– Джеб, пожалуйста, помедленней.

Он шагает в нескольких метрах впереди и не обращает внимания на мою просьбу. Я волочу ноги, как будто мои сапоги сделаны из бетона. Усталость лишь отчасти причиной тому. Главное – я встревожена. Эти петляющие наклонные коридоры слишком сильно похожи на наш с Джебом дом: на каждом повороте висят знакомые картины и мозаики из наших личных коллекций. Мрачные рисунки выступают из стен, словно руки, лишенные тела.

Я затаиваю дыхание, когда прохожу мимо, в надежде, что меня ничто не схватит. Я никак не могу забыть красные живые лозы, пальцы и глаза, которые посыпались из чудовищного двойника Джеба.

– Джеб, то существо в коридоре…

– Кстати, на будущее – он не «существо». Его зовут ТК.

– ТК?

– Точная Копия. И у него нет татуировки. На тот случай, если тебе понадобится нас различить. Ну, если острых ушей и ран под глазами недостаточно.

Джебу не свойственны поддразнивания. Я даже не знаю, что сказать.

– А то, что внутри его… это что?

– Да брось, – говорит Джеб, заворачивая за угол, и я бегу следом, чтобы не отстать. – Ты же художник. Из чего состоят наши шедевры?

Усталость грозит взять верх надо мной. Я преодолеваю желание упасть на пол. Нужно не отставать от него – во всех смыслах.

– Из нас?

Джеб смотрит на меня через плечо. Выражение его лица на мгновение меняется, как будто ему нравится ответ. Но тут же оно вновь делается бесстрастным, и Джеб отводит взгляд.

– Из всего, что мы когда-либо представляли себе или переживали – хорошее или плохое. И если картина каким-то образом оживет… что будет у нее внутри вместо органов и крови?

– Наши мечты и кошмары.

– В точку.

Я вздрагиваю и провожаю взглядом очередную дверь. Вот что кроется за ними? Кошмары?

Прошлое Джеба полно обид и мучений. И он предпочел обратиться к палитре боли и гнева, чтобы создать свой идеальный мир. А где же счастливые воспоминания? Где надежда? Любовь?

Примерно через десять минут мы останавливаемся у двери, сделанной из бриллиантов. Я немедленно вспоминаю дерево, растущее на черном песке Страны Чудес. Даже в тусклом свете драгоценности сверкают.

Джеб останавливается и кладет руку на рубиновую дверную ручку.

– Я не знал, что ты сегодня была там, наверху. Я бы не оставил тебя и твоего папу одних… без защиты.

Я сама не знаю, верю ли ему. Поверить очень хочется, но ведь создания Джеба напали на меня…

Нет. Он имеет право на мое доверие. Наконец-то я вижу проблеск того человека, с которым выросла. И я буду за него сражаться.

– Ничто бы не помешало нам прийти сюда. Мы скучали по тебе. Мы любим тебя.

Я кладу ладонь поверх руки Джеба.

– Я люблю тебя.

Он напрягается. Я случайно прикасаюсь к нему грудью, и Джеб невольно тянется ко мне. Его ребра поднимаются с каждым вздохом.

– Помнишь, что ты сказал, когда мы в последний раз были вместе? – шепотом спрашиваю я.

Мои губы – на уровне его плеча, и я изнемогаю от близости и жара, который он источает. Мне хочется встать на цыпочки и прижаться губами к темным вьющимся волосам на затылке Джеба, ощутить, как он дрожит от моего прикосновения. Так было раньше…

– Ты сказал, что не сдашься без боя. Ты пообещал.

Я вкладываю свои пальцы между пальцами Джеба, сжимающими дверную ручку. Он словно цепенеет.

– Я ничего не обещал.

– Ты это сказал. И твое слово не хуже любого обещания. Я отказываюсь верить, что ты настолько изменился.

Он расслабляется, как будто я пробилась сквозь защиту. Джеб поворачивает голову и касается небритым подбородком моего виска. Его дыхание шевелит волосы у меня на макушке.

