— Стоять суки! Я еще не все сказал!

Артур стоял, широко расставив ноги, посреди леса, возле сломанного ветром сухого дерева: руки — в карманах светлых брюк, на лице — хищная, нехорошая ухмылка. Те, кто были не первый день знакомы с этим двухметровым гигантом, в такую минуту постарались бы держаться от него подальше Артур явно пребывал в бешенстве — подобная ухмылочка на его лице уже о многом говорила.

В лесу царила тишина, лишь изредка нарушаемая теньканьем да посвистыванием невидимых птичек. Стоял жаркий летний день — в такой день хорошо валяться на пляже с бутылочкой холодной колы под рукой, загорать, разглядывая шастающих мимо по горячему песку красоток в бикини… Но ни Артуру, ни стоявшему рядом с ним с пистолетом в вытянутых руках Петровичу сегодня было не до отдыха.

Какой уж тут отдых! Нужно было срочно решать наболевший вопрос — с этими вот двумя отморозками, которых сегодня наконец-то удалось вычислить и вывезти в подмосковный лесок для разборки. Парни (в одинаковых спортивны костюмах от «Рибок» и в дорогих кроссовках) стояли напротив Артура, испуганно глядя на шестизарядный «таурус» в волосатых руках мрачного Петровича и переминаясь с ноги на ногу.

— Что, обоссались, твари?! — угрюмо спросил их Артур. — А когда на мою территорию полезли, очко не играло? Или вы, суки, решили, что вам все сойдет с рук?.. Ну откуда вы такие взялись?.. И чего вам в этом вашем Иванове не хватало? Жили бы себе тихо-мирно, не лезли бы поперед батьки в пекло… Нет, надо было нагадить — и себе, и людям! Хату я все равно сделаю — но вы хоть понимаете, против кого вы полезли? Бычью натуру свою показали, больше ничего. И я бы вас, может быть, простил, уродов… Но братва меня не поймет! Эй, ты, что бормочешь?

Один из ивановских отморозков начал извиняться, не глядя собеседнику в глаза, боясь к тому же изменить позу:

— Мы же не знали… Деньги срочно были нужны… Впредь не повторится этого. Отпустил бы ты нас! Извини — не знаю, как тебя зовут. Мы схоронимся, на дно ляжем, никогда нас больше не увидишь, мамой клянусь… Мы же с понятием пацаны, не выеживаемся тут перед тобой. Ну влипли, со всеми бывает…

— Ну уроды… — тяжело вздохнул Артур и смачно сплюнул в траву под ногами. — «Отпусти» да «отпусти»! Вы же меня на бабки кинули — неужели вообще ни хера не соображаете? А раз вы должок не можете мне вернуть, что же мне с вами делать? А?

Один из ивановских — тот, что говорил, — вскинул русую голову, со страхом посмотрел на Петровича, продолжавшего держать их на прицеле, и снова медленно, виновато потупился…

А история была такова… Артур, серьезно занимавшийся операциями по выселению из квартир жильцов и последующей незаконной продажей этих квартир, положил глаз на шикарную квартирку в Марьине, где проживали два брата — Олег и Сергей Малиничевы. Разведка доложила Артуру, что жилье оформлено на них и что, в принципе, это достаточно легкая добыча: братья были наркоманами. Уже год оба висели на героине: соответственно, могли за хорошую дозу сделать что угодно. Артур уже потирал руки, предвкушая очередную удачную сделку, как вдруг до него дошли слухи, что братьев пасут еще какие-то, абсолютно «левые» чуваки. Артур чертыхнулся, но свою деятельность быстро свернул: решил выждать, посмотреть, что будет дальше, — интуиция у него была развита сильнее многих других чувств. И правильно сделал. Вскоре выяснилось, что к братьям-наркоманам нагрянула из Иванова банда отморозков в составе трех человек. Нагло, не подозревая, конечно, об интересах Артура, эта троица ворвалась к Малиничевым и сразу выставила им условие: «Или вы переоформляете на нас вашу хату, или башляете нам пять тонн грина». Те, естественно, начали тупить. Тогда ивановские привязали их к трубам парового отопления и стали пытать, избивать — ожидая, что у Малиничевых наступит неизбежная ломка. Ивановские, решив, видимо, что братья скоро сдадут свои позиции, два дня били их, а сами жрали в немереных количествах водку и найденный в квартире героин. Ну и в итоге один из бандитов двинул кони от передозировки. С трупом нужно было что-то делать. Пока отморозки решали, что именно, один из братьев Малиничевых, Олег, каким-то немыслимым образом смог сбежать от своих истязателей. Решив, наверное, что принудительное лечение в наркодиспансере все-таки лучше, чем смерть от рук ивановских, он обратился в милицию. Отморозки еле успели унести ноги от оперативников РУВД — на их счастье, в этот вечер они пошли в магазин за водкой и увидели, возвращаясь, как к подъезду, где жили Малиничевы, подъезжает оперативная машина. Таким образом, шкуры свои они спасли, но перешли-таки дорогу Артуру, хотя сами об этом и не подозревали.

Грубо говоря, эти ублюдки спалили хату, на которую Артур уже облизывался. И он из-за них действительно потерял бабки, которые вполне мог получить, — его-то контора работала не такими бычьими методами, как подмосковные отморозки.

Против РУВД не попрешь — за квартирой братьев теперь наверняка присматривают. Так кто же вернет Артуру деньги за причиненный ему и моральный, и материальный ущерб? Пусть ивановские и возвращают, решил Артур, и бросил все силы на поиск двух уцелевших в этой передряге отморозков. Их нашли, сообщили об этом Артуру. Тот взял с собой бородатого Петровича — между прочим, обладателя черного пояска по карате, а дальше все было делом техники. Ивановских Петрович вырубил с полпинка; засунули их в артуровский «Мерседес» и вывезли вот в этот самый лесок. Как звали отморозков, Артур выяснил по своим каналам — и они просто опешили, когда он, пусть и очень кратко, рассказал каждому из них историю его незамысловатой хулиганской жизни. Ситуация была проста: Артур знал об этих двух парнях почти все, а они не знали о нем ничего — даже имени его не знали… А им и не положено было знать!

