Хотя общая схема компоновки плутониевой бомбы была к концу 1947 года практически решена, не было для её изготовления самого главного: «начинки»! Конечно, за получение плутониевого сердечника отвечал Курчатов. В этом Харитон себя упрекнуть не мог: «не моя епархия!»

Но вот за нейтронный запал и за взрыватель отвечал он.

Особенно Харитона беспокоил окончательный выбор типа химически взрывчатого вещества (ВВ) для сферического заряда. Этим занималась в КБ-11 прекрасно оснащенная лаборатория во главе с лучшими взрывниками страны. Предварительно выбрали эффективную смесь тротила и гексогена в соотношении «один к одному» — ТГ 50/50.

Необходимая для обжатия ядерного сердечника скорость распространения взрывной волны, по-видимому, близка к первой космической скорости. Обеспечит ли эту скорость ТГ 50/50?

Это ещё требовало экспериментальной и расчетно-теоретической проверки.

Еще хуже обстояли дела у Харитона с нейтронным запалом (НЗ).

Эффективность ядерного взрыва будет намного выше, если цепная реакция деления начнется не с одного случайного акта, а сразу с нескольких тысяч или миллионов. Для решения этой проблемы в атомной бомбе применяется специальный источник нейтронов, который обеспечивает «впрыск» нейтронов в массу делящегося заряда в момент обжатия.

В лабораториях всего мира, в том числе и в СССР, в качестве малогабаритных источников нейтронов использовали радие-бериллиевые.

В июне 1945 года от Клауса Фукса поступило сообщение об использовании в атомной бомбе полониевого инициатора с огромной величиной активности — 50 кюри. Такая активность соответствовала примерно 50 граммам чистого радия, что превышало весь государственный фонд СССР. Сообщение казалось почти невероятным. Однако 18 октября 1945 года наркомом НКГБ Меркуловым в адрес Берия был направлен документ разведки № 13, подтверждающий эти данные:

«Инициатор состоит из пустотелого бериллиевого шарика, на внутренней поверхности которого имеются клинообразные выемки. Плоскости всех выемок параллельны одна другой. Поверхность выемок покрыта слоем золота и полония. Полый шарик изготовляется из двух половинок, которые спрессовываются в атмосфере никель-карбонила, благодаря чему на поверхности шарика образуется никелевое покрытие…

Количество полония на поверхности всех выемок — 30 кюри… Количество полония на сплошном шарике — 20 кюри».

Использование полония вместо радия в нейтронном запале имело очевидные преимущества ввиду того, что период полураспада у полония в пять тысяч раз меньше, чем у радия. Такой инициатор взрыва был бы более компактным и гарантировал бы значительно более высокий коэффициент использования ядерного материала (плутония), а следовательно, и более высокую мощность ядерного взрыва.

Вся беда заключалась в том, что полония в СССР не было совершенно! Ни единого микрограмма! А для изготовления нейтронного запала только для одной бомбы требовалось около трех граммов. Полоний можно получить из радия или радиоактивного газа радона. Эта технология начала срочно разрабатываться в НИИ-9 и РИАНе. Однако текущий, 1947, год показал всю бесперспективность этого направления. Получить достаточное количество полония для изготовления пяти мощных НЗ, пригодных для первых бомб, как это предусматривалось правительственным заданием, было невозможно. Такого запаса радия в стране не было. Его, как оказалось, не хватало для изготовления одного-единственного НЗ. Увы, этот классический и напрашивающийся путь получения полония оказался тупиковым. Выход из положения был один: искать не химический, а совершенно новый — ядерный! — путь получения полония, с использованием реактора Ф-1. Однако Харитон понимал, что на разработку этого нового метода потребуется по меньшей мере ещё год.

Нерадостным для Юлия Борисовича был этот новогодний праздник. Как ни размышляй, «срок предъявления РДС-1 на государственные испытания» — 1 января 1948 года — не выполнялся. Этого и надо было ожидать: уж очень нереальным был правительственный план с самого начала.

Харитон знал неписаные правила взаимоотношения с суровым руководством. Необходимо во имя личной безопасности вовремя и достаточно обоснованно самому поднять вопрос об официальной корректировке установленного срока.

Конечно, можно и промолчать. Авось, пронесет. А если дело дойдет до жестокой разборки, то виноват уж, конечно, не он один. В конце концов, он ведь так и не получил от Курчатова «начинки» для бомбы. Где он, плутониевый сердечник?

Но для Юлия Борисовича такой способ защиты своей головы за счет чужой был совершенно неприемлем по нравственным мотивам.

