#img_4.jpeg

 

1

Далеко внизу под ними мягко светился город. Извилистая речка отражала призрачное лунное сияние. Человек, который рассматривал город с высоты трех тысяч футов, не замечал ни рева мотора, ни ветра. Равнодушный к красоте, открывшейся его взору, он изучал мост, который безошибочно обозначался светящейся дорогой через реку. От моста он перевел взгляд на север, вдоль шоссе, к транспортной развязке с ползущими огоньками автомашин. Транспортная развязка служила хорошим ориентиром. Он слегка повернул голову и разглядел на расстоянии полумили среди огней большое прямоугольное здание. Стараясь не выпустить его из поля зрения, искоса посмотрел на часы. «Сейчас должна сработать автоматика», — подумал он. Тут же, словно в ответ, на темном фоне здания вспыхнули желтые огни. Человек улыбнулся. Весьма учтивое приглашение в Первый Национальный банк Бэннинга, штат Джорджия. С этой высоты вспыхнувшие огни представлялись одной светящейся точкой, хотя на самом деле они образовали равносторонний треугольник, каждая сторона которого была равна десяти футам. Днем раньше он сам установил их на крыше здания банка. Большое здание стояло на крутом берегу в центре города. А каждый фонарь был спрятан в цилиндрический рефлектор, что делало их невидимыми с земли. Иное дело — с воздуха. Человек снова глянул на часы и похлопал по плечу пилота, сидящего перед ним. Он указал на светящееся желтое пятно.

Пилот кивнул.

— Усек, — сквозь рев мотора прокричал он. — Как ветер?

Пассажир подтянул парашютные ремни, опоясывающие его коренастую фигуру. Он медлил с ответом, наблюдая за направлением их движения. Он снова глянул на желтые огни на крыше банка. Вспомнил, как вчера они с напарником, переодевшись механиками, обслуживающими систему кондиционирования, поднялись на крышу. Они спрятали брезентовый сверток за узлом кондиционирования на крыше. Затем быстро закрепили три фонаря, установили часовой механизм, который должен включить их через много часов. Перед тем, как покинуть крышу, они основательно поработали над системой включения тревоги возле дверей. Вернулись к своему грузовику и уехали.

И вот теперь пассажир небольшого самолета собирался туда вернуться. Он сам себе кивнул, снова коснулся плеча пилота и наклонился вперед, чтобы его было лучше слышно.

— Ветер как раз то, что нужно! — крикнул он. — Возьми немного на юг от транспортной развязки! Понял?

Пилот энергично кивнул. Пассажир быстро хлопнул его по руке и стал выбираться из маленькой кабины. Через несколько секунд он уже держался за распорку крыла, стоя одной ногой на металлической ступеньке, ведущей в кабину. Балансируя на краю бездны, он чувствовал себя вполне спокойно. Ни страха высоты, ни боязни падения. После более чем тысячи прыжков воздух стал его стихией. Он оценил свое положение и снова проследил за курсом самолета. И раньше чем пилот почувствовал резкий толчок самолета, человек, который стоял сзади него, исчез, быстро провалившись вниз. Пилот продолжал полет, не меняя направления. И через несколько мгновений уже не было никаких признаков, что он здесь был.

Привычно развернувшись в воздушном потоке, выпрямив руки и ноги, он полетел вниз на ярко обозначенный огнями город, умело управляя падением. Как только тело стабилизировалось, он тут же дернул правой рукой за кольцо. Парашют раскрылся с сухим треском. Потом наступила тишина. Слышен был лишь шорох уличного движения. Он сосредоточил все свое внимание на снижении. Опуститься в заданную точку надо с первой попытки, второй не будет. Орудуя стропами парашюта, он безошибочно направил черный нейлоновый невидимый снизу купол в нужную сторону. Высокая облачность, закрывшая луну и звезды, превращала его в призрак, скользящий с неба. Три желтых фонаря разбегались с огромной скоростью, указывая ему точные координаты. И вот он уже опускается на крышу, падает, сразу же поднимается и гасит парашют, не дав ветру подхватить его и отнести на край крыши.

Он перевел дух, посмотрел на часы и удовлетворенно улыбнулся, отметив точность. Затем приступил к делу. Он разложил на крыше парашют; развернул брезентовый сверток, который они с помощником спрятали там накануне; вынул из него сложенный воздушный шар, подсунул его под парашют, расправил, а затем прикрепил края полотнища к крыше. Светя потайным фонариком, проверил, надежно ли присоединен патрубок шара к двум небольшим баллонам с гелием, и отвернул вентили. Услыхав, как в патрубке зашипел газ, человек довольно хмыкнул: к тому времени, как он все закончит, шар будет наполнен.

Он наклонился, взял большой прорезиненный мешок и решительно направился к двери, которую хорошо отработал восемнадцать часов назад. Дверь открылась бесшумно. Спустя несколько секунд он снова с удовлетворением кивнул. Охранная сигнализация все еще отключена. Освещая путь фонариком, он быстро пошел вперед, причем мягкие каблуки и подошвы его ботинок производили не больше шума, чем лапы крадущегося кота. И вот он уже перед толстостенным банковским хранилищем. Мужчина улыбнулся; массивная стальная дверь была фактически неприступной.

Но не стена. Изучение чертежа здания дало ему — им — то, что необходимо. Человек опустился на колени у свертка, извлек оттуда круглое взрывное устройство примерно в три фута диаметром, прикрепил взрывчатку к стене главного хранилища, размотал детонаторный шнур и протянул его за угол хранилища. Снова взглянул на часы и негромко выругался. Он вернулся к свертку, извлек несколько небольших ящичков, расставил их в помещениях банка и завел на каждом часовой механизм.

Он намеренно медлил, заставляя себя мысленно представить каждый шаг. Все было сделано точно. Он подошел к управлению детонатором, наклонился и замкнул контакт. Взрыв потряс здание банка, он едва удержался на ногах. Не обращая внимания на звон в ушах, бросился к пролому, который зиял в стене хранилища. Внутри мужчина работал быстро, как человек, который знает, где искать то, что ему нужно. Его руки двигались быстро, набивая пачками банкнотой подвешенные к парашютным ремням сумки. Когда он застегнул сумки, на нем висело уже свыше ста тысяч долларов. Здесь было больше, но время диктовало — быстрее сматываться.

Почти сразу же он услышал первые сирены. Он резко засмеялся, выбрался сквозь пролом в стене и побежал по лестницам. Обернувшись, он увидел огни полицейских автомашин. Место действия постепенно исчезало: по всему зданию громыхали взрывы, и из канистр, разбросанных по полу, повалил дым. Какое-то время полицейские могли видеть только этот дым. Человек уже толкнул дверь, ведущую на крышу, когда новые взрывы прогрохотали за его спиной. Он услышал звук разбитого стекла. Большинство зарядов осталось в здании, теперь срабатывали часовые механизмы, и осколки летели в зеркальные стекла фасада банка. Так что полицейским казалось, будто банда, которая засела в банке, в отчаянии открыла по ним огонь. Но полиция не торопилась идти на приступ: кто бы там ни был, он уже не уйдет — западня захлопнулась.

Человек в черном достиг крыши, запер за собой и забаррикадировал единственную дверь, приглушив прерывистый звук разрывов. Бросился к парашюту, трепетавшему и рвавшемуся вверх — шар под ним уже наполнился гелием. Снизу доносились крики разъяренных и озадаченных людей, грохот моторов и вой сирен. Что ж, чем больше шума и суматохи, тем лучше. Человек проверил баллоны с газом. Все уже было готово. Он пристегнул стропы к своим лямкам и к пустым баллонам из-под гелия — оставлять после себя ничего нельзя…

Он потянул кольцо застежки, плотнее соединившей парашют с шаром. Оглянулся вокруг. Ладно. Ветер все еще дул в сторону тыльной части здания банка — подальше от полиции. Он зацепил свои ремни и разомкнул крепление воздушного шара. В густой темноте черный шар тихо поднялся с крыши и поплыл по ветру.

Полисмены все еще толпились перед банком, шумели и ругались, прячась от выстрелов отчаянных людей, засевших в здании.

Воздушный шар плыл словно тень на фоне предрассветного хмурого неба, на высоте четырех тысяч футов. Человек, который висел на парашютных стропах, нетерпеливо вызывал кого-то по радио. Он с нетерпением поглядывал то на часы, то на светающее небо. Наконец он услышал гул мотора. За собой. Повернувшись на стропах, человек под парашютом разглядел знакомый силуэт низкокрылого «Пони». Он следил за тем, как самолет выписывал над ним широкий круг, а летчик махал ему рукой.

Человек на парашютных стропах внимательно осматривал местность, одновременно прикидывая направление ветра. Наконец он потянул за клапан, выпуская газ из шара. Но спуск шел слишком медленно, поэтому пришлось открыть и второй клапан. Подобно умирающему большому зверю припадал и тяжело вздыхал прорезиненный шар. Затем, делая все четко и согласованно, парашютист отстегнулся от строп и, прижав руки к телу, камнем полетел к земле. Убедившись, что шар уже далеко, он дернул за кольцо. Над ним хлопнул и раскрылся нейлоновый купол запасного парашюта.

Приземлившись, он быстро погасил парашют, свернул его и побежал туда, где бесформенной кучей лежал сморщенный шар с основным парашютом. К этому времени немного правее уже сел и «Пони», нескладно катясь по земле. Собрав все имущество, парашютист побежал навстречу самолету. Он взобрался на крыло, запихал свою ношу в отсек, куда обычно грузят химикаты, уселся туда сам и закрыл дверцы. Он почувствовал рев мотора, когда пилот открыл дроссель. Через несколько секунд колеса задребезжали, подскакивая на неровной почве. Потом самолет уверенно поднялся, ход выровнялся.

Поглаживая застегнутые сумки с более чем сотней тысяч долларов, он улыбнулся, представив себе, какой вид имеет с земли их «Пони».

Нет в этих краях ничего более привычного, чем самолет сельскохозяйственной авиации, который пролетает утром над полями и дубравами.

 

2

— Надеешься там повеселиться?

Капитан Бен Майклс посмотрел налево. Увидев широкую ухмылку на лице Дика Чамберса, он медленно покачал головой.

— Слушайте-ка, майор, вы когда-нибудь думаете о чем-нибудь другом, кроме юбок?

Чамберс расхохотался.

— Возможно, раз или два мне приходили в голову и другие мысли. — Он сжал губы с глубокомысленным выражением. — Правда, — продолжал он с комичной серьезностью, — мне трудно вспомнить, когда это было.

— Ха! Еще бы!

— Никогда не задавай вопросов, сынок, — наставительно сказал майор. — Прежде лучше подумай, с чем тебя спрашивают. Ты собираешься кого-нибудь подцепить?..

— Это где же? На Аляске? Ради Христа, разве там есть с кем согрешить? — запротестовал Майклс. — Ведь там на пятьсот миль в округе ни одной белой женщины. Только эскимосы и лоси.

— Милосердный боже! — раздалось восклицание у них за спиной. Оба пилота обернулись к бортинженеру. Капитан Майрон Смит смотрел на них с откровенным отвращением. — Жаль, что вы хотя бы изредка не смотрите на себя со стороны. Особенно это касается вас, майор. Сезон случки, видимо, продолжается для вас круглый год.

У Чамберса полезли кверху брови.

— Ого-го! Мудрые слова из уст нашего религиозного фанатика. — Чамберс толкнул в бок своего второго пилота и, не поворачиваясь, показал через плечо большим пальцем на Смита. — Ты слышал выступление, Бен? Наш праведный бортинженер хочет почитать нам что-то из Библии.

Майрон Смит нахмурился. Он не переносил, когда экипаж потешался над его набожностью. Бортинженер несколько лет учился на священника и не терял надежды наставить своих друзей на путь истинный. Он знал, что перебарщивает, но ничего не мог с собой поделать. Особенно его задевал пилот. Дик Чамберс вел себя, словно бык-производитель на ферме, которую вот-вот закроют, а он должен все успеть. Смита разозлило замечание Чамберса относительно Библии. Доля истины в словах Чамберса была. Смит и в самом деле никогда не разлучался с Библией. И это служило ему поддержкой, особенно сегодня, когда они летели на С-130 с таким грузом. Глубоко в чреве их транспортного самолета лежали атомные бомбы. Он вздрогнул. И заставил себя ответить на насмешку пилота.

— Из Библии, ну и что? Это принесло бы вам больше пользы, чем тот мусор, который вы читаете.

Он высказал это с немного бо́льшим азартом, чем хотел. Чамберс захохотал:

— Ха-ха, мусор! Наилучшую эротику из всего, что когда-либо издавали, он называет мусором! — Чамберс полуповернулся в кресле и, тыча пальцем в бортинженера, продолжал: — Послушай-ка, мой расчудесный теологический чудик. Единственная разница между тем, что читаю я, и твоей потрепанной книжицей в том, что моя эротика, во всяком случае, честная, а твоя Библия все прикрывает расписным ханжеским покрывалом. Кроме того…

— Оставьте, довольно! — замахал руками капитан Бен Майклс, пытаясь остановить ссору, которая ничего хорошего не предвещала. — Когда-нибудь в другой раз, идет? Нельзя ли, черт возьми, хоть один вшивый полет завершить без вашей дурацкой дискуссии!

Дик Чамберс пожал плечами. Какого черта ему помешали! Он бы сейчас врезал Майрону…

— О’кей, о’кей, — выдохнул он. — Как раз время для кофе.

Он обернулся и прокричал радисту, находившемуся где-то в хвосте их большого транспорта:

— Эй, Гэс, как бы там организовать кофе?

Лейтенант Гэс Джонсон помахал рукой:

— Будет сделано.

Капитан Майрон Смит откинулся на спинку кресла с кружкой дымящегося кофе. Он чувствовал, как злость медленно улетучивается, и ругал себя за собственную глупость. Майрон Смит только вздохнул. Ему не надо было обижаться на этих ребят. Чудесный экипаж. Прекрасные люди. Каждый — проверенный в боях ветеран. У каждого — награды за мужество и храбрость в той дьявольской вьетнамской мясорубке.

Вы должны быть достаточно испытанны, чтобы лететь с таким заданием, как сегодня. Перебросить пять атомных бомб из Теннесси в Элмендорф на Аляске. Майрон Смит, как и другие члены экипажа, прошел проверку во Вьетнаме. На его счету девяносто вылетов на старом скрипучем С-123, с которого он поливал ядовитыми дефолиантами джунгли в тех районах, где Вьетконг создавал свои базы. Майрон Смит вздохнул. Во всяком случае, это было несравненно лучше, чем сбрасывать напалм на села, где женщины и дети напрасно пытались укрыться от адского огня с неба.

Он никак не мог спастись от мыслей о тех стальных цилиндрах с их ужасной начинкой. Оружие. Ядерное. Каждое в своей крепкой стальной оболочке. «Где уж, крепкая оболочка», — с грустной иронией подумал он. Для этого оружия нет ничего достаточно крепкого. Оно должно находиться в полной боевой готовности на борту скоростных бомбардировщиков, которые базируются среди снегов Аляски, готовые в любую минуту нанести удар по северным базам Советов.

Майрон Смит знал: ему, бортинженеру транспортного самолета, который перевозит бомбы на Аляску, никто и никогда не прикажет сбросить их на живых людей. Да он и не смог бы этого сделать. Ни во имя любви к отечеству, ни ради семьи, ни во имя какой-то иной высокой цели. Ибо ничто, в конце концов, не может оправдать такого варварства. Он допил кофе и мысленно выругался. Черт побери, довольно об этом. Если он будет так терзаться и дальше, ему придется расстаться с военной формой.

Хотел бы он знать, что думают про бомбы другие члены экипажа. Если они задумываются вообще о том, что летят с ними. Не то чтобы они не знали об оружии, но думают ли они об этом? Обоих пилотов это, кажется, мало трогало. Майор Дик Чамберс и капитан Бен Майклс. Шла ли в них внутренняя борьба из-за этого дикого груза? Оба пилота опытные, мужественные люди, и вряд ли их волнуют моральные аспекты атомного оружия и своя возможная роль в его применении.

Вон там лейтенант Гэс Джонсон, радист. Наблюдает за навигационными приборами. Слишком молодой. Он вырос в мире, где атомные и водородные бомбы — вещи вполне обычные, так же как реактивные самолеты и спутники. Он не имеет ни малейшего представления о… Майрон Смит грустно покачал головой, сочувствуя безгранично простому и бесконфликтному течению мыслей Джонсона.

Оставались еще двое очень разных людей. Старший сержант Пол Слевик — бортмеханик — отвечал за правильное размещение и крепление грузов. Ему всегда было безразлично, что именно перевозили в их огромном С-130. Его прозвали… Невольник Слевик. Он знал только свою работу. Все, что тащили в самолет, должно быть тщательно уложено, связано, закреплено. Слевик заботился о грузах, словно от этого зависела его жизнь или смерть. Впрочем, подумал Смит, так оно и есть. Если во время болтанки груз сорвется, он сокрушит все внутри, и экипаж неминуемо погибнет. Поэтому Слевик заботился о своих грузах и не обращал внимания ни на что иное.

Келли — совсем не такой человек. Старший сержант Джо Келли. Страж Оружия. Охранник Атома. Неуклюжая пародия на человека и вместе с тем неожиданно смышленый человек, фанатически преданный своей обязанности стеречь бомбы до Аляски. Вот кому хорошо прочистили мозги, подумал Смит. Восемь лет ношения на бедре пистолета 0,38-го калибра. Он летит вместе с экипажем С-130 как страж бомб. Его задание — проследить, чтобы с бомбами имели дело только определенные, допущенные к ним лица. Келли прошьет автоматной очередью любого, кто попытается приблизиться к бомбам. У него при себе список и все данные, чтоб опознать офицеров, которым разрешено получить ядерное оружие. На всякого, кто не внесен в этот список, он смотрит со злобной подозрительностью.

Бомбы полностью подготовлены к боевому использованию. Уже одно это пугало. Смит, как и все его товарищи, узнал из инструктажа, что ни пожар, ни авария на борту не могут привести к взрыву бомб. Экипажу надлежало знать об этом. Во время перелета могли выявиться какие-то неполадки в самолете, и тогда экипаж должен будет по приказу штаба военно-воздушных сил осуществить вынужденную посадку, а не покидать машину с бомбами на борту стоимостью в два миллиона долларов каждая. Штаб не хотел, чтоб экипаж самолета пустил по ветру такие деньги. Потому-то их инструктировали очень обстоятельно. Эксперты вновь и вновь заверяли, что эти бомбы абсолютно безопасны. У Майрона Смита даже появилось неприятное чувство, что за такими чрезмерными заверениями скрывается какой-то обман.

Могло, однако, показаться, что к перевозке пяти атомных бомб из Теннесси на Аляску отнеслись недостаточно серьезно. Сержант Келли был вооружен пистолетом и постоянным своим спутником — автоматом. Остальные члены экипажа имели пистолеты калибра 0,38. Майрон Смит не мог представить себе, что он делал бы с этим пугачом в случае какой-то опасности. В кого стрелять? И кому вообще нужны эти ужасные бомбы, что лежат в самолете? Майрон Смит страшно устал, постоянно живя с атомными бомбами под боком. Он подсчитал, что как бортинженер уже сопровождал около четырехсот таких адских «игрушек». Их экипаж побывал с ними на четырех континентах. Эти «игрушки» совсем не похожи на огромные водородные бомбы, которыми вооружают самолеты стратегической авиации. Если не знать, что спрятано в невзрачных металлических цилиндрах на дне грузового отсека С-130, никогда не догадаешься, что это и есть атомное оружие. Мысленно представив себе атомную бомбу, Смит почувствовал приступ тошноты. Каждая такая бомба имеет всего одиннадцать дюймов в диаметре и девятнадцать дюймов в длину. Однако такие малые размеры не помешают им взорваться с силой трехсот тысяч тонн сильной взрывчатки. Триста килотонн! Он подумал о Хиросиме, о первом в мире атомном грибе — а ведь каждая в их самолете была в пятнадцать раз мощнее хиросимской… И таких бомб они везут целых пять.

Он посмотрел вперед сквозь ветровое стекло, потом налево, мимо Дика Чамберса, в боковые иллюминаторы. Хотя они и летели на высоте двадцати пяти тысяч футов, он ясно видел землю. Воздух над пустыней был совсем прозрачный. Ему захотелось посмотреть с воздуха на Моньюмент-Велли. Огромные каменные контрфорсы да густо-красный цвет этой долины, что перебросилась через границу между штатами Юта и Аризона, всегда наполняли его чувством почтительного удивления. Такое может быть лишь творением бога, думал он. Смит посмотрел на часы. Скоро они будут как раз над долиной. Скользнул взглядом по панели с приборами. Через несколько минут Майклс настроит свой радиосигнал на волну ближайшей радиолокационной станции.

Самолет, видимо, немного отклонился от курса, и Моньюмент-Велли должен появиться слева. Майрон Смит ослабил ремни и подвинулся в кресле ближе к окну, чтоб лучше видеть. Сзади бортинженера радист Гэс Джонсон начал передавать в эфир свои координаты для станции слежения.

Индикатор радиолокации внезапно потух.

— Что за чертовщина?

Это выкрикнул Бен Майклс. Он покрутил ручку настройки в одну и другую стороны. Напрасно.

— Слушай, Гэс, ты уже поймал станцию Моньюмент-Велли?

Радист отрицательно покачал головой.

— Не могу найти их. Похоже на то, что они не работают.

— Всегда с этой проклятущей станцией что-то происходит, — проворчал Дик Чамберс. — Наверное, спились там с тоски. — Он посмотрел на карту и обратился к радисту: — Где, когда мы услышим следующую станцию?

Джонсон ответил сразу:

— Мы войдем в ее зону минут через тридцать, майор.

— Ничего страшного, — проворчал Чамберс.

Радиолокационные станции нередко выходили из строя. То механические повреждения, то неисправности в электронике. Следовательно, около получаса они будут лететь, не имея связи с наземными станциями. Чамберс подумал, что на земле, наверное, сейчас чувствуют растерянность. Если перевозить такой груз, само собой разумеется, что тебя все время должны вести наземные радиолокационные станции. И вот они вдруг исчезли — ну и черт с ними. Под самолетом пустыня и голые камни. «Такая уж работа, — подумал Чамберс. — Пусть немного поволнуются». Он посмотрел на часы. 15 часов 14 минут по местному. Он сделал себе отметку в блокноте. Просто так, для памяти.

— Посмотрите, майор!

Чамберс вздрогнул от неожиданно резкого оклика.

— Это я, Слевик, сэр. Посмотрите налево. Градусов на сто двадцать. Чтоб я пропал, если это не «пятьдесят первые»!

Чамберс припал к боковому иллюминатору. Он не верил собственным глазам, но Слевик был прав: два долгоносых обтекаемых истребителя П-51 пристроились к их курсу.

— Вот это чудеса, вот уж никак не думал, что мы до сих пор держим «пятьдесят первые», — сказал Чамберс второму пилоту.

— Не знаю, — отозвался Майклс и с сомнением в голосе добавил: — Возможно, где-то во Флориде их взяли на вооружение десантники.

Чамберс пристально разглядывал истребители, которые медленно приближались к ним.

— У них на хвостах буквы ГВО, — заметил он.

Майор Смит наклонился к окну.

— Это, наверное, расшифровывается как Государственная воздушная охрана.

— Гм, возможно, — задумчиво ответил Чамберс. Он до сих пор ничего не мог понять. — Но что им тут делать, посреди… Ты слышишь, Гэс, он просит настроиться на связь. Проследи по диапазонам, возможно, и поймаешь.

Чамберс был прав. Майклс уже надел наушники, Чамберс и Смит ухватили свои.

— …Экстренное распоряжение. Повторяю, экстренное. Приказываем вам немедленно сесть. В двадцати милях прямо по курсу посадочная полоса. Начинайте снижение немедленно. Прием.

— Экстренное распоряжение? Немедленно сесть? Какая-то чертовщина!

— Ничего не понимаю, — сейчас же отозвался второй пилот, — мне это совсем не нравится. Что-то тут не то, Дик. Никто не станет посылать за нами самолеты воздушной охраны. И не поднимет в воздух «пятьдесят первые», это уж точно.

— Конечно, не поднимет! — гаркнул Чамберс. Он поднес ко рту свой микрофон. — Девять-восемь-два вызывает «мустанга» слева по нашему борту. Не знаю, чего вы хотите, но я в эти игры не играю. Я не собираюсь приземляться, и мне ничего не известно о чем-то экстренном. Как поняли? Прием.

— Начинайте снижение немедленно. Это приказ. Повторяю, это приказ.

— Иди ты со своим приказом!.. — огрызнулся Чамберс. — Мы не собираемся… а черт, что это он делает?!

Сверкающий пунктир пересек воздух перед транспортным самолетом.

— Трассирующие! Этот сучий сын бьет трассирующими! — завопил Слевик из грузового отсека.

— Гэс, дай сигнал о помощи! — закричал Чамберс радисту. — Передай хоть кому-нибудь, что тут происходит! — Он на мгновение замолчал. — Слевик!

— Слушаю, сэр.

— Где второй истребитель?

— Сидит у нас на хвосте справа, сэр. Немного выше. Это он стрелял.

— Хорошо, — прервал его Чамберс. — Не спускай с него глаз. Гэс, ты связался с кем-нибудь?

— Нет, сэр, — откликнулся радист. — Ближайшая станция молчит, а с другими связи нет.

Эта мысль пришла к ним одновременно. Они были за границами зоны радиосвязи, но если повернуть назад, через несколько минут связь восстановится. Проклиная все на свете, Чамберс отключил автопилот и ухватился за рули.

Но не успел он повернуть и на тридцать градусов, как не более чем за метр от кабины воздух прошила вторая очередь трассирующих пуль. Чамберс снова повернул огромный транспорт по курсу.

Голос летчика левого истребителя прозвучал в наушниках спокойно и уверенно:

— Посадочная полоса в пятнадцати милях прямо по курсу. Девять-восемь-два, начинайте снижение. И прикажите своему парню, чтоб напрасно не игрался с рацией.

Они очумело переглянулись, не веря собственным глазам и ушам.

— Дано вам десять секунд. Следующая очередь будет по кабине.

 

3

Подполковник Пол Бейерсдорф смотрел в окно на шеренгу деревьев с увядшими от горячего калифорнийского солнца листьями. Военно-воздушная база Нортон — действительно неплохое место, но эта треклятая жара да еще смог, который иногда надвигается с побережья… Бейерсдорф повернулся к генералу Шеридану.

«Сидит будто робот. Если я хорошо знаю старика, то у него внутри сейчас все кипит. Ему крайне необходимо быстро распутать эту историю, иначе она может стоить ему карьеры. Если поиск окажется неудачным, мы со стариком не протянем и месяца. Господи! Уже без четверти десять…»

В комнату, где должно было состояться совещание, зашел сержант, и подполковник Бейерсдорф был вынужден прервать свои размышления. Сержант имел вид, словно только что сошел с призывного рекламного плаката, — такой весь блестящий и прилизанный. Он подошел к генералу точно по уставу, только что каблуками не щелкнул:

— Сообщение из оперативного отдела, сэр. — Генерал молча ждал, что скажет сержант дальше. — По поводу полковника Рейдера, сэр. — Все в комнате насторожились. — Он приземляется через несколько минут. Его самолет горел — вышел из строя левый двигатель, сэр. Были также неполадки в энергосистеме. Только сейчас он сумел связаться с нами и просил немедленно вам доложить.

Генерал поднял глаза.

— Благодарю, сержант.

И ничего больше. Опытный сержант, хорошо зная генерала, даже не спросил, надо ли что-нибудь передать Рейдеру. Если бы генерал имел такое желание, то не ждал бы вопросов. Сержант так лихо выполнил поворот «кругом», что ему позавидовал бы и бывалый прусский служака.

Артур Шеридан никогда по-настоящему не боялся смерти. Правда, под настроение он любил поговорить о своем «последнем вылете». В небе военного летчика постоянно ждет смерть. Когда эскадрилья огромных бомбардировщиков пробивается сквозь мощный огонь зенитных батарей, кто-то непременно должен стать жертвой бездушного закона средних чисел. Но каждый верит, что это будет кто-то «иной». Когда везде вокруг тебя смерть, ты в конце концов привыкаешь не замечать ее.

К смерти, считал Артур Шеридан, надо относиться так же, как древние греки относились к головной боли. С презрением.

«Интересно, знает ли Бейерсдорф, что у меня едва не раскалывается голова, — подумал Шеридан. — Вообще никогда не поймешь, что знает и чего не знает мой помощник. Настоящий ходячий компьютер. Причем высочайшего качества. Он всегда знает, куда клонит шеф, и без каких-либо расспросов приходит на помощь. А именно сейчас я нуждаюсь в помощи, и немедленной. Как могло случиться, черт побери, что среди белого дня в самом центре Соединенных Штатов точно сквозь землю провалился большой транспортный самолет?»

Вопрос поставлен, ответа нет. А все вокруг требуют, чтоб именно он, Артур Шеридан, дал ответ. Немедленно. Ведь потерялся не обыкновенный транспортный самолет. Разве можно считать обычным самолет, который несет в своем чреве пять атомных бомб? Генерал-лейтенант Дэвид А. Браунелл, генеральный инспектор военно-воздушных сил, отдал приказ начальнику службы безопасности полетов бригадному генералу Артуру С. Шеридану: «Оставьте все текущие дела. Немедленно… Жмите на все рычаги. Найдите этот чертов самолет. Найдите атомные бомбы, будь они трижды прокляты». С-130 еще не так долго пропадает неизвестно где, чтоб официально докладывать Белому дому, но ждать этого осталось считанные часы, не больше суток. Приказ Браунелла повлек за собой лавину всяческих мер, среди них и это совещание, задержанное до прибытия Рейдера.

Артур Шеридан ростом шесть футов два дюйма, весом 210 фунтов. Его мощная шея, широкие плечи, плоский живот, походка профессионального летчика и тренированного атлета, — все это создавало впечатление большой физической силы и уверенности в себе. Так оно и было. Это описание подошло бы к тысячам других летчиков. Все они выкованы из одного сплава. Когда человеку вручают машину стоимостью в двенадцать миллионов долларов, когда возлагают на него ответственность за две водородные бомбы мощностью в тридцать миллионов тонн тринитротолуола каждая, кого же должны увидеть в левом кресле кабины бомбардировщика — продавца из галантерейного магазина?!

Как и многие, такие, как он, Артур Шеридан стремился командовать. Не одним самолетом, а звеном, эскадрильей, мало того — даже полком. Он жаждал иметь на своих погонах звезды!

Каждый, он знал это твердо, обязан хвататься за редкие счастливые случаи, которые, как кость, бросает ему жизнь. Судьба, наверное, хорошо посмеялась, когда подарила Шеридану его случай. Такое нередко случается с летчиками, которым приходится водить огромные машины с ужасным ядерным грузом. Неизбежна чрезвычайная ситуация, которая выходит за границы твоей личной жизни или смерти, жизни или смерти твоего экипажа, когда речь идет уже не о спасении самолета стоимостью в двенадцать миллионов долларов. Вот тогда боги бросают жребий и избирают ту единственную личность, от опыта которой, мужества и разума, возможно, зависит, произойдет или не произойдет грандиозная национальная трагедия.

В тот раз их избранником оказался Артур Шеридан.

Все произошло достаточно просто. Он совершал далекий перелет над Арктикой на условную цель с боевым ядерным зарядом на борту. Восемнадцать летных часов. Но уже через пятнадцать минут после взлета вышла из строя энергосистема. Одновременно доложили, что в бомбовом отсеке начался пожар. Не успел он опомниться после этого сообщения, как штурвал внезапно заклинило, и они со вторым пилотом вынуждены были вести машину в 450 000 фунтов с помощью ручного управления. Шеридан, приказав экипажу надеть кислородные маски, разгерметизировал самолет, чтоб можно было добраться до отсека, где лежали две огромные тридцатимегатонные водородные бомбы. Радист передал сигнал бедствия, и все на контрольном пункте САК оцепенели от ужаса.

Боги бросили жребий и переложили все на плечи Шеридана. Никто не мог прийти ему на помощь.

Приложив огромные усилия, Шеридан вывел самолет в пустынную местность. Внизу была равнина, и он приказал экипажу выбрасываться. Восемь человек один за другим покинули бомбардировщик. План Шеридана был прост: выбросить экипаж, подыскать безлюдный район к северу от базы, перевести свой Б-52 в пикирование, а самому катапультироваться.

Вдруг на панели вспыхнул предупреждающий сигнал. У Шеридана кровь застыла в жилах. Второй пилот в кресле справа, который готовился выброситься из самолета, побледнел и медленно опустился на свое место.

Механизм взрывателя одной из водородных бомб включился в боевое положение.

Возможно, сигнал вспыхнул ошибочно? Этого они не знали. Но хорошо понимали, что выброситься с самолета и дать ему упасть они не могут. Даже в безлюдной местности. Взрыв, который мог произойти, равнялся бы взрыву тридцати миллионов тонн мощной взрывчатки. Нет, они должны были как можно быстрее любым способом посадить самолет. Как вспоминали потом Шеридан и его второй пилот, в тот момент они не думали о собственной жизни. Невозможно было думать об этом, держа в руках тридцатимегатонную бомбу, часовой механизм которой отсчитывал минуты.

То, что было потом, стало историей. Где-то в двухстах милях на север лежало засыпанное снеговыми заносами летное поле САК. Шеридан дал радиограмму на ближайший аэродром о том, что собирается делать. Оттуда ракетами подтвердили, что его сообщение получили. Шеридан повернул самолет с адским грузом на север. Тут уже работали. Работали яростно. Все бульдозеры и снегоочистительные машины, которые были на аэродроме, были пущены в дело. Но они не расчищали летное поле от снега, а нагребали огромную гору в конце самой длинной посадочной полосы.

Летчики посадили уже почти неконтролируемый бомбардировщик на брюхо, отчаянно поворачивая руль управления, чтоб хоть удержаться на полосе и попасть на снеговую гору. Б-52 врезался в сугроб, подняв в небо огромные снеговые фонтаны, на ходу теряя скорость, прополз еще тысячу метров, и затем нехотя остановился. Никто в момент посадки не покинул аэродром. Эвакуация не была объявлена. Если бы Шеридан допустил малейшую ошибку, бомба могла взорваться, и образовался бы кратер диаметром в шесть миль. На пятнадцать миль в окружности не осталось бы ничего живого. Некуда было бежать, негде было спрятаться.

Самолет остановился, полузасыпанный снегом. В последний раз заскрежетав, словно возмущаясь и протестуя, Шеридан даже не шелохнулся, отказался от помощи и не покинул самолет до тех пор, пока аварийная команда не проникла к бомбам через запасной люк и не обезвредила их.

За неделю его густые волосы почти целиком поседели. Шеридана отметили. Пентагон начал его выдвигать. Новая звезда засияла в его жизни. Серебряная, на плечах.

И вот это треклятое исчезновение С-130. Да еще с пятью атомными бомбами. Как сквозь землю провалился. Генерал понимал, что если не развяжет этой головоломной загадки, то вторую звезду, которая так влечет и притягивает его, заслонит большой знак вопроса. Снова — или выиграл, или проиграл. Но теперь ход событий не подчинялся ему. Он не имел сведений, крайне необходимых ему. Тогда Шеридан сумел подчинить себе полумертвый самолет. Но тот самолет, с которым он имеет дело теперь, бесследно растворился в воздухе.

— Пришлось повозиться, пока мы поняли, в чем дело, — промолвил Фред Эллиот, — когда мы сложили вместе первые детали, другие сами стали на свое место.

Фред замолчал и посмотрел в свои записи. Он прибыл на Нортонскую базу из Лос-Анджелесского отдела Федерального управления авиации по экстренному вызову. Эллиота считали в ФУА специалистом по воздушным трассам и потому немедленно подключили к расследованию таинственного исчезновения С-130.

— Те, кто выкинул эту штуку, — продолжал Эллиот, — настоящие профессионалы.

— Почему вы так считаете? — спросил Шеридан.

Эллиот улыбнулся.

— Генерал, эти люди уж никак не новички в летном деле. И каждый их шаг демонстрирует незаурядное мастерство. Они действуют безошибочно.

Генерал Шеридан старался скрыть свою тревогу. С-130, оказывается, не просто исчез. Кто-то его захватил и заставил приземлиться.

Но кто и как может заставить приземлиться транспортный самолет военно-воздушных сил, который находится над территорией США? И откуда эти люди знали, когда и где совершить нападение? Пентагон за такое по головке не погладит. Полковнику Хэнку Рейдеру из штаба Тактического авиационного командования, который сидит за столом все еще в летном костюме, придется поплатиться. Ничего, что он никакого отношения к этому делу не имеет. Рейдер — из штаба ТАК, исчезнувший С-130 с пятью бомбами был их, следовательно, больше некого обвинять.

Шеридан посмотрел на участников совещания. Кроме Бейерсдорфа, Хэнка Рейдера да Фреда Эллиота, тут был еще Билл Торп из Управления гражданской авиации, известный как в УГА, так и за ее пределами своим жестким видом и твердым характером. Одевался он небрежно. И за двадцать лет расследований происшествий с самолетами заработал репутацию прирожденного детектива. Бейерсдорф обратился со специальным запросом в Вашингтон, в УГА, чтобы заполучить Торпа. Управление гражданской авиации было официальным правительственным органом расследования всевозможных чрезвычайных происшествий с самолетами.

Шеридан обратился к Эллиоту:

— Расскажите нам все, что вам удалось выяснить. Я хотел бы, чтоб каждый из присутствующих делал в процессе совещания свои замечания. Это поможет заполнить те или иные пробелы.

Он кивнул Эллиоту, и тот начал:

— Как я уже говорил, в этой истории явно не обошлось без профессионалов. Очень важно уяснить это с самого начала.

— Вы можете еще что-то добавить, Фред? — прервал его Шеридан и, не ожидая ответа, продолжал: — Те, кто захватил самолет или виноваты в его исчезновении, должны знать больше, чем просто то, как проводится подобная операция. Они должны были иметь точное расписание полетов самолетов ВВС. Больше того, летное расписание с ограниченным доступом. Полковник, — обратился он к Рейдеру, — как классифицируются перелеты транспортных самолетов с ядерным оружием?

— Как секретные, сэр.

Шеридан знал это, но хотел услышать ответ Рейдера.

— Кто имеет к этому доступ?

— Один экземпляр расписания обычно получают ответственные за оружие, — ответил Рейдер. — Оперативная служба имеет три экземпляра, один из них передают экипажу и один — службе безопасности. Все экземпляры регистрируются в штабе ВВС, и, кроме того, расписание передается шифром на место назначения.

— А как же Федеральное управление авиации?

— Им ничего не известно, сэр, — сказал Рейдер. — Они, естественно, знают расписание полетов, но мы никогда не осведомляем их, даже шифром, о транспортировке ядерного оружия. Мы шифруем перелет как «особенный», но под эту категорию подпадает несколько видов перелетов.

Шеридан кивнул Эллиоту.

— Обратимся к тому моменту, когда служба наблюдения потеряла самолет из поля зрения, — начал представитель ФУА. — Прекратилась как радиосвязь, так и радиолокационное слежение. Вам известно, что станция Моньюмент-Велли не следила за полетом? За несколько минут перед тем, как самолет должен был войти в ее зону, полностью прекратилась подача электроэнергии. — Эллиот посмотрел на присутствующих. — И это не была авария на линии, — с ударением проговорил он и взял один из листов, которые лежали перед ним. — В течение тридцати пяти минут стотридцатка должна была находиться в зоне контроля станции Моньюмент-Велли. Вы все знаете общее правило: если экипаж почему-либо не докладывает на очередную станцию, а особенно при таком перелете, немедленно объявляется тревога. Мы за несколько минут проверяем всю линию и находим последнюю станцию, на которую экипаж докладывал. Те, кто охотился за самолетом, знали об этом. — Эллиот помрачнел. — Они знали все до мельчайших подробностей и потому устроили так, чтобы отсутствие связи с самолетом не вызвало подозрения, поскольку станция не работала.

Самолет должен был войти под контроль Моньюмент-Велли, как мы смогли установить, в пятнадцать четырнадцать по местному времени, — Эллиот оторвался от бумажек и обвел взглядом всех присутствующих. — И вот в пятнадцать ноль-девять, опять-таки по местному времени… — Эллиот сделал ударение на последних двух словах, давая понять, что речь идет именно о местном времени, а не гринвичском или каком-то еще… — …Так вот, в пятнадцать ноль-девять по местному времени энергокомплекс станции Моньюмент-Велли был взорван. Радиостанция и радар Моньюмент-Велли расположены на расстоянии трех миль от энергокомплекса, поэтому преступникам удалось разрушить все до основания, причем их никто не видел.

— И нет никакого способа узнать, кто же это был? — Бейерсдорф задал вопрос, не надеясь получить на него удовлетворительный ответ.

— Пока что мы ничего не знаем, кроме того, где именно произошел взрыв, — задумчиво промолвил Эллиот. — Теперь, правда, там ведет расследование ФБР…

Генерал Шеридан был, видимо, недоволен этим сообщением. Тут и так хлопот не оберешься, а теперь еще Гувер со своими легионерами к ним на шею сядет. И это только начало. Агенты правительственной безопасности, ох, как жадны до подобных ситуаций. Если в ближайшее время мы не найдем стотридцатку, за нами сквозь замочную скважину начнет подглядывать ЦРУ, склонное во всем видеть коварные происки русских. Ну а если уж ЦРУ с ногами залезет к нам в кровать, то и Управление национальной безопасности непременно сунет свой нос под простыни. «Только этого нам недоставало», — подумал вконец расстроенный Шеридан.