— Бабки мне нужны завтра к трем часам дня! — рявкнул на них Артур и принялся расхаживать туда-сюда за спиной у Петровича. — Где вы их достанете — мне насрать. Это — ваши проблемы. Сколько же вы мне должны, а? Я думаю, для ровного счета — десять тонн «зеленых»… Тогда, может быть, мирно разойдемся. Ну?

— Нету у нас таких денег, — тихо проговорил русоволосый отморозок.

Артур знал, что его зовут Федором. А того, что все время молчал, — Витьком. Артур вообще много чего знал…

— Тю!.. — вдруг пропел издевательским тоном этот двухметровый гигант, которого побаивалось даже собственное его окружение. — Федя, Федя… Ты кому — мне, что ли, лапшу на уши вешать собрался? А тачка твоя? А хата? А дачи ваши с этим вот гавриком? Если хочешь жить, продавай все подчистую. Я еще не так много с вас требую! И чего это я, правда, так мало запросил? Давай так, Федя: одно слово возражения — и ты мне автоматом становишься на пять тонн больше должен, понял? Один раз ты мне уже возразил. Что это значит? Правильно! Уже вы с кентом должны мне не десять, а пятнадцать тонн. Или вы думаете, что мы вас сюда привезли в цацки играть?.. Еще что-то имеем сказать?

Дальше все происходило очень быстро…

Петровичу, уже уставшему стоять в одной и той же позе — с пистолетом в вытянутых руках, что-то упало прямо за шиворот: то ли гусеница, то ли сучок какой, то ли пролетавшая по лесу птичка метко нагадила. Петрович одной рукой полез вынимать мешающий ему предмет из-под рубашки, а другой по-прежнему держал на прицеле Федю и Витька. Но те двое понимающе переглянулись и решили, видимо, что им пора сматывать отсюда удочки.

Выход у них был один — попытаться обезоружить человека с пистолетом и взять инициативу в свои руки. Если бы они просто побежали сквозь лес, пули бы уложили их на месте — это было ясно…

Петрович, кажется, уколол обо что-то палец (или его укусило какое-то насекомое) — и по рассеянности на несколько секунд опустил вниз свой «таурус». Тут же ему в ноги кинулся лобастый, молчаливый Витек — он попытался повалить Петровича на траву и, используя фактор неожиданности, выхватить у того из рук пистолет. Петрович действительно рухнул в траву, на спину — и автоматически нажал на курок: в лесу прогремел выстрел, но пуля ушла вверх, в листву деревьев, срезала несколько веток, шумно попадавших на боровшихся в траве людей. Витек с перекошенным лицом тянул свои пальцы к «таурусу», а зубами вцепился в запястье Петровича. Последний взревел от боли и повернул дуло пистолета… Прогремел еще один выстрел, на этот раз пуля попала в цель — попросту размозжила Витьку голову, угодив в щеку и выйдя через затылок. Парень задергался в агонии, а залитый чужой кровью Петрович высвободил вторую руку из-под его тела и, ухватившись обеими руками за пистолет, стал водить им из стороны в сторону. По-видимому, он собирался выстрелить заодно и в Федора.

Однако Федор, с округлившимися от ужаса глазами, отступил на несколько шагов от двинувшегося к нему Артура — хотя сначала собирался первым атаковать этого гиганта, неизвестно на что рассчитывая… Может быть, на то, что у Витька в руках окажется пистолет и вдвоем они как-то свалят и обезвредят эту ходячую машину смерти исполинских размеров? Но — не вышло!

Федор лихорадочно соображал, что ему делать… И не нашел ничего лучшего, как тупо ломануться в лесные заросли, вопя во весь голос: «А-а-а!!! Убивают!!!»

Орать было бессмысленно — все равно на несколько километров вокруг не было ни одной живой души. Но Федор совсем обезумел: сейчас он рассчитывал уже на чистое везение — на то, что ему улыбнется удача и он убежит-таки от этих страшных людей… Может, выскочит на проселочную дорогу, а там его подберет случайно проезжающая машина, и он вернется к себе в Иваново? А потом… А что потом? Эти люди его и там отыщут и грохнут!.. Или не грохнут? Они же от него денег ждут… Откуда?! Ладно, главное сейчас — убежать от них, улизнуть, чтобы не постигла и его страшная судьба лучшего его другана, Витька, с которым и ПТУ вместе оканчивали, и в армии вместе от звонка до звонка отслужили, и вообще… А теперь — нету больше Витька! Все, весь вышел!

Федор даже завыл от ужаса, но тут он споткнулся на бегу и, потеряв равновесие, воткнулся головой и руками в колючий кустарник. И сразу же услышал над собой тяжелое дыхание преследователей. Потом его кто-то со всей дури пнул носком ботинка под дых, да так сильно, что у Федора на глазах выступили слезы. Он свернулся в клубочек, руками закрывая голову от новых ударов. Били его профессионально и не очень долго — в конце концов так саданули по затылку чем-то увесистым и явно металлическим, наверное, рукояткой пистолета, что он потерял сознание. Захрипел, обмяк и затих…

Артур еще раз пнул его ногой по ребрам, по инерции, потом с побелевшим от гнева лицом обернулся к Петровичу и прорычал, тыльной стороной ладони вытирая пот со лба:

— Ну?! Как ты это допустил, а? Ты же, мать твою, опытный вояка! Три войны за плечами — а тут какие-то сраные отморозки нас чуть не сделали! Ну Петрович, Петрович…

— Да хрен его знает! — Петрович тоже вытирал лицо, но и борода, и усы, и лоб у него так густо были забрызганы кровью Витька, что он ладони перемазал, а сам оставался весь в крови. — Какой-то сучок за шкирку мне свалился, ну и… того… Они, видишь, Артур, тоже не пальцем деланные…

— Фу-у… — выдохнул его шеф и сказал уже спокойнее: — Ты хватай его за ноги, а я под руки возьму. Давай, потащили. Опля!

