Пролог

Кровавый сон

За два часа до полуночи принцесса Чабела проснулась. Завернувшись в прозрачное покрывало, дочь короля Федруго Зингаранского вглядывалась в темноту, и холодный ужас страшного предчувствия проникал в ее душу.

Она пыталась восстановить и понять страшный сон, из призрачных лап которого едва вырвалась.

Принцесса не могла вспомнить деталей — темнота, и злые глаза сверкали сквозь мрак: блеск ножей — и кровь. Кровь везде: на простынях, на кафеле пола, сочащаяся под дверь — алая, густая, медленно текущая кровь!

Содрогнувшись, Чабела оторвалась от тяжелых воспоминаний. Взгляд ее привлек слабый свет тонкой свечи, стоящей на низком алтаре рядом с небольшой иконой Митры, Повелителя света и главного божества Кордаванского пантеона. Дрожа, она встала на кафельный пол. Закутав чувственное, оливкового цвета тело в кружевное покрывало, принцесса пересекла спальню и преклонила колени перед идолом.

На алтаре стоял небольшой серебряный сосуд с ладаном. Она открыла его и бросила немного порошка в пламя. Густой запах наполнил комнату.

Чабела сложила руки и согнулась, как при молитве. При всем старании она не могла овладеть собой, мысли ее смешались.

Она подумала, что уже много дней призрачный ужас таится во дворце. Старый король стал казаться далеким, чужим, неузнаваемым. Он удивительно изменился — постарел, как будто жизнь его высасывала пиявка. Временами казалось, что чей-то чужой дух смотрит через его старые глаза, говорит его медленным резким голосом или ставит волнистую подпись под продиктованным приказом.

И вот теперь эти ужасные видения ножей и крови, густые, зримые тени, которые смотрят и шепчут!

Внезапно мысли ее прояснились, как будто свежий ветер с моря согнал туман с ее сознания. Она поняла, что смогла бы назвать, в чем заключалось чувство страха, подавляющее ее. Это было так, как будто какая-то темная сила стремилась захватить контроль надо всеми ее мыслями.

Ужас наполнил ее: от отвращения содрогнулось ее округлое тело, полные юные груди, гордые сферы, бледно-загорелые, вздымались и опускались под кружевным покрывалом. Она простерлась перед маленьким алтарем, ее черные волосы рассыпались сверкающими кольцами по кафелю. Она молилась:

— Повелитель Митра, защитник дома Рамиро, милосерднейший и справедливейший, враг неправды и жестокости, помоги мне, молю тебя, в час беды моей! Скажи, что мне делать, молю тебя, могучий Повелитель Света!

Поднявшись, она открыла золотую коробочку рядом с сосудом на алтаре и достала четыре десятка тонких полированных палочек из сандалового дерева. Некоторые из этих божественных стержней были короткие, некоторые длинные, некоторые изогнуты и круглые, другие плоские и прямые.

Она бросила их наугад на пол у алтаря и стала внимательно вглядываться в беспорядочно лежащие палочки.

Палочки обозначили: Т О В А Р Р О.

Девушка повторила имя. «Товарро». Решимость вспыхнула в ее темных глазах. «Я так и сделаю! — поклялась она. — Сегодня ночью! Я вызову Капеллеза».

Она сорвала украшения с шеи, сняла перевязь с рапирой со стены и взяла теплый плащ. Девушка быстро скользила по спальне, экономя движения.

С алтаря смотрел Митра. Не призрачный, и разумом светились его глаза.

В течение часа дочь Федруго покинула дворец. Так началась цепь фантастических событий, которые столкнули могучих воителей, страшных волшебников, гордых принцесс и древнейших богов на краю мира.

 

Глава 1

Старый зингарский обычай

Поднялся сильный ветер, который гнал перед собой плотную стену дождя. Ветер завывал на мокрых аллеях, ведущих из порта, раскачивал раскрашенные вывески над дверьми кабаков и таверн. Вымокшие дворняги прятались от дождя и ветра под лестницей.

В этот поздний час закончились даже пирушки. Всего несколько окон светились в домах Кордавы, столицы Зингара на западном океане. Тяжелые облака закрыли луну, их лохматые обрывки проносились по мрачному небу, как привидения. Это был темный, тайный час — время ночи, когда люди с решительными лицами сговаривались об измене и перевороте, когда убийца в маске крадется по мрачным улицам и обнаженный кинжал сверкает в его руке. Ночь для заговора, ночь для убийства.

Сквозь шум ветра и дождя послышался звук шагов и лязг клинков в ножнах. Отряд ночной стражи — шесть человек, закутанных в плащи, в низко надвинутых от непогоды шляпах, с пиками и алебардами на плечах — шел по ночным улицам. Они изредка обменивались тихими репликами на текучем зингаранском языке, внимательно глядя по сторонам в поисках выломанных окон и дверей, прислушиваясь к звукам беспорядка. Они спешили, думая о бутылках вина, которые осушат, вернувшись из патруля.

После того как патруль миновал старый сарай с частично обвалившейся крышей, притаившиеся две темные фигуры зашевелились. Один из них достал из-под плаща маленький фонарь и открыл его окошко для свечи, луч высветил пятно на полу сарая.

Человек с фонарем раскидал мусор, под которым оказалась каменная дверь с приделанным куском цепи, кончавшимся бронзовым кольцом. Оба мужчины, взявшись за кольцо, потянули. Дверь с трудом поднялась, скрепя несмазанными петлями. Фигуры проскользнули в отверстие, и дверь со стуком закрылась за ними.

Узкая каменная лестница, слабо освещаемая светом фонаря, вилась вниз. Старые, стертые ступени с наростами плесени несли запах веков.

Два человека медленно и осторожно спускались вниз. Их лица скрывали шелковые маски…

Глубоко в подземелье громадного замка Виллагро, князя Кордавы, при свете высокого золотого канделябра в форме сплетенных змей над пергаментом сидел человек.

Убранство его убежища поражало своей роскошью. Стены из грубого камня увешаны богатыми гобеленами, холодные плиты пола покрыты толстым мягким ковром, сверкающим алым, золотым, голубым, изумрудным и фиолетовым цветами, — искусное изделие из далекой Венджи.

Столик, на котором стоял серебряный поднос с освежающими напитками и фруктами в серебряной вазе, был украшен великолепно исполненными резными фигурками.

Гигантский выгнутый стол, за которым читал человек, был в стиле северной империи Аквилонии. В чернильнице из золота и хрусталя лежали павлиньи перья для письма. Роскошная шпага придерживала бумаги.

Стройный и элегантный мужчина, сидящий за столом, был лет пятидесяти. На ногах красовались прекрасные туфли из великолепно выделанной кордаванской кожи, с алмазными сверкающими застежками. Его стройный торс облегала бархатная куртка, через прорези рукавов которой просвечивала персикового цвета подкладка. Снежно-белые кружева пенились на груди. На каждом пальце холеных рук сверкал огромный алмаз.

Возраст мужчины выдавала морщинистая шея и темные круги под быстрыми, холодными и темными глазами. Мужчина, очевидно, старался скрыть свой возраст: волосы, мягко лежащие на плечах, подкрашены, а аристократическое лицо напудрено. Но эти маленькие хитрости не скрывали бесцветность усталых глаз и морщинистую шею.

Рукой в перстнях он играл пергаментами — официальными документами с алыми сургучными печатями и лентами, подписанными вычурно изогнутой подписью. Его нетерпение выдавали переступание ногами и частые взгляды на изящные водяные часы.

Позади человека за столом стоял молчаливый кушитский раб со скрещенными на груди мускулистыми руками. Обнаженный ятаган был засунут за алый пояс.

Со скрежетом маленьких шестеренок прозвонили часы. Было два часа полуночи.

С глухим проклятием человек за столом бросил вниз пергамента, которые изучал. В это же время шкаф отодвинулся, открыв тайный ход. Два человека в черных плащах и масках стояли на пороге. Один из них держал фонарь; пламя свечи искрилось на влажных плащах.

Сидящий мужчина положил руку на эфес рапиры, лежащей на столе, а кушит вынул ятаган. Однако, когда двое сбросили маски, он успокоился.

— Все в порядке, Гомани, — сказал он негру, и тот снова скрестил руки на груди, безразлично уставившись в пространство.

Двое мужчин сбросили на пол плащи и поклонились сидящему за столом Первый из них, открыв лицо с ястребиными глазами, гладко выбритыми скулами и тонким ртом, сложил на груди руки.

Другой мужчина поставил фонарь, сделал реверанс с придворным изяществом, взмахнул шляпой с перьями и пробормотал: «Мой господин князь!» Когда он выпрямился и небрежно стал поигрывать алмазным эфесом длинной шпаги, стало видно, что это был красивый высокий мужчина, черноволосый, с желтоватой кожей и резкими чертами лица. Его черные усики были так тонки, что казались нарисованными. В нем чувствовалось фальшивое благородство и несколько наигранная напыщенность.

— Господин Зароно, я не привык ждать, — заметил Виллагро, князь кордаванский, ледяным взглядом окидывая вошедших.

Снова изящный поклон:

— Тысяча извинений, ваша светлость! Ни за что на свете не желал бы я вызвать ваше недовольство.

— Тогда, господа, почему вы опоздали на полчаса?

Грациозный жест.

— Сущая безделица — глупость.

Человек с выбритой макушкой объяснил:

— Кабацкая драка, господин князь.

— Драка в общественном месте? — воскликнул князь. — Вы что, подлецы, рехнулись? Как это произошло?

Вспыхнув, Зароно с ненавистью посмотрел на священника, тот бесстрастно вернул взгляд.

— Ерунда, Ваша светлость! Ничего такого, что могло бы вас побеспокоить…

— Об этом судить мне, Зароно, — сказал князь. Не исключено, что наш план может быть выдан. Вы твердо уверены, что этот беспорядок не был провокацией?

— Ничего подобного, мой господин, — усмехнулся Зароно. — Вы, возможно, слышали о грубом варваре по имени Конан.

— Я ничего не знаю об этом плуте. Продолжайте.

— Как я сказал, это ерунда. Но, войдя в таверну Девяти Нарисованных Шпаг, где я должен был встретить присутствующего здесь святого Менкара, я заметил в камине мясо, и так как я пришел на пустой желудок, то решил разом убить двух зайцев. Поскольку человек моего происхождения не может терять времени на пустое ожидание, я крикнул кабатчику Сабралу и приказал поставить передо мной жареный окорок. Тогда этот киммерийский лопух выступил против меня, утверждая, что это его обед…

— Что же случилось? Ближе к делу, — потребовал князь.

— Поговорив немного, мы перешли к делу, Зароно скривился, дотронувшись до синяка под глазом. Парень силен, как бык, хотя, должен признаться, я тоже порядком испортил ему физиономию. Перед тем как я собрался показать деревенщине скорость моего клинка, кабатчик и посетители схватили нас и выкинули на улицу — не без некоторых усилий, так как каждого из нас держали пять-шесть человек. В это время пришел святой отец Менкара и постарался нас успокоить. Это, с одной стороны, а с другой…

— Я все понял: по всей видимости, это просто случайность, но впредь вам надо будет подумать, прежде чем затевать ссоры. Избавьте меня от этого! А теперь к делу. Я полагаю, это… Зингаранец закрутил усы.

— Простите мои плохие манеры, Ваша светлость, я представляю вам святого Менкара, служителя Сета, которому я предложил присоединиться к нам и который усердно трудится теперь на нашем поприще.

Бритоголовый снова сложил руки и поклонился. Виллагро благосклонно кивнул.

— Почему вы настояли на личной встрече, святой отец? — спросил он. — Я предпочитаю действовать через агентов, подобно Зароно. Что случилось? Может быть, недостаточно ваше вознаграждение?

Застекленевшие глаза лысого стигийца выражали полное безразличие.

— Золото ничто, однако для этой жизни необходим набитый кошелек. Наши священники знают, что мир — лишь иллюзия, маска на голом лице Хаоса… Но простите, господин князь. Теологические рассуждения — обычай нашей страны, но мое присутствие здесь связано с вашим обычаем, так? — Стигиец слабо улыбнулся, давая понять, что он пошутил.

Князь удивленно поднял брови.

— Я имею в виду план Вашей Светлости, — продолжал Менкара, — убедить доброго, но старого короля Федруго отдать вам руку принцессы Чабелы, перед тем как он мирно закончит свое существование на этой земле. Я имею в виду хорошо известное изречение: «Заговор и измена — любимые обычаи Зингара».

Гримаса Виллагро дала понять, что он находит шутку не слишком веселой.

— Да, да, священник, все это мы понимаем. Какие новости? Как продвигается захват мыслей нашего предмета? Довольно плохо, мой повелитель, — пожал плечами Менкара. — Мыслями старого и больного Федруго завладеть легко. Но у меня возникли проблемы… Я слушаю! Когда мысли короля подчиняются моим желаниям, я могу полностью управлять им. Я могу заставить его отдать вам руку принцессы, но принцесса — не без основания, ссылаясь на разницу ваших возрастов, — отказывается. Так возьми и ее мысли под свой контроль, тупоголовый идиот! — прорычал Виллагро, разгневанный намеком на свой возраст.

Холодные огоньки вспыхнули в глазах Менкара и потухли.

— В нынешнюю ночь я и попытался это сделать, — промурлыкал он. — Мой дух вторгся в сны отдыхающей принцессы. Она молода, сильна и полна жизни. С огромным трудом я достиг контроля над ее желаниями, но когда моя тень захватила власть над ее спящей душой, я почувствовал, что теряю власть нал Федруго. Она в ужасе проснулась, и хотя ничего не запомнила из моих внушений, я, несомненно, встревожил ее. Затруднение в том, что я не могу одновременно контролировать короля и принцессу…

Он отшатнулся, увидев сверкнувшее в глазах князя пламя.

— Так это был ты, паршивый пес! — вскричал Виллагро.

Удивление и страх вспыхнули в глазах Менкара.

— Что вы имеете в виду, мой господин? — пробормотал он.

Зароно был удивлен не меньше священника.

— Возможно ли, чтобы мой хитрый шпион и мой осторожный колдун не слышали того, о чем говорит весь город, — задыхаясь от гнева, закричал Виллагро. — Возможно ли, чтобы никто из вас, идиотов, не знал, что принцесса исчезла? И что все наши планы превратились в ничто?

Князь Виллагро тщательно продумал свои планы. И осторожно начал воплощать в жизнь. Федруго был стар и немощен. Чтобы упрочить мирное процветание, королевская дочь, Чабела, должна была выйти замуж. Кто же более всего достоин ее руки и трона, чем Виллагро, старый вдовец, самый богатый и влиятельный вельможа, посол короля.

В подвале под своим древним замком разрабатывал Виллагро свой план. Для своих целей он выбрал корсара Зароно с благородными предками, но темным прошлым. Он поставил перед Зароно задачу найти мага с гибкой совестью, который мог бы влиять на мысли и желания стареющего короля. Для этой цели Зароно выбрал Менкара, священника-мага культа Сета. Побег Чабелы, однако, разрушал все планы Виллагро. Какой смысл контролировать мысли короля, если принцесса не будет присутствовать на обручении?

С железным самообладанием Менкара постепенно успокоил взволнованного князя.

— Сможет ли это успокоить Ваше Сиятельство, но те знания оккультных наук, которыми обладаю я, могут помочь быстро определить нахождение принцессы, — сказал он. Так сделай это, — мрачно сказал Виллагро.

По приказу священника кушит Гомани принес из комнаты пыток бронзовый треножник и уголь. Ковер был свернут, обнажив каменные плиты. Из-под рясы Менкара достал кожаную сумку со множеством отделений внутри. Из нее он взял кусок светящегося зеленого мела и начертил на полу фигуру, похожую на змею, держащую хвост в зубах.

К тому времени Гомани развел огонь в треноге.

Священник вылил на сверкающие угли зеленую ароматную жидкость из прозрачного флакона. Со змеиным шипением острый аромат наполнял комнату. Бледно-зеленые спирали дыма сплетались и расплетались в сонном воздухе.

Менкара сел в зеленый меловой круг. Канделябр был унесен и комната погрузилась в жуткий мрак. Остались три источника света: красное пламя углей в треноге, зеленовато светящийся змеиный меловой круг и желтые глаза священника, сверкающие, как зрачки ночного животного.

Голос Менкара становился все громче.

— Иао, Сетех… Сетех, иао! Абрафакс курним мизрает, Сетех!

Резкие магические слова рождались и умирали, было слышно только ритмическое медленное дыхание стигийца. Глаза закрылись и он впал в транс.

— Митра! — прошептал Зароно, но прикосновение князя заставило его замолчать.

Кольца дыма сталкивались и складывались в светящиеся, ядовито-зеленые облачка. Внутри облака оживала сцена. В сиянии был виден маленький корабль, плывущий по ночному океану. На капитанском мостике стояла девушка с угадывающимися под тяжелым плащом округлыми формами.

— Чабела! — выдохнул Виллагро.

Как только прозвучали эти слова, облако потускнело и распалось. С шипением потухли угли. Священник упал вперед, ударившись лбом о плиты пола.

— Куда она направляется? — спросил Виллагро, вернув к жизни мага глотком вина.

— В ее мыслях я прочитал имя Асгалун, — сказал Менкара, — не знает ли Ваша Светлость причин, по которым она должна искать Асгалун?

— Там сейчас находится Товарро, брат короля, — задумался князь. — Будучи послом, он ездит из одного города Шемита в другой, но сейчас он там. Я знаю точно! Она примчится к Товарро и будет умолять его вернуться в Кордаву. С присутствием этого парня здесь бог знает как могут измениться наши планы. Так что же нам делать, если ваша власть не может одновременно распространяться на принцессу и короля?

Зароно протянул руку к серебряному подносу, пробормотав: «С позволения Светлости?» После кивка Виллагро он выбрал себе фрукт.

— По-моему, — сказал он, проглатывая кусок, — мы должны найти другого мага.

— В этом что-то есть, — согласился князь. — Кого вы предложите, святой отец?

Стигиец смотрел без всякого выражения.

— Глава нашего ордена, — сказал он наконец, — самый могучий волшебник, который может помочь вам, — великий Тот-Амон.

Где этот Тот-Амон находится?

— Он живет в родной Стигии, в оазисе Хаджар, ответил Менкара. — Должен вас, однако, предупредить, что таланты великого Тот-Амона нельзя купить за простое золото. — Кривая улыбка появилась на тонких губах. — Золото может купить маленького человека, как я, но Тот-Амон — признанный властитель магов. Тот, кто повелевает духами Земли, не нуждается в материальном богатстве.

— Тогда что же может прельстить его?

— Одна мысль близка его сердцу, — сказал Менкара. — Много веков назад культ Митры боролся здесь, в западных королевствах, с культом моего божества, Сета. Так повернулась судьба, что мои культ пал, а защитники Митры одержали победу. Защитники Змея стали вне закона, и весь мой орден отправился в изгнание. И если теперь Ваша Светлость поклянется разрушить храмы Митры и на их месте построить храмы Сета, вознести Сета выше всех богов западного королевства, тогда я клянусь, Тот-Амон поможет вам своей властью.

Князь закусил губу. Боги, храмы и священники для него не значили ничего до тех пор, пока храмы исправно платили подати.

Он пожал плечами.

— Да будет так, — сказал он. — Я поклянусь всеми вашими богами и демонами со странными именами. А теперь ваша задача сначала вы выйдете в море. Пойдете к юго-востоку и встретите судно с принцессой. Схватите ее и разрушите корабль, не оставив в живых свидетелей. Позаботившись о даме, вы продолжите путь в Стигию. Вы, Менкара, будете вести переговоры с могучим Тот-Амоном и будете моим послом к нему. Когда вы введете его в курс дела и заручитесь согласием, вы возвратитесь в Кордаву с ним и принцессой. Вопросы есть?

Так началось выполнение двойной миссии.

 

Глава 2

Нож во мраке

Небо на востоке побледнело. Буря закончилась. Рваные черные облака быстро пронеслись по мрачному небу. Несколько тусклых звезд, загоревшихся на западе, иногда проглядывали через разрывы туч и отражались в грязных лужах на улицах Кордавы.

Зароно, хозяин капера «Пергел» и тайный агент князя Кордавы, шел по мокрым улицам в отвратительном настроении. Его драка с могучим киммерийским корсаром не обрадовала его, не говоря уже о потерянном обеде. Задание, возложенное на него князем, расстроило еще больше, и в довершение всего слипались от недосыпания глаза. Когда он обходил капающие карнизы и вытаскивал из луж край плаща, его губы кривились от кипевшей внутри злобы. Он искал беспомощного прохожего, чтобы выместить свой гнев.

Тщедушный маленький человечек, голые ноги которого виднелись из-под старой рясы, шел по мокрой улице, стараясь ступать по булыжникам. Его сандалии скользили. Одной рукой он придерживал у тощей груди рваную накидку, а в другой держал горящий кусок просмоленной веревки, которая и освещала путь.

Едва дыша, он бормотал молитвы Митре. Так Нинус, младший священник храма Митры, спешил по ветреным и мокрым улицам навстречу своей судьбе.

Нинус встал до темноты и, избежав встречи с начальством, покинул пределы храма и пошел по темной аллее. Он держал путь в порт на встречу с корсаром Конаном-киммерийцем.

Маленький человечек обладал трясущимся брюшком и слабыми ногами. Водянистые глаза торчали над огромным носом. Его поношенная ряса была грязная, с подозрительными бордовыми пятнами запретного вина. В молодые годы, когда на него еще не снизошел свет Митры, Нинус был одним из самых удачливых воров бриллиантов. Именно тогда он и познакомился с Конаном. Не большой любитель храмов, могучий корсар сам когда-то был вором, и они были друзьями. Хотя Нинус чувствовал, что его призвание священника было подлинным, ему никогда не удавалось укротить свои греховные желания, которым он потворствовал в прежней жизни.

К хилой груди священник прижимал документ, который Конан обещал купить. Корсару нужно было сокровище, а Нинусу золото — в крайнем случае, серебро. Нинус давно обладал этим документом. В былые дни маленький человечек часто мечтал отправиться за сокровищем, место расположения которого знал только он. Но теперь это казалось маловероятным, так почему же не продать карту?

Его мысли были полны розовыми видениями сладкого вина, горячего мяса и пухлых красоток, которых он надеялся получить за деньги Конана. Нинус завернул за угол и наскочил на двух мужчин в темных плащах, отошедших в сторону, пропуская его. Пробормотав извинения, маленький священник поднял глаза на худого мужчину и, забыв об осторожности, в изумлении воскликнул:

— Менкара Сетит! Ты здесь! Защитник змеи, как ты осмелился?

Разгневанный Нинус стал звать стражу.

Зароно схватил Менкара за рукав, но стигиец вырвался и, сверкая глазами, прошипел:

— Он узнал меня! Быстро прикончи его, или мы пропали!

Зароно колебался, но недолго, и, выхватив тесак, ударил. Жизнь одного священника не значила для него ничего: главное — избежать объяснения со стражей.

Нинус, вскрикнув, упал на камни. Изо рта хлынула кровь.

— Так будет со всем вашим племенем, — сказал стигиец, плюнув.

Нервно оглядываясь, Зароно поспешно вытер лезвие плащом лежащего и прорычал:

— Быстро сматываемся!.. Но Менкара заметил маленький сверток на груди Нинуса. Он нагнулся и вынул из одежды священника рулон пергамента, который сразу же развернул.

— Что-то вроде морской карты, — пробормотал он. — Мне кажется, я могу расшифровать…

— Быстрее, иначе нас поймает стража, — настаивал Зароно.

Менкара кивнул, спрятав свиток. И двое мужчин исчезли в розовеющем тумане. Распростертый Нинус лежал на мокрых камнях.

Выпив паршивого вина, не закончив с Зароно драку и просидев в пустом ожидании несколько часов, Конан постепенно мрачнел. Теперь он беспокойно бродил по дымному залу таверны. В таверне Девяти Нарисованных Шпаг все время толпился народ, но к этому часу остались только три пьяных моряка, которые лежали в углу.

Свеча-часы подсказала Конану, что близко рассвет. Нинус опаздывал на несколько часов, видимо, что-то помешало маленькому священнику, а он никогда не опаздывал за своими деньгами. Конан прорычал по-зингерски с варварским акцентом невозмутимому кабатчику:

— Сабрал! Я пошел подышать свежим воздухом. Если меня спросят, то я скоро вернусь.

Дождь едва капал. Облака рассеялись, и выглянула серебряная луна, но почти сразу же пропала в лучах рассвета. Над землей поднимался туман.

С тяжелым сердцем Конан брел по влажным булыжникам, он ругал Нинуса, досадовал на себя — маленький святой мешок с отбросами заставил упустить утренний бриз, который вынес бы «Вестрел» из Кордавского порта. Теперь придется брать буксир.

Конан внезапно остановился и замер. Беспорядочная куча мокрой одежды приковала его взгляд.

Он осмотрелся, ища на крышах, в дверях и аллеях следы притаившегося убийцы. В этом квартале старого города труп не был удивителен. Покосившиеся лачуги вдоль улиц служили прибежищем для воров, убийц и других человеческих отбросов.

Прячась в тени, тихо, как крадущийся леопард, Конан проскользнул к неподвижной фигуре и осторожно повернул ее на спину. Свежая кровь блестела в розовом свете восхода. Капюшон откинуло ветром, обнажая лицо.

— Кром! — вскричал Конан, это был священник Нинус из Мессанитии, которого так долго ждал Конан.

Конан быстро осмотрел тело. Карты, которую Нинус обещал принести, не было.

Конан задумался — кому выгодна смерть маленького священника? Ценность имела только карта. Поскольку она пропала, то это наводит на мысль, что невинный Нинус был зарезан.

Восходящее солнце первыми лучами осветило крыши древней Кордавы. Этот утренний свет придал взгляду Конана особую суровость и непримиримость. Сжав огромный кулак, гигант киммериец поклялся отомстить за эту смерть.

Мягко подняв могучими руками маленькое тело, он поспешил назад в таверну. Ворвавшись в общий зал, он рявкнул кабатчику:

— Сабрал! Комнату, хирурга, и живо!

Кабатчик поспешил проводить Конана с его ношей по лестнице на второй этаж.

