Соединение произошло уже после второго гудка, однако вместо Хелен отозвался ее автоответчик. Поэтому Мэтт оставил короткое сообщение и повесил трубку. Голосовая почта не годилась для того, что он хотел сказать. Впрочем, это вообще был не телефонный разговор. Лучше он прямо с утра отправится в Сидней и поговорит с Хелен уже там.

Приняв такое решение, Мэтт вышел из дома и неспешным шагом двинулся в сторону конюшни. Некоторое время постоял, наблюдая за Кэсси и ее жеребенком. Возможно, она и была молода для того, чтобы стать матерью, однако детеныш у нее родился отличный — здоровый и сильный. Сегодня он выпустил их погулять в один из загонов, и жеребенок с явным удовольствием скакал и резвился, не отбегая при этом слишком далеко от матери. Для проявления большей самостоятельности время еще не пришло.

А настало ли время для того, чтобы сделать следующий шаг в его взаимоотношениях с Хелен? Ведь, в сущности, они знают друг друга совсем недолго. И занимаются совсем разными делами. Он искренне верил, что у них может быть совместное будущее, однако с трудом представлял их совместную жизнь. Ведь Хелен по натуре закоренелая горожанка, увлеченная своей работой и карьерой, а он — коневод, чувствующий себя дома только здесь, на природе. Но, несмотря на все эти различия, он не сомневался, что они просто созданы друг для друга. Он уверился в этом в тот вечер, когда на свет появился жеребенок у Кэсси. По всей видимости, Мэтт был первым и единственным человеком, кому Хелен рассказала о своем аборте.

Конечно, очень жаль, что она не может иметь детей. Из нее наверняка получилась бы отличная мать. После того ужина в ресторане они с Эли, похоже, стали настоящими подругами. Как бы там ни было, он не имел склонности зацикливаться на том, чего уже не изменить. Те ошибки, что Хелен совершила в прошлом, пусть там и останутся. Они просто помогли ей стать той женщиной, которой она являлась на данный момент, и с которой он хотел бы разделить свою жизнь.

И все же между ними по-прежнему существовало какое-то препятствие, какая-то тайна, которую Хелен пока ему не раскрыла. Он почувствовал это, когда она гостила у него в прошлый уик-энд, а потом еще больше уверился, что она что-то от него скрывает, во время непродолжительных разговоров по телефону. И теперь он был полон решимости выяснить, в чем же тут дело.

С этой мыслью Мэтт продолжил прерванную работу в конюшне. И когда некоторое время спустя раздался телефонный звонок, он был к этому уже готов. Звонила, вне всякого сомнения, Хелен.

— Извини, я не смогла тебе сразу ответить, — сказала она, как только он взял трубку. — Сегодня у нас тут сущий ад.

— Ничего страшного, — отозвался Мэтт. — Я прекрасно понимаю, что ты очень занята.

— Тогда подожди еще минутку…

И он услышал, как на том конце линии Хелен стала что-то кому-то говорить. Затем она снова переключилась на него.

— Это был Ричард, мой помощник. Я попросила его прикрыть дверь. В общем, сейчас у меня есть несколько свободных минут.

— И что же у вас стряслось? — поинтересовался Мэтт.

— Да видишь ли… Один из конкурирующих журналов опубликовал весьма громкую историю. О двух киноактерах и их взаимоотношениях.

— Ясно, — проговорил Мэтт, понимая, что речь идет о той самой пикантной истории, которую Хелен не решалась обнародовать.

— И вот теперь все прочие издания стараются не отстать. В том числе и мы.

— Но ты же никому ничего… — полувопросительно произнес Мэтт.

— Нет, конечно. — Хелен чуть помолчала, словно решая, стоит ли ей в чем-то оправдываться, после чего добавила: — Все это теперь не важно.

По ее голосу чувствовалось, что она ощущает себя не очень-то комфортно.

— Тебе, наверное, нелегко говорить на эту тему?

— Да нет, дело совсем в другом, — отозвалась Хелен. — Мэтт, я должна была тебе кое о чем рассказать еще в выходные.

Ну, вот и дождался… Ему было даже немного страшно услышать то, что собиралась сообщить Хелен.

— И о чем именно?

— Видишь ли, мне предложили другую работу.

Мэтт молчал, ожидая продолжения.

— Это очень значительный пост, в самом Нью-Йорке, — торопливо проговорила она. — Я должна дать окончательный ответ уже сегодня.

Мэтту казалось, будто под его ногами поплыла земля.

— И ты намерена согласиться?

— Это то, к чему я стремилась всю жизнь. — Голос Хелен слегка дрожал.

— Что ж, прими мои поздравления, — прибег к формальной фразе Мэтт, потому что все равно не смог бы выразить ту боль, которая его пронзила. — Тебя, несомненно, ждет большой успех.

— Спасибо.

Они оба довольно долго молчали, и Мэтт понимал, что завтра ему совершенно ни к чему ехать в Сидней.

— Извини, мне надо идти, — прервала, наконец, паузу Хелен. — В мою дверь уже стучат.

На этом их общение и закончилось.

Повесив трубку, Хелен прикрыла глаза. На самом деле в ее дверь никто не стучал — она была просто не в силах продолжать этот разговор. Несмотря на разделявшее их расстояние, она отчетливо ощущала боль Мэтта, потому что эта боль отдавалась в ее собственном сердце. Да, ей будет очень тяжело с ним расстаться.

Из-за двери кабинета доносился приглушенный гул голосов.

А вот с журналом «Жизнь Австралии» она распрощается с легкостью. Поскольку изначально рассматривала работу здесь только как очередную ступень на карьерной лестнице. Именно поэтому ей и был необходим успех «фермерского» проекта, который привлек к ней внимание наиболее весомых фигур в сфере массмедиа.

Хелен выдвинула ящик стола и извлекла оттуда папку с так и не опубликованным скандальным материалом. Если бы кто-то вдруг увидел эти фотографии, на ее карьере можно было бы поставить крест. В следующий раз она уже так не поступит. Потому что в журналистском мире Нью-Йорка, не знающем ни малейшей жалости, она будет просто обязана опубликовать подобную «бомбу», невзирая ни на какие последствия. Там она не сможет позволить себе какие-либо колебания.

Некоторое время Хелен взирала на папку, после чего встала и прошла с ней к измельчителю бумаги — аппарату, стоявшему в углу кабинета.

Что бы ни случилось с этими актерами и их семьями, ее совесть будет чиста. И работа здесь будет ей помниться лишь успехом «фермерского» проекта, а не ущербом, нанесенным репутации двух кинозвезд.

С этими мыслями Хелен медленно скормила аппарату листы и фотографии, наблюдая, как тоненькие полоски бумаги падают на дно пластиковой корзины.

Ну а еще воспоминания о работе здесь будут для нее связаны с образом Мэтта.

Пожар в буше — это нечто ужасное. Он пожирает абсолютно все на своем пути. Гонимый ветром огонь распространяется порой со скоростью несущейся во весь опор лошади, и даже быстрее. Иногда пламя скачет по кронам деревьев, обгоняя пытающегося спастись человека, чтобы потом снова прыгнуть вниз и окружить несчастного со всех сторон. Огонь буквально высасывает воздух из легких своих жертв. И оставляет за собой лишь черную выжженную пустыню.

Питер уже имел возможность наблюдать последствия таких пожаров, и потому, пока он мчался к ферме, его воображение рисовало самые мрачные картины, заставляя гнать мотоцикл как можно быстрее.

Каждый раз, взлетая на очередной подъем, он мог видеть стелющуюся впереди пелену черного дыма, которая становилась все шире и шире, пока практически полностью не закрыла небо. В отчаянном стремлении поскорее оказаться рядом с Донной и детьми Питер выжимал из мотоцикла предельную скорость, не думая о собственной безопасности.

