Голос Тьмы

Сэр Холдред Таверел сел в постели, охваченный безотчетным, испепеляющим ужасом. Обхватив голову руками, он пытался собраться с силами, как человек, внезапно пробудившийся от глубокого сна.

Он видел сон — но было ли сном это плавающее перед ним ужасное желтое лицо? Сэр Холдред содрогнулся. Воспоминания об этих сверкающих нечеловеческих глазах и разинутой звериной пасти были еще до боли свежи. Но он не мог сказать, был ли это сон или…

Он принялся собирать воедино фрагменты беспорядочных воспоминаний, блуждая глазами по огромной, дорого и мрачно обставленной спальне. Пытаясь уловить глазами малейшее движение старинных портьер, он вспоминал события последних нескольких месяцев.

Смерть дальнего родственника превратила молодого лорда из обедневшего помещика в сравнительно богатого человека. Всего за одну неделю сэр Холдред оказался вырванным из той среды, к которой привык с детства, и, когда исчез эффект новизны, это головокружительное перемещение показалось ему не слишком приятным. Из милой его сердцу южной Англии он приехал на этот дикий пустынный северный берег, чтобы стать единственным обитателем мрачного старого замка, населенного, согласно преданию, призраками минувших преступлений.

Впрочем, он не был единственным обитателем замка—от предыдущего владельца ему достался слуга Ло Кунг, гордость поместья. Худой, молчаливый, бесшумно, словно призрак, исполняющий приказания, Ло Кунг, размышлял сэр Холдред, вполне соответствовал облику замка. Правда, молодой человек почему-то не мог избавиться от чувства, что он знал слугу раньше: что-то неуловимо знакомое чудилось ему в покатых плечах и тихом, свистящем голосе этого выходца с Востока.

Но Ло Кунг уверял его, что они никогда раньше не встречались: настаивал на этом вежливо, бесстрастно, но твердо. И все же, почему он так странно вел себя в тот день, когда сэр Холдред впервые приехал в замок? Открыв дверь в ответ на звонок, он отступил в сторону и впустил молодого человека, но затем вдруг остановился как вкопанный и мгновение стоял совершенно неподвижно. Его глаза, казалось, прожигали сэра Холдреда сквозь тяжелые темные очки, которые китаец никогда не снимал, но лицо с тоненькой острой бородкой оставалось при этом совершенно бесстрастным.

Сэр Холдред зябко повел плечами под тонкой шелковой пижамой, вспоминая свою жизнь в поместье Таверела — недолгую, но далеко не веселую. Гости к нему заезжали нечасто; большую часть времени он проводил, расхаживая по старому мрачному замку и пытаясь привыкнуть к тишине, невидимым наблюдателям и ощущению вкрадчивых шагов…

Вдруг он с нетерпеливым возгласом соскочил с постели. Приснилось это ему или действительно несколько минут назад в его спальне был человек — мужчина' А, может быть, и не человек вовсе, а какое-то существо с ужасающим желтым лицом, похожее на Ло Кунг а или любого другого китайца не более, чем на самого сэра Холдреда. Больше всего оно походило на обритую обезьяну с пергаментной кожей — сэр Холдред быстро пересек комнату и открыл дверь, испуганно вздрогнув, когда ручка легко поддалась под рукой. Неужели он оставил дверь открытой?

Промчавшись по темному коридору, в который лунный свет с трудом пробивался сквозь зашторенные окна, он стал спускаться по лестнице в кромешную тьму первого этажа. Не было слышно ни звука, но он с гневом поймал себя на том, что у него от страха перехватило дыхание. Он пожалел, что у него нет оружия; этот старый замок явно действовал ему на нервы. Только сегодня утром JIo Кунг заметил его бледность и посоветовал отправиться на несколько дней в Лондон. Ло Кунг был достаточно настойчив, и теперь сэр Холдред, вспоминая этот разговор, пытался сообразить, что за чувство звучало в тоне слуги. Нащупывая путь по затемненной лестнице, он жалел, что не последовал этому совету. У него не было фонаря, а замок не был подключен к местной электростанции.

Наконец он добрался до нижней ступеньки лестницы, ведущей в холл. В доме стояла мертвая тишина. И вдруг он, споткнувшись, тяжело упал на что-то распростертое возле лестницы.

Он вскочил, зажег спичку и, пока она горела, стоял в оцепенении, раскрыв рот от ужаса. У его ног лежал Ло Кунг, и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что тот мертв.

Китаец был ужасающе изувечен, словно его терзал какой-то огромный зверь. Сэр Холдред зажег еще одну спичку и наклонился поближе. Очки были сорваны, и широко раскрытые безжизненные глаза смотрели куда-то вверх. У молодого человека перехватило дыхание. Он потянул за тоненькую острую бородку — и она осталась в его руке. Сэр Холдред уставился на нее, не веря своим глазам, но вдруг внезапный звук заставил его встрепенуться.

В конце холла что-то двигалось — сэр Холдред слышал крадущиеся шаги чьих-то необутых ног — то ли человеческих, то ли нет. Он схватил тяжелую кочергу и со зловещим выражением лица быстро зашагал по холлу. Ужасная драма, сценой для которой сегодня послужил этот темный безмолвный замок, еще не закончилась.

В конце холла помещалась любопытная реликвия, говорящая о том, что прежний владелец замка был заядлым путешественником,— ужасающее языческое надгробие. За низким раскрашенным алтарем стоял высокий, грубо вырезанный пьедестал, плотно приставленный к стене холла. На пьедестале сидел огромный идол, отвратительный и устрашающий, гротескное изображение человека.

Сэр Холдред остановился, озадаченный, уставившись на этого идола. Вдруг его глаза загорелись ужасом и недоверием, кочерга выпала из ослабевшей руки, и он издал ужасный, душераздирающий крик, разорвавший зловещую тишину. Затем тишина, как черный смог, снова нависла над жутким местом, и нарушали ее только нервные шажки крысы, которая выбралась из своей норки и, крадучись, шла посмотреть на мертвого человека, лежащего у подножия лестницы.

* * *

— Но, дорогая моя девочка, как же я помогу вам, если это не удалось даже Скотленд-Ярду?

Девушка, к которой обращались, беспомощно перебирала пальцами, в то время как глаза ее нервно блуждали по причудливо обставленной комнате. Кроме нее в комнате находились еще четверо — рядом с ней девушка и молодой человек; двое других сидели к ней лицом, и именно к ним она только что обратилась. Один из них был высокий широкоплечий человек, худощавый, загорелый, с пронзительными серыми глазами. Другой был не так высок, но более крепкого сложения, со смуглым, неподвижным, как у индейца, лицом.

— Видите ли, дорогая,— мягко произнес тот, что был повыше,— на самом-то деле я не сыщик; я некоторым образом связан с Британской Секретной Службой, это так. Но настоящее мое поле деятельности находится на Востоке…

— Это одна из причин, почему я обратилась именно к вам! — перебила его девушка.—

Основная же причина заключается в том, что, после того как полиция отказалась от этого дела, мне некуда было обратиться, к тому же в подобных обстоятельствах…

— Сэр Холдред Таверел очень много значил для вас, не так ли?

— Мы были помолвлены,— ее голос прервался сухим рыданием.— Затем произошел этот ужасный случай…

— Позвольте мне рассказать все подробно, сэр,— прервал девушку молодой человек, сидевший сбоку от нее.— Об этом, конечно, много писали, но есть кое-что еще. Видите ли, мистер Гордон, Холдред Таверел родился и вырос в нашем приходе. Мы все росли вместе, и я знаю его, как брата. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы подумал, что он попал в переделку и удрал, но к нему это не относится! Если бы он даже и натворил что-нибудь, он бы сумел ответить за свои поступки. Поэтому я убежден, что тут что-то нечисто. Когда он исчез; я навел справки у его соседей и пришел к выводу, что у замка весьма непривлекательная история. Сто лет назад эту ветвь семьи Таверел постигла печальная участь — в отличие от наших южных деревенских Таверелов. Они умирали один за другим, и, наконец, в замке никого не осталось. Сэр Руперт Таверел, последний по прямой линии, большую часть жизни скитался по всему свету, но за несколько месяцев до смерти решил привести в порядок родовое поместье. Он поселился там со своим слугой, китайцем, и через несколько месяцев умер, то ли выпав из окна верхнего этажа, то ли будучи выброшенным. Поползли всевозможные слухи, но доказать никто ничего не мог. В доме тогда никого больше не было; слуга-китаец в то время был в деревне, в таверне. Сам собой напрашивается вывод, что сэр Руперт выпал из окна спальни или сильно пьяным, или блуждая во сне. Он был очень эксцентричным человеком, и после него не осталось ни друзей, ни завещания. При отсутствии завещания поместье перешло к сэру Холдреду, дальнему родственнику. Он переехал туда, так как, согласно обычаю, наследник всегда жил в поместье Таверел, но одной ужасной ночью произошло это несчастье. Холдред Таверел и его слуга-китаец, тот самый, который до него служил у сэра Руперта, бесследно исчезли.

— Неужели нет хоть какой-то зацепки? — на проницательном смуглом лице Гордона читался неподдельный интерес.— Ни одного следа, который бы дал понять, убиты они или живы, но сбежали?

— На полу в холле возле лестницы были обнаружены пятна крови — свидетельство борьбы. В другом конце холла поперек алтаря довольно своеобразного надгробия лежала тяжелая кочерга. Больше — ничего! Наверху, в спальне Холдреда, одежда, которую он, судя по всему, надевал за день до исчезновения, лежала, сложенная так аккуратно, словно он ее снял перед сном. Ничего из его вещей не пропало, даже часы и бумажник. Если он убежал, то убежал в ночной одежде! Местная полиция была сбита с толку, и Скотленд-Ярд прислал своего человека, которому тоже мало что удалось. Было это почти месяц назад. И полиция, и агент из Скотленд-Ярда обыскали весь замок от погреба до чердака, но ничего не нашли.

— В замке сейчас кто-нибудь живет?

— Да, некто Хаммерби — степенный малый, похожий на священника, у которого имеется купчая, подписанная Джозефом Таверелом. После смерти — или исчезновения — Холдреда Джозеф последний в роду, и поместье переходит к нему. Но Джозефа, как только он вернется в Англию, ждет веревка, потому что несколько лет назад он бежал из страны, с особой жестокостью убив девушку, с которой у него были определенные отношения,— пренеприятная была история. Полиция, конечно, поинтересовалась, где Джозеф, но Хаммерби поклялся, что не знает, где он сейчас, и вообще ему ничего не известно о преступлении. Хаммерби англичанин, но почти двадцать лет прожил в Америке. Он сказал, что имел там с Джозефом деловые отношения, хотя утверждал, что тот жил под чужим именем. Джозеф ограбил его на крупную сумму, а когда Хаммерби пригрозил засадить его за решетку, Таверел сообщил ему, представив неоспоримые доказательства, что является наследником большого поместья в Англии, так как его кузен, владелец поместья, исчез. Джозеф предложил Хаммерби свои права на поместье в счет уплаты долга, но для этого надо еще доказать, что Холдред мертв. У Хаммерби было письмо, подписанное Джозефом, в котором тот утверждает, что Хаммерби его представитель и вправе полностью распоряжаться поместьем, пока не будет доказано, что Холдред жив. Если окажется, что он жив, Хаммерби, разумеется, тотчас же удалится. Если же он мертв, поместье переходит к Хаммерби в качестве уплаты долгов. Хаммерби крупно рискует, но Джозеф почему-то не сомневается, что Холдреда нет в живых. Это против правил, но Джозеф, разумеется, не может сам приехать и заниматься поместьем, так как над ним висит смертный приговор. А письмо не было подделкой; сравнение образцов почерка Джозефа доказало подлинность письма, представленного Хаммерби. Так как заниматься замком никто не захотел, Хаммерби было позволено поселиться в нем, что он и сделал. Он может некоторое время жить в замке, не внося плату. Если объявится Холдред, Хаммерби согласен заплатить за жилье и покинуть поместье. Если будет доказано, что Холдред мертв, Хаммерби становится владельцем и замка, и денег. Конечно, это против правил, но иногда творятся странные дела!

— А что за человек Хаммерби? — полюбопытствовал Гордон.

— Чопорный, довольно педантичный малый средних лет. Он из тех англичан среднего класса, у которых есть деньги, но которые что угодно продадут за титул или высокое положение в обществе! Вы таких людей знаете; неплохие ребята, но сухие и скучные.

—– Но мы уходим от темы,— вскричала девушка, которая заговорила первой.— Мистер Гордон, вы друг моей семьи с незапамятных времен! Вы сделаете это для меня, правда' Прошу вас, поезжайте с нами в поместье Таверела и осмотрите место! Пожалуйста! Я сойду с ума, если мы ничего не предпримем!

— Конечно, Марджори, я поеду,— мягко произнес Гордон.— Я буду рад помочь вам, чем могу, но боюсь, мне ничего не удастся. Если уж этот случай поставил в тупик Скот-ленд-Ярд, то, боюсь, вам нечего ожидать от человека, привыкшего работать в открытую. А теперь за дело. Нам с Костигеном надо еще подготовиться к дороге.

Марджори Харпер молча протянула к нему руки, и на ее неяркие серые глаза навернулись слезы. Гордон ласково похлопал ее по плечу, а ее брат и другая девушка встали. Он проводил их до двери, Костиген же не сделал ни малейшего движения, чтобы подняться. Юноша Гарри Харпер оглянулся на мрачную фигуру, набивающую табаком трубку.

— Странный малый ваш друг,— прошептал он Гордону, выходя вместе с ним в коридор.

Гордон кивнул.

— Тому, кто его не знает, он кажется неразговорчивым и угрюмым. Но он замечательный друг. Во время войны он был ранен и контужен, а потом пристрастился к наркотикам и много лет провел в Лимхаузе, а это настоящая преисподняя. Понадобилась бы целая ночь, чтобы рассказать вам историю про то, как я помог ему расстаться с губительной привычкой, а он помог мне уничтожить банду закоренелых преступников. Ну все, за дело. Мы с Костигеном встретим вас через два часа в антикварной лавке. Отправляемся в поместье Таверела, да?

Джон Гордон вернулся к себе и закрыл дверь.

— Какое несчастье,— произнес он, слегка нахмурившись.— Марджори Харпер и ее брата я еще качал на колене. Они чудесные дети, а эта история более чем досадна. Я не могу им отказать — но что я могу сделать? Дело о контрабанде отнимает у меня массу времени.