Проснувшиеся моряки проводили Конана удивленными взглядами.

Огромный мужчина, почти касающийся головой потолка, нес тело с такой легкостью, как будто это был ребенок.

Сабрал привел Конана в комнату, которую держал для почетных гостей. Конан собрался положить Нинуса на кровать, но остановился, так как Сабрал поспешно выдернул покрывало почти из-под тела.

— Кровь запачкает мое лучшее покрывало! — сказал он.

— Дьявол побери твое покрывало, — прорычал Конан. Он осматривал тело. Священник слабо дышал, пульс был неровный.

— По крайней мере, он жив, — пробормотал Конан. — Иди отсюда, человек, и принеси пиявок! И не стой здесь, как идиот!

Кабатчик тихо исчез. Конан обнажил тело и отыскал рану, из которой все еще сочилась кровь.

Вошел Сабрал с зевающим врачом в ночном платье с копной седых волос, выбившихся из-под ночного колпака.

— Хороший доктор Кратос, — сказал кабатчик.

Врач снял повязку Конана, очистил рану и снова перевязал ее чистыми бинтами.

— К счастью, сказал он, — рана не задела сердца и большую кровяную артерию, а лишь слегка повредила легкое. При хорошем уходе он должен выжить. Вы заплатите за него, капитан?

Конан согласно кивнул. Несколько капель вина вернули Нинуса в сознание. Голосом тише шепота он рассказал:

— Я столкнулся с двумя мужчинами… на улице… Один… Менкара, священник Сета… Я вскрикнул… Он сказал другому… убить меня.

— Кто был другой? — потребовал Конан.

— Он был весь закутан… шляпа и плащ… но мне кажется… корсар Зароно…

Конан нахмурился. Зароно! Этот насмешливый корсар, с которым он поссорился несколько часов назад. Знал ли Зароно о его встрече с Нинусом? Случайное ли совпадение, или Зароно сознательно пошел на убийство, чтобы овладеть картой?

Лицо Конана пылало гневом, он встал, чтобы уйти.

Захватив в мешке полную горсть монет, он высыпал их в ладони Кратоса. Другую горсть он протянул Сабралу.

— Вы, двое! Смотрите, чтобы с ним хорошо обращались и он имел все самое лучшее! — сказал Конан. — Когда я вернусь, мы точно рассчитаемся, и горе вам, если вы не будете стараться. Если он умрет, похороните по полному ритуалу Митры. Теперь я ухожу.

Он исчез как демон, скользнув вниз по лестнице, и нырнул из двери таверны.

Когда вставшее солнце позолотило мачты и паруса кораблей, порт проснулся. Сновали матросы, офицеры отдавали команды через кожаные трубы, и скрипящие лебедки из дерева переносили балки с пристани на палубу.

Конан спустился прямо к кромке воды к капитану почтовой стражи. Тот на вопрос Конана ответил, что «Петрел» Зароно ушел час назад и давно исчез за косой, составляющей восточный край порта. Конан прорычал благодарность и загромыхал по сходням своего корабля под названием «Вестрел».

— Зелтран! — заорал он.

— Да, капитан? — ответил помощник, руководивший погрузкой провизии в трюм. Зелтран был маленький, круглый зингаранец с длинными, загнутыми черными усами. Несмотря на свою комплекцию, он двигался очень легко.

— Свистать всех наверх, проверить по списку, сказал Конан. — Мы скоро снимаемся.

Через несколько минут вся команда собралась на палубе. Большинство были зингаранцы, несколько человек и других национальностей. Трое отсутствовали, за ними послали юнгу, вытащить их из таверны. Остальная команда, подгоняемая Конаном, ускорила погрузку корабля.

Наконец появились отсутствующие матросы, был уложен последний мешок, швартовые отданы. Восемь моряков сели на весла, чтобы вывести «Вестрел» в открытые воды. Когда первый порыв морского бриза наполнил паруса, «Вестрел» помчался по волнам, оставляя белый пенистый след за кормой. Он мягко и ритмично покачивался, крики чаек смешивались с плеском волн за бортом, со скрипом балок, снастей и свистом ветра в парусах.

Опираясь на перила, Конан стоял на мостике и задумчиво разглядывал видневшийся на горизонте край мачты. Определив курс, назначенный Конаном, и организовав дежурство, Зелтран поднялся на мостик и встал рядом с Конаном.

— Итак, мой капитан, — начал он, — куда мы теперь?

— Ты знаешь черный «Петрел» Зароно? — спросил Конан.

— Эту здоровую посудину, которая вышла в море за час до того, как вы пришли на корабль? Ну да, знаю. Говорят, что Зароно искусный мореход, но жестокий человек с черным сердцем. Он вращался среди благородных, но они отбросили его. Говорят, что он сделал что-то такое, чего даже эти высокородные негодяи не могли стерпеть… Так он стал корсаром. У вас неприятности с капитаном Зароно? С ним трудно иметь дело.

— Я отвечу, если не будешь трещать. — Конан коротко рассказал Зелтрану о Нинусе, карте и Зароно. — Таким образом, если я поймаю его в открытом море, он у меня узнает вкус стали. Если «Петрел» и больше, то «Вестрел» быстрее.

— О, конечно, мы поймаем его, — сказал Зелтран, воинственно закручивая ус, — и я не сомневаюсь, что лично смогу зарубить шесть или семь бандитов Зароно. Но, капитан, не лучше ли незаметно следовать за ним, чтобы он привел нас к сокровищу?

Сверкая глазами, Конан повернулся к помощнику. Наконец он потрепал маленького человечка по плечу.

— Клянусь Кромом, малыш, — заорал он, — ты стоишь своих денег.

Он посмотрел вверх, где несколько моряков, стоя на рее длиной почти в два ярда, ждали команды поднять марсель.

— Эй, вы! — крикнул он. — Оставьте! — Он повернулся к Зелтрану. — Мы не будем поднимать наш марсель, иначе Зароно бы увидел его, а мы можем плыть без него так же быстро, как и с ним. Кто здесь впередсмотрящий?

— Риего из Джериды.

— Посадите его на верхушку мачты, и пусть он нам скажет, что видит.

Через минуту Риего уже стоял в корзине наверху, всмотревшись, он крикнул:

— Карак дьявольски далеко, капитан. Я вижу марсель, а когда волна поднимает его, виден черный корпус.

— Это «Петрел», — сказал Конан. — Так держать, рулевой. — Повернувшись к Зелтрану, крутившему свои гигантские усы, он сказал: — Днем мы будем держаться подальше, а ночью подплывем так, чтобы были видны бортовые огни. Если повезет, он нас даже не заметит!

Конан сурово улыбнулся, в его глазах светилось удовольствие. Он глубоко вздохнул. Это была жизнь: палуба, поющая под ногами, полсотни суровых головорезов, море, чтобы плыть, битва, чтобы драться, — и дикое, кровавое, шумное приключение впереди!

На всех парусах, но со спущенным марселем «Вестрел» шел на юго-восток по следам «Петрела».

 

Глава 3

Гибель «Сиа Куин»

Каравелла «Сиа Куин», служившая королевской яхтой, прошла между берегом Зингарана и Бараканскими островами. Этот архипелаг был известным пиратским гнездом — в основном аргоссеанцев — но, к счастью, в то время корсаров там не было. Корабль пересек границу Зингара и Аргаса.

Аргоссеанский берег тянулся к востоку. Следуя приказам Чабелы, капитан Капеллез шел левым бортом, не придерживаясь береговых изгибов, поэтому аргоссеанский берег был далеко позади и едва был виден с верхушки мачты.

Для такого курса было две причины: во-первых, необходимо было достичь побережья Схема около Аргалуна как можно быстрее. Во-вторых, необходимо было избежать встречи с аргоссеанскими пиратами и корсарами.

Однако с утра был замечен черный карак. К полудню он подошел так близко, что удалось прочесть его название.

— Бояться нечего, госпожа, — сказал капитан Капеллез. Приближающийся корабль находится на службе Вашего Высочества. Это «Петрел» под командованием капитана Зароно.

Но Чабела не успокоилась. Было что-то странное в постепенно приближающемся огромном черном корпусе корабля. Чабела едва знала Зароно, но и до нее доходили темные слухи о нем.

Теперь подозрения ее возросли. Уже третий день, как «Сиа Куин» покинула кордавский порт, и известие о ее исчезновении разнеслось, должно быть, далеко.

Вероятно, отсутствие королевской яхты на обычной стоянке выдало способ бегства Чабелы.

Шум вокруг ее исчезновения, думала она, мог даже вывести короля Федруго из летаргии, в которую он был погружен. Он мог приказать Зароно догнать и вернуть бежавшую дочь домой.

Чабела пробормотала благодарность капитану и отошла. Она беспокойно прохаживалась по палубе и как загипнотизированная смотрела на приближающийся корабль.

«Петрел» подходил все ближе. Таким образом, подумала она, через полчаса он перехватит ветер и заставит маленькую яхту лечь в дрейф.

Чабела прекрасно разбиралась в кораблестроении. В отличие от отца, который не любил моря и близко не подходил к «Сиа Куин», она с малых лет была моряком. Только в последние годы, когда она простилась с детством, отцовский указ запретил ей делать матросскую работу и висеть на снастях.

Принцесса вздрогнула, но заставила себя успокоиться.

Вдруг тень легла на освещенную солнцем палубу. И странно — тень эта была темно-зеленая: таинственно мерцающий чисто-изумрудный покров.

Принцесса подняла голову, но не смогла найти причину туманности, покрывшей «Сиа Куин». Ни облаков, затмивших солнце, ни крылатых гигантских чудовищ. И все же покров сверкающих изумрудов закрыл «Сиа Куин», как плотный, но неосязаемый дым. Лица моряков побелели, глаза широко раскрылись от страха.

Началось что-то ужасное. Щупальца зеленого мрака обвились вокруг ближайшего матроса. Как извивающиеся конечности какого-то морского чудовища, темные щупальца проникли в него. Девушка поймала дикий взгляд на его белом искаженном лице, увидела его дрожащие руки и ноги. Казалось, что зеленые спирали проникли в его тело и растворились. Могучий матрос окаменел, его кожа и одежда покрылись зеленым налетом. Он стал похож на нефритовую статую.

Чабела воззвала к Митре. Корабль стал массой кричащих, извивающихся людей, в безумии борющихся с извивающимися кольцами изумрудного тумана, которые обвивали их и проникали сквозь кожу, превращая людей в неподвижные зеленые фигуры.

Зеленые петли обвились вокруг принцессы. Она похолодела от страха, когда почувствовала прикосновение неосязаемой материи, и после прикосновения сразу же парализующая дрожь прошла по ее телу. Когда спирали проникли в нее, то холодный мрак опустился на ее мысли и больше она ничего не помнила.

На палубе «Петрела» Зароно с болезненным ужасом наблюдал, как стигиец творил магию. Неподвижный, как пыльная мумия, маг сидел на корточках перед аппаратом, который он собрал, когда карак приблизился к «Сиа Куин». Он состоял из маленького конического кристалла светло-серого цвета, венчавшего низкий алтарь черного дерева. Алтарь казался очень древним. Когда-то он был искусно украшен, теперь же от украшения остались только обнаженные человечки, убегающие от огромного змея. Глаза змея прежде были двумя опалами, но один выпал.

В ответ на тихие заклинания Менкара кристаллический конус вспыхнул призрачным светом. Вокруг него образовался нимб пульсирующего изумрудного сияния, осветивший резкие черты мага.

Когда нимб зеленого цвета пульсировал достаточно сильно, маг поставил перед лицом зеркало из черного металла в оправе из сплетенных чудовищ. С возрастающим ужасом смотрел Зароно, как изумрудное сияние растекалось по поверхности зеркала и затем отразилось на далекой палубе «Сиа Куин», как бы связывая оба корабля. Что-то происходило на каравелле, хотя Зароно из-за расстояния не мог рассмотреть, что именно.

Потеряв управление, «Сиа Куин» сбилась с курса и легла в дрейф. Зароно сбоку подвел свой карак. Стигиец вышел из состояния транса и мрачно стоял у перил. Его темные черты были цвета темного полотна, и холодный пот выступил на бесстрастном лице.

— Я выдохся, — сказал Менкара. — Это колдовство доводит мага до предела. И все же это не великая магия, с ней легко бороться, если знаешь как. Но вот те дурачки слишком мало думают о таких вещах. Идите, они совершенно безвредны для вас в течение часа.

— Они что, мертвы?

— Нет, просто приостановлена жизнедеятельность. Помогите мне дойти до каюты.

Зароно довел мага до каюты. Боцман принес алтарь с конусом.

Закрыв дверь каюты с магом, Зароно кружевным платком вытер пот со лба. Колдовство было великолепным, но это было страшное оружие. Он, Черный Зароно, куда больше любил звон шпаг, свист стрел из копий, удары ядер катапульты, треск бронзового тарана, входящего в борт корабля. За свою жизнь он совершил немало злодейств, но по крайней мере это были обычные человеческие грехи, не то что эти связи с темной и, возможно, неуправляемой силой неземного происхождения.

— Эрандо! — крикнул он коку. — Две бутылки самого крепкого вина, какое у нас есть в трюме.

Так была захвачена и вскоре погибла «Сиа Куин». Матросы с «Петрела» перешли на палубу и взяли застывшую фигуру девушки и перенесли ее на капитанский мостик к Зароно, затем обмотали мачты тряпьем и облили нефтью. После того как все вернулись на «Петрел», он быстро отчалил, а когда расстояние между судами стало безопасным, отряд лучников зажег стрелы и пустил их в «Сиа Куин». Через несколько минут вспыхнули груды тряпья. Один за другим с треском вспыхивали паруса, и черные лохмотья разлетались в стороны. Пламя охватило корабль, похоронив живые, но неподвижные фигуры.

«Петрел», подняв паруса, пошел в сторону побережья Схема, оставив позади себя пылающие обломки.

Со смотровой площадки своего карака Конан наблюдал столб дыма, отметивший гибель «Сиа Куин», и шептал молитвы суровому киммерийскому богу К рому. «Вестрел» лежал за горизонтом к северо-западу, невидимый с палубы «Петрела».

Со своего поста Конан видел катастрофу королевской яхты. Зачем Зароно остановился, чтобы уничтожить корабль своей страны? Конан даже не мог предположить. За этим, думал он, должно быть нечто большее, чем похищение карты сокровищ и стремление пресечь ползущие слухи. Но могучий Конан давно научился откладывать в сторону вопросы, на которые не находил ответов, пока что-нибудь прольет на них свет.

Кто бы ни были неизвестные жертвы на каравелле, он отомстит за них.

 

Глава 4

Безымянный остров

Разрезая черными бортами пенившиеся волны, вспыхивающие алыми отблесками, «Петрел» свободно мчался на юго-запад, подгоняемый западным ветром. Далеко позади него и невидимый с его палубы, следовал за ним «Вестрел».

В каюте капитана на огромном стуле с серебряной спинкой, украшенной необработанными рубинами, развалился Зароно. Изысканный аромат шемитского вина наполнил обшитую деревянными панелями каюту. Качающаяся лампа, висевшая на цепях наверху, освещала колеблющимся светом приколотые к стенам между стоек пергаменты. Лучи искрились на алмазных рукоятках шпаг и тесаков, которые тоже служили украшением стен.

Зароно сидел мрачный, с закрытыми глазами, откинув голову так, что черные густые волосы рассыпались в беспорядке, — он был мертвецки пьян.

Когда в его дверь постучали, он слабым голосом пробормотал проклятие и разрешил войти. Появился Менкара со свертком в руке. Тощий маг посмотрел на распластанную фигуру корсара с явным неодобрением.

— Еще какое-нибудь колдовство? — икнув, пробормотал Зароно. — Неужели ты никогда не оставишь простого смертного насладиться вином, без того, чтобы не влезть своей постной рожей? Ну ладно, говори, зачем пришел.

Не обращая внимания на этот взрыв пьяной злобы, Менкара развернул карту на столе перед Зароно и показал костлявым пальцем на линии шифрованного письма, которым была начертана загадочная карта.

— Я размышлял над картой этого священника с тех пор, как мы ее получили, — сказал стигиец с неожиданным для его тихого и невыразительного голоса напряжением. — Береговая линия, показанная здесь, очевидно, южная Стигия. Хотя язык мне незнаком, оказалось, что некоторые знаки мне мучительно знакомы. Я мучаюсь, расшифровывая надпись, а вы сидите здесь, напившись, как кретин.

Зароно вспыхнул и стал подниматься, держась рукой за эфес шпаги. Но Менкара поднял руку, останавливая его.

— Владей своими чувствами, человек. Дело чрезвычайной важности. Слушай же, с помощью магии я изучил сравнительные языки, и я знаю, что древний валусианский язык, подобно древним стигийскому и ачеронскому языкам, основывается на алфавите, каждый знак которого обозначает звук. Поскольку определенные части карты показывают страны, которые мы знаем как Схем и Стигию с городами Асгалун и Кхеми, мне удалось определить значения некоторых букв в надписи, где они, как можно догадаться, означают названия этих мест. Другие надписи являются названиями таких исчезнувших городов, как Камула и Пифон.

Музыка этих дьявольски-призрачных названий привела Зароно в трепет. Нахмурившись, он наклонился вперед, чтобы лучше слышать.

— Таким образом, — продолжал Менкара, — освоившись с этим древним языком через символы, представляющие известные названия, мне удалось наконец расшифровать надпись возле этого острова, которого я раньше никогда не видел на карте.

Зароно вгляделся в точку на карте, отмеченную тощим пальцем Менкара.

— Мне он тоже неизвестен, продолжай.

— Я расшифровал надпись вокруг этого острова как что-то вроде Сиоджина-кисуа, что в переводе на зингаранский звучит как «то, что не имеет названия».

Черные, беспокойные глаза Зароно сверкнули на лице, похожем на страшную маску.

— Безымянный остров, — прошептал он.

— Да, — тихо произнес Менкара с холодным удовлетворением в змеином взгляде. — Мы можем быть уверены, что «кисуа» означает остров, потому что такое же слово написано рядом с другими островами на карте. — Он указал еще на несколько точек. — Я уверен, что пираты слышали легенды об этом призрачном Безымянном Острове: о том, что это остаток древней Валуснии, и сохранившиеся руины свидетельствуют о могуществе пралюдей — человеко-змей.

— Я знаю морские легенды о том, что на этом безымянном острове собраны величайшие из сокровищ, находящиеся когда-либо в одном месте, — сказал Зароно.

— Это правда, — сказал Менкара, — но есть нечто, о чем вы не можете знать. Кроме груд золота и камней, там лежит величайшее магическое сокровище — точная копия «Книги Скелоса».

— Мне не нужна проклятая магия.

— Тут надо подумать, — усмехнулся Менкара. — Наша задача уговорить величайшего мага Земли помочь господину Виллагро воцариться в Зингара. Он, несомненно, был бы обрадован, увидев культ Сета возрожденным, а Митры — поверженным. Мы завоюем расположение и заручимся поддержкой, подарив ему такое сокровище магии, как «Книгу Скелоса». Такой могучий источник древнего искусства лежит неиспользованный — это преступление против священной науки магии. Считается, что существует три копии этой книги: одна в глубоких подвалах королевской библиотеки Аквилонии в Тарантии, другая в тайном храме в Вендхии, третья здесь, — он ткнул пальцем в карту.

— Если эта проклятая книга так ценна, почему же никто не забрал ее с Безымянного Острова? — спросил Зароно.

— Потому что никто не мог точно определить его местонахождение. Как вы видите, он лежит вдалеке от берегов черной земли и островов, известных нам. Мимо него не проходят морские пути, связывающие порты цивилизованных государств. Мореплаватель, который ищет его наугад в безбрежиых просторах, может вечно бороздить море, так и не найдя остров. И еще, моряки — народ суеверный, их фантазия населила южные моря смертельными рифами и чудовищами-людоедами. Не случайно, что о Безымянном Острове давно забыли.

— Будь у нас даже волшебные крылья, потребовалось бы несколько дней, чтобы достичь его, — пробормотал Зароно.

— А что нас удерживает? Девушка в безопасности. А с «Книгой Скелоса» в руках у нас, определенно, больше шансов привлечь Тот-Амона на нашу сторону. Да и вряд ли золото оставляет вас равнодушным. — Заинтересованность появилась в бесстрастных глазах Менкара.

Зароно задумался. Да, было бы неплохо заполучить властителя магов для князя Виллагро и для этого надо сделать все возможное. Если же он заполучит сокровище Безымянного Острова, то к нему вернутся уважение и высокое положение.

Зароно вскочил на ноги и, распахнув дверь, крикнул: «Ванго!»

— Здесь, капитан! — откликнулся помощник.

— Курс на юг, пока на горизонте не останется только Полярная звезда!

— В открытый океан, сир? — недоверчиво переспросил Ванго.

— Я не люблю повторять, черт возьми! На юг!

«Петрел» развернулся, ловя новый поток ветра, и вот уже судно, разрезая волны, шло в новом направлении.

Менкара вернулся в каюту изучать карту. Он горел страстным желанием получить «Книгу Скелоса» и передать ее Тот-Амону. Обладая ею, великий стигийский волшебник не только смог бы возвести на трон Виллагро, но и сам стал бы управлять всей мировой империей. Вот тогда-то и взойдет звезда священника Менкара.

Конан задумчиво следил за движущимися огнями «Петрела», когда карак изменил курс с юго-востока на юг.

Конан соскользнул с мачты на палубу с ловкостью обезьяны.

— Зелтран!

— Да, капитан?

— Шесть румбов на правый борт! Галс по правому борту! Следуем за огнями «Петрела».

— Будет исполнено. Поворот по правому борту, штурвал вниз, ослабить качку… штурвал вверх, так держать!

Конан молча стоял на капитанском мостике, в то время как «Вестрел» оставил берег континента. Насколько Конан знал, темно сверкавший водный путь перед ним вел прямо на край света. Что лежит за ним, он даже не мог вообразить. О сказочных островах, чужих континентах, неизвестных народах и безжалостных чудовищах рассказывали старые легенды.

Легенды могли быть правдивы. Меньше года назад, когда на этом же «Вестреле» с прежним капитаном, мрачным Запораво, они причалили к неизвестному острову на западе, где Запораво и несколько зингаранцев из команды нашли свою смерть. В жизни Конана не было вещей более непонятных и зловещих, чем Черный Омут и его ужасные обитатели. Сейчас он отлично понимал, что на его пути могут встретиться такие же, а может быть, и более страшные, смертельные опасности.

Он глубоко вздохнул и порывисто улыбнулся, сказав себе: «Кром! Человек умирает однажды, и что пользы думать над воображаемыми опасностями? Когда страх придет, надо сражаться с ним с клинком в руке и яростью в сердце. Я еще поборюсь с судьбой на Безымянном Острове на краю света».

 

Глава 5

На краю света

Всю ночь плыли два карака по теплым южным водам. С рассветом «Вестрел», как обычно, поднял паруса, отплывая назад, чтобы не быть замеченным с «Петрела» при свете дня. С приходом ночи, если они еще не достигнут Безымянного Острова, они наверстают упущенное, поскольку легкий корпус и изогнутые бока давали преимущество в скорости перед более тяжелым и неповоротливым «Петрелом».

Постепенно вершины мачт «Вестрела» пропали среди бесконечных сине-зеленых волн. Летучие рыбы выскальзывали из воды и, описав полудугу, падали в море. С того момента, как было взято южное направление, они не встретили ни одного судна.

«Петрел» лег на правый борт, и через несколько часов на горизонте показался остров, скрытый под грудой облаков.

С носа «Петрела» Зароно задумчиво рассматривал неизвестный остров. Он выглядел недостаточно безопасно: песчаный берег, высокие красивые пальмы с изумрудными верхушками. Что было за стеной пальмового леса, пока никто сказать не мог.

Менкара, набросив черный плащ на узкие плечи, подошел к Зароно.

— Это тот самый остров, — невыразительно сказал он.

Засмеявшись, Зароно показал белые зубы.

— Ага, священник, это он! Теперь о сокровище: как оно охраняется? Привидения, демоны или просто два дракона? И я рассчитываю, что твоя сверхъестественная сила защитит нас от неприятностей, пока мы очистим гробницу или подземелья, или что-то другое. Ванчо! Подведи судно ближе к берегу, если там достаточно глубоко…

Четверть часа спустя Зароно скомандовал:

— Свистать всех наверх! Опустить все паруса! Ванчо, спустить шлюпку и собрать отряд смелых и хорошо вооруженных людей для высадки.

Мгновенно шлюпка оказалась на воде, и десять зингаранцев, увешанных оружием, соскользнули по канатам и заняли места за веслами. Они отчалили от «Петрела» и поплыли к берегу. Когда нос ткнулся в песок, они выскочили в воду и втянули лодку на берег. По команде боцмана они рассыпались по берегу, обнажив шпаги и держа арбалеты наизготовку, воинственно глядя на пальмы. Небольшая группа исчезла в лесу, но тут же появилась, давая на борт корабля сигнал «все спокойно».

— Остальные шлюпки на воду, — сказал Зароно. Вместе с Менкара и еще восемью матросами он занял место в своей шлюпке. Ванчо остался на борту «Петрела».

Шлюпки достигли берега без приключений. Зароно собрал людей. Через несколько минут он, Менкара и большой отряд матросов исчезли за деревьями. Три корсара остались охранять шлюпки: тощий остроносый шемит, чернокожий гигант из Куша и лысый краснолицый зингаранец.

С верхушки мачты Конан с острым интересом наблюдал за происходящим. Его судно держалось за горизонтом с поднятым бушпритом, тяжело переваливаясь на больших океанских волнах.

Некоторое время отряд Зароно шел по плотной тропической почве. Тишину нарушали шаги и тяжелое дыхание идущих, чавкающий звук широких кортиков и тесаков, разрубающих сплетение лиан, и шум листьев.

Воздух был горяч и влажен. Пот сверкал на мускулистых руках, могучих плечах, заливая глаза. Запах гниющих растений смешивался с ароматом экзотических растений-цветов, сверкавших золотом, пурпуром и белизной на фоне темно-зеленого леса.

