Можно ли было предположить, что книжка эта, едва она выйдет в свет, станет бестселлером? 100-тысячный тираж (огромный по нынешним временам), перепечатки в региональных газетах; общий тираж, наверное, приблизился к миллиону, а все звонят, просят: разрешите переиздать?

Что ж это за сочинение?

В том-то и дело, что автор даже не потрудился сочинить что-нибудь, дабы понравиться читателю. Он лишь описал простыми словами то, что видел, путешествуя по России. Всего-то.

Спрос на Правду. Ничем другим объяснить читательский интерес невозможно. Слово Правды по-прежнему стоит дорого. Курсу Правды на рынке печатных изданий может позавидовать курс доллара на рынке валютном.

И вот что удивительно. Многим из числа «сильных мира сего» предъявлены серьезные обвинения в этой книжке, а никто не подал на автора в суд. Это при нынешней-то любви к склокам; чуть что — сразу в суд на обидчика!

(Впрочем, попытки были. Позвонил однажды рано утром Дмитрий Якубовский из Канады. «Почему вы назвали меня жуликом? Подаю в суд…» На следующее утро скорый на руку «Московский комсомолец» сообщил: «Якубовский подает в суд на Говорухина и оценивает нанесенный ему моральный ущерб в сто миллионов рублей». Ничего себе аппетиты! Представьте себе Рокфеллера, подающего в суд на учителя географии, — неужели он предъявил бы ему иск в 100 тысяч долларов?

У российских нуворишей иное представление о чести и достоинстве. Я уж хотел было просить Якубовского сбавить цену, но тут дело затихло. Между тем на мой адрес стали приходить сочувственные телеграммы от граждан и даже денежные переводы — на 10, на 20 тысяч рублей. И я подумал, что, пожалуй, всей страной мы наскребли бы нужную сумму. (Но судебное дело, как я уже сказал, заглохло).

Многих автор обидел в своей книжке. Включая и тех, у кого в руках средства информации. И — никакой реакции. Ну, наверное, тайная работа идет, но внешне — ноль внимания. Не заметили!.. Ишь ты, миллионного тиража не заметили!

«Не в силе Бог, а в Правде», — говаривал Александр Невский. Пуще огня они боятся Правды. И первое, с чем начинает бороться любой авторитарный режим, — это Правда.

«Сам себе противоречишь, — возразит дотошный читатель. — Если бы боролись, давно бы сгноили.

Не спешите.

Во-первых, авторитарный режим в нашей стране находится в процессе становления. Вспомните: первые большевики, — праотцы нынешних, кремлевских, — тоже поначалу терпели инакомыслящих и правдолюбцев. Терпели лет десять. Пока не укрепились. А потом грянул первый судебный процесс.

Во-вторых, нынешние авторитаристы играют перед всем миром роль демократов. Иной раз и хочется кулаком — об стол, а по роли — нельзя. Видите, какое у них сложное положение!

В-третьих, борьба с Правдой тем не менее идет. Да еще как! Взгляните на телеэкран. С 12 декабря, едва закончились «демократические» выборы, на телевизионный экран уже не попадает никакая объективная информация. А телевизор — это очень серьезно. Что — газеты? Сформировать общественное мнение способен один телеэкран. И взрастить «нового» человека. У современного ребенка три родителя: папа, мама и телевизор.

Отсюда особое внимание властей к телевидению. Руководство телевидения сегодня — как раньше отдел ЦК по идеологии.

И, наконец, реакции на книжку нет потому, что мы имеем дело с редкой, особенно бессовестной породой людей. Про таких в народе говорят: Плюнь им в глаза, скажут: божья роса».

Автор этой книжки — кинорежиссер. (Она и написана, как фильм. Немножко воображения — и вы увидите его, словно на большом экране.) Автор к тому же достаточно известный режиссер. Некоторые его фильмы пользовались благосклонностью публики. Вспомните хотя бы «Место встречи изменить нельзя».

6 лет назад автор свернул с пути, в конце которого его мог бы ожидать верный успех. И двинулся в неизведанную для него (да и для остальных наших кинематографистов) область — в жанр документального политического памфлета. Жанр этот никому не сулит, не обещает ничего хорошего. Кроме новых врагов. Врагов теперь у автора множество.

Что за странная метаморфоза? Похоже на психический срыв.

По этому поводу автор берет интервью у самого себя.

—  Ты что? Чокнулся?

—  А похоже?

—  Еще как!

— Да, что-то со мной происходит.

—  Что?

—  Не знаю, не могу связно объяснить. Как будто все живые клетки перестроились в новые порядки, заняли совсем другие места…

—  Перестройка?

—  Ага.

—  Когда появились первые симптомы, не помнишь?

—  Помню. И год, и месяц, и число. В общем, с апреля 1985-го, с начала общей перестройки в стране. Когда понял, что отныне судьба страны зависит от каждого человека, живущего в ней.

—  Судьба страны… Мы-то с тобой люди близкие, могли бы обойтись без громких слов.

—  Ничего не могу поделать. Сам не предполагал, как много они для меня значат — моя страна, моя родина. Люди моего круга — кинематографисты, литераторы, художники — словосочетание «моя родина» иначе как с иронией не произносили. Слышать это становилось с каждым днем все обиднее.

—  Ну и что, что с иронией? Знаешь пословицу: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь».

—  Так — поставили! Смяли, как хотели, и теперь обжигают в адском огне. Родине нашей уготовано печальное будущее. Прочти эту книжку, она как раз об этом. Под смех и улюлюканье лавочников отправили на тот свет стариков — наших родителей. Они, видишь ли, сопротивлялись, не хотели, чтобы их страну — в печь. Те из стариков, что еще живы, замерли в ужасе. Новая порода людей ходит по улицам. Жестокая и бессовестная. «Мутанты» —  назвал их Виктор Сергеевич Розов (известный наш драматург, автор моего любимого фильма «Летят журавли»). Интеллигенция в который раз предала свой народ. Предала и продала. (И за мелочишку продала-то). Прославляли, восхищались его сердечностью, душевной глубиной, способностью к подвигу… И вдруг: быдло! Нехороший, словом, народ. Эдакие смердяковы: заменить бы их на немцев да французов! Но ведь и заменили уже! На четверть или даже на треть уже заменили. (Прочти дальше книжку — она и об этом тоже).

А ты спрашиваешь: что со мной произошло? Помнишь пушкинского «Пророка»? Это не обо мне, конечно, это — о Пушкине. Но и обо мне тоже. И о любом другом художнике, чье сердце способно принять в себя чужую боль.

Вот так и со мной. Жил, как жили люди моего круга, шлялся по тусовкам, рассказывал анекдоты про чукчей, снимал, что приятно, что не требует большой траты душевных сил, но пробил час и настал день, когда вырвали мой празднословный и лукавый язык и вложили вместо него змеиное жало. И сердце вырвали. И это уже не сердце, а пылающий огнем уголь.

Вот что со мной произошло.

А теперь вместо предисловия прочтем еще раз пушкинского «Пророка». И да прочтут его вместе с нами владеющие словом или образом, те, кто еще способен подставить свою грудь под острие меча и подвергнуться болезненной операции, после которой у художника остается одно предназначение — служить своей родине и своему народу.

 

Страна воров

Время от времени надо подводить итоги. Куда шли — к чему пришли? Чего добились?

Составим такую мысленную табличку: что было — что стало.

Итак. «Железный занавес» сохранился.

Только теперь его называют «золотым». Но от этого не легче. Честному человеку, живущему на заработанное своим трудом по-прежнему ни в какие райские кущи, ни в какую заграницу не прорваться. Из-под этого занавеса опять плывет к нам одна «навозная жижа» — по выражению А. И. Солженицына, а сквозь него просачиваются от нас на Запад одни жулики, обладающие способностью дематериализовать любую материю.

Гласность… Гласность весьма относительная. Левые газеты врут так же, как и правые. Они как бы поменялись знаками. Правые становятся левыми, то есть оппозиционными, левые — правыми, верноподданническими. Нельзя сказать, что произошла полная рокировка, но тенденция наметилась, процесс пошел.

Взятки стали больше, а взяточничество шире. Мы говорили о брежневском государстве как о пронизанном насквозь взяточническом и коррупцией. Так ведь это были цветочки!

Преступность давно перемахнула даже послевоенный (в разоренной ослабленной стране!) уровень. Что уж там сравнивать с хрущевскими временами или даже с временами «благословенного» Застоя. Впору говорить об уголовном терроре.

Впервые после войны смертность в России превысила рождаемость. В январе 1992 года, например, родились 147 тысяч человек, умерли — 167 тысяч.

Глупость, невежество, некомпетентность наших вождей так же бросаются в глаза, как и прежде.

Общественная атмосфера стала еще более гнетущей. Мы даже шутить разучились. Раньше что бы ни выкинуло наше правительство, появлялся новый анекдот. Пустяковая деталь, но она говорила о том, что дух народа не сломлен. Теперь и анекдотов нет.

Мы были самой читающей страной в мире (и это не из серии «Россия — родина слонов», дело обстояло именно так). Теперь и этого нет. Как раз тогда, когда на родину возвращаются украденные у нас, долгие годы не издававшиеся книги, мы разучились или вот-вот разучимся любить и читать художественную литературу. Молодежь же вообще занята другими делами. И что же будет, когда вымрут последние читатели?

Мы были похуже одеты, но держались увереннее. Сытый и хорошо одетый невежда нутром чувствует превосходство образованного человека.

Культура, искусство — на последнем издыхании.

К примеру, кинематограф… Раньше на «полку» отправлялась одна картина из ста пятидесяти — по цензурным соображениям. Теперь на эту «полку» идут все 300–400. Ни одна не доходит до зрителя. Ему не до кино, не до такого кино.

Закрываются театры, студии, издательства…

Надо признать: яму, в которую скатываются искусство и культура, мы вырыли своими руками.

Оказались не готовыми ни к свободе, ни к демократии. Слишком резко всплыли. Нас поразила кессонная болезнь. Налицо все признаки: помутненное сознание, затрудненная речь, паралич…

Свободы раздавили нас. Как тут не вспомнить Столыпина: «Я говорю: надо дать свободы. Но при этом добавлю: предварительно нужно создать граждан и сделать народ достойным свободы».

Гражданами мы оказались плохими.

Сделали все, чтобы оттолкнуть от себя и зрителя, и читателя. Выглядим в их глазах просто шкурниками, не имеющими другой цели, кроме как выкачать из аудитории денежку. Эдакой шайкой растлителей малолетних детей. Недаром в Киргизии, например, собираются принять жесткие меры защиты от безнравственности, плывущей из печатных изданий и с экрана.

200 лет гуляла по России похабная, но остроумная поэма Баркова «Лука Мудищев». Никогда страна не переживала настолько смутного времени, чтобы какой-то издатель осмелился ее напечатать. Да его бы изгнали из общества, ни один порядочный человек не подал бы ему руки. Позорный час пробил. «Луку Мудищева» напечатали.

Купил я недавно книжку в подарок (собирался на день рождения). Прекрасное карманное издание, на мелованной финской бумаге. Называется «Неповторимое чудо — частушка», издательство «Молодая гвардия». Вот, думаю, чудный подарок. Хорошо, что догадался тут же перелистать несколько страниц.

Как же вам передать содержание этой книжки? Полагаю, что даже с многоточиями вместо матерных слов напечатать частушку из нее непросто. Но все-таки попробую процитировать. Беру наугад.

Наш бухгалтер Вера Васильевна приобрела для внучки книжку «Заветные сказки». И шрифт, и формат детский. Сидит на работе у себя за столом, листает. Вдруг бледнеет, краснеет, зовет меня:

— Станислав Сергеевич, вы посмотрите, что здесь напечатано!

Беру, читаю: «Давно это было, когда еще и ножей не было, х…м говядину рубили…»

Смотрю на обложку — никакого предупреждения, что детям — нельзя. Сказки Афанасьева. Да, есть такой сборник — сказки Афанасьева. Даже издавали их раньше, уж больно остроумные. Но тысячу раз предупреждали (и на обложке, и на титульном листе): только для взрослых!

Одним словом: дорвались!

Дорвались до свобод. Читатель вынужден защищаться. И не только от похабщины. От бесконечной лжи, от неустанных разоблачений, от потоков мерзости.

А как он может защититься? Только одним способом: презрительно отвернувшись.

То же самое и с театром, и с кино… Если мы выпускаем фильм под названием «Бля!», на что мы рассчитываем? На какую реакцию публики?

Все, что случилось, закономерно и оправданно. Яму, в которую скатились, мы вырыли сами.

Но мы отвлеклись. Продолжим наши табличку: что было — что стало.

И раньше старикам было плохо. Но сейчас они просто обречены на преждевременную смерть. 50–60 миллионам стариков уготовано ускоренное вымирание. Россия быстро молодеет.

И, наконец, люди гибнут. Как и раньше — в проклятые двадцатые, тридцатые, сороковые. Масштабы? Да почти такие же. Люди гибнут в национальных конфликтах. Умирают от болезней, которые нечем лечить. Он недоедания. Не впрямую от голода (хотя есть и такое: патологоанатомы рассказывают — у некоторых стариков пустые желудки, по восемнадцать дней в них не было пищи). А от недоедания. Ослабленный организм способна свалить любая болезнь, любая простуда.

Одна женщина написала мне: скоро люди будут умирать только от огорчения, от одного страха перед будущим.

Правильно. Уже умирают. Столько отрицательных эмоций ежедневно — чье же сердце выдержит?

И Это мы называем демократией?

Нет, мы еще не нюхали демократии. И нынешние вожди никакого отношения к ней не имеют. Это все те же верные ленинцы. Они унаследовали от Ленина главное: готовность всегда пожертвовать своим народом. Пусть 90 процентов погибнут, лишь бы десять дожили до счастливого будущего. Вот она, ленинская мысль!

Как так случилось? Почему? Бежали вроде вперед, а оказались сзади. Вырвались из ада, продирались в темноте через кусты и колючки… вот замелькали огоньки впереди, кубарем скатились с обрыва, а это — другой Ад, еще хуже прежнего.

Читателю, интересующемуся истоками, могу предложить такую простенькую схему (возможно, она ошибочна, не буду спорить).

Российский государственный корабль лег на истинный курс в 1906 году, при Столыпине. Началось «великое выздоровление страны» (А. И. Солженицын). В феврале 17-го года корабль повернуло влево. В октябре большевики поправили курс — Россия круто взяла вправо. Так мы шли семьдесят лет, все больше удаляясь от цели: по-настоящему свободной России, «свободной от нищеты, невежества и бесправия» (выражение П. А. Столыпина).

В апреле 1985 года на капитанский мостик поднялся новый капитан — корабль стал тяжело разворачиваться влево. Как-то незаметно мы пересекли истинный курс и теперь идем левее…

Левее! — но так же далеко от истинного курса, как и прежде.

Что же делать?

Для начала нужно вернуть корабль на истинный курс. Нужен капитан. Капитан, который учился не чертовщине (как все предыдущие наши командиры), а морскому делу. Цель ясна — свободная Россия. По-настоящему свободная. Свободная от нищеты, невежества и бесправия.

Все нынешние свободы оказались свободами призрачными. Свобода выйти на площадь и крикнуть: «Гайдар — дурак!» — это не свобода. Это распущенность.

Свобода — это освободить людей от обнищания! Сейчас, а не через тридцать лет. Через тридцать лет они погибнут. Если не физически, то духовно.

Нужно освободить людей от страха перед преступниками. Виданное ли дело — целый народ забаррикадировался в своих квартирах, опустели улицы наших городов, они отданы во власть бандитов.

Нужно освободить людей от страха перед будущим. Не позволять им умирать «от огорчения».

Нужно оградить наше потомство от растлителей. Дети — это будущее страны. Что ж мы безучастно смотрим, как их терзают стаи волков?

Вот что такое — истинные свободы! Страна воров!

Обвинение сколь голословное, столь и очевидное. Воруют, как никогда. И девяносто процентов так называемых предпринимателей — мошенники. Продавцы воздуха. Ничего не предпринимают и не производят. Посредники. Как заметил один остроумный человек: посредники между трудящимся человеком и его карманом.

Наши экономисты придумали удобную для жуликов теорию: все в истории капиталы сколачивались нечестным путем. Мол, поначалу — да, нечестно… Но зато потом…

Во-первых, это не так. Достаточно посмотреть историю российских предпринимателей, всех этих Морозовых, Рябушинских, Мамонтовых, Прохоровых. Они богатели вместе со страной. Развивалась промышленность, креп крестьянин, росло благосостояние народа, богатела страна — богатели и они.

А во-вторых… Какая гнусность — жулики спасут страну!

Смотри, смотри, весь цивилизованный мир!

Происходит неслыханное и невиданное!

Страна воров выходит на столбовую дорогу в Светлое Будущее!

Сколько раз автор этих строк пытался докричаться до властей предержащих: остановите преступников! Они не дадут осуществиться никаким благим начинаниям, не пройдут никакие реформы!

Все зря. До глухого не докричишься. Ну вот объясните мне — почему Они не борются с преступностью? Почему уже после августа 91-го милиция не только не окрепла, но еще более ослабла. Преступность же укрепилась и стала хозяином положения. Впору призывать войска ООН на улицы наших городов.

Когда власть не борется с преступностью, напрашиваются два вывода. Или она не в состоянии с ней бороться. Или она с ней заодно. Оба вывода неутешительны.

В обоих случаях сама власть — преступна!

Мы не просто — страна воров. Мы — страна воров и нищих. При колоссальном обнищании идет быстрая люмпенизация страны. Процесс этот смертелен для будущего России.

Из такой темной, озлобленной, потерявшей ориентиры массы можно лепить слепую силу. Нужен только человек, который найдет ключ к душам этих людей. И каким будет этот их вождь, такой будет и страна. Окиньте свежим взглядом историю России после Февральской революции — и вы найдете подтверждение моим словам.

Приходилось вам видеть большое скопление люмпенов? Какая мысль приходит в такие минуты в голову? Правильно. Это и есть духовная смерть народа. Она ничуть не менее опасна, чем смерть физическая. На нее обречены десятки миллионов людей.

Остановить обнищание! Немедленно! Любой ценой. Не дать духовно погибнуть великому народу! Укротить жуликов и остановить обнищание! Вот это первоочередное. Все остальное — потом.

Происходит невероятное. У нас на глазах растет уродливый ребенок, со всеми патологиями, которые известны в медицинской практике. Даун. Несчастье родителей. Пожизненное. Между тем примерно тридцать процентов населения (примерно столько полагают все происходящее правильным) уверяют нас: ничего, подрастет, оправится и станет красивым молодым человеком.

Так не бывает. Из урода вырастет — урод!

Куда же направляется корабль государства Российского? Куда угодно, только не к цели.

Повторяю, мы сбились с курса. Где же тот капитан? Лидер?

Что-то не видать такого. Не только столыпинского масштаба, пусть поплоше, но достойного — не видать.

А он и не появится, достойный лидер, пока не появится достойная оппозиция. Оппозиции в стране нет. Те, под красными знаменами, — никакая не оппозиция. Это правительству выгодно считать их оппозицией. Всегда удобно иметь слабого противника.

Те, кто собираются у Музея Ленина и на Красной площади с портретами бывших тиранов у груди, — люди с короткой исторической памятью. Они решили — то, что происходит, это и есть демократия, они, видите ли, в ней разочаровались, поэтому командуют: назад! Кто же за ними пойдет? Назад к Ленину, Сталину, Хрущеву, Брежневу? В тоталитарное государство? В концлагерь? Добровольно?

Но я, кажется, зарапортовался. Почему же — не пойдут? Обязательно пойдут. Те же люмпены, например. А за кем же им идти?

Нужна здоровая оппозиция. Демократическая, если хотите. В стране воров и нищих есть и здравомыслящая часть населения. Она, правда, редеет день ото дня. Часть уходит к жуликам, потеряв надежду заработать на жизнь честным трудом, другая часть быстро нищает и становится люмпенами. Вот эта здоровая часть народа понимает: назад к Ленину — гибель, но и то, что происходит сегодня, — никакая не демократия. За демократию надо еще бороться. И начинать надо с нуля. То, что мы наблюдаем, — уродливое дитя демократии. И никогда великие идеи ее не были так сильно опорочены, как сегодня. Их опорочили сами демократы, вернее, люди, себя так своевольно назвавшие.

Нужна достойная демократическая оппозиция. Вот тогда появится и достойный лидер, тот капитан, который выведет страну на истинный курс — свободной, по-настоящему свободной России.

…Был я недавно на одной презентации. Этих презентаций в нашей голодной стране больше, чем во всех процветающих странах Запада вместе взятых. Так вот… Угощение как угощение. Икра черная, икра красная, крабы, кета, осетрина, куропатки, киви, шампанское, коньяк, виски… Рядом со мной оказалась актриса Таня Лаврова из «Современника».

— Тань, чего это у тебя глаза мокрые?

— Знаете, Слава, пошла я утром в булочную, вижу — старушка… Такая милая, славная, чистенькая старушка. Но как-то странно себя ведет… И вдруг, представляете… Она взяла и украла булку! Продавщица, конечно, заметила — визг, шум…

Сатанинское время! Старушкам этим о Боге надо думать. Эта вот за всю жизнь, может быть, чужой нитки не взяла, а ее на старости лет в такой грех толкнули.

Нет нам прощения. Ни от Бога, ни от родителей, ни от детей наших!

 

Россия оптом и в розницу

Все лето мы ездили по стране, снимали фильм о России.

Помню, приехали в Псков. Не успел я расположиться в номере — стук в дверь. Корреспондент телевидения.

— А что вы здесь будете снимать?

— Пока не знаю.

— У нас тут ничего, кроме воровства, нет.

Сказано с перебором, однако…

Даже короткого взгляда на ситуацию в приграничных с Эстонией районах достаточно, чтобы понять: произошла глубокая криминализация населения. Это вам не лермонтовская Тамань. Контрабандистами стали все: от тракториста до директора оборонного предприятия, от главы администрации (недавно отрешенного от должности) до пастуха, который спешно переквалифицировался в проводники к контрабандистам.

Ситуация такая обнаружилась сейчас. Когда немножко зашевелились пограничники. Полтора-два года назад караваны с грузами из России шли в Прибалтику почти открыто.

В прошлом году Эстония заняла четвертое место в мире по экспорту цветных и редких металлов. Заметим: не имея в своих недрах ни грамма руды. Маленькая страна с добропорядочной, вызывавшей сочувствие исторической биографией, превратилась за два года в профессиональную скупщицу краденого.

В Псковском терминале, в огромных амбарах, где хранятся конфискованные грузы, мы видели горы медного лома, медь листовую, медь в трубах, в слитках, десятки тонн кобальта, никеля, цинка, алюминия. Все это идет на аукцион, терминал вычищается, а через две-три недели снова заполняется доверху. А ведь пограничники (по их собственному признанию) задерживают три-четыре процента грузов.

Остальное уходит. Контрабандно, по фальшивым документам и по законным лицензиям, которые правительство щедро выдает коммерческим структурам.

Мы видели задержанный пограничниками новенький вертолет (пытались перегнать в Латвию), самолет (туда же) и даже целый поезд — тепловоз и вагоны.

Слава Богу, задержали.

А сколько не удалось перехватить?

Впервые мы увидели, как выглядят редкие металлы (тоже конфискованные при попытке вывоза за границу). Галлий, цезий, тантал, цирконий, ванадий… Индий в слитках — металл платиновой группы. Похожий на серебро, только очень мягкий, легко режется ногтем и, если обнять слиток ладонями, начинает плавиться, растекаться… 170 драгоценных слитков!

Тащат все. Даже радиоактивные изотопы! Один придурок вез радиоактивный материал под сиденьем своего автомобиля. Что скажет теперь его жена?

Больше всего нам хотелось посмотреть на загадочную «красную ртуть». Столько говорилось о ней, столько писалось…

Ученые всего мира ищут сегодня материал, который позволил бы снизить критическую массу ядерного материала. Чтобы бомба была не такой мощной, чтобы можно было уменьшить ее до размеров портсигара, авторучки.

Может быть, красная ртуть и есть такой материал? Как бы взглянуть на нее?

«Этого добра сколько угодно», — сказали нам работники безопасности. И действительно, во всех терминалах, на всех складах с конфискатом мы натыкались потом на стеклянные банки с тяжелым веществом красного цвета.

Лабораторный анализ содержимого банок каждый раз показывал: туфта. В лучшем случае — заурядный оксид ртути. В худшем — толченый кирпич.

Ученые уверяют: красной ртути не существует. Жидкости с плотностью 20/20 в природе быть не может. Однако есть фирмы, торгующие красной ртутью, имеющие лицензии на ее вывоз. Например, екатеринбургская «Промэкология».

Загадка.

Между тем известно: в ртути растворяются все металлы. Предположим, мы с вами растворили в ней золото, платину, плутоний и под видом ртути вывезли за границу. Получатель путем простейшего анализа выделяет из такого раствора нужные ему элементы в чистом виде.

Возможно, ртуть используется как контейнер, как маскировка для перевозки чего-то другого — более таинственного и более дорогого.

Итак, тащат все, что можно украсть. Действует пресловутый принцип социализма: каждый ворует то, что сам он и охраняет. Ну а тот, кто ничего не сторожит, он что ворует?

Ворует то, что никем не охраняется.

В Пскове студенты техникума ободрали рельеф памятника Красной Армии. И продали как медный лом эстонцам. В Невеле украли бронзовый бюст Пушкина. С памятника Александру Матросову, поставленного на том месте, где солдат закрыл грудью вражескую амбразуру, содрали бронзовые буквы.

Раньше границы нашей Отчизны охраняли 250 тысяч пограничников. Сейчас — 220 тысяч. Но прежде границы были оборудованы, а сейчас — нет. Рубежи России стали к тому же протяженнее (мало кто задумывается над этим).

Чтобы оборудовать и укрепить новые границы, нужно 5–7 лет. При условии, что работы будут щедро финансироваться.

Государство этого делать не собирается.

Как живут пограничники? Об этом лучше не говорить. Вместо двухсот человек на заставе — тридцать. Ни амуниции, ни обуви. Ни сушилки для обуви. Зимой валенки — через одного. Ни поспать, ни почитать — сарай! Ни машин, ни раций в достаточном количестве. Смех и грех — биноклей не хватает!

У меня впечатление: все наши бинокли в Берлине, на рынке под Бранденбургскими воротами. Были мы там. Вот где есть все: и бинокли, и приборы ночного видения, и прекрасная солдатская обувь, и ордена и медали всех сортов. «За победу над Германией», «За взятие Берлина»…

Не могу удержаться, чтобы не пересказать одну историю. Поведал мне ее один полковник, он служит в Западной группе войск, в Германии. А история такая… Впрочем, лучше предоставим слово самому полковнику:

«Отец у меня генерал, летчик, воевал на севере. Его трижды сбивали немцы. Дважды он падал в море, один раз садился на сушу на горящем самолете. Четыре ордена Красного Знамени, Герой Советского Союза… Неделю назад звоню матери. Та в слезах… Значит, что случилось… Рассказывает: 7 мая в 13:30 звонят ей в дверь. Как раз в эти дни телеграммы носят ветеранам. Открывает моя мать дверь — на пороге парень. Как принято нынче говорить, кавказской национальности. Мамашу мою как в лоб двинули, так она и полетела в другой конец квартиры. Ворвались четыре человека с пистолетами. Отец вышел на шум — он смотрел телевизор в другой комнате. Его — пистолетом по голове. А он 19-го года рождения. Положили на диван; простыней, кстати говоря, накрыли, мерзавцы. Чтобы не видел, значит. Глаз-то наметан…

А я накануне привез родителям кой-какие подарки. Телевизор японский… И вот мать плачет, а я, грешным делом, сразу подумал: телевизор тяпнули, пропади он пропадом, зачем подарил? Черта с два! Прямехонько к шифоньеру и с генеральского парадного кителя Золотую Звезду — хвать! И ордена — те, что на планке. Красную Звезду — она на штифте — даже свинчивать не стали. Торопились. Нервные какие-то ребята попались…»

Но «вернемся к нашим баранам».

«У нас тут ничего, кроме воровства, нет», — такое мы могли бы услышать во многих городах нашей необъятной Родины. Ворует вся страна.

Где-то мы уже слышали эту фразу… Ну, конечно! Нет ни одной газеты, ни одного государственного деятеля, который хотя бы дважды не процитировал знаменитый ответ Карамзина на вопрос: «Что делает Россия?»

«Ворует», — кратко заключил классик.

Когда крыть нечем, а оправдать масштабное разграбление страны надо, прибегают к помощи российского классика. Мол, что вы паникуете? Всегда воровали…

Если с того света за нами наблюдает Карамзин, как он, должно быть, клянет себя за былое остроумие. Людям, которых он так ненавидел при жизни, сам же и дал в руки оружие. Веский аргумент в споре. Словцо, вырвавшееся в минуту раздражения, разного рода шаромыжники быстренько и ловко превратили в свидетельство эпохи.

Но Карамзин ни в чем не виноват. Даже в этом кратком ответе проявилась его безмерная любовь к своей Родине. Российский гражданин Николай Михайлович Карамзин болезненно переживал любые неурядицы в своем отечестве.

Вот что пишет по этому поводу Солженицын (цитирую по памяти):

«Мы, русские, и наши классики особенно, всегда кляли Россию, почитали все, что у нас, худшим, но делали это, любя Россию, болея ею. А вот теперь нам показывают, как это можно делать — ненавидя».

Только люди, болезненно ненавидящие Россию, могут, как безмозглые попугаи, повторять друг за другом одно и то же: всегда воровали!

Нет, не всегда. А вернее, так — никогда!

Мы приведем доказательства, но на самом деле никаких доказательств и не нужно. Думаете, они, эти попугаи, не видят, не понимают, не знают этого? Знают, и понимают, и довольно потирают руки, видя, как самоуничтожается, превращается в нищую побирушку ненавистная им богатая страна.

Слепой только не видит, что Россия грабится подчистую.

Или — подлец.

Раньше, когда грабиловка не стала еще сутью государственной политики, жулики что-то выдумывали, напрягали мозги.

Скажем, нельзя было вывозить медь с завода. Платили директору, и первоклассная медь переводилась в медную стружку. Стружку, то есть отходы, вывозить можно.

Или — титановые лопаты. Слышали про такое? Я даже видел. Еловая, даже не обструганная палка, на нее насажен штык — из чистого титана. При этом убивались два зайца. Во-первых, вывозился чистый титан, а во-вторых, уже как бы — «изделие». Продукт производства. Таможенная пошлина — втрое меньше. Куда же вывозились эти лопаты? Не гадайте, фантазии не хватит. В княжество Лихтенштейн. Лопат больше, чем жителей в Лихтенштейне.

Титан под видом лопат вывозила за рубеж коммерческая фирма «Новость» из Екатеринбурга. Здесь расположен самый мощный в мире завод, он производит половину мирового титана.

Говоря о недавней истории тотального разграбления России, нельзя не вспомнить о «Бурда Моден». «Господи, и «Бурда Моден» тут!» — воскликнет читатель.

Э-э, кого только тут нет. Мы еще поговорим об этом. А пока — «Бурда Моден».

Российское представительство известной фирмы задумало построить свой полиграфический комбинат под Москвой. Правительство выделило субсидии. Госсредства пропили на презентациях, накупили «мерседесов». Снова — в правительство. «Нет, — сказали там, — больше не дадим. Мы вам два раза уже давали. Есть вот лицензия на экспорт алюминия. Хотите?» Годится и лицензия. Но где взять алюминий? Заводы не были еще втянуты в порочный круг. Тогда «Бурда Моден» закупает в Нижнем Новгороде алюминиевые ящики под продукты. По шесть рублей — штука. Первостатейный, экологически чистый пищевой алюминий. Ящики эти — острейший дефицит в стране. Все они отправились на московский завод «Серп и молот», были пущены под пресс и вывезены за границу.

Согласитесь, хитрый был ход. Подлый, но остроумный.

Сегодня жуликам уже не надо выворачивать мозги. Тащи, сколько подымешь. Я вам скажу: в интеллектуальном плане воровская среда сильно потеряла. Побеждают наглость и бесстыдство.

Всем, конечно, известно, что страна грабится основательно и масштабно. Но сухие цифры отчетов уже не волнуют. К ним привыкли. Но попробуйте включить воображение и увидеть то, что видели мы.

Ярче всего картина происходящего вырисовывается на границах с нашими «торговыми партнерами».

Вот — северо-восточная Турция. На границе с Аджарией. Вчера еще — забытый Богом уголок. Вплоть до Трабзона лишь несколько убогих деревенек, нищие, оборванные жители. Два года назад открылась граница с бывшим СССР, и пошла… Как бы точнее выразиться: пошла интеграция в мировую экономику. Туда — товары, оттуда — воздух. Бартер — по-нынешнему.

Вы бы видели сегодня эту часть Турции! Все кипит, строится: возводятся небоскребы, растут, как грибы, отели, виллы, выстилаются новые дороги…

Один государственный муж долго пытался объяснить мне: «Пойми, так живет весь мир… Любая страна только радуется, когда ее товары находят спрос за границей…».

Да, я вижу: заграница наши товары принимает охотно. Все, что угодно. Рельсы, гвозди, проволоку, даже металлолом… Стальной прокат, трубы, станки, автомобили, военную технику… Не говорю уж про иного рода «товары» — «мозги», таланты, юных и красивых женщин, человеческие органы…

Но раз так хорошо пошла торговля, это как-то должно сказаться на благосостоянии населения, на положении учителя, врача, рабочего? А они — нищают. Благосостояние же отечественных жуликов растет не по дням, а по часам.

Вот я и вижу: выгодна такая «торговля» Турции. Падает безработица, прибывают стройматериалы, всевозможная техника, изменяется облик городов…

Не убедил меня государственный муж.

Еще более красочная картина — на границе с Китаем. Грязный нищий поселок Пограничное в Приморском крае. Напротив — китайский город Суй-Фынь-хе. Тоже вчера еще — деревня. И тоже нищая. Но то — вчера. Сегодня — большой, растущий, как на дрожжах, город.

На наших, замечу, дрожжах. Из нашего леса, из наших металлов, нашей техникой… Китайцы живут прямо на стройке — тут и ночуют, и стирают, и едят. Облепили, как муравьи, строительные леса, и дома растут на глазах. Строят быстро, красиво, богато, я бы даже сказал, шикарно. Смотришь на это и невольно вспоминаешь Маяковского: «Через четыре года здесь будет город-сад…». Нет, раньше будет. Через год.

А почему мы должны осуждать китайцев? Если северный сосед решил все продать с себя, все пропить, почему же не воспользоваться? Китайцев больше миллиарда. В конце концов, единственная их надежда на выживание в исторической перспективе — это мы! Наше сырье, наши территории. Уже сейчас мы им отдаем (только в одном Приморском крае) полторы тысячи гектаров кедровых лесов и плодоносной земли — так называемое «спрямление границы». Остров Даманский, политый кровью наших детей, — уже китайский!

Ширится натуральная экспансия со стороны Китая, идет массированная китаизация края. Сколько, как вы думаете, ошивается сейчас китайцев на востоке страны? Около миллиона! По самым скромным прикидкам.

Между тем на всей территории от Урала до Камчатки живет, если не ошибаюсь, что-то около 18 миллионов россиян.

Прикинем: сколько понадобится лет, чтобы их здесь стало меньше, чем китайцев?

И никакой войны не надо…

Вспоминаю анекдот еще семидесятых, «застойных» годов:

— Сколько будет стоить водка в 2000 году?

— Три с половиной юаня.

Сегодня анекдот звучит еще современнее.

«Торговля» с Китаем идет не совсем задаром. Они нам гонят свое китайское фуфло. Сигареты, зажигалки, фуфайки, обувь, китайскую водку, жвачку.

В Управлении Министерства безопасности Читинской области мне показали такой документ.

Краснокаменская фирма «Кентавр» (Читинская область) составила с китайским гражданином Ли Цзихуном контракт (от 15 ноября 1992 года), по которому российская сторона поставляет 18 КамАЗов в обмен на 153 тысячи пачек жевательной резинки — 18 тонн!

А что? Нормально. Вообще принцип нашего бартера таков: главное — составить контракт, наиневыгоднейший для России. Чем он нелепее и абсурднее, тем больше сумма «бокового договора». Деньги по которому кладутся в заграничный банк на счет продавца.

Сколько там, рассказывают нам, осело в заграничных банках? Руцкой в своем докладе назвал цифру в 17 миллиардов долларов. Да это просто смешно! Пора уж понять российский размах — масштабы совершенно другие.

Пятизвездочные отели западных столиц набиты русскими предпринимателями. На самых фешенебельных курортах мира — русские. Дорогие дома в Лондоне, Вене, Канаде, Штатах скупают русские. На Кипре, в Лихтенштейне, на острове Мэн за полтора года открылись тысячи (!) российских оффшорных компаний. А вы говорите: 17 миллиардов!

В Берлине хозяева самых дорогих ювелирных магазинов считают теперь своим долгом иметь русскоязычную продавщицу. Раньше самыми желанными гостями этих ювелиров были нефтяные шейхи с Востока, теперь — российские граждане. Меньше чем на 50 тысяч марок им товара не показывают. Обидятся…

Мой добрый знакомый граф П. (его предок участвовал в заговоре против Павла I) живет в Париже и по роду своей деятельности вынужден общаться с нашими деятелями автобизнеса. Сергей Сергеевич сам достаточно обеспеченный, даже богатый человек, но не перестает удивляться роскоши, в которой живут российские нувориши. Однажды приходит в гости с квадратными глазами:

— Ну, Станислав Сергеевич, история просто для вас. (Знает, что я занимаюсь преступностью). Вчера я был в клубе ЛогоВАЗа. Познакомили там меня с одним… Выпили, разговорились. Ну, скажу я вам!.. Представляете, показывает он мне костюм на себе и говорит: «Знаете, кто его шил?» Пожимаю плечами, не все ли равно? «Нет», — отвечаю. «Лор!» — говорит он с блеском в глазах. «А кто это — Лор?» «Ну как же, это самый знаменитый европейский портной, он шьет костюмы принцу Филиппу…» Понимаете, они выписывают сюда этого портного, покупают ему билет, селят в роскошной вилле, и он шьет им костюмы!

Вернемся на границу с Китаем.

Поселок Забайкальск в Читинской области. Маленький, утопающий в грязи городишко. Напротив — Маньчжоули (это уже китайская Маньчжурия). Тоже за год-полтора вырос сказочный город из стекла и бетона, с причудливыми фонтанами на площадях. Еще не проложены дороги, грязь по колено, а уже открываются рестораны, магазины (то и дело слышны разрывы петард и хлопушек: так китайцы празднуют открытие нового заведения)… Заходим в только что открывшийся отель — с потолка свисает роскошная хрустальная четырехъярусная люстра, метров 6–7 в высоту… Кругом объявления по-русски:

«Купим российскую медь», «Купим…», «Купим…».

Купим все.

Неподалеку — несколько гектаров огороженных полей, на них — тысячи БелАЗов, КамАЗов, тракторов, вездеходов… А это что за чудище? Огромное, невиданных размеров, на двух десятках колес. Защитного цвета, безусловно военное… Мой оператор, человек бывалый, объясняет: передвижной штаб армии.

Можно поверить. Гонят же за границу, как металлолом, торпедные двигатели, новенькие снарядные гильзы, серебряно-цинковые аккумуляторы от подводных лодок, сами подводные лодки, военные корабли, танки…

Стоим на границе, в Забайкальске. Из Китая сплошным потоком идут российские грузовики: сбросили в Маньчжоули груз и сейчас медленно едут через границу обратно. Успеваем перекинуться парой слов с водителем.

— Что везешь?

— Ничего.

— А туда что вез?

— Гвозди, проволоку…

Подходим к другому:

— Что везешь?

— Пустой.

