I

Во время одного из дворцовых празднеств Набонидус, Багряный Жрец, вежливо коснулся руки молодого аристократа Мурило. Мурило повернулся и встретил загадочный взгляд, подивившись скрытому в нем намеку. Они не обменялись ни единым словом. Набонидус изящно поклонился и всунул ему в руку золотую шкатулку. Молодой человек знал, что Набонидус не делает ничего, не имея на то причин: он извинился и под первым удобным предлогом поспешно вернулся к себе. Он раскрыл шкатулку и обнаружил там человеческое ухо. Быстрый взгляд на необычный шрам, пересекающий его, — и он уже знал, кто был его первоначальным владельцем. Пот выступил у него на лице, и он не сомневался больше в значении того взгляда, с которым Набонидус передал ему шкатулку.

Однако несмотря на свои напомаженные черные локоны и щегольскую наружность, Мурило не был безвольным трусом, который без борьбы кладет голову на плаху. Он не знал только, играет ли Набонидус с ним в кошки-мышки или же хочет дать ему шанс добровольно уйти в изгнание. Судя по тому, что он был еще жив и находился на свободе, ему давалось по меньшей мере несколько часов сроку — вероятно, для медитации. Но ему не требовалось никакой медитации для того, чтоб принять решение. Что ему было необходимо, так это орудие. И судьба создала для него такое орудие, которое в тот момент, когда молодой дворянин, сидя в своем доме, в квартале, застроенном мраморными дворцами с пурпурными башнями, дрожал и размышлял, предавалось своей деятельности в нищем районе между низкопробными кабаками и домами терпимости.

Жил-был жрец Ану, храм которого, стоящий на краю нищего квартала, повидал не только смиренное благоговение и молитвы прихожан. Жрец был жирный, откормленный, и был он не только укрывателем краденого, но и шпионом. Обе эти профессии были невероятно доходны, потому что та часть города, что находилась возле его храма, так называемый Лабиринт, представляла собой смешение извилистых переулков и грязных пивных, где встречались наиболее отчаянные головорезы со всего королевства. Самыми дерзкими и отпетыми из них были некий гандер, бывший наемник, и один варвар, киммериец. Однако жрец Ану коварно позаботился о том, чтоб гандер был схвачен и публично повешен на рыночной площади. Киммерийцу посчастливилось бежать. По возвращении он узнал о предательстве жреца, явился ночью в храм Ану и сделал жреца короче ровно на одну голову. Это вызвало в городе серьезные волнения. Поиски убийцы протекали безрезультатно, пока одна женщина не выдала его властям и не привела капитана с его отрядом к той норе, где варвар отсыпался после попойки.

Когда они попытались схватить его, он проснулся. Все еще пьяный, но полный дикой ярости, он повалил капитана и прорвался сквозь ряды нападающих. Он бы ушел от них, если бы выпитые в ту ночь крепкие напитки не затуманили ему мозги. Запутавшись и плохо соображая, он в страшной спешке промахнулся и, вместо того чтоб выскочить в раскрытую дверь, врезался в каменную стену так сильно, что потерял сознание. Когда оно к нему вернулось, он уже находился в самой надежной тюрьме города, прикованный к стене цепями, которые даже его варварские мускулы не в состоянии были порвать.

В эту камеру и пришел Мурило, замаскированный, закутанный в просторный черный плащ. Киммериец рассматривал его с большим интересом, поскольку принял его за палача, которого прислали за ним, чтоб повесить. Мурило однако, быстро разъяснил недоразумение и начал разглядывать его с не меньшим интересом. Даже в полумраке тюрьмы, прикованный к стене, этот человек поражал своей примитивной мощью. Его крепкое тело соединяло в себе силу медведя с ловкостью и гибкостью пантеры. Под путаной черной гривой сверкали синие глаза, полные необузданной дикости.

— Ты хочешь жить? — спросил Мурило.

Варвар заворчал, и интерес его к Мурило усилился.

— Если я помогу тебе бежать, не сделаешь ли ты мне одного одолжения? — спросил аристократ.

Киммериец молчал, но пронзительный взгляд говорил за него.

— Я хочу, чтоб ты убил для меня одного человека.

— Кого?

Мурило понизил голос до шепота:

— Набонидуса, королевского жреца!

Киммериец не выразил ни озабоченности, ни смущения. Он не знал, что такое трепет перед властями, с которым зачастую рождаются цивилизованные люди. Король или нищий — до этого ему не было никакого дела. Он не спросил даже, почему Мурило пришел именно к нему, когда вне тюрьмы шляется и без того достаточно головорезов, которые с радостью предложили бы свои услуги.

— Когда я должен бежать? — спросил он.

— Через час. Ночью в этой части подземелья останется только один часовой. Я его уже подкупил. Вот ключи от твоих цепей. Я открою замки, а после того, как я буду уже дома, часовой — его имя Аттикус — отворит дверь твоей камеры. Ты свяжешь его полосами твоей разорванной куртки, чтобы стража, когда найдет его, поверила, что ты сбежал, пользуясь помощью извне, и не стала бы его подозревать. Затем ты направишься прямо к дому Багряного Жреца и убьешь его. Оттуда иди к Крысиной Норе, где тебя будет ждать человек с лошадью и мешком золота. С этим тебе будет легко покинуть город и бежать из страны.

— Тогда снимай цепи, — потребовал киммериец. — И позаботься о том, чтобы охранник принес мне поесть. Клянусь Кромом, я не получил за целый день ничего, кроме кусочка скверного хлеба и воды. Я близок к истощению.

— Хорошо, сделаю. Но запомни: ты не должен бежать, пока я не успею добраться до дома.

Освобожденный от своих цепей, варвар поднялся и вытянул свои мускулистые руки, которые казались очень могучими в полумраке подземелья. Мурило был убежден: если есть на земле человек, способный сделать то, что ему требуется, то это киммериец. Он повторил еще раз свои указания и покинул тюрьму, не забыв попутно поручить Аттикусу принести заключенному кусок холодного мяса и кувшин вина. Он знал, что может доверять стражнику, и не только из-за денег, которыми он оплатил его услуги, но из-за более существенных вещей, которые о нем знал Мурило.

Когда Мурило вернулся в спои покои, он полностью взял себя в руки. Набонидус будет действовать через короля, в этом он был уверен. А поскольку королевские воины еще не постучали в его двери, значит, жрец еще не успел поговорить с монархом. Это он сделает, без сомнения, утром — если доживет до утра.

Мурило не сомневался в том, что киммериец постарается выполнить его поручение. Удастся ли ему это — вот в чем вопрос. Уже не в первый раз предпринимается попытка убить Багряного Жреца — и до сих пор все покушавшиеся погибали страшной, не поддающейся описанию смертью. Но все они были людьми, выросшими в городах и не обладавшими волчьими инстинктами варвара. С того момента как Мурило раскрыл золотую шкатулку с отрезанным ухом, он вспомнил, как несколько часов назад из своих тайных источников узнал об аресте киммерийца, и сразу же увидел в этом решение своей проблемы.

Он осушил бокал за здоровье человека по имени Конан и за его удачу, которая должна сопутствовать ему этой ночью. Но в тот момент, когда он вторично наполнял свой кубок, один из его шпионов принес ему известие о том, что Аттикус арестован и сам брошен в темницу. Киммериец не бежал.