Кукольный дневник делается горячим и вновь начинает светиться.

– Ты ошибаешься, Эл, – негромко произносит Джеб, словно этот красный свет приводит его в чувство. – Всё изменилось.

Он говорит с невероятной горечью.

– Откройся, – приказывает Джеб двери.

Вспыхнув лиловым светом, ручка поворачивается. Джеб тащит меня за собой внутрь и закрывает дверь. Ничего не понимая, я поворачиваюсь вокруг своей оси, чтобы осмотреться.

За дверью нет комнаты, нет кровати или кушетки, на которой спал бы папа. Мы оказались на ночном пляже. Теплый соленый ветерок треплет мои волосы. Волны набегают на белый песчаный берег, а вместо потолка – бесконечное небо. Лунный свет отражается от воды, звезды мерцают, озаряя мягким светом цветы у наших ног.

– Море слез, – шепотом говорю я, переполненная воспоминаниями о той первой ночи, которую мы провели в Стране Чудес – вдвоем в лодке.

Пусть даже мы находились в странном месте, где на каждом шагу нас подстерегали смерть и безумие, никогда еще я не чувствовала себя настолько защищенной. Ведь я спала в объятиях Джеба.

И теперь, в молчании следуя за ним по берегу, я думаю лишь о том, каким ласковым он был тогда, как повернул меня, спящую, лицом к себе, как гладил по голове и обещал никогда не покидать.

Джеб реконструировал здесь одну из самых романтических минут. Возможно, он всё это время пытался меня простить.

Ну или наше тогдашнее приключение для него – дурное воспоминание.

– Джеб, почему мы…

– Спать будешь на острове, – перебивает он.

Мимо проносится вспышка белого света. На некотором расстоянии от берега, посреди моря, вздымается плато. На каменистом склоне стоит маяк. Джеб опускается на колени, выкапывает из песка веревку и тянет, напрягая мускулы под блестящей тканью рубашки. Появляется лодка. С каждым рывком она всё ближе.

– На той стороне тебя не достанут другие.

Другие. Зловещие слова Джеба заставляют меня вспомнить угрозу нарисованной феи: «От тебя останутся одни клочки».

– Какие другие, Джеб? Что еще ты создал?

Он медлит.

– Бабочка!

Я вздрагиваю, услышав папин крик.

В тусклом свете его силуэт вырисовывается на корме лодки.

Джеб подтаскивает ее к берегу.

Папа наклоняется и жмет ему руку.

– Спасибо, что привел Элли.

Джеб кивает и отступает назад, позволяя мне влезть в лодку.

Папа протягивает руку. Я хватаюсь за нее, но только когда мои пальцы касаются его теплой мозолистой ладони, я успокаиваюсь и шагаю через борт. Папа помогает мне сесть.

– Папа, я думала, что ты…

– Всё хорошо, детка, – отвечает он, обнимая меня. – Потом расскажу.

Я поворачиваюсь к Джебу:

– Ты ведь останешься сегодня с нами, правда? Нам нужно придумать, как вернуться домой. Пожалуйста…

– Я велю морскому коньку поискать вашу сумку, – говорит Джеб, избегая моего взгляда. – На маяке есть некоторый запас чистых вещей. Завтра получите собственную одежду. А потом мы обсудим, как переправить вас обоих к воротам.

– Переправить нас? – спрашиваю я, в ужасе глядя на него. – Но мы не уйдем из Гдетотам без тебя!

Джеб отталкивает лодку. Под днищем скрипит песок.

Мы отчаливаем.

– В кладовке вы найдете еду. Желтые цветы, которые растут только в этом мире. Морфей видел, как их едят какие-то животные. В этих цветах, очевидно, есть все питательные вещества, какие нам необходимы, потому что мы тут живем на них, а время от времени добываем кролика. Пить можно дождевую воду. Вам много не нужно.

С этими словами он кивает папе, подавая сигнал грести.

