Неофициальное сообщение с Лубянки нашло все-таки Марченко. Написанная от руки записка из его секретариата добралась до него с помощью шоферов из КГБ и неофициальных курьеров. Впервые кто-то из внешнего мира проник в его святая святых, в секретную штаб-квартиру внутри морга номер 39.

Генерал знал, что винить нужно только себя. Он потерял бдительность и стал слишком полагаться на дружеские связи. Уделил чересчур много внимания угрозе Раджабова обширной бандитской империи «Братства». И в течение этого времени пренебрегал контактами с давними коллегами в Центре, которые придавали ему респектабельность, в которой он так нуждался. Подобное пренебрежение к сослуживцам было рискованным даже в обычной обстановке, в нормальное время. Но в узкой кастовой среде привилегированных чекистов высшего ранга такое поведение могло оказаться равнозначным самоубийству.

Марченко позвонил в свой кабинет и сразу узнал голос ответившего.

— Майор Игорь Игоревич? Это Марченко.

Генерал мог исчезнуть на несколько дней, якобы выполняя «секретные задания» или проводя «исследования», это было в порядке вещей. Но он всегда предупреждал майора и непременно звонил ему, как только позволяли обстоятельства. Теперь же, во время кризиса с узбеками, он не сделал даже этого. Таким образом в Центре возникло замешательство.

— Прошу прощения, Игорь Игоревич, что вам пришлось прибегнуть ко всяким необычным способам и средствам, чтобы найти меня. Я полагаю, у вас есть для меня послания.

Майор отвечал официальным заученным тоном, свойственным всем аппаратчикам.

— Заместитель Председателя Зорин разбушевался по поводу того, что не может связаться с вами, товарищ генерал. Целая серия телефонных звонков и посланий последовала с шестого этажа.

Вспомнился тот тяжелый день, когда Зорин взорвался от злобы после того, как Раджабов пожаловался на участие Полякова в нападении на хранилище в Хиве.

Марченко продолжал давить на майора:

— И как вы отреагировали на звонок заместителя Председателя, Игорь Игоревич?

— Сообщил его помощнику, что нахожусь в контакте с вами. Что вы свяжетесь, когда появится возможность.

Выражая признательность майору за проявленный такт, Марченко тщательно отбирал слова, не забывая, что зоринская служба по нелегальному прослушиванию его служебного телефона могла быть все еще задействована.

— Сообщите мне, пожалуйста, из-за чего поднялся шум?

Майор немного поколебался.

— Товарищ Зорин сделал очень краткое распоряжение. Вы и все остальные генералы должны прибыть на прием сегодня в девятнадцать ноль-ноль на теплоход «Максим Горький», стоящий у причала в Речном порту на Москве-реке.

— Продолжайте, Игорь Игоревич.

— Все. Остальное — мелочи, товарищ генерал.

Марченко был потрясен. Почему Зорин разбушевался? При чем тут его распоряжения по поводу заурядного то ли совещания, то ли банкета? Что надумал этот мерзавец на сей раз?

— Игорь Игоревич, сообщите в секретариат заместителя Председателя, что вы передали мне распоряжение.

— Что еще прикажете?

На мгновение Марченко вообразил себе дебоши и чудовищные пьянки, которые устраивали он и его коллеги на этих ежегодных кутежах. Такие «приемы» всегда сопровождались обменом сплетнями, дурацкими поступками и «укреплением великого чекистского братства КГБ».

— Секретариат будет спрашивать, намерен ли я присутствовать. Скажите, Игорь Игоревич, что я планирую прибыть, как всегда.

— А как будет с дальнейшими контактами между вами и секретариатом?

— Я сам буду выходить на них, Игорь Игоревич. Не волнуйтесь.

Расшифровка разговора легла на стол Зорина еще до того, как порученец Марченко успел известить секретариат заместителя Председателя на шестом этаже. Зорин тотчас позвонил Азимову.

— Слушаю! — Азимов пребывал не в лучшем настроении, о чем свидетельствовало наматывание четок на мизинец.

— Я не знаю, что вы хотели бы услышать, но ответ был «да».

— Товарищ Зорин, вы очень добры, — линия замолкла.

— Есть новости из Архангельского? — кричал Марченко истошным голосом Полякову, который возился с армейской радиостанцией в дальнем конце коридора морга.

— Полный негатив, Виктор Петрович, — отвечал Поляков. — Связи нет.