Тут Зароно стал беспокоить другой запах. Через некоторое время он узнал острый змеиный запах. С гримасой отвращения он поднес к лицу блестящий шарик, в котором виднелись вкрапления цитрона и цинамона. Но даже душистый шарик не мог перебить запаха змей. За всю свою карьеру пирата он посетил множество маленьких океанских островов, и ни один из них не был прибежищем змей.

Было душно: тесно растущие пальмы, сплетенные цветущими лианами, не пропускали морского бриза. Взмокший от пота, Зароно внимательно смотрел вперед.

— Кроме скопления проклятых змей, я не вижу опасности на этом острове, — сказал он Менкара.

— Вы что, действительно ничего не заметили? — слабо улыбнулся маг.

— Кроме змей и жары, ничего, — пожал плечами Зароно. — Я ожидал сверхъестественных ужасов и разочарован. Никаких привидений и призраков — нет даже бормочущих мертвецов, вылезающих из могил. Ха!

— Как грубы ваши чувства, северянин! — задумчиво и холодно посмотрел на него Менкара. — Неужели ты даже не слышишь этой тишины?

— Хм… — сник Зароно. — Что ты хочешь сказать этим…

Зароно похолодел. В самом деле, джунгли были удивительно безмолвны. Никто не ожидал найти на маленьком острове больших зверей; но ведь должны же быть слышны пение птиц, шорох пробегающих ящериц и ползущих крабов, шум листьев качающихся пальм. Не было слышно ни звука, как если бы джунгли задержали дыхание и смотрели невидимыми глазами.

Зароно выругался, но тут же собрался с мыслями. Занятые прокладкой пути через заросли, люди еще ничего не замечали. Зароно сделал знак Менкара держать язык за зубами и пошел за отрядом. Но чувство, что за ними наблюдают, не прошло.

К полудню корсары достигли цели. К своему удивлению, пробившись через плотные заросли, они оказались на открытом месте. Джунгли неожиданно закончились, как будто боясь пересечь невидимую границу. За этим барьером почва была ровная и песчаная, взрастившая жалкие кустики чахлой, бледной и бесцветной травы. Менкара и Зароно обменялись многозначительными взглядами.

В центре этой мертвой зоны возвышалось таинственное строение, от которого они пришли в восхищение. Зароно не мог угадать его назначение: оно с одинаковым успехом могло быть и гробницей, и храмом, и хранилищем. Это было тяжелое квадратное здание из грубого, необработанного камня, которое поглощало весь падавший на него свет.

Строение грубой кубической формы, но его поверхность была не просто квадратами, а состояла из множества плоскостей и изгибов неправильной формы, ориентированных в самых различных направлениях. Все было так, как если бы каждую часть проектировал свой архитектор или здание было составлено из обломков других построек, собранных наугад в разное время и в разных странах.

Такого стиля он не встречал никогда за свои долгие странствия. Казалось, что строители следовали некой нечеловеческой геометрии — некоему неземному канону в пропорциях и проекте.

Черный храм — если это был храм — высился перед ними в призрачном свете. Зароно почувствовал ледяное прикосновение ужаса, никогда прежде не испытанное. Атмосфера страха, излучаемая черным строением, охватила этого головореза со стальными нервами. Мигая, он смотрел на него, стараясь отыскать источник этого ужаса, который сдавил ему грудь и сжал сердце.

Серое лицо Менкара было покрыто капельками пота. Он прошептал, как бы про себя.

— Все так, как я и думал. Здесь справляли ритуал З’фоума. — Он содрогнулся. — Я не слышал, чтобы этот темный культ возвращался за последние три тысячи лет…

— Что ты там бормочешь, желтая собака, — заорал Зароно, разозлившись от страха.

Широко открытыми глазами стигиец посмотрел на него.

— Защитное заклинание, — прошептал он. — Большой силы. Если бы какой-нибудь глупец вздумал войти в пределы храма без контрзаклинания, его присутствие разбудило бы то, что спит внутри.

— Ну? Ты знаешь такое контрзаклинание?

— Слава отцу Сету, знаю. Мало известно о пра-людях, змее-человеках Валусии. Но из того малого, что мне известно, я могу составить контрзаклинание, но не могу сделать его действие долгим.

— Достаточно долгим, чтобы очистить эту гробницу, я надеюсь, — сказал Зароно. — Сделай все, что можешь.

— Тогда идите в лес, вы и ваши люди, и отвернитесь от меня, — сказал Менкара.

Зароно увел своих корсаров в лес, где они встали спинами к открытому пространству, сбившись в кучу. Они слышали, как Менкара произносил слова на неизвестном языке. Что он делал еще, они не знали. Голос мага казался эхом других, нечеловеческих голосов, которые говорили сухим, скрипящим тоном, как будто его гортань не была приспособлена для человеческой речи. Земля слегка дрожала, и свет слабел, как будто облако закрывало солнце…

Наконец Менкара слабым голосом сказал:

— Идите!

Зароно нашел, что стигиец выглядит постаревшим и усталым.

— Спешите, — пробормотал Менкара, — контрзаклинание не действует долго.

Бледные и в поту, Менкара и Зароно вошли в храм. Внутри было мало света, и лишь немного проникало через открытые порталы, а черные грубые камни поглощали этот свет без отражения.

В дальнем конце комнаты неправильной формы возвышался огромный черный алтарь, и на его вершине стоял идол из серого камня. В идоле сочетались черты человека и жабы, с ясно подчеркнутыми мужскими чертами. Жабоподобный, с мерзкой бородавчатой кожей, восседал он на вершине алтаря. Беззубый рот идола был слегка открыт в бессмысленной улыбке. Надо ртом пара отверстий соответствовала ноздрям, и над ними семь круглых камешков, вставленных в ряд, соответствовали глазам. Семь камней слабо отражали свет, падающий с портала.

Содрогнувшись от ужаса, излучаемого идолом, Зароно отвел глаза. Перед алтарем лежали две небольшие сумки из старой кожи. Одна была разорвана сбоку, и сверкающий поток камней вытек из нее, бросая роскошные отблески на каменные стены, сверкая в полумраке, как проглянувшее через покров облаков созвездие.

Под сумками с алмазами лежала огромная книга с переплетом из шкуры рептилии и бронзовыми застежками, позеленевшими от старости. Размеры рептилии, кожа которой служила переплетом, были таковы, что на Земле у нее не нашлось бы врагов.

Два человека молча обменялись торжествующими взглядами. Зароно осторожно, чтобы не просыпалось ни одного камня, поднял разорванную сумку. Взяв ее под мышку, он свободной рукой поднял вторую сумку. Менкара тем временем склонился над книгой, поднял ее и прижал к груди. Его костлявое лицо пылало, а глаза выражали странный, дикий экстаз. Не произнося ни слова и не обернувшись назад, они выскочили из храма, пересекли открытое место и присоединились к корсарам, в страхе ожидавшим их на краю джунглей.

— Обратно на корабль, и как можно скорее! — сказал Зароно.

Все бросились назад по прорубленной ранее просеке, с радостью оставив позади хранилище древнего ужаса, стремясь вдохнуть чистого воздуха моря.

 

Глава 6

Пылающие глаза

После перенесенных ужасов и гнева принцесса Чабела немного успокоилась. Она не знала, почему вассал Зароно выступил против своего повелителя и уничтожил королевскую яхту и зачем корсар взял ее в плен.

Зароно запер ее в маленькой каюте, связав ей руки за спиной шелковым шарфом. Прозрачный алый шелк, казалось, совсем не подходил к этой цели, но Зароно научился у странствующего вендхийского менялы вязать такие узлы, которые не поддавались и самым ловким пальцам, а алая ткань, при всей своей легкости, оказалась прочной. В обеденное время Зароно сам пришел в каюту и развязал руки, но потом снова связал.

Чабела носила за поясом маленький ножичек. У высокородных зингаранских женщин был обычай носить при себе такие лезвия, чтобы покончить с собой, если не удастся спасти честь.

Находчивая девушка приложила немало усилий, достала нож, вставила его ручку в щель между иллюминатором и подоконником, обнажила лезвие и, встав спиной, прижала запястье к лезвию.

Задача была трудной, поскольку она не видела за спиной на таком близком расстоянии; время от времени болезненное прикосновение острой стали обжигало кожу. И до того, как она разрезала шелк, ее запястья были скользкими от крови. Но наконец руки освободились.

Чабела вынула нож, вложила его в ножны и спрятала за поясом. Двумя кусочками шелка она перевязала кровоточащие порезы на запястьях.

Как теперь ей воспользоваться полученной свободой? Услышав последние команды, она догадалась, что Зароно покинул судно. На борту осталось всего лишь несколько человек, но Чабела знала, что у двери ее каюты поставлен суровый часовой, так что в любом случае этот путь был бесполезен.

Оставался иллюминатор, в котором виднелось побережье кремового цвета, спокойное море и несколько пальм, вознесших изумрудные вершины к ясному небу.

На свое счастье, Чабела была сильнее, храбрее и мужественнее большинства благородных дам зингаранского дворца. Многим из них и в голову бы не пришло то, что сделала через минуту Чабела. Она открыла иллюминатор и завернула платье за пояс выше колен. Внизу, на расстоянии в несколько морских саженей, лениво колыхалась вода.

Чабела вылезла в иллюминатор, повисла на руках и упала в воду почти беззвучно, быстро вынырнула, отфыркиваясь и убирая с лица тяжелые черные волосы.

У Чабелы было мало времени. В любую минуту с палубы могли заметить ее и поднять тревогу.

Где-то на палубе должен был находиться часовой, но в этот момент у перил никого не было. Если она будет плыть от кормы, то у нее будет больше шансов, что часовой не заметит ее.

Чтобы не быть замеченной, она долго плыла на спине, держа над водой только лицо. Устав, она отдыхала на воде, слегка двигая руками. Она плыла параллельно берегу, так, чтобы корма заслоняла ее от остального судна.

Наконец корпус корабля удалился настолько, что фигурки людей на нем стали совсем неразличимыми. Тогда Чабела энергично поплыла к берегу.

Дрожа от усталости, она скоро почувствовала под ногами песчаное дно и выбралась на желто-серый берег. Добравшись до тенистой пальмы, она легла отдохнуть среди зарослей папоротника.

Чабела подумала, что попала из одной беды в другую, потому что никто не знает, какие опасности таятся на острове. Помолившись Митре, она решила, что бежать все же лучше, чем оставаться на корабле в руках врагов.

Собравшись с силами, она пошла наугад, не зная, какое выбрать направление. Она морщилась, ступая босыми ногами на камни — за последние несколько лет ей выпадало не так уж много случаев гулять босиком. Чабела вздрагивала, когда морской бриз прижимал к телу влажную одежду. Она нетерпеливо сняла платье, выжала и положила на папоротник сушиться. Отрезав ножом край плаща, она разделила его на две части и обмотала ступни.

Когда ее платье высохло, Чабела огляделась, держа в руке нож. Это была не шпага, но все же лучше, чем ничего, и она пошла через джунгли. В ее ноздри ударил приторный запах гниющих растений и тропических цветов. Грубые колючки, остроконечные пальмовые листья и цепкие лианы изорвали ее платье, оставляя длинные красные полосы на руках и ногах.

Дальше джунгли постепенно поредели, но ее беспокоила невероятная тишина. Казалось, ветер не проникал сюда. Сердце ее сжалось.

Она споткнулась о корень и упала. С трудом поднялась и снова упала. В третий раз она поняла, что решимость и силы ее на пределе.

Неожиданно на ее пути появилась массивная фигура, темная, с пылающими глазами. Она вскрикнула, отскочила назад и вновь упала. Фигура ринулась к ней.

Конан задумчиво рассматривал море. «Петрел» Зароно лежал в бухте.

— Мы можем напасть на него, — сказал он Зелтрану, — и победить оставшуюся малую часть команды. Когда Зароно вернется, то увидит, что все дороги отрезаны. Ну, что ты скажешь?

Конан торжествующе улыбнулся помощнику, как будто он уже перескочил на палубу вражеского корабля и перебил огромным тесаком защитников.

— Нет, капитан, — покачал головой Зелтран. — Мне это не по нраву.

— Почему нет? — пропыхтел Конан. Лобовая атака подходила его варварской натуре, но за долгие годы плавания и приключений на берегу он научился осторожности. Он знал, что невзрачного маленького зингаранца природа кроме храбрости наделила хитростью и практичностью.

Зелтран сверкнул умными черными глазами на Конана.

— Потому, мой капитан, что мы не знаем, сколько человек оставил Зароно на борту. Его команда больше нашей, и те, кто остался на борту, могут превосходить нас числом.

— Кром! Я один перебью половину этих псов! — Конан почесал небритый подбородок.

— Нет сомнения, капитан, что вы один стоите десяти врагов. Но остальные члены экипажа не смогут драться с той же злобой.

— Почему нет?

— У корсаров нашего корабля много приятелей из команды Зароно. Наши люди не захотят проливать кровь своих братьев без особой причины. Кроме того, «Петрел» больше, чем наше судно, с более высокими бортами и поэтому ему легко отбить наше нападение. Вы заметили катапульту на носу корабля?

— Нет, мой капитан, если я правильно понимаю, мы начали это плавание за сокровищем, а не из-за удовольствия просто подраться. Сейчас, чтобы получить сокровище, по-моему, следует обогнуть остров с другой стороны и попытаться достичь сокровищ быстрее негодяев Зароно. Если нам это не удастся, то мы сможем сосчитать высадившихся на берег и, оценив наши возможности, постараться разбить их и захватить сокровище.

Конан согласился, хотя это и было против его желания.

— Обогнем остров с севера, — мрачно сказал он. — Полный вперед по правому борту.

Несколькими часами позже «Вестрел» бросил якорь у восточной стороны острова. Две шлюпки с вооруженными людьми направились к берегу. Вскоре они причалили, вытащили шлюпки на желто-серый песок.

Придерживая у бедра тесак, Конан огляделся. Остров казался странно-мрачным, серым, в то время как вокруг море было залито солнцем.

Привязав шлюпки и оставив двух сильных корсаров в охране, Конан и его отряд исчезли в зеленой стене джунглей.

Наконец Конан и его отряд достигли круглого открытого места в джунглях. Зона мертвой травы и бесплодной земли пусто лежала в слабом свете. Стоя на краю леса, Конан, нахмурившись, осматривал пустое гладкое место. Он не заметил признаков жизни, но враг мог прятаться в джунглях или в черном храме.

Что касается храма, то его атмосфера скрытой опасности предупреждающе отозвалась в Конане страшным волнением. Он не сомневался, что черное строение построено не руками человека.

Возможно, думал он, что это работа легендарных змее-людей древней Валусии. Непонятные, почти неразличимые скульптурные украшения и зона пустой земли и мертвой травы — все напоминало ему такие же строения, которые он видел в пустынях Куша. Они тоже были делом рук давно ушедшей пра-человеческой расы.

Инстинкт подсказывал ему покинуть гиблое место. Но Конан был уверен, что за его стенами лежит то, ради чего они пришли.

— Стойте тихо, спокойнее, — прошептал Конан своим людям, — следите за любой опасностью.

Обнажив тесак, он вышел из джунглей и быстро прошел по голой земле к зияющему входу. Через миг он исчез из виду товарищей.

Подавив охватившую его дрожь, он смело прошел внутрь, держа тесак в боевой готовности. Широкое лезвие блеснуло в слабом свете. Его настороженный взгляд скользнул по каменному жабоподобному идолу, сидящему на вершине алтаря, и остановился на углублении перед алтарем.

Если сокровище и было здесь, то теперь оно исчезло. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на которой отпечатались два ряда входящих и выходящих следов. Одни следы были от морских сапог, другие от сандалий.

Зароно и кто-то еще, подумал Конан.

Перед алтарем на небольшом участке, где не было пыли, лежали несколько бриллиантов, вывалившихся из дырявой сумки.

Состроив гримасу, Конан шагнул вперед, намереваясь собрать оставшуюся горсть камней. Его бесила роль шакала, подбирающего объедки Зароно, но он не собирался выходить с пустыми руками.

Он еще раз осмотрелся, и вдруг каменный идол начал двигаться. Семь глаз в ряд над широким безгубым ртом уже не были просто слабыми, пыльными шариками стекла, они стали живыми глазами, сверкающими зеленым пламенем и уставившимися на Конана с холодным, безжалостным гневом.

 

Глава 7

Жабоподобная тварь

— Кром! Оно ожило! — возглас изумления вырвался у Конана.

Он напрягся, и сверхъестественный ужас охватил его существо. И в самом деле, мерзкий каменный идол был полон призрачной жизненной силой. Его короткие конечности двигались и скрещивались.

Уставившись пылающими глазами на своего врага-жертву, идол двинулся вперед, достиг края пьедестала и с грохотом спрыгнул на каменный пол, где лежали сверкающие алмазы. Он упал на свои четырехпалые лапы и тут же двинулся к Конану. Его конечности гремели по полу. Он был огромен, как бык, и семь изумрудно-горящих глаз были на уровне глаз Конана.

Конан взмахнул тесаком, но тут же сообразил по звуку, которое издавало создание при движении, — оно все еще каменное, и сталь против него пустяк, удар просто испортит лезвие.

Перед тем как безгубый рот хотел схватить его, Конан повернулся и выскочил на открытое место. Теперь не время осторожничать. Он заорал:

— Обратно на корабль! И быстрее!

Возгласы удивления и страха вырвались у людей, столпившихся у края джунглей, когда они увидели выскочившего из храма вслед за Конаном жабоподобного идола. Второй команды не понадобилось. Обламывая ветви и листья пальм, корсары уносили ноги. А за ними почти с той же скоростью мчалось чудовище из ожившего камня. Конан остановился, чтобы привлечь внимание чудовища, и, когда это удалось, резко свернул в противоположную сторону, увлекая его за собой.

— Что это? Девушка, здесь? Клянусь грудью Котар и животом Дагона, этот проклятый остров таит больше неожиданностей, чем я думал!

Человеческий голос, хоть и грубый, говоривший по-аргозиански с сильным акцентом, разбудил Чабелу. Человек продолжал:

— Милая девушка, я тебя напугал? Сгореть мне на этом месте, если я замышляю что-то плохое. Как же тебя занесло в это богом забытое место на краю света?

Когда первый страх прошел, Чабела увидела перед собой могучего темноволосого молодого гиганта в одежде моряка. Он был не из команды Зароно и выглядел честным парнем со слегка тронутой загаром кожей, открытым взглядом голубых глаз, нечесаными кудрями и золотисто-рыжей бородой. По виду северянин, подумала она.

— Зароно, — едва сказала она, тяжело дыша от усталости и возбуждения. Она споткнулась и упала бы, не поддержи ее рыжеволосый гигант.

— Эта черная свинья, а? Теперь приспособился таскать молодых девушек? Ну, разрази меня гром, если я не разорву эту собаку при первой встрече, но, клянусь рогом Хеймдала и мечом Митры, ты теперь в безопасности. Не бойся, моя команда к твоим услугам, но что это там?

Северянин посмотрел, держа огромную ладонь на рукоятке тесака, висевшего на поясе, в сторону приближающегося шума и треска. Высокая фигура выскочила из зарослей и остановилась перед ними. К своему удивлению, Чабела узнала Конана.

— Капитан Конан? — вскрикнула она.

Конан сузил глаза, разглядывая светловолосого воина с наполовину обнаженным тесаком и черноволосую девушку, которая слабо напомнила ему кого-то, но разбираться было некогда.

— Бегите, вы, двое! — крикнул он. — За мной гонится чудовище из храма! Быстрее, поговорим позже!

Тяжелый треск послышался за спиной Конана и подтвердил его приказ.

— Живее! — заорал он, схватив принцессу за руку, и потянул ее за собой. Северянин бежал за ними. Через некоторое время они оторвались от преследователя. Тут они остановились передохнуть, и Конан сказал северянину:

— На этом паршивом острове есть горы или утесы? Каменное чудовище не сможет вскарабкаться.

— Клянусь копьем Рудена в милю длиной, ровно, хоть шаром покати, — сказал рыжий и вздохнул. — Ничего, выше этого, за исключением косы на северо-востоке, где земля вырастает в утес, нависающий над материком. Но это не поможет: земля поднимается полого, и идол сможет вскарабкаться… Он догонит нас!

— Покажи нам дорогу к косе, — сказал Конан. — У меня есть план.

Северянин пожал плечами и повел. Когда Чабела выдохлась, Конан поднял ее на руки. Полная девушка была нелегкой ношей, но гигант киммериец нес ее без видимых усилий. Позади них ясно слышался топот чудовища.

Час спустя, когда солнце уже клонилось к горизонту, трое уставших, исцарапанных беглецов достигли утеса. Он был треугольной формы, углом вверх, как нос корабля. Конан вспомнил, что видел это место с «Вестрела», когда проплывал, огибая остров с севера, к месту нынешней стоянки.

Северянин взял на руки девушку, освободив Конана. Они вышли из джунглей и стали подниматься вверх. На полпути к вершине северянин поставил Чабелу на землю, и оба искателя приключений остановились, чтобы посмотреть, преследует ли их еще каменный дьявол.

Ответом послужил треск и качание деревьев.

— Ну, Кром и Митра, в чем твой план? — выдохнул рыжеволосый.

— К верхней точке, — прорычал Конан, указав путь. Когда они достигли вершины, он наклонился над краем и посмотрел вниз. Сотней футов ниже море колыхалось между широкими черными рифами, острые зубцы которых выступали над водой и влажно блестели. Между зубцами рифов виднелось несколько бассейнов, и довольно больших.

Чабела вскрикнула, оглянувшись назад и увидев неуклюжую фигуру, появившуюся на краю джунглей. Ломая кусты и деревья, чудовище вырвалось на открытое пространство. Его семь глаз сразу заметили беглецов, и оно быстро стало подниматься к вершине.

— Оно загнало нас в угол, — сказал северянин. — Не эта ли наша последняя пристань?

— Еще нет, — сказал Конан, в двух словах объясняя свой план.

Тем временем тварь продолжала подниматься, и ее семь глаз сверкали в лучах заходящего солнца. Когда чудовище приблизилось к цели, то изменило способ передвижения с быстрого бега на жабьи прыжки. Земля трескалась, когда огромный вес падал на землю после очередного прыжка. Он подбирался все ближе и ближе, раскрыв в предвкушении безгубую пасть.

Конан нагнулся и поднял несколько камней.

— Давай! — крикнул он.

Чабела побежала по краю обрыва. Рыжеволосый побежал в противоположном направлении, оставив Конана стоять на самом краю обрыва лицом к лицу с чудовищем.

Тварь остановилась, сверкая глазами и раздумывая, какое направление выбрать.

— Сюда! — заорал Конан, швырнув камень, который попал и с треском отбил нос чудовища. Следующий выбил со звоном глаз. Камень попал немного выше, но зеленое пламя пропало, как будто камень разбил материю, из которой состоял этот глаз.

Не успел Конан поднять третий камень, как тварь уже была рядом с ним. Она присела на массивные конечности для последнего прыжка и широко раскрыла пасть.

Как только конечности чудовища оторвались от земли и пока оно еще было в воздухе, Конан повернулся и прыгнул с обрыва. Он полетел вниз, прямой как стрела, и нырнул в самый большой из рифовых бассейнов. Он сделал несколько сильных гребков и тут же вынырнул на поверхность.

На вершине утеса тварь последним прыжком приземлилась в ту самую точку, где только что стоял Конан. Ее передние конечности ударились о край, подняв облако камней и грязи. Затем скользнули с обрыва. На секунду чудовище повисло на осыпающемся краю утеса. Вес был слишком велик, и оно с грохотом рухнуло с обрыва. На миг оно повисло в воздухе, медленно поворачиваясь, но потом стало падать со все увеличивающейся скоростью, и падение его потрясло прибрежные скалы до основания.

Отфыркиваясь, Конан вылез из бассейна. Он нырнул не точно в центр бассейна и оцарапался об острые зубцы скалы, окружавшей бассейн. Через порванную одежду были видны кровоточащие царапины на бедрах и голенях. Он пошел осматривать остатки жабоподобной твари.

Камень мог волшебно ожить, но все же это был камень. Монстр разбился на тысячи кусков, лежащих здесь и там среди скал у основания утеса.

Карабкаясь и прыгая со скалы на скалу, Конан пробрался вдоль подножия утеса и залез наверх. Он дошел до вершины и присоединился к рыжеволосому, который присел на краю и рассматривал остатки твари.

— Клянусь когтями Неграла и кишками Мардука, отсюда смотреть на них гораздо приятнее. Теперь, когда мы все вместе избежали опасности, пришло время познакомиться. Я зовусь Сигурд из Ванахейма, честный моряк, заброшенный на это проклятое побережье вместе с командой после кораблекрушения. А вы?

Конан внимательно посмотрел на Чабелу.

— Клянусь Кромом! — сказал он наконец. — Неужели Чабела? Дочь Федруго?

— Верно, — ответила она, — а вы капитан Конан.

Капитан корсаров и принцесса не были близки при дворе Зингарана. Однако Конан достаточно часто видел ее на праздниках, парадах и других церемониях.

Поскольку большая часть добычи корсаров шла короне, Федруго вынужден был время от времени показывать свое благоволение капитану корсаров. Длинные ноги, широкие плечи и мрачные, бесстрастные черты гиганта киммерийца запечатлелись в памяти Чабелы, да и Конан достаточно быстро узнал ее, несмотря на рваную одежду и растрепанные волосы.

— Во имя всех богов, что вы здесь делаете, принцесса? — спросил он.

— Принцесса! — вскричал изумленный Сигурд. Его открытое лицо покраснело, он уставился на полуобнаженную девушку, с которой обращался так просто. — Во имя бороды Имира и сверкающих глаз Баалва, Ваше Высочество должны простить мой язык.

Высокородная дама, а я называл ее «милая девушка»… — Он опустился на одно колено, обескураженно глядя на Конана, не сдерживающего улыбки.

— Встаньте, Мастре Сигурд, — сказала Чабела, — и забудьте об этом. Королевский этикет теперь столь же уместен, сколько и лошадь на крыше дома. Вы знаете капитана Конана, моего другого спасителя?

— Конан… Конан, — бормотал Сигурд. — Киммериец?