Они выволокли из кустов безвольно раскинувшего руки Федора и понесли его через поляну. Шагов через двадцать швырнули еще живого отморозка рядом с его убитым другом.

— Чего со жмуриком-то делать будем? — Петрович наконец-то вынул из кармана своей черной рубашки чистый носовой платок и брезгливо стер с лица кровавые брызги. Потом засунул испорченный платок в карман спортивного костюма Федора. И вдруг просиял лицом: — О, знаю, кажется! Мы этому Федьке еще и убийство его кентяры присобачим, а? Тогда он уже точно никуда не денется от нас! Сам посуди, Артур: они подрались, и Феденька хлопнул Витеньку из «тауруса». Могло такое быть? Очень даже! Ха-ха!

— Хм-м, — одобрительно промычал Артур, — идея нехилая. Но он и так у нас на крючке, ему деваться некуда… Слушай, что-то мы много теряем времени на возню с этими чувачками!..

Он посмотрел на квадратные наручные часы фирмы «Брегет», сверкнувшие золотым бликом на полуденном солнце, щелкнул языком и, не говоря больше ни слова, стал пинками приводить Федора в чувство. Тот закашлялся, открыл мутные глаза и уставился на Артура, стоявшего над ним со злой усмешкой на лице.

— Ну, падла, очухался? Подъем… Живо! И без глупостей, на этот раз мы тебя догонять не будем, а точно шлепнем. Встал на ноги, говорю!

Федор еле поднялся — сначала, опираясь руками о землю, встал на колени, потом неуверенно выпрямился. Артур наблюдал за ним с презрением, а Петрович опять прицелился в бедолагу отморозка, для которого, похоже, настал худший день в его жизни. Федор посмотрел на труп друга Витьки — и вдруг сблевал.

— Ты, падла, своими кишками будешь блевать, если завтра нам бабки не принесешь, — тихо прошипел ему Артур. — Усек? И еще кента своего ты сам грохнул — свидетели тому найдутся. Хотя, если будешь умницей, мы эту историю вообще замнем… Сейчас план действий будет таков: ты своего руга заваливаешь ветками, землей — чем хочешь, потом мы тебя добросим до твоего вонючего дома. Или ты думал, мы не знаем, где ты живешь? Знаем, поверь мне. И про сестренку твою, малолетку, знаем. В случае чего — недолго ей в целках ходить, Федя, учти. Никому ничего про Витька своего не вздумай ляпнуть. Просто собери бабки, если жить хочешь. Теперь ты от нас зависишь целиком!

— Я же не успею ничего продать… — вякнул было Федор.

— Что?! Так, фиксируем новое возражение. Ты, видать, совсем дурачок, парень. Уже двадцать тонн нам должен! Хе-хе. А сейчас — арбайтен, шнеллер, быстрей! У нас ведь еще дела в городе есть, помимо тебя. А ты… Ты сам во всем виноват.

Федор вдруг схватил себя за волосы, скривил губы и зарыдал.

Артур с Петровичем высадили Федора неподалеку от его дома, чтобы он убедился — они на самом деле знают, где он живет. Весь избитый, с исцарапанными руками, хромая, неудачливый бандит заковылял к своему подъезду, то и дело оборачиваясь на «Мерседес», в котором сидели убийцы его друга. При этом разбитые губы Федора шевелились, он явно что-то бормотал. Впечатление было такое, что у него поехала крыша. Наконец он скрылся в темноте подъезда, исчезнув из поля зрения.

— Видал? — насмешливо произнес Артур и пихнул локтем в бок сидящего за рулем Петровича. — Вот же чмо! Бормочет еще чего-то… Наверняка угрозы в наш адрес. А что он нам реально может предъявить? Все козыри у нас на руках. Даже если он дельных пацанов поднимет, в чем я сильно сомневаюсь, то они скорее нам поверят, чем этому алкашу и героинисту. Не, я, в натуре, не понимаю — мы с чуваком чинно-благородно обошлись, не порвали его сразу же на куски, хоть и могли, дали ему шанс вернуть должок и жить себе спокойненько, а он…

— Да брось, Артур, — не повышая голоса, возразил ему Петрович, выполнявший в команде сразу несколько функций: держателя пары блатхат и дачи, телохранителя Артура и основной ударной силы на разборках. Петрович в интересах своего шефа отправил на тот свет уже немало людей — и это был еще не предел. Короче, они уже и сработались, и были связаны с шефом круговой порукой, скрепленной кровью.

— Как понять — «брось»? — уставился на него Артур, которому из-за большого роста было несколько тесно в машине. — Это чмо мне бабки завтра на подносе принесет! Не веришь?

— Ох, ну ты, ей-богу, даешь! — Петрович закурил сам и предложил пачку «Ротманса» шефу.

Тот взял сигарету, дождался, пока Петрович поднесет к ней ровный огонек зажигалки «Зиппо», потом с удовольствием выпустил белый клуб дыма в открытое боковое окошко и стал наблюдать, как в знойном воздухе кружится тополиный пух. Пуха было так много, что казалось, будто идет снег.

Петрович завел машину, резко развернувшись, направил ее к шоссе, ведущему на Москву. И пояснил шефу:

— Конечно, не верю. Ну ты посмотри на него — откуда он такие бабки раздобудет? Знаешь, в каждой команде есть крутые пацаны, а есть такие вот, типа Федьки этого. У него же на лбу написано — неудачник! Я уверен, что к тем братьям-наркошам отправлялись прежде всего другие два отморозка, а этого взяли с собой для пущего понту… Хотя я точно, конечно, не знаю.

— А мне-то что за дело?.. — Артур вдруг зевнул во весь рот. — Таких лохов надо сразу чморить, пока они не возомнили о себе, что они, мол, подмосковные Аль Капоне, туды ее в качель. Чморить и выставлять на бабки! Не учи меня жить, я тебя умоляю. Хоть часть денег принесет — уже хорошо. А Малиничевы все равно будут наши. Верняк! Через полгода-год я их квартиру подомну под себя… Да, кстати, давай насчет Федора этого пари заключим? Я говорю — принесет он бабки!

— Ну и на сколько? — недоверчиво спросил Петрович.