Тем временем Эллиот продолжал говорить:

— Единственное сообщение, стоящее внимания в этой связи, это донесение из центра, расположенного в Сан-Франциско. Под вечер, через несколько часов после событий на станции Моньюмент-Велли, в их зоне было зафиксировано появление большого самолета, который летел курсом на запад. Само по себе это не представляет чего-то необычного, — добавил Эллиот, — однако у нас существуют определенные трассы, а этот самолет направлялся точно на запад, к Тихому океану. Он не значился ни в одном расписании полетов, и именно потому оператор решил доложить о нем.

— А как же САПО? — возмущенно рыкнул Рейдер. — Почему они не…

— Они сделали все, что следовало сделать, полковник, — опережая Шеридана, ответил Бейерсдорф. — САПО получила сообщение о неизвестном самолете, который вошел в ОЗПО и…

Шеридан знал все подробности. В небо поднялись два истребителя, чтобы проверить неизвестного. К сожалению, они его не догнали. Преследуемый ими самолет летел с большой скоростью. Правда, истребители, скорость которых превышает тысячу миль в час, рано или поздно перехватили бы его. Но над побережьем неизвестный самолет вошел в зону тяжелых метеоусловий, и истребители его потеряли. Мощные воздушные потоки, а затем и град преградили им путь и не позволили опознать самолет, который скрылся в неизвестном направлении.

Следовательно, пока что они не продвинулись вперед ни на шаг.

Как только Артур Шеридан получил первые известия об исчезновении С-130, он не теряя ни минуты взялся за дело. Запершись с Полом Бейерсдорфом, они по имеющейся информации попробовали восстановить ход событий. Могло ли так случиться, что в результате какой-то аварии на борту самолета пилот сделал вынужденную посадку? В таком случае это случилось над местностью, где не было радиолокационного наблюдения. В ту же ночь, когда Шеридан получил экстренное сообщение, он всех поставил на ноги. Над подозреваемым районом по тщательно спланированной схеме немедленно полетели поисковые самолеты. Не ограничиваясь этим, Шеридан попросил штаб САК отправить в район поисков летную лабораторию РС-71. Для съемки в инфракрасном излучении.

Поисковые самолеты ничего не нашли, зато результат полета РС-71 вознаградил за все неудачи. Он дал один из немногих ключей к разгадке того, что случилось. Пилот РС-71, который летел исключительно по показаниям приборов, должен был обследовать двадцать два заброшенных аэродрома. Когда-то давно, десятки лет тому назад, еще во время второй мировой войны, их соорудили для тренировки молодых летчиков. Шеридан интуитивно почувствовал, что самолет С-130 по неизвестной причине приземлился на одно из этих летных полей. А если так, то существует, хотя и незначительный, но все же шанс, что события, которые произошли на поле, оставили определенные термальные следы. Эти следы, невидимые днем, ночью могут быть зафиксированы с помощью аппаратуры, которая фотографирует в инфракрасных лучах.

Его предвидение полностью оправдалось. На снимке одной запущенной взлетно-посадочной полосы, которой не пользовались уже много лет, видно было несколько тепловых точек. Откуда они взялись? Старые бетонные полосы, нагретые за день солнцем, хоть и остывали не так быстро, как окружающий грунт пустыни, — но все-таки остывали, причем с одинаковой плотностью рассеивания тепла. А на этой полосе, которая привлекла их внимание, оказалось несколько мест с повышенной температурой. Словно бетон там нагрели очень сильно и он до сих пор не остыл.

Снимки были доставлены Шеридану и его экспертам в четыре часа утра. А в шесть Шеридан и Бейерсдорф уже летели самолетом Т-38 на ближайший от того летного поля аэродром ВВС. Там они пересели на вертолет и отправились к месту, которое их заинтересовало.

Когда они осмотрели старую взлетно-посадочную полосу, их догадки подтвердились. Шеридан и Бейерсдорф сразу же увидели отпечатки шин тяжелого С-130. Ошибки быть не могло — они стояли на том самом месте, где недавно приземлялся злополучный самолет. Там же они обнаружили и следы, оставленные самолетом во время взлета. Нашли и другие следы, которые дополняли картину. Оба они пришли к одному выводу: там был след «пятьдесят первого». Но у ВВС уже не было на вооружении истребителя П-51. А впрочем, нет, остановил себя Шеридан. В первом авиадесантном полку в Эглине на Флориде было несколько переоборудованных истребителей П-51. Он поручил Бейерсдорфу выяснить, где был каждый из них на протяжении последних сорока восьми часов, хотя наперед знал ответ. Им сообщат, где именно находились эти истребители. И ни один из них — в чем он не сомневался — не летал над пустыней.

На той же запущенной полосе они обнаружили и еще одни следы — отпечатки колес еще одного самолета. На первый взгляд то были следы трехколесного шасси довольно тяжелого самолета, возможно, двухмоторного. Шеридан приказал своим людям из штаба как можно быстрее прибыть на место и определить тип самолета.

Нашли они и то, чего Шеридан никак не ожидал. Три пустые гильзы. Они лежали там сутки или двое. Медь еще сверкала на ярком солнце пустыни. Калибр тридцать. Мощная охотничья винтовка. Стреляли из нее совсем недавно. В кого?

Шеридан знал, что цель могла быть только одна. Экипаж С-130.

Но нашли они только три гильзы. Почему только три?

— Вот и все, что мы знаем на сегодня, — подытожил Шеридан, обращаясь к участникам совещания, которые собрались в его кабинете. — Мало фактов, много предположений. Итак, исчез самолет с пятью атомными бомбами на борту. Исчез при благоприятных метеоусловиях, не имея каких-либо препятствий к полету. Не дав никаких радиосигналов. Можем считать доказанным, что он не мог потерпеть аварию. Очень похоже на то, что его каким-то образом принудили сесть на заброшенное летное поле. Это случилось сразу после того, как радио и радиолокационные установки были умышленно выведены из строя. Как доказывает мистер Эллиот, осуществлено это было на высоком профессиональном уровне.

Теперь перейдем к старой взлетно-посадочной полосе. Экспертиза подтвердила, что С-130 на ней приземлялся, — собственно, его вынудили приземлиться. Кто это был, мы не знаем. Есть доказательства, что в этом принимал участие какой-то П-51, по крайней мере один, но вероятнее — два или три. Можно также прийти к выводу — и довольно обоснованному, — что какие-то люди уже ждали на этом летном поле приземления стотридцатки. Там обнаружены еще следы какого-то двухмоторного самолета. Для меня очевидно, пока мне не докажут противоположного, что именно двухмоторный самолет заблаговременно доставил туда людей, которые подготовили полосу для посадки С-130. — Артур Шеридан пристально посмотрел на присутствующих. — Мы подошли к главному. Речь идет не просто об исчезновении самолета и его экипажа. И даже не о том, что куда-то подевались пять атомных бомб. Суть в том, что согласно известным нам фактам… — он заколебался, стараясь подобрать точные слова, чтоб высказать опасение, которое уже разделяли и другие, — …суть в том, что группа людей, о которых мы ничего не знаем, захватила с неизвестной целью транспортный самолет ВВС. И в их руки попали пять атомных бомб.

Следующий вопрос повис в воздухе.

Что они будут делать с бомбами?

 

4

Управляющий домом, сидя за своей конторкой, что-то проворчал. Он не торопился подняться. Зачем ему торопиться? Элегантный костюм этого чернокожего не произвел на него впечатления. Как в конце концов и он сам. Никогда ни один проклятый ниггер не производил впечатления на Чарли Джексона. Вот уже восемь лет как Чарли ведает сдачей внаем квартир в этом доме и не имеет жалоб от жильцов. И дальше бы так. Но для этого не следует пускать в свой дом чернолицых, иначе не оберешься хлопот с этими наркоманами и распутниками. А впрочем, просто выставить такого за дверь уже не получится. В угоду всей той вашингтонской болтовне о гражданских правах приходится быть очень осмотрительным: разговаривать вежливо, выпроваживать тактично. Разыгрывать перед ними спектакль. Чарли Джексон даже улыбнулся сам себе. Этот цветной, сукин сын, уже не первый из тех, которые пытались поселиться в его доме, но никому до сего времени это не удавалось. Он играет с ними в свою игру. Разговаривает с ними — это верно, но дает почувствовать, где они находятся. Вопросов обычно не возникает. Очень скоро все становится на свои места. Чарли Джексон не хочет себе неприятностей. Ему доверен дом с прекрасными квартирами, и те крючкотворы из Вашингтона, черт их побери, не втянут его ни в какую передрягу. Тут, в Канзас-Сити, люди знают, как обращаться со своими ниггерами. У них есть свой район в городе, у белых — свой, и те и другие могут сколько угодно толкаться вперемежку в кино, в ресторанах и еще где угодно, но им совсем не обязательно садиться на тот же самый унитаз. Чарли Джексон холодным оценивающим взглядом посмотрел на стоящего перед ним человека.

Один из тех умников, которым дай только немного грамоты, и они уже думают, что вся эта проклятая страна принадлежит им. Видали мы таких. Учился в колледже, конечно. Ко всем чертям эти колледжи! Протолкнули его кое-как, дали кусочек бумажки, и вот вам, посмотрите, уже корчит из себя образованного! Могу присягнуть, он и в армии побывал. Ну и что? И я служил, и двадцать миллионов других ребят служили, но мы же не считаем, что весь мир задолжал нам. А держится неплохо, ей-богу. Распушил хвост, словно павлин, ждет, когда Чарли Джексон покажет ему свой зад.

— Как, говоришь, твоя фамилия, бой?

Чарли Джексон чуть не рассмеялся, когда негр весь напрягся. Он попал в цель — «бой» всегда действует на них как удар кнута.

— Мур. Джин Мур. Мне нужна однокомнатная квартира, мистер Джексон.

Чарли Джексон вынул изо рта сигару и начал крутить ее между пальцами, оглядывая ее со всех сторон и делая вид, словно в комнате нет никого постороннего. Выдержав длинную паузу, он поднял глаза.

— Ну, известно, — молвил он с умышленным сарказмом в голосе. — А деньги у тебя есть?

Негр снова напрягся, и Чарли Джексону захотелось хлопнуть себя по колену. Ну, этого он подцепил как следует! Не без удовольствия он наблюдал, как Джин Мур сжал зубы, прежде чем ответить:

— Да, у меня есть чем заплатить за квартиру, Джексон. Безразлично, сколько это будет стоить, деньги у меня найдутся.

— Для тебя я «мистер Джексон», бой.

— Меня зовут не «бой», мистер Джексон. Меня зовут Мур. Мистер Мур.

Джексон громко прыснул.

— Ну разумеется, конечно. Не надо хорохориться, бой. — Джексон посмотрел на него широко раскрытыми глазами. — О, я же забыл назвать тебя «мистером», да?

Джин Мур пропустил мимо ушей эту шпильку.

— Покажите мне, пожалуйста, квартиру.

— Подожди, некуда торопиться, — молвил Джексон.

— Деньги у меня не черные, они зеленого цвета, — холодно заметил Мур.

— Да неужели? А впрочем, может, и так. — Джексон откинулся в кресле, оглядывая с ног до головы негра, который стоял перед ним. — Ясное дело, я хотел бы сначала посмотреть на твои деньги. Не имею особого желания тащиться с тобой по всему дому, а потом обнаружить, что ты морочишь мне голову. Ты же меня понимаешь, правда?

Какое-то время негр не отвечал. Затем поставил чемодан на пол. Не спуская глаз с Джексона, он достал бумажник и вынул пачку двадцатидолларовых банкнотов. Джексон скорчил удивленную мину.

— Это в самом деле твои деньги, бой? А ты случайно не стащил их у кого-нибудь? Бо…

— Хватит! — Голос негра прозвучал холодно и резко.

И Джексон вздрогнул от этого тона, который не допускал возражений. Он начал подниматься с кресла, раздраженный не на шутку.

— Оставьте, Джексон, — сказал Мур спокойно и уверенно. — Поигрались себе в свою игру, а теперь довольно. Или показывайте квартиру, или откажите мне. Что-нибудь одно.

Управляющий домом и негр посмотрели друг другу в глаза.

— А иначе ты явишься сюда с теми омерзительными борцами за гражданские права и стаей адвокатов добиваться справедливости? Так я тебя понял?

Джин Мур пожал плечами.

— Все зависит от вас, мистер Джексон.

— Так, я вижу, — тяжело вздохнул Джексон. Он выдвинул ящик и достал большую связку ключей. — Хорошо, пойдем. — И, показывая на чемодан, добавил: — А это можешь оставить тут.

— Нет, благодарю, чемодан я возьму с собой.

— Думаешь, кто-то его украдет? — насмешливо хмыкнул Джексон.

Джексон повел его в четыреста вторую квартиру. Они поднимались по лестнице, хотя Джексон мог вызвать лифт. Он что-то проворчал, будто лифт перегружен, хотя на самом деле ему очень хотелось посмотреть, как этот чернолицый будет тащить по лестнице свой тяжелый чемодан, сначала вверх, а затем вниз. «Надо проучить этого сукиного сына, — молвил мысленно управляющий, — слишком уж он образован».

В квартире Джин Мур, тяжело переводя дух, осторожно поставил свою ношу на пол. Он прошелся по комнате, выглянул в окно и повернулся к Джексону.

— Сколько? — спросил он.

Этого Джексон не ожидал. Вот так соглашаться на первую же свободную квартиру, которую тебе предлагают? Чертовщина какая-то. Ведь тут самая плохая мебель во всем доме. Правда, негр может этого не знать.

Джексон задумчиво пожевал окурок.

— Я тебя пущу сюда за две с половиной сотни в месяц, — сказал он наконец.

— Две с половиной сотни? Двести пятьдесят долларов в месяц за это? — Мур обвел рукой маленькую квартирку.

Джексон засмеялся и пожал плечами.

— Твое дело согласиться или нет. Имей в виду, оплатишь вперед за месяц и внесешь задаток в пятьдесят долларов. На всякий случай — за поломку, порчу вещей, понял? У тебя какой-то дикий вид. Тебе ясно, к чему я веду? Начнешь устраивать тут пьянки, потом найдешь себе черномазую кошечку, появятся наркотики, и не успеешь оглянуться, как у тебя тут будет не квартира, а притон.

Джин Мур взглянул на него.

— Не заходите слишком далеко.

Но Джексон пошел дальше:

— Я имею право знать, что мои жильцы приносят с собой, как ты считаешь?

Негр посмотрел на него, не понимая. Джексон кивнул на чемодан и продолжал:

— Ты что-то слишком дорожишь своим барахлом. Не спускаешь с него глаз, так? Что там у тебя, бой?

Джин Мур поставил ногу вплотную к чемодану.

— Речь идет о найме квартиры, Джексон, — сказал он. — Если я правильно понял, выходит, двести пятьдесят за квартиру, двести пятьдесят — месячный аванс и пятьдесят задаток за возможные повреждения. Следовательно, в сумме — это пятьсот пятьдесят долларов. — Он посмотрел управляющему прямо в глаза. — Я нанимаю квартиру и плачу на месте.

У Джексона перехватило дыхание.

— Я спросил, что у тебя в чемодане.

Негр не ответил. Чарли Джексон протянул руку к чемодану.

— Не делайте этого, мистер.

Джексон взглянул на него с улыбкой.

— Ты будешь указывать, что мне делать в моем доме?

— Делайте, что хотите, но уберите руки от моего чемодана.

— Слушай-ка, бой, я тут управляющий и имею право проверять вещи, которые приносят в этот дом. Я обязан посмотреть и проверить, нет ли там пленок с похабными фильмами, или наркотиков, или…

Черные пальцы легли ему на запястье и словно клещами сжали его руку. Господи, да у этого черномазого мертвая хватка!

— Не смей касаться меня, черная сволочь! — прошипел он.

— Я просил вас не трогать чемодан, — Мур ослабил хватку.

Джексон вырвал руку и стал растирать запястье. Глаза его сузились в две щелки.

— Ты допустил ошибку, ниггер. Самую большую ошибку в своей жизни, — Джексон холодно улыбнулся. — Теперь я получил дело о нападении. Открыть и закрыть. Вы, черные выродки, должны держать руки в карманах.

Мур принужденно улыбнулся.

— Хорошо, — проговорил он, — ваша взяла. Не нужна мне эта квартира. Не буду загрязнять ваш мерзкий драгоценный дом. — Он взял чемодан и направился к выходу.

Но Мур недооценил оскорбленное самолюбие белого. Чарли Джексон преградил ему путь к открытой двери.

— Я еще не закончил. Ты не унесешь отсюда свой черный зад, пока я не увижу, что у тебя в чемодане. Ты хочешь что-то скрыть, это уж точно. Ты поднял на меня руку, и это дает мне определенное право защищать себя и своих жильцов. Ну-ка открывай чемодан, говорю тебе! — Голос управляющего повысился почти до крика. Джин Мур посмотрел поверх Джексона сквозь открытую дверь в коридор, где уже начали собираться люди. Он почти физически чувствовал атмосферу враждебности, которая сгущалась вокруг него. Мур глубоко вздохнул.

— Извините меня, — сказал он, тщательно подбирая слова и довольно громко, чтобы слышали все в коридоре. — Я прошу извинения, мистер Джексон, а сейчас позвольте мне пройти.

Джексон оглянулся в поисках поддержки у своих жильцов и прочитал в их взглядах молчаливое требование не уступать.

Он расправил плечи и прорычал:

— Сейчас же открой свой проклятый чемодан, а то я его сам выпотрошу!

Джин Мур вздохнул.

— Я извинился перед вами, — сказал он покорно. — Мне надо идти, Джексон, и если вы будете стоять поперек дороги, я буду вынужден вас отодвинуть. — Он сделал последнюю попытку к примирению. — Я не хочу ссориться ни с вами, ни с кем другим. Я просто пойду.

Однако слишком сильным было у Чарли Джексона желание покрасоваться перед зрителями. Он подошел к Джину Муру и ткнул его пальцем в грудь. Коварный прием: подобный удар очень болезненный, и Джексон добился своего, увидев, как Мур скривился от боли. Управляющий отвел руку и изо всей силы толкнул негра в грудь.

Но Джексон только хотел толкнуть — рука его встретила пустоту. Последнее, что мог потом вспомнить Джексон, были слова, сказанные почти шепотом: «Гад, сам напросился». Он услыхал эти слова, и в голове у него промелькнуло, что не стоило связываться с этим ниггером. В следующее мгновение страшный удар ботинком сломал ему ногу в колене, а второй удар раздробил ступню. Как в замедленной съемке голова Джексона дернулась назад, и он почувствовал острую боль в глазах. Последним проблеском сознания он понял, что его ударили сбоку по шее чем-то твердым, ибо он потерял сознание еще до того, как упал навзничь.

Джин Мур посмотрел на скрюченное тело и покачал головой. Выругавшись, он поднял чемодан и прошел мимо напуганных людей, прижавшихся к стене. Но не успел он сделать и двух шагов по лестнице, как его настиг неистовый женский крик, и Джин Мур понял, что попал в беду. Он бегом спустился по лестнице, проскочил вестибюль и бросился к своей машине, которая стояла около противоположного тротуара. В доме начали открываться окна, и тот же самый женский визг вырвался на улицу. Мур молил бога, чтоб вблизи не оказалось полицейской патрульной машины — ведь ему нужно было всего несколько секунд, чтоб убраться отсюда. Этот безумный белый! Какого дьявола ему было нужно? Джин Мур не хотел его бить, меньше всего на свете стремился он привлечь к себе внимание, и вот — на тебе. Он чуть не попал под колеса какого-то автомобиля, увернулся в последнее мгновение — и наконец оказался около своей машины. Бросив чемодан на заднее сиденье, рывком открыл переднюю дверцу и сел за руль. Быстрым и точным движением включил мотор. Оглянулся назад, увидел машину, но решил, что успеет проскочить впереди нее, и рывком выехал на середину улицы мимо людей, которые выбегали из дома и показывали на него пальцами. И вот уже путь перед ним свободен. Он нажал на газ, машина набрала скорость, и тут же сзади него замигал красный сигнальный свет. «Вот дьявол… Но между нами машина», — подумал Мур, узнав полицейский патруль. Он проскочил улицей, нажал одновременно на тормоз и на газ, срезал угол, сразу набирая скорость. Только б не попасться на глаза полисменам в той проклятой патрульной машине! И тут он понял, что беды не миновать, ибо полицейский патруль тоже повернул за угол, явно преследуя его.

Единственная надежда теперь на уличное движение: надо лавировать, прячась от преследователей за другими машинами. Мур знал, что если он доберется до негритянского квартала, то достаточно ему заскочить в первый же бар и крикнуть, что у него на хвосте полиция, как сразу же он окажется в безопасности. Но сначала надо преодолеть этот отрезок пути, а это вряд ли удастся, ибо с первого взгляда Мур узнал в полицейской машине одну из последних моделей с форсированным двигателем, которая может развивать девяносто миль в час через четырнадцать секунд после старта.

Но движения на улице не было. Мур выжал акселератор до отказа и помчался к мосту, надеясь за мостом влиться в поток машин. Он был уже около самого моста, когда услышал глухой треск заднего стекла, потом — переднего стекла справа от него и свист пули. Раздались еще выстрелы. Наконец передние колеса машины уже въехали на мост, и тут его будто что-то толкнуло в плечо, но он был уже на мосту, однако и полиция сзади не отставала, и в тот самый момент, когда он почувствовал острую боль в плече, лопнула левая задняя шина. Мура передернуло от боли в плече, и машину крутануло. Теряя координацию, он резко нажал на тормоз, и это была последняя ошибка, которую он допустил, прежде чем потерял сознание. Машину резко занесло вправо, и она на полной скорости прорвала металлическую ограду моста, словно бумажную ленту. Мур почувствовал, что летит в воздухе, а горизонт наклоняется и как-то странно поворачивается перед ним. Машина полетела с двенадцатиметровой высоты на бетонную облицовку откоса. От удара бензобак сплющило. Скрежет металла по бетону, сноп искр — и горючее взорвалось, подняв столб огня высотой в сотню футов. Машина все еще летела кувырком вниз, охваченная ярким оранжевым пламенем, разваливаясь на части и разбрасывая вокруг себя детали. Она скользнула по бетонной стене вниз, туда, где тонкой струйкой вытекала вода из водоотводной трубы, и тут вновь послышался приглушенный взрыв горючего, и огонь запылал еще ярче. Полисмены наблюдали аварию с моста, а водители повысовывались из своих автомашин и таращили глаза, показывая руками вниз. Но вдруг охваченный пламенем автомобиль снова взорвался невероятно мощным взрывом, от которого остатки машины полетели во все стороны, словно осколки бомбы. Одним из таких обломков снесло голову водителю, который наблюдал за событиями из своей машины. Полисмен, которого обдало слепящим жаром и прижало взрывной волной к бетонному парапету моста, потом вспоминал, как у него в тот момент блеснула мысль, что никогда ни одна машина так не взрывается, следовательно, в ней, наверное, что-то было, ибо иначе чего бы тому черномазому так безумно убегать от них невесть куда…

 

5

Боб Винсент тихо выругался. Нет ничего приятного в том, что до сих пор болит нога, которую давно ампутировали. Это случилось в те времена, когда он, молодой и энергичный агент ФБР, принимал участие в окружении банды, которая захватила банк, убив троих полицейских. Их группа загнала гангстеров в западню. Винсент вскочил в помещение, заполненное слезоточивым газом. Но один из бандитов оказался не ослепленным. Он лежал на полу с автоматом и дал очередь почти в упор. Винсенту повезло. Пули попали не в живот, куда метил бандит, а прошили левую ногу. Врачи даже не пытались спасти ее.

Начальство высказало ему свое глубокое сочувствие, и все решили, что карьера Боба Винсента на этом закончилась. Однако он, стискивая зубы и превозмогая боль, прошел все испытания и, к удивлению медиков, не утратил решимости остаться в ФБР. Винсент поехал в Вашингтон, где после трех дней нетерпеливого ожидания его принял сам шеф ФБР. Он выслушал Винсента, не произнеся ни слова, и предоставил ему шанс. Когда же Винсент справился со всеми тестами, включая полосу препятствий и вольную борьбу, причем получил высшие оценки, главный шеф приказал восстановить его на службе.

Четырнадцать лет без ноги, думал он, и до сих пор я чувствую боль там, где ничего нет. Боб Винсент рассеянно потирал себе колено и ниже, где начинался пластиковый протез. Мало кто знал, что он без ноги. Боб посмотрел на своего помощника. Лью Керби был похож на ходячий обрубок бревна: короткий и плотный, он благодаря широкой груди и могучим плечам казался ниже своих пяти футов восьми дюймов. С первого взгляда никто не угадал бы, что этот человек — работник ФБР, к тому же исключительно одаренный. Лью в свое время был чемпионом среди студентов по боксу и борьбе в тяжелом весе. Кроме огромной физической силы, он был наделен острым умом. Лью изучал организованный преступный мир, как другие изучают экономику или электронику. К тому же он обладал редкостным даром перевоплощения и мог легко входить в роль того, кто скрывался на противоположной, теневой стороне закона. Из отдельных фрагментарных сведений и фактов он умел вполне точно воссоздать полную картину. Боб Винсент считал, что в работе, которая ждет их, Лью будет полезным, как никто другой.

С первых лет службы Боб готовил себя к ответственной работе и теперь в качестве помощника директора Федерального бюро расследований руководил отделением в Сент-Луисе, штат Миссури. Большинство руководящих работников ФБР редко покидали свои кабинеты. Их деятельность была похожа на работу капитана большого корабля. Он управляет судном и командой, не входя в детали. К нему от каждого отделения тянутся нити информации, контроля и руководства. И хотя он время от времени осуществляет инспекторские проверки, даже иногда заглядывает в трюм, — все ж таки ведет он корабль, находясь на капитанском мостике, а не в машинном отделении или на корме.

Подобным было и положение Винсента как помощника директора ФБР. Ему подчинялась маленькая армия проницательных и высококвалифицированных агентов и специальных помощников. Они выполняли всю работу под его присмотром и руководством, а когда возникала необходимость принять какое-то ответственное решение, это делал он, Боб Винсент.

Впервые за десять лет с того времени, как он занял этот пост, ему пришлось вопреки собственному желанию отказаться от установившегося порядка. Он до сих пор не мог прийти в себя от полученного приказа. Не предложение или там рекомендация, а твердый приказ, даже не подслащенный официальной вежливостью. Сам директор приказал ему оставить кабинет и принять непосредственное участие в расследовании. Винсенту сообщили, что дело это находится под контролем Белого дома и лично президента.

На первый взгляд Боб Винсент производил впечатление человека невозмутимого. Сдержанный, опытный, исключительно разумный, он редко вспыхивал. В свои сорок семь лет, защищенный стеной уверенности в себе, он не чувствовал надобности в словах ни для того, чтоб убедить кого-то в своих способностях, ни для самоутверждения. Особенно тогда, когда сталкивался с людьми своего ранга.

Для стюардессы, которая проходила мимо их кресел во время полета, Роберт Винсент был человеком, чей род занятий очень трудно угадать. Стюардессы часто играют между собой в эту игру и набили на ней руку, но Винсент одинаково мог быть страховым агентом, и служащим банка, и юристом. Он был пригоден для любой известной девушкам профессии. Мужчина немного выше шести футов, весом примерно 176 фунтов, безукоризненно одетый, с платочком в нагрудном кармане. Когда-то темно-каштановые, а теперь почти седые волосы зачесаны назад. Темно-карие, почти черные глаза хорошо выделяются на довольно приятном удлиненном лице. По мысли стюардессы, Боб Винсент мог бы также служить моделью для рекламы разных товаров. Во всяком случае, подумала девушка, переходя к другим креслам, он и его спутник не причиняли ей забот как пассажиры. Один спал, а второй, немного старше, с самого начала рейса глубоко о чем-то задумался.

Так оно и было, ибо Винсент мысленно возвратился на несколько часов назад, когда его вызывал Вашингтон, — звонил Дик Морроу, — чтоб швырнуть ему в руки эту раскаленную головешку.

— Ты уже ознакомился с докладной?

— Да, — ответил Винсент, — я ее просмотрел.

— И что ты думаешь об этом, Боб?

— Интересно.

— И все?

— Очень интересно. Ты удовлетворен?

Морроу хмыкнул.

— Забирай ее. Приказано сверху. Тебе поручено это дело. И ты должен заняться им лично, — добавил он.

Винсент помолчал минуту, потом спросил:

— В самом деле? Это тоже сверху?

— Да, конечно. Шеф сейчас в Белом доме. Он позвонит тебе, как только возвратится. — Морроу замолчал, словно колебался, какими конкретно словами передать собеседнику приказ. — Слушай, Боб, может, ты не совсем точно понял меня? Ты должен работать на месте событий. Лично все делать, лично докладывать сюда и так далее.

— Дик, если я не ошибся…

— Нет, не ошибся, — засмеялся Морроу. — Укладывай чемодан, старина.

Винсент нахмурился.

— Я должен знать значительно больше, если от меня требуют работы. Я…

— Ты получил сообщение из Канзас-Сити? — переспросил его Морроу.

— Нет. Ничего оттуда на столе у меня не было. Во всяком случае, сегодня, — ответил Винсент.

— Вот-вот получишь. Пока что расскажу тебе в двух словах. У нас появился первый проблеск в этом деле с исчезнувшим самолетом.

Винсент захотел узнать подробности.

— Ты имеешь в виду «локхид»? С бомбами?

— Именно.

— Куда же его?..

— Собственно, о самолете до сих пор — ничего, — ответил Морроу, который предвидел такой вопрос, — но тут клеится дело в Канзас-Сити.

Винсент молчал, ожидая дальнейших уточнений.

— Сообщение, повторяю, ты вот-вот получишь, — продолжал Морроу. — Скажу тебе главное. Власти Канзас-Сити расследуют происшествие, которое началось с того, что один негр сделал попытку нанять квартиру в центре города. Тот негр и управляющий домом сцепились в драке, и негр вынужден был удирать на своей машине. За ним погналась патрульная. Они сделали несколько выстрелов. Машина с негром перевернулась с моста на бетон, взорвалась и загорелась. Через несколько секунд — у нас пока нет точных данных — произошел второй взрыв. Что-то в машине сдетонировало. Причем этот взрыв был на несколько порядков мощнее, чем если бы взорвался какой угодно бензин.

Винсент ждал. Морроу явно сказал еще не все.

— Один парень из местной полиции придирчиво исследовал обломки. Ему показалось подозрительной огромная сила взрыва. И в конце концов он кое-что нашел. Сразу же позвонил в местное отделение ФБР. К тому времени они уже получили сообщение о самолете ВВС, а поскольку тут возможна связь…

Черт бы его побрал, этого Морроу с его паузами! Но Боб Винсент терпеливо ждал продолжения.

— Ты слушаешь? — Морроу не мог не сделать ударение на этом моменте.

— Валяй дальше, старина, — спокойно сказал Винсент.

Слышно было, как Морроу вздохнул, не уловив в голосе Винсента взволнованных ноток.

— Машину разнесло вдребезги, — продолжал он, — но когда обломки сложили, были обнаружены какие-то странные детали. — Снова пауза, и наконец кульминационный момент. — На одном из обломков металла стоял серийный номер ВВС. Паспортный номер.

— Когда это случилось? — спросил Винсент.

— Сегодня утром. Из Канзас-Сити сообщили нам, а мы дальше.

— Номер сходится?

— Сходится, — подтвердил Морроу. — Это номер одной из исчезнувших атомных бомб.

Прежде всего Винсент подумал о том, что слишком большая дистанция от исчезновения самолета до негра, который пытался найти квартиру в Канзас-Сити. Связь между этими двумя событиями, безусловно, существует, и, выяснив ее, можно будет найти ответы на многие другие вопросы. Инстинктивно Винсент почувствовал, что именно тут им придется преодолевать тяжелейший барьер. Отделение в Канзас-Сити представило уж слишком исчерпывающий отчет. Читая его впервые, Винсент мысленно чертыхался и проклинал свидетелей с их «наблюдательностью». Описание внешности негра представили со слов шестерых очевидцев, которые присутствовали при стычке в доме. Пятеро сходились на том, что негр был молодой, но шестой упорно давал ему лет на десять-пятнадцать больше, чем другие. Рост погибшего, по свидетельству очевидцев, колебался в пределах пяти дюймов, а вес — шестидесяти фунтов. Казалось бы, показания управляющего Чарли Джексона могли быть самыми надежными, поскольку он видел негра ближе и дольше, чем другие. Однако у Винсента блеснула мысль, которую подтвердила приписка, сделанная агентом, проводившим допрос, а именно: Джексон вероятней всего преувеличил физические данные своего противника. Это легко объяснялось с точки зрения психологии. На глазах у своих жильцов управляющий Джексон начал ссору с негром. Потом началась драка, в которой негр искусно и быстро одолел его. Дабы спасти свой престиж перед жильцами дома после того, как его, мягко говоря, отлупили, Джексон вынужден был изобразить негра настоящим великаном. Винсент еще раз перечитал показания и составил для себя, по крайней мере на первое время, представление о негре как о человеке среднего роста, лет двадцати восьми — тридцати трех. Конечно, он понимал, что под такое описание подпадет по меньшей мере три-четыре миллиона негров в стране. Это не давало ему никакого ключа к загадке.

А впрочем, не стоит торопиться с выводами, возразил себе Винсент, еще раз мысленно перевернув страницы отчета. Показания одной женщины можно использовать. Он удивился, почему отбросил их с самого начала. Женщина утверждала, будто видела этого человека по телевизору в хронике о негритянских волнениях в Гарлеме. Некоторые кадры показывали крупным планом, и она настаивала, что точно видела это лицо на протяжении нескольких секунд. Хотя Винсент имел серьезные сомнения относительно вероятности такого опознания, у него не было иного выхода, кроме как проверить этот путь. Но подобная проверка являлась невероятно трудоемкой операцией. Да и, даже в лучшем случае, все равно останется сомнение; в самом деле негр с атомной бомбой в машине и негр на телеэкране — одно и то же лицо? Следовательно, надежд на успех мало. Однако остается хоть и незначительный, но все-таки шанс. К тому же, угрюмо размышлял Винсент, у них пока что нет ничего другого.

Машину ФБР запустили в действие. Фотографии всех известных лидеров и активистов разных негритянских боевых групп, а также участников борьбы за гражданские права передавали по закрытому телевизионному каналу из Нью-Йорка и на специальном экране показывали женщине из Канзас-Сити. Когда исчерпаются нью-йоркские досье, они пустят в ход фотографии негров, похожих по описанию, из других больших городов. Никто не надеялся на точное опознание, но и чистую случайность нельзя было сбрасывать со счета. Слишком много поставлено на карту, угроза вполне реальная, необходимость распутать дело слишком остра и неотложна.

Ведь в стране где-то находятся еще четыре ненайденные атомные бомбы.

Винсент был уверен, что такая необычная попытка снять квартиру в доме, где никогда не разрешалось поселяться чернокожим, может свидетельствовать только о большой торопливости. Отсюда вывод, что бомба была доставлена в город перед самым появлением негра в доме. Дает ли это основание отбросить причастность к делу одной из негритянских боевых организаций, которые действуют теперь во всех больших городах? Вряд ли. Ведь если женщина не ошиблась, то так или иначе тут замешаны негритянские группы. Но и в этом направлении открывается слишком широкий простор для разных предположений.

К сожалению, все эти предположения ничем не подтверждены. Так же, как и другие. Например, то, что негр мог быть членом террористической группы, куда входят и белые и черные. А правда ли то, что он был американский негр, а не, скажем, пуэрториканец. Или даже китаец из северных районов той страны, где у многих кожа почти совсем черная.

Но кое-что уже можно принять как доказанный факт. Нападение на С-130 было осуществлено и согласовано во времени с наземными акциями, так что не остается никакого сомнения: тут действовала хорошо организованная группа.

Нет сомнения и в том, что в автомобиле, который взорвался и сгорел, была атомная бомба. Винсента пронзила дрожь, когда он подумал, что в результате удара и взрыва машины могла начаться цепная реакция. Триста тысяч тонн мощной взрывчатки! Полгорода разнесло бы мгновенно!..

Когда Винсент впервые услышал о том, как сгорела машина с бомбой, он подумал, что только благодаря исключительному везению бомба не взорвалась. А впрочем, он чувствовал себя в технике полным профаном. Устройство атомной бомбы было для него темным делом, и он обратился за объяснением к Лью Керби, приобщая, таким образом, к делу и его. Строгая секретность отступила перед острой необходимостью.

— Эти бомбы так сконструированы, — объяснил Керби Винсенту, — что взорваться случайно они не могут. Я имею в виду цепную реакцию. Чтоб подготовить бомбу к взрыву, надо снять несколько предохранителей. Причем в строго установленной последовательности. Нельзя пропустить ни одной из шести операций, которые должны быть выполнены для запуска механизма. Итак, пока не проведены одна за другой все эти операции, бомба безопасна. Без этого не может произойти внутренний взрыв и…

— Внутренний взрыв?

— Да, внутренний взрыв. Плутоний находится в бомбе в разделенном состоянии. В бомбу также заложены золотые стержни и бериллий…

— Подожди, подожди, не так быстро, — замахал руками Винсент. — Мне не нужны уроки по изготовлению самодельной атомной бомбы. Я так понимаю, что золотые стержни и этот, как его…

— Бериллий.

— …и бериллий принимает какое-то участие в конечном процессе перед возникновением цепной реакции. Ты мне лучше растолкуй, что это за внутренний взрыв и для чего он?

— Я уже сказал, что плутоний заложен в атомную бомбу в разделенном состоянии. Насколько мне известно, назначение золотых стержней — сдерживать реакцию, предупредить ее случайное возникновение. Во всяком случае, пуск цепной реакции осуществляется направленным взрывом. То есть взрыв обычной взрывчатки направляется в середину бомбы, а не вовне. Это и есть внутренний взрыв. Под его воздействием плутоний уплотняется, и начинается цепная реакция.

— А что за взрыв был в автомобиле?

— Здесь работало еще одно предохранительное устройство. Иногда случается, что пусковой механизм со всеми его шестью операциями не срабатывает. Тогда бомба падает на землю, не взорвавшись. Следовательно, надо позаботиться, чтоб она не попала в руки тех, на кого упала, — а то они могут выяснить, как эта штука сделана. Да и плутоний не должен попасть в руки врага. Поэтому если пусковой механизм не срабатывает, а бомба падает на землю, взрывается иной заряд. Это и случилось в Канзас-Сити.

Винсент какое-то время переваривал только что услышанное.

По крайней мере, размышлял он, можно не волноваться, что взрыв произойдет случайно.

Надеюсь, добавил он про себя.

 

6

Лью Керби снял с живота предохранительный ремень и потянулся. Боб Винсент с удовлетворением наблюдал, как тот начал один за другим вытягивать пальцы на руках, хрустя суставами. Керби снял ботинки, облегченно закряхтел. С видимым удовольствием пошевелил пальцами на ногах. Винсент подмигнул ему и сказал, усмехнувшись:

— Вижу хорошие признаки. В твоей черепной коробке что-то созрело.

— Да, конечно.

— Только «да, конечно» — и все?

Керби хмыкнул.

— У нас, неандертальцев, свои привычки. К тому же я еще не проснулся. — Он потянулся к кнопке вызова стюардессы, глядя на Винсента. — Кофе?

— Дельная мысль, — кивнул Винсент.

— Конечно, — молвил Керби. — Кофе помогает, когда распутываешь узелки.

Он уже хотел было что-то сказать, поколебался и прикусил язык. Потом все-таки повернулся к Винсенту и процедил, нехотя, словно сомневаясь в своих словах:

— Мне кажется, — и он глубоко вздохнул, — я знаю, кто эти ребята.

— Неужели? — с иронией откликнулся Винсент. — Твое исчерпывающее заявление просто-таки ошеломило меня.

Керби в последний раз затянулся сигаретой и загасил ее в пустой чашке.

— Знаю. — Он говорил внешне спокойно, но Винсент заметил, что внутренне он весь напрягся. — Я не шучу, Боб. Просто хочу еще раз убедиться, что все сходится.

— Боишься самому себе поверить?

— Возможно… Помните тот банк в Джорджии?

— В Бэннинге?

— Точно.

— Помню, — подтвердил Винсент. Он был разочарован и не скрывал этого. — Ты думаешь, что та же банда? Что ж, возможно. Можешь не продолжать, Лью, — сказал он. Винсент не терпел пустых разговоров.

— Возможно, в этом куда больше смысла, чем кажется на первый взгляд.

Винсент промолчал. Керби подождал и, когда тот кивнул, продолжил:

— Давайте рассмотрим ход событий шаг за шагом. Следите внимательно за развитием моих соображений и проверяйте.

Он посмотрел на Винсента, который наклонил голову в знак согласия.