— Он самый, — признался Конан. — Вы слышали обо мне?

— Слышал некоторые истории на Тор… — Сигурд осекся.

— На Тортего, вы хотели сказать? — спросил Конан. — Я так и подумал, что вы похожи на баракаса. Я тоже состоял в братстве, пока там не стало слишком жарко. И вот теперь я капитан «Вестрела», корсар зингаранского двора. Подходяще?

— Подходяще, клянусь хвостом Лира и молотом Тора, — сказал Сигурд, пожимая протянутую руку. — Но мы должны принять меры, чтобы наши парни не передрались. Мои, в основном, зингаранцы и только мигни, вцепятся в глотку любого иностранца. Я думаю, нам надо постараться, чтобы старая вражда не вспыхнула снова.

— Верно, — сказал Конан. — Как ты и твои люди попали сюда?

— Мы наскочили на риф на юге острова и потерпели крушение. Мы высадились на берег и вытащили большую часть имущества и приборов, но наш капитан заболел и умер. Я был его помощником и вот уже месяц командую людьми: мы пытаемся построить плот достаточно надежный, чтобы доплыть до материка.

— Ты знаешь что-нибудь о черном храме?

— Да, конечно, мы с моими парнями однажды зашли туда, но там всюду таилась беда, и мы больше там не появлялись. — Сигурд задумчиво посмотрел на запад, где алый солнечный шар только что коснулся синей линии горизонта. — Зажарь меня на медленном огне, парень, но все эти мрачные джунгли и бегающие чудовища разбудили во мне жажду. Пойдем в мой лагерь и посмотрим, не найдется ли капли вина за наше здоровье. Правда, вина мало, но, я думаю, мы его сегодня заслужили.

 

Глава 8

Корона кобры

Зароно рвал и метал, когда, вернувшись на корабль, узнал об исчезновении Чабелы. Матросы, стоявшие на вахте у каюты Чабелы и на корме, по приказу Зароно были протянуты под килем.

К вечеру следующего дня вся команда, за исключением нескольких человек, снова отправилась на берег. Многие часы были проведены в поисках принцессы, которая была основной частью плана. Нашли несколько обрывков ее платья, но они лишь подтвердили, что она где-то здесь.

Корсары также обнаружили остатки лагеря Сигурда, но сами бараканские пираты исчезли.

Перед заходом солнца Зароно, более неистовый, чем обычно, вернулся на «Пестрел».

— Менкара! — заорал он.

— Да, капитан Зароно?

— Скажи, куда уплыла эта малютка, пропади она пропадом! Сейчас время показать силу твоего волшебства.

Вскоре Зароно сидел в своей каюте и наблюдал, как Менкара устанавливал свой аппарат для колдовства, как в подвале князя Виллагро. Угли зашипели, маг запел:

— Иаа, Сотех…

Ядовитое зеленое облако дыма сгустилось, и в нем показался морской пейзаж. По тихому морю плыл на всех парусах красивый легкий карак. Но ветер был слабый и паруса были едва наполнены.

— «Вестрел» Конана, — сказал Зароно, когда картинка прояснилась. — Но где?

Менкара развел руками.

— Извините, но мое искусство ничего об этом не говорит. Если бы было видно солнце, я по крайней мере мог бы сказать вам, в каком направлении они плывут. А так…

— Ты хочешь сказать, — взорвался Зароно, — что они могут быть где угодно за горизонтом, но ты не знаешь где?

— Я не великий Тот-Амон. Делаю, что могу.

— Ты можешь увидеть, на борту ли девушка?

— Нет, но я уверен, что она там, а иначе мы не увидели бы корабля. Она, несомненно, спит в одной из кают.

— Надо было мне попользоваться этой шлюхой, когда была возможность, — прорычал Зароно. — Но что же теперь делать?

— Я думаю, «Вестрел» идет к берегам Куша, но вероятнее, что они направляются обратно в Кордаву. Твой капитан Конан спешит вернуть принцессу в надежде на щедрое королевское вознаграждение.

— Сможем ли мы перегнать его, если пойдем на север?

— Я думаю, нет. Океан велик, и штиль, в который попал «Вестрел», захватит и нас. Они могли пойти на северо-восток, чтобы высадиться на берегу Схема и попытаться найти Товарро, брата короля. У нас нет возможности узнать. Но мы забыли нашу главную цель.

— Девушка и сокровище были нашей целью.

— Нет. Я говорю о великом Тот-Амоне. Если мы заручимся его поддержкой, нам будет безразлично, вернется ли принцесса к королю, или останется в доме своего дяди. Повелитель волшебников сможет так же легко управлять ею, как кукольник дергает за веревочки марионеток. Мы возьмем курс на северо-восток к берегам Стигии. Если мы по дороге захватим корабль Конана — хорошо, если нет, то это не имеет значения.

С побережья Стигии Зароно и Менкара двинулись караваном в Центральные районы. Половина команды была оставлена на корабле для охраны, а другая половина, вооруженная до зубов, пошла за своим капитаном. Путешествие стоило Зароно круглую сумму, что сильно огорчало скупого зингаранца.

Как большинство моряков, Зароно чувствовал себя беспомощным в пустыне. Ему не нравилось ритмичное покачивание равнодушных верблюдов, сухой воздух пустыни, высасывающий из человека всю жидкость до капли. Но это было неизбежно.

И вот на третий день на горизонте показался оазис Хаджар. Он представлял собой темное и одиноко стоящее, вокруг странного бассейна скопление неподвижных пальм.

Они осторожно приблизились к оазису. Менкара ехал впереди, так, чтобы его одежда служителя Сета была всем видна.

Мертвая тишина царила над оазисом. Не было слышно пения и чириканья птиц в пальмовой листве. У границы оазиса они спешились. Верблюды легли по команде, опасно качнув пассажиров.

— Присматривай за погонщиками верблюдов, — сказал Зароно боцману. — Эти собаки напуганы и могут попытаться улизнуть и оставить нас в дураках.

Зароно и Менкара обошли таинственный черный бассейн и направились к стоявшему позади массивному сооружению. Черный бассейн походил на жидкий уголь, ярко сверкающий под лучами полуденного солнца. Нефтяные кольца медленно вращались и извивались как живые на неподвижной поверхности. С одной стороны стоял красноватый камень, служивший алтарем. Темные ржавые пятна виднелись на вершине и стенах алтаря. Зароно, с его обычными человеческими пороками, побледнел и содрогнулся при мысли о том, что могло временами появляться из черного зеркала бассейна за лежащей на алтаре жертвой.

Они миновали опасный бассейн и приблизились к жилью Тот-Амона. Когда пальмы расступились перед ними, они увидели, что это строение было, как и алтарь, сложено из красного песчаника. Это было массивное здание, скорее дворец, чем просто дом. Поверхность и края камней были сглажены веками.

Черный вход зиял, как открытый рот. Менкара без колебания вошел в эти раскрытые челюсти и начертил в воздухе таинственный знак.

Зароно заметил, вздрогнув от ужаса, что после того как палец начертил линии, они еще некоторое время светились в воздухе зеленоватым пламенем.

Внутри было только темные камни и звонкая тишина. Не видно ни охраны, ни слуг. Менкара уверенно шел вперед, так что Зароно оставалось молча следовать за ним.

Первый зал заканчивался круглыми, стесанными временем ступенями, которые вели вниз, во мрак. Вскоре, пройдя по ровному месту вперед, они оказались в зале.

Здесь был свет — призрачное зеленое сияние от змеевидных светильников из полированной меди. В дрожащем изумрудном свете Зароно разглядел вдоль стен два ряда огромных монолитных колонн, изрезанных знаками, подобными тем, что были над входом. У дальней стены колонного зала на троне из блестящего черного камня сидел человек. Когда они подошли ближе, Зароно увидел, что это могучий гигант, широкоплечий, с резкими, ястребиными чертами лица. Кожа, от выбритой макушки до одетых в сандалии ног, была глубокого коричневого цвета. Черные глаза завораживающе сверкали из глубоких глазниц. Он был одет в простой белый хитон. Единственным украшением был браслет, по виду медный, в виде змеи, сделавшей три оборота вокруг его мускулистой руки и державшей свой хвост в пасти.

Зароно после некоторого размышления понял, что перед ним человек, для которого материальное обладание и видимое богатство не значили ничего. Его страстью была вещь неосязаемая власть над людьми.

Когда они остановились на некотором расстоянии от трона, Тот-Амон сказал чистым, сильным голосом:

— Привет тебе, Менкара, младший брат!

Менкара рухнул на четвереньки и, коснувшись лбом каменных плит, прошептал:

— Именем Отца Сета, Повелителя Тьмы, я пришел сюда.

Зароно с беспокойством подумал, что даже Менкара напуган.

— Кто этот черный зингаранец, которого ты привел в мой дом? — спросил Тот-Амон.

— Капитан Зароно, корсар, посланец Виллагро, князя Кордавы, мой повелитель.

Холодные, змеиные глаза лениво оглядели Зароно сверху вниз. Зароно почувствовал, что разум, скрытый за этим туманным взглядом, так далек от земных размышлений, что дела человеческие были для него пустым звуком.

— И что же я должен делать с Зингара, или Зингара со мной? — спросил Тот-Амон.

Менкара открыл рот, но тут Зароно решил, что пришла его очередь. Он вышел вперед, преклонил перед троном колено и достал из дублета пергамент с письмом Виллагро. Он вручил его Тот-Амону. Рукой с медным браслетом волшебник взял его и положил на колени.

— Величайший из магов, — начал Зароно, — я принес вам сердечное приветствие от князя Кордавы, который приветствует вас и предлагает богатые дары взамен небольшой услуги, о которой поведует послание.

Тот-Амон не развернул письма, казалось, он знает его содержание полностью. Временами он улыбался.

— Это приятно моему сердцу, повергнуть в прах проклятый культ Митры и вознести Отца Сета, — пробормотал он. — Но я занят могучими магическими операциями и золото Виллагро для меня мало что значит.

— Это не все, повелитель, — сказал Менкара, доставая из-под рясы «Книгу Скалоса». — Глубоко уважая желания князя, мы просим вас принять из наших рук этот дар. — Он положил древний том к ногам Тот-Амона.

Тот-Амон щелкнул пальцами, и книга поднялась в воздух, раскрывшись, и мягко опустилась на колени магу. Тот бесцельно перевернул несколько страниц.

— И вправду редкий дар, — сказал он… — Я не думал, что существует третья копия, или вы обокрали королевскую библиотеку Аквилонии?

— Нет, о повелитель, — усмехнулся Менкара. — Случайно нашли на Безымянном Острове, что лежит в Западных морях…

Его голос прервался, когда фигура мрачного гиганта, дрожа от напряжения, неожиданно поднялась перед ним. Холодный огонь вспыхнул в черных змеиных глазах. Воздух похолодел, и чувство неотвратимой беды охватило Зароно. Казалось, у него остановилось сердце. Что они сделали, чтобы разгневать великого мага?

— Что вы еще взяли с алтаря Тсафоггуа Бога-Жабы? — спросил Тот-Амон мягко, как входит шпага в ножны.

— Больше ничего, повелитель, кроме сумки с камнями… — пролепетал Менкара.

— Которые лежали у алтаря на книге, не так ли?

Менкара кивнул, дрожа.

Тот-Амон вскочил, и адские огни вспыхнули в его черных глазах. Комната озарилась зеленым пламенем, и пол затрясся, как под шагами гиганта. Маг пророкотал громовым голосом:

— Вы тупые идиоты! И такие идиоты служат мне, Тот-Амону! Сет, могучий Отец, дай мне в услужение рабов умнее этих! Аи канпхог, йза!

— Величайший! Повелитель магов! Чем мы вас прогневали? — взмолился трясущийся Менкара.

Мрачный взгляд могучего мага упал на двух стоявших, сверкая от смертельного гнева. Его громкий голос перешел в змеиное шипение.

— Знайте же, идиоты, то, что было спрятано под идолом, гораздо дороже всех богатств земных и по сравнению с ним «Книга Скелоса» не более чем оберточная бумага. Я говорю о Короне Кобры!

Зароно ахнул. Он слышал о священном талисмане змее-людей Валуснии — самом могучем волшебном средстве. Воспевающая корона королей-змей, с помощью которой они управляли всей земной империей в пра-человеческие времена. А они взяли книгу и алмазы, оставив главное сокровище на месте!

 

Глава 9

Ветер в снастях

Несколько дней «Вестрел» лежал в дрейфе недалеко от Безымянного Острова. Матросы сидели вдоль борта, свесив лески в воду. Впереди корабля матросы в шлюпке, привязанной к «Вестрелу», налегая на весла, дюйм за дюймом вели карак к неведомым берегам континента.

Конан ругался и молился киммерийским богам, но все в пустую. День за днем паруса мертво свисали с рей. Слабый, мягкий ветерок скользил мимо судна. На юге громоздились грозовые тучи, и на горизонте по ночам вспыхивали зарницы, но там, где лежал «Вестрел», все было спокойно.

Могучий киммериец беспокоился. Корабль Зароно мог напасть на него, если только местный штиль не захватил его «Пестрел», Зароно либо тоже лег в дрейф за горизонтом, либо выбрал другое направление и ушел от острова, упустив «Вестрел».

Какое бы черное дело ни замыслил Зароно, думал Конан, все же очень хорошо, что он ушел, не столкнувшись с ними. У них и без того хватило забот. Во-первых, было мало пищи и свежей воды. Во-вторых, был Сигурд и его команда. Конану понравился честный, бесстрашный рыжебородый моряк из Ванахейма, и он предложил бараканским пиратам место среди своих людей. Он знал, что это могло привести к неприятностям, так и случилось. Между загаранскими корсарами и пиратами — в основном аргосеанцами — существовала давняя вражда. Они слишком часто воевали друг с другом, и поэтому даже на короткое время между ними не могла возникнуть симпатия.

Однако моряк есть моряк и должен следовать общим традициям. Хотя во многих вещах Конан был безжалостен, сейчас он чувствовал, что не может уйти, оставив потерпевших крушение моряков.

Кроме того, он считал, что они с Сигурдом смогут поддержать мир между своими людьми. Однако случилось иначе. Зингаранцы задирали злополучных иноземцев и начинали вспыхивать драки. Несмотря на то что Конан и Сигурд принимали грубые методы, приводя в чувство особо рьяных, драки возникали снова и снова.

Затянувшийся штиль разжег ненависть между матросами, томившимися от безделья. Конан неистово ругался, сжимая перила до боли в пальцах. Он знал, что если поднимется ветер, то у моряков появится настоящая работа и у них не останется времени на драки.

Кроме вражды пиратов, Конана угнетал рассказ Чабелы о заговоре против короля. Киммериец мучался от необходимости сделать выбор — ведь он простой корсар, и династические конфликты в королевстве так же мало касались его, как и сам Федруго Зингаранский. По правде говоря, старый король назначил его королевским корсаром, и Кордова служила ему безопасным портом. Но то же самое мог дать любой монарх Зингара и даже с меньшей долей добычи.

Однако в таких делах его грубое благородство брало верх над его личными интересами. Было бы просто жестоко не замечать просьб прекрасной зингаранской принцессы и стоять сложа руки и ждать, пока коварные заговорщики и стигийский колдун убьют ее старого отца.

Решение Конана было продиктовано не только человеколюбием, но и личными интересами — ему не хотелось всю жизнь быть корсаром. Если он спасет короля Зингара и его дочь от заговорщиков, то, конечно, получит награду — княжество, адмиралтейское звание, а может быть? Да, он мечтал о руке принцессы Чабелы и звании королевского преемника. За время его диких приключений многие женщины хотели, чтобы Конан остался с ними насовсем. Хотя киммериец обходился с женщинами весьма учтиво, он избегал любых форм брачных уз, так как для человека, в крови которого только путешествия, приключения и битвы, одна лишь мысль быть привязанным к одному месту с постоянными заботами о семье была неприемлема.

Но Конану уже за тридцать пять, время оставило на его лице множество шрамов. Он не сможет вечно продолжать далекие и опасные путешествия, пора думать о будущем. Чабела была милая, красивая девушка, сильная и умная. И, кажется, он ей понравился.

Думая об этом, Конан отошел от перил, спустился в каюту и развалился на стуле. Сверкание камней привлекло его внимание, и он улыбнулся. Перед ним на столе, сверкая и переливаясь, стояла Корона Кобры. Луч полуденного солнца проник через иллюминатор, высекая пламя из ее камней.

После того как Конан уничтожил идола, он вернулся в храм. Теперь запах беды исчез. Таинственное нагромождение черных камней купалось в солнечных лучах. Конан и его товарищи не испытывали ни тайного ужаса, ни сверхъестественного предчувствия.

Киммериец осторожно приблизился к плите, служившей троном идолу многие века. На том месте, где он сидел, виднелось черное отверстие. Когда Конан наклонился над ним, его острый глаз уловил сверкание камней в глубине. Неужели Зароно не заметил? Конан быстро просунул руку в отверстие и вынул Корону Кобры.

Это был полый золотой конус, усыпанный тысячами прозрачных, сверкающих камней. Конан подумал, что это обточенные алмазы. Короне была придана форма свернувшейся змеи, кольца составляли коническое изголовье, а ее шея поднималась сзади и, обогнув верхушку короны, опускалась вниз, так что плоская голова была над бровями носившего корону. Огромное количество драгоценных камней неисчислимой стоимости сделали путешествие на Безымянный Остров оправданным.

Возбужденный крик вывел Конана из состояния задумчивости:

— Грудь Фригги и хвост Шайтана!

Конан улыбнулся, узнав голос Сигурда. Секундой позже рыжебородая голова, с пылавшим от возбуждения лицом, просунулась в дверь. До того, как он успел сказать, Конан уже сам услышал хлопки парусов и пение ветра в снастях. Наконец — это пришел ветер.

И какой ветер! Два дня и две ночи «Вестрел» только на штормовых парусах летел меж гигантских волн.

Когда ветер кончился, «Вестрел» бросил якорь недалеко от побережья континента. В каком месте побережья, Конан не знал, потому что тяжелые тучи закрыли солнце и звезды во время их бешеного плавания. Они держались восточного направления. По джунглям Конан заключил: они находятся южнее берегов Схема, но приплыли они к стигийцам, королевствам Куша или к неизвестной черной стране, оставалось невыясненным.

— Незнакомые места, капитан, — пробормотал Зелтран.

— Главное, найти воды, — прохрипел Конан. — Баки пусты и полны грязи. Собери береговую партию и ступай с ними. Быстро!

Зелтран поспешил на нижнюю палубу собирать людей. Когда команда собралась и уселась в шлюпку, Сигурд мрачно посмотрел на береговую линию и пробормотал одно из международных ругательств.

— В чем дело, парень? — спросил Конан.

— Может быть, и ничего, — пожал плечами Сигурд. — Только эта земля не больно-то похожа на побережье Куша.

— Ну, так что с того? Мы достигли бы Куша, если бы взяли восточнее.

— Эти земли не райский уголок для честного морехода. Черные дьяволы могут через день сожрать всех, а могут и подождать. И еще есть легенды о народе женщин-воительниц, которые сражаются искуснее мужчин.

Конан уставился на воду.

— Может, и так, но нам нужна вода, да и провизия на исходе. Когда наполним трюмы, то пойдем на север, к Кордаве.

 

Глава 10

Черный берег

Гавань, в которую они вошли, лежала в устье небольшой речки, берега которой поросли густым кустарником и высокими красивыми пальмами. Шлюпка замедлила ход, и несколько корсаров, прыгнув в воду, вытащили ее на берег. Оставив охрану, отряд пошел вверх по течению, захватив пустые бочонки.

Конан, прибывший на берег со второй партией, стоял, скрестив на могучей груди руки, и, нахмурившись, изучал побережье. Очертания устья реки казались мучительно знакомыми, и название реки Зикамбры неожиданно пришло в голову. Он, видимо, видел линии этого побережья на карте или действительно был здесь много лет назад в одно из своих путешествий с Белитой. Выражение сурового, иссеченного шрамами лица Конана смягчилось, когда он вспомнил о Белите и ораве ревущих черных корсаров за их спинами. Белит — прекрасная, сильная женщина-пантера. Белит, чьи глаза были подобны черным звездам, — его первая и самая сильная любовь…

Со скоростью тропического шторма ревущая толпа обнаженных чернокожих выскочила из кустов, их эбонитовые тела сверкали сквозь перья и военную татуировку. На их плечах были шкуры животных, в руках они сжимали оперенные копья.

Изумленно вскрикнув, Конан выхватил со свистом тесак из кожаных ножен и заорал:

— Ко мне, корсары! К оружию, и быстрее!

Вождем чернокожих воинов был гигант, напоминающий мускулистым телом вырубленную из черного мрамора сверкающую статую гладиатора. Как и на остальных, на нем, кроме шкуры леопарда и ожерелья, ничего не было. На голове раскачивалась корона из перьев. Умные черные глаза смотрели с величавым достоинством.

Посмотрев на него, Конан решил, что дикарь на кого-то похож. Но ему некогда было размышлять. Он помчался по берегу, сверкая сталью тесака, и встал перед быстро собравшейся командой лицом к лицу с чернокожими воинами.

Неожиданно предводитель черных вытянул перед собой могучую руку и крикнул:

— Синамане, уоте!

По этой команде весь отряд замер, все, кроме одного, стоявшего за спиной вождя и приготовившегося метнуть ассегай в Конана. Его рука уже двинулась вперед, когда вождь обрушил свою палицу на его голову. Воин рухнул на песок.

Конан приказал своим людям не начинать атаки. Несколько долгих минут две группы вооруженных людей стояли лицом к лицу, держа мечи и стрелы наготове. Конан и черный гигант смотрели друг на друга в мертвой тишине. Неожиданно белые зубы вождя сверкнули в улыбке.

— Конан! — воскликнул вождь, сверкая белыми зубами. — Неужели ты забыл старого товарища?

Когда он заговорил на гирканианском языке, Конан как будто проснулся.

— Джума! Кром и Митра! Джума! — заорал он.

Бросив тесак, он прыгнул вперед и заключил улыбающегося вождя в могучие объятия. Корсары с изумлением наблюдали, как два гиганта обменивались восторженными ударами по спине и плечам.

Много лет назад Конан служил в легионерах короля Юлдиса Туранского далеко на востоке. Джума Кушит был наемником. Они вместе участвовали в экспедиции в далекую Гирканию, сопровождая одну из дочерей короля Юлдиса к ее будущему мужу.

— Ты помнишь ту битву в снегах Талакмаса? — спросил Джума. — И этого неуклюжего маленького бога — короля, не помню по имени. Что-то вроде Джалунг-Фонгпа.

— Как же! И как зеленый идол, высотой в дом, ожил и раздавил единственного повелителя демонов Яма! — порывисто ответил Конан. — Кром, вот это было время! Но что, во имя девяти адских мечей, ты здесь делаешь? И как ты стал вождем?

— А где же быть чернокожему воину, если не на черном берегу? — улыбнулся Джума. — А как ты стал пиратом?

— Человек должен как-то жить, — пожал плечами Конан. — Я не пират, а законный корсар при дворе короля Зингара. Если подумать, то, конечно, между пиратом и корсаром не много разницы, но лучше ты расскажи о своих приключениях. Как ты покинул Туран?

— Я привык к саванам и джунглям, Конан. Я устал мерзнуть каждую зиму в Туране. Кроме того, после того как ты уплыл на север, мы жили без приключений. И мне захотелось снова увидеть пальмы и потискать полных черных девушек под кустами. Так что я ушел из наемников и поплыл на юг к черным королевствам, став со временем королем.

— Королем! — ухмыльнулся Конан. — Королем кого? Кроме банд нищих разбойников вокруг никого.

— Так и есть, — снисходительно улыбнулся Джума, — вернее, так и было до тех пор, пока не пришел Джума и не научил их искусству воевать.

Джума повернулся и сказал несколько слов своим людям, которые стояли, слушая, как их вождь разговаривает с чужим вождем на непонятном им языке.

Негры сели на песок. Корсары Конана тоже сели, не спуская, однако, настороженных глаз с чернокожих.

— Оказалось, — заключил Джума, — что мое племя враждовало с соседним племенем. Мы победили соседей, и они слились с нами. Я стал военным вождем. Когда мы победили два других племени, меня избрали военным князем. Теперь я управляю всем побережьем, и мы уже близки к тому, чтобы стать нацией. Я даже собираюсь построить столицу, когда до этого дойдут руки.

— Черт возьми! — сказал Конан. — Ты взял у так называемой цивилизации гораздо больше, чем я. По крайней мере ты идешь в гору. Удачи тебе! Когда твои головорезы выскочили из кустов, я подумал, что боги устали играть с нами и собираются успокоить на неведомом берегу. Мы высадились за водой, только что покинув остров, полный призраков, змей и бегающих статуй.

— Ты найдешь достаточно воды, чтобы наполнить корабль, — пообещал Джума, — и, погрузив на борт все необходимое, вы будете гостями моей деревне всю ночь. У нас будет такой праздник, какого вы давно не видели. У нас новый урожай, и банановое вино должно удовлетворить даже вашу жажду.

В эту ночь большинство команды Конана сидело на травяных подстилках в деревне Джумы-Кулало. Кулало — по размерам город — представлял собой скопление конических бамбуковых хижин, крытых соломой, спрятавшихся за высокими палисадниками и оградами из кустарника.

В центре города была вырыта огромная яма. В яму были помещены дрова, на которых поджаривались бараны, свиньи и антилопы. Из рук в руки передавались деревянные кувшины сладкого вина. Черные музыканты выстукивали сложные ритмы, играли на флейтах и лирах. Молодые черные женщины, едва прикрытые перьями и листьями, танцевали перед оранжевыми языками пламени. Они прихлопывали руками, выкрикивали что-то хором, исполняя сложный танец, который явился бы украшением любой императорской танцевальной группы. Моряки налегли на свинину, пирожки и горы свежих фруктов.

Люди Сигурда присоединились на празднике к партии Конана. Теплый сердечный прием восхитил их. Зингаранцы и аргосеанцы были слишком благодарны за пищу, чтобы ссориться друг с другом.