— Ну давай на стольник! Если он завтра хоть тонну зеленых привезет, ты мне сто баксов проиграл, о’кей? Если нет, то я тебе стольник дам. Эй, осторожнее! Обходи его… — Последнее замечание Артур сделал бородачу в тот момент, когда их чуть не спихнул на обочину огромный самосвал, водитель которого почему-то не уступал им дорогу.

Обошли самосвал, и Артур, обернувшись, покрутил пальцем у виска: ты что, мол, совсем уснул в своем гробу?

Водитель самосвала хмуро посмотрел им вслед — но тут же остался далеко позади. «Мерседес» полетел по шоссе на предельно допустимой скорости, плавно и легко. Артур выкинул в окно окурок и стал отряхивать свои светлые брюки от налипшего на них в лесу разного сора. Потом стал внимательно разглядывать Петровича, рубашка которого была все еще в крови, но это было почти незаметно — она была черного цвета. И сказал вслух:

— О, вот это я понимаю! Почему ты на разборки надеваешь все черное — теперь только просек. Да, опыта не пропьешь…

Петрович лишь улыбнулся: брать ивановских они поехали с жуткого бодуна, потому что накануне сняли вдвоем двух молоденьких блядей и допоздна куролесили с ними на одной из блатхат. Но действительно, даже с бодуна Петрович в первую очередь подумал о предстоящем наезде на отморозков — проверил, протер, подготовил к стрельбе свой любимый «таурус», оделся так, чтобы в случае его на чего рубашке не было видно следов свежей крови…

Несмотря на густую черную бороду и солидный вид, Вадим Петрович Горохов был еще относительно молод: в этом году отметил свое тридцатилетие. Просто жизнь его сложилась так, что он рано повзрослел. Лопух бы не вернулся живым и невредимым с войн в Афгане и в Чечне! Армейская карьера никогда особо не прельщала Горохова. Тем не менее он, как и многие другие крепко сложенные и суровые на вид ребята, сначала угодил в учебку ВДВ, а затем оказался в чужих далеких городах, где научился безжалостно убивать своих врагов.

Отвоевав свое, Вадим вернулся в родной город Серпухов, но таки не смог найти применения своему новому ремеслу на гражданке. Не сложилось! И при первой же возможности он снова отправился воевать: наемником в Таджикистан, а впоследствии и в Чечню. Кроме нескольких легких ранений, он оттуда почти ничего не привез — деньги, заработанные на военных операциях, у него кончились неожиданно быстро. Правда, сумел прикупить себе жилье в Москве и обставиться… И все!

Ладно, пока молод и здоров, денег он раздобудет — иначе что же за мужик? Другие так вообще навсегда остались на полях войны. А раз он уцелел, то и нечего голову ломать над тем, чем по жизни заниматься! Ничего, авось прибьется куда-нибудь…

С Артуром он познакомился полтора года назад — во время драки в одном из бесчисленных кабачков, открывшихся в столице в конце девяностых. Горохов, профессионально занимавшийся в то время каратэ — он вел подростковую секцию и этим зарабатывал себе на хлеб, — по какому-то поводу (уже теперь не вспомнит, по какому именно) решил гульнуть в кафе. Выпить он любил, но в поддатом состоянии становился совсем «безбашенным» и агрессивным. Наверное, пресловутый «афганско-чеченский синдром» сказывался. Горохов, приняв на грудь, начинал всюду видеть врагов, с которыми необходимо срочно разобраться. В тот вечер он был в кабаке с только что снятой им проституткой. Сорил деньгами, веселился — но потом помрачнел и насупился. Переклинило, как говорится. И когда к проститутке, на свою беду, подошел ее сутенер, Горохову показалось, что этот нагловатый парень «в голде» неуважительно на него покосился. Горохова словно прорвало: он набросился на сутенера и так его избил, что тот весь остаток вечера провалялся на полу кабака в луже своей крови. Но за сутенера, разумеется, впряглись его дружки — их было человек пять. Шлюха куда-то с визгом убежала, а вот сидевший за одним из дальних угловых столиков Артур с неподдельным интересом наблюдал, как бородатый парень, уже изрядно пьяный, тем не менее расшвырял напавших на него амбалов, как котят. Артур не особо разбирался в боевых искусствах, но его потрясло то, что вытворял бородач руками и ногами. Артур со своим другом Жориком, много сделавшим для становления его бизнеса, помог пьяному Горохову скрыться с места кровавого побоища, сразу предложив ему классную, высокооплачиваемую работу. На следующий же день Горохов приехал на встречу с этим двухметровым парнем, и состоялась их историческая беседа «за жизнь и фарт».

Никогда ранее не сталкивавшийся с такими богачами, Вадим был ошарашен приемом, который устроил ему Артур. И быстро сообразил, что ему наконец-то повезло. Артур расставил все точки над «i», объяснив, что ему как раз позарез нужен такой боец, как Петрович, — без этого, мол, гибнет его дело — торговля недвижимостью. Узнав, что Горохов к тому же воевал и метко стреляет, Артур убедился в правильности своего выбора.

Однако оба они еще долго присматривались друг к другу, потому что были людьми осторожными и привыкли не доверять первым встречным. Через месяц после знакомства Петрович прошел что-то вроде боевого крещения. Он на глазах у Артура хладнокровно прикончил одного психически ненормального мужика, по явному недоразумению занимавшего в одиночку двухкомнатную квартиру в престижном районе Москвы. Позже эту квартиру выгодно продали, и в качестве гонорара за проделанную работу Артур подарил Горохову одну из своих дач. Хотя это был скорее символический подарок — чтобы крепче привязать к себе бородача. И потом, на дачу иногда привозили людей, у которых отбирали жилье. Просто так Артур вообще ничего не делал!

Потом было еще несколько сверхудачных операций — нигде, ни разу и ни в чем Петрович не лажанулся. Поэтому Артур окончательно приблизил его к себе, ни в чем Горохову не отказывал — больше того, со временем он утвердился во мнении, что Петрович — человек преданный, надежный, к тому же умница. В плане интеллекта Горохов разве что чуть-чуть не дотянул до самого Артура. Конечно, с ним еще и потому было интересно общаться. Моментально врубаясь в замыслы своего нового шефа, Горохов мог неожиданно ему возразить, но всегда по делу. Он иногда обращал внимание на такие мелочи в плане отъема той или иной квартиры, что Артур просто разводил руками — как же, мол, он сам этого не заметил? Это же очевидно!

