— Так, всем спасибо. Пока буду смотреть, что получилось, можно сделать перерыв. — Молли опустила фотоаппарат. — Если все отлично, сразу же приступим к следующей серии.

Модели расслабились, между ними завязался какой-то разговор, а Молли прошла к своему ноутбуку, чтобы перекинуть в него только что сделанные снимки. Данная фотосессия была посвящена модным аксессуарам, и помещение было завалено дизайнерской обувью, сумочками и соответствующей им одеждой. Съемки проходили на фабрике, производящей кафельную плитку, и модели поочередно выставлялись на фоне того или иного демонстрационного панно. Образцы же плитки были самые разные — от обыкновенных терракотовых прямоугольников до настоящих произведений искусства, раскрашенных от руки и покрытых глазурью. Молли получала немалое удовольствие от сегодняшней работы.

Она подошла к столику, где находился ноутбук, и стала искать кабель для подсоединения фотоаппарата.

— Какой очаровашка!

Обернувшись, Молли обнаружила за спиной одного из модельных парней, который смотрел на экран. Пребывая в режиме ожидания, компьютер прокручивал подборку ее любимых фотографий, и сейчас он как раз демонстрировал изображение Грега, чье лицо было подсвечено пламенем, бушевавшим среди тростника.

— Он, случайно, не гей? — с надеждой осведомился подошедший.

Молли вспомнился тот вечер, когда она делала этот снимок. И тот единственный поцелуй под окрашенным заревом небом.

— Сочувствую, Дрю, но здесь у тебя никаких шансов.

Театрально вздохнув, парень отошел, Молли же продолжила взирать на фото Грега. Дрю, конечно, имел все основания для огорчения — образ действительно получился эффектным. По правде говоря, Молли была несколько смущена тем, что кто-то посторонний увидел нечто сугубо личное, только ее. Хотя откуда Дрю знать, что этот снимок относится к числу таких? Скорее всего, он решил, что Грег тоже модель из какого-нибудь другого агентства. Тем более что для подобной работы у того имеются все внешние данные.

Молли вздохнула и, загрузив компьютер, приступила к перекачиванию сделанных сегодня фотографий. Ей нужно заниматься делом… К тому же Грег даже не ответил на ее послание по электронке.

— Добрый день, Молли!

Она обернулась, чтобы поприветствовать вновь прибывшего.

— Привет, Чатри.

— Я привез для тебя самое лучшее.

Чатри поместил на стол доставленный ящик и, открыв его, явил взору коллекцию изящнейших ювелирных изделий. Этот невысокий человек с живыми глазами осваивал свое ремесло на ювелирных фабриках у себя на родине в Таиланде, а перебравшись в Австралию, основал здесь собственное дело. Отказавшись от общепринятых тенденций, Чатри создал свой особенный стиль, и день ото дня обретал все большую славу как оригинальный дизайнер-новатор. Он, кстати, и был тем самым ювелиром, к которому она посоветовала обратиться Грегу.

— Да, тут есть на что посмотреть, — кивнула Молли, любуясь привезенными украшениями. — Это именно то, что нужно.

Ей очень хотелось задать Чатри один вопрос, но делать этого, конечно, не следовало. Тем более что, если бы Грег уже связался с ним, тот бы и сам об этом сказал. И вообще ей нужно работать, а не отвлекаться по пустякам.

Съемка продолжалась еще часа два, и к тому моменту, когда все начали собираться домой, Молли ощущала некоторую усталость. Достав мобильный, она посмотрела, нет ли в нем каких-либо сообщений. Одно действительно имелось, и послано оно было Ричардом из журнала «Жизнь Австралии». Вполне возможно, ей собирались предложить какую-нибудь работу. А, кроме того, это был шанс узнать что-то о Греге.

Молли нажала кнопку вызова.

— На следующей неделе для тебя есть работа, — сообщил Ричард после обмена приветствиями. — Некая команда, состоящая исключительно из женщин, участвует в авторалли, и Хелен собирается поместить материал об этом в одном из последующих номеров. Соревнования пройдут в Западной Австралии. Ты готова слетать туда на несколько дней?

Молли мысленно пролистала свой ежедневник.

— Думаю, что да. К тому же это, похоже, будет интересно.

— Ну и отлично. После того как твои «фермерские» снимки не пошли, я очень хотел что-нибудь для тебя подыскать.

— Спасибо. Кстати, о той паре еще что-нибудь слышно? — Молли постаралась задать вопрос как можно более равнодушным тоном.

— Да вроде нет, — ответил Ричард. — Вообще мы собираемся закругляться с этим проектом, поскольку выдоили его практически до конца. Нужно двигаться дальше.

Вот как? Наверное, то же самое следовало делать и ей.

Молли пообещала зайти в редакцию на следующий день.

Большая часть оборудования была уже собрана, модели начали расходиться. К ней подошел Чатри, чтобы попрощаться.

— Кстати, я получил е-мейл от того парня из Квинсленда, — сказал он, уже повернувшись к выходу. — Он прислал несколько фотографий своих изделий. Очень хорошая работа.

— Я не сомневалась, что тебе понравится.

— Снимки, полагаю, делала ты?

— Кто же еще?

— Блеск! В общем, я написал ему, чтобы он непременно зашел ко мне, когда будет в Сиднее. Думаю, мы бы с ним неплохо сработались.

— Спасибо, Чатри. — Молли чмокнула ювелира в щеку. Она была очень рада, что Грег связался с Чатри и тот оценил его способности. Однако почему парень так и не вышел на контакт с ней? Мог бы, по крайней мере, поблагодарить ее по электронной почте. Судя по словам Чатри, тот ожидал, что Грег приедет в Сидней, но она-то лучше знала ситуацию. Грег был прикован к своему больному отцу и той жизни, которая его очень тяготила. И неизвестно, хватит ли у него сил и решимости разорвать эти путы.

Когда Грег зашел в палату, отец, сидя в постели, с трудом натягивал рубашку. Его лицо раскраснелось, дыхание было хриплым.

— Ты чертовски расторопен, — проскрипел Роберт Андерсон. — Я звонил домой еще два часа назад.

В действительности после звонка отца прошло чуть более часа, но Грег не стал с ним спорить. Он обнаружил его сообщение на автоответчике, вернувшись из мастерской, и постарался приехать как можно быстрее.

— Что случилось? — спросил Грег.

— Я уезжаю отсюда. — Отец ухватился за край простыни и потянул. — Ни дня здесь больше не останусь. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Изумленный Грег невольно приоткрыл рот. Услышав из автоответчика требование немедленно приехать, он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Уезжаешь?.. Но ведь доктор сказал…

— Забудь его слова! — Отец чуть ли не выплюнул эту фразу. — Я возвращаюсь домой, и ты мне в этом поможешь.

Понимая, что возникла какая-то проблема, Грег молча покинул палату и пошел искать лечащего врача.

— Ему не следует покидать больницу, и я пытался его в этом убедить, — сказал доктор, когда они присели в кресла в зале для посетителей. — Он очень слаб и без посторонней помощи вряд ли доберется даже до автостоянки.

— Но почему он настроен столь решительно?

— Грег, вы ведь знаете своего отца. Наступающая старость никогда не бывает в радость, а для такого человека, как Роберт, тем более трудно смириться с болезнью и немощью.

— Ну а вообще… разве ему можно ехать домой? Это не опасно для его здоровья?

Несколько секунд доктор пребывал в задумчивости.

— В принципе, конечно, можно. Но только если за ним будет круглосуточный уход. Подчеркиваю — именно круглосуточный.

— Понятно, — невесело проговорил Грег.

Дальнейшее представлялось вполне ясно. Из чувства так называемого долга он должен будет заботиться и ухаживать за отцом, отказавшись от своей мечты ради того, чтобы нянчиться с вечно недовольным стариком. И ему придется на это пойти, потому что в противном случае на его плечи ляжет бремя вины, которое будет очень трудно вынести.