Костиген, прежде чем ответить, затянулся трубкой.

— Похоже, Гордон, мы не очень-то преуспеваем в этом деле.

— Знаю,— вскричал Гордон, расхаживая по комнате, как огромный тигр.— Это самое запутанное дело, над которым мне доводилось работать. Путь опиума прослеживается от Китая через всю Европу и приводит сюда! Где-то есть брешь, но где именно — пока не пойму.

Это все равно, что подогнать крысу к забору, увидеть, как она улизнула, но не суметь найти дыру. Ну ладно! Хоть на несколько дней забудем об этом. Ума не приложу, в каком направлении продолжать поиск — Лондон я уже прочесал, так что, вероятно, стоит повнимательнее приглядеться к северным берегам. Просто зло берет — ведь знаем же, что эта отрава проникает в страну через какую-то лазейку, а найти эту лазейку не можем. Так что же вы думаете об исчезновении сэра Холдреда Таверела' — Джон Гордон повернулся к другу и резко сменил тему, что вообще было для него довольно характерно.

— Я думаю, что он попал в какую-то передрягу и поспешил замести следы,— ответил Костиген, невольно перейдя на уголовный жаргон.— Или этот косоглазый прикончил его, а сам смылся.

— Тогда где же труп? И куда девался китаец?

— Не спрашивайте.— Тон Костигена оставался безразличным, но глаза его загорелись диковатым огнем.

* * *

Мистер Томас Хаммерби слегка прищурился, глядя на посетителей. Он был довольно тучным человеком среднего роста и казался бы мужчиной среднего возраста, если бы не белоснежные вихры, придававшие ему очень добродушный вид. Это впечатление усиливали живые приветливые глаза, блестевшие из-под очков.

— Надеюсь,— виновато произнес он,— друзья сэра Холдреда не считают меня самозванцем, который воспользовался печальными обстоятельствами, чтобы завладеть родовым имением.

— Ни в коем случае, мистер Хаммерби,— успокоила его Марджори Харпер.— Мы пришли еще раз осмотреть дом в надежде…

Она запнулась. Мистер Хаммерби сочувственно наклонил голову.

— Прошу вас, не смущайтесь моим присутствием и без колебаний зовите меня, если понадобится моя помощь. Думаю, излишне говорить вам, как я сожалею о случившемся и как надеюсь, что сэр Холдред вернется целым и невредимым, хоть это и будет означать, что я потерял поместье.

Гордону незачем было вести расследование после того, как сыщики всенародно опубликовали свои выводы. Во-первых, он знал, что полиция давно обнаружила бы любые возможные улики, если бы таковые были. Во-вторых, в глубине души он почему-то был убежден, что сэр Холдред Таверел тайно сбежал.

Он посмотрел на чуть заметные красноватые пятна на полу возле лестницы и обследовал странное надгробие в конце коридора. Это некоторое время занимало его внимание.

— Что вы об этом скажете, Костиген?

— Тибетское,— ответил его немногословный друг.— Горная страна — культ Сатаны, так ведь?

— Думаю, вы правы,— кивнул Гордон.

Он был поглощен идолом — на черном резном пьедестале в неудобной позе сидела на корточках человеческая фигура с обезьянье-дьявольским лицом. Она была искусно вырезана в натуральную величину из какого-то старинного желтого камня. Вместо глаз с лица смотрели два полудрагоценных камня.

— Человеческие жертвы,— пробормотал Гордон, бросив взгляд на застарелые пятна на низком алтаре перед пьедесталом.

— Несомненно,— педантично, как школьный учитель, произнес Хаммерби над самым локтем детектива.— Думаю, сэр, вы правы, говоря о его тибетском происхождении. Насколько я разбираюсь в антропологии, это произведение какого-то неизвестного горного народа. Местные жители говорят, что капитан Хилтон Таверел привез его из Индии в 1849 году, и с тех пор он тут и стоит. Наверное, потребовалось немало труда и денег, чтобы привезти из такой дали этакую громадину. Но я слышал, что Таверелы, если чего-нибудь захотят, никогда не жалеют ни сил, ни денег.

— Кочергу нашли на этом алтаре,— сказал Гарри.— А на ней обнаружены отпечатки пальцев Холдреда. Правда, это мало о чем говорит. Может быть, он положил ее на алтарь за день или за месяц до своего исчезновения и забыл об этом.

Гордон коротко кивнул. Его интерес к этому делу, похоже, ослаб. Он взглянул на часы.

— Уже поздно,— сказал он.— Нам лучше вернуться в деревню.

— Я был бы рад, если бы вы согласились здесь переночевать,— предложил Хаммерби.

Гордон помотал головой, прежде чем остальные успели что-либо произнести.

— Благодарю. Полагаю, нам лучше всего вернуться в гостиницу. Сегодня мы ничего не сможем сделать — хотя, погодите. Думаю, мы с Костигеном в конце концов воспользуемся вашим предложением.

Когда Гарри, Марджори и Джоан ушли, Гордон вернулся к хозяину.

— Вы знали этого Джозефа Таверела. Что это за человек?

— Негодяй он, сэр! — Глаза Хаммерби сверкнули, и доброжелательное выражение его лица сменилось гневом.— Мошенник и плут, каких мало! С ним совершенно невозможно иметь никаких деловых отношений. Он без колебаний обводил вокруг пальца своих партнеров и обманывал тех, кто ему верил. Со мной он расплатился только под угрозой тюрьмы. Познакомившись с ним, я понятия не имел о том, что он имеет отношение к какому-то титулу и к какому-то поместью. Я его знал как Джона Уолшира, подрядчика. Он клялся, что у него нет никакого состояния, и это было вполне правдоподобно, потому что вел он себя беспутно, сорил случайными заработками. Он сам предложил мне приобрести поместье в качестве уплаты долга.

— Долг, наверное, был солидный,— заметил Гордон.

— Уверяю вас, это так! — воскликнул Хаммерби.

— Вам здесь не очень одиноко?

— Это мне по вкусу. Здесь у меня есть время для раздумий и пополнения своих знаний, а кроме того,— он покраснел, и на лице его появилась наивная смущенная улыбка,— я всегда хотел жить в замке! Я вырос в лачуге, мне не стыдно об этом говорить, и в детстве я часто мечтал о том дне, когда собственными усилиями добьюсь процветания и у меня будет замок не хуже других. Детские мечты, мистер Гордон, иногда сильнее всех амбиций. Моя мечта осуществилась, я счастлив об этом сказать, хотя мне очень жаль, что это произошло при подобных обстоятельствах. Что же касается одиночества, то, если мне захочется человеческого общения, поблизости находится деревня, и, хотя никто из жителей никогда сюда не заходит, мне ничто не может помешать туда отправиться. Потом, здесь есть миссис Дрейк, моя экономка, и Хансон, выполняющий самые разные работы. Нет, уверяю вас, мистер Гордон, мои дни здесь заполнены работой и учением, и если даже через несколько недель меня отсюда выселят, о времени, проведенном здесь, у меня всегда останутся самые лучшие воспоминания. Как жаль, что, для того чтобы я приобрел это поместье, с сэром Холдредом должно было произойти такое несчастье! Но так уж устроен мир; хотим мы того или нет, кто-то теряет, а кто-то находит!

— Как далеко отсюда до берега?— резко спросил Гордон.

— С полмили будет. Во время прилива можно слышать, как волны бьются о скалы.

— Прогуляемся до берега, Костиген,— поднялся Гордон.— У меня есть странная склонность гулять в тумане, и меня привлекает шум моря у этих северных берегов.

— Как вам угодно, сэр,— сказал Хаммерби.— Вы должны простить меня за то, что я с вами не пойду, но холодный ночной воздух и чрезмерные нагрузки мне вредны. Если хотите, я пошлю с вами Хансона.

— Нет, нет, не надо. К скалам ведет прямая дорога, не так ли? Мы и сами благополучно дойдем. И можете нас не ждать, мы, наверное, там немного задержимся.

Они шли молча, пока замок Таверела не скрылся в тумане у них за спиной. Оба флегматично пробирались сквозь густой сырой туман, попыхивая трубками. Далеко впереди слышался слабый шум моря. Вокруг, насколько можно было разглядеть сквозь туман, простирались голые пустынные болота.

— Наверное, Джозеф Таверел задолжал нашему другу Хаммерби кругленькую сумму,— размышлял Гордон.

Костиген засмеялся.

— Я тоже так думаю. Все поместье пошло в уплату долга' Б а! Хаммерби надавил на Таверела и, если хотите знать, вытряс из него все денежки.

— Хотите сказать, что он его шантажировал— угрожал ему тюрьмой? Что ж, это достаточно правдоподобно. Я не верю, что Таверел предложил передать Хаммерби поместье. Полагаю, идея принадлежала Хаммерби. Он всегда мечтал о поместье в Англии, а тут ему представился случай приобрести поместье за полцены. Ему стыдно признаться, что он заставил Таверела… нет, я нисколько не симпатизирую этому убийце. Вероятно, он с радостью променял свое родовое гнездо на свободу.

— А зачем мы остались ночевать в поместье?— резко спросил Костиген.

— Без всяких особых причин. В этом деле не за что зацепиться — если это можно назвать делом. Я должен сделать для Марджори все, что в моих силах, но не вижу ни единого намека на разгадку. Мне от всей души жаль девочку, к тому же меня преследует мысль, что сэр Холдред исчез не случайно.

— Местные жители говорят, что его похитили призраки давно умерших Таверелов.

— Ну, это вздор! Мы, однако, уже подошли к берегу!

Перед ними предстали дикие, голые, зазубренные скалы, у подножия которых лениво переворачивались серые волны. Монотонная серая пустыня моря исчезала в тумане, и они, пораженные чувством одиночества и бесплодности человеческих усилий, словно потеряли дар речи. Затем Гордон вздрогнул.

— Смотрите! Что это?

Далеко в море сквозь туман пробивался слабый свет.

— Приглядитесь! Мерцание слишком ритмичное, чтобы быть случайным! Это сигналят кому-то, кто находится на берегу.

— Один парень из деревни говорил мне о судне, судя по всему иностранном, которое пару дней сновало здесь взад-вперед,— пробормотал Костиген.— Он предположил, что оно должно высадить пассажира и ждет благоприятной погоды, чтобы пристать к берегу. А к этому берегу не очень-то подойдешь. Запросто можно напороться о скалы.

Гордон обернулся, озаренный внезапной догадкой, и посмотрел в том направлении, откуда они пришли. В густом тумане можно было лишь смутно угадать очертания замка Таверела, но на самой высокой башне поблескивал слабенький огонек.

— Там кто-то есть! — вскричал Гордон.— Как хорошо, что мы решили остаться! Назад, в поместье! Быть может, нам удастся выясните, кто подает сигналы!

Они молча бежали в сгущающемся тумане.

— Ей-Богу,— сказал вдруг Гордон, когда они пробирались сквозь низкорослый кустарник.— Хотел бы я знать…

В этот момент Костиген пронзительно вскрикнул, но было слишком поздно. Гордон упал на колени, сраженный внезапным ужасным ударом выскочившей из кустарника фигуры. Мгновение спустя Костиген стал центром вихревой атаки; какие-то темные фигуры, казалось, материализовались из земли и бросились на него.

Но неизвестные нападающие сразу же обнаружили, что дело, которое они затеяли, не из легких. С пронзительным воинственным криком могучий американец незамедлительно перешел к смертоносным действиям. Первого атакующего он встретил прямым сильным ударом, оставив его корчиться, отбросил второго, бросившегося на его мощные плечи, и быстро, по-кошачьи развернувшись, всем своим весом встретил нападение зловещей фигуры, бросившейся на него с каким-то блестящим стальным предметом.

Костиген почувствовал, как по его взметнувшейся руке полоснуло каким-то острым лезвием. Тяжелой, как железо, рукой он нанес одному нападавшему сокрушительный удар в челюсть, а другому выстрелил в спину, и тот, нелепо взмахнув руками, рухнул на расстоянии десяти футов.

В этот момент раздался еще выстрел, кто-то пронзительно вскрикнул и выругался. Гордон стоял на коленях и стрелял. Неизвестные головорезы, как призраки, растаяли в тумане, оставив лишь съежившееся тело человека, которого подстрелил Костиген.

Американец в мгновение ока был возле друга.

— Ранены?

— Нет, просто немного кружится голова, удар-то был не из слабых. Но у вас кровь!

— Пустяки,— Костиген нетерпеливо спрятал руку.— Легкая царапина. Посмотрим на того, кто это сделал. Он еще не пришел в себя.

Гордон наклонился над сраженным врагом и, издав пронзительный возглас, оторвал от рубашки толстый кусок материи и быстро перевязал ему ногу выше колена.

— Жгут! — поспешно воскликнул он.— У этого несчастного опасное кровотечение; он может умереть. Он упал на собственный нож и, по-видимому, повредил большую артерию ниже колена. Кровь хлестала рекой!

Костиген, нахмурившись, склонился над лежащим без сознания человеком.

— Этот человек малаец! — сказал он вдруг.— Достаточно посмотреть на его нож с кривым лезвием, да и лицо его говорит обо всем достаточно красноречиво!

— Точно! — воскликнул Гордон, когда человек открыл глаза.— Малаец! Похоже! Более того, это Али Массар, которого за множество преступлений разыскивают и в Бирме, и в Сиаме! Я раньше видел этого мошенника! Что ты здесь делаешь?

Малаец уже окончательно пришел в себя, хотя по его белым губам было видно, что ему очень плохо. Узнав Гордона, он сверкнул змеевидными глазами, но не произнес ни слова.

— Говори! — рычал Гордон.— Или мы оставим тебя здесь умирать.

Малаец даже глазом не повел.

— Нет,— спокойно произнес сыщик,— ты не умрешь. Ты будешь жить, чтобы поплатиться за свои преступления на виселице.

Малаец сверкнул глазами. Ни один мусульманин не может думать о виселице без содрогания.

— Вы меня повесите?— заговорил он, наконец, слабо, почти шепотом.

— Если скажешь мне, что ты здесь делаешь и что означает эта тайна, приговор, может быть, удастся смягчить.

Малаец пристально вгляделся в пробивающийся сквозь туман слабый лунный свет, и вдруг неистовым рывком вырвался из сжимающих его рук Гордона, перевернулся на бок и сорвал с ноги жгут. Его действия были молниеносны, неожиданны и ужасны. Кровь хлынула невероятным потоком, тело Али Массара дрогнуло и застыло неподвижно, но мертвые глаза со злорадным торжеством смотрели вверх.