Не одна полная, волоокая эбонитовая соблазнительница, возбудившая желание матроса, была уведена в тень хижины, чтобы вернуться потом с пылающим лицом, помятым телом и умиротворенным сердцем.

Конан заволновался — его корсары месяцами не видели женщин, и был приятно удивлен, что черные воины короля Джумы, казалось, не обращали на это внимания. Им даже нравилось, что их жены оказывались предметом внимания. Удостоверившись, что по женской части неприятностей не предвидится, Конан подумал, что в первобытном образе жизни что-то есть.

Однако принцесса Чабела нашла такое животное поведение неприятным и сказала об этом. Она сидела между Конаном и Джумой. Беседуя с Джумой, киммериец вспоминал свои приключения много лет назад и восхищался холодным выражением лица принцессы.

Конан опасался, что Джума, в ответ на свое гостеприимство, мог ожидать для себя Чабелу в виде вознаграждения. Для кушитов это было просто хорошими манерами. Пока Конан старался отогнать эти мысли, Джума вдруг сказал, что он хорошо знает и понимает цивилизованных людей, что там иные правила, так что с его стороны принцессе ничего не угрожает.

— Клянусь Кромом, — сказал Конан, — это настоящая жизнь! Я не мог прочесть по этим проклятым звездам, где мы находимся, да и карты у нас нет. Кроме того, мы находимся в сказочной стороне амазонок. — Он выпил еще одну чашку бананового вина.

— Ты верно говоришь, — нахмурился Джума, — о женщинах из Гамбуру — их главного города. Они считают этот берег своей территорией. Но у них не хватает сил, чтобы доказать это.

— Вот как? Я слыхал, с этими ведьмами трудно драться. Хорошо, что мы не встретимся с ними, ибо драться с женщинами не в моих правилах. У тебя были неприятности с ними?

— Немного в самом начале. Я старался научить моих ребят стрелять, — грустно покачал головой Джума. — Но это оказалось трудным делом. В окрестностях нет деревьев, пригодных для луков, а мои воины даже не умели оперять стрелы. Они любили повторять: так было всегда с тех пор, как Дамбаилах создал мир, потому так и должно быть. Иногда я думал, что легче научить зебру играть на флейте. Но у меня теперь лучшие лучники в Куше.

Конан улыбнулся, но затем приложил руку ко лбу. Банановое вино на вкус было легкое и сладкое, но все же очень хмельное. Пробормотав извинения, Конан встал, пошатываясь, мешок он потащил за собой и пошел спать. В нем лежала корона Кобры, завернутая в наволочку. Конан не оставил ее на борту «Вестрела» так как блеск камней мог соблазнить даже самого преданного из его людей. Поскольку он был к ним привязан, то предпочитал убрать соблазн, чем вздернуть кого-нибудь на рее.

Пробормотав «спокойной ночи» Сигурду, Зелтрану, Джуме и принцессе, он доплелся до предназначенной ему хижины. И почти сразу же раздался храп, как далекий раскат грома.

Опьянев, Конан не заметил мрачного лица одного из воинов Джумы, угрюмого парня по имени Бвату. Именно он чуть не бросил в Конана копье, и его сразил Джума. Бвату был одним из военачальников Джумы и считал себя глубоко оскорбленным. В течение всего праздника его угрюмый взгляд снова и снова возвращался к мешку, лежавшему у ног Конана. По тому, как Конан обращался с мешком, можно было предположить, что в нем лежит что-то ценное.

Бвату хорошо запомнил хижину, куда ушел Конан. Он встал, покачиваясь, как пьяный, хотя почти ничего не пил, и, покинув продолжающийся при свете луны праздник, побрел в тень. Как только он скрылся из виду, то сразу же побежал назад по чернильно-черным дорожкам между хижинами. Серебряный луч луны сверкнул на широком лезвии кортика, который он только что получил в подарок от одного матроса.

Далеко на севере в оазисе Хаджар в Стигии Тот-Амон часами исследовал звездные кланы, чтобы хоть что-нибудь узнать о реликвии змее-людей из древней Валусии. Когда Менкара и Зароно спали в своих альковах вдали от его лаборатории, могучий стигиец убедился наконец в безнадежности своей задачи. Он сидел, неподвижно глядя в пустоту.

Тени плавали и колебались внутри огромного кристалла, поддерживаемого невидимыми руками у его трона. Слабое дрожание, испускаемое движущимися внутри фигурками, бросало расходящиеся тени на украшенные скульптурами стены комнаты.

Тот-Амон установил, что Корона Кобры больше не лежит на своем месте под каменным идолом Тсафоггуа, бога-жабы. Видимо, какая-то команда моряков, высадившаяся на острове случайно или преднамеренно, унесла Корону. С помощью кристалла Тот-Амон обыскал весь остров. Пропала не только корона, на острове не осталось ни одного человека. Не было и принцессы Чабелы, о побеге которой рассказал ему Зароно. Исчезновение принцессы и Короны, как и разрушение идола, — все указывало на вторжение неизвестной команды.

Тишина в комнате ничем не нарушалась. Тени мелькали на стене и фигуре, сидевшей на троне столь неподвижно, что она казалась каменной.

 

Глава 11

Гибельная паутина

Сон редко сваливал Конана с ног, но в этот раз коварное вино погрузило его в глубокий сон, из которого его вырвало подсознательное чувство опасности. Он медленно проснулся, не понимая, что же не так.

Наконец он понял. В плетеной стене хижины зиял разрез длиной в человеческий рост и шел до земли, холодный ночной воздух, проникающий через него, обдувал тело Конана.

Конан протянул руку к мешку, который он положил перед сном рядом с собой. Выругавшись, вскочил на ноги, обшаривая глазами темную хижину, — Короны Кобры не было.

Черный гнев закипел в сердце Конана, его рев потряс шаткие стены хижины. Выхватив тесак, он выскочил, выкрикивая грозные ругательства.

Праздник продолжался для тех, кто мог держаться на ногах. Гигантское пламя потухло. Звезды сверкали подобно гроздьям алмазов. Почти полная луна показывала свой серебряный щит. Среди тех, кто не спал, Конан заметил Сигурда и Джуму. От его рева они вскочили на ноги.

В нескольких словах он рассказал, что случилось. Поскольку корона была их единственной добычей за все путешествие, Конан был охвачен слепой яростью.

Все корсары были на месте, хотя не все в полном сознании. Однако после проверки людей кулало оказалось, что один исчез.

— Бвату! Разрази его Дамбалла! — закричал в гневе Джума.

— Ты знаешь этого черного пса? — заорал Конан, не следя в гневе за выражениями.

Джума мрачно кивнул.

— Это угрюмый парень, которого ты сшиб на берегу? — спросил Конан.

— Тот самый. Я думаю, он возненавидел нас обоих.

— Или он заметил алмазы в мешке, — прибавил Сигурд. — Где этот негодяй мог спрятаться, король Джума? Мы должны схватить его, как бы он далеко не успел убежать.

— Он мог податься в земли наших врагов, Матамба, — Джума указал рукой на северо-восток. — Дальше к северу он может попасть в руки работорговцев, которых там особенно много. С другой стороны, он не мог уйти далеко к юго-востоку, потому что там лежит…

Стоять и выслушивать предположения Джумы, пока сказочное богатство уходит все дальше и дальше в ночь, было выше сил Конана. Внезапно он оборвал Джуму.

— Ты можешь так болтать хоть всю ночь, — прорычал он. — Где здесь дорога в Матамбу?

— Выход через Восточные ворота, и далее просека ведет на северо-восток.

Не дослушав до конца, Конан помчался. По пути он остановился и вылил на голову котел ледяной воды. Он бежал пыхтя, как морское чудовище, но голова перестала болеть и мысли прояснились.

На бегу он заметил завернутую в простыню Чабелу, выглядывавшую из своей хижины.

— Капитан Конан! — позвала она. — Что случилось? На город напали?

— Ничего, принцесса, — покачал головой он, — все дело в алмазах, которые у меня стащили. Спите спокойно и не думайте об этом.

Подскочил Сигурд и тяжело перевел дыхание. Он сказал:

— Конан! Джума и его помощники стараются поднять спящих воинов. Не лезь в джунгли один. Боги знают, какие чудовища могут там прятаться, так что подожди Джуму…

— Будьте вы все прокляты! — заорал киммериец, сверкая глазами. — Я успею схватить Бвату, пока не остыл его след, и жаль мне того, кто встретится на моем пути!

С этими словами он умчался. Как разъяренный буйвол, он вылетел в Восточные ворота и исчез.

— Проклятый киммерийский характер! — пробормотал Сигурд, бросая на принцессу извиняющийся взгляд, и помчался в темноту за товарищем, крича: — Подожди меня!

Деревня превратилась в гудящий улей. Джума и его помощники будили спящих пинками, поднимали на ноги и отдавали приказы.

Никто не заметил, как Чабела вошла в свою хижину и переоделась в одежду из грубой ткани, которую ей дал Конан, когда они покидали корабль. Одетая, обутая и вооруженная, она выскользнула на улицу и, прячась в тени, добралась до Восточных ворот.

— Если этот пропойца думает, что он может командовать королевской принцессой из дома Рамиро… — гневно прошептала она, не желая подчиняться приказу Конана.

Однако был и другой повод. Несмотря на грубость, киммериец хорошо обходился с ней и защищал ее. Он обещал доставить ее к отцу невредимой, а это были не пустые слова. Она чувствовала себя с Конаном в большей безопасности, чем в окружении его корсаров или людей Джумы. Размышляя об этом, она исчезла в джунглях, где во тьме был слышен рев охотящегося леопарда.

Несколько часов мчался Конан по дороге в Матамбу, затем он остановился перевести дыхание, думая о том, что хорошо дождаться корсаров. Но понял, что любая остановка даст возможность кушиту убежать еще дальше, и с удвоенной энергией помчался вперед.

Конан хорошо знал джунгли Куша. Десять лет назад он был вождем северного племени Бамула. Менее опытный человек подумал бы, что идти одному в джунгли — значило подвергать себя всевозможным опасностям, Конан думал иначе. Дикие коты, например, хоть и коварны, но трусливы. Лишь единицы способны вступить в единоборство с человеком, если не смертельно голодны или не выжили из ума от старости. Страшный шум, который производил Конан, был самым лучшим средством безопасности.

По правде говоря, в джунглях жили и более опасные животные: огромная горилла, бешеные носороги, дикие бизоны и могучие слоны. К счастью, Конан не встретил никого из них.

Когда с приближением рассвета небо посветлело, Конан присел у родника, напился, провел тыльной стороной ладони по глазам, откинул назад волосы.

Всего несколько минут отдыхал Конан, затем, тяжело вздохнув, он поднялся и пошел вперед, положившись на свое железное здоровье. Неоднократно он проверял возможности своего организма за многие годы приключений и знал, что они превосходят возможности обычного, даже очень сильного человека.

Солнце встало над джунглями Куша и осветило влажное, туманное утро. Огромные коты прятались после ночной охоты по своим норам, подальше от дневных лучей.

Когда рассвело, Конан заметил на грязной дороге следы голых ступней. Он был уверен — это следы бежавшего Бвату.

Прошло совсем немного времени, и Чабела пожалела о своем необдуманном решении последовать за Конаном в джунгли. Она скоро сбилась с пути и потеряла всякую ориентацию. Когда пропала луна, джунгли сделались черными как деготь. Из-за деревьев она не видела звезд и не могла определить свое местонахождение. Чабела беспомощно бродила кругами, ударяясь о деревья и спотыкаясь о корни и мелкий кустарник.

Ночь была заполнена звуками и шумами. Чабела не встретила ни одного дикого животного, которого она так боялась. Но от далекого рева или звука продирающегося через кусты огромного тела, сердце ее уходило в пятки.

Ближе к рассвету, дрожащая от страха и холода, измученная девушка упала на груду мха. Зачем она ушла? Не помня себя от усталости, она уснула.

Проснулась она от прикосновения сильных рук, которые схватили ее и поставили на ноги. Чабелу окружали высокие черные люди в рваных халатах и тюрбанах. Они крепко связали ее руки, хохотом отвечая на ее стоны.

К полудню Конан, как и предполагал, настиг Бвату. Тот, однако, бы не в состоянии возвратить корону. Он был мертв — и с пустыми руками.

Черный грабитель лежал на дороге лицом вниз в луже крови. Он был почти разрублен на куски. Конан склонился над телом, изучая раны. Скорее всего они сделаны стальным лезвием шпаги, а не бронзовым или железным наконечником копий местных жителей. Бронзовое и медное оружие быстро ломается и тупится при употреблении и поэтому оставляет рваные раны, но здесь были чистые разрезы, характерные только для стального клинка. Черные народы Куша не знали искусства ковки стали. Железо и сталь были здесь редкостью, и его доставляли сюда наиболее цивилизованные народы Дарфара и Екшана.

Конан подумал, что вора могли убить амазонки, унеся с собой корону и таким образом ограбив его самого дважды: отняв право мести и корону. Когда он поднялся, оскалив зубы от злости, сверху на него упала тяжелая сеть.

С яростным криком он выхватил тесак, но сеть не поддалась, сжимая его все туже.

Как паутина огромного паука, сеть повалила его на землю. Одетые в халаты и тюрбаны чернокожие, неожиданно выскочившие на дорогу, быстро и деловито обмотали Конана сетью, так что он стал похож на кокон гигантского шелкопряда. Один из чернокожих оглушил Конана дубиной.

Падая в темноту, Конан выругал себя за непростительную глупость. Никогда он не позволял себе попасться в такую примитивную ловушку.

 

Глава 12

Город женщин-воительниц

В оазисе Хаджар была темная как деготь ночь. Плотные облака закрыли небо, поглотив сияние луны. Темно и в тронном зале дворца Тот-Амона, зеленое пламя светильников потухло. Стигийский волшебник казался сросшимся со своим троном, столь неподвижно он сидел. Могучая грудь не вздымалась, а мрачное лицо превратилось в неодушевленную маску.

Так и было. Не сумев найти следы Короны Кобры на астральном плане, Тот-Амон освободил свое Ка от бренной оболочки-тюрьмы и воспарил в высшие сферы, акшик. И здесь, в призрачном, темном королевстве душ, не было понятий о времени. Прошлое, настоящее и даже подернутое дымкой будущее лежало видимым. Здесь дух Тот-Амона увидел ясные картины — прибытие «Петрела», высадку Конана, пробуждение идола, его гибель, дальнейшее плавание Конана к Черным Берегам и пропажу Короны Кобры. После этих прошедших перед ним видений Тот-Амон позволил своему Ка снова спуститься в нижние сферы космоса.

Вновь обретя свое тело, Тот-Амон почувствовал острую боль, пронизавшую его всего. Помертвевшая кожа снова ожила.

— Зароно! Менкара! — голос Тот-Амона прокатился по гулким подземельям дворца.

— Да? — сказал Зароно, натягивая дублет и выходя из комнаты, позевывая после сна. — В чем дело, господин волшебник?

Вслед за ним молча вошел Менкара.

— Приготовьтесь вернуться к Черным Берегам сию же минуту. Я узнал, куда делась Корона Кобры и ваша принцесса Чабела. Обе находятся в Кулало, столице Джумы Кушита.

— Как они там очутились? — спросил Зароно.

— Ваш друг Конан-киммериец привез их туда.

— Этот паршивый варвар! — заорал Зароно.

— Если ты его найдешь, поступай, как знаешь. Я не люблю его — он слишком много причинил мне беспокойства. Но ваша главная задача — привезти принцессу. Даже я не могу управлять ее волей на таком расстоянии.

— А корона?

— Корону я возьму на себя.

— Вы поедете с нами, господин?

— Нет, — слабо улыбнулся Тот-Амон. — При помощи магии, которой владеют лишь несколько волшебников на земле, я достигну Кулало раньше вас. Не теряйте времени, собирайте ваше снаряжение, и вперед. Не дожидаясь вечера!

Конан очнулся в подавленном состоянии с сильнейшей головной болью. Ему приходилось и раньше попадать в плен, но так глупо… Он лежал с тяжелыми кандалами на руках — беспомощный и безоружный. Раны и царапины кровоточили. Видимо, работорговцы тащили его через дремучий кустарник. Конан лежал неподвижно, из-под упавших на глаза волос изучал обстановку — количество людей вокруг, их вооружение, расположение охранников. И вдруг он заметил напуганную, с лицом белее мела, Чабелу в окружении мрачных чернокожих. Он постарался сосредоточиться и понять — как она очутилась здесь?

В это время на поджарой кобыле прискакал чернокожий в сером халате работорговца. Он был гибкий и тонкий, с острыми чертами лица, что было необычно для местных племен.

Мужчина подъехал ближе и что-то сказал начальнику группы, захватившей Конана. Тот обернулся, щелкнул хлыстом и приказал надсмотрщикам поднимать рабов в путь.

Пленников выстроили в колонну по двое. Они все были скованы кандалами, так, чтобы в одиночку никто не мог освободиться. Гигант киммериец, возвышавшийся над окружающими его чернокожими, бросал яростные взгляды вокруг себя. Худой работорговец, осматривая толпу пленников холодным, презрительным взглядом, сказал:

— Клянусь Замби, эта шваль принесет нам только убытки в Тамбуру!

— Точно, господин Мбонани, — кивнул его лейтенант. — По-моему, они год от года слабее.

В этот момент работорговец ударил Конана по плечу хлыстом. Только тот коснулся кожи, Конан схватил закованными руками хлыст и дернул с нечеловеческой силой.

Потеряв равновесие, работорговец рухнул к его ногам. Но тут же вскочил, выкрикивая ругательства и выхватывая из ножен тяжелый, острый как бритва гханатанский нож — скорее, короткий меч.

Но Конан успел ударить работорговца снова, сбив его с ног. Киммериец тут же нагнулся, повалив закованных вместе с ним негров, и схватил выпавший нож. Еще один работорговец мчался к Конану, размахивая над головой топором и явно намереваясь раздробить ему голову. До того, как топор опустился, Конан вонзил нож ему в живот по самую рукоятку, так что острие вышло со спины.

Как только работорговец рухнул на землю, тишину разорвали крики людей. Пять человек схватили закованного кандалами Конана и держали его, в то время как еще трое дубинами старались выбить остатки сознания из его головы.

— Неплохо, — пробормотал Мбонани, — один, по крайней мере, подходящий. Да еще белый, откуда он взялся?

— Я уже прежде говорил о нем, — ответил помощник. — Есть еще белая женщина, вон там, подальше.

Мбонани оценивающе поглядел на Чабелу.

— Эти двое лучше всех, — сказал он. — Обходитесь с ними хорошо, Зуру, иначе с тобой обойдутся плохо.

Мбонани подъехал к тому месту, где стоял шатающийся Конан с лицом, напоминавшим кровавое месиво. Когда Конан поднял окровавленную голову, Мбонани хлестнул его по щеке хлыстом.

— Это за одного из моих людей, белый человек! — рявкнул он.

Удар был болезненный, но варвар даже не моргнул. Он смотрел на работорговца с холодной ненавистью. Мбонани улыбнулся.

— Мне нравится твоя храбрость, белый человек, — сказал он. — Сохрани ее, и амазонки заплатят за тебя хорошую цену. А теперь вперед!

Сопровождаемая обрадованными работорговцами, колонна пленников двинулась по дороге в Гамбуру.

Конан шел вместе с остальными, его тело стоически переносило жару, жажду, мух и палящее солнце. Он вспомнил о потере Короны Кобры, но это была лишняя мысль. Он давно уже усвоил, что когда рискуешь жизнью, то думать о добыче — пустое дело.

Со временем он заметил, что один из седельных мешков Зуру заметно больше остальных. Конан мрачно усмехнулся. Лейтенант мог сколько угодно кланяться и заискивать перед капитаном Мбонани, но он был себе на уме.

Гханатанские работорговцы вывели своих пленников из джунглей на просторы саванны, где в лучах низкого полуденного солнца виднелся каменный город Гамбуру.

Конан посмотрел на город. В сравнении с блестящим Агарапуром — столицей Турана — или даже Мерое, столицей Куша — Гамбуру не производил впечатления. Однако в стране, где большинство домов — незамысловатые цилиндры из высушенной травы и веток, а городские стены — деревянный частокол, да и вообще, «городом» именовалась большая деревня по меркам северных стран, Гамбуру конечно же выделялся.

Вокруг города была стена в два человеческих роста, сложенная из каменных блоков. В стене четыре входа, над воротами каждого возвышалась сторожевая башня с бойницами для лучников. Массивные створки ворот сделаны из дерева.

Конан заметил кладку стен. Некоторые были из обычных, грубо стесанных полевых камней и древнего гранита. Когда колонна прошла через запасные ворота, Конан заметил, что и дома внутри города построены из такой же смеси камней. Большинство домов были в один-два этажа с соломенными крышами. Нижний этаж в большинстве случаев был сделан из старого, хорошо обработанного камня, верхний же выкладывался из нового и грубого. Тут и там виднелись обломки скульптур. Вспоминая увиденные ранее города и легенды о разрушенных городах, Конан сделал вывод, что доисторический народ первоначально построил здесь город.

Столетия назад предки нынешнего поколения овладели им. В процессе постройки и перестройки они использовали старые камни и повторяли, хотя и довольно грубо, планы постройки своих предшественников.

Копыта лошадей поднимали с немощеной мостовой облачка пыли.

Когда колонна вышла на главную улицу, прохожие расступились, давая им дорогу.

Взгляд Конана перескакивал с одного на другое. Он заметил, что в этом городе различие между полами было необычным. Женщины были высокими и сильными, они ходили гордо, как большие черные пантеры, с подвешенными к поясу бронзовыми мечами. На шеях были ожерелья, на головах военные уборы из перьев, на плечах — львиные шкуры.

Мужчины же — маленькие невзрачные чернокожие, на несколько дюймов ниже женщин. Они убирали улицы, возили колесницы и таскали носилки. Конан возвышался над ними, как башня.

Колонна пересекла базар с лежавшими под навесами товарами и двинулась по широкой улице к центральной площади. Это огромное открытое пространство, шириной в полет стрелы, с одной стороны ограничивалось королевским дворцом — древним сооружением из красного песчаника. У входа стояла пара массивных грубых изваяний. Это были не изображения людей, но что они изображали, сказать было трудно.

Далее внимание Конана переключилось на странную яму в центре площади. Эта неглубокая впадина была очень широкой в поперечнике. Ее края опускались вниз в виде ступеней, как ряды каменных скамеек в амфитеатре. Дно ямы было посыпано песком, на котором виднелись несколько луж от недавнего дождя. В центре этого песка стояла группа странных деревьев.

Конан за свои долгие путешествия ни разу не видел таких арен. Однако он едва успел взглянуть на нее, так как всех пленников загнали в сарай. Здесь они были оставлены до утра под усиленной охраной.

Но и за это короткое время Конан успел заметить одну непонятную деталь. У основания странных деревьев на желтом песке лежала груда обглоданных белых костей — человеческих костей, какие находят в пещере льва-людоеда. Он знал, что агроссеанцы иногда скармливают львам на арене осужденных преступников, но эти арены были построены с таким расчетом, чтобы лев не мог выскочить и напасть на людей. Для этой цели яма была совершенно непригодна — лев без труда мог выскочить.

Чем больше думал Конан об этом, тем тяжелее становилось у него на душе.

 

Глава 13

Королева Амазонок

Рассвет оранжевым пламенем полыхал над приземистыми башнями города амазонок. С рассветом Конан, Чабела и другие рабы были выведены из сарая на площадь базара. Здесь их раздевали и по одному выводили на помост, показывали покупателям, назначали цену и уводили обратно.

Все покупатели были женщины, правящий пол в Тамбуру. Высокий, стройный Мбонани стоял сбоку, сохраняя бесстрастное выражение, пока покупатели торговались с его лейтенантом Зуру. Женщины-воительницы уважали гханатанцев за их талант вылавливать рабов и ценили их значительно больше своих мужчин.

Когда пришла очередь Чабелы, она залилась краской стыда на помосте и старалась прикрыться руками. Когда Зуру привел ее обратно, она рыдала.

— Пять квиллов, — раздался голос из толпы.

Зуру окинул взглядом толпу гамбурнианцев и сказал:

— Продано!

Поскольку оба говорили на испорченном гханатанском, служившим языком торговли в королевствах Куша, Конан все понял. Он удивился, что никто не перебивал такую низкую цену. Квилл представлял собой кусочек пера большой птицы, наполненный золотым песком: в стране амазонок еще не знали монет. Все же Конан удивлялся, что молодая красавица-аристократка была оценена так низко. Женщина, сидевшая в носилках за пологом и назначавшая цену, была, должно быть, важной персоной и никто не осмеливался торговаться с ней, подумал Конан.

Он устал, хотел есть и находился в самом мрачном расположении духа. Его избили до потери сознания, заставили брести под палящим солнцем, почти не кормили и не поили. Когда один из работорговцев дернул его за цепь, чтобы вести на помост, он чуть не вскипел, но добытый кровью опыт остановил его. Он мог убить этого стражника и, возможно, еще нескольких до того, как они одолеют его, но остальные изрешетили бы его копьями и изрубили ножами. А кто же позаботится о Чабеле? Встав на ее сторону, он — хоть и не хотел в этом признаться — принял на себя ответственность за ее судьбу. Он должен выжить.

Его глаза прищурились, губы сжались в тонкую нить, на шее вздулись вены от еле сдерживаемой ярости. Его руки дрожали, когда, пересилив себя, он взошел на помост. Ближайший стражник принял эту дрожь за признак страха и, улыбаясь, что-то прошептал товарищу. Конан послал стражнику холодный, суровый взгляд, мигом согнавший с того улыбку.

— Эй, ты, раздевайся! — крикнул Зуру.

— Помоги мне снять ботинки, — спокойно сказал Конан. — Мои ноги сбились от долгой ходьбы. — Он уселся на помост и вытянул ногу.

Зуру присел и потянул ботинок. Пока он возился с ним, Конан, мягко подведя одну ногу сбоку, ударил. Зуру отлетел, как выпущенный из катапульты, и упал лицом в лужу.

С яростным воплем Зуру вскочил на ноги. Выхватив кнут у стоящего рядом охранника, он с полуулыбкой на мрачном лице приблизился к Конану.