— А туда?

— Лодки моторные…

Господи, а лодки-то им зачем? Степь кругом.

Спрашиваем третьего:

— Что везешь?

— Воздух.

— А туда?

— Рельсы.

Это при том, что изношенность рельсов на наших железных дорогах — 80 процентов.

Ну и так далее. Диалог один и тот же:

— Что везешь?

— Воздух.

Спрашиваем одного немолодого уже водителя:

— Понимаешь, что происходит?

Смеется:

— Грабим матушку Россию.

— Не обидно?

— И-эх!..

Что он ответил — вы догадываетесь.

Во времена фашистского нашествия, когда была оккупирована половина европейской территории страны, каждый день уходили на запад эшелоны с награбленным добром. Но тогда грабилась часть страны. Сегодня она чистится под метлу — вся!

А щелкоперы из «прогрессивных» изданий уверяют нас: «Ничего страшного, всегда воровали…».

А еще вбивается в головы такая подлая, но хорошо приживающаяся в мозгах мысль: и везде, во все времена так было. И тут же Маркса приплетут (его теорию первоначального накопления), старых пиратов американских вспомнят. Мол, сейчас — да, нечестно. Но потом… Вот когда наворуются…

И ведь верят люди. Хотя подлее идеи придумать нельзя. Абсолютная неправда! Взять хоть отечественную промышленность — как она обустраивалась. И сами популяризаторы воровства как основы всякого бизнеса в это не верят. Они хоть и подлецы, но не дураки.

Ну, оглянитесь окрест. У кого из знакомых вам жуликов «высокого полета» не хранятся деньги в западном банке? А значит, они уже укрепляют экономику другой страны. У кого из них нет недвижимости за границей? Кто не перебросил на Запад семью — жену и детей?

Нет, никогда их капиталы не вернутся в страну и не будут участвовать в возрождении России. И сам обладатель капиталов уже не российский гражданин. Он еще — здесь (то есть ворует здесь), но он уже — там. И многие из тех, кто создавал идеологию разграбления страны, еще — здесь, но на самом деле уже — там. По крайней мере, какой-то плацдарм они себе там обеспечили (счет в банке, квартира или вилла, дети в американском университете…). Переберите в уме знакомых вам «демократов», из тех, кто особенно много кричал и бил себя в грудь. Сколько их уже уехало или готово уехать?..

Запомните, веры им нет. Они свою судьбу с Россией не связывают. Они — не граждане России, они здесь — гости.

Хорошо бы посчитать всех этих бойцов да назвать поименно. Но пока не то чтобы духу не хватает. Твердых доказательств нет. Те, у кого они есть, кто обязан знать по долгу службы, — молчат. Как воды в рот набрали.

А попробуй — скажи!

Мы приведем только маленький, но очень характерный пример.

Из докладной записки заместителя министра внутренних дел Дунаева к Шумейко (нашел кому писать! вот из-за таких докладных и сняли Дунаева):

«Артем Тарасов приобрел 350 тысяч тонн нефти на сумму 23 миллиона рублей… И продал нефть за границу за 48 миллионов долларов… 30 миллионов долларов заблокировал (то есть положил на свой счет) в Paris-банке…»

Любопытно ознакомиться с данными западных спецслужб.

Они подсчитали: экспорт одной тонны российской нефти обходится западным компаниям в 2 доллара взяток сотрудникам министерств и представителям администрации. В целом набегает кругленькая сумма, которая полностью оседает на счетах в заграничных банках.

Федеральное Агентство (США) по управлению в условиях чрезвычайной обстановки, проанализировав ситуацию с вывозом сырья из России, делает вывод:

«В ближайшем будущем Россия вынуждена будет закупать за валюту целый ряд видов сырья».

Быстро мы растащили неисчерпаемые, казалось бы, запасы!

Любопытно взглянуть на список экспортеров нефти и металлов из России. Кого вы только там не найдете! И благотворительные фонды, и союзы театральных деятелей, и многочисленные студии.

И так далее — противно ворошить это дерьмо.

Вообще-то надо было сразу оговориться: мы ведем разговор только о жуликах. Само собой разумеется, в России осталось еще много честных людей. Есть честные банки (наверное, есть), есть честные предприниматели (должны быть!), остались еще производители. Те, кто не торгует, а хоть что-то производит: возводит дома, строит дороги, выпускает товары. Конечно, и здесь нарушаются законы ввиду их несовершенства, но это уже претензии к законодателям.

Честные предприниматели остались. Ряды их тают с каждым днем. Государство не любит их. Чиновники ненавидят — ходят по кабинетам, что-то клянчат, заветного слова сказать не решаются…

Но мы в этом обзоре говорим не о них. Мы говорим о жуликах.

 

Цена изобилия

Выключаю телевизор, когда вижу на экране лоснящееся лицо бывшего премьера. Он снова на коне. То-то обрадовались деятели искусства и интеллигентные дамочки. Душка! Какая эрудиция! Какая аргументация в споре!

— Вы что же, Иван Иванович, — обращается он к телевизионному оппоненту, — хотите, чтобы все было, как раньше, как при коммунистах?

Как будто это он (примерный коммунист, зам. редактора газеты «Правда», потом зам. редактора журнала «Коммунист»), а не мы с вами, сверг ненавистный режим.

— Вы посмотрите, Иван Иванович, — следует продолжение, — все есть в магазинах. Дорого, но есть.

Вот уж загадка! Производство падает, население спивается, страна разваливается по частям — а товаров все прибывает и прибывает.

Но давайте посмотрим внимательно: что это за изобилие?

Подойдем к любому коммерческому ларьку. Лучше — с кем-нибудь из санитарной инспекции, объяснение будет квалифицированнее.

Все, что выставлено в витрине, не годно к употреблению. Товары эти предназначены для стран третьего мира, для народов, которых не жалко. Соки, вода, печенье — закончился срок годности, конфеты — ссохлись от старости, сигареты — действительно вредны для здоровья. По крайней мере тут нас не обманывают, на пачках написано: «Курить вредно». Срок действия антиникотиновой начинки давно закончился.

Добро бы еще это фуфло поступало в страну задаром. Но нет. Очень, очень задорого. Я уже вам приводил пример: во что обошлись 18 тонн жвачки? В 18 КамАЗов.

Получается, что мы, покупатели, платим дважды за пачку жевательной резинки. Первый раз мы заплатили, когда строили Камский автомобильный завод. Вся страна напрягалась, помните?

Второй раз платим сейчас.

Бог с ними, с ларьками. Войдем в магазин с хорошими товарами. Я не специалист по таким магазинам, но был пару раз. Зашел как-то в одну гостиницу; там, в вестибюле, много таких магазинчиков. Взглянул на цены и обомлел. Рубашка — 400 долларов. Легкий костюмчик — полторы — две тысячи. Спросил у девочек:

— Иностранцы покупают?

— Что вы? Нет, конечно.

Спрашивается: для кого эти товары?

Для себя!

Верх цинизма: ограбить страну, ограбить население, а на вырученные деньги привезти товары для себя! Мебель, сантехнику, одежду, медикаменты, автомобили. «Мерседесами» уже наелись, теперь, говорят, «роллс-ройсы» хорошо пошли.

Я припас одну справочку, специально для Гайдара. Пусть повесит у себя над рабочим столом.

«За последние четыре года потребление мяса сократилось на 14 процентов, молочных продуктов — на 25, рыбы — на 24 процента…» (газета «Монд дипломатик»).

Вот еще один из секретов «изобилия».

Если случится чудо и к власти в России придет честное правительство, если оно действительно объявит войну жуликам и положит конец разграблению страны, «изобилие» исчезнет в один день.

Впрочем, оно и так исчезнет.

Как только окончательно разворуют страну, «изобилие» закончится. Это — азбука.

А пока наши прогрессисты с торжеством в голосе кричат своим оппонентам:

— О чем вы говорите? Все есть в магазинах. Пока дорого, но есть! Да, есть.

За счет детей.

То, что мы сейчас тратим, нам уже не принадлежит. Принадлежит это нашим детям и внукам. Их мы оставим голозадыми и голодными. Образно говоря: пьяница-родитель отбыл в мир иной, оставив своим чадам голые стены квартиры; даже мебель вынесена, и в дверь уже стучится ростовщик, требуя возвратить долг.

Оставим мы наших детей без леса, без руды, без нефти, без высоких технологий, без науки, с пустыми кладовыми и чисто выметенными закромами, да еще будут они работать только для того, чтобы выплатить проценты за взятые нами кредиты. Кредиты, ухнувшие в бездонную дыру.

Я спросил Николая Ивановича Рыжкова: сколько прежнее руководство тратило из средств, вырученных за экспорт, на продукты питания? Он мне ответил: 20 процентов.

Остальная выручка шла на закупку высоких технологий, заводов, станков, приборов для научных исследований, медикаментов… И только двадцать процентов проедали, спускали в унитаз (плохой, конечно, образ, но точный). Сейчас спускаем все сто. Не говоря уже про открытый грабеж.

Если Горбачев с Рыжковым так любили власть, так боролись за нее, как любят и борются правители нынешние, неужто они не догадались бы до такого простого решения: закупать продукты питания не на двадцать процентов от выручки за экспорт, а на все сто. Да завалили бы страну продуктами!

Ну вот вам и все секреты гайдаровского «изобилия».

Я уверен, спроси Егора Тимуровича:

— Ради чего народ должен испытывать такие лишения?

Он ответит:

— Ради счастья детей.

Да, они любят пользоваться этим приемом: «Но зато наши дети…». Так, помнится, говорили и их прадеды. И создавали концлагеря для детей врагов народа.

Опять приехал знакомый граф П. Каждая наша встреча начинается с его восклицания:

— Ну, Станислав Сергеевич, прямо для вас сюжет…

На этот раз граф приехал из Швейцарии. Ездил туда на три новогодних дня отдохнуть с детьми. На богатом швейцарском курорте в самых дорогих виллах и отелях отдыхали в этом году люди из России.

— Вы представить себе не можете, как они себя ведут! — возбужденно рассказывал Сергей Сергеевич. — Ездят на роллс-ройсах, и все покупают! Все самое дорогое. Немцы и французы смотрят на них с завистью…

Удивил граф! Такие рассказы нам уже не в новинку. Но зададимся вопросом: за чей счет жируют российские нувориши?

За счет наших детей! Тех самых, которые якобы будут жить счастливо.

Я так понимаю: российские нувориши, едучи кутить за границу, не везут доллары в мешках через таможню. Они их снимают со своих счетов в зарубежных банках.

Так сколько же у российских граждан за рубежом денег? То есть на какую сумму (хотя бы приблизительно) ограблена Россия?

Одни эксперты говорят: 20. Другие: 40.

Миллиардов долларов! Ежегодно!

Слушая такие предположения, смешно вспоминать цифры финансовой помощи, которую мы выпрашиваем у Запада. Все время на слуху цифры: 8 миллиардов, 2,5 миллиарда…

Достаточно потрясти десяток крупных жуликов — и вот уже вдвое больше.

Неужели никто всерьез не пытался выяснить этот вопрос?

Пытались.

Тот же Гайдар и пытался.

У меня в руках любопытный документ: Информация о результатах работы Специальной комиссии Генеральной прокуратуры…

Читаю: 2 февраля 1992 года Гайдар подписал соглашение с американской частной детективной фирмой «Кролл ассошиэйтс». Детективы должны были проверить счета частных лиц и предприятий за рубежом. Проще говоря — найти украденные у народа деньги. В марте фирме «Кролл» было выплачено в качестве аванса полтора миллиона долларов.

Цитирую справку:

«Результатов работы фирмы «Кролл» комиссии так и не удалось обнаружить ни в правоохранительных органах, ни в Правительстве»{Эта справочка вместе с другими полезными документами сгорела 4 октября в здании Верховного Совета (один экземпляр, однако, остался — у меня). Почему-то огонь, возникший от разрывов танковых снарядов, начался именно с этого этажа, в котором размещался архив Парламента. И пожарники, как теперь известно, не очень спешили. Им разрешили подняться наверх только 5 октября.}.

Хорошенькое дельце! Можно вынуть из государственного кармана полтора миллиона долларов и никак не отчитаться за них. Хороши также американские детективы — взяли деньги и смылись.

Но, конечно же, все не так просто. Полтора миллиона и для американцев — большие деньги. Весь объем работ фирмы «Кролл» — 50 миллионов. Американцы добросовестно отнеслись к этому заказу. Детективы работу выполнили — заглянули в счета, узнали фамилии и положили список на стол Гайдару.

Хорошо представляю, какое у него было лицо, когда он увидел — какие в этом списке фамилии! Представляю, как далеко запрятал этот убойный документ. И, вздохнув, снова принялся за работу.

Добывать счастье нашим детям.

Да, забыл!

Забыл добавить: Гайдар, конечно, никогда бы не замыслил такую подлость против своих товарищей. Поговаривают, что он искал деньги партии.

Искали деньги партии, а нашли себя!

Дабы читатель не подумал, что глава эта посвящена исключительно Гайдару, процитирую такой документ:

«13 февраля 1991 года.

Премьер-министру В. Павлову.

Ваши предложения относительно реформы ценообразования абсолютно неприемлемы, поскольку резко снижают уровень жизни населения России.

Б. Ельцин, Председатель Верховного Совета РСФСР».

Правительство СССР тогда, чтобы выравнять спрос — предложение, задумало поднять цены.

На полтора-два процента!

Борис Николаевич много потом размахивал этим документом. Срывал овации.

Как, однако, отличается человек, рвущийся к власти, от человека, до власти дорвавшегося!

Недавно мне принесли статью английского экономиста Джона Росса. Я ее проглотил залпом — как детектив. А потом перечел еще и еще раз.

Российскому читателю просто необходимо познакомиться с основными тезисами этого исследования.

1992 и 1993 годы (период экономической катастрофы в России) стали годами наибольшего благоприятствования для стран Большой Семерки. Снизилась почти до нуля инфляция, увеличилась инвестиционная активность, уменьшилась безработица. Какой ценой и кем заплачено за это благополучие, читатель, вероятно, догадывается и без помощи английского экономиста.

Заплачено — Россией.

К такому выводу приходит и Джон Росс. И тут же оговаривается: «Поскольку такое утверждение взрывоопасно (еще бы!), я вынужден доказать его цифрами».

И доказывает.

Оставим цифры, суть же гайдаровских «реформ» (в изложении Джона Росса) такова.

За два последних года Россия сильно увеличила вывоз из страны энергоносителей и металлов. Причем и тех и других производится в стране все меньше. За счет чего же можно увеличить экспорт? За счет резкого сокращения обеспеченности ими собственных отраслей промышленности, роста цен на них и стремительного промышленного спада в самой России. Тут нам объяснять ничего не надо, мы все видим своими глазами — многие предприятия вообще закрылись.

Экспорт увеличился, а доходы от него упали. Естественно. Мы сами сбили цены. Теперь Запад может поберечь собственные месторождения нефти, угля, металлов; они лежат, как в банке. Вот когда запасы России истощатся, тогда…

Это первая форма оттока капитала. Вторая — уворованные деньги. По Д. Россу: до двух миллиардов долларов ежемесячно уходит на Запад. Деньги эти инвестируются в западную промышленность.

И, наконец, третье.

В апреле 1993 года, в дни проведения референдума, страны Большой Семерки заявили, что предоставят России помощь в размере 43 миллиардов долларов. Помните? Это широко разрекламированное обещание Запада сыграло большую роль: население России проголосовало за Ельцина и гайдаровские реформы. Но «обещанного два года ждут». Мы же будем ждать лет двести. На самом деле Международный валютный фонд и Всемирный банк выплатили России всего два миллиарда долларов!

«Поэтому, — пишет Джон Росс, — утверждение о том, что Россия помогает Большой Семерке, а не наоборот, — это не заявление экстремистски настроенных русских националистов. Это объективная констатация факта».

И далее:

«Россия несет чистые потери и в очень большом масштабе. Россия пережила крупнейший за всю свою историю промышленный крах, фактически это крупнейший крах промышленной экономики в мирное время, когда-либо случившийся в истории».

Потому-то Западу так нравятся именно гайдаровские «реформы», а не какие-либо другие.

Не Запад помогает России, а измученная, обескровленная страна кормит благополучный Западный мир. Картина ясна и понятна. Конечно, наличие в огромном количестве сникерсов и мерседесов, презентаций и красивых магазинов, заваленных иностранными товарами, немного затемняет картину. Ум не опытный и не пытливый может принять это за улучшение жизни. Но это золотая обманка, красивая обертка, не более. Внутри — кукиш.

И последняя цитата из Джона Росса:

«Говоря коротко, в России не существует ни кризиса бюджетного дефицита, ни кризиса обменного курса рубля. Кризис происходит лишь потому, что в полном противоречии со своими национальными интересами и экономической логикой Россия допустила вывоз огромного капитала в тот момент, когда у нее имеется большая международная задолженность и огромная потребность в ресурсах для капиталовложений в собственную экономику».

 

От Дальнего Востока до Дикого Запада

День начинается на Востоке. На Востоке начинается и наша родина.

Конец августа. Стоим во Владивостокском порту со старым капитаном; сорок лет он ходил на ледоколах по Арктике.

— …Такого никогда не было. За сорок лет на моей памяти — никогда! Чтобы летом, в августе, ледоколы стояли без дела — никогда!

— А что они должны делать?

— Грузы возить в Арктику. На Колыму, в Певек, на мыс Шмидта, на остров Врангеля… Там же люди! Как они будут жить зимой, чем детей кормить, как отапливать жилища? Навигация кончается. Я помню, 5 августа снег шел в Певеке. Раньше ледоколы выходили в мае. В начале июня уже подходили к кромке…

— Нет груза?

— Грузов нет. А если даже будут… Вы же понимаете, до Севера еще дойти надо. Даже если при полной мощности, по 20 узлов… Это 8 суток. А какой смысл выгружать, скажем, картошку при 20-градусном морозе?

— Как же люди?

— А вот — как? Они слушают радио, они понимают, чем это закончится. Вывозить надо будет людей. А как вывозить? Чем? Обидно. Триста лет русские люди Север осваивали. И ведь освоили. Северный Морской путь открыли. Не формальная — действующая магистраль…

Капитан замолчал, повернул голову в сторону моря. Там, на рейде, в неспокойном заливе стояли на якоре два ледокола. Чуть дальше качались на волнах еще два-три корабля с красными корпусами. «Морковки» — зовут их моряки. Суда ледового класса.

— Как же так? Как можно взять и забыть про Север? Он так много значит для страны. Вся Россия, обратите внимание, своим фасадом на Север выходит. Вы посмотрите, эти ледоколы стоят, а другие… туристов возят.

— Ледоколы — туристов?

— Да — туристов. И в Арктику, и в Антарктику. Мало того, что обычные ледоколы под иностранных туристов отдали, но и атомные — туристов возят. На полюс и обратно. А что делать? Грузов-то нет…

Грузов в этом году для русских Северов нет. Ну, может быть, что-то еще успеют забросить. Пойдут в тяжелые льды, в густые туманы пароходы, привезут некондиционные продукты, немного угля, немного керосина, потом поплывут сквозь штормы обратно, сжигая тройную норму горючего, и, горько трубя, вернутся в порт с пробитыми бортами, со сломанными винтами, с исковерканными рулями. А северяне как-нибудь перезимуют, дотянут до лета, а потом двинут на юг и начнут мыкаться по стране, как мыкаются и не находят себе места сотни тысяч других беженцев.

Кровь и слезы, слезы и кровь. По всей России.

И называют это — реформами.

Недавно сопливый хлыщ (из нуворишей) жаловался по телевизору, как много он работал эти пять лет. И вот только сейчас, когда дело налажено, может позволить себе немного отдохнуть, например, слетать в Монте-Карло. Да и то только на два-три дня.

Там, на мысе Шмидта, тоже есть телевизор. Интересно, что они думают, тамошние телезрители, когда смотрят такую передачу?

Итак, грузов для северян в этом году нет, однако порты Владивостока и Находки буквально завалены товарами.

И все это приготовлено для отправки за границу. Лес: кедр, сосна, ель, пиломатериалы. Железо: чугун, слябы, листовая сталь, тонкий прокат. Цветные металлы: медь, никель, кобальт, алюминий. Особенно почему-то много алюминия. Не только на Дальнем Востоке, но и в Мурманске, и в Петербурге, и в Новороссийске. И такая же картина в портах ближнего и дальнего зарубежья: в Одессе, в портах Прибалтики, Швеции, Дании. В японском порту Осака разновысокие штабеля белого металла образовали причудливые алюминиевые горы — хоть заноси на географическую карту.

Откуда столько алюминия? У нас что, излишки его? Поговорите с директорами заводов, скажем, автомобильных. Они пожалуются, что легкого и прочного серебристого металла не хватает. Тогда, может быть, в наших недрах неисчислимые запасы алюминиевых руд?

Страна наша богата минеральными ресурсами, но — вот загадка природы — бокситов, руды, из которой добывают алюминий, в стране нет. По крайней мере, полноценных бокситов. Мы добываем алюминий из глинозема, практически из глины. Такое производство требует огромного количества электростанций — Братской, Красноярской. Стоимость добытого из бедной руды металла становится очень высокой. Не золото, конечно, но дорого, очень дорого.

Полноценные же бокситы мы привозим из Китая и Гвинеи. И вот представьте себе: тысячи пароходов везут из Африки руду, потом тащатся через всю страну железнодорожные составы, потом осуществляется производство — энергоемкое и экологически вредное. Наконец, алюминий добыт, опять — поезда, опять — пароходы. Алюминий поехал за границу. Круговорот закончился.

Глупо? Глупо и преступно. Но это еще не все. Продает алюминий за границу не государство, а коммерческие структуры. Они скупают его у заводов-производителей за рубли, а продают за доллары. Продают по дешевке, на 110–150 долларов за тонну ниже мировых цен. Мир уже затоварен алюминием. США готовят антидемпинговый иск к России…

Скажите, дорогой читатель, если бы мы с вами дошли до ручки и решили продать все из квартиры — мебель, одежду, книги, все, — мы бы стали поручать это жуликам? Как-нибудь управились бы сами.

А Государство поручает. На этой операции — выдаче лицензий{К моменту выхода этой книги — надолго ли, на пользу ли стране — неизвестно, но лицензии и квоты по большей части отменены.} — кормятся тысячи мерзавцев. От высокого правительственного чиновника или даже члена правительства, выдающего лицензии, до мелкой шестерки, открывающей дверь в кабинет начальника. От главы администрации области до таможенника и пограничника, которые сквозь пальцы смотрят на сомнительные документы. У проходимца (а у него и на роже написано, что он проходимец) одна лицензия на 20 тонн металла, а он уже в 20-й раз везет через границу 20 тяжело нагруженных КамАЗов. И пропускают.

Кто же добровольно изменит такой порядок?

И вот это называется «рынком».

Кого ни спроси сегодня:

— Охарактеризуйте одним словом то, что творится в стране?

Каждый ответит:

— Бардак!

Выходит, вся реформа — в том, что заменили красный флаг на красный фонарь.

Мы начали эту главу с Дальнего Востока, а закончим ее Диким Западом.

Германия. Зона военного присутствия России. Минуло почти пятьдесят лет со дня окончания войны, а войска союзников — русские, американские, английские, французские, бельгийские — все еще здесь, в Германии. Зачем?

Слава Богу, принято решение — солдаты союзников отправятся по домам.

Но как это будет происходить?

Американский военный контингент значительно меньше нашего, но американцы планируют осуществить вывод за 15 лет. Причем у каждого офицера и солдата есть за океаном квартира, дом; каждый поедет под родную крышу. Англичане вообще растягивают вывод неизвестно на сколько лет. Даже бельгийцы, у которых в Германии 20 тысяч солдат, уйдут только к 1995 году.

Наши войска (550 тысяч) приедут на родину — в чистое поле. В палатки, в бараки.

Вырубаются леса — под новые военные городки. Наносится непоправимый ущерб природе.

Офицеров, возвращающихся из Германии, — 100 тысяч. Плюс — семьи. Только детей — 90 тысяч. Нужно 100 тысяч квартир. Где их взять? Денег, которые дают немцы, совершенно недостаточно. Офицеры едут в палатки и бараки, жены с детьми — к родственникам; будут ждать, когда государство предоставит их мужьям квартиры.

Еще сто тысяч несчастных семей.

Уход российских войск из Германии похож на бегство. Брошены — не реализованы, не вывезены на родину — огромные богатства. Армия оставляет на территории Германии 770 военных городков (каждый такой городок — это три — четыре десятка многоэтажных зданий с комфортабельными квартирами), десятки первоклассных аэродромов, танкоремонтные и радиозаводы, миллионы тонн металлолома. Я видел километровые поля, сплошь заставленные танками. Многотонные махины стоят друг на друге в два — три этажа. Из этого металла выльются тысячи современных танков, артиллерийских орудий, военных кораблей.

Зачем эта спешка? Кому она выгодна?

Германии — да. Немцев можно понять. Но кто-нибудь из наших руководителей когда-нибудь будет думать об интересах Российского государства? Они, надеюсь, не тайные члены германского кабинета министров? Они же должны заботиться об интересах своей страны, своих граждан.

Ну, хорошо. Решение о выводе войск приняли Горбачев с Шеварднадзе. Они же определили сроки. Но нынешний Президент России, когда стало уже совершенно ясно, что сроки не реальны, что без огромного ущерба для государства не обойтись, сократил эти сроки еще на полгода. Это как объяснить? Загадочностью русской души?

Кто-то из «бессмертных» давно заметил: первые признаки гибели больших империй — это упадок культуры и отсутствие великих государственных деятелей. И то и другое мы наблюдаем сегодня.

Вот это уже похоже на объяснение. Только слово «великих» тут не подходит. Правильнее было бы сказать не «отсутствие великих государственных деятелей», а наличие ничтожных государственных деятелей. Вот это — в точку.

Российские войска бегут из Германии. Каждый офицер отчетливо представляет, что возвращается он на пустое место, в нищету и разруху.

Так было и в 1945-м. Возвращались тогда по-разному. Один — с ложкой за голенищем, другой — с вагоном трофейного барахла. То же и сейчас. Тот, кто половчее, посмелее, кто преодолел в душе тот порог, за которым не стыдно, вернется на Родину не с пустыми руками.

Мы, собственно, потому и поехали в Германию — знали, что там творится. Об этом, впрочем, много писали. И в нашей, и в западной прессе. Я читал докладную записку Главного инспектора России Юрия Болдырева Президенту Ельцину — о безобразиях и преступлениях, которые творятся в Западной группе войск. Вскоре после этой докладной Юрия Болдырева уволили. (Уже сложилась система — стоит кому-то в стране выступить против коррупции или с разоблачением махинаций высшего начальства, как его тут же увольняют. Или жестоко компрометируют, тогда последствия еще хуже).

Суть происходящего в Западной группе войск, если коротко, такова. Армия, в спешке покидающая Германию, обросла коммерческими структурами, которые «помогали» реализовывать военное имущество. Деньги, которые выделяли немцы на содержание войск (на период эвакуации), беспроцентные кредиты, которые давало Российское государство, не только не использовались по назначению, но иногда…

Вот, скажем, один такой кредит в 100 миллионов марок был использован так: на 40 миллионов было закуплено клубники и китайских яблок по ценам выше мировых (половина сгнила, конечно), 17 миллионов были перечислены в другие государства иностранным фирмам, остальное (хотелось бы надеяться) пошло по назначению.

Войска снабжались через коммерческие фирмы (в основном этим занимались наши бывшие соотечественники) некондиционными и некачественными товарами. Закупались они, однако, по мировым ценам, а то и выше. Один мудрец из Управления торговли Западной группы закупил на 1 миллион марок бенгальских огней и хлопушек. Они до сих пор лежат на складах.

Схема все та же, вы заметили? Нужно заключить с коммерческой фирмой наиневыгоднейший для России контракт. Чем он невыгоднее, тем большую сумму положит фирма на твой счет в западном банке.

Но, как это часто бывает, приехав со съемочной группой в Германию разрабатывать одну тему, мы наткнулись на другую, гораздо более интересную и важную для нашей страны.

О скандале с Домом советской науки и культуры читатели знают из газет. Этот Дом стоит в центре Берлина и оценивается в 500–700 миллионов марок. Немцы в недалеком будущем собираются перетащить свою столицу из Бонна в Берлин. Значит, стоимость дома, стоящего на центральной улице, на Фридрихштрассе, возрастет, может быть, вдвое.

Однако дом российский, но Россия практически потеряла на него права. Главным юридическим документом в Германии является земельная книга. Кто в ней записан собственником имущества, тот им и владеет. В земельной книге Берлина собственником российского имущества записана некая немецкая фирма.

Немецкая фирма с уставным капиталом в 50 тысяч марок стала собственником почти миллиардного имущества. Как это произошло?

А как это у нас происходит? Какие-то доверенности (неверно оформленные), какие-то права на аренду на подозрительно выгодных условиях, чуть зазевался, расслабился, и тебе уже говорят: «Ты здесь не хозяин, а гость».

Из письма вице-премьера Шохина Президенту России:

«Считаю своим долгом еще раз обратиться к вам, чтобы попытаться предупредить опасное развитие ситуации, которая складывается вокруг Российского Дома науки и культуры и грозит нанести непоправимый ущерб нашему государству и скомпрометировать его руководство.

На наших глазах разыгрывается спектакль, постановщиком и исполнителем главной роли в котором с российской стороны выступает М. Н. Полторанин…»

Поскольку скандал с Домом стал достоянием общественности, ситуацию, возможно, удастся исправить. Предстоит долгий разорительный процесс… Словом, есть шанс вернуть российскую собственность ее законному хозяину.

Интересен тут другой аспект. О скандале много писали, о нем упоминал Руцкой в своем докладе Верховному Совету — можно представить настроение общественности.

И вот посмотрите. Люди, которые умыкнули российскую собственность, — продали, подарили, прозевали — не знаю и знать не хочу, — выглядят вполне респектабельно, пресса пишет о них уважительно. А те, кто забил тревогу, не дал осуществиться темной сделке, представлены на страницах прессы как клеветники и склочники.

Похоже, что и сознание нашего общества начинает круто меняться — в криминальную сторону.

А теперь мы перейдем к главному.

Российская собственность в Германии — не только Дом науки и культуры. Собственность эта разнообразна и обширна. В одном только Берлине сорок участков с построенными на них зданиями. Всего же в Восточных землях — около двух тысяч объектов. Это миллиарды марок — во много раз больше, чем та сумма, которую немцы выделяют нам в качестве компенсации за вывод войск.

Собственность эта досталась нам в счет репараций — за ущерб, нанесенный нашей стране в Великой Отечественной войне. Жилые здания, виллы, учреждения, заводы — они принадлежали когда-то гестапо, вермахту, СС, различным нацистским организациям.

— Ну-у! — воскликнет читатель. — Когда это было!

Давно.

Но это дела не меняет. Конституционный суд Германии совсем недавно (в прошлом году) подтвердил право собственности СССР на эти объекты. А стало быть, и право России — правопреемницы СССР.

Главным юридическим документом в Германии, как я уже сказал, является земельная книга. В пятидесятых годах МВД Восточной Германии в условиях строжайшей секретности вписывало в земельные книги вместо «гестапо», «вермахта» другого собственника: «народ ГДР».

Но это можно было бы оспорить — была бы сама земельная книга.

Весной прошлого года в Потсдаме — глубокой ночью, сразу в пяти местах — загорелось здание немецкого Архива, где хранятся земельные книги. Сгорели 5 тысяч подборок документов, именно тех, которые подтверждали право собственности СССР на объекты в Восточных землях. Через год — тоже весной и тоже ночью — сгорел другой архив. В городе Барби под Магдебургом. Погибли земельные книги — опять только те, которые имели отношение к российской собственности.

Теперь уже трудно доказать право России на ее собственность. Трудно, но можно. Германия — государство правовое. Юристы, знакомые с предметом спора, в один голос утверждают: дело верное. Но делать это нужно сейчас, пока войска не ушли из Германии. Потом — поздно, все спорные объекты станут собственностью федерального правительства.

Эти разговоры о том, что нужно поспешать, длятся три года. Никто из российского руководства не поспешил, не тронулся с места, рукой не пошевелил, чтобы вернуть российскую собственность в государственную казну.

Как же так? Миллиарды марок! Вот они, лежат. Нужно только нагнуться и поднять. Молчат, хлопают глазами. Будто знают что-то, а сказать не хотят.

Меня познакомили в Берлине с интересным человеком. Это юрист из Бельгии, господин Туровски.

Фамилия его иногда мелькает на страницах немецкой печати. То ему угрожают, то похищают его (похищают люди с солдатской выправкой, говорящие по-немецки с русским акцентом), всячески ему намекают: не ввязывайся в это дело!

Но господин Туровски стоит на своем. Он берется вернуть российскую собственность законному хозяину, даже готов вложить свои два миллиона марок, так как считает дело верным и выгодным.

Я разговаривал с ним:

— Вы хотите оставить себе 13 процентов от сделки?

— Нет, нет! — машет рукой господин Туровски. — Себе я оставлю только 5 процентов. Это все равно огромная сумма, ведь речь идет о состоянии, которое оценивается в десятки миллиардов марок. Остальное — на взятки российским чиновникам. Чтобы не мешали…

Все, что нужно господину Туровски, — это согласие российского правительства вернуть свою собственность.

Согласия нет.

Между тем мы подошли к последней черте. Войска уходят, российское присутствие в Германии заканчивается и — тю-тю миллиардные состояния!

Тайна.

Вот бы заняться раскрытием этой тайны российским журналистам! Это вам не мифические «деньги партии», тут сюжет стоящий — загадочный, с острыми и опасными поворотами, в финале же — зарытый в земле сундук с сокровищами.

Наше общество всегда направляют по ложному следу. Несколько лет оно ищет деньги партии. Пока ничего не нашли. Можно быть уверенным — и не найдут. Поскольку нет их в помине. Что бы мы там ни говорили про коммунистов, но они, по крайней мере, были люди убежденные. Верили, что власть их — на века, поэтому жить и умирать собирались в этой стране и никаких денег в зарубежных банках не держали. В отличие от нынешних временщиков.

Право, увлекательный сюжет. Называется он: «Тайна российской собственности в Германии». Тут много загадок. Например: от какого фонаря отмеряли сроки вывода войск из Германии? Почему, когда нереальность сроков уже была ясна, их сократили еще на полгода? Ясно, что нас надули. Но каким образом? Что это — обычные российские разгильдяйство и некомпетентность или нечто более подлое и криминальное? Уж очень странно совпадают действия российского правительства с желанием немецких властей поскорее избавиться от хозяев многомиллиардного состояния.

 

Уральская мафия

Летом мы побывали на родине Президента — в Екатеринбурге. Нас очень звали туда: «Приезжайте, у нас тут интересные дела творятся». Мы приехали.

Но сначала коротенькая предыстория.

Не так давно глава администрации Свердловской области Э. Россель обратился к правительству с просьбой реализовать за границей редкоземельные и редкие металлы, излишки которых скопились на предприятиях области в связи с проводимой конверсией. На валютную выручку от экспорта предполагалось решать острые социально-экономические проблемы Уральского региона.

Просьбу Росселя рассмотрели быстро. (Не с улицы человек — земляк Президента). Бурбулис (тоже екатеринбуржец) провел совещание. Рассмотрели «поручения Президента России Ельцина по обращениям главы администрации Свердловской области».

Не будем вдаваться в подробности. Рассмотрели, согласились, решили помочь. Везите продавайте, решайте свои социально-экономические проблемы. Для удобства даже пограничный пункт открыли в аэропорту.

Дверь в кладовую, где хранились стратегические запасы Родины, приоткрылась. На Запад потек сначала тонкий ручеек, потом полноводная река. Несмотря на очевидность валютной выручки от уже предоставленных квот, в правительство, к Президенту продолжают поступать просьбы о выделении новых квот различным концернам, ассоциациям — в основном, конечно, коммерческим. Все это, разумеется, без увязки с возможностями экономики России, без оглядки на потребности международного рынка, уже перенасыщенного металлами. Все, конечно, — по низким, абсолютно невыгодным для государства ценам.

Началось все с этой «пустяшной» просьбы.

Ванадий — 5000 кг.

Галлий — 5000 кг.

Скандий — 3000 кг.

Осмий — 50 кг.

Цена изотопа осмия на международном рынке — от 60 до 150 тысяч долларов. За один грамм!

Индий — 1000 кг.

Тантал — 500 кг.

Гадолиний — 1000 кг.

Германий — 5000 кг.

Кобальт — 100 000 кг.

Цирконий — 10 000 кг.

Интересный факт: излишки циркония, которые скопились на предприятиях, — 10 тонн. А лицензий выдано на 329 тонн! (Цифра взята из справки о результатах работы Специальной комиссии Генеральной прокуратуры. Из этой же справки — такой факт: фирме «Цитрон» выдана лицензия на экспорт ртути металлической; металлическая ртуть в области не производится, ее во всей стране производят 150–180 тонн. Что же эта фирма вывозила на Запад? Вот химики!)

Продолжим перечень.

Молибден — 5000 кг.

Рений — 50 кг.

Европий — 1000 кг.

И так далее. Лютеций, церий, иттрий, тербий… Все перечисленные металлы употребляются главным образом в военной промышленности. Похоже, что мы решили обеспечить стратегическими материалами всех наших соседей, включая и потенциально враждебных. На много лет вперед!

Лицензий на вывоз стратегических материалов выдано более тысячи. Фирм-экспортеров — три сотни. Но на самом деле — гораздо больше. В некоторых цепочках — от завода до покупателя за границей — участвовало 4–5 посреднических структур.

Экспортируя редкие металлы за границу, коммерческие фирмы приобретали их у заводов-производителей (часто в других областях) за рубли по российским ценам. Продавали за доллары!

К чему все это привело?

Сказочно разбогатели коммерческие структуры. Миллиардеры стали размножаться почкованием — от большой ветви вытянулись ветки малые, на них проклюнулись новые листочки…

Сумасшедший рост беловоротничковой преступности не мог не вызвать к жизни волну преступности низовой. Те, что внизу, не собирались, конечно, спокойно наблюдать, как богатеют белые воротнички — без всяких усилий, не рискуя ни жизнью, ни свободой.

— Давайте, ребята, делитесь! — сказали они. Началась дележка, «отстегивание» вниз. Иногда — добровольно, иногда — под дулом пистолета. В городе появилось множество банд, специализирующихся на вымогательстве. У каждой банды — отряд боевиков (иногда до тысячи и больше).

Поскольку коммерческим структурам пришлось «отстегивать» приличную долю, они были вынуждены увеличивать обороты, расширять дело. Отсюда — новые просьбы в правительство: «Давайте еще квоты и лицензии!».

И пошло-поехало…

Не будем пока касаться других регионов, но здесь, в Екатеринбурге, волну преступности вызвало к жизни само правительство. Намеренно оно это сделало или без умысла, предстоит выяснить. В пользу первого предположения говорит то обстоятельство, что все преступные силы в городе поддерживают нынешнюю власть. На любом референдуме они скажут «да» — Власти, в любой ситуации они одобрят любые действия Власти. Это их Власть, она их породила и теперь обслуживает.

Не мною замечено: в стране все больший вес набирают екатеринбургские коммерческие структуры. Даже у нас в кино властителем, монополистом проката, является уральская фирма «Екатеринбургарт». Это ей мы обязаны за то убогое американизированное меню, которым кинотеатры России потчуют зрителей.

Почему? Почему именно екатеринбургские структуры?

Потому что руководство страны — екатеринбургское.

Был Брежнев — шли разговоры о днепропетровской мафии, стал Ельцин — все чаще слышим: уральская мафия, екатеринбургские структуры…

У нас и мафия строится не как во всем мире — снизу вверх, а сверху вниз, от высокого правительственного чиновника.