— Вот так! — прошептал потрясенный Джон Гордон.

Костиген даже не шелохнулся. Тяжелая жизнь на дне ожесточила его более, чем кого бы то ни было, даже более, чем Гордона, привыкшего к сценам насилия.

— Вряд ли человек может так быстро умереть от потери крови, получив рану в ногу,— сказал он.

— Он потерял невероятно много крови, прежде чем я перевязал ему ногу,— сказал Гордон.— Это большая артерия, и она соединена с главной аортой брюшной полости.

— Что нам делать с трупом? — спросил Костиген равнодушно, коснувшись мертвеца, точно мертвой змеи, ногой.

— Придется оставить его здесь,— решил Гордон. Выглядит немного жестоко, но не нести же нам его через болота, в любую минуту ожидая нападения. Потом мы возьмем карету и вернемся за телом. А сейчас каждая минута дорога. Из замка еще сигналят, видите? Но на судне больше нет света.

Пока они спешили к поместью, Гордон предавался раздумьям:

— А что, если судно должно не высадить человека, а взять на борт? Что, если этот человек сейчас притаился где-нибудь в поместье и ждет удобного момента, чтобы ускользнуть незамеченным? Может быть, он прячется там уже месяц или еще дольше?

— Вы имеете в виду сэра Холдреда? Думаете, сигналы подает сэр Холдред?

— Ничего не могу сказать с уверенностью.

Проделав, как им казалось, бесконечный путь, они подошли к поместью Таверела, где их встретил Хансон, слуга на все руки — коренастый, крепко сложенный человек с тяжелыми, простоватыми чертами лица.

— Вы ранены, сэр, у вас вся рука в крови?

— Мистер Костиген упал и порезал руку об острую скалу,— отрезал Гордон, чтобы избежать дальнейших расспросов.— Хансон, ваш хозяин уже в постели?

— Да, сэр.

— Прекрасно. Проведите нас в самую высокую башню в этом здании.

— Хорошо, сэр,— Хансон повернулся и без лишних вопросов повел детективов к башне.

Они шли за ним по бесчисленным пролетам винтовых лестниц и темным коридорам и в конце концов оказались в самой верхней комнате башни, возвышающейся над западным крылом замка. Гордон понял, что это та самая башня, откуда посылались сигналы. Теперь здесь не было ни души; пыль и паутина подтверждали слова Хансона, что в этой маленькой, скудно обставленной комнате никогда никто не жил.

Гордон подошел к окну, выходящему на море, и взял из рук Хансона свечу, служившую им единственным источником света. Он предполагал, что тот, кто подавал сигналы, должно быть, пользовался более мощным источником. Ему казалось невозможным, чтобы слабое пламя свечи могло быть видно так далеко, да еще сквозь туман. Но, повинуясь неосознанному порыву, он начал регулярно размахивать свечой.

Не успел он закончить свои эксперименты, как Хансон, бросив взгляд в дверь на темный коридор, заорал, как бешеный, и, отскочив назад, всей тяжестью своего тела навалился на Гордона, выбив у него из рук свечу и погрузив комнату в кромешную темноту.

* * *

Гордон в мгновение ока оказался у почти невидимой двери и выхватит пистолет. В наступившей тишине он слышал рядом с собой частое, тяжелое дыхание Хансона и спокойное, размеренное дыхание Костигена.

— Черт бы все это побрал, Хансон,— довольно раздраженно бросил он.— Что означает эта потасовка?

— Лицо, сэр,— тяжело дыша, произнес Хансон, в темноте схватив детектива за руку.— Лицо прямо за дверью! Ужасное, желтоватое лицо с отвисшими губами!

Костиген зловеще рассмеялся в темноте.

— Пойду посмотрю, есть ли там еще кто-нибудь!

— Стойте, где стоите! — резко приказал Гордон.— Хансон, вот спички. Найдите свечу и зажгите ее, а я пока понаблюдаю за дверью.

Вспыхнувший огонек спички на мгновение осветил черный проем двери, за которой, естественно, никого не было.

— Плохо дело, сэр,— сказал, наконец, Ханой.— Не знаю, как это объяснить, но свеча пропала!

— Чушь! Она, должно быть, упала к моим югам, когда вы наткнулись на меня.

— Ну вы же сами видите, сэр,— ответил Хансон, ползая по полу с зажженной спичкой.

Гордон окинул взглядом покрытый пылью пол. В том месте, где упала свеча, на пыльном полу остался след, но сама свеча бесследно исчезла.

— Кто-то проник сюда и стащил ее! — бормотал Хансон, трясясь от неподдельного страха.— Я это знаю! Это не впервые. Я предупреждал хозяина, но он меня не слушал! Я говорил ему, что слышал ночью чьи-то шага и шуршание портьер — да, и видел это противное желтое лицо, смотрящее из темноты! Я его видел дважды!

— В самом деле? — отрезал Гордон.— Что же вы ничего об этом не рассказали?

— Хозяин приказал мне молчать,— угрюмо ответил Хансон.— Думает, я был пьян. Впрочем, мне все равно. Завтра я уезжаю из этого ужасного места. Никакие деньга не заставят меня здесь остаться.

— Мы что, будем торчать здесь всю ночь? — нетерпеливо вмешался Костиген.

— Вперед,— кратко ответил Гордон и широким шагом прошел в дверь, держа наготове револьвер.

Спускаться по темной лестнице было жутковато, но обошлось без нападения. Ни один звук не нарушил зловещую тишину.

Когда они оказались внизу в огромном холле, Гордон сказал:

— Хансон, если я не ошибаюсь, в болотах лежит раненый человек. У вас есть телега, на которой мы бы смогли добраться до него и привезти его сюда'

Хансон, казалось, оправился от страха и впал в свое обычное глуповатое состояние.

— Есть, сэр.

— Запрягите в нее пони и немедленно подведите ее к парадному.

— Слушаюсь, сэр.

Приказание было исполнено с проворством, достойным похвалы, и в то время как они трусили сквозь туман, который, казалось, еще более сгустился, Костиген заметил:

— Глупый малый.

— Глупый или невероятно хитрый. Вы верите всему этому вздору насчет желтого лица? Я что-то сомневаюсь. А если Хансон просто не хотел, чтобы я махал свечой из окна, так как это могло быть истолковано как сигнал? А если он нарочно набросился на меня, а в остальном умело притворялся? Он вполне мог взять свечу и спрятать ее в карман, в то время как мы ждали, что из двери на нас нападет какое-нибудь пугало?

— Но если в этой башне прячется сэр Холдред, то какое отношение к нему имеет Хансон? И почему полиция, обыскав весь дом, так и не нашла сэра Холдреда?

— Ничего не могу сказать о связи Хансона с сэром Холдредом. Насколько мне известно, он приехал сюда с Хаммерби. Что же касается того, где прячется пропавший дворянин, в старинных замках обычно полно всевозможных потайных мест.

— Значит, о них никто не знает. Полиция не нашла никаких тайников.

— Конечно, на то это и тайники. А вот здесь мы оставили тело — но тела нет! Я ожидал чего-нибудь в этом роде.

Тело убийцы-малайца исчезло.

— Друзья недалеко от берега! — пробормотал Гордон, повернув коня и бросив взгляд на замок.— Похоже, все еще таинственнее, чем мы думали. Я хотел помочь Марджори Харпер, которая думала, что мне удастся найти ее пропавшего возлюбленного. Его и след простыл, но мы видели таинственное судно, с которого подавались сигналы в замок, обнаружили банду убийц, прячущуюся здесь по какой-то непонятной причине, и — если верить россказням Хансона — нас преследует желтолицый призрак.

-Те, кто на нас напал, имеют какое-то отношение к судну.

— Думаю, вы правы. А судно каким-то образом связано с тем, кто находится в замке,— только кто это?

Они подъехали к воротам и привязали коня. Хансона как не бывало. Они прошли по длинной дорожке и постучали в дверь. Ответа не последовало.

— Идемте, Костиген,— нетерпеливо произнес Гордон.— Уже светает, и Хансон, наверное, спит. Разбудим его, пошлем позаботиться о коне, и…

Вдруг он осекся. Откуда-то изнутри неосвещенного замка внезапно раздался пронзительный, душераздирающий крик.

— Помогите! Помогите! О, Господи, помогите!

— Хаммерби! — воскликнул Гордон, словно наэлектризованный.— Вперед, Костиген! Подождите — сначала я!

Крик внезапно оборвался тяжелым вздохом, и над замком, словно черный туман, нависла тишина.

* * *

Гарри Харпер пробудился ото сна, полного хаотических, беспорядочных видений. Услышав тихий стук в дверь, он сел в постели и спросил:

— Кто там?

Ответа не последовало, но он услышал, как кто-то робко подошел к двери и так же легко удалился. Он встал, надел халат и повернул выключатель. Из-под двери высовывался белый уголок записки, но когда он выглянул, в коридоре было пусто.

В записке он прочел:

Немедленно приведите Марджори и Джоан в поместье Таверела. Это необходимо. Никому не говорите, но приезжайте немедленно.

Джон Гордон

Гарри не понимал, почему сыщику так понадобилось его присутствие в столь поздний час, но приготовился подчиниться. Он прошел по коридору к комнате девушек, легонько постучал в дверь, и вскоре все трое под начавшимся дождем быстро трусили на лошадках по тропинке через болото.

Подъехав к затененной дороге, они спешились. Перед ними возвышался замок, темный, мрачный, отталкивающий. В глубине души Гарри почувствовал страх, будто девушки и он сам в чем-то виноваты. Где же сыщики? Он направился к двери, держа девушек за руки. Он поднял дверной молоток, и от глухих раскатов, раздавшихся по дому призрачным, приглушенным эхом, у него мурашки поползли по спине. Он подождал, пока дверь откроется, но внутри не было слышно никакого движения. Наконец, держа в одной руке электрический фонарь, а в другой пистолет, он распахнул дверь, но увидел лишь зияющую тьму.

Девушки, страшась войти в это темное здание, но еще более страшась остаться одни, с опаской вошли вслед за ним. Гарри ругался про себя, браня за глупость тех, кто заставил его привести в такое место двух испуганных девушек. Да и где же, черт возьми, Гордон и Костиген? Куда подевались Хаммерби, Хансон, миссис Дрейк? Его внезапно охватил панический страх. У него было такое чувство, будто все они попали в лапы к какому-то злому колдуну из запредельного мира. Он включил свой фонарь, и белый луч осветил часть пространства, отчего все остальное казалась еще темнее. На мгновение круг света задержался на темном пятне возле лестницы, чуть-чуть дрогнул вместе с направляющей его рукой и начал путешествие по всему холлу.

Устрашающее лицо идола на надгробии озарилось робким светом, что придало ему еще более дьявольский вид. Джоан дико закричала. Гарри, ужаснувшись, принялся бешено и неосознанно стрелять. Затем он резким движением большого пальца нажал на выключатель фонаря, и охваченная ужасом группа погрузилась в кромешную тьму. В темноте с другого конца холла до них доносился какой-то робкий звук, но у Гарри не хватило мужества нажать на выключатель и снова осветить страшное зрелище. Он молча стоял в темноте, обливаясь потом, Марджори цеплялась за него и за Джоан, которая почти без сознания упала к его ногам и, рыдая, в отчаянии схватила его за колени.

— Джоан! — произнес он неестественным, хриплым голосом.— Возьми себя в руки!

— Не включай свет, Гарри,— стонала девушка.— Если я его увижу еще раз, я умру! О, Гарри, Гарри, я видела, как он мне подмигнув.

— Вздор,— Гарри исступленно отказывался верить в то, что подсказывали ему чувства, но отрицал разум: он видел то же самое.— Просто свет неудачно упал на его лицо. Я включу его снова.

Джоан еще сильнее прижалась лицом к его коленям и затаила дыхание.

Гарри снова прошелся лучом света по всему холлу, стараясь не думать о том, как страшно было бы снова высветить ужасающее лицо.

— Вот он, Джоан,— произнес он, порывисто вздохнув с облегчением.— И не мигает; я хочу сказать, он же каменный!

Глаза Джоан были полны страха. Марджори взмолилась:

— Гарри, идем. Здесь никого нет; иначе, услышав твою стрельбу, сюда бы кто-нибудь вышел. Наверное, произошла ошибка.

— Наверное.— Гарри помог Джоан встать на ноги и повернулся к двери.

Поднимая испуганную девушку, он случайно погасил фонарь; наконец он снова нажал на выключатель. На этот раз обе девушки издали душераздирающий крик. Гарри увидел перед собой смутно различимую в темноте фигуру с каким-то предметом из холодной сверкающей стали.

* * *

— Гордон! — прорезал тишину низкий голос Костигена.— Идол исчез!

Оба сыщика стояли в темном холле огромного замка Таверела. Стояла мертвая тишина, но жуткие крики, всего мгновение назад раздававшиеся по всему дому, до сих пор эхом звучали у них в ушах.

Электрический фонарь Гордона, обежав лучом холл, остановился на надгробии. Сыщик тихо выругался. Огромный резной пьедестал был пуст. Все это время Гордона не покидала мысль, что разгадка тайны заключалась именно в этом безмолвном зловещем надгробии. Крики, заставившие их ворваться в дом, доносились, казалось, из конца холла. Он уверенными шагами прошел к надгробию и рассмотрел пьедестал с близкого расстояния. Он предполагал, что идол был каким-то образом закреплен на нем, но теперь увидел, что поверхность пьедестала совершенно гладкая. Тогда он начал прощупывать стену за алтарем.

Костиген заворчал. В этот момент узкая панель повернулась, открыв узкий проход внутрь.

— Это было спрятано за идолом,— прошептал Гордон, светя фонарем в темное отверстие.— Итак, ход в тайник обнаружен!

— Оставайтесь здесь,— приказал англичанин.— Я осмотрю этот проход. Полагаю, здесь ответ на наши вопросы.

— Я пойду с вами,— ответил Костиген,— иначе зачем я здесь нужен?

Гордон знал, что спорить с другом бесполезно. Он пожал плечами, перелез через пьедестал и протиснулся в узкую щель. Костиген последовал за ним, оставив потайную дверь открытой. Несколько ступеней из неотесанного камня вели вниз, где проход заметно расширился. Стены, потолок и пол из неотесанного камня были покрыты пятнами сырости.