Да если б даже ему и преподнесли этот плутоний, все десять килограммов, на блюдечке с голубой каемочкой, он всё равно не смог бы сейчас собрать бомбу. Не было у него в КБ-11 в канун Нового года ни НЗ, ни ВВ! Не было даже качественных обычных капсюлей-электродетонаторов для одновременного многоточечного подрыва обычной взрывчатки. А уж за них отвечал только он.

И потом, молчать, спрятав голову под крылышко судьбы, ещё более опасно. Можно оказаться виновным именно потому, что промолчал.

Сразу после первого праздничного бокала шампанского Харитон решил: надо ехать в Челябинск! Не откладывая поездки ни на день. Ну, может быть, на пару дней, чтобы дать Курчатову возможность разобрать чемодан по приезде из Москвы. Там, на месте, и надо решить этот «колючий» вопрос. Заодно подготовить и Ванникова.

Несомненно, перенести срок в конечном итоге мог только тот, кто его утвердил — Сталин.

Но инициатива-то должна исходить от «провинившихся», от главных исполнителей — Курчатова и его, Харитона. А также от всегда и за все отвечающего Ванникова. Решение принято. Официальная, для Спецкомитета, причина запрашиваемой командировки — «ознакомление с ходом работ на пусковом объекте «А». Неофициальная — для поздравления юбиляра Курчатова с круглой датой. Истинная — для решения вопроса о переносе срока изготовления АБ.

Увидев состояние монтажных дел на заводе «А» в первые январские дни 1948 года, Юлий Борисович понял, что плутониевую сферу он раньше следующей весны не получит. Этот вывод успокоил и подбодрил его: «За это время и мы уложимся». Сразу стало легче, поскольку двоим срывать правительственный срок как-то безопаснее. Обговорили между собой новый, совершенно реальный срок. Поняли друг друга с полуслова: 1 мая 1949 года!

Доложили Ванникову. Борис Львович согласился сразу. Только крякнул и произнес: «И-эх, ребята!» Но самое трудное было найти и сформулировать убедительные доводы для Берия. Курчатов принял это на себя («при первом же удобном случае»).

Харитон задержался на комбинате ещё на несколько дней. 12 января Курчатову исполнялось 45 лет. Юлий Борисович говорил всем вокруг, что дата особенная, почти круглая, потому что легко и без остатка делится на двадцать два с половиной. Надо бы примерно отметить!

Ванников горячо поддержал теоретическую идею Харитона, которого он безмерно уважал: «Такая маленькая голова, но в ней что-то фантастическое, какая-то нечеловеческая материя». Конечно, это дело нельзя было пустить на самотек.

Музруков дал команду за день до события: «Накрыть шикарный стол на десять персон со всеми напитками и закусками, имеющимися в горячем резерве!»

Завенягин срочно направил экспедицию «своих людей» в соседнюю лесную чащу, чтоб обеспечить стол медвежьей строганиной.

Стол решили накрыть в «закрытом» банкетном зале при рабочей столовой объекта «А». Заведующая столовой Ирина Ивановна и её девочки не подвели. Они приготовили изумительные куриные отбивные, рыбу по-японски, мясо по-татарски. И сверх того, разноцветные напитки из лесных ягод по-уральски. Стол накрыли с запасом: на двадцать мест. Сообразили сами, что телохранителей, уполномоченных и двух специальных представителей Берия тоже нужно было, хочешь не хочешь, считать за «персон».

Зал украсили маленькой елочкой и праздничной полутемнотой с зелеными и малиновыми гирляндами.

К восьми часам появились первые приглашенные с подарками, обвязанными детскими бантами. Ирина Ивановна, женщина с крутыми бедрами, аппетитно мельтешила между «высокими» мужчинами, делая генеральную проверку на столе и в собственном хозяйстве на кухне, отделенной от зала плотными шторами с синими цветами. Рассаживались шумно и торжественно. Тосты понеслись быстро, почти без передышки. Сначала за Сталина, стоя. Потом за именинника. За общее дело и за успех в этом деле. Пили и ели от всей души, без посольских этикетов. Через час размягченная публика сделала перерыв. Разбрелись группами по разным уголкам зала. Кто курил, кто балагурил, рассказывая громко старые анекдоты. Ванников расстегнул ворот кителя и вытянул ноги под столом. Курчатов и Харитон уединились в дальний уголок, чтобы договориться о некоторых деталях в докладной на имя Берия по поводу переноса сроков.

Полковник госбезопасности, личный представитель Берия, бегал между залом и кухней, организуя подготовку стола для следующих блюд. Он слегка пошатывался, но всюду успевал, ненароком прикладывая руку Ирине Ивановне к талии, а иногда ещё ниже.

— Курчатова просят на ВЧ. Москва на проводе, — неожиданно объявил кто-то.