– Джебедия, ты знаешь, что мы будем рады тебя видеть, – говорит папа и замолкает: он явно ждет, не передумает ли Джеб.

Но тот не отвечает, и папа берется за весла.

Джеб смотрит, как мы плывем; блестящие волны разбиваются о лодку, весла погружаются в воду. По пляжу проносится луч маяка, осветив зеленые глаза и сияющую татуировку. Потом Джеб уходит – возвращается к двери тем же путем, каким пришел.

Папа перестает грести и касается моей руки.

– Элли…

Все те места в моей душе, которые раньше занимал Джеб, теперь заполняет одиночество.

– Он не может оставаться здесь. Он должен вернуться домой, папа.

– Уже поздно. Мы устали. Я уверен, что завтра он будет смотреть на вещи по-другому. Если мы дадим ему время подумать, Джеб примет верное решение. Не надо терять веры.

– Он ненавидит меня.

Папа вздыхает.

– Нет, детка. Будь это так, он не стал бы тебя защищать. Он отправляет нас на остров, потому что думает о твоей безопасности.

– Каким образом ночевка на дурацком острове может нам помочь?!

Папа вновь принимается грести.

– Не знаю. Я надеялся, что Джеб тебе это объяснил.

Я хватаюсь руками за борта.

– Он мне ни в чем не доверяет. К Морфею он и то стал ближе!

Мои кости наливаются свинцом, эмоции иссякают. Я откидываю голову назад и закрываю глаза, надеясь, что плеск воды успокоит нервы.

– Ну, неудивительно, что они стали ближе, – говорит папа. – Поскольку Джеб пропитался магией Морфея, когда они проходили через ворота.

Я резко открываю глаза и выпрямляюсь.

Вот почему. Вот почему Джеб подпустил шпильку насчет ученика и учителя. Вот откуда странный фиолетовый свет. Вот почему они позабыли о взаимной ненависти и научились сосуществовать. Более того. Между ними возникла связь. Парни, которые раньше были врагами, научились полагаться друг на друга, чтобы выжить.

– Элли, что с тобой?

– Я просто… Жаль, что он сам мне не сказал.

– Со мной он тоже был сдержан, когда мы встретились в пустой комнате, где меня оставило то существо. Но мы поговорили о моем прошлом и о том, что случилось с твоей мамой. Я извинился за резкие слова, которые сказал в тот день, накануне выпускного. Джеб простил меня. И простит тебя. Просто будь с ним откровенна. В глубине души он знает, что ты не хотела отправлять его сюда.

Всё гораздо хуже. Ты даже не представляешь. Если бы только я могла рассказать папе правду! Но я слишком измучена, чтобы хотя бы попытаться. Свет проносится над лодкой, и мы снова оказываемся в темноте.

Я не поддамся жалости к себе. Я верну доверие Джеба. А пока буду утешаться тем, что он доверяет папе.

– Есть и плюсы, – продолжает тот. – Похоже, Джебу досталась бóльшая часть магии, поскольку он человек, и железо на него не действует. Он делится с Морфеем при помощи своих рисунков. Таким образом, Морфей может пользоваться магией и не искажаться.

Я поджимаю губы.

– То есть магия заключалась в трости, а не в Морфее? Именно трость нуждалась в подзарядке?

Папа кивает.

Значит, Джеб без Морфея станет легкой добычей, а Морфей без Джеба полностью лишится магии – с его точки зрения, это хуже смерти. Пожалуй, он вряд ли обрадуется, узнав, что мы растворили его трость.

Я наклоняюсь через край и провожу ладонью по воде.

– Трость превратилась в лужицу краски. Джеб нарисовал ее, а вода уничтожила… – я хмурюсь и продолжаю: – Значит, сегодня нас защищает вода, а не остров. Но почему лодка не растворяется? И морской конек. Они тоже созданы Джебом. Почему они не тают?

Я вытираю руку о штаны.