— Глубоко мы, должно быть, забрались,— пробормотал Гордон.— Эти катакомбы, наверное, были построены пиратскими предками сэра Холдреда. Довольно разветвленные катакомбы,— добавил он, заметив темные отверстия по обеим сторонам прохода, означавшие, очевидно, другие ходы, ведущие из основного. Слабо мерцающий свет фонаря тонул в окружающем мраке.

— Послушайте!

Издалека, из одного из темных ответвлений, доносился чуть слышный звон цепей и слабый стон. Гордон выключил свет, и друзья стояли в темноте. Стон стал слышнее и разборчивее.

— Гордон! Помогите! Помогите! Ради Бога! Они меня пытают!

— Это Хаммерби! — прошептал Гордон, скользнув к проему, из которого, казалось, доносились надрывающие сердце тяжелые вздохи. Вдруг он резко включил свет и, открыв дверь, заскочил в помещение, держа пистолет наготове, Костиген последовал за ним. Фонарь, скользя от одного угла к другому, высветил совершенно пустую комнату, похожую на келью, с дверью в противоположной стене. Хаммерби нигде не было видно, да и стон прекратился. Вдруг Костиген, давний кровный брат крысам из преисподней, повинуясь внезапной интуиции, выбил фонарь у Гордона из рук и повалил его на пол. В темноте тотчас же раздались пистолетные выстрелы, и полдюжины пуль подло просвистели над головами сидящих на корточках людей. Но все заглушал зловещий безумный смех.

Вслед за стрельбой установилась мертвая тишина, давящая на уши и нервы. Двигаясь с предельной осторожностью, попавшие в ловушку сыщики отползли в противоположные стороны кельи и, прислонившись к стенам, с пистолетами наготове ждали следующего случая.

— Гордон! — внезапно нарушил тишину сопровождаемый сардоническим смехом голос с чуть заметным иностранным акцентом.— Вот так неожиданная радость! Не думал, что вы когда-нибудь будете моим гостем.

Гордон, сидящий на корточках в зловещей тишине, не сделал ни малейшего движения, чтобы не стать мишенью невидимого стрелка.

— Оказывается, вы умнее, чем я полагал, не так ли? — продолжал с издевкой звучать странный голос.— Или вас привело сюда простое стечение обстоятельств? А я-то думал, мистер Гордон, что после сегодняшнего вечера вы больше не будете вмешиваться в мои дела…

Пистолет Гордона выстрелил, словно плюнув в сердцах, в сторону голоса. Ответом ему был низкий злобный смех, и у сыщика над головой прогремел еще один залп снаружи из коридора.

Голос заговорил снова, на этот раз из другого угла.

— Мне очень жаль, что я не могу остаться, чтобы видеть вашу смерть, мистер Гордон, и вашу, мистер Костиген, но время неумолимо, и я вынужден оставить вас под бдительным присмотром моих верных друзей.

Снова пеленой нависла тишина. Гордон услышал, как с сырых стен падают капельки воды. Затем, далеко со стороны входа в катакомбы прозвучал выстрел, и подземелье снова наполнилось скрипучими и бессвязными звуками. Из обеих дверей раздались пистолетные выстрелы, и по всей келье зажужжали свинцовые пули. Гордон почувствовал, как чья-то невидимая рука рванула его за рукав и кто-то больно ужалил его в щеку. Смесь незнакомых языков заглушала английская речь, но слова сыщики разобрать не могли.

Гордон выстрелил по вспышкам в двери, в которую они вошли, и кто-то завыл, как раненый волк. По келье снова пронесся свинцовый шквал, и вскоре оба услышали звук удаляющихся шагов. Гордон рискнул подать голос:

— Ну что, Костиген? Думаете, они ушли или это ловушка'

— Лежите тихо,— проворчал американец.— Погодите, вы узнали того, кто с нами говорил?

— Кажется, узнал,— резко ответил Гордон.— Но что…

Снаружи замерцал свет. По коридору кто-то шел.

— О, Гордон!

Сыщик выругался.

— Да это же Гарри Харпер!

Он выпрямился и отважно побежал по коридору, споткнувшись о распростертую на полу фигуру. Даже тусклое освещение позволило разглядеть, что это китаец. Зрелище было довольно странным. Гарри Харпер шел по коридору с фонарем в одной руке и пистолетом в другой. След в след за ним шли Марджори и Джоан, цепляясь друг за дружку, а впереди юноши шагал коротенький, угрюмого вида человек с крепко завязанными за спиной руками.

— Хансон,— воскликнул Гордон.

— Гордон! — резко вскричал Гарри.— У вас все лицо в крови!

— Легкая царапина,— Гордон провел рукой по щеке.— Пулей задело.

— Слава Богу, вы не ранены!

— Но вы-то что здесь делаете?

— Найдя в таверне вашу записку…— начал Гарри.

— Записку? Но я не писал вам никакой записки!

— Значит, кто-то другой написал мне записку, в которой настаивал, чтобы я пришел сюда и привел девушек. Мы пришли, но никого не встретили. Затем в холле, кто-то бросился на меня с ножом. Я оглушил его ударом приклада, а, осветив фонарем, увидел, что это Хансон. Мгновение спустя он очнулся, но я уже успел его крепко связать. Он, казалось, пришел в отчаяние и пообещал мне все рассказать, если я, в свою очередь, пообещаю замолвить за него словечко. Потом до нас откуда-то слабо донеслись выстрелы, и он сказал, что вы с мистером Костигеном попали в ловушку где-то внизу. Вот…

— Юный безумец,— перебил его Гордон,— вы хотите сказать, что прискакали сюда по этим туннелям и привели с собой девушек?

— Ну вы же понимаете, я не мог остаться в стороне, зная, что вам грозит смерть. Девушки наверху были бы в не меньшей опасности, чем со мной. Во всяком случае, я заставил Хансона идти впереди меня. Думаю, что из страха попасть в него никто бы не решился стрелять в нас. Он, наверное, тоже так думал, потому что нисколько не боялся. Он сказал, чтобы я толкнул идола, и, когда я это сделал, дверь открылась. О дальнейшем вы догадываетесь. Мы вошли, и возле лестницы я увидел нечто, напоминающее большую летучую мышь. Но это был человек, потому что он выстрелил в меня, а я в него. Малый, несомненно, был не тот, за кого себя выдавал. Не думаю, что я его задел, но он бросился наутек по коридору, а мы пошли за ним.

* * *

Джон Гордон ударил мускулистым кулаком по ладони.

— Неважно, что я об этом думаю, Харпер! У вас, конечно, были самые лучшие намерения, но вы не понимаете, какой опасности подвергаете этих двух девушек. Отведем же их наверх, пока еще есть шанс их спасти.

Он было повел девушек назад к лестнице, но Харпер его остановил.

— А как же человек, в которого я стрелял? По крайней мере я думаю, что это был человек. У нас есть шанс поймать его и найти разгадку к тайне здесь и сейчас. А Джоан и Марджори могут остаться и сами позаботиться о себе, так как мы очень скоро по кровавому следу найдем это существо, похожее на летучую мышь.

— Вы не понимаете, с каким опасным врагом мы имеем дело,— возразил Гордон.— Спросите моего юного друга Костигена, если мне не верите. Но не сейчас! Ради Бога, поверьте мне и пойдемте, пока не поздно! Мы находимся в логове гремучей змеи, и на нас в любой момент может обрушиться ее ядовитый удар.

Он больше не колебался, а схватил Харпера одной рукой, а Костигена другой, и они рысью помчались по каменному проходу. Когда они приблизились к старинной лестнице, Став Костиген вышел вперед. Гарри Харпер, после мгновенного колебания и бесплодного вглядывания в темноту, в которой исчезла похожая на летучую мышь фигура, неохотно последовал за ним, таща за руку по-прежнему сопротивляющегося Хансона. Дух слуги, казалось, был сломлен, лицо было мертвенно-бледным даже при тусклом свете затхлого коридора. Марджори и Джоан, все еще цепляясь друг за дружку, шли за ним.

Добравшись до огромного холла, они вышли из-за пустого пьедестала, на котором еще совсем недавно стоял загадочный идол, привезенный много лет назад из Тибета старым капитаном Хилтоном Таверел ом. Идола в холле не было. Пока они стояли, разинув рты, кто-то дважды вскрикнул у них за спиной. Обернувшись, они обнаружили, что Марджори и Джоан пропали!

— Ну вот, все прекрасно! — Стивен Костиген сверкнул глазами, повернувшись к дрожащему Хансону.— Вы единственное звено, которое связывает нас с тем, что здесь происходит. Девушки пропали. Сэр Холдред Таверел пропал. Томас Хаммерби пропал. Даже желтый идол как сквозь землю провалился. Нас окружает какая-то тайна. Нам нужны кое-какие ответы, и вы нам их быстро дадите, или я…-— Он поднял мозолистый кулак, не раз укладывавший головорезов и в Сан-Франциско, и в Сохо.

Костиген протянул вторую руку и схватил дрожащего англичанина за мятые лацканы его шерстяного пиджака. Глаза Хансона стали большими, как яйца, ко^да он почувствовал, что его медленно и ровно подняли с каменного пола на целый фут. Хансон замахал обеими руками, словно для того, чтобы защититься от удара, который, он знал, ему не предотвратить.

— Я — я ничего не знаю, сэр! Я здесь, в поместье Таверела, один слуга за всех, так сказать, на все руки мастер! Я не имею никакого отношения к этому языческому желтому идолу! Я всегда уговаривал сэра Холдреда вернуть его в Тибет, откуда его в свое время и привезли. Я говорил это еще сэру Руперту, но меня никто и слушать не захотел!

Костиген отвел глаза от лица Хансона, держа слугу над головами остальных. У американца, должно быть, невероятно крепкие мускулы; поднять Хансона было трудно. Но удерживать его на весу было несравненно труднее. Костиген посмотрел на Джона Гордона. Британский сыщик кивнул. Костиген перевел взгляд на Гарри Харпера.

— Ничего не знает, да' — гневно выпалил Харпер.— А как же это? Как же моя рука' — Он повернулся, чтобы все могли увидеть след от ножа Хансена, пришедшийся в дюйме от того места, где удар мог оказаться очень опасным, может быть, даже смертельным. На мягком твидовом пиджаке Харпера зиял разрез от плеча до локтя. По краям разреза медленно растекалось красное пятно.

Джон Гордон приблизился к молодому человеку и внимательно осмотрел рану.

— Вам невероятно повезло, Харпер. Еще дюйм или два — и вы остались бы калекой. Полфута — и он бы вам вонзил лезвие как раз между ребер. А так у вас будет просто очень маленький шрам, как напоминание о поместье Таверела.

Костиген снова повернулся и пристально посмотрел на Хансона.

— Ну что, скользкая крыса, что скажешь? Ничего не знаешь? Ты нападаешь на незнакомцев просто так, для развлечения? Говори, или…

Лицо Костигена исказилось каким-то странным оскалом. Слугу Хансона этот оскал почему-то напугал гораздо больше, чем мог бы напугать самый свирепый взгляд. Американец поднял другую руку и теперь держал слугу за оба лацкана. Поношенные ботинки бедняги свисали над полом.

Хансон чувствовал, что американец несет его по комнате так же ровно и легко, как если бы Хансон был новорожденным младенцем, а Костиген его заботливым отцом. Испуганный слуга озирался через плечо, силясь увидеть, куда его несет Костиген. На фоне висящего на стене бесценного гобелена были установлены средневековые доспехи, трофей какого-то древнего рыцаря, предка Таверелов.

Костиген поднял слугу еще на полфута и наколол воротник его пиджака на остро отточенный конец алебарды.

— Ладно, предатель,— прорычал Костиген.— Будешь висеть, как охотничий трофей, пока не расскажешь нам все, что знаешь. А если ты все еще думаешь, что тебе удастся убедить нас, будто ты ничего не знаешь, то ты глубоко ошибаешься. Я заставлю тебя заговорить!

Он стоял перед висящим англичанином и, сверкая глазами, примерялся, с какого расстояния лучше всего нанести предателю мощный удар в челюсть.

— Бог свидетель, сэр, я ничего не знаю! Я ничего не знаю! — Голос Хансона перешел в крик, когда Костиген отвел кулак, готовясь со всей силы ударить слугу в подбородок.

Хансон разрыдался.

— Я скажу, я скажу,— перемежал он рыдания тяжелыми вздохами.— Я вспомнил с Божьей помощью. Если я скажу хоть слово, я покойник, но если буду молчать, вы убьете меня здесь же и сейчас. О, Боже мой, Хозяин уничтожит меня, если я проболтаюсь, я же знаю!

Костиген и Джон Гордон быстро переглянулись, и в их мимолетном взгляде читалось удивление и узнавание. Хозяин! Кажется так он сказал. Гордон подошел к Костигену и принялся внимательно вглядываться в глаза перепуганного Хансона.

— Давай, приятель, говори,— успокаивал его высокий сыщик.— Если ты будешь с нами честен, у тебя есть шанс. Нам с Костигеном известно о твоем Хозяине все. Мы встречались с ним раньше. Но — разве он не погиб во время ужасного взрыва в Сохо в сорок восьмом году?

— Хозяин не может умереть,— беспомощно рыдал Хансон.— Ему миллион лет, а может быть, десять миллионов, этого никто не знает! Он даже не человек, он дьявол или бог, или некое морское чудовище. И до меня он доберется, как пить дать доберется!

Хансон беспомощно вертел руками, свисая с острого лезвия, венчающего старинную алебарду. Теперь, когда отчаянный страх развязывал ему язык, он лепетал, как дитя, изливая свой страх перед зловещей силой, заставившей его напасть на Гарри Харпера.

— Ло Кунг также был его человеком,— лепетал Хансон.— Теперь он мертв, Хозяин покончил с ним с помощью меня и миссис Дрейк.

— Миссис Дрейк? — выдохнул Харпер, не поверив своим ушам.— Экономка?

—– Да, сэр,— рыдал Хансон.— Мы с миссис Дрейк многие годы находимся в его власти. Мы избавились от старого сэра Руперта Таверела, когда нам приказал Хозяин. Мы не хотели — мы же не убийцы.

— Боюсь, это решать другим,— перебил его Джон Гордон.— Решение вынесет суд Его Величества и думаю, мой друг, приговор тебя разочарует.

У Хансона еще больше расширились глаза.