— Во-первых, — продолжал Керби, — всякая организованная банда оставляет свой «почерк». То, что они делали, и даже то, чего они не делали, так или иначе дает нам какую-то нить. Эта компания оставила свои фирменные знаки где только можно… Они…

— Ты имеешь в виду Джорджию или…

— И то, и то, — быстро ответил Керби. — Подумайте, ведь в деле с банком всю операцию осуществили с воздуха. От начала и до конца, разве не так? Они могли несколькими способами попасть в банк, минуя сигнализацию, — продолжал Керби почти скороговоркой. — Как мы выяснили, накануне налета они поработали с дверью, которая выходит на крышу, великолепно справились с механической и электронной системами охраны. Они хорошо знакомы с взрывчатыми и химическими веществами, но самое главное — они каким-то образом достали все необходимые им сведения. Это явно свидетельствует об участии в том ограблении тщательно организованной банды.

— Как они проникли в банк? — Винсент решил, что пора наконец вмешаться в этот монолог.

Керби удивленно посмотрел на него.

— Я уже сказал. Через дверь, которая выходит на крышу.

— Ты этого не знаешь, — вздохнул Винсент. — Контрольная панель показывала, по крайней мере на индикаторах, что все двери заперты. Но этого не достаточно, чтоб утверждать, будто они зашли через крышу.

— А каким еще образом они могли проникнуть в дом?

— А про пол ты забыл? — язвительно бросил Винсент. — И нельзя сбрасывать со счета, по крайней мере как вероятность, что они спрятались внутри банка.

— Конечно, могло быть и так, — пренебрежительно фыркнул Керби, — но они этого не сделали. Та дверь была так подправлена, что открывать ее можно было только извне. И проводку подключили таким образом, чтоб индикаторы внизу показывали, будто дверь закрыта. Если бы они открыли дверь изнутри, то замкнули бы сигнализацию. Кстати, — Керби выложил свой главный козырь, — так и случилось, когда тот, кто был в банке, выбирался назад на крышу.

Винсент подумал немного и спросил:

— Подтверждено?

— Да. Это из тех фактов, которые я проверял лично. Я должен был убедиться, поскольку это означало, что начинали они с крыши, а не изнутри.

— Хорошо, — согласился Винсент. — А сейчас объясни мне, пожалуйста, каким образом они попали на крышу.

Керби помрачнел.

— Одним из доброй дюжины, — ответил он. — Могли спрятаться на крыше. Самый простой, но совсем не безопасный. Никогда нельзя быть уверенным, что крышу не проверяют. — Он откинулся в кресле и закурил еще одну сигарету. — Можно взобраться ночью на крышу по веревочной лестнице. Можно спуститься с вертолета и…

— Ты сам в это не веришь, правда? — насмешливо спросил Винсент.

— Нет, но вы же спросили, каким способом они могли оказаться на крыше.

— А твое личное предположение?

— Не вертолет, это точно. Слишком много шума. Да и не так уж там темно, чтоб такая шумливая птица могла незаметно пролететь. — Керби заговорил уверенней. — Веревочная лестница вероятней, но мне этот способ не нравится. Полисмены патрулируют улицу не по расписанию. Надо слишком много всего тащить с собой, забрасывать крюк, карабкаться. Кроме того, — закончил Керби уверенно, — взобраться-то можно, а вот выбраться назад — нет. Человек, которого мы ищем, никак не мог спуститься с крыши по веревочной лестнице и убежать. Дом был окружен почти немедленно после сигнала тревоги.

Винсент хотел было что-то сказать, но раздумал. Керби это заметил. Следовательно, у шефа возникли определенные сомнения, которые он придерживает до более подходящего момента.

— Много существует способов попасть на крышу банка, — неторопливо проговорил Керби, — но при детальном анализе все их один за другим приходится отбросить. Во-первых, они не могли скрываться на крыше целые сутки. Во-вторых, канат или веревочная лестница отпадают, поскольку не дают возможности убраться прочь. В-третьих, вертолет не подходит: слишком много грохота и возни. Да и не было его там, чтоб забрать грабителя. В-четвертых, его мог сбросить самолет, который летел так медленно, что…

— Ты говоришь о грабителе в единственном числе, — заметил Винсент. — Почему ты так уверен, что он был один?

— Потому что ему надо было еще выбраться, причем с деньгами, — парировал Керби. — Все упирается в то, как именно ему удалось смыться. Большее количество участников помешало бы делу. Бегство стало бы таким сложным, что операция потеряла бы смысл. Нет, тот, кто отмочил такую штуку, мог сыграть всю партию соло. К тому же я еще не закончил, — усмехнулся он, и Винсент сделал ему знак говорить дальше. — Так вот, остается еще один способ…

Винсент едва сдерживал улыбку: Керби напоминал кота, который готовится к прыжку.

— Все упирается, я повторяю это вновь, в то, как выбраться из банка. Какая польза от тех ста тысяч, если не можешь с ними убежать? Он вышел оттуда так же, как и зашел. Сверху и вверх…

— Остается только два варианта, — сказал Винсент. — Ракетный пояс или парашют.

Керби кивнул.

— Пью за ваше здоровье, шеф, вы очень догадливы. Ракетный пояс отпадает. Где его достанешь, да и грохот от него не меньший, чем от реактивного самолета на взлете. Кроме того, слишком ограниченный радиус. Короче говоря, — он нетерпеливо рубанул рукой воздух, — ракетный пояс отпадает.

— Остается парашют.

— Точно. Это единственно возможный способ. И не такой уж и сложный. Тем более для опытного парашютиста.

Винсенту необходимо было какое-то время, чтоб все это переварить.

— Я не знаю, какова площадь той крыши.

— Я знаю, — сказал Керби. — Несколько тренировок, и я сам мог бы на нее прыгнуть, — добавил он со спокойной уверенностью.

— Возможно, — согласился Винсент. — Я и забыл, что ты бывший десантник.

— И прыгал затяжными, — добавил Керби, — просто так, для развлечения. Правда, это было давно. Но у меня друзья — большие мастера этого дела. Я дал им размеры банка, направление ветра и т. п. и спросил, смогли бы они попасть на это место. Ночью. Они сказали, что при хорошей видимости попали бы в цель двадцать раз из двадцати попыток.

— Ты дал этому движение?

— Разумеется. Любой успех в этом расследовании может помочь и нам.

Винсент согласился. Но оставалась еще одна загадка, и он поставил ее перед Керби.

— Хорошо. Покупаю твою идею с потрохами. Но как все-таки твой приятель выбрался оттуда?

— На воздушном шаре.

— Как, как?

— Именно так, на воздушном шаре, — повторил Керби. — Черт побери, ведь это же единственный выход.

— Слушайте, мистер Керби, не превращайте умозаключения в вещественные доказательства.

Керби захохотал.

— Успокойтесь, над этим я тоже поработал. Я подсчитал величину подъемной силы гелия и водорода. Уясним вот что: если наш общий знакомый спускался на специальном парашюте, которым пользуются в соревнованиях на точность приземления, то между куполом и стропами можно надуть воздушный шар. Как раз такой, что при бегстве поднимет его самого и все прихваченное.

— А потом что?

Керби задвигался в кресле. Он заметил, что зажглась надпись «Пристегнуть ремни». Тут же из репродукторов прозвучал голос стюардессы, которая объявила посадку. Керби не ответил на вопрос, пока не пристегнул ремень.

— Мы только успели проверить, — сказал он после паузы, — всевозможные способы, какими они — грабитель и его помощники — могли осуществить такой полет. Просмотрели метеосводки в ночь ограбления. Был устойчивый ветер. Насколько помню, около четырнадцати миль в час. Направление ветра — от фасада в сторону банковского двора. Дальше там какие-то озера, несколько холмов, затем открытые поля.

— Следовательно, ты утверждаешь, — старательно подбирая слова, начал подытоживать Винсент, — что человек, который ограбил банк, спустился ночью на крышу с парашютом, взял деньги, снова возвратился на крышу, где его ждал надутый воздушный шар, а потом поднялся в небо?

— Да, именно это я утверждаю, — и Керби скрестил руки на груди.

— Договаривай уж до конца, — попросил Винсент. — По крайней мере может выйти интересный сценарий.

Керби надул губы.

— Что касается сценария — не знаю. — В его голосе прозвучала обида. — Но именно к такому выводу я и пришел. Ветер был достаточно сильный, чтоб еще до утра отнести его на открытое место. Там он мог опуститься на другом парашюте, выпустив из надутого шара газ. Потом его могла где угодно подобрать какая-то машина. Если хотите, даже самолет. Да это уже, к дьяволу, не так и важно.

— Кто-нибудь заметил какой-нибудь парашют в ту ночь? — Голос Винсента был обманчиво спокоен.

— Нет, — признался Керби. — Но это еще ничего не значит. Его могли и не увидеть во время спуска.

Они помолчали. Хорошо все-таки, что Керби будет помогать ему, подумал Винсент. Не исключено, что он нрав. Ведь он в самом деле собрал довольно-таки весомые доказательства в подтверждение своих выводов. Даже если они умозрительны, не подтверждены показаниями очевидцев, нельзя сбрасывать их со счетов. Если все…

Винсент продолжил свою мысль вслух:

— Если все твои не подтвержденные ни одним фактом выводы окажутся состоятельными, то какая-то связь существует между ограблением банка и исчезновением самолета.

— Связь? Боже мой, Боб, она же белыми нитками шита!

— А не слишком ли ты торопишься с…

— Где там слишком! Два преступления, осуществленные одними и теми же методами, одинаковым почерком, за короткий промежуток времени… Да они просто не могут быть не связаны между собой!

— Если этот твой воображаемый воздушный шар вдруг лопнет, тебе придется долго падать, — предостерег его Винсент.

— У вас есть гипотезы получше? — отпарировал Керби.

— Слабый аргумент, — заметил Винсент, усмехаясь. — Ты огрызаешься, а не отвечаешь. У тебя все?

— Нет, не все, — с деланной обидой проворчал Керби.

— Ну давай, — засмеялся Винсент. — Можешь считать, что я долго тебя уговаривал.

— Кажется, у нас несколько больше времени, чем мы считаем.

— Ты меня подбодрил, — с улыбкой сказал Винсент. — Послушаем, что дальше.

Керби перешел на серьезный тон.

— Я с начала и до конца внимательно перечитал отчет из Канзас-Сити, — сказал он. — В нем много странного.

Винсент нетерпеливо потребовал разъяснений. Керби посмотрел в иллюминатор и снова повернулся к Винсенту.

— Есть человек, — сказал Керби, — молодой негр с атомной бомбой в чемодане, который пытался снять квартиру в самом центре Канзас-Сити. В чем-то этот человек или его банда жестоко просчитались. Они захотели снять квартиру в доме, где чрезвычайно враждебно относились к неграм. Это была их первая ошибка. Состояла она в том, что они не подыскали себе такого места, где не привлекали бы внимания. Но почему они избрали именно этот дом? Очень просто, — ответил Керби на собственный вопрос, — дом расположен вблизи центра города. Вы еще не потеряли нити?

Винсент покачал головой.

— Тогда слушайте дальше. Я пытаюсь сейчас проследить за ходом их рассуждений. Почему бы им не снять квартиру в районе, где проживают цветные и где никто не поднял бы шума? Дело в том, что они стали жертвой своих ошибочных представлений, — подчеркнул Керби с неожиданной силой. — Они не подумали, что взрыв атомной бомбы в любом районе города одинаково вызвал бы страшнейшие разрушения. Они почему-то решили, что их замысел выиграет, если бомба взорвется в центре города. Такой вывод привел их к первой ошибке, которая и дала нам первую зацепку. Управляющий домом оказался ярым расистом. Именно это сыграло нам на руку и нарушило планы банды. — Керби сиял от самодовольства. — Кроме всего прочего, это событие показало нам, что они старательно готовятся к какой-то акции и не очень торопятся, следовательно…

— Я теряю нить, — предупредил Винсент.

— Напрягите свое внимание, шеф, — бросил Керби. — Во-первых, зачем понадобилась им квартира?

— По-моему, это ясно.

— Вы ошибаетесь так же, как ошибался я! — весело воскликнул Керби. — В этой квартире ключ ко всему их поведению.

— Так-так. Кажется, я начинаю понимать.

— Ну так зачем понадобилась им квартира?

— Конечно, — не совсем уверенно начал Винсент, — они могли бы взорвать бомбу где угодно. В машине, в автоприцепе, в мотеле…

— Где угодно, — подтвердил Керби. — Но вы снимаете квартиру, когда вам нужно время. Следовательно, наши приятели, наверное, не имеют намерения взрывать бомбы немедленно. Они заняты подготовкой какого-то большого плана, и для этого им нужно время. Поэтому, возможно, — Керби пожал плечами, чувствуя, насколько шаток этот карточный домик, сооруженный на его рассуждениях, — у нас есть немного больше времени, чем мы предполагали.

— Хочу верить, что ты прав, — сказал Винсент.

Угрюмый тон его голоса говорил сам за себя. В руках у противников атомные бомбы, и они хотят их использовать для осуществления каких-то своих планов. Еще четыре бомбы. Эти бомбы почти наверняка застрянут в сердцах четырех американских городов.

А они сейчас с теми сведениями, которыми располагают, могут действовать только вслепую, на ощупь.

В каких городах окажутся бомбы?

И если их невидимому противнику нужно было время, то сколько еще времени ему необходимо?

Винсент уж слишком хорошо чувствовал, что их ответ может вспыхнуть ослепительным атомным взрывом в любой точке Америки.

 

7

Летчику в этой комнате, наверное, станет не по себе. Да и пассажиру тоже. Так рассуждал Винсент, разглядывая комнату для совещания генерала Шеридана на Нортонской базе ВВС. Две длинные и высокие стены пестрели ужасными фотографиями разбитых и изуродованных самолетов. На третьей стене висели специально подготовленные к совещанию фотографии С-130, членов его экипажа, чертежи атомных бомб и летные карты с трассой исчезнувшего самолета. Четвертую стену занимали экран проектора и школьная доска. Генерал Шеридан хорошо подготовился к совещанию, и Винсент был ему благодарен. Еще больше утешало его то, как спокойно воспринял Шеридан распоряжение Белого дома, который возложил общее руководство в этом расследовании на ФБР.

— Генерал, — сказал Винсент Шеридану, — никто не знает тонкостей этого дела лучше вас и ваших людей. Белый дом поручил общее руководство ФБР. Я не уверен, что это наилучший вариант…

Шеридан внимательно посмотрел на Винсента.

— То есть? — осторожно спросил он.

— Я не хотел бы вмешиваться в вашу работу, — спокойно ответил Винсент. Он почувствовал, что взял правильный тон. — Будет лучше, если вы и ваши люди будете работать, как считаете нужным. Я не буду садиться вам на голову. Я буду стараться помогать вам и того же буду ждать от вас.

Шеридан ответил так же искренне:

— Ну что ж, договорились. Мы уже и так по самые уши увязли в ссорах с этой шайкой из Вашингтона. Откровенно говоря, мистер Винсент, я очень рад слышать от вас такие слова.

Винсент кивнул головой:

— Согласен. Но пусть этот разговор останется между нами, хорошо?

— Можете на меня рассчитывать, — засмеялся Шеридан.

Как понял Винсент, особых разногласий с ВВС не будет. Он уже решил предоставить Шеридану и Бейерсдорфу полную свободу самим вести поиски, тогда как он, Винсент, будет их равноправным партнером. Шеридан знал о его полномочиях, и Винсент не видел надобности злоупотреблять властью, которой наделил его Белый дом.

Зато вряд ли он будет иметь большое удовлетворение от сотрудничества с Джоном Ховингом и раздражительной женщиной Рией Карлайл, его коллегой по работе из Управления национальной безопасности. Винсенту и раньше случалось скрещивать шпаги с этими людьми. Работники УНБ считают, что их огромные вычислительные машины, спрятанные в глубоких подземельях где-то в Виргинии, могут спасти от любой более или менее серьезной опасности. Электронные забавы! Человеческие дела должны решаться людьми, а не какими-то подземными вычислительными оракулами. И все-таки придется терпеть их, несмотря на очень сомнительную пользу, которой от них можно ожидать. Ховинг, как сразу заметил Винсент, сидел сзади, загадочно улыбаясь, тем временем как женщина, его помощница, казалось, делала все, чтоб сорвать совещание. Но Рия Карлайл, несмотря на свой сварливый характер, была женщиной умной, и Винсент был согласен терпеть ее присутствие, как, бывает, терпят неминуемую зубную боль в кабинете дантиста, если только это пойдет на пользу делу.

И еще одна темная лошадка стремилась сбить их с пути. Огромный человечище с красной круглой физиономией и копной неряшливых седых волос. Общественность, конечно, никогда не слыхала про Нийла Кука, но в сфере секретных служб и ФБР его считали то ли полубогом, то ли полудьяволом. Ему, единственному из руководителей ЦРУ, удалось избежать резкой официальной критики по той простой причине, что он лично никогда не одобрял ошибочных решений, за которые несло ответственность его ведомство. Из собственного опыта Боб Винсент знал, что работать без ошибок еще не означает одобрять правильные решения, и Нийл Кук мог оказаться обычным приспособленцем, который свил себе тепленькое гнездышко в ЦРУ. Время покажет, чего от него можно ожидать.

Винсент переключил свое внимание на других участников совещания. Следующие двое были специалистами очень высокой квалификации: Фред Эллиот из Федерального управления авиации и Билл Торп из Вашингтонского бюро Управления гражданской авиации. Они не собирались ни на кого точить зубы, не добивались для себя высоких полномочий. Они прибыли сюда с намерением сделать все от них зависящее, чтоб помочь Винсенту и Шеридану. Фред Эллиот перед началом совещания, когда Шеридан поделился с ним своими соображениями, произнес: «Возможно, ваши выводы и правильны, генерал. Они обязательно должны оказаться правильными, ибо иначе вы станете человеком, который допустил тягчайшую ошибку за всю историю человечества». Винсент сочувствовал Шеридану. Генерал мог быть абсолютно точным в своих выводах, но если атомная бомба уничтожит несколько миллионов человек с большей легкостью, чем бог создает маленькое зеленое яблоко, то ему несдобровать.

Рядом с представителями авиационных управлений сидел полковник Гарольд Кимболл из армейской службы безопасности. Когда Винсент увидел его тут, у него мелькнула мысль, не слишком ли много ведомств толкутся вокруг исчезнувших бомб. Но здравый смысл подсказывал, что он ошибается. Им может понадобиться немедленная помощь, и тогда представитель армии сократит бюрократическую волокиту до минимума. Высокий и худощавый, Кимболл держался строго официально и следил за всем словно со стороны. Он ни во что не вмешивался, вел себя очень сдержанно, и Винсент изменил к лучшему свое мнение о нем, особенно когда узнал, что Кимболл также и наблюдатель от министерства обороны. Представляя, таким образом, сразу три ведомства: армию, флот и военное министерство, — Кимболл своим присутствием уменьшил число участников этого экстренного совещания на два лица. Пока что он не проронил ни слова.

Рядом с Кимболлом пристроился небрежно одетый человек — ученый, который, казалось, ничуть не интересовался всей этой историей и дремал в своем кресле. Неужто, подумал Винсент, он настолько замучен своей работой, что может оставаться безразличным к нависшей над всеми опасности? Доктор Дэвид Шейнкен из Комиссии по атомной энергии. Ученый, работающий над ядерным вооружением. Человек, лично принимавший участие в разработке и испытании ста сорока трех атомных и термоядерных устройств, близко общавшийся с демоническими силами, разбирался в механизмах атомных бомб так же просто и легко, как опытный часовщик разбирается в механизмах часов. На нем была удобная спортивная куртка, широкие брюки и поношенный свитер, он вполне мог сойти за студента, который только что покинул университетский городок. Впечатление, конечно, ошибочное. Этот привратник ада прибыл на совещание, чтоб ответить на любой вопрос относительно конструкции исчезнувших атомных бомб. Он до настоящего времени сказал ненамного больше, чем полковник Кимболл. Но то, что он все-таки сказал, никого не утешило. К нему обратилась с вопросом Рия Карлайл.

— Как я поняла, доктор Шейнкен, — бойко выскочила она, — эти атомные бомбы оснащены предохранительными приспособлениями, так?

Шейнкен кивнул, и она выдала свой главный вопрос:

— Если так, то может ли банда уголовных преступников подорвать эти бомбы, когда им вздумается? Откуда им знать про конструкцию ядерных устройств?

Шейнкен в ответ усмехнулся.

— Голубушка, — сказал он добродушно, — вы закрываете глаза на реальность. Чтоб обслужить столько бомб, сколько их теперь у нас, недостаточно нескольких человек. С ядерным оружием имеют дело тысячи людей. Техническое обслуживание осуществляют преимущественно лица, призванные на военную службу, а не постоянные специалисты. А поскольку большинство их служит короткий срок, мы стараемся по возможности упростить механизмы. Каждый выпускник колледжа может разобраться в этих ядерных устройствах.

Рия Карлайл замолчала. Роберт Винсент наклонился вперед, чтоб лучше рассмотреть женщину из Управления национальной безопасности.

— Мисс Карлайл!

Она обернулась к нему.

— Скажите, пожалуйста, откуда у вас такие сведения?

— Что? Я не понимаю вас, мистер Винсент, — ответила она резко и раздраженно.

— Я объясню, — махнув рукой, сказал Винсент. — Я хотел бы знать, почему вы так уверены, что бомбами завладела, как вы выразились, «банда уголовных преступников»? Как вы это установили?

— Но это же очевидно, мистер Винсент, — ответила она сердито.

— Замечательно, — отметил Винсент. — Я, видимо, что-то упустил из внимания. Может, вы подскажете мне?

— А кто еще может захватить военный самолет с атомными бомбами?

— Бессмыслица!

Все обернулись к Нийлу Куку. Дымя трубкой, он окинул всех взглядом и повторил:

— Бессмыслица! Как иначе назвать это беспочвенное предположение? У нее такие же сведения, как и у всех других. То есть никаких. — Показав мундштуком на Шеридана, он произнес: — Генерал, продолжайте совещание, — а затем повернул голову к Винсенту и сказал: — Прошу извинить меня, — чем чуть не довел Рию Карлайл до бешенства.

В комнате было еще два участника совещания. Один из них — Джим Крайдер, второй человек в службе безопасности Белого дома. С ним Лью Керби дружил давно, и именно он настоял, чтоб Крайдера пригласили на совещание. «Крайдер находчив и цепок, — пояснил Лью. — Если мы не найдем эти бомбы за считанные часы, тогда сам президент будет в опасности. Возможно, его придется эвакуировать из Вашингтона. Тут без Крайдера не обойтись. Тяните его сюда — и как можно быстрее».

Винсент старался не задерживать взгляд на последнем из присутствующих за столом. Ллойд Паккард. Один из упрямейших чиновников, враждебно настроенный к ВВС. Несколько опасных случаев с ядерным оружием усилили беспокойство в правительственных кругах. Водородные бомбы, «оброненные» невдалеке от одного испанского села. Далее тревожные слухи о том, что где-то в Гренландии упал бомбардировщик Б-52 с водородной бомбой на восемьдесят пять мегатонн. Этого хватило, чтоб правительство серьезно и непосредственно принялось проверять причины аварий с военными самолетами. Ллойд Паккард как раз и был тем правительственным чиновником, который целился в ВВС. Теперь, грустно подумал Винсент, у него «вернейшее» дело. Исчезли сразу пять атомных бомб. Как будто их и не было.

И небольшое утешение, что одна из них вынырнула в Канзас-Сити. Никто не знал, куда делись остальные. Все только высказывали предположения, но никто ничего не знал. Ллойд Паккард был олицетворением осуждения. Высокий, худощавый, невозмутимый, с голубыми глазами, в которых светилось обвинение в преступной беспечности.

Человек, который коллекционировал скальпы.

Все обернулись к капитану, который быстро вошел в комнату и направился прямо к генералу Шеридану. Он положил перед ним телекс и вышел. Все другие напряженно наблюдали, как вытянулось лицо генерала. Его прямо передернуло, когда, дочитав, он передал листок Винсенту.

— Найдена стотридцатка, — Шеридан подождал, пока стихли приглушенные возгласы. — Я, видимо, должен выразиться иначе, — продолжал он на удивление невыразительным голосом. — Найдены обломки самолета, приблизительно в тысяче четырехстах милях на запад от Сан-Франциско. Туда отправлен корабль. Они нашли одно тело. — Слова падали холодными, безжизненными фразами. — Это тело второго пилота, капитана Бена Майклса. Нашли, собственно, часть тела. — Шеридан говорил без всякой интонации. — Туловище и голову. Без ног.

— Тогда все ясно, — вмешалась Рия Карлайл. — Мы все, конечно, очень сожалеем об экипаже самолета, но в таком случае наша проблема решена, разве нет?

Она воскликнула это резким голосом, и глаза ее блестели, когда она переводила взгляд с одного участника совещания на другого. Джон Ховинг, который неотрывно смотрел на Шеридана, ухватил женщину за руку и этим прервал ее речь. Она озлобленно повернулась к нему.

— Джон, что это вы себе позво…

— Заткнись! — прошипел тот.

— Да, мисс Карлайл, замолчите! — возмущенно крикнул Шеридан, и она прочитала в его взгляде нескрываемое отвращение. — Дело в том, что руки капитана скручены за спиной проволокой.

— Мы не знаем, с чего начать. Мы собрали случайные факты и пробуем от них оттолкнуться. А время идет. Кто хочет высказаться?

Все молчали.

— Хорошо. Тогда я еще раз сделаю короткий обзор событий, — сказал Боб Винсент. — Вы знаете, при каких обстоятельствах исчезла стотридцатка. Мистер Керби подробно доложил, как была выведена из строя наземная навигационная аппаратура. Вы также выслушали общий доклад ВВС и обоих авиационных управлений о том, что вероятней всего случилось на покинутом аэродроме, куда принудили сесть С-130. После этого бомбы вынесли, погрузили в двухмоторный самолет, и он полетел в неизвестном направлении. Мы знаем также, что одна из бомб оказалась в Канзас-Сити и уже не представляет опасности. Четыре бомбы до сего времени находятся в руках людей, чьи личности мы стараемся установить. Примите во внимание: личность негра, который привез бомбу в Канзас-Сити, выяснить не удалось.

Винсент кивнул Полу Бейерсдорфу, и тот продолжил:

— Неизвестная радиолокационная цель, которую обнаружила станция Сан-Франциско, представляла собой самолет С-130. Самолет пролетел, как вы знаете, тысячу четыреста миль на запад от Сан-Франциско. На заброшенном аэродроме мы нашли три гильзы. Возможно, их было больше. Мы думаем, что когда стотридцатка приземлилась, над ней в воздухе кружил по меньшей мере один П-51 или другой подобный истребитель. Как только команда вышла из самолета, ее расстреляли с воздуха эти — пока что назовем их бандитами. Сержанта Келли, который имел автоматическое оружие, очевидно, убили первым. При наличии винтовки тридцатого калибра с оптическим прицелом сделать это нетрудно. Мы не знаем, всех ли членов команды убили, пытались ли они уничтожить самолет с грузом.

Джон Ховинг поднял руку, и Бейерсдорф кивнул ему.

— Не скажете ли вы, подполковник, как они смогли поднять самолет в воздух и как он залетел так далеко, прежде чем упасть?

Ответил генерал Шеридан:

— Опять-таки только предположение, но достаточно достоверное, мистер Ховинг. Согласно моей гипотезе некоторые или все члены экипажа были убиты; перед тем их, возможно, скрутили проволокой так же, как капитана Майклса. Выгрузив бомбы, захватчики внесли в самолет тела убитых. Тот, кто знал, как управлять стотридцаткой, поднял ее в воздух. Это вполне под силу одному человеку. Возможно, было и два пилота, но это уже не имеет значения. Взлетев, они установили направление и включили автопилот. Когда самолет уже лег на курс, набирая высоту, они выпрыгнули. На земле их подобрал двухмоторный самолет. Стотридцатка летела над морем, пока не кончилось горючее, тогда самолет упал.

— Я склонен согласиться с предположениями мистера Керби, — снова заговорил Бейерсдорф. — Он рассказал нам про ограбление банка в штате Джорджия, и есть основания, что в обоих случаях действовала одна и та же банда. Методы чрезвычайно схожи, вплоть до использования парашютов. Это может дать нам первую нить. Будем надеяться. В этом мы возлагаем свои надежды на ведомство мистера Винсента.

— Учтите, что мы до сего времени не смогли выяснить ничего определенного, — предостерег Винсент.

— Знаю, сэр, — ответил Бейерсдорф. — Однако я надеюсь, что ФБР, работая вместе с Федеральным управлением авиации, добьется успеха. На сегодня это у нас самый перспективный след. — Бейерсдорф обратился к Фреду Эллиоту. — Вам недавно звонили. Какие-нибудь новости?

Тот отрицательно покачал головой:

— Пока что ничего, — разочарованно ответил он. — У меня была надежда выяснить что-нибудь по поводу тех П-51. На гражданской службе есть еще несколько сот таких истребителей. С помощью ФБР мы сейчас проверяем каждый из них, но пока что не обнаружено ничего существенного. Те самолеты могли вылететь в пустыню на встречу со стотридцаткой, зная точное расписание ее полета, а могли и неделями выжидать на каком-то из сотни заброшенных аэродромов. Никто их там не увидел бы. Необходим продолжительный поиск. — Эллиот пожал плечами. — В любую минуту мы можем напасть на след и найти пилотов. Но на данном этапе пусто.

Эллиот замолчал. Как и другие, он чувствовал себя беспомощным.

Билл Торп из Управления гражданской авиации покачал головой.

— Я ничего не могу добавить к тому, что сказал Фред.

Полковник Гарольд Кимболл говорить отказался. Ллойд Паккард также хранил молчание.

Доктор Дэвид Шейнкен задремал. И никто не чувствовал потребности разбудить уважаемого представителя нации.

Джон Ховинг решил нарушить неловкое молчание.

— Я приказал выполнить на ЭВМ тщательное исследование всех возможных вариантов, — начал он деловым тоном. Ранее он уже велел Рии Карлайл адресовать свои замечания только ему, и по всему было видно, что он готов сотрудничать и с другими. — Но нам недостает исходных данных. Нам нужны хоть какие-то характеристики банды, которую мы разыскиваем. ЭВМ способна проверить каждый возможный вариант, каким бы незначительным он ни был, причем в миллион раз быстрее, чем это сделали бы мы. Более того, я…

— Мистер Ховинг! — перебил его Керби. — А сколько времени надо будет вашим людям, чтоб запрограммировать машину на такое задание? Конечно, речь идет о результатах, которые имели бы смысл.

Ховинг изобразил на своем лице удивление неуместности такого вопроса.

— Ну, учитывая чрезвычайность ситуации, нам, конечно, дадут зеленую улицу, и, думаю, это займет не более двух суток.

— Целых двое суток?

— Да.

— Мы не располагаем таким временем, мистер Ховинг. У нас нет даже двух часов. — Керби положил свои кулачища на стол. — При всем моем уважении к вам я вынужден спросить, узнаем ли мы о чем-то существенном после этих ваших… гм… научных исследований? Получим ли мы в свое распоряжение выводы, которых не можем сделать вот тут, сейчас?

Винсент пристально посмотрел на своего помощника. Керби снова куда-то клонит, а сейчас прямо-таки вбивает гвозди в гроб представителя Управления национальной безопасности. Ховинг имел вид человека, который попал под неумолимый пресс.

— Ну, знаете, мистер Керби… При всем уважении к вашей точке зрения, — начал Ховинг, едва сдерживаясь, чтоб не вспылить, — я думаю, вы все-таки не в состоянии оценить возможности нашего управления, и…

— Оставьте, мистер Ховинг. Я же не возражаю. Я только спросил вас. Я хочу сэкономить время. Вы можете мне ответить?

— Вы так ставите вопрос, Керби, что я отвечать на него не буду.

Представитель ФБР пожал своими широченными плечами, давая понять, как он оценивает предложение Ховинга. Потом окинул всех присутствующих взглядом.

— Предложение мистера Ховинга, конечно, представляет интерес, — процедил он, и в голосе его прозвучало пренебрежение к Управлению национальной безопасности со всеми его компьютерами. — Я с удовольствием прочитал бы их отчет. На досуге, когда все это кончится. Исследования на ЭВМ — это упражнение по теории игр. Но нам сейчас не до игр. У нас чисто полицейская работа. — Он замолчал, все напряженно ждали. — Мы вертимся в беличьем колесе. Мы должны принять решение сейчас. Немедленно! — с ударением закончил Керби.

Резкое постукивание трубкой по столу привлекло общее внимание к Нийлу Куку. Представитель ЦРУ разглядывал пепел, который высыпался на стол. Ни к кому в отдельности не обращаясь, он глухо произнес:

— Браво, мистер Керби. Возможно, мы тут все-таки чего-то достигнем. — Он усмехнулся в ответ на враждебные взгляды Ховинга и Карлайл. — Но у нас ничегошеньки не выйдет, пока мы не уясним, зачем это было сделано и кто за всем этим стоит. А если вы со мною несогласны, то предлагаю отложить совещание. Ибо нашему уважаемому генералу приходится сейчас, как метко выразился мистер Керби, вертеть беличье колесо, а не заниматься поисками бомб.

— Выкладывай свои соображения, — вмешался Шеридан, — и вернемся к делу.

— Поскольку все возможности еще открыты для нас, генерал, то стоит предположить и наличие коммунистической диверсии, которая контролируется из-за рубежа.

— Да будьте же благоразумны, Кук, черт вас побери! — воскликнул Ховинг. — Вы готовы искать коммунистов даже у своей маменьки под кроватью.

Лицо Кука превратилось в холодную разъяренную маску. И возглас Ховинга словно повис в воздухе, натолкнувшись на ледяное молчание.

Наконец отозвался Шеридан. Обращаясь к Куку, он сказал:

— Продолжайте.

— Нельзя исключать предположение, что все это дело запланировано, финансируется и контролируется коммунистами, — продолжал дальше Кук. — Если так, тогда Керби взял не тот след, и ограбление банка — чисто случайное совпадение. Но поскольку мы пока что ничего не знаем, нам следует проверить обе версии.

Винсент наклонился вперед, сложил руки, словно перед молитвой, и неожиданно спросил:

— А для чего коммунистам подрывать бомбу в Канзас-Сити, мистер Кук?

Кук хмыкнул и потянулся за табаком.

— Не забегайте вперед, мистер Винсент. Откуда вам известно, что они хотели взорвать бомбу в Канзас-Сити? Известно только, что негр пытался снять квартиру в центре города и что при этом он имел в чемодане атомную бомбу. Не исключено, что он или они имели намерение использовать ее в другом месте, а Канзас-Сити служил только перевалочным пунктом. А если бы даже они в самом деле хотели взорвать бомбу в Канзас-Сити — что вас волнует?

Винсент задумался над словами Кука. Что ж, они хоть и бродили с завязанными глазами, по крайней мере сумели четко сформулировать несколько возможных версий. Ответил за него Шеридан:

— Вам не кажется, что, если бы всем этим руководили коммунисты, они бы избрали более чувствительные мишени, чем обычный город без военных объектов? Скажем, штаб-квартиру нашей противовоздушной обороны в Колорадо. Одной бомбой, взорванной где-нибудь вблизи, они уничтожили бы всю нашу систему ПВО и центр координации космических полетов. Такая мишень стоила бы затрат. Или, скажем, Пентагон, Панамский канал или еще какой-то из десятков важных стратегических объектов. Но город?.. — Шеридан пожал плечами. — Просто убить людей? Нет, это не объяснение.

Кук не растерялся.

— Это с какой точки зрения смотреть, генерал Шеридан. Коммунистам совсем не обязательно планировать свои операции, исходя из ваших соображений. Ныне многие болтают о двух идеологиях и о том, насколько они несхожи. И это не просто пропаганда. Это истина. И поэтому среднему американцу невозможно представить себе их образ мыслей. Я не собираюсь заниматься ура-патриотической пропагандой, но не исключено, что они способны подорвать бомбы в нескольких наших городах, уничтожить миллионы людей и вызвать панику, которая дезорганизовала бы страну. И еще одно, генерал Шеридан. Когда вот так начнут взрываться бомбы, которые неизвестно откуда взялись, это основательно подорвет веру общества в ваш мундир.

Шеридана эти слова не озадачили. Он покачал головой.

— Не верю я этой версии. Больше того, я убежден, что русские к этому не причастны.

Кук улыбнулся сквозь клубы дыма и оказал:

— Глядите, чтоб я не поймал вас на слове, генерал.

— Силой посадить самолет, захватить бомбы — все это привлекает слишком много внимания, — сказал Шеридан, старательно подбирая слова. — И русские не решились бы на такие действия. Это не в их интересах. К тому же они могли бы завезти в страну свои атомные бомбы. Существуют тысячи способов…

— А разве я говорил про русских?

У Винсента перехватило дух. Кук здорово подцепил генерала. Он и в самом деле ни разу не произнес слова «русские». Он говорил только про коммунистов. Винсент кивнул Куку, и представитель ЦРУ продолжал:

— Конечно, это могли быть и русские. Или китайские коммунисты. Или люди Кастро. Кто угодно. Так или иначе, нам необходимо выяснить, кто они такие. А мы до сих пор ничего определенного не знаем. Одни только предположения.

Нийл Кук обвел присутствующих взглядом и откинулся в кресле, всем своим видом демонстрируя, что больше ему нечего добавить.

Наступила тишина. Эти люди, собравшиеся в одной комнате, так и не приблизились к решению проблемы ни на шаг.

Они пили кофе, когда офицер из уголовного розыска сообщил Бейерсдорфу, что получена информация, которую тот ждал. Бейерсдорф извинился и поспешил в кабинет майора Рона Гесса, начальника Службы расследования уголовных преступлений. Еще раньше он приказал Гессу держать все в секрете и никому, кроме него, ничего не показывать. Гесс ждал Бейерсдорфа, просматривая личное дело, которое лежало перед ним.

— Похоже на то, что ты был прав, Пол, — сказал майор.

— Он?

— Столько времени под самым нашим носом.

— Черт побери, это здорово тебе повредит, Рон.

Майор неопределенно пожал плечами.

— Наверное, — признал он. — Да и ребятам из службы безопасности будет не легче. Мы должны были сначала все о нем выяснить, а уж потом решать, допускать его к бомбам или нет.

Бейерсдорф тяжело опустился в кресло и принялся изучать секретное личное дело капитана Майрона Смита, военнослужащего ВВС США. Бортинженер. Собственно, был бортинженером. Где он теперь? Если невиновен, то его тело покоится где-то на дне океана. Но если подтвердятся опасения Бейерсдорфа, то капитан, вполне вероятно, жив и здоров.

И тогда он — предатель.

Этот религиозный фанатик тайно принадлежал к нескольким организациям, которые протестуют против ядерного оружия. Он не жалел ни времени, ни энергии на участие во многих демонстрациях против испытаний атомных бомб. Однако никогда не выступал как офицер ВВС, а переодевался в гражданское. Майрон Смит был убежденным борцом за разоружение. Теперь, грустно рассуждал Бейерсдорф, соберем все это в кучу. Представим себе, что в руки этого набожного фанатика попали несколько атомных бомб. Представим себе, что его растревоженное Библией сознание дало еще больший крен, чем обычно. И вот у него мелькнула нездоровая мысль, что если дать детям божьим вдохнуть серный смрад ада, то это спасет их от вечного огня. Пусть только он получит возможность добраться до атомных бомб. И вот он уже рассказал об этом своим побратимам. Нельзя упустить случая. Может, его сам бог послал. Проклятье, подумал Бейерсдорф, все сходится. А впрочем, кто знает. Пока что это только предположение.

Первые подозрения у Бейерсдорфа возникли после разговора с полковником Рейдером из службы безопасности Тактического авиационного командования. Выяснение точного графика полета С-130 с грузом бомб было ключевым моментом в организации преступления. Чтоб узнать только о наличии бомб на борту самолета, им следовало проникнуть в высшие сферы штаба ТАК. Ни в Федеральном управлении авиации, ни в Управлении гражданской авиации ни один человек не знал, что готовится операция по перевозке бомб. Детальный план их транспортировки не был послан даже авиационному командованию Аляски. Им только сообщили, что прибытие груза можно ждать в такой-то день. Следовательно, сведения могли просочиться только из штаба ТАК.

Капитан Майрон Смит был прикомандирован именно к этому штабу. Как бортинженер, он не мог не знать о бомбах. Он уже не раз принимал участие в транспортировке атомного оружия, имел допуск к совершенно секретной информации, был боевым ветераном, блестящим офицером, человеком семейным и глубоко религиозным. Он…

Подняв голову от бумаг, Бейерсдорф увидел майора Гесса с телефонной трубкой в руке.

— Пол, тебя просят немедленно возвратиться на совещание.

Бейерсдорф кивнул. А, черт! В голове у него как раз начала оформляться какая-то догадка. Он поднялся и бросил секретный отчет на стол перед майором.

— Прошу тебя, Рон, не уходи никуда. Как только смогу вырваться оттуда, приду.