Генерал вернулся в кабинет, вытащил из кармана жевательный табак, сунул в рот. Он заставил себя забыть об Архангельском и принялся готовиться к вечернему загулу на «Максиме Горьком», позвонил майору и сказал, чтобы машина была готова к восемнадцати двадцати пяти во дворе Лубянки.

И тогда что-то вдруг прояснилось. «Кутеж» на «Максиме Горьком» был назначен в семь часов вечера. На это же время готовилась атака на дачу в Архангельском. Марченко раздумывал над таким совпадением. Он не понимал, что все это означает, но такая «случайность» ему не нравилась.

Барсук склонился над радиостанцией в гостиной на даче и поднес микрофон к губам. Он держал радиосвязь с шестью боевиками, окопавшимися вокруг марченковского дома, а вот связи с моргом все не было и не было.

— Барсук обращается ко всем постам. Ко всем постам. Товарищи, отзовитесь своими номерами. Отзовитесь номерами. Держите в курсе, пожалуйста, держите в курсе.

Шесть молодых деревенских голосов откликнулись на призыв. Каждый докладывал, что никаких передвижений в лесу не замечено.

— Очень темно и дьявольски холодно, — пожаловался сердитый голос в укрытии, находившемся на стороне замерзшего озера.

На кухне Таня закладывала дрова в печь и готовила Марченко «закуску». Для нее вся эта военная суматоха ничего не значила. Домашний хлеб только что испечен. Любимые свиные сосиски стояли на столе, также и маринованные помидоры — прошлым летом они собрали хороший урожай в огороде.

Барсук вцепился в «Калашников» и не обращал на хозяйку никакого внимания.

— Майор Трофименко? — Зорин всегда старался проявлять как можно больше вежливости в отношении женщин, с которыми предстояло сотрудничать или от которых он ждал каких-либо услуг. — Это Зорин. Заместитель Председателя Зорин. Хочу сообщить, что буду рад видеть вас на приеме, который устраивает Центр на теплоходе «Максим Горький» сегодня. Начало в семь вечера…

Наташа посмотрела на часы. Было без четверти шесть. Оставалось совсем мало времени.

— А почему так внезапно? — спросила она.

— Вы должны были давно получить приглашение, товарищ майор, — солгал он. — Возможно, просто не обратили на него внимания во время неразберихи последних недель.

Наташа была уверена, что ничего не получала. Но ей четко приказали присутствовать, и в оставшееся короткое время было бесполезно выяснять обстоятельства.

— Я организую машину из Центра, которая заедет за вами в восемнадцать тридцать. В ней найдете все необходимое — оружие и боеприпасы, которые вам потребуются во время выполнения вечернего задания.

Оружие? Припасы? Задание?

— На этот раз вы должны четко определить мои задачи, товарищ генерал, — резко заявила она, даже не пытаясь скрыть раздражения манерой его поведения по отношению к ней. Но тут же подступил страх. Не пытался ли генерал заманить ее в некое подобие изысканного бардачка? Стареющие аппаратчики считали это неотъемлемой привилегией людей их ранга. Но почему тогда сам Зорин предупреждает об оружии? Чтобы отбивалась от его соперников?

— На приеме будут ведущие работники КГБ, товарищ майор, — продолжал Зорин, видимо, поняв ее смятение. — Но среди ведущих чекистов будет предатель. Тот, о ком мы говорили за стаканчиком мандаринового сока несколько дней назад.

Наташа мысленно вернулась к их встрече в узбекском ресторане. Генерал сказал тогда, чтобы она вновь подобралась к Марченко и заручилась его доверием, а затем организовала убийство. И она охотно согласилась, ненавидя человека, который однажды был готов прикончить ее.

Теперь до нее дошло, что Зорин имел в виду.

— Да, я буду готова в шесть тридцать, — подтвердила она. — А что по поводу моего отца? Вы обещали сказать мне, как…

— Позднее, товарищ Трофименко, — твердо проговорил Зорин.

И опять Наташа поняла, что спорить бесполезно! Она смотрела из окна поляковской квартиры через Ленинградский проспект в сторону причалов Речного порта и замерзших просторов Москвы-реки, находившейся на расстоянии менее полукилометра. Она видела огни «Максима Горького» и залитый светом голубой туннель. Раз теплоход стоит недалеко, а прием начинается в семь, зачем же Зорин посылает машину, причем так рано, в половине седьмого?

Наташа не могла этого понять.

Зорин понимал.