По мере приближения к ферме запах дыма становился все сильнее, лицо обдувало пеплом и время от времени обжигало частичками горячей сажи. Протянувшийся сбоку выгон представлял собой обугленную дымящуюся пустыню, дальнейшему же распространению огня воспрепятствовало, по-видимому, сменившееся направление ветра. А впереди пламя продвигалось параллельно дороге, стремясь, как и сам Питер, к ферме.

Охваченный беспокойством, он крутанул рукоятку газа и стал обгонять ненасытный огонь.

Влетев на подворье, Питер резко затормозил и быстро огляделся. Все постройки были целы, однако в самое ближайшее время пламя должно было подобраться и к ним.

— Донна! — крикнул Питер. — Крис! Сара!

Ответа не последовало. В тревоге он соскочил с мотоцикла и завертелся на месте, ища признаки присутствия домочадцев. Затем расслышал рокот дизель-генератора и водяного насоса, доносящийся из-за дальнего угла дома, и побежал туда. Близнецы стояли под прикрытием резервуара, держа в руках шланг, который обычно использовался для перекачки воды из пробуренной скважины, только теперь она текла не в резервуар, а из него, и Крис с Сарой направляли струю на веранду и крышу дома.

— Папа! — в один голос выкрикнули брат и сестра, увидев Питера. И, бросив шланг, устремились к нему.

Присев на корточки, он обнял подбежавших детей.

— Слава Богу, вы целы.

— Донна велела нам оставаться здесь и поливать дом водой, — сказал Крис. — Ведь он же не сгорит, правда, пап?

— Не знаю, сынок, — ответил Питер. — Но мы сделаем все, чтобы его спасти. А где сама Донна?

— Она там, около гаража, — махнул рукой Крис. — Вместе с вертолетчиком. Они качают воду из другой скважины.

У Питера окончательно отлегло от сердца.

— Пап, я боюсь! — захныкала Сара, уткнувшись лицом в его рубашку.

— Я тебя понимаю, — мягко проговорил он. — Но все будет хорошо. Гуртовщики всей бригадой тоже едут сюда. Они помогут нам справиться с огнем.

Сара закивала головой, и Питер снова ее обнял.

— Слушай, Крис, — обратился он к сыну. — Я пойду, посмотрю, как там Донна, а вы с Сарой оставайтесь здесь. Продолжайте поливать дом, но от резервуара далеко не отходите. Понятно?

В случае ухудшения ситуации рядом с водой дети будут в наибольшей безопасности — деревья рядом отсутствовали, а редкая трава была скошена почти под корень. И если они будут продолжать расплескивать вокруг себя воду, то за них можно не беспокоиться.

— Понятно, пап, — кивнул Крис.

— Вот и хорошо. Присматривай за Сарой, я на тебя полагаюсь.

— Ладно.

Питеру не хотелось оставлять детей одних, однако ему было необходимо увидеть Донну. Ветер меж тем усиливался, и стелившийся по земле дым щипал глаза, обжигал легкие. Кашляя и отплевываясь, Питер бегом устремился к хозяйственным постройкам, где находилась еще одна скважина вместе с насосом для извлечения воды на поверхность. Он очень надеялся, что Донна действительно была там.

Еще не добежав до места, Питер заметил пилота Джима, который подтащил к насосу несколько дымящихся мешков, набитых соломой. Он подержал их под струей воды, пока они как следует не намокли, после чего поволок обратно.

— Джим! — окликнул Питер.

Пилот остановился и обернулся.

— Ветер меняет направление, — выдохнул он, когда Питер подбежал к нему. — Мы пытаемся задержать огонь по линии ограды.

— А где Донна?

Пилот вскинул руку.

Питер посмотрел в указанном направлении и разглядел силуэт Донны, выделяющийся на фоне бушующего огня. Размахивая сразу двумя намоченными мешками, она сбивала подбирающееся пламя. Однако увидел Питер не только ее — через горящую траву стремительно неслась черная туша с уже опаленной шкурой. И прежде чем он успел окликнуть девушку и предостеречь ее, огромный кабан проломил ограду и налетел прямо на Донну. Пронзительно вскрикнув, она рухнула на землю.

— Донна! — Питер бегом устремился к ней.

У него не было при себе никакого оружия, и если бы кабан продолжил атаку, его невозможно было бы остановить. Но к счастью, обезумевший от боли и страха зверь помчался дальше.

В считанные секунды Питер и Джим оказались рядом с Донной. Ее глаза были широко распахнуты, одежда уже успела пропитаться кровью. Она ухватилась за руку присевшего Питера, словно за спасательный круг.

Рванув на ней рубашку, он увидел в ее боку довольно широкую рану, которую кабан нанес одним из своих клыков.

— Питер… — Слабый голос Донны едва пробился сквозь рев бушующего огня.

— Все в порядке, я здесь.

Он не знал, расслышала ли его Донна. Ее веки медленно опустились, и девушка, по всей видимости, потеряла сознание.

— Ее нужно доставить в больницу, — проговорил Питер, стаскивая с себя рубашку.

Он прижал ее к кровоточащей ране, после чего взял также рубашку, протянутую Джимом. Давний обитатель буша, тот хорошо знал, что требуется в подобной ситуации.

— Добеги до детей, они около резервуара с водой, — сказал ему Питер. — В доме есть аптечка, пусть они тебе покажут.

После этого он поднял потерявшую сознание Донну на руки и бегом вернулся к сараям, где аккуратно уложил ее на мешки с зерном. Через несколько минут сюда же примчались Джим и близнецы. Как только дети увидели Донну, их лица вытянулись, а Сара еще и заплакала.

— Ничего страшного, — постарался успокоить девочку Питер. — Мы отправим ее в больницу, на самолете. Но сначала я должен наложить на рану повязку. Пока я буду это делать, вы с Крисом идите в машину.

Он взглянул на Джима, и тот, все поняв, повел детей к пикапу. Как только они ушли, Питер отнял от бока Донны пропитанные кровью рубашки. Рана по-прежнему обильно кровоточила. Преодолев секундный страх, он достал из аптечки бинт и, наложив на рану тампон, туго ее перевязал. Затем взял шприц и пузырек с прозрачной жидкостью.

Обычно столь сильное обезболивающее использовалось только с санкции врача, однако после смерти жены Питер решил, что здесь, в Ривер-Даунсе, общепринятые правила неприменимы, и потому предпринял меры на случай возникновения критической ситуации.

Закусив губу, он аккуратно ввел иглу под кожу Донны и нажал на поршень. Для того чтобы сделать что-то еще, времени уже не оставалось.

Питер перенес Донну к машине, поместил ее рядом с детьми и, усевшись за руль, тронулся с места. Огонь бушевал по-прежнему, но дорогу к взлетно-посадочной полосе он пока не затронул. Также в целости и сохранности пребывал находящийся там самолет, всегда заправленный горючим и готовый к взлету. Питер расположил Донну на заднем сиденье, посадил рядом с ней детей и вручил им таблетки и бутылку с водой.

— Если Донна очнется, — сказал он, — рана будет очень болеть. Поэтому нужно будет заставить ее проглотить эти таблетки. Вы ведь сможете это сделать?

— Да, папа, — кивнула Сара, еще не отошедшая от пережитого страха.

Питер на секунду обнял ее, после чего уселся за штурвал, молясь о том, чтобы до конца полета Донна оставалась в бессознательном состоянии. Щелкнув тумблерами, он запустил мотор, и единственный пропеллер небольшого самолета начал раскручиваться. Питер сделал глубокий вдох и постарался изгнать из головы мысли о Донне. Все его внимание должно быть сосредоточено исключительно на пилотировании.