— Вы что, не понимаете? Мне безразлично, кто за этим стоит. Это меня не интересует. — Джим Крайдер шевельнул плечами, поправляя куртку, которая задралась от порывистых движений. Но тут же он во второй раз резко махнул рукой, обращаясь к тем, кто сидел за столом, и куртка снова поддернулась. — Я хочу, чтоб вы ясно поняли. Кто, что, почему и когда — мне на все это начхать. Вам за это платят — вы и выясняйте. Я уже и так слишком долго вас слушаю. Я не имею ни малейшего представления, как помочь вашей беде, но у меня, черт побери, есть свои собственные заботы. Думаю, все вы знаете, о чем идет речь. — Крайдер достал из кармана портсигар, закурил и глубоко затянулся. А затем обратился к председательствующему. — Генерал Шеридан, — с подчеркнутым ударением, — вы знаете про всю эту историю больше, чем кто-либо. При всем моем уважении к другим этот вопрос я должен адресовать вам. И вы должны немедленно ответить.

Крайдер сделал многозначительную паузу. Все молчали.

— Угрожает ли опасность жизни президента?

Артур Шеридан ответил, не колеблясь:

— Да!

Джим Крайдер вздохнул, наперед зная ответ на свой следующий вопрос. Он не сводил глаз с генерала.

— Сэр, рекомендуете ли вы нам эвакуировать президента Даулинга из Вашингтона?

Ответ не задержался:

— Не только президента, Джим, но и все правительство.

— Вы шутите! — Джон Ховинг вскочил из-за стола, удивленный и напуганный. — Генерал Шеридан, вы не осознаете, что говорите! Вы представляете себе, какие страшные последствия может вызвать такой шаг? Да вы вызовете панику по всей стране! Правительство окажется в тупике! Нельзя предлагать такое!

Вся жизнь Джима Крайдера обращалась вокруг безопасности президента Соединенных Штатов.

— Мистер Ховинг, я не намерен обсуждать этот вопрос, — заявил он. — Я тут не для того, чтобы болтать. Я только что получил однозначный ответ на свой вопрос, и я…

— Это не так просто, Крайдер! — закричал на него Ховинг. — Это касается не одной личности. Вы сейчас говорите о судьбе целой страны! Вы…

— Это вы говорите о судьбе целой страны, Ховинг, а не я. Я отвечаю только за одно лицо. Поняли? Когда мне потребуется ваше мнение, — а со временем такая потребность возникнет, — я обращусь к вам. — Крайдер снова повернулся к Шеридану. — Генерал, — произнес он официальным тоном, — так вы рекомендуете немедленно эвакуировать президента из Вашингтона?

Артур Шеридан поднялся и вытянулся.

— Именно так. И как можно скорее.

— Благодарю, генерал.

Джим Крайдер тут же покинул комнату. Пока он шел по коридору, он слышал позади себя шум, вызванный столкновениями мнений. Все это он и проигрывал в своем мозгу, и подводил некоторые итоги. Уж коли эта твердая косточка Шеридан оказал, что президенту нужно к черту убираться из Вашингтона, то именно это и стоит рекомендовать своему боссу.

Они встретились часом позже в кабинете генерала. Артур Шеридан, Боб Винсент, Ллойд Паккард и Джим Крайдер. Крайдер, последним вошедший в кабинет, был бледен и возбужден. Он сразу же обратился к выпуску газеты, которую держал в руке.

— Президент Даулинг отказывается покинуть Вашингтон.

Они уставились на Крайдера. Даже Паккард, отчужденный и все отвергающий, полностью согласился с предложением генерала эвакуировать президента.

— Президент — я говорил с ним лично — сказал мне перед началом конференции в Белом доме, что положение критическое. Сейчас там находятся двадцать или тридцать высших представителей зарубежных стран, и он заявил, что как бы ни была близка ситуация к военному положению, он не может покинуть пост.

Они переглянулись в молчании, которое наконец нарушил Боб Винсент.

— Я надеюсь, вы все осознаете, что это означает, — сказал он серьезно. — В это самое время они могут посягнуть на президента и еще на каждого, на любого…

 

8

— Вы заказывали номер?

Худой сутулый мужчина кивнул головой.

— Силбер, — проговорил он, — Дэвид. — И надсадно закашлялся. Когда приступ кашля прошел, он вытер рот и медленно, осторожно вздохнул. В глазах его появился влажный болезненный блеск. — Дэвид Силбер. — Он говорил чуть слышно, словно через силу. — Я заказывал номер… гм… несколько дней тому… По телефону.

— Хорошо, сэр. Одну минутку, я проверю.

Служащий скрылся за тонкой перегородкой и толкнул локтем своего товарища по работе.

— Бог ты мой! Пойди посмотри на этого бедолагу! Словно только что выполз из туберкулезной клиники. Я думал, на моих глазах дуба даст.

Первое впечатление служащего гостиницы целиком соответствовало действительности. Когда-то очень давно он весил добрых сто восемьдесят фунтов. А теперь в нем было фунтов на семьдесят меньше, и костюм болтался на исхудавшем теле, как на вешалке. Лицо полумертвеца, словно у узника, который только что вышел из Бухенвальда. Запавшие щеки под широкими скулами, глубоко провалившиеся печальные глаза. Поредевшие волосы чуть прикрывали пергаментную кожу на черепе. Дэйв Силбер смахивал на ходячее привидение.

Слабые пальцы дрожали, выводя на регистрационной карточке корявую подпись.

— Сколько вы будете жить у нас, мистер Силбер?

— Трудно сказать. — Клиент снова закашлялся. — Сутки, не меньше. А возможно, и несколько дней.

— Хорошо, сэр. В каком номере вы хотели бы поселиться?

— Чтобы был просторный. И много воздуха. — Он посмотрел на служащего и добавил: — Цена меня не беспокоит.

— Хорошо, мистер Силбер.

Когда служащий прикрыл за собой дверь номера, Силбер подошел к окну. Вдохнул воздуха — сколько смог. Не слишком глубоко. Легкие огнем горели, и он чуть не задохнулся от кашля. Пришлось расплачиваться за это кровью. «Я должен протянуть, сколько требуется, — подумал он. — Никак нельзя сейчас расклеиться. Прежде следует закончить дело. Это единственное, чем я могу помочь Элис и детям». Он заставил себя отойти от окна, открыл чемодан, занес в ванную комнату туалетные принадлежности. Налил стакан воды, вынул из пластмассовой бутылочки две красные таблетки. Через силу проглотил. Таблетки, которые прошли в желудок с водой, жгли внутренности. Силбер оперся на раковину, проклиная свою слабость. С трудом переставляя ноги, он подошел к кровати и вытянулся на ней, закрыв глаза. Немного полежав, снял телефонную трубку. Посмотрел на часы: около трех.

— Пожалуйста, разбудите меня ровно в четыре, — сказал он телефонистке. — Звоните, пока не проснусь. Возможно, я крепко буду спать. Благодарю.

Положил трубку на аппарат. И почти сразу заснул.

Он неторопливо побрился, ощущая удовольствие от мягкого прикосновения бритвы. Короткий сон освежил его, в голове немного просветлело. Слишком быстро устает он в последнее время. Полицейское управление в десяти-пятнадцати минутах езды отсюда. Хотелось пройтись пешком, но он знал, что ему не хватит сил взобраться наверх. Он смыл с лица остатки пены, втер в кожу лосьон и возвратился в комнату. Одевшись, он убедился, что конверт на месте, во внутреннем кармане пиджака, и вышел из номера. В такси он сел сзади и велел ехать к полицейскому управлению. «Ну и чудеса, — думал он. — Я никакого представления не имею, что в этом конверте, и меня оно и не интересует. Я знаю только то, что у Элис теперь хватит денег, чтоб прожить с детьми за рубежом. Чтоб жить достойно, не голодать. Интересно, выйдет ли она снова замуж». Он сам удивился, почувствовав, как сильно хочет, чтоб она вышла замуж. Близость смерти заставляла высоко ценить каждую отпущенную ему минуту жизни. Жаль, если Элис и дети будут лишены настоящей, полноценной семейной жизни и…

Такси остановилось. Дэвид Силбер расплатился и вышел на тротуар. «Восемнадцать ступенек, — снизу подсчитал он. — Иди медленно, только не торопись».

И все же как осторожно он ни поднимался по ступенькам, все равно перед глазами поплыли разноцветные круги. Он постоял, стараясь выровнять дыхание: сердце едва не выскакивало из груди. Наконец стал дышать ровнее, сердце немного успокоилось. Он вошел в здание и медленно направился к высокой конторке. Сержант посмотрел на него и спросил:

— Могу я вам чем-то помочь, сэр?

Силбер кивнул. Он вынул из кармана запечатанный конверт и держал его обеими руками.

— Мне поручено передать вот это.

Сержант посерьезнел.

— Что там у вас, мистер…

— Дэйв Силбер.

— Так что ж там у вас, мистер Силбер?

— Не имею ни малейшего представления.

— В самом деле? — Сержант постучал карандашом по столу. — Так вы просто посыльный?

— Можете называть меня так.

— А от кого письмо, мистер Силбер?

— Этого я также не знаю. — Силбер наклонился вперед и подал конверт.

— Не возражаете, если я распечатаю? — улыбнулся сержант.

— Нет, конечно…

Лицо сержанта снова посерьезнело. Читая, он несколько раз поднимал голову и пристально смотрел на больного человека, который стоял перед ним.

— А вы знаете, что в этом письме?

Силбер улыбнулся и покачал головой.

— Я же вам говорил, не имею никакого представления. — Он оглядывался вокруг себя. — Сержант, вы не возражаете, если я сяду? Я плохо себя чувствую.

— О, конечно. Садитесь вот сюда.

Силбер с облегчением опустился на стул. Он посматривал на полисмена и ждал. Больше ему нечего было делать. Передать письмо двадцать восьмого июня. Такова инструкция. Во второй половине дня двадцать восьмого июня лично передать письмо в полицейское управление города Сан-Франциско. Проследить, чтоб письмо распечатали на глазах. Потом ждать.

— Это не розыгрыш, мистер Силбер?

— Что?.. Извините, я не расслышал… Нет, сержант. Не думаю, чтобы это был розыгрыш.

Никто не станет устраивать такой розыгрыш. В первом письме, которое он получил, были точные инструкции, что он должен сделать. И сто стодолларовых банкнотов. Десять тысяч. Наличными. Он уже отослал семью за границу. Они — те, кто прислал инструкцию и деньги, — написали ему и об этом. Он смотрел тогда на деньги и плакал. Это же пища, одежда, лечение… Теперь он сделает все, чего они требуют. Он точно выполнял их наставления.

— Так вы не знаете, что в этом письме? — Вежливость сержанта таяла тем больше, чем дальше он читал письмо. — Слушайте, Силбер, или как вас там, да это же откровенный шантаж.

Дэйв Силбер утратил способность мыслить.

— Откуда мне знать? — пробормотал он.

— Они требуют выкуп за десять городов. Больших городов. Вы меня слышите, черт вас возьми? Вот слушайте, я прочитаю… — Но вдруг сержант замолчал и глубоко вздохнул. — Хватит, Силбер, — произнес он с угрозой в голосе. — Что вы затеяли?

— Я вам сказал. Я просто выполняю поручение. Мне велено…

Разозленный сержант махнул рукой.

— Хватит! — отрубил он. — Следовательно, вы слепой мальчик-посыльный, а кто-то, кого вы не знаете, приказал вам принести сюда письмо, так? Что вы собираетесь делать дальше, Силбер?

Больной вяло пожал плечами.

— Это зависит от вас, сержант.

— От меня? — Сержант посмотрел на Силбера вытаращенными глазами, потом поверх него. Около них уже стояло несколько человек, с интересом прислушиваясь к разговору.

— А, черт! Подождите-ка, мистер Силбер. Сейчас я позову детектива Баумена — пусть еще он поговорит с вами.

— Ну вот что, мистер Силбер. Я не хочу слишком давить на вас, наоборот, хочу вам всем помочь, чем смогу. Я уверен, мы с вами в конце концов договоримся, но это же в самом деле выходит за границы здравого смысла. В этом письме перечислены десять городов. Начинается с Лос-Анджелеса, далее Феникс, Оклахома-Сити, Чикаго, Майами, Нью-Йорк, Вашингтон, Филадельфия, Канзас-Сити и, наконец, Нэшвилл.

Следователь Баумен пристально присматривался к человеку, который сидел перед ним. Детектив давно набил руку на допросах заключенных и свидетелей. Но поймать Силбера на крючок никак не удавалось. Ни искорки интереса в его тусклых глазах. Или его совсем не интересовало содержание письма, или это был артист, какого Баумен не встречал за все двадцать два года службы.

— Что бы вы ни говорили, Силбер, — холодно проговорил Баумен, — никто не давал вам права распространять письма с угрозами. Я…

— С угрозами?

— Извините, я забыл, — саркастически заметил следователь. — Вы же ничего не знаете. В этом письме, мистер Силбер, сообщается, что в пяти из перечисленных десяти городов спрятаны атомные бомбы и если не будет выплачен выкуп, то эти города, один за другим, взлетят на воздух. Ну, знаете, — продолжал Баумен, на этот раз с приятной улыбкой, — мы, конечно, готовы как-то договориться с вами, но атомные бомбы? Неужели вы думаете, мы поверим этой нелепости? — Он потряс письмом перед носом у Силбера.

Силбер безразлично пожал плечами. Баумен ничего не мог понять. Силбер явно не был беглецом из сумасшедшего дома, а впрочем… Содержание письма представляет собой чистейшую нелепость… «Но почему мне кажется, словно тут что-то есть? — удивлялся Баумен. — Не могу избавиться от чувства, что этот бедняга не врет».

— В письме поставлено требование, чтоб мы связались с федеральными властями и получили от них сто миллионов долларов — заметьте, сто миллионов! — в облигациях на предъявителя, ценных бумагах и банковских чеках. Все это мы должны передать вам. Весьма разумно, — признал Баумен. — Никаких наличных. И почти никаких следов еще долго после их предъявления к оплате. — Следователь Баумен пожевал кончик погасшей сигары. — Я немного разбираюсь в этом, Силбер, и хочу поздравить вас. Чудесно сработано. Я даже сказал бы, почти безукоризненно. — Он строго посмотрел на бледного, обессиленного человека. — Слушайте, Силбер, что вы за орешек, а?

Силбер оставался безразличным. Баумен сменил тактику.

— Силбер, вы знаете, что я могу арестовать вас за такое письмо?

— Как вам угодно.

— И это все? Как мне угодно? — Баумен разозлился не на шутку. — Вы не боитесь, что мы упрячем вас в тюрьму?

— А чем я могу вам помешать?

Баумен вперил взгляд в Силбера. Он повидал на своем веку и таких, которые много бы отдали, только бы попасть в тюрьму. Но, посмотрев на Силбера, он отбросил такое предположение.

— Вы знаете, что дают за попытку шантажа?

— Я ничего не знаю, мистер Баумен. Мне только поручили принести сюда это письмо.

— Да, я забыл. И подождать, что будет дальше, так?

— Именно так, — кивнул головой Силбер.

— А что должны делать мы?

— Я не знаю.

— Кто вас сюда прислал, Силбер?

— Этого я тоже не знаю.

— Вам за это заплатили?

— Да.

— Не скажете ли — сколько?

Силбер подумал про десять тысяч долларов наличными — и еще сорока тысячах, которые должен получить, когда выполнит поручение.

— Вы все равно не поверите, мистер Баумен.

— Кажется, сегодня я готов поверить чему угодно.

Силбер улыбнулся.

— Извините, но я желал бы не говорить.

— Как вы получили указания?

— Почтой. — Все, что не может повредить, он скажет.

— Откуда пришло письмо?

— Не знаю, — соврал Силбер. Он видел штемпель на конверте. Атланта, штат Джорджия. Но говорить об этом следователю не стоит.

— Силбер, мне следовало бы засадить вас в камеру и забыть, куда я положил ключ.

Молчание. Силбер мечтал только о том, чтоб вернуться в свой номер и еще немного поспать. Полет из Чикаго изнурил его. Необходимо будет два или три дня, чтоб восстановить те крохотные силы, которые еще оставались.

Баумен тяжело вздохнул и поднялся.

— Мистер Силбер, окажите мне любезность.

— Если смогу — с охотой.

— Убирайтесь отсюда и никогда больше не попадайтесь мне на глаза.

Силбер посмотрел на полисмена, ничего не понимая.

— Прочь! — гаркнул Баумен. — А я обещаю забыть, что видел вас.

— Хорошо.

Баумен почувствовал облегчение.

— И еще одно, мистер Баумен.

— Говорите и идите себе, Силбер. У меня дела.

— Вам будет нужен мой адрес.

— Вот как? — засмеялся Баумен.

— Конечно. Я остановился в гостинице «Марк Гопкинс». Извините, что отнял у вас столько времени, мистер Баумен.

— Хорошо, хорошо. Такова наша служба.

— Следовательно, гостиница «Марк Гопкинс». Не забудьте.

— Всю жизнь буду помнить. Прощайте, мистер Силбер.

— Господин мэр, мне кажется; вам следует немедленно прочитать это.

Мэр Джон Крайтон поднял глаза и насупил густые брови.

— Похоже на настоящий кризис, Элен, — улыбнулся он своей секретарше.

— Еще как похоже. Если в письме написана правда, тогда это самый серьезный кризис за всю нашу жизнь.

Мэр Крайтон откинулся в кресле. Выражение лица секретарши удивило его. Он потянулся было к письму, но передумал. Никогда еще Элен не казалась такой взволнованной: Мэр подумал, что настоящие неприятности приходили сюда только в виде делегаций, столпившихся в вестибюле. Сердитые граждане, борцы за закон и справедливость, разъяренные избиратели. Критические ситуации никогда не приходили почтой.

— Расскажите мне лучше вы, Элен, что там пишут.

Она сердито взглянула на него и ткнула письмо ему под нос.

— Если верить этому письму, великомудрый мистер мэр, то кто-то заложил в нашем городе атомную бомбу и угрожает…

— Что?!

Секретарша сжала губы, отказываясь говорить дальше.

— Вы серьезно, Элен? Атомную бомбу? Тут, в Оклахома-Сити?

— Я вполне серьезно. Надеюсь только, что письмо несерьезное. Мы будто бы один из десяти городов, в которых…

— Дайте-ка мне письмо.

…не подлежит сомнению. Атомные бомбы, установлены в пяти из перечисленных городов, представляют собой оружие боевого тактического назначения, каждая весом приблизительно тридцать килограммов с взрывною мощностью триста килотонн. Серийные номера бомб USAF-NW-T-527933, 527949, 622188, 636004 и 721553. Вы можете проверить достоверность нашего сообщения по этим серийным номерам, поскольку указанные бомбы не так давно изъяты из боевого арсенала ВВС США. Таким образом, вы сможете убедиться в серьезности угрожающей вам катастрофы.

Ценности, которые вы должны передать в виде облигаций на предъявителя, государственных ценных бумаг и банковских чеков, подробно перечислены выше. Ваш город должен выдать указанных ценностей на сумму десять миллионов долларов. Если выплата не будет осуществлена в течение семидесяти двух часов с момента получения письма, мы подорвем первую бомбу. Следующие бомбы взорвутся каждая через двадцать четыре часа. Вы не можете знать, заложена ли бомба в вашем городе или нет. Однако, как видите, существует один шанс из двух, что будет уничтожен именно ваш город, и вся ответственность за жизнь и безопасность его жителей целиком в ваших руках. Перечисленные ценности должны быть доставлены в гостиницу «Марк Гопкинс» в Сан-Франциско и переданы в руки мистера Дэвида Э. Силбера.

Уничтожающая сила каждой бомбы, эквивалентная тремстам тысячам тонн мощной взрывчатки, по нашему мнению, делает вполне очевидной необходимость…

Семь мэров из семи городов выбросили эти письма в мусорные корзинки.

Трое мэров немедленно сообщили ФБР.

В восемь часов десять минут 28 июня полиция города Сан-Франциско в присутствии агента ФБР взяла Дэвида Э. Силбера под стражу.

В восемь четырнадцать отделение ФБР в Сан-Франциско сообщило Роберту Винсенту об аресте Дэвида Э. Силбера.

Приблизительно в девять часов того же вечера на военно-воздушной базе Нортон бригадный генерал Артур Шеридан, подполковник Пол Бейерсдорф, Роберт Винсент и Лью Керби сели в реактивный самолет, который взял курс на Сан-Франциско.

 

9

— Я уже сказал вам…

Силбер почувствовал острую боль и закрыл глаза. Дышать ровно. Спокойно. Сохранять спокойствие. Медленней. Еще медленней. Господи, только бы не умереть сейчас! Ведь он должен получить еще сорок тысяч долларов… Силбер заставил себя открыть глаза и посмотреть через стол. Двое мужчин в военной форме. Еще двое в гражданском сидят рядом. Какие-то другие люди в полутьме! Яркий свет бьет ему прямо в лицо.

Он поднял руку, заслонил глаза.

— Пожалуйста, выключите свет.

Голос его прозвучал прерывистым шепотом. Он не боялся. И они это определенно знали. Пожилой мужчина в гражданском посмотрел на кого-то, кто стоял в тени. Потом один из тех, что сидел перед ним, как его зовут, кажется, Винсент? — кому-то кивнул, и свет выключили. Силбер вздохнул с облегчением. Устало протер глаза, перед которыми плясали разноцветные пятна. Когда глаза привыкли к новому освещению, перед ним снова замаячили те же лица.

— Благодарю, — слабо проговорил он и глотнул из стакана, который поставили перед ним. Прохладная вода приятно смочила горло. Ему крайне необходимы таблетки. У него их забрали для анализа. Если попросить, то принесут. Ведь им ни к чему, чтобы он сейчас умер. Так же, как и ему. — Я уже сказал вам, — повторил он, стараясь не потерять нить разговора, — и не один раз. Я не знаю, кто прислал мне письмо и инструкции. Я их получил по почте. Вот и все…

— И там были деньги, так?

Он кивнул головой. Он не хотел сознаваться в этом, но они все же заставили.

— Сколько, Силбер?

Он понимал, что из этой суммы они сделают какие-то свои выводы, но это уже не казалось ему важным.

— Десять тысяч долларов, — сказал он.

Продолжительная пауза. Они обдумывали его ответ.

Затем снова посыпались вопросы.

— Как вы их получили? Наличными, чеками, в ценных бумагах?

— Наличными. Стодолларовыми банкнотами.

— А вам не кажется, Силбер, что это слишком большое вознаграждение только за доставку письма?

Он узнал голос. Это тот крепкий человечище. Его вопросы отдавались болью во всем теле, словно удары тяжелой дубины. Силбер перехватил его пристальный взгляд. Гипнотизирующий взгляд кобры. Он вздрогнул. Когда-то и ему казалось, что это большие деньги. А теперь — нет. Даже пятьдесят тысяч не казались ему слишком большой суммой. Но этих денег хватит, чтоб Элис с детьми начали новую жизнь, и это — самое главное. Их им хватит на много лет. Поэтому он посмотрел кобре в глаза без страха, хотя и вздрогнул.

— Я говорю, не много ли денег для мальчика-посыльного, а?

— Возможно.

Он услышал другой голос:

— Что будет теперь, когда вас арестовали, Силбер?

— Вам лучше знать, — ответил он тихо, не сдержав улыбки.

— Вас посадят в тюрьму.

— Как знаете.

— Вы можете смеяться сколько угодно, Силбер, но…

Он в самом деле смеялся. Спокойно, без какого-либо злорадства — и они растерялись.

— Напрасно вы запугиваете меня, — сказал он, все еще усмехаясь. — Неужели вы не понимаете, что это просто бессмысленно?

— Будет еще бессмысленней, когда вы сядете за решетку.

— Вы не сможете долго держать меня за решеткой.

Он почувствовал, как все насторожились. Ответ прозвучал почти угрожающе. Они, наверное, не знают…

— Почему? Вы надеетесь, что вам кто-то поможет бежать оттуда?

— Я никому ничего плохого не сделал.

— Конечно, нет, только принесли письмо с угрозой убить миллионы людей.

— Откуда мне знать? Письма я не читал.

— Это вы так говорите.

— Конечно, я так говорю.

— Мы не верим вам, Силбер.

— Дело ваше.

— На что вы надеетесь, Силбер?

— Не знаю. Я должен ждать, пока вы сделаете что-то.

— Что именно?

Он пожал плечами. Боль пронзила его снова, сдавила больное сердце. Он закрыл глаза, закусил губу. Они увидели, как побледнело его лицо, и вопросы прекратились. Издалека к Силберу донеслись чьи-то голоса… Он почувствовал укол шприца, воткнутого в руку, и открыл глаза. Незнакомое лицо. Он его раньше не видел. Рубашку расстегнули. Силбер почувствовал холодное прикосновение металла к телу. Мелькнула успокоительная мысль: врач. О нем беспокоятся. А как же? Вынуждены. Мертвый он им не нужен. От этой мысли ему стало легче. Он поспит. Они будут ждать, пока он снова откроет глаза. Да, да. Подождут. С Элис все будет хорошо. И с детьми…

— Вы слишком уверены, Силбер. Почему?

— Я ни в чем не уверен. Я очень устал.

— Кто эти ваши друзья, Силбер?

Он хотел было сказать, что нет у него никаких друзей. Но они же были. Неизвестные, незримые, знакомые лишь через почту.

— Я сам хотел бы знать, — ответил он, удивив их. — Я бы пожал им руки.

— Еще бы не пожать. Одна шайка убийц.

— Я никого не убивал.

— Этим занимаются ваши друзья. И вы соучастник.

Он ничего не ответил.

— Откуда вы получили наставления?

— Почтой.

— Это мы знаем, Силбер. Откуда пришло письмо? Откуда пришел пакет с деньгами?

— Я не знаю.

— Обратный адрес?

— Не было.

— А почтовый штемпель? Вы же посмотрели на штемпель, разве нет? Как это так — получить десять тысяч долларов и не попытаться узнать, откуда? Что было на штемпеле?

— Не знаю, — соврал он.

— Зачем вам этот авиабилет, Силбер?

— Мне прислали его в письме.

— Куда вам велено лететь, Силбер? Это можно было сказать.

— В Лиссабон.

— В Лиссабон? В Португалию?

— Да.

— Когда вы должны лететь?

— Когда получу от вас бумаги, указанные в письме.

— Они надеются, что мы дадим вам на сто миллионов ценных бумаг и свободно отпустим? — Удар кулаком по столу. Сперва легкий. Потом сильный. Сильный, потом слабый. Легкий, потом… — Силбер, вас засадят за решетку пожизненно.

— Я же говорил, вы напрасно угрожаете мне. Это бессмысленно.

Молчание. Наверное, они поняли.

— Вы не запугаете меня. И не причините мне вреда.

— Вы повторяетесь, Силбер. А почему нет? Почему это вы такой неприкосновенный?

— Невозможно повредить мертвецу.

Молчание. Многозначительные взгляды.

— Если посчастливится, то я протяну еще полгода. Больное сердце. И вдобавок — рак. В такой стадии, что уже не остановить. Полгода — это как повезет. А вероятнее всего — два-три месяца. Что ж вы можете мне сделать?

— Он прав. Мы не можем даже хорошенько встряхнуть его. Его ничем не проймешь. — Лью Керби был в отчаянии. — Он говорит правду. Врач подтвердил — это живой труп.

На протяжении всего допроса лицо генерала Шеридана оставалось непроницаемым. Ни он, ни подполковник Бейерсдорф не задали ни одного вопроса. Это было не их дело. Допрос подозреваемых — хлеб ФБР. Но сдерживаться было трудно. Хотелось схватить Силбера за горло и тряхануть раз-другой, как паршивого пса. Но он этого не сделал. Не в силу каких-то там моральных принципов. Он повырывал бы у него руки и ноги, если бы знал, что это даст нужные сведения. Было бы непростительным преступлением жалеть одного и позволить убить миллионы людей. Но ничего нельзя было поделать. Силбер правду сказал: бессмысленно угрожать мертвецу.

Боб Винсент затянулся сигаретой и уж слишком аккуратно засунул пачку обратно в карман.

— Слушай, Керби. Я хочу, чтобы эти джентльмены вытянули из него все, что можно.

Керби пожал плечами.

— С ним все ясно, — пробормотал он. — Даже если его зажарить живьем, мы не добьемся ничего нового. — Он прочитал мои мысли, подумал Шеридан. — А умрет Силбер — и ответом, возможно, станет ядерный взрыв.

Бейерсдорф наклонился вперед, пристально глядя на Керби.

— Как по-вашему, он что-нибудь знает про стотридцатку? Про то, как уничтожили ее экипаж?

Керби покачал головой.

— Нет, думаю, что нет. Он в самом деле ни о чем не имеет представления. Я верю ему, он не знал содержания письма.

— Лучшего связного и почтальона трудно найти, — добавил Боб Винсент. — Времени у нас мало, вот что плохо. Было бы время, может, и удалось бы обнаружить какую-то связь между Силбером и теми, кто прислал ему инструкции и деньги. Наверное, это те самые люди или соучастники тех, что захватили самолет и бомбы. Они каким-то образом нашли Дэйва Силбера и навели справки о состоянии его здоровья. Лью правильно сказал, — кивнул Винсент в сторону Керби, — Силбер — живой труп. Не протянет и нескольких месяцев. Мы уже выяснили о нем все, что было можно за такой короткий срок. Судимостей не имеет. Жена и дети выехали за границу три дня тому назад. Раньше жили в Чикаго. Их соседей и знакомых старательно допросили. Жили они в страшной бедности. Если бы не соседи, у них несколько месяцев назад умер бы ребенок. В городских трущобах такого рода истории — не редкость. Нет денег, нет врача, нет… — Винсент пожал плечами. — Короче говоря, кто-то из старых знакомых, наверное, встретил его. Но, вероятнее, подробно разведал все о его болезни и нищете, которые одолели семью. Если они знали и характер Силбера, то сразу поняли, что нашли того, кто им нужен. Силбер заботится не о себе, а о своей семье. Его страховку, как мы узнали, аннулировали больше года тому назад. Он медленно умирал с мыслью, что ничего не оставляет жене и детям, кроме горькой памяти о себе. Как вдруг приходит пакет, а в нем инструкции, запечатанный конверт, который надо в указанное время передать полиции Сан-Франциско, и в придачу десять тысяч долларов. Я уверен, что в Европе его семья должна получить еще какие-то деньги.

— Если о нем знали те, кого мы ищем, — вмешался Шеридан, — то не исключено, что он когда-то тоже имел отношение к авиации. Не может ли это как-то натолкнуть на след? Проверяли?

Винсент кивнул.

— Да, вы правы. В сорок третьем Дэвид Силбер был курсантом летного училища. Учился в Келли-Филде вблизи Сан…

— Я знаю, где это. Можем ли мы чем-то помочь?

— Подполковник с нашими людьми уже работает над этим. — Винсент посмотрел на Бейерсдорфа. — Больше ничего мы не можем сделать, пока не дождемся от Ховинга…

— От этого осла?

— Возможно, так, генерал, но что касается своих вычислительных машин, он правду говорит. Они имеют лучшую систему в мире. — Винсент откинулся в кресле и затем продолжил:

— С ними тут никто не сравнится. Чтобы проверить сотни возможных вариантов, нам пришлось бы затратить много месяцев. А поскольку с тех пор прошло много лет, эти сотни вариантов разветвились на десятки тысяч. По тогдашнему списку не установишь, кто когда погиб или умер, и приходится проверять до конца каждого. Компьютеры выполняют такие поиски за считанные минуты — конечно, если программа составлена правильно. А нам надо было найти каждого курсанта тех времен, когда Силбер впервые надел форму, и проследить всю их дальнейшую жизнь. Это процесс чрезвычайно разветвленного отбора, и тут мало даже скорости ЭВМ.

— Как там президент? — У Артура Шеридана все стояла перед глазами картина, как ударная волна после ядерного взрыва крушит Белый дом. — Крайдеру наконец удалось уговорить его покинуть Вашингтон?

— Нет, — ответил Винсент. — Я сегодня уже несколько раз разговаривал с Крайдером. Они намерены вывезти президента из столицы вопреки его желанию. Даже насильно, если придется. Секретная служба имеет такие полномочия на случай, если президенту угрожает опасность.

— Следовательно, сам президент до сих пор не понял этого! — повернулся Шеридан. — Наверное, полагается на Ховинга с его компьютерами!

— Возможно, он прав, — тихо проговорил Винсент.

— Дай бог, чтобы это было так, — буркнул Шеридан. — Видели вы когда-нибудь, как взрывается такая игрушка?

— Атомная бомба?

— Да.

Винсент покачал головой.

— Нет, не видел. — Улыбка уже сходила с его лица. — И надеюсь никогда не увидеть.

— Я тоже надеюсь, — тут же подхватил Шеридан, — но я видел, Боб. — Он на минуту задумался, вспомнив весь ужас этого.

— Речь идет о чем-то большем, чем президент, — молвил Винсент. — Не забывайте про конгресс. Про Пентагон. Про другие государственные учреждения. А иностранные дипломаты? Перечисление можно продолжить. Президент сказал Крайдеру, что сейчас как раз происходит большое международное совещание. Если бы он исчез без объяснений, причем без абсолютно правдоподобных объяснений, которые удовлетворили бы самых недоверчивых людей в мире, могла бы возникнуть страшная паника. Одни только слухи о таком шаге приведут к лавиноподобной реакции. Вы забыли, генерал, что до сего времени в прессу не просочилось ни слова о похищении атомных бомб. Таков был приказ Белого дома. — Лицо Винсента отражало его внутреннее сомнение. — Не знаю, правилен приказ или нет, но слава богу, не мне пришлось решать этот вопрос. Ибо каким бы ни было решение, оно все равно окажется неправильным.

— Как вы можете…

Винсент, махнув рукой, прервал его:

— Генерал Шеридан, дело в том, что мы до сих пор не знаем, где бомбы. Мы только выдвигаем предположения. У нас нет…

— Знаю, знаю! — воскликнул Шеридан. — Письмо может означать все что угодно и может ничего не означать. Оно даже может завести нас на ложный путь. Я угадываю вашу мысль и очень сожалею, что мне нечем вам возразить. Бомбы могут быть где угодно в первом попавшемся из сотни городов. Одна, скажем, в Лондоне, вторая в Токио, третья в Мехико… — Он почти задохнулся от гнева и тихо закончил: — Где угодно…

Керби встал, потянулся.

— Я… — и замолчал, услыхав звонок внутреннего телефона. Он нажал кнопку. — Керби слушает.

— Мистер Винсент с вами, Лью?

— Да, он тоже слушает. Что там у вас?

— Силбер заговорил. Он требует немедленной встречи с мистером Винсентом. Говорит, это чрезвычайно важно.

Керби посмотрел на Винсента. Тот уже направлялся к двери.

— Который сейчас час, мистер Винсент?

Винсент пристально посмотрел на Силбера. Впервые их единственный свидетель, который мог знать, где им искать бомбы, казался взволнованным.

— Я проспал больше, чем рассчитывал, — сказал он. — Эти таблетки… Я должен передать вам сообщение ровно в одиннадцать вечера.

Винсент посмотрел на часы.

— Вы опоздали на десять минут. Сообщение входит в ваши инструкции?

— Да, да. Вам надо посмотреть на гору. В полночь! — Силбер задыхался. — Ровно в полночь!

В этом было что-то чрезвычайно важное. Винсент следил за Силбером, сощурив глаза. Надо было изменить тон.

— На какую гору? — прервал он.

Силбер еще раз глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Она называется Горгонио.

— Горгонио! — воскликнул генерал Шеридан, но Винсент взмахом руки попросил его замолчать.

— Гора Горгонио?

— Да, да. Правильно.

Винсент заметил, что Бейерсдорф уже исчез из комнаты. Не отрывая взгляда от лица Силбера, он спросил:

— Может, вы скажете нам, почему, мистер Силбер? — Он снова перешел на вежливый тон.

Силбер медленно покачал головой.

— Нет. Я больше ничего не знаю. В инструкции было написано только это. Сказать вам, чтобы вы посмотрели на гору Горгонио ровно в полночь. Поверьте мне: это все, что я знаю. — Он смотрел на них бессмысленными глазами.

В соседней комнате подполковник Бейерсдорф уже пытался связаться по прямому проводу с авиабазой Нортон. Одновременно он крикнул одному из сотрудников, чтоб тот немедленно дозвонился по другому телефону до Джима Крайдера в Белом доме. Дело шло к развязке, ведь и ослу понятно, зачем в полночь надо смотреть на гору Горгонио.

Кто-то собирался устроить там фейерверк.

Бейерсдорф посмотрел на часы.

До полуночи оставалось сорок три минуты.

 

10

Генерал Шеридан, вбежав в кабинет, увидел своего помощника.

— Купера! — гаркнул Шеридан.

Бейерсдорф кивнул.

— Даю экстренный вызов, — быстро ответил тот. — Я сообщу вам, как только…

— А с Крайдером связались?

— Вон там, со второго аппарата, — показал рукой Бейерсдорф. — Пытаемся связаться с Белым домом… Возьмите параллельную трубку, генерал.

Оба припали к телефонным трубкам.

— Слушайте, — холодно прервал Бейерсдорф кого-то на том конце провода, — это вызов чрезвычайной экстренности! Понимаете? Чрезвычайной… Меня не интересует, где сейчас генерал Купер и что он делает. Разыщите его — и точка. Он как раз приземляется? Отлично, у вас там машина, немедленно привезите его на оперпункт. Генерал Шеридан ждет с ним разговора… Да нет, черт вас возьми! Не кладите трубку! Оставьте связь открытой и ткните трубку прямо в ухо генералу Куперу, как только он зайдет. Выполняйте. — Бейерсдорф прикрыл микрофон рукой и повернулся к Шеридану. — Вы все слышали, генерал.

— Хорошо. — Шеридан посмотрел на агента ФБР, который дежурил возле второго аппарата. — Дозвонились в Белый дом?

— Сейчас соединят с Крайдером, сэр.

Шеридан повернулся, увидев Боба Винсента и Лью Керби, которые подходили к нему.

— С минуты на минуту меня соединят с Маркусом Купером на Нортонской базе ВВС. Ваш агент пытается дозвониться к Крайдеру со второго аппарата. А вы могли бы… Керби, вызовите по линии срочной связи Пентагон. Начальника штаба ВВС. Используйте код номер шесть «Красное крыло». С его помощью вы свяжетесь с начальником штаба напрямую, независимо от того, где он и что делает. И не беспокойтесь об Объединенном комитете начальников штабов. Этот код автоматически включит их в разговор.

Винсент с видимым нетерпением ждал, когда же наконец можно задать вопрос.

— Генерал, а где она, эта гора Горгонио?

— Она называется Сан-Горгонио, — поправил Шеридан. — Высокий пик около одиннадцати тысяч футов высоты. В гряде Сан-Бернардино.

— А где это? — спросил Винсент.

— Милях в двадцати на восток от городка Сан-Бернардино. Милях в восьмидесяти или, может, в девяноста на восток от Лос-Анджелеса.

— Скажите откровенно, генерал. Думаете ли вы…

Шеридан опередил его вопрос:

— Какая, черт возьми, польза от наших мыслей? Они начали действовать — это главное. Лично я не знаю, заложили ли они там одну из бомб, но что остается нам делать, черт возьми? Мы должны исходить из предположения, что она там. И сделать все, чтобы разыскать ее в течение ближайших тридцати минут. — Шеридан изо всей силы ударил кулаком по ладони: — Проклятье! Ведь в том районе целые россыпи мелких поселков. Что если эта штука в самом деле взорвется в полночь?.. А я уверен, что она уже там и на боевом взводе… Мы должны выступить с предупреждением. Смогут ли ваши люди позаботиться об этом?.. Хорошо. В районе опасности должны работать все радио- и телевизионные станции. Они подключены к экстренным каналам связи. В случае необходимости мы сможем использовать и постоянно действующие линии экстренной связи противовоздушной обороны. Радиосообщение должно быть сжатым и убедительным. Каждому — в помещение и оставаться там! На это как раз и хватит времени. Объясните им, что самолет с бомбой на борту потерпел аварию над Сан-Горгонио, что он горит и существует угроза взрыва. Это положит конец паническим слухам о нападении извне. Когда свяжетесь со штабом противовоздушной обороны, — я к нам присоединюсь, как только смогу, — растолкуйте им там все как можно убедительней, чтоб они сгоряча не нажали там какие-нибудь красные кнопки.

Винсент повернулся к людям, которые сопровождали его.

— Вам ясно? Немедленно выполняйте. — Отдав этот приказ, он снова повернулся к Шеридану.

— Вы говорили что-то о поисках бомбы. Это реально?

— Шанс есть.

— Какой?

— Не знаю. Это зависит от… — Шеридан мгновенно прервал разговор, когда Бейерсдорф указал ему на телефон. — Боб, возьмите параллельную. Я хочу, чтоб вы были в курсе дел. — Сам он выхватил трубку из рук Бейерсдорфа. — Генерал Купер?.. Да, это Артур Шеридан. Минутку… Тут у нас Боб Винсент из ФБР. Он будет слушать наш разговор и, возможно, захочет включиться.

Винсент, взяв параллельную трубку, кивнул Шеридану.

— Генерал, нельзя терять ни секунды. Слушайте меня внимательно, — быстро и выразительно сказал Шеридан.

