Никто из воронежской троицы в число награжденных не попал. Впрочем, в наградных списках вообще было очень мало простых рабочих и инженеров. Сталин держал свое слово, данное Курчатову в конце 1945 года: отблагодарить передовых ученых и конструкторов. Их действительно отблагодарили щедро. Денежные премии были огромными по тем временам, на всю оставшуюся жизнь.
Лидия в ноябре 1949 года написала Невольскому короткую записку со словами в самом конце: «Да! Да! Да!».
Через два месяца она получила официальный документ о переводе ее в НИИ-9 на должность младшего научного сотрудника.
Отъезд отмечали в том же комсомольском общежитии скромно и почему-то грустно. Варвара была рада за старшую подругу и несколько раз подряд желала ей большого семейного счастья. Татьяна и Андрей больше молчали.
Решили до отъезда сходить на свидание к Кузнецову, который отбывал срок здесь же в зоне…
Николай Михайлович выглядел осунувшимся, но вел себя при встрече бодро. Даже спел, хотя и без особого выражения, новую частушку про аэроплан. Прощался шумно, долго, со смешочками. Но в самый последний момент как-то по-стариковски всплакнул. Обняв Лидию, прошептал на прощанье: «Благослови тебя Господь!».
Лидия торопилась за счастьем. Когда же совсем уж собралась выезжать и подала заявление в отдел кадров, вдруг почувствовала себя неважно. Сходила в медсанчасть на всякий случай. Гуськова, ознакомившись с фиксированными дозами облучения Лидии, которые оказались весьма незначительными и не могли представлять серьезную опасность для здоровья, высказала неофициальное гипотетическое предположение о влиянии на самочувствие Лидии внутреннего облучения плутонием. Об этом влиянии тогда не было ничего толком известно. Да никто этот фактор и не учитывал, и официально никак не регистрировал. Диагноз Гуськова так и не поставила, но рекомендовала обследоваться в Москве в Институте биофизики и при необходимости встать на постоянный учет.
Лидия не успела увидеть плутониевую зону в разукрашенном виде: уехала в 1950 году. Жизнь со старомодным профессором можно было бы считать вполне счастливой, если б не постоянное недомогание Лидии, название которого врачи никак не могли определить при ее отъезде. Через три года она успешно защитила в НИИ-9 кандидатскую диссертацию.
В Институте биофизики состояла на учете, периодически обследовалась.
За эти годы радиационная медицина добилась некоторых успехов, особенно в оценке внутреннего облучения.
Были разработаны методики определения радионуклидов в биосубстратах. Получили подтверждение предположения врачей из медсанотдела № 71 о высокой агрессивности трития и ужасной токсичности плутония. Первым врачом, заподозрившим внутреннее облучение плутонием у работников объекта «В», был врач-рентгенолог А.А. Мишачев.
Позже стали известны сравнительные данные о содержании плутония в организмах у людей, проживающих в европейских странах и в плутониевой зоне. Превышение оказалось разительным: в 50 раз!
Еще страшнее была картина внутреннего поражения у тех, кто в 1949-51 годах работал непосредственно на объектах «Б» и «В».
Дозиметрические обследования рабочих мест, проведенные на этих объектах, показали, что концентрация плутония в воздухе превышала предельно допустимые официальные нормы в сотни тысяч раз.
Плутоний, попав в легкие, остается там навсегда. Его невозможно вывести из организма. Он облучает человека изнутри постоянно, из года в год, накапливая интегральную дозу облучения. В конце концов человеческие легкие не выдерживают.
Медицинский термин для такого занесенного внутрь плутония — инкорпорированный плутоний. Определились и с названием болезни: плутониевый пневмосклероз. Бытовое название — радиоактивный рак легких.
Медики МСО-71 первыми увидели крупным планом последствия плутониевого аврала.
Для женщин-врачей, лаборантов, нянечек, для всего обслуживающего персонала медсанчасти все больные ХЛБ (хронической лучевой болезнью) были родными братьями и сестрами, которым они практически ничем не могли помочь. Разве что профилактическими осмотрами и настойчивыми рекомендациями руководству объектов о выводе больных из опасных условий работы в более чистые. Первой, в 1953 году, в возрасте 30 лет умерла от плутониевого пневмосклеро-за инженер объекта «В» Громова. Лидия умерла в 1956 году.
Татьяна с Андреем избежали катастрофической участи. Уехали из Озерска уже после ухода на пенсию в конце 70-х годов. Уехали доживать в деревню, в Смоленскую область.
Варвара оказалась долгожителем зоны. Она продолжала работать лаборантом на объекте «Б» и после оформления пенсии, почти до самой перестройки.
Вернулась в Москву, в маленькую однокомнатную квартирку, доставшуюся ей после смерти тетки, в одном из Крутицких переулков. Ходит сейчас с палочкой. Отваживается раз в неделю ездить на рынок за дешевыми овощами. В метро и автобусе пожилые люди уступают ей место, видя ее трясущиеся руки. Читать уже не позволяют глаза. Но любимого Лотарева иногда вспоминает на память.