Вырулив к началу полосы, он развернулся, увеличил обороты, и через минуту разогнавшийся самолет взмыл в задымленное небо. Заложив вираж, Питер увидел широкий фронт пожара, который продолжал продвигаться дальше, уничтожая все, что попадалось на его пути. Где-то там, внизу, подоспевшие гуртовщики уже, вероятно, боролись за спасение его фермы. Питер мысленно пожелал им удачи и, взяв курс на северо-восток, в сторону городка Кэтрин, включил радиопередатчик.

— «Браво Танго Индия» вызывает «Тиндал», — проговорил он в микрофон. — Направляюсь к вам с пострадавшей, которой требуется срочная медицинская помощь.

— «Браво Танго Индия», это «Тиндал», — практически сразу прозвучало в динамике. — Вас понял. Какое у вас подлетное время?

— «Тиндал», мое подлетное время — шестьдесят минут.

— Вас понял: шестьдесят минут. Вам требуется машина «скорой помощи»?

— Да. У меня на борту раненая, потерявшая много крови, она без сознания. — Питеру пришлось приложить усилие к тому, чтобы его голос оставался спокойным.

— Вас понял. Выйду с вами на связь чуть позже. Конец связи.

Обернувшись, Питер посмотрел на близнецов и Донну. По-прежнему без сознания, она полулежала на сиденье, откинув голову на спинку. Сидящая рядом Сара крепко сжимала ее руку.

— Вы ведь слышали? — спросил Питер. — На аэродроме нас будет ждать машина «скорой помощи». Так что не волнуйтесь.

Он заставил себя улыбнуться. И вновь сосредоточил внимание на управлении самолетом. Скользнув взглядом по индикаторам приборной панели, Питер мысленно помолился о том, чтобы его надежды оправдались.

Донне не хотелось просыпаться, потому что тогда ей снова придется сражаться с наступающим пламенем. Пожар дышал жаром, разлетающаяся по воздуху сажа обжигала кожу. Проснуться — значит, в полной мере ощутить боль, не покидающую ее даже в забытьи. Проснуться — значит, вновь предстать перед диким зверем с огненными глазами и ужасными клыками.

Донна пошевелила головой. Нет… нет… Она не будет просыпаться. Потом почувствовала, как ее щеки коснулась чья-то ладонь — прохладная, мягкая… Она все же разлепила веки и разглядела улыбающееся лицо девушки-аборигенки.

— Доброе утро, — поприветствовала та.

— Где я? — пробормотала Донна.

— Вы в больнице, в городе Кэтрин, — сообщила медсестра. — И у вас все будет хорошо.

— В больнице?..

— Если у вас перед глазами стоит туман, то не беспокойтесь. Это еще не закончилось воздействие анестезии. — Медсестра помогла Донне приподнять голову и поднесла к ее губам стакан с чем-то прохладным и сладким. — Вас доставили сюда ваши близкие, — добавила она. — Они провели рядом с вами всю ночь.

— Мои близкие? — удивилась Донна.

Но ведь ее семья находится в Англии. О ком говорит эта девушка?

Медсестра кивнула в сторону соседней кровати. Донна осторожно повернула голову и обнаружила там Сару и Криса, которые крепко спали. Когда она видела их в последний раз, они были грязными и закопченными, теперь же — чистыми, умытыми и облаченными в больничные пижамы. На них было просто приятно посмотреть. При воспоминании об опасности, которой они все вместе подверглись, у Донны сжалось сердце. Это было… вроде бы не далее, как вчера. От удара молнии начался пожар, а они остались на ферме совершенно одни, без Питера, который мог бы им помочь…

— А где Питер? — почти прошептала она.

Медсестра указала на кресло, стоявшее между задними спинками обеих кроватей. Полулежащий в этом кресле Питер тоже был погружен в сон. Хоть он и умывался, на его лице все же остались следы копоти. На Питере была длинная больничная рубашка, из-под которой выглядывали его собственные потрепанные и испачканные брюки.

— Он просидел рядом с вами всю ночь, — сказала медсестра. — Может, его разбудить?

— Нет, не надо, — мотнула головой Донна.

— Ну ладно, — улыбнулась девушка. — Если вам что-то понадобится, то вот здесь кнопка звонка.

Донна кивнула, и медсестра вышла из палаты.

Морщась от боли в боку, Донна устроилась в своих подушках повыше. Ее живот был перебинтован, от правой руки тянулась трубка капельницы, но, несмотря на все это, чувствовала она себя достаточно хорошо. Возможно, причиной тому было воздействие лекарств, а может, присутствие Питера и близнецов — «ее близких», как назвала их медсестра. Как бы ей хотелось, чтоб так оно и было!

Меж тем расположившийся в кресле Питер шевельнулся, его веки дрогнули и затем поднялись.

— Привет, — сказала ему Донна.

Он тотчас же вскочил на ноги и в мгновение ока оказался рядом с ней.

— Ты уже проснулась?.. Как себя чувствуешь?

— Нормально, — ответила она. — Но я пока словно в каком-то тумане, видимо, из-за лекарств.

— Слава Богу! Я так за тебя волновался!

— Я как-то смутно все помню, — продолжала Донна. — Сначала начался пожар, потом прилетел самолет, к нам прибежал этот парень…

— Джим, — подсказал Питер.

— Да, Джим. Мы вместе сбивали пламя, а потом прямо из огня на меня набросился какой-то зверь…

— Это был дикий кабан. — Питер присел на край постели. — Он совершенно случайно выскочил на тебя, спасаясь от пожара, и мимоходом пропорол бок своим клыком. Кроме того, как сказал врач, у тебя треснуло одно ребро.

Донна содрогнулась при воспоминании о том моменте.

— Вот так со мной и бывает, — с оттенком горечи произнесла она. — Я всегда оказываюсь не в том месте и не в то время.

— Вовсе нет, — возразил Питер. И, сделав глубокий вдох, продолжил: — Когда мы летели сюда… а потом ночью здесь, в палате, я очень много думал… — Он умолк.

Донна тоже молчала, ожидая последующих слов.

— Моя жена Карен… ее уже давно нет рядом, но со мной по-прежнему остается чувство вины. Потому что это я повинен в ее смерти.

— Ты?..

— Да нет, не напрямую, конечно… Произошел несчастный случай. Она тогда упала с лошади, ударилась о дерево и сломала позвоночник. И умерла, прежде чем подоспела помощь. На все воля Божья, но все эти годы меня никогда не покидает раскаяние, потому что именно я привез ее в Ривер-Даунс.

— Но ведь она не стала бы тебя обвинять? — проговорила Донна.

— Нет, конечно. Но я все равно не мог избавиться от ощущения вины. А потом, когда появилась ты… и я начал испытывать к тебе… В общем, это ощущение только усилилось.

Питер взял ладонь Донны и, поглаживая ее, продолжил:

— Я помню свою любовь к Карен, я и сейчас люблю ее где-то в глубине души. Но с недавних пор именно тебя я стремился увидеть, приходя вечером домой, именно о тебе думал по ночам. Я влюбился в тебя, и это меня пугает.

У Донны на секунду остановилось дыхание.

— Но почему?

— А вдруг что-то подобное случится опять? — В словах Питера звучал пережитый накануне страх. — Когда я узнал о пожаре, когда увидел, как на тебя налетел кабан, я испугался, что потеряю также и тебя. Я бы не смог этого пережить.

— Ты меня не потеряешь, — заверила Донна. — Когда я, уже после встречи с кабаном, открыла глаза и увидела тебя, я поняла, что все будет хорошо, что ты обо мне позаботишься.