Мурило показалось, что кровь застыла в его жилах. В превратностях судьбы он видел могущественную руку Набонидуса, и в нем росло убеждение, что Багряный Жрец не просто человек, он чародей, который читает мысли своих жертв и тянет их за ниточки так, что они начинают плясать, словно марионетки. Он ощутил отчаяние и безнадежность. Он перепоясался мечом и спрятал ею под просторным плащом. Так он покинул свой дом через потайной ход и торопливо зашагал по пустым улицам. Была как раз полночь, когда он добрался до дома Набонидуса, мрачной громадой высящегося в глубине сада за стеной, которая отгораживала его от соседних участков.

Стена была довольно высокой, но не непреодолимой. Набонидус поручил охрану своей персоны не каменным преградам. Страшиться нужно было не стен, а того, что находилось за этими стенами. Что именно это было, Мурило точно не знал. Он слышал, что по меньшей мере по саду прогуливается огромный, очень опасный пес, который разорвал уже не одного взломщика, словно жалкого кролика. О том, что здесь еще может стоять на страже, Мурило даже подумать не мог. Те, кому удалось ненадолго посетить дом под предлогом деловых вопросов, рассказывали, что, несмотря на богатую обстановку дома, Набонидус живет очень просто и обходится минимальным количеством слуг. В самом деле, если Мурило только правильно вспоминает, они все упоминали, что видели только одного — крупного замкнутого человека по имени Джока. Второй, предположительно раб, был слышен где-то в доме, но кем бы он ни был, его никто не видел в лицо. Но самой большой загадкой этого полного тайн дома был сам Набонидус, которого ловкие интриги и хитросплетения политики сделали самым могущественным человеком в королевстве, и народ, канцлер, даже сам монарх плясали под его дудку.

Мурило вскарабкался по стене и прыгнул в сад, покрытый тенью деревьев и кустарников, которые тихо качались на ветру. Ни одного огня не светилось в окнах дома, встающего над садом черной скалой. Молодой аристократ поспешно, стараясь не шуметь, пошел мимо кустов. Каждый миг он ожидал услышать лай огромной собаки и увидеть, как она бросается на него из темноты. Он сомневался, что меч может много помочь ему в битве с таким врагом, однако это не заставило его повернуть назад. Он был уверен в том, что погибнуть под клыками этой твари ничуть не хуже, чем под секирой палача.

Неожиданно Мурило споткнулся обо что-то массивное, мягкое. Когда он наклонился пониже, в свете звезд он увидел лежащее у своих ног неподвижное тело. Это был труп собаки, которая должна была охранять сад, и в нем, несомненно, не теплилась больше жизнь. Шея пса была сломана, и раны указывали на то, что их оставили пальцы, в которых заключена страшная физическая сила. Мурило был убежден, что такое повреждение человек причинить не в состоянии. Вероятно, на пса напал зверь или монстр, который был еще более диким. Мурило бросил нервный взгляд на темные кусты, где могло скрываться неизвестно что, а потом, пожав плечами, тихим шагом направился к дому.

Уже первая дверь, которой Мурило коснулся, не была заперта. Он осторожно вошел, держа в руке меч, и увидел, что находится в длинном коридоре. Помещение было освещено слабым светом, который пробивался сквозь занавеси в другом конце коридора. Тени играли на полу и на стенах. Во всем доме царила абсолютная тишина. Мурило проскользнул по коридору и остановился, чтобы прокрасться к занавеске на двери. Он увидел впереди освещенный покой: тяжелые бархатные шторы на окнах были опущены, так что ни малейшего луча света не вырывалось на улицу. Покой был пуст, но Мурило хватило одного мгновения, чтоб его передернуло от ужаса. Среди разбитой мебели и разорванных занавесей — свидетелей ужасной битвы — лежат труп человека. Он лежал на животе, однако голова его была так вывернута, что подбородок упирался в плечо. Лицо, искаженное жуткой ухмылкой, казалось, издевательски смотрит на оцепеневшего молодого аристократа.

В первый раз за эту ночь решимость покинула Мурило. Он бросил неуверенный взгляд на коридор, по которому пришел сюда, однако затем он подумал о плахе — и отказался от бегства. Он обогнул усмехающийся кошмар, лежавший на полу. Несмотря на то что он никогда не видел этого человека прежде, он узнал его по описанию других. Это был молчаливый слуга Набонидуса Джока.

И снова он остановился перед занавешенным дверным проемом и испытующе заглянул за занавес. Большой круглый зал открылся ему, опоясанный галереей примерно на середине между отполированным до зеркального блеска полом и высоким потолком. Этот зал был создан для королей. В середине стоял покрытый искусной резьбой махагоновый стол, заставленный сосудами с вином и деликатесами всех видов. Мурило замер. В широком кресле, которое было повернуто к нему спинкой, восседала фигура, одеяние которой было ему хорошо знакомо. Голова, скрытая так часто виденным багряным капюшоном плаща, была опущена в медитации. В королевском дворце Мурило сотни раз видел, как Набонидус сидит в этой позе.

Молодой человек проклял громкий стук своего сердца и с протянутым мечом скользнул в зал. Вся его фигура говорила о твердом намерении убить. Его жертва не двигалась, она еще, казалось, не слышала его приближения. Дремал ли Багряный Жрец, или это труп заснул вечным сном? Только один шаг отделял Мурило от врага, когда человек в кресле неожиданно встал перед ним.

Кровь отхлынула от лица Мурило. Меч выскользнул из его внезапно ослабевших пальцев и со звоном упал на полированный пол. Страшный крик вырвался из его груди. Глухой стук падающего тела последовал за криком. И снова тишина воцарилась в доме Багряного Жреца.

 

II

Вскоре после того, как Мурило покинул тюрьму, в которую был заключен Конан, Аттикус принес заключенному блюдо с едой, в том числе гигантскую бычью ляжку, и кувшин пива. Конан припал к ним с жадностью изголодавшегося, а Аттикус отправился в последний обход по подземелью, желая убедиться в том, что все в порядке и никто не сможет увидеть заключенного во время побега. Пока он был занят всем этим, в тюрьме появился отряд стражников, который арестовал его. Мурило заблуждался, когда полагал, что этот арест стал последствием раскрытия плана побега. Он вообще не имел с побегом Конана никакой связи. Аттикус был несколько небрежен в своих связях с «дном» общества, и его невнимательность принесла столь плачевные плоды.

Его место занял другой стражник, немного туповатый, но надежный человек, который никогда бы ни на шаг не отклонился со стези добродетели и выполнения своего долга. Он не обладал хорошо развитым воображением, зато был глубоко убежден в важности своей работы.

Когда Аттикуса увели, новый стражник из чисто рутинных соображений сделал еще один обход подземелья. Когда он проходил мимо камеры Конана, его чувство справедливости было возмущено тем обстоятельством, что заключенный сидит в тюрьме, освобожденный от цепей, и с огромным удовольствием вгрызается в большую, хорошо прожаренную бычью ляжку. Стражник был этим настолько разгневан, что сделал серьезную ошибку, войдя в камеру, не потрудившись сперва позвать с собой воинов из других частей тюрьмы или, по меньшей мере, не поставив их в известность. Это была его первая ошибка в несении служебного долга и вместе с тем последняя. Конан ударил его обглоданным мослом по голове, забрал у него нож и ключи и без излишней спешки пустился в путь. Как упоминал Мурило, здесь по ночам на часах стоял только один стражник. Киммериец покинул здание тюрьмы с помощью ключа, похищенного им, и оказался на улице. Все это происходило так, как намеревался устроить Мурило, так, словно его план претворялся в жизнь без всяких помех.