— Я догадываюсь, о чем вы думаете, — сказал доктор. — Вам не стоит даже рассматривать такой вариант — пытаться взвалить на себя заботу об отце. В одиночку вам это не потянуть. Вы не имеете соответствующей подготовки, а кроме того, у вас дома отсутствует необходимое оборудование. Как бы ни угнетало вашего отца пребывание в нашей больнице, здесь ему, поверьте, будет гораздо лучше.

Грег взглянул на доктора, испытывая чувство немалого облегчения и стараясь не показать этого.

— Но его так тянет домой…

— Родные стены Роберту ничуть не помогут, — заверил врач. — На самом деле ему хочется снова стать молодым и сильным. Но вы ведь не сможете ему этого дать. И никто другой не сможет. Поэтому не стоит понапрасну растрачивать свою жизнь.

Обдумывая слова доктора, Грег вернулся обратно. И когда вошел в палату, обнаружил, что отец уже сидит на краю кровати. Ему удалось натянуть на себя рубашку, и теперь он медленно застегивал пуговицы. Грег посмотрел на отцовские руки — они сильно тряслись.

— Папа, я только что разговаривал с доктором, — как можно мягче произнес Грег. — Он утверждает, что тебе необходимо остаться.

— Какой же ты болван! — отозвался отец. — Естественно, он будет это утверждать! Потому что он стервятник! Они все здесь такие!

— Папа, он объяснил, что в домашних условиях невозможно обеспечить тебе необходимый уход.

— Да ты просто не желаешь обо мне заботиться! — огрызнулся старик. — И это после всего, что я для тебя сделал. Спасибо, сынок!

Грег промолчал. И, нащупав в кармане джинсов свой серебряный амулет, сжал его в пальцах. Отец меж тем закончил застегивать рубашку.

— Дай мне штаны, — потребовал Роберт. — Они висят в том шкафу.

— Нет, папа. Успокойся и подумай.

— Что?!

— Никаких штанов я тебе не дам, — твердо сказал Грег. — Ты слишком слаб для того, чтобы куда-то ехать. Доктор говорит, что здесь тебе будет гораздо лучше, и я с ним согласен.

— Немедленно дай мне штаны! — чуть ли не выкрикнул Роберт.

— Если бы ты был достаточно здоров, чтобы ехать домой, ты бы и сам смог их взять, — отозвался Грег.

Отец бросил на него испепеляющий взгляд, после чего стал медленно вставать. Грег затаил дыхание. Распрямившись, старик несколько секунд стоял неподвижно, затем его колени подогнулись, и он рухнул на коовать.

— Папа! — Грег подскочил к отцу, чтобы ему помочь.

— Убирайся прочь! — Тот ударил его по руке, и серебряный амулет, выскользнув из пальцев, с глухим стуком упал на пол.

Роберт собственными силами принял сидячее положение, и Грег отошел, чтобы подобрать упавшую вещь.

— Что это у тебя? — резко спросил отец.

— Да так, ничего особенного, — ответил Грег, пряча амулет обратно в карман.

— А-а-а, еще одна из твоих нелепых поделок… Потому-то ты и хочешь бросить меня здесь?.. Чтобы окончательно запустить дела на ферме и все время проводить в своей дурацкой мастерской? Наверное, ты уже давно меня грабишь, чтобы оплачивать свою блажь! Ведь так? Ну, нет, этого я тебе не позволю!

Не в силах и дальше все это терпеть, Грег направился к двери.

— Давай-давай, беги от меня! Так же как и твоя мамаша! Вы оба совершенно никчемные существа!

Грег остановился. Отец никогда не поминал свою жену и его мать ни единым словом — ни добрым, ни плохим. И всякий раз, пытаясь расспросить о ней, Грег получал уклончивые и довольно резкие ответы.

— Что значит — так же как и она?

— А то, что она тоже от меня сбежала.

Грег медленно повернулся к сидящему на кровати отцу. Губы старика дрожали, и из уголка его рта тянулась ниточка слюны.

— Но ты говорил, что она погибла в автокатастрофе…

— Именно так и было. И поделом ей. Она взяла тебя, совсем еще младенца, угнала мою машину и куда-то помчалась. Но далеко ей уехать не удалось.

— Значит, тот случай произошел, когда она пыталась от тебя скрыться? — почти шепотом произнес Грег. — Поэтому ты и не сохранил ничего, что бы о ней напоминало? И никогда о ней не рассказывал?

— Она получила то, что заслужила. Потому что была плохой женой и матерью.

В голове Грега творилось нечто невообразимое.

— Именно я тебя вырастил, — продолжал Роберт. — В одиночку, без чьей-либо помощи. Я кормил и одевал тебя, а потому заслуживаю хоть какой-то благодарности.

— Мне кажется, ты порой сожалел, что я тоже не погиб тогда, — тихо проговорил Грег.

Роберт ничего не ответил, но по выражению его лица было ясно, что высказанный ему упрек недалек от истины.

Грег почти с ужасом смотрел на сидящего на кровати старика. Да разве может нормальный человек желать смерти собственному ребенку?

Перед мысленным взором Грега пронеслись картины детства. Мальчишкой он буквально боготворил отца и стремился быть на него похожим, копируя его повадки и даже манеру говорить. Прилежно учился, надеясь получить хотя бы поощрительную улыбку за хорошие отметки. Уже подростком до кровяных мозолей трудился на ферме, стараясь заработать хотя бы единое слово похвалы. Даже в самые нелегкие моменты он продолжал верить, что внутри у них обоих все же тлеет огонек любви друг к другу, который ждет лишь подходящего момента, чтобы разгореться в полную силу. Однако надежды оказались тщетными. Осознание столь печального обстоятельства должно было бы потрясти его, поразить в самое сердце, вызвать душевную боль, но этого не случилось. Наоборот — возникло ощущение, будто с его плеч свалился тяжкий груз. Он не сделал ничего плохого и ни капли не виноват в том, что был лишен родительской любви. Грег смотрел на отца и видел лишь озлобленного старика, который не желал его любви и не заслуживал ее. И он не испытывал к нему ничего, кроме жалости.

Не сказав больше ни слова, Грег развернулся и покинул палату, не обращая внимания на сердитые окрики отца, призывающие его остаться. Возле помещения, где находились медсестры, он задержался.

— Моему отцу нужна помощь, — спокойным голосом проговорил Грег. — Не мог бы кто-нибудь из вас к нему зайти?

После этого он стремительно проследовал по длинному стерильному коридору и, миновав входные двери, вышел на улицу.

Хелен явно что-то беспокоило — Мэтту это было абсолютно ясно.

Они вдвоем неспешно ехали по берегу. Хелен вновь досталась Грэнни, сам же Мэтт на этот раз оседлал высокого гнедого мерина. Оба животных были еще молодыми и не очень-то привычными к седлу, поэтому Мэтт решил пустить их шагом по ровной местности, протянувшейся вдоль реки. Лошади шли с опущенными головами и размеренно дышали, раздувая ноздри.

Хелен должна была бы тоже расслабиться, но этого почему-то не произошло. Она питалась скрыть свою напряженность, однако по положению плеч нетрудно было догадаться о ее состоянии.

— У тебя, наверное, была нелегкая неделя? — предположил Мэтт.

Хелен будто не слышала его. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, хотя она вряд ли любовалась природой.

— Хелен! — уже громче окликнул Мэтт.

— Извини, — очнулась она. — Ты что-то спросил?

— Я просто поинтересовался, тяжелая ли у тебя была неделя. Ты выглядишь какой-то напряженной.

— Да, неделя была не из лучших. Я потеряла хороший материал, который рассчитывала поместить в следующем номере. Это из нашего «фермерского» проекта.

— Сочувствую, — проговорил Мэтт. — Ну а что с той пикантной историей относительно двух киноактеров?

— Пока ничего. Та папка так и лежит запертой в ящике моего стола.

Мэтт не сводил взгляда с лица Хелен. Ему нравилось наблюдать за тем, как двигаются ее губы, когда она говорит, как вокруг глаз образуются мельчайшие морщинки, когда улыбается. Ее лицо выдавало ему гораздо больше, чем она могла предположить. И сегодня оно сообщало, что у нее по-прежнему есть от него секреты. Но он не собирался что-либо выведывать. Она сама расскажет ему, что сочтет нужным, когда будет готова.