— Я проучу тебя, белый пес, — прошипел Зуру, взмахнув кнутом.

Как только бич из кожи гиппопотама обвился вокруг Конана, он протянул руку и схватил его. Затем, не вставая с помоста, подтянул Зуру к себе.

— Поосторожнее, малыш, — ухмыльнулся он. — Тебе бы не хотелось испортить свой товар, не так ли?

Мбонани наблюдал эту сцену, стараясь подавить улыбку.

— Белый пес прав, Зуру, — сказал он, — пусть новый хозяин научит его хорошим манерам.

Но Зуру был слишком ослеплен яростью, чтобы услышать своего хозяина. Незаметным движением он выхватил свой нож. Конан вскочил на ноги и сорвал сковывавшую его руки цепь, намереваясь использовать ее как оружие.

— Стой! — раздался из паланкина властный голос, тон которого остановил даже разъяренного Зуру.

Из-за муслиновых занавесок показалась черная, вся в бриллиантах, рука. Из паланкина вышла черная женщина, и Конан в изумлении широко раскрыл глаза.

Черная женщина была шести с лишним футов высотой — почти такая же высокая, как Конан, и прекрасно сложенная. Ее густые черные волосы украшали бриллианты и страусовые перья. В ушах красовались необработанные рубины, и нити жемчуга вокруг шеи испускали мягкое сияние. Браслеты чистого, мягкого золота обвивали запястья и лодыжки. Кроме украшений на ней была только юбка из леопарда.

Нзанги, королева амазонок, задержала взгляд на Конане. Над базаром повисла тишина. Медленно ее губы раздвинулись в томной улыбке.

— Девять квиллов за белого гиганта, — сказала она.

Других предложений не было.

Новая жизнь рабыни оказалась для Чабелы почти невыносимой. Она, любимая дочь могучего монарха, должна исполнять все прихоти черных женщин, но гадко было еще и то, что рабыни выполняли свои работы нагими, одежда полагалась лишь для свободных людей.

Она спала на грубой подстилке в комнате для рабынь. Могучая управляющая хриплым голосом и пинками поднимала их с первыми лучами солнца стирать и готовить, мыть полы, прислуживать за королевским столом. Ей было противно видеть бывшего корсара Конана, лежавшего на возвышении, потягивающего банановое вино, закусывая рыбными пирожками и сладостями.

Ее уважение к неустрашимому киммерийцу пропало. Она не знала такого слова, как «жиголо», но ситуацию понимала хорошо. Ее отношение к Конану испортилось совсем, когда она поняла, что он не сопротивлялся статусу «любовника королевы». Ни один настоящий мужчина, думала она, не пал бы так низко, чтобы довольствоваться таким положением. Опыт еще не научил ее, как научил Конана, принимать навязанные условия, если нет возможности их изменить.

Чабела знала в этом городе только Конана и считала его своим другом. Все, что с ней произошло, настолько подорвало волю, что она совсем пала бы духом, если бы Конан несколько раз, когда никто не видел, не подмигивал ей. Чабеле хотелось верить, что он подбадривает ее, говоря: «Смелее девочка! Мы еще выберемся отсюда!»

В жизнь королевы Нзанги отношения с Конаном внесли что-то новое. Ее опыт и вся культура королевства предполагали, что женщина является естественным повелителем мужчин. Сотня королев правили до нее с Трона Из Слоновой Кости. Все они притесняли и помыкали мужчинами, используя их в качестве слуг и машин для получения удовольствия и продолжения рода, сбрасывая со счетов, когда те заболевали или уставали. Так вела себя и она, пока гигант киммериец не вошел в ее жизнь. Конаном нельзя было управлять: его воля была крепче стали, он был даже выше и сильнее ее. В его могучих руках амазонка познала удовольствие, никогда ранее не испытанное.

Нзанги устала ревновать Конана ко всем женщинам, которых он знал до нее. О них он ничего не рассказывал и не отвечал на ее вопросы. В таких делах Конан проявлял определенное грубое благородство. Как она ни умоляла и ни терзала его, он только молча улыбался.

— А что ты скажешь об этой толстой, маленькой белой девчонке, которую поймали вместе с тобой? — требовала Нзанги. — Она была твоей любовницей, да? Ты находил ее мягкое, ухоженное тело желанным, не так ли? Более желанным, чем Нзанги?

Глядя на нее в моменты страстной ненависти, с пылающими глазами и дрожащими эбонитовыми грудями, Конан должен был признать, что со времени своей первой любви, Белит Черной Пантеры, он не встречал женщины прекраснее Нзанги. Но теперь, когда он знал о ее ревности к Чабеле, он должен быть чрезвычайно осторожен и найти возможность рассеять это подозрение, иначе пострадает Чабела. Нзанги была способна отдать приказ размозжить голову любому, вызвавшему ее гнев.

Конан старался сделать все, что было в его силах, чтобы хоть немного облегчить жизнь Чабелы. Теперь, однако, он не мог делать даже этого, чтобы не привлекать внимание Нзанги.

— Чабела? — зевнул он. — Я едва знаю это дитя. Она высокородная зингаранка, а этот народ придает преувеличенное значение древности. Если бы я любил ее, то она была бы не здесь.

— Что ты имеешь в виду?

— Она покончила бы с собой, как они это делают на родине.

— Я не верю тебе! Ты стараешься защитить…

Конан схватил Нзанги в могучие объятия, опрокинул ее на подушки и стал неистово целовать влажные губы. Только так можно было победить ее плохое настроение и заставить забыть о ревности…

 

Глава 14

Под кнутом

Несколько дней прошли без происшествий. И вдруг…

Нзанги нежилась на подушках в своей спальне. Два дня назад рабыне Чабеле было дано тяжелое, изматывающее задание. Приказания отдавались на глазах у Конана. Нзанги позаботилась об этом, тщательно спланировав наблюдение за ним.

Зная о внимании королевы, Конан надел маску безразличия, хотя он внутри кипел, видя такое обращение с пленной принцессой.

Не сумев ничего узнать от Конана, Нзанги задумала разыграть финальную сцену, рассчитывая все-таки узнать настоящие чувства Конана. Она объявила маленький праздник для нескольких ее приближенных амазонок-офицеров — могучих, сурово выглядевших, иссеченных шрамами женщин, в которых, по мнению Конана, было столько же женственности, сколько в боевом топоре.

Во время праздника Чабела прислуживала за столом. Когда она разливала вино, одна из амазонок толкнула ее.

Вскрикнув от неожиданности, Чабела потеряла равновесие и опрокинула кувшин вина, обрызгав гостей. Одна из них, могучая амазонка по имени Тута, вскочила с бранью и с ужасной силой ударила провинившуюся рабыню ладонью по лицу. Девушка рухнула на земляной пол.

В глазах амазонки вспыхнули искры садистского удовольствия: вид съежившейся нагой девушки, казалось, добавил ей ярости. В мертвой тишине она приблизилась к рабыне, как пантера подкрадывается к своей жертве. В одной руке она сжимала остроконечный бронзовый кинжал. С лицом, ставшим кровожадным, Тута наклонилась над рабыней и занесла кинжал.

Как загипнотизированная, наблюдала Чабела за приближающимся кинжалом. Она знала, что надо вскочить и бежать, но не могла: ужас отнял у нее силу — она лишь беспомощно смотрела.

Но тут амазонка застыла, как будто ее сжали тиски. Подавляющая сила могучих рук парализовала ее. Клинок выпал из рук, ударившись о пол со слабым металлическим звуком. Приподняв ее одним могучим движением, Конан швырнул амазонку в дальний угол зала.

Конан прекрасно понимал, что задумала Нзанги. Но он не мог допустить гибель дочери короля Федруго, с другой стороны, он понимал, что Нзанги сочтет такое вмешательство подтверждением своих подозрений и обратит свою ревность либо на одного из них, либо на обоих. Он выдавил улыбку.

— Конечно, королева Тамбуру не столь расточительна, чтобы позволить убить свою рабыню за несколько капель вина, — сказал он, улыбаясь как можно любезнее.

Королева Нзанги смотрела на него холодно. Затем она сделала знак Чабеле, которая вскочила с пола и выбежала из комнаты. Напряжение спало. Конан вернулся на свое место. Чаши вина снова пошли по кругу, возобновилась застольная беседа.

Конан надеялся, что острый момент прошел. Он постарался утопить свои тяжелые мысли в сладком вине. Но не мог не заметить, что Нзанги время от времени смотрит на него сурово и задумчиво.

Как только Чабела вышла из зала, могучие черные руки подняли ее и быстро понесли. До того, как она успела закричать, ей вставили и закрепили веревкой кляп. А затем на голову натянули мешок. Руки связали за спиной. Ее быстро понесли куда-то по коридорам и лестницам. Наконец ей развязали руки, чтобы снова привязать над головой к медному кольцу, висевшему на цепи в потолке. После этого ее оставили одну.

Вскоре руки затекли и совершенно онемели, боль от веревок перестала ощущаться. Она слабо стонала в тихой комнате, моля, чтобы Конан узнал о ее положении.

Но Конан сам в этот момент нуждался в помощи. Он лежал на ковре в обеденном зале с закрытыми глазами, храпел, как далекий гром. Хотя он выпил мало, его вдруг охватила неожиданная слабость. Он подумал, с усилием собравшись с мыслями, что, вероятно, Нзангн что-то подсыпала ему — но, прежде чем он успел что-то предпринять, его охватил глубокий сон.

Нзанги скользнула по нему взглядом и приказала вынести из комнаты. Затем поднялась и пошла по коридорам в комнату, где висела Чабела. Пока она шла, ярость разгоралась в ее сердце подобно пламени в треножнике, и в ее суровых глазах вспыхивали искры в предвкушении предстоящего.

С головы Чабелы сняли мешок и вынули кляп. Перед ней стояла ехидно улыбающаяся Нзанги. Рабыня в ужасе вскрикнула.

— Кричи сколько хочешь, белокожая тряпка, — ухмыльнулась амазонка. — Это тебе нисколько не поможет!

Нзанги злорадно оглядела прекрасное тело висевшей перед ней жертвы. Затем выбрала кнут из висевших на стене пыточных инструментов. Великолепный из хвоста гиппопотама кнут лежал на полу, как свернувшаяся змея. Чабела смотрела на него с ужасом. Королева вновь неприятно улыбнулась.

— Губы Конана никогда тебя не пугали, — сказала она. — Так испугает поцелуй моего любимца. И никогда его руки не ласкали, как приласкает кнут.

— Что я сделала такого, за что вы меня так мучаете?

— Ты отняла у меня сердце Конана, — крикнула Нзанги. — Я никогда не знала такого мужчины. Но его руки сжимали тебя в ласках, его губы оставляли пылающие поцелуи на твоей белой груди… Но я знаю, когда тебя не будет, он вернется ко мне и будет любить всем своим могучим сердцем. Я сделаю его королем Гамбуру — этого не добивался ни один мужчина за тысячу лет! — она щелкнула кнутом.

— Это неправда, — простонала Чабела. — Он ни разу не коснулся меня!

— Ты лжешь! Но поцелуй кнута вырвет из тебя правду!

Нзанги отвела руку назад, и кнут, свистнув, обвил талию Чабелы. Девушка вскрикнула от острой боли. Кнут оставил алый след, из которого медленно сочились капли крови.

Нзанги медленно отвела руку для следующего удара. В комнате было слышно лишь порывистое дыхание Чабелы.

Снова свистнул кнут, и крик страдания вырвался у девушки, когда он обвился вокруг ее бедер. С кровавым вожделением, исказившим ее прекрасное лицо, глядела Нзанги на извивавшуюся девушку. Она ударила снова, теперь ее эбонитовое тело блестело от мелких капелек пота. Вновь вскрикнула Чабела. Королева улыбнулась, облизав полные губы.

— Кричи в свое удовольствие, хилая рабыня! Никто тебя не услышит. Конан лежит в глубоком сне, из которого ему не вырваться несколько часов. В целом мире нет никого, кто бы помог тебе!

Она собиралась продолжить истязание, пока девушка не умрет под кнутом…

Чабела не представляла себе, что кожа может выдерживать такие пытки. Привыкшая к роскоши придворной жизни, она никогда не испытывала настоящей боли. А теперь под ударами кнута ее тело страдало от боли, а душа от унижения.

Зингаранская знать держала черных рабов, и Чабела знала, что их наказывали за подлинные или мнимые поступки, как это сейчас было с ней. Но в самых диких снах она не могла представить, что роли могут поменяться и черная женщина будет истязать ее, как последнюю рабыню с зингаранских плантаций.

Удар следовал за ударом, и Чабела сквозь кровавую пелену вдруг увидела блестящий предмет, который лежал у противоположной стены на маленьком табурете: золотой головной убор в форме свернувшейся змеи, украшенный бриллиантами. Ну, конечно! Она узнала Корону Кобры, которую Конан вынес из черного храма на Безымянном Острове. Она попыталась смотреть только на корону, чтобы притупить страшную боль…

Корона, вспомнила она, была украдена у Конана в Кулало — когда? Казалось, несколько лет назад. А что потом? Работорговцы, поймавшие ее и Конана, должно быть, отняли корону у первого вора.

Нзанги остановилась, чтобы глотнуть вина. Приготовившись к следующему удару, Чабела широко открыла глаза. Сквозь спутанные волосы она наблюдала удивительную картину.

Позади Нзанги начали происходить странные вещи. Сперва появилось слабое сияние, напоминающее болотные блуждающие огни.

Затем зеленое свечение стало ярче и побольше размерами. Через миг в нем появилось сгущение высотой с человека.

Чабела затаила дыхание. Увидев, что девушка рассматривает что-то позади нее, Нзанги обернулась. В это время сияние превратилось в слепящее изумрудное пламя, а затем потускнело и пропало. На его месте стоял человек.

Он был темнокож, высок и могуч. Его лицо напоминало бронзовую маску с резкими чертами, острыми черными глазами и орлиным носом. На нем был простой белый хитон, оставлявший руки обнаженными.

С того времени, как Зароно и Менкара увидели его на троне, Тот-Амон заметно постарел. На лбу его блестели капли пота, так как магическая операция, перенесшая его сюда из оазиса Хаджар, относилась к числу самых сложных. Лишь несколько волшебников способны были выполнить ее.

Нзанги была изумлена, что посторонний — к тому же презренный мужчина — неожиданно появился в ее комнате пыток. Такое вторжение, бесцеремонное и необъяснимое, заслуживает смерти.

Она открыла рот, чтобы крикнуть охрану, одновременно замахнувшись кнутом.

Стигиец смотрел спокойно и загадочно улыбался. Заметив отведенный для удара кнут, он вытянул руку к черной королеве. Из его пальцев в пространство полилось ядовито-зеленое сияние, которое становилось все ярче и ярче, пока эбонитовая фигура Нзанги не потонула в ее свете.

Королева слабо вскрикнула и упала на земляной пол. Сияние ослабло и исчезло.

Какое-то предчувствие заставило Чабелу прикинуться потерявшей сознание. Она уронила голову на грудь, так что густая масса блестящих черных волос закрыла ее лицо.

Тот-Амон взглянул на нее. Для него она была рабыней, наказанной за какой-то проступок. Он никогда не видел Чабелу близко и не мог себе представить, что перед ним принцесса, за которой Зароно и Менкара охотились по всему Черному Берегу. Волшебники, так же как и простые люди, тоже могут ошибаться.

После того как Зароно и Менкара отправились на поиски принцессы, Тот-Амон еще раз решил обратиться к волшебному камню. Прежде чем начинать могучее колдовство, способное перенести его в любую точку земли, он хотел как можно точнее определить положение Короны Кобры.

Поскольку оставаться в конечной точке своего путешествия он мог лишь ограниченное время, то должен был попасть в точное место поиска. Поэтому, после колдовства с кристаллом, Тот-Амон с некоторым удивлением узнал, что Корона теперь не в Кулало, а в Гамбуру. О Конане и Чабеле он не беспокоился. Он полагал, что Чабела была еще в Кулало, где ее найдут Зароно и Менкара. Во всяком случае, волшебство, перенесшее его в Гамбуру, не годится для переноса еще одного человека обратно.

Что касается Конана, то Тот-Амон считал киммерийца лишь небольшим неудобством, вроде писка комара. Если Конан встанет на его пути, то он раздавит его, как насекомое.

Если бы Тот-Амон внимательнее посмотрел на Чабелу, то узнал бы ее. Однако все его внимание было сосредоточено на Короне Кобры. Его глаза восхищенно вспыхнули, когда он узнал предмет на табурете. Он быстро перешагнул через бесчувственное тело Нзанги и подошел к Короне. Дрожащими от волнения руками он поднял Корону, рассматривая в свете факела, проводя ласково сильными коричневыми пальцами по изгибам колец и огромным бриллиантам.

— Наконец-то! — выдохнул он, сверкнув глазами. — С этим вся мировая империя в моих руках. И святое правление Отца Сета восстановится по всему свету.

Мрачная улыбка осветила его обычно бесстрастное лицо. Тот-Амон сказал волшебное слово и сделал странный жест. Пульсирующая паутина зеленых лучей охватила и скрыла его. Сияние ослабло и пропало.

Оставшись в комнате одна, Чабела, встав на цыпочки, почувствовала, что может ослабить давление петли на руках, хотя запястья были туго связаны, теперь, покрытые потом, они легко скользили в петле. После усилий одна рука, наконец, выскользнула, а за ней и другая.

Изможденная Чабела рухнула на пол. Ее руки так затекли, что она не могла шевельнуть даже пальцем. Однако скоро кровообращение восстановилось, пальцы стало покалывать. Она изо всех сил сдерживала стоны, чтобы королева не очнулась.

Мало-помалу руки отошли. Она встала, пошатываясь, и склонилась над телом Нзанги. Великолепная грудь королевы мерно поднималась и опускалась, как при обычном сне.

Чабела побрела через комнату, туда, где стоял кувшин с вином, которым освежалась Нзанги. Принцесса пила сладкую жидкость жадными глотками, и в ее тело вливалась новая сила.

Внимание Чабелы снова привлекла королева, у которой на поясе сверкнул кинжал. Что мешает достать его из ножен и вонзить в грудь королевы? Она дрожала от ненависти к Нзанги. Она вытерпела от нее такие муки…

Но Чабела колебалась. Она не знала, насколько глубок сон королевы. Положим, она достанет кинжал. Но это движение может разбудить Нзанги, которая, будучи сильнее маленькой, нежной Чабелы, свяжет ей снова руки и либо запорет ее насмерть, либо позовет стражу. Даже если Чабела получит оружие, не разбудив врага, то первый удар может не убить и тогда королева успеет до второго удара позвать на помощь.

Ее удерживало и другое. Кодекс чести Зингара, по которому она жила с малых лет, запрещал убивать спящего врага.

Она быстро пересекла комнату и отодвинула занавесь, закрывавшую вход. Собравшись с духом, девушка пошла в темноту.

В комнате слабо светили факелы, их мерцающий свет вспыхивал на освещающемся с потолка кольце, на окровавленном кнуте и на распростертом теле черной королевы.

 

Глава 15

Черный лабиринт

Войдя в темноту, Чабела заколебалась. Она, вглядываясь в пустые каменные коридоры, решила, что, вероятно, находится в подземельях, расположенных под королевским дворцом. Эти подвалы ревниво охраняются, поэтому она могла в любую минуту оказаться в руках стражи. Выбрав коридор, который, казалось, поднимался вверх, она села отдохнуть.

Тишина была полной, лишь далекие капли воды и слабые шорохи нарушали ее. Факелы из просмоленного дерева в бронзовых подставках были укреплены на большом расстоянии друг от друга, поэтому освещали коридор скудным желтым светом. В зловещей тишине во мраке скользила обнаженная девушка, напоминая белое привидение. Коридоры изгибались и пересекались. Чабела скоро поняла, что заблудилась и бродит наугад. Она боялась, что снова попадет в страшную комнату Нзанги. Но делать нечего, моля Митру, нужно идти.

Пройдя еще немного, Чабела увидела, что пришла в тюрьму. По обе стороны стояли двери с медными решетками. Внутри темных камер виднелись заключенные, некоторые стонали и плакали, но большинство молчали.

Девушка вглядывалась в первые камеры, но вид был столь отталкивающим, что скоро она смотрела только на дорогу перед собой. Некоторые заключенные превратились в настоящих скелетов. Другие смотрели безумными глазами сквозь спутанные волосы, все были в лишаях и коросте. На полу валялись мертвые, которых обгладывали крысы.

Завернув за угол, Чабела, удивленная, увидела Конана.

Его массивное тело лежало на соломенной подстилке в углу камеры. Она встала как вкопанная, размышляя, не сошла ли она с ума.

Это был действительно киммериец. Он лежал так неподвижно, что она подумала, не мертвый ли он, и когда ее глаза привыкли к мраку камеры, она заметила, как вздымается его могучая грудь. Очевидно, он был без сознания.

Поколебавшись, она окликнула его, но ответом был лишь храп спящего варвара. Она подергала дверь камеры, но та была надежно заперта.

Чабела задумалась, решая, что предпринять. В любой момент стража Нзанги могла выйти из-за угла и обнаружить ее. Самое мудрое было идти вперед — и все же она не могла оставить в беде могучего корсара, который рисковал собой из-за нее на Безымянном Острове.

Она снова позвала его срывающимся шепотом. Тут она заметила стоявший на земле кувшин с холодной водой.

Чабела подняла кувшин и поднесла его к двери Конана. К счастью, спящий Конан лежал в камере так, что его голова была у порога.

Поэтому девушке удалось вылить воду через решетку на голову Конана. Рыча, кашляя и отфыркиваясь, Конан начал тяжело просыпаться. Он с усилием принял сидячее положение и невидящими глазами стал осматриваться.

— Клянусь ледяными полями Имира, — пробормотал он. Тут его бессмысленный взгляд остановился на бледном, испуганном лице Чабелы, и он мигом проснулся.

— Вы? Во имя Крома, что случилось? — прорычал он. Оглядевшись вокруг с изумлением, он продолжил: — Заклинаю адом, где это мы? Что произошло? Моя голова в таком состоянии, как будто все демоны Пита колотили ее целый день…

В нескольких словах Чабела рассказала о своих недавних злоключениях. Конан поскреб челюсть, его львиный взгляд потемнел.

— Значит, Нзанги опоила меня, не так ли? Я должен был это предвидеть, зная ее черное, ревнивое сердце. Она не хотела, чтобы я помешал ей. Она, должно быть, решила, что моя квартира в гареме не слишком безопасна, и приказала своим слугам, чтобы они перенесли меня в более спокойное место. — Он потрогал подстилку, на которой лежал, и тихо усмехнулся: — Какая роскошь! Похоже, что она снова собиралась меня использовать по-старому, после того, как сведет с вами счеты.

— Что же нам делать, капитан Конан? — спросила Чабела, чуть не плача. Тяжелое испытание подорвало ее силы.

— Делать? — Конан вскочил и потянулся. — Помешать этому! Но сначала открыть дверь.

— Но у меня нет ключей…

— К черту ключи! — рявкнул он, положив руку на один из засовов. — Эти засовы из мягкой меди и стоят здесь целую вечность. Мне не понадобится ключей. А теперь отойдите!

Поставив ногу против засова, Конан согнул плечи и налег на зеленый от времени засов. Вся сила могучей спины, плеч и коричневых рук сложилась в одно титаническое усилие. Его лицо потемнело и дыхание стало хриплым. Тело Конана сверкало в свете факелов бронзовыми изгибами, как металлическая скульптура.

Чабела затаила дыхание, закусив губу.

Со слабым скрипом засов выскользнул из нижнего паза, металл согнулся и подался. Затем с сильным треском засов сломался. Звук походил на щелканье огромного кнута.

Конан бросил засов на подстилку. Он прислонился к двери, жадно глотая воздух. Затем ударом ноги он раскрыл дверь в коридор.

Чабела смотрела, широко открыв глаза.

— Я никогда не видела такой силы! — выдохнула она.

— Слава Богу, я работаю так не каждый день, — сказал он. Конан вглядывался в темноту коридора. — Куда идти? Как нам выйти отсюда? И кто так исхлестал вас? Нзанги?

Она повторила в нескольких словах рассказ о произошедших событиях. Конан нахмурился.

— Странная история, — сказал он. — И самое странное в этом волшебное появление стигийского волшебника — я думаю, что это был он. Вы уверены, что это не скелетоподобный пес Менкара? Он был в одной компании с Зароно в Кордаве.

— Нет, — покачала головой Чабела, — я видела Менкара на борту «Вестрела» и сразу бы узнала. Это — худой, мрачно выглядевший мужчина среднего роста, который говорит глухим, шелестящим голосом, как будто ему опротивел весь мир. Этот же человек, хотя, по-моему, и одной с ним расы, слишком отличен от него: очень высокий, сильный, довольно красивый, привыкший приказывать.

Слушая одним ухом, Конан между тем осматривал коридор. Он интуитивно чувствовал, что необходимо действовать. Если они и смогут когда-нибудь убежать из города амазонок, то только сейчас, пока королева лежит без сознания. Как долго будет продолжаться действие зеленых лучей стигийца, он не знал.

Конан вытащил из держателя тяжелый факел. Он довольно взвесил его в руке. По крайней мере теперь есть, чем защищаться. Факел представлял собой палицу из твердого дерева, обмотанную промасленными тряпками. Смола поддерживала слабое желтое пламя. Задачей Чабелы было заменять сгоревшие факелы.

Неожиданный поворот коридора — и Конан с Чабелой оказались лицом к лицу с отрядом вооруженных женщин. Это были высокие, суровые женщины, с могучими руками, высокой грудью и широкоскулыми лицами. Их одежда состояла из грубого кожаного нагрудника, окованного бронзовыми пластинами, и кожаной юбки.

— Схватить их, — раздался повелительный голос, и Конан заметил позади угрюмых амазонок Нзанги. Прекрасное лицо черной королевы искажала ярость.

Конан был варваром из Киммерии, и для него многие южные обычаи казались излишне мягкими и смешными. Но у него было свое понятие о благородстве, ему не нравилось драться и, возможно, убивать женщин. Однако это был единственный выход, и Конан решил драться.