– Джеб не рисовал морского конька, – отвечает папа, продолжая рассекать веслами плещущие волны. – Это здешнее животное. Джеб и Морфей приручили его. А что касается лодки… Джеб мне кое-что сказал, когда я спросил про то… существо. Про его двойника. Почему он искажен.

– И что?

– Он начал что-то объяснять про границы художественной реальности. Образы и персонажи с одной картины способны сосуществовать. Большинство созданий Джеба находятся в той обстановке, которая им задана. Но если он нарисовал что-то на чистом холсте… и если оно забредает на чужую территорию… может случиться что-нибудь непредсказуемое.

Я задумываюсь. Теперь понятно, почему Никки может вылетать в зазеркальный мир, а эльф-двойник Джеба – ТК – бродить по коридорам.

– Значит, если что-то нарисовано на картине, где есть вода, оно не растает. А если нет…

– Правильно. Видимо, двойник Джеба смешался с какими-то другими рисунками и начал рассыпаться на кусочки.

Папа говорит это, и я вспоминаю слова нарисованной феи: «От тебя останутся одни клочки». Морфей сказал, что все рисунки знают, как я выгляжу. А Джеб обмолвился, что некогда в его картинах возникло мое лицо. То есть он нарисовал меня.

Может быть, фея решила, что я заблудившийся рисунок, которому нечего тут делать. Ожившие рисунки собирались порвать меня на куски за то, что я явилась к ним. Ну или, как сказал Морфей, они желали отомстить за своего создателя.

По моей спине ползет неприятный холод.

– Элли, – говорит папа уже другим тоном. – Ты должна знать еще кое-что: Джеб не спросил о сестре и матери. Более того, он говорит о них так, как будто они здесь. Как будто он с ними видится.

Слезы, которые я долго удерживала, наконец прорываются и текут по щекам.

– Это я виновата, – говорю я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Я так обидела его, что теперь он предпочтет остаться здесь и создать для себя фальшивую реальность, чем вернуться в мир, полный дурных воспоминаний.

– Почему ты всё время об этом твердишь? Чего я не знаю? – спрашивает папа и перестает грести.

Мы всего в нескольких метрах от острова. Лучше бы он продолжал работать веслами. Я не хочу начинать этот разговор. Мне и без папиного осуждения плохо.

– Кое-что произошло в день выпускного, – неохотно отвечаю я. – Перед балом.

– Дай я угадаю… тут замешан Морфей.

Я издаю стон.

– Мы один раз поцеловались! Почему Джеб так огорчился из-за какого-то глупого поцелуя?

– Так, подожди, – папа откидывается назад, заставив лодку покачнуться. – Ты поцеловала этого заносчивого… Ну, я даже не знаю, что сказать.

– Я тоже.

Папа еще не так разозлится, если узнает остальное. Что это был не первый раз. Что Джебу известно и про другой наш поцелуй с Морфеем, в Стране Чудес. Я сказала Джебу, что это ничего не значит – и солгала, – а потом сделала снова то же самое… пусть даже я не хотела, чтобы всё зашло так далеко. Морфей обернул ситуацию к собственной выгоде… как всегда.

– Ты совершила ошибку, Алисса, – говорит папа, словно прочитав мои мысли. – Морфей манипулирует другими. У него нет никаких принципов. И он не человек.

– Мама тоже. И я. И Джеб, если на то пошло, больше не человек. Разве от этого ты любишь нас меньше?

Луч маяка озаряет лодку. Мое лицо горит под пристальным папиным взглядом.

– Ну что ты. Но… любовь? Неужели ты любишь Морфея?

Я с трудом сглатываю.

– Не знаю. Это неразрывно связано с моим долгом перед Страной Чудес. Но между нами есть и что-то настоящее. Очень сильное… – я отодвигаюсь дальше на скамейке. – Всё сложно.

Папа вновь берется за весла.

– Я знаю, какие чувства ты испытываешь к Джебу. Там всё просто и чисто. Вы были друзьями с того дня, как познакомились. И дружба переросла в нечто иное. Это факт, Бабочка. И большая редкость. Лучший вид любви. Джеб хотел сделать тебе предложение. Ты об этом знала? Он попросил у меня твоей руки.