Вернувшись к конюшне, они спешились, и Хелен принялась растирать шею. Подойдя к ней сзади, Мэтт стал медленно массировать ей плечи. Она прижалась спиной к его груди.

— Господи, как хорошо! — выдохнула Хелен.

— Когда мы здесь закончим, будет почти темно, — негромко сказал Мэтт. — Ты могла бы принять ванну, а я тем временем приготовлю для нас ужин.

— О, это замечательно, — отозвалась Хелен. — Надо было бы захватить с собой пену для ванны. Не догадалась.

— У меня есть, — успокоил Мэтт. — Когда-то я был скаутом, а ты ведь знаешь их девиз: «Будь готов ко всему!»

Хелен засмеялась.

Они отвели Грэнни и гнедого мерина в стойла, затем задали всем лошадям корм и подготовили их к предстоящей ночи. Хелен работала вместе с Мэттом, внося свой посильный вклад, и к тому времени, когда они закончили, начало темнеть.

Уже в доме Мэтт подтолкнул Хелен в сторону ванной.

— Там есть все, что нужно. Шампуни, пена, чистые полотенца, а также свечи, если они тебе понадобятся.

— Ты просто чудо, — похвалила Хелен слабым от усталости голосом. — Большинство мужчин вряд ли даже задумываются обо всем этом.

— За других ручаться не буду, но я уж такой, какой есть.

Обернувшись, Хелен устремила на него слегка задумчивый взгляд.

— Да, ты особенный. Я это сразу поняла.

После чего поцеловала его — в первый раз за сегодняшний день. Этот поцелуй был долгим, неспешными… каким-то печальным. Затем она исчезла в ванной.

Пройдя к себе в спальню, Мэтт стал снимать пропитанную потом рабочую одежду. И подумал о том, что он мог бы сейчас присоединиться к Хелен. Тем более что ванна была достаточно большой, чтобы вместить сразу двоих. Он мог бы захватить два бокала с вином и помассировать ей плечи, чтобы она расслабилась. Мысль была заманчивой, но Мэтт от нее отмахнулся. Сейчас Хелен определенно требовалось побыть одной. Поэтому он прошел в примыкающую к спальне душевую и, встав под «дождик», пустил одну только холодную воду.

Мэтт еще продолжал готовить ужин, когда Хелен появилась из ванной. Ее лицо было совершенно свободно от косметики, влажные волосы — собраны на затылке. На ней были белые хлопковые штаны и голубая блузка, и этот наряд в сочетании с босыми ногами делал ее похожей на совсем юную девушку. Словом, выглядела она весьма соблазнительно.

— И что ты готовишь? — полюбопытствовала Хелен, присев у стола.

— На ужин у нас будет ягненок, пожаренный с чесноком и розмарином.

— Так вот, значит, чем так вкусно пахнет. Если ты начнешь меня так баловать, я, чего доброго, растолстею.

— Думаю, тебе это не грозит, — улыбнулся Мэтт, довольный тем, что Хелен заметно расслабилась.

Ужин доставил удовольствие им обоим. Жаркое из ягненка удалось на славу, вино тоже было отличным. Говорили они главным образом о книгах, поэзии, об Эли и ее учебе в университете. Мэтт предоставил Хелен возможность самой направлять беседу и ни о чем ее не расспрашивал.

Они как раз заканчивали пить на веранде кофе, когда Мэтт уловил доносящийся с конюшни шум. Хелен тоже услышала эти звуки.

— Что там такое? — спросила она.

— Если это именно то, о чем я думаю, тогда с меня угощение, — ответил он. — Жди меня здесь.

Хелен смотрела вслед Мэтту, пока тот не исчез в темноте. Ей нравилось наблюдать за тем, как он двигается. Будучи достаточно крупным, он, тем не менее, имел довольно легкую походку. Когда он был рядом, становилось спокойнее на душе, исчезала напряженность. Мэтт очень многое мог дать женщине. И конкретно ей.

Хелен сделала очередной глоток кофе.

Вчера в это же самое время она точно так же пила кофе, завершая ужин с другим мужчиной, который тоже мог дать ей очень многое. Однако то, что он предлагал, лежало в сугубо профессиональной плоскости. А если конкретнее — один из ключевых постов в глобальном медийном конгломерате, офис в Нью-Йорке, власть, гламурную жизнь и денежное вознаграждение, какое ей вряд ли когда-либо еще предложат. Это была та ступень карьерной лестницы, к которой она и стремилась, не жалея своих сил.

Тогда почему она не сказала короткого словечка «да»?

Впрочем, слово «нет» она тоже не произнесла. Они сошлись на том, что несколько дней она все хорошо обдумает и на следующей неделе даст окончательный ответ. Они оба понимали, что этот ответ может быть только положительным, потому что подобное предложение слишком заманчиво, чтобы его отвергать, и если по какой-то невообразимой причине она все же откажется, другой такой возможности карьерного взлета уже не будет.

В тусклом свете, льющемся из открытых дверей конюшни, Хелен увидела возвращающегося Мэтта. Она приехала сюда, чтобы сообщить ему о том, что покидает Австралию, однако до сих пор так и не смогла заговорить на эту тему.

Мэтт меж тем приблизился к дому.

— Хелен, надень, пожалуйста, сапоги и пойдем со мной, — сказал он, даже не поднявшись на веранду.

Несколько озадаченная, она исполнила просьбу, и они уже вместе направились к конюшне.

— Что там случилось? — полюбопытствовала Хелен.

— Сейчас увидишь. Но только соблюдай предельную тишину. Ее нельзя беспокоить.

— Кого?

— Тсс!

Они проскользнули внутрь просторного деревянного сарая, который Мэтт использовал для хранения сена и прочего лошадиного фуража. Часть этого строения была отведена под стойла, и в одном из них беспокойно металась серая кобылица. Мэтт подвел Хелен к тюкам сена, уложенным в штабеля, и они, взобравшись на самый верх, устроились на уже расстеленном здесь коврике.

— Это Кэсси, — прошептал он ей в самое ухо. — И сегодня она должна ожеребиться.

Хелен едва удержалась от восторженного восклицания, вовремя вспомнив, что животное ни в коем случае нельзя тревожить.

— А я думала, что во время родов лошади предпочитают полное одиночество, — так же прошептала она.

— Так и есть. Но я все же не хочу оставлять ее без присмотра. Схватки уже начались, и если мы будем вести себя тихо, она даже не заметит нашего присутствия.

— Но сейчас вроде не совсем подходящий сезон для ожереба, ведь так?

— Да… Этот жеребенок не был запланирован.

— И как же так получилось?

— Я возил ее на одну выставку, и там какой-то балбес, решив, видимо, позабавиться, открыл ночью некоторые стойла и выгнал из них лошадей. У Кэсси тогда как раз был соответствующий период, а одним из животных, также выпущенных на свободу, оказался горячий молодой жеребец, и природа, как говорится, взяла свое. Что оказалось совсем некстати, потому, что Кэсси еще слишком молода для того, чтобы становиться матерью.

— Ну а ты не думал о том, чтобы предпринять какие-то меры? Я хочу сказать: разве нельзя было прервать нежелательную беременность?

— То есть сделать лошади аборт? Вообще-то это можно было устроить. Но только подобная операция могла бы нанести Кэсси непоправимый вред, и в будущем она была бы не способна ожеребиться. Да и к тому моменту, когда я понял, что она на сносях, было уже поздновато что-либо предпринимать. Так что я решил дать этому жеребенку шанс родиться и вырасти. Кто знает, может, из него получится отличный скакун.

Хелен больше ничего не сказала. Ей не хотелось развивать эту тему, поскольку она была для нее слишком болезненной. Мэтт уже имел возможность видеть шрам на ее животе. Она хотела ему все рассказать, однако не так-то легко раскрыть тайну, хранимую в течение многих лет.

Расположившись поудобнее, они стали ждать. Серая кобыла продолжала метаться в своем стойле, время от времени тихо фыркая и принюхиваясь к подстилке из опилок. Затем она завалилась на бок, и Мэтт слегка напрягся. Но через несколько минут лошадь снова вскочила на ноги. Когда же она улеглась во второй раз и опять поднялась, Мэтт повернулся к Хелен.