Свои последующие шаги Конан обдумывал в тени тюремных стен. Ему пришло в голову, что он ничем не обязан Мурило, поскольку освободился самостоятельно. С другой стороны, именно юный аристократ самолично снял с него цепи и позаботился о том, чтоб его хорошо накормили. Без этого побег был бы невозможен. Так что в конце концов киммериец пришел к выводу, что он все же обязан Мурило, а поскольку он был человеком, не привыкшим оставаться в долгу, то решил сдержать данное молодому аристократу обещание. Но сначала ему нужно позаботиться об одном личном деле.

Он сбросил драную куртку и в одной лишь набедренной повязке скользнул в ночь. Он нащупал нож, который забрал у стражника. Это было смертоносное оружие с широким обоюдоострым клинком, примерно в девятнадцать дюймов длиной. По переулкам и темным площадям крался Конан, пока не добрался до той части города, которая и была его целью, — до Лабиринта. По его кривым переулочкам он шел с уверенностью старожила. Это был настоящий клубок темных улиц, грязных задних дворов, жутких лазеек и нор, полных таинственных звуков и разнообразных запахов. Улицы не были замощены, отбросы, нечистоты, жидкая грязь смешались здесь самым тошнотворным образом. Канав здесь также не было. Отходы и грязь просто выбрасывали из окон и дверей, они были свалены в смердящие кучи. Если при ходьбе не соблюдать осторожность, то очень легко может получиться так, что вы поскользнетесь и по колено увязнете в вонючей куче или утонете в луже жидкого дерьма, которая по своим размерам не уступает небольшому пруду. Не было здесь необычным делом и споткнуться о труп с перерезанной глоткой или разбитым вдребезги черепом. Добропорядочные граждане имели достаточные основания обходить Лабиринт стороной.

Никем не замеченный, Конан добрался до цели своего путешествия как раз в тот момент, когда личность, ради которой он и явился, выходила на улицу. Киммериец быстро спрятался в близлежащем дворе и увидел, как девица — та, что выдала его страже, — выпроваживает нового возлюбленного из своей комнатки в первом этаже. Дверь закрылась. Молодой негодяй ощупью нашел скрипящую лестницу. Он был полностью погружен в свои мысли, которые, как и у большинства обитателей Лабиринта, были заняты вопросами незаконного присвоения чужого добра. Посреди лестницы он резко остановился, и волосы шевельнулись у него на голове. Кто-то огромный, со сверкающими глазами, скорчился в темноте на лестнице немного ниже его. Глухое рычание было последним, что он услышал в своей жизни, когда это чудовище бросилось на него, и почти мгновенно острый клинок оборвал ему жизнь. Человек испустил придавленный крик и бессильно скатился вниз по ступенькам.

Варвар поднялся над ним, как призрак. Его глаза горели во мраке. Он знал, что крик и звук падения тела были услышаны, но жители Лабиринта из соображений собственной безопасности давно уже взяли себе в привычку не проявлять внимания к подобным происшествиям. Позднее кто-нибудь из них наверняка высунет нос, чтобы посмотреть, что случилось, но совершенно ясно, что это произойдет не сейчас.

Конан поднялся по лестнице и остановился перед дверью, которую так хорошо знал. Девица была заперта изнутри, но он просунул клинок между дверью и косяком и сорвал щеколду. Он вошел, прикрыл за собой дверь и встал перед девицей, которая предала его.

Она сидела на разоренной постели, скрестив ноги. На ней была тонкая ночная сорочка. Девица смертельно побледнела и уставилась на него, как на привидение. Она слышала крик на лестнице и заметила окровавленный нож в руке варвара. Но она была слишком перепугана мыслью о своей собственной участи, чтоб найти время оплакивать кровавый жребий своего возлюбленного. Она стала умолять оставить ей жизнь, почти ничего не соображая от страха. Конан молчал. Он стоял перед ней с горящими глазами и водил большим пальцем по острию своего кинжала.

Наконец, когда она прижалась к стене и в отчаянии хрипло попросила пощады, он схватил ее грязной рукой за белокурые локоны и сорвал с кровати. Он сунул кинжал обратно в ножны, зажал свою бьющуюся пленницу под мышкой и выскочил в окно. Как в большинстве домов такого рода, на высоте окна каждый этаж был опоясан карнизом. Конан забрался в магазин и вылез на узкий карниз. Если бы кто-нибудь оказался сейчас поблизости, его удивленному взору предстал бы человек, который осторожно пробирается по карнизу первого этажа по наружной стене магазина с отчаянно отбивающейся, полуголой девкой под мышкой. Но даже этот гипотетический наблюдатель был бы ошеломлен не больше, чем сама девица.

Когда они добрались до места, Конан остановился и свободной рукой взялся за стену. В доме неожиданно поднялся крик. Следовательно, труп обнаружен. Пленница Конана ныла, скулила, вертелась и надоела ему еще больше. Киммериец посмотрел вниз, на грязь и нечистоты, прислушался к шуму в доме и к жалобам и мольбам девицы, а затем с большой меткостью уронил ее прямо в выгребную яму, в дерьмо. С довольной ухмылкой Конан наблюдал за ее отчаянными попытками выбраться наружу и наслаждался ее ядовитой бранью и угрозами. Он расхохотался и смеялся до тех пор, пока возросший шум в доме не напомнил ему о том, что пора уже идти убивать Набонидуса.

 

III

Мурило очнулся от громкого звона металла. Он застонал и, совершенно растерянный, сел. Вокруг царили теперь совершеннейшая тишина и мрак. В какой-то миг он испугался — ему показалось, что он ослеп. Но потом он вспомнил о том, что произошло, и мороз пошел у него по коже. Он осторожно ощупал вокруг себя руками и установил, что лежит на полу, сложенном ровно подогнанными каменными плитами, а дальнейшие исследования показали, что и стены построены таким же образом. Он поднялся и прислонился к стене. В отчаянии он пытался сообразить, где же он может находиться. В том, что это нечто вроде тюрьмы, не могло быть сомнений, но как долго и где он лежал — этого он не мог даже предположить. Он смутно припоминал лязг металла и спрашивал себя, была ли это в самом деле железная дверь тюрьмы, которая захлопнулась за его спиной, или же это означало, что палач уже пришел.

При этой мысли он содрогнулся всем телом. Он быстро двинулся на ощупь вдоль стены. Каждый миг он ждал, что сейчас стена закончится, но через некоторое время пришел к выводу, что, вероятно, он идет по коридору. Он плотно прижался к стене, опасаясь люков в полу или других опасностей. Потом он почувствовал, что совсем близко в полной темноте кто-то стоит. Он абсолютно ничего не мог видеть, но, несмотря на то что ни одного предательского шороха не доносилось из мрака, какое-то шестое чувство предостерегало его. Мурило резко остановился. Волосы на затылке встали дыбом. Он был уверен в том, что нечто живое затаилось перед ним в темноте, — так же уверен, как в том, что он дышит.

Он думал, что сердце его остановится, когда голос прошептал с варварским акцентом:

— Мурило, это ты?

— Конан!

Слабея от облегчения, молодой аристократ пошарил в темноте, пока его руки не нащупали обнаженные плечи.

— Хорошо, что я узнал тебя, — проворчал киммериец. — Я уже собирался заколоть тебя, как свинью.

— Где мы, во имя Митры?

— В подвалах подломом Багряного Жреца, но почему…

— Сколько времени?

— Недавно была полночь.

Мурило потряс головой и постарался взять себя в руки.

— Что ты здесь делаешь? — спросил варвар.

