл глаза.

«Газик» спешил на восток по промерзшему шоссе, а Полякову виделась грузная фигура Раджабова, сидящего в айване на террасе с видом на Ташкент и запихивающего в рот куски шашлыка. Узбекский лох, по-видимому, разработал эту успешную операцию против Марченко, сидя на своей даче в предгорьях Тянь-Шаня.

Но являлся ли успех Раджабова его победой? Или же это была просто очередная неприятность для «Братства»? Поляков начал размышлять о вероятных планах Марченко по отмщению узбекам.