— Похоже, у нее какие-то затруднения.

Спустившись вниз, они осторожно подошли к стойлу.

Кобыла смотрела на них выкатившимися глазами. Она повернулась к ним несколько боком, и они отчетливо увидели маленькое копытце, торчащее у нее из-под хвоста.

— Должны были появиться сразу две ноги, — нахмурился Мэтт. — Как видно, одна из них подогнулась, и жеребенок застрял.

— И что теперь делать? Звать ветеринара?

— Да нет, ногу я распрямлю сам. Но мне понадобится твоя помощь.

Прежде чем Хелен успела возразить, Мэтт прошел в стойло и начал гладить кобылу по морде, приговаривая что-то успокаивающее, затем накинул на нее уздечку.

— Иди сюда, — позвал он Хелен.

После секундного колебания она шагнула внутрь и приблизилась к лошади.

— Держи поводья, — сказал Мэтт. — Вот так. А я пойду поворачивать жеребенка. Кэсси наверняка будет больно, поэтому держи ее как можно крепче. Возможно, она попытается на тебя наскочить или укусить, так что будь внимательна. Разговаривай с ней, гладь по морде. Если потребуется, крутани ей ухо, чтобы отвлечь от происходящего сзади.

— Но я… — Хелен пребывала в некоторой растерянности.

— И говори с ней тихо и мягко, — невозмутимо продолжал советовать Мэтт. — Ну ладно, если ты готова, то я пошел.

Хелен покрепче стиснула кожаный ремешок и шагнула поближе к лошадиной голове.

— Все хорошо, Кэсси, — проговорила она, пытаясь копировать недавнюю интонацию Мэтта. — Тебе, конечно, будет нелегко, но мы ведь хотим тебе помочь. Поэтому, пожалуйста, постой чуть-чуть спокойно.

— Замечательно, — похвалил Мэтт. — Давай в том же духе.

Хелен усмехнулась. Кого он, интересно, старается успокоить — ее или лошадь?

Кэсси вдруг напряглась и попыталась дернуться вперед. Хелен тотчас же усилила хватку и уткнула ладонь в лошадиный нос.

— Держи крепче! — От физического усилия голос Мэтта прозвучал немного сдавленно.

Хелен даже не взглянула на него, сосредоточив все внимание на лошади, непрерывно бормотала ей успокаивающие слова, едва ли осознавая при этом, что говорит. Все это продолжалось лишь несколько минут, но они показались невероятно долгими.

— Ну, вот и готово, вы обе молодцы, — произнес, наконец, Мэтт. — Теперь все будет хорошо. Сейчас, Хелен, спокойно уходим и оставляем ее одну.

Они покинули стойло, аккуратно прикрыв за собой дверь, и Кэсси, казалось, в тот же миг забыла об их присутствии. Мэтт повел Хелен в угол сарая, где находились водопроводный кран и раковина.

— Теперь остается лишь немного подождать, — проговорил он, обмывая правую руку.

Мэтт как раз утирался полотенцем, висящим рядом с умывальником, когда у Кэсси подогнулись колени, и она тяжело рухнула на землю. Хелен вытянула шею, чтобы заглянуть через переборку. Взмокшая кобыла, постанывая, хлестала себя хвостом, а затем на подстилку из опилок скользнуло что-то темное и влажное. Лошадь тотчас же повернула голову и, ткнувшись носом в новорожденного, стала вылизывать его своим длинным языком. Жеребенок приподнял головку, и его мать тихонько заржала.

— Боже! — выдохнула Хелен. — Как это прекрасно!

Приблизившись, Мэтт приобнял ее за плечи.

— Так всегда и бывает.

Кэсси меж тем с некоторым трудом встала и принялась подталкивать жеребенка, заставляя его также подняться. Малыш распрямил одну из своих ног, чуть покачался из стороны в сторону, затем опять завалился на бок.

— Бедняжка, — прошептала Хелен. — Ему никогда не совладать с такими длинными ногами.

Но жеребенок все же справился со своими конечностями, поднялся и встал, растопырив ноги и дрожа всем телом от затраченного усилия.

— Молодец! — похвалил малыша Мэтт.

После непродолжительных поисков жеребенок отыскал вымя матери, его голова исчезла под ее животом, и маленький хвост замотался туда-сюда под аккомпанемент громкого чмоканья.

— Теперь за него можно не беспокоиться, — улыбнулся Мэтт.

— Должно быть, это самая большая радость в твоей жизни? — с некоторой хрипотцой в голосе произнесла Хелен.

— Почти.

Повернув голову, она посмотрела на него.

— Самым изумительным событием для меня было рождение Эли, — ответил он на ее безмолвный вопрос.

— Ах, ну да… — Слова Мэтта вызвали у Хелен ощущение чуть ли не физической боли. — У меня у самой не может быть детей, — тихо добавила она. — По моей же собственной глупости.

Мэтт хранил молчание.

— Я была еще совсем девчонкой, только что окончившей университет, а он — довольно крупной рыбой в нашем журналистском пруду. Мы провели вместе всего одну ночь, но этого оказалось достаточно. — Хелен на пару секунд умолкла. Она еще никому не рассказывала обо всем этом, но теперь, начав, уже не могла остановиться. — В общем, я решила сделать аборт. Я была вынуждена на это пойти, потому что он был женат, а я еще слишком юна, и мне нужно было делать карьеру. Вообще я не видела в этом особой проблемы, но в какой-то момент все пошло не так, как надо, я даже чуть не умерла. Ну а потом, когда все кончилось, я была уже не способна иметь детей.

— Очень тебе сочувствую.

— Именно поэтому я так и не вышла замуж. Кому нужна такая жена?

— Мне, — очень тихо, едва ли не шепотом, произнес Мэтт.

Ночной воздух до того был насыщен электричеством, что почти светился. На Ривер-Даунс надвигалась буря, и черные тучи все выше и выше громоздились над опаленной красной землей. Казалось, все вокруг затаило дыхание в ожидании первой вспышки молнии и первого раската грома.

Донна стояла на ступеньках крыльца и тоже невольно сдерживала дыхание. Однако буря, которую она ожидала, была гораздо ближе, под самым боком. Дети уже лежали в кроватях, Питер разговаривал по телефону, она же выскользнула сюда, на веранду. Воздух снаружи был горячим, влажным и тяжелым, но, тем не менее, дышал ось здесь куда легче, чем в доме, когда они с Питером оставались наедине.

После того как близнецы закидали их снежками, отношения между ними изменились, однако совсем не в лучшую сторону. В те секунды, пока в ее волосах таял снег, она окончательно влюбилась в Питера и, глядя в его глаза, осознала, что он именно тот человек, который ей нужен. Сильный и в то же время мягкий. Решительный, но способный на ласку и любовь. Сексуальный мужчина и заботливый, любящий отец. Она влюбилась в него, и в те мгновения ей показалось, что у него тоже возникло подобное чувство. Но потом он уехал встречать почтовый самолет и вернулся уже совсем другим.

С того дня Питер стал держаться с ней как-то отчужденно, почти на грани грубости. Он старался не оставаться с ней наедине, и если их руки случайно соприкасались, тотчас же отдергивал ладонь, словно обжегшись. Даже близнецы уже заметили, что между ними не все ладно. Поначалу Донна не обращала на происходящее внимание, надеясь, что Питер преодолеет в себе это отчуждение, объяснит ей, в чем проблема, они решат ее совместно, и все у них будет по-прежнему.

Однако этого до сих пор не произошло, и она начала подумывать о том, не следует ли ей покинуть ферму. При мысли об отъезде ей хотелось чуть ли не плакать — от осознания того, что она могла обрести и что, судя по всему, потеряла.