В данном случае — от Президента.

Опять-таки не мною замечено.

«Вы ищете мафию? Она структурируется как президентская вертикаль!» (В. Топоров. «Независимая газета», 29.06.93).

Обычный командированный, посетивший Екатеринбург, может и не заметить, что это один из самых мафиозных городов России. Там, где мафия, там — порядок. (Это нам сейчас усиленно втолковывают газеты).

Порядок, разумеется, относительный. С наступлением темноты Екатеринбург, как и другие города России, вымирает. Время от времени случаются кровавые разборки. Но они и в Москве происходят. Однако в Москве бандитских формирований множество. Их главарям трудно договориться между собой. Можно сказать, что в столице преступная власть находится в процессе становления.

В Екатеринбурге процесс завершен. Уральская столица четко поделена на три сферы влияния, три преступные группировки контролируют город.

«Центральная», «уралмашевская» и «синие» (то есть татуированные, прежде судимые).

В 1992 году был убит глава центральной группировки Олег Вагин. С тремя телохранителями он выходил из подъезда и был расстрелян в упор из автоматов людьми в масках, выскочившими из стоящего напротив «Москвича». Кстати, Вагин, авторитет преступного мира, вел далеко не конспиративный образ жизни; убежище его было не в уральской тайге, не на окраине города — он занимал квартиру в самом престижном доме, где проживает глава администрации Э. Россель. В этом же дворе живет и брат Президента России Михаил Ельцин.

Я просмотрел пленку «Похороны Вагина», снятую работниками безопасности. Мимо камеры нескончаемым потоком идут десятки тысяч молодых людей. Сильных, тренированных, надежных бойцов преступной армии страны. Мы их между собой называем «бультерьерами». Да простят мне такое сравнение эти симпатичные звери.

Армии «бультерьеров» есть в каждом городе. Есть они и в Москве. Встаньте в любом месте на улице, оглянитесь — вы их сразу выделите из толпы. Они одинаково одеты, одинаково причесаны, одного примерно возраста. Это хорошо организованная сила. Она способна при случае бороться не только с милицией и безопасностью, но и с армейскими подразделениями.

Эта сила создана главным образом за последние два года как мощная поддержка режима. Все они, безусловно — за нынешний порядок (мы уже говорили об этом).

Эти молодые люди никогда уже не начнут работать, не встанут к станку, не пойдут в бульдозеристы, не будут грызть гранит науки, не станут защищать Родину. Они узнали, что такое легкие деньги, они попробовали сладкий вкус крови. У «бультерьеров» одно предназначение — разорвать на куски любого, на кого укажет хозяин.

На доме, около которого был убит Вагин, сейчас висит мемориальная доска. Только не надо ахать — обычное дело. Теперь — обычное дело. Чтобы далеко не ходить за примерами, в Москве, на Ленинском проспекте, у дома 92 поставлен черный обелиск, на нем написано: «Здесь 9 июня 93 года погибли отличные парни». Это — чуть дальше обелиска Юрию Гагарину, у гостиницы «Спорт». Жильцы пишут письма протеста, но… кому писать?

Так вот, висит вагинская мемориальная доска, под ней каждый день — свежие цветы; во дворе играют дети. Кстати, внуки Президента — тоже.

Представьте, стоит пацан, смотрит на доску… Вот для него романтический герой! Юрий Гагарин.

Идет криминализация сознания подростка.

Сегодня стать членом мафии, как раньше — быть зачисленным в отряд космонавтов. Так же почетно. Легко представляю: подросток, знакомясь с девушкой, сообщает ей полушепотом, что он служит в мафии. В глазах девушки — немой восторг…

Большую роль в изменении сознания детей и подростков сыграли газеты, телевидение; особенно высока заслуга кинематографа. Прошлую зиму я посвятил изучению его продукции за последние пять лет. В подавляющем большинстве фильмов главный герой — преступник. Вор, рэкетир, проститутка, наркоман, катала, аферист…

Странную я заметил особенность. Что же получается? Пока была власть рабочих и крестьян, героями экрана были рабочие и крестьяне. Теперь — власть преступников. Героями стали преступники. Выходит, мы, кинематографисты, истово и верно служим любой власти. Придет другая власть, и героями наших фильмов станут другие люди.

Ну а пока на экране идет осознанная идеализация образа преступника. При таком накате как может не измениться, не сдвинуться в криминальную сторону сознание юного зрителя?

Вернемся в Екатеринбург.

При сумасшедших валютных выручках за экспорт стратегического сырья, конечно же, ни одна социально-экономическая проблема города и области не разрешена.

Достаточно беглого взгляда.

Стоит недостроенная телебашня. Несколько лет не могут дотянуть до верху. Опускаем глаза: внизу — шикарное здание китайского ресторана «Харбин». Построили месяцев за восемь. Одно из мафиозных гнезд города.

На центральной улице высится здание «Интуриста» Опять-таки не могут доложить два-три верхних этажа. Уродливый каркас вот уже несколько лет торчит, как бельмо на глазу.

Внизу — какой-нибудь роскошно отделанный офис. К примеру, «Европейско-Азиатская компания». Думаете, кто-то в городе не знает, что это — абсолютно криминальная структура? Глава компании был застрелен в прошлом году конкурентами. Сейчас — новый хозяин.

Поставили камеру на центральной улице, неподалеку от офиса. Честно говоря, даже не знали, что рядом — эта поганая компания. Хотели просто снять жизнь города. Через минуту подлетают два «бультерьера».

— Что снимаете?

— А вам какое дело?

— У нас тут офис.

— Где?

Показывают пальцем: метрах в ста-ста пятидесяти.

— Ну и что?

— Ничего. Валите отсюда!

— Мы же не ваш офис снимаем…

— Валите…

Может, мы бы и заелись, кабы были неопытные и неинформированные. И кабы дело происходило не в Екатеринбурге. Но здесь заедаться нельзя. Здесь Они — уже полноправные хозяева.

И так всюду, в каждом городе. Попробуйте поставить кинокамеру на оживленной городской улице, но так, чтобы на противоположной стороне был какой-нибудь офис, а еще лучше банк.

Мы проводили такой эксперимент и в Москве, и в Питере, и в Екатеринбурге.

Через две-три минуты из дверей банка выйдут два крепких молодых человека, подойдут к камере:

— Что снимаете? Документы!..

— А вам какое дело?

А, действительно, какое вам дело? Улица же. Оживленная улица в центре города, на которой полно других объектов, кроме вашего паршивого банка. И потом — что вы так забеспокоились? Это же банк, а не воровская малина. Казалось бы, что может быть чище банковского дела?

Да, только не у нас в стране. Если уж по-честному — в основном и грабится-то государство и его население через банки. Способов сколько угодно. Задержи платежи на недельку или растяни простейшую банковскую операцию на возможно больший срок. Сколько нужно времени на то, чтобы деньги отправителя дошли до получателя? В цивилизованном мире — ну, скажем, четыре часа. А ты растяни эту операцию на сорок дней? В нашей стране никто не удивится. И вот уже — сорок дней чужие деньги будут работать на тебя. Деньги делают деньги. К тому же адресат получит уже не миллион, а 950 тысяч. Инфляция. Видишь, и инфляция тебе на руку.

Это один способ.

А их — тысячи. Как бы мы плохо ни думали о преступности, но и в ее действиях есть элемент справедливости. Преступность интересуют не просто большие капиталы, а капиталы, нажитые нечестным путем. Поэтому в последние годы именно банки стали объектами самого пристального внимания уголовной преступности.

Опять-таки методов воздействия на банк — много.

Одна из схем — предельно простая.

«Обкладывают» банк. Приходят в наглую и требуют провести определенный чек или фальшивое авизо на большую сумму. Если — отказ, то — немедленный «наезд». Время от времени мы читаем в прессе о покушениях то на одного, то на другого президента банка.

Иногда преступникам удается ввести в банк своих людей и таким образом подчинить его себе.

Словом, банки сегодня — самая перспективная область для вымогателей. От ларьков они уже отошли — этим занимается шушера, — серьезная преступность начала работать на новом, очень высоком качественном уровне.

Вот почему наши банки так не любят людей с кинокамерами. Да и обычных прохожих, пристально наблюдающих за их офисами.

Уголовная преступность в свою очередь создает мифические общества и компании, куда идет перекачка отнятых денег. И у них теперь свои офисы, и они президенты чего-нибудь.

В Управлении внутренних дел Санкт-Петербурга я смотрел интересную любительскую пленку. Ее сняли сами преступники. Любопытный сюжет.

Начинается он с освобождения из «Крестов» Владислава Кирпичева. Немолодой уже человек, за пятьдесят, совсем не зверской наружности, частый посетитель петербургской тюрьмы «Кресты». Кличка — Кирпич.

Да, увлекательное кино. Кирпича встречают с цветами, сажают в машину… Затем сцена в ресторане. Хор цыган поет: «К нам приехал наш любимый… Владислав Сергеевич да-а-раго-ой…». Крупный план Кирпича.

«Мир шибко изменился за время отсидки, — думает, наверное, Кирпич. — Раньше человек, вышедший из тюрьмы, чувствовал себя отверженным. Сегодня его всюду встречают с почетом и уважением…»

Далее — Германия. Заграница. Надо же людей посмотреть, себя показать. Приодеться… Сцена в магазине, где Кирпич долго выбирает себе перстень…

Поездка по стране — проведать, как живут старые друзья-приятели, не порвались ли связи. Друзья, как выяснилось, живут припеваючи, связи окрепли. Сцена в горах Кавказа. Кирпич с местными мафиози стреляют из разных видов оружия — из автомата, из пулемета… Садятся в автомобили, слышен чей-то юношеский голос с акцентом: «Мафия па-астреляла и уехала-а…».

Еще несколько веселых сцен из жизни Кирпича и… арест. На красном светофоре автомобиль Кирпича зажимают с двух сторон машины оперативников, Кирпича выволакивают наружу, заламывают руки… Успеваешь расслышать его реплику: «Во бля! Только что говорил, что все ништяк!..».

Быстро промелькнули девять месяцев свободы, опять наручники, и… «в дом родной белым лебедем». Допрос в следственном изоляторе:

— Фамилия?

— Кирпичев Владислав Сергеевич.

— Год рождения?

— Тридцать седьмой…

— Где работаете?

— Вице-президентом… Э-э…

Обратите внимание, девять месяцев Кирпич на свободе, а уже — вице-президент!.. Вот, правда, названия своей фирмы не помнит. Да это неважно. Вице-президент!

Словом, теперь уже не отличишь, где «чистая» экономическая преступность, а где банальная уголовщина.

Екатеринбург, как мы уже говорили, контролируют три преступные группировки.

— Покажите какой-нибудь «ихний штаб»! — попросили мы ребят из Управления по борьбе с организованной преступностью.

Поехали.

Куда бы вы думали? Во Дворец Культуры завода «Уралмаш».

Подъезжаем. Стоит большое красивое здание на площади. Дело к вечеру, а — тишина, не хлопают двери, не спешат зрители, не освещено фойе — мрак.

Мои детство и юность, детство других мальчишек, моих сверстников, прошло вокруг или в стенах такого вот Дворца культуры в рабочем районе города. Конечно, наш «дворец» не был таким роскошным (одноэтажное здание на берегу пруда в парке), но какую он оставил о себе память! Каждый вечер он ждал нас. Раз в неделю — новый фильм (мы его смотрели по нескольку раз), выступления артистов, вечера самодеятельности, смотры, читательские конференции (каждая новая книга обсуждалась), всевозможные кружки — выбирай любой, угодный твоей душе. Когда, где это было? Давно и не в этой стране…

Теперь мы живем в другой стране — где умирает на глазах духовная жизнь. Вот вам один пример: Дворец культуры! Для чего он был построен? Никакой культуры в нем нет. Мрачное здание словно источает враждебность.

Мы вышли с оперативником из машины (в руках у него любительская камера), стали прогуливаться вокруг клуба. Сейчас должен подвалить кто-нибудь из «бультерьеров», поинтересоваться: что за люди, с какой целью? На стенах здания, на уровне первого этажа, через каждые двадцать метров висит «телеглаз» — наблюдает за нами.

Вот, клюнуло! Идет. Господи, совсем пацан! Лет шестнадцать, а то и пятнадцать. (Ну что ж, обычное дело — дети на службе мафии). Подходит. Очень вежливо так:

— Простите, пожалуйста. Можно поинтересоваться: что вы тут делаете?

— Прогуливаемся. А вы кто такой? Из милиции?

— Нет, я из офиса.

— Из какого еще офиса?

— Из этого, — показывает на здание.

Это же Дворец культуры. Дворец культуры завода… Или это офис?

— Нет, ну все-таки, что вы тут делаете?

Ладно, не стали мучить пацана, открылись:

— Собираемся снимать фильм здесь. Разрешаешь?

— Ах, тогда извините, пожалуйста.

И потопал в свой офис.

По широкой лестнице спустился парень лет тридцати с букетом цветов в руках и пошел к ожидавшему его такси. В машине сидела женщина. Парень увидел нас, присмотрелся повнимательнее, передал цветы женщине и направился к нам.

— Здравствуйте, — обратился он ко мне. — Вы знаменитый режиссер… Можно к вам обратиться?

— А вы кто такой?

Усмехнулся:

— Я из мафии. Екатеринбургской… — распахнул пиджак, за поясом — рукоятка пистолета.

— Ого!

— Да, мы теперь вот так ходим.

Смотрю на него — пьяный в зюзю! Оператор наш уже включил камеру, снимает вовсю. Какой материал плывет в руки! Парень достал из кармана черные очки, надел. Я заметил:

— Вот теперь похож на мафию…

Смеется:

— На американскую, да?.. Нет, мы тут люди маленькие. Маленькие миллионеры…

— Из какой же вы мафии?

— Из Центральной. Наш папа — Северенок. У папы нашего вот такой золотой крест, — показал рукой чуть ли не до пупа. — А вот тут, наверху, сидит сейчас мафия Цыганова (Цыганов — это уралмашевская группировка. Сам Цыганов сейчас в тюрьме). Вы можете подняться в бар, в банкетный зал — они там сидят. Мы с ними враждуем. Они стриженые, а мы — интеллигентные люди, вы видите… — Он вдруг опомнился: — Что я говорю?! Меня же хлопнут…

— Ну так встаньте спиной к камере.

— Спиной?

— Ну да.

Мы поменялись местами и поговорили еще.

— …Мы очень богатые люди здесь, в Екатеринбурге… В «семью» я плачу два косаря. Это очень много, тем более в долларах…

— А тебя не смущает, что вы — богатые, а врачи, инженеры, библиотекари, учителя ваших детей нищенствуют? Я вчера был на рынке, разговорился… Стоят учителя, научные работники… И торгуют. Кто — сигаретами, кто — огурцами…

— Ну, всем же не подашь… А потом… Все идет от губернатора. Он в такой же мафиозной структуре… Ведь почему посадили Цыганова? Сначала он наехал на родственников Цыганова…

Женщина, прежде ждавшая в такси, вдруг оказалась за спиной парня.

— Михаил! — зло зашипела она. — А ну иди сюда! Парень повернулся, сразу как-то сник, бормотнул:

— Извините…

Они сели в такси и тут же отъехали.

Управление по борьбе с организованной преступностью Екатеринбургской области расположено в двухэтажной развалюхе. Администрация обещает дать другое здание, но дорогу все перебегают новые и новые коммерческие структуры.

Недавно выстрелили по Управлению из гранатомета. Сгорели две комнаты.

Ребята из ОМОНа, 50 человек, ютятся в 20-метровой комнате. Здесь и спят (между выездами на операции), и едят, и переодеваются. Тренируются в грязном дворе. Насадили на металлический столб десяток покрышек, на этой штуковине и отрабатывают удары. У тех, с кем эти ребята борются, обязательно есть дома или на даче настоящий спортивный зал со всеми снарядами для тренировок, с сауной и бассейном.

Мне предложили посмотреть строящуюся дачу покойного Вагина. «Интересно, — подумал я, — особенно в связи с шумом вокруг фундамента дачи вице-президента России…»

Поехали — посмотрели.

Что я вам скажу… Четыре этажа — вверх, два — вниз. Лифт, бассейн, гаражи… Дворец.

И вокруг — такие же дачи. А мы говорим: не решены социально-экономические проблемы.

Решены.

Вот таким своеобразным способом.

Говорят, и глава администрации строит такую же дачу. Не видел, не решился. Нас и на вагинской дачке чуть не прибили. Набежали «бультерьеры», глаза горят — «вот она, близка нажива! Люди с кинокамерой, всего трое… Вот уж порезвимся сейчас…».

Но тут омоновцы выскочили из укрытия. Ушли «бультерьеры» ни с чем, рыча и повизгивая от обиды.

И опять мне вспомнилась история с «дачей Руцкого». Все-таки на редкость бессовестная у нас власть, и так же бессовестна покорная ей пресса. Когда была дана команда опорочить Руцкого, вызвать к нему недобрые чувства у населения, журналисты бросились выполнять это указание с такой лакейской угодливостью, что невольно пришла на память русская пословица: «Заставь дурака богу молиться, он готов лоб расшибить». В ряду многих бездоказательных обвинений приплели и дачу — то есть то, чего не было и в помине.

Руцкой только собирался построить себе дачу на Рублевском шоссе. Вокруг роскошные особняки высоких сановников и членов правительства, и только у Руцкого — один фундамент. Поскольку дачи в пригороде не существует, нашли рисунок. И поместили его на видном месте в газете. Обыкновенная дачка по нынешним временам, с гаражом и баней. Не только не чета вагинскому дворцу, но…

Любой преступник засмеялся бы и бросил в лицо архитектору такой проект.

В соседней деревне среди великолепия строящихся вилл я обратил внимание на маленький, всего в одну комнату, недостроенный домик.

— Что еще за чудо?!

— А это наш деревенский учитель французского языка строится. Лопатой фундамент вырыл, один с вагой поднимал эти плиты… Третий год не может под крышу подвести…

Я вам скажу так.

Уже за одно то, что сделали с Екатеринбургом, еще недавно здоровым рабочим городом, уже за одно это виновных надо бы судить строгим и безжалостным судом.

 

Уголовно-мафиозное государство

В фильме «Так жить нельзя», снятом в 1989 году, я говорил: «Молодые люди на опыте своих родителей, на всем опыте окружающей жизни видят: честным трудом прожить нельзя! Каждый день отряды преступного мира пополняются добровольными рекрутами из числа молодежи…».

То есть — не сегодня это началось. Просто в последние два года процесс набрал бешеные обороты. Соотношение честной и криминизированной молодежи меняется в пользу последней с каждым днем.

Длительные мои наблюдения за развитием преступности привели к выводу: на территории бывшего СССР происходит криминальная революция.

Быстро криминизируются дети и подростки.

На всех уровнях власти мы встречаем взяточника и лихоимца.

Искусство содержится на преступно нажитые капиталы и вынуждено создавать идеологию, нужную преступникам.

Установился немыслимый, не укладывающийся в рамки здорового сознания порядок: воровать и спекулировать — выгодно, а трудиться и производить товары — нет смысла.

Какой-нибудь щелкопер возразит мне: ваше отношение к спекуляции — рудимент социалистического сознания. Но вот вам мнение капиталиста. «Спекуляция — просто более пристойный вид воровства». Генри Форд.

Трудиться стало не только не выгодно, но и не почетно. На трудягу и честного предпринимателя смотрят с сожалением. Убогий, что с него возьмешь! Вор же чувствует себя комфортно и принимается всюду с почетом.

Изменилось сознание самого общества. Оно стало (мягко еще выражаясь) как бы более снисходительным к жулику.

Свежий и яркий пример: Якубовский.

Я иногда начинаю верить в теорию Ламброзо. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: жулик. Причем несмотря на крупные капиталы — мелкий.

Не выходит из памяти сцена, которую нам недавно показали по телевизору. Сидит эдакий Альхен с голубыми глазами, типичный «наперсточник», и спрашивает собеседника:

— Скажи, Дима! (Цитирую по памяти.) А на что ты жил первое время?

— У меня были… (Пауза. Соображает — какую сумму назвать.) Тридцать тысяч долларов… (Пауза. Соображает…) Я их одолжил.

— Ты их вернул?

— Конечно. Пришлось отработать и отдать.

Тридцать тысяч долларов… Даже у нас в России, в стране неограниченных возможностей, нелегко за полгода украсть такие деньги. Заработать же вообще невозможно. Тем более невозможно украсть или заработать на Западе.

А Якубовский заработал. И не только расплатился с долгами, но еще и прикупил на 22 миллиона долларов недвижимости (как сообщает канадская пресса).

И вот к этому отпетому жулику (российскому гражданину, между прочим) летят, долго выхлопатывая визы (летят к нему, а не вытребывают его сюда!), два члена комиссии, возглавляемой Президентом.

А что — пресса, общественное мнение?

Ничего. Восприняли, как должно{Комментарий для западного читателя. Перед государственным переворотом была создана специальная межведомственная комиссия по борьбе с преступностью.

Ни с какой преступностью она, конечно, не боролась — собирала компромат на членов парламента, на Хасбулатова и Руцкого. Вскоре после победы 4 октября комиссия была распущена.

Есть основания говорить, что это была не комиссия по борьбе с преступностью, а комиссия по борьбе с Руцким.}.

Разве это не свидетельствует о том, что общество наше дало сильный крен в криминальную сторону?

О том же говорит и другое наблюдение. Почему-то гнев общественности всегда обрушивается на того, кто первым заговорит о коррупции в высших эшелонах власти, о преступных действиях верхушки общества.

…Но мы не закончили с Якубовским.

Нами было проведено собственное журналистское расследование. Не профессиональное, конечно. Возможности наши невелики. Результат можно изложить только как версию.

Якубовский приобретал дома и виллы не на свои деньги. И не для себя.

А ну, догадайтесь с двух раз — для кого?

Правильно!

Для высших должностных Лиц государства. На случай политических неожиданностей в стране.

Как выяснилось, Лица зря беспокоились. Положение их стабильно, пожалуй, даже прочно как никогда. Напрасно только замазались и теперь вынуждены беречь этого ничтожного генерала Диму, как зеницу ока.

Теперь вполне исчерпывающе объясняются и чрезвычайные полномочия Якубовского, и его звания, и многочисленные мандаты.

В стране происходит криминальная революция. Вернее, она завершается. Победой революции может считаться окончательное построение уголовно-мафиозного государства.

Уголовно-мафиозное государство начало формироваться не вчера. Его контуры стали просматриваться при Брежневе. Кое-кто скажет: а сталинское государство разве не было уголовно-мафиозным? Нет! Преступное государство и уголовно-мафиозное — не одно и то же. Власть Гитлера, безусловно, была преступной, но она не была уголовно-мафиозной.

С приходом Андропова и Горбачева кому-то показалось (мне, в частности), что темпы криминализации населения замедлятся. Коррумпированные высокие чиновники один за другим полетели со своих кресел. Были разбомблены целые преступные кланы (дело Щелокова, дело Адылова). Стало легче дышать. Честные люди встрепенулись: вот оно, наше время! Мы ничего не умеем делать, кроме одного — честно трудиться. Но теперь труд будет не только почетной обязанностью, но и выгодным делом.

Пустые надежды. Горбачева, политика новой волны, меньше всего волновали интересы честных тружеников.

Все вернулось на круги своя. Можно считать, что в период Перестройки и Ускорения темпы криминализации населения ускорились. Воровать стало не только выгодно, но и безопасно.

Новая власть — та, что обосновалась в Кремле после декабря 1991 года — совершила невероятное: она превратила страну в лагерь уголовников. С уголовными законами, с уголовной моралью. Будучи слабой и безнравственной, эта власть стала вербовать себе сторонников самым подлейшим способом. Под видом класса собственников она создала класс воров.

Главное — «замазать» человека. Если ты «замазался», встал на путь воровства и обмана (а тебе дали зеленый свет и даже в спину подтолкнули — иди по этой дорожке) — деваться уже некуда, ты должен поддерживать власть, тебя породившую. Спросите любого жулика, спекулянта, лавочника: за кого он проголосовал на референдуме? Что он ответит?

Вот и нас интересовало — что? Всем жуликам, с которыми мы встречались, путешествуя по стране, задавался этот вопрос. Иногда разговор шел в тюремной камере, иногда в шикарном офисе; засовывали микрофон в окошечко коммерческого ларька и спрашивали о том же; многие мафиози сами находили меня — желали познакомиться. И у каждого я ненароком осведомлялся:

— На референдум ходил?

— Да.

— За кого голосовал?

— За Ельцина, конечно.

Скажи мне — кто твои друзья, я скажу — кто ты.

Некоторое время назад я опубликовал в «Курантах» статью, под названием «Страна воров»{Под этим же названием — одна из глав этой книги.}. Никто не возмутился. Чему возмущаться — разве не очевидно? Но страна воров — это еще не уголовно-мафиозное государство.

Уголовно-мафиозное государство — следующий этап.

Во всех городах, где мы побывали, власть — реальная — переходит в руки преступников. Или мафиозных структур, как мы их привыкли называть. Будем награждать нашу организованную преступность этим иностранным словом, совершенно для нее не подходящим и не отражающим ее суть.

Мафия! Мы уже привыкли к этому термину, не переучиваться же.

Любопытный и поучительный разговор произошел у меня в Хабаровске.

Есть там такой Володя Пудель. По-нормальному — Владимир Петрович Податев.

У Владимира Петровича была трудная жизнь. 18 лет — по тюрьмам. Потом, в постперестроечные годы — утомительная работа по сколачиванию миллионов. Сейчас Владимир Петрович успокоился; можно уже не суетиться, не бросаться из стороны в сторону — капитал собран крепкий. От дел он почти отошел. Для души остались ресторан, казино и еще некое акционерное общество «Свобода», где он даже не президент. Так… консультант. Но главный. Ну очень главный.

Володю Пуделя называют в Хабаровске по-разному. Называют крестным отцом города, главой хабаровской мафии, а еще — неофициальным мэром Хабаровска. Последнее — правильнее всего.

Он решает многие вопросы. Помогает студентам, пенсионерам, следит за порядком в городе, улаживает конфликты.

Хозяин. Но не официальный.

Не легитимный, выражаясь современным языком.

Задумал Владимир Петрович сделать свою организацию вполне легитимной. Создается (практически уже создана) ассоциация «Единство». Цель? Цели обширны, но главное: следить за порядком в городе и улаживать конфликты.

К примеру, задолжала одна коммерческая фирма другой кругленькую сумму. Арбитражный суд будет решать этот вопрос год-два. Пудель уладит дело в один день.

Удобно? Удобно.

Или вот такой пример (это уже сам Пудель мне объясняет):

— Предположим, один пырнул другого ножом. Пойдет парень в тюрьму… Зачем? Он уже раскаивается в содеянном. И пострадавшему какой от этого прок? Так лучше пусть обидчик заплатит обиженному или отработает на него…

— Но послушайте, Владимир Петрович, — пытаюсь возразить я, — не кажется ли вам, что вы в масштабах своего края пытаетесь построить модель уголовно-мафиозного государства?..

Я не убедил Владимира Петровича. И он меня не убедил.

Процесс, подобный хабаровскому, происходит во всех регионах страны, где быстрее, где медленнее. Во всяком случае, общественное мнение уже склоняется в сторону легализации мафии. То тут, то там (из уст вполне интеллигентных людей и даже работников правоохранительных органов) я слышу: не надо бояться мафии; там, где мафия, там — порядок.

К примеру, арестовали петербургского авторитета Малышева. Пошли разговоры:

— Зря Малышева посадили. При нем порядок был. А сейчас тамбовцы стали голову поднимать, чеченцы зашевелились…

А еще я слышу такое:

— Что вы нас пугаете мафией?! Ну, постреляют маленько… Вспомните Чикаго двадцатых-тридцатых годов. И посмотрите на сегодняшний Чикаго!

Ах, «наперсточники» — не уследишь за их манипуляциями!

Как им объяснить, что Москва, Екатеринбург, Хабаровск — это не Чикаго. Да и в Чикаго дело происходило не так, как изображено в американских фильмах, а полегче. К тому же разборки мафии шли на фоне здоровой жизни. В Америке разразился экономический кризис, не более того; ее не сотрясала криминальная революция. И наконец, американский путь — это путь для Америки. Наша страна называется Россией. Мы уж и так два года идем по американскому пути, и все глубже погрязаем в трясине…

Итак, мафию уже не устраивал существующий порядок. Она требовала легализации. Для этого нужны были выборы. Как можно скорее. Пока не наступило прозрение. Пока вину за беды в стране можно было сваливать на парламент.

Именно — сваливать. Ибо никакого двоевластия в стране не было. Разговоры о двоевластии — сказки для дураков. Везде, в столице и провинции, формальная власть принадлежала президентским структурам, а реальная власть — криминальным структурам.

Тем не менее выдумка про «двоевластие» срабатывала. Значит, пока она срабатывала, на волне ненависти к консервативному парламенту можно было прийти к новым победоносным выборам.

Исход выборов 12 декабря 1993 года предопределить было не трудно, как и любых будущих. Все решают деньги. Сколько-нибудь значительных «честных» капиталов в стране нет, стало быть, в ход пойдут деньги криминальных структур.

А средства нужны очень большие. Чтобы заставить работать на себя средства массовой информации, чтобы вынудить отправиться к избирательным урнам тех, кто ни в коем случае не пойдет голосовать, то есть пойдет, но только за деньги.

Собственно, предвыборная кампания идет постоянно. Прибираются к рукам газеты и телевизионные каналы, подкупаются, кто — дорого, кто — по дешевке, деятели искусства и «золотые перья страны». Они, эти деятели, эти телеканалы, эти газеты — и те, что куплены с потрохами, и те, что, как говорится, еще на выданье — пока не знают, как будут отрабатывать выданные им авансы. Им скажут. Придет время — им назовут фамилию. Фамилию кандидата от мафии.

Я спросил Володю Пуделя, будет ли он выставлять свою кандидатуру?

— Нет, — ответил он твердо.

И действительно, не будет. В парламент пойдет его ставленник. Им может оказаться кто угодно — и нынешний депутат горсовета, и театральный деятель. Но кто бы это ни был, он будет твердо проводить линию Пуделя.

Мафия пока держит в секрете своих кандидатов.

Но общественное мнение в свою пользу она уже начала формировать. Через средства массовой информации.

Набор отмычек к сердцу читателя ограничен. Но это неважно. Главное, повторить одну и ту же мысль несколько раз. Повторим ее и мы.

«В истории все капиталы сколачивались поначалу нечестным путем. Так и у нас. Потом эти капиталы будут участвовать в возрождении России».

Или еще:

«Не бойтесь мафии. Мафия не задевает интересы простого гражданина. Наоборот, она обеспечивает порядок».

«Тот, кто достаточно наворовал, воровать больше не будет».

И так далее.

Перечень других «отмычек» (более сложного характера) мы приведем далее.

Обратили ли вы внимание на опубликованный в «Известиях» (6 августа 1993 года) материал под названием ' Мафия бессмертна»? Это интервью с полковником Сергеем Донцовым, служащим московской мэрии.

Материал, я считаю, программный. Его можно рассматривать как начало открытой пропаганды в пользу мафии.

Доводы все те же: мафия хочет порядка, какой смысл с ней бороться?

— Мафия бессмертна, — заявляет полковник. — Ликвидировать ее никогда не удастся.

Тут же приводится доказательство: мол, Сталин боролся с «ворами в законе», пересажал всех до одного, не выпускал из тюрем, и что? Цитирую: «Да, был кратковременный спад преступности, на год-два, а потом все пошло по-прежнему».

Еще один «наперсточник», мастер передергивать. Эти «год-два» длились, как минимум, тридцать пять лет. С 1950 по 1985 год. В этот период в СССР была безусловно самая низкая преступность в мире. Даже знаменитая бериевская амнистия в 1953 году существенно не ухудшила положения.

Еще один перл:

«Главная забота моих собеседников (то есть преступников — С.Г.) — отсутствие в Москве настоящего авторитета». А далее просто вопль души (от имени воров, конечно): «Верните в Москву Славу Иванькова (крупный авторитет преступного мира — С.Г.)! Верните Япончика! Он наведет порядок».

Вывод полковника: с мафией можно и нужно договариваться.

Вот ради чего было затеяно все интервью.

Выборы 1996 года не за горами. Мы видим — предвыборная кампания идет полным ходом.

Вскоре мы получим парламент, состоящий на две трети из ставленников криминальных структур, а в кресло Президента сядет настоящий стопроцентный Пахан. Ельцин для них — битая карта. На воров нельзя полагаться — Ельцина они сдадут при первом удобном случае.

Вот это и будет победой Великой криминальной революции. Я называю ее Великой, так как речь идет не о Панаме, не об узеньком перешейке между двумя океанами; в лапы уголовников попала шестая часть планеты.

У меня есть любимый пес. Жена тоже в нем души не чает. Он ею командует, как хочет. Если утром веду его гулять я, мы идем в парк. Если ведет его жена, он ее тащит по своим любимым помойкам. Большего лакомства, чем какая-нибудь гадость оттуда, для него не существует. Но жрать жена ему там не дает, зорко следит, чтобы не схватил что-нибудь. Он смотрит на нее жалобными глазами, как бы говорит:

— Ну посмотри, другие же хозяева разрешают своим собачкам полакомиться!

Да, многие в нашем районе кормят своих собак на помойках. Прокормить четвероногого друга обычным способом они уже не в состоянии. Это не бомжи, не пропойцы — честные интеллигентные люди.

Так они и не вписались в новый порядок. Не научились «крутиться», не выходят после работы на улицу торговать сигаретами и спиртным, не ездят в Китай, Индию, Турцию за дешевыми шмотками, чтобы перепродать их дома много дороже, не пускают своих детей на приработки; они все еще надеются, что трудности эти временные, они верят в своего Илью Муромца с опухшим от тяжелой работы лицом, верят, что он неустанно думает о них, честных трудягах. Просто сейчас ему мешают… эти. Но вот, даст Бог, он их разгонит…

Раньше они ходили на митинги, эти люди. Теперь не ходят. Молчат.

Значит, какой-то червь сомнения все-таки закрался в их души? Не могут же они не видеть, что жуликов и лихоимцев все прибавляется, скоро их станет больше, чем честных людей.

Но честные люди молчат.

А от них ничего и не требуется, кроме молчаливого согласия. На новые выборы они могут даже не ходить. Без них голосов хватит. Мы уже говорили об этом — власть вербует себе сторонников быстрым и надежным способом.

Но честные труженики должны знать: дав молчаливое согласие на создание уголовно-мафиозного государства, они подписали себе приговор. Если они не смогли вписаться в этот достаточно мягкий порядок, то в новом, «крутом» мире их место — на самых задворках. Конечно, рабочие волы нужны при любом порядке, но место их — в хлеву.

Те честные люди, которых иногда беспокоят тревожные мысли о Родине, должны предвидеть и другие печальные последствия.

Уголовно-мафиозное государство неминуемо распадется на множество банановых республик. (Уже распадается).

Такое государство беззащитно перед внешними врагами. Его лидеры не способны ни на какие великие свершения, они не могут сплотить вокруг себя народ, они в состоянии только подкупить его, а на всех денег не хватит. У них нищие душонки, им чужды такие понятия, как «Родина», «достоинство нации». В таком государстве ценятся не ум, не самостоятельность мышления, а только личная преданность. Будь ты умница и расчестнейший человек, но если ты не смотришь преданными глазами в лицо вождю, тебя вытолкнут из своего круга. Разве мы уже не убедились в этом на множестве примеров? Разумеется, никого не увольняют с формулировкой: «за отсутствие личной преданности». Есть более удобное объяснение: «противник реформ».

Но все это чушь, выдумка, пропагандистский трюк — «противники реформ». Их попросту нет. Я лично не встречал. Кроме нескольких оголтелых ортодоксов. Но они погоды не делают.

Есть люди, которые говорят: цена реформ безмерно высока. Да, такие люди есть. Я сам к ним принадлежу.

Все население огромной страны поддержало реформы в 1985 году. Все жаждали перемен, понимали: застойное болото надо очистить.

Мы добились многих желанных свобод: свободы слова, свободы выезда за границу, свободы предпринимательства… Многое, кстати, сделал Горбачев.

Как же не стыдно нынешнему руководству плоды нашего общего труда приписывать себе! Именно так ставят они вопрос:

— Мы за свободу и демократию, а Эти… хотят назад, в казарменный социализм.

Как раз все наоборот. Народ жаждал освежающих перемен, а нынешняя власть тащит назад, в уголовно-мафиозное государство, черты которого начали просматриваться еще при Брежневе. Поэтому общество и пошло за Горбачевым — понадеялось на него, поверило, что он убережет страну от этой напасти.

Все наоборот, господа хорошие!

Именно при нынешнем руководстве свободы, добытые при самом активном участии населения, оказались урезанными, исковерканными до самых уродливых форм.

Например, гласность.

Какая гласность, опомнитесь!

Она закончилась с эпохой Горбачева. Вы только вспомните пропагандистский шабаш перед референдумом.

А свобода выезда за границу?

Был когда-то «железный занавес». Теперь повесили «золотой». У кого есть средства на свободное шастание по заграницам? У воров, спекулянтов, казнокрадов… Исключения только подтверждают правило.

Во что вылилось предпринимательство, лучше не говорить.

И так далее — можно по пунктам.

Что же вы надеваете на себя лицо, которое вам не принадлежит? Ваше лицо — совершенно другое. С ним вы и останетесь в истории. Как организаторы Великого Уголовного государства.

 

Непредвиденная глава (дневник)

Главы, которые вы читаете, не предназначались для книги. Это были всего-навсего наброски к фильму. Но в какой-то момент работы над картиной я вдруг отчетливо понял: фильм наш безнадежно запаздывает. Не то чтобы через три-четыре месяца он потеряет актуальность и содержание его будет неинтересно зрителю, нет. Опаздывает он потому, что дела наши с гласностью так стремительно ухудшаются, таким полным ходом мы движемся назад, что вполне возможно, к моменту завершения фильма его просто некому будет показать. Негде и некому.

А может быть, изложить свои мысли на бумаге и отдать в парламент? Кому же еще жаловаться? В правительство? Обиды свои за страну изложить обидчику?

Словом, так и порешили. И довольно быстро, за две недели, накидал эти заметки. Закончил словами:

«Господа депутаты! Почему я вам все это рассказываю? В надежде, что вы исправите положение, остановите уничтожение России? Нет. На это я не надеюсь. Я вообще считаю, что ваши дни сочтены. Вы подписали себе приговор в тот день, когда впервые взбрыкнули и не проявили личной преданности вождю.

Вы — не первые. Первыми жертвами стали старики и ветераны. Их просто отвергли, перестали считаться с ними, объявив их, борцов против фашизма, красно-коричневыми, то есть фашистами. Они стали отверженными. Над ними смеются, никто не принимает их всерьез.

Нация, предавшая своих стариков, не имеет права на существование. «Мы, как поганые язычники, принесли в жертву своих родителей! Кому? Какому идолу?» (Фраза из фильма «Россия, которую мы потеряли»).

Пора и вам на покой. И не надо строить иллюзий. Мир не перевернется, когда вас разгонят. Вы так основательно дискредитированы печатными и электронными средствами информации, что…

Скорее, наоборот — мир будет аплодировать, когда вас разгонят. Газеты зальются восторженным лаем. Мои коллеги-кинематографисты устроят в Доме кино торжественный вечер. Выступит, к примеру, Нонна Мордюкова и, судя по тому, что она несла перед референдумом (тогда был устроен в Доме кино ночной шабаш — иначе назвать не могу), скажет, обливаясь горючими слезами, примерно следующее:

— Борис Николаевич, как хорошо, что вы разогнали… этих. Как хорошо! Как теперь легко будет дышать, как быстро все наладится… Вы, наверное, переволновались, бедный. Приходите к нам сюда, отдохните у нас. Мы вас так любим…

Может, она и не выступит на этот раз. С апреля 1993 года много воды утекло. Медленно наступает прозрение. Нельзя же не видеть, как целенаправленно уничтожается отечественная культура!