Мои глаза щиплет. Совершенно в духе Джеба – придумать нечто настолько старомодное и прекрасное. По крайней мере, в духе Джеба, которого я знала когда-то.

– Он сделал мне предложение, – наконец выговариваю я. – И я не успела ответить.

– И какой ответ ты собиралась дать?

– «Да», – без колебаний отвечаю я. – Но это было до того…

Папа смотрит на звезды.

– Я понимаю. До того как он и мама оказались здесь.

Я хочу поправить его, но тогда неизбежно начнутся вопросы, на которые я сегодня отвечать не в силах.

– Ты – единственная, кто может достучаться до Джеба и помочь ему отыскать дорогу домой, – настаивает папа. – Но для этого нужно забыть про Страну Чудес.

– Нет!

Я ставлю локти на колени и подпираю голову руками, чтобы она не взорвалась.

– Я королева. У меня есть обязанности, которые ты даже не можешь представить. Нельзя отказываться от половины души. Нельзя поворачиваться спиной к миру, который зависит от моих решений. Я уже пыталась это сделать… – я обвожу жестом всё вокруг и продолжаю: – Ну, ты видишь, как здорово получилось. И я больше никогда не буду уклоняться от ответственности. У меня есть долг перед подземцами. Мне они небезразличны. Если Джеб хочет, чтобы у нас с ним было совместное будущее, ему придется смириться с тем, что я буду учитывать интересы Страны Чудес при любой необходимости выбирать… и так до конца жизни, – я вспоминаю про дневник у себя на шее. – И при любом решении, которое я приму здесь.

Папа гребет сильнее, заставляя воду кипеть.

– В первую очередь ты человек. В нашем мире у тебя тоже есть обязанности. Перед людьми, которые связаны с тобой и любят тебя. Не увлекайся властью и интригами настолько, чтобы позабыть об этом. Иначе ты сделаешь то же самое, что и Джеб. Откажешься от своей человеческой половины.

Отпечаток, оставленный Червонной Королевой, вновь напоминает о себе мучительной болью в груди. Я стискиваю лежащие на коленях руки, чтобы не согнуться пополам.

– Я ни от чего не отказываюсь, – выговариваю я. – Я пытаюсь добиться равновесия.

– Каким образом? – спрашивает папа. – Безумие противоположно равновесию. Я видел, как другая половина взяла власть над тобой. И, честно говоря, это меня пугает. Тебя влечет к темноте, к беззаконию. Влечет к…

К Морфею.

Пусть даже папа недоговаривает, я слышу, как это имя эхом повисает в воздухе.

– Он обманом проник в твою жизнь, – продолжает он.

– Наверно, мамины решения тоже сыграли в этом какую-то роль.

Лодка бьется о берег, и мы вздрагиваем. Папа полон гнева, и я лишь укрепляюсь в ощущении собственной правоты, которое жжет меня изнутри.

– Я вовсе не это имела в виду, – начинаю я, пытаясь его успокоить. – Поверь, Морфей не собирался никого использовать. Поначалу, во всяком случае. Они с мамой заключили сделку – обоюдно выгодную, – а потом она отказалась.

Папа со стуком бросает весла в лодку.

– Не смей говорить, что она приняла необдуманное решение. Она поступила правильно, пусть даже это было нелегко. Она отказалась от власти и от бессмертия, потому что ей претило похищение человеческих детей ради их снов.

– Нет. Потому что она не могла бросить тебя.

Я немедленно жалею о сказанном. Я-то знаю, что дело не только в этом.

Папа качает головой:

– Считай, что я ничего не слышал, Элли. Ты устала и, очевидно, не думаешь, что говоришь.

Он вылезает из лодки и идет вброд, чтобы подтянуть ее к берегу.

Папа ошибается. Я думаю, что говорю, и доказательство тому – что я не выболтала невероятную правду: я могу положить конец похищениям детей. Выйдя за Морфея и родив от него ребенка, я добьюсь равновесия между нашими мирами.