В отдалении меж тем мелькнула вспышка молнии. Донна стала ждать раската грома, но так ничего и не услышала. Грозовой фронт был еще достаточно далеко, однако он стремительно приближался. Движимая внутренним беспокойством, Донна спустилась по ступеням, прошла по двору и, остановившись на открытом пространстве, раскинула руки в стороны, ловя ласкающее дуновение ветра. Облаченная в хлопковые шорты и легкий топик, она чувствовала себя почти обнаженной перед лицом надвигающейся бури. Донна прикрыла глаза и ощутила, как кожу рук и ног пощипывает скопившееся в атмосфере электричество. Затем запрокинула лицо вверх, готовая приветствовать первые капли-дождя.

Небо прорезала еще одна молния, и в этом коротком проблеске Донна увидела приближающегося Питера.

— Сейчас тут будет настоящий ливень, — резко сказал он. — Иди в дом.

— Мне хочется хотя бы пару минут побыть под дождем, — отозвалась она. — Я весь день изнывала от жары и хочу немного охладиться.

— Нет, дождя не будет. Сейчас сухой сезон. Будет сверкать молния, греметь гром, но при этом не упадет ни одной капли.

Донна опустила руки, чувствуя себя довольно глупо. Ну вот, она в очередной раз проявила абсолютное незнание особенностей местной жизни.

— Ты говорил по телефону насчет приезда гуртовщиков?

— Да. Обещали быть завтра.

Они уже несколько дней ожидали прибытия наемной бригады гуртовщиков. Эти люди передвигались по всему краю от одной фермы к другой, выполняя сезонную работу по сбору и перегону дошедшего до кондиции скота. И после отъезда Кена они требовались Питеру куда больше, чем когда-либо прежде.

— Ты уверена, что справишься здесь одна? — спросил он. — Нас не будет довольно долго.

— Не беспокойся, я постараюсь, — заверила его Донна.

И, почувствовав, как ее глаза начинают пощипывать слезы, она развернулась и быстрым шагом пошла прочь. Питер ни в коем случае не должен увидеть ее плачущей, даже если для этого ей пришлось бы прошагать до самого Дарвина.

Однако через пару секунд Питер нагнал ее и ухватил за руку.

— Донна, постой…

Едва он к ней прикоснулся, в небе промелькнула еще одна молния. На какое-то мгновение вспышка выхватила их обоих из темноты, после чего всю округу сотряс мощный раскат грома.

Донна так и не поняла, кто из них сделал первое движение. И лишь осознала, что они вдруг оказались в объятиях друг друга. Поцелуй Питера был столь же электризующим, как и атмосферные разряды. После стольких дней его молчаливого отчуждения и ее невыразимого одиночества они буквально взорвались страстью, и, наслаждаясь вкусом губ Питера, ощущением его крепкого, сильного тела, прижатого к ее телу, она почти забыла о начинающейся грозе.

— Донна, — выдохнул он, не прерывая поцелуя, и она позабыла обо всем на свете.

Они не замечали разразившейся над их головами бури, пока в их лица не хлестнуло что-то твердое и холодное.

Они выпустили друг друга из объятий, и Донне показалось, будто она балансирует на краю пропасти. Интересно, полетит она сейчас вниз или же воспарит к небу?

В лицо меж тем попала еще одна градина. Другая обожгла обнаженное плечо, заставив ее вздрогнуть. Затем град посыпал гуще, а следом закапали первые капли дождя.

Питер ухватил ее за руку и потянул за собой. Они бегом устремились к дому и, взбежав по ступеням, укрылись под навесом веранды.

Учащенно дыша, однако вовсе не от бега, Донна повернулась к Питеру.

— Ты же вроде говорил, что дождя не будет?

Слегка склонившись, Питер кончиком языка слизнул с ее шеи несколько капель.

— Я ошибся, — улыбнулся он и притянул ее к себе.

Наутро после бури небо всегда бывает ясным и чистым. Лежа в постели, Донна смотрела в окно, и ей хотелось, чтобы это правило распространялось и на людей. Питера рядом с ней уже не было — он ушел, пока она спала. Однако приятное тепло, разлитое по всему телу, свидетельствовало о том, что еще недавно он находился здесь.

Донна взглянула на настольные часы. Восьмой час, и со двора доносились звуки активной деятельности. Затем послышался глухой механический гул, становящийся все громче, и она приподнялась на локте. А потом стены дома чуть ли не затряслись, когда над крышей пролетел заходящий на посадку вертолет. Как видно, ожидаемые гуртовщики наконец-то прибыли.

Донна быстро оделась и, выйдя на веранду, обнаружила, что весь двор полон движения. Она поискала глазами Питера, но так и не нашла его среди этого столпотворения людей, коней, мотоциклов и пикапов.

— Доброе утро, мэм, — поприветствовал ее крепкий загорелый мужчина, приподнимая свою шляпу. — Нам не удастся хлебнуть чайку, прежде чем отправиться в путь? Ребята провели в дороге всю ночь.

— Чаю?.. Да, конечно. А сколько вас?

— Ровно дюжина.

— Понятно… Я постараюсь успеть.

— Спасибо, — улыбнулся гуртовщик и двинулся дальше.

Так и не обнаружив Питера, Донна отправилась заваривать чай. И она как раз заливала в чайник воду, когда Питер сам объявился на кухне. Даже не поздоровавшись, он прямиком прошествовал к раковине и завернул вентиль крана.

— Для такой большой команды так не делается, — пояснил он, забирая у нее чайник. После чего скрылся в примыкающей к кухне кладовке, некоторое время что-то там искал и, наконец, вынес две большие жестяные банки с проволочными ручками. — Нужно просто вскипятить воду в котелках.

— В чем?..

— Ну, то есть в этих жестянках. — Избегая ее взгляда, Питер наполнил емкости водой и поместил их на плиту, потратив явно лишнее время на то, чтобы установить банки на конфорках и проверить, плотно ли прикрыты крышки.

— Питер, — окликнула Донна, которую уже начала охватывать тревога. Они должны были поговорить, пока имелась такая возможность, пока им никто не мешал.

Он медленно обернулся и наконец-то посмотрел ей в глаза.

— Я… — забормотал было Питер, но прежде чем он успел произнести следующее слово, на кухню с шумом влетели близнецы.

— Пап, можно мне полетать на вертолете?

— Пап, можно я тоже поеду с вами? Пожалуйста!

Питер с обреченным видом опустил руки.

— Нет, в этом году ты с нами не поедешь, — сказал он сыну. — А ты, Сара, если будет возможность, полетаешь на самолете после того, как мы закончим гуртование.

— И я тоже, — вставил Крис.

— Я сказал: если будет возможность, — напомнил Питер. — Сначала нужно сделать работу, а развлечения — потом. Понятно?

— Понятно, — кивнули дети.

Питер снова повернулся к плите и, поочередно приподняв крышки походных котелков, забросил в каждый по горсти заварки.

— Ну а теперь давайте покажем Донне, как у нас делается походный чай, — предложил он близнецам. — Вперед! Ребята уже заждались.

Крис и Сара тотчас же взяли Донну за руки и потянули ее из кухни. Ей не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Питер вышел на веранду пару секунд спустя.

— А вот и чай! — громко объявил он.

И с этими словами Питер, к немалому изумлению Донны, принялся раскручивать котелки в вытянутых руках. Емкости, полные горячей жидкости, несколько раз взлетели над его головой, после чего он прекратил вращение, не пролив ни единой капли.

— Вот как у нас делается походный чай! — с восторгом в голосе проговорили близнецы.

Загомонившие гуртовщики с эмалированными кружками в руках стали подтягиваться к крыльцу, и у Донны возникло желание зажать уши, чтобы не слышать этот шум. Ей даже хотелось крикнуть, чтобы все заткнулись и поскорее, убирались прочь… Потому что ей было необходимо поговорить с Питером.

Гуртовщики довольно быстро выпили обжигающий крепкий чай, после чего тот из них, с кем Донна говорила ранее, поблагодарил ее за угощение.

— Ну что, хозяин, мы готовы, — сказал он Питеру.

— Тогда в путь.

Гуртовщики, приподняв свои шляпы, попрощались с Донной и отошли от крыльца. Она наконец-то осталась с Питером наедине. Совсем ненадолго.

— Возможно, это похоже на сумасшедший дом, но поначалу всегда так бывает, — проговорил он. — Дня через два я постараюсь вернуться, но если меня не будет неделю и даже больше, ты не волнуйся.