Игорь Васильевич бросился вприпрыжку из зала. Юлий Борисович присел облегченно к опустевшему столу и налил себе большой бокал прохладного «Боржоми». И вдруг увидел прямо перед собой потное лицо полковника. Это был сравнительно молодой человек тридцати с небольшим лет, крепкого сложения и с большими ушами. Почему-то его все побаивались. Даже Завенягин: «Этот доберется до Берия через любую голову». Харитон никакого страха не испытывал. Да и чего ему бояться? Он чувствовал себя нужным и незаменимым на этом отрезке времени.

Игорь Васильевич предупредил накануне вечера Харитона:

— С этим не откровенничай. Подонок.

Про этого полковника ходили легенды о его страсти к русской выпивке и непостижимой крепости и ясности ума при этом. Говорили, что, выпив два литра водки, полковник только притворяется пьяным. А на самом деле его острый, отточенный слух и мозг продолжают при этом ясно работать, откладывая все необходимое в обширную память: все предложения, слова и даже вздохи разочарования, усталости или одобрения. На разных начальственных посиделках он часто играл роль разбитного рубахи-парня, обдумывая в то же время очередную докладную для своего шефа.

— Юлий Борисович, — обратился заискивающим тоном полковник, — давайте выпьем с вами… Мне очень хочется именно с вами… Почему-то…

Харитон безропотно потянулся рукой к своему недопитому бокалу с «Боржоми».

— Нет! Нет! — запротестовал полковник с разгульной полупьяной интонацией. — Только водочку! И за вас! Хоть день рождения сегодня и не ваш… но хочется за вас…

Он налил в пустые бокалы водку и шумно чокнулся. Выпил свой бокал разом, закусив бутербродом с черной икрой. Харитон слегка пригубил.

Полковник уставился своими точками на горбатый харитоновский нос. Потом наклонился, дохнув убойным перегаром, и доверительно прошептал:

— Юлий Борисович, если бы вы только знали, сколько они донесли на вас!

Харитон не удивился этой пьяной откровенности. Его биография действительно была с подпалинами. И о существовании досье на себя он давно знал. Поэтому только чуть-чуть ухмыльнулся и тоже наклонился к собеседнику.

— Неужели? — тоже шепотом переспросил Харитон с едва заметной язвительностью

— Да-а! — подтвердил полковник. И тут же поднял указательный палец вверх. — Но…

Тут он чуть поперхнулся, но, откашливаясь и багровея, продолжал рукой делать доверительные движения между своей богатырской грудью и довольно чахлой грудной клеткой ученого конструктора.

— Но! — ещё тише продолжал он, откашлявшись. — Только между нами… Я им никому не верю.

Харитон посмотрел ему в лицо и вдруг вспомнил, что Ванников, сидевший за столом рядом с полковником, усиленно спаивал его, подливая внеочередные большие порции между тостами. Юлию Борисовичу в этот миг показалось, что полковник не притворяется пьяным, а на самом деле запредельно пьян. И уже не контролирует себя.

Харитон улыбнулся и произнес:

— И правильно делаете.

Разговаривать с ним не хотелось, но Харитону было как-то неудобно вот так просто встать и отойти куда-нибудь. Оба молчали. Голова полковника моментами падала вперед, но он усилием приподнимал ее, пытаясь снова войти в реальную действительность. Харитону стало его жалко. И вдруг полковник неожиданно спросил его в упор, четко и трезво:

— Значит, откладываем, да?

— Что откладываем? — поперхнулся Харитон.

— Да ничего. Это я так, — встал тяжело. — Пойду в туалет схожу.

Курчатов прибежал в приподнятом настроении. Все снова присели к столу. Две девушки в накрахмаленных передниках внесли торжественно огромные блюда с остро пахнущим мясом. Снова подняли бокалы за Курчатова.

Улучив момент, Харитон показал ему глазами на полковника и удрученно шепнул:

— Игорь, он откуда-то уже знает о нашем решении об отсрочке.

Курчатов отреагировал благодушно, в духе праздничного вечера:

— Ну и хрен с ним… Я сам сейчас сказал об этом Берия по ВЧ… Между прочим, поздравил меня… Помнит…

А Берия в эти минуты в Москве сердито думал: «Мать вашу… Переносить сроки горазды, а докладывать — мне!»