— Я всегда буду это делать. Если ты, конечно, вернешься на ферму. Я все пойму, если после того, что произошло, ты…

Приложив палец к губам Питера, Донна заставила его замолчать.

— Даже не пытайся от меня избавиться, — сказала она. — Я не желаю никуда уезжать.

Подавшись вперед, Питер прильнул к ее губам, и Донна не обращая внимания на боль в боку, приподнялась ему навстречу, обвила руками его шею. Затем снова откинулась на подушки, заметно при этом содрогнувшись.

— Может, позвать врача? — встревожился Питер. — Возможно, тебе надо ввести дополнительную дозу болеутоляющего.

— Да, наверное, мне не помешает чего-нибудь впрыснуть, — с вымученной улыбкой согласилась Донна.

— Тогда я пошел за доктором. — Питер начал подниматься.

— Подожди минуту… Давай сначала разбудим детей и скажем им, что со мной не произошло ничего страшного… и все будет хорошо.

— С этим тоже можно подождать, — проговорил Питер.

И их губы снова сомкнулись в поцелуе.

Похмелье, которое испытывала Ли, было просто ужасным. Она лежала на кровати, не решаясь открыть глаза. Уж если она так себя чувствует после употребления собственного вина, то ей, наверное, вообще не следует заниматься виноделием. Никто не станет пить то, что вызывает подобные ощущения. Кто же захочет терять рассудок из-за пары бокалов?..

Ли подняла руку, чтобы убрать с лица разметавшиеся волосы, и невольно ойкнула.

Нет, дело тут было не только в похмельном синдроме. Она осторожно провела пальцами по лбу и обнаружила огромную шишку.

Поколебавшись, Ли все же открыла глаза. Стены и потолок комнаты, в которой она очнулась, были вроде бы незнакомыми, но сейчас это ее мало заботило. Главное — подняться, не позволив при этом отвалиться голове. На это ушло около двух мучительных минут, и когда окружающее пространство перестало вращаться. Ли осознала, что помещение действительно какое-то чужое, и у нее не было ни малейшего понятия, где она находится.

Но Ли решила пока не беспокоиться. Теперь перед ней стояла другая задача — заставить собственные ноги доставить непослушное тело к двери, за которой, судя по всему, располагалась ванная.

За той дверью и в самом деле оказался туалет, и он был таким же незнакомым, как и спальня. Но Ли по-прежнему все это не волновало. Она омыла лицо холодной водой, напилась из сложенных ладоней, после чего рассмотрела в зеркале свой лоб. Шишка была, конечно, не то чтобы огромная, но зато имела насыщенный фиолетово-синий цвет.

Ли еще попила воды и вернулась в спальню, чтобы попытаться разобраться в том, что произошло вечером накануне.

Она помнила, как открыла бутылку вина, желая угостить приехавшего дизайнера, помнила, как сама потом пила из бокала, усыпанного алмазными крапинками. Вспоминалась вроде бы и опустошенная бутылка, однако все последующее было словно затянуто туманом. Но возможно, ей будет легче восстановить картину событий, если она выяснит, где сейчас находится.

Не имея достаточных сил или же достаточной смелости на то, чтобы покинуть нынешнее пристанище, Ли подошла к окну, раздвинула шторы и выглянула наружу.

— Не может быть!..

Она сразу же опознала постройки, расположенные по другую сторону идеально подстриженной лужайки. Прямо напротив окна красовалась винодельня Саймона Брэдфорда, а это значило, что она занимает кровать в его доме!

Ли повнимательнее рассмотрела интерьер комнаты. На постели не было каких-либо декоративных подушечек, рядом с дверью висел обычный синий халат. Что же касается ванной, то там она тоже не заметила следов косметики и парфюмерии. Или каких-то иных дамских принадлежностей. Комната была абсолютно мужской. А если еще точнее, это была спальня Саймона Брэдфорда. И она провела ночь в его постели!

Ли схватилась за голову, задев при этом ушибленный лоб и вздрогнув от боли.

Ей нужно было четко восстановить в памяти все, что с ней происходило. Быстро проведя внешнюю ревизию, она удостоверилась, что вся одежда по-прежнему на ней, за исключением обуви, валявшейся рядом с кроватью. Это было хорошим знаком. И если несколько минут посидеть спокойно, ее память, возможно, полностью восстановится.

Значит, так… Вчера, распрощавшись с дизайнером, она допила вино из откупоренной бутылки, после чего… решила куда-то поехать. Очевидно, именно сюда, к Саймону. Должно быть, она и впрямь была к этому времени сильно пьяна. Но как она сюда добралась? Остановила на шоссе проходящую машину? Да нет, вряд ли…

И тут воспоминания хлынули, словно поток воды из прорванной дамбы. Ли вспомнила, как зачем-то гнала через виноградники свой пикап, как врезалась в столб ограды. Именно этим объяснялись и наличие шишки у нее на лбу, и ужасная головная боль, грозившая расколоть череп. Еще смутно помнился Саймон, ведущий ее в свой дом. И больше ничего.

С трудом передвигая ноги, Ли снова приблизилась к окну. Людей на винодельне и подворье, кажется, не было. Но если работники Саймона еще и не пришли, то очень скоро они появятся. Так что надо без промедления отсюда убираться.

Ли натянула на ноги обувь, осторожно подошла к двери и, приоткрыв ее, прислушалась. В доме вроде бы царила абсолютная тишина. Интересно было бы знать, где ночевал сам Саймон. Если он еще не проснулся, то ей очень повезло. Выйдя из спальни, Ли на цыпочках добралась до входной двери, тихо, словно мышка, отворила ее и выскользнула наружу.

От встретившей ее утренней прохлады Ли содрогнулась и, вжав голову в плечи, устремилась через лужайку к дороге. Хотя, возможно, это похмельные муки заставили ее скрючиться подобно старухе.

Увидев свой рабочий пикап, впечатавшийся в один из столбов ограды, она едва не споткнулась на ровном месте. Передние фары были разбиты, капот и решетка радиатора — вмяты внутрь, дверца со стороны водительского места — распахнута. Либо она была просто не закрыта, либо тоже повреждена.

Ли опустилась на травянистый склон, протянувшийся вдоль дороги. Было совершенно не важно, насколько серьезно повреждена ее машина, — она все равно не поедет на ней домой. Ее голова раскалывалась, руки дрожали — она не до такой степени глупа, чтобы в подобном состоянии садиться за руль. Да, уж этим-то утром она будет умнее, чем накануне. Вчера же дело обстояло иначе, и вот чем все закончилось.

Воспоминания меж тем продолжали прорываться сквозь застилавший сознание туман. Кажется, вчера она говорила о своем бывшем женихе Джеке Торне. Еще смутно помнились объятия Саймона… Впрочем, нет, он просто нес ее на руках. А она…

— Доброе утро. Я не думал, что ты так рано проснешься.

Рядом с ней присел подошедший Саймон, и Ли едва Не вскрикнула от неожиданности. Она совершенно не слышала, как он приблизился. Шанс ускользнуть незаметно, избежав встречи с ним, был упущен.

— Возможно, это облегчит твое состояние. — Саймон протянул ей кружку с дымящимся кофе.

— Спасибо. — Ли ухватилась за кружку, как утопающий за спасательный круг. И, чуть подув, сделала несколько глотков. Кофе действительно принес некоторое облегчение. Но он вряд ли мог сделать более легким предстоящий разговор.

— Вообще я собирался подать тебе кофе прямо в постель, но потом увидел, что ты решила подышать свежим воздухом. — Саймон отхлебнул из своей кружки, делая вид, что не замечает ее напряженности. — Как ты себя чувствуешь?

— Терпимо, — отозвалась Ли.