Одно знаю твердо: мир не перевернется. Не будет гражданской войны. Ну, пошумят демонстрации на улицах. Их быстро успокоят. Возможности для этого есть. Еще не вводилась в действие основная сила, поддерживающая режим, — воровская армия «бультерьеров».

Так вот, представьте, пишу я эти строки, и вдруг в комнату вбегает жена и кричит:

— Переворот!

Все — как два года назад!

Бросаюсь к телевизору. На экране — лицо. Как принято говорить на Руси: с сильного бодуна. Бубнит по складам чужой текст. Это видно по глазам, они бегают из стороны в сторону — читают шпаргалку, «бегущую строку».

Свершилось!

Матрос Железняков протопал коваными сапогами на сцену.

Ну, теперь в моей работе наступит долгий перерыв. Надо посмотреть, что делается на улицах. Не говоря уже о бдениях около телевизора.

На следующее утро поехали с камерой по Москве. Брали интервью только у жуликов — слава Богу, искать их долго не надо.

Все в один голос:

— Одобряем!

Комментаторы — с экрана телевизора:

— События, происходящие в стране, никого не оставляют равнодушным.

Ох, как они ошибаются. Половина страны осталась совершенно равнодушной к тому, что произошло. А многие и не знают, что случилось. И не только на Чукотке или в брошенных деревнях Нечерноземья. Тут, в Москве. Я сам разговаривал с несколькими молодыми людьми.

— А что случилось-то?

— Вы что, не знаете?

— Не…

— А телевизор…

— Не включаю. Газеты не смотрю. Слушаю радио «М» — там музыка…

Первые отклики из-за границы: Клинтон думает.

Интересно: над чем? Немыслимо трудно предугадать его ответ.

Заехал в Белый Дом. Вокруг — жиденькие баррикады, на асфальте кучки камней — оружие пролетариата.

Защитники — одни старики и… как бы помягче выразиться, больные люди… Обозленные, несчастные…

А где же другие? Те двадцать-тридцать-сорок или сколько там процентов населения, что поддержали парламент на референдуме? Переделались в сторонников Ельцина? Нет, данные опросов общественного мнения говорят: рейтинг Президента неуклонно падает.

Апатия. Глубокая апатия разлилась по стране. Куда делся тот брызжущий энергией общественный темперамент, несколько лет сотрясавший страну? Обманули с Перестройкой. В стране хозяйничают воры. А вор, когда бежит с награбленным добром, обычно сам громче всех кричит: «Держите вора!». Люди замешкались, растерялись — а его и след простыл. Помните сцену из фильма «Место встречи изменить нельзя»? Вор-карманник Кирпич попался с поличным. Что он делает? Кирпич кричит:

— Граждане! Смотрите, как эти бандиты фронтовику руки крутят!

Пропаганда задолго до переворота сделала из депутатов каких-то зачумленных. И все тот же воровской прием:

— Держите вора!

Переворот еще только замышлялся, а «честные» журналисты уже разбежались по свету — добывать компромат на тех, кто сидел в Белом Доме.

На предыдущих страницах я вам обрисовал положение дел с воровством в нашей стране. Ситуация совершенно не такая, какой нам ее пытаются представить средства массовой информации.

А народ молчит. Но нельзя безнаказанно обманывать людей. Ответом будет глубокое равнодушие.

Может, этого и добивались.

И стоят вокруг осажденного парламента одни старики с красными флагами.

«Назад, в прошлое!»

Сторонний наблюдатель, не очень разбирающийся в тонкостях политики, может подумать: и те, что в Белом Доме, хотят того же — назад, в прошлое.

Зашел в Белый Дом. Первого же знакомого спросил:

— Как настроение?

— Бодрое. Идем ко дну.

Руцкой честно признался журналистам: к такой ситуации он готов не был.

Не предвидел.

Значит, плохо помнит историю. Окаянные дни в России и начались с того, что разогнали парламент.

В приемной Руцкого встретил Асламбека Аслаханова, председателя Комитета по борьбе с преступностью. Как-то странно идет — сгорбившись, еле передвигая ноги. Что случилось?

Переворот застал его в какой-то Тьмутаракани. Надо срочно лететь в Москву, а он шелохнуться не может — разыгралась старая болезнь. Пришлось срочно сделать операцию. Ржавым скальпелем, без наркоза, без заморозки. Медикаментов не было никаких.

И вот — он в Москве.

Я сам перенес такую операцию несколько лет назад. Конечно, в отличных условиях, с обезболиванием, руками потрясающего хирурга. Но я знаю, что это такое, какая эта боль! Не то что путешествовать — до туалета добраться невозможно.

— Как же ты, милый?

— Представляешь, если бы я там лежал… Как бы я потом объяснил товарищам свое отступление?

Может быть, я — наивный человек, но я не верю, что так можно поступить не ради высокой цели, а ради квартиры, тепленького местечка и хорошей зарплаты. Попугаи с телевизионного экрана уверяли нас, телезрителей, что депутаты сидели в осажденном парламенте из страха потерять насиженное место, квартиру в Москве, привилегии и большую зарплату.

Ну что ж, у них своя логика. Один из первых указов Ельцина как раз на эту тему — депутатам, которые предадут своих товарищей, обещают выплатить зарплату за целый год вперед. Гарантируется также тепленькое местечко. Оно найдется — чиновничий аппарат теперь больше, чем при коммунистах.

Не могли не появиться среди депутатов такие, которые согласны были купиться за эти тридцать сребреников. Тот, кто подсказал президенту этот ход, — умница.

Хотя и подлец.

Среда, 22 сентября, 18 часов 25 минут Телевизионные новости.

Ельцин с силовыми министрами на Пушкинской площади. Встреча с москвичами.

Боже мой! Да он лыка не вяжет!

22:00. Программа «Вести». Удобно устраиваюсь перед телевизором, закуриваю, зову жену.

Но кадров этих уже нет. Вырезали. А как же на 18 часов пропустили?

Дело было, как я понимаю так.

Днем, примерно в 16:00, у Бориса Николаевича была встреча с силовыми министрами. В Доме приемов.

Хорошо посидели, поздравили друг друга с победой, потом Борис Николаевич откинулся на спинку кресла и произнес свое знаменитое:

— А шта-а-а… Поехали к народу!

Меня не Ельцин удивил, чему тут удивляться.

Удивили силовые министры. Неужели ни один не осмелился сказать вождю:

— А может, не надо, Борис Николаевич?.. Может, не надо — к народу. Может, завтра…

Помните, мы говорили: в мафиозном государстве больше всего ценится личная преданность вождю.

Вот и все новости — на сегодняшний час.

Будем ждать дальнейшего развития событий, а пока продолжим работу над книжкой.

 

Есть ли у России будущее?

Заглянем в будущее.

Я для того и затеял эту поездку по стране, чтобы своими глазами увидеть его ростки. Может, зря паникую, может, действительно, все рассосется. (Хотя очень похоже на рассуждения беременной гимназистки.) Но вдруг… Вдруг где-то пробился росток, который рано-поздно расцветет здоровым цветом.

Поражаюсь людям, которые каждый день выдают в эфир программу «Время», или как она там теперь называется… У них работа потяжелее, чем при коммунистах. Это как же, высунув язык, надо мотаться по стране, чтобы среди хаоса и разрухи каждый раз выискивать нечто, подтверждающее правомерность происходящих в стране изменений.

Там урожай невиданный собрали (вот только вывезти нечем — нет ни дорог, ни транспорта), там рабочие очень удачно свой ваучер вложили, там кто-то ветряную мельницу изобрел (продали все топливо и заговорили о ветроэнергии). Тяжелая работа у тележурналистов, можно посочувствовать.

Так вот, заглянем в будущее.

Каковы слагаемые счастливого или несчастливого будущего?

Схематично, это — нынешнее состояние науки, медицины, правоохранения, обороны. Ну и, конечно, система образования, дети… Какими они вырастут, такой будет страна.

Во Владивостоке мы перелезли через забор номерного секретного завода по ремонту военных кораблей и подводных лодок, купили у морячков на военном корабле наркотик и тем же путем вернулись обратно. Могли бы пройти и через проходную. Тех, кто не в форме, вахтер пропустит — надо только произнести заветное слово. По территории завода слонялись несколько молодых парней, пришедших сюда с той же целью — за наркотиками.

По нашей просьбе милиция дала в газете объявление от имени некой фирмы: «Купим оружие». Забросали предложениями. Остановились мы на… отравляющих веществах.

Поехали на встречу. 26-летний старший лейтенант, химик, начальник склада, привез канистру сильного отравляющего вещества. По 200 долларов за литр.

Одной такой канистры достаточно, чтобы отравить большой город.

Некогда могучий, Тихоокеанский флот не способен отныне решать боевые задачи. По крайней мере, в прошлом объеме. Он просто отапливает себя и как-то существует. Главная опасность для россиян: не производится плановый ремонт на ядерных кораблях и атомных подводных лодках.

Рядом с Владивостоком — бухта Новик. Естественное надежное укрытие для флота. Попробовали бы вы пробраться в эту бухту раньше!

Через узкий проход мы вошли на катере в бухту — нас никто не остановил. На берегу под открытым небом — тысячи торпед. Ни одного часового на вышках. Корпуса торпедных аппаратов ржавеют, внутри — десятки тысяч тонн сильной взрывчатки. Совсем недавно рвались под городом склады с боеприпасами, были жертвы. Вчера передали по телевидению: взорвался минный склад. Что на очереди?

Разговорился на авторынке во Владивостоке с молодыми офицерами-моряками. В субботу и воскресенье ребята с разрешения начальства вынуждены подрабатывать на рынке — в охране. А как жить? Квартира, которую каждый из них снимает, стоит $100, а флот выделяет на квартиру 30–40 процентов от этой суммы. Причем какая квартира! На краю города, отапливается углем (его надо купить, привезти), горячей воды нет, туалет во дворе.

Ребята служат на острове Русском. Чтобы попасть вовремя на службу, нужно встать в 5 часов утра — протащиться через весь город и успеть на морской паром. Домой возвращаются к 11-ти вечера. Если не успеешь на паром, надо идти к кому-нибудь из знакомых на кораблях: «Пустите переночевать!».

Много они мне порассказали!

Например — историю про буксир «Фотий Крылов». Между прочим, едва приехав во Владивосток, я сразу стал интересоваться подробностями этой загадочной истории. Да концов не мог найти.

— А вы не у тех спрашивали, — объяснили мне молодые офицеры. — Вы спрашивали у начальников с большими звездами, а надо у лейтенантов, не выше. Начальники ничего не расскажут, сами кругом замазаны.

Был на Тихоокеанском флоте мощный буксир «Фотий Крылов». Впрочем, это только название — буксир. На самом деле — огромное, суперсовременное судно, единственное такого класса в мире.

Помните историю с Домом советской науки и культуры в Берлине? То же самое и здесь. Сдали в аренду иностранной фирме — с капитаном и экипажем. Та фирма сдала другой компании, американской. Поначалу все шло хорошо, а потом придрались к документам — нет какой-то юридической закорючки. Сейчас уж и экипаж отправили домой, в Россию. Огромный военный корабль сгинул, пропал в южных морях.

Удивительно богатая у нас и щедрая страна. Корабль стоимостью в миллионы долларов отдали за 5–10 тысяч — я думаю, не больше ушло у иностранцев на взятки.

Все это, посмеиваясь, рассказали мне офицеры. Смех, конечно, горький. Ребята прекрасно понимают, что происходит.

Спрашиваю:

— Что вас заставляет служить?

— Ну, осталось еще понятие о чести, о долге. Присягу все-таки давали. А кто же будет служить? Посмотрите — кругом воюют…

— А вот скажите — способен флот сейчас выполнять боевые задачи?

— Пока — да. Конечно, не в прежнем объеме. Но долго так продолжаться не может. Многие офицеры уже служат по инерции, а сами крутят головой — куда бы свалить…

Так обстоят дела на флоте. В сухопутных войсках — не лучше.

Рассказываю только то, что видел собственными глазами.

Мотострелковая дивизия, стоящая в Даурии, укомплектована солдатами срочной службы… на 9 процентов!

Боевой дух армии…

Что вам сказать про её боевой дух?..

В июне в Германии провожали мы два авиационных полка. Они возвращались на Родину. Поднялся в воздух последний самолет, мы прошли в офицерскую столовую, выпили по рюмочке — за тех, кто в пути. Командир посмотрел на часы, сказал:

— Пересекли границу…

— Как их там встретят? — спросил я.

Командир усмехнулся:

— Хорошо, если дадут матрацы…

Страшные процессы происходят в армии.

Офицеров, отброшенных за грань нищеты, пытаются заставить «крутиться», искать способы (чаще всего нечестные) прокормить семьи. Хотят их «замазать», сделать своими сообщниками. Тогда у них выхода не будет. Хотят — не хотят, им придется поддержать сообщников. Поддержать режим.

Скоро армия станет абсолютно небоеспособной.

Думаю, окончательно боевой дух армии был подорван после случая на таджикско-афганской границе.

16 часов шел бой. За 16 часов можно было перебросить батальон с Камчатки. Не говоря уж о совсем близких частях.

Первые минуты ребята еще посматривали на часы: вот-вот свои подойдут на подмогу… Потом стали умирать.

Плохо умирать, когда знаешь, что предан.

Говорят (да что говорят — свидетельствуют!): пятнадцать часов не могли доложить Президенту!

Что с ним было?

Почему не выступил по телевидению, не объяснил народу? Я, российский гражданин, хочу знать.

Там, на границе, погибли мои дети!

Почему не собрался парламент, не потребовал у Президента отчета: что он делал в эти часы — по минутам?

Событие чрезвычайное. Последний раз такое случилось 22 июня 1941 года. Тогда пограничники были преданы Сталиным.

На этот раз — кем?

Мы беспощадны к Сталину (и справедливо!), будем же беспощадны к каждому, кто пошел по его стопам!

Случилось то, о чем никакое ЦРУ не могло мечтать. Могучий Голиаф сам пал ниц и, униженно моля о пощаде, пополз на коленях к победителю.

Поэтому я не верю в заговор ЦРУ.

Хотя все, что произошло, отвечает планам ЦРУ.

Но повторю: о таком они не смели мечтать.

Я не верю и в сговор западных держав.

Хотя без участия Запада тут не обошлось. Но это у них в крови, ими движет инстинкт, общность интересов. Стая волков, когда она гонит оленя, не договаривается, кто пойдет сзади, кто сбоку. Ими движет инстинкт, общность цели. Они догоняют оленя, вцепляются ему в бока, валят на землю… И оленю уже не подняться.

То, что России вцепились в бока, — очевидно. Я хочу понять: повалили ее или еще нет? Если повалили — ей не подняться.

Одно утешение — Запад подавится Россией. Ему не переварить такой жирный кусок.

Хотя бы в плане преступности… Превращение огромных территорий в криминальную зону обязательно скажется на изменении криминогенной обстановки во всем мире. Уже сказывается.

Так что — отольются им наши слезы.

Несчастная беззащитная страна!

За нее еще не взялись по-крутому. Например, бароны наркомафии только присматриваются к ней, прощупывают пути на огромный рынок. Весной этого года петербургская таможня задержала неслыханных размеров партию наркотиков из Колумбии. 1000 кг кокаина! Кокаин пришел в контейнере с консервами. На этикетках написано: «Мясо с картошкой». В некоторых банках оказалось действительно мясо с картошкой, в других — спрессованный кокаин. Завернутый в клейкую ленту, обработанную специальным составом — от собак.

Контейнер с кокаином — только начало. Наш рынок сможет поглотить тысячи тонн этого зелья.

А об этом вы задумывались: где, в какой еще стране мира можно так легко отмывать наркодоллары? Процесс еще по-настоящему не начался, но он обязательно наберет силу. А как же иначе? Если — прозрачные границы, если — хаос и разруха, если — можно просто и безнаказанно отмывать любые «нечистые» деньги.

Наличие такой огромной «прачечной» подхлестнет, воодушевит, вольет новые силы в преступников всего мира.

Вот почему я говорю: Запад непременно подавится Россией. Жаль только — не придется увидеть его агонию.

За два года страна стала совершенно беззащитной и перед иностранными разведками.

Они действуют нагло и открыто. Мы им помогаем, как можем. Секретов у нас теперь нет. Никаких и ни от кого.

Вся информация (от ведомств и министерств), которая попадает в правительство, рано или поздно уходит на Запад. Некоторые журналисты уже открыто, не стесняясь, помахивают с телевизионного экрана документами с грифом «секретно». Если секретные документы так легко достались отечественным журналистам, представляю, как просто купить их за доллары журналистам иностранным.

Обращу внимание читателя еще на один аспект.

Главную свою агентуру на Западе Комитет безопасности собирал сразу после второй мировой войны. Европа лежала в руинах; хаос, разруха, отсутствие порядка — удобнейшее время для вербовки агентуры. Потом Европа из беды выкарабкалась, ее страны стали жить лучше и богаче нас, но агентура продолжала трудиться на советскую разведку. (Эти откровения я почерпнул в беседах с ветеранами советской разведки. Они, эти молодые, полные сил генералы, находятся теперь на отдыхе — по вечерам играют в шахматы друг с другом… В августе 1991 года они сами уволились из разведки, видя, что ни опыт их, ни знания, ни труд никому теперь не нужны).

Очень похожая картина, только с обратным знаком, наблюдается сейчас. Запад ведь тоже не дурак, просчитывает все варианты. Не исключает и этот: к власти придут разумные, преданные Родине люди, и Россия выкарабкается из беды. Западные разведки вербуют агентов — сейчас. Впрок. Дело продвигается успешно. Основные объекты внимания западных разведок — те, у кого, как говорится, рыльце в пуху, люди, совмещающие бизнес со службой в государственных учреждениях.

Никакая не выдумка и наличие «пятой колонны Запада» в нашей стране. Эту роль взяла на себя образованная часть общества: деятели искусства, философы, журналисты — «золотые перья страны» (так, наверное, они себя именуют). Все они трудятся не бесплатно, каждому заплатили. Одного пригласили с лекциями, другому дали денег на фильм, третьему — гонорар за статью, у четвертого пошла книга на Западе…

Задача «пятой колонны» — подготовить почву для экспансии. Колонизаторы должны войти в страну как люди, несущие нам демократию и цивилизацию.

Идет открытая пропаганда западного образа жизни, западной масскультуры.

Происходит западнизация страны. Не путать с либерализацией!

Западнизация — обезьянничанье. Пустое, глупое, недостойное человека. Убивается даже язык.

Живой и образный язык, на котором написано столько шедевров мировой литературы. Чего стоит одно слово — «ваучер»!

Старинные русские города запестрели вывесками на иностранном языке.

У меня под окном — овощной магазин. Картошка, капуста, морковь. Однажды выглядываю в окно, а на магазине новая вывеска: ГРИНХАУС. Остался тот же набор: картошка, капуста, морковь, но — Гринхаус. Теперь все время слышу от жены:

— Я на минутку — в Гринхаус и обратно.

Скрипят «золотые перья», торопятся создать идеологию, облегчающую иностранное нашествие. Опять-таки набор «отмычек» к сердцу читателя убогий, но действует безотказно. Главное — внушить общую установку: Россия — страна никчемная, народ — грубый и невежественный, страна дураков; никакой истории у России не было (истории, которой можно было бы гордиться), всегда ее били; то, что случилось в 1917 году, — не народная трагедия, не пришествие Антихриста, а историческая закономерность; старая Россия была нищей и невежественной; нынешний же народец — просто быдло, вы только посмотрите на этот парламент; и вообще, ничего путного в этой стране быть не может, единственный разумный путь — насадить в ней демократию по западному образцу.

Это общая установка. Выражается она в средствах информации более витиеватыми фразами, но смысл — этот.

А вот еще одна «отмычка», предназначенная для того, чтобы мы распахнули дверь перед иностранным вояжером.

«Иностранные капиталы сыграли заметную роль в становлении русского капитализма».

Мысль, безусловно, правильная, да вот беда — иностранный капитал не спешит в Россию. Капиталу, особенно крупному, нужна стабильность в стране, нужны гарантии от политических неожиданностей. Крупный капитал планирует свои дела на много лет вперед.

И наоборот, лезут к нам из-за рубежа нищие проходимцы с единственной целью — урвать, пока дешево. (А дешево — потому что украдено). Сколько таких фирмачей-ловкачей прошло через нашу страну! Приехал нищим, уехал богатым — обычная история.

Опишу одну из самых распространенных схем. Года два назад она хорошо срабатывала.

Зарегистрировать свою фирму, скажем, в Лондоне стоит около 14 футов. Это в состоянии сделать человек без всякого достатка. Приезжает новоиспеченный фирмач в Россию и начинает действовать. Иногда — без успеха, чаще — с успехом. Если он бывший совгражданин — проблем вообще нет. Идет он к школьному товарищу, ныне большому начальнику, ну, скажем, к директору молибденового комбината, и говорит: «Могу взять у тебя отходы молибдена. У меня есть покупатель за рубежом. Возьму задешево, но мы с тобой составим «боковой» договор, по которому я тебе положу в западном банке приличную сумму. По рукам?».

Возвращается «фирмач» в страну проживания, идет в банк, показывает контракт. Там дивятся — контракт супервыгодный. Дают ссуду. А ссуда-то нужна только на то, чтобы перебросить товар к покупателю. И дело завертелось.

Существует множество других схем, таких же безотказных.

Не могу удержаться — должен рассказать восхитительную историю.

Есть у меня один знакомый на Западе. Служил когда-то у меня помрежем на первой моей картине. Потом эмигрировал в Америку. Году в 1989-ом, в разгар перестройки, приезжает в Москву. Встретились.

— Как живешь, Вова?

Оказалось, плохо живет, еле сводит концы с концами.

— Зачем пожаловал?

— Хочу торговать с Союзом. (Тогда еще был Союз, если помните…) Хочу покупать здесь лес, нефть, мочевину, металлы…

Вот эта «мочевина» мне почему-то особенно запомнилась.

— А деньги у тебя есть? — спрашиваю.

— Нет, конечно.

— Как же тогда?

Хохочет, остановить нельзя.

— Ты что, — сквозь смех объясняет мне, — не знаешь наших людей? Да я тут за видик, за магнитофон полстраны скуплю…

Сейчас, конечно, ни видик, ни магнитофон, ни подержанная иномарка не проходят. Сейчас подавай крупный счет в банке.

Прошел год. Включаю как-то телевизор — батюшки! Мой знакомый — Вова! Сидит в компании молодых советских бизнесменов и учит их бизнесу по-американски. «Ага! — сказал я себе. — Дела у Вовы идут хорошо. Гонит, наверное, отсюда и лес, и нефть, и металлы, и мочевину…»

Не хочу порочить всех иностранцев. Приезжают к нам и честные западные предприниматели. Тех, кто был бы доволен бизнесом совместно с нашими гражданами, не встречал. Встречал, вернее провожал, тех, кто спешно отваливал отсюда. С перекошенным от ужаса и брезгливости лицом, с одной и той же фразой на устах:

— С эти люди иметь дела невозможна!

Словом, разные бывают иностранцы. Но большинство из них все-таки — чистые грабители.

А кто, скажите на милость, откроет дверь грабителю с фомкой?

Другое дело, когда в дверь звонит респектабельный господин.

Задача «золотых перьев» — создать грабителю «лицо». Представить его почтенной публике как продолжателя традиций зарождавшегося в России капитализма, приехавшего в нашу страну с целью помочь нам, научить нас, накормить, наставить на путь истинный.

Продолжим разговор об основных слагаемых будущего страны.

Наука.

Что тут можно добавить еще неизвестного читателю? Тем более что многие из них — сами научные сотрудники.

Наука не терпит перерыва. Перерыв в один год означает отставание на десять — пятнадцать лет.

Значит, мы отстали от цивилизованных соседей лет на тридцать.

Даже коммунисты, самые жестокие коммунистические правители, думали о будущем. Заботились о науке.

А мы зачеркнули свое будущее. Огромный научно-технический потенциал, люди, которых наша страна выучила и выпестовала, работают уже на чужую науку.

Летом мы побывали в Арзамасе-16 — главном ядерном центре страны.

«А зачем нам ядерная бомба? — скажет некий прогрессист. — Зачем? Бывший враг номер один — теперь наш друг.»

Вот еще одна поганенькая мысль, которую бойцы «пятой колонны» пытаются забросить в сознание широких масс.

Выдернуть у поверженной России «ядерные зубы» — самая желанная мечта Запада. Тогда бы он разговаривал с Россией по-другому. Запад победоносно закончил «холодную войну» с Советским Союзом. Завершающие сокрушительные удары были нанесены по государственности, финансовой системе, высоким технологиям. Мы превратились в сырьевую державу. Лишить Россию атомного оружия — об этом Запад не смел и мечтать.

Сегодня его несбыточная мечта близка к воплощению.

Коротко — проблема. Мы восемь лет не проводили ядерных испытаний. Американцы прекратили их вчера. Новая, еще более мощная ядерная бомба не нужна. Даже та водородная (сахаровская) была взорвана с половиной заряда. Испытания давно уже проводились с целью совершенствования безопасности бомбы. Важный момент. Бомба не должны угрожать своему народу. Она должна быть застрахована от ядерного терроризма, от возможности похищения. К тому же любой заряд стареет, ржавеет, в нем происходят некие процессы. Их надо изучать.

Уже сегодня можно сказать: американское ядерное оружие безопаснее нашего. Все эти годы американцы совершенствовали его. К тому же наши соперники вели работы по моделированию ядерного взрыва. То есть — чтобы даже не взрывать бомбу, имитировать взрыв на маленькой модели в лазерной установке. Вели и мы такие работы, но остановили за отсутствием финансирования.

Наши американские друзья, в отличие от нас, не делятся своими секретами. Кто знает, может быть, они близки к решению проблемы моделирования?

Российское ядерное оружие стоит на боевом дежурстве и в зарубежных странах. Огромное количество его на Украине. Доставка запчастей туда не производится. Уже сейчас у мировой общественности есть все основания бить тревогу: российское ядерное оружие ненадежно! Дело — за «голубыми касками».

Потрясающий, отборный научно-технический потенциал, накапливавшийся в Арзамасе-16 десятилетиями, бездействует. И их бросили в рынок. А какие товары они могут производить?

Идет, как и везде в науке, миграция. Ученые, носители секретов, уезжают из Арзамаса. Сегодня они уже живут в странах СНГ, завтра могут оказаться за границей.

Уходя со своего поста, президент Буш провел через парламент закон, облегчающий иммиграцию в США наших ученых-ядерщиков. Каждый из моих новых знакомых — ученых из Арзамаса-16 — получал приглашение переехать на Запад (или на Восток — в Японию, скажем, или в Корею). Но все они — люди старой формации, понятия «честь», «достоинство» для них не пустые слова.

Миграция идет бешеная. Пока что не из ядерной науки, это — завтра. Другие же классные специалисты из иных областей науки покидают страну ежедневно. Смотрят на них на Западе — как на людей третьего сорта.

Процитирую любопытный документ (из Архива Верховного Совета) — он хорошо иллюстрирует отношение к российским специалистам.

Из Нидерландов сообщают: «На базе фирмы «Гриод-Гроеп» планируется организовать систему подготовки иностранных кадров для работы в Африке, куда голландские специалисты едут неохотно в силу плохих климатических и жизненных условий. Эксперты считают, что специалисты из России будут удовлетворены любыми условиями, а оплата их труда составит лишь 25–35 процентов от уровня зарплаты западноевропейцев в этих странах».

Но закончим с проблемами Арзамаса-16.

Зарплата в главном ядерном центре страны в два раза ниже, чем в городском медвытрезвителе. Да и эту зарплату три месяца не выдавали.

Расширяется миграция внутренняя. Блестящие физики и математики уходят в коммерческие структуры.

Между тем у наших ядерных соперников за рубежом финансирование не сократилось. Исследования по совершенствованию оружия продолжаются полным ходом.

Мы, как ведомые незрячим поводырем слепцы, движемся прямехонько в пропасть.

Добило нас в Арзамасе-16 посещение поликлиники — единственной больницы города.

Плановые операции там уже не проводятся. Нет ни лекарств, ни обезболивающих препаратов, ни перевязочных материалов, ни постельного белья…

Мы еще не коснулись главного (об этом в другой главе), а уже и перечисленного достаточно, чтобы догадаться: России уготовано позорное будущее. Она превратится (уже превращается!) в колонию. Но поскольку ее нынешние лидеры, уничтожившие все добытые народом в ходе перестройки завоевания, и в первую очередь свободу слова, тем не менее непрерывно твердят о демократии, писатель Александр Зиновьев очень метко определил их режим, как Колониальную Демократию.

Вот что он пишет о наших «руководящих идиотах»:

«Когда стало ясно, что все их затеи с реформами провалились, чтобы спасти свою шкуру, чтобы удержать свои позиции, они встали на путь предательства.

Что сейчас происходит? Происходит разгром страны. Он происходил на уровне Советского Союза. Советский Союз разгромлен. Теперь предстоит дезинтеграция и разгром России — демилитаризация России, уничтожение ее Вооруженных Сил и превращение России в новую колонию нового типа».

 

Дневник

(продолжение)

Наконец определилась заграница. Клинтон закончил думать и одобрил действия Ельцина. Ах, какая неожиданность!

Попробовал бы он разогнать американский конгресс — что бы с ним стало?

Определились и Мейджор, и Миттеран, и друг наш Гельмут.

Запад дал свое согласие на существование узурпаторской власти. Я думаю, что согласие это было получено Ельциным заранее. Без согласия Запада эта власть давно уже не предпринимает никаких действий.

Ну а что Кравчук, Назарбаев, Снегур? Поддержали.

Как коммунисты — коммуниста. А вот Илюмжинов не поддержал.

Человек-загадка этот Илюмжинов.

Вот те раз! Вернули Шумейко. Следствие не нашло в его действиях состава преступления.

Уж не ради ли этого была затеяна вся петрушка с переворотом? Не такое дикое предположение. Развалили же Союз ради того, чтобы убрать Горбачева.

Народу вокруг Белого Дома все прибывает. Сегодня через площадь прошло тысяч сто пятьдесят. Прибыл отряд из Приднестровья.

Большое количество регионов не поддержали Ельцина.

Новый указ: тех, кто не подчинился, снять с работы!

«Народовластие» в действии: снять избранных народом!

Главу администрации Брянской области Лодкина омоновцы просто вышвырнули на улицу. Избили всех, кто попался под руку.

Однако складывается впечатление, что дела у Власти не так уж хороши. Сейчас бы им получить парочку-троечку жертв, подобно тем ребятам, которые в августе 1991 года бросились под горящий слепой танк.

Не успел подумать, как поступило сообщение о жертвах. На Ленинградском проспекте совершено нападение на штаб СНГ. Убиты милиционер и женщина в окне — метрах в трехстах от места трагедии.

Дело темное. Арестовано девять человек, но тот, кто якобы стрелял, нет. Задержан подполковник Терехов. Но — дома. Выманили обманом из дома и арестовали. Я видел этого Терехова однажды. Фанатик. Такой, конечно, способен натворить дел. Но в данном случае — что-то нечисто. Адвокат Терехова рассказывает: били его так, как в последний раз били при Сталине. Передавали из рук в руки.

Нет, дело темное. Очевидцы утверждают: была обычная мафиозная разборка. Отсюда и стрельба.

Интеллигенции у Белого Дома мало. Не зря два года старались средства массовой информации — разжигали ненависть к депутатам.

В день переворота, буквально за несколько часов до него, состоялся у меня разговор с одним деятелем искусства. Я пожаловался, что нет анекдотов. Свидетельство того, что общество безнадежно больно. Раньше что бы ни выкинуло правительство, на следующий день — новый анекдот. И жить как-то становилось легче.

— Ну почему же, — сказал мне деятель. — Недавно мы с женой слышали анекдот. Очень смешно… «Можно ли приватизировать конституцию? Можно. Если каждому депутату дать по статье».

Такие дела. Известный пианист предлагал бить идеологических противников канделябрами, ярая демократка Ирэн Андреева на встрече в Большом театре умоляла Ельцина применить старые методы пропаганды («Борис Николаевич! Вы же сами бывший партработник, вы должны помнить, как это делается…»), теперь вот — каждому по статье.

И отчаянные головы в Белом Доме не отстают от своих противников. Улучшили Кодекс. Статью о посягательстве на конституционный строй дополнили фразой «вплоть до расстрела».

Большой демократ предложил эту поправку.

Хотя, если честно: есть ли преступление более тяжкое (кроме зверского убийства, конечно), чем посягательство на конституционный строй, народовластие?

В Белом Доме между тем отключены телефоны и электричество. Нет воды. Не работают насосы в подвале. Дом был построен неудачно — внизу скапливаются грунтовые воды. Их надо все время откачивать.

Вода в подвалах прибывает. Вот-вот прорвет канализацию. Пресса ликует:

— Скоро депутаты захлебнутся в экскрементах!

Подтягиваются подразделения внутренних войск. Кольцо оцепления вокруг Белого Дома становится все плотнее.

А коммуняки-то были помягче. И почестнее. Те три дня в августе я провел в Белом Доме. Защищал «демократию». Никто у нас ни телефоны, ни свет не отключал. Жили мы вполне комфортно. Помню последнюю ночь, с Ростроповичем. Шампанское лилось рекой. Никто на нас не нападал, не стягивал оцепление. Наоборот, мы ощетинились стволами танковых пушек.

Нет, эти ребята пожестче. Цацкаться они не будут.

А мы коммунистов упрекали в жестокости.

Впрочем, что я говорю? Ельцин — разве не коммунист? Я как-то периодически забываю об этом. 12 июня 1991 года, например, забыл. Начисто вышибло из памяти.

Ну как можно было сделать карьеру в партаппарате, в старом партаппарате — карьеру до кандидата в члены Политбюро! — ни разу не предав, не продав, не промолчав, когда надо было кричать во весь голос, не переступив через труп товарища, образно говоря — не взорвав Ипатьевский дом?

Никак. Не будем больше забывать об этом.

Ах, «наперсточники»! Все лето пугали народ: Верховный Совет хочет ввести цензуру на телевидении!

Наступил момент, когда Верховный Совет ничего не может.

И что?

Хоть слово правды вы слышали с телевизионного экрана? Кроме, конечно, сообщения о том, какое сегодня число.

Милые девушки-дикторы стали вызывать физическое чувство брезгливости. Девчонки, мерзнущие в подъездах гостиниц в ожидании клиентов, кажутся чище и честнее. Они не позволяют насиловать себя.

Пора нам вспомнить, как мы умели воспринимать телевизионные сообщения десять лет назад. Хорошо тогда знали эту науку — умение вылавливать слово правды из моря лжи.

Все, что говорят с экрана, надо понимать с точностью до наоборот.

Если говорят — белое, значит — черное.

Если — нет, стало быть — да.

Например, если говорят, что силу применять не будут, значит — будут непременно.

Раньше можно было включить «Свободу» или Би-Би-Си.

Была такая привычка на Руси — ночью слушать Би-Би-Си.

Теперь и западные радиостанции врут то же самое, еще и покруче.

Это что же получается? Сомкнулись интересы?

Теперь полистаем «прогрессивные» газеты. Заметка: «Коммунисты обгадили Белый Дом».

Оказывается, защитники Белого Дома писают в кустах.

А демократы, стало быть, нужду не справляют? Тогда вопрос: а мы с вами, в том августе, 20 тысяч человек, где писали, а?

Молодежная газета переименовала Белый Дом в БиДе.

Клозетное остроумие. Впечатление, что авторы сочиняют эти репризы, тужась на толчке.

Застрелился мой любимый писатель Вячеслав Кондратьев. В газетной заметке: «Тайна смерти Кондратьева окутана мраком».

Никакой тайны нет.

Последние годы знаменитый писатель нищенствовал. Взгляды его хорошо известны, он не раз высказывал их в печати. Сил смотреть на то, что сделали с его страной, у него больше не осталось. Он последовал за Юлией Друниной, тоже фронтовичкой.

Последнюю точку поставил пулей. Из пистолета, с которым прошел всю войну.

Как и перед референдумом, началась раздача фальшивых векселей.

Сообщение: цены на хлеб будут отпущены не с первого октября, а с пятнадцатого. (Помните, перед референдумом Ельцин сказал: цены на бензин подняты не будут. Закончился референдум — подняли.)

Какие можно сделать выводы из нового сообщения?

Во-первых. Покупают народ. Дешевым и верным способом. Решили пока его не раздражать.

Во-вторых. До 15 октября рассчитывают покончить с Белым Домом.

Еще сообщение: сотрудникам силовых министерств повысили зарплату. Двумя неделями раньше всем этим ведомствам было отказано в прибавке.

Выходит, решение о разгоне парламента было принято недавно, не раньше чем две недели назад.

Популярная газета публикует исторические анекдоты. Уже празднуют победу — решили, что теперь со страной, с ее историей, с народом и его великими предками можно делать что угодно. Анекдот такой:

«Русский гений, Александр Васильевич Суворов, с детства любил кричать петухом. Бывало, посреди битвы вдруг выскочит, как закричит петухом — маленький, встопорщенный, просто ужас! А враг видит: с ненормальным нужно воевать — и давай Бог ноги!»

Сегодня прочел в газете про себя. Между прочим, в хорошей компании оказался — Александр Зиновьев, Татьяна Корягина, Юрий Власов… Оказывается, все мы «на каком-то повороте истории выпали из кибитки…».

Автор статьи не уточняет — на каком.

Я ему подскажу. На том самом повороте, когда вдруг выяснилось, что плодами наших усилий по разрушению тоталитарной системы, результатами борьбы всего общества решили воспользоваться жулики. Я даже дату этого исторического поворота могу назвать — 21 августа 1991 года. И кроме себя, нам винить некого. Мы сами вложили знамя демократии в руки жуликов.

Вчера вбегает ко мне человек — глазки горят, дрожит от возбуждения:

— Анекдот!

— Давай.

— Знаете, как называют Невзорова?

— Ну.

— Шестерка с двумя нолями!

Нет, рано им праздновать победу. Нет, плохи у них дела, раз даже привычное остроумие отказало.

Кем угодно можно назвать Невзорова. Но только не «шестеркой». Ибо он — вождь. И по характеру, и по положению. Ну, раз уж вы его так ненавидите, назовите его вождем люмпенов. Хотя по мне: обездоленных и несчастных.

Да, он им служит. Как вы верно и истово служите Власти. Но служение народу, каким бы он плохим ни был, всегда считалось почетной обязанностью русского интеллигента. Конечно, и Невзоров работает с перебором. Но учитывая, что вас — тьма, а он — один, у вас десятки часов эфира, а у него секунды, — нормально. Вполне дозволенный прием.

А вот анекдот про Невзорова придумала действительно «шестерка».

Смелых у нас ненавидят сильнее, чем трусов. Такова природа человека. Если сделать выбор в пользу смелости, то и самому нужно быть смелым. Трусом быть легче.

В Белом Доме есть аварийная электростанция. Бросились к ней, а солярки нет. Вот вам и «такие-сякие, хитрые и расчетливые»… Эти хитрые и расчетливые нардепы даже соляркой не запаслись на случай блокады. Не предвидели. Хотя им впрямую грозили разогнать парламент. Ельцин обещал боевой сентябрь — он наступил.

Есть у меня знакомый — бывший хулиган из Казани, Сережка Шашурин. О нем как-то была передача по телевидению.

Этот Сережка с друзьями купили на свои деньги бензовоз с соляркой. Бензовоз не пропустили, задержали еще на Можайке. Тогда они перелили солярку в бочки, погрузили в багажники автомобилей и привезли к Белому Дому. Там с боем, с помощью казаков протащили солярку через оцепление — дальше народ уже докатил к самому дому.