Курчатов выпил за свое здоровье, поставил рюмку и наклонился к Харитону:

— Завтра нам с тобой надо подготовить проект Постановления…

«Постановление СМ СССР № 234-98сс/оп

О плане работ КБ-11 при Лаборатории № 2 АН СССР

г. Москва, Кремль

8 февраля 1948 года

Сов. секретно (Особая папка)

В связи с тем, что Постановление Совета Министров СССР от 21 июня 1946 года в части сроков отработки основных узлов «РДС» конструкторским бюро № 11 не выполнено, что связано с новизной и непредвиденными научными и техническими трудностями создания РДС… Совет Министров Союза ССР

ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Обязать начальника Лаборатории № 2… акад. Курчатова и руководителей КБ-11 т.т. Харитона и Зернова ускорить проведение исследовательских и конструкторских работ в КБ-11 и обеспечить:

а) изготовление и предъявление на государственные испытания первого комплектного экземпляра РДС-1 в окончательном исполнении с полной заправкой тяжелым топливом не позднее 1 марта 1949 года…

2. Обязать… Ванникова и Курчатова… обеспечить изготовление по техническим условиям КБ-11 тяжелого топлива и поставить её КБ-11 к 1 января 1949 года…

5…Обязать т. Семенова направить к 10 февраля 1948 года на объект № 550 сроком на один год группу работников теоретического отдела Института химической физики во главе с начальником теоретического отдела т. Зельдовичем.

6. Поручить т.т. Кузнецову (созыв), Вавилову и Первухину совместно с т. Семеновым укрепить теоретический отдел… квалифицированными физиками-теоретиками и математиками за счет других институтов и научных учреждений.

7. Поручить т. Кузнецову, совместно с т.т. Зерновым и Александровым, в месячный срок дополнительно подобрать 20 научных сотрудников, 40 инженеров, техников, лаборантов и 60 квалифицированных рабочих из числа членов ВКП(б) и ВЛКСМ (по специальностям согласно Приложению № 1) и направить их в распоряжение Лаборатории № 2 независимо от места работы в данное время.

Министерству государственной безопасности СССР (т. Абакумову) обеспечить проверку и оформление допусков но указанных научных работников, инженерно-технических работников и рабочих в срочном порядке…

10. Обязать Министерство вооруженных сил СССР (т. Булганина) к 1 марта 1948 г. подготовить Ногинский и Керченский аэродромы для испытания объектов 501–601 (макеты атомных бомб РДС-1 и РДС-2. — М.Г.).

Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин.

Управляющий делами Совета Министров СССР Я.Чадаев».

А разговор со Сталиным получился не таким уж тяжелым, как представлял Берия.

Сталин был в этот день в прекрасном расположении духа. — Надо подготовить новое постановление, — только и сказал он. Но помолчав с минуту, Сталин вспомнил кое о чем.

— А кто у нас главный конструктор бомбы?

У Берия была отличная память на фамилии.

— Турбинер, — тут же отрапортовал он.

Сталин прошелся вдоль стола, обдумывая окончательное решение.

— Зачем нам Турбинер? Что, у нас нет для этого нового дела известных конструкторов? Назначьте Духова, его все знают…

Генерал Духов в годы войны являлся главным конструктором Кировского танкового завода и активно участвовал в освоении новых тяжелых танков типа КВ («Клим Ворошилов») и ИС («Иосиф Сталин»).

Духова Сталин помнил прекрасно. Ценил его как одного из лучших механиков-конструкторов в СССР. В 1943 году на совещании в Кремле по боевому оснащению новых танков Сталин дал несколько очень «полезных» предложений, принятых Духовым к исполнению как «в высшей степени целесообразные».

Разговором о Духове вопрос с переносом срока испытания бомбы был исчерпан. Берия был доволен исходом. Заменить Турбинера — не проблема. У нас незаменимых нет. Хуже было бы, если б подобное решение коснулось Харитона. Но его Берия хитроумно прикрыл. Впрочем, в февральское Постановление Совмина кадровые дела КБ-11 вообще не попали.

Но Сталин ничего не забыл: кадры решают все! 10 июня 1948 года он подписал Постановление СМ СССР «Об укреплении КБ-11 руководящими конструкторскими кадрами». Кроме Духова, речь шла и о директоре минно-торпедного завода Алферове.

«Совет Министров ПОСТАНОВЛЯЕТ:

В целях усиления КБ-11 руководящими конструкторскими кадрами:

1…откомандировать в распоряжение Лаборатории № 2 АН СССР т.т. Алферова В.И., Духова Н.Л…

2. Утвердить:

…т. Алферова Владимира Ивановича заместителем главного конструктора КБ-11.

т. Духова Николая Леонидовича заместителем главного конструктора КБ-11…

4…Разрешить начальнику КБ-11 т. Зернову установить т. т. Алферову и Духову персональные оклады (в размере двухмесячного штатного оклада по должности).

Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин».

А Турбинер был переведен в рядовые конструкторы.