— Из вчерашнего что-нибудь помнишь?

— Кое-что, — подтвердила она, испытывая желание напрочь позабыть свой конфуз. Саймон, наверное, прямо-таки наслаждается ее неловкостью.

— Я спрашиваю лишь для того, чтобы проверить, нет ли у тебя сотрясения, — пояснил он. — Доктор сказал, что если наутро ты не сможешь вспомнить вчерашние события, тебя нужно будет привезти к нему на осмотр.

— Ну… Я ближе к вечеру села в машину. Потом это дурацкое столкновение со столбом. Определенно помню, как ты вел меня к себе. Как положил мне на лоб ледяной компресс. — Последнее обстоятельство вспомнилось Ли как раз сейчас.

— Что ж, хорошо. А те слова, которые ты мне говорила?

К своему прискорбию, она помнила теперь и это.

Повернув голову, Саймон вгляделся в ее лицо.

— Думаю, что не забыла. И мне хотелось бы, чтобы ты их повторила.

Ну, уж этого-то она делать не собиралась.

— Послушай… Я очень ценю твою заботу. Я все прекрасно помню, и у меня нет никакого сотрясения. Так что передай своему доктору, что он может за меня не переживать.

— Это нужно не доктору, а мне. Я хочу, чтобы ты повторила то, что сказала мне вчера. Сейчас ты гораздо трезвее, поэтому надеюсь, что твоя речь будет более осмысленной.

— Почему я должна что-то повторять? Это давняя история, и ты ее прекрасно знаешь.

— Но все равно… Повтори свои слова еще раз.

Ли была очень слаба, и у нее слишком болела голова, чтобы о чем-то спорить. Как видно, она приперлась вчера к Саймону именно для того, чтобы высказать ему все, что о нем думает. Что ж, это можно сделать и сейчас, ситуация вряд ли станет хуже.

— Ну тогда слушай с самого начала, — жестким тоном заговорила Ли. — Три года назад, вскоре после приобретения фермы, мы с Джеком выиграли в лотерею. Хоть и не миллионы, но довольно значительную сумму. Достаточную, чтобы наладить хозяйство и отложить кое-что на будущее. На наше совместное будущее, которое оказалось пшиком.

Высказывая наболевшее, она словно выпускала из руки горячий уголек, жгущий ее ладонь все эти годы.

— Ты тогда еще устроил вечеринку, уже не помню, по какому поводу, и, поскольку я приболела, Джек отправился к тебе один. А когда вернулся домой… — Голос Ли дрогнул. Хотя та боль давно ушла, воспоминание о ней осталось. — Когда он вернулся домой, я сразу почувствовала, что он побывал в постели с женщиной. — Она умолкла.

— И он сказал тебе… — подтолкнул Саймон, когда пауза несколько затянулась.

— Он сказал, что ты нанял стриптизершу. Точнее — проститутку. И предоставил ему в качестве своеобразного подарка.

— И ты этому поверила?

— А почему бы нет? Я была вынуждена ему поверить, и в результате нашей помолвке пришел конец.

— Ты ее разорвала…

— Он говорил, что та связь ничего для него не значила, однако его поступок имел огромное значение для меня, я больше не могла ему доверять. Если он поступил так один раз, то мог сделать это и повторно. Думаю, даже если бы я его не прогнала, он все равно бы ушел. Лотерейный билет был записан на его имя… Так что, прихватив все деньги, он исчез, а мне осталась ферма и наши общие долги.

Поставив пустую чашку на землю, Л и взглянула на Саймона. Уголки его губ были приподняты в усмешке.

— Вот я и поехала вчера сюда, — медленно проговорила она. — Чтобы поблагодарить тебя, прохвоста, за то, что ты испортил мне жизнь.

Саймон расхохотался. Он понимал, что этого не следует делать, однако не мог сдержаться. Все наконец-то прояснилось. Теперь он понимал Ли и, что не менее важно, — самого себя. Оставалось лишь разъяснить все этой глупышке.

Девушка, оскорбленная его смехом, сделала попытку подняться, содрогнувшись от пронзившей голову боли. Взяв ее за руку, он мягко усалил ее обратно рядом с собой.

— Ли, извини… Я смеюсь вовсе не над тобой, а над нами обоими.

Она взирала на него с озадаченным видом. Стараясь, чтобы его голос звучал абсолютно спокойно, Саймон продолжил:

— Та особа не была стриптизершей. Это была моя подруга, почти невеста.

— Что?..

— Та девица была моей подругой, и на той вечеринке я собирался сделать ей предложение. У меня был даже приготовлен перстень.

Рассказывая об этом, Саймон испытывал лишь облегчение. Жаль только, что Ли с таким запозданием узнала правду. Она уже не пыталась уйти, но он все равно продолжал держать ее за руку. Просто потому, что ему это было приятно.

— Я пошел ее искать и застукал вместе с Джеком… — Саймону не хотелось описывать, в каком виде он обнаружил эту парочку. Они уединились на заднем сиденье чьей-то машины и были настолько увлечены друг другом, что даже не заметили его. — Думаю, все дело было в деньгах, — добавил он. — Джек весь вечер хвастался вашим выигрышем.

Саймон видел негодование в глазах Ли, но теперь оно, конечно, было направлено не на него.

— Выходит, он одурачил нас обоих…

Саймон кивнул.

— А я все это время обвиняла тебя, — покачала головой Ли. — И как я могла так повестись? Ведь ты совсем другой человек, не такой, как Джек… Он просто мерзавец! Он, наверное, всегда им был, я просто вовремя это не разглядела.

— Что теперь говорить, — пожал плечами Саймон. — Сейчас мне кажется, что он оказал нам обоим неплохую услугу.

Некоторое время они молчали, каждый погруженный в собственные мысли. Саймон по-прежнему держал Ли за руку, и его радовало, что она не пытается ее убрать.

— Ты извини, что я подослал к тебе Йена, — прервал он затянувшуюся паузу. — Я просто подумал… Вообще изначально та идея казалась удачной и вполне безобидной. У меня не было намерения причинить тебе боль.

— Да я знаю, — отозвалась Ли. — Все это теперь не важно. Этот случай в какой-то мере мне даже помог. Я смогла окончательно прийти в себя после разрыва с Джеком.

— Значит, отныне мы можем быть добрыми соседями? — спросил Саймон.

Ли улыбнулась. Он смотрел, как поднимаются уголки ее губ, как вокруг ее изумительных глаз образуются мельчайшие морщинки.

— Думаю, что так, — ответила она.

Саймон сделал глубокий вдох. Три года назад он попробовал строить планы на будущее, до мельчайших подробностей продумал, как пройдет та вечеринка, однако все его построения рухнули в одночасье. Происходящее нынешним утром не было запланировано, но кто знает…

— Быть может, у нас есть шанс стать даже больше, чем просто добрыми соседями?

Ли повернула голову, и они долго смотрели друг другу в глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… Вчера ты меня поцеловала.

— Поцеловала?.. — Это слово прозвучало скорее утвердительно, нежели вопросительно. По глазам Ли было видно, что она прекрасно все помнит.

— Ну да. Ты что, забыла?

— Что-то такое припоминаю, — протянула она, сдерживая улыбку. — И каково это было?

— Ну, это было… очень приятно.

— И только?

— В твою защиту напомню, что ты была под хмельком и слегка контужена. С учетом всего этого поцелуй — это уже немалое достижение.

Несколько секунд Ли, похоже, обдумывала услышанное.

— У меня есть возможность повторить попытку? — поинтересовалась она затем.

Саймон улыбнулся. День начинался как нельзя лучше.

— Ну, если тебе так хочется…

На этот раз поцелуй Ли был просто бесподобным.