В целом все шло к совместной работе по формуле: «одна голова — хорошо, а две — лучше». То есть все чаще и чаще план действий разрабатывался ими обоими. Соответственно, денежки текли в карманы Петровича все более и более широкой струйкой. Он был доволен, Артур — не меньше его.

Хотя посторонние об этом альянсе вряд ли догадывались: тем же тулякам, Боре-Угрюмому и Славе-Пижону, незачем было знать все. Их наняли — и уже не в первый раз — именно из-за относительной дешевизны их услуг. По тульским меркам они, эти два бандита, зарабатывали более чем прилично. Но если бы они узнали, в каком процентном соотношении находятся их заработки с заработками Петровича и Артура, они могли бы и взбунтоваться. А это было невыгодно верхушке группировки.

Поэтому при них Петрович обращался к шефу по телефону не иначе как «Артур Викторович» и косил иной раз под дурачка. Сам же мрачно думал: «Ну, давайте, колитесь, что там у вас на уме — на самом-то деле?» Но туляков пока все устраивало.

* * *

Сам Артур Викторович Князев происходил из интеллигентнейшей профессорской семьи и был единственным ребенком в ней. С детства он рос в атмосфере всеобщего обожания, не привык ни в чем получать отказа. Зато привык все делать по-своему и повелевать людьми, как ему вздумается. Все его прихоти исполнялись родителями беспрекословно — они буквально молились на него! Отец Артура, седенький сгорбленный старичок, когда-то тоже был красавцем огромного роста — это по наследству перешло к Артуру, конечно же, от него.

Виктор Феликсович Князев — известный филолог и знаток древнерусской литературы — мечтал, что сын пойдет по его стопам, продолжит его дело. И с детства приучал Артура к мысли, что того ждет блестящая научная карьера. Подобного же мнения держалась и мать Князева-младшего, совершенно безвольная, невзрачного вида женщина, которую постоянно мучили головные боли и вообще все мыслимые и немыслимые болезни.

Артур рос в роскоши и до поры слушался своих родителей. С годами это давалось ему все трудней и трудней — так бывает, когда в семье один-единственный ребенок. Любовь родителей превратилась потихоньку в ничем не прикрытый деспотизм: Артуру буквально во всем навязывалась их точка зрения. А сам он как бы не имел даже права голоса. В так называемом переходном возрасте Артур, стремительно превратившийся в очень высокого, статного красавца, наконец взорвался…

Как-то родители при нем стали обсуждать его последнее увлечение — девочку из школы, в которую он был по уши тогда влюблен. И стали уверять его, что она ему не пара, что у них припасен для сыночка вариант получше. Артур не верил своим ушам. Терпел, терпел — а потом грубо наорал на опешивших родителей и хлопнул дверью. Это было началом полного разрыва.

Артур вырос таким эгоистом, что напрочь перестал общаться с родителями — даже снял отдельное жилье. Перед ним со всей остротой возник денежный вопрос. Нужно было где-то работать, чем-то добывать себе немалые суммы денег. Тогда Артур, назло тиранам-родителям поступивший не на филфак МГУ, а на юридический, быстро сошелся с фарцовщиками и спекулянтами, многие из которых знали его с детства. Стал ворочать вместе с ними большими деньгами. Но аппетиты у него были поистине волчьи. И эти суммы его уже не устраивали. К тому же он пользовался таким успехом у женщин и девушек, что ему просто нужно было в несколько раз больше денег, чем его друзьям.

Наконец Артур сообразил, что не он должен платить в ресторане за свою спутницу, а она за него. Так начался следующий этап его бурной жизни. Он сделался самым настоящим альфонсом — высокий, ухоженный, всегда безупречно одетый красавчик блондин, рядом с которым женщины таяли от вожделения. Одна из любовниц «отмазала» его от службы в армии, так как работала в военкомате, — иначе бы он точно попал в десантники. Благодаря своей счастливой внешности и отличным манерам Артур забыл о будничных проблемах — женщины снабжали его деньгами, баловали и преподносили ему дорогие подарки. Он привык вести определенный образ жизни. И совсем прекратил навещать родителей.

Но параллельно Артур продолжал изучать тонкости юридического дела, пытаясь выдумать некую схему, позволившую бы ему окончательно разбогатеть и занять достойное место под солнцем. Он уже начал потихоньку экспериментировать…

Зная, что неотразим для слабого пола, Артур втерся в доверие к одной простодушной особе из нужного ему загса — а та решила, что он в нее искренне влюбился. Реализовать дальнейшие пункты его плана не составило особого труда. Артур зарегистрировался «заочно» с одной из своих любовниц, имея на руках все необходимые для этого документы, — и получил в свое распоряжение роскошную квартиру. Бедная тетка из загса пришла бы в ужас, узнав, что Артур женился на… покойнице! Но его связи были уже так обширны, что все прошло по его сценарию — без сучка, без задоринки. На самом деле та, с кем зарегистрировался Артур, к моменту оформления брака сгорела на своей даче при странных обстоятельствах… А квартирка у нее была что надо! «Ну не пропадать же такому добру!» — рассудил Артур. А еще подумал, криво ухмыляясь: «Ай-яй-яй! Нехорошо-то как вышло… Сгорела тетенька!» — припоминая, как ночью сам поджигал дачу любовницы, в полном соответствии со своим почти безукоризненным планом действий.

План сработал. И Артур, дождавшись, пока вся эта история покроется пылью и плесенью, осторожно обвел в блокноте фамилию наиболее выгодного покупателя квартиры — а покупателей он искал около двух месяцев, составлял их список, шифруя все записи в блокноте. Продал — и, собственно говоря, впервые в жизни получил за свои махинации огромную сумму денег в валюте.