Винсент услыхал, как генерал-майор Маркус Купер затаил дыхание. Он только что приземлился на реактивном истребителе, телефонную трубку ему ткнули прямо в лицо, как только он вбежал в оперативный пункт базы, и вот теперь офицер, ниже его по званию, рычит на него тоном сержанта, который муштрует новобранцев. Маркус Купер знал Артура Шеридана. Они когда-то служили на одной базе, и он видел, какой высокой репутацией пользуется этот бригадный генерал. Он также хорошо понимал, что в чрезвычайных ситуациях не стоит цепляться за субординацию.

— Я вас слушаю, Арт.

— Вам известно про С-130, который пропал без вести с пятью бомбами на борту, так?

— Конечно, я в курсе. А разве…

— Пока что без вопросов, сэр. У нас нет времени вдаваться в детали, но есть все основания считать, что одна из этих бомб заложена где-то на вершине Сан-Горгонио. Через тридцать минут она должна взорваться. Три сотни килотонн: вы знаете, что будет, когда она взорвется.

Во время короткой паузы Купер лихорадочно обдумывал то, что уже было ясно Артуру Шеридану. Сан-Горгонио торчала в двадцати милях от Нортонской базы ВВС, которой командовал он, генерал Маркус Купер. Под его началом находились три эскадрильи вертолетов. Одна для спасательных операций на море, вторая — для операций особого назначения и третья — для учебных занятий. Каждая эскадрилья имела по шесть мощных машин конструкции Сикорского. Из этих восемнадцати вертолетов в строю могло быть по меньшей мере двенадцать-пятнадцать, и не меньше четырех — в постоянной боевой готовности. Это означало, что четыре скоростных вертолета уже через несколько минут могут подняться в воздух. От двух до шести машин можно будет поднять немного позже, но они вряд ли понадобятся. Сейчас дорого каждое мгновение. Ведь до полуночи остается всего тридцать четыре минуты.

Еще тридцать четыре минуты — и триста тысяч тонн ада могут вырваться на волю.

Несколько секунд оба генерала думали об одном и том же. Дальше их мысли разошлись.

— Генерал Купер, крайне необходимо, чтоб к Горгонио немедленно вылетели вертолеты искать бомбу. Мы должны…

— Все ясно, Артур, — отозвался Купер. — Времени я не терял. Поскольку нам необходимо еще несколько минут на разговор, я уже отдал приказ поднять в воздух вертолеты, которые находились в положении боевой готовности. Они уже летят. Но, чтоб достичь горы, им нужно время. Это не просто двадцать миль лета. К сведению мистера Винсента… Он на проводе, сэр?

— Я слушаю, генерал.

— Так вот, знайте, вертолеты должны еще подняться на три с половиной тысячи метров, иначе они не смогут осмотреть местность. И нужен самолет, который будет сбрасывать для них осветительные бомбы. Мы используем все, что есть в нашем распоряжении. Осветительные бомбы, прожекторы, а если потребуется, то и спички. Пока мы с вами разговариваем, мои летчики получают по радио информацию об обстановке. Будет установлена прямая связь с Федеральным управлением авиации, чтоб ни один гражданский самолет не залетел в опасную зону, и мы оповестим губернатора Калифорнии и других официальных лиц. Все это уже делается. Но боюсь, что вы не представляете себе, как невероятно трудно отыскать…

— А группы радиационной разведки? — вмешался Винсент.

— Ха! Пустое дело, мистер Винсент. Эти штуки не дают утечки радиации. Вы можете установить дозиметр хоть под самой бомбой — он ничего вам не покажет. Вы должны… то есть мы должны увидеть ее собственными глазами, а затем попробовать обезвредить. — Генерал Купер сделал паузу. — Вот в чем проблема, Шеридан. Способны ли они будут обезвредить эту проклятую штуку без экспертов? Есть какие-нибудь блестящие идеи?

Шеридан выругался. Искать экспертов не было времени.

— Тут только две возможности, — ответил он, стараясь преодолеть чувство тошноты. — Ведь они имеют на вертолетах автоматическое оружие, так?

— Имеют. По два пулемета на каждой машине.

— Если они найдут бомбу, то пусть немедленно расстреляют ее прямой наводкой.

— Что-о?

— Именно так, — повторил Шеридан. — Механизм при этом выйдет из строя, и ядерное устройство не сработает.

— А самовзрыватель бомбы?

— Что ж, придется рискнуть. Вторая возможность — забрать бомбу на борт и сбросить ее в какую-то дыру наподобие Долины Смерти, но на это не хватит времени. Наша единственная надежда, — Шеридан, как мог, нажал на эти слова, — это найти бомбу и разрушить ее ядерный механизм. Если мы этого не сделаем, — он снова повысил голос, — ровно в полночь она взорвется.

— Генерал Купер, говорит Винсент. Какая она из себя, эта гора?

— Хуже быть не может, — сердито бросил Купер. — Высокая, с очень неровной поверхностью. Там совсем темно. Мы можем использовать только осветительные бомбы и прожекторы вертолетов. Но это еще не все. — Купер поймал себя на том, что заранее защищает своих ребят, которые выполняют задание. — Вертолетчики будут работать в ночной мгле, и многого ожидать от них не приходится. Ко всему еще и погода просто паскудная. Переменная облачность, сильный ветер, и моросит дождь. Учитывая погодные условия, расстояние и необходимость набрать высоту, они будут иметь всего минут пять или, в лучшем случае, десять собственно на поиск. — Слышно было, как Маркус Купер глубоко вдохнул воздух и добавил: — Я хочу, чтоб вы оба знали: шансов обнаружить эту бомбу у нас не больше, чем найти в аду комок снега…

— Но мы должны попробовать, генерал Купер!

— А какого черта, по-вашему, я послал свои вертолеты, Винсент?

— Извините, генерал. Мы тут дошли до ручки…

— Только без паники! — резко оборвал Купер. — Я заканчиваю разговор. Должен связаться непосредственно с экипажами вертолетов.

— Можем ли мы оставить открытой эту линию связи?

— Безусловно. На этом конце провода будет дежурить майор Уилкинс.

— Так что мы ищем?

— Ты разве не слыхал, Туз? Атомную бомбу.

— Да ты, брат, с ума спятил, не иначе.

Капитан Даймонд, по прозвищу Туз, выругался мысленно, когда по его мощному вертолету захлестали порывы шквального ветра. И чем выше они поднимались, тем хуже становилась погода. Ко всем чертям такие вылеты. Если б хоть лететь низко, то ладно уж. Ибо тяжелая машина Сикорского набирала высоту очень медленно. Они получили приказ гнать машины на пределе возможностей, не жалея двигателей.

— Джек, вызови-ка базу. Скажи им, что нам нужен радар. Мы в густой туче, и, если через минуту из нее не выберемся, я катапультируюсь. Все, чего мы достигнем, — буркнул Даймонд, — это оставим несколько царапин на стекле.

Второй пилот включился в переговоры с постом радиоконтроля Нортонской базы ВВС. Оттуда сообщили, что сигналы с вертолета принимают четко и будут корректировать его полет. До сего времени они летели правильным курсом и теперь будут иметь также радиолокационное прикрытие. Даймонд нажал кнопку внутренней связи, вызывая своего радиста.

— Чак, расскажи-ка мне еще раз все по порядку. Все включились?

Радист не успел ответить.

— Сэр, сейчас будет говорить генерал Купер. Он выходит на прямую связь со всеми нами.

Внимание Даймонда разделилось: он вел вертолет и в то же время вслушивался в надтреснутый голос, что звенел в его наушниках.

— Говорит Купер. Я изложу вам обстановку сжато и откровенно. Поступили достоверные сведения, что где-то на горе Сан-Горгонио размещено ядерное устройство. Вы должны попробовать найти это устройство. Хотя это не легче, чем искать иголку в стоге сена. Мощность бомбы триста килотонн. По своим размерам она не больше, чем обычный чемодан, и, насколько мы можем догадываться, она или закопана в землю, или как-то замаскирована. Но я требую, чтоб вы приложили все возможные усилия. У меня есть информация, что ядерное устройство сдетонирует ровно в полночь. То есть в двадцать четыре ноль-ноль, сегодня. Сделайте все, что в ваших силах. Я знаю, чего это вам будет стоить, но важность вашей миссии невозможно переоценить. Сейчас самолет начнет сбрасывать над горой осветительные бомбы, чтоб вам было виднее. Если вы будете иметь основания считать, что засекли цель, — а вероятнейшей ее приметой будет антенна того или иного вида, не пытайтесь взять бомбу на борт. Вам надлежит расстрелять это ядерное устройство из своего автоматического оружия. Повторяю: если вам покажется, что вы видите бомбу, примените против нее ваше автоматическое оружие. Будьте готовы к возможному взрыву. Бомба имеет химический заряд — составную часть ядерного устройства, — и именно этот заряд вы должны попробовать подорвать. Там примерно килограмма полтора пластического взрывчатого вещества, поэтому по возможности держитесь на расстоянии. Что касается самого ядерного заряда, то его вы подорвать не сможете, это исключено. А сейчас слушайте меня внимательно, — после короткой паузы продолжил генерал Купер. — Мы поддерживаем с вами связь на протяжении всего полета. Но если по той или иной причине радиосвязь с нами прервется, тогда ровно в двадцать три часа пятьдесят пять минут, за пять минут до полуночи, вы все оттуда улетайте. Поняли? За пять минут до двенадцати — удирайте! На предельной скорости вертолетов, все время на бреющем полете! Я хочу немедленно услышать подтверждение. «Красное крыло один»?

— «Красное крыло один» — вас понял, подтверждаю.

Остальные также выкрикнули свои позывные:

— «Красное крыло два» — подтверждаю…

— «Красное крыло три» — подтверждаю…

— «Красное крыло четыре» — подтверждаю…

— «Майк первый», вы слышали?

В радиоперекличку включился транспортный самолет, что кружил над Сан-Горгонио:

— Да, сэр. «Майк первый» — вас понял, подтверждаю.

— Ну желаю вам всем удачи.

Генерал Маркус Купер отошел от микрофона. Его сменил, чтоб поддерживать непрерывную связь, офицер радиолокационного поста.

Когда они достигли горы, на поиски осталось немногим больше десяти минут. И вот тогда время поиска сократилось еще.

— «Красное крыло три» вызывает «Красное крыло ведущего». Несчастье, несчастье, несчастье!

Люди оцепенели — ив воздухе, и на земле. Вертолет в опасности — на высоте свыше двух миль, ночью, при плохих погодных условиях…

— «Ведущий» вызывает «Третьего»! Что там у вас?

Голос пилота звучал очень спокойно, если учесть содержание его рапорта:

— У нас загорелся двигатель. Огонь охватил уже всю машину. Думаю, нам придется выброситься. Прием!

— А огнетушитель? — гаркнул Даймонд.

— Поздно, ведущий. Мы…

Вмешался Нортонский центр управления:

— Центр вызывает «Красное крыло три». Старайтесь продержаться в своей скорлупе как можно дольше и идите по ветру. Как поняли?

— Принято, Центр. — «Красное крыло три» чрезвычайно сжато доложил о своем положении. Остальные летчики видели, как из вертолета, который быстро снижался, вырываются густо-красные языки пламени. — Не знаю, сколько еще выдержим. Становится очень жарко. — Пауза. — Эге! Плохи дела, Центр. Начинаем разваливаться на куски. Мы вынуждены немедленно оставить…

Они увидели, как ниже охваченной огнем машины вспыхнули три белых пятна — то раскрылись парашюты. И почти сразу же вертолет взорвался — к небу поднялся столб оранжевого пламени.

— Кто-нибудь видит еще парашюты?

Но все видели только три купола, что развернулись в небе ниже огненного смерча.

— Мы видим только три, ведущий.

— Только три. — Пауза. — Больше ничего, ведущий.

Еще одна вспышка пламени. Остатки вертолета упали на склон горы.

В нем было пять человек экипажа.

Кто-то из пилотов, забыв, что канал связи открыт, грязно выругался.

— «Красное крыло ведущего» вызывает «Второго» и «Четвертого». Снижаемся. Начинаем искать эту дрянь…

— Президенту сообщили?

Винсент, прикрыв рукой микрофон телефонного аппарата, утвердительно кивнул Шеридану.

— Да, сообщили. Мы поддерживаем постоянную связь с его канцелярией. — Какое-то мгновение Винсент молчал, погрузившись в размышления. — А как с зоной безопасности?

— Все, что мы могли сделать немедленно, уже сделали, — ответил Шеридан. — Оповещены все полевые аэродромы, все инженерные части. Оповестили население. Поднят по тревоге весь, какой только можно, медицинский персонал. Если произойдет взрыв, мы немедленно вышлем на места спасательные команды. Кстати, вы поддерживаете связь с Белым домом?.. Хорошо. Сообщите им, что мы уже принимаем меры против возможного распространения радиоактивных осадков. Подняты в воздух самолеты дозиметрического контроля. Они уже летят из Невады. И… короче, скажите им, что мы готовы ко всему.

— А я и не подумал про радиоактивные осадки, генерал. Это в самом деле опасно?

— Еще бы.

Лаконичный ответ генерала был красноречивей любой речи. Винсент снова повернулся к телефону.

Шеридан и Бейерсдорф уже провели короткое совещание с Нортонской базой ВВС по поводу ожидаемого распространения по ветру огромных масс осадков с высоким уровнем радиации.

Бомба должна взорваться где-то на склоне горы. Взрыв срежет всю вершину и… Шеридан представил себе огненное облако диаметром в шестьсот метров, которое вначале стелется по земле, а потом стремительно поднимается вверх, выбросив в небо десятки тысяч тонн радиоактивных частиц, большинство которых выпадает вскоре после взрыва.

— Кажется, я что-то вижу!

— Что именно?

— Не знаю, Туз. Похоже на какую-то гибкую антенну. Посвети-ка немного левее… Ага! Вон она! Видите, как от нее отражается свет?

— К черту! Все равно мы пока ничего больше не засекли!.. Морнарти! Бэлстер! Вы видите ту штуковину?

Оба стрелка, повиснув на своих предохранительных поясах, высунулись в открытый боковой люк и стали вглядываться в темноту.

— Да, сэр! Видим. Вы хотите, чтоб мы по ней врезали?

— Именно так! — гаркнул Даймонд. — Я буду удерживать равновесие, а вы цельтесь. «Ведущий» вызывает «Четвертого». Вы все слышали?

— Да, «Ведущий», «Четвертый» понял. Мы отходим.

— Я «Второй». Приказ принят.

— Огонь! — заорал Даймонд.

Вертолет содрогнулся всем своим огромным корпусом: стрелки открыли огонь.

— Шеридан! Вы слушаете?

— Слушаю, генерал.

— А Винсент?

— Я тут, генерал Купер.

— Хорошо, — бросил в трубку Маркус Купер. — Мы закругляемся. Вышли из лимита времени. Я приказываю вертолетам лететь прочь от горы.

— Но генерал…

— Они не могут больше оставаться там! — закричал Купер. — Мы сделали все, что могли. Остается только четыре минуты до полуночи, и я не намерен убивать своих ребят. Они подобрали одного из тех, что выбросились, но мы даже приблизительно не знаем, где приземлились двое других. Если они немедленно на полной скорости не начнут отходить, их разобьет ударной волной. Вот так!

В трубке послышались приглушенные голоса пилотов, которые подтвердили, что приняли приказ лететь прочь на максимальной скорости.

— К вашему сведению, — продолжал Купер, — они сделали все, что было в человеческих возможностях. «Ведущий» даже расстрелял какой-то подозрительный предмет, но, кажется, они раздолбали только какую-то метеостанцию. Сожалею, но больше мы ничего сделать не можем. Мистер Винсент!

— Я слушаю.

— Если мы до сих пор на связи с Белым домом, вам следовало бы сообщить президенту о ситуации.

— Да, конечно. Благодарю.

Руки Винсента были словно свинцом налиты, когда он взял трубку второго телефона. Ожидая, пока отзовется президент, он посмотрел на настенные часы.

Две минуты до полуночи.

Сан-Горгонио была от Сан-Франциско за четыреста двадцать миль по прямой. Винсент все еще держал телефонную трубку, когда невольно выглянул в окно.

Полночь наступила — он понял это сразу.

 

11

Аллен Кларк любовался ярким многоцветием огней Лос-Анджелесской долины, которую хорошо было видно сквозь разорванные облака. Небо вдали как будто очистилось. Кларк повернулся к жене, сидевшей рядом, и немного откинулся назад, чтоб его услышали также двое пассажиров на заднем сиденье мини-самолета.

— Похоже, будто проясняется там, впереди, — сказал он, стараясь перекричать грохот мотора. — Метеостанция Феникс сообщает, что фронт непогоды проходит как раз над грядой Сан-Габриел. Они дают хороший прогноз.

Жена не разделяла его оптимизма.

— Это случится впервые за три недели, если их прогноз оправдается, — сдержанно заметила она. — Но я пока ничего хорошего не вижу.

Приятель Кларка, который сидел сзади, коснулся его плеча.

— Аллен, на какой мы высоте?

Кларк показал на высотомер.

— Двенадцать тысяч футов. А что?

Приятель с опаской повел рукой и спросил:

— Разве тут вблизи нет очень высокой горы?

Аллен Кларк захохотал.

— Да ты соображаешь, как настоящий второй пилот, — сказал он, чуть не захлебываясь от смеха. — Гора такая, и правда, есть. Сан-Горгонио.

— Так не следовало ли бы нам…

— Посмотри в левый иллюминатор, Фред, и ты увидишь ту самую гору, которая так тебя беспокоит. Она стоит где-то в полумиле от нас и метров на триста ниже. — Кларк снова добродушно засмеялся, а затем посмотрел на часы. — Около полуночи, — сказал он. — Сейчас я вызову Лос-Анджелес, и мы узнаем, какая погода над Санта-Барбарой.

Он настроил приемник на частоту станции, которая контролировала полеты, а передатчик — на 122,1 мегагерца.

— Вызываю Лос-Анджелес. Говорит «Команч» шесть-шесть-восемь-Питер. Прием.

Они сегодня не медлили, отозвались сразу:

— «Команч» шесть-шесть-восемь-Питер, говорит радио Лос-Анджелес. Немедленно сообщите ваши координаты. Прием.

Ответа не было.

— Шесть-шесть-восемь-Питер, почему молчите?

Аллен Кларк не отвечал.

В этот миг ему уже выжгло глаза.

Четыре человека в этом легком самолете были первые, кому суждено было узнать, что на вершине горы Сан-Горгонио взорвалась атомная бомба мощностью в триста килотонн. Им суждено было узнать об этом первыми, но они так ни о чем и не узнали. Невероятная вспышка света в его чистом виде уничтожила сетчатую оболочку их глаз. И в тот самый миг, когда гортань Аллена запульсировала, чтобы закричать, самолет обдало страшным жаром, и решительно все — краску, металлическую обшивку, плексиглас и человеческие тела — испепелило в пламени взрыва.

Это случилось слишком быстро, и ни один стон не успел вырваться в ответ на этот нечеловеческий ужас. Огненный шар достиг уже полумили в диаметре, и ударная волна от ядерного взрыва поглотила маленький самолет в могучем потоке энергии, которая вырвалась на волю.

Ровно через тридцать секунд после полуночи 29 июня электрический импульс привел в действие механизм, спрятанный на вершине горы Сан-Горгонио в контейнере размером с чемодан.

Произошел взрыв тактического ядерного заряда. На том месте, где он был, начала свою бурную жизнь крохотная звездочка, температура которой — сто миллионов градусов — намного превышала температуру солнечных недр. Она излучала световые волны, как в видимой, так и в инфракрасной части спектра, а также потоки заряженных частиц, но человеческое зрение воспринимало все это как одну ужасную слепящую вспышку.

В трехстах тридцати милях на восток на высоте сорока тысяч футов летел реактивный пассажирский самолет авиакомпании «Америкен-Эйрлайнз». Со временем его пилот расскажет:

— Мне показалось, будто солнце — ну да, именно солнце взорвалось! Вся южная Калифорния была словно охвачена пожаром. Я не знал, что случилось, и действительно подумал, что взорвалось солнце. С нашей высоты всю юго-западную часть страны стало видно как на ладони. Свет отражался от горных вершин, что лежали под нами. Мы летели на север, и свет возник слева, но в то же мгновение горы отразили его во все стороны. Я повернулся, чтоб посмотреть налево, и в глаза мне будто вонзились два ледяных осколка, но зрение я все-таки сохранил, и тогда — о пресвятой боже! — я увидел то огромное облако, которое все увеличивалось и краснело, поднимаясь в небо, пока, наконец, не исчезло из глаз. Наверное, оно высилось над горизонтом секунд пятнадцать или, может, двадцать. Это было чудовищное зрелище, оно меня ужаснуло, и только тогда я все понял. Взорвалась атомная бомба. Никто из нас не знал тогда, что же, черт возьми, будет дальше…

В двадцати милях от вершины Сан-Горгонио, на узкой дороге, что петляла между скал, полисмен Стен Пауэрс вдруг увидел, как ночь исчезла и все вокруг осветила чрезвычайно яркая вспышка. В тот момент между Пауэрсом и вершиной Сан-Горгонио высился скальный массив. Стен Пауэрс очумело вытаращил свои потрясенные ярким светом глаза и увидел вокруг себя удивительный — словно на фотографическом негативе — отпечаток действительности. К тому времени, когда он немного опомнился, машина заехала в придорожный ров и перевернулась на бок. Пауэрс подумал, что где-то вблизи взорвался динамитный заряд, и схватился за пистолет. Но тут до него дошло, что он не слышал ни единого звука. И в это мгновение до узкого прохода между скалами, где он стоял, добежала ударная волна, которая вспенила грунт под ним и вокруг пыльным смерчем. Пауэрс инстинктивно поднял кверху руки, когда на него посыпался град камней, причиняя ему нестерпимую боль. И вот тогда он услышал какой-то будто приглушенный рев. Весь окровавленный, полисмен Пауэрс наконец выбрался из-под камней. Вокруг него вихрилась пыль, и он закрыл глаза, а потом вспомнил о своем карманном фонарике. Включив его, он побежал на открытое место. В его ушах еще долго звенели громовые раскаты небесных литавров.

Пауэрс обошел голую скалу и замер в оцепенении, он перекрестился, не соображая, что делает. В двадцати милях от него, над срезанной вершиной Сан-Горгонио, горбилось какое-то страшилище, которое раз за разом швыряло в небо огромные камни из самой преисподней. Этот уродливый джинн рвался вверх из недр планеты, он дымил и корчился, извергал языки темно-красного пламени, закручивался огненным смерчем, ужасающе увеличивался в размерах и глухо, грозно гремел…

Полисмен Пауэрс вдруг понял, что, стоя на коленях, он видит само пекло.

«Я был на вечере открытия ночного клуба «Красная дверь» в Редлендсе, который расположен, как я потом узнал, милях в двадцати на юг от Сан-Горгонио. — Репортер Дик Слейтер закурил новую сигарету и снова опустил пальцы на клавиши пишущей машинки. — Я помню, как посмотрел на часы: была полночь. Вот тогда это и стряслось. Я сидел спиной к окну, и впечатление было такое, будто одновременно вспыхнули миллионы ламп-«молний». Был только свет — жуткий белый свет, такой резкий, что в нем невозможно было что-то увидеть. Казалось, что слепящая вспышка убила все живое на земле и даже время остановилось. В тот миг я, конечно, не знал, что источник света находился в двадцати милях, на вершине Сан-Горгонио. Я лишь инстинктивно почувствовал: случилось что-то страшное. Свет был просто нестерпим. Я оглянулся вокруг и выглянул в окно. Небо все еще было освещено так, словно господь бог упразднил ночь.

Я хорошо помню, что все увиденное мною было словно впечатано в огненный фон: кафе «Пеликан», ярко-красный автомобиль, бензозаправочная станция напротив, окружающие горы, которые по мере затухания света становились багряными. Я помню, как выбежал на улицу. И вместе со мной десятки людей. Кто-то закричал, и все мы повернулись к северному восходу.

Там, высоко над холмами, которые отделяли нас от Сан-Горгонио, и даже выше той горы, бурлил чудовищный ярко-красный шар. Раскаленный вихрь стал подниматься в небо, багровея по краям, а затем и в середине. Мы вытаращили глаза, словно младенцы, которые вдруг увидели, как страшный сон становится явью. Припоминаю, кто-то закричал: «Господи, это же атомная бомба!» Я не помню кто. Возможно, даже я сам».

«Мы были в тридцати пяти или, возможно, сорока милях от горы. Знаете, где Твенти-Найн-Палмз? Наверное, все-таки в сорока милях. Конечно же, мы все видели с самого начала. Когда вспыхнул свет, мы были на кухне. Нам показалось, будто весь мир вдруг стал ослепительно белым. Кто-то пронзительно закричал, а когда я немного опомнился, свет уже начал желтеть. Никаких звуков, кроме крика, мы не слышали. Мы выбежали из дома и посмотрели в сторону Лос-Анджелеса. Помню, я сразу подумал: это атомная бомба. То есть атомное нападение, понимаете? На Лос-Анджелес, подумал я. Когда посмотрел в сторону города, я сразу понял: все-таки в самом деле случилось что-то ужасное. Я закричал. Весь небосвод, от края до края, был все еще окрашен в желтый свет, но вот он начал меняться. Свет сначала затрепетал, словно край земли разогрелся до белого каления. Со временем он стал… как бы вам сказать… ослепительно-зеленым, и все время мигал и вспыхивал, постепенно приобретая фиолетовый оттенок. Потом наступила темнота. Но в той темноте проблескивало что-то розовое, и это было ужасно.

Какой-то огромный шар. Блестящий красно-черный шар. Не знаю, как можно было ночью увидеть что-то черное, но я в самом деле видел, хотя и до сего времени этого не пойму. Раз от разу были видны белые и голубые вспышки. Так иногда бывает, знаете, когда смотришь на молнию. Оно поднималось все выше и выше. Потом, минут через четыре-пять после того как мы впервые увидели свет, у нас возникло чувство, будто небо раскололось пополам. Никогда ранее я не слышал такого грохота. Я член охотничьего общества и к трескотне привычен. Но тот грохот… словно ружейный залп, только с тысячекратным усилением. Будто кто-то разодрал небо как раз посредине. И так два раза. Дважды трещало по швам небо, и ни на миг не утихал какой-то приглушенный гул.

Но вот шум затих. Рядом со мной стояла моя подруга, и она рыдала. «Это Хиросима, — сказала она. — Хиросима пришла к нам». За всю свою жизнь никогда не переживал я такого панического страха…»

Он этого ожидал. Страшная усталость сдавила ему сердце и мозг. Бригадному генералу Артуру Шеридану приходилось видеть этот свет раньше. И в свое время он молился, чтобы никогда больше такого не видеть. Из Сан-Франциско, за сотни миль на север от Сан-Горгонио, Шеридан и Роберт Винсент увидели, как мерцающая вспышка осветила небеса. Свет быстро потемнел, превратившись в зеленоватое излучение, которое запульсировало, навевая ужас своим дрожащим мерцанием.

Шеридан выхватил из рук Винсента телефонную трубку.

— Крайдер?.. Черт вас возьми, отвечайте же, Крайдер!

— Я слушаю, генерал. Что случилось? У вас такой тон…

— К чертям мой тон! — заревел Шеридан. — Слушайте меня внимательно и подкрутите хвост на полные обороты. Они не шутили! Атомная бомба только что взорвалась на юге от нас и, именно там, где они и угрожали. На горе Сан-Горгонио. Да. Они подорвали эту дьявольскую штуку.

Обменявшись с Винсентом молниеносными взглядами, Шеридан крикнул в трубку:

— Немедленно вывезите президента из Вашингтона! Его жизнь в опасности. Вывезите его независимо от того, желает он этого или нет.

Передав трубку Винсенту, Шеридан обратился к своему помощнику:

— Связь с Пентагоном еще не прервана? Дай-ка трубку. — И снова повернулся к Винсенту: — Вы знаете, что сейчас начнется? В течение часа каждая радиостанция и телестудия будут иметь списки этих десяти городов, и вы станете свидетелем страшнейшей паники, какой вам еще не случалось видеть в своей жизни.

— Что вы собираетесь делать? — тихо спросил Винсент. В этот момент право решать было за Шериданом.

— Не знаю, согласятся ли со мной, — тихо, но решительно ответил Шеридан, — однако я попробую. Я обратился к Объединенному комитету начальников штабов с просьбой повлиять на президента. Они могут. Они могут связаться по радио с его эвакуационным вертолетом. Я попрошу их добиться объявления военного положения, иначе тут начнется конец света. От паники погибнет больше людей, чем от…

Шеридан отвернулся к телефонному аппарату. Ему не надо было заканчивать фразу. Чтоб представить себе картину ближайших часов, богатой фантазии не требовалось.

Сто миллионов человеческих существ вот-вот бросятся бежать.

Охваченные паникой.

Бог не поможет никому, кто окажется на их пути.

 

12

Президент Даулинг занял место за столом. Он терпеливо ждал, пока закончатся последние приготовления с осветительной аппаратурой и установкой телекамер. Все было готово, и они еще имели в запасе шестнадцать минут до трех часов ночи, на которые была назначена экстренная пресс-конференция. Президент дал знак своему помощнику. Том Саундерс что-то сказал двум агентам службы безопасности, которые дежурили в коридоре, и закрыл дверь. Газетчики удивленно переглянулись. Никогда раньше двери не закрывали.

Пресс-секретарь Губитц кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Телекамеры и микрофоны выключены?

Кто-то кивнул.

— Выключены, Эд.

Губитц немного подумал и, наверное, принял неожиданное решение.

— Отключите электропитание, — распорядился он. Переждав удивленные выкрики, повторил: — Отключите электропитание, прошу вас. Президент должен сказать кое-что вам лично.

Президент Даулинг сцепил пальцы рук и наклонился вперед.

— Я хочу обратиться к вам с одной просьбой, — заговорил Даулинг без преамбулы. — Это, возможно, требует от вас определенного компромисса с вашей профессиональной этикой. — Все, раскрыв рты, не сводили с него глаз. — Поэтому, если кто-то не готов пойти на такой компромисс, прошу заявить об этом немедленно, и вас выведут из этого помещения. — Даулинг бросил взгляд на часы и снова посмотрел в зал. — У нас маловато времени, господа, — предупредил он.

Журналисты посматривали друг на друга.

— Я согласен…

— Ну конечно…

— Разумеется.

— Мы вас не подведем, сэр.

— Хорошо. Некоторые детали из того, что я вам сообщу, вы должны сохранить в тайне. Сейчас вы поймете почему.

Все закивали головами, растерянность уступила место нетерпеливому ожиданию.

— Во-первых, приблизительно час тому назад в Соединенных Штатах произошел взрыв атомной бомбы. Это не было ядерным испытанием. И это не было нападением на нашу державу. Бомба взорвалась примерно в ста милях от Лос-Анджелеса, и хотя на данный момент точной информацией мы еще не располагаем, есть основания ждать от этого взрыва много жертв.

Никто не обмолвился ни словом.

— Такова причина этой конференции. Обстановка требует, чтобы президент нашей страны обратился непосредственно к народу. Видеомагнитофонная запись будет повторяться всю ночь и первую половину завтрашнего дня. Господа, вам все ясно?

Журналисты закивали головами, и все обратились в слух.

— Во-вторых, есть основания считать, что атомная бомба может находиться и где-то в столице. — Даулинг снова посмотрел на часы. — Время бежит, и всем нам, возможно, угрожает смертельная опасность, — добавил он почти скороговоркой. — К сожалению, мне больше ничего не известно.

Президент сделал паузу и глубоко вздохнул. Потом обратился к своему помощнику по делам национальной безопасности:

— Стив, пусть кто-нибудь сообщит посольствам, что я выйду в эфир с незапланированной передачей. Мы должны быть уверены, что они примут эту передачу. Пусть их заверят, что мы готовы всячески содействовать им в деле эвакуации любого из их руководящих дипломатов. Используйте прямую связь с Кремлем. Заверьте их, что они получат полную информацию о взрыве бомбы. Я убежден, что они уже знают об этом, но хотел бы избежать каких-либо ошибочных умозаключений с их стороны. И предупредите их, что могут взорваться еще несколько бомб и что… а впрочем, вы сами понимаете, как с этим быть.

Впервые за всю историю человечества заложниками, за которых требовали выкуп, стало население целой страны.

— Сукины сыны! Гнусные выродки! — Лью Керби сжимал и разжимал могучие кулаки, будто жаждал разорвать кого-то на куски. Его лицо перекосилось от злости. — Пусть только они попадут в мои руки, я… я… — В исступлении он так скрежетал зубами, что даже Боб Винсент и генерал Артур Шеридан удивленно посмотрели на него.

— Если ты уже успокоился, — сдержанно сказал Винсент, — то хотел бы знать, что тебя так ошеломило.

— Это все сукин сын Ховинг! — заорал Керби.

Винсент вздохнул.

— Я тебя хорошо слышу, Лью.

Керби напрягся всем телом и глубоко вздохнул, чтоб овладеть собой.

— Уже прошло. Извините.

Винсент усмехнулся, что можно было истолковать как извинение, и Керби продолжал:

— Вы же знаете, что компьютеры Управления национальной безопасности должны были исследовать все досье Силбера. Начиная с сорок третьего, когда он был курсантом летного училища. Ну вот… Это был наш единственный шанс, единственный путь, который мог бы привести к тем, кто стоит за всем этим. Но эти кретины, — со злостью выпалил Керби, — только что завалили все дело. Их компьютеры уже были на мази, когда вдруг захотелось осуществить небольшое исследование по личному почину. Черт бы их побрал всех! — Следуя за выражением лица Винсента, Керби продолжал: — Они, видите ли, решили запрограммировать одну из своих машин на проверку собственной безопасности. Ввели в компьютер все, что надо. Вероятность А, вероятность Б и так далее. И знаете, какую чертовщину выдал им их электронный оракул? — Лицо Керби скривилось от нескрываемого отвращения. — Будто именно они составляют одну из главных мишеней во всей стране! Нет, как вам это нравится? Согласно компьютеру они чуть ли не возглавляют список, и поскольку бомба может быть и в Вашингтоне, то именно им угрожает опасность в первую очередь. А так как заменить их, великих программистов, почти невозможно, то они, видите ли, составляют национальное достояние и так далее. Короче говоря, УНБ эвакуировал большинство своих работников вычислительного центра!

Винсент хорошо понимал Керби. Он сам был крайне возмущен. Втайне Винсент возлагал большие надежды на осуществление в УНБ исследования досье Дэвида Силбера, на электронный поиск, который мог бы дать им какой-то реальный ключ к его сообщникам или по крайней мере к тем, кто выдвинул его на роль связного. То, что Силбера избрали на эту роль чисто случайно, слишком маловероятно. С этой точки зрения компьютеры могут оказать огромную помощь — могли бы оказать, подумал Винсент с глухим гневом. И вот теперь Ховинг и его компания выбили почву из-под их ног, лишив единственной надежды выяснить, кого же, собственно, им следует искать.

Время стало их врагом. А кое для кого времени уже не существовало.

Первые жертвы погибли от теплового импульса и сокрушительной ударной волны.

Теперь настал черед ходячих мертвецов.

Черед тех, кто должен стать жертвой радиоактивных осадков, которые распространялись от места взрыва на крыльях сильных ветров, что дуют с Тихого океана. Взрывом срезало всю верхушку Горгонио, и ревущий огненный шар, который поднялся вверх, засосал в свою утробу миллионы тонн радиоактивной пыли и твердых обломков. Теперь эти обломки должны возвратиться на землю по длинной и неопределенной дуге, повсюду сея смерть.

К счастью, преступники, которые подорвали ядерную бомбу и этим подвергли смертельной опасности многомиллионное население Лос-Анджелесской долины, избрали такую точку, взрыв в которой принес не наихудшее из возможных последствий радиоактивного заражения. Обильнейший дождь радиоактивных обломков выпал на землю на территории заповедника Джошуа-Три, где все живое погибло. Полоса заражения была довольно широкой, чтобы обречь на гибель и ближайшие населенные пункты. Взрыв нанес опустошительный удар по городу Палм-Спрингс, где волна сжатого воздуха повыбивала оконные стекла, снесла крыши и разрушила пристройки. Однако сами дома не очень пострадали, и жители Палм-Спрингса поверили, что легко отделались. То была жестокая ошибка. Вскоре на это курортное местечко — знаменитый оазис среди пустыни — выпал густой дождь из твердых частиц, и примерно в час ночи Палм-Спрингс уже был городом мертвецов.

Правда, его жители еще ходили по улицам, обменивались испуганными криками. Кое-кто сумел спрятаться от этого града камней, но они были обречены наравне со всеми другими. Многие бросились бежать в своих автомобилях, но вскоре и они корчились в жестоких спазмах неудержимой рвоты. Немногим посчастливилось дожить до утра. Их тела будут лежать на много миль вокруг города. Эвакуировать их было бы полной бессмыслицей, ибо от неминуемого конца людей отделяло несколько часов.

Никто не мог предвидеть, кого еще овеет этим дыханием безмолвной смерти. Реактивные самолеты сновали во всех направлениях, измеряя степень радиации с помощью чувствительнейших приборов. Большую часть радиоактивности приняла на себя Калифорния и в меньшей степени — Аризона. Но опасные дозы излучения могли поразить людей также в границах широкой полосы, проходившей через штат Нью-Мексико, северная часть которого, включая города Геллап и Санта-Фе, могла получить чувствительный удар уже обессиленного демона. Будут и другие очаги радиации, хотя и не такие смертоносные для живых существ — в границах чуть ли не целого континента.

Бригадный генерал Артур Шеридан безошибочно предвидел ход событий. Даже война не смогла бы вызвать такой бурной, прямо-таки взрывной реакции населения в больших американских городах. Можно было бы спасти тысячи жителей, открыто порекомендовав эвакуацию. Но требовать от населения спокойствия, в то время как из Вашингтона летят сообщения об экстренной эвакуации персонала посольств, дипломатов и политиков, означало переоценивать доверчивость народа. Нацию, вскормленную на политическом плутовстве и откровенной лжи, невозможно было заставить всерьез отнестись к президентским призывам верить правительству и сохранять спокойствие. Правда, за теми призывами скрывались добрые намерения, но, наученные горьким опытом, люди не верили больше никому и ничему.

Один взрыв в обстановке газетной истерии превратился в настоящую атомную эпидемию, которая обрушилась на страну. Отдаленные вспышки грозы казались отблесками ядерных пожаров. Неуверенность, страх, а за ними и явная паника охватили все крупнейшие города Соединенных Штатов. За считанные часы стали действительностью пророчества о близком конце света, такие распространенные в последние годы.

Под утро все американские города последовали примеру официального Вашингтона. Лишь немногим, тем, кто узнал о взрыве атомной бомбы раньше, посчастливилось убежать еще до того, как все шоссе, мосты и тоннели до отказа были забиты потоком машин. Люди обезумели от ужаса, и кто мог бы осудить их за это? Президент Даулинг сделал непростительную ошибку, утаив некоторые факты. То, что он сказал, было правдой. Но правдой нечестной в силу недомолвок. И достаточно было лишь одному газетчику узнать о письмах, полученных мэрами десяти городов, как эта новость молниеносно облетела страну по всем каналам радио, телевидения и телеграфа. Людей охватила острая тревога, они возмущались тем, что от них скрыли правду, и даже та слабенькая вера в заявления политиков, которая еще тлела в них, потонула в бурных проявлениях слепого разрушения, масштабы которых оставили далеко позади серьезнейшие волнения прошлых лет. На этот раз почти некому было укрощать правонарушителей — и подразделения Национальной гвардии, и полиция влились в поток беженцев.

Это слепое, отчаянное, паническое бегство привело к большим потерям, чем взрыв бомбы на вершине Сан-Горгонио.

Ибо тот взрыв, которого страшились люди, был лишь прелюдией.

Атомный джинн вырвался из бутылки и пошел гулять по стране.

 

13

«Не забывай, ни на миг не забывай, что где-то есть три атомные бомбы, о которых до сего времени мы ничего не знаем. Три бомбы — они, наверное, в трех разных городах. Три бомбы, которые могут уничтожить миллионы беззащитных человеческих существ. Не забывай об этом, Боб Винсент. Ни на миг. Думай о худшем. Думай о Нижнем Манхеттене… Думай о Сент-Луисе, где живет твоя собственная семья. О Сьюзен и детях. А впрочем, они живут в предместье. Да, но ты ж не знаешь, где она, эта проклятая бомба. Может, ее вообще нет в Сент-Луисе… — сердито упрекнул он себя. — Проклятье, довольно скулить… начинай думать! Думай о худшем. Думай о Нижнем Манхеттене…»

Роберт Винсент барабанил пальцами по столу. Может ли он забыть о цифрах, что отпечатались в его мозгу? Нет, это слишком важно, и забывать он не имеет права. Нижний Манхеттен. Он сравнил его с Хиросимой, где люди душили друг друга в морском порту. Такова была плотность населения в центральной части города — свыше ста тысяч человек на квадратную милю. Человеческая масса кишела как муравейник. Невероятно. Но это ничто, если сравнивать с Нижним Манхеттеном, в котором дневная плотность населения — людей, что работают и живут там, — достигает семисот двадцати тысяч на квадратную милю! Винсент представил себе огненный шар, что бурлит в центре Нижнего Манхеттена, и у него кровь застыла в жилах. Он вспомнил, как разозлился Лью Керби, узнав о дезертирстве Джона Ховинга и его людей из Управления национальной безопасности. Винсент почувствовал, как в нем зреет неистовый гнев, и он невольно направил этот гнев на того единственного человека, который мог бы помочь им отыскать бомбы, притаившиеся неизвестно где.