На следующий день в Белом Доме снова ждали Сережу, он обещал привезли машину продуктов. Он не появился.

Утром, в воскресенье 26 сентября, его арестовали.

Средства информации врут, что в Белом Доме раздают оружие больным, не способным себя контролировать людям.

Ложь.

Врут также, что сотрудницы аппарата стали заложницами Дома. Получили приказ: не покидать рабочие места.

Ложь. Я разговаривал с этими женщинами. Они много умнее и благороднее однополых с ними телевизионщиц и газетчиц, распускающих эти сплетни. Про мужиков и говорить нечего — разве это мужики?

Нет, сломить блокадников будет трудно.

Рядом с Руцким два его брата. Не отходят от него. И раскладушки ставят рядом с его постелью.

Вечером в понедельник подошел к Дому.

Что-то изменилось. Ага! Поступил приказ: выпускать всех, не впускать никого. Ни сотрудников, ни родственников, ни журналистов, ни депутатов. Те депутаты, которые ушли ночевать домой (так поступали многие до сего дня), завтра в Белый Дом уже не попадут. Потом пресса объявит, что вот, мол, самые разумные ушли из Белого Дома…

Вернулся к себе на квартиру, включил телевизор. Диктор:

— Правительство обдумывает вариант пресечения допуска кого-либо в Дом Советов… Во как!

Правительство только обдумывает, а там, у Белого Дома, уже обдумали!

Нам всегда не везло с вождями. Кто только ни побывал на Олимпе власти: и фанатики, и тираны, и любители гопака, и коллекционеры иномарок, и кумиры западной публики…

Но таких, как сейчас, еще не было.

Итак — жесткое кольцо блокады. Солдаты со стальными щитами. Колючая проволока по всему периметру. Концлагерь. Пока еще нет сторожевых вышек и часовых с собаками.

Среда, 29 сентября. Разговаривал по телефону с Иосифом Кобзоном.

— Говорят, ты был в Белом Доме?

— Был.

Как попал? Поделись.

Он рассказал, как было дело.

Иосиф обратился к своему приятелю, большому начальнику. Тот сказал:

— Попробую что-нибудь сделать. Я тебе перезвоню утром.

Утром звонит:

— Выполнишь поручение?

— Да.

Словом, пошел Иосиф парламентером — предлагать защитникам Белого Дома условия противной стороны. Перед этим позвонил Люде, жене Руцкого:

— Что передать мужу?

— Ой, Иосиф, можно я с тобой пойду?

Иосиф звонит Панкратову, главному милиционеру Москвы:

— Жене — можно?

— Нет! Приказано пропустить вас одного.

— Так ведь — жена!

— Я сказал: нет!

Снова звонит супруге Руцкого:

— Не разрешает.

— Хорошо, Иосиф. Я тут собрала посылочку — носки, платки, трусы. Возьмешь?

Иосиф снова набирает номер Панкратова:

— А посылочку — носки, платки, трусы — можно?

— Нет!

Посылочку с носками пропустили бы и в тюрьму.

Трагедию на Ленинградском проспекте вроде бы не удалось использовать против защитников Белого Дома. В противном случае только об этом бы и верещала вся пресса. Нужна была новая жертва. Ее ждут прямо-таки с вожделением.

А пока всех, кто погиб в Москве, списывают на Руцкого с Хасбулатовым. Например, жертвы в автомобильных авариях… Виноват Белый Дом. Из-за него — пробки на дорогах.

Заторы страшные. Перекрыты все проезды вокруг Белого Дома. Перекрыта важная артерия — набережная. Одно время была перекрыта Беговая. А ее — зачем? Закрыта Красная Пресня.

От Белорусского не пропускали… Аварии, жертвы…

Виноват Белый Дом. Почему заперлись, почему не сдадут оружие и не выйдут?..

«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать.»

Есть! Клюнуло!

Произошла настоящая трагедия на Баррикадной. Погиб подполковник Владимир Григорьевич Рештук.

Владимир Григорьевич погиб, когда демонстрантов уже разогнали. Улица была пуста. Тяжелый тягач оттаскивал в сторону поваленный демонстрантами вагончик. Вагон пошел юзом, три милиционера успели отскочить, Владимир Рештук — не успел. Так описывает происшедшее очевидец трагедии Алексей Косульников («Новая ежедневная газета», 01.10.93).

Далее Косульников пишет:

«Страшнее смерти может быть только ее трактовка… Смерть страшна всегда — безотносительно к обстоятельствам. И грустно, и больно, и стыдно становится, когда выясняется, что гибель отца пятерых детей стала еще одним тактическим аргументом в странных разборках, которые уже успели малость поднадоесть моему городу.»

Да, Алексей. Ужасно еще и то, что Они ждали этой смерти, ждали с вожделением. И мгновенно придумали складные версии. Только истина никого не заинтересовала. Зря. Можно было и истину повернуть в свою сторону, сделать, как вы пишете, «тактическим аргументом». Вариант: вагончик перевернули демонстранты; демонстранты вышли на улицы потому, что Те заперлись в Белом Доме; если бы Руцкой сдал оружие и выполз на коленях к победителям, Владимир Рештук остался бы жить…

Теперь Они, как упыри, будут ждать новой крови.

Не удивлюсь, если пристрелят своего.

Я им НЕ ВЕРЮ.

Ощущение, что штурм все-таки будет.

Сильная накачка идет по телевидению.

«Правительство Москвы не может смириться с тем, что в центре столицы существует такой очаг напряженности.»

«Рейтинг Ельцина падает… Объясняется это тем, что люди ждут от Президента решительных действий.»

В среду вечером мне показалось — сегодня они и начнутся, решительные действия. Прибыли военные пополнения, появились бронетранспортеры; мы работаем в Киноцентре, рядом с Белым Домом, — солдаты уже заблокировали вход в Киноцентр. Кольцо вокруг осажденных расширилось — обеспечена свобода действий.

В Белом Доме надели противогазы. Они остались еще с того, августовского, путча.

Часов в шесть вечера я был у одного известного на всю страну бизнесмена. Он хватал меня за рукав и шептал:

— Не езди туда, не езди! (Я ехал в Киноцентр.)

— Почему?

— Сейчас будет штурм. Козырев только что заявил Клинтону, что в ближайшие часы ситуация будет решена.

Ночь прошла тревожно.

Рассвело — и рассеялись облака. Опять неуловимо изменилась обстановка вокруг Белого Дома. Штурмом не пахнет. Что произошло?

Собрался Совет представителей регионов. Поставил ультиматум: снять осаду с Белого Дома. Иначе и мы блокируем вас — отрежем газ, нефть, перережем железнодорожные магистрали… Да, поддержка более чем серьезная. Но Они пошли ва-банк, наплевали бы и на регионы. Должна быть причина еще более существенная.

Лихорадочно листаю утреннюю газету.

Вот она — причина!

Госсекретарь США У. Кристофер погрозил пальчиком:

— А не нарушаются ли у вас там права человека?

И все изменилось. Треснул телевизионный экран, образовались малюсенькие щелочки — оттуда, как божьи коровки, стали расползаться малюсенькие правдочки.

Воздух изменился — стало легче дышать.

Сегодня — пятница, 1 октября. Белый Дом держится десять дней. Вот и все новости на этот час.

Продолжим работу над книжкой.

Нет! Не могу удержаться, должен пересказать три свежих телевизионных сообщения.

Первое: правительство доводит до сведения населения, что цены на хлеб, возможно, будут отпущены даже не с пятнадцатого октября, а значительно позже.

Заерзали! Но не поздно ли? Например, в Сыктывкаре цены на хлеб уже отпущены.

Второе сообщение. Диктор с гордостью:

— Администрация США официально заявила, что она собирается включить Россию в список развивающихся стран…

И третье. Репортаж с какого-то благотворительного мероприятия в центре столицы, где раздавали бесплатную похлебку старикам. Интервью с посетительницей.

Старушка:

— Не ожидала, что в конце жизни встречу такую заботу о нас, стариках…

 

Племя рабов

Дети.

Вот наша главная тема. Где бы мы ни были, мы наблюдали за детьми. Потому что понимали: будущая Россия — это ее граждане. Какими будут граждане, такой будет и страна.

Дети у нас прекрасные, что говорить. Это мы всегда умели — детей делать. Сейчас, правда, все реже. Смертность превысила рождаемость.

Неужели мы ослепли? Неужели Бог снова отнял у нас разум? Не видим самого губительного для страны процесса.

Слово митрополиту Иоанну:

— Мы изуродовали души наших детей отравой потребительства и грязного разврата, растлили целое поколение молодежи, низведя до скотского уровня тупого биологического прозябания.

Одно изуродованное поколение уже выросло, подрастает другое. Ему нанесены такие моральные увечья, после которых уже не оправиться.

Детская проституция, детская порнография (есть уже и такое), дети — наемные убийцы, дети на службе в мафии… А-а, кого теперь этим удивишь!

А как они разговаривают между собой, наши дети, вы слышали? Я гуляю с собакой — хожу мимо школы.

Сидят три ученицы на качелях. К ним приближаются два одноклассника. Одна из девочек, растягивая слова, с нарочитым украинским акцентом, громко говорит:

— Ой, девки-и, снимайте плавки-и!

Идут передо мной двое пацанов, разговаривают:

— Ты Люську трахал?

— Не… Она — целка. Ничего, кроме минета, не умеет…

Разговор в моем подъезде:

— Где Ленька?

— Дома… Учится…

— На кого? На дебила?

— А тебя это ебет?..

Покорно прошу извинить меня, но из песни слова не выкинешь.

Дети на лету схватывают все, чему их учат взрослые. Матерные слова, как и иностранные, прочно закрепляются в русском языке. Дети смотрят кино, крутят видик, иногда перелистывают газеты.

Заголовок в молодежной газете: «Сам ты обосрался!».

Безобидное вроде бы дело — дети моют машины, приторговывают бензином… Были у меня два приятеля, служили в «Известиях» (сейчас оба в Америке). Все, бывало, спорили со мной:

— А что в этом плохого? Ребенок с детства приучается к труду…

Ишь ты! А у вас в Америке благополучный родитель выпустит своего ребенка на проезжую часть улицы? На весь день… Это во-первых.

Во-вторых, эти дети не учатся. А если учатся, то плохо. Мы первого сентября проехали по улицам Москвы. Разговорились с первыми же двумя пацанами на набережной, прямо под зданием парламента.

— Почему не в школе?

— Отучились!

Оба пацана школу бросили.

Скажите, нужны России необразованные граждане?

Конечно, если вы твердо решили превратить Россию в Сомали, тогда вопрос снимается…

И еще один вопрос. Дети лавочников, коммерсантов, банкиров, дети бойцов «пятой колонны», дети высоких чиновников и правительства — продают бензин на улицах? Или они учатся в престижных школах?

И третье. Эти подростки быстро криминизируются. Курят, пьют, матерятся, обманывают покупателей; у них свой рэкет, свои разборки, свои авторитеты…

Совершенно ясно, что трудятся на улицах дети родителей с низкими доходами — как правило, самой честной категории общества. Дети интеллигенции, рабочих…

Иного родителя вызывают в школу, отчитывают:

— Ваш ребенок не посещает занятия…

Папаша смущенно разводит руками:

— А что я ему скажу? Он приносит в месяц столько, сколько я за год не заработаю. Как бы мы жили, если не он…

75 лет назад в России произошел интеллектуальный переворот. Дети рабочих и крестьян получили право на достойное образование. Дети интеллигенции, духовенства, аристократии и дворянства не могли поступить в вуз — требовалась справка о рабоче-крестьянском происхождении. Они прожили жизнь в темноте, в нищете, многие пошли по тюрьмам…

За семь десятков лет в стране образовалась новая интеллигенция, рабоче-крестьянская. Теперь уже многие дети этой интеллигенции не смогут получить достойного образования. Кстати, дети рабочих и крестьян — тоже. В Москве, например, есть школа, где обучение стоит 4 миллиона рублей в год. Сейчас, наверное, больше — в связи с инфляцией.

В этой школе учатся дети нуворишей.

В девять утра к школе подъезжают иномарки. Ученик, сопровождаемый мамой, папой, а чаще всего шофером или «бультерьером», входит в школу. Его будут учить нескольким иностранным языкам, лучшие педагоги будут трудиться над его слабым умом. Детки эти, к сожалению, не самые умные и не самые способные — большинство не выдержало самого примитивного теста при поступлении в школу.

— Ну что ж, — возразит мне ушлый «демократ», — со временем и из детей нуворишей вырастет новая интеллигенция.

Да, конечно. Вырастет. Лет через семьдесят. Такое впечатление, что всем нам жить, как библейскому Ною, — по триста лет. Так легко мы оперируем историческими категориями.

Иду по Невскому. Толпа. Небольшой ансамбль исполняет «Мурку».

Бессмертная, неувядающая «Мурка». Сколько лет песне, а она все живет и, кажется, достигла пика популярности.

Кто из нас не пел знаменитую «Мурку»? Но — дома, в шумной компании… С эстрады, даже такой импровизированной, ее все-таки не исполняли. Значит, жив был в обществе инстинкт самосохранения — на улице, в общественном месте нельзя! Нельзя, потому что дети… Потому что — воровская романтика, легко купиться на нее…

Похоже, сейчас этот общественный инстинкт умер. Вот и поперли на эстраду, на экран новые герои — преступники. Постепенно в голове юного зрителя складывается убеждение: а что? вор — такая же профессия, только рискованная и интересная…

Как-то мы попали в детский приемник. Они сейчас переполнены в каждом российском городе. Сюда собирают детей, убежавших из дома. Они там содержатся, пока родители не заберут их. В основном там мальчики, но есть и девочки.

Разговорились с пацанами.

— Ребята, какие вам профессии нравятся? Кто кем хочет быть?

— Кооператором!

— Кооператором!

— А ты?

— Не, я кооператором не буду.

— А кем ты хочешь стать?

— Коммерсантом.

— Почему?

— Ну… денег много..

— А ты думаешь, коммерсанты — это те, которые в ларьках работают?

— Нет, почему, можно магазин открыть… Одежду всякую продавать…

— А я уже работал в ларьке. У брата. Два «лимона» стырил и убежал.

— И что с ними сделал?

— Пропил, проел…

— Как тебя зовут?

— Антон.

— Разве может человек с таким именем быть бандитом?

Ребята хором:

— Может!

— Знаешь, был писатель с таким, как у тебя, именем. Антон… Кто подскажет?

— Пушкин!..

— Нет, не Пушкин. Антон Павлович Чехов… Кто из вас хочет быть писателем?

— Писателем — неинтересно.

— А космонавтом?

— А шофером?

— Я! Я хочу быть шофером.

— Почему?

— Там «шару» всегда можно сделать… Ребята смеются:

— У него все профессии к воровству сводятся…

— Ты воруешь?

— Ага.

— Тебе что, в тюрьму хочется?

— Не, на воле лучше.

— Ты думаешь, можно воровать и не попасть в тюрьму?

Опять хором:

— Можно!

— Можно, но только осторожно…

— В тюрьме тоже жить можно.

— А что ты там будешь делать?

— Перстаки.

— Перстаки? Что это такое?

— Наколки на пальцах.

— А потом, когда выйдешь из тюрьмы?

— Можно в Китай поехать.

— Там что будешь делать?

— Китайцев бомбить, чего еще!

— Китайцы богатые?

— Богатые. Вы на Первую Речку съездите, посмотрите, какие у них вещи…

— Поднимите руки — кто курит?

— Тут все курят, дядя.

— А ты, Леночка?

— Я с семи лет курю.

— Здесь-то вам не дают?

— Не дают.

— Здесь табака нету, уши отваливаются. Но вот когда на волю выйдешь, так пьяный два месяца ходишь.

— Я один раз выпил — меня в вытрезвитель отвезли…

— А я как-то большой стакан водки выпил, кислой капустой закусил… Так меня в больницу увезли, желудок прочищали…

— Так… Значит, пьете, курите… Наркотики употребляете?

— Нет, наркотики — дорого.

— Сколько?

— 5 тысяч — папироса.

— «Химка» дешевле, 700 рублей — одна мастырка…

Ну, и так далее. Разговор был длинный.

Убийственное впечатление произвел на нас город Забайкальск в Читинской области.

Весь город занимается тем, что грабит железнодорожные вагоны, идущие из Китая. В вагонах — обувь, сигареты, водка, пиво, пуховики, пуховые одеяла, аппаратура, велосипеды…

Грабят в основном дети и подростки.

В день, когда мы посетили Забайкальем на станцию прибыли вагоны с автомобильными аккумуляторами. За ночь вагоны разграбили.

Ходим по «улице миллионеров» (так называется улица, примыкающая к железнодорожным путям, — очень удобно грабить) и везде натыкаемся на аккумуляторы. Воры, почуяв опасность, бросают наживу. Вот идет мальчишка с аккумулятором под мышкой, увидел милицейский газик, бросил добычу через забор, в огород с картошкой, и убежал.

Ходим с оперработниками и собираем воровскую добычу. Откроешь дверь в какой-нибудь сарай или дровяник — так целый склад наворованного. Так вот открыл я дверь в какой-то сарайчик — мать честная! Три трупа! Один — уже разложившийся, черви в глазницах.

Смотрю — и милиция, начальник милиции, в недоумении:

— Откуда трупы?

Потом уже выяснилось — улов за ночь. Подобрали в степи, на путях… Сложили в сарае…

Вагоны грабят не только забайкальские дети.

Приезжают и из других городов, даже из Москвы.

Разговариваю с ребятами из города Борзя, расположенного неподалеку от Забайкальем. Приехали на пару дней — пограбить вагоны. Мальчики и девочки от 10 до 14 лет.

Чем-то напуганы. Оказывается, случилось несчастье.

Заночевали, как всегда, в вагоне. Крепко выпили накануне… Спрашиваю самого маленького:

— Сколько ты выпил?

— Три бутылки китайского пива.

Одному стало дурно:

— Выйду подышать.

Вышел, заснул на путях, и его переехал поезд. Отрезал голову.

Спрашиваю ребят:

— Видели своего товарища? Задумались?

— Да. Пора завязывать, — рассудительно говорит один из пацанов.

Нет, они уже не «завяжут». Нельзя будет грабить вагоны (каждый день усиливают охрану), найдут другой промысел… Почти все они — безотцовщина. Каждый помогает матери.

Появился у меня в Забайкальске приятель. Максим, 10 лет. Крупный ас — по вагонам. Утром милиция его задержала (нес сумку с китайским барахлом) — вот мы и познакомились. А вечером неожиданно снова встретились на путях. Сели на рельс, поговорили.

— Не надоело воровать-то?

— Пошто?

— Подстрелить могут.

— Ух, да! Вчера прямо над ухом пуля просвистела.

— Ладно брехать! Кто в тебя будет стрелять? В воздух охранник стрелял…

— Он пьяный был. Точно говорю, метрах в двух от меня, в рельс пуля ударила…

— Ты куришь?

— Ага.

— Какие сигареты предпочитаешь?

— «Мальборо».

— Почем?

— В вагоне-ресторане — тысяча четыреста.

— Сколько у тебя уходит в день?

— Если «Мальборо», то — две пачки. Максим сидит и крутит в руках бумажки — несколько двухсотрублевых купюр.

— Денег у тебя много?

— Не-а…

— Что, вот это — все? — показываю на купюры в его руках.

— Это? Какие это деньги! — взял и выбросил купюры. Их понесло ветром по путям.

— Нехорошо.

— Пошто?

— Нехорошо бросаться деньгами.

— Разве это деньги?

— А ват скажи, Максим, денежная реформа, этот вот обмен денег тебя коснулся?

— Ага. Пропали денежки.

— Много?

Покосился хитрым глазом.

— Да говори, я же не милиция.

— Полтора миллиона.

— Что же не обменял? Или не продал — подешевле?

— А кто купит? Тут у всех такие деньги.

— У тебя родители есть?

— Мать.

— Она работает?

— Болеет.

— Помогаешь ей?

— Ага.

— Сколько даешь?

— Хватает.

— А себе что-нибудь покупаешь? Аппаратуру там, видик…

— Был китайский магнитофон. Фуфло! День поработал и сломался… Мотоцикл вот купил. Японский.

— У тебя же прав нет. Зачем он тебе?

— Пусть стоит.

— А книги у тебя есть?

— Пошто?

— Пошто, пошто! Грамоту знаешь?

— Ну.

— Читаешь какие-нибудь книги?

— Ага.

— Какие? Какой тебе писатель нравится?

Подумал секунду:

— Толстой… Лев.

— Да ну! И какие ты книги его читал?

— Все.

— Все девяносто томов?

— Ага…

Такой у нас состоялся разговор с мальчишкой из Забайкальска.

Дети Забайкальска занимаются не только грабежом вагонов. Грабеж — дело ночное. Днем они трудятся рикшами у китайцев. Перевозят им грузы. Платят китайцы хорошо, ребята не жалуются.

Спрашиваю:

— Довольны жизнью?

— Довольны! — радостно вопят в ответ.

Если кто-то из правительства однажды посетит Забайкальск, его встретит надпись у въезда в город: «Спасибо родному правительству за наше счастливое детство!».

Кстати, Виктор Черномырдин чуть-чуть не добрался этим летом до Читинской области. Мы были во Владивостоке, когда и он туда прилетел. Сто человек свиты, два огромных самолета…

Надо заметить — из Москвы во Владивосток мы не могли вылететь два дня. В Приморском крае не было керосина. Не было его и к моменту, когда нам надо было улетать обратно. Вообще — в аэропорт не пробиться. Все милицейские машины, все руководство края уехали провожать премьера. Прилетал он на один день. Зачем? Что можно было решить за одни сутки? А сколько матерей с детьми томились в это время в аэропортах страны (время отпусков). Они не могли вернуться домой — Владивосток не принимал. Спали вповалку на полу; духота, вонь, в туалет не набегаешься — сто рублей стоило летом посещение туалета в Домодедовском аэропорту.

Так мы и не вылетели из Владивостока. Решили ехать поездом до Хабаровска и попытаться улететь оттуда. Приезжаем, а он там — Виктор Степанович! Два самолета, сто человек свиты… И опять — на одни сутки.

И опять — не улететь из аэропорта.

Ладно, мы ребята бывалые. Идем к командиру авиаотряда:

— Помогите!

— Вот что, ребята, — объясняет он нам, — сейчас прилетит резервный «борт» из Москвы, попробуйте договориться с охраной…

— Простите, какой борт?

— Резервный.

— За кем?

— За кем, за Черномырдиным!

— Он же и так на двух самолетах…

— О, Господи, так положено! Когда летит член правительства, один борт должен быть резервным.

— Когда оно было, это положение? При коммунистах…

Улыбнулся:

— А что изменилось?..

— Так вы говорите, пустым «борт» прилетит?

— Пустым.

— И пустым полетит обратно?

— Да.

— А пассажиры, которые не могут вылететь? Женщины, дети…

Опять грустно улыбнулся:

— Вопрос не по зарплате…

Нет, мы не стали договариваться с охраной. Плюнули на все и поехали в Читу. Спасибо Виктору Степановичу — если бы не он, никогда бы не побывали в Забайкальске.

Чтобы увидеть, как гибнут дети, как калечатся их души, вовсе не обязательно ехать в Забайкальск. Туда нас ветром занесло. Мы могли выбрать объект поближе к столице.

Скажем, петербургский морской порт.

Тучи детей совершают там ежедневно набеги на вагоны с сахаром. Пробивают ломом днище вагона, высыпают сахар прямо на шпалы, собирают в мешки и несут через забор и дальний пустырь к тому месту, где их ждут грузовики со взрослыми дядями.

Вовсе не хочу сказать, что все наши дети такие. Что все наши дети криминизированы.

Но есть тенденция к росту криминальности среди детей и подростков. Причем тенденция устойчивая.

Любой ученый-экспериментатор подтвердит: когда есть устойчивая тенденция, нет необходимости продолжать эксперимент — результат уже ясен.

Результат ясен. Растет новое — глупое, необразованное воровское племя. Растет нация рабов. Удел ее в конечном счете — служить иностранцам. Китайцам, японцам, американцам, немцам… рикшами, клерками, лакеями… рабами, добывающими руду, пилящими лес, качающими нефть для цивилизованных соседей.

Формируется новый — волчий мир. В нем не будет места таким понятиям, как «честь» и «достоинство», не будет места товариществу и взаимовыручке, по законам этого мира нужно ударить первым, ибо нельзя упасть — затопчут ногами, забьют насмерть.

Вам обещали рай? Как в Америке? Вас обманули.

Вы будете жить в волчьем мире, черты которого уже явственно проглядывают. Но Бог с вами! В конце концов никто вам не приставлял пистолета к виску, не выманивал вашего согласия на собственную смерть.

Обидно другое. В этом мире с вашего согласия и благословения будут жить ваши дети.

 

Дневник

(продолжение)

И снова все изменилось. В самую худшую сторону.

На улицах бушуют толпы. Все под красными знаменами, все: «Назад, в прошлое!».

Властям нужна была кровь, чтобы развязать террор. Она пролилась.

Толпа движется к телецентру.

Неужели это Руцкой крикнул:

— Идите в Останкино!

Никогда бы не поверил. Но вот он на экране. Володя, телохранитель, закрывает его пуленепробиваемым щитком, вот эти слова:

— В Останкино!

Не мне судить его. Я пока еще не был в его положении: униженного, оскорбленного, затравленного; когда каждая «шестерка» может безнаказанно плюнуть в лицо, каждая шавка, каждый трус может издалека бросить в лицо ему, боевому офицеру, обвинение в трусости и предательстве.

Скорее всего, это был жест отчаяния.

Ну и, конечно, трагическое непонимание обстановки.

Москва — столица криминального мира. В Москве жуликов уже больше, чем честных людей. А жулики (мы об этом уже говорили) — твердая опора нынешней власти. Это их власть, она породила их и теперь обслуживает.

Почему он выкрикнул эти слова?

Затмило глаза? До такой степени, что гнев с истинных виновников перекинулся на «шестерок»? К тому же безоружных.

Во всяком случае, после слов: «В Останкино!» — можно было подняться к себе, на третий этаж, подумать минуту, достать свой иностранный хромированный пистолет и пустить пулю в сердце{Я написал эту страницу 4 октября. Тогда я не знал всех обстоятельств трагедии, дал сбить себя с толку газетам и телевидению — поверил, что действительно состоялся «штурм Останкино». Уже потом, через месяц, просмотрев видеодокументы, снятые многими телеоператорами, я убедился: никакого «штурма» не было, а была «ловушка», хорошо рассчитанная подлость, а затем хладнокровный расстрел безоружной толпы и зевак. Но об этом — позже.}. Сейчас уже поздно сваливать на анпиловцев. Обвинение себе Руцкой произнес. Публично, под взглядом телекамеры.

Но все-таки об анпиловцах надо сказать пару слов. Мое отношение к ним известно. Я показал их в фильме «Россия, которую мы потеряли» — застланные ненавистью глаза, портреты Ленина и Сталина в руках; кумачовые флаги… Я много говорил об этом в фильме. «То, что мы имеем, — никакая не демократия, но назад, к Ленину — гибель…»

Я говорил и другое: победу Ельцину на референдуме обеспечили еще и анпиловцы. Они оказали много услуг Власти, а теперь должны были оказать последнюю, решающую. Когда люди видели эти перекошенные от злобы лица, слышали эти крики: «Назад, в прошлое!», они говорили себе: «Тьфу, тьфу! Лучше — кто угодно, хоть воры, но только не эти!».

Последнюю услугу властям анпиловцы оказали 2 и 3 октября. Лучшего подарка Ельцину, чем вот этот — устроить беспорядки на улицах, пойти штурмом на телецентр — они сделать не могли.

Мне симпатичен Руцкой. У нас был с ним разговор на эту тему 27 сентября. Мы с депутатом Сашей Тихомировым зашли к нему. Он был уже затравлен, измотан до предела, ел в задней комнатке холодный суп из термоса. Мы поговорили.

— Неужели вы не видите, — сказал Саша, — что Дом окружен красными флагами, на стенах антисемитские лозунги…

— Где? — спросил Руцкой.

— Ну есть, есть, — продолжил Саша, — есть и такие лозунги. Нормальные люди связывают парламент с «красными». Это только отпугивает здоровых и честных людей…

Руцкой молчал.

— Почему не отмежуетесь от них? — спросил я. — Анпилов обязательно выкинет что-нибудь такое, что погубит все ваше справедливое дело…

— Я вам скажу так, — сказал Руцкой. — Если бы не Анпилов и его люди, никто бы не пришел защищать Белый Дом…

Да, скорей всего, так бы и вышло.

Ну и что?

Даже если бы пришли всего две старухи, встали бы перед парламентом и сказали: «Нет! Вы можете раздавить демократию, только раздавив нас!» — пользы было бы больше.

Страх. Гены страха, внесенного еще Лениным в живой организм народа, шевелятся. Бездействуют, но не умерли. И, забегая вперед, скажу: то, что произошло 4 октября, вот этот осуществленный с восточной жестокостью расстрел парламента, расстрел женщин и детей на глазах у всего народа, вся эта варварская и даже бессмысленная в военном плане акция на самом деле была далеко не бесполезной. Она означала полную и безоговорочную победу режима — сразу, на всех фронтах. Разрывы танковых снарядов внутри здания произвели целый переворот в душе народа. 4 октября запомнится ему навсегда.

Нас пугают тем, что было бы, приди к власти ортодоксальные коммунисты. Я не знаю, что было бы. Я вижу — что есть. Что натворили коммунисты-перевертыши.

Более черного и грязного дела они уже не сотворят. Если говорить о моральном состоянии народа, то он оказался отброшенным на много лет назад — в самые жестокие годы реакции.

Люди увидели, как убивают людей. Всех, без разбора.

Ожил годами дремавший в людях страх.

Теперь с этим народом можно делать что угодно.

Но вернемся к тому нашему разговору с Руцким. Что бы сегодня ни говорили про него, лишенного возможности отвечать и оправдываться, не верьте. Руцкой никогда не был «красным». (Кстати, только что прочел в «Известиях» интервью с Андреем Козыревым. Руцкой признался ему: «Я ненавижу красно-коричневых!»)

Но в последние дни своей политической жизни он был с ними. Вернее, они были — с ним.

Главные события трагического воскресенья 3 октября прошли мимо меня.

Днем состоялся обстоятельный разговор с художником Михаилом Шемякиным.

— Я вчера был на Смоленке, — рассказывал Миша, — видел этот народ с металлическими палками и камнями… Слушай, страшные люди! — Подумал минуту: — И другие — страшные. Почему, почему здесь так много жулья? Нельзя узнать Москву…

Возвращаясь от Миши, я заехал на Смоленскую площадь. Мирно прогуливающийся народ с Арбата доходит до Смоленки, дивится на солдат с щитами, перегородивших выход на площадь. Идет обратно.

С чистым сердцем я поехал домой. Было два часа дня.

В 9 часов мне надо было быть на телевидении. Неделю назад звонили от Диброва, пригласили на передачу. Потом дней пять молчали, видимо, утрясали вопрос с начальством. В субботу снова звонок — все согласны. Днем в воскресенье позвонила ассистентка:

— Ждем вас в 9.

— Хорошо.

Без четверти девять подъезжаю к телецентру. На улице Королева — баррикада, не пропускают. Я повернул направо, объехал главный корпус с тыла. Опять — баррикада (дерево положено среди дороги). Двое пацанов.

— Ребята, пропустите, у меня передача.

— Какая передача? Там стреляют.

— Вы меня знаете?

— Знакомое лицо.

— Пропустите посмотреть!

— Ну, раз охота под пули, ставьте машину во двор и идите пешком.

Напоследок спрашиваю:

— А вы ребята, за кого?

— Мы… в общем, мы — против Ельцина…

Пацанам — лет по 14–15. Ни оружия, ни палок. Может, это и были — «боевики»?

Подошел к телецентру. В обоих зданиях погашен свет. Вот тебе и 45 минут прямого эфира! А я-то оттопырил губу.

Время от времени кто-то постреливает. Туда-сюда ездят бронетранспортеры. Зевак, однако, много. В основном мальчишки, но есть и люди постарше, и женщины. А рядом, прямо на мостовой — трупы.

Напротив главного входа в Останкино стоит будка, что-то типа аккумуляторной. Там, прячась от выстрелов, стоят человек тридцать. Перебежал туда. Опять — пацаны. Я тогда еще не знал о существовании «боевиков». Про них мне потом объяснили — с голубого экрана. Так вот, может быть, это были — «боевики»? Но ни оружия, ни палок, ни камней я у них не видел. И настроены они были отнюдь не агрессивно.

К ним подошел бомж:

— Пацаны, поджигайте автомобили! (Напротив главного входа стояли несколько машин сотрудников Останкино).

Один из пацанов громко ответил ему:

— А ты, дядя, оказывается, провокатор!

Ударили длинной трассирующей очередью.

Пули прошли в метре от нашего укрытия. Мол, отваливайте отсюда!

— Хватит геройствовать! — сказал я ребятам.

Мы перебежали к толпе зевак.

Потом, уже на следующий день, я перебрал в памяти тот эпизод, вспомнил эти трассирующие очереди и потом холодным покрылся. А если бы меня подстрелили? Газеты бы написали: «Погиб при штурме Останкино».

Конечно, я не могу считаться полноценным свидетелем. Насколько я понимаю, основные события произошли тремя часами раньше. Газеты описывают их как «яростный штурм».

Случилась настоящая трагедия. Погибли люди. Из-за уважения к памяти убитых мы должны знать правду. Кто нападал на телецентр? Сколько было нападавших? Кто защищал телецентр? Сколько? Ответов пока нет. А говорят разное. Говорят, что расстреливали длинными очередями безоружную толпу.

Через три недели после событий, когда в стране началась предвыборная кампания, власти ввели дозированную гласность. Телевидение все еще было глухо закрыто для правдивой информации, но в газетах, особенно малочитаемых, стали появляться какие-то крупицы правды. Так «Независимая газета» опубликовала рассказ Людмилы Суровой. Она и ее маленький сынишка оказались свидетелями всего происходившего в Останкино.

Людмила Сурова свидетельствует, что штурма телецентра вообще не было. Стояли огромные толпы народа, генерал Макашов выкрикивал в мегафон грубые хамские слова:

— Крысы, выходите! Крысы! Крысы!..

Кто-то из толпы бросил в окно второго этажа взрывпакет. Огромная вспышка, пламя… И тут же — «шквальный пулеметный огонь из второго и третьего этажей телецентра». По толпе — по людям. По женщинам и детям! По тем, кто пытался помочь раненым, по подъехавшей «скорой помощи».

(Людмила Сурова — дама; вряд ли она разбирается во взрывных устройствах. Сомнительно, что это был взрывпакет. Возможно, кто-то из оголтелых бросил в окно гранату. Если — так, то преступление совершено серьезное. Конечно, вовсе не значит, что после этого нужно было стрелять во всех подряд. — С.Г.).

«Теперь я знаю, что такое расстрел, — пишет Людмила Сурова. — Это не может оставить равнодушным никакое живое сердце, на чьей бы стороне оно ни было. Но — живое».

Если сопоставить свидетельство Суровой с тем, что видел я сам (большое количество трупов, которые еще не успели убрать; в основном это были трупы подростков), то можно сделать вывод: истинная картина совсем не похожа на нарисованную средствами массовой информации.

Дня через три гостями одной из телепередач были бойцы отряда «Витязь». Может, как раз те, кто стрелял по толпе? Не знаю.

Но предположим, по безоружным людям стреляли их товарищи. Были убиты и ранены несколько журналистов. Они находились в толпе, значит, были убиты и ранены не «боевиками».

Я отказываюсь что-либо понимать! Что это за ужас, ответьте?! Бойцы «Витязя» получали подарки, какие-то доллары… Из рук других тележурналистов — товарищей тех, что погибли…

Мир сошел с ума.

Возвращаясь домой, я заехал к Белому Дому. Вокруг здания гуляют семьи с детьми. Атмосфера чуть похожа на ту, что была 22 августа 1991 года. Только народу значительно меньше.

Гуляют, смеются, рассматривают надписи на асфальте («Мы русские, с нами Бог!»), фотографируются…

А в воздухе уже пахло смертью.

Говорят, история повторяется дважды: один раз — в виде трагедии, другой раз — в виде фарса.

На этот раз — все наоборот. Тогда, в августе, был фарс, сейчас на глазах развертывается настоящая народная трагедия. Уже много жертв.

А вы думаете, Он (или Они), когда сочиняли и выпускали в свет этот указ, не знали, что будут жертвы, будут с обеих сторон? Что погибнут в первую очередь любознательные подростки? И несмышленые дети?

А те, кто призывал их к «решительным действиям», разве не знали всего этого?

Знали — и те, и другие. Ожидали даже худшего варианта — что кровь прольется по всей России.

К оружию звали не только «красные». К кровавой расправе призывала и творческая интеллигенция. Только в силу своей природной трусости не бросала в бой волонтеров из своих рядов — звала на подвиги армию и милицию.

Ценители Достоевского! Любили они щегольнуть фразой: «Не стоит она (высшая гармония) слезинки одного только замученного ребенка».

Отвечу и я им — словами Достоевского.

Не хочу я в ваш колониальный рай. «А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно».

Поразительно! Даже в истинной трагедии присутствуют сцены, как бы поставленные режиссером с плохим вкусом, — сцены фарсовые.

Выступил Гайдар и позвал всех на баррикады. Помните, на предыдущих страницах я писал об огромной армии «бультерьеров», боевые подразделения которых есть в каждом городе. Бойцы мафии. Призыв был обращен в первую очередь к ним. Но воры не откликнулись (на то они и воры!). Они ограничились бутербродами и котлетами по-киевски (всю ночь «защитникам Москвы» тащили пищу из соседних ресторанов){Тогда я еще не знал, что «бультерьеры» откликнулись. Бойцы мафии принимали участие в событиях.}.

На призыв Гайдара отозвались честные, наивные граждане.

В тот раз, в августе, мы построили баррикады и просидели на них трое суток. Противник не явился. Но впечатлений нам хватило на два года. Два года мы рассказывали, каким страшным могло быть нападение, какие ужасы могла бы проделать с нами «Альфа».

В этот раз москвичи просидели на баррикадах сутки. Противник опять не явился. Но впечатлений хватит на год. (На следующий день выступит Гайдар по телевидению и поблагодарит жителей города за неслыханное мужество.)

Кстати, об «Альфе». В тот раз «Альфа» не давала никаких обещаний, но и действий никаких не предприняла. В этот раз (в передаче Политковского «Политбюро») дала обещание: «Бойцы «Альфы» ни в коем случае не будут штурмовать Белый Дом». Тот из нас, кто вспомнил старую науку — смотреть телевизор наоборот, сказал себе: ага! обязательно будут!

Ночь. Уже ясно, что утром предстоит кровавая расплата. Из рук Макашова и анпиловцев власти получили такой козырь, что не сыграть на нем просто глупо.

Последние десять дней почти не было видно на телеэкране представителей творческой интеллигенции. Меня это удивило. Не все же они в Вашингтоне? И вдруг…

Один за другим на экране — популярные артисты и деятели искусства. Вылезли из окопов. Рискуя жизнью, пробрались на Шаболовку. (В полночь я проехал по Москве и не слышал ни одного выстрела, не видел никаких беспорядков — столица жила обычной жизнью.) Деятели искусства, перебивая друг друга, клялись в верности власти. (Того, кто не клялся, например Сергея Жигунова, газеты на следующее утро объявят «не самым умным»; про Политковского с Любимовым скажут, что те были пьяны.)

Вдруг прояснилось, что наши творческие работники не только мужественные и бесстрашные, но и очень решительные. Настоящие мужчины, словом. Любят бифштексы с кровью. Чуть не каждый второй выступавший требовал жуткой казни отступникам.