Сразу же купил себе однокомнатную квартиру, обновил гардероб. Потом, после недолгих размышлений, Артур решил, что ему уже нужна собственная автомашина. Какую-нибудь развалюху он покупать не хотел, а на шикарную тачку все равно требовалось больше денег, чем он поначалу рассчитывал. Махинации с жилплощадью нужно было возобновлять.

В начале девяностых Артур «работал» в одиночку. До поры до времени. Провернув еще пару дел, он наконец-то обзавелся и машиной, и первым скромным коттеджиком в Подмосковье. Тогда в России, как ныне всем известно, начался самый настоящий правовой беспредел. И Артур как будущий юрист научился ловко обходить всевозможные ловушки на своем пути. Есть такая поговорка: «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь». Увлекшись зарабатыванием денег, Артур вылетел из университета. Мало того, что он завалил важный экзамен — так еще и нахамил преподавателю, фактически сам хлопнул дверью.

Вечером он дико напился в одиночку у себя дома. Потом понемногу успокоился: а зачем, собственно, ему вся эта учеба? Время только отнимает! Нужно вплотную заняться своими финансовыми аферами, вывести их на качественно новый уровень. А вот для этого уже требовались ему надежные люди: возникала необходимость собирать свою команду, короче говоря — банду.

В этот период, называемый в народе временами «большого хапка», Артур «хапнул» не меньше, а то и побольше иных криминальных деятелей. Да что говорить — он один из первых в столице сообразил, какие выгоды ему лично сулит любая из незаконных операций с чужой недвижимостью. Связи у Артура были теперь везде, где он захотел их иметь, — в милиции, в мэрии, в префектурах, в загсах, в бандитских кругах… Артур довольно ловко научился «ботать по фене», понимая, что без этого ему трудно будет двигаться вперед. Ведь как-никак часто его интересы пересекались с интересами местной мафии, а отсюда — один шаг до нежелательных тупых разборок. Такие варианты — когда приходилось подстегивать к своим делам бандитов со стороны — раздражали Артура. Он хотел, по возможности, ни с кем не делиться деньгами, заработанными прежде всего его, а не чьим-то умом.

Князев-младший стремительно богател: приобретал в свою собственность загородные дома, квартиры, завел тайные счета в зарубежных банках. Автомобилей у него теперь было — целый автопарк! Бывший студент юрфака строил глухую оборону на все случаи жизни, просчитывал варианты отступления из невыгодных для него афер и втайне посмеивался мал своими родителями, которых считал неудачниками.

Чем богаче Артур становился, тем увереннее, тем более независимо он себя чувствовал. И со временем решил, что можно простить родителей: все-таки его угнетал тот факт, что он их годами не видит, полностью погруженный в непростое искусство делания денег. Состоялась встреча — под Новый год, когда Артур решил удивить родителей и подарить им в качестве новогоднего подарка новенькую дачу. Те, конечно, изумились. Артур уходил от прямых вопросов отца — насчет того, где же его сынок работает; отделывался ничего не значащими фразами. Да и не собирался он делиться со стариками теми фактами своей биографии, от которых у них бы волосы дыбом встали на голове.

Так или иначе, а отношения с родителями были налажены. В конце концов Артур просто не мог допустить, чтобы их роскошная профессорская квартира, эти пятикомнатные апартаменты, не перешла со временем к нему! А значит, нужно было терпеливо ждать, пока родители умрут. Ну, он сейчас уже никуда особенно не спешил — жил в свое удовольствие. Времени в запасе у него было вагон и маленькая тележка. Артур все же держал родителей на расстоянии, чтобы не совали свой нос куда не следует, не просили у него какой-то помощи и не доставали своими деспотическими замашками и бесконечными советами. «Если бы я следовал вашим советам, — думал иной раз Артур (думал злобно, но внешне — приветливо улыбаясь своим старикам), — ходил бы сейчас с голой задницей и читал бы не финансовые документы, а ваше гребаное «Слово о полку Игореве!».

Он навещал родителей по праздникам, но к себе никогда не звал. Незачем им было видеть, как у него дома хозяйничает какая-нибудь очередная фотомодель — с ногами от самой шеи, сама, возможно, не подозревавшая, что Артур вышвырнет ее из своей жизни сразу, как только она ему надоест. А родители бы опять начали свои штучки: «Ой, какая красивая! А когда вы поженитесь? А когда нам внучков подарите?» Как будто на каждой смазливой бляди нужно немедленно жениться… Да таких баб в жизни их сына уже около сотни было! Он любил разнообразие.

Одну из своих блатхат он превратил в «дом свиданий»: там все — начиная от зеркальных потолков и кончая водным матрасом на постели — влекло к тому, чтобы немедленно заняться любовными утехами. Большой поклонник женских криков и стонов в минуты оргазма, Артур заказал для этой квартиры звуконепроницаемые пробковые стены. Здесь он любил отдыхать в объятиях очередной подруги и ни о чем не думать. Были в квартире и камин, и звериные шкуры на полу, и джакузи, и хитрая система интимного освещения, и большой выбор порнофильмов на любой вкус… В «дом свиданий» друзья и боевые соратники Князева не допускались — это была его, и только его, территория.

Существовала другая блатхата, где как раз поощрялось участие в сексе как можно большего числа людей, туда могли прийти — и приходили! — все члены немногочисленной команды Артура. Как правило, там царил дичайший разврат, и все занимались — по желанию, конечно, — групповым сексом. Ключи от этой квартиры были не только у Князева, но и у Петровича и еще у кое-кого, а посещали блатхату некоторые весьма высокопоставленные личности, которые после подобных утех не могли Артуру ни в чем отказать — что от них и требовалось. Заманив нужных ему людей на свою территорию, Артур мог быть уверен: все нужные ему документы в части, от них зависящей, будут подписаны даже раньше срока.

Артур не желал нигде светиться, организовывать какие-то фирмы, возиться в них с бумажками для отвода глаз. Нет, само собой, он числился в одной мало кому известной конторе мелкой сошкой, чтобы платить мизерные налоги и чтобы ему на хвост не падали представители госслужб; а в остальном полагался исключительно на свои связи. Самая главная квартира — та, где Артур устроил что-то вроде офиса (да и где жил по большей части), — не могла привлечь к себе внимания. Там даже стальной двери снаружи не было — внутри она, разумеется, наличествовала. В главную квартиру доступ имели только сам Князев и Петрович.