— Я пришел убить Набонидуса. Я узнал, что стражника в тюрьме сменили…

— И в самом деле, — буркнул Конан. — Новому я проломил череп и отправился гулять. Я пришел бы сюда пораньше, но мне нужно было уладить сперва одно личное дело. Ну что, приступим к нашему визиту?

Мурило заколебался:

— Конан, мы в замке Властелина Преисподней! Я пришел посчитаться с врагом-человеком и нашел здесь волосатого демона из ада.

Конан глотнул. Он был пуглив не больше, чем раненый тигр, когда видел перед собой противника из простых смертных, но, как и все дикари, становился жертвой необъяснимого страха, когда сталкивался со сверхъестественным.

— Я пробрался в дом, — шептал Мурило, словно темнота могла его услышать. — В саду я споткнулся о зверски убитую собаку Набонидуса. В доме наткнулся на Джоку, слугу жреца. Кто-то сломал ему шею. А потом я увидел и самого Набонидуса. Он сидел в кресле, одетый в свой обычный плащ. Сначала я даже подумал, что он мертв. Я подкрался к нему, собираясь ударить его мечом. Тогда он встал и повернулся ко мне. Боги мои! — Воспоминания об этом страшном мгновении лишили молодого аристократа дара речи. — Конан, — зашептал он снова, — передо мной стоял не человек. Фигурой, осанкой он походил на человека, но из-под багряного капюшона жреца мне ухмылялось и скалило зубы лицо, которое может возникнуть только в кошмарном сне. Оно было полностью покрыто волосами, из которых выглядывали светящиеся красные поросячьи глазки. Нос у него плоский, с огромными раздувающимися ноздрями.

Он втягивал губы и обнажал желтые клыки. Руки, высовывающиеся из красных рукавов, были уродливы и тоже заросли шерстью. Все это я увидел в одно мгновение. Ужас охватил меня, и я потерял сознание.

— А потом? — беспокойно спросил киммериец.

— Я пришел в себя только несколько минут назад. Чудище, должно быть, бросило меня сюда. Конан, я давно уже подозревал, что Набонидус не совсем человек. Днем он принимает человеческий облик, а по ночам живет в своей истинной сущности.

— Похоже на то, — пробормотал киммериец. — Все знают, что бывают люди, которые по своему желанию могут превращаться в волков. Но зачем он убил свою собаку и своего слугу?

— Кто может знать, что происходит в голове у демона? — ответил Мурило. — Мы должны сейчас ограничиться тем, чтоб выбраться отсюда. Земное оружие не в состоянии уничтожить оборотня. Как ты вообще сюда попал?

— По каналу. Мне пришлось считаться с тем, что сад охраняется. Сточные каналы города имеют выход в одной шахте, которая как раз ведет сюда. Я надеялся, что дверь будет не заперта.

— Тогда давай уйдем той дорогой, по которой ты пришел! — возбужденно воскликнул Мурило. — К демону остальное! Как только эта змеиная нора останется позади, нам предстоит совсем небольшой риск, связанный с королевскими ищейками. Попробуем выбраться из этого города. Пойдем!

— Безнадежно, — сказал Конан. — Дорога к каналу перекрыта. Когда я залез в туннель, с потолка упала решетка. Если бы я не оказался быстрее молнии, ее острия пригвоздили бы меня к полу, как червяка. Она не подалась ни на волос, когда я попытался ее поднять. Ее даже слон не сдвинет. Разве что заяц протиснется между прутьями.

Мурило выругался. Ему показалось, что железная рука сжала его сердце. Хотел бы он знать, есть лив доме Набонидуса неохраняемый выход. Если бы Конан не оказался таким ловким, как настоящий хищник, подъемная решетка раздавила бы его. Без сомнения, его появление в туннеле привело в действие какой-то скрытый механизм, который должен был его остановить.

— Мы можем сделать только одно, — сказал Мурило, чувствуя, как холодный пот бежит у него по спине. — То есть искать другой выход. Хотя я убежден, что все они защищены решетками, но ведь у нас все равно нет выбора.

Варвар проворчал что-то в знак согласия, и оба на ощупь двинулись по коридору. Неожиданно Мурило, несмотря на то что все нервы его были напряжены, подумал о совершенно посторонней вещи.

— А как ты все-таки узнал меня в этой кромешной тьме? — спросил он.

— По запаху помады, которой ты мажешь волосы. Я запомнил его, еще когда ты приходил ко мне в тюрьму, — ответил Конан. — И неожиданно снова запахло ею, когда я сидел тут в темноте. Это меня и остановило, ведь я собирался напасть на тебя.

Мурило потянул свой черный локон к носу. Он не уловил почти никакого запаха. У варвара, должно быть, чертовски острое обоняние.

Они пошли дальше, и Мурило инстинктивно протянул руку к мечу, но ему пришлось с сожалением убедиться в том, что ножны пусты. В этот момент они различили слабое свечение и почти сразу же оказались возле крутого поворота, из-за которого и исходил этот приглушенный свет. Они вместе подкрались к углу. Мурило, который прижался к своему спутнику, почувствовал, как тот замер. Но и сам он уже увидел его — полуобнаженного человека, который лежал в коридоре на полу за углом. Он был освещен лучом, падавшим из большого серебряного диска на противоположной стене. Распростертая фигура показалась Мурило на удивление знакомой, хотя лица, повернутого к полу, он видеть не мог. Неужели это возможно… Он сделал киммерийцу знак следовать за ним и проскользнул к лежащему, чтобы наклониться над ним. Прежде чем он перевернул его на спину, ему пришлось подавить приступ тошноты. Не веря своим глазам, смотрел он на него, и с губ его срывались проклятия. Киммериец поглядел на него вопрошающе.

— Это Набонидус! Багряный Жрец! — крикнул Мурило. Его захлестывали мысли. — Но почему же… кто был там?..

Жрец застонал и пошевелился. С кошачьей ловкостью Конан нагнулся и занес свой нож. Мурило схватил его за руку.

— Подожди! Не убивай его пока…

— Почему? — спросил варвар. — Он сбросил свою личину и спит. Хочешь его разбудить, чтоб он разорвал нас в клочья?

— Нет, подожди! — настаивал Мурило и сделал над собой усилие, пытаясь привести свои мысли в порядок. — Посмотри же! Он не спит! Разве не видишь кровоподтек на его виске? Без сомнений, его оглушили. Он лежит здесь, наверное, несколько часов.

— А мне показалось, будто ты клялся, что видел его наверху в зверином облике, — фыркнул Конан.

— Да, я говорил! Или… а, он пришел в себя. Убери же нож, Конан! Я хочу докопаться до корней этой тайны, которая, кажется, еще чернее, чем я думал. Я хочу поговорить со жрецом, прежде чем ты его убьешь.

Набонидус медленно поднес руку к своему посиневшему от удара виску. Что-то пробормотал. Открыл глаза. Какой-то миг они казались пустыми и бессмысленными, потом в них как будто толчками стало возвращаться сознание.

Он сел и посмотрел на обоих мужчин. Каким бы страшным ни был удар, лишивший его на время рассудка, сейчас этот рассудок заработал со своей привычной остротой. Глаза жреца быстро обежали всю сцену и остановились на лице Мурило.

— Ты решил почтить мой скромный дом своим посещением, мой молодой господин? — насмешливо произнес он и покосился на могучую фигуру, громоздившуюся за плечами Мурило. — И привел с собой наемного убийцу, как я погляжу. Тебе что, не хватило длины твоего кинжала, чтоб оборвать мою ничтожную жизнь?

— Хватит болтовни! — нетерпеливо сказал Мурило. — Как долго ты лежишь здесь?

