Однажды в сквере речь зашла о миллионерах. Говорили в основном неодобрительно. Особенно кипятился Титов.

– Да полно вам, – попытался возразить Горелов. – Это такие же люди, как мы с вами. Просто они большего добились в жизни.

– Нет, – продолжал гнуть свое Титов. – Миллионер – капиталист в кубе, а капиталист – эксплуататор наемных рабочих и злейший враг трудящихся.

– Где вы это вычитали? – полюбопытствовал Горелов.

– В словаре иностранных слов, – с гордостью отчеканил Титов. – Можно подумать, что вы когда-нибудь видели живого миллионера!

– Не только видел, но даже пальцем потрогал.

– Кого?

– Капабланку!

* * *

Летом 1935 года в Москве проходил крупный международный шахматный турнир с участием ведущих гроссмейстеров мира, в том числе экс-чемпионов Ласкера и Капабланки. Это были давние соперники. Когда закончилась первая мировая война и отгремели выстрелы, шахматное сообщество спохватилось, что Эммануил Ласкер носит титул чемпиона мира целых двадцать семь(!) лет. В скором времени появился и претендент на шахматную корону. Им оказался кубинец Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера, шахматный вундеркинд, светский лев и зять миллионера.

В 1921 году в Гаване Капабланка уверенно выиграл матч у пожилого Ласкера и завоевал чемпионский титул. Сторонники Ласкера сетовали на жаркую кубинскую погоду, якобы повлиявшую на исход поединка, но сам Ласкер честно признался: «Мир устал от меня. Он захотел молодого, элегантного кубинца и получил его».

Правда, Капабланка относительно недолго проходил в чемпионах. В 1927 году он был повержен Александром Алехиным в историческом матче, прозванном «битвой титанов». «Я обязан воздать должное моему противнику, – отметил Капабланка в статье “Мое поражение”. – То, что он показал, заслуживает полного восхищения».

О, рыцарские времена! Последующие поколения чемпионов намного превзошли своих предшественников в средствах борьбы. Поговаривают, что некоторые пускали в ход гипноз, а иные не гнушались даже пинком ноги под шахматным столиком. Но это уже другая история…

Несмотря на поражение от Алехина и неприятную приставку «экс», Капабланка продолжал оставаться кумиром шахматных болельщиков. Изящество и непредсказуемость игры кубинского гроссмейстера приводили его поклонников в восторг.

И вот Капабланка в Москве!

* * *

Турнир проходил в залах Музея изобразительных искусств на Волхонке. Горелов и его приятель Шура Бергман оказались счастливыми обладателями двух пригласительных билетов, которые им торжественно вручили в школьной секции юных шахматистов.

Когда мальчики вошли в зал, игра уже началась. Присмотревшись, Горелов разглядел за доской чемпиона СССР Михаила Ботвинника, а также известных наших шахматистов Левенфиша, Рагозина и Рюмина, фотографии которых часто появлялись в газете «Шестьдесят четыре». Иностранцев было поменьше. Помимо Ласкера и Капабланки Горелову были знакомы фамилии венгра Лилиенталя, чеха Флора и чемпионки мира среди женщин Веры Менчик. Над шахматными столиками красовались большие демонстрационные доски.

Время от времени кто-нибудь из игроков вставал с места после очередного хода и начинал прогуливаться для разминки. Наконец поднялся Капабланка, и Горелов смог как следует разглядеть своего кумира.

Капабланка был высок ростом и отличался прекрасной осанкой. Безукоризненно сидевший на нем длинный черный пиджак скрывал намечавшуюся полноту. Костюм дополняли ослепительной белизны рубашка и красивый галстук. Кубинский гроссмейстер был разительно не похож на остальных участников турнира, включая весьма скромно одетых иностранцев. Что касается наших шахматистов, то все они были облачены в кургузые пиджачки подозрительно одинакового покроя и цвета.

Лето выдалось на редкость жарким, в залах стало душно, и шахматисты начали постепенно освобождаться от верхней одежды. Первыми подали пример хозяева турнира, которые повесили свои пиджачки на спинки стульев. И хотя их рубашки были плохо выутюжены и кое-где проступали предательские круги, но они явно повеселели, а партии стали более результативными.

Примеру хозяев последовали иностранцы, и только Капабланка ни разу не изменил себе. Все тот же элегантный черный костюм и белоснежная рубашка. Казалось, он вообще не чувствителен к внешним обстоятельствам.

Прогуливаясь, шахматисты перемещались в фойе, где можно было освежиться прохладительными напитками. Капабланка всегда гулял в одиночестве и выглядел верхом сдержанности и высокомерия. Но однажды случай сыграл с ним злую шутку.

Дело в том, что внутреннее убранство музея (увы!) не соответствовало благородному облику здания с его изящной колоннадой, светопрозрачными перекрытиями и изысканными интерьерами. Старинная мебель давно нуждалась в реставрации и не могла использоваться по назначению, а потертая ковровая дорожка, по которой прогуливались шахматисты, пестрела дырами и не внушала доверия.

Правда, незадолго до открытия турнира в музей срочно завезли стулья с прямоугольными спинками и жесткими неудобными сиденьями (стиль «пролетарское убожество» – язвили сотрудники), но на замену дорожки средств, видимо, не хватило.

Тут-то и подстерегла Капабланку неприятность. Неожиданно споткнувшись о пробоину в дорожке, он подался вперед и неловко качнулся в сторону. Горелов и его друг Шура, не спускавшие глаз с экс-чемпиона, мгновенно ринулись ему на помощь, однако Капабланка, слегка пошатнувшись, быстро выпрямился и зашагал дальше. Никто ничего не заметил, но Горелов успел прикоснуться пальцем к длинному черному пиджаку.

– Вот так я дотронулся до миллионера, – завершил он свой рассказ.

Следует добавить, что ни это досадное происшествие, ни поражение Капабланки от Ласкера в Московском турнире не повлияли на Горелова, и он продолжал оставаться почитателем великого кубинца.

* * *

Повествование Горелова не произвело особого впечатления на Титова. Степан Петрович отличался дотошностью. Он и сам любил когда-то побаловаться шахматами в свободное от работы время.

– Ну, во-первых, Капабланка не настоящий миллионер, а только зять миллионера, – резонно заметил он. – А во-вторых, вы так и не сказали, кто же стал победителем турнира.

– Не Ласкер и не Капабланка, – ответил Горелов. – Первые два места поделили между собой Ботвинник и Флор. Это стало в некотором роде неожиданностью.

– Почему же так получилось?

– Сменилось шахматное поколение, появились новые таланты, новые идеи.

Горелов помолчал.

– Пора и нам кое-что менять.

– Идеи?

– Для начала хотя бы словари. Теперь там о капиталистах и миллионерах совсем другое пишут.