— Расстрелять!

— Гильотинировать!..

— Показывать в зоопарке!

А мне все время вспоминался солженицынский «Теленок». Все — не так, но все — очень похоже.

В 7 утра начался расстрел Парламента.

Власть, воодушевленная мощной поддержкой общественности, решилась!

Первыми погибли женщины и дети.

«Эти бронетранспортеры, с ходу ворвавшись на абсолютно не защищенное пространство перед Домом Советов России, расстреляли палатки безоружных постов охраны. В этих палатках оказались в основном женщины и дети. Те, кто был в здании, видели, как трупы их накрыли полиэтиленовой пленкой».

Это пишут в «Общей газете» очевидцы событий Татьяна Романенкова и Алексей Воробьев.

Я провел собственное журналистское расследование и говорил со многими очевидцами. Разговаривал и с женщинами. Не только с женщинами-депутатами, но и с работницами кухни, сотрудницами аппарата. Всех спрашивал:

— Почему вы не ушли из Белого Дома?

Можно суммировать ответы, все они были примерно одинаковы:

— Надеялись, что именно мы, одно наше присутствие, поможет спасти наших мужчин. Там ведь знали, что здесь женщины и дети. Мы надеялись, что возмутится общественность…

«Общественность» возмутилась. Я сам слышал — как. Она и сейчас (сегодня уже 9 октября) не может успокоиться:

— Нужно подавить в зародыше третий путч!

— Никакой жалости к идеологическим противникам!

И прочая мерзость!

 

Черный понедельник

«Всю ночь кричали петухи…»

Слушать, как с экрана призывают убивать людей, было невыносимо. Я принял снотворное и велел жене не звать меня к телевизору, кого бы там ни показывали.

Первый утренний звонок: начался штурм.

А то мы не знали, что он начнется.

У меня, кроме собаки, есть кошка. С таким же паскудным характером. Как рожать — так на коленях у Гали, а просто погладить, посадить на колени и поласкать — издерет. Только что исцарапала хозяйку, та хотела погладить ее. Через минуту слышу Галин голос с кухни:

— Ничего тебе не дам! Раз ты царапаешься — ничего не получишь!

Я ей кричу из своей комнаты:

— Ты, прям, как Ельцин. «Будете царапаться — отключу свет и канализацию…»

Наконец, жена ушла гулять с собакой. Я прыгнул в машину и помчался на Кутузовский.

Люди идут по своим делам, играют дети, хозяева выгуливают собак, а рядом, за домами, — трескотня автоматных очередей, мощная, как работа скоростного пневматического молота.

Вышел на Кутузовский. Зевак — тьма. Тучи мальчишек. Повезло нынешнему поколению, мы такое видели только в кино. Вышел на мост. И у парапета на мосту — сотни зрителей. Представляю, какой сегодня праздник у воров и лавочников. Ударила 125-миллиметровая пушка. Снаряд разорвался внутри здания. Толпа на мосту возбужденно закричала:

— Так их, так! Чтоб они все там сгорели, сволочи!

Я прошел до конца моста. Цепь солдат в касках ведет плотный огонь по окнам Белого Дома. За спинами солдат, вплотную к ним — мальчишки. За ними — мы, зрители. Мелькнула мысль: «Почему не разогнали народ?».

А потому и не разогнали, чтобы защитники Дома не стреляли в нападавших!

Да они и не могли отвечать на выстрелы. Огонь был настолько плотный, что никто из оборонявшихся не мог и высунуться из окна. К тому же впоследствии нам стало известно, что в 7:30 по внутренней трансляции Белого Дома прозвучала команда Руцкого:

— На огонь не отвечать!

Теперь мы знаем, насколько жестокой была эта карательная акция. Перед ней померкнут все аналогичные преступления прежней власти — расстрелы восставшего народа в Воркуте и Новочеркасске.

Был даже расстрелян жилой дом рядом с парламентом. Так, ни за здорово живешь. Кому-то показалось, что кто-то выстрелил с верхнего этажа. Разнесли все окна на мелкие брызги. Сгорела квартира: то ли снаряд туда попал, то ли граната. Жильцы остались без крыши над головой. Теперь обивают пороги по инстанциям, пытаются выпросить помощь.

Пушки танков продолжали расстреливать парламент.

Ко мне подошел приятного вида человек:

— Как вы относитесь ко всему этому?

— Победили воры!

Он вспыхнул:

— Значит, я — вор?

— Не знаю, я с вами незнаком.

Он отбежал к толпе у парапета, крикнул оттуда:

— А почему ты не с ними, не в Белом Доме? Обосрался?..

Вот и сейчас, когда описываю эту сцену, звонок по телефону. Незнакомый жлобский голос:

— Ну что, обосрались твои друзья!..

Теперь выползает со дна вся нечисть.

Наступило их время. 4 октября — день торжества безнравственности. Расстрел парламента на глазах у всей страны не пройдет бесследно. Разбужены, выплыли на поверхность все темные силы.

Грохочут пушки танков. Толпа на мосту уже не так бурно реагирует на попадания снарядов. Зрелище, даже такое невиданное, начинает приедаться.

Кто-то притащил на мост моток колючей проволоки, которой было опутано все в кольце вокруг Белого Дома. Люди стали отбивать себе кусочки на память. У всех, кто пытается это сделать, руки в крови — страшная вещь, спираль Бруно. Взял и я кусочек на память.

…Загорелся один из этажей Белого Дома. Огонь быстро распространяется. Вот уже горит весь верх. Чуть поодаль от толпы, на мосту, остановились два старика (позже я разговорился с ними — фронтовики-ветераны, брали Кенигсберг). Один из стариков — благообразного вида, с седой бородой — сказал:

— Расстреляли Россию. Можно идти домой.

Дома я прилип к телевизору. Си-Эн-Эн ведет прямой репортаж с места событий. Российский позор транслируется на весь мир.

Хроника иногда прерывается, на экране появляются то один, то другой популярные деятели. Уже ничего нового не говорят — в основном изыскания на тему: какую придумать казнь отступникам.

Выступает комендант Москвы: чрезвычайное положение, комендантский час и так далее. Сообщает интересную новость. Цитирую по памяти:

«При попытке выбраться из Москвы арестован небезызвестный Невзоров. При нем — охранник с оружием…»

Арестовали, значит, по этой причине: охранник с оружием!

Каждый крупный жулик в этой стране имеет телохранителей, каждая криминальная коммерческая структура — боевой отряд. А вот журналисту, которого дружно ненавидят все воры бывшего Советского Союза, иметь охранника нельзя.

Часа три-четыре пополудни. В Дом с белым флагом пошел Руслан Аушев, Президент Ингушетии.

Вечером я позвонил Руслану, он торопился, улетал домой.

— Руслан, сколько трупов?

— При мне вынесли из Белого Дома 127.

— Много еще осталось?

— Много.

Герой Советского Союза Руслан Аушев — один из самых порядочных людей, которого я знаю. Его слову можно верить. Запомните эту цифру — 127. 127 трупов, обнаруженных к вечеру 4 октября. Вероятно, с цоколя и первого этажа. На верхние этажи еще не поднимались. Сколько там наворочено, никто тогда не знал. Теперь уже и не узнает.

Я акцентирую ваше внимание на этом пункте потому, что буквально на следующий день начнется странная чехарда с трупами. Еще одна позорная и грязная история из тех, к которым нам уже не привыкать.

Власть начнет заметать своим грязным хвостом следы кровавого преступления.

Еще одно интересное сообщение: против Кирсана Илюмжинова возбуждено уголовное дело. Открылась история с мазутом.

Я про этот мазут знал давно. В правоохранительных органах есть документы по этой сомнительной сделке. Правоохранительные органы знали. Знали и власти — им докладывали. Знал и Ельцин. Но Кирсан был его друг, а Калмыкия — чуть ли не полигон, на котором испытывались предстоящие России реформы. Но стоило Кирсану ослушаться старшего брата, не проявить личной преданности, как сразу бывший «личный друг» превратился в подследственного. Молодой калмыцкий президент повел себя очень достойно в дни президентского путча — он не просто отказался участвовать в готовящемся преступлении, но сделал это открыто, на глазах у всей страны. Но любое проявление человечности и порядочности в коридорах власти мгновенно наказывается. Поплатился и Илюмжинов. Со старой папки с «Делом о мазуте» была сдута пыль, и она легла на стол к следователю.

Я знаю, что были люди в правительстве, которые хотели, даже пытались возмутиться. Но никто не достиг успеха.

Каждый был «на крючке». На каждого есть своя папка с «Делом о мазуте».

Просто нет сил смотреть телевизор. Раньше, во времена Тотальной Лжи, была одна или две телевизионные программы. Сейчас — много, и на всех — ЛОЖЬ.

Ничто их не проняло. Даже Обращение Святой Церкви прошло мимо сердца.

Церковь 2 октября обратилась в первую очередь к средствам массовой информации: не лгите, не подавайте одностороннюю информацию, умолчание — тот же грех…

Не помогло. Жрецы Лжи — язычники, они в Бога не веруют. Не верят и в Божий Суд.

Вышел Указ о цензуре. На следующий день его отменили. Есть умные люди в правительстве. Кто-то, видать, объяснил:

— Борис Николаевич, зачем вам лишние разговоры, зачем Указ о цензуре, когда она и так есть.

Сегодня, оглядываясь назад, можно проследить точно, по датам, как изводили, пока не свели на нет, главное завоевание народа — свободу слова. Проследим «этапы большого пути».

Март 1993 года (перед референдумом), агитационный террор — временное запрещение свободы слова. Одновременно — проверка: как отреагирует общественность? Общественность никак не отреагировала.

Апрель 1993 года. Щадящий режим, призванный продемонстрировать великодушие победителей — на экран время от времени крохотными дозами проникает Правда.

21 сентября — полное запрещение свободы слова.

Полное, но не окончательное. Перед «свободными» выборами власти будут делать все, чтобы создать видимость равных возможностей. На экране иногда начнут появляться люди, которые, трясясь от страха, запинаясь и озираясь по сторонам, будут излагать «свое мнение».

На самом деле свободу слова, за которую мы так боролись, уже похоронили. Препарировали на кусочки и закопали в разных местах.

Вернемся к 4 октября.

Так что же на самом деле происходило в Белом Доме?

 

Показания свидетелей

Отец Никон.

— Вы, батюшка, были до конца?

— Нас вывели в полшестого вечера.

— Не отнимут теперь у вас приход?

— Ой, да кто там, кроме меня, дурака, будет службы служить в моем нищем приходе?

— А от церковного вашего начальства не попадет?

— Я остался в Белом Доме с разрешения и благословения Патриарха.

— Что вас больше всего потрясло, батюшка, в эти дни?

Отец Никон задумался:

— Я видел там столько прекрасных русских людей! Вы знаете, я даже крестил двух девочек…

— Крестили?

— Да. Двух работниц с кухни. Решили девочки окреститься… Мы уж понимали — штурм будет…

— Скажите, батюшка, вы хоть одну винтовку видели в Белом Доме?

— Винтовка-то вам зачем?

Я объяснил отцу Никону, что в средствах массовой информации распространили сообщение: снайпер из Белого Дома убил 9-летнего мальчика.

— Нет, винтовки в Белом Доме я не видел. Ни у кого. Винтовку от автомата я бы отличил. Вот с СЭВа и гостиницы «Мир» действительно с 8 утра начали стрелять снайперы. Но правительственные.

— А у депутатов в руках вы видели оружие?

— Нет, не видел. Может быть, у кого-нибудь из депутатов-военных… не знаю.

— Что еще добавите, батюшка?

— Они — клятвоотступники. Пусть Конституция плохая. Но Ельцин клялся на этой, плохой Конституции. Почему же он не попросил, чтобы ему принесли хорошую, американскую?..

Ирина Викторовна, депутат.

— В руках у кого-нибудь из депутатов было оружие?

— Нет, нет, что вы! Некоторые просили выдать им, но Руслан, я сама слышала, кричал: «Наше оружие — Конституция!».

— Ирина Викторовна, вы знаете, что в «Известиях» опубликован рассказ журналиста Терехова? Как он по приказу Руцкого пошел с белым флагом, а внизу какие-то люди отняли у него флаг, уложили на пол и не дали выйти.

— Не верю. Мы, женщины-депутаты, сидели в зале Совета Национальностей (он не простреливался). Мы даже пели. И тут Руслан объявил, что Терехов, пошедший парламентером, погиб. Мы почтили его память.

(Темную историю с Тереховым я выяснял подробно. Время его похода, сообщенное им самим, свидетельства очевидцев убеждают: Терехова внизу могли остановить только десантники. Цоколь и первый этаж были заняты десантниками и «Альфой». Еще одна «утка»!)

— Ирина Викторовна, сколько было людей в Белом Доме?

— Думаю, около двух тысяч. Более двухсот депутатов, сотрудники и сотрудницы аппарата, из каждой комиссии и Комитета были люди, бухгалтерия, работницы кухни, продавцы, уборщицы, мальчики-комсомольцы с Украины и других городов, защитники Белого Дома…

— Почему же не ушли женщины?

— Нас гнали, но ни одна не ушла. Я, например, думала, поддержит общественность, там ведь тоже есть женщины… и мы сможем вести переговоры в более достойном положении…

— Теперь вы знаете, как эта «общественность» вас поддержала?

— Да, рассказывали.

— Когда все кончилось, что вы чувствовали?

— Омерзение. Поверьте, страха не было, только — омерзение…

Ирина Неклюдова, 23 года, сотрудница Комитета.

— Вы были до конца, Ира? Почему не ушли?

— Ну, мне казалось, что это как бы… последний островок Свободы… Боролись ведь не за должности, тем более я…

Спросил у Ирины про снайперскую винтовку.

— Нет, нет. В Доме не могло быть. Да никто бы и не высунулся, когда начали стрелять. Неделю назад, когда маршировал отряд казаков, у одного, что шел впереди, было ружье. Но в Доме — нет, не могло быть.

— Были ли в Доме дети?

— Три или четыре ребенка… По крайней мере, я видела троих или четверых. И очень много мальчишек от 14 до 16 лет.

— У них было оружие?

— Нет. Да, вот еще, когда нас выводили, я даже двух бабулек видела — лет по 65.

— Самое сильное впечатление?

— Мы ведь не знали про пожар. Когда нас вывели на улицу, мы увидели, что весь Дом горит. Это было ужасно! Гекачеписты до такого не додумались. Я и в позапрошлом августе была в этом Доме. Есть с чем сравнивать.

Господин Х. Фамилию просил не называть.

— Всю ночь крутили шарманку — ездил автомобиль с громкоговорителем, уговаривали выйти, обещали хорошие зарплаты и трудоустройство… Те, кто был на войне, смеялись — точно так же вели себя на фронте немцы: «Рус, сдавайся!» Реакция, конечно, была обратная. У всех — у уборщиц, у охраны.

Вообще как бы наблюдался взлет национального самосознания. С 1945 года ничего подобного не испытывали в России.

Я наблюдал около 20 телефонных звонков по радиотелефону. Можно было поговорить минуту-две. Никто не пожаловался. А люди не были дома по пять, по шесть суток. Представляю, что творилось на другом конце провода.

Чувства смятения у кого-либо — от секретарш до депутатов — я не наблюдал. Все ощущали, что исполняют свой долг, защищают Конституцию…

Ночью к Руцкому пробился какой-то военный. Сказал, что есть приказ о ракетно-бомбовом ударе. Но нет ни одной части, которая бы согласилась его исполнить.

Тамара Александровна, депутат.

— Как вы думаете, кто я по профессии? Коневод. Вот такая у меня редкая для женщины профессия. У нас под Железноводском потрясающий, известный на весь мир конный завод. Приезжайте!

— Обязательно. Я очень люблю лошадей.

— Еще бы. Они лучше, чем люди, правда?

— Что вы делали, как вели себя до и во время штурма?

— В ночь перед штурмом мы уговаривали женщин и детей уйти. Ни в какую! Знаете, там было так много удивительных людей! Особенно женщины вели себя замечательно, помогали друг другу.

— Вы сказали: дети. Что это были за дети?

— Комсомольцы. У них был съезд и слет… Целый отряд приехал сюда. Жили в палатках. Когда пошли дожди, их пустили в здание. Потом уж выгнать их не смогли.

— У них было оружие?

— Что вы!

— Мог ли снайпер стрелять из Белого Дома?

— Да ладно вам! Кто бы смог поднять голову хотя бы на уровень подоконника? Передвигались ползком. Вообще в Доме была масса безоружных людей. Они просили оружие, им не дали.

— Кого вы считаете главным виновником?

— Я была в Европарламенте, там такой порядок — на каждого оператора, который показал депутата в недостойном виде, налагается крупный штраф… А нас как показывали, помните? Специально разжигали ненависть к нам.

— Какое самое сильное впечатление?

— Дайте подумать… Жизнь у меня была нелегкая. Я родилась в бомбоубежище, в Москве в 1941 году. В том августе была здесь, в Белом Доме. Второй путч пережила. Но тогда… Сейчас все было страшнее. Я, пожалуй, отвечу на ваш вопрос — о самом сильном впечатлении. Меня окрестили 3 октября. Я ведь была некрещеная. Крестил меня священник Алексей Злобин, отец Алексий. Вот это была незабываемая минута…

Таня Кузнецова.

— Ночью мы с девочками решили: утром пойдем домой, у нас дома дети, мы не имеем права оставлять их сиротами. Но уже рано утром началась стрельба, подъехали бронетранспортеры, стреляли во все, что двигалось…

— Таня! Огонь из пушек и всех видов стрелкового оружия велся в основном по верхним этажам, начиная с третьего. Говорят, там не было людей?

— Вы что? Там-то и были. Мы сидели в зале Совета Национальностей. Одна девочка мне говорит: «Пойдем, я знаю безопасное место». Мы, дрожа от страха, поднялись на седьмой этаж.

Там, в тесном закутке, прижавшись друг к другу, сидели женщины — работницы кухни. В темноте. Боже! Там было так страшно! Я говорю: «Пойдем, пойдем отсюда!». Не знаю, остался ли там кто-нибудь в живых…

По опросам свидетелей, на верхних, выше третьего, этажах людей было больше, чем на нижних. Те, кто находились выше тринадцатого этажа и уцелели после обстрела, должны были просто сгореть в огне. Тринадцатый этаж был объят пламенем.

Маленькое отступление.

4 октября, стоя на мосту перед горящим парламентом, я принял решение выйти из Союза кинематографистов. Сразу вслед за этим решением почувствовал страшное облегчение — будто очистился.

Кто-то их моих бывших коллег одобрил решение, большинство, разумеется — нет.

Представители этого большинства теперь спрашивают меня:

— Зачем ты это сделал?

Я отвечаю вопросом:

— Вы знаете, что в здании парламента в момент, когда по нему шарашили из пушек, было много женщин и детей?

— А как они туда попали?!

И столько злости в этом вопросе! Подтекст: раз они сами туда полезли, хрен ли их жалеть? К тому же публика, зомбированная средствами информации, убеждена в официальной версии — женщины и дети стали заложниками депутатов.

— Хорошо, — говорю я, — предположим, все женщины и дети сидели в здании под дулами пистолетов Хасбулатова и Руцкого. Даже усугубим обстоятельство: все женщины — проститутки, а все дети и подростки — малолетние преступники. Я спрашиваю: в этом случае можно было шарашить по парламенту из пушек?

Поверьте, ни один из моих собеседников ни дама, ни джентльмен, не сказал:

— Нет! Нет, и в этом случае нельзя было стрелять по зданию!

Молчат, глазки злые… В лучшем случае следует вопрос:

— Так ты что же — за Хасбулатова?

Легко сейчас, издалека, клеймить сталинско-брежневскую интеллигенцию, которая орала: «Смерть Каменеву и Зиновьеву! Собакам собачья смерть!», «Позор Солженицыну», «Пастернак — иуда!».

Ведь та же самая ситуация. Ну, конечно, все по-другому, но в принципе — то же. И что мы наблюдаем?

Ни капли сострадания.

Какая там «милость к падшим»! О погибших говорят в самых оскорбительных тонах.

А об оставшихся в живых: смерть собакам!

Радиоперехваты.

Эти диктофонные записи сделаны офицером МВД в ночь перед штурмом. Он их принес в редакцию «Комсомольской правды». Она опубликовала их. Есть честные люди и в милиции, и в среде журналистов.

Вот несколько разрозненных фраз — о чем переговаривалась милиция в ночь перед штурмом.

— Запомните, никого живым не брать!..

— «Черных» тоже в плен не брать…

— Хорош орать, спать пора…

— Спать будем после победы над Белым Домом…

— Банкет уже заказан…

— Руцкой катафалк заказал себе…

— Похорон не будет, и музыки не будет…

— А саван Хасбулатову заказали?

— Само собой, все оплачено.

— Хасбулатову не есть утреннего плова…

— Вы там спите, а мы обсуждаем, что делать с узурпаторами Руцким и Хасбулатовым.

— Руцкого вешать.

— Как в Турции: в дерьмо и ятаганом по голове…

— Так то в Турции, там тепло.

— А Москва сегодня тоже теплая, тем более, мы тоже уже…

Сергей Андреевич, депутат.

— Я лежал на полу на третьем этаже и краем глаза смотрел в окно. Около семи утра пошла первая волна. Белый Дом отстреливался. Никто из нападавших не упал. Во второй волне уже шла какая-то кадровая часть, хорошо организованная; действовала четко и слаженно… Огонь был настолько плотный, что высунуться уже было невозможно. Вскоре они были в цоколе и на первом этаже. Второй этаж долгое время оставался нейтральным.

Но вот что я видел своими глазами. В семь утра, еще до плотного огня, подъехали бэтээры. На них почему-то сидели гражданские люди. Парнишка от баррикады подошел к ним, о чем-то поговорил. Пошел обратно. Прошел метров тридцать, и тут они ему выстрелили в спину. Потом расстреляли еще пятерых на баррикаде…

Нас выводила «Альфа». Это было часа за полтора до сумерек. Долго ждали автобуса. Потом альфовцы сказали, что автобусы заблокированы. Нас повели пешком. Завели в какой-то двор. Там стояли омоновцы. Цепочкой. Били всех подряд. Передавали по конвейеру. Одного полковника, защитника Белого Дома, ударили прикладом в лицо. Бросили в «конвейер». Он упал. Били ногами…

Мы вошли во двор. Он сквозной. Хотели прорваться. Оглянулись — за нами идет Бабурин. Пошатываясь. Вдруг его догоняют два омоновца: «Бабурин, стой!». Повели его назад. Мы услышали два выстрела. Решили, что Сергея Николаевича убили. (Потом Бабурин в коротком телеинтервью расскажет: да, его хотели расстрелять, поставили к стенке. Что-то его спасло, он не сказал…)

…Мы увидели какую-то дверь — вход в подвал. Сидели в подвале. Помощник Бабурина плакал: «Что я скажу Сережиной жене?». Потом мы услышали голос адмирала Чеботаревского: «Сейчас будут ловить тех, кто разбежался по двору». Мы вылезли из укрытия, стали расходиться по одному…

На стадион я не попал. Бог спас. Те, кто там был, рассказывают, что был типичный пиночетовский вариант — с пытками и избиениями. В отделении милиции, куда их сначала привели, поставили всех на колени и были ногами в лицо.

Вчера я весь день давал интервью иностранным корреспондентам. Обзвонил знакомых депутатов — тех, кого били. Прошу: «Расскажите правду!». Никто не согласился. Мы думали, он умер — страх, молчавший в нас годами. А он ожил. Реанимировался за несколько часов…

Очевидцев много. Все говорят одно и то же. Я не слышал ни одного противоречивого показания.

Подытожим.

Никаких снайперов в Белом Доме не было. 9-летнего мальчика хоронили его убийцы. Равно как и большинство остальных убитых. Редкое зрелище: убийцы с почетом отправляют в последний путь тех, кого они убили.

У депутатов в руках было одно оружие — Конституция.

Карательная акция проведена с беспримерной жестокостью, на которую способны только трусы. Известно, что трус со страха может пойти на любую подлость.

Погибли главным образом дети и юноши. У них бесстрашные и отзывчивые на любую несправедливость сердца.

Армию позвала «на подвиги» творческая интеллигенция. Далеко не все ее представители, конечно. Низкий поклон тем, у кого хватило совести хотя бы промолчать.

Такое Россия запомнит навсегда.

Только что объявили по телевидению окончательную цифру погибших в Белом Доме — 49 человек!

А остальных — куда? Сотни человек (точнее, около тысячи!) в яму с хлоркой? Впоследствии юным следопытам будет над чем поломать голову. «Обнаружено еще одно массовое захоронение…»

Прочел информацию в «Известиях»:

«Во многом тональность бесед в Токио (с Президентом России) будет определяться итоговым числом жертв московских событий — чем выше окажется эта трагическая цифра, тем сильнее будет стремление японской стороны дистанцироваться от Бориса Ельцина».

Ответ на каждую нашу загадку надо искать там — за рубежом.

Примечание.

Только что газеты сообщили: казанский предприниматель Сергей Шашурин, помогавший Белому Дому, арестован по делу о фальшивых авизо. Однажды в Находке, в Управлении МБ, я видел документы о фальшивых авизо. Мелькнула фамилия — Шашурин. Спросил у оператора:

— Не тот ли Шашурин, о котором была передача по телевидению?

— Тот самый.

То есть о фальшивых авизо знали. Но мер не принимали. Зачем? Тогда надо всех предпринимателей арестовывать. На кой же этот класс создавали? Нет, пусть пока сидит на «крючке».

Стоило Шашурину не проявить преданности Власти, как тут же на него завели дело. Мы уже говорили: на каждого, буквально на каждого заведено свое «Дело о мазуте», каждый сидит на «крючке».

Криминальная страна!

 

Фашизм. Что это такое?

Существует научное определение понятия «фашизм». Каким бы оно точным ни было, для нас, советских людей, перенесших все ужасы фашизма, видевших воочию, что это такое, оно все равно будет неполным. Потому что не сможет передать нашего эмоционального отношения к фашистскому порядку.

Помимо всего прочего для нас фашизм — это еще и такое состояние общества, когда вся грязь со дна поднимается и выплывает на поверхность, когда все мерзкое, что есть в человеке, вырывается наружу, приводя в трепет и содрогание сердца людей.

Сейчас, когда я вношу исправления и дополнения в книжку (на дворе уже 19 октября), средства информации все реже называют то, что произошло, «бунтом красно-коричневых». Нашли определение посильнее.

Это понятно. Далеко не весь парламент состоял из коммунистов, пускай даже бывших. (Вот правительство все состоит из них!) Далеко не все защитники Белого Дома симпатизировали коммунистическим идеям — были там и такие, кто просто ненавидел коммунистов; были там и убежденные демократы — из тех, кто за демократию на деле, а не на словах.

Но есть одно отягчающее обстоятельство. Белый Дом, помимо других защитников, оборонял и малочисленный отряд юнцов под руководством Баркашова. Кто такой Баркашов, я не знаю. Думаю, большинство читателей — тоже. Я не так уж далек от политики, но с программой «Русского национального единства» не знаком. Большинство читателей — тоже. Это сейчас нам объяснили: фашисты. Пусть так. Фашизм — это плохо. Но баркашовцев было сколько? Два, три десятка? Сколько? Ответьте!

Молчат.

А сколько было защитников Белого Дома? Тех, у кого было в руках оружие. Тех, у кого — не было, кто считал своим оружием Закон и Конституцию. Тех, кто просто присутствовал, считая, что они на стороне справедливости.

Таких были тысячи!

И тем не менее — фашистский мятеж!

Вот какое нашли определение. Всех под одну гребенку. Так проще. Так эффективнее. Так легче обдурить народ.

Нас пугают: а вы знаете, что было бы, если бы они победили?

Не знаю. Не знаю — что было бы, вижу — что есть.

У нас с вами разные методы. Вы мне пытаетесь объяснить, что БЫЛО БЫ, если бы победили «красные» или, не дай Бог, баркашовцы (как они могли победить, взять власть в стране — ума не приложу).

А я вам пытаюсь рассказать о том, что УЖЕ ЕСТЬ. И притом имеет прямое отношение к фашизму.

А посему прошу читателя выслушать рассказ, а если точнее, свидетельские показания Олега Румянцева.

Те, кто иногда заглядывает в телевизор, должны его знать — Олега Румянцева. Симпатичный молодой человек с бородкой, в очках. Мягкий, интеллигентный, деликатный; ни разу не взорвался, не сказал никому ни единого грубого слова. Депутат, председатель Конституционного комитета или комиссии (я не очень в этом разбираюсь) — словом, три года работал над новой конституцией страны, его проект так и назывался на официальном языке — румянцевский. В прошлом — научный работник, у него необычная профессия — страновед. Никогда не был членом партии, убежденный демократ.

После ужаса 4 октября я долго его не мог найти, обзвонил всех знакомых. Пропал. А хотелось поговорить именно с ним, с человеком, которому я доверяю. Объявился его помощник:

— Олег Германович сильно избит, отлеживается.

Через несколько дней позвонил сам Румянцев, договорились о встрече. Я приехал к нему в Крылатское, он упаковывал книги. Приказано в три дня убраться из квартиры.

 

Свидетельские показания Румянцева Олега Германовича

— Я выходил одним из последних. Офицеры из «Альфы» предложили мне: «Иди к Руцкому, скажи — не надо больше крови».

Я побежал к Руцкому. С ним были два его брата, личный телохранитель Володя, еще несколько человек. Оружие на боевом взводе, в глазах — готовность умереть.

— Скажи, Олег, как вел себя Руцкой? Вот в эти последние минуты? Скажи честно!

— Ну… Мне кажется, что это были минуты… Минуты мужества.

Небольшое отступление.

Так же говорили и про Хасбулатова. Я опрашивал многих, например девушек из пресс-центра, они его наблюдали постоянно. Все в один голос: вел себя мужественно, ни на минуту не потерял самообладания… Есть этому и косвенные доказательства. Прошло две недели после событий. До сих пор никакой информации из Лефортова. Судя по августу 1991-го, должны были бы показать на следующий день — маленьких, жалких, сломленных. Не показали ни одного кадра. Выводы?

A. Показывать нельзя, потому что узники могут сказать что-то не выгодное властям. Значит, пока не сломлены.

Б. Идет «обработка». Когда она будет закончена — покажут.

B. Узники ведут себя мужественно.

Опросив свидетелей, я получил ответ и на мучивший меня вопрос: почему Руцкой не застрелился?

Абсолютно правильно поступил. Застрелиться было бы трусостью. То, что он знает (а знает он много), рано или поздно понадобится стране. Что бы ни случилось — обязательно понадобится.

Не уйдя из жизни, он обрек себя на пытки. Под пытками я подразумеваю не побои в камере. Это он вынесет. Тот, кто побывал в плену у душманов, — вынесет.

Настоящие пытки — это унижения, которым подвергнут его газетные и телевизионные шавки.

Продолжим.

— …Я снова спустился вниз и вернулся к Руцкому вместе с полковником из «Альфы». Если не ошибаюсь, полковником Проценко. Он вел себя очень прилично.

Руцкой обнял братьев. Мне сказал: «Беги завтра на Совет Федерации, скажи им правду. Умоляю, скажи всю правду. Они тебя будут слушать». Да, и еще: «Позвони жене, вот телефон. Расскажи, как все было».

В дверях показался Коржаков, начальник личной охраны Президента: «Руцкой, на выход!».

Я вернулся в зал Совета Национальностей — забыл там сумку с важными бумагами. В сумке рылся вооруженный человек. Боже мой, какое счастье, что он забрал маленький газовый пистолет! Если бы потом у меня его нашли, точно бы убили.

Потом мы долго стояли на улице у главного входа, под гербом. Здесь дежурили два маленьких автобуса, но нас туда не сажали. Люди из «Альфы» что-то выясняли, поглядывая на нас. Один из офицеров сказал: «Жаль ребят, я бы их лучше отвез».

Раздалась команда: «Пошли вперед!». Мы двинулись направо, в сторону ближайшего дома.

Теперь я знаю, зачем им была нужна легенда о снайперах из Белого Дома. Чтобы оправдать мясорубку, которую они устроили во дворах и подъездах.

Мы подошли к дому, альфовцы отстали от нас. Из подъезда выскочил омоновец (или милиционер) с автоматом и заорал: «Ложись, сука!». Меня втолкнули в подъезд. Пьяная харя схватила меня за бороду: «Иди сюда, жидовская морда!». Трижды ударил меня лицом о колено. Потом меня обшмонали. Денег не было, забрали маленькое радио «Сони». Несколько раз ударили по корпусу, по почкам. Подъезд был сквозной, меня вытолкнули к выходу. Какой-то офицер (по-моему, это был офицер) шепнул мне: «Во дворе стреляют, бегите вон к тому подъезду!». Мы побежали к этому подъезду. Со мной рядом был художник, мы познакомились, когда выходили из Белого Дома. Помню, он говорил мне: «Олег Германович, если останемся живы, я должен написать ваш портрет».

Вбегаем мы с этим художником в подъезд, а там та же картина, тот же ад, только другой круг. Омоновцы бьют двух почему-то раздетых до пояса мальчишек. Совсем мальчишки, лет по семнадцать, не больше, — защитники Белого Дома. Одного так ударили автоматом по ребрам, что хруст костей был слышен.

Меня хватают и бьют несколько раз по яйцам. Я потом неделю кровью мочился, а в это время Починок объявил прессе, что я к нему за материальной помощью обратился. (С.Г. — Александр Починок — один из тех депутатов, кто первым убежал из Белого Дома, услышав, что перебежчикам обеспечены тепленькие местечки. Починок сразу получил пост заместителя министра финансов. Сейчас, кажется, собирается баллотироваться в новый парламент).

Прикладами нас вытолкали на улицу, во двор. Во дворе действительно стреляли. Не понятно в кого, но слышны были одиночные выстрелы. И тут мой художник побежал. Петляя, как заяц, побежал вглубь двора. Опять раздались выстрелы в той стороне, куда он побежал. У меня тоже было желание побежать. Но я подавил его, подумал — убьют.

Передо мной возник омоновец. Передернул затвор. Представь ситуацию: пьяный человек с автоматом, глаза, в которых нет ничего человеческого, у ног его, чуть сбоку, лежит чей-то труп. «Все, сука, прощайся с жизнью!» — сказал он, подходя ко мне. Два раза плюнул мне в лицо. Заорал: «Поворачивайся!». Я повернулся к нему спиной. «На колени!» И — очередь над головой…

Я лежал, не было сил встать. Видел краем глаза: из «моего» подъезда вышел депутат Шашвиашвили; его сбили с ног и стали пинать сапогами. Вышел депутат Фахрутдинов. Как будто с заседания — с портфелем, в галстуке. К нему подскочили омоновцы. Фахрутдинов важно: «Я — депутат независимой республики Татарстан!» — «Ах, ты татарва!..». И со всей силы — прикладом в голову… (Фахрутдинов сейчас в больнице, в очень тяжелом состоянии.)

Пока били Фахрутдинова, я встал. И побежал — будь что будет. Вбежал в подъезд, стал звонить во все квартиры подряд. Никто не пускает. В квартирах — люди; слышен лай собак, но никто не пускает.

— Олег, а что отвечали, интересно?

— По-разному. Я: «Пустите! Нас перестреляют, я — депутат Румянцев!». А мне: «И х… с тобой!», «Так вам и надо!», «У меня дети…».

Я перебежал в другой подъезд. Там, на ступеньках, сидели Сажи Умалатова, избитый Шашвиашвили, депутат Саенко и еще какая-то женщина пожилая. Сидим. Входит молодчик. Коротко стриженый, в кроссовках. Пахнет от него водкой и кровью. Посмотрел на нас и ушел.

«Ребята, это наводчик!» — «Уходим».

Мы разделились. Я пошел с этой пожилой женщиной, взяв ее под руку. Шашвиашвили, Саенко и Умалатова образовали другую группу. Что ты улыбаешься?

— Как в фильмах про подполье…

— Да, фашизм. Настоящий, стопроцентный. Ну, дальше… Идем мы с этой женщиной, а уже темно… И вдруг я вижу — в глубине двора стоит банда. Такие же, как тот парень, наводчик, — стриженые, в кроссовках…

— «Бультерьеры».

— Кто?

Я объяснил Олегу, кто такие «бультерьеры». Бойцы мафии. Боевые отряды криминальных структур.

— Вот тут я физически почувствовал — это смерть. Раздался голос из темноты: «Стой! Иди сюда, падла!». Смешок. И опять голос: «Ползи!».

Мы, не сговариваясь, бросились в кусты. Выстрел. Влетели в подъезд, вбежали на второй этаж, позвонили в первую дверь. Она сразу открылась. На пороге — женщина. «Я — депутат Румянцев». — «Мы вас знаем. Входите».

Однокомнатная квартира, семья из трех человек. У них я и отлеживался несколько дней…

А теперь я хочу спросить у тех, кто пугает нас фашизмом. Если это — не фашизм, то фашизм — это что такое?

 

Выбор России

Я уже говорил, что книга эта — «Великая криминальная революция» — была написана до трагических событий, они ворвались в нее непредвиденными главами.

Я считал, что апофеозом криминальной революции станут новые выборы. Победа наступила раньше. Теперь «свободные» выборы будут пустой формальностью, они только закрепят победу.

Революции не делаются без согласия, пусть молчаливого, всего народа.

Можно оказать, Россия свой выбор сделала.

Дала согласие на собственную смерть.

Апофеозом криминальной революции стало 4 октября. В календарях воров и лавочников эта дата всегда будет помечена красной цифрой.

Каждый день я узнаю новые подробности трагической ночи. Например, узнал, что в ночь на 4 октября Гайдар и Шумейко обзванивали криминальные структуры, просили помощи. Армия «бультерьеров» оделась в бронежилеты. Ей не пришлось активно участвовать в событиях (но она еще свое слово скажет!). Исход дела решила профессиональная армия. Нашлись несколько командиров, которые согласились расстрелять женщин и детей. В жизни всегда есть место подлости.

Уголовно-мафиозное государство под рукоплескания общественности, под аплодисменты всего мира победило. Ничто уже не помешает сделаться ему вполне легитимным. Оно придумает Конституцию — под себя, издаст законы — под себя. Предстанет перед миром в благопристойных одеждах. «Им не смыть кровь со своих рук…» — пустая фраза. Кровь легко смывается.

А с Россией кончено. Снимите над ней шляпу, друзья, и пролейте последнюю слезу. Стая волков догнала ее, вцепилась ей в бока и повалила на землю. Ей уже не подняться. Вот когда по-настоящему сбылись пророческие слова Максимилиана Волошина (цитирую по памяти, могу ошибиться в знаках препинания):

Все мы ее прогалдели и проболтали. На всех лежит вина. На авторе этих строк — особая.

Достаточно сказать, что мой фильм «Так жить нельзя» помог Ельцину стать Председателем Верховного Совета РСФСР. Был такой эпизод весной 1990 года. Дважды Съезд народных депутатов России не утверждал Ельцина Председателем Верховного Совета. Наутро должно было состояться третье голосование. Вечером, накануне голосования, мы подогнали автобусы к зданию, где проходил съезд (автобусы нам дал Моссовет, он и организовал это мероприятие — тот самый Моссовет, с которым Ельцин потом так легко разобрался!), мы посадили всех депутатов съезда в автобусы и отвезли на Мосфильм. Там, в большом Эталонном зале, им показали еще сырой фильм «Так жить нельзя». Что потом началось! Человек сто пятьдесят коммунистов-ортодоксов стройными рядами вышли из зала — в знак протеста. Оставшиеся устроили овацию. Помню голоса из зала:

— Завтра те, кто голосовал против Ельцина, одумаются!