Собственный гнев удивил и напугал его самого. Он всегда гордился тем, что умеет сохранять спокойствие при любых чрезвычайных обстоятельствах. Поддаваться эмоциям, когда сами же обстоятельства требовали от него спокойствия и строжайшей объективности, было крайне бессмысленно. Словно со стороны наблюдал он, как нарастает в нем волна гнева против Дэвида Силбера, и, на мгновение заставив себя успокоиться, он подумал: если уже он совсем теряет контроль над собой, то чего ожидать от других?..

Дэвид Силбер находился в комнате, где стояли только два стула и кровать. Силбер или сидел, или лежал на кровати. Двое из числа наиболее надежных агентов Винсента — оба мастера каратэ и дзюдо — постоянно находились при нем. Оружия не имел ни тот ни другой. Они сами были смертоносным оружием и своим присутствием должны оберегать Силбера от любой опасности, а также позаботиться, чтоб он сам, чего доброго, не вздумал наложить на себя руки. Если б он вдруг совершил самоубийство, за это пришлось бы платить слишком страшную цену. Если…

— Мистер Винсент!

Он поднял голову.

— Силбер просил передать, что хочет немедленно переговорить с вами.

Какое-то мгновение Винсент тупо смотрел на своего агента. В последний раз Силбер позвал его для того, чтоб передать сообщение про гору, на которую надо было посмотреть. Что же приготовил он на этот раз, о господи?

— Я слушаю вас, мистер Силбер, — сказал Винсент. Он старался говорить спокойно. — Что теперь скажете? — Но только Силбер открыл рот, как Винсент заговорил снова. Ему крайне необходимо было вывести Силбера из равновесия. Едва ли ему это удастся, но в его распоряжении больше ничего не было — только такая игра в кошки-мышки. И он спросил: — Сколько времени у нас остается до того момента, когда вы и ваши приятели собираетесь уничтожить еще несколько миллионов человек?

Дэвид Силбер вытаращил на него глаза. Винсент мог бы поручиться всей своей многолетней службой, что человек, который сидел перед ним, не имеет ни малейшего понятия о том, что он сказал. Медленно осмысливал Силбер содержание этих слов. Они просто не укладывались в его сознании. Наконец зрачки Силбера расширились, рот открылся. Винсент понимал, какими извилистыми путями бродят сейчас мысли Силбера. Его уже ознакомили с содержанием писем. Силбер уже знал, что люди, которые заплатили ему за передачу письма и последующих сообщений через определенные промежутки времени, угрожают властям атомными взрывами в больших городах. Ему сказали, что те, кто избрал его связным, убили экипаж транспортного самолета ВВС, но именно тут — Винсент был уверен — перед Дэвидом Силбером возникал психологический барьер. Переварить все это сразу он просто не мог. Ведь письмо — только бумажка. И когда ему сказали, что шестерых человек убили, то при чем тут письмо? Он понимал, что вокруг происходит что-то невероятное. Но он просто выучил наизусть указания, что и когда ему говорить. Те шестеро, может, и погибли, но лично он не имел к этому никакого отношения… Так почему он должен думать об этом? Ну а что касается атомных бомб — тоже явная ложь! Как и откуда можно раздобыть пять атомных бомб? Немыслимая вещь! Он не поверит ни одному слову!

Винсент изучал всю гамму чувств человека, который сидел перед ним. Сперва расширились зрачки, открылся рот. Потом Силбер облизал розовые губы, они единственные выделялись на фоне мертвенной белизны лица. Винсент изучал свою жертву. Сперва — шоковое состояние. Потом — смятение. Дальше — протест.

— Я не знаю, о чем идет речь, — сказал Силбер, через силу ворочая языком. Убить миллионы людей? У него поплыло перед глазами. Нет, такое не может быть правдой! Они лгут ему!

Голос Винсента прозвучал остро и презрительно.

— Ну что ж, Иуда, выкладывай свое сообщение.

Иуда?

— Или тебе крысы язык откусили?

— Нет-нет. Я просто…

Иуда?

— Я слишком озабочен, Силбер. Мы все крайне озабочены. Нам приходится заботиться о нескольких миллионах убитых. И о миллионах, которые еще должны погибнуть по твоей вине и по вине твоих приятелей. Если должен что-то сказать, Иуда, давай, говори!

— Я… Мне сказали, что должно произойти — точно не припоминаю — какое-то зрелище. Я имею в виду — в полночь. — Его верхняя губа и лоб покрылись росинками пота.

Может, он все-таки расколется? Да нет, Винсент не смел тешить себя иллюзорными надеждами.

Оба молчали. Силбер неуклюже ерзал на стуле. Вдруг он побелел. Его кольнула боль. Не слишком резкая на этот раз, но боль. Возможно, это сигнал. Возможно, это в последний раз сжало ему сердце. В его мозгу молниеносно промелькнула вся его жизнь — и он подумал о будущем. Он умирает. Больное сердце. Рак. Еще два месяца, от силы три — кто знает? Элис. Дети. Голодные. В лохмотьях. В грязной, смердящей норе. И никакого просвета, никакого! Ко всем чертям их всех!

Винсент вздохнул. Откуда Дэвид Силбер берет силы и решимость? Проклятье! Он уже был у него на крючке, но вдруг выскользнул. Его опущенные плечи поднялись. Он сидел теперь выпрямившийся, с крепко сжатыми губами.

— Мне сказали, что в полночь произойдет какое-то зрелище, — молвил Силбер довольно-таки твердым голосом. Он выдержал пристальный взгляд Винсента. — Насколько я понимаю, оно произошло.

Ответа не последовало.

— Я получил инструкцию передать вам, чтоб вы посмотрели на ту гору, на Горгонио, в полночь. После этого мне поручено сказать, чтобы вы отправили меня по указанному маршруту из страны в течение двадцати четырех часов. С бумагами, указанными в письме.

Теперь Винсент понял.

— А если мы откажемся? — гаркнул Винсент. — Что тогда?

Силбер молчал.

— Что произойдет тогда? — заорал Винсент прямо ему в лицо.

— Я… я…

Силбер запнулся. Прежде чем заговорить, ему нужно было точно вспомнить полученные инструкции. Припомнить слова следующего сообщения.

«Следующее зрелище произойдет ближе к дому». Это те слова, которые велено ему передать. Ближе к дому. Неужели этот человек говорит правду? Неужели?

— Ну, что молчишь, Иуда?

— Они… они сказали, что произойдет еще одно… Одно… зрелище… Я…

— Будь ты проклят, выкладывай же всю мерзость до конца!

Силбер был похож на испуганного, загнанного в глухой угол зверя.

— Где оно произойдет, где?

— Они… не сказали. Я не знаю… Ближе к дому. Такая была инструкция — передать вам, что оно произойдет ближе к дому. Я не знаю, о чем идет речь, то есть…

— Я скажу тебе, о чем идет речь, подлый предатель!

Осталось ли хоть что-нибудь человеческое в этой изъеденной болезнями оболочке? Винсент подал знак, и ему принесли газету. Все средства были пущены в ход, чтоб заставить «Сан-Франциско кроникл» специально напечатать такую первую страницу.

Винсент швырнул газету в лицо Дэвиду Силберу.

Набранные красным заголовки впивались в глаза.

«Три миллиона погибших! Атомная бомба разрушила Лос-Анджелес!»

Дэвид Силбер всхлипнул.

Вот и наступил момент для решительного удара, подумал Винсент. Теперь надо оставить его одного. Пусть его собственный мозг работает над этим. Мы не можем найти к нему подход. Мы не можем применить к нему силу. Единственный человек, который может найти подход к Силберу, — это сам Силбер.

Винсент обошел вокруг стола и вырвал газету из рук Силбера. Потом сердито махнул охранникам:

— Уберите эту тварь с моих глаз… Проклятье! Я за то, чтоб испробовать эти препараты!

Роберт Винсент посмотрел на возбужденное лицо своего помощника. Даже на невозмутимого Керби начала действовать безвыходность ситуации. Как и другие, он готов был ухватиться, как утопающий, за соломинку. Как заставить Дэвида Силбера заговорить? Ведь невозможно было применить против него силу. Никаких побоев, никаких пыток, хотя Керби дошел уже до такой границы, что готов был на все, лишь бы только вытянуть из Силбера сведения, столь необходимые для спасения миллионов людей. Он сердился на себя за одни только подобные мысли, ведь было очевидно, что Силбер может не выдержать даже одного удара. Лью Керби боялся и думать о том, что он мог бы натворить. Но, черт возьми, не могут они вот так просто сидеть и ждать.

Существовали и другие возможности. Неожиданно к ним явился Нийл Кук из ЦРУ. Он не стал терять времени на пустые разговоры. Только спросил, как обстоят дела на данный момент, и Лью Керби рассказал ему. Кук глубокомысленно кивнул и изъявил желание увидеть Винсента, которому выложил все напрямик.

— Вы видите этот чемодан? Я прихватил его с собой, ибо в нем то, в чем вы сейчас нуждаетесь.

Винсент свел брови в молчаливом вопросе.

— Медикаменты, — объяснил Нийл Кук. — Самые лучшие из тех, что у нас есть. Препараты, которые мы применяем, никогда в том не сознаваясь. И не вздумайте нести мне все те спасительные глупости по поводу этики, морали или еще какой-нибудь дряни. У вас свои методы, у нас — свои, мы вынуждены к ним прибегать. Я прибыл сюда не для того, чтоб рвать на себе волосы или вести дискуссию о наших профессиональных верованиях, а для того, чтобы помочь всем нам выкарабкаться из труднейшего положения, в какое мы когда-либо попадали. И, кстати, я тут неофициально. Это моя сугубо личная идея. Никто больше об этом не знает. И не узнает никогда.

Наступила тишина. Наконец Винсент вздохнул. Он понимал, что не имеет права — ведь на чаше весов миллионы жизней — просто так взять и выпроводить Кука прочь вместе с его препаратами.

— А что там у вас? — спросил Винсент, показывая на чемодан.

— Ничего смертельного, если вы это имеете в виду, — буркнул Кук.

— Да я совсем не об этом, — возразил Винсент.

— Начну с того, что тут новая сыворотка. «Сыворотка правды», если можно ее так назвать. Достаточно сделать ему лишь одну инъекцию, и врать он уже не сможет. Ничто в мире не помешает ему выложить нам всю правду.

— Дело не в том, Кук, — спокойно ответил Винсент. — Он нам не врет.

— Но этот же укол заставит его говорить! — сердито выкрикнул Кук. — Он запоет у нас как канарейка, посаженная на сковородку. Он просто не сможет молчать, если ему впрыснуть это. Он вынужден будет заговорить, и при этом не сможет врать или уклоняться от вопросов! Так какого же дьявола вам еще…

Винсент жестом попросил его замолчать и вызвал свою секретаршу.

— Миссис Беннет, будьте добры, попросите сюда доктора Уэллса. Скажите ему, что это срочно. Да, благодарю.

Врач явился через две минуты. Винсент сжато обрисовал ему ситуацию, а затем повернулся к представителю ЦРУ.

— Мистер Кук, прошу вас рассказать — если вам известно, конечно, — о химическом составе препарата.

— Почему же неизвестно, — ответил Кук. И описал препарат врачу.

Уэллс покачал головой:

— Ни в коем случае. Применять его недопустимо.

Кук недоверчиво вытаращил глаза на врача.

— Это почему же?

— По очень простой причине, мистер Кук. Потому, что Дэвида Силбера отделяет от могилы один только шаг. Или, иначе говоря, он уже одной ногой стоит в могиле. Этот препарат убьет его.

— Ну и что?

Доктор Уэллс удивленно свел брови, но Нийлу Куку уже было все равно.

— Ну и что, если препарат убьет его? — резко бросил он, обращаясь к Винсенту. — В конце концов какая вам польза от него живого?

— Нам крайне важно, чтоб он жил.

— На кой черт?

— Ибо, если он умрет, наши неизвестные друзья не будут знать, умер ли он своей смертью, или мы убили его при попытке выжать из него какие-то сведения. И они могут принять решение наказать нас, Кук. А в их распоряжении все еще три атомные бомбы. Возьмете ли вы на себя ответственность за гибель целого города?

— Да, сэр, я в самом деле сдал квартиру внаем. Ровно шесть дней тому назад. Гм, сейчас припомню, номер девять-Е. Конечно, квартира девять-Е. Она меблирована, а такие квартиры мы сдаем нечасто.

Двенадцатиэтажный многоквартирный дом в Атланте, штат Джорджия, по улице Розуэлл-Роуд, 2295. Один из многих тысяч домов, которые обследовали в каждом большом городе Соединенных Штатов. Обследовали тщательно, методически. Агенты ФБР и работники местной полиции с ног валились от усталости. Они имели ордера на право входа в любое жилище, в любое учреждение, в любое помещение с четырьмя стенами. Но всего этого было еще недостаточно. Они нуждались в добровольной помощи со стороны домовладельцев и управляющих, но в этом как раз и заключалась сложность, ибо многие из них убежали из городов. Впрочем, это не касалось дома 2295 на Розуэлл-Роуд. Его управляющий по только ему известным соображениям не имел ни малейшего желания бежать невесть куда.

— Вроде вполне пристойные люди, — продолжал он далее. — Правда, я их мало видел.

— Что вы хотите этим сказать, сэр?

— Видите ли, они заплатили за квартиру вперед. Наличными. Очень вежливые люди. Супруги средних лет. Они привезли кое-что из вещей. Не очень много. Чемоданы, какие-то свертки. Я хочу сказать, это же обставленная квартира, и много вещей там не нужно. Они выехали и попросили поставить новый замок. Ага, я теперь припоминаю, они даже пожелали двойной замок. Я сказал им, что это будет стоить дорого, но они не стали торговаться и тут же заплатили.

— Когда вы видели их в последний раз?

— Где-то на второй день после вселения. Выходит, дня четыре тому назад.

— Могли они бывать там ночью или в какое-то другое время, чтоб вы об этом не знали?

— Ну конечно, могли, но… — Старик пожал плечами, уже подходя к квартире с ключом в руках. — А вы, ребята, уверены, что все законно? Вот так врываться в чужую квартиру?

— Все в порядке, сэр. Вполне законно.

— Ну если вы так говорите…

Им не хватало времени, чтоб осматривать каждую квартиру, каждую комнату в мотелях. Они должны были действовать быстро и безошибочно. Так они и действовали.

Агент Карлос Мендес имел необыкновенно острое чутье на проволоку. А эта проволока была протянута открыто, так, что она сразу же бросалась в глаза. Обыкновеннейшая телефонная проволока. Свежеокрашенная под цвет обоев. Провод шел от окна, проходил за шторой, далее тянулся под ковром и исчезал в шкафу для белья. Убрав кучу махровых полотенец, Карлос Мендес увидел это. Интуиция не подвела его. Предупредив других, чтобы ни к чему не прикасались, Мендес снова проследил всю проводку в обратном направлении — к окну. Ясно, проволока служила приемной антенной. Бомба должна взорваться по радиосигналу.

Немедленно, через ближайшее отделение ФБР, в Пентагон было отправлено экстренное сообщение. Все команды обслуживания ядерного оружия находились в состоянии боевой готовности. Группа специалистов была доставлена на небольшом реактивном самолете из Эглинской базы ВВС во Флориде; на аэродроме в Атланте их уже ждали вертолеты, которые приземлились на школьном дворе в четырех кварталах от злополучного дома, а оттуда они доехали до цели полицейскими машинами.

Молодой капитан, который собаку съел на обслуживании атомных бомб, пристально осмотрел металлический предмет.

— Она, куколка, — улыбнулся он другим.

В ответ не улыбнулся никто. Большинство присутствующих побледнели. От одной мысли, что они стоят возле атомной бомбы, всех их проняла дрожь. А эта к тому же была, наверное, на боевом взводе и в любую минуту могла взорваться.

Капитан засмеялся.

— Ну, чего загрустили, господа? Если я допущу ошибку, вы никогда про это не узнаете.

За пять минут он достал бомбу из шкафа.

— Объявляйте отбой, — сказал он с видимым облегчением. — Скажите всем, что мы выдрали у нее клыки. Теперь она безвредна.

— Мистер Винсент?.. Говорит Тэд Шарпс, Атланта. Не желаете ли хорошей вести для разнообразия?

— Не мешало бы.

— Мы нашли третью бомбу.

— Господи, — прошептал Винсент.

— Тут, в Атланте. Ваши люди были правы. Меблированная квартира, нанятая неделю назад. Теперь она безвредна.

— Благодарю, Тэд. Немного легче стало на душе.

— Что ж, осталось найти еще две.

— Вы уже сообщили?..

— Сейчас как раз передаем. Кое-кто чувствует облегчение и в Вашингтоне. Ибо пресса добивается крови Даулинга. Во время паники погибло порядочно людей, и газеты во всем обвиняют президента…

— При чем тут президент!

— Я знаю, но дело обстоит именно так. — Тэд Шарпс сделал паузу. — Боб, кажется, мы имеем ключ к поискам людей, которые наняли эту квартиру.

Винсент затаил дыхание.

— Этот старик, управляющий домом, обладает отличной памятью на людей. Нам надо искать супругов средних лет.

— А приметы?

— Они у нас есть. У мужа лицо побито оспой, а на левой щеке тонкий шрам, хорошо заметный. Управляющий заметил и еще кое-что. Он это назвал гусиными лапками.

— Гусиными лапками? Не понимаю.

— Спросите у своих приятелей — военных. Они знают. Это характерные признаки пилотов, которые летают в открытой кабине. Им приходится щуриться от солнца и ветра. Отсюда те морщинки в уголках глаз, по которым можно узнать летчиков-истребителей еще пропеллерной авиации.

Надежды Винсента успели за короткое мгновение и взлететь до небес, и снова упасть на грешную землю. Пользы от этого не так много. А впрочем…

Тэд Шарпс, видимо, прочитал его мысли.

— А знаете, кто теперь летает с открытой кабиной? Пилоты сельскохозяйственной авиации и трюкачи. Мы уже поставили всех на ноги, чтоб выяснить его личность. Буду держать вас в курсе.

— ФБР. Дженкинс.

— Мистер Дженкинс, слушайте меня внимательно. Я должен….

Дженкинс молниеносно дал сигнал на поиск телефона.

— …для вас сообщение, которое я повторю только один раз. Поняли?

— Одну минутку, пожалуйста. Я только возьму карандаш и…

— Никаких штук. Если через двенадцать часов, начиная с этой минуты, Дэвид Силбер еще не вылетит из страны со всеми указанными ценными бумагами, вы потеряете один город. На имя Силбера заказан билет в компании «Пан Америкэн», рейс девяносто четыре. Он должен вылететь из Сан-Франциско ровно через двенадцать часов. Запомните: или Силбер вылетит этим рейсом, или погибнет город.

Телефон отключился.

Звонили из городка Гранд-Рэпидс, штат Мичиган. Но откуда именно? Чтобы это выяснить, необходимо шесть минут. И когда агенты ФБР примчались к телефонной будке, она уже давно стояла пустая.

— А, чтоб его! Дайте-ка мне Боба Винсента. Он сейчас в Сан-Франциско…

Боб Винсент положил трубку. Ничего не скажешь, они действуют наверняка. Даже если бы мы не поверили Силберу, то должны поверить им. Винсент побледнел: дальше ждать невозможно. Он предчувствовал, что достаточно им задержать Силбера — а для него в самом деле было забронировано место на девяносто четвертый рейс «Пан Америкэн», как на этот раз «зрелище» произойдет в центре большого города. Он долго боролся с противоречивыми чувствами, которые терзали его сердце, но выхода не было.

Им придется освободить Силбера. Но согласится ли правительство выплатить сто миллионов долларов?

В конце концов решение принимать не ему.

Зазвонил телефон.

— Мистер Винсент?

— Да. Я слушаю.

— Мистер Винсент, с вами будет говорить президент. Одну минуту, сэр.

Он затаил дыхание.

— Мистер Винсент, говорит президент Даулинг.

— Слушаю, сэр.

— Государственные ценные бумаги и другие документы, которые потребовали как выкуп, находятся на пути к вам, мистер Винсент.

— Да, сэр.

— Когда вы получите их, мистер Винсент, вы все проверьте в присутствии двух свидетелей.

— Да, сэр.

— Убедитесь, что они там в полном комплекте.

— Да, сэр.

— Когда убедитесь, что все в порядке, передайте бумаги Силберу.

— Да, сэр.

— Освободите Силбера — и немедленно.

— Да, сэр.

— Не выпускайте его из вашего поля зрения. Я хочу, чтоб вы лично сопровождали его в аэропорт и сами посадили его в самолет.

— Да, сэр.

— Для его охраны посадите в тот же самолет двоих ваших лучших работников. Они должны быть при нем, пока он целым и невредимым не прибудет в Лиссабон. Вам все ясно, мистер Винсент?

— Да, сэр.

 

14

Час за часом они едва продвигались, буфер к буферу, словно в кошмарном сне. Острое стремление как можно быстрее выбраться за город сводило их тела судорогой страха. Каждая проезжая полоса тоннеля «Линкольн» на пути из Нью-Йорка до равнины Нью-Джерси была битком забита автомобилями. Вливаясь с бетонных автострад в длинные трубы-тоннели под рекой Гудзон, они двигались рывками, метр за метром, убегая от атомной смерти. Стены тоннеля отражали грохот моторов, автомобильные гудки и резкие выкрики напуганных безвыходностью людей. В тоннелях было так много машин, что вентиляционные устройства просто не успевали удалять выхлопные газы, и количество окиси углерода в этих трубах неуклонно росло, так же как и температура. У многих раскалывалась от боли голова, нередки были нервные припадки.

Рано или поздно это должно было случиться. Женщина за рулем своего автомобиля была уже в дурмане от выхлопных газов, гнетущей жары и непрерывного грохота и шума. Ее дети просились в туалет, просили что-нибудь попить. Она сердито повернулась, чтоб дать тумака расплакавшемуся ребенку. Автомобили впереди немного продвинулись вперед. Неистовые гудки сирен и ругательские выкрики сзади напугали ее. Она нажала на газ, и машина рванулась вперед. Ребенок верещал от боли и переутомления. Обезумевшая мать убрала ногу с педали газа, чтоб резко нажать на педаль тормоза. Но промахнулась. Ее автомобиль врезался в передний. Удар передался дальше, и вот уже, впрессовываясь одна в другую, автомашины образовали длинную ленту смятого металла.

Ударом расплющило чей-то бензобак.

С пронзительным скрежетом какая-то машина попробовала отцепиться от соседей. Посыпались искры.

На пропитанном бензином бетоне вспыхнуло пламя и сразу же перебросилось на автомобили.

Бежать было некуда.

Те, кто оказался на переднем крае огня, обезумевшие, рвались вперед, напрасно пытаясь сдвинуть застывший автомобильный поток.

Целые семьи, обезумев от ужаса, продирались на узкий мостик рабочего прохода с левой стороны тоннеля. Те, кто уже выбрался, вжимались в стены или в панике порывались куда-то бежать. Слабых сбрасывали вниз.

Дети старались проползти под машинами.

Произошло короткое замыкание в проводке тоннельного освещения, свет погас. Свет автомобильных фар едва пробивался сквозь густой, удушающий дым.

А в дыму полыхали огромные огненные факелы.

Все звуки перекрыл страшный вопль человека, который горел живьем.

В этом тоннеле под рекой погибло ужасной смертью три тысячи человек.

— Он готов?

Лью Керби кивнул:

— Да. Готов. Но мне все-таки не по душе…

Боб Винсент показал наконец свой крутой нрав.

— А мне плевать! — сердито гаркнул он. — Я не собираюсь выслушивать твои речи, Лью. Выполняй, что тебе приказано.

Керби замахал обеими руками и пробормотал:

— Извините, извините!

Винсент словно и не услышал слов подчиненного. Он знал, что несправедлив к Керби, но у него уже не было сил обуздать свой гнев. Освобождение Дэвида Силбера да еще с выдачей ему сотни миллионов долларов в ценных бумагах подействовало на него намного сильнее, чем он мог предвидеть. Причем именно процедура подействовала на него так угнетающе. Получить все бумаги, тщательно проверить их, да еще в присутствии других агентов, неотступно думая, что он проиграл и что государство вынуждено платить выкуп!

Государство проиграло женщине по имени Элис и ее малым детям. Это за них из последних сил своего изможденного тела лихорадочно цеплялся Дэвид Силбер, и в этом он нашел спасение. Больше ему не нужен был этот свет, и он освободил себя от каких-либо обязательств перед своей совестью.

С этого момента он решительно отказался обсуждать какие-либо вопросы с Бобом Винсентом. Он спрятался в раковину, которая плотно прикрыла его мозг. Колесо событий вертелось, и от него больше не требовалось никаких усилий, чтоб выполнить свой долг перед семьей. Он должен только ждать.

Винсент обратился к помощнику:

— Давай сюда Силбера. Время уже кончать с этим.

По дороге в аэропорт, сидя между Винсентом и Керби, Дэвид Силбер не произнес ни слова. И им тоже не о чем было с ним говорить.

Посадку на девяносто четвертый рейс «Пан Америкэн» производили через выход номер одиннадцать. Винсент именем президента добился заверения, что самолет не оставит взлетной полосы, на сколько бы они ни опоздали. Он даже в мыслях не мог допустить, чтоб в результате прокола шины или затора на улицах рейс 94 состоялся без Силбера.

Президент Даулинг приказал Винсенту отправить с Силбером двух агентов. Винсент послал трех. Тех двух, которые охраняли Силбера в камере, и еще Лью Керби.

— Ты глаз не спускай с него, — предупредил Винсент, понимая, что слова эти лишние. — Не отходи от него ни на шаг. Если ему потребуется в туалет, иди с ним. Если ему… а, черт, ты же сам знаешь.

Керби внимательно взглянул на своего шефа.

— Я знаю, Боб. Можете не беспокоиться, я доставлю его в наилучшем виде.

— Благодарю, — Винсент положил руку ему на плечо. — Ты меня извини, Лью. Я совсем не хотел…

— Забудьте про это, — уныло ответил Керби.

Генерал Шеридан поддерживал прямую связь с руководством «Пан Америкэн». Компания аннулировала все билеты на места первого класса в этом огромном «боинге», зарезервировала целый салон для агентов ФБР и их необычного пассажира. На борт взяли ремонтную бригаду, чтоб никакие технические неполадки не задержали самолет на трассе полета и он своевременно прибыл в аэропорт назначения — Лиссабон, Португалия.

Федеральное управление авиации получило от Белого дома такое указание:

«Рейсу 94 «Пан Америкэн» разрешение на посадку и взлет предоставлять вне всякой очереди».

Через тринадцать часов и четырнадцать минут после взлета в Сан-Франциско «боинг» счастливо приземлился в Лиссабоне.

Еще через два часа Дэвид Силбер исчез.

— Что вы хотите этим сказать, черт возьми? Как это он мог исчезнуть?! — Боб Винсент поймал себя на том, что кричит в телефонную трубку. Но это не имело смысла. Связь с американским посольством в Лиссабоне была все равно плохой, поэтому он заставил себя говорить спокойно. — Как же вы умудрились проворонить его? У этого человека не было сил, чтобы пробежать хотя бы пять метров! Что случилось?

— В тот миг, когда Силбер вошел в помещение аэровокзала, мы уже не имели юрисдикции, чтобы…

— Я знаю это, черт вас возьми!

— Да, сэр. А он не проходил через португальских таможенников. Кто-то устроил так, что его сразу пропустили в помещение аэровокзала. А мы были блокированы в таможне. Все это было организовано чрезвычайно ловко. Мы и шагу не могли ступить, мистер Винсент.

Винсент перебрал мысленно возможные варианты. Конечно, они предвидели нечто подобное. И этот трижды проклятый аэропорт был битком набит их агентами. Но кто-то подкупил португальских таможенников, что, учитывая натянутые отношения между обеими странами, было не так уж и трудно сделать. И те задержали агентов ФБР, которые сопровождали Силбера, пока их подопечный прошел через аэровокзал и скрылся из глаз. Винсент обратился за помощью к Нийлу Куку, и человек ЦРУ охотно предоставил целую свору своих гончих. Для полной гарантии успеха Винсент подключил к операции и ВВС; разведывательная служба армии также откомандировала туда своих людей, многие из них постоянно жили в Европе. Все они создали такой плотный кордон, что и муха сквозь него не проскочила бы.

Но Дэвид Силбер проскочил. Слушая своего агента сквозь потрескивание, Винсент уже понял, где допустил ошибку. Какой же он все-таки глупец! Он совсем забыл про modus operandi своих противников…

— …он оставил аэропорт в черном автомобиле. Наверное, желая свести риск до минимума, они имели три автомобиля, причем один ехал впереди, а второй сзади той машины, в которой сидел Силбер. Они выехали из города. Наши все время висели у них на хвосте. Мы даже звонили по телефону, опережая их, другим своим агентам. У нас была такая возможность, ибо, хоть они и быстро ехали, но впереди было лишь несколько дорог. Но они все хорошо обдумали, сэр. Их машины въехали в какие-то ворота, которые охранялись, очевидно, это какая-то большая частная усадьба. Наши люди не могли ехать дальше. Они успели только проводить взглядом двухмоторный самолет, который взлетел приблизительно в миле от них.

Винсент тяжело вздохнул. Все стало ясно, как божий день.

Самолет с Силбером скрылся за нависшими облаками. Преследовать его они не имели возможности: ни самолета, ни радара. Ничегошеньки. Самолетик вполне свободно мог перелететь через границу в Испанию. Или во Францию. Куда угодно. Но вероятней всего, что он просто пролетел сотню-другую миль и приземлился на каком-то поле, где его ждали. А там они пересядут в автомобиль и…

Роберт Винсент понял, что они больше никогда не увидят Дэвида Силбера.

— Какое может быть сомнение! Это он, и точка.

Никто не показал волнения. Спокойно, спокойно… Только не сбить с толку старика.

— Вы вполне уверены, сэр? — На стол бросили еще фотографии. — А может, кто-то из этих? Они же похожи, разве не так?

— Похожи-то они похожи, но он — на этой фотографии. Видите, какой шрам между глазами и выше? Да и все другое… Нет, сомневаться тут не приходится. Это он.

Они прочитали, что значилось в паспорте. Джесс Г. Бакхорн. Суомп-Стрит, Девилз-Гарден, Флорида.

— Девилз-Гарден? Где это, черт возьми? Ты проверь, а пока что… Мэри, вызовите мне немедленно канцелярию ФУА в Оклахома-Сити, отдел картотеки пилотов. И соедините меня с Бобом Винсентом, да быстрее. Хорошо, хорошо…

Палец водил по карте.

— Ага, вот, Девилз-Гарден. На юго-запад от озера Окичоби. Да-да… Патрули на всех дорогах и десант с воздуха. Конечно. Шеридан дал приказ всем быть в положении готовности. Парашютистам, экипажам вертолетов — всем. Итак, действуйте — и немедленно!

Отдельные фрагменты понемногу складывались в полную картину. Документы личного дела Бакхорна в оклахомском отделении Федерального управления авиации точно соответствовали записям в его паспорте. Пилот сельскохозяйственной авиации, затем исполнитель авиационных трюков в какой-то группе свободных летчиков, которые выступали на всем юго-востоке. Продолговатый шрам на левой щеке и подбородке, шрам над переносьем, оспины на щеках. Да, Бакхорн — это тот самый, кого они ищут.

— Винсент? Так вот, они у нас на крючке. Записываете?.. Отлично. Главарь банды — Майк Джеффриз. Бывший военный летчик… Конечно, черт его возьми. Как мы установили? Воевал во Вьетнаме и именно там закусил удила, но еще до недавнего времени носил военную форму. Два года прослужил в главном штабе Тактического авиационного командования, итак, тут все сходится. Джеффриз не женат, но живет с одной девушкой. Незарегистрированный брак. Зовут ее Хьюз, Пэт Хьюз… Да, она тоже летчица. Все в его банде летчики. Джесс Бакхорн с женой — у вас уже есть их имена. Да, они были с Джеффризом с тех пор, как тот начал свою деятельность во Флориде. С ними еще один шальной пилот по фамилии Мальони. Сальваторе Мальони, по кличке Тони. В картотеке ФУА за ним записано несколько серьезных нарушений летных правил.

А теперь — убедительнейшее доказательство. В составе их компании значатся еще двое. Мужчина по имени Джин Мур и его девушка Лесли Холл. Джин Мур — негр…

Следовательно, случай в Канзас-Сити стал на свое место.

Джерри Симмонс, работник ФБР, положил телефонную трубку на рычаг. Лицо его побледнело, и он долго не мог опомниться. Наконец, глубоко вздохнув, он вызвал базу ВВС в Эндрюсе.

— Майор Хеггерти, — ответили ему.

— Код Эйбл, код Эйбл, — пробормотал Симмонс. — Это Симмонс, ФБР, Вашингтон. Вы готовы записывать?

— Да, сэр. Говорите, — отчеканил майор.

— Мы только что получили анонимное телефонное сообщение, — сказал Симмонс. — Не думаю, что это липа. Тот, кто звонил, сказал, что бомбу, возможно, спрятали в гавани Потомакского яхт-клуба. В яхте «Мэри-Джейн» водоизмещением сорок тонн. Немедленно откомандируйте туда своих людей, майор. Я договорюсь обо всем в яхт-клубе еще до их прибытия. Поняли?

— Да, сэр. Сорокатонная «Мэри-Джейн», гавань Потомакского яхт-клуба. Пока я положу трубку, туда уже будут лететь два вертолета с экспертами.

Симмонс услышал, как на том конце провода завыли сирены. И трубку положили.

Он набрал одновременно несколько кодовых номеров, которые соединяли его со службой береговой охраны в Вашингтоне, с полицейским управлением округа Колумбия, с армией, с Управлением национальной безопасности, с ЦРУ и специальным штабом в Белом доме.

— Говорит Симмонс, ФБР, код Эйбл, — твердо выговорил он. — Я прокручу вам запись только что полученного телефонного сообщения. Два вертолета с базы ВВС в Эндрюсе уже вылетели. Слушайте запись. — И он включил магнитофон.

«…повторять я не собираюсь, поэтому слушайте внимательно. Отключите своих гончих. Силбер удрал, и вы больше никогда его не увидите. А теперь про сверточек, который вы ищете. Посмотрите в гавани Потомакского яхт-клуба. Справа по реке, в сорокафутовом суденышке «Мэри-Джейн»…»

Через тридцать восемь минут поступило донесение из яхт-клуба. Там только что обезвредили атомную бомбу.

— Винсент! Идите сюда, быстрее! Мы установили прямую связь…

Боб Винсент бросился в соседний кабинет, где генерал Шеридан всматривался в десятидюймовый экран телевизионного монитора. Черными змеями на полу извивался кабель. Техник ВВС возился с передвижной установкой электронного контроля, присоединенной к антенне, которую поспешно подняли на крышу дома. Винсент и Шеридан могли наблюдать во всех подробностях операцию на Суомп-Стрит.

На экране монитора появились расплывчатые очертания деревьев и домов, в которых широким кругом снижались вертолеты, в поисках места для приземления.

— «Фокстрот-шесть» вызывает «Сурка». Как изображение и звук?

Техник мгновенно отозвался:

— «Фокс-шесть», «Сурок» видит и слышит на пять с плюсом. Продолжайте в том же духе.

— Докладываю, «Сурок». Никаких признаков жизни. Мы развернулись и прочесываем территорию. Обнаружено два самолета, еще несколько стоят в ангарах, но впечатление такое, словно здесь по крайней мере с неделю никого не было. Сейчас мы обследуем здания…

— Одного схватили, — прозвучал немного погодя голос из-за границы видимости, после чего на экране потемнело, пока оператор крутил свою камеру. Наконец они увидели человека с поднятыми вверх руками. Видно было, как два агента ФБР с ведущего вертолета десантников допрашивают его.

— …и не понимаю, о чем идет речь. Я тут всего только сторож, и…

— Где Джеффриз и другие пилоты? Быстро!

— Можно мне опустить руки? Джеффриз? Он и вся компания недели две или три как уехали отсюда.

— Куда?

— Откуда мне знать? Они никогда ничего мне не говорят. Мое дело — получать плату за то, что охраняю тут, и…

— Говорили они, когда возвратятся?

— Нет.

Винсент потянулся к микрофону.

— «Фокстрот-шесть», вас вызывает… гм… «Сурок». Говорит Винсент. Можете ли вы соединить меня непосредственно с моими агентами?

— Да, сэр. У нас есть радиопереключатель. Готовьтесь к приему. «Фокстрот-один», вас вызывает «Шестой».

— Говори, «Шестой».

— Я поддерживаю прямую связь с генералом Шериданом и мистером Винсентом, и они хотят задать несколько вопросов. Прием.

— Принято, «Шестой». «Сурок», «Фокстрот-один» слушает. Говорите, сэр.

— Спросите у этого человека, не летали ли Джеффриз и другие летчики на истребителях типа пятьдесят один?

Сторож сам услышал вопрос. Он оглядывался по сторонам, сбитый с толку голосом, который звучал невесть откуда, пока агент ФБР не приказал ему отвечать.

— Да, сэр, известно, летали. Трое из них. Это лучшие машины из тех, какие я…

Следовательно, еще одно неопровержимое доказательство.

Теперь они знали, кого искать.

Главный вопрос теперь был — где?

Артур Шеридан зевнул.

— Боже, как я устал, — простонал он.

— Не понимаю почему, — усмехнулся Боб Винсент. — Вы находились на ногах всего лишь шестьдесят часов.

Шеридан потер давно небритую щетину на подбородке.

— Впечатление такое, словно шестьдесят суток. — Он опустился в кресло и посмотрел на собеседника. — Теперь это преимущественно ваше дело, Боб. Как будем действовать дальше?

Винсент вздохнул.

— В общем, так же, только куда в более широких масштабах, — ответил он. — Ловить рыбку в море бреднем. Или, если хотите, прочесывать джунгли густым гребешком. Джеффриз и его вороны никуда не смогут податься без того, чтобы мы не знали об этом. Надеюсь, — быстро добавил он, — эта шайка, наверное, имеет в запасе некоторые хитроумные трюки, в этом мы уже убедились. Но теперь, когда мы знаем, кто они, думаю, никуда они от нас не денутся. Наши люди по всей стране ищут Джеффриза и его компанию. Да и все честные люди стараются помогать нам. Я не ошибусь, если скажу, что в наши отделения уже пришло свыше десяти тысяч сигналов об опознании разыскиваемых нами людей. Нам придется внимательно все это просеять.

Шеридан задумчиво кивнул.

— А чего вы хотели бы теперь от меня?

— Господи, да чтоб вы поспали хоть немного. Жаль, что я не могу приказать вам… Идите и отдохните где-нибудь в другом кабинете, а если нужно будет, я немедленно вас разбужу.

— Ловлю вас на слове. Ибо в таком состоянии от меня толку не будет. — Шеридан, кряхтя, поднялся. — И еще одно, Боб…

— Слушаю.

— Где, вы думаете, последняя бомба?

— Это был бы вопрос для телевизионной викторины, — кисло проговорил Винсент.

— Я не думаю, что бомба спрятана в каком-то городе.

— Вы говорите так, будто у вас уже есть какая-то версия.

Шеридан кивнул.

— Конечно. И дай бог, чтоб она оказалась ошибочной.

Винсент ждал.

— Они не могут расстаться с пятой бомбой, — сказал Шеридан. — Это же ясно. Ну кто же выбросит свой последний козырь?

 

15

Двое мужчин, одетые в робы портовых грузчиков, медленно шли вдоль причала. Время от времени они небрежно поглядывали вокруг. Они не заметили ни одного сторожа, который мог бы показать судно. Откуда-то из окутанной туманом гавани донесся гудок буксира. Ничего необычного перед ними не было. Знакомая картина причалов сиэтлского порта да «Мануэль Асенте» под панамским флагом. В эту теплую летнюю ночь грузовое судно, поскрипывая обшивкой, ждало, когда его загрузят перед выходом в открытое море. Много дней будет оно бороздить Тихий океан, прежде чем бросит якорь в Гонконге.

К двум фигурам, которые маячили около перил причала, подошел матрос.

— Вам что-нибудь нужно, ребята?

— Конечно. Мы хотим поговорить со стариком. Он у себя?

Матрос показал большим пальцем за спину.

— В своей каюте. — Потом присмотрелся внимательней. — А он ждет вас?

— Точно, голубь.

— Ну тогда поднимайтесь вот тут.

— Спасибо.

— Только смотрите сперва постучите. А то, знаете, он у нас с характером.

Они поднялись на палубу, перешагнули через люк и направились к капитанской каюте. Они знали судно, как свои пять пальцев, знали каждую его перегородку, каждый трап. Такая была у них работа.

Один из грузчиков три раза постучал в дверь каюты.

— Чего барабаните? Заходите! — послышалось в ответ.

Двое переглянулись. Первый приоткрыл дверь, зашел в каюту. Дверь за ним закрылась.

Капитан поднялся. Это был плотный скандинав.

— А где ваш приятель? — спросил он. — Вы ж говорили, что придете вдвоем. — Капитан Ханс Бёме искоса разглядывал посетителя. — Вы сами-то кто будете, а?