— Довольно странный вопрос к тому, кто только что пришел в себя, — ответил жрец. — Откуда я знаю, сколько сейчас времени? Я потерял сознание примерно за час до полуночи.

— Но кто же тогда там, наверху, был одет в твой плащ?

— Это, конечно, Тхак, — пробормотал Набонидус и поморщился, прикоснувшись к своему синяку. — Да, это мог быть только Тхак. И в моем плаще? Вот пес!

Конан, который ничего не понимал, нетерпеливо зашаркал ногами и заворчал что-то на своем языке. Набонидус посмотрел на него с легкой усмешкой.

— Твоему человеку не терпится воткнуть мне нож в сердце, Мурило, — сказал он. — Я считал тебя умнее и думал, что ты оценишь мое предостережение и покинешь город.

— Откуда я мог знать, что ты хочешь предоставить мне такую возможность? — возразил Мурило. — И кроме того, все, к чему я привязан в жизни, находится здесь, в этом городе.

— Этот подонок — весьма подходящая компания для тебя, — буркнул Набонидус. — Я уже давно держал тебя пол подозрением. Поэтому я и велел похитить этого дохляка-писца. Но прежде чем умереть, он рассказал мне кое-что, и среди прочего он назвал имя одного молодого аристократа, который заплатил ему за возможность ознакомиться с некоторыми государственными тайнами, которые этот милый юноша продал затем вражеской державе. И тебе не стыдно, совсем не стыдно, Мурило, — вор, который не хочет марать своих рук?

— У меня не больше оснований для стыда, чем у тебя, ты, ненасытный грабитель! — не остался в долгу Мурило. — Ты обираешь целое королевство, чтоб потешить свою жадность. Ты надел маску самоотверженного государственного мужа и вынуждаешь короля пожаловать тебя — разумеется, для блага страны — неограниченной властью, сложить руки и жертвовать ради твоей беспредельной жажды личной власти будущим целого государства. Ты же просто жирная свинья, запустившая свое рыло в корыто со жратвой. Ты куда больший вор, чем я. А этот киммериец из нас троих самый честный, потому что он крадет и убивает, не делая из этого тайны.

— Ну, стало быть, мы трое прекрасно подходим друг другу, — заявил Набонидус с дружеской простотой. — И что теперь? Моя жизнь?

— Когда я увидел ухо исчезнувшего писца, я понял, что моя участь решена, — резко сказал Мурило. — Я решил, что ты настроишь против меня короля. Я был прав?

— Совершенно, — ответил жрец. — Убрать с дороги маленького придворного писца очень просто, но попробуй я повторить этот номер с тобой — и поднимется очень много пыли. Я намеревался утром рассказать королю небольшую пикантную историю, связанную с тобой.

— Небольшую историю, которая стоила бы мне головы, — пробормотал Мурило. — Значит, король еще не в курсе моих дел с другими странами?

— Еще нет, — вздохнул Набонидус. — А теперь, когда я смотрю на твоего спутника с его столь нетерпеливым кинжалом, я вообще начинаю бояться, что никогда не смогу порадовать короля этой славной историйкой.

— Ты должен знать, как выбраться из этой крысиной дыры, — сказал Мурило. — Разумеется, я готов заявить, что жизнь твоя будет сохранена, если поможешь нам унести отсюда ноги и поклянешься хранить молчание относительно моих мелких махинаций.

— Когда это жрецы держали слово? — вмешался Конан, который только теперь понял, о чем идет речь. — Давай я все-таки перережу ему глотку. Я хотел бы поглядеть, какого цвета у него кровь. В Лабиринте болтают, будто сердце у него черное, значит, и кровь должна быть такая же…

— Замолчи! — прошипел Мурило. — Если он не покажет нам дороги из этой дыры, мы сгнием здесь. Ну, Набонидус, что ты думаешь?

— Что думает волк, угодивший ногой в капкан? — Жрец рассмеялся. — Я полностью в твоей власти, а если мы хотим отсюда выбраться, один должен помогать другому. Я клянусь: если мы переживем это приключение, я забуду о твоих темных делах. Я клянусь в этом душой Митры!

— Мне этого довольно, — сказал Мурило. — Даже Багряный Жрец не посмеет нарушить эту клятву. Давайте уходить отсюда. Мой добрый друг попал сюда по туннелю, но подъемная решетка упала за его спиной и перегородила дорогу. Ты знаешь, как поднять ее?

— Не из этого подземного хода, — ответил жрец. — Рычаг, который приводит в действие механизм, находится в помещении над туннелем. Есть еще одна дорога отсюда, которую я тебе покажу. Только скажи мне, как вы сюда попали?

Мурило рассказал ему все в кратких словах. Набонидус кивнул и решительно поднялся. Он захромал по коридору, который расширился, превратившись в просторное помещение, и подошел к серебряному диску. Когда он приблизился к диску, свет стал ярче, хотя огонек горел по-прежнему слабый, затененный. Возле диска они увидели узкую лестницу, которая вела наверх.

— Вот другой выход, — сказал Набонидус. — И я не думаю, чтоб дверь наверху была заперта. Но полагаю, что того, кто захочет войти через нее, ждет смерть куда более верная, чем если бы он сам перерезал себе горло. Посмотрите в этот диск!

То, что внешне выглядело как круглая серебряная пластина, было на самом деле встроенным в стену зеркалом. Сложная система медных труб имела выход в стене и наклонялась под нужным углом. Когда Мурило заглянул в эти трубы, он увидел бессчетное количество маленьких зеркал. Он сосредоточил свое внимание на самом большом зеркале и удивленно вскрикнул. Конан заглянул ему через плечо и проворчал что-то неразборчивое.

Создавалось впечатление, что они смотрели через окно в ярко освещенную комнату. На стенах висели широкие зеркала, а между ними — бархатные шторы. Под зеркалами стояли шелковые диваны и стулья, сделанные из эбенового дерева и слоновой кости. Из этого покоя вели двери, также скрытые шторами, а перед одной из дверей, той, что не была занавешена, сидело нечто черное, массивное, уродливо контрастирующее с роскошью этого зала. Мурило показалось, что кровь застыла в его жилах, когда он увидел страшилище, неподвижно глядящее, как ему чудилось, прямо ему в глаза. Он непроизвольно отшатнулся от зеркала, и Конан тут же всунул голову в трубы, прижимаясь подбородком к самому зеркалу. На своем варварском языке он произнес угрозу или вызов, что-то в этом роде.

— Во имя Митры, Набонидус, — прохрипел потрясенный Мурило, — что это?

— Это Тхак, — ответил жрец и осторожно провел пальцем по раненому виску. — Некоторые, вероятно, приняли бы его за обезьяну, но он отличается от настоящей обезьяны так же сильно, как и от настоящего человека. Подобные ему живут далеко отсюда, на востоке, в горах, проходящих по восточной границе Заморы. Таких, как он, немного, но если они не вымрут, то, я полагаю, за следующие сотни тысячелетий они разовьются в настоящих людей. Это уже не обезьяны, какими были их предки, но еще не люди, которыми в будущем могут, вероятно, стать их потомки. Они обитают на крутых, почти недоступных вершинах гор. Им незнаком огонь, они не умеют шить себе одежду и белье, не используют оружие. Но они имеют нечто вроде связной речи, которая на слух напоминает клокочущие и хрюкающие звуки.

Я взял к себе Тхака, когда он только что родился. Он обучался намного быстрее и был гораздо восприимчивее, чем животное. Я использовал его как слугу и как телохранителя. Но я позабыл, что он все же нечто большее, чем просто зверь, который стал тенью меня самого. Совершенно явно, что он способен ненавидеть и что в конце концов в нем развилось нечто вроде тщеславия.