— Как поедем, парень? — спросил таксист, не отрывая глаз от дороги. — По мосту или через тоннель?

— Лучше по мосту, — отозвался Грег.

— Ладно.

Грег продолжил взирать на открывающуюся за стеклом автомобиля городскую перспективу с высотными зданиями и сверкающим шпилем башни Сентерпойнт. Гавань раскинулась где-то впереди — он видел ее из иллюминатора самолета, когда тот заходил на посадку. Она оказалась более обширной, а вода в ней была более голубой, чем он думал. И вообще практически все здесь оказалось более крупным и впечатляющим, нежели представлялось прежде. Он уже успел влюбиться в этот город.

— В первый раз?

— Простите, не понял? — повернулся Грег к таксисту.

— Вы раньше не были в Сиднее?

— Нет… Тут есть на что посмотреть.

— Да уж конечно! — добродушно засмеялся водитель. — И надолго к нам?

Грег и сам не знал ответа на этот вопрос. Он приехал сюда либо на день, либо навсегда. Пока это было неизвестно. Многое зависело от того, что его ждет в том месте, куда он направлялся.

Решение ему помогла принять окончательная размолвка с отцом. Заниматься сбором следующего урожая он уже не станет, и его будущее зависело теперь только от него самого. Однако сейчас, осознавая всю дерзость своих замыслов, он не знал, хватит ли ему сил. Есть ли у него шансы преуспеть в этом мегаполисе, если тот же таксист сразу опознал в нем провинциала?

Грег достал из кармана свой серебряный амулет и стал вертеть его в пальцах, ища поддержку и успокоение в хорошо знакомых линиях. И это действительно помогло снять напряжение, остановить дрожь в руках. Что бы ни случилось, с фермой и сахарным тростником покончено. Он создаст для себя новую жизнь.

Такси меж тем приближалось к мосту. И когда машина, проскочив между мощными каменными пилонами, помчалась по этому грандиозному сооружению, Грег не мог не испытать восторг. Не беспокоясь более по поводу своей провинциальности, он выгнул шею и воззрился на парящую в вышине огромную металлическую арку. Зрелище действительно было впечатляющим.

Залив они пересекли слишком уж быстро. Грег вспомнил, как где-то читал, что по арке моста можно запросто прогуляться пешком. Возможно, однажды он это и сделает, но только не сегодня. Потому что нынче его ожидали куда более важные дела.

Вскоре машина выехала на неширокую улицу, по обеим сторонам которой росли деревья, и подкатила к небольшому кирпичному строению. Грег расплатился с водителем и, выйдя из машины, приблизился к двери, забранной металлической решеткой. Взглянул на закрепленную сбоку латунную табличку и, убедившись, что прибыл, куда нужно, вдавил кнопку звонка.

— Слушаю вас, — донеслось через пару секунд из динамика домофона.

— Это Грег Андерсон. У меня назначена встреча с мистером… — Он замялся, будучи не в состоянии внятно произнести имя нужного человека.

— Входите.

Щелкнул замок решетки, после чего отомкнулась расположенная за ней стеклянная дверь. И когда Грег прошел в небольшой, великолепно обставленный вестибюль, на пороге одной из боковых комнат появился невысокий мужчина азиатской внешности.

— Здравствуйте, Грег, рад вас видеть. Я Чатри.

Грег пожал протянутую руку.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться.

— Да не за что. Рекомендация Молли имеет для меня огромный вес. К тому же мне понравились присланные вами фотографии.

Грег пробормотал еще какие-то слова благодарности, стараясь не думать об упомянутой Молли. Однако это было все равно, что пытаться не дышать. Уже несколько часов, с того момента, как он покинул свой дом, расположенный более чем в двух тысячах километров отсюда, ее образ практически ни на секунду не покидал его мысли. И теперь его будоражило осознание того, что он находится в том же городе, что и она. Ему не терпелось увидеть Молли, но позвонить ей он пока не мог. Сначала нужно было самому прояснить кое-какие вопросы, прежде чем спрашивать о чем-то ее.

— Ну что ж, — прервал его размышления Чатри. — Давайте пройдем в мастерскую. Мне очень интересно посмотреть, что вы привезли.

Грег на ходу стал открывать рюкзак, который на протяжении всего пути от Квинсленда оберегал словно ребенка. Внутри, находились изготовленные им украшения, в том числе и та брошь в виде крыла, над которой он начал трудиться в присутствии Молли. Теперь эта брошь была закончена, и Грег считал ее своим лучшим изделием. Он также привез пару колец и еще кое-какие вещи, надеясь, что все это поможет убедить Чатри в наличии у него способностей. Было бы, конечно, лучше представить все эти украшения в бархатных коробочках, вместо того чтобы извлекать их из футболок и носков, в которые они были укутаны для защиты от повреждений.

Чатри провел его в просторное светлое помещение, где имелось самое разнообразное оборудование, используемое в ювелирном деле. И Грег вдруг понял, что этот человек вряд ли обратит особое внимание на то, в какой «оболочке» находятся привезенные изделия. Он был художником, и для него главное значение имело качество работы.

Когда около часа спустя Грег вышел обратно на улицу, его рюкзак был уже значительно легче. Потому что изготовленные им украшения остались в большом сейфе, что стоял в мастерской у Чатри. Ювелиру понравились его изделия, и он сразу же предложил выставить их на продажу в принадлежащем ему бутике. Более того, он также пригласил его работать вместе с ним. Детали еще нужно было обговорить, однако как только он обоснуется в Сиднее, рабочее место ему будет уже обеспечено. Так что отныне ему больше не придется заниматься посадкой и сбором сахарного тростника.

Теперь надо было поскорее встретиться с Молли.

В своем послании по электронной почте она указала номера своих телефонов — как мобильного, так и домашнего. Сначала Грег позвонил на мобильный, однако услышал бесстрастное уведомление о том, что абонент либо не доступен, либо его телефон отключен. При звонке же на домашний на связь вышел автоответчик. Грег с улыбкой прослушал запись с голосом Молли, но сообщение оставлять не стал. Пролистав телефонную книгу возле ближайшего таксофона, он узнал номер ее дома, который, как оказалось, находился совсем недалеко, в районе Уэвертон, и, взяв такси, добрался туда в считанные минуты. На табличке рядом с домофоном значились ее имя и фамилия. При нажатии на нужную кнопку отклика не последовало, но Грег не очень-то на это и надеялся. Ничего страшного, можно и подождать.

В расположенном неподалеку заведении он взял себе кофе и сандвич. И когда вернулся обратно, из дома как раз выходил один из жильцов. С невинной улыбкой Грег проскользнул в подъезд и поднялся на лифте на нужный этаж. Он расположился на коврике перед дверью. Был еще только полдень. Скорее всего, Молли вернется ближе к вечеру, но он ее дождется.

Молли недовольно взглянула на свое отражение. От недосыпания ее глаза были красными, чего она терпеть не могла. Из Перта самолет вылетел с немалой задержкой, в самом начале дня по местному времени, и приземлился в аэропорту Кингсфорд-Смит в семь часов утра уже по сиднейскому. За весь перелет она практически не сомкнула глаз, а потому была очень уставшей и раздраженной.

Даже в столь ранний час движение на дороге, ведущей из аэропорта в город, было очень интенсивным. Сидя в такси, которое как раз нырнуло в проложенный под гаванью тоннель, Молли желала лишь одного — добраться поскорее до дома, принять душ и хотя бы немного поспать. Во второй половине дня у нее была назначена фотосессия в оперном театре, и ей хотелось явиться туда по крайней мере в работоспособном состоянии.