Некоторое время Питер молчал, видимо, подбирая нужные слова, и впервые за сегодняшнее утро неотрывно смотрел ей в глаза.

— Прости меня, — сказал он, наконец, и, развернувшись, широким шагом двинулся к гаражу.

Оставшись одна, Донна смотрела ему вслед, не совсем понимая, за что он перед ней извинился.

Перекинув ногу через мотоцикл, Питер свистнул своему псу и, едва тот запрыгнул на заднее сиденье, рывком завел мотор и покатил в сторону лагеря. От рева двигателя закладывало уши, однако он не мог заглушить внутреннюю полемику, продолжающуюся в его голове.

О чем он вообще думал?

Он приложил столько усилий, стараясь подавить в себе чувства к Донне, но, тем не менее, все же утратил самообладание. Он мог бы малодушно обвинить в этом грозу или же саму Донну, хотя в действительности вся вина лежала исключительно на нем. Этого не должно было случиться… Однако как все-таки приятно держать ее в своих объятиях! Ощущать вкус ее губ, вдыхать запах ее кожи. Вот и сейчас ему больше всего хотелось развернуть мотоцикл и помчаться обратно к ней.

Питер крутанул рукоятку газа, заставив мотоцикл резко рвануться вперед. Но, почувствовав, что сидящий за спиной пес заскреб когтями по сиденью, пытаясь удержаться на месте, сбросил скорость до прежнего уровня.

Прошедшей ночью он, по сути, потерял свою жену во второй раз.

С момента смерти Карен он старался сохранить в памяти мельчайшие подробности ее образа, каждый день представляя ее лицо, голос. Хотя из года в год это становилось все труднее, так что сейчас четкий образ Карен он мог увидеть разве что на оставшихся после нее фотографиях.

Теперь же, закрывая глаза, он видел только Донну. И, думая о доме, сразу же представлял именно ее — хлопочущую на кухне, занимающуюся с детьми, заключенную в его объятия, лежащую с ним в постели.

Питер не знал, как ему следует поступить. Он отчаянно хотел, чтобы Донна осталась и разделила с ним не только ложе, но и жизнь. Однако вправе ли он просить, чтобы ради него она покинула свой прежний привычный мир? Вправе ли затягивать в ту жизнь, которая погубила Карен? А с другой стороны, найдет ли он в себе силы заставить ее уехать? Питер надеялся, что нелегкий труд по сбору скота в гурты прояснит его голову, и он сможет принять правильное решение, но этого не случилось.

В течение трех дней он от рассвета до заката скакал верхом или мотался туда-сюда на мотоцикле, сгоняя одичавших коров, но, несмотря на сильную усталость, по вечерам все равно допоздна просиживал у костра и думал о Донне. А когда уже лежал на своей походной постели, глядя на звезды, тосковал по ней и душой, и телом.

И на четвертый день Питер все так же размышлял о Донне, отвязывая своего коня от борта пикапа после полуденного перерыва на чай. Вставив ногу в стремя, он легко вскочил в седло, но почти сразу же это крупное полудикое животное вдруг вскинуло голову и принялось брыкаться. Стиснув лошадиные бока коленями, Питер одной рукой ухватился за переднюю луку седла, другой натянул поводья, меж тем как ошалевший конь, подскакивая на упругих ногах, стал продвигаться по лагерю под смех и улюлюканье оживившихся гуртовщиков. Какое-то время Питер продолжал трястись на спине брыкающегося и становящегося на дыбы животного, но, в конце концов, не удержался и, вылетев из седла, шлепнулся на землю.

Несколько секунд он лежал на спине, глядя в небо и слушая насмешки окружающих, после чего медленно поднялся на ноги, потирая ушибленные места. Конь все еще метался по лагерю, и один из гуртовщиков пытался его поймать. Остальные были заняты тем, что подначивали незадачливого наездника.

Подняв шляпу, Питер стряхнул с нее пыль и водрузил обратно на голову. Вообще ему следовало бы уделять побольше внимания своему коню. Потому что сейчас, в начале сезона, у верховых лошадей еще достаточно сил и дури в голове. К тому же их пугает вертолет, разыскивающий отдельные группы скота. Также как мотоциклы и прочая техника, к которой они питают врожденную неприязнь. В общем, если бы он больше думал о работе, сейчас ему не пришлось бы потирать отбитую задницу, которая от предстоящей тряски в седле разболится еще сильнее.

— Слушай, хозяин, — обратился к нему продолжающий улыбаться пилот. — Я собираюсь отправиться обратно на ферму. Мне нужно отладить гидравлику.

— Раз надо, значит, надо. — Когда дело касалось исправности и безопасной работы вертолета, слово пилота было законом. Питер сам был пилотом и потому понимал это как никто другой.

— Назад я вернусь, наверное, еще засветло. Не желаешь прокатиться со мной?

Ему, конечно же, очень хотелось заглянуть домой. Чтобы увидеть Донну, поговорить с ней, кое-что обсудить. Но, подумав, Питер осознал, что это вряд ли получится. Он сможет провести дома не больше часа, прежде чем снова отправится в лагерь. Рядом с ним постоянно будут вертеться дети, а кроме того, обязательно найдутся какие-нибудь неотложные хозяйственные дела. Так что навещать ферму не стоило.

— Да нет, лети один, — ответил Питер. — Мне еще нужно серьезно побеседовать со своим конем.

Засмеявшийся пилот отошел, и к тому времени, когда Питер вновь взял под уздцы взбунтовавшееся животное, лопасти вертолета начали вращение. Уже ставя ногу в стремя, Питер решил, что завтра он самостоятельно съездит домой. Увидит Донну и скажет ей. В общем, нужные слова наверняка найдутся.

Около часа спустя, обливаясь потом, он гнал через кусты молодую телку, когда заметил одного из гуртовщиков, мчащегося к нему во весь опор. Натянув поводья, Питер остановился.

— Только что на связь выходил Джим, — сообщил подскакавший гуртовщик. — Вокруг фермы полыхает огонь.

Едва парень произнес эти слова, как Питер тотчас же развернул коня и помчался в сторону их временного пристанища, постоянно пришпоривая и без того измотанное животное. Вскоре он влетел в лагерь и почти на ходу соскочил с седла.

— Что там? — спросил он у столпившихся гуртовщиков.

— Джим на связи, — отозвался один из них, протягивая ему походную рацию.

— Джим, это Питер, — заговорил он, поднеся устройство ко рту. — Что у вас случилось?

Рация затрещала. Они находились на границе диапазона досягаемости, и потому слова пилота разобрать было трудно.

— Джим, повтори! — чуть ли не крикнул Питер в микрофон.

— …этой ночью… гроза… — Голос пилота был едва слышен. — …буш горит… у дома… скорее сюда…

Питер в ужасе взирал на рацию. Пожар?

— А как дети? Донна? Они в порядке? — Он мысленно ругал себя за то, что оставил их одних.

— …в порядке… но нам нужно… остановить огонь… давайте все сюда… быстрее.

Питер повернулся к гуртовщикам, но те и так уже зашевелились. В считанные секунды лошади были отвязаны от пикапов, и вся бригада расселась по кузовам. Чтобы доехать до фермы, им потребуется не меньше часа.

— Джим, ты можешь подлететь, чтобы захватить меня? — Вертолет, конечно, будет побыстрее машины.

— …нужен здесь… как-нибудь сам…

Не говоря больше ни слова, Питер бросился к мотоциклу, завел его и с ревом сорвался с места, зная, что гуртовщики последуют за ним на самой большой скорости, какую только смогут выжать. Дожидаться их он не мог. Потому что ему как можно скорее нужно быть на ферме. Рядом с Крисом и Сарой. Рядом с Донной.

«Господи, пожалуйста, — взывал к небесам Питер, мчась по пересеченной, поросшей кустарником местности, — не допусти, чтобы это повторилось».