В любом случае, он нанес мне удар, когда я менее всего ожидал этого. Сегодня ночью он словно с цепи сорвался. То есть, судя по его поведению, его можно было принять за взбесившегося зверя, однако я убежден, что в основе всего лежит тщательно продуманный план.

Я услышал в саду шум драки и вышел посмотреть, потому что подумал, что это моя собака рвет вас на куски. Тут является Тхак. Забрызганный кровью, он вылез из куста. Прежде чем я понял, каковы его намерения, он подскочил ко мне с ужасным воплем и ударил меня так, что я потерял сознание. Больше я ничего не могу вспомнить. Я могу только предположить, что он по какому-то непонятному капризу своего получеловеческого разума снял с меня одежду и бросил в туннель еще живого. Из каких соображений — это только богам известно. Очевидно, когда он вышел из сада и ударил меня, собака была уже убита. И вне всяких сомнений, потом он убил Джоку, которого вы видели в доме мертвым. Джока пришел бы ко мне на помощь, несмотря на то что сила Тхака была ему хорошо известна. Джока всегда его ненавидел.

Мурило смотрел в зеркало на тварь, сидевшую перед дверью с терпением, достойным любого животного. Он ужасался при виде его огромных лап, которые так заросли шерстью, что казались покрытыми мехом. Существо было сильным, широким в кости, слегка сутулым. Багряное одеяние треснуло на его неестественно широких плечах, и таким образом Мурило получил возможность увидеть, что и они покрыты густой черной шерстью. То, что выглядывало из-под красного капюшона, было, несомненно, звериной мордой, но тем не менее Мурило признал, что Набонидус был прав, когда говорил о Тхаке как о звере лишь отчасти. Что-то в красных мрачных глазах, в неуклюжей позе, во всем облике этого создания было такое, что поднимало его над животными. Это жуткое тело обладало разумом и душой, которые так сильно напоминали человеческие. Мурило был потрясен, когда заметил пусть еще слабое, смутное, но все же родство между человеком и этим уродливым монстром, и ему стало по-настоящему дурно при одной только мысли о том, из каких глубин первобытного звериного состояния с трудом поднялось человечество.

— Он же нас видит, — сказал Конан. — Почему он не хватает нас? Он мог бы с легкостью разбить это окно.

Мурило понял, что варвар принял зеркало за окно, в которое они попросту заглянули.

— Он нас не видит, — заверил его жрец. — Мы смотрим через это стекло в комнату, которая находится над нами. Дверь, которую, как мы видим, стережет Тхак, находится на верхнем конце этой лестницы. Благодаря такому расположению зеркал мы можем заглянуть в комнаты наверху. Вы видите вот это на стене? Маленькие зеркальца направляют изображение комнаты в эти трубы, затем, с помощью других зеркал, оно передается дальше и наконец в увеличенном виде отражается в большом зеркале.

Мурило подозревал, что жрец опередил свое время на столетия, когда изобретал и создавал эти механизмы. Конан, напротив, стал рассматривать все это как своеобразное колдовство и решил не ломать больше над этим устройством голову.

— Я проектировал подвал в качестве подземелья и погреба. Я уже не раз прятался здесь и наблюдал в зеркало, как те, кто приходили ко мне со злыми намерениями, встречали свою участь.

— Но почему Тхак следит за этой дверью? — спросил Мурило.

— Он должен был слышать, как закрылась подъемная решетка. Когда она поднимается, наверху это становится известно благодаря колокольчику. Он знает, что кто-то проник в туннель, и теперь ждет его появления. О, он был прилежным учеником! Он видел, что случается с теми, кто входит в дверь, если я при этом дергал за шнур на стене. И теперь он хочет проделать это со мной.

— Мы можем что-нибудь предпринять, пока он сидит здесь так терпеливо?

— Боюсь, что только наблюдать за ним. Пока он находится в этой комнате, мы не посмеем подняться по лестнице. Он обладает силой гориллы, и ему будет совсем нетрудно разорвать нас на куски. Но ему даже не придется напрягать мускулы. Достаточно просто потянуть за знакомый шнур на стене, чтоб отправить нас всех в вечность, как только мы откроем дверь.

— Каким образом?

— Я обещал помочь вам выбраться отсюда, — ответил жрец, — но отнюдь не раскрывать свои секреты.

Мурило хотел что-то сказать и внезапно замер. Чья-то рука украдкой отодвинула шторы одной из дверей, ведущей в другие покои. В комнату осторожно заглянуло смуглое лицо. Блестящие глаза с угрозой уставились на спину в красном одеянии.

— Петреус! — прошипел Набонидус. — Митра, воистину, собрание всех гарпий!

Из-за плеча первого показались лица других — смуглые, узкие лица, пылающие от возбуждения.

— Что им всем здесь нужно? — пробормотал Мурило и непроизвольно понизил голос, хотя он знал, что его не могут слышать наверху.

— Ну и как вы думаете, чего ищет Петреус со своими пылкими юными патриотами в доме Багряного Жреца? — Набонидус рассмеялся. — Посмотрите только, с каким вожделением глазеют они на того, кого принимают за своего заклятого врага. Они стали жертвой того же недоразумения, что и вы. Вот будет потеха поглядеть на их рожи, когда они уразумеют, что к чему.

Мурило молчал. Все происходящее казалось ему нереальным. У него было впечатление, что он смотрит пьесу в кукольном театре или что он превратился в бестелесного духа, который, никем не замеченный, наблюдает за людьми.

Он увидел, как Петреус предостерегающе приложил палец к губам и кивнул заговорщикам. Мурило не понял, заметил ли Тхак вторжение. Человек-обезьяна не менял своей позы. Он сидел неподвижно, спиной к той двери, через которую проскользнули заговорщики.

— Они пришли с той же целью, что и ты, — прошептал Набонидус в ухо Мурило. — Только причины, побудившие их к этому, куда более патриотичны, чем просто себялюбие. Ну да, поскольку собака мертва, стало совсем нетрудно шляться по моему дому. Ох, какая возможность устранить эту угрозу раз и навсегда! Если бы только на месте Тхака был я — один прыжок к стене, один только раз дернуть за шнур…

Петреус уже переступил порог, его спутники следовали за ним вплотную, кинжалы их блестели. Неожиданно Тхак поднялся и с быстротой молнии повернулся к ним. Вместо ненавистного, но знакомою лица Набонидуса они увидели жуткую образину, и это лишило их воли, как и Мурило несколько часов назад. С пронзительным воплем Петреус отшатнулся, и это повергло его сообщников в бегство. Они спотыкались, цеплялись друг за друга, а Тхак одним гигантским прыжком подскочил к стене и резко дернул за толстый шнур, который висел перед дверью.

Обе половины занавеса тут же полностью раздвинулись, и что-то просвистело в воздухе, излучая неопределенное серебристое сияние.

— Он вспомнил! — в восторге крикнул Набонидус. — Этот зверь уже наполовину человек! Он видел, как это делаю я, и он не забыл! Смотрите теперь! Смотрите!

Мурило заметил, что теперь дверной проем был закрыт тяжелой стеклянной пластиной. Сквозь нее он различал бледные лица заговорщиков. Петреус протянул руки, словно обороняясь от нападения Тхака, но затем он коснулся прозрачной преграды. Судя по его жесту, он что-то сказал, обращаясь к своим товарищам. Благодаря тому что занавеси были раздвинуты, те, кто находился в подвале, могли наблюдать все, что происходило в комнате с непрошеными гостями. В паническом страхе они ринулись к двери, через которую, очевидно, вошли сюда, и остановились как вкопанные, натолкнувшись на другую невидимую преграду.