Но я бы не могла рассказать это папе, даже если бы хотела. Я не позволю себе нарушить обещание и лишиться силы. Чтобы победить Червонную Королеву, найти маму и навести порядок в Стране Чудес, мне нужна моя магия.

Папа подтаскивает лодку к берегу и привязывает веревку к столбу. Я вылезаю, прежде чем он успевает протянуть руку.

Жаль, что мы не понимаем друг друга. Жаль, что я так далеко от Джеба, который бродит по комнатам в своем горном убежище и в одиночку борется с кошмарами и сердечными страданиями. Плохо, что мои эмоции путаются, когда речь заходит о Морфее: я сочувствую ему, потому что он бессилен, злюсь, оттого что он постоянно напоминает мне о клятве – но в то же время я бесконечно им восхищаюсь.

А самое страшное – что мама и мои подданные-подземцы сидят, как в ловушке, в гибнущей Стране Чудес и гадают, приду ли я к ним на помощь.

При этой мысли меня словно что-то подталкивает… нечто тихое, но исполненное надежды. Я видела на выпускном балу, как сильна мамина магия; я выяснила, что она многое знает о внутренней механике Страны Чудес. Некогда она почти стала королевой. Она сумеет выжить в этом мире.

Я оставляю свои мысли при себе, потому что они больше похожи на догадки, а доказательств у меня нет. Но все-таки они приносят утешение.

В свете звезд мы с папой поднимаемся к маяку по крутой извилистой лестнице, сложенной из камней. Внутри под потолком плавают лампы; они следуют за нами, излучая мягкий янтарный свет. Стены каменные, на полу квадратики из черного и белого песка – миниатюрная версия дюн, по которым мы с Джебом в прошлом году катились на досках. Я снимаю сапоги и зарываю усталые пальцы ног в прохладный крупный песок. На верхушке маяка – башенка; там постель с пологом и открытый иллюминатор с видом на море. Он впускает в комнату лунный свет, шум волн и соленый воздух.

Папа настаивает, чтобы я спала здесь, а сам предпочитает кушетку внизу. На кухне мы ужинаем сушеными цветами. Они волокнистые, как вяленая говядина, только золотистого цвета. Вкус сладкий и восковой. Похоже на сотовый мед. Мы моем посуду дождевой водой, которую наливаем из кувшинов, сделанных из панцирей каменных омаров. Мы с папой так измучены, что не говорим друг другу ни слова.

Я захожу в ванную, чтобы принять душ и постирать белье. Я разложу его в комнате, и оно высохнет за ночь. Здесь есть всё, что нужно: туалет, бритва, зубная щетка, мыло с цитрусовым запахом. В каком-то смысле Джеб всё еще живет человеческой жизнью, хоть и пытается это отрицать.

По пути к лестнице я останавливаюсь и смотрю на папу, который расстилает одеяло на кушетке. Хоть мы и в ссоре, но я обнимаю его, прежде чем пойти спать.

В башне я открываю стоящий у стены шкаф и нахожу клетчатую фланелевую рубашку. Сняв одежду, которую выдал мне дядя Берни, я вспоминаю про стражей у ворот Страны Чудес. Надеюсь, с ними всё будет хорошо, пусть даже они пробыли столько времени без припасов. Еще я думаю о сообщении, которое мы должны были послать с помощью металлического голубя. Даже если морской конек Джеба найдет нашу сумку, сомневаюсь, что механическая птица будет работать после пребывания в воде. Я даже не знаю, работает ли радиомаячок, с помощью которого дядя Берни мог бы нас отыскать.

Я надеваю фланелевую рубашку, закатав рукава, чтобы не сползали. Рубашка доходит до бедер. Еще в шкафу аккуратно сложены спортивные штаны со шнурком на талии. Я откладываю их на утро.

Я уже собираюсь забраться в постель, когда на подоконнике появляется яркий зеленый огонек.