Наутро состоялось третье голосование. Съезд (тот самый съезд, который Ельцин расстрелял из пушек!) большинством в четыре голоса избрал Ельцина Председателем Верховного Совета. А от Председателя до Президента путь оказался коротким.

Одно только это обстоятельство должно быть записано мне в строку. Значит, и я приложил руку к разрушению России.

Недавно один столичный деятель, бывший демократ, когда я напомнил ему эту историю, хлопнул меня по плечу и сказал мрачно:

— Не кайся. На мне еще больший грех висит. Я два голоса подделал…

Но это не утешение.

Как ни больно признаться, моя честная и искренняя работа (не лишенная, конечно, заблуждений) оказала разрушительное воздействие. Зрители были не готовы к такому водопаду правды, обрушившемуся на их головы.

Одно они поняли из фильма — коммунистов судить будут. И поспешно стали освобождаться от партийных билетов. Одно дело, когда выбрасывает «корочки» формальный член партии. Он и имел их только потому, что таковы были правила игры. (Ну можно ли было в нашем обществе без партийного билета в кармане быть командиром полка, капитаном пассажирского лайнера, дипломатом?) Другое дело, когда так поступает убежденный коммунист — завотделом ЦК, главный редактор органа московских коммунистов, профессор научного коммунизма, зам. редактора журнала «Коммунист», первый секретарь обкома партии! Неужели тогда не было понятно, что это оборотни? Самые опасные особи в племени человекозверей. Если бы мы были нормальным обществом, психологически здоровыми людьми, мы должны были бы отнестись если не с пониманием, то хотя бы с уважением к тем, кто не изменил своим принципам (пусть ошибочным). Не изменил, не предал убеждения.

А мы поверили оборотням.

Очень точно сказал Александр Зиновьев:

— Мы целили в коммунизм, а попали в Россию.

Вот и я — целил в коммунизм, даже не в коммунизм, а в казарменный коммунизм ленинско-сталинского типа, а попал — в Россию.

Наше общество и раньше не могло считаться шибко нравственным, а уж тут… когда все смешалось, когда заблуждающиеся, но честные люди стали презираемы, а оборотни, наоборот — уважаемы, наше человеческое общежитие превратилось в кошмарный ад, страна раскололась на два непримиримых лагеря. Восемь лет мы были заняты не реформами, а выяснением отношений, которое сопровождалось взаимными оскорблениями.

Конечно, нельзя относить все это на счет одного только фильма. Искусство, тем более одно только кинопроизведение, не способно изменить нравственную атмосферу в обществе. Тут постарались многие. Общественные деятели, политики — особенно оборотни. Но есть и моя вина.

Между тем я никогда не предлагал судить членов партии. Я говорил о суде над Партией. Над Партией как организацией, виновной в геноциде против собственного народа. Я говорил о суде Истории. Те, кто виновны в преступлениях против человечности, давно умерли.

Это сегодня я считаю, что некоторых членов партии надо бы отдать под суд. В первую очередь тех, кто участвовал в Беловежском сговоре.

Должен оговориться: я никогда не был уверен в прочности такого сооружения, как советская империя. Конечно, мне не мыслилось существование порознь родственных, тесно переплетшихся славянских народов, но в целом, в исторической перспективе, Империя, наверное, должна была распасться. Об этом говорит опыт мировой истории.

Но процесс этот должен был протекать несколько лет. Любое, самое одноклеточное, существо могло бы понять: взрывать такое сооружение нельзя, его надо разбирать по кирпичику.

А его взорвали.

Через открытые границы ушли на Запад и на Восток несметные богатства; за два года богатейшая страна стала совершенно нищей.

25 миллионов русских были брошены в пасть националистическим правительствам — на позор и унижения.

В один день разорвались экономические связи. Экономический ущерб, понесенный Россией, уже превосходит ущерб, причиненный ей Великой Отечественной войной.

И льется кровь, как на войне.

Любой государственный деятель, самый ничтожный, обязан предвидеть такое. Если, конечно, у него нет другой всепоглощающей цели.

Такая цель была — устранить Горбачева. Другой, более благородной, цели не просматривается.

Нужно сохранить — в назидание потомкам — этот домик в белорусских лесах. А то придет какой-нибудь деятель и взорвет его, как взорвали, снесли до основания Ипатьевский дом.

Этот памятник должен остаться. Берегут же немцы мюнхенскую пивную.

В любой самой невыгодной ситуации есть своя выгодная сторона. По крайней мере теперь, когда рассеяны орды анпиловцев, — глупых, невежественных, злобных, — стала ясна расстановка сил.

Истинные коммунисты остались только в Кремле. Причем самые опасные из них — оборотни!

Когда-нибудь над ними состоится суд — за все, что они сделали со страной. Печальный опыт нашей истории подсказывает — это будет Суд Истории.

Плевали они на этот суд!

— А где же оптимистический финал? — спросит читатель.

Я и два года назад считал, а теперь, когда воочию увидел изнасилование моей Родины, тем более считаю, что оптимистом в наши дни может быть либо дурак, либо подлец. Во время работы над этой книгой я советовался со своим сердцем. Больше мне посоветоваться было не с кем. Возможно, я и заблуждался в своих рассуждениях. Допускаю. Зато факты, которые я сообщил, — истинная правда.

Этого достаточно. «Факты — упрямая вещь.»

Книгу мою (если она вырвется на волю) прочтет только интеллигенция. К ней я и обращаюсь. Не к творческой интеллигенции — упаси, Господь! — не к избалованной — столичной. Я обращаюсь к истинной нашей интеллигенции, к той, что живет по всей России. Это десятки миллионов людей. Учителя, врачи, инженеры, ученые, высококвалифицированные рабочие, технари, библиотекари, российское офицерство.

Простите меня, друзья, но вы зомбированы. То, что произошло со страной, нельзя назвать только победой негодяев. Будет неполно сказано. Это еще и победа «ящика». Маленького, напичканного электроникой ящика с экраном.

А может, нам бросить смотреть телевизор? Начать читать, почаще встречаться на кухнях. Вспомните, совсем недавно мы были самой читающей страной в мире. Мы умели самостоятельно мыслить. Без помощи электроники. Как бы на нас ни наваливалась пропаганда, мы оставались при своем мнении.

В третий раз напомню: смотреть телевизор сегодня — тяжелая работа. Под стать труду старателя. Нужно промыть горы песка, прежде чем добудешь золотую крупицу правды.

Как бы ни были плохи наши дела, от нас еще много зависит. Речь идет уже просто о выживании. Выживет мозг — справится с болезнями и тело. А чтобы выжить, надо научиться самостоятельно мыслить.

«Cogito, ergo sum», — сказал Декарт.

Я мыслю, следовательно, существую.

 

В чужой стране

С 21 сентября 1993 года мы живем в другой стране. В чем-то она новая, в чем-то все больше становится похожей на старую — ту, что была до революционных преобразований, начатых Горбачевым в апреле 1985 года.

Другая страна. А для меня лично — абсолютно чужая.

Недавно я слушал Послание Президента Федеральному Собранию, которое он нам зачитал в Кремле. Я было не хотел идти на это слушание, но потом передумал: дай пойду посмотрю, как он будет читать, как его будут слушать; о том, что Президент может что-то произнести своими словами, и в голову никому не приходит — он, как и все посткоммунистические вожди, даже короткие приветствия читает теперь по бумажке. Как Брежнев или Черненко. Хотелось также посмотреть, как он будет выглядеть; недели две он не появлялся на экране, три дня Клинтон не мог дозвониться к нему по линии «горячей связи».

Зал слушал президента невнимательно, депутаты шушукались, пересмеивались; небось не мне одному пришла в голову эта мысль: как при Брежневе. Умный доклад, написанный референтами; под многими тезисами можно подписаться — Брежнев ведь тоже произносил правильные слова: о демократии, о мире, о заботах простых людей. С другой стороны, совершенно ясно, что власть не будет следовать ни одному пункту своей программы; а что ей мешало делать это раньше?.. Брежнев, помню, не очень хорошо понимал, что он читает. И тут, похоже, то же самое:

— Но мы согласны с такой позицией… Кхе, кхе… — вернулся к началу строки. — Но мы… не согласны с такой позицией…

Сам Президент похож на посткоммунистического вождя, молодое же и энергичное окружение его смахивает на большевиков первых послереволюционных лет, когда главной их задачей было удержаться у власти, удержаться любым способом: ценой потери огромных территорий (Брестский мир), ценой пролитой крови, ценой неимоверных страданий народа…

Я очень торопился, когда писал последние главы. Хотел успеть к выборам. Все равно опоздал, а упустил многое: кое-что забыл написать второпях, кой-чего не знал… Я думаю, читатель поймет и простит мне эту торопливость.

А сейчас — несколько дополнений к уже сказанному.

 

Подготовка к перевороту

Нынешняя власть, так своевольно назвавшая себя демократической, никогда и не думала об интересах России, о счастье своего народа. На словах — да, на деле же…

Прошло два года после того, как «трое вышли из леса», теперь можно подвести итоги. Россия лежит в руинах, она унижена, раздроблена, в ней зреют или уже бушуют гражданские войны, армия потеряла боеспособность; если завтра Эстония с Финляндией (обе имеют территориальные претензии к России) начнут против нее боевые действия, война будет идти на равных.

О благополучии же народа и говорить не приходится. В наиболее плачевном состоянии оказалась самая дееспособная часть населения — те, кто производит материальные и духовные ценности.

Эти два года власть занималась одним — укрепляла себя. Все силы, все рычаги власти были задействованы в одном направлении — укрепить, сделать неуязвимыми свои позиции. И не столько — из любви к командным вершинам, сколько — для того чтобы уйти от ответственности. Проиграй Они — и расплата за грехи могла быть очень тяжелой.

Люди у власти оказались не только политическими банкротами (проиграли все!), но и просто нечистыми на руку людьми. Коррупция, лихоимство, протекционизм в коридорах власти не поддаются никакому описанию. Сегодня, когда им удалось уже хорошо укрепиться, так что можно теперь ничего не бояться, они уже и сами не скрывают этого. Нагло смотрят в глаз телекамеры, словно говорят:

— Да, мы такие. А что?

Как же Они так быстро укрепились?

На армию, безопасность, МВД надежда с самого начала была плохая — люди в погонах быстро разобрались, кто есть кто. Надо было искать поддержки в другом месте. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Если нельзя заменить власть, нужно заменить народ, недовольный этой властью. Сделать его таким же, как они сами.

Под смех и шуточки команды Гайдара были ускоренным порядком отправлены на тот свет старики, хранители нравственности. Оставшиеся в живых в ужасе затихли.

Подрос молодняк — «поколение, которое выбирает пепси». Этим наплевать, что происходит со страной.

Остальные получили право на бесчестие.

Вот! Вот что они сделали.

Было разрешено воровать, обманывать людей, грабить страну и население, менять кожу и окрас… Все это под благонамеренной вывеской: «создается класс собственников». Главное — успеть «замазать» людей. Замазался — все, ты наш, ты обязан нас защищать, это мы тебя сделали таким.

Одновременно по всей России создавались боевые отряды поддержки Президента (мы уже говорили об этом) — отряды криминальных структур. Бойцы мафии! Параллельно шла работа в армии, в милиции, в Министерстве безопасности. Заставить офицеров «крутиться», искать нечестные способы наживы, чтобы как-то прокормить семьи. Замазать, замазать, замазать! Замазался — наш.

И результаты этой работы не заставили себя долго ждать. Можно ли было еще совсем недавно, в августе 1991 года, найти в Армии добровольцев на роль палачей своего народа? Вдумайтесь: их же никто в спину прикладом не толкал, они добровольно — добровольно! — согласились стрелять из пушек по своим согражданам!

Укреплению исполнительной власти мешала власть законодательная.

Сейчас, глядя на новый Парламент (а он ничуть не хуже прежнего), смешно говорить, что те депутаты были коммуно-фашистами. Циничная выдумка бессовестной пропаганды. Какова Россия — таков и Парламент. Верховный Совет и Съезд народных депутатов представляли Россию во всем ее многообразии. Они, кстати, и избраны были более демократичным путем — не проходили по длинным спискам партий, а каждый избирался персонально. Никакими коммуно-фашистами они быть не могли. А вот совестливых людей, любящих свою родину, готовых преданно служить своему народу, там действительно было много. Такие — для любой власти, как кость в горле.

Практически подготовка к разгону Парламента шла все два года после августа 1991-го. Сначала она велась интуитивно (сердце подсказывало: вот главная опасность), потом уже целенаправленно, с подключением всех средств массовой информации. Законодательная власть прохлопала прессу и телевидение — через полгода после августа они были в руках Президента.

Подготовка к разгону Парламента шла по нескольким направлениям.

Главное — дискредитировать законодательную власть, вызвать к ней недобрые чувства у населения. Этому очень помогала прямая трансляция со съездов народных депутатов и заседаний Верховного Совета. Народ искренне хохотал, наблюдая этот балаган. Многие сведущие в искусстве люди признавались, что самое интересное зрелище для них во всей сетке телевизионных программ — это прямые трансляции со съездов народных депутатов. Ах, как весело было наблюдать эти спектакли!

Стоило какому-нибудь депутату зевнуть, как с телевизионного пульта в наушник оператору неслась команда: «Возьми крупно этого, во втором ряду, с краю!». И на экране вырастало лицо депутата с раскрытым «шире Мексиканского залива» ртом. А какие перлы сыпались с трибуны. (О, великий и могучий русский язык!) Эти немыслимые словопостроения два года подряд кормили наших сатириков — Хазанова, Задорнова, Жванецкого… Повторив и усилив «литературную находку» депутата с Чукотки, они засмешили публику до слез. Мы с вами корчились от смеха, валились со стульев и думали: Господи, да за что же на нас такая напасть, Парламент этот, чтоб он сгорел!

А теперь, дорогой читатель, представьте обратный вариант: прямые трансляции велись эти два года не из Парламента, а с заседаний правительства, с разных совещаний Президента с главами администраций краев и областей. Отвечаю: точно так же ухохотались бы. Разве они не из того же теста, не из того же коммунистического общества, в конце концов, разве не из этого Парламента вышли? Разве у Ельцина образование более академическое, чем образование профессора Хасбулатова? Разве официальный и разговорный язык генерала Грачева более интеллигентный, чем язык генерала Руцкого? Наконец, разве мы с вами, в целом, умнее и лучше тех, кто нами руководит?

Значит, дело не в персонажах, а в нравственном состоянии общества. Мы с вами очень хотели, чтобы наши законодатели выглядели идиотами, и вместе с прессой и телевидением очень много успели в этом.

Автор не такой ханжа, каким может показаться — почему бы и не посмеяться иной раз: и над правительством, и над Парламентом. Но существует нравственный порог, который переходить нельзя.

Мы породили в людях недобрые чувства к этому демократическому институту, выпустили по нему такой заряд ненависти, что его с лихвой хватит и на новый Парламент. А там уж недалеко до логического вывода: а зачем вообще нужен этот институт власти?

Если по рядовым членам Парламента стреляли из «дробовиков», то по Руцкому и Хасбулатову, безусловным лидерам демократической оппозиции, били из «пушек». Цель та же — дискредитация.

Опорочить, представить злыднями, строящими козни против истинных демократов, вызвать к ним ненависть в среде интеллигенции и подозрительное отношение в простом народе — такая была поставлена задача перед лицами, ответственными за средства информации.

«Хасбулатов — чеченец. Вот наш козырь, с него и пойдем! Схема такая. В стране — засилье чеченских группировок и вообще кавказцев. А как с ними бороться, если глава законодательной власти сам чеченец? Поняли диспозицию? В бой!»

Чеченская карта была разыграна грубо. Но сработала. Как срабатывает с нашим простодушным народом любой самый примитивный ход. Между прочим, именно Хасбулатов начал борьбу с кавказскими группировками, за что и был объявлен у себя на родине смертельным врагом чеченского народа. Хасбулатова остановил сам Президент России (и правильно сделал, ибо хватать человека на улице и бросать в кутузку только за то, что он — «лицо кавказской национальности», это не метод). Но в день, когда Хасбулатов оказался в Лефортове, победители, президентская власть, именно так и поступили: стали хватать на улицах «лиц кавказской национальности», всех подряд — беженцев, строительных и сезонных рабочих — и выдворять из Москвы. Зачем? Чтобы показать гражданам: «Видите, Хасбулатова нет и сразу началась действенная борьба с кавказским засильем!». Две недели демонстрировали активность, потом, слава Богу, устали…

Боже, за каких же нас дураков держат! И правильно держат. С нами проходит все. Чтобы обмануть нас, напрягаться не надо…

Хасбулатов с Руцким просидели в тюрьме 4 месяца. Никакого серьезного дела «пришить» им не смогли (сменили несколько следователей). Теперь они на свободе. По амнистии. Суда, следовательно, не будет.

А судить их надо!

Хасбулатова — за то, что он чеченец.

Руцкого — за то, что не захотел поступиться офицерской честью.

Быть чеченцем в нашей безнравственной стране — грех, а уж делать заявления типа: «Я — офицер, мне дорога моя честь, я не могу смотреть, как грабится и превращается в колонию моя родина, а потому вынужден предать гласности ваши деяния…» — это такое преступление… Прав был Владимир Молчанов, звезда телеэкрана, заявивший 4 октября:

— Таких надо показывать в зоопарке!

Тот, кто, входя в нашу большую Политику, не оставил в гардеробе ее здания свою честь, как оставляют галоши, тот проиграет обязательно.

С Руцким расправились особенно подло. По борьбе с Руцким была создана специальная комиссия на правительственном уровне. Она называлась Межведомственной комиссией по борьбе с коррупцией! (Как только Руцкой оказался в Лефортове, комиссию упразднили. Она свою миссию закончила.)

Перед членами комиссии, видимо, была поставлена задача: найти или сфабриковать убойный компромат на Руцкого. Неважно, если его потом можно будет опровергнуть — лишь бы не сразу. Так оно и оказалось. Трастовый договор, согласно которому вице-президент якобы является обладателем счета в швейцарском банке (копию этого «документа» показывали по телевидению миллионам зрителей), оказался липой. Но дело было сделано.

После того, как однажды в конце августа на телеэкране в самый выгодный час, перед программой «Время», когда все зрители включают свои «ящики», появились члены Межведомственной комиссии, чуть ли не в ранге министров, и объявили, не моргнув глазом, что вице-президент великой страны — вор! — после этого Руцкому уже можно было начинать сушить сухари. Как политик, которому можно доверять, он прекратил свое существование. Не осталось в стране обывателя (интеллигентного или неинтеллигентного), который бы сразу, безоговорочно не поверил произнесенному с экрана. Любой сказанной о человеке гадости мы верим охотно и сразу.

К концу августа идеологическая работа по дискредитации Парламента завершилась. Можно было не сомневаться: указ о разгоне законодательной власти народ встретит с пониманием и одобрением. Кроме того, в стране созрели силы (о них мы много говорили в этой книжке), которым Парламент мешал, как камень на дороге. Эти силы ненавидели его еще больше, чем президентская рать.

Только слепой и глухой мог не понимать этого. Или те, кому все «до лампочки». К тому же Президент в открытую пообещал «боевой сентябрь».

По крайней мере мне все было ясно. Я только что вернулся из длительной поездки по российским провинциям — жулики объединяются, им нужно полное понимание наверху. «Кто это там мешает нашей власти? Ату их!»

Вот с этими соображениями я и пришел как-то в середине сентября к Хасбулатову. Хотелось также познакомиться. Много слышал. Разного.

Хасбулатов мне по-человечески понравился. Внимательно слушал, делал пометки в блокнотике. Но предостережения моего не понял.

Усмехнулся:

— Что вы, на это они не решатся.

 

Путч

Однако, решились.

И 21 сентября брякнули свой знаменитый Указ.

Почему — путч? А что же это такое? Типичный государственный переворот, совершенный группой заговорщиков. Военный переворот — с использованием армии и войск МВД. В августе 1991-го путчисты проиграли. Сейчас выиграли (были решительнее, беспринципнее, не имели никаких нравственных ограничений, абсолютно никаких — как будто и не человеки). А победители могут трактовать события как угодно, хоть наоборот. Так те, кто защищал конституцию и законность, были объявлены путчистами, мятежниками…

Итак — случилось.

И случилось неожиданное. Россия не поддержала путчистов. Москва — да, а Россия — нет. (Но Москва — особый случай, мы уже говорили об этом. Здесь теперь живет другой народ. До сего дня у криминального мира не было своей столицы, теперь есть — Москва.)

Россия восстала против власти, поставившей себя вне закона.

«Восстала… Кабы восстала, все было бы не так…»

А вот потому и били из пушек, чтобы эхо выстрелов разнеслось по всей России.

Западный читатель небось ухмыльнется: «Что это за народ, который эха выстрелов испугался?».

Не дай Бог французам или американцам испытать то, что испытали россияне. Я не про Гитлера говорю. В наш народ стреляли свои вожди. Почти нет семьи, из которой кого-нибудь не поставили бы к стенке. Вот и дожили до того, что выстрелили в Москве, а упали ниц на Камчатке. Ну и пропаганда сделала свое черное дело. Обыватель, парализованный ужасом, хватался за спасительную мысль: «А может, промолчать?.. Раз в них — из пушек, стало быть, такие негодяи…».

И все-таки я осмелюсь утверждать, что Россия восстала. Косвенным доказательством этому являются результаты выборов, на которых президентская партия, сулившая себе чуть ли не 50 процентов голосов, потерпела сокрушительное поражение. Но об этом — позже.

Ни западное, ни даже российское общество не имеет никакого или имеет слабое представление о том, что происходило в России с 21 по 4 октября. А передо мой лежат документы.

Это — решения и заявления всевозможных совещаний, собиравшихся всюду — в российских провинциях. Ассоциация «Центральная Россия», например, — совещание полномочных представителей всех областей Центральной России, включая и глав администраций, то есть представителей президентской власти. Решение: «Немедленно восстановить законность в стране! Отменить цензуру, прекратить блокирование объективной информации на радио и телевидении!..».

Ассоциация «Черноземье» — «немедленно восстановить конституционную законность! Снять блокаду Белого Дома!».

«Сибирское совещание» — присутствуют все руководители республик, краев, областей и автономных округов огромной Сибири. Решение: «…B случае невыполнения наших требований будут предприниматься меры протеста вплоть до перекрытия движения по всем магистралям, связывающим европейскую Россию с Сибирью, будут прекращены поставки угля, нефти, газа, подача электроэнергии…».

26 сентября в С.-Петербурге — Совещание Субъектов Федерации, присутствует 41 человек. Все, кроме мэра С.-Петербурга А. Собчака и главы администрации Рязанской области, голосуют за решение: «Отменить Указ и восстановить в стране в полном объеме конституционную законность!».

30 сентября в Москве — 62 руководителя органов государственной власти: «В случае невыполнения требований до 24 часов 00 минут 30 сентября 1993 года примем все необходимые меры экономического и политического воздействия, обеспечивающие восстановление конституционной законности в полном объеме».

29 сентября с воззванием к властям обратился Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.

«…Никакие политические цели не могут препятствовать обеспечению находящихся в Белом Доме людей медикаментами, пищей и водой, медицинской помощью, нельзя допустить, чтобы физическое истощение спровоцировало людей на неконтролируемые насильственные действия».

Трудно даже представить, сколь плохи были дела у исполнительной власти перед двумя трагическими днями октября.

Что делать? Пойти на «нулевой вариант», как того требуют руководители всех краев, областей и республик России? Отменить Указ, вернуться к состоянию, которое было до 8 часов вечера 21 сентября? Так ведь сожрут. Одну только колючую проволоку вовек не забудут. (Спираль Бруно, которой было опутано все в кольце вокруг Белого Дома, запрещена Международной конвенцией в 30-х годах. Даже немцы не решались ее применять.)

Пойти на решительные действия? Сделать то, на что не решились заговорщики в 1991 году? А где взять силы? Руководство армии трусит, колеблется. Министерство безопасности не пойдет против народа, это уже ясно. (Дорого потом обойдется этому ведомству отказ выполнять преступные приказы.) Получается, что на стороне власти — только МВД (министру Ерину пожалуют потом звание генерала армии и звезду Героя России), боевые отряды коммерческих структур и самая активная часть творческой интеллигенции (вы их всех знаете в лицо, они теперь с утра до вечера на телеэкране. Порядочные люди давно уже замолчали, кто — в раздумьях, кто — от безнадежности: что толку плевать против ветра?).

По большому счету именно эта интеллигенция и решила дело в пользу власти, обратив всю силу своего таланта против народа и родины.

Страшный грех лежит на журналистах. Они еще раз доказали, что журналистика — вторая древнейшая, то есть вторая после проституции, профессия на земле. Заметим, положение сейчас не такое, как много лет назад, когда отказ говорить неправду влек за собой суровые репрессии. Сейчас может грозить только увольнение с работы (страсти-то какие! И только поэтому надо так расстилаться перед властью? Давать ежедневно насиловать себя? Нет, точно — вторая древнейшая).

Те из журналистов, что писали о «нападении на штаб СНГ», не могли не знать, что это провокация. Но лгали.

Журналисты — очевидцы того, что происходило у мэрии 3 октября, не могли не видеть, как омоновцы стреляли по ногам демонстрантов (эти раненые живы, их можно спросить), вот это и заставило разъяренную толпу пойти на мэрию. Но в прессе представили дело наоборот.

Журналисты, их телевизионное и газетное начальство не могли не знать, что происходит в России, какова реакция населения. Но скрыли. И от российского общества, и от мирового. Реакция населения на действия властей стала известна только 12 декабря, в день опубликования итогов выборов.

И наконец, тележурналисты и телеоператоры, которые находились вечером 3 октября у Останкино, больше кого-либо другого понимали, что происходит. Их убивали. Они, как и находящиеся рядом старики, женщины, дети, падали, сраженные пулеметными очередями.

Но те, кто остался в живых и оправился после ранений, пришел в себя от испытанного ужаса, предоставили свои материалы подлецам и мерзавцам! Последние же выбрали то, что выгодно власти; вы тысячу раз видели эти кадры на экране — из сотен часов видеопленки какие-нибудь 15–20 минут: грузовик выбивает стеклянную дверь телецентра, убитый боец «Витязя», убитый звукоинженер (кем?! Об этом еще поговорим). Остальные пленки (повторю — сотни часов!) лежат невостребованными в операторских ящиках. Часть материала попала в Прокуратуру — там и сгинет навсегда. Какими-то кадрами операторы пытаются приторговывать — надеются «задвинуть» на Запад. Но Западу никакая правда о перевороте не нужна.

Останкино — ключевой пункт октябрьской трагедии, на нем и надо остановиться подробнее. Тут произошла самая большая провокация в истории России. Власть смухлевала и вытащила из колоды самый большой козырь — «Штурм Останкино».

С него и пошла.

Многих россиян смутил этот «штурм Останкино», эти рассказы о зверствах «боевиков» Руцкого. Люди опешили, задумались: «Черт его знает… Может, виноваты и те и другие?.. Может, и те и другие — мерзавцы?.. (Такое мнение бытует по сей день: октябрьские события — мафиозные разборки двух кланов. Клана Ельцина и клана Руцкого.)

В ночь с 3 на 4 октября Россия пришла в замешательство. «Какие ужасы рассказывают про этих боевиков?.. И не верить нельзя… На телеэкран высыпали популярные артисты, режиссеры, телекомментаторы… Вот Явлинский произнес речь, вроде приличный человек… а тоже призывает: «Никакой пощады!»».

Ни Явлинский, ни популярные артисты, наверное, сейчас не повторили бы свои тогдашние ночные речи, многое даже им теперь ясно. Но тогда дело было сделано. Короткого замешательства, возникшего у населения, хватило Власти, чтобы расстрелять Россию.

 

Останкино (в видеодокументах)

Спустя месяц-полтора после кровавой трагедии выступал по телевидению седовласый, с интеллигентными манерами Сергей Филатов — руководитель администрации Президента или «параллельного правительства», как его теперь называют. (Президентский аппарат разросся до таких неслыханных размеров, что смешно вспоминать теперь сталинский бюрократический аппарат или даже брежневский, клеймить который за его непомерные размеры считал своим долгом каждый из рвущейся к власти шпаны).

Так вот, сидит перед камерой Правая (или Левая?) рука Президента, а ведущий (все тот же А. Караулов), задыхаясь от гордости за собственную смелость, его спрашивает:

— Как вы себя чувствуете, когда слышите, как про вас говорят: «У него руки по локоть в крови»?

Ответ:

— Во-первых, не я отдавал приказ… (Ага, важное свидетельство! Пригодится будущему следствию.) А во-вторых… — следует скорбный вздох… — После того, что произошло в Останкино…

Все они «пляшут» от Останкино. Главный козырь.

Так и в народе. Скажем, на встрече с избирателями просят меня рассказать о Белом Доме. Говорю то, что знаю. Вдруг разъяренный голос из зала:

— Вы лучше расскажите про Останкино!..

Что ж, давайте расскажу.

«Штурм» Останкино проходил под взглядами десятков телекамер. На видеопленке запечатлена каждая секунда происходившего. «И Белый Дом — под взглядами телекамер», — скажете вы.

Вы правы, но отчасти. Начало расправы с Белым Домом, самые страшные зверства не сняты вообще. Остальное — издалека.

Останкино телеоператоры снимали изнутри, из гущи событий — из толпы, из окон обоих зданий, с брони БТРа, через прицел автомата… Следствию (лишь бы оно захотело быть объективным!) очень поможет то обстоятельство, что трагедия разыгралась вечером, в темноте. Я человек не военный, поэтому для меня большим открытием было узнать: оказывается, пули-то у нас трассирующие… Все видно. Каждую очередь. Можно остановить или замедлить картинку, можно рассмотреть каждую пулю — откуда выпущена, в кого попала.

Вот, скажем, едет пацан на велосипеде. По нему прицельно (из чистого хулиганства!) лупит автоматная очередь. Замедлим картинку — видно, как пули бьют по спицам велосипедного колеса, рикошетируют от асфальта. Пацан проехал невредимый.

Или — стоит юноша в центре площади, между двух зданий. В него сверху (из высокого окна или с крыши) впивается автоматная очередь. Замедлим кадр и увидим, как пули входят ему в грудь, как прошивают насквозь тело, будто оно не из костей, тканей и сухожилий, материала, которым пользовался Господь, создавая нас, человеков; будто оно из пустоты, и мы видим, как пули, пройдя через эту пустоту, бьются об асфальт, разлетаясь сверкающими брызгами. А юноша стоит и смотрит наверх, в темноту, где прячется невидимый ему убийца. И только через мгновение начинает оседать и клониться к земле…

Но давайте по порядку.

Толпа тысяч в сто пятьдесят, а то и больше, движется к Останкино.

Движется не на штурм — хорошо бы, чтобы это, наконец, поняли и Запад, и Россия. Она идет требовать эфира! Эта толпа представляет огромную часть населения России. России униженной, всеми презираемой, вконец разоренной, бесправной и безголосой. Простим этим десяткам миллионов их заблуждение — они считают, что имеют право голоса в телевизионном эфире, они хотят, чтобы вся страна, весь мир узнал, что с ними сделали, что сделали с их детьми.

Толпа совершенно безоружна. У некоторых в руках пластиковые щиты, отнятые у милиции при столкновении с ней на Крымском мосту. Заметим, впервые за многие годы народ прибег к нецивилизованной форме протеста, до этого ограничивались митингами и демонстрациями.

Да и в этот раз была демонстрация, но путь преградили омоновцы; толпа прошла через них, как нож сквозь масло.

Толпа состоит из пенсионеров, стариков — ветеранов войны; есть люди и среднего возраста, и женщины, и очень много молодежи. Впереди и вокруг — дети…

Почти всю дорогу толпа скандирует одну фразу: «Фашизм не пройдет!» (И вот этих людей назовут потом фашистами.)

Толпы людей движутся к Останкино.

На заклание.

Прямо за толпами, не отставая от них, движется воинское подразделение. Есть записи радиопереговоров, которые ведет командир отряда со своим высоким начальством:

— Следуйте за ними, информируйте по пути следования!

— Вас понял.

Существуют кадры, снятые еще засветло: минут за 20 до подхода толпы к северному крылу Останкино (там, где концертная студия), взламывая железный забор, подъезжают семь БТРов. На броне каждого из них — человек по пятнадцать бойцов «Витязя» (значит, по стольку же внутри каждого бронетранспортера). Человек 200 вооруженных до зубов бойцов. В касках, закрывающих все лицо, в бронежилетах. Другой оператор, уже внутри здания, показывает, как бойцы «Витязя» занимают боевые позиции. (По подземному коридору они прошли в другое здание, где и разыгрались основные события.)

Оператор подробно показывает вооружение «витязей». Автоматы с лазерной наводкой, пулеметы, гранатометы, снайперские винтовки с оптическими прицелами.

200 бойцов такого спецподразделения, сидящие в укрытии, способны отразить наступление стрелковой дивизии. Посчитаем другие силы: 500 солдат дивизии Дзержинского (вот они — на экране! оружия при них, правда, не видно), две роты милиции (охрана здания), вооруженные легким оружием — пистолеты, автоматы…

О каком штурме Останкино могла идти речь?

Вот какие кинокадры надо показать миру! И на этом поставить точку в легенде о «штурме Останкино».

Но мы продолжим.

Толпы людей уже подошли к обоим зданиям Останкино. Прибывают автобусы от Белого Дома. Кто в них? Боевики? Нет, контингент все тот же — молодежь и люди с авоськами.

С оружием пока никого не видно.

Идет митинг около 17-го подъезда.

А бойцы «Витязя» внутри здания готовятся к бою.

Кадр, снятый через прицел автомата: толпа демонстрантов за стеклами больших окон телекомпании, панорама по толпе… Стоп! Вот перед толпой прошел человек в камуфляжной форме с автоматом в руке. Кто-то из защитников Белого Дома или «боевиков», как их окрестила пресса… Продолжаем панораму — человек с мегафоном. Наезд — Анпилов. Что-то говорит, обращаясь к тем, кто внутри здания. (Небось, и не понимает, что он на мушке автомата.) Что говорит Анпилов, не слышно. Можно, впрочем, догадаться:

— Требуем впустить нас!.. Вы не имеете права не давать слова России!.. Вы выполняете преступные приказы, люди, которые отдают их, — воры и предатели России…

Можно, словом, догадаться.

Вот опять на экране Анпилов — снятый с улицы, другим оператором.

— Товарищи, — обращается он к своим соратникам, — мы пришли с мирной целью, не поддавайтесь на провокации…

Так шумели до темноты. А потом приехал генерал Макашов с несколькими вооруженными защитниками Белого Дома…

Молодые депутаты из фракции «Смена. Новая политика» рассказывали мне:

— Когда мы узнали, что Макашов поехал в Останкино, мы сразу бросились в машину — надо остановить этого дурака, пока он не наломал дров… Когда подъехали к зданию телекомпании, уже вовсю шла стрельба…

Сначала Макашов выкрикивал в мегафон оскорбительные слова: «Крысы, выходите! Перед вами превосходящие силы…» (Представляю, как презрительно улыбались бойцы «Витязя», слыша это.)

Потом стали выламывать грузовиком стеклянные двери. (Так же толпа поступила и у здания мэрии — омоновцы бежали.)

Но здесь, в Останкино, была ловушка. Бойцы, сидевшие в засаде, только и ждали этого. Легко представить, какая команда пронеслась по этажам: «Огонь не открывать! Дайте хоть одному войти в здание…».

Кадры — как грузовик взламывает двери — снимал французский телеоператор Иван Скопан. Через несколько секунд он погибнет. По толпе — по тем, кто вламывался в дом, по тем, кто смотрит, по тем, кто снимает эти кадры для истории, ударят из всех видов стрелкового оружия.

Началось.

Вспышка — кто-то выстрелил из гранатомета. Скорее всего, кто-то из макашовцев. Хотя… Я разговаривал с двумя боевыми генералами, прошедшими через Афганистан. Рассказал им про то, что произошло в Останкино, дошел до гранатомета…

— О! — воскликнули оба в один голос. — У нас в Афгане выстрел из гранатомета всегда служил сигналом к открытию огня…

Итак, вспышка… и сумасшедший перекрестный огонь из обоих зданий телекомпании. Из нижних этажей, из верхних, с крыши. Площадь уже усеяна трупами. Уцелевшие в панике бегут к пруду, в парк (они примыкают к зданиям телекомпании).

Потрясающий кадр! — лежат убитые, корчатся раненые, бьются об асфальт трассирующие пули, а на переднем плане два телеоператора (один, судя по экипировке, — иностранный, другой — наш) продолжают снимать бессмертные кадры. Неужели они так и не будут востребованы обществом? Их не покажут всему миру по телевидению, не предъявят в обвинительном заключении тем, кто устроил эту бойню?

Толпа рассеяна, нападающих нет… Можно уже прекратить огонь, не правда ли? Но нет. На площадь, один за другим, выползают бронетранспортеры. Ведут себя в высшей степени странно. Лупят длинными очередями по окнам телекомпании (зачем? Там же — бойцы «Витязя», сотрудники телецентра?!), потом опускают стволы пулеметов и бьют в сторону парка — там сотни, тысячи людей! Так ведет себя каждый бронетранспортер, это зафиксировано на пленке.

И пулеметчики из главного здания Останкино ведут непонятный огонь. Трассирующие очереди лупят в угол другого здания компании, стоящего на противоположной стороне, пули бьются об асфальт, перед входом в здание. Зачем? Там никого в живых, одни трупы на земле. Пули рикошетируют о мостовую и влетают в окна здания. Это ярко высвечивается на экране, можно даже схему начертить.

Эти пули, выпущенные из бронетранспортеров и из пулеметов, установленных в главном здании телекомпании, не могли не убить кого-нибудь. Они и убили.

Погибли боец «Витязя» и сотрудник телекомпании, звукоинженер Сергей Красильников.

Средства информации спишут эти преступления на нападавших. Как они могли их убить? Ни один из них не переступил порога здания. О каком ответном огне могла идти речь? К тому же звукоинженер Красильников был убит на втором этаже, и стоял не у окна, а в коридоре. Это могла сделать только очередь из бронетранспортера или из пулемета, стрелявшего из главного здания компании. Пули мощной поражающей силы ударили в потолок, в металлический переплет окна и рикошетом настигли жертву.

Этот перекрестный огонь из одного здания в другое велся еще часа три — уже после того, как на площади не осталось никого, кроме убитых. Я сам был свидетелем этой перестрелки.

На Николо-Архангельском кладбище похоронены многие из тех, кто погиб от рук бойцов отряда «Витязь», новых героев России. (Напомним — дня через три-четыре после трагедии их чествовали на телевидении, как героев. Вручали подарки, обещали квартиры… На следующий день они уже топотали сапогами по дому на улице Королева, где живут депутаты. Вламывались в квартиры, кричали на бедных женщин, грозили — требовали немедленно выметаться…)

Так вот — Николо-Архангельское кладбище. Крест, фотография — прекрасное юношеское лицо. Рыдают на могиле безутешные родители. В Останкино у них убили сына и невестку.

О, Господи! Неужто не смилостивишься ты над несчастной нашей страной?

Сколько же убитых в Останкино?

В «демократической» стране под названием Новая Россия этого не узнать никогда и никому. По прикидкам очевидцев и врачей скорой помощи — человек 60–70. Раненых же — тьма. Дети, юноши, молодые девушки, пожилые люди…

Опять-таки все это зафиксировано на пленке, но прокомментировать эти кадры я попрошу врача, доктора Григорьева, очевидца событий. Сергей Григорьевич передал мне письмо, в котором подробно описал происходившее. Ограничимся только последней частью его подробных свидетельских показаний.

«…Первого раненого, точнее раненую, принес на руках юноша. На ней были джинсы и обувь на одной ноге в крови. Стал осматривать джинсы наверху и заметил две дырки на них почти у паха, спереди и сзади. Сквозное! Надо снимать брюки. Девушка, хоть явно теряла сознание, но стеснялась, не давала их снимать. Прикрикнув на нее, обнажил рану.