Стоя на пороге, Ли обозревала пустой зал. Весь хлам отсюда был вынесен, окна отмыты от многолетней грязи, в плафонах заменены перегоревшие лампочки. Через широко распахнутые двери в помещение струился солнечный свет, и длинная барная стойка, протянувшаяся вдоль дальней стены, сверкала полировкой. Чуть позже должен был подъехать интерьерный дизайнер, чтобы дать ей рекомендации относительно внутренней отделки, а уже на следующей неделе доставят новые столы и стулья, которые она заказала. Так что еще немного, и двери ее погребка откроются для посетителей.

Удовлетворенно улыбнувшись, Ли прошла на кухню. Здесь тоже все блестело чистотой. Тихо гудели новые холодильники, на полках высились горки тарелок и стояли бокалы, дожидаясь ее первых клиентов. Как только в банке согласились выдать заем, Ли с головой ушла в работу — днем она занималась наведением порядка, общалась с подрядчиками и поставщиками, по вечерам же допоздна просиживала над гроссбухами, составляя колонки цифр, а также рассылала послания по электронной почте.

Однако время и усилия, что она затрачивала, стоили того. Ее замыслы начинают осуществляться, и она сможет открыть свой ресторанчик даже раньше, чем собиралась. Все было просто замечательно! Ну, или почти все. Поскольку у нее под самым боком по-прежнему находился Саймон Брэдфорд.

Она не видела его и ничего о нем не слышала с момента той неожиданной встречи в Ньюкасле. В глубине души Ли предполагала, что он явится к ней, чтобы еще раз выразить раскаяние и принести извинения, однако этого не случилось. Похоже, что следующий шаг был за ней.

Первым делом она скажет Саймону, что больше не будет продавать ему свой урожай. Об этом, конечно, можно было уведомить и письмом, и она несколько раз бралась за ручку, но нужных слов почему-то не находила. Текст получался слишком жестким и формальным. Ну а, кроме того, ей нужно было обсудить с Саймоном вопросы, которые не имели никакого отношения к винограду и вину.

Ли пронесла за барную стойку коробку с бокалами и стала выставлять их на полки. Многие виноделы устраивали дегустацию своей продукции в одноразовых пластиковых стаканчиках, но у нее все будет по-другому. Вино марки «Бангала вайнс» должны пить только из красивых бокалов. Ли прошла в просторную кладовку рядом с баром, где находился весь ее нынешний запас, и с удовольствием оглядела ряды коробок. Вина было не так уж много, лишь те пробные партии, которые она делала каждый год, но этот запас наверняка позволит ей не закрывать погребок до появления вина нового урожая. А уж потом она развернется по-настоящему.

Оставалось только сообщить Саймону, что ему уже не достанется ее виноград. И если сказать это лично, вместо того чтобы посылать письмо, то она, возможно, сумеет окончательно избавиться от неприятных воспоминаний о том вечере, когда он помог Джеку Торну разбить ей сердце.

Вернувшись на кухню, Ли открыла один из холодильников, в котором хранились съестные припасы. На первых порах ей самой придется готовить для посетителей и обслуживать их за столами, поэтому пока она планировала самое простое меню — с сандвичами, сырным ассорти, закусками в итальянском стиле и, возможно, каким-то особой выпечки хлебом. Будут предлагаться также кофе и чай.

Ли взяла с полки одну из упаковок. Обеденное время давно миновало, и ей элементарно хотелось есть. Почему бы не приготовить сейчас что-нибудь из запланированного меню?

Ли как раз пробовала сандвич с беконом и поджаренным перцем, когда услышала шум мотора подъехавшей машины. Продолжая жевать, она подошла к окну и в изумлении остановилась. Судя по всему, это был автомобиль Саймона. Что ему надо?.. Она пока не готова с ним встретиться.

Однако из машины вылез отнюдь не Саймон. Если тот был высокого роста, с золотистой шевелюрой и голубыми глазами, то приехавший человек был приземистым и черноволосым. Саймон двигался так, что это наверняка вызывало трепет у окружающих девушек, а этот мужчина, хоть и был хорошо сложен, не смог бы затронуть ее сердце. Саймон был молод и энергичен, а волосы этого человека уже тронула седина.

— Добрый день. Насколько понимаю, вы и есть Ли Кеньон?

Она поспешила вернуться к действительности. И с чего ей вдруг вздумалось оценивать Саймона и его манеру двигаться?

— Да, это я, — ответила Ли прибывшему мужчине.

— Я Марк Уоллес, — представился тот. — Вы просили меня приехать, чтобы обсудить цветовую гамму помещения.

— Да-да, проходите. — Ли была несколько удивлена собственной логикой. Ведь Саймон Брэдфорд не мог быть единственным в мире обладателем белой «тойоты».

Пройдя внутрь, они приступили к обсуждению расцветок и типов краски, и в какой-то момент Ли заметила, что Марк поглядывает на остатки ее трапезы.

— Кстати, вы сегодня обедали? — поинтересовалась она.

— Да, в общем-то, не успел, — улыбнулся дизайнер. — Я опасался опоздать на встречу с вами.

Хоть он и не являлся Саймоном Брэдфордом, улыбка у него была приятная.

— Тогда я вам сейчас что-нибудь приготовлю.

— Мне не хотелось бы вас обременять…

— Вы меня ничуть не затрудните, — заверила Ли. — Я как раз решаю, что у меня будет в меню, и мне было бы интересно услышать ваше мнение. Кроме того, я открою бутылку своего нового вина. Мы с вами могли бы вместе определить, придется ли оно по вкусу посетителям.

Быстро приготовив закуску, Ли откупорила бутылку собственного каберне, разлила по бокалам, однако Марк сделал всего пару глотков.

— Мне ведь еще вести машину, — сказал он, принимаясь за второй сандвич.

Дизайнер уехал только часов в пять, пообещав через пару дней прислать по электронной почте свои окончательные рекомендации. Ли вернулась обратно к бару с чувством немалого удовлетворения. Покраска может обойтись даже дешевле, чем она предполагала. Кроме того, Марк весьма похвально отозвался как о ее планах, так и о еде. Довольная собой, Ли снова наполнила бокал и не спеша его осушила.

«Отличное вино», — оценила она и стала собирать пустую посуду.

Между делом в одной из коробок Ли обнаружила еще несколько бокалов с «алмазными» крапинками, что были заказаны в те дни, когда рядом с ней находился Джек Торн. И, вертя один из них в руках, она вдруг осознала, что еще ни разу из таких не пила.

«Ну что ж, — подумала Ли, наливая себе щедрую порцию, — надо непременно поднять бокал за тот день, когда Джек отсюда убрался».

Осушив его, она взглянула на бутылку. Вина в ней оставалось совсем немного, буквально на самом дне. Было бы глупо убирать до следующего раза столь малое количество, его, конечно же, следовало допить. Тем более что она заслужила этот маленький праздник: прекрасно обходится одна, без Джека Торна, и не просто обходится, а живет и преуспевает. И затевает новое дело.

Опорожнив бутылку, Ли встала из-за стола, подошла к двери и, устремив взгляд в сторону соседней фермы, приподняла бокал.

— На-ка, выкуси, самодовольный пижон, — произнесла она и с удовольствием допила остатки вина.

Продолжая думать о Саймоне, Ли вернулась обратно к бару. Она ни разу не напомнила ему о том вечере, однако ради того, чтобы без помех продвигаться по жизни и дальше, необходимо ему все высказать и тем самым окончательно избавиться от внутреннего дискомфорта. С этой мыслью Ли поставила пустой бокал на стойку и вышла на подворье, где уже начинало вечереть.

За ключами от легковушки надо было всего лишь зайти домой. Но стоило ли это делать? К тому же она выпила целую бутылку, так что садиться за руль не следовало. Однако для пешей прогулки путь был неблизкий, тем более что ее слегка покачивало. Впрочем, можно же взять рабочий пикап. Если проехать на нем через виноградник и подкатить прямо к задней ограде, то до дома Саймона останется пройти всего ничего. Таким образом, ей не придется выезжать на шоссе и беспокоиться по поводу своего… не совсем трезвого состояния.

Приняв такое решение, Ли уселась в пикап и, запустив движок, аккуратно вырулила на узкую грунтовку, протянувшуюся через виноградник.