— Но мы ничего не могли поделать! Вы же говорите, что знаете Хозяина,— взмолился он,— тогда вы должны знать, что сопротивляться его воле невозможно. Он обещал, что, когда вернется старая империя, он сделает меня хозяином поместья Таверела. Меня! Старый Хансон, один слуга за всех,— и хозяин поместья Таверела! У меня будут собственные слуги, подумать только! А спать я буду в великолепной большой постели наверху, а не в моем старом коттедже на болоте. Но если я его подведу, если я его подведу — мне конец!

С последним стоном слуга сполз вперед, челюсть его ослабла, а голова свисла на грудь. Гарри Харпер подошел к нему, чтобы осмотреть.

— Не трогайте его! — резко приказал Джон Гордон.

— Но-но, по-моему, он мертв.

— Скорее всего так.

— Но тогда — он, наверное, умер от сердечной недостаточности, напуганный до смерти одним упоминанием о Хозяине. Из простого приличия мы должны, по крайней мере, вынести его отсюда, и…

— И я ничуть не удивлюсь, если мы к тому же умрем,— Джон Гордон схватил Харпера за запястье и отвел его от доспехов.— Не прикасайтесь ни к чему без моего разрешения. Вы рискуете жизнью. Костиген, вам, вероятно, тоже захочется на это взглянуть.

— Если хозяин Хансона и есть тот самый Хозяин, которого мы знаем, Гордон, а, судя по всему, так оно и есть, тогда я, кажется, догадываюсь, что вы там обнаружите. Ну ладно, все в порядке,— сказал Костиген, присоединившись к остальным.

— Видите провод, идущий от пьедестала и бегущий за старинный гобелен? — спросил Джон Гордон у Харпера.

Молодой человек кивнул.

— Тогда попробуйте заглянуть за гобелен и скажите мне, что вы там обнаружили,— продолжал сыщик.— Поднимите его за один угол. Старайтесь не касаться доспехов и других металлических предметов.

Молодой человек встал и исполнил приказание.

— Но там — там какая-то ниша. Что-то вроде того прохода, который мы обнаружили за желтым идолом или, вернее, за пьедесталом, на котором он стоял. Только — в этом отверстии за гобеленом есть какой-то сложный электрический прибор. Он подсоединен к аккумуляторной батарее, а в конце контрольная панель.

Он стоял и, удивленно моргая, взирал на странное сооружение.

— Выходит, Хансон умер вовсе не от сердечной недостаточности?

Джон Гордон и Стивен Костиген, как один, качнули головой.

— Да, Харпер,— с горечью произнес Костиген.— Он был убит током. У нас в Америке током убивают только после суда и приговора. Но Хозяину, по-видимому, такие формальности ни к чему.

Он подошел к молодому англичанину и, встав рядом с ним, попытался вглядеться в зияющую за электрическим прибором темноту.

— Неясно только, почему Хозяин так долго ждал, чтобы избавиться от Хан сон а? Почему он — или его сообщники —не покончили с ним тотчас же, как я повесил его на доспехах?

Джон Гордон вынул из кармана почерневшую курительную трубку. Злобно зажав ее в зубах, он зашагал взад-вперед.

— Вероятно, просто не успел, Костиген. Но это лишь моя догадка. И вам крупно повезло, что он — или она —что этот кто-то не успел. Наверное, Хозяин надеялся, что вы встанете возле бедняги Хансона, а может быть, даже обопретесь рукой на металлические доспехи. Он, должно быть, недооценил вашу силу, и эта маленькая ошибка спасла вам жизнь! Наконец, Хозяину надоело ждать, пока вы положите руку на доспехи, и он решил избавиться от своего слуги, пока тот не наговорил лишнего.

— То, что он нам рассказал, не слишком ценно,— проворчал Костиген.— Но главное мы знаем — Хозяин жив и снова на свободе! А значит, опасность еще не миновала!

* * *

Блестящая вспышка озарила старинную комнату, бросив резкие тени на каменные стены и превратив ища трех живых людей и одного мертвеца в безжизненные, невыразительные маски. Рот мертвого слуги Хансона неестественно вытянулся, искаженный судорогой смерти. На лице Гарри Харпера читалась тревога и страх не только за себя, но также за сестру Марджори и невесту Джоан Ла Тур. Джоан была американкой евразийского происхождения. Обитая некоторое время в притонах торговцев опиумом, она порвала с гангстерами и порочными хозяевами азиатских анклавов Америки и уехала в Англию, где начала новую жизнь и завоевала любовь этого юноши.

Теперь Джоан вместе с Марджори Харпер и женихом Марджори, сэром Холдредом Та-верелом, исчезла—попала в лапы Хозяина, которого Стивен Костиген и Джон Гордон считали мертвым, гниющим вместе с исполнителями его воли.

За молнией последовал оглушительный раскат грома. Гром утих, растворившись в темноте английской ночи, но тут же поднялся пронзительный, штормовой ветер, и тяжелые черные капли забарабанили по стеклам и свинцовым переплетам окон замка Таверела.

Почти гипнотические чары момента были разрушены.

Джон Гордон наклонился к контрольной панели электрического прибора, спрятанного в нише за гобеленом. Несколько мгновений спустя он появился вновь, опустив гобелен на место.

— Все,— деловым тоном сообщил он.— Адская машина обезврежена. Теперь мы можем спокойно унести бедного Хансона.

По знаку высокого сыщика Стивен Костиген подошел, и они принялись спускать тело слуги с рыцарской алебарды. Только Гарри Харпер оставался в бездействии.

— В чем дело, Харпер? — спросил Стивен Костиген, посмотрев через мускулистое плечо.— Эта маленькая рана так беспокоит?

Молодой англичанин помотал головой.

— Не то, Костиген. Просто я боюсь, что не могу одобрить любое благое дело, направленное…

Он пожал плечами и кивнул в сторону трупа, лежащего на полу в более привычной позе.

— Что так?

— Такое не прощается, приятель, неужели это надо объяснять? Неважно, что этот мерзавец пытался убить меня и это ему почти удалось. Но он и его сообщник, войдя в сговор с Хозяином, похитили ту, которая мне дороже всех на свете. Хансон мертв? Да я спляшу на его могиле! Хансон, будь проклята его черная душа! Хансон и миссис Дрейк — миссис Дрейк!

Он прервал свою тираду и бросился через всю комнату, нырнул за гобелен, скрывающий электрический прибор, и исчез, а старинная ткань, хлопнув вернулась на место.

Джон Гордон закричал ему вслед.

— Вернитесь, безумец! Там настоящий кроличий садок! Миссис Дрейк вы никогда не найдете, а себя подвергаете смертельной опасности!

Но ответом сыщику послужил лишь звук быстро удаляющихся шагов Харпера. С болью взглянув на Костигена, он сказал:

— Я желаю ему добра, мой друг. Бедняг а! Его нельзя упрекнуть за те чувства, которые он испытывает, но мне страшно за мальчика! И этот холодный страх сковывает меня.

— Пытаться догнать его бесполезно,— ответил Костиген.— Нам повезло, что мы сумели выйти из потайного лабиринта за желтым идолом. А этот лабиринт, похоже, еще сложнее. Наша попытка преодолеть его будет на руку Хозяину.

Лицо Гордона выражало твердость в достижении цели, отличавшую его на протяжении всей его долгой карьеры борца с преступностью, странствующего от Бирмы до Берега Слоновой Кости в Африке. Имея тесные связи со Скотленд-Ярдом, сам он никогда не состоял в этой организации. Разъезжая по всему миру, он выполнял поручения самых высших сфер британского правительства и имел для этого неограниченную свободу действий.

Резким движением сыщик повернулся к входу в замок.

— Быстрее, Костиген! Идем в деревню. Оттуда можно позвонить в Лондон и вызвать группу экспертов. Опытных ученых, которые умеют пользоваться новейшими методами криминалистики. Я убежден, что ключи ко всем исчезновениям находятся в этом старинном здании, и эти ключи откроют нам путь к Хозяину. Я также убежден, что это дело связано с делом о контрабанде опиумом, которое мы расследуем. Поместье Таверела имеет связи с Азией. Вы видели этого желтого идола до того, как он исчез, и слышали, что капитан Хилтон Таверел привез его из Тибета.

— Каким-то образом, не знаю, как именно, но, ей-богу, здесь существует какая-то связь.

Он направился было к входу, но Стивен Костиген крепко схватил его за локоть.

— Я не иду, Гордон,— резко произнес американец.— В этом замке происходит столько таинственных событий, что я не намерен его сегодня покидать. А вы, если хотите, идите и вызовите помощь. Я не стану обвинять вас в трусости, мой друг. Я слишком хорошо знаю вас, чтобы мне могла прийти в голову подобная мысль. Я знаю, что вы уходите для того, чтобы вызвать специалистов, которые смогут проверить отпечатки пальцев, провести химические анализы и тому подобное. Но я останусь!

Он пожал ему руку, чтобы подтвердить свою решимость.

— Я останусь здесь и разберу этот замок, камень за камнем, пока не найду хоть какой-нибудь ключ к разгадке тайны Хозяина. В последнюю встречу с ним мы с вами едва спаслись — и подумали, что Хозяин разбился вдребезги. На этот раз никакого чудесного спасения не будет. Хозяина бросят обратно в скользкую яму, из которой он выскочил, или я погибну в попытке расправиться с ним!

— Хорошо сказано, Костиген,— резко ответил Гордон.— Я бы не покинул вас, если бы мне удалось убедить вас оставить замок, но ваша железная воля мне известна. Я знаю, что, если вы решили остаться, вас ничто не заставит уйти. Но я отправлюсь в деревню, вызову группу экспертов и сразу же вернусь.

Он натянул бесформенную шляпу на соломенного цвета волосы, уже слегка седеющие, плотно укутался шерстяным шарфом, чтобы защититься от холода северной ночи, и влез в огромный непромокаемый макинтош, потому что дождь лил как из ведра. Они обменялись коротким рукопожатием, и Костиген проводил британца до двери. Некоторое время он наблюдал, как Гордон решительно продвигается сквозь кромешную тьму и проливной дождь, а его неизменная трубка время от времени попыхивает огнем, когда тот делал очередную затяжку.

Снова ослепительно сверкнула молния, и Костиген увидел, как его друг вскинул руки к небу, окруженный каким-то голубовато-желтым сиянием. Силуэт высокого, худощавого британца обозначился на фоне отдаленного черного леса и адской темноты грозового северного неба. В то время как молния плясала на фигуре сыщика, по болоту пронесся какой-то пронзительный звук, а близкий раскат грома заглушил крик британца.

Костиген стрелой выбежал из каменной арки, обрамлявшей дверь в замок Таверела. Без шляпы, в легком пиджаке, он бежал по травянистому болоту, не обращая внимания на шквалистый ветер, разлохмативший его волосы беспорядочным нимбом и вырвавший из-под пиджака галстук, перекинувшийся через его плечо. Не обращал он внимания и на проливной дождь, тяжелыми каплями бьющий по его украшенному боевым шрамом лицу и могучим плечам.

Костиген бежал со скоростью, невероятной для такого массивного, мускулистого человека, и мощными шагами покрыл огромное расстояние за считанные секунды. Он добежал до Джона Гордона, бросился перед ним на колени, схватил безжизненное тело и перевернул его, подставив лицо под ветер и проливной дождь.

Гордон был мертв. Костиген почему-то чувствовал, что Гордон умрет, он знал это с момента роковой вспышки молнии, и это предчувствие буквально разрывало ему сердце. Но то, что губы Джона Гордона вытянулись в отвратительном зловещем оскале, сломило даже железно владеющего собой Стивена Костигена. То же самое ужасное выражение, исказившее все черты, обрело лицо предателя Хансона в тот момент, когда его настигла смерть от электрического тока.

Костиген повернул голову навстречу буре. Твердо упершись коленями в холодную британскую землю, сжимая в могучих руках тело своего друга Джона Гордона, подставив лицо под сильные удары массивных капель, Стивен Костиген сквозь пронзительный вой ветра изливал в крике свою черную ненависть и дерзкий вызов.

— Будь ты проклят, Хозяин! Чтоб ты провалился ко всем чертям! Я знаю, кто ты такой! Желтолицый, Катулос Египетский, я тебя знаю! Ссохшийся призрак с Атлантиды, я тебя знаю! Если мне придется идти за тобой в самые глубины преисподней, я все равно найду тебя и голыми руками буду сжимать твою цыплячью шею, пока у тебя глаза не вылезут из орбит и не вывалится язык! Я доберусь до тебя, дьявол, которому миллион лет, даже если мне для этого понадобится еще миллион лет!

Снова ярко вспыхнула молния, и ее сильный удар расщепил ствол ближайшего дерева, как топор дровосека расщепляет бревно на дрова. Мгновение спустя дерево охватило огромное трескучее пламя, которое плясало и дрожало, отчаянно борясь с воющим потоком ветра. Вдруг в танцующем огне, охватившем дерево, Стивен Костиген увидел огромные, злобные черты ужасающего желтого лица, лица, которое широко улыбалось, ухмылялось и насмехалось, пока американец не зарыдал от стыда за собственное бессилие.

Он встал и легко, словно соломенную куклу, понес тело своего друга. Наклонившись, он поднял какой-то предмет, упавший в страшный момент смерти британца.

— Не забудьте вашу трубку, Гордон,— тихо, словно разговаривая с живым человеком, пробормотал Стивен Костиген.— Иногда трубка лучший друг человека, а иногда и единственный.

Небрежно неся одной рукой сто шестьдесят фунтов тела стройного мускулистого британца, Стивен Костиген рассеянно возвращался по болоту, а дорогу ему освещал только роковой свет пылающего дерева. В другой руке Костиген нес трубку Гордона.

— Курительная трубка, да? — спросил Костиген своего мертвого друга.— Неплохая вещица. Приятно в руке подержать. Затягиваться, наверное, тоже приятно, а, Гордон? В такую грозовую ночь ничто не утешит лучше хорошей трубки!

Он устало прошел под арку в огромный холл замка Таверела, не обращая внимания на дождевую воду, капающую с носа и подбородка, с одежды и рук, не обращая внимания на отвратительную желтую грязь, отмечающую каждый шаг его добротных, крепких сапог.

— Ну вот вы и дома, Гордон,— сказал он, положив тело друга рядом с телом слуги Хансона.— Отдохните хорошенько возле огня, Гордон,— бессвязно бормотал Костиген.