Никки изящно приседает. Морской ветерок доносит до меня звонкий, как колокольчик, голосок малютки-феи:

– От мастера Морфея.

Она протягивает мне белую коробочку, перевязанную блестящей алой ленточкой. Коробочка примерно в три раза больше Никки. Она сильнее, чем кажется, если сумела принести ее сюда.

Как только я забираю подарок, она, не сказав больше ни слова, взмывает в ночное небо. В отличие от Паутинки, Никки неразговорчива.

В коробочке лежит изысканное белье – лифчик и трусики из белой ткани, сверху сплошь обшитые блестящим золотистым кружевом. Оно кажется смутно знакомым.

Я краснею, представив, как изящные руки Морфея складывают белье и помещают в коробочку. Еще там записка на черной бумаге, несомненно, написанная тем самым пером, которое он выдрал у скопы.

Чернила блестят в лунном свете, как серебристая фольга.

«Дорогая Алисса,

Твой верный слуга Морфей».

я безмерно извиняюсь, что не поприветствовал тебя сегодня как следует. Я хотел взять тебя на руки и закружить, чтобы у нас обоих всё поплыло перед глазами. Я хотел целовать твои губы и дышать твоим дыханием. Хотел подарить тебе наряд, достойный королевы. Сегодня я довольствуюсь тем, что кладу скромное начало твоему королевскому гардеробу. Я догадываюсь, что под одеждой у тебя нечто совершенно неподходящее (да и одежда тоже не фонтан). Но знай, что я подарю тебе целые шкафы кружев, атласа и бархата в тот день, когда ты станешь правительницей в Стране Чудес. Только попроси.

Его мысли вьются вокруг меня, чувственные и шелковистые. Я раскладываю кружевное белье на подоконнике и провожу пальцем по золотистому кружеву, пытаясь вспомнить, где я раньше его видела. И вспоминаю: костюм Морфея на выпускном балу состоял из белой рубашки и камзола, обшитого золотым кружевом, с крючками-застежками… совсем как на спинке лифчика. Мое белье сшито из фрагментов его одежды. И Морфею, видимо, пришлось шить вручную, поскольку магии он лишился. Это наверняка заняло некоторое время. Значит, он трудился для меня, пока ждал.

Написанная от руки любовная записка, самодельные подарки. Без своей магии Морфей стал еще загадочнее. В сердце вновь оживает боль. Она становится всё более знакомой и острой. Как будто на сердце шов по самой середине, и он постоянно растягивается.

Я растираю грудь, чтобы избавиться от неприятного ощущения, а потом снимаю клетчатую рубашку и надеваю белье.

Мне становится еще жарче, когда я обнаруживаю, что оно идеально подходит… Морфей знает мое тело, хотя ни разу не касался его; более того, он знает, что я мечтала о красивом белье, с тех пор как покинула лечебницу. Он знает меня.

Застегнув клетчатую рубашку, я забираюсь в постель и опускаю полог. Хорошо, что занавеси достаточно плотные, чтобы приглушить свет маяка. В темноте, под одеялом, я обхватываю себя руками, наслаждаясь запахом Джеба и самодельным бельем Морфея.

Мне снится, что я бумажная кукла, которую нарисовал и оживил Джеб. Я рвусь пополам и наконец избавляюсь от раздирающей боли в сердце. Одна моя половина играет в чехарду, прыгая через шляпки грибов, прижимается к Морфею под сенью его черных крыльев и танцует в небе, озаренная полной луной… Другая половина катается на скейте в «Подземье», ездит на мотоцикле с Джебом, воровато целуется с ним под нашей ивой. И, несмотря на все различия – а может быть, именно благодаря им, – я чувствую небывалое умиротворение. И Джеб, и Морфей счастливы, Страна Чудес и мир людей процветают.

Я просыпаюсь и жалею, что на самом деле я не бумажная кукла. Хорошо бы разорваться пополам и сделать так, чтоб все были счастливы, как в моем чудесном сне.