Перед носом у капитана раскрылась тоненькая книжечка.

— Риген, ага? А имя…

— Кеннет Риген. — Книжечка скрылась в кармане. — Мой приятель остался за дверью, капитан. Он проследит, чтоб нас не беспокоили.

— Хо-хо, ну и дела! Прямо настоящие проныры. — Капитан Бёме повернулся к гостю спиной. Послышался звон стаканов: Бёме наполнял их. — За наши успехи, а? — молвил он. — Пейте до дна!

Кен Риген сначала хотел отказаться, но, вспомнив, где он и с кем имеет дело, осушил стакан двумя глотками, в то время как Бёме с профессиональной заинтересованностью поглядывал на него поверх своего стакана, давно пустого.

— Еще немного не повредит!

Кен Риген не ответил, и его молчание было красноречивей любых слов. Капитан Ханс Бёме разбирался в людях. Всю свою жизнь он имел с ними дела. Его ничуть не интересовало, сколько сейчас выпьет Риген или сколько он пьет вообще. Просто таков был его метод оценки людей, и Риген прекрасно это знал. Он невозмутимо сидел перед Бёме, который держал в одной руке бутылку, а в другой — стакан и пристально смотрел на Ригена своими светлыми невозмутимыми глазами.

Бутылка медленно опустела. Бормоча, Бёме закупорил ее и отодвинул в сторону стаканы. Его кожаная куртка заскрипела, когда капитан изменил позу, усаживаясь так, чтобы смотреть посетителю прямо в глаза.

— Как с деньгами? — спросил он.

— Вы их получите.

— Где они?

— Вы их получите, когда дело будет сделано, — спокойно и твердо ответил Риген. — Не раньше.

Невозмутимые глаза на широком лице словно сверлили Ригена.

— А почему это я должен верить вам на слово, а?

— Капитан Бёме!..

Это было сказано резким, даже строгим тоном. Бёме не привык, чтоб с ним так разговаривали. Еще меньше понравилось ему то, что он услышал дальше.

— Не надо строить из себя глупца, и не пытайтесь играть со мной, как кот с мышкой.

— Да вы знаете, с кем разговариваете? — заревел Бёме. — Я хозяин на этом корабле, и я не потерплю… — Тут он осекся: Риген и мускулом не шевельнул. И тогда Бёме понял: Риген не прикидывается, он в самом деле имеет за собой могучую силу. Бёме сам слишком часто поступал с позиции силы, чтобы не понять этого. — Хорошо, — буркнул он. — Перейдем к делу.

Риген кивнул головой.

— Они на борту?

— Да. Уже двое суток.

— С тех пор их видел кто-нибудь?

— Даже я сам не видел, — сказал Бёме, сразу посерьезнев. — Они поднялись на борт, как я уже рассказывал вашим, и с тех пор не выходили из своей каюты. Они готовят себе там, и все прочее. Таков был между нами уговор: я их не трогаю. — Бёме пожал плечами. — На нашей посудине пассажиров бывает маловато. А это неплохой способ заработать немного деньжат.

— Деньжат, которых ваша компания никогда не увидит, не так ли?

Бёме побагровел.

— Вы мне…

— Забудьте об этом, — остановил его Риген. — Мне безразлично, чем вы занимаетесь на борту своего судна. Единственное, что меня интересует, — это каюта номер двенадцать. — Бёме чуть слышно вздохнул. Вдруг он отвернулся и начал переворачивать бумаги на своем столе.

— А знаете, — сказал он, все еще стоя спиной к Кену Ригену, — не очень легко будет выкурить их с «Асенте».

Риген напрягся.

— Почему, капитан?

— Я получил от них сегодня утром вот эту записочку. — с ухмылкой сказал Бёме. Губы его еще шире расползлись в улыбке. — Правду говоря, Риген, я очень рад видеть вас. Меня самого это уже начало беспокоить. — И он подал записку своему гостю.

Риген ругнулся.

«Посмотри-ка на нее. Она же за эти несколько месяцев постарела лет на десять. У нее появилось больше седины, чем могло появиться за целое десятилетие. Больно видеть ее такой. Все это дело было не для нее. Но это был наш последний шанс. Что оставалось нам делать, как не пойти за Майком? Перебиваться с одной паршивой работы на другую?.. С этими теперешними ребятами, которые согласны лететь куда угодно и за любую плату, что остается такой старой развалине, как я? Утереться и убираться прочь. Каждый раз, когда какой-нибудь сукин сын узнавал о моем прошлом, мне давали коленом под зад и… Да и Мэй не светило ничего, разве устроиться в какой-нибудь грязной, мерзкой забегаловке, пока она не превратилась бы в облезлую суку и ее тоже выбросили бы прочь. Лучше, если мы дадим дуба раньше, чем вынуждены будем копаться в грязи, словно свиньи, выпрашивая милостыню…»

Джесс Бакхорн протянул руку под кровать и взял бутылку. Он торопливыми, расслабленными движениями откупорил ее. Ему еще долго тут быть, и совсем ни к чему хватать бутылку так, словно сегодня конец света. Все, что им теперь остается, — это набраться терпения. Выдержать в этой проклятой каюте недели две, пока они доберутся до Гонконга. Там он сможет приобрести для себя и для Мэй любые паспорта, и они скроются навсегда… Он хорошо хлебнул из бутылки и почувствовал, как алкоголь пролагает себе путь вниз. В суставах — ощущение тепла. Теперь эта каюта уже не казалась ему такой тесной. Он посмотрел на бутылку. Пусть оно все провалится. Никто его не увидит, следовательно, не имеет значения, сколько он выпьет…

— Прошу тебя, Джесс.

Он оторвал бутылку ото рта, словно она ужалила его.

— Какого дьявола, Мэй, — недовольно сказал он. — Немного выпью, и ничего со мной…

— Ты уже выпил немножко, — тихо молвила Мэй Бакхорн. — Если выпьешь сейчас еще, тебе захочется еще и еще, и… О, Джесс… — Заламывая пальцы, она оглядела тесную каюту и глубоко вздохнула. — Упаси бог, я совсем не хочу грызть тебя, — торопливо проговорила она. — Но нам предстоит пробыть тут много дней, Джесс. Если мне не с кем будет разговаривать, я с ума сойду.

Он подавил раздражение так же быстро, как оно закипело в нем.

— Я понимаю, милая, — сказал он, едва ворочая языком. Алкоголь растекался по телу, приятно согревая его. — Но без этого я не смогу. Стены надвигаются на меня, и…

— Джесс, я очень тебя прошу.

В глазах у нее светилась боль. Мэй была права. Сидя тут, словно двое зверей в одной клетке, они должны держать себя в руках, иначе очень скоро вцепятся друг другу в горло. Лучше подождать до вечера, пока она заснет, и тогда…

Джесс с демонстративной решимостью закупорил бутылку и засунул ее назад под кровать. Посмотрев на жену уголком глаза, он заметил, как она с облегчением улыбнулась. Надо будет позаботиться, чтоб она проглотила сегодня снотворную таблетку. А сам он все равно не заснет, если не пропустит глоточек-другой…

«Хоть бы скорее наступила ночь. Я сделаю вид, будто сплю, и он приложится к бутылке. Видит бог, ему это необходимо. — Мэй посмотрела на мужа взглядом, в котором отражалась глубокая, но исстрадавшаяся любовь. — Он как будто бы заставил себя обо всем забыть, но как он вскрикивает во сне!..»

Бутылка. Она его опустошила, и она же теперь — его единственный друг. До того несчастного случая он был наилучшим пилотом из всех, кого она знала. Он и в самолет как будто бы не садился, а подхватывал его себе на спину и взлетал с ним в синее небо. Джесс Бакхорн… Четырехкратный победитель национальных первенств по воздушной акробатике. Всеобщий любимец, отчаянно смелый летчик-трюкач. Она и сама не заметила, как полюбила его. Мэй была вдовой. Ее Тим тоже был пилот-трюкач, как и Джесс, хотя и не достигал таких высот мастерства. А погиб он, как это ни странно, пассажиром в рейсовом самолете. Когда Тим сгорел живьем, она не хотела больше даже смотреть на самолеты. Но не в состоянии была оставить путешествующий воздушный цирк. Да и ничего иного делать она не умела. И снова принялась под гром оваций балансировать на крыле, в то время как разрисованный полосами биплан вертелся волчком. Она не могла оставить мужчин и женщин, своих товарищей, которые ежедневно бросали вызов смерти.

Джесс приворожил ее. Он знал, как погиб Тим: беспомощно упал на землю в охваченном огнем лайнере. Джесс Бакхорн думал об этом, глядя на маленькую отважную женщину в небе, и его восхищение переросло в любовь. Свадьбу они справили в ангаре, среди самолетов, в обществе друзей-пилотов, которые желали им счастья. Гулянка продолжалась до поздней ночи, а потом они отдались любви под открытым небом, под звездами, ибо Джесс был дикарь и не желал, чтоб их окружали четыре стены…

На следующее утро он все еще веселился, как ребенок. На час было назначено воздушное представление, и Джесс явился, чтоб сесть за руль самолета. Никто не заметил, что он был не только счастлив, но и пьян. Они выкатили его «вако», и он с ревом взлетел вверх, чтоб показать им зрелище, которое они должны запомнить на всю жизнь.

И показал. Он забыл о ветровом сносе, вышел из ошеломляющей петли слишком низко, и пропеллер — этот огромный блестящий нож — врезался в толпу зрителей. Они не успели вовремя отбежать, и когда Джесс, пронзенный ужасом, снова взлетел вверх, весь перед и брюхо «вако» были забрызганы кровью.

На то представление привезли группу детей из сиротского приюта, и Джесс убил двадцать три из них.

Мэй старалась забыть о той ужасной сцене. У него забрали права пилота. Навсегда. Доказать, что он был пьян, не могли, да только все об этом знали. Друзья отвернулись от него. Он не мог найти работы. С его шрамом и глубокими оспинами его узнавали всюду. Мэй следовала за мужем. Она одна знала, какие кошмары переживал Джесс каждую ночь во сне, когда ужасный пропеллер снова и снова разрезал детские тела. Месяцами он непробудно пьянствовал. Мэй работала где придется, не брезговала ничем. Она снова поставила его на ноги. Они переехали в Канаду, и Джесса взяли пилотом гидроплана в глухой провинции. Через год какой-то летчик узнал его и все рассказал. Канадское правительство выслало Джесса из страны, ибо он пользовался фальшивыми правами пилота.

Прошло еще полгода — и его охватило полное отчаяние. Без Мэй он, наверное, наложил бы на себя руки. Но вот они услышали про небольшой авиаотряд, который создавали во Флориде для распыления удобрений и — иногда — показательных воздушных выступлений. Джесс сказал им, что у него за плечами несколько тысяч летных часов в сельскохозяйственной авиации. Майк Джеффриз проверил его умение, принял на работу и только плечами пожал, когда Джесс заявил, что не желает принимать участие ни в каких выступлениях перед публикой. Со временем им стало известно, что Майк Джеффриз выяснил, кто такой Джесс. И не верили своему счастью, когда Майк не приказал ему убираться прочь.

Потом Майк начал прощупывать Джесса и загнал его в угол. Мол, рано или поздно какой-нибудь инспектор ФУА разоблачит, кто он такой, и тогда Джесс очутится в тюрьме, слишком уж долго он нарушал федеральный закон, летая с поддельными документами. Его запрут в тюремную камеру и выбросят ключи. Да, Майк Джеффриз был прав, и Джесс Бакхорн хорошо сознавал это. Следовательно, он был в западне. Ни денег, ни перспектив на приличную работу. Он в западне и вынужден сидеть в ней до тех пор, пока решится наложить на себя руки. И только Мэй своей любовью и верой в него еще удерживала его на поверхности.

И Майк Джеффриз предложил ему выход из этой безвыходности. Он сделал это не сразу. Ибо то, что задумал Майк Джеффриз, требовало четкой организации, согласованности, денег, а главное — готовности пойти на любой риск. Джесс Бакхорн был отличный пилот, и ему нечего было терять.

Впервые за долгие годы у него появился шанс. И он с отчаянием за этот шанс ухватился.

Это он сидел за рулем самолета в ту ночь над Бэннингом, когда Майк Джеффриз выбросился в темноту.

Потом они захватили бомбы.

Очень скверно получилось с Джином Муром, совсем по-глупому погиб в Канзас-Сити.

Джесс и Мэй не могли поверить, когда Майк подорвал бомбу на вершине Сан-Горгонио. Они никогда не верили, что он это сделает. Их первой мыслью было сдаться в руки полиции и все рассказать, но они поняли: надеяться им больше не на что. Бомба убила тысячи людей, и кто знает, сколько еще тысяч погибло от паники и волнений, которые захлестнули большие города. Если бы сейчас стало известно, кто они такие, их разодрали бы, словно бешеных собак. Поэтому остается только держаться до конца — ведь теперь они будут иметь достаточно денег, чтобы изменить внешний вид, достать себе новые документы и избрать какие угодно города на этой планете. У Джесса больше не было ни малейшего желания летать.

И вот они заперты в этой каюте, им остается только ждать. Две недели, сказал капитан. Две недели от Сиэтла до Гонконга — и они свободны. Денег это будет стоить больших, но, узнав, что Силбер счастливо скрылся из Лиссабона, они поняли, что деньги у них будут.

Их подстерегала страшная опасность. Они видели, как по всей стране их лица не сходили с телевизионных экранов. И они заплатили капитану пять тысяч долларов за дорогу и за молчание.

Джесс не доверял капитану Бёме. Нисколько не доверял. Обдумав все, Джесс и Мэй присягнули, что живыми их не возьмут. Джесс принял все необходимые меры для этого. С собой на борт он захватил двадцать килограммов пластиковой взрывчатки. А каюту запер изнутри, натянув провод от дверей до взрывателя.

Пусть кто-нибудь попробует ткнуться в каюту.

Капитан Бёме громко высморкался и ткнул пальцем в записку, которую Кен Риген только что прочитал.

— Вот такая чертовщина! — выкрикнул он. — Сделай кому-то услугу, и вот что получишь — высадят в воздух твой корабль, если только побеспокоишь их.

— Вы же, наверное, знали, кто они такие, разве нет? — спросил Риген.

— Нет, черт их побери! — горячо возразил Бёме. — Я, конечно, догадывался, что это не святые, но… — он пожал могучими плечами, — не мое это дело, я никогда не сую нос в чужой огород. Я говорю вам правду, мистер, — заверил Бёме, — когда они поднялись ко мне на борт, я и представления не имел, кто это…

— Их фотографии уже много дней не сходят с телеэкранов.

— Да кто смотрит в эту дурацкую коробку?! — закричал Бёме.

— Откуда же тогда вы узнали?

— Откуда узнал? Разве вы не были в порту? Везде плакаты. Даже таможенники поднимались на борт каждого судна тут в гавани с их фотографиями. Вот тогда я и узнал. И сразу вызвал ваших людей. — Бёме принял невинное выражение. — Одно дело — подцепить какую-нибудь мелочь, а идти против закона я не хочу.

— Сколько они заплатили вам, капитан Бёме?

— Ну, знаете, это уже…

— Я не из таможенной охраны, почтенный. Сколько?

Бёме нерешительно засопел.

— Ну, они… черт побери, Риген…

— Сколько?

— Пять.

Риген скептически улыбнулся.

— Всего пять сотен?

— Пять тысяч.

Риген кивнул.

— Мы обязаны вытянуть их из этой каюты, так, чтоб никто ничего не заметил.

— Я — за, — сказал Бёме, энергично кивая головой. — А вы в самом деле думаете, что они заминировали каюту?

— Лучше исходить из такого предположения, капитан. А на самом деле может быть даже хуже, чем это.

Бёме не понял.

— До сих пор не найдена одна атомная бомба, капитан. И я не хотел бы думать, что она может оказаться на этом судне.

Ханс Бёме побледнел.

— Что… что вы собираетесь делать, Риген?

— Сделаем все без шума. Главное не спугнуть их.

Бёме вздохнул с облегчением.

— Все, чем я могу…

— Тут останется мой приятель — будет наблюдать за дверью их каюты. Смотрите, чтобы никто не мешал ему.

— Так точно!

— Я вернусь через час, и мы этим займемся.

— Что вы надумали, Риген?

— Скоро увидите. — Риген поднялся и направился к двери. — Одно только беспокоит меня, капитан…

— Скажите, и я…

— Что вы сделаете, если Бакхорн уже пронюхал, что мы здесь, и предложит вам сумму, в два раза большую, чем мы.

— Я и касаться не стану их проклятых денег!

Риген кивнул, и на его лице появилась тонкая улыбка.

— Приятно слышать, капитан. И знаете, почему?

Бёме отрицательно покачал головой.

— Потому что в ином случае ваш корабль никогда не прибудет в порт назначения. Если вы надумаете затеять какую-то игру, ваш корабль навеки исчезнет. Надеюсь, вы поняли, о чем я говорю: вы очутитесь на дне океана, не оставив после себя никаких следов. Расслабьтесь, капитан. Увидимся через час.

Кен Риген прежде всего бросился к телефону.

— Мы нашли их, — сообщил он. — Не исключено, что последняя бомба с ними. Ничего определенного сказать не могу. Обстановка такая… — Он сжато, но не пропуская важных деталей, нарисовал расположение каюты на борту «Мануэля Асенте», в которой заперлись Бакхорны. Потом процитировал предостережение, которое Джесс Бакхорн передал капитану. — Есть только один способ управиться со всем этим, — сделав вывод Риген. — Соедините меня с армейской службой контрразведки, я хочу кое-что у них попросить. И чтоб ни гугу, слышите? Как с мальчиком?.. Десять лет? Как раз. О боже, ваш собственный сын?! Хорошо, хорошо, я все понимаю. Буду ждать вас в конце причала.

Перед ними стояла, как казалось, неразрешимая задача. Джесс Бакхорн заминировал свою каюту. Они но могли отбросить предположение, что вторжение в каюту может привести к взрыву атомной бомбы.

Сперва обсудили вариант с использованием мощной автоматической винтовки, из которой можно было бы стрелять сквозь иллюминатор. Нет, не подходит. Во-первых, Бакхорн или его жена могут увидеть их, и тогда — конец игре. Во-вторых, шторы затянуты, и они могут не… Короче говоря, не подходит.

Был еще вариант. Вентиляционный канал. Но пролезть через него невозможно, потому что Бакхорн сразу услышит шорохи, и если у него в самом деле последняя атомная бомба, тогда весь порт и половина города Сиэтла исчезнут с лица земли.

А впрочем, вентиляционный люк все же мог пригодиться. Ригену сразу пришла мысль использовать газ Green Ring-III, который был на вооружении армии.

Этот газ нервно-паралитического действия не имел ни вкуса, ни запаха, он не действовал ни на легкие, ни на кожу и убивал человека довольно быстро, поражая важнейшие центры его нервной системы. И все же это было слишком рискованно. Ведь Бакхорну хватило бы считанных секунд, чтоб уничтожить сотни тысяч людей.

И тогда Риген нашел решение проблемы. Специальная армейская команда плюс мальчик. И другой газ.

Через сорок минут он уже встретил в порту прибывших. Они бесшумно поднялись на борт «Мануэля Асенте». Капитан Бёме показал им вентиляционную систему. За несколько минут они отделили обшивку в том месте, где было вентиляционное отверстие трубы, которая вела к каюте номер двенадцать. Бёме отдал распоряжение включить грузовые лебедки, чтоб заглушить любые звуки. Отделив обшивку, армейские специалисты приспособили в вентиляционном канале бесшумный вентилятор с резиновыми лопастями. Затем надели противогазы и заложили в тот же канал герметически закрытый цилиндр. И невидимый, лишенный запаха газ начал поступать в двенадцатую каюту.

— Десять минут, и все будет о’кей. Вообще-то эта штука срабатывает за шестьдесят секунд. После чего по меньшей мере два-три часа они будут без сознания.

Долго ждать не стали. И все же выламывать дверь не решились. Другое дело — иллюминатор…

Открыть его извне они не могли, да и не пытались. Армейские специалисты принялись за дело. За пятнадцать минут с помощью ультразвуковой дрели они аккуратно вынули стекло из иллюминатора: путь в каюту номер двенадцать был свободен.

Джессу Бакхорну и в голову не пришло минировать иллюминатор. Это казалось ему излишним. Он только закрепил его винтами изнутри. К тому же, даже если убрать толстое стекло, сквозь такое маленькое отверстие не смог бы пролезть ни один человек.

Но мальчик, которому смазали жиром плечи и надели противогаз, смог протиснуться внутрь. Это был доставленный на корабль сын местного агента ФБР. Внутри каюты он прежде всего включил свет. Специалист-подрывник внимательно осмотрел дверь сквозь иллюминатор.

— Сынок, придвинь-ка вон ту табуретку к дверям… Хорошо. Теперь — видишь вон ту изоляционную ленту?.. Правильно. Обыкновенная лента. Только не торопись, вот что главное. Отмотай эту ленту… Так, а теперь возьми концы проводов в другую руку. Понимаешь, они не должны касаться металла… Хорошо. Теперь оберни лентой открытые концы провода… Очень хорошо. Положи их на стол. А теперь видишь провода вон там внизу? Сделай с ними то же самое, что сделал с первыми… Вот так. Вытри руки и подожди. Не торопись.

Джесс и Мэй Бакхорн оставались без сознания еще три часа после того, как дверь в каюту номер двенадцать была распахнута настежь.

Специалист осмотрел взрывчатку.

— Пластиковый заряд, — сразу узнал он.

Последняя бомба еще не была найдена.

 

16

— Эй, Альберто!

Поющий поднял голову.

— Завоняло легавым, парень.

Гитара замолкла.

Все услышали вой сирены.

— Хуанита, ты, пожалуй, притормози, — сказал Альберто.

Темноволосая девушка, которая сидела за рулем, кивнула, сбрасывая газ и поворачивая свой «фольксваген» к обочине дороги. Молодая пара на заднем сиденье вытаращила глаза на полицейскую машину.

Альберто обратился к ним.

— Манк, ты имеешь какое-то представление, почему они нас останавливают?

Манк кивнул головой.

— Конечно. Закон на их стороне, а не на нашей. Этого вполне достаточно, парень. А ты, крошка, не вздумай отвечать, когда о чем-то будут спрашивать, — приказал он своей подруге. — Поняла?

— Да.

— Она не проговорится? — торопливо спросил Альберто.

— Нет, парень, — улыбнулся Манк. — Она не раз имела дело с полисменами. Я просто объясняю им, что она того… не в своем уме.

— А где вы прячете свое зелье? — резко спросил Альберто. — Черт возьми, если они…

— Не бойся, парень. — Манк оскалил зубы в широкой улыбке. — Для чего, думаешь, у меня дыра сзади? — Поделившись своей тайной, Манк засмеялся.

От взгляда Хуаниты не скрылось, как Альберто ногой засунул кучу измятой одежды под сиденье. И она вздохнула с облегчением. Ведь Альберто решил подыгрывать Манку и его идиотской подружке. Придется и ей сыграть свою роль. Быть приветливой с полицейскими. Заранее смириться с тем, что они будут оскорблять тебя, и не обращать на это внимания. Улыбайся, приказывала она себе. Посмотрела в правое зеркальце. Один полисмен — это дорожная инспекция, заметила она, — уже вышел из машины, не торопясь, направлялся к ним. Она увидела, как он инстинктивно коснулся рукой пистолета, который болтался на бедре. Тони («Даже не вспоминай об этом имени! — мысленно прикрикнула она на себя. — Альберто!»)… Альберто снова взял в руки гитару. Измятая одежда лежала под сиденьем. В том лохмотье у него был спрятан обрез полуавтоматической винтовки, и он очень ловко умел стрелять из этого оружия. Ей, конечно, начхать на то, скольких легавых он нашпигует свинцом, но больше она не хочет насилия.

«Хуанита Алеман. Это твое имя, — предостерегла она сама себя. — Не забывай. Ты мексиканка. Когда заговоришь, они должны услышать твой акцент. И ты должна убедиться, что они услышали его. Улыбайся, девочка. Улыбайся, показывай им свои зубки и ни в коем случае не дай им догадаться, что ты — красивая черномазая девчонка с двумя колледжами за спиной, напичкана дьявольским образованием так, что те два белых оболтуса даже представить себе не способны. Ибо если б они догадались… — Она искоса взглянула на Тони… — Альберто, ты, дуреха! Альберто». Хоть сотню лет таращись на него, ни за что не скажешь, что на голове у этого парня парик. Она сама подбирала его, и подгадала так, чтобы он был похож именно на того, кого строил из себя. Исполнитель народных песен, он выглядел ни добрым, ни плохим, но живым, непринужденным и веселым. Ибо он все же немного играл на гитаре, а больше от него ничего и не требовалось.

Это был единственный способ прорваться сквозь полицейские кордоны, установленные повсюду. Когда они узнали про Джесси и Мэй, ее всю пронзило холодом, до самых костей. Но Тони всегда высмеивал мысль о бегстве из Штатов на каком-то судне. Безразлично, сколько вы заплатите капитану, предостерегал он, этот сукин сын будет рассчитывать, что от правительства он получит больше и еще в герои вылезет.

Но просто так взять и отправиться в дорогу они не могли. Ибо везде были развешаны их фотографии, и абсолютно все выслеживали их.

— Белого и негритянку — такую парочку они никогда не заподозрят, — сказала она Тони. — Конечно, мы обратим какое-то внимание, но вряд ли они будут докапываться, кто мы такие, и…

Тони засмеялся ей прямо в лицо…

— Лесли, ты привлекательная девушка, и тебе не следует лишний раз высовываться даже по случаю хорошей погоды. А тут они знают нас, как облупленных. А ты не просто черная девушка — ты красавица. Увидев тебя, мужчины крепко сжимают ноги и воют на луну. Мы так не проедем и десяти миль. Но есть один способ, — сказал он, улыбнувшись.

Тони Мальони и Лесли Холл исчезли. У них хватило денег, чтобы приобрести все необходимое. Лесли выходила одна вечерами, и никто не мог ее узнать. Она напяливала на себя лишнюю одежду до тех пор, пока ее фигура не становилась полной, а сама девушка приобретала вид одетой без вкуса отвратительной бабы. Она не гримировалась, только лохматила себе волосы и носила башмаки без каблуков, на которых неуклюже ковыляла. Она растворилась в Уоттсе — негритянском районе Лос-Анджелеса.

Итак, они приобрели себе водительские права на имя Альберто Химинеса и Хуаниты Алеман. Тони свободно разговаривал по-испански. Они стали американцами мексиканского происхождения. Тони играл на гитаре, и они составили вдвоем довольно пристойный дуэт.

Тони приобрел подержанный автомобиль, на котором они сперва приехали в Уоттс, где сняли дешевую комнату. Да и пробыть там им надо было лишь день-два. В Розуэлле, штат Нью-Мексико, готовилось большое событие. Исполнители народных песен и рок-музыки, хиппи и всякие прочие. Они раздобыли несколько печатных бланков. Десять минут за печатной машинкой, и Лесли изготовила вполне правдоподобное приглашение выступить с песнями на фестивале музыки в Нью-Мексико.

Следующая проблема — как ехать?

Они переговорили кое с кем, и к вечеру к ним явился гость. Так они познакомились с Манком, который собирался ехать со своей девушкой из Лос-Анджелеса во Флориду на «фольксвагене». Это было очень кстати. Манк и его как-там-ее-зовут предоставляют колеса, они оплачивают горючее, а питание общее.

И вот теперь этот трижды проклятый фараон барабанит по дверцам, предлагая им выйти!

…Тони сел за руль. Лесли все еще чувствовала себя совершенно обессиленной после двадцатиминутного допроса, которому подверг их дорожный патруль. Манк сыграл свою роль, как было условлено, а его девушка светила глазами на полисмена в безумной улыбке, так и не произнеся за все время ни слова. Полисмен, посмотрев на ее уста, которые расплывались в безумной улыбке, только проворчал что-то про «бестолковых сопляков», а потом дал приказ:

— Убирайтесь прочь и не вздумайте останавливаться, пока не переедете границу штата.

На сиденье справа от Мальони дремала Лесли. Он оглянулся назад, на Манка с девушкой. Тонкое одеяло, которым они прикрылись, когда начали заниматься любовью, скомкалось от движений, и Тони скользнул туда взглядом. Улыбнулся и снова направил все свое внимание на дорогу.

Теперь по крайней мере у него было время подумать… Вообще жизнь — сплошная мерзость, и он об этом никогда не забывал. Такой взгляд на жизнь здорово помог ему несколько лет тому назад, когда под ним разверзлась бездна. Капитан-лейтенант ВМС Сальваторе А. Мальони. Блестящий летчик-истребитель. Один из лучших «ястребов» на весь чертов флот. Две сотни боевых вылетов над Северным Вьетнамом и полная грудь орденских ленточек не оставляли сомнения в том, что Мальони — первый кандидат на внеочередное повышение в чине. Хотя он и держался в стороне от остальных пилотов, зато в небе мог любого из них заткнуть за пояс.

И однажды ночью, перед самой посадкой на авианосец, заглох двигатель его самолета. Да еще в такой момент — хуже не придумаешь. Второй двигатель вытянуть не смог, а море было неспокойное, и палуба авианосца, поднявшись на волне, стукнула по его Ф-4, как большая хлопалка по мухе. Он уже не успевал катапультироваться из машины, которая буквально разваливалась на куски.

Когда он попробовал выбраться наружу, что-то схватило и скрутило его левую ногу, и тут весь мир будто раскололся у него перед глазами. Когда он очнулся — а прошло много времени, — то почувствовал: случилось что-то ужасное. Он это почувствовал даже сквозь морфий. Посмотрел поверх белых простыней и увидел, что нога его торчит под каким-то несуразным углом к туловищу. Он снова упал в забытьи, а когда пришел в сознание второй раз, то лежал на другой кровати и с его ногой уже что-то сделали.

Они растерзали его тело, словно баранью тушу, вспоминал он со жгучей злостью. Он понял худшее еще раньше, чем пакостный хирург со своей слащавой улыбкой похлопал его по плечу и сообщил, что они удалили из него часть берцовой кости, что нервы повреждены и уже никогда эту ногу никто ему выпрямить не сможет. Своим медовым голосом хирург снова и снова правил над Тони панихиду, хороня его, по сути, живьем. Иначе и не скажешь: ведь он никогда уже не сможет служить в морской авиации. И к чертям собачьим его послужной список, в котором, ясное дело, ответственность была возложена на него, а несчастный случай квалифицировался как «ошибка пилота».

Оператор радиолокационной установки, что сидел сзади него в кабине, погиб; флот потерял не только его истребитель, но и еще с полдесятка самолетов, когда его Ф-4, очутившись в их гуще, взорвался. Вот тут-то и сказалось, что держался Тони в стороне: в послужном списке его похоронили во второй раз — разжаловали, вышвырнули коленкой под зад из морских офицеров.

Он тогда считал, что хуже быть не может. Как же он ошибался! Через два года он все еще напрасно пытался получить разрешение летать. Где угодно. На каких угодно условиях, лишь бы два крыла по бокам. Но проклятая стопа оставалась перекрученной, и в половине аэропортов, куда он приходил, неуклюже хромая, над ним просто смеялись. Остальные ему сочувствовали, и это злило его еще сильнее.

Он подался на юг и под Гейнсвиллом, в штате Флорида, увидел афиши, которые рекламировали воздушное представление странствующих пилотов в стиле старых времен. Он мчался всю ночь и прибыл туда утром, когда они еще работали возле своих машин. Он ходил между самолетами системы «вако», «флит», «стирмен», и ему казалось, что сердце его вот-вот разорвется. Наконец ему стало совсем невмоготу, и ноги сами понесли его вперед. Он очутился в кабине «стирмена», быстро включил тумблер, и вот двигатель, кашлянув, заработал, и он покатил по траве, не обращая внимания на людей, которые с безумным криком бежали за самолетом. Он забыл обо всем, кроме рычагов и педалей управления под своими руками и ногами, забыл даже о перекрученной стопе — и целых полчаса радостно орал и делал с машиной все, что мог, чуть ли не выворачивая ее наизнанку.

Под конец он выключил двигатель, набрал в легкие как можно больше воздуха и ухватился за рычаг руля направления. «Стирмен» закрутило в штопор, и он ринул к земле. Тони вывел самолет из штопора в последний миг и мягко приземлился.

Когда машина, резко затормозив, остановилась, он, сам того не соображая, плакал от счастья.

Так Майк Джеффриз нашел его.

Лесли Холл смотрела на Тони, который сидел за рулем. Она четко видела его профиль в те минуты, когда фары встречных машин разрывали темноту. До сего времени она не могла поверить, что любит этого человека. Человека, способного смеяться над собой и чихать на весь мир. Этот грубиян, избегавший людей, поддержал и утешил ее, когда она узнала о гибели Джина. Ужасная картина разбушевавшегося огня, посреди которого — в машине, как в капкане, — был Джин, глубоко запала ей в душу, и Лесли отчаянно старалась отогнать это видение, стоявшее перед глазами. Но в последнее мгновение ей всегда представлялось, как мускулистое, цвета темной бронзы тело Джина шипит в огне, и она кусала себе губы, чтоб не заплакать.

Они тогда все были в разъездах, быстро переезжали с места на место по заранее намеченному плану. У них было пять бомб, и Джин поехал в Канзас-Сити, чтоб заложить там первую. Они до сих пор не могли понять, что именно у него не сработало. Какая-то прихоть судьбы — и погиб человек, за которого она должна была выйти замуж.

Он отказывался жениться на ней, пока не станет на ноги. Из Вьетнама Джин приехал героем — ряд орденов и медалей, блестящий послужной список стрелка спасательного вертолета. Пока он носил форму, его уважали, товарищи по службе дружески похлопывали его по плечам. Потом он сбросил военную форму, и оказалось, что для негра, пусть и бывшего героя, приличной работы нет. Джин Мур никому не был нужен.

На десять авиамехаников в стране трудно было найти одного такого, как он, но никто не желал сесть в самолет, двигатель которого подготавливал к полету чернокожий. Он мог заправлять самолеты горючим, протирать кабины извне, прибирать в ангарах. Но ему не разрешали касаться рабочих механизмов.

Никто не разрешал, кроме Майка Джеффриза, который не различал цветов кожи. По крайней мере внутренним зрением. Он заглянул вглубь, в самую душу Джина Мура. Майку не нужен был лишний механик, но он знал, сквозь какие невзгоды прошел Джин.

— Сейчас у меня нет для тебя работы, — сказал он Джину. — Но я дам тебе возможность показать свое умение, и, если ты в самом деле хороший специалист, я тебя не уволю. — Это было все, о чем мечтал Джин. Он получил свой шанс в жизни от Майка, и дружба между ними возникла с первой встречи и чем дальше, тем больше крепла. Майк научил Джина управлять самолетом и прыгать с парашютом. Вдвоем они производили впечатление. Майк не руководил своим другом. Он вдохновлял его.

Потом Джин погиб. Тони Мальони был ему почти таким же близким другом, как и Майк. Тони не оставлял никаких сомнений относительно своей позиции в расовом вопросе.

Но в людях Тони разбирался, и он тоже помогал Джину Муру стать классным пилотом; и когда в газетах они увидели черную кучу обломков автомобиля, он тяжело переживал это. Ибо под теми обломками был Джин.

Именно тогда и попала Лесли в объятия Тони. Это случилось довольно быстро и было как чудо. Они полюбили друг друга. Они и сами не знали, как это случилось, и не хотели знать. Даже между собой они не разговаривали на эту тему. Просто поняли, что отныне должны быть вместе.

И вот они вместе — в этом «фольксвагене», с парнем, которого зовут Манк, и его безымянной девушкой, которые возятся на заднем сиденье, ни на кого не обращая внимания.

Не удивительно, что Тони смеялся над всем миром. Он прав: жизнь — сплошная мерзость…

Боб Винсент положил ноги на стол генерала Шеридана. На лице у того отразилось удивление.

— У вас праздник? — поинтересовался Шеридан.

Винсент улыбнулся.

— Нет, скорее предчувствие праздника. — Он помахал лентой телетайпного сообщения. — Мы получили сообщение, что Мальони видели в окрестностях Лос-Анджелеса. В каком-то убогом мотеле. Управляющий как будто бы видел также, как к нему в комнату заходила молодая негритянка. Если он не ошибся, это могла быть Лесли Холл.

— А разве она негритянка?

— Конечно. Нынче такие пары уже не диво, как было раньше, но и не такое широкое явление, чтоб не привлечь к себе внимания.

Шеридан кивнул и потянулся за сигарой. Аккуратно надрезал кончик и поверх сигары посмотрел на Винсента.

— Вы же не для того сюда зашли, чтоб рассказать мне про это.

Винсент сжал губы.

— Не-ет, — протяжно молвил он. — Ясное дело, не для того. Правду говоря, я пришел с намерением…

— …расшевелить мой мозг, — закончил вместо него Шеридан.

Винсент опустил ноги на пол.

— Ну, не совсем так. Я вам, помнится, как-то сказал, что вы не способны понять психологию преступника.

— В самом деле. Не знаю только, обижаться ли мне на это, или наоборот…

— Считайте за комплимент. А сейчас я беру свои слова обратно. Мне надо, чтобы пробудились все преступные инстинкты, которые скрываются под прилизанной личиной вашего ума.

Шеридан скривился.

— И снова я не пойму, куда вы клоните.

— Сейчас объясню, — сказал Винсент. — Понимаете, Артур, нам необходима некоторая экстраполяция в той сфере, где компьютер нам не поможет.

Шеридан выжидающе молчал. Винсент незаметно перешел от шутливого тона к деловому.

— Насколько мы это себе представляем, — продолжал он, — Мальони, находясь в Лос-Анджелесе, умудрился каким-то образом изменить свою внешность. В конце концов, это не так трудно. Мы не знаем, с ним ли эта девушка Лесли Холл. Ну а если они вдвоем…

— А не будут ли они в таком случае бросаться в глаза, словно прыщ на носу? — спросил Шеридан.

— Вообще-то так, — согласился Винсент. — Но мы имеем дело с людьми, которые прекрасно представляют себе, как поступать. Мы допускаем, что Мальони — с девушкой или без нее — сумел выбраться из Лос-Анджелеса и подался на восток. Перед Мальони стоит одна задача…

— Выбраться из страны целым и невредимым, — сказал Шеридан.

— Именно. Лично я склоняюсь к мысли, что девушка с ним и…

— Почему?

— Мы тщательно изучили его образ жизни. У него нет никого, кроме нескольких близких друзей. И друзья для него значат больше, чем что-либо еще.

— Даже чем деньги? — скептически заметил Шеридан.

— Как ни странно, но это так, — сразу же ответил Винсент. — Деньги для него, наверное, никогда не были…

— Тогда какого черта он впутался во всю эту кутерьму? — громче, чем хотел, спросил Шеридан.

— Из тех, кого я знаю, — спокойно сказал Винсент, — вы можете понять это лучше, чем кто-либо. Мальони — бывший летчик морской авиации, покалеченный в авиакатастрофе. Несчастный случай во время посадки на авианосец. По мнению большинства пилотов, которые служили там, с ним поступили несправедливо. Он чуть не стал безработным. Но вот он встретил Майка Джеффриза, а это незаурядная личность, для нас это становится чем дальше, тем очевиднее, — и только у него Мальони получил постоянную работу. Он хотел летать, потому что без этого просто не мыслил своей жизни…

— Все ясно, — прервал его Шеридан.

Винсент кивнул головой.

— Ну что ж, теперь вы имеете общее представление.

— Действительно, — мрачно сказал Шеридан. — Но предателя не может оправдать ничто.

Винсент вздохнул.

— Эта оценка делу не поможет. И я не хотел бы, чтобы она повлияла на ваши выводы.

Артур Шеридан промолчал.

— Если б вы были Тони Мальони, Артур, что бы вы сделали сейчас?

Шеридан не торопился с ответом. Он подумал о заграждениях на всех дорогах, которые пересекали границу, об усиленных патрулях, сквозь которые не проскочить никому — даже ночью и в плохую погоду. Следили и мексиканцы, готовые схватить каждого нарушителя границы, — ведь Соединенные Штаты объявили награду в пятьдесят тысяч долларов за каждого нарушителя. Ни один рейсовый самолет не вылетал за границы страны без тщательнейшей проверки. Каждое судно, каждый частный самолет — все транспортные средства, которые должны покинуть Соединенные Штаты, проходили сквозь густое сито внимательнейшего осмотра.

Все это мгновенно промелькнуло в голове Шеридана.

— Так, говорите, Мальони подался на восток от Лос-Анджелеса?

— Насколько мы можем судить, — уточнил Винсент.

— Ехать на север ему нет смысла, — начал рассуждать Шеридан вслух и затянулся сигарой. — Нет, наверное, вы правы, Боб. Вероятнее всего, он должен податься именно на восток. — Шеридан поднял глаза на Винсента. — Должен, — подчеркнул генерал.

— Почему должен? — спросил Винсент.

— А потому… — улыбнулся Шеридан. — Я, кажется, догадываюсь, что собирается совершить наш приятель. Хотите пари?..

— Тони, не убивай его.

Тони вперил в нее удивленный взгляд.

— Не убивай, — повторила она. — Это должно когда-то кончиться. Так почему не сейчас?