Когда машина подкатила, наконец, к ее подъезду, Молли расплатилась с водителем, забрала из багажника свой компактный чемодан и, сделав несколько шагов по направлению к двери, внезапно остановилась. На верхней ступеньке лестницы, озаренный лучами утреннего солнца, сидел немного помятый парень, держа в руках пластиковый стакан с кофе и круассан.

— Грег? — изумленно произнесла она.

Тот поднял глаза, и его лицо расплылось в улыбке, заставившей подскочить ее сердце.

— Молли! — Грег вскочил на ноги и, сбежав по ступеням, приблизился к ней. На мгновение показалось, что он собирается ее обнять, однако этого не произошло, и он просто застыл на месте, продолжая улыбаться.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Жду тебя, — ответил он. — И уже почти не надеялся на удачу.

— Вот как? — Молли была в некотором замешательстве. — А когда ты прилетел в Сидней? Сколько дней здесь находишься?

Она не успела его обо всем расспросить, поскольку за ее спиной раздался автомобильный гудок. Это оказалось подъехавшее такси, водителю которого Грег махнул рукой.

— Молли, это за мной, мне нужно успеть на самолет. Пожалуйста, проводи меня до аэропорта.

— До аэропорта?.. Но я только что оттуда. — Ее мучения, как видно, и не думали заканчиваться. — Грег, что вообще происходит?

— Я дожидаюсь тебя здесь со вчерашнего дня. Теперь же мне надо лететь обратно в Таунсвилл, однако нам необходимо поговорить. — Он взял обе ее ладони в свои. — Пожалуйста, съезди со мной в аэропорт.

Молли взглянула на его помятую одежду, небритые щеки.

— Так ты что, провел ночь прямо здесь?

— Ну, в общем-то, да… Я проник в подъезд и спал на лестничной площадке возле твоей квартиры.

— В самом деле?.. Тебе повезло, что тебя никто не заметил и не вызвал полицию.

— Наверное… Я как-то об этом не подумал.

Водитель такси меж тем вновь нажал на клаксон.

— Молли, пожалуйста, проводи меня.

В глазах Грега было столько мольбы, что Молли не могла не согласиться. Уж если он всю ночь провел под дверью ее квартиры, его следовало хоть как-то вознаградить.

— Хорошо, дай мне пару минут. Не потащу же я этот чемодан обратно.

И она направилась к двери.

— Я подожду в такси. — Грег снова заулыбался.

Поднявшись к себе в квартиру, Молли оставила в прихожей чемодан и сумку с аппаратурой и, захватив лишь деньги да ключи, быстро спустилась вниз.

Водитель такси был явно недоволен задержкой, что же касается Грега, то он, похоже, так и не переставал улыбаться. Она уселась вместе с ним на заднее сиденье, и машина, тронувшись с места, влилась в транспортный поток.

— Итак, — проговорила Молли, — давай рассказывай все по порядку.

— Я так рад тебя видеть… Ты выглядишь просто изумительно.

Молли прекрасно знала, что в данный момент ее внешность оставляет желать лучшего. Она уже сутки не принимала ванну, ей так и не удалось выспаться, одежда, должно быть, тоже пребывала не в идеальном порядке. Но, заглянув в глаза Грега, Молли поняла, что для него она действительно выглядела лучше всех. Так же как и он для нее — в своей измятой одежде, со щетинистым подбородком. Ей захотелось его поцеловать, но она удержалась от этого. Прежде нужно было выяснить, почему он оказался здесь.

— Я тоже рада тебя видеть, — улыбнулась Молли. — Ну, рассказывай, что у тебя нового.

— Мне многое надо тебе объяснить, — заговорил Грег. — Прежде всего, Джасси отправилась обратно в Мельбурн.

— Это я знаю, — сказала Молли. — В журнале мне сообщили, что мои фотографии с ней им не понадобятся.

Грег слегка опечалился.

— Об этом я и не подумал. Выходит, ты потеряла из-за меня гонорар?

— Ерунда. Они оплатили мне командировку. — О деньгах Молли беспокоилась меньше всего. — И как Джасси все восприняла?

— Думаю, в глубине души она испытала даже облегчение. Потому что реальность оказалась мало похожей на сельскую идиллию, которую она представляла. Мне кажется, она с радостью вернулась домой, в Мельбурн.

— Ну, если Джасси не расстроилась, то я рада за нее. Она ведь, в общем-то, хорошая девушка.

— Возможно, мне следовало бы огорчиться, что она не изъявила особого желания остаться со мной, — с иронией произнес Грег. — Но, честно говоря, я тоже с радостью с ней распрощался. Хотя потом, без вас обеих, почувствовал себя несколько одиноко. Ну, а получив твое послание по электронной почте с предложением связаться с Чатри, я именно так и поступил.

— Да, он мне рассказал, — кивнула Молли. — Так ты прилетел в Сидней, чтобы с ним встретиться?

— Отчасти и за этим, — улыбнулся Грег. — Я был у него вчера. Молли, он необычный человек. Ему понравились мои изделия, и он… — Грег сделал театральную паузу.

— Что? — напряглась Молли.

— И он предложил мне работать у него.

Они провели за разговором, казалось, совсем немного времени, когда такси вдруг остановилось. Молли посмотрела в окно — она приехала к тому же самому терминалу, который покинула совсем недавно. Выйдя из машины, они направились к стойке регистрации, и пока Грег занимался оформлением, Молли наблюдала за ним и видела перед собой совсем другого человека, отличающегося оттого, который провожал ее в аэропорту Таунсвилла пару недель назад. Сейчас Грег прямо-таки горел энтузиазмом. И он продолжил говорить о предстоящей работе у Чатри, пока они шли к выходу на посадку.

Уже здесь они присели, и Молли спросила:

— Ну а как обстоят дела с твоим отцом? Ты ведь говорил, что не можешь покинуть ни его, ни ферму. Что-нибудь изменилось?

Радость в глазах Грега несколько померкла.

— Все эти годы он меня обманывал… Насчет того, как погибла моя мать.

Молли взяла его за руку, и он сжал ее ладонь. Даже не зная подробностей, она не сомневалась: его разрыв с отцом был окончательным.

— Оказывается, мама решила сбежать от него, — продолжил Грег. — Забрав меня, она села в машину, поехала и… Именно тогда и произошло столкновение.

— Я очень тебе сочувствую…

— Молли! — Грег повернул голову, и она увидела боль, застывшую в его глазах. — Он признался, что нередко сожалел о том, что я тоже не погиб вместе с ней.

Она не знала, что тут можно сказать. И потому просто обняла его. Он уткнулся лицом в ее волосы, и так они сидели довольно долго.

Оторваться друг от друга их заставило прозвучавшее объявление о начале посадки.

— Ну… Мне пора идти, — проговорил Грег.

— Но зачем ты возвращаешься? — спросила Молли.

— Он все-таки мой отец. — Его голос был лишен каких-либо эмоций. — Я должен обеспечить ему надлежащий уход. Кроме того, нужно найти управляющего для фермы. А потом я снова прилечу в Сидней, где смогу жить своей собственной жизнью.

Приглашение проходить на посадку прозвучало во второй раз. Мимо них к переходному мостику тянулся поток пассажиров. Молли не знала, что говорить, и потому, приподнявшись на цыпочках, молча поцеловала Грега в губы. Он повернулся было, чтобы идти, но остановился и, взяв за руку, вложил что-то в ее ладонь.

— Присмотри за ним, пока я не вернусь. — На его лице опять появилась улыбка.

После этого он двинулся к переходному мостику, а Молли взглянула на серебряный амулет, лежащий на ее ладони и хранивший тепло его руки. Она сомкнула над ним пальцы и, глядя вслед удаляющемуся Грегу, прижала кулак к груди.