Он выпрямился и уставился на высокое окно, ближайшее к роковым доспехам. Внезапно снова охваченный ужасом и гневом, Стивен Костиген оборвал свою фугу. За окном, поддерживаемое, по-видимому, только ветром и туманом, на него смотрело то же самое отвратительное желтое лицо!

* * *

Из дальнего конца комнаты эхом отдавался чей-то жуткий голос.

Стивен Костиген отскочил от своего места у окна. Мгновение спустя он был готов противостоять любой опасности. Он широко расставил ноги, стоя на цыпочках, чтобы в любой момент переменить позицию или прыгнуть в любом направлении. Сжатые мощные кулаки были подняты и готовы встретить любого врага и нанести сокрушительный удар, предотвратив тем самым любое нападение в самом начале. Однажды Костиген это уже проделал, к немалому удивлению хвастуна-техасца, предложившего мешок чистого золота против тощего кошелька Костигена, думая, что, заключив беспроигрышное пари, он вдоволь посмеется. Техасец ожидал, что тот не примет вызов, но Костиген был тверд и нанес противнику такой сильный удар, что бедняга больше часа пролежал без сознания.

— Стивен,— донесся из-за гобелена чей-то сверхъестественно-жуткий голос.— Стивен, ты здесь? Ты меня слышишь, дорогой?

На этот раз Костиген, ошеломленный, зашатался, как пронзенный шпагой тореадора бык. У него звенело в ушах, и он слышал только биение своего сердца и этот таинственный голос. Будь это холодный, беспощадный голос Катулоса, он бы знал, как поступить, но это была…

— Зулейха! — только и сумел промолвить Костиген.

— Да, Стивен, это я, Зулейха! Стивен, перестань преследовать Хозяина! Пожалуйста, Стивен, неужели ты не видишь, как он силен, не видишь, на что он способен? Если тебе дорога жизнь, Стивен, остановись. Хозяин уничтожит тебя, как уничтожил Джона Гордона, как уничтожает всех своих врагов!

— Он уничтожил Гордона? Разве Катулос распоряжается молниями? — разыгрывал удивление Костиген и медленно, крадучись ступая по холодным камням, приближался к гобелену, из-за которого доносился голос Зулейхи.

— Катулос всесилен, Стивен,— голос Зулейхи звучал неестественно.— Невозможно убежать от Хозяина и скрыться от его мести. Хансон восстал против Хозяина — и поплатился за это жизнью. Джон Гордон оказал сопротивление Хозяину — и его постигла та же участь. Даже я однажды пыталась убежать от Хозяина…

— Это я прекрасно знаю,— перебил ее Костиген.

Теперь он находился на расстоянии нескольких ярдов от гобелена и старался говорить не так громко.

— Да, но Хозяин отметил меня, Стивен, как отметил тебя давным-давно в Храме Грез в Лимхаузе. Уходи, оставь свои попытки сопротивляться Хозяину, или расплата будет жестокой.

Костиген выставил вперед мощную руку, и его выпуклые мускулы ощутили плотную ткань. Он сорвал гобелен, не задумываясь о том, что может погубить старинную вещь. Сорвав гобелен, он ясно понял: Хансон, вися на алебарде и доспехах, погиб от электрического прибора. Над аппаратом мигал маленький красный огонек, сверлящий американца, как злобный взгляд.

Красивый, шелковистый смех Зулейхи прошелестел над ним:

— О, Стивен, Стивен, если бы ты только мог видеть меня, как я сейчас вижу тебя!

— Как я могу видеть тебя? — не понял Костиген.— Где ты, Зулейха, и как этот злодей Катулос заставил тебя вернуться к нему и его мерзким занятиям?

Из-за высокого потолка и каменных стен огромного холла снова прошуршал горький и ироничный смех.

— Если ты не оставишь в покое Хозяина и не вернешься восвояси, ты узнаешь, где я. И узнаешь очень скоро, но, полагаю, радости тебе это не принесет. А почему я служу Хозяину? Ах, Стивен, Стивен. Он властелин удовольствия. Он владыка боли. Я больше ничего тебе не скажу.

На мгновение, на одно короткое мгновение ему показалось, что шелковистый голосок, ранее поднимавшийся до насмешливых ноток, теперь перешел в рыдание.

— Понятно,— проворчал Костиген.— Ты говоришь со мной с помощью радиоприемника. Подозреваю, он связан с адской машиной, убившей Хансона. Но как ты можешь видеть меня, Зулейха'

— Стивен,— мурлыкал нежный голос, снова полностью владеющий собой.— В этом приемнике имеется крошечная камера. Остальные установлены по всему замку Таверела. Хозяин поставил их в доспехах, в желтом идоле, везде. От глаз Хозяина не скроешься.

Костиген бросился в нишу, из которой доносился голос, желая найти устройство, передающее его изображение Катулосу, но ничего не обнаружил.

— Ты ничего не найдешь, Стивен,— журчал голос Зулейхи.— Но, так как я вижу, что ты полон решимости доставить себе неприятности, я избавлю тебя от труда проделать весь путь от поместья Таверела до того места, где сейчас обитает Хозяин.

Костиген резко остановился, навострив уши, чтобы слышать каждое слово Зулейхи. Обнаружив месторасположение Катулоса, он сможет найти сэра Холдреда Таверела, Марджори Харпер, ее брата Гарри и его невесту Джоан Ла Тур. И он сможет найти Зулейху!

Он сможет найти Зулейху!

Как часто ночью ему снилось это бледное усталое лицо, эти странные, затуманенные глаза, длинные, черные, как смоль, волосы Зулейхи! С тех пор как прогремел взрыв, уничтоживший десятую часть крупнейшего города мира, Костиген горевал о Зулейхе. И обнаружить теперь, что черкесская красавица жива, но снова оказалась в отвратительных лапах ненавистного Катулоса, было почти невыносимо для его воспаленного воображения!

— Говори же! — кричал Костиген на электрическую машину, доносящую до него голос Зулейхи, а до девушки его голос.— Скажи мне, и я приду к тебе, даже если мне придется проползти сквозь джунгли или переплыть через океаны! Я вырву тебя у него, Зулейха, и клянусь всем, что мне свято, задушу этого злодея собственными руками!

Шелковистый голосок сменился сардоническим смехом.

— Прекрасно, Стивен! Я буду рада еще раз увидеть твое лицо, прежде чем Хозяин расправится с тобой. Может быть, он тебя пожалеет и приговорит к легкой смерти, как Хансона и Джона Гордона. Или — а он может быть очень жестоким, и тогда тебя ждет нечто похуже, чем просто конец твоего земного существования. Ну ладно! — резко прервала она свои предсказания.— Быстро иди в деревню. Там наймешь машину и направишься прямо в Лондон. Оставь машину и садись на поезд до Дувра. Там садись на завтрашний пароход до Кале. На этот, и никакой другой. Ты должен быть на этом пароходе.

Она замолчала, словно для того, чтобы сделать глубокий вздох или выслушать какие-то указания, которых Стивен Костиген не мог слышать. Наконец, до него донесся голос Зулейхи:

— Да. Я скажу ему. Да.

Потом она обратилась уже к нему:

— Стивен! В Кале тебя будет ждать оставленная Хозяином машина. Водитель опознает тебя, а ты его. Вы обменяетесь с ним следующими паролями.

Водитель подойдет к тебе первым. Он спросит:

— Вы знаете некоего мистера Хо?

Ты ответишь:

— Вы имеете в виду мистера Хо, блестящего студента-юриста'

Водитель скажет:

— Нет, я имею в виду мистера Хо, мойщика посуды.

Если кто-нибудь, подойдя к тебе, не назовет пароля, не иди с ним, даже если он скажет, что знает тебя и будет клясться, что он от Хозяина. Вот и все, что ты должен сделать. Тебе все понятно?

Костиген бессознательно кивнул, а вслух произнес:

— Да. Завтра я буду на последнем пароходе.

* * *

Стивен Костиген стоял, прислонившись к перилам, на носу маленького пароходика, отчаливающего из гавани Дувра и направляющегося в бурные ледяные воды Ла-Манша. Ночь была темная и туманная, и северный шторм разбрасывал по палубе пароходика соленые брызги неспокойной воды, касаясь десятью тысячами пальцев лица одинокого американца.

В голове Костигена бурлил целый водоворот мыслей. Он подчинялся приказаниям Хозяина Смерти, ощущая за каждым словом, произнесенным шелковистым голоском Зулейхи, его холодный, лишенный эмоций голос. Что сделал Катулос, чтобы снова поработить черкешенку, Костиген даже не догадывался, но американец твердо решил спасти из рабства красавицу с черными, как воронье крыло, волосами и белой кожей– Он затем и отправлялся в Кале, чтобы освободить Зулейху!

На черной воде играл отдаленный свет, и печальный зов сирены звучал, как стон истерзанной души, потерянной навеки и обреченной блуждать по бескрайнему пространству мрачной ночи.

Костиген даже не задержался в Лондоне, чтобы сообщить Скотленд-Ярду о смерти Джона Гордона в поместье Таверела, и не стал просить через британские власти помощи французских правоохранительных органов. Он потрогал полностью заряженный тяжелый служебный револьвер и твердым движением положил его в кобуру. Он сможет сослужить Костигену службу, хотя, если верить фактам, американец гораздо чаще полагался на пару грубых кулаков, нежели на любое оружие, изобретенное человеком.

Впереди его ждала Франция. Костиген впервые ступал на французскую землю через двенадцать лет после ужасной битвы при Аргон-не. Он был ранен в этой битве, исколот штыком чуть ли не в клочья и лежал, покинутый всеми, на месте кровавой бойни в луже собственной крови. Несколько дней спустя, когда пришли забрать убитых и похоронить их, Костиген застонал, и перепуганный насмерть интендант позвал на помощь.

Последовали месяцы лечения в госпиталях, многочисленные операции и кризис за кризисом, способные убить кого угодно, но только не нашего железного американца. Костиген боролся за то, чтобы вновь обрести физическое здоровье, но наркотики, которые ему давали в госпиталях для облегчения его страданий, и мучительные воспоминания об ужасах войны сделали из него наркомана!

Бесконечные поиски избавления от ужасных воспоминаний привели Костиген а в Храм Грез Юн Шату в туманном лондонском Лимха-узе. И только когда американец был окончательно порабощен гашишем, который ему подавала черкесская красавица Зулейха, он узнал самого Хозяина Смерти. Костиген был зачислен в состоящее из рабов войско Хозяина. Потом он бежал, уведя с собой Зулейху и уничтожив Хозяина,— во всяком случае, он так считал!

Наконец в ночном тумане замелькали огни Кале. Костиген пристально вгляделся в лежащий впереди пейзаж, затем посмотрел по сторонам. У него возникло безотчетное ощущение, что за ним наблюдают, и ему стало как-то не по себе, словно маленькие иголочки кололи его в спину.

Ну, конечно, наймиты Хозяина имеются повсюду. Вероятно, думал Костиген, за ним наблюдали на протяжении всего пути от поместья Таверела. И теперь они тайно следят, как он идет навстречу самому беспощадному врагу, а быть может, и самому опасному человеку на земле — Катулосу Египетскому!

Он широким шагом сошел по сходням, сжимая в зубах трубку, согревающую его и освещающую его лицо в эту холодную ночь. Сжатые кулаки он держал в карманах, как пару диких зверей в клетке, готовый в любую минуту воспользоваться ими, чтобы отразить нападение любого врага.

Внизу у сходен к нему подошел шофер в униформе. Это был миниатюрный, можно сказать, худой, человек. Когда он поднял голову, чтобы взглянуть в лицо Костигену, американец заметил его азиатский цвет кожи и разрез глаз. Так они стояли в течение нескольких напряженных секунд — мощный, мускулистый американец и миниатюрный азиат. Наконец, шофер нарушил тишину.

— Вы знаете некоего мистера Хо? — спросил он.

* * *

Костиген стоял в середине великолепной комнаты, убранной с декадентской роскошью. Пол был покрыт толстыми персидскими коврами с разбросанными на них шелковыми подушками. У завешенных гобеленами стен стояли атласные диваны. Искусственные пальмы склонялись под искусственным ветерком, отчего казалось, что находишься не в большой комнате, а на открытом воздухе. Это ощущение усиливалось поднимающимися вверх облаками какого-то странного желтого дыма, заволакивающего комнату и кружащегося в причудливом танце.

На высоком, богато украшенном троне, Костиген увидел высокую, бледную как смерть, фигуру, обернутую в струящуюся мантию из блестящего атласа цвета морской волны, окаймленную орнаментом из чистого золота и какого-то Незнакомого Костигену красноватого металла. Огромный череп был увенчан странным головным убором в восточном стиле. Но в целом сидящий на троне не производил впечатления восточного человека. Скорее он навевал воспоминания о величайших династиях Египта и даже о какой-то неизвестной в современном мире даже археологам или историкам цивилизации. Цивилизации, вероятно, не совсем человеческой.

Сидящий на троне смотрел на Стивена Костигена леденящим взглядом спрятанных в глубоких глазницах и прикрытых под тяжелыми веками глаз. Желтая кожа лица плотно облегала скулы, придавая ему поразительное сходство с египетской мумией.

Вскоре на безжизненном лице появилось что-то отдаленно напоминающее недобрую улыбку. Наконец, сквозь плывущие клубы желтого дыма до Костигена донесся голос:

— Добро пожаловать в Храм Грез, мистер Костиген. А я уже начал было бояться, что больше никогда не буду иметь удовольствия видеть вас. Но, разумеется, даже у самого сильного человека есть свои слабые места, надо только их обнаружить. Вы согласны?

Не дожидаясь ответа Костигена, фигура слегка наклонила голову набок.

Стивен Костиген последовал глазами за этим движением. На шелковой подушке с загадочным выражением на белом, как молоко, лице перед ним восседала юная черкешенка.

— Зулейха! — воскликнул Костиген.

Он пронесся к ней через всю комнату, словно его мощное тело двигала какая-то машина. Костиген в считанные мгновения оказался в нескольких шагах от девушки, но, похоже, на его пути возник какой-то невидимый барьер. Это была даже не стеклянная стена, а нечто более прозрачное, чем стекло, довольно мягкое и податливое. Костиген исступленно бился о невидимое препятствие, его сильные мускулы скрутились в узлы и напряглись, но чем отчаяннее пытался он пробиться сквозь невидимую стену, тем больше она сопротивлялась.

Наконец он, задыхаясь, остановился и снова крикнул:

— Зулейха! Зулейха! Ответь мне! Как мне к тебе попасть?