— По рывку шнура эта комната была перегорожена, — объяснил Набонидус, улыбаясь. — Это все очень просто. Стеклянные пластины двигаются по пазам в дверных косяках. Шнур приводит механизм в действие. Это возможно сделать, только находясь во внутреннем помещении. Совершенно исключено сдвинуть пластины, даже на волосок. Стекло абсолютно непробиваемо. Не раз его пытались разбить молотком, топором, причем с большой силой. А!

От ужаса люди, попавшие в ловушку, впали в истерику. Вслепую носились они от двери к двери, отчаянно молотили по ним кулаками и, казалось, грозили неподвижной, заросшей волосами фигуре, находившейся во внутреннем покое. Неожиданно один из них задрал голову и посмотрел на потолок. Судя по движению его губ, он испустил панический вопль, тыча рукой наверх.

— Когда пластины опускаются, высвобождаются Облака Уничтожения, — сказал Багряный Жрец с диким смешком. — Они состоят из пыльцы серого лотоса с Болота Мертвых из страны Кхитай.

В центре потолка висела гирлянда золотых цветов, которые раскрылись, как лепестки гигантской розы. Перед ними заколыхалось серое облако, которое быстро заполнило собой всю комнату. Сцена тут же стала иной. На смену истерике пришло безумие. Заговорщики шатались и спотыкались как пьяные, двигаясь по кругу. Пена выступила на их губах, которые кривились в жутких ухмылках. Одержимые безумием, они набросились друг на друга с кинжалами, они кололи, резали, грызли друг друга зубами в кошмарном сумасшествии. У Мурило свело желудок, когда он наблюдал эту сцену. Ему оставалось только благодарить судьбу за то, что он не может слышать воя и рычания, которые, без сомнения, раздавались в комнате ужаса.

А вокруг несчастных торжествующе прыгал Тхак, размахивая руками. Набонидус, который стоял рядом с Мурило, хохотал как сумасшедший.

— О, славный удар, Петреус! Выпусти ему кишки! А теперь твоя очередь, мой патриотически настроенный друг! Теперь все на пол, и пусть живые рвут мясо мертвых зубами!

Мурило отшатнулся. Киммериец за его спиной вполголоса ругался на своем жестком языке. Теперь одна только смерть царила в стеклянной комнате. С раскрытыми ртами и залитыми кровью лицами, которые безжизненно смотрели в потолок сквозь серые, слегка колеблющиеся облака, лежали заговорщики, безмолвные и совершенно неузнаваемые в одной кровавой куче.

Тхак сгорбился, как титанический гном, и бросился к стене, на которой висел шнур. На этот раз он потянул веревку не вверх, а в сторону.

— Открывает внешнюю дверь, — пояснил Набонидус. — Клянусь Митрой, он еще ближе к человеку, чем я предполагал. Смотрите, как вытягивается запах из комнаты и идет свежий воздух. Он ждет, чтоб опасность не коснулась его самого. Теперь он поднимает остальные пластины. Он предусмотрителен. Он знает об опасных свойствах серого лотоса, который приносит безумие и смерть. Митра!

Мурило чуть не подпрыгнул: так резко прозвучал этот возглас.

— Наш единственный шанс! — объяснил Набонидус. — Если он оставит этот покой, хотя бы на короткий миг, мы сможем попытать счастья и подняться по лестнице!

Они напряженно следили за чудищем, которое вышло в раскрытую дверь и исчезло. После того как стеклянные пластины были подняты, шторы снова задернулись и скрыли покой смерти.

— Нужно рискнуть! — шепнул Набонидус. Мурило увидел капли пота на его лбу. — Вероятно, он избавляется от трупов, как это делал я. Скорей! Идите за мной! По лестнице!

Он побежал к ней и взлетел по ступенькам с легкостью, удивившей Мурило. Юный аристократ и варвар следовали за ним. Они услышали глубокий вздох облегчения, когда он рванул дверь на верхнем конце лестницы. Они вошли в большой покой, который уже видели с помощью зеркала. Тхака нигде не было.

— Он в той комнате, где убитые, — прошептал Мурило. — Закроем его там таким же способом, каким он запер там заговорщиков, — предложил он.

— Нет, нет! — возразил Набонидус, и необычайная бледность покрыла его лицо. — Мы не можем быть уверены, что он и впрямь находится там. И кроме того, он может вернуться, прежде чем мы дотянемся до шнура! Лучше идите за мной в коридор. Мне нужно непременно попасть в мои комнаты, чтобы добраться до оружия, которым я могу уничтожить его. Этот выход — единственный, где нет ловушек, и по нему мы можем пройти через эту часть дома.

Они быстро двинулись за ним через занавешенный дверной проем, расположенный против того, что вел в комнату смерти, и оказались в коридоре, в который выходило множество дверей. Дрожащими от спешки пальцами Набонидус проверял их одну за другой. Все они были заперты.

— Митра! — Жрец прислонился к стене. Лицо его посерело. — Двери закрыты, и Тхак забрал у меня ключи. Вот теперь мы действительно в ловушке.

Мурило был потрясен, потому что он никогда не ожидал увидеть жреца таким подавленным. Набонидусу пришлось собрать всю свою волю, чтоб вновь обрести самообладание.

— Эта бестия меня достанет, — обреченно сказал он. — Если бы вы, как я, видели, что Тхак делает с человеком… Храни нас Митра! Боюсь, нам придется вести борьбу теми скудными средствами, которые у нас имеются.

Он повел их назад, к занавешенному дверному проему, и заглянул в большой покой как раз в тот момент, когда Тхак выскочил из двери, расположенной напротив. Не было никаких сомнений — человек-зверь почувствовал что-то подозрительное. Его маленькие, плотно прилегающие к голове уши шевельнулись, он злобно осматривался сердито сверкающими глазками. Он бросился к двери и рванул в сторону шторы, чтоб заглянуть внутрь.

Набонидус отшатнулся. Он дрожал как осиновый лист. В полном отчаянии он схватил Конана за плечо.

— Послушай, парень. Ты не отважишься выставить свой нож против его когтей?

Искра, вспыхнувшая в глазах Конана, была единственным ответом.

— Тогда быстро, — шепнул Багряный Жрец и толкнул его к шторам возле стены. — Он все равно скоро нас обнаружит, будет лучше, если мы опередим его. Когда он устремится на нас, ударь его ножом в спину, если сможешь. Мурило, ты покажешься ему и сразу побежишь по коридору. Митра знает, в рукопашной схватке шансов у нас нет, но если он погонится за тобой, у нас появится возможность избежать смерти.

Мурило чувствовал, как кровь застывает у него в жилах, но он сцепил зубы и вышел в дверной проем. Тхак тут же резко развернулся на другом конце комнаты, смерил его взглядом и с убийственным ревом бросился на него. Его багряный капюшон упал и открыл бесформенный череп. Черные лапы и красный плащ были забрызганы кровью. Это был черно-красный кошмар, который мчался по комнате, оскалив зубы. Кривые ноги несли мощное тело с удивительной скоростью.

Мурило побежал назад, в коридор. Косматое чудовище гналось за ним по пятам. Но в тот момент, когда они проскочили мимо штор, могучая фигура появилась за их спинами и почти одновременно с тем всадила нож чудовищу между лопаток. Тхак яростно зарычал, когда сильный толчок опрокинул его и он вместе со своим противником рухнул на пол. И оба они сплелись на каменных плитах в жуткий клубок железа, клыков и когтей.