— Я тебя не понимаю, Лесли. — Он повернулся в ее сторону, чтоб лучше разглядеть лицо. — Ты же знаешь, нам крайне необходимо…

— Ну и пусть, — запальчиво ответила она. — Прошу тебя. Ради меня. Ради нас. Я… я… ну прошу тебя, Тони.

Он пожал плечами — она увидела это даже при тусклом свете луны.

— Хорошо, — пообещал он. — Картина мне уже ясна. Тут только один ночной сторож. И в эту пору он не будет чрезмерно внимателен. Видишь его? Смотри, вон за тем рядом самолетов светится фонарик.

— Вижу.

— Чудесно. Ты знаешь, что тебе делать.

Они выбрались из ручья. Мальони, низко припадая к земле, направился вдоль края летного поля к восточному ангару. Лесли подождала, пока он скрылся за кустами, а затем поднялась в полный рост и направилась вдоль обозначенной синими огнями дорожки для выравнивания. Совсем не прячась. Когда она подойдет к ангару, сторож тоже подойдет туда с другой стороны. Они окажутся рядом. С глазу на глаз. Белый мужчина, один на отдаленном аэродроме, рад приветствовать первую попавшуюся женщину. Любого цвета кожи.

Она помахала рукой.

— Эй, там!..

Фонарик посветил в ее сторону. Она заметила отблеск металла ружейного ствола, и в голове у нее промелькнуло: «О, боже!»

Но тревожиться не было оснований. В подобной ситуации Тони был словно лютый зверь. Охранник посветил фонариком ей в глаза, и она поняла, что он улыбается. В такую пору кто разберется, черномазая она или нет, а фигурка у нее что надо…

Тони ребром ладони со страшной силой ударил сторожа сбоку по шее. Тот сразу потерял сознание.

— Стереги его! — приказал Тони.

В его руке сверкнул нож. Хромая, он подбежал к ближайшему самолету и резанул по шнурам крепления. За несколько минут он вытянул сторожа за ограду — уже связанного, с кляпом во рту и все еще не пришедшего в сознание.

— Возьми его винтовку, — бросил он Лесли. — Она еще может нам понадобиться.

Лесли взяла винтовку, а он тем временем побежал вдоль ряда самолетов. Она не отставала от него. Тони остановился около двухмоторного.

— Вот то, что нам нужно, — сказал он, улыбаясь. — Посмотрим, может, они оставили дверцы открытыми. — Тони поднялся на правое крыло и подергал за дверцу кабины. — Заперта, черт бы их побрал. Начинай-ка, Лесли, отвязывать шнуры. Под каждым крылом и под хвостом. Поторапливайся.

«С их стороны очень любезно, — подумал он, — предоставить в наше распоряжение «ацтек». Он побежал назад к ангару. Почти всегда там валяется какой-нибудь брусок металла для буксировки самолетов, ага, вот и он. Тони поднял брусок и возвратился к «ацтеку». Лесли возилась под крылом, отвязывая крепежные шнуры. Он обернул свой правый кулак носовым платком, прицелился и с силой ударил по окошку. Задвижка, как он и предвидел, сломалась, окошко открылось; Мальони протолкнул брусок внутрь. При свете луны он видел ручку дверцы на противоположной стороне кабины. Фонарик ему не понадобился. Он подсунул один конец бруска под дверную ручку и нажал на противоположный конец. Этим рычагом он сумел повернуть ручку, и дверца распахнулась. Лесли стояла под носом самолета.

— Поехали, крошка, — сказал он, подходя к ней и улыбаясь. — Наша взяла. Проверю только баки и…

Он уже был в кабине. Включил тумблеры. Баки с горючим были полнехоньки. Мальони устроился на левом сиденье.

— Иди сюда! — позвал он.

Лесли залезла на правое сиденье, и он с силой захлопнул ее дверцу. Разыскивая привязной ремень, она спросила:

— Как же без ключа?

— Не нужно, — с улыбкой ответил он. — На «ацтеке» только дверная задвижка.

Его движения уверенны и быстры. Вот уже загремел левый двигатель, потом — правый. Тони снял ногу с тормозной педали и пустил «ацтек» в объезд других самолетов, выруливая на взлетную полосу. Он не стал проводить обычных проверок. Нет времени. Взялся за рычаги управления, мельком посмотрел на показания приборов и перевел дроссельную заслонку сперва в максимально открытое положение, а затем назад. А, плевать! Двигатели и так разогреются. Вот они уже на взлетной полосе, без огней, катятся на полной скорости. Вот оторвались от земли. Убрав шасси, Мальони стал круто набирать высоту.

— Полетим над долиной, — сказал он Лесли. — Вдоль реки Пекос, прямиком в Техас. Будем лететь по эту сторону границы, пока не достигнем Ларедо. Там, на самой границе, большое озеро. Над озером мы и пересечем границу. Я полечу почти на бреющем, чтоб нас не могли засечь. Потом мы перескочим через горную гряду и выйдем к Мексиканскому заливу. А там на расстоянии миль в сто ничего нет. Лететь будем над самой водой. Дальше пересечем Юкатан и очутимся в Британском Гондурасе. Там, где-то вблизи Пунта-Горди, мы спрячем эту таратайку. Один мой приятель заплатит за нее наличными. Там мы сможем переждать какое-то время или податься куда-нибудь морем… Посмотрим. Когда доберемся до Пунта-Горди, все будет хорошо.

Мальони повел «ацтек» на бреющем полете, даже слишком низко. До береговой линии озера он подошел на высоте метров триста и потом снизился настолько, что его пропеллеры волновали воду. Лесли старалась не дышать. Над озером они летели со скоростью почти двести миль в час, и вдруг перед ними предстали горы. На протяжении шестидесяти миль Мальони придется забыть о безопасном полете над самой водной гладью. Из-за этих гор прямо по курсу, за которыми лежит равнина, откуда уже рукой подать до Мексиканского залива, ему придется набирать высоту. Что ж, Тони отнесся к этому спокойно: ведь сейчас ночь, граница уже далеко, и они летят со скоростью двести миль в час. Внимательно осмотрев береговую линию озера, он в последний миг нажал на рули управления, и «ацтек» круто пошел вверх. На высоте в тысячу двести метров Мальони выровнял самолет, чтобы как можно быстрее перелететь через горы.

И тут — ослепительная вспышка света. Они инстинктивно подняли вверх руки, закрывая глаза. Жмурясь, Мальони напрасно силился что-то разглядеть. Яркий свет продолжал слепить глаза, вызывая фантастические галлюцинации в лазурно-золотистых тонах.

— Тони!

Но еще до того, как она произнесла его имя, он уже распознал эти призрачные контуры. Реактивные истребители. Как только его глаза адаптировались, он разглядел на самолетах мексиканские опознавательные знаки. Снова на него нацелен луч прожектора. Мальони зажмурился, но успел увидеть по обеим сторонам по истребителю с выпущенными шасси и спущенными закрылками.

Он ругнулся. Наверное, они перекрыли границу наглухо, пропуская только рейсовые самолеты. Но у него оставался шанс. Если только посчастливится обмануть их…

Мальони знал, что они должны быть настроены на запасной канал связи. Настроившись на частоту 121,5, он выхватил микрофон из гнезда.

— «Ацтек шесть-шесть-четыре-янки», — отрекомендовался он. — Слышите меня? — И, мгновение поколебавшись, сердито заорал: — Какого черта вы все это затеяли? Я лечу по маршруту…

— Не имеет значения, сеньор, — прозвучал чей-то голос. — Мы вынуждены просить вас приземлиться. Немедленно возвращайтесь назад в Ларедо.

— Но позвольте! Вы же не имеете права вот так ни с того ни с сего заставить меня сойти с курса! У меня…

— Немедленно возвращайтесь, — приказал голос.

— Тони, я уже вижу впереди залив!

Он посмотрел на Лесли и быстро ответил:

— Я тоже.

— Есть ли у нас шанс? — спросила она, не скрывая волнения. Да и он волновался не меньше. Все что угодно — лишь бы не возвращаться.

— Какой-то шанс остается всегда, — угрюмо сказал Тони.

Он не сказал ей того, чего боялся больше всего. Еще о двух истребителях вверху над ними и сзади. Именно так действовал бы и он, осуществляя подобный перехват. Потому что…

— Немедленно возвращайтесь, иначе мы откроем огонь.

Тони чуть не засмеялся вслух. Не так давно и он, находясь на борту П-51, сказал бы почти то же самое…

— Хорошо, хорошо, — ответил он. — Я возвращаюсь.

Он увидел, как горы скрылись, и перед ними открылась равнина. Если ему удастся перейти на бреющий…

Он рванул ручку на себя, чтобы резко уменьшить скорость, потом толкнул ее вперед и круто влево. Следя за стрелкой спидометра, он в нужный момент ударил по рукоятке освобождения шасси. Погасил скорость — на это была вся надежда. Погасить скорость и перейти на бреющий — тогда он начнет петлять, и пусть-ка попробуют попасть в него…

Но он знал, что влип. Были же еще два истребителя прямо над ним. Тот, кто организовал этот перехват, осуществил его просто в совершенстве.

Тони и Лесли осталось жить ровно столько, чтобы услышать печальный голос, который радиоволны донесли до их кабины. Наверное, пилот истребителя искренне сожалел, что ему приходится применить крайние меры.

— Плохи ваши дела, сеньор.

И пушечный залп ударил прямо в кабину.

 

17

— Мистер Винсент?.. Говорит миссис Симпсон. Генерал Шеридан хотел бы немедленно видеть вас, если только… Да, сэр. Благодарю. Я передам ему.

Когда Боб Винсент зашел в кабинет Шеридана, у того на столе лежало донесение.

— Коротко и ясно, — молвил Шеридан, показывая на бумаги. — Никакой бомбы. Дозиметристы обследовали обломки самолета и все вокруг. Счетчики абсолютно не реагируют.

— Никаких сомнений?

— Ни малейших. Не выявлено никаких следов радиоактивности. Мы откомандировали на эту проверку больше сотни людей, Боб. Я и сам надеялся что-нибудь найти, — пожал плечами Шеридан.

— А людей в самолете опознали?

— Мы привлекли лучших экспертов по авиакатастрофам. Кроме того, специалистов-медиков и кое-кого из ваших, вам это известно, — сказал Шеридан. — Осталось там очень мало, однако ясно, что в самолете находились двое. Истребители дали залп двадцатимиллиметровыми снарядами, и их сразу убило. А ударившись о землю, «ацтек» взорвался. Ну а что у вас?

Винсент потянулся за сигаретой.

— Мы убеждены, что это были Мальони и его девушка-негритянка. По какой-то причине Мальони не убил охранника на аэродроме. Странно. Человек может принести гибель тысячам невинных, а собственноручно лишить кого-то жизни — это для него словно смертный грех. Охранник не видел, кто ударил его. Зато отчетливо разглядел девушку и узнал ее на фотографиях.

Шеридан пододвинул донесение ближе к Винсенту.

— Возможно, нам и удастся установить личности погибших по останкам. Но вы правы. Относительно того, кто был в самолете, сомнений нет. Можно вычеркнуть еще двоих из списка, — угрюмо добавил он.

— К сожалению, это еще далеко не конец, — заметил Винсент. — До сих пор не найдена последняя бомба. Напряжение не спадает.

— Но какого дьявола они хотят от нас? Чтоб мы оставили свои кабинеты и сами принялись искать эту бомбу?

— Да, — ответил Винсент, — если будет такая необходимость. Скажу вам откровенно: я очень встревожен. Джеффриз способен на все.

— Нащупали какие-то нити?

— Ничегошеньки. — Винсент стряхнул пепел с сигареты. — Что-то давно я не видел вашего помощника.

— Он в Форт-Миде. Я послал его туда…

— К Ховингу?

— Да. Я подумал, что нам не следует пренебрегать ни одной возможностью, — объяснил Шеридан. — Он собрал на Джеффриза полное досье и теперь вместе с программистами из УНБ ставит задачу компьютеру.

Лицо Винсента осталось безразличным.

— Думаете, это что-то даст?

— Нет, конечно. И Пол того же мнения. Но мы обязаны испробовать все. — Шеридан скривился. — Да зачем я вам это говорю! Вы же сами все прекрасно понимаете.

— Вы правы, — устало согласился Винсент. — Ибо, если мы не найдем эту последнюю бомбу в ближайшее время, не исключено, что я приду к вам наниматься на службу.

— Договорились, — сказал Шеридан.

— Но я желал бы сохранить за собой свое нынешнее место, — сухо заметил Винсент и, немного помолчав, добавил: — Слушайте, я же хотел у вас спросить что-то. Ага, о том полковнике, которого вы вспомнили вчера. Вы сказали, он был…

— …непосредственным командиром Джеффриза во Вьетнаме, — закончил за него Шеридан. — Он будет тут в десять ноль-ноль сегодня. Приблизительно через час. Возможно, он чем-то сможет помочь нам. А сейчас я хочу есть. Может, разделите со мной второй завтрак?

— Второй? Когда же вы сюда пришли?

— Пришел? Черт возьми, да я еще не выходил отсюда. Сплю в кабинете. Пойдем немного подкрепимся.

Когда Дэвид Силбер вышел из игры, генерал Артур Шеридан возвратился к себе на Нортонскую базу ВВС. Отсюда он мог поддерживать прямую связь со всеми военными штабами, разбросанными по всему миру. Он был убежден, что это — обязательная предпосылка успеха в поисках пятой, последней атомной бомбы. К его удивлению, туда же, в Нортон, прибыл и Винсент. ФБР и другие ведомства обшарили всю страну в поисках Майка Джеффриза, Пэт Хьюз и последней бомбы. Следовательно, Винсенту не оставалось ничего другого, как ждать результатов этого тщательного и кропотливого поиска. Шеридан, как и Винсент, также терпеть не мог бездеятельности. Они оба желали лучше действовать по собственной интуиции, чем ждать, к чему приведет эта происходящая в масштабе всей страны охота на людей.

По их сведениям, банда, которую возглавлял Майк Джеффриз, состояла из четырех мужчин и троих женщин. Относительно всех, кроме Джеффриза и Хьюз, была уже полная ясность. Дэвид Силбер являлся восьмым человеком, но он никогда не был в этом деле прямым соучастником, и к тому же он уже вышел из игры. Существовали также какие-то неизвестные союзники в Европе. Черт с ними, подумал Шеридан. ЦРУ и органы контрразведки должны вскоре пристукнуть эту мелочь. Артуру Шеридану нужна была только последняя бомба. А Винсенту — Майк Джеффриз и его подружка.

Фактически все операции теперь проводились через ФБР. Однако, по предложению Винсента, они с Шериданом жили и работали вместе, словно сиамские близнецы.

Артур Шеридан был убежден, что пятая бомба не спрятана ни в одном городе. Джеффриз, говорил он, определенно знает, что в ближайшее время будут подвергнуты обыску все более или менее подозрительные квартиры, номера в мотелях и гостиницах, каждое уединенное место. А это ограничивало его возможности эффективно контролировать бомбу. Только дурак может отказаться от своего козыря, объяснял Шеридан Винсенту, а Джеффриз, судя по всем изученным нами материалам, был совсем не дурак.

Воспоминание о Джеффризе заставило генерала вспомнить недобрым словом Джона Ховинга и Управление национальной безопасности. Будь они прокляты! Ведь они давно уже могли бы наложить лапу на Джеффриза — тот все время буквально вертелся у них под носом. Шеридан не мог думать об этом без раздражения. Майк Джеффриз служил в свое время пилотом в войсках Тактического авиационного командования, и он на целый год был откомандирован в распоряжение штаб-квартиры в Виргинии. А они проворонили эту ниточку, ибо это было несколько лет тому назад, а Ховинг почему-то ограничил поиск пилотами, которые до сих пор служили в частях ТАК или совсем недавно оставили действительную службу.

Сведения, которые могли бы навести на Джеффриза, лежали спрятанными на полках архивов. К тому же, сокрушенно подумал Шеридан, едва ли их навел бы на след Джеффриза его послужной список во Вьетнаме. Этот сукин сын занимал второе место в стране по количеству боевых наград. Кроме Креста ВВС, он был трижды награжден Серебряной Звездой, семь раз медалями Бронзовой Звезды и еще целой кучей медалей и знаков отличий, которыми он мог бы увесить всю грудь. А если добавить к этому еще медаль «Пурпурное Сердце» за боевое ранение, свыше двухсот боевых вылетов как над Южным, так и над Северным Вьетнамом…

Тут не отделаешься старой басней о том, что война в конце концов надоедает. Каждый, кто знал Майка Джеффриза, говорил о нем как о летчике-истребителе, который до конца отдавался своей профессии. Но Шеридану необходимо было знать больше. И его люди разыскали бывшего командира Джеффриза. Возможно, он даст какую-то нить. Во всяком случае, дело стоит затраченных усилий. И полковник Марк Дюпре на десять часов был вызван в кабинет Шеридана.

— Никто не умел летать на «сто пятом» с таким блеском, как Майк, — сказал полковник, не скрывая уважения к пилоту, который служил под его началом. — Он выжимал из этой дьявольской машины все, что обусловлено инструкцией, и даже больше. — Марк Дюпре посмотрел на генерала Шеридана. — Вы знаете, что ему трижды приходилось катапультироваться?

— Правда? — переспросил Винсент и даже подался вперед, чтобы ничего не пропустить мимо ушей.

— Ну конечно же, — подтвердил Дюпре. — Джеффризу в трех случаях приходилось покидать самолет.

Винсент кивком попросил полковника говорить дальше.

— Из его личного дела вы, наверное, знаете еще кое-что, — продолжал Дюпре. — До того, как стать пилотом, Майк служил в парашютно-десантных войсках. На его счету было, наверное, прыжков шестьдесят.

Винсент перевел взгляд с Дюпре на Шеридана.

— Укладывается в нашу схему, правда?

— Конечно. Шестьдесят прыжков в десантных войсках — чудесная школа для затяжных парашютных трюков.

— Извините, что часто прерываю вас, полковник, — вмешался Винсент. — Скажите-ка, а что случилось, когда ему… когда он вынужден был катапультироваться?

— Два раза это случалось над морем, — ответил Дюпре, — и ему посчастливилось продержаться в воздухе, пока его парашют относило к берегу. В таких случаях надо уметь управлять парашютом, и Майк делал все, что в таких случаях требуют инструкции. Оба раза он только чуть замочил ноги, и спасательные вертолеты благополучно подбирали его. Но один раз… — Дюпре замолчал, словно завороженный воспоминаниями, которые нахлынули на него. — Однажды его занесло в густые джунгли. Мы знали, что приземлился он нормально, но добраться до него не могли. Три дня — и три ночи, конечно, — его преследовал северовьетнамский патруль, но он убежал от них. Со временем нам удалось разведать, где он скрывается, и послать за ним вертолет.

Винсент, разминая в пальцах сигарету, проговорил:

— Все это очень странно, полковник Дюпре…

Дюпре нетерпеливо закивал головой:

— Да-да, понимаю. Но я еще не закончил, мистер Винсент… — Полковник нахмурился. Пока он приводил в порядок свои воспоминания, никто ему не мешал. — Беда началась тогда, когда Вьетконг предпринял широкое наступление милях в девяноста от Сайгона, — заговорил он наконец. — Нас отчаянно призывали оказать непосредственную поддержку Арвину и…

— Арвину?

— Южновьетнамской армии. Их очень потрепали, и они взывали о помощи. Мы получили приказ прекратить все рейды на север и как можно скорее нанести удар по противнику на юге. — Дюпре посмотрел прямо в глаза Винсенту. — А известно ли вам, что кое-кто из наших пилотов — больше, чем вы можете себе представить, — хотел осуществлять боевые вылеты на север от демилитаризованной зоны, а не на юг?

— Никогда не слышал об этом, — сказал Винсент.

— Они страшно не любили оказывать южновьетнамцам непосредственную поддержку. Там точное расположение цели далеко не всегда известно. Ориентирами служат дымовые шашки или гранаты, и надо обработать все вокруг этого ориентира. Ясное дело, такой метод оставляет желать лучшего.

Шеридан пожевал зубами сигарету:

— Конечно, бывает иногда и такое.

— И еще как бывает, — подхватил Дюпре. — Я-то понимаю, что этого не избежишь. Но далеко не все «ястребы» способны рассуждать так по-философски. К этим последним принадлежал и Майк Джеффриз.

Дюпре снова помолчал, словно ожидая критических выпадов в свой или Джеффриза адрес. Но собеседники терпеливо ждали, и он продолжил дальше:

— Майк вылетел с шестью «сто пятыми», чтоб сбросить напалмовые бомбы на одно село. Арвиновский связной сообщил нам, что жители покинули село и нам следует хорошенько прожарить его, чтоб выкурить оттуда Вьетконг. Майк уже заходил на цель, а остальные пилоты равнялись по нему, как вдруг он увидел около домов людей. Это не были вьетконговцы, он понял сразу. Ни один вьетконговец не будет стоять на открытом месте, если прямо на него пикируют с неба «сто пятые». — Полковник Дюпре сокрушенно вздохнул. — Увидев трех крестьян, Майк заорал на своих ведомых, чтобы все выходили из маневра. Но пилот одного из самолетов неправильно понял его и…

— Этого я не знал, — заметил Шеридан.

— Трудно сказать, чья была ошибка. И вообще можно ли тут говорить об ошибке. Если строго придерживаться устава, то провинился ведомый. Но, учитывая тогдашнюю обстановку… тут трудно возложить виновность на кого-то одного. Но так или иначе, а тот парень — ведомый — вывалил все, что у него было. Напалм попал прямо в цель…

Дюпре глубоко вздохнул. Неожиданно Винсент понял, что полковнику нелегко ворошить воспоминания об этой истории.

— Они убили сто тридцать человек.

— Господи! И это были…

— Да, среди них не было ни одного вьетконговца. Только женщины и дети. И еще человек сто, а то и больше получили тяжелые ожоги. Майк в это время разворачивался, поэтому он видел всю картину. Он еще возвратился и облетел село на бреющем полете. — Дюпре снова замолчал на мгновение. — Его вырвало прямо в кабине, генерал…

— Чем же это закончилось, полковник? — спросил Шеридан после паузы.

Дюпре пожал плечами.

— Он просто свихнулся.

— Говорите вразумительней, — сказал Шеридан.

— Майк хотел убить ведомого. В буквальном смысле. Но ведь и юношу мы не могли обвинить. Это был молодой лейтенант. И совершил-то лишь восьмой вылет. И случившимся был потрясен не меньше, чем Майк. Ну а у Майка как будто бы что-то надорвалось, — Дюпре затрещал пальцами. — Словно кто-то у него внутри щелкнул выключателем. С него уже было довольно и войны, и всего прочего. На следующее утро он должен был лететь. Я полночи ломал себе голову над тем, пускать его или нет. Наконец решил: пусть летит, так будет лучше. Ясное дело, я заботился о том, чтобы отправить его на север от демилитаризованной зоны. Но это уже не имело значения. То есть не имело значения, что я там решил. — Дюпре посмотрел генералу Шеридану прямо в глаза. — Он отказался лететь.

— В какой форме? Как это…

— Просто так, взял и отказался. Сказал сержанту, который пришел будить его, чтобы тот катился ко всем чертям. И с другими летчиками также не слишком церемонился. Когда сержант явился ко мне и доложил, что Майк отказывается лететь, я старался воспринять это спокойно. Я напомнил себе о том, что случилось накануне. Надеялся, что в разговоре с ним заставлю его потерять самообладание, и это сняло бы напряжение с его нервной системы. Если бы такая сцена произошла между нами с глазу на глаз, неофициально, об этом никто никогда не узнал бы.

Шеридан задумчиво кивнул, словно одобрял рассуждения полковника.

— Но мне не удалось вывести его из равновесия, — сказал Дюпре. — Ничего у меня не вышло. Весь свой гнев Майк, наверное, излил накануне на своего ведомого.

— Так он больше не делал боевых вылетов?

Дюпре покачал головой.

Шеридан повернулся к Винсенту.

— Что было дальше, мне известно: его предали военно-полевому суду.

— С таким послужным списком? — недоверчиво спросил Винсент. — Со столькими наградами?..

— Его вынуждены были отдать под суд.

— Но почему?

— Потому, что он носил военную форму. Потому, что он присягал. Потому, что он был офицер. Потому, что воевал. Потому, что…

— И его, конечно, признали виновным! — сердито бросил Винсент.

— Да. Но не в такой форме, как вы думаете.

Винсент впервые уловил в тоне полковника неудовольствие. Дюпре весь напрягся, как будто бы раздражаясь, что в эти сугубо военные дела вмешивается гражданский.

— Не в такой форме, как вы думаете, Винсент, — повторил Дюпре. — Мы не забыли о его двухстах боевых вылетах. Мы не могли заставить Майка защищать себя, но мы имели возможность сами защитить его, насколько могли. Так мы и сделали. Если действовать согласно с буквой устава, Майка должны были разжаловать с отрицательной аттестацией. Но нам посчастливилось избежать этого. Он был признан негодным к летной службе вследствие…

— Негодным?

— Да, черт побери! — отрезал Дюпре. — И он в самом деле был негоден. Разве можно доверять ему машину, в чреве которой может быть атомная бомба, и потом…

Дюпре запнулся. Все трое переглянулись.

Полковник был глубоко прав.

Винсент подошел к столу, за которым сидел генерал, и глубоко вздохнул.

— Его засекли.

— Где?

— В Денвере. Рейс сто двадцать восьмой, из Денвера на Лос-Анджелес. Без промежуточных посадок. Девушка с ним.

Шеридан вскочил.

— Что-нибудь еще?

— Какая-то чертовщина, — встал Винсент. — Никаких попыток изменить внешность. Билеты, правда, они взяли не на свои фамилии, но это и все. Они даже не пытаются маскироваться. Черт их возьми, что это может означать?

— А они не…

Винсент предугадал его вопрос.

— Именно это больше всего и удивляет. Они заказали на свои настоящие фамилии — билеты на рейс «Эр Франс», из Лос-Анджелеса до Парижа. На свои настоящие фамилии! — повторил он.

В мозгу Шеридана промелькнуло все, что он знал о Майке Джеффризе. У него возникла одна догадка, и он почувствовал, как кровь стынет у него в жилах.

— А ваши люди не пытались задержать его? — спросил он.

Винсент покачал головой.

— Нет, слишком поздно. Они были уже на борту самолета. Артур, как по-вашему, они не могут его захватить?

Шеридан ответил не колеблясь:

— Нет. Из Денвера они могли бы полететь разве только в Канаду или в Мексику. Но они не сделают этого. Какой смысл? Это же ничего не даст.

— Мы схватим их, как только самолет сядет в Лос-Анджелесе, — решительно сказал Винсент.

— Как знать, — сказал Шеридан, и на лице его появилось какое-то странное выражение.

— Что?

— У меня возникло подозрение. Я… — Замолчав на полуслове, генерал схватил телефонную трубку. — Миссис Симпсон! Оставьте все дела и соедините меня с базой ВВС в Картланде. Мне нужен майор Уоткинс, который ведает материальной частью. Если он разговаривает по телефону, прервите разговор. Он нужен немедленно, независимо от того, где он и что делает… Я не кладу трубку. — Прикрыв рукой трубку, он спросил: — А вы предупредили своих людей в Лос-Анджелесе?

— Да. К тому времени, как самолет приземлится в Лос-Анджелес, все будет готово.

— Не исключено, что все будет не так просто, как вы предполагаете.

— К черту! — вспылил Винсент. — Долго ли вы еще будете говорить намеками? В конце концов, что вы хотите сказать?

— Страшно даже подумать… — В это мгновение на том конце провода заговорили. — Майор Уоткинс? Говорит генерал Шеридан. Слушайте меня внимательно, майор, потому что ваш ответ нужен мне немедленно. Речь идет о ядерном оружии типа М-двенадцать… Вот именно. Триста килотонн. Мне надо выяснить вот что…

Выслушав ответ, Шеридан выругался, неторопливо положил трубку на рычаг и посмотрел на человека из ФБР.

— Боб, свяжитесь со своими людьми в Лос-Анджелесе. С теми в аэропорту. Прикажите им, чтобы ни в коем случае не трогали Майка Джеффриза, даже не приближались к нему. Прикажите им оставить этого человека в покое.

— Что?!

Шеридан посмотрел на часы.

— У меня тут есть скоростной вертолет в постоянной боевой готовности. — Отвернувшись от Винсента, он нажал кнопку внутренней связи. — Миссис Симпсон, передайте на базу, чтоб мне немедленно подали дежурный вертолет. Потом попросите у ФУА канал электронной связи с международным аэропортом Лос-Анджелеса. Используйте код чрезвычайной важности. Я буду говорить с ними уже с вертолета.

— Артур, может, вы все-таки…

Шеридан ухватил Винсента за руку и потянул к выходу.

— Сейчас нет времени на объяснения, — скороговоркой сказал он. — Расскажу обо всем в воздухе. Пойдем.

Когда они шли к регистрационной стойке авиакомпании «Эр Франс», многие оглядывались на них. Их внешность не могла не привлекать внимания. Высокий широкоплечий стройный мужчина со смуглой, почти шоколадной кожей, темно-синие глаза под копной непослушных волос. Его походка была отмечена грубой силой и уверенностью в себе. Стройную и довольно высокую женщину с длинными белокурыми волосами, которая шла с ним рядом, можно было назвать красивой. Люди невольно заглядывались на них. Чудесная пара.

Пэт Хьюз несла небольшую дорожную сумку. В правой руке Майка Джеффриза был кожаный чемодан, но и руку, и верх чемодана прикрывало небрежно наброшенное полупальто. В их движениях не чувствовалось ни сомнения, ни колебания: они твердо знали, куда идут и с какой целью.

Винсент внимательно взвешивал каждое свое распоряжение. Его люди до сих пор не делали попыток остановить Майка Джеффриза и Пэт Хьюз, и те получили разрешение на посадку в реактивный лайнер, прошли, минуя главное здание аэропорта, в овальный зал международного сектора, а уже оттуда завернули в длинный коридор, который вел к регистрационной стойке «Эр Франс».

— Майк, тебе не…

— Спокойно, милая. Иди как идешь и не оглядывайся.

— Они нас узнали, Майк.

— Я уже давно это понял.

— Я боюсь.

— Не надо. — И он улыбнулся ей, сверкнув белыми зубами, которые так хорошо контрастировали с загаром лица.

Майк и Пэт продвигались дальше. Вот они уже идут по длинному ярко освещенному коридору.

— Ну-ну, — улыбнулся Майк Джеффриз. — Кажется, именно сейчас они собираются устроить представление.

Он оглянулся вокруг. И впереди, и сзади не видно было ни туристов, ни бизнесменов. Ни женщин, ни детей. Все словно вымерли. А в самом конце коридора он увидел небольшую группу мужчин. Несколько других вошли в коридор вслед за ними.

Джеффриз знал, кто они. Разве это мог быть кто-то иной? Он ждал встречи с ними. Майк и Пэт шли по коридору до тех пор, пока до людей, которые ждали их, не осталось нескольких метров. Джеффриз увидел человека в форме генерала ВВС. Одна звездочка. Ему показалось, будто он узнал его, будто видел его когда-то, очень давно. А впрочем, какая разница… Остальные были ему незнакомы. Но и это не имело никакого значения. Он понимал, что это ФБР. Несколько мужчин, которые стояли немного сзади, держали в руках пистолеты.

Он их не знал, зато они прекрасно знали его. Досконально изучили его лицо, как и лицо Пэт, — по фотографиям.

Мужчина, что стоял впереди других, посмотрел Джеффризу прямо в лицо. А затем заявил без предисловий:

— Дальше дороги нет, Джеффриз. Игра закончилась.

Майк Джеффриз улыбнулся ему.

Слишком он уверен, подумал Винсент. Неужели, черт возьми, Шеридан прав?

— Вы можете сами спокойно пойти за нами, — говорил Винсент. — Или мы вас заберем. На ваше усмотрение.

Джеффриз засмеялся. Спокойный, уверенный в себе. Он заметил, что генерал не сводит с него глаз.

— Не будет ничего такого, — ответил Джеффриз. Голос у него оказался удивительно звучный. — Мы полетим этим самолетом.

Винсент сделал знак рукой. Агенты начали смыкаться кольцом вокруг них.

Но Майк продолжал улыбаться.

— У вас только четыре бомбы, — сказал он. Его глаза, скрестившись взглядом с глазами Винсента, блеснули холодным металлом. — И поэтому не делайте глупостей.

— Мы знаем, что у нас четыре бомбы, — сказал Винсент. Он чувствовал себя полнейшим болваном, которым этот человек манипулирует как мальчишкой. — Ну так и…

Чемодан. Чемодан в его руке. О боже! Шеридан был прав. В этом чемодане пятая бомба!

Винсент широко открытыми глазами смотрел на кожаный чемодан.

Майк Джеффриз прочитал его мысли.

— Вы угадали, — сказал он. — Мы садимся в этот самолет. Вы нам не мешаете. Даже не пытайтесь это сделать. Ибо если попробуете… — Он снова улыбнулся и пожал плечами. — Если кто-нибудь подойдет ко мне ближе, чем на два метра, или хотя бы пальцем коснется Пэт, этот город исчезнет с лица земли.

Наступила тишина. Потом Винсент услышал, как Майк Джеффриз заговорил почти теми же самыми словами, которыми Шеридан объяснял ему все в вертолете:

— Детонатор этой бомбы оборудован ручной системой блокировки, — сказал Джеффриз, и слова его звонким эхом отдавались в длинном коридоре. — Первые пять звеньев блокирования разомкнуты. Я прижимаю рукой последнее звено. Если я прекращаю нажатие, можете послать Лос-Анджелесу прощальный поцелуй.

Проклятье! Он прав. Милосердный боже, мы действительно не можем прикоснуться к нему! Если мы его застрелим или что-то еще… Если он почему-то ослабит нажатие, хоть немножко, как сказал Шеридан, произойдет детонация, и…

Джеффриз подошел еще ближе к Винсенту, не сводя с него глаз.

— Нам нечего терять, — сказал он.

Винсент все еще стоял неподвижно. Казалось, примерз к месту.

— Ну-ка коснитесь меня, — молвил Джеффриз тихим вкрадчивым голосом, почти шепотом. — Попробуйте.

Винсент чувствовал, что ему вот-вот станет плохо. Он сделал знак своим людям и хрипло приказал:

— Пропустите их.

Майк Джеффриз и Пэт Хьюз прошли мимо них. Вдруг Джеффриз остановился и снова обернулся к Винсенту.

— Вы недооцениваете меня, — холодно сказал он. — Если этот самолет сядет в каком-нибудь другом месте, кроме Парижа, если кто-нибудь побеспокоит нас на борту или после приземления, с шутками будет покончено, мистер. Я отпущу эту штуку.

И они с Пэт пошли дальше среди мертвой тишины.

Винсент повернулся к своим агентам:

— Оставьте их. Не трогайте. Мы не можем ничего сделать… — Голос его дрожал.

Через двадцать минут самолет ДС-8 компании «Эр Франс» взлетел у них перед глазами.

 

18

Генерал Шеридан обратился к таможенному чиновнику:

— У меня экстренный вызов. Мне нужен Белый дом. Используйте код Альфа-Квебек-шесть-шесть. Скажите им, что будет говорить генерал Артур Шеридан. Они соединят вас немедленно.

— Хорошо, сэр. Извините, генерал, а кого вызвать?

— Президента. Президента Даулинга. Я подожду.

Таможенник хотел было что-то сказать Шеридану, но прикусил язык и взялся за телефонную трубку.

Шеридан отошел вместе с Винсентом в угол кабинета.

— Мы не можем допустить, чтоб они приземлились в Париже.

Лицо Винсента исказила гримаса.

— Проклятье! Вы думаете, я этого не понимаю? Но что мы можем сделать?!

— Сделать простой арифметический подсчет, — ответил Шеридан.

— О чем вы…

— На борту этого авиалайнера сто сорок человек, — сказал Шеридан. — А в Париже живет несколько миллионов. Вот и прикиньте…

— Вы намекаете на то, чтоб… Но мы не можем пойти на это!

— Почему же, черт побери? — вспыхнул Шеридан. — Если у вас есть лучшие предложения, выкладывайте их сейчас же.

— Вы предлагаете сбить самолет! — запротестовал Винсент. — Сбить французский авиалайнер! Мой бог, опомнитесь, да вы представляете, что произойдет, если американские истребители собьют французский…

— У нас нет необходимости его сбивать, — сказал Шеридан, — но в конце концов это то же самое.

— Артур, вы не можете хладнокровно убить сто сорок человек!

— Когда перед вами выбор: сто сорок человек в самолете или миллион людей на земле, то у вас на самом деле нет выбора.

— Но вы не имеете полномочий на такую акцию, — возразил Винсент.

— Мы обсудим это в другой раз, — отрубил Шеридан.

Таможенник уже протягивал ему телефонную трубку, и он схватил ее.

— Сэр, говорит генерал Шеридан… Да, сэр. Ситуация такова…

Положив трубку, он повернулся к Винсенту.

— Президент сказал, чтобы я все взвесил.

Винсент молчал.

— Он сказал, что полностью поддержит любое действие, которое я сочту необходимым.

Винсент словно онемел.

— Меньше чем через час мы будем в Нортоне, — сказал Шеридан. — К тому времени я приму решение.

«Он лжет, — сказал Винсент сам себе. — Он уже принял решение».

* * *

— «Робин Гуд шесть», «Робин Гуд шесть», говорит «Куин Мэри». Как слышите? Прием.

Пилот ведущего истребителя — перехватчика Ф-106 нажал кнопку перехода на передачу.

— «Куин Мэри», говорит «Робин Гуд шесть», слышу вас хорошо, прием.

Оператор радиолокационной станции наведения следил за индикатором с той непринужденностью, которая приходит с опытом. Вот появились два самолета Ф-106, что летят на высоте пятьдесят тысяч футов милях в ста от берегов Гренландии.

— Экстренный перехват, повторяю, экстренный перехват, — передал оператор. — Подтвердите позывными браво-танго-альфа.

— Подтверждаю, браво-танго-альфа. — Голос из арктической стратосферы донесся словно с того света. — Вас понял. «Куин Мэри»: экстренный перехват.

— Подтвердите, ведомый.

— Вас понял, — подключился пилот второго истребителя.

— Принято, «Робин Гуд». Вектор три-ноль-ноль, высота три-пять. Подтвердите.

Оба истребителя перешли на новый курс и плавно начали снижение до высоты в тридцать пять тысяч футов. Пилот ведущего подтвердил, что они на новом курсе.

— «Робин Гуд шесть», говорит «Куин Мэри».

— Прием, «Мэри».

— «Робин Гуд», вам приказано: не готовить ракеты к пуску. Повторяю: не готовить ракеты к пуску. Как поняли? Прием.

В эфире прозвучал громкий ответ пилота:

— «Куин Мэри», вас понял: не готовить ракеты к пуску. — Потом повторил еще раз, четко выговаривая каждое слово: — Не готовить ракеты к пуску. Прием.

— Принято, «Робин Гуд». Фиксирую ваше подтверждение приказа: не готовить ракеты к пуску.

Дальнейший текст приказа заставил пилотов обоих истребителей удивленно вскинуть брови.

— …приблизьтесь на расстояние два-ноль миль, подтвержденное вашим радиолокатором и наземной станцией наведения. В этот момент вы переключите свои передатчики на частоту девять-шесть, повторяю, на частоту девять-шесть. На расстоянии от цели два-ноль миль и при частоте девять-шесть вы включите радиокод один-два-один-шесть-два. Повторяю: вы включите радиокод один-два-один-шесть-два. Подтвердите. Прием.

Пилоты повторили полученный приказ, подтверждая прием. Их взволновала необычная многоступенчатость этого приказа: никогда раньше не приходилось им выполнять что-то подобное. Не могли понять они и того, почему оператор наведения приказал им опустить солнцезащитные козырьки, перед тем как они включат названный радиокод на частоте девять-шесть.

Прошло еще десять минут.

— «Робин Гуд», вы находитесь сейчас на расстоянии четыре-ноль мили от цели. Четыре-ноль мили от цели. Придерживайтесь курса три-ноль-ноль и высоты три-пять. Подтвердите видимость следа инверсии или самого самолета. Повторяю…

— Папа, посмотри, — маленькая девочка прижалась лицом к стеклу. — Мамочка, вы видите? Видите?

Далеко справа, приближаясь к лайнеру, летели тончайшие серебристые нити, вспыхивая и искрясь в лунном арктическом свете.

— Правда же, как красиво!

— Подтверждаю. Подъем на два-ноль мили. Как нам указано, мы должны быть на два-ноль мили от цели. Прием.

Пилот истребителя Ф-106 посмотрел прямо перед собой. В двадцати милях он увидел крошечную точку, которая оставляла за собой на огромной высоте над землей тонкую ниточку инверсионного следа.

— Подтвердите, что опустили солнцезащитные козырьки, «Робин Гуд».

— Подтверждаю.

— Принято. Вы теперь должны включить радиокод один-два-один-шесть-два.

— Принято и понято.

Нажимая большим пальцем кнопку передатчика, пилот все еще удивлялся, зачем эти болваны приказывали им среди ночи опускать солнцезащитные козырьки. Он даже представить себе не мог…

Взорвалась последняя бомба.

Перевел с английского Станислав Никоненко.