Черкешенка не отвечала. Она просто сидела и смотрела на действо, разыгрывающееся в нескольких ярдах от нее. Затем она сделала повелительный жест, и из какого-то потайного места за гобеленом поспешно вышел желтолицый слуга. Он нес латунное блюдо, инкрустированное эмалью, за которое какой-нибудь подпольный коллекционер предметов искусства отдал бы целое состояние.

Зулейха протянула руку к блюду и взяла с него длинную латунную трубку с крошечным отверстием. Слуга подкатил на блюде маленький шар с каким-то черным клейким веществом, подогрел его на горячих углях и осторожно залил зелье в отверстие латунной трубки. Зулейха жестом приказала ему удалиться, откинулась на подушки и принялась спокойно рассматривать Костигена, выпуская из трубки клубы серовато-голубого дыма.

— Опиум! Опять наркотики! — вскипел Костиген и развернулся, как бы пытаясь напасть на Катулоса, но последний властно остановил его.

— Это бесполезно, мистер Костиген. Я запечатал рот моей служанке Зулейхе и распечатаю его только тогда, когда мне этого захочется. Что же касается ваших необузданных порывов, мистер Костиген, то, если бы вы

попытались подойти к моему трону, вы бы наткнулись на такой же непроходимый барьер, как и тот, что отделял вас от Зулейхи.

— Ах ты мерзавец! — скрежетал зубами Костиген.— Значит, опять то же самое? Храм Грез, пальмы, наркотики и покорные слуги. Но в последний раз мы почти поймали тебя, Скорпион, и на этот раз, клянусь, ты почувствуешь мои пальцы на своей костлявой шее!

Хитрая, насмешливая улыбка исчезла с обтянутого желтой кожей лица Хозяина и сменилась злобным, издевательским оскалом. Огромная, куполообразная голова медленно поворачивалась на тонкой шее, когда Катулос смотрел то в одну сторону, то в другую. Тонкие, пергаментные губы, наконец, открылись.

— Предположим, мы подвергнем испытанию вашу хвастливость, мистер Костиген. Раньше я бы с удовольствием принял ваш вызов и посостязался с вами в отваге, хотя я всегда был, как вы бы сказали, мыслителем.— Хозяин замолчал, и желтый оскал то появлялся на его лице, то исчезал.— Но я уверен, что вы обладаете тем глупым качеством, которое характеризует вас, американцев, и ваших друзей — британцев, качеством, которое вы называете чувством честной игры. Я обращаюсь к этому чувству и прошу вас не вызывать меня на поединок, учитывая мой преклонный возраст.

Катулос откинулся на троне и поднял лицо к кому-то невидимому, витающему у него над головой. Его дикий, как смех какого-то маньяка, издевательский хохот наполнил комнату и эхом отдавался в голове Костигена.

— Вместо этого,— насмешливо скрежетал Катулос,— я обращусь к другому обычаю вашей так называемой цивилизации, к практике судебной защиты. Вы, полагаю, с удовольствием послужите защитником для вашей бывшей любовницы Зулейхи.— Мощный череп снова слегка, но многозначительно наклонился.— Ее обвиняют в предательстве Сына Моря. Самым мягким наказанием для такого преступления служит смерть. Самым строгим — это, мистер Костиген, я даже не берусь описывать. Это надо видеть, чтобы оценить.

Вдруг Желтолицый поднялся во весь свой громадный рост — почти в семь футов от обутых в сандалии ног до черепа азиатской формы. Длинная рука с невероятно длинными костистыми пальцами указывала на черкешенку.

— Я выступаю как ее обвинитель,— угрожающе скрежетал Катулос,— а моим защитником я назначаю…

Огромная голова коротко откинулась назад, и Хозяин разразился беззаботным смехом.

— Ну кого-нибудь я найду, мистер Костиген. Смертельный поединок; вы против моего защитника, суд методом поединка защитников, где Общество Скорпиона выступает против обвиняемой Зулейхи. Если вы победите, обвиняемую признают невиновной. Ну как, мистер Костиген, согласны?

Американец, чувствуя свое бессилие, помахал кулаком перед высокой фигурой, затем, взяв себя в руки, согласился.

Хозяин хлопнул в ладоши, и гобелен отодвинулся. Слуга в черном одеянии, похожем на пижаму, молча подошел к американцу и поклонился. Подняв глаза, он увидел, что Костиген хочет что-то сказать, и остановил его взглядом и жестом, приложив руку к бессмысленно открытому рту. Это был один из немых слуг Катулоса.

Немой повернулся, делая какие-то жесты, и направился к нише, из которой он появился. Оглянувшись на все еще стоящего Желтолицего и молчаливую красавицу Зулейху, Костиген последовал за слугой из комнаты. Слуга повел его по тихому и безлюдному коридору в роскошную гардеробную. Наполнили ванну, и Костиген выполнил безмолвные указания, раздевшись и быстро скользнув в дымящуюся, ароматную воду. Он даже не понимал, как устало его тело от напряженной работы в поместье Таверела и тяжелой дороги с севера Англии в Лондон, Дувр, Кале и наконец в Храм Грез здесь, в Париже.

Костиген чувствовал, как каждый его мускул приятно расслабляется в горячей воде, омывающей его тело. Понежившись некоторое время в ванне, он вышел из нее и лег на приготовленный для него стол, где безмолвные слуги стали натирать его всевозможными бальзамами и массировать его тело. Наконец, он поднялся, отдохнувший и освеженный. Он стоял, обнаженный, играя мускулами, разминая сухожилия, воображая, как схватит противника за шею, как ветку, в то время как тяжелые кулаки будут колотить по челюстям, как барабанщик по барабану.

Одетые в черное слуги обернули повязку вокруг его поясницы и по безлюдным коридорам привели его в похожую на арену комнату, где единственными зрителями были смертельно бледный Хозяин и красавица Зулейха. Черкешенка безучастно сидела рядом с Катупосом, держа в руках злосчастную трубку.

Костиген стоял перед ложей, бросая врагу безмолвный вызов. Желтолицый насмешливо зааплодировал американцу пергаментными руками.

— Вы прекрасный защитник, мистер Костиген. Во всяком случае, мне так кажется. Правда, Зулейха' Он вытянул обутую в сандалию ногу и слегка толкнул не проронившую ни слова черкешенку. Она на мгновение подняла на него глаза, затем понуро отвернулась. Костиген почувствовал, как ярость снова закипает в его груди.

— Давай сюда своего защитника, Катулос, и покончим с этим скорее! — прорычал он.

* * *

Скорпион, Катулос Египетский, сделал повелительный жест, и Костиген тотчас же встал в оборонительную позу. Но никакого противника не появилось в этой похожей на арену комнате. Вместо этого вдоль всего основания стены приоткрылся ряд крошечных дверок, каждая не более нескольких дюймов, и из каждой из них хлынули мощные потоки воды. Костиген почти сразу же оказался по самые лодыжки в этом море, медленно, но верно подбирающемся к его голеням.

Он поднял на Катулоса гневный взгляд.

— Желтолицый! — закричал Костиген.— Что это такое? Где твой защитник? Не думаешь же ты, что тебе удастся утопить меня здесь, как крысу в бочке?

— Нет, нет, мистер Костиген,— ответил желтолицый Скорпион.— Полагаю, мне следовало предупредить вас заранее. Мой защитник не уроженец Франции. Вам, конечно, уже известно, что я и сам появился здесь из мест, которых вы не знаете.

— Я знаю, что ты из Катулоса! Бедный старый Фон Лормон и Фэрлен Морли поплатились жизнями за это открытие! Египтолог Эзра Скайлер, узнав правду, сошел с ума! Он узнал, что тебя нашли в открытом море в запечатанном, покрытом лаком гробу! Он пришел к выводу, что ты не более и не менее как оставшийся в живых житель Атлантиды!

Желтое лицо сначала поднялось, потом опустилось в созерцательном кивке.

— Да, некоторые в это верят. Может быть, это правда, а может быть, нет. Во всяком случае, я чувствую некоторое родство с морем и детьми моря.

Костиген смотрел на соленую морскую воду, уже поднявшуюся ему выше колен и жадно подбирающуюся к нижней границе повязки, обмотанной вокруг его поясницы.

— Думаешь, я буду драться с твоим защитником в этом бассейне? Ты просто сумасшедший, Катулос! Но я буду драться! Я буду драться с твоим защитником в самом пламени Гадеса, если это надо для того, чтобы освободить Зулейху из твоего рабства — и расправиться с тобой!

Скорпион в ответ лишь улыбнулся.

Вода подобралась к мускулистым плечам Костигена, и поток постепенно замедлился. Наконец, она дошла ему до лба. Он мог достаточно свободно плавать в воде или, при желании, встать на твердое песчаное дно арены, надолго задержав дыхание.

— Прекрасно, мистер Костиген,— сухо отрезал Хозяин.— Я больше не заставлю вас ждать.

С этими словами он посмотрел в сторону и сделал жест какому-то невидимому слуге.

Сквозь прозрачную воду Костиген увидел, как возле дна только что возникшего бассейна раздвинулась широкая дверь, открыв квадратное, темное отверстие фута два на два. Через это отверстие в бассейн начало заползать что-то непонятное.

Даже одурманенная опиумом красавица Зулейха, заметив это, раскрыла рот от ужаса.

Стивен Костиген, подняв взгляд на долю секунды, успел разглядеть, что Катулос наклонился и поднес наполненную опиумом трубку к податливым губам беспомощной наркоманки.

Костиген обернулся посмотреть, что же так испугало Зулейху.

Длинное, извилистое существо безмолвно скользило в воде со зловещей грацией, и в нем было заключено больше зла, чем в самых ядовитых рептилиях и пауках. Оно сверкало какой-то пурпурной чернотой. С брюха чудовища свешивались ряды щупальцев, волнообразные движения которых обеспечивали его движение. Круглый рот его был полон острых как бритва треугольных зубов и окружен присосками. Монстр поворачивал голову из стороны в сторону, словно пытаясь что-то найти. У Костигена мороз прошел по коже, когда он увидел, что чудовище слепо.

Не ослеплено. Оно не потеряло зрение в битве. Скорее всего, у него вовсе не было глаз. Оно существовало в каком-то темном мире, где день не отличался от ночи, куда никогда не проникали лучи солнца и где все существа находили друг друга не зрением, а другими органами чувств. Запахом или каким-то странным острым чувством, неизвестным человеку.

Костиген отступал от монстра, то подплывая к стене и ощущая спиной волнистую, извилистую стену арены, то время от времени погружаясь в воду и нащупывая одной ногой песчаное дно, чтобы найти точку опоры и утвердиться. Монстр полностью заплыл на арену, и дверь закрылась. Теперь Костиген видел, что от жуткого кольца треугольных зубов до кончиков черных скользких щупальцев на хвосте в гаде было не менее тридцати футов длины.

— Ну что скажете о моем любимце, мистер Костиген? — эхом отдался по заполненной водой арене холодный, сухой голос Катулоса.— Уверяю вас, немногим удавалось уйти живыми от ему подобных.

Красная пелена ненависти застлала сверкающие глаза Костигена. Как бы он хотел, чтобы у него было хоть какое-то оружие! Копье, сабля, мачете, даже малайский нож! Ему так хотелось броситься на гадкое чудовище и вонзать лезвие в его скользкое, мясистое тело, распарывать и рубить до тех пор, пока оно не будет окончательно побеждено и не упадет к его ногам без малейших признаков жизни.

— Честная борьба, мистер Костиген,— снова заговорил Катулос.— Ни у моего помощника, ни у вас нет никакой искусственной помощи. Каждый из вас будет пользоваться тем, что дала вам Природа. Узнаете своего противника' Наполовину гигантская минога, наполовину морской кальмар. Они живут только в самых глубинах океана. Живыми их невозможно поднять на поверхность. Разница в давлении для них смертельна. Я пытался — и бедные существа просто взрывались!

Хозяина это почему-то рассмешило, и он прервал свою речь дребезжащим смехом, от которого мороз шел по коже.

— Но мне удалось добыть горстку яиц этих прелестных существ, и я вывел и вырастил этого малого, который сначала был не больше моего мизинца. О, но я вижу, он вас заметил. Ладно, хватит болтовни, мистер Костиген. Простите болтливого старика. Я буду молча наблюдать, как вы и мой любимец будете постепенно узнавать друг друга.

Последние слова Хозяина Костиген проигнорировал. Он полностью переключил внимание на монстра, извивающегося в воде и ищущего его. Теперь Костиген мог сказать, что монстр ощущал его присутствие. Он лежал в воде почти неподвижно, шевеля самыми нижними щупальцами.

Хлопнув щупальцами, как бы предупреждая противника, монстр бросился вперед, лязгая треугольными зубами.

Костиген позволил себе опуститься на несколько дюймов, необходимых для того, чтобы твердо стоять на песке, после чего отскочил в сторону и нанес монстру сильный удар кулаком. Жуткая морда — сплошной зубастый рот с присосками — шмякнулась о стену арены. Этот удар мог бы сломать спинной хребет любому человеку или животному, но на монстра он, казалось, не подействовал. С помощью извилистых движений щупальцев огромное существо отступило на несколько футов и снова начало жутковатые поиски своего противника.

Стивен Костиген оглядывался по сторонам, ища какой-нибудь предмет, который можно использовать в качестве оружия против монстра. Но он видел только арену, волнистые стены, зрительскую ложу, в которой сидели злорадствующий Катулос и одурманенная наркотиками Зулейха, и скользящего по воде монстра.

Монстр снова бросился через водное пространство, и Костиген заранее увернулся, но на этот раз чуть медленнее, так как нога соскользнула с опоры. Монстр не ударил изо всей силы, а лишь нанес скользящий удар головой, оказавшейся неожиданно жесткой и костистой. Когда монстр отскользнул, Костиген ощутил тупую боль в боку. Взглянув вниз, он обнаружил, что скользящий удар не на шутку ушиб ему ребра, а одно, может быть, даже сломал. А присосок, которому не удалось вонзиться в его тело, оставил тем не менее отвратительный овальный бесцветный след.

Монстр кружил, готовясь к следующему нападению, но Костиген отплыл в сторону и схватил монстра за извивающиеся щупальца. Чудовище боролось, корчилось, пытаясь повернуть к Костигену смертоносную голову, но, как бы монстр не бился, Костиген не сдавался, отчаянно цепляясь за скользкие, похожие на кнуты, щупальца.