* * *

Вид, открывающийся с балкона ее квартиры, действительно был замечательным. Хелен вдыхала бодрящий осенний воздух и думала, не связано ли ее новое восприятие данной перспективы с тем, что очень скоро она покинет этот город. Из окон ее квартиры в Нью-Йорке наверняка будет открываться не менее впечатляющая панорама, но совершенно иного плана. В Большом Яблоке она будет любоваться небоскребами из стекла и бетона, а вместо «проблесков гавани», которыми заманивают клиентов местные риелторские компании, ей, вероятно, предложат «проблески» Центрального парка или Гудзона.

Хелен никак не могла выкинуть из головы эти навязчивые строки. Вероятно, из-за Мэтта. Она даже не предполагала, что ей будет так тяжело с ним расстаться. Подобно гуртовщику Кленси он надолго останется в ее сердце, меж тем как она пойдет своей дорогой. Как там «Банджо» Патерсон описывал жизнь в городе?.. Хелен напрягла память и мысленно продекламировала:

Следовало учесть, что так поэт описывал Сидней столетней давности. Интересно, как бы он воспринял современный Нью-Йорк? Ему бы, вероятно, еще больше захотелось поменяться местами с Кленси, покинуть свою контору и стать гуртовщиком.

Усмехнувшись, Хелен покачала головой: не слишком ли разыгралось ее воображение? От безделья ее мысли так и норовят пойти вразброд. Работа в журнале «Жизнь Австралии» осталась позади, ее ожидала интересная работа, однако она почему-то испытывала странное беспокойство. Но уж если она действительно намерена перебраться в Нью-Йорк, то ей нужно сделать еще очень многое — оформить визу, заказать билет на самолет. Новый работодатель будет оплачивать ей проживание в отеле до тех пор, пока она не подыщет себе квартиру… Точнее — апартаменты, поскольку в городе, который никогда не спит, люди из общества обитают именно в апартаментах.

У нее все будет замечательно, и ее мечта осуществится. Как сказал Мэтт, никогда не следует отказываться от своих устремлений.

Однако та ли это мечта, к реализации которой она действительно стремится?

Беспокойство не только не уходило, но и усиливалось. Взяв кошелек и ключи, Хелен покинула квартиру, спустилась вниз и, выйдя из дома, двинулась через дорогу. При ее приближении продавец газет и журналов улыбнулся.

— Доброе утро, — поприветствовал он.

— Доброе, — отозвалась она.

— Как обычно? — Он протянул ей очередной номер «Жизни Австралии».

— Только не сегодня.

Хелен постаралась сдержать улыбку при виде удивления, отразившегося на лице киоскера. После чего пробежала глазами по обложкам выложенных изданий. Нью-йоркских газет еще не было, но она не очень-то на это и надеялась. Ей вполне сгодится «Интернешнл геральд трибюн».

Хелен взяла экземпляр газеты, обратив попутно внимание на глянцевое фото на обложке одного из журналов. Она вытянула из стопки и это издание, после чего расплатилась с киоскером, чье изумление при взгляде на выбранный журнал только усилилось.

Вернувшись в квартиру, Хелен бросила приобретенную прессу на стол. И взглянула на журнальный снимок, на котором была запечатлена лошадь со своим детенышем. Анонс соответствующей статьи обещал полезные советы по выхаживанию недоношенных жеребят.

О чем она вообще думает?.. Она ведь уже приняла решение. Единственно для нее приемлемое.

Хелен прошла в спальню. Ей следовало заставить себя думать о переезде, придать своим мыслям целенаправленность, сориентировать их на открывающееся перед ней будущее. Здесь, в спальне, можно и начать сборы. Первым делом нужно решить, что взять с собой, а что оставить.

Хелен раздвинула двери встроенного гардероба. На обувной полке теснились ее многочисленные дизайнерские туфли. А, кроме того, здесь стояла пара коричневых сапог для верховой езды. Они были практически новыми — лишь незначительные потертости свидетельствовали о том, что их уже надевали.

Хелен вытащила сапоги наружу, повертела их в руках, и некое чувство, которое теплилось где-то в глубине, вдруг разгорелось в полную силу и заполнило все ее существо. Взглянув на будильник, она определила разницу между часовыми поясами и вместе с сапогами направилась к телефону.

Когда же час спустя она покидала квартиру с рюкзаком за плечами и приобретенным журналом в руке, сапоги были уже у нее на ногах.

На сей раз дорога показалась даже более долгой, чем прежде, но Хелен это ничуть не угнетало. С каждым километром пути она все больше уверялась в правильности сделанного выбора.

Жестяной бочонок, приспособленный под почтовый ящик, замаячил перед ней как самый желанный из всех когда-либо виденных ориентиров. И вскоре она свернула на длинную аллею, что вела к дому с широкой верандой, где совсем недавно они с Мэттом потягивали вино. У нее было такое ощущение, будто она вернулась в родные места.

Заглушив мотор, Хелен вышла из машины и направилась прямо к конюшне.

— Мэтт! — позвала она.

Единственным ответом было ржание одной из лошадей.

«Должно быть, он решил проехаться верхом, — предположила Хелен. — И скоро вернется».

Она заметила уже знакомую серую кобылу, находящуюся в небольшом загоне, и, подойдя к ограде, облокотилась на перекладину. Кэсси, неспешно переступая копытами, пощипывала траву. Неподалеку ее жеребенок обследовал корыто с водой, торкаясь в него носом и громко после этого фыркая. Затем, забрызгав себе всю морду, он отскочил назад, вскинул голову и поспешил вернуться к матери. Сунулся ей под брюхо и, замотав хвостом, принялся сосать молоко.

Хелен все так же смотрела на Кэсси и ее детеныша, когда услышала за спиной перестук копыт. Она обернулась.

Мэтт скакал на Грэнни со стороны реки, не замечая пока ни самой Хелен, ни ее автомобиля. Она наблюдала за его приближением, любуясь лошадью, которую буквально переполняла энергия.

Первой гостью обнаружила Грэнни. Она вскинула голову и, замедлив бег, остановилась. Проследив за ее взглядом, Мэтт тоже увидел Хелен, и появившаяся на его лице улыбка была именно тем приветствием, которое ей требовалось.

Подъехав к ограде, Мэтт соскочил на землю и, заключив Хелен в объятия, приник к ее губам в долгом поцелуе. Когда они оторвались друг от друга, ей не нужно было что-то ему объяснять.

— Жеребенок выглядит вполне здоровым, — заметила Хелен, снова поворачиваясь к загону.

— Да, из него вырастет отличный скакун, — улыбнулся Мэтт, вставая рядом с ней. — Все, что ему нужно, — это немного заботы.

— У него уже есть имя?

— Пока нет. — Мэтт обнял ее за плечи. — Может, ты решишь, как его назвать?

Хелен взглянула на него с некоторым удивлением:

— Но ведь именно Эли дает имена всем жеребятам.

— Пусть этот будет исключением.

— Ну, тогда надо подумать.

— Уж постарайся, пожалуйста.

— Может быть, взять что-нибудь из поэзии Патерсона? К примеру, Кленси?

— Да нет, не стоит.

— Хм… У меня есть время на раздумья?

Мэтт смотрел на нее с улыбкой.

— В твоем распоряжении столько времени, сколько тебе потребуется.

Около минуты они стояли, не сводя друг с друга глаз. Затем Хелен провела кончиками пальцев по загорелой щеке Мэтта, кивнула, и они молча отошли от загона, где жеребенок, наполовину скрытый под животом матери, продолжал сосать молоко. Мэтт закинул поводья Грэнни себе на плечо, и они вместе с лошадью не спеша двинулись к конюшне.