Не дожидаясь атаки, одним прыжком Конан оказался в гуще амазонок, размахивая горящим факелом направо и налево. Он мгновенно свалил двух огромных женщин, пробив им головы. Разъяренная амазонка замахнулась на него коротким мечом, но он сунул ей факел в лицо. Амазонка с криком упала, стараясь потушить вспыхнувшие волосы. Ему в грудь уперлось копье, он выхватил его свободной рукой и отбросил в сторону. Двигаясь со скоростью дикой пантеры, он замахнулся факелом для следующего удара.

Нзанги стояла, обхватив одной рукой Чабелу, а другой рукой приставила кинжал к ее горлу.

— Брось факел, белый пес, или она захлебнется в собственной крови! — скомандовала королева Нзанги.

Конан обреченно выругался, но делать было нечего. Факел ударился о камни.

Амазонки окружили его, связали руки канатами из высохшей травы и привязали к телу.

— Теперь он не страшен, о королева, — доложила одна из женщин, — почему бы его не прикончить тут же?

— Нет, — сказала Нзанги, задумчиво глядя на сверкающее от пота тело Конана. — Я держу для него что-то получше. Он, растоптавший мою любовь, не достоин легкой смерти. Посадите их до утра в барак рабов. А утром притащите к деревянным кулампту.

Конану показалось, что при упоминании этого неизвестного ему названия вздрогнули даже суровые амазонки. Но что может быть ужасного в простом дереве?

 

Глава 16

Дерево-людоед

Конан моргнул, прищурился от лучей показавшегося над джунглями солнца и с удивлением огляделся.

Амазонки привезли его и Чабелу на центральную площадь Гамбуру. Конан лежал в широкой яме посреди площади на песчаном полу. Когда он первый раз увидел яму, она напоминала ему прежние дни в Агроссеанской Мессаните. Но площадь в Мессаните имела двери, через которые на арену выпускались гладиаторы или дикие животные. Здесь этого не было.

Другой непонятной вещью была роща в центре песчаной ямы. Должно быть, это и были кулампту, о которых королева говорила. Он пригляделся и заметил, что таких деревьев он раньше не встречал, хотя по виду они напоминали банановые. Ствол выглядел мягким и пористым, но, вместо того чтобы разветвляться наверху, он кончался круглой, влажной, похожей на рот воронкой. Ниже ее окружали огромные листья, каждое почти размером с человека, широкие и толстые, покрытые похожими на волосы наростами с ноготь длиной.

Амазонки, одетые в шкуры леопардов, украшенные страусовыми перьями и примитивными украшениями, заполняли каменные скамьи вокруг арены. Среди них было много знатных, которых Конан видел на праздниках Нзанги.

Он незаметно проверил веревки. Груды мускулов на руках напряглись, брови сдвинулись в усилии. Но травяные веревки не поддались его могучим усилиям. В этом есть некоторая ирония, подумал он, что он, который разрывал железные цепи, должен лежать связанный травой!

Скамьи были почти заполнены. По приказу Нзанги, сидевшей среди своих офицеров, охрана потащила Конана и Чабелу поближе к роще странных деревьев. Затем они поспешно отошли, оставив пленников беспомощно лежать на песке.

Сидевшие на скамьях амазонки громко беседовали, улыбаясь и показывая на них пальцами.

Чабела вскрикнула. В это же время Конан почувствовал прикосновение к ноге и посмотрел, в чем дело. «Кром!» — выдохнул он.

Один из огромных листьев кулампту опустился вниз и обвился вокруг его лодыжки. Чабела вскрикнула снова, и Конан увидел, что ее руки и ноги исчезают в листве другого дерева.

Конан сжал губы. Он не знал этой части Куша. Но много лет назад, когда он путешествовал вдоль Черного Берега с Белит, он слышал ужасные рассказы своего проводника о деревьях-людоедах. Но тогда Конан принял их за небылицы.

Теперь же его загорелое лицо побледнело, он понял происхождение высохших белых человеческих костей у деревьев. Толстые листья медленно оплели его тело, стараясь поднять к воронке, чтобы потом забросить его туда. Дьявольское дерево сожрет его живым, ядовитый сок, выделяемый внутренними тканями, растворит кожу, и в конце концов от него останется куча белых костей.

К тому времени его тело обвили три листа. Медленно они стали поднимать его. Каждый волосок крепко прилип к его телу. Ужас и злость придали Конану силы.

Он услышал слабый звук, страшно обрадовавший его. Это был треск лопнувшей веревки. Затем еще один.

Конана осенило, что листья выделяют жидкость, которая разъела травяные веревки. Он бешено задергался и разорвал другие. Освободив руку, он оттолкнул приблизившийся к нему лист. Потом он оторвал остальные листья и упал на песок. Его тело было покрыто красными точками.

По реву скамеек Конан понял, что такое случилось впервые. Нет сомнения, что прежде амазонки были достаточно осторожны и кормили деревья лишь ослабевшими от пыток жертвами. Они никогда не предлагали растениям-людоедам человека необычайного размера в расцвете сил.

К этому времени Чабела, спеленутая листьями с головы до ног, как мумия, уже почти достигла воронки. Конан подпрыгнул, ухватившись за поднимавшую ее крону, и дернул. Его вес листья не выдержали и обломились, некоторые наполовину, а другие совсем оторвались от ствола. Конан упал на песок, сжимая девушку в руках. Он быстро сорвал облепившие ее листья, которые извивались, как от боли. Кожа Чабелы тоже была покрыта красными точками. Затем он разорвал без особых усилий травяные путы.

Крики на трибунах превратились в рев. Несколько стражниц спустились на арену и побежали, сверкая бронзовым оружием. Конан снял последний лист с лица Чабелы и приготовился встретить врагов.

Они не набросились на него с мечами и копьями, как он ожидал. Они встали недалеко от него и, потрясая оружием, выкрикивали оскорбления и угрозы. Наконец он понял, что их колебания могли быть вызваны простым страхом перед деревьями-людоедами, либо деревья почитались, как божества. Но какова бы ни была причина их колебаний, она подсказала ему решение.

Повернувшись, он налег плечом на дерево, собиравшееся пожрать его. Теперь оно раскачивало сломанной верхушкой. Ствол выглядел пористым и мягким, как у бананового дерева.

Конан налег на ствол и сразу почувствовал, что тот поддается. Еще одно усилие, и из земли показались маленькие белые отростки, служившие дереву корнями.

Крик возмущения святотатством раздался с трибун. Конан сломал дерево, взяв его под мышку, как таран. Оно было достаточно большое, но на удивление легкое для своих размеров.

Конан напал на амазонок. От его атаки они растерялись и начали отступать. Он ухмыльнулся. Амазонки, очевидно, боялись священного дерева и предпочитали не приближаться к нему. Поворотом ствола он сбил двух стражниц на землю, а остальные побежали к трибунам.

Но тут на него железным дождем обрушились дротики. Один из них воткнулся в ствол рядом с рукой Конана. Несколько метательных ножей просвистело над головой, как бумеранги.

— Чабела! — крикнул он. — Бери одно из этих копий и следуй за мной.

Они побежали к трибунам. Конан размахивал верхним концом дерева, брызгая разъедающим соком во все стороны. Толпа амазонок перед ним расступилась. Они выскочили на площадь и помчались по улицам к Западным Воротам.

Выскочив из ямы, Конан ожидал увидеть половину Гамбурской армии, собирающейся атаковать его, но на площади была удивительная пустота. По воздуху носились горящие стрелы, пылали крыши. На камнях лежало несколько трупов с копьями в груди. Военный крик сотрясал воздух. Город амазонок атаковали.

Толпа черных воинов заполнила улицы у Западных Ворот. Они встали в ровные ряды и медленно продвигались, осыпая амазонок стрелами и копьями.

Над головами стрелков Конан заметил старого товарища Джуму и крикнул ему. Тот улыбнулся в ответ и что-то приказал своим людям. Шеренга сломалась, и стрелки со щитоносцами окружили Конана и Чабелу. Затем отряд начал отступать с площади, отчаянно обороняясь, но не нарушая строя.

Конан улыбнулся и хлопнул Джуму по плечу.

— Я рассчитывал, что ты придешь, — сказал он, — как раз вовремя!

Джума прикрывал Конана щитом от летящих стрел.

— Не знаю, но мне кажется, что у тебя и так все в порядке!

Пока они продвигались к Западным Воротам, Джума объяснил Конану, что его люди в конце концов напали на след работорговцев в Гамбуру. Тогда он собрал армию черных воинов и двинулся в столицу Амазонок.

— Я боялся, что мы не застанем тебя живым, — закончил он. — Я должен признать, что ты, как обычно, был в центре боя и захватил весь город голыми руками.

Достигнув ворот, Конан увидел золотую бороду и голубые глаза Сигурда, который был оставлен с отрядом моряков держать свободным путь отступления черной армии. Они поприветствовали ДРУГ друга, но времени для объяснений не было.

Выйдя из ворот, Конан улыбнулся, радуясь, что видит город королевы Нзанги последний раз. Королева была восхитительной женщиной и любовницей, но Конан был не из тех, кто может удовлетворяться ролью господина королевы, и он подозревал, что до него не один любовник черной королевы был отдан в жертву деревьям-людоедам после того, как Нзанги надоедали их ласки.

— Я вижу, что ты имел в виду, когда говорил, что тренируешь своих стрелков в «туранском стиле», — сказал он Джуме.

Из ворот, преследуя их, вышел отряд амазонок. Воины Джумы сплотили ряды и осыпали их дождем стрел, пока оставшиеся в живых не ушли обратно в город.

Скоро они добрались до леса. Здесь отряд остановился на отдых, и Конан с Сигурдом радостно обнялись. Сигурд смотрел на Чабелѵ’ преклонив колено.

— Принцесса, сказал он шокированно, — вы должны быстрее одеться. Что сказал бы ваш отец? Вот, возьмите это.

Он скинул рубашку и протянул девушке. Чабела надела ее и закатала рукава.

— Благодарю вас, Сигурд, — сказала она. — Вы правы, конечно, но я так долго ходила нагой среди нагих людей, что стала привыкать.

— Куда теперь, Конан? — спросил Сигурд. — Не знаю, как ты, но с меня достаточно этих джунглей. Если москиты и слепни еще не съели тебя живьем, то львы будут счастливы доесть то, что осталось.

— Назад в Кулало, — ответил Конан, — а потом, не откладывая, на борт «Вестрела», если оставленная команда не дождалась нас и уплыла, я сдеру с них шкуры живьем.

— Нет вы обязательно должны быть на нашем празднике победы, — запротестовал Джума. — Теперь, когда мои воины победили амазонок, моя империя, несомненно, завоюет всех соседей. Мои люди жаждут утонуть в банановом вине…

— Благодарю, друг, — ответил Конан, — но наше место в Зингаре, где готовится заговор против короля. Наша победа еще впереди.

 

Глава 17

Крушение «Вестрела»

Переход через джунгли от Гамбуру до столицы Джумы Кулало и дальше до устья Закамбы, где они оставили «Вестрел», занял несколько дней. Чабела слишком устала, чтобы путешествовать пешком, и поэтому чернокожие быстро сделали маленький паланкин из бамбука и грубой материи, в котором принцесса путешествовала в относительном комфорте.

Что же касается Конана, то несколько часов отдыха и полбурдюка вина восстановили его силы. Не в первый раз Конана выручала его поистине звериная воля, намного превосходившая силу людей тех стран, по которым он путешествовал. Он гордился своим физическим превосходством, полагая, что это дар предков и богов.

К закату солнца они достигли пальмовых берегов Закамбы. К тому времени, когда они дошли до устья, где река впадала в море, показалась луна, похожая на медный щит. Тихо шумел пресноводный поток, темный от морских наносов. Здесь их ждала потрясающая картина.

Сигурд вздохнул, приходя в себя и бормоча замысловатые клятвы. Конан молчал, но бесстрастная бронзовая маска его лица потемнела от ярости.

«Вестрел» лежал на киле, полузатопленный, с залитой палубой. Вместо мачт с обгорелой палубы торчали черные пеньки, а на берегу возвышались могильные холмики. Конан понял, что здесь был бой и что «Вестрел» потерян.

Послышались предупреждающие крики часовых и шум шагов. Свет факелов на обнаженных кортиках суровых моряков. Конан отодвинул воинов в сторону и вышел вперед.

Остатки команды были в жалком состоянии. На большинстве висели грязные тряпки, головы и тела неумело перевязаны.

Помощник Зелтран торопливо вышел вперед. Его правая рука была замотана тряпьем, а кортик он держал левой.

— Капитан! — вскричал он. — Вы ли это? Потонуть мне, если мы думали, что снова увидимся. Джунгли, казалось, проглотили вас!

Я жив, Зелтран, сказал Конан. — Но что здесь произошло? Были неприятности, я вижу, но от кого?

— Этот пес Зароно! — прорычал он. — Три дня назад его «Петрел» захватил нас врасплох… На нас спустился плотный туман — такой плотный, что глаза ничего не видели.

— Да, капитан, святая правда, — сказал матрос. — Я вам скажу, это было колдовство — черная магия, сгореть мне на этом месте.

— И под покровом этого таинственного тумана «Петрел» подошел и уничтожил корабль, не так ли? — прорычал Конан.

— Да, сэр, сказал Зелтран, — именно так оно и случилось. Сперва мы услышали скрип борта, и тут же люди Зароно перескочили через борт и бросились на нас. Клянусь, мы честно дрались посмотрите на наши раны, — но на их стороне было численное превосходство и неожиданность. В конце концов они выкинули нас за борт.

— Точно, капитан, — вступил другой матрос. — Если б вы только видели, гордились бы работой его кортиков.

— Но тут что-то стукнуло меня по голове. Когда я пришел в себя, то оказалось, что меня привязали к мачте, и эти псы Зароно стояли вокруг и насмехались. Тут пришел и сам черный Зароно, очень элегантно выглядевший в своем кружевном воротнике, и с ним этот, змеиный священник Менкара.

— Эге, мой милый, сказал Зароно, — и где твой хозяин варвар Конан?

— Ушел на берег, сэр, — ответил я.

Зароно ударил меня по зубам. «Я это вижу, глупец, — сказал он, — но куда на берег?»

«Я не знаю, сэр, сказал я, не понимая, что его могло так взбесить. Он друг предводителя черных воинов, которые здесь живут, и он ушел их навестить».

— «А где эта зингаранская девчонка, что была с ним?» — спросил Зароно.

«Ушла с ним, насколько мне известно», — ответил я.

«Но куда? Куда и как далеко?» — спросил Зароно.

Я настойчиво твердил, что не знаю, где находится Джума, даже когда они жгли мою правую руку раскаленным углем. Я покажу вам ожоги, мой капитан, когда они немного заживут. Потом Зароно и стигииский священник отошли в сторону и шепотом посовещались. Священник установил на верхней палубе волшебный аппарат и бормотал и кружился до тех пор, пока перед ним не вспыхнул странный свет. Наконец он сказал Зароно: «Я вижу, как ее несут в паланкине могучие воины через джунгли. Больше я ничего сказать не могу».

Это прямо взбесило Зароно, должен сказать. Он несколько раз ударил меня по лицу, просто чтобы выместить злобу. «Как, во имя богов, — сказал он, — я смогу прочесать огромные джунгли Куша, чтобы найти девушку, да еще отбить ее потом от армии могучих варваров? Это все равно что запрыгнуть на луну!»

Еще немного посовещавшись, Зароно и Менкара решили разбить «Вестрел» и идти в Кордаву. Они собирались по дороге зайти в Стигию, чтобы захватить с собой их союзника, которого зовут, если я правильно понял, Тот-Амон.

— Тот-Амон? — переспросил Конан. — Наши пути пересекались и прежде. Он самый опасный из всех врагов. Но продолжай. Эти псы, кажется, не стеснялись тебя в разговоре.

— Э, капитан, они не собирались оставлять меня в живых.

Зароно отдал приказы. Одна группа матросов села в шлюпку и продырявила корпус ниже ватерлинии. Другая обложила дровами мачты и подожгла их.

— А ты был привязан к одной ни них?

— Точно, сэр. К фок мачте. Естественно, мне не понравилась идея поджариться живьем, так что, пока люди Зароно готовились к отплытию обратно на «Петрел», я молил Митру, и Иштар, и Асуру, и всех других богов, чтобы они помогли мне отвязаться. Не знаю, были ли услышаны мои молитвы, но не успел «Петрел» скрыться за горизонтом, как начался дождь.

Тем временем «Вестрел» все погружался, пока не лег килем на грунт. А я вертелся, дергался, освобождая руки. И когда совсем отвязался, то стал сбивать пламя, так как дождь уже закончился. Правда, мачты и снасти спасти не удалось. Ну вот, пожалуй, и все.

— С его стороны было бы умнее не пытаться одновременно и поджечь и потопить корабль, — пробормотал Конан, либо то, либо другое. — Он потрепал Зелтрана по плечу, от чего тот сморщился. — Я верю тебе и ребятам, что вы сделали все, что смогли. Но теперь мы должны подумать, как сделать «Вестрел» снова подходящим для плавания, и как можно скорее.

— Нет, мой капитан, — грустно покачал головой Зелтран, — я не вижу, как это сделать, на это уйдет несколько месяцев. Здесь нет верфи, да и кораблестроителей в джунглях найти не так просто.

— Мои люди помогут вам восстановить судно, — тихо выступив вперед, сказал Джума. — Много сильных рук облегчит задачу.

— Возможно, и я тебе благодарен, — задумчиво сказал Конан. — Но что понимают твои люди в восстановлении судов?

— Ничего, мы не мореплаватели. Но нас много, и мы сильны, и среди нас много искусных ремесленников-столяров. Если твои люди будут руководить и покажут, что делать, они будут работать до тех пор, пока не окончат работу.

— Прекрасно, сказал Конан бодрым голосом и обратился к команде: — Друзья, мы проиграли битву, но мы еще не проиграли войну! Черный Зароно, который победил нас, благодаря черной магии, плывет сейчас к берегам Зингара, где он надеется свергнуть нашего покровителя. Люди короля Джумы помогут нам привести судно в порядок. И тогда, не откладывая, мы поплывем мстить негодяю и спасем нашего короля от его козней. Что скажете?

— Мы потеряли немало добрых моряков, — сказал боцман, кивнув на земляные холмы.

— Да, но с нами аргосеанцы Сигурда! Если вы забудете о вражде, то вместе мы сможем своротить горы. Так что скажете?

Моряки заревели, выражая согласие, и их кортики сверкали в лунном свете.

Конан никогда не видел, чтобы люди работали так усердно. Они привязали к сгоревшим пенькам мачт тросы и подняли корабль. Ныряя в трюм, они достали инструменты, валили деревья, распиливали их и забивали пробоины в корпусе, затем они откачали воду, так что корабль снова смог держаться на воде. Потом, пока женщины готовили новую ткань, мужчины Кулалу добывали деготь из смолы. Работа кипела день и ночь, помогали даже маленькие дети — светили, держа факелы высоко над головой.

Наконец пришел день отплытия. Люди шатались от усталости или от вина, или от того и другого, но «Вестрел» был готов отплыть первым бризом. Всю ночь люди Джумы несли через джунгли провизию на берег: бочонки с водой, мешки с пирогами, корзины со свежими фруктами, копченым мясом, бататом и другими овощами, провизии было достаточно, чтобы корсары могли доплыть до другого края земли.

Когда небо на востоке побледнело, Конан попрощался с Джумой. Когда-то они бок о бок воевали в легионах короля Юлдиса Туранского, потом вместе шли по бескрайним пескам Такамаса навстречу маленьким узкоглазым воинам и каменному движущемуся идолу из неизвестной долины Меру. В этот раз они вместе дрались в душных Кушитских джунглях.

Молча улыбаясь сквозь слезы, они сжали друг друга в могучем объятии. Они ничего не говорили, потому что оба знали, что вряд ли встретятся в этом мире.

«Вестрел» поднял паруса, поймав попутный ветер. Черные воины с женами и детьми стояли вдоль берега и махали на прощанье. «Вестрел» вышел в глубокие воды, держа курс на Зингаран.

 

Глава 18

В королевстве все спокойно

На закате дня «Вестрел» вошел в Кордавский порт. К ночи тяжелые облака закрыли звезды, и он скользил незамеченным вдоль портовой косы. Так решил Конан, не зная, захватил ли Виллагро власть, и как давно Зароно и Тот-Амон в городе. То, что они опередили его, стало ясно, когда Зелтран, взмахнув рукой, показал:

— «Петрел» Зароно! — прошипел он. — Мой капитан, мне кажется, что, поскольку никого поблизости нет, мы могли бы разбить и потопить его…

— Держи себя в руках, мой боевой петушок, — задумчиво улыбнувшись, пробормотал он. — К чему безрассудство? В нашей игре высокие ставки. Вероятно, наши друзья не здесь, а в замке Федруго распускают паутину, чтобы поймать старика.

— Поспешим же во дворец, капитан Конан, — нетерпеливо тронула его Чабела, — ваши люди подойдут потом. Мы должны предупредить отца о готовящемся заговоре, а не то эти предатели Зароно и Виллагро могут…

— Поспокойнее, — сказал Конан с улыбкой, — спешить пока некуда. Я давно научился не лезть в капкан: если мятежный князь и Тот-Амон захватили власть, то идти во дворец все равно что играть в муху и паука. Нет, у меня другой план…

— Какой? — спросила Чабела.

— Сначала мы должны посетить одно место в Кордаве, где я буду в безопасности: Девять Нарисованных Шпаг.

— Девять Нарисованных Шпаг? — повторила она.

— Это не из тех мест, где бывают девушки вашего круга, но для наших целей оно подходит. Верьте мне. Зелтран, я беру десять человек. Дай плащи и фонари и позаботься, чтобы они были все хорошо вооружены.

Улицы были безмолвны, казалось, что город вымер. Суеверный Сигурд, впрочем, как и все моряки, содрогаясь, опасливо осматривался по сторонам.

— Я уверен, что они все мертвы или заколдованы, — пробормотал он.

Группа моряков, завернувшись в плащи и пряча под шляпами лица, подошла к Девяти Нарисованным Шпагам. Когда они вошли, старый Сабрал, раскинув руки, встал в дверях.

— Прошу прощения, но мы закрылись на ночь, — сказал он. — Правительство приказало всем тавернам закрыться этой ночью с заходом солнца. Так что я прошу вас… о!

Конан снял шляпу и плащ и, приблизив лицо к кабатчику, пробормотал:

— В чем дело, мой друг?

— О, как я не узнал вас с первого взгляда… Но, конечно, Девять Нарисованных Шпаг всегда открыта для капитана Конана, по закону или без него. Входите, друзья, входите. Я мигом разведу огонь и спущусь в подвал, и вы получите все, что пожелаете.

— Зачем правительству понадобилось закрывать сегодня таверны? — спросил Конан, сев на место, откуда была видна дверь.

— Только Митра знает, — пожал плечами кабатчик, — королевский указ появился вчера вечером… Это было странное время, в самом деле, странное. Сперва капитан Зароно приплыл бог знает откуда с целым отрядом стигийцев и направился во дворец короля Федруго, как в свой собственный. Ему не сказали ни слова, как будто он заколдовал королевскую свиту. Потом все эти новые декреты: городские ворота закрываются с закатом и так далее. Князь Виллагро стал маршалом полиции, и в городе воцарились железные законы. Странно, капитан, странно и непонятно. И ничего хорошего из этого не выйдет, попомните мои слова!

— Это удивительно, — сказал Сигурд.

— Что удивительно? — спросил Конан.

— Клянусь глазом Дагда и ногой Орвандела! Твой друг Сабрал сказал, что город закрыт, как барабан, но мы беспрепятственно вошли в порт. Почему Виллагро не поставил своих головорезов охранять порт?

— Они думают, что «Вестрел» все еще лежит на песке в устье Закамбы, — сказал Конан.

— Ах, да, — вспомнил Сигурд, — я и забыл. Зароно не мог и предположить, что мы починим корабль.

— Все правильно, рыжебородый, — кивнул Конан. — Если все пойдет хорошо, король Федруго будет обязан троном черным воинам Джумы, о которых он никогда не слышал и которых никогда не увидит.

— Я раньше невысоко ценил чернокожих, — сказал Сигурд. — Они всегда мне казались набитыми предрассудками и детскими страхами. Но твой друг Джума открыл мне глаза. Он прирожденный вождь. Да в каждой нации и у каждого народа есть свои герои и свои предатели.

Но болтать не было времени. Конан расспросил Сабрала о том, что произошло за последнее время. Оказалось: верные гарнизоны под тем или иным предлогом были отправлены за границу или были арестованы и посажены в тюрьмы по смехотворным обвинениям. С вечера сегодняшнего дня дворец был изолирован от города. Ключевые посты заняли люди Виллагро. Некая церемония имела место во дворце, но какая именно, Сабрал не знал. Что-то должно было произойти.

— Отречение от престола, — пробормотал Конан. — Мы должны попасть во дворец. Но как? Виллагро и Зароно полностью блокировали его. Этот Тот-Амон, видимо, полностью подчинил себе Федруго. Но если нам удасться предстать перед королем с его дочерью, то первое потрясение, которое испытает король, может развеять колдовство… И тогда мы сможем победить предателей. А кстати, где этот чертов Нинус?

Сигурд удивленно поднял брови. Конан спросил у Сабрала о здоровье маленького друга — священника. Кабатчик ответил, что тот выздоровел и вернулся к исполнению своих обязанностей в храме. Конан сразу же поручил матросу привести его в таверну.

— Кто этот Нинус? — спросил Сигурд.

— Я знаю его уже несколько лет, — пожал плечами Конан, — с тех пор как мы были ворами в Заморо. Он вернулся в Зингаран, когда даже благословенный город Заморо стал для него слишком опасен. Здесь он повстречался с одним миссионером культа Митры, который убедил его, что священники в этом мире только и делают, что гуляют на праздниках и наживаются на глупости прихожан. Будучи одним из тех людей, которые знают, куда дует ветер, он мигом впал в религиозность и стал священником Митры. Но если и есть в Кордаве человек, который знает тайный вход во дворец Федруго, так это он! Он был умнейшим вором из тех, кого я знал, — умнее даже Тауруса Немедийского, которого называли королем воров. Он мог найти двери, которые никто…

Настороженный слух Конана уловил звук гонга. Чабела вздрогнула и вцепилась в его руку.