Расстояние было небольшим, поэтому она даже не стала переключаться на вторую скорость. И, продолжая неспешное движение, принялась мысленно репетировать свое выступление перед Саймоном. Во-первых, она скажет ему, что именно он разрушил ее мечту и помешал ее устремлениям. А во-вторых — что все мужчины свиньи, и он среди них не исключение!

Она распалялась все больше, и ее нога все сильнее давила на педаль газа. Машина, ускоряя ход, подскакивала на неровностях дороги, но Ли не обращала на это внимания. Ее взгляд был устремлен вперед, на постройки соседней фермы, еще видимые в сгущающихся сумерках. Где-то там находился Саймон Брэдфорд, и ему предстояло выслушать все, что она намерена сказать!

Пикап меж тем проскочил последний ряд лозы, и перед капотом совершенно неожиданно вырос столб ограды. Ли поспешила вдавить педаль тормоза, однако автомобиль заскользил боком, его заднюю часть занесло, и он со скрежетом сминающегося металла и звоном бьющегося стекла врезался в опору. Ли бросило вперед, ее голова стукнулась о руль, надсадно загудел клаксон… И умолк он лишь после того, как она с трудом откинулась назад.

Саймон работал в своем кабинете, когда до него донесся звук автомобильного гудка. Несколько озадаченный, он подошел к стеклянным дверям, откуда открывался вид на винодельню. Там все было спокойно, как и должно быть по окончании рабочего дня. Но затем возле одного из столбов задней ограды Саймон заметил пикап со смятым капотом, и у него перехватило дыхание, когда он понял, кому он принадлежит. Распахнув двери, он выбежал наружу и помчался к месту аварии.

Клаксон прекратил свой рев, когда Саймон преодолел примерно половину расстояния. И, уже подбежав к машине, он увидел, что Ли пытается повернуть рукоятку дверцы. Откинув ее руку, Саймон рывком открыл неподдающуюся дверцу и потянулся к пострадавшей, чтобы помочь ей выбраться из кабины.

— Ли, что случилось? Ты в порядке?

— Отстань от меня! Я чувствую себя замечательно! — вылезая из машины, она попыталась оттолкнуть его руки.

— Ты не поранилась? — Он, тем не менее, продолжал ее поддерживать.

— Оставь меня в покое! — Ли стряхнула его ладони и сделала несколько нетвердых шагов в сторону.

Саймон смотрел на нее с растущим изумлением.

— Да ты пьяна, — проговорил он.

— И что с того? — с вызовом откликнулась она. — Это совершенно не твое дело. Хочу и пью.

Саймон даже не знал, смеяться ему или вызывать врача.

— Давай по крайней мере пройдем в дом, чтобы я мог удостовериться, что с тобой ничего не случилось.

— Я и так в полном порядке, и даже больше, чем в полном порядке, — продолжила огрызаться Ли, но все же позволила ему взять ее за руку и увести от машины. — Хотя я долго была в ужасном состоянии, причем исключительно по твоей вине.

— Вот как? — недоуменно переспросил Саймон.

— Конечно, по твоей. Ведь это ты устроил ту вечеринку и притащил на нее стриптизершу.

— Что-то не припомню!.. — еще больше удивился он. О чем она вообще говорит? Быть может, помимо шишки на лбу, она получила и более серьезную травму головы?

— Джек мне все рассказал. Что ты нанял ту девицу и подсунул ему. И он с ней переспал. Я сразу же учуяла ее духи, когда он явился домой. Ублюдок!

Зайдя вместе с Ли в дом, Саймон провел ее в гостиную и уложил на диван. После чего, склонившись над ней, внимательно рассмотрел опухоль и начинающий формироваться синяк.

— Нужен лед, — сказал он. — Лежи и не двигайся.

Саймон быстрым шагом направился на кухню, продолжая недоумевать. О чем она говорит? Какая стриптизерша? На той вечеринке, что он устроил три года назад, такой и в помине не было. А та женщина, которую соблазнил Джек Торн, была его собственная подруга. Именно для нее он приобрел перстень с бриллиантом и именно на ней собирался жениться.

Так или иначе, сейчас было бесполезно искать какой-то смысл в словах Ли. Она была пьяна и к тому же находилась в шоке после аварии.

Завернув извлеченный из холодильника лед в полотенце, Саймон вернулся в комнату и аккуратно положил компресс на лоб Ли. Она слегка вздрогнула.

— Держи крепче, — сказал он ей.

— Во всем виноват ты, — снова заговорила Л и, видимо, не в силах сдержать словесный поток. — Джек мне все рассказал. Что ты нанял стриптизершу… Он в тот вечер решил отпраздновать наш выигрыш в лотерею… Я простудилась, осталась дома, и ты подсунул ему ту девицу… Подарок, конечно, великолепный, но тем самым ты разрушил мою жизнь. — В глазах Ли появились слезы.

— Ты лежи здесь, — распорядился Саймон, уже всерьез встревоженный ее состоянием. — А я пойду, позвоню врачу.

Доктор, с которым он переговорил по телефону, его несколько успокоил. Поскольку Ли не теряла сознания, не испытывала тошноты и не имела провалов памяти, у нее вряд ли могли быть серьезные повреждения. Что же касается полубредового состояния, то оно, очевидно, было вызвано как опьянением, так и легкой контузией. Врач сказал Саймону, чтобы тот не позволял пострадавшей дальнейших возлияний и дал ей возможность как следует выспаться. Но при этом ее не следовало оставлять одну — кто-то обязательно должен был за ней присматривать на тот случай, если ушиб окажется более серьезным, чем представляется. И если проявятся симптомы сотрясения мозга, пострадавшую надлежало немедленно отвезти в больницу.

Когда Саймон вернулся в гостиную, ледяной компресс валялся на полу, а Ли уже почти спала, свернувшись на диване калачиком.

— Ли! — окликнул он ее. — Переберемся в кровать?

— Давай, — тихо пробормотала она, даже не пошевелившись.

Немного постояв, Саймон решил, что проще всего будет перенести Ли на руках. Он аккуратно поднял ее, и она тотчас же обвила руками его шею, прижалась головой к груди. Ощущения, которые Саймон при этом испытал, были очень приятными. Отнести Ли он решил в свою собственную спальню, поскольку там имелся примыкающий санузел, который мог ей понадобиться в течение ночи.

— Да нет, на самом деле ты не разрушил мою жизнь, — сонно пробормотала Ли, почти касаясь губами его уха. — Без Джека мне даже лучше, потому что он мерзавец, теперь я это понимаю. Впрочем, ты не многим лучше его… Почему я всегда западаю на отъявленных негодяев?

И, приподняв голову, она поцеловала его в губы.

Войдя в спальню, Саймон бережно уложил ее на кровать. Ли уже практически спала. Она тихо вздохнула и, перевернувшись на бок, с усталой улыбкой закрыла глаза. Ее дыхание было неглубоким и медленным, но вполне ровным. По всей видимости, она действительно не получила серьезного ущерба здоровью.

Осторожно, чтобы не побеспокоить ее, Саймон присел на край постели и задумался обо всем услышанном. Похоже, Джек Торн оказался еще большим лжецом, чем он предполагал. Да, сегодня многое стало наконец понятно. Выходит, все это время Ли именно на него возлагала вину за случившееся в тот вечер. Она считала, что именно он расстроил ее отношения с Торном, при этом, не подозревая, что тот разрушил и свои собственные надежды. Но ничего, завтра он выложит ей всю правду. И тогда их взаимоотношения наверняка станут совсем другими.

Продолжая сидеть на кровати, Саймон смотрел на спящую Ли. Она казалась такой юной и такой уязвимой с этим синяком на лбу. Ему очень хотелось лечь с ней рядом, заключить в объятия, снять ее боль. Хотелось…

Саймон заставил себя подняться. Он не имел никакого права сидеть здесь и глазеть на Ли. И уж тем более — позволять себе подобные мысли. Возможно, завтра все изменится, но пока он для нее не более чем друг. Так что спать он ляжет в другой комнате, оставив дверь открытой на тот случай, если Ли проснется и ей что-то понадобится.