Мурило видел, что варвар обвил тело человека-обезьяны ногами и пытался таким образом удержаться на его спине. Чудовище, со своей стороны, старалось стряхнуть с себя врага, чтоб он оказался в пределах досягаемости его огромных клыков. В водовороте ударов и багровых лоскутьев они покатились по коридору. Они крутились так быстро, что Мурило не решался пустить в ход стул, который он прихватил в качестве оружия, из опасения ударить варвара. Теперь он заметил, что, несмотря на первую рану, которую Конан нанес из укрытия, и несмотря на то, что развевающиеся лохмотья путались в руках и ногах чудовища, силы Тхака не убывали. Он, не переставая, уволакивал киммерийца вперед, и это невзирая на многочисленные колотые раны, которые давно уже убили бы обычного человека. Клинок варвара погружался в тело, в плечи и затылок, и чудовище истекало кровью, но если кинжал Конана не нанесет ему в ближайшие секунды смертельного удара, нечеловеческая сила Тхака покончите киммерийцем, а потом и с Набонидусом, и с ним, Мурило.

Конан дрался, как дикий зверь, в полном молчании, которое прерывалось только хрипом или рычанием. Черные когти чудовища, его железные пальцы царапали и рвали тело. Распахнутая пасть с острыми клыками неустанно тянулась к его горлу. Неожиданно Мурило улучил момент вступить наконец в бой и изо всех сил обрушил стул, так что череп обыкновенного человека разлетелся бы под этим ударом. Но деревянный предмет сломался, стукнувшись о затылок Тхака. На мгновение чудовище ослабило свою хватку. Этот миг использовал Конан. Хрипя и заливаясь кровью, он бросился вперед и по самую рукоятку вонзил свой нож в сердце человека-обезьяны.

Судорожно вздрогнув, Тхак посмотрел на своего врага сверху вниз, затем рухнул. Его злобные зоркие глазки помутнели, мощные руки и ноги шевельнулись еще раз и застыли навсегда.

Конан, ошеломленный, залитый кровью, зашатался и вытер с глаз пот и кровь. Кровь капала с его ножа, с его пальцев, стекала по рукам и ногам, струилась по груди. Мурило схватил его, чтоб поддержать, но варвар недовольно оттолкнул его.

— Если я не могу больше сам держаться на ногах, значит, пришло время умирать, — процедил он сквозь запекшиеся губы. — Но я бы лучше выпил вина.

Набонидус разглядывал затихшую фигуру, словно не веря своим глазам. Черный, волосатый, жуткий человек-зверь, нелепый в лохмотьях багряного плаща, неподвижно лежал на полу. Но было в нем теперь больше человеческого, чем животного, и поэтому в том впечатлении, которое он производил, появилось что-то возвышенное.

Даже киммериец, казалось, заметил это, потому что он прохрипел:

— Я убил человека, не зверя. Я причислил бы его к храбрейшим из всех, чьи души мне доводилось отправить во мрак, и мои женщины пели бы о нем.

Набонидус поднял с пола связку ключей на золотой цепочке, которую Тхак выронил во время драки. Он сделал знак своим спутникам следовать за ним и направился к одному из покоев, отпер его, провел обоих через дверь. Как и во всех остальных помещениях дома, здесь ярко горел свет. Багряный Жрец взял сосуд с вином со стола и наполнил хрустальные бокалы. Когда его спутники жадно припали к вину, он проговорил:

— Что за ночь! Скоро утро. Что вы намерены предпринять теперь, друзья мои?

— Я хотел бы позаботиться о ранах Конана, если ты будешь настолько любезен и дашь мне перевязочный материал, — заявил Мурило.

Набонидус кивнул и шагнул к двери. Что-то в том, как он держался, заставило Мурило присмотреться к нему пристальнее. Возле самой двери Багряный Жрец неожиданно резко повернулся. Лицо его изменилось. Глаза пылали прежним огнем, рот кривился в беззвучном смехе.

— Негодяями можем быть мы все трое! — И голос его прозвучал, как и прежде, насмешливо. — Но идиот ты один, Мурило.

— Что это значит? — пылко спросил молодой аристократ и хотел было двинуться к нему.

— Назад! — предостерег его Набонидус. — Еще шаг — и тебе конец!

Мурило похолодел, когда увидел, что Багряный Жрец схватился за толстый шелковый шнур, который висел между штор сразу за дверью.

— Какое гнусное предательство! — крикнул юноша. — Ты же поклялся…

— Я поклялся ничего не говорить королю о твоих мелких махинациях! Но я не клялся не брать в руки этот предмет, раз уж мне представилась такая возможность. А ты что, решил, что я упущу подобный случай? В обычной ситуации я бы не решился убрать тебя собственноручно, не получив заранее одобрения от короля. Но об этом же никто не узнает. Ты исчезнешь в чане с негашеной известью вместе с Тхаком и этими кретинами-патриотами. Что за ночь для меня! Хоть я и потерял нужных мне слуг, но то обстоятельство, что я избавился от очень неприятных врагов, перевешивает все! Так что стойте оба на месте! Я уже переступил порог, и вы не успеете добраться до меня, прежде чем я дерну за шнур и отправлю вас в Преисподнюю — на сей раз не с помощью серого лотоса, но столь же эффективно. Почти в каждой из моих комнат имеется ловушка. И поэтому, Мурило, как только какой-нибудь идиот, вроде тебя…

Движением, слишком быстрым для того, чтоб за ним мог уследить глаз, Конан схватил стул и запустил им в жреца. Набонидус инстинктивно вытянул вперед руки, пытаясь защититься, но было поздно. Снаряд разбил ему голову. Багряный Жрец зашатался и упал на пол лицом вниз. Вокруг него сразу образовалась темная лужа.

— А кровь у него, оказывается, просто красная, — разочарованно буркнул Конан.

Мурило провел дрожащей рукой по волосам, влажным от пота, и, слабея от облегчения, прислонился к столу.

— Светает, — прохрипел он. — Давай уйдем отсюда, пока мы не попались в какие-нибудь другие ловушки! Если мы сможем перелезть через стену так, что нас не заметят, никто не приплетет нас к событиям, разыгравшимся в этом доме. Пускай власти сами ищут всему объяснение.

Он бросил еще один беглый взгляд на труп Багряного Жреца, лежавшего в луже крови, и пожал плечами.

— Он сам идиот, — пробормотал он. — Если бы не тратил время на то, чтоб издеваться над нами, запросто успел бы захлопнуть ловушку.

— Ну, — равнодушно отозвался киммериец, — он прошел по той дорожке, по которой рано или поздно проходят все подлецы. Я бы с удовольствием пошарил здесь на предмет добычи, но я нахожу, что самое умное для нас — это убраться отсюда как можно быстрее.

Когда сумрак сада остался позади и небо над ними посветлело, Мурило сказал:

— Багряный Жрец ушел в Преисподнюю, так что я могу остаться среди моих прежних друзей и бояться мне больше нечего. Но что будет с тобой? Обвинение в убийстве жреца из Лабиринта с тебя не снято…

— Я сыт этим городом по горло, — ухмыльнулся киммериец. — Ты не упоминал часом о какой-то лошади, которая якобы ждет меня возле Крысиной Норы? Ужасно любопытно будет узнать, как быстро сумеет доскакать кобылка до другого королевства. На свете много дорог, с которыми я хотел бы познакомиться, прежде чем встану на тот путь, по которому прошел сегодня Набонидус.