— Колокола башни всех богов! — выдохнула она. — О, Конан, слишком поздно!

— Что вы имеете в виду? Да не тяните же.

— Колокола — они возвещают, что король собирает аудиенцию! Мы слишком поздно появились — она почти уже началась…

Конан и Сигурд обменялись взглядами и, открыв окно, посмотрели на дворец на горе. Здесь и там вспыхивали огни. Чабела была права, церемония началась.

 

Глава 19

Король Тот-Амон

Обстановка в тронном зале короля Федруго напоминала напряженную драму. Небо освещалось частыми всполохами, и в высоких остроконечных окнах сверкали серо-голубые молнии.

Зал был большой и высокий. Круглые стены и колонны из серого гранита, украшенные резным мрамором, поддерживали высокий потолок. Этот дворец был архитектурным шедевром королевства Федруго.

Ярко светили толстые, величиной с руку воина свечи в золотых подсвечниках. Свет факелов и ламп отражался в зеркальных щитах и блестящих шлемах стражников, стоявших вдоль стен зала.

Охраны присутствовало значительно больше, чем в обычных случаях. Это настораживало вельмож и офицеров, вызванных королевскими герольдами. Им было приказано тихо и быстро прибыть во дворец, чтобы присутствовать при чтении королевского указа.

Была и еще одна причина для беспокойства — одежда стражи. Хотя некоторые носили мундиры Легиона Трона — личной гвардии короля, — на большинстве были одеты мундиры цвета Виллагро — князя Кордавы.

В центре зала на огромном постаменте из блестящего зеленого малахита стоял трон розового мрамора. На нем сидел Федруго III.

Собравшаяся знать в последнее время редко видела своего короля. Они с удивлением смотрели на него, настолько он постарел. Его кожа казалась пергаментом, а руки дрожали. Щеки впали так, что выступали скулы. Свет ламп бросал глубокие тени на его лицо, и глаза утонули в темных впадинах глазниц под седыми бровями. Свет вместе с худобой делали его похожим на призрака.

На его голове, казавшейся слишком тяжелой для тонкой морщинистой шеи, покоилась древняя корона короля-героя Рамиро, основателя династии. Это был простой элипсоид из золота, окруженный золотым ободом; корона напоминала башню замка, окруженную стеной.

В слабых восковых руках король держал большой пергамент, обвешанный множеством печатей. Дрожащим голосом он читал этот пергамент. Длинное предисловие, с бесконечным перечислением титулов, церемониальный язык еще больше насторожили собравшихся. Все чувствовали приближение важных событий.

На полу перед пьедесталом, напротив трона, стояли два человека, один из них был князь Кордавы. В отсутствии принца Товарро, младшего брата короля, Виллагро был самым влиятельным пэром королевства. Выражение его лица могло бы быть описано как нервное ожидание.

Рядом с Виллагро стояла другая фигура, неизвестная для большинства присутствующих. Бритой головой, ястребиными чертами, темной кожей и могучим телом он напоминал стигийца.

На его бритой голове покоился странный головной убор — корона, сделанная в виде золотой змеи, свернувшейся вокруг головы, и украшенная тысячами прозрачных сверкающих алмазов. Некоторые вельможи начали удивленно перешептываться, когда пришелец, откинув капюшон, сверкнул камнями короны. Если, шептали они, камни настоящие алмазы, то стоимость короны неисчислима. Когда неизвестный шевелился, камни отражали свет, сверкали тысячами лучей всех цветов радуги.

Темнолицый человек производил впечатление глубоко погруженного в себя. Он настолько был поглощен, что казалось, не видел ничего вокруг.

Среди свиты Виллагро можно было заметить мрачное лицо Зароно и закутанную фигуру стигийского священника Менкара.

Федруго заметно устал, читая, но уже приближался к концу документа. И здесь все замерли в удивлении, услышав невероятное:

— … Итак, исходя из выше сказанного, Мы, Федруго Зингаранский, оставляем престол нашей дочери и наследнице, Королевской принцессе Чабеле, заочно выдаем ее замуж за ее избранника и вашего будущего короля, высокородного князя Тот-Амона Стигийского! Да здравствует королева и король! Да здравствует Чабела и Тот-Амон, король и королева древнего и нерушимого королевства Зингара!

Все в зале от изумления онемели. Но самый большой шок испытал князь Виллагро. Он выпучил глаза на короля Федруго, его желтое лицо побледнело, как саван. Его тонкие губы раздвинулись в немом ругательстве, обнажив желтеющие зубы.

Виллагро обернулся, чтобы что-то сказать высокой, тихой фигуре рядом с ним. Бесстрастный стигиец спокойно улыбнулся ему и, отстранив протянутую руку, начал подниматься на вершину пьедестала, чтобы услышать поздравительные рукоплескания. Но поздравлений не было.

Над возрастающим шумом изумления и недоверчивости послышался величественный голос короля Федруго:

— На колени, сын мой!

Высокий стигиец подошел к трону и опустился на колени. Он поднял руки, снял Корону Кобры и бережно положил ее на зеленый камень рядом с собой.

Федруго вышел вперед, снял с головы древнюю корону короля-героя Рамиро, повернул ее и дрожащими руками возложил на бритую голову Тот-Амона.

Осознав предательство союзника, Виллагро скривился, как от боли, и сжал рукой висевший на поясе кинжал. Возможно, он собирался, забыв об осторожности, вонзить его в спину коленопреклоненного волшебника. Но тут его глаза остановились на лежавшей рядом с Тот-Амоном Короне Кобры, и он опустил кинжал. Он кое-что знал о ее силе из отчета Зароно. «Из того, что рассказал Менкара и что мне удалось узнать за путешествие от Тот-Амона, она действует так: во много раз увеличивает способность человеческой мысли воздействовать на другого человека. Так Менкара, лучший из средних магов, может контролировать мысли одного человека — в нашем случае короля. Тот-Амон, волшебник много большего ранга, может одновременно контролировать несколько человек. Но обладающий Короной Кобры, если умеет с ней обращаться, может с помощью Короны управлять мыслями сотен и даже тысяч людей. Он, например, может безрассудно бросать в бой отряды солдат. Он может командовать львом, ядовитой змеей, направляя этих страшных зверей на врагов.

Никто не устоит против обладателя Короны. Его нельзя убить или отравить, поскольку Корона передает ему мысли убийцы и никто не сможет подойти к нему ближе, чем на выстрел катапульты, без того, чтобы не попасть под его власть. Смертные, как я и вы, ваша светлость, не могут даже наказаниями добиться повиновения — мои матросы позволили принцессе сбежать с корабля. Но Тот-Амон не боится неповиновения. Когда он даст мысленную команду, она будет точно выполнена, даже если это будет стоить человеку жизни».

И теперь, чтобы узаконить вступление Тот-Амона на трон, Федруго собственными руками возлагал древнюю корону Зингара на бритую голову стигийца. Но для этого Тот-Амону необходимо было снять Корону Кобры.

Двигаясь со скоростью, необычной для своего возраста, князь сбросил бархатный плащ и помчался на верх пьедестала. Поскольку волшебник снял Корону, он не мог знать о намерениях своего бывшего союзника, до тех пор, пока Виллагро не схватит Корону и не наденет на свою голову.

Когда Виллагро побежал наверх, он услышал слабый предупреждающий вскрик, в котором он узнал голос Менкара. Надев Корону, он обернулся и увидел быстро бегущего наверх Менкара с обнаженным кинжалом в костлявой руке.

Как только Корона Кобры оказалась на его голове, Виллагро почувствовал целый поток ощущений, льющихся в его мозг. Казалось, что все невысказанные мысли людей в комнате обрушились в шумном смятении на его сознание. Не будучи волшебником, Виллагро не мог понять эти случайные мысли.

Как только Менкара приблизился к нему, князь в отчаянии сфокусировал свои мысли на Менкара, вытянув к нему руку, так как, по его мнению, это был магический жест. Изо всех сил он сконцентрировал на мысленной картине Менкара, падающего вниз, как от сильного удара.

И Менкара действительно скатился по ступенькам вниз, как после сильного удара. Он лежал на спине. Его кинжал со звоном отскочил в сторону.

Львиный рев заставил Виллагро снова обернуться. Он исходил от Тот-Амона, который встал на ноги.

— Собака! Ты подохнешь за это! — вскричал стигиец на зингаранском языке с сильным акцентом.

— Подыхай сам! — ответил Виллагро, протянув руку в его направлении.

Могучего волшебника было нелегко одолеть, даже с помощью Короны Кобры, тем более что ее нынешний обладатель совершенно не умел ею пользоваться. В напряженно звенящей тишине два человека стояли лицом к лицу в смертельном поединке желаний. Сила Виллагро в Короне грубо равнялась силе Тот-Амона, одного из величайших волшебников своего времени. Они стояли молча, в нечеловеческом напряжении.

Внизу, онемев от удивления, стояли вельможи и придворные. Среди них было много храбрых людей, которые знали, на чьей стороне они находились раньше — но в этот момент кто мог сказать, за кого он? Новый король, опасный иноземец-волшебник, алчный, коварный князь… кто мог сказать, за кем правда?

Виллагро услышал, как внизу Менкара бормочет заклинания, и почти сразу почувствовал, как его мысленная сила слабеет.

Неожиданный каскад звуков обрушился в комнату и приковал все взгляды к входной двери. Толпа вооруженных моряков неожиданно прорвалась на балкон. Во главе отряда стоял бронзовый гигант с нечесаной гривой черных как вороново крыло волос и горящими вулканическими глазами под густыми черными бровями, с огромным тесаком в могучей руке.

— Конан! — в изумлении вскричал Зароно. — Именем всех богов и дьяволов, Конан!

Увидев столь неожиданно появившегося яростного варвара, Зароно побледнел. Затем его худое, волчье лицо помрачнело и гневно вспыхнули глаза. Он выхватил из ножен меч.

Вмешательство смутило и Тот-Амона, повернувшего к лестнице увенчанную золотой короной голову. Если бы у него была Корона Кобры, он заранее бы узнал о приближении Конана и его людей.

Взглянув на пришедших, Виллагро вновь сосредоточил внимание на Тот-Амоне. Он знал, что стигиец пока наиболее опасный враг. Если бы ему удалось, неумело используя Корону, одолеть Тот-Амона, Конана он легко бы победил тем же способом. Но если бы он обратил все свое внимание на Конана, то Тот-Амон легко бы раздавил его, как насекомое.

Конан встал на верхней ступеньке и поднял руки.

— Хо, лорды Зингара! — рявкнул он. — Мерзкий предатель и черный колдун захватили вашего короля в свои лапы! — Загорелая рука указала на стигийца. — Он не принц Стигии, а мерзейшее порождение ада! Колдун из глубин Стигии пришел похитить древний трон Зингара. На земле еще не было человека страшнее Тот-Амона! Мысли вашего короля были украдены каким-то колдовским способом. Так что он не понимает, что говорит, он как попугай повторяет мысли, нашептанные ему этим узурпатором.

Ассамблея волновалась: кто-то поверил словам Конана, а кто-то нет. Один из знатных вельмож крикнул:

— Что это за чушь? Грязный пират с безумными глазами врывается во дворец во время священной церемонии, размахивая мечом и выкрикивая ерунду! Стража! Арестовать этого негодяя!

Волнение усилилось, и Конан крикнул:

— Посмотрите на короля и удостоверьтесь в правильности моих слов.

Рядом с троном бледный и дрожащий Федруго в волнении пощипывал бороду.

— Что… Что здесь происходит, господа? — бормотал он. Его безумный взгляд скользил по лицам придворных. Тут он заметил в руке документ. — Что… Что это такое? Неужели я прочел это? Но это не имеет значения…

Было очевидно, что король Федруго не узнает документа, который только что прочитал. Тот-Амон, выбитый из колеи вмешательством Виллагро и Конана, упустил контроль над мыслями Федруго.

Когда Тот-Амон повернулся к Конану, Виллагро направил усиленное в сотни раз желание в могучий мозг стигийца. Тот-Амон покачнулся, как от удара, чуть не упав, и оперся руками о трон. Зингаранская корона, которая была слишком мала для него, упала и громко звякнула о камень пьедестала.

Он снова собрался, сверкнув белками глаз, и послал Виллагро в ответ могучий мысленный удар.

— Отдай мне Корону Кобры, идиот! — прорычал он.

— Никогда! — крикнул Виллагро.

Князь почувствовал увеличение мысленной силы противника. Он, не видя, чувствовал, что сила Менкара прибавилась к силе Тот-Амона. Священник Сета встал на сторону своего повелителя. Виллагро почувствовал, что слабеет, и защита его рухнула.

Вельможи вновь уставились на Конана и его корсаров. В воздухе повисла подозрительность. Это был один из тех моментов, когда судьба нации балансирует на лезвии ножа — когда одно слово, взгляд, жест могут изменить течение событий и разрушить империю.

И тогда в мертвой тишине рядом с Конаном показалась фигура молодой девушки. У нее были округлые формы, оливковая кожа и сверкающие глаза. Хотя ее полное тело было одето в грубый морской костюм, зингаранским вельможам показалось, что они видели ее и раньше.

— Принцесса! — задохнулся князь.

— Чабела? — пробормотал старый король, нервно оглядываясь. Все увидели, что это действительно она. Но, упреждая поток вопросов, она заговорила сама:

— Дворяне Зингара! Капитан Конан говорит правду! Вон тот стигийский колдун опутал моего отца волшебной паутиной. Конан освободил меня от колдуна, и вот мы приплыли в Кордаву, чтобы пресечь его действия. Стража! Хватайте его!

Капитан королевской стражи отдал приказ солдатам и, выхватив меч, пошел вперед.

Конан и девять матросов сбежали вниз по лестнице, сверкая обнаженными лезвиями. Чабела осталась наверху вместе с Нинусом, священником Митры. Маленький человечек упал на колени и бешено молился.

— О, повелитель Митра, великий принц света! — завывал он. — Будь с нами в этот час против темной силы Сета, умоляем тебя. Убей их святым огнем, чтобы Старый Змей рухнул со своего возвышения!

То ли Тот-Амон ослабел от огромного мысленного напряжения, то ли Виллагро научился использовать Корону Кобры, то ли Митра снизошел к молитвам, но Тот-Амон, казалось, побледнел, задрожал и отступил назад. Виллагро открыл рот для торжественного крика.

Перед тем как крик слетел с его губ, Тот-Амон вытянул по направлению к князю длинный, смуглый палец. Вокруг него возникло бледно-зеленое свечение, превратившееся в изумрудное сияние.

Луч коснулся головы князя Виллагро и алмазной короны, обхватив их слепящим изумрудным облаком. Затем красным цветом засветилось золото короны.

Виллагро издал приглушенный крик. Он зашатался, тряся головой, как бы пытаясь сбросить корону. Появился черный дым, как будто загорелись его волосы.

Тут комната потонула в слепящем голубом свете вспыхнувшей снаружи молнии. Одно окно со звоном распахнулось. В зал залетели капли дождя. Некоторым показалось, что часть молнии проникла через сломанное окно и хлестнула Виллагро.

Виллагро упал на пол лицом вниз. Корона Кобры упала и покатилась по мраморному полу, оставив тело Виллагро с сожженными волосами и почерневшим местом касания короны.

Тем закончились честолюбивые мечтания князя Виллагро, который, не довольствуясь княжеским титулом, возжелал королевскую корону и умер, раздавленный мыслями.

 

Глава 20

Алая кровь и холодная сталь

Три удара сердца это удивительное событие держало всех в состоянии оцепенения. Первым опомнился Тот-Амон.

— Менкара! Зароно! — крикнул он. — Сюда! Соберите своих людей и воинов Виллагро. Действуйте быстро и решительно! Если не успеете, ответите головой!

— Где же ваше колдовство? — пробормотал Зароно. — Почему вы не отбросите ваших врагов одним движением руки?

— Я делаю, что могу, но магия тоже имеет пределы. К оружию же!

— Вы правы, — сказал Зароно, поворачиваясь на каблуках. — Воины! — крикнул он. — Князь Виллагро мертв, но жив стигийский принц. Если наши шпаги возведут его на трон, мы все будем пэрами! Ко мне!

— Все верные зингаранцы ко мне! — заорал Конан. — постоим за короля и принцессу и спасем Зингаран от правления дьявола из стигийского ада!

В зале произошло сильное движение, и вельможи разделились на две группы. Большинство воинов Виллагро устремились к Зароно, а большинство дворян и офицеров столпились вокруг Конана и его матросов.

Скоро стало видно, что группа Зароно больше. Хотя некоторая часть дворцовой гвардии присоединилась к Конану, большая часть людей Виллагро отошла к Зароно. Все эти солдаты были в легких латах, что давало им в битве преимущество.

— Нас больше! — крикнул с пьедестала Тот-Амон. — Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!

Конан громко и невежливо ответил Тот-Амону, что ему сделать со своим предложением.

— Шпаги вон за Тот-Амона, короля Зингара! — крикнул Зароно, напав на ближайшего воина из отряда Конана.

Повсюду зазвенело оружие. Зал наполнился криками сражающихся людей.

Конан жестко улыбнулся, сверкнув белыми зубами на бронзовом лице. Время разговоров прошло. Жизнь научила его ответственности и осторожности, но варварское желание свободы победило его зрелость. А здесь, похоже, будет славная битва.

Он соскочил с лестницы и прыгнул к ближайшему человеку Зароно. Удар был так силен, что у того сломался позвоночник. Приземлившись, как кот, на четвереньки, он ударил следующего головой в живот и сунул тесак между ребер подскочившему на помощь.

Он пошел вперед, легко двигаясь, рубя зингаранцев направо и налево. Он, как башня, возвышался над ними, и их легкие шпаги не могли сдержать ударов его огромного тесака. За ним, вращая кортиками, шли корсары.

Большинство зингаранцев с обеих сторон были искусными фехтовальщиками, но Конан всю жизнь провел в сражениях и владел мечом не хуже их. В течение зимовки в Зингаре он совершенствовал свое искусство у великого мастера Валерио, школа которого была известна далеко за пределами королевства.

Поэтому молодые дворяне из сторонников Зароно были обескуражены, ожидая, что дикого варвара будет проткнуть так же легко, как яблоко маленьким кинжалом. Несмотря на свое сложение и тяжесть меча, он легко отражал атаки. Используя ловкие приемы защиты и нападения, он убивал или смертельно ранил одного за другим. Цвет королевства в ужасе отступал перед неистовым варваром, и он, как ураган, беспрепятственно продвигался вперед.

И тут высокая, худая фигура в черном бархате встала на пути Конана. Черный Зароно был готов скрестить с ним шпаги. Конан был ранен, но управлялся с клинком так же легко, как и прежде.

Зароно был безжалостный испытанный боец. Он был подлецом, но никто не сомневался в его силе и храбрости. С другой стороны, он был расчетлив и умел использовать удобный случай. Если бы он хорошо подумал, то, вероятно, воздержался бы от встречи с Конаном. Но его ослепила ненависть к Конану, который несколько раз опередил его и помешал осуществлению планов князя Виллагро и его собственных. Он жаждал мести с первой встречи в Девяти Нарисованных Шпагах, когда удар Конана едва не снес ему голову.

Зароно не питал иллюзий относительно благодарности Тот-Амона, которую он мог ожидать, окажись стигиец на зингаранском троне. Все значительные посты, несомненно, займут стигийские священники Сета. Но Тот-Амон, вероятно, найдет и для него местечко, которое послужит источником существования. Если же победят защитники старой династии, ничего, кроме топора или петли он ожидать не мог.

Зароно сделал быстрый выпад, но Конан отбил его. Киммериец в свою очередь обрушил на него мощный удар сверху, Зароно отскочил в сторону, и тесак просвистел мимо.

Вокруг кипела битва. Многие пали. Битва превращалась в бойню. Стало сказываться численное преимущество сторонников Зароно. Верные династии были разделены на две группы и оттеснены, одна к лестнице, по которой спускался Конан, а другая в угол, где находился старый король.

Конан и Зароно все еще сражались. Зароно начал понимать, совершил ошибку, вызвав Конана на поединок. Хотя как фехтовальщик, он не уступал ему, но в его руках не было силы и выносливости Конана. Он почувствовал усталость, но ярость и самолюбие поддержали его. Либо он убьет Конана, либо погибнет сам.

Тем временем Тот-Амон, как всегда невозмутимый, спустился с пьедестала. Избегая сражающихся, он спокойно шел по кровавому, усеянному трупами полу к лежавшей на мраморе Короне Кобры. Несколько раз он касался того или иного из воинов Конана, но они даже не пытались его убить. Используя мысленную силу, он подавлял в них желание причинить ему любой вред. Он был настолько поглощен собственной безопасностью, что не обращал внимания ни на Конана, ни на других вождей вражеской партии. Без волшебных аппаратов и отсутствия тишины и одиночества, необходимых для эффективного колдовства, он ничем не мог помочь своим сторонникам. Использовав зеленый луч, он потерял силу на несколько часов.

Тот-Амон безразлично перешагнул через убитого Менкара. Подойдя к Короне, он остановился и поднял ее. Осмотрев, а затем выругавшись, он отбросил ее в сторону, как ненужную жестянку Неожиданно сверху раздался рев еще одного отряда. Это был оставшаяся на корабле часть команды Конана. Он послал Сигурди за ними с приказом ворваться во дворец по секретному туннелю, о котором рассказывал Нинус.

Это неожиданное подкрепление изменило ход битвы. Оттесненные сторонники короля снова ринулись вперед. Группа Зароно дрогнула и распалась. Но Зароно решил драться до конца и, расталкивая бегущих локтями, пытался оставаться на месте. Тут он почувствовал, как кто-то схватил его руку с рапирой. Он попытался освободиться, но увидел Тот-Амона.

— Мы проиграли, — крикнул стигиец, — Корона испорчена — сгорела.

— Пусти меня! — в ярости закричал Зароно. Я еще не прикончил эту свинью.

— Боги решили, что Конан выиграет эту битву.

— Откуда ты знаешь?

— Я много чего знаю, — пожал плечами Тот-Амон. — Я ухожу, можешь идти со мной.

Стигиец повернулся и пошел к выходу. Зароно нерешительно двинулся за ним.

— Стой! — раздался голос Конана. — Эти две собаки не должны уйти.

Тот-Амон вытянул палец с массивным медным кольцом в виде кусающей хвост змеи к одной из портьер: «Я хок-хаа нафаиакал фангуг! Вгох найхах!»

Портьера ожила. Она вздрогнула, дернулась и оторвалась от державших ее колец. Портьера отделилась от стены и полетела над головами дерущихся, повисла над Конаном и тут же упала на него, полностью накрыв.

— Поспешим же, если не хочешь поплатиться головой, — сказал Тот-Амон Зароно.

Сжимая тесак в руке, Конан пересек зал и побежал к главному входу… В тишине ночи он услышал лишь удаляющийся звук копыт…

Сильный утренний бриз нес соленые водяные брызги и гудел в парусах вышедшего из Кордавской гавани в открытое море «Вестрела».

На капитанском мостике стоял Конан. Он полной грудью вдыхал влажный морской воздух. Хватит черной магии и сражений с бесплодными тенями! Дайте ему легкий корабль и команду отчаянных головорезов, шпагу и пояс и спрятанное сокровище — и у него будет все, что он мог бы пожелать для полного счастья.

— Клянусь грудью Иштар и черным Негралом, но ты все же свихнулся! — пробормотал Сигурд Конану.

— Потому что я не позволил Чабеле выйти за меня замуж? — улыбнулся Конан.

— Она прекрасная девушка, — кивнул головой Сигурд, — и принесла бы тебе могучих сыновей и, по первому твоему требованию, трон Зингара. Несомненно, что после пережитых потрясений старый Федруго долго не протянет. И тогда эта девушка наследует корону и королевство.

— Благодарю покорно, но я не хочу быть мужем королевы — прорычал Конан. — Я сыт по горло жизнью в Тамбуру. А ведь Нзанги сильная, зрелая женщина, не то что эта глупая романтичная девчонка в два раза моложе меня. Кроме того, Федруго может еще протянуть долго.

Теперь, когда его мысли освободились от стигийского колдовства, он как бы помолодел на десять лет и приступил к делам с новыми силами, уничтожив документы отречения и помолвку Чабелы.

— Что касается принцессы, то она мне нравится, и я даже люблю ее как дочь. Между нами, я даже мог бы и принять ее предложение, если бы не видел своего предназначения.

— Что?

— Когда я залечивал свои раны после битвы во дворце, мне пришлось обедать с королем и его дочерью, и Чабела постоянно жаждала в своих планах моего перевоспитания. Мой разговор, моя одежда, мои манеры за столом, мое понимание прекрасного — все должно измениться. Я должен стать совершенным зингаранским дворянином, размахивающим перед носом надушенным платком во время представления королевского балета.

Может быть, я не такой мудрый, как любимый философ короля Родриго, но знаю, что мне подходит. Нет, Сигурд, если Кром пожелает, я когда-нибудь получу себе трон на конце шпаги, а не в качестве свадебного подарка.

Кроме того, Федруго был щедр. Он отдал мне Корону Кобры, которую я заложил королевскому ювелиру Джулио: вот откуда новая оснастка и снаряжение для ребят, — Конан ухмыльнулся. — Спасение королей — это не для честных разбойников, да и не перевелись пока торговцы-толстосумы, бороздящие моря от Агросса до Схемы. И хватит стонать над моим отказом от этой луноликой красавицы, пора подумать и о делах. Пойдем, я покажу тебе главную картину в моей книге! Мастер Зелтран! Будьте любезны, зайдите ко мне в каюту.

Конан пошел вниз. Несколько минут Сигурд с открытым от удивления ртом смотрел ему вслед, а затем, махнув рукой, пошел за капитаном.

— Клянусь зеленой бородой Илира и молотом Тора, — пробормотал он, — с этим киммерийцем невозможно спорить!

Скрипели снасти, и под плеск волн и крики чаек «Вестрел» шел на юго-восток, неся Конана к новым приключениям.