Когда Князев-младший стал набирать свою команду, то первым делом привлек к своим квартирным махинациям бывшего однокурсника — Жорика. Это был педантичный кучерявый еврей, ровесник Артура и большой дока по части всяческих юридических тонкостей. Они обтяпали вместе несколько не особо крупных дел, и Артур понял, что без Жорика ему в дальнейшем не обойтись. Но Жора Кацман, талантливый махинатор и знаток Уголовного кодекса, и не претендовал на большее: он побаивался разрабатывать с Артуром наиболее дерзкие планы, думая лишь о том, сколько лет им могут за это впаять. Артура подобный ход мыслей Жорика не устраивал — а как же риск? Ведь именно благодаря риску он, Артур, вчерашний альфонс, снимавший задрипанную квартирку с тараканами, сегодня стал богатым и независимым человеком! А Жорик всего боялся и уж точно ни в какое сравнение не шел с Петровичем — обстрелянным на многих войнах бойцом. Жорик мыслил слишком узко, не так парадоксально и интересно, как Петрович.

Тот же Жорик, однако, уже слишком многое знал о темных делишках Артура, и с ним приходилось делиться, даже если он палец об палец не ударял в подготовке операции. На данном этапе отношения Артура и Жорика были натянутые: Кацман меньше всего на свете хотел угодить за решетку по обвинению в бандитизме, не желал быть причисленным к сообщникам Артура — в убийствах нескольких десятков одиноких владельцев квартир. Кацман один раз даже намекнул Князеву о своем намерении вообще выйти из команды и вплотную заняться карьерой адвоката. Артур обалдел от такой наглости, но никакого решения по поводу бывшего коллеги так и не принял.

Кацман, похоже, не понимал, что и его руки, фигурально выражаясь, уже обагрены кровью, что именно благодаря его содействию столько алкашей, наркош и стариков уже на том свете. «Ну, так легко тебе от меня не отделаться! — с холодной злобой думал Артур. — Раньше надо было думать, дорогой Жора Кацман…»

В прошлом году Князеву исполнилось тридцать четыре. Он, хотя и прекрасно понимал, что его бизнес стоит на крови и жестокости, вполне был доволен своей жизнью… Вот как все обернулось! Как ни крути, а он всюду, всегда, во всем был прав: и что от родителей ушел, и что жизнь себе по собственным законам обустроил, и что разбогател — уже к так называемому возрасту Христа. И, главное, имел пути к отступлению. Более того, чувствовал сильное желание заняться легальным бизнесом — хватит уже по краю пропасти шарахаться!

Может быть, прав Кацман: лучше свернуть удочки, пока не поздно? Ну что ему, Артуру, еще от этой жизни надо?.. Он молод, богат, умен, красив; перед ним открываются блестящие перспективы, особенно в настоящее время — в конце века. Особенно если учесть, что Россия — далеко не единственная страна на свете. С его-то деньгами и связями можно вообще в Аргентине какой-нибудь обосноваться: прикупить себе отель и жить себе припеваючи. Там же никто не спросит его — откуда, мол, приятель, взялось твое богатство? Откуда, откуда… Оттуда! Помог разным паразитам общества избавиться от мучительного груза их бесполезной жизни! Именно паразитам — разве это люди?..

Своих жертв — и будущих, и тех, что давно сожжены в крематории или просто закопаны в землю и до сих пор никем не найдены — Артур презирал и отчасти даже ненавидел. Дело в том, что они были по большей части пролетарского, или рабоче-крестьянского, происхождения. А жили при этом в крупном мегаполисе — как будто так и надо! — и в хороших квартирах. Князевы же — и об этом не раз говорил маленькому Артуру его папа-профессор — происходили из очень древнего дворянского рода. Папа иной раз, накушавшись наливочки, показывал сыну копию изображения их пространного генеалогического древа. И объяснял при этом Артуру, что, если бы не революция и Советская власть, у них, у Князевых, было бы сейчас несколько собственных поместий, имений и прочее, прочее — под Нижним Новгородом, в Подмосковье и на берегу Волги. Артур, как губка, впитывал эту информацию, а отец, в душе диссидент и ярый антикоммунист, настраивал сына против «хамов» и «красных», втолковывал ему, что «Империя Сатаны» скоро падет и что это, безусловно, хорошо… А вдруг им поместья вернут? У отца даже дагерротипы — старые фотокарточки — этих поместий имелись, как и фотографии предков: красавцев офицеров, воевавших с немцами еще в начале двадцатого века.

Когда к власти пришли так называемые демократы, Артур понял, что папочка его слишком закопался в своих книгах и не особенно разбирается в политике текущего момента… Пусть он и дальше уповает на то, что некто вдруг прибежит к нему и станет совать ему в руки ключи от врат в мифические имения и поместья.

Папа всегда был чересчур уж идеалистом! А в жизни все обстояло грубее и жестче. Надо было хватать, хватать все, пока есть возможность, — воровать и убивать самыми примитивными, варварскими, зато единственно надежными и верными методами, — быстро сколачивать первоначальный капитал, все равно на чем. Одни стали продавать на Запад несуществующий лес, другие — существующий; кто-то здорово нажился на «финансовых пирамидах» и утек за бугор проматывать свое из воздуха сделанное состояние; кто-то торговал по-крупному — целыми заводами, а кто-то ринулся торговать иконами и старинными рукописями… Ясно одно: надо действовать, причем срочно, пока царит эта атмосфера неразберихи и повального воровства.

Артур, в отличие от инертного папочки, успел сделать свои деньги. Жизнь засверкала для него всеми мыслимыми и немыслимыми красками — и он гордился собой.