Пульсирующими толчками вытекала кровь. Артерия!..

Потом принесли несколько человек с осколочными ранениями лица и головы (значит, граната взорвалась на улице). Поверьте, жуткое ощущение, когда сквозь кровавое месиво вместо носа и скулы на тебя с надеждой смотрят глаза. И нет сил ответить на вопрос: «Доктор, что у меня там?..».

Вокруг нашего медпункта (в парке рядом с телецентром) сидят и лежат много раненых. В первую очередь оказываем помощь раненным в голову, затем — с обильными кровотечениями, «сухих» просим потерпеть…

Вот раненый с обильным кровотечением. Под светом фонаря пытаюсь рассмотреть среди волос на голове источник кровотечения. Тампоном стираю кровь… и снимаю скальп. Осколком, как бритвой, срезан большой лоскут кожи. Еще чуть ниже — и моя помощь ему вряд ли бы понадобилась…

Парень лет двадцати пяти — в верхней трети груди круглое отверстие, при каждом выдохе, пузырясь, вытекает кровь. Поврежден крупный легочный ствол…

У следующего раненого разворочены мышцы плеча. Тоже похоже на осколочное ранение…

Бегом приближается группа людей — несут на руках человека. Пожилой мужчина в темном простом костюме. Его кладут у моих ног. Жена придерживает руками его голову и непрестанно кричит: «Помогите! Доктор, сделайте что-нибудь!». Я отстранил руки женщины, повернул голову… Затылочная часть черепа отсутствовала, мягкая часть срезанного мозга выбухала из отверстия…

Мы перевязывали раненых без остановки. Со всех сторон слышались крики: «Скорую! Быстрей врача! Кто-нибудь, скорее!». Подходило много людей, предлагали помощь. Но я перевязочный материал давал только медикам. Рюкзак с медикаментами был почти пуст. Все, что оставили врачи со скорой помощи, закончилось… А пулеметчики в окнах Останкино вошли в раж: стреляли, не переставая, гонялись за любой целью. Вот двое тележурналистов — один с камерой, другой с маленькой стремянкой — бегут к пруду. Бегут, петляя, а за ними, повторяя их зигзаги, летят красные светлячки. Алюминиевая стремянка зеркалит свет фонарей, и в тени хорошо видно ее движение. Вот светлячки догоняют стремянку, и она больше не движется. Стон ненависти прокатывается над парком. Сотни людей видели эту дикую охоту на журналистов.

Я смотрел на людей вокруг и думал: почему они не уходят? Даже здесь, в парке, пуля может настигнуть любого…

22 часа 15 минут. К парку подошли бронетранспортеры; люди на броне кричат в сильный динамик: «Мы получили приказ от Верховного главнокомандующего (Ельцина) стрелять на поражение. Через несколько секунд открываем огонь!».

Я подумал: они уже давно стреляют на поражение, что же еще будет? И увидел: стальные машины стали носиться по парку, подпрыгивая на корнях и кочках, обстреливая из пулеметов буквально каждый куст.

Люди побежали, смертельная опасность превысила разумную степень риска. Если уж сам Президент отдал приказ стрелять в своих граждан, что же уповать на милосердие рядовых убийц?..

Надеюсь, что новая законодательная власть начнет свою жизнь с гласного определения законности октябрьских событий.

Иначе преданная забвению гибель даже одного человека — непременно станет зародышем беззакония, а ненаказанный бандит завербует легион уповающих на безнаказанность.

Беззаконие, помноженное на безнаказанность, при современной технике, не только взорвет общество, но и разрушит всю страну.

Октябрь 1993».

 

Белый Дом

Загадки еще остались.

Сколько жертв, куда делись их тела? За четыре месяца (сейчас уже февраль) я так и не смог ничего узнать.

Свидетели, все до одного, уверяют — не меньше тысячи.

А какое это имеет значение? Сто или тысяча, или даже один, полный сил и надежд, юноша? Это все равно мировая трагедия — из пушек по Парламенту, по женщинам, детям…

Остановимся только на нескольких моментах.

Можно считать установленным (показания свидетелей не расходятся) такой факт.

Часов в шесть утра подъехали два бронетранспортера (на них сидели люди в гражданском!) и расстреляли палатки вокруг Белого Дома. Там в это время были только старики и дети. У костра сидели старухи, пили чай. Их — в упор из пулемета.

Одна из машин развернулась и ударила пушкой по палатке. Куски мяса полетели в разные стороны…

Можно считать доказанным тот факт, что действительно существовал приказ: живыми не брать!

По крайней мере — руководителей «мятежа».

Это подтверждают записи переговоров, которые вела между собой милиция. Об этом свидетельствуют высокие должностные лица (фамилии их я сейчас не могу назвать).

После того, как из Б.Д. вывели последних депутатов, в плен уже никого не брали. Стреляли на месте.

Достойнее всех вели себя в Белом Доме подразделения Министерства безопасности. Отвратительнее всех — милиция, отряды ОМОНа, привезенные из разных городов России.

Что за Армия, вернее, что за офицеры согласились стрелять из пушек по зданию, где находилось около 10 тысяч людей? Газета «День» напечатала список фамилий танковых экипажей (не знаю, можно ли верить). Но нам и не нужны фамилии. У них одна фамилия, одна на всех.

Палачи!

И, как все палачи, они работали за деньги.

В ночь с 3-го на 4-е, перед кровавой расправой, люди Гайдара (точнее — Вавилов, зам. министра финансов) потребовал у Правления Центробанка экстраординарную сумму денег наличными. (Геращенко, председатель Центробанка, в это время находился в самолете, летел в Китай.)

Обратите внимание, деньги понадобились в ночь с воскресенья на понедельник. До утра не могли подождать. Для какой цели? Может быть, террорист захватил самолет с заложниками и потребовал огромный выкуп? Нам об этом не сообщили.

Центробанк, естественно, отказал.

Тогда Вавилов с каким-то генералом поехали на фабрику Гознака и взяли там 1 миллиард рублей под расписку.

По непроверенным данным (данные-то проверены, но доказать невозможно), такую же сумму собрали правительству коммерческие структуры.

Куда пошли эти деньги? Террориста нет, в карты они не играют.

Деньги пошли на оплату работы палачей.

Спустя несколько дней после карательной акции люди Гайдара взяли из Центробанка еще 11 миллиардов рублей. К концу года Центробанк потребовал отчета: куда пошли деньги? Объяснения дано не было. 11 миллиардов вернули.

Эти, последние, деньги, да еще такая огромная сумма — вообще загадка. Неужто двух миллиардов не хватило?

Приведу (для дотошного читателя) одну справку. Об источнике информации говорить не буду — времена сейчас суровые.

Итак, цитирую:

«….Факты использования крупных наличных сумм во время и сразу после событий 3–4 октября:

а) выплаты всем военнослужащим ВС РФ, участвовавшим в событиях 3–4 октября, в частности, в блокаде и штурме Дома Советов России: рядовым — 100 тысяч рублей единовременно, офицерам — от 200 до 250 тысяч единовременно;

б) выплаты 12 офицерам-добровольцам, из которых были сформированы танковые экипажи, стрелявшие по зданию Дома Советов, — по 5 миллионов рублей каждому;

в) целевые единовременные выплаты бойцам сводного отряда ОМОНа гг. Москвы, Рязани, Тюмени, Краснодара, Красноярска, Омска, Екатеринбурга и т. д.: по 200 тысяч рублей каждому;

г) единовременные выплаты и премии сотрудникам РУВД г. Москвы, аппаратов ГУВД г. Москвы, МВД РФ за «сверхурочные работы» и «образцовое выполнение задач» сразу же после событий 3–4 октября (бойцам ОМОНа — по 200 тысяч рублей единовременно, рядовым внутренних войск — по 100 тысяч рублей, офицерам внутренних войск и милиции — от 70 до 300 тысяч рублей в зависимости от ранга и степени участия).

3. Выводы:

а) учитывая, что в операциях по штурму здания Дома Советов России участвовало около 3 тысяч человек ВС РФ, можно оценить минимальный размер этих выплат в сумме 360 миллионов рублей (3,000 х 100,000 + 12 х 5,000,000);

б) учитывая, что в событиях 3–4 октября принимало участие около 20 тысяч сотрудников милиции, бойцов ОМОНа и солдат внутренних войск и, по оценкам независимых экспертов, каждый восьмой из них принимал активное участие в так называемом «подавлении вооруженного мятежа», сумму выплат в этой части можно оценить примерно в 700,000,000 рублей только за период 3–4 октября (200 омоновцев х 200,000 рублей; ОМСДОН им. Дзержинского— 2,000 миллионов рублей; выплаты сотрудникам РУВД г. Москвы, аппарата ГУВД г. Москвы и МВД РФ — до 300 миллионов рублей; последние две цифры выведены рядом независимых экспертов);

в) учитывая, что в сентябре-октябре 1993 года правительство задержало за отсутствием наличных средств выплату денежного содержания сотрудникам органов внутренних дел и военнослужащим ВС РФ, можно предположить, что все денежные выплаты во время и сразу после событий 3–4 октября в г. Москве имели внебюджетные источники и оцениваются только в части наличных выплат, по минимальным расчетам, в 1 миллиард рублей; с учетом же безналичных трат на материальные ресурсы (ГСМ, амортизация техники, связь, оплата перевозок, продовольствие, расходы боеприпасов, ресурсов боевой техники и пр.) сумма внебюджетных затрат приближается предположительно к 10 миллиардам рублей».

Второе издание моей книги переводится сейчас на английский и французский языки. Я бы хотел обратиться к западному читателю: скажите, в какой, даже не демократической, а просто более-менее цивилизованной стране такое возможно? Где?

Замечу мимоходом: впервые в истории XX века ни в одной стране, ни в одной точке земного шара не прошло демонстрации протеста, не возмутился ни один из интеллектуалов — «Как же так? Из пушек — по Парламенту?!».

Выходит, ни по одному Парламенту — нельзя, а по русскому — можно?

Что-то тут не так, дорогие друзья.

О зверствах, которые творили палачи, когда с Парламентом было покончено, я уже писал в этой книжке. За прошедшие четыре месяца я поговорил и с другими очевидцами, выходившими из Дома перед наступлением темноты. Били всех. Омоновцы и люди в гражданском. (Опять эти люди в гражданском!)

Не будем приводить здесь новые описания издевательств — везде было одно и то же. Я поговорил с Бабуриным. Его, крепко избив, отвезли на Петровку. В Верховном Совете он был Председателем Комитета по законности и законодательству. И вот вводят его в камеру на Петровке. А там весь Комитет по законности Моссовета. В полном составе. Потом, когда Бабурин присел на нары, депутаты признались ему:

— Мы сначала подумали, что ты пришел нас освобождать…

В этой книжке упоминается фамилия депутата Фахрутдинова (в рассказе Олега Румянцева). Депутат Вагиф Фахрутдинов — рабочий из Казани. У него больное сердце, он ходит со вшитым электростимулятором. Омоновцы, повалив его на землю, буквально плясали на нем — сломали восемь ребер, порвали легкое. В тяжелейшем положении он оказался в больнице. Мать в Казани смотрела в этот день трансляцию — Си-Эн-Эн — как танки стреляли по дому, в котором находился ее сын. В итоге — глубокий инсульт…

Вот такие пироги.

Фашизм. В самом чистом и откровенном виде.

Фашисты, называющие себя демократами.

Я каждый раз вздрагиваю, когда слышу, как эти пухлолицые президентские ребята говорят: мы демократы…

И уж совсем становится не по себе, когда и Запад называет их демократами. Будто ослеп. Будто оглох. Будто эхо пушечных выстрелов не обогнуло несколько раз всю планету.

Генерал Колтунов, тоже депутат, рассказывает: их (пятерых) привезли на автобусе в Лужники. Везли ребята из «Альфы». Приезжают в Лужники. Дворец спорта, Ледовая арена. Человек сто милиции, между зрительскими рядами — солдаты внутренних войск, служебные собаки… Видимо, готовились к интернированию большого количества людей.

Когда автобус остановился, — вспоминает Колтунов, — к машине подошел милицейский офицер. Один из альфовцев вышел к нему, и я услышал их разговор. «Зачем вы привезли их сюда? Сами не могли этого сделать?» «Мы грязными делами не занимаемся».

— Что, что? — спросил у Колтунова депутат Сидоренко. — Что он сказал?

— Сейчас расстреляют…

Потом их увезли из Дворца спорта. Слишком важные птицы. Нужно было снять показания, взять отпечатки пальцев — как у преступников…

Что делали в Лужниках с остальными людьми — неизвестно. Во всяком случае, готовились серьезно.

Больше всех повезло тем, кто попал в Лефортово — тюрьму КГБ. Там не били, отношение было обычное, механически-вежливое.

На Петровке же били сильно. Меня познакомили с человеком, побывавшим там. Его лупили резиновыми дубинками по пяткам. Так, из чистого хулиганства. Сведений никаких от него получать не собирались, человек он случайный — не депутат и не защитник Белого Дома…

Во дворах же вокруг Белого Дома не только били, но и убивали. Все свидетели, все до одного, видели трупы — у ног омоновцев.

Тех, кто выходил вечером из Белого Дома в сторону мэрии и Арбата, били люди в гражданском. Одному подполковнику расквасили лицо, били ногами… Устроили живой коридор и никого не помиловали, отметили всех…

Участие боевых отрядов криминальных структур в карательной акции можно считать доказанным (люди в гражданском на бронетранспортерах, расстрелявшие стариков в палатках!). Но я — не об этом.

Те, кто избивали выходящих из Парламента людей, — это не боевики криминальных структур. Это те, кто особенно охотно откликнулся на ночной призыв Гайдара — новое племя, Новая Россия. «Поколение, выбравшее пепси».

Когда Президент Ингушетии Руслан Аушев и Президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов пошли с белым флагом в Белый Дом, чтобы вывести оттуда женщин и детей, эти, «выбравшие пепси», плевали в них, били ногами, кричали что-то типа: «Ну, ты, узкоглазый, калмыцкая морда!..».

Город, население которого уже на треть состоит из этих биологических мутантов, плюющих в человека с белым флагом, не дающих вывести из горящего здания детей и женщин… Разве такой город имеет право занимать место на планете? Выходит, не оставляем мы Господу Богу иного варианта, как только сжечь этот, погрязший в предательстве и смертном грехе, город. Как были сожжены, чтобы не безобразить землю, Содом и Гоморра!

 

В режиме колонии

Слава Богу, я ошибся. Нет, новый Парламент не состоит на две трети из ставленников криминальных структур. Партия, опирающаяся на класс новых «собственников», провалилась на выборах. Имея в руках все деньги, все средства информации, всю власть, — провалилась с треском!

А должна была выиграть. Расчеты мои не были ошибочными. Но я уже говорил, книга была написана до 4 октября (события эти вошли в нее страничками дневника). И расчеты мои составлялись без учета этих событий.

4 октября, горящий Парламент… вот это погубило все расчеты. Для одних — к счастью, для других — к сожалению.

За месяц до выборов их результаты уже можно было предвидеть. Те, что ездили по стране и встречались с избирателями, — те видели. Видели, как изменился народ, как сплотился в единой ненависти к убийцам. Не видели только они сами. Так и не поняли ничего ни про свою страну, ни про свой народ. Их социологи за две недели до выборов еще продолжали публиковать прогнозы: в Москве «Выбор России» наберет 37 процентов, в С.-Петербурге — 38, в Мухосранске — за пятьдесят. В ночь с 12 на 13 декабря устроили в Кремле пышное телевизионное шоу — Политический бал. С бокалами шампанского в руках уставились на табло — сейчас на нем появятся победные цифры.

Первые же результаты выборов (на Дальнем Востоке и в Сибири) привели их в состояние шока. Телевидение хорошо передало этот момент — испуганные растерянные глаза, уставившиеся на электрическое табло. Один их идеолог, пьяный в зюзю (рано начал праздновать победу!), поднялся, шатаясь, на сцену и, держась за микрофон, чтобы не упасть, крикнул на всю страну:

— Россия, ты одурела!

Ага, Россия одурела, а ты, командовавший «Пли!» своим пушкам, не одурел? А ведь это ты — и такие же, как ты, «художники» — скомандовали: «Пли, по Белому Дому!». Это вы призывали Президента к решительным действиям против Парламента, вы советовали ему: «Канделябрами по головам идеологических противников!». Один известный писатель в тот момент, когда танки и бронетранспортеры уже выкатывались на боевые позиции, с пеной на губах орал по телевизору:

— Раздавить гадину!

Радио России кричало:

— Подонки, отребье, убийцы, озверевшие ублюдки… — Это про тех, кого, как скот на бойне, забивали в Останкине и в Белом Доме.

Некая дама в газете с многотысячным тиражом высказала сокровенное:

— Они (защитники Парламента) виноваты уж в том, что заставили нас их убивать.

Сатана в юбке!

Россия не одурела, она только приходит в себя после дурного сна.

И вот — люди еще не разлепили веки, не стряхнули с себя остатки дурмана, а им уже кричат:

— Все на выборы!

— Зачем? К чему такая спешка? Дайте хоть Конституцию почитать!

— Нет! Бегом на выборы!

Вот они второпях и отдали предпочтение тому, кто им показался антиподом власти, тому, кто обещал на второй день установить справедливость, наказать виноватых, накормить голодных и вылечить больных. Что ж, тем труднее будет этому человеку обмануть народ во второй раз, когда выяснится, что ничего этого он не мог, не сделал и не хотел сделать.

Россия не одурела, а взвыла от боли. Она теперь вся — кровоточащая рана. И рана эта не заживет, если не очистить ее от гноя.

«Мы предотвратили гражданскую войну!» — оправдываются теперь убийцы. Нет, кровь никогда не останавливала войну, наоборот, — кровь требует отмщения.

Кровь развела людей. Каждый теперь, прежде чем поздороваться, присматривается к другому: что за человек? Из какого лагеря?

И это называется — предотвратить гражданскую войну?

Прошло два месяца как у России — новый Парламент. В глазах всего мира она снова демократическая страна.

Депутаты Совета Федерации и Государственной Думы друг друга в глаза не видели. В Москве нет места, где можно было бы собраться вместе. Как же так? Давно нет ни райкомов, ни горкомов, ни обкомов, ни ЦК партии, ни ЦК комсомола, ни союзных министерств, а всюду сидят чиновники. Во сколько же они обходятся налогоплательщикам?

Отремонтированное здание разбомбленного парламента отдано правительству. Отдано в тот момент, когда окружение Президента нюхом почувствовало: новый Парламент, возможно, не будет карманным и сговорчивым, как предполагалось ранее. Теперь в Белом Доме — правительство. А «мальчики кровавые в глазах»? Нет, тени убитых им не явятся. Они — материалисты.

Государственную Думу разместили в бывшей мэрии. Здание 20 лет без ремонта, даже окна не везде вставили после пожара. Зашел в одну комнату, сделать фотографию на удостоверение. Температура в комнате минус 18 градусов по Фаренгейту. Да и по Цельсию — не жарко; сотрудники работают в шубах. На всех этажах расположились коммерческие структуры, освобождать помещения не собираются.

Что ж, Президент поступил правильно. Каждый сверчок должен знать свой шесток. Думе указано ее место. Чтобы народ знал: ему, Президенту, на Думу наплевать, никакой Парламент ему не указ.

У Думы нет ни помещения, ни бюджета, ни парка автомобилей, ни крохотной комнатки с телефоном, где мог бы работать член парламента. Между тем в средствах информации — настоящая истерия по поводу привилегий депутатов. Тут и сумасшедшие зарплаты, и пять помощников (пока что ни у кого — ни одного), и квартиры (пока что не дали ни одному приезжему), и у каждого персональная машина…

Способы дискредитации Парламента все те же, примитивные донельзя (но действуют!), и цель все та же — вызвать недобрые чувства в народе, привести его к логическому выводу: «А на кой он России — Парламент?».

Я хотел бы попросить своего читателя быть осторожным, когда он имеет дело с нынешними газетами и телевидением. Не купитесь на дешевку! Каким бы он ни был плохим, этот Парламент (а он ничуть не хуже предыдущего), как бы дорого он ни стоил (а он пока не стоит ничего), все равно цена не будет большой, ибо Парламент — единственный гарант демократии в нашей стране, камень на дороге, скала — взорви ее, расстреляй из пушек… и дорога к личной диктатуре, к авторитарному режиму, к позорному колониальному будущему будет от-крыта.

Трудно сейчас сказать определенно: какая она, Государственная Дума? Разная. И она расколота на два лагеря, и ее, как Россию, развела кровь.

Трудно принять какое-нибудь серьезное решение, всегда найдется достаточное число голосов с той или с другой стороны, чтобы блокировать его. По сути все зависит от Жириновского, от его фракции. На чью сторону она встанет при обсуждении вопроса, тот и победит.

Жириновский — хозяин Думы. И не раз уже доказал это. Скажем, обсуждается вопрос о создании комиссии по расследованию октябрьских событий. Ну, «Выбор России», естественно, против расследования причин и обстоятельств трагедии. Позиция понятная и объяснимая. Но Жириновский-то? Собрал голоса сторонников Руцкого, обещал быстро разобраться во всем, ответить народу на все вопросы… Но именно его фракция и сорвала первые две попытки. Только с третьего раза после долгих, в кулуарах Думы, уговоров Владимира Вольфовича удалось протащить этот проект. Как нельзя более важный. Следствие, которое ведет Прокуратура, не сможет ответить ни на один из главных вопросов, которые мучают население России: какова политическая подоплека событий? каковы масштабы трагедии? Как реагировала на происходившее страна? просматривается ли роль Запада и западных спецслужб (вопрос не праздный)? Какова роль боевых отрядов криминальных структур? И так далее, и так далее… Вопросы большие и маленькие, и на все нет ответа.

Теперь уж и не будет. Комиссией пришлось пожертвовать, ее обменяли на амнистию политическим заключенным. Именно страх перед расследованием причин и обстоятельств октябрьских событий заставил даже некоторых сторонников Президента проголосовать за амнистию.

Сейчас, когда закон об амнистии вступил в силу, в средствах пропаганды поднялась трескотня: «Выпустили виновников октябрьской трагедии! Теперь — снова гражданская война…».

Виновники кровавой бойни в тюрьму и не садились. Виновники оказались победителями, а победителей, как известно, не судят.

Что касается анпиловых, то, конечно же, они снова выйдут на улицы, снова будут работать на Президента — порочить правое дело. Глядя на этих людей, которые хотят только назад, в коммунистическое прошлое, здоровые граждане будут отворачиваться и креститься: «Ну их к черту! Лучше уж Гайдар с Ельциным».

Я-то лично считаю, что Анпилов, такие, как Анпилов, приносят вреда не меньше, чем нечистые на руку реформаторы. Ну так что ж? Его не переделаешь — таков у него кругозор.

За это в тюрьму не сажают. Другой вины за ним нет, разве только та, которую сформулировала «интеллигентная дама»: «Вы виноваты уж в том, что заставили нас убивать вас».

«А генерал Макашов? — спросят меня. — Разве он не виноват?»

Виноват. Только он отвечал на выстрелы — это обязательно должно быть принято во внимание. Я уж не говорю о том символическом выстреле, который раздался 21 сентября — человек, клявшийся на Конституции и поклявшийся служить этой Конституции, попрал ее, плюнул на ее священный текст и растоптал ногами. Все, кто восстал против этого, юридически — защитники Конституции.

Не бывает такой амнистии: помиловать всех, кроме Макашова. Или — кроме Баркашова.

Если среди десятков невинных есть один виновный, все равно милуют всех. На то она и амнистия (забвение, прощение). При Сталине, например, было наоборот — если среди миллионов невинных есть хотя бы один виновный, пусть сидят все! (Речь — только о политических; уголовников он тоже миловал.)

Вот на какой аспект я бы хотел обратить внимание читателей.

Закон об амнистии был спущен в Думу Президентом. Его предполагалось принять в качестве первого закона Государственной Думы.

Президентский проект закона касался только уголовников.

Новая власть до удивления становится похожей на старую. Помнится, и Берия, кровавый палач советского народа, тоже начинал с амнистии уголовникам.

Новая российская власть продолжает укреплять себя, она ищет поддержки (и находит!) исключительно в криминальных слоях населения. Или — в быстро криминизирующихся. Опять, как в былые времена, уголовники — социально близкий ей элемент. Об инакомыслящих, о политических противниках в президентском проекте закона об амнистии — ни слова. Даже об участниках августовского путча, двухлетний процесс над которыми превратился в комедию — ни слова.

Естественно, российский Парламент сразу предложил дополнить президентский проект пунктом, касающимся политических заключенных. Разгорелись страсти. Сторонники Президента помыслить не могли, что на свободу выйдут Хасбулатов с Руцким (видимо, много знающие про них). Набрать большинство голосов (223 голоса), чтобы принять закон с поправкой, никогда бы не удалось, если бы кому-то не пришла в голову мысль — пожертвовать Комиссией. «Вы принимаете Закон, а мы прекращаем парламентское расследование октябрьских событий. Таким образом предлагаем вам мир и согласие, давайте сообща работать, принимать законы, которые смогут облегчить страдания народа».

Повторю — страх перед расследованием, перед возможными разоблачениями, заставил проголосовать за амнистию даже некоторых сторонников Президента. Голосовала «за», активно работала на амнистию и фракция Жириновского. Но не более активно и уж, конечно, не более эффективно, чем другие фракции и независимые депутаты.

Когда выпускали узников Лефортова, Владимир Вольфович примчался туда первым — собирать дивиденды. «Видите, я обещал освободить их — я сделал».

В какой-то степени он прав. Проголосуй фракция либеральных демократов по команде своего вождя «против» или даже просто воздержись — Закон об амнистии никогда бы не был принят.

Вот так и получается — хозяин Думы. Без Жириновского — никуда.

Не простой человек — Владимир Вольфович. На встречах с избирателями мне все время задают один и тот же вопрос: что вы скажете о Жириновском?

А что о нем скажешь? Тем более — двумя-тремя фразами. Определить — значит ограничить. А Владимир Вольфович безбрежен — от Северного Ледовитого до Индийского океана.

Если судить по его словам — вроде бы ярый враг Власти.

По поступкам — человек Президента.

Посудите сами. К Указу 21 сентября отнесся спокойно: октябрьскую бойню не осудил; Конституцию принял (разве без него, без его сторонников, Они протащили бы Конституцию, которую никто не читал, но по которой Президент России имеет больше прав, чем Николай II?); угрозу от Ельцина отвел — угрозу перевыборов в этом году (помните, обсуждался этот вопрос, сам Президент и назначил свои перевыборы на 12 июня 1994 года; кто сейчас отважится снова поднять эту тему? «Да вы что? — скажут ему. — С ума сошли? Жириновского хотите?»).

Для Президента, для президентской партии Жириновский сегодня — панацея, спасение от всех болезней. Они чуть ли не в открытую говорят: «Да, мы — плохие, мы — такие-сякие… Но если не мы — то Жириновский!». И люди верят: действительно страшно.

Политики из «Выбора России» на руках должны носить Жириновского — сколько он для них сделал! А они, видишь ли, брезгуют, здороваются через губу. За ним, видишь ли, — чернь.

Да если бы эта чернь не проголосовала за новую Конституцию, где бы вы были теперь? Пришлось бы жить по старой. Сделать рокировку в Лефортово…

Сложный человек — Жириновский. Но не настолько, чтобы не разобраться в нем. А когда разберешься, выясняется, что совсем и не сложный.

Позиция этого человека такова: не надо мешать этой власти идти по избранному ею пути; потому что власть эта — бездарна, а путь — гибельный; чем скорее они дойдут до края пропасти и свалятся в нее, тем лучше, тем быстрее народ протянет ко мне руки: «Вытащи нас отсюда!».

Словом, позиция Жириновского — чем хуже, тем лучше. Такой линии придерживались большевики в 1917 году. И пришли к власти.

Я уж не говорю о том, что способствовать продлению страданий народа — безнравственно. Но, говорят, политика — грязное дело; нравственные соображения в расчет не берутся. Тогда прибегнем к грубой логике.

Расчет Жириновского совершенно неверен. Власть, которую он в душе презирает — сама большевистская; надуть ее так просто вряд ли кому удастся. Что там партия Зюганова — они уж сами признаются в том, что учение этих господ, Маркса и Ленина, не является для них определяющим. Эту партию давно надо было назвать партией социальной справедливости. Настоящие большевики остались только в Кремле. Стопроцентные большевики-ленинцы. Но еще страшнее, потому что — оборотни! И мораль их, а вернее, отсутствие всякой морали (4 октября они преступили основные нравственные законы, на которых зиждется человеческое общество), и методы у них — самые большевистские. «Пусть 90 процентов русского народа погибнет, лишь бы десять дожили до счастливого будущего (теперь уж капиталистического)» — вот она, ленинская мысль. Некрофилы! Что им страдания народа, когда есть великая цель: «Построим капитализм за одну пятилетку!».

Надежды Жириновского, что власть сама упадет ему в руки, абсолютно неосновательны. Это сейчас власть относится к нему снисходительно, он ей нужен, ей важно как можно дольше сохранить «угрозу Жириновского», а потом… Потом, перед выборами, его просто запретят за ненадобностью — он свое дело сделал.

А скорее всего, выборов вообще не будет. Как это делается, мы уже знаем. Когда, скажем в конце 1995 года, нам объявят, что выборов не будет, никто не пикнет. Власть к тому времени станет такой же крепкой, какой была власть большевиков в начале тридцатых годов, перед репрессиями.

Ну что ж мы не видим, куда идет вся ее энергия? Только на укрепление своих позиций. Она уже сегодня крепка настолько, что может делать что угодно (хоть концлагеря создавать). Она подчинила себе судебную власть, она совершенно не считается с Парламентом (сделала его не только бесправным, но и безгласным), она создает мобильные воинские подразделения, подчиненные непосредственно Президенту (для борьбы с каким внешним врагом?), она разгоняет ненадежные ведомства…

Так, 21 октября прошлого года было разогнано Министерство безопасности. Разогнано не потому, что — «наследники НКВД». Наследники НКВД живы и процветают. Они все ушли охранять коммерческие структуры. За эти годы бывшее КГБ как бы самоочистилось.

Странные метаморфозы произошли с этим ведомством. Сколько бед народу принесло оно! Но прошли годы, и вдруг выяснилось, что КГБ — наименее коррумпированная организация из всех силовых министерств. За этот год, работая над фильмом, я много общался с сотрудниками этого ведомства — и с молодежью, и с теми, что постарше. Честные и преданные родине люди.

Поэтому и были разогнаны. Октябрьские события показали, что сотрудники безопасности не пойдут против народа и не будут выполнять преступные приказы.

(Я уж говорил: подразделения КГБ — «Альфа» и «Вымпел» вели себя наиболее достойно при штурме Белого Дома. Достаточная причина, чтобы их расформировать.)

К тому же Министерство безопасности было разогнано в тот момент, когда оно почти полностью переключилось на борьбу с самым тяжелым и наносящим наибольший урон стране видом преступности — с экономической преступностью.

Политики, строящие свои расчеты на ожидании близкой катастрофы, очень ошибаются. Никакой катастрофы не будет, и никаких катаклизмов не предвидится.

Кто сказал, что в конце пути, по которому мы сейчас идем, — пропасть? Как — кто? Я и сказал — в этой книге, в первой ее части. «Мы, как слепцы, ведомые слепым поводырем, движемся прямехонько в пропасть.» Сказано это было 4 месяца назад. Мир изменился за это время, на многое открылись глаза, изменился и я сам, и мое видение будущего. Так бывает. Еще Толстой говорил: «Человек должен менять убеждения, стремиться к лучшим».

Сомневаюсь, что мои убеждения изменились в лучшую сторону, но сейчас я бы этого не написал. На многое, повторяю, открылись глаза.

Нет, не слепые поводыри нас ведут, а зрячие, опытные, хорошо знающие дорогу проводники. И не пропасть нас ждет впереди, а вполне уютная, приспособленная для жилья долина. Жить в ней можно вполне сносно. Там и сникерсы есть в магазинах, и пепси — хоть залейся. Там есть достаточный минимум для человеческого существования. Даже искусство какое-никакое будет; ну и что ж, что американизированное — кто из тех, кто там будет жить (общество молодеет), вспомнит, что была такая великая духовная страна — Россия?

Называется эта долина — колония.

Реформы удались. Страна уже работает в режиме колонии. Мы отказались от культуры, науки, высоких технологий, развиваем только сырьедобывающие отрасли, у нас уже нет надежной обороны, хорошо живет в этой стране только тот, кто ворует или кто пошел в услужение к иностранцам (всякое исключение только подтверждает правило). Английский — у нас теперь второй государственный язык, доллар — национальная валюта, теннис — первый вид спорта. («А что вы имеете против тенниса? — спросят меня. — Вы что, ретроград?» Да ничего я не имею — замечательный вид спорта. Только кажется странным: пока был партократом — слыл волейболистом, перекрестился в демократа — стал теннисистом. На самом деле ответ прост: теннис — спорт хозяев. А вдруг позовут?..)

Ну и так далее. Все приметы колонии налицо.

Вырос нахальный класс компрадорской буржуазии, надежно защищенный своими боевыми отрядами. Армия и милиция уже сориентированы на борьбу с внутренним врагом.

Конечно, какие-то народные возмущения еще будут. Но их быстро подавят, не сомневайтесь.

Интеллигенция — не проституированная, а та, которая действительно совесть нации, — должна готовиться к репрессиям.

Вот так погибла — при тяжелых родах — демократия в России.

Сынишка прислал письмо. С Колымы. Мы с женой шутим: «Сережка поехал на разведку. Перед нашим туда переездом».

Хотел читателю предложить пару цитат из этого опуса, но потом подумал: нет, письмо надо привести полностью.

Папа, милый, здравствуй!

Вот уже месяц, как я на Колыме. Выберусь ли отсюда — неизвестно. Поселок Ягодное, где я нахожусь, полностью разморожен. Канализация также разморожена, и потому внешний вид поселка вызывает самые неприятные ощущения, но тут уж не до эстетства. Я снимаю койку слева от печки-«буржуйки» в двухкомнатной «хрущевке» механика местного ГОКа (горнообогатительного комбината). Справа живет сам механик.

Сегодня завезли воду и мы успели набрать по ведру. Так что не исключена вероятность легкой бани и стирки. Иногда по ночам мне снится горячий суп, но уже все реже и реже.

Спим мы так: обкладываем «буржуйку» кирпичами, а ночью нагретые кирпичи укладываем поверх одеяла — кирпич долго хранит тепло. За окном минус 54 градуса.

Практически все дети эвакуированы на материк. В первые дни разморожения, до налаживания серийного выпуска «буржуек», погибло много людей — прежде всего стариков и детей, следуя печальным традициям нашего смутного времени.

По Колыме как тени бродят мрачные старатели — скоро новый промывочный сезон, а государство еще не рассчиталось с ними за прошедший. Им бы поехать домой, но билет!.. Билет от Магадана до Москвы стоит 352 тысячи. Да от Ягодного до Магадана 42 тысячи. Так что одна дорога обойдется им в половину месячного заработка, которого они до сих пор не получили.

Кстати, об Аэрофлоте. Из Москвы в Магадан мы улетали четверо суток. Официальная версия: отсутствие ГСМ. На деле все проще: набирали самолет. В итоге летело четыре рейса сразу. У самолета, естественно, давка, волнения. Рухнул трап. К счастью, никто не пострадал.

В полете нас обильно кормили. Как утверждали, курицей. Мне досталось крылышко неведомой птицы, скончавшейся еще до моего рождения. Я подсчитал стоимость обеда и был повержен в изумление: 672 рубля при цене билета в 352 тысячи. Воистину две вечных беды у России: дураки и дороги. В том числе и авиационные…

Вообще же самолет больше напоминал летающий супермаркет. По проходу с частотой вагонетки двигалась сопровождаемая стюардессой тележка, а на ней все, что душе угодно: от помады до вечерних парижских туалетов китайского производства. Лично я купил бутылку «смирновской». Правда, из-под «полы». Интересно, где у самолета «пола»?

Но вернемся в Ягодное, тем более что я еще здесь.

Не выдают зарплату и местным жителям (последняя была за октябрь). Взаиморасчеты с населением происходят следующим образом: в счет грядущей зарплаты по ведомости выдаются продукты, население несет их в магазин, где и продает за более низкую цену, получая тем самым наличные деньги.

Все бы это было смешно, кабы не было так грустно. Что-то это напоминает: войну ли, блокаду, Колыму лагерную…

Мы приехали на Колыму с конкретным проектом от нашей «конторы»: взять месторождение под добычу золота. Что ж, золото на Колыме есть. Много золота. Есть серебро и вольфрам. В принципе, каждый метр колымской земли — огромные залежи полезных ископаемых и прежде всего драгметаллов. Казалось бы, бери. Но не тут-то было. Оказывается, самое невыгодное на сегодняшний день производство — добыча золота. Я повторяю: золота! При колоссальных инвестициях максимальная рентабельность составляет 10–15 процентов. Это в идеале. Не учитывая стремительного процесса инфляции и задержек расчетов государства с золотодобывающими предприятиями как минимум на 3–4 месяца, что практически сводит прибыль к нулю. Да еще Магадан душат тридцатидвухпроцентным налогом на прибыль, вопреки всем законам Российской Федерации, по которым предприятие-производитель не облагается налогами на прибыль первые 2 года.

Но как свободно и расковано чувствуют себя здесь американцы! Как привычна слуху колымчан напевная английская речь, а управление «Северовостокзолото» все больше и больше напоминает департамент штата Аляска. Все это вполне закономерно. Американцам (впрочем, как и везде) на Колыме зеленая улица. Думаю, не им одним. Если российским предпринимателям продают лицензии на месторождения с максимальным содержанием 3 грамма золота на куб породы, то американцам рудные залежи с примерным содержанием 75 граммов на куб. Мотивируя тем, что для освоения рудных месторождений нужны очень крупные валютные инвестиции.

Дело не в этом. Просто мы в своей стране временно — они навсегда.

Они здесь уже и храм поставили. Адвентистов седьмого дня. Обстоятельный такой храм. И бесплатный стоматологический кабинет при храме открыли для самых постоянных прихожан. Славные они все-таки парни, американцы.

Где американцы ставят храм — начинается постепенное выживание местного населения, но с хорошо залеченными зубами.

Зарплата на Колыме такая же, как в Москве, цены в 2–3 раза выше. Да еще витает в воздухе проект ликвидации и без того малосущественных северных льгот, надбавок и коэффициентов. Оно и правильно: американцам наши надбавки ни к чему. На материк не уедешь: трехкомнатная квартира в Магадане стоит в среднем 10 млн. рублей. В Москве за такие деньги и комнаты не купишь. Новое жилье не строится. Треть Колымы — бараки еще тех незапамятных времен. Да и они постепенно уходят в землю за своими былыми строителями.

Настроение у людей удручающее. Никто ни во что не верит. Ни в правительство, ни в Государственную Думу. В последнюю — особенно. Относительным доверием пользуется Жириновский. Только здесь мне стал понятен феномен его популярности — в его шизофреническом оптимизме та самая надежда, которая, как известно, умирает последней. Больше-то надеяться все равно не на что.

Отец, мы редко пишем друг другу — у каждого уйма дел. Прежде всего, я написал тебе как должностному лицу. А вдруг? Хоть что-то. Ты, твоя партия, часть Думы попытается помочь Колыме, людям, попытается объяснить правительству, что когда становится нерентабельной золотодобывающая промышленность, а люди, добывающие это золото, на грани выживания, то дальше ехать некуда. Ну не Жириновский же будет осваивать этот край известными всем методами?

С надеждой, твой сын.

Сергей Говорухин.

10.02.94 г.