Костиген пытался пробиться сквозь них к телу монстра, но монстр корчился, извивался и брыкался, как разъяренный полудикий пони. Костиген отчаянно цеплялся, но в конце концов был отброшен. Прислонившись к стене арены, он осторожно ждал, что предпримет монстр, но его противник тоже отступил и теперь находился на полпути к противоположной стороне арены. На губах Костигена появилась чуть заметная улыбка. Он понял, что ему удалось пробудить нечто похожее на страх в одноклеточном мозгу этого примитивного дикого чудовища.

Битва еще далеко не закончилась, но Костиген знал, что первый раунд он выиграл. Он позволил себе роскошь бросить взгляд в зрительскую ложу. Катулос пристально следил за ходом битвы. Костиген снова посмотрел на своего противника. Монстр готовился к следующему скачку, но Костиген уже давно уяснил, что путь к победе заключается не в том, чтобы ждать атаки противника, а в том, чтобы самому нанести сокрушительный удар.

Он плотно подтянул ноги к телу, оттолкнулся босыми ногами от стены и бросился вперед через весь бассейн. Монстр, секундой раньше кинувшийся навстречу Костигену, меньше всего ожидал, что его противник ринется вперед. Озадаченный и напуганный, монстр отступил, бесславно упустив свою жертву, и, когда отвратительное существо проносилось мимо него, Стивен Костиген нанес ему еще один сильный удар, на этот раз в то место, где костлявая голова монстра соединялась с его более мягким, мясистым телом.

Чудовище, казалось, сплющилось под ударом Костигена, быстро заскользило по воде, выпуская за собой шлейф какой-то пурпурно-черной краски.

Костиген по-волчьи оскалился.

Он медленно плыл за огромной миногой-кальмаром, набирая воздух с помощью нескольких глубоких вдохов. Приблизившись к чудовищу на расстояние нескольких ярдов, он в последний раз глубоко вдохнул и погрузился в воду. Монстр сновал взад-вперед, пытаясь наброситься на Костигена. Казалось, он пришел в замешательство и был напуган. Костиген решил, что он покалечил противника последним ударом.

Он с трудом пробирался по бледному, песчаному дну арены. Монстр находился над ним, по-видимому, не имея ни малейшего понятия, куда подевался его противник. Вдруг, словно сработал долго спящий механизм, и чудовище выпустило огромные клубы такого же пурпурно-черного непрозрачного вещества. Мгновение спустя Костиген был, как и монстр, полностью ослеплен — но он не обладал волшебным даром обнаруживать добычу без глаз.

Но Костиген уже твердо встал на песчаное дно арены и изо всех сил бросился вверх на врага. Он мысленно молил Бога, Люцифера или кого-либо еще из всесильных хоть чем-нибудь ему помочь.

В кромешной тьме он почувствовал, как его руки сжимаются вокруг отвратительного скользкого тела его противника. Одной мощной рукой он вцепился в мягкое мясистое тело монстра. Другую он протянул вперед и ухватился пальцами за костистую голову монстра, нащупав наконец место соединения головы с туловищем. Тогда он начал тянуть назад голову монстра.

Монстр в агонии бился против него своими длинными тягучими щупальцами, но так и не смог спастись от разъяренного, мускулистого американца.

Костиген тянул, монстр боролся из последних сил и, наконец, вслед за тем, как чудовище дало душераздирающий вопль — единственный звук за все время борьбы,— мягкое, мясистое тело отделилось от костлявой головы. Рванувшись в последний раз, монстр затих.

Костиген, из последних сил задержавший дыхание, поднял голову на поверхность окрасившейся в чернильный цвет воды и вдохнул долгожданный глоток воздуха. Стряхнув с глаз чернильную воду, он поднял взгляд на Желтолицего. Лицо древнего существа выражало неописуемый гнев.

С трудом увлекая за собой мясистое тело монстра, Костиген изо всех сил плыл по направлению к зрительской ложе. На страшном пергаментном лице Желтолицего теперь он прочел не только гаев, но и разочарование. Костиген отвел назад мощные мускулистые руки, все еще сжимающие скользкие останки его противника, и с огромным усилием подбросил их в воздух.

Потянув за собой свои безвольно висящие щупальца, мертвый монстр взмыл вверх, шлепнулся мокрым телом о барьер арены, затем перелетел через край и тяжело рухнул в ложу к ногам Катулоса.

Стивен Костиген схватился за свисающие скользкие щупальца и подтянулся к барьеру. Держась руками за зловонные скользкие щупальца, а ногами упираясь в отвесную стену арены, он принялся взбираться наверх.

* * *

Костиген перелез через край ложи, готовый встретить все, что угодно,— самого Желтолицего, кольцо вооруженных ножами головорезов, гнездо змей, цистерну с разъедающей тело кислотой. Всего этого можно было ожидать от Скорпиона. Костиген же увидел…

Ничего!

Ложа была пуста. Хозяин исчез, а с ним и одурманенная опиумом прекрасная черкешенка Зулейха. Куда они исчезли, понять было трудно, но через какой выход — было совершенно ясно. Тяжелый гобелен высотой в стену, по обеим сторонам которого стоили любимые пальмы Катулоса, все еще качался. Отдернув ткань, Костиген увидел массивную дубовую дверь и навалился на нее своим мускулистым плечом.

В коридоре не было ни души, но следы хозяина и его рабыни остались. Ну, конечно же — зловонные чернильные выделения монстра, которого Костиген бросил в ложу. Отвратительное вещество плавало по ложе, и Скорпион с Зулейхой, выбираясь оттуда, были вынуждены пройти по нему.

Со скоростью, потрясающей для такой массивной фигуры, Костиген рванулся вперед. Следы вели прямо к концу коридора, затем, казалось, исчезали в гладкой стене. Костиген неистово искал щель или отверстие, которое обозначало бы потайной вход. Даже его проницательный взгляд не обнаружил ни одной линии — или, скорее, обнаружил слишком много линий! Стена фактически представляла собой путаницу из камней, декоративной черепицы, глазированных кирпичей и совершенно невероятных инкрустаций. Картина с истинно восточным великолепием воспроизводила сцены подводного царства, напоминающие о морском происхождении Катулоса.

Поразмыслив, Костиген решил рискнуть. Он осмотрел стену, пытаясь найти хоть какое-то изображение побежденного им существа — наполовину миноги, наполовину кальмара. Наконец он нашел его, схватил рукой выступающую ужасную голову, внутренне содрогаясь при мысли о его живом двойнике, которого совсем недавно победил, потянул за нее и…

Перед ним отступила значительная часть стены. Не думая о том, что может попасть в ловушку, Костиген ворвался в находящуюся за стеной комнату. Это был тронный зал хозяина, и американец снова увидел Желтолицего, стоявшего перед богато украшенным троном, и Зулейху, распростертую у него в ногах на роскошной шелковой подушке.

Но то, что он увидел рядом с Катулосом, повергло его в ужас, и он застыл на месте.

Одетые в черные, похожие на пижамы костюмы фаворитов Сына Моря, перед Хозяином стояли в ряд четыре заложника Скорпиона: сэр Холдред Таверел, его невеста Марджори Харпер, брат Марджори Гарри Харпер и возлюбленная Харпера, американка евразийского происхождения, прекрасная Джоан Лa Тур. Их лица были лишены всякого выражения, а бессмысленные глаза подернуты поволокой. Было ясно, что все они злой волей одурманившего их Катулоса были превращены в зомби.

Хозяин подал знак своим зомби, и они, медленно, механически повернувшись, начали неумолимо приближаться к Костигену.

Как будто язык яркого пламени взметнулся перед глазами Стивена Костигена. Как воин, прорывающийся сквозь неприятельские ряды, Костиген преградил путь Гарри Харперу. Харпер упал в сторону, сбив с ног Джоан и Марджори, подобно тому, как главная кегля в кегельбане сбивает сильным ударом три, а то и пять кеглей.

Теперь только сэр Холдред Таверел стоял между Костигеном и Катулосом. Дворянин засунул руку в свое черное одеяние и вытащил оттуда малайский нож с волнистым лезвием. Он поднял оружие, чтобы ударить Костигена, но американец нанес один-единственный апперкот, от которого Таверел буквально взлетел на воздух. Нож пролетел по комнате, ударился рукояткой о ствол одной из пальм Скорпиона и повалил ее прямо на персидский ковер.

Сам Таверел, опускался на одетого в шелковый халат Хозяина, и тот, отскочив, тяжело хлопнулся на трон. Сэр Холдред упал на пол рядом со своими друзьями по несчастью.

Костиген, не теряя времени на размышления, стрелой бросился на противника и мертвой хваткой вцепился в его тонкую, костлявую шею.

Он не просто душил Скорпиона, а, подняв его с трона, сворачивал ему шею; Катулос безуспешно боролся, дергая длинными руками и ногами. Наконец раздался треск, за ним — леденящий кровь щелчок, и огромная голова отделилась от туловища, безжизненно повиснув на тощем плече Хозяина.

Костиген отшвырнул тело в сторону, как терьер отбрасывает мерзкую крысу, которой он свернул шею. Повернувшись, он увидел остальных, распростертых перед троном. Они изумленно смотрели на Костигена, затем начали оглядывать друг друга, и их лица стали проясняться.

— Слушайте меня,— приказал Костиген.

Все еще находясь под гипнотическими чарами Катулоса, четыре фигуры в черном тупо ожидали следующих приказаний.

— Мы должны вырваться отсюда. Люди Скорпиона могут схватить нас в любой момент!

Костиген наклонился и поднял находящуюся в состоянии гипнотического сна Зулейху. Он приказал Таверелу, Харперу, Марджори и Джоан строго следовать за ним. По-прежнему обернутый только набедренной повязкой и все еще источая отвратительный запах пурпурно-черных выделений монстра, Костиген повел честную компанию по коридорам Храма Грез, ожидая в любой момент встретиться с вооруженными слугами Скорпиона. Но на пути им никто не встретился!

* * *

Час спустя, одетые в одежду, участливо одолженную им чиновниками британского и американского консульств, Костиген и остальные сидели в комфортабельном офисе парижской сыскной полиции. Инспектор полиции брал у них показания обо всем, что произошло в Храме Грез. Обе пары пришли в себя от гипноза довольно быстро после того, как Костиген свернул шею Катулосу. С Зулейхой все обстояло сложнее: на этот раз она не просто находилась под влиянием гипноза. Скорее всего, Катулос намеренно одурманил ее опиумом, и юную черкешенку поместили в санаторий, где — все на это надеялись — терпение и заботливый уход помогут девушке преодолеть пагубную страсть.

В дверь вошел парижский жандарм и по уставу приветствовал инспектора. Разговор происходил по-французски, но, поскольку Костиген служил во Французской Экваториальной Африке, он уловил, о чем шла речь.

— Вы принесли тело этого мерзавца Желтолицего, сержант? — спросил инспектор.

Жандарм, смертельно побледнев, помотал головой.

— Никакого тела не нашли, капитан. Мы обыскали все помещения храма снизу доверху. Нам открылось нечто ужасное. Монстр, которого убил месье Костиген, все еще висел на барьере арены. В комнате были пальмы, да, и наркотики. Опиума и гашиша столько, что можно одурманить целый батальон! Но ни души, ни живой, ни мертвой!

Инспектор повернулся к Костигену и развел руками с типично французской учтивостью.

— Мелкая рыбешка ускользнула сквозь сети, месье. И, кажется, они унесли с собой тело крупной рыбы. Но кольцо разорвано. Франция вам бесконечно обязана, месье Костиген. Весь мир вам обязан.

Костиген разочарованно заскрежетал зубами.

— Я хотел бы вернуться в поместье Таверела, инспектор. Мои друзья хотят пожениться, как только оправятся от потрясения.

— И мы сочтем за честь, Костиген, если вы будете шафером на обеих наших свадьбах,— вставил свое веское слово Гарри Харпер.

Джоан Да Тур и Марджори Харпер почти одновременно выразили желание, чтобы Зулейха была подружкой невесты.

— Как только она выйдет из больницы, разумеется. Это, может быть, будет не так скоро, но мы подождем.

Они всем пожали руки и поднялись, чтобы покинуть помещение полиции. Когда они вышли на Елисейские Поля, сэр Холдред Таверел внезапно остановился и ударил себя по лбу.

— А мы ведь кое о ком забыли! — воскликнул он.— Что стало с мистером Хаммерби?

Наступило короткое оцепенение, после чего Костиген, насмешливо оскалив зубы, произнес:

— Думаю, бедного мистера Хаммерби мы нашем в наручниках где-нибудь в катакомбах поместья Таверела. Все мы отсутствовали — кроме вас, сэр Холдред — немногим более сорока восьми часов, как ни трудно в это поверить. Мистер Хаммерби замерз, голоден и смертельно напуган. Но он в безопасности.

— И он будет счастлив отказаться от своих притязаний на поместье и титул, которые не принадлежат ему по праву,— добавил сэр Холдред.— Но…

Британец остановился, словно ошеломленный ударом — или мыслью.

— А если он в поместье Таверела не один? Бедняга Хаммерби, каким бы самодовольным позером он ни был, ни в чем не виноват. И — мы оставили его с миссис Дрейк. Катулос наводнил поместье Таверела своими агентами — Ло Кунг, Хансон. И миссис Дрейк, полагаю, из их числа. Насколько нам известно, она просто исчезла, когда все начало рушиться. Вероятно, она все еще в поместье Таверела или унесла бедного Хаммерби в следующее логово Желтолицего.

Стивен Костиген печально покачал головой.

— Вы правы во всем, кроме одного, сэр Холдред. Миссис Дрейк была агентом Скорпиона. Если бы я вовремя это понял! Как вам известно, Катулос и его агенты — мастера обезличивания и маскировки. Миссис Дрейк была не просто экономкой, сэр Холдред.

Дворянин, сбитый с толку, лишь спросил:

— А кем же она была, Костиген?

Американец мрачно проскрежетал сквозь зубы:

— Она была Зулейхой. Мы находились в одном доме — в одной комнате — а я ее не распознал! От каких мук я бы избавил бедную девушку, если бы открыл ее истинное лицо!

— Она поправится,— пробормотал сэр Холдред Таверел, пытаясь хоть немного ободрить себя, и крепко схватил Костигена за плечо.— Она не из слабых, и у нее есть причина поправиться. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Она поправится!

За этим оживленным разговором наша пятерка вышла на освещенную ярким дневным светом парижскую улицу.