С Кузнецовым Варвара давно потеряла связь. Пока он был в заключении, встречались, хоть и не очень часто. Николай Михайлович трудился и вел себя добросовестно, даже примерно, надеясь на досрочное освобождение. В душе мечтал о возвращении в свою забитую когда-то давно маленькую комнатушку в московской коммунальной квартире. Предполагал, конечно, что ее давно освоили многодетные соседи, но все-таки надеялся. Николай Михайлович не знал, что выселение из плутониевой зоны бывших заключенных невозможно. Зэков оберегали в зоне от малейших контактов с государственными атомными секретами. Их никогда не использовали, например, на аварийных работах внутри производственных зданий, даже когда сложная радиационная обстановка насущно требовала поочередного использования большого количества людей.
Солдат привлекали — они иногда переоблучались. Но заболевание секретной лучевой болезнью какого-нибудь зэка считалось крайне нежелательным.
Впрочем, режим секретности уравнял судьбу многих солдат-репатриантов (т. е. подлежащих увольнению) и освобождаемых заключенных. И тех, и других нежелательно было отпускать на вольную волю во избежание безалаберного и бесконтрольного разглашения ими государственных атомных секретов.
Выход из этого щекотливого положения был найден Специальным комитетом как раз накануне ареста Кузнецова.
«Протокол № 77 заседания Специального комитета
при Совете Министров СССР
г. Москва, Кремль
23 мая 1949 года
Строго секретно
(Особая папка)
…V. О мероприятиях по усилению режима на объектах № 817, 813, 814 и 550
Поручить Абакумову [глава МГБ — MS.] (созыв), Круглову [глава МВД — М.Г.]… в 5-ти дневный срок переработать представленный по данному вопросу проект в следующем направлении:
1. Для обеспечения сохранения секретности основных строек Первого главного управления считать целесообразным вывезти бывших заключенных, солдат-репатриантов и спецпоселенцев… со строительства комбината № 817, КБ-11 и заводов № 813 и № 814 [заводы по разделению изотопов урана. — М.Г.] в Дальстрой МВД СССР для работы в Дальстрое в качестве вольнонаемных, заключив с ними договора (трудовые соглашения) сроком на два-три года.
2. Обязать МВД СССР обеспечить в Дальстрое для указанных категорий заключенных, репатриантов и спецпоселенцев нормальные условия работы и бытового обслуживания, существующие для других вольнонаемных работников Дальстроя, но поселить их компактно, исключив возможность общения с другими контингентами людей, работающих на предприятиях Дальстроя.
3. От каждого бывшего заключенного-репатрианта и спецпоселенца, переводимого в Дальстрой, взять подписку об ответственности по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 г. «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, составляющих государственную тайну»…
Председатель Специального комитета
при Совете Министров СССР Л. Берия».
В соответствии с этим решением освобожденные заключенные, солдаты-репатрианты и спецпоселенцы начиная с 1949 года вывозились из плутониевой зоны на свободное поселение в Магаданскую область. Сначала на 2–3 года. Потом — по продлении трудового соглашения. А еще позже — на всю жизнь.
Варвара изредка переписывалась с Кузнецовым. Но в 1979 году он перестал отвечать на ее письма: наверное, умер.
Легендарный врач плутониевой зоны Ангелина Гуськова — ныне академик, работает в Москве в Институте биофизики. Изредка ее можно видеть — седую и гордую — на семинарах по истории советского атомного проекта, которые ежемесячно проводятся в Институте истории техники и естествознания РАН.
Через сердце и руки этой женщины за минувшие 50 лет прошли смертельно облученные жертвы нашей атомной индустрии.
Что касается реки Течи, то в нее уже давно не сбрасываются растворы, содержащие радионуклиды. Однако в илистом дне и сейчас содержится много сравнительно долгоживущих нуклидов, стронция и цезия. Содержание их за счет распада уменьшилось всего в два раза.
К 1960 году жители 19 наиболее загрязненных пунктов были отселены в отдаленные от реки местности.
В качестве еще одной защитной меры часть поймы была огорожена колючей проволокой, чтобы оставшиеся жители не могли использовать воду из реки для хозяйственных целей. Драма обитателей реки продолжается долгие десятилетия. К 2000 году остались еще не переселенными четыре населенных пункта (8 тыс. чел.) в Челябинской области и пятнадцать (14 тыс. чел.) — в Курганской области.
Денег у правительства совсем нет. Да и у миллиардеров-олигархов, владеющих газом и нефтью, скупающих утопающие в зелени виллы на берегах теплых морей, тоже не хватает спонсорских средств для помощи неизвестным жителям Урала. Глядя на демократический профиль нынешнего российского государства, в котором имена Сохиной и Гуськовой менее рельефны, чем Алсу или Земфиры, Ванников, наверное, произнес бы свою любимую фразу: «И-иех, ребята!».
Забыл про Ширяеву. Ольга Константиновна жива. Проживает в Москве. В последние годы увлеклась сочинением басен, где действующими лицами являются наши общеизвестные политические лидеры. Очень хочет, чтобы кто-то помог издать эти басни, хотя бы очень маленьким тиражом.