Где-то глубоко, в подсознании, наверняка все-таки засела переданная ему с отцовскими генами лютая ненависть к так называемому народу — ко всем этим старикам, алкашам и прочим людишкам «низшего сорта», неизвестно за что поселенным в хорошие московские квартиры… Видимо, ловко прогибались перед коммуняками, вот и улучшили свои жилищные условия! Но их время прошло, теперь действует закон джунглей — всем известный закон: «Кто сильнее, тот и прав». Поэтому Артур считал, что он не просто обогащается за счет убитых его командой «старых паразитов», а еще и выполняет некую миссию справедливости, отбирая у «замов» то, что принадлежит не им.

Недаром любимой книгой Артура была и осталась книга М. Булгакова «Собачье сердце». Достойный человек — ну, допустим, бизнесмен с хорошим мозгами — должен жить, как тот профессор из книги, в большой, даже огромной, квартире; иметь просторную гостиную, иметь спальню, кабинет, в общем — все, что он может позволить себе купить у него, у Артура. Но для начала надо вышвырнуть из квартир всех этих недочеловеков, всех этих Шариковых.

За людей свои жертвы Артур не считал — ну какие же это люди? Психически больной? О’кей, должен жить и диспансере! Алкаш? Тоже в диспансере, или вообще не жить! Старик? Полный вперед, шуруй в свой дом престарелых и живи там! Наркоман? Вперед, в диспансер! Ни к чему им занимать целые квартиры — квартира же стоит больших денег, и деньги эти должны лечь в карман Артура!

Сильно добренький богатым не станет. На вооружении у команды Князева было несколько уже проверенных схем действий, и они сильно отличались друг от друга.

Схема номер один: «С приватизацией». Одинокие старики, или наркоманы, или алкоголики, или психически больные люди… Сначала их надо отыскать, потом заставить приватизировать квартиру и переоформить ее на какое-нибудь подставное лицо. Затем подлинный хозяин жилплощади бесследно исчезает, а квартира продается на якобы законных основаниях. Все гениальное — просто!

Схема номер два: «С двойниками», или «Питерская». Опять же — поиск будущих жертв, спаивание их отравленной водкой до наступления смерти, а уже потом — подключение к делу двойников, то есть людей, на самом деле очень похожих на убитых. Оформление купли-продажи квартиры. Тела жертв кремируются. Выход на них осуществлялся просто: могли и на улице подойти — мол, не хочешь ли бананы хранить в своей хате за такую-то сумму? Или под видом телегруппы внаглую завалиться к жертве — тина: «Мы вас поснимаем для передачи?» А потом — застолье с отравой. Подобный же вариант — приватизации через знакомых… Однако здесь не подделывались ни свидетельство о смерти, ни целевая доверенность у нотариуса. Схема верная, хоть и немного громоздкая. Почему «Питерская»? Такой схемой пользовалась арестованная в девяносто пятом году банда Тихонова, угробившая около шестидесяти человек. Артур смотрел передачу об этом деле по телевидению и даже успел записать ее на свой видеомагнитофон.

Схема номер три: «С поддельной доверенностью от имени убитого на право распоряжаться жилплощадью». Именно ее Артур задействовал в последнем деле, когда туляки отравили пенсионера, ветерана Великой Отечественной. В паспортном столе могут потребовать согласия близких родственников покойного на операции с его жилплощадью — тогда будет трудно. Но Артур четко просчитал все свои ходы и действительно собрал целое досье на старика Виноградова: риэлтор хотел убедиться, что у ветерана нет никаких родственников. И потом, паспортный стол давно уже был Артуром подмазан, а начальник получал от Князева кругленькую сумму за каждый такой «финт ушами». И не раз участвовал в разнузданной групповухе на блатхате Артура, прекрасно понимавшего: человек слаб, любого можно купить… Любого!

Схема номер четыре: «Домашние риэлторы». Артур, разозленный на неучастие Кацмана в последних операциях, практически заставил Жорика постоянно публиковать в газетах телефоны неких фирм, идущих навстречу своим возможным клиентам. Вынудил Жорика и самого сидеть на телефоне, и контролировать деятельность старого перца Николая Степаныча, который за чисто символическую сумму согласился сидеть на телефоне — регистрировать звонки. Старика этого Жорик подключил к делу по собственной инициативе, после того как Артур равнодушно сказал ему: «Мне нужно, чтобы на проводе кто-нибудь сидел. Хочешь — сиди сам, хочешь — посади кого-нибудь, мне все равно. Только чтоб не стукач был этот твой «кто-то». Жорик усмехнулся тогда: мол, этот старик стучать не будет. Он нищий, у него нет ни жилья, ни паспорта. Что ж он — дурак, что ли, — портить жизнь людям, которые его пригрели? Его функции были просты — весь день отвечать на звонки, а потом отдавать листочек с поступившей информацией Жорику, не зная, для чего все это делается. Зато у старика теперь водились кое-какие денежки, он был сыт и имел крышу над головой.

Жорик «сливал» информацию Артуру, а тот уже — сам или вдвоем с Петровичем — решал, что нужно делать. Пока схема неплохо работала: многие пожилые люди, особенно инвалиды, и на ногах-то плохо стояли, если ноги у них вообще были — куда им бегать по инстанциям? А ведь нужно смотреть квартиры в случае размена, оформлять документы… Как им быть? Артур просматривал листочки, засылал к таким инвалидам Петровича или ехал к ним сам — якобы чтобы помочь бедолагам и оформить все бумаги прямо на дому. Там уже надо было быстро осматриваться и принимать решение. Инвалиды просто таяли: им, слава Богу, не нужно выстаивать очереди к нотариусу — он сам приезжал к ним домой или их могли отвезти в офис фирмы. Как удобно! А посмотреть квартирку в случае размена — тоже отвезут, все покажут. Не в один день, конечно, но довольно быстро…

Большинство инвалидов уезжали в «офис фирмы» с концами. Артур знал, что ему нужно выяснить у жертв перед их последним вояжем, и как бы невзначай интересовался всеми подробностями дела. Есть ли родственники у инвалида? Приватизирована ли его квартира? Ну и так далее. Только потом Петрович валил — или не валил, в зависимости от обстоятельства, — новую жертву.

Уже не раз опробованная схема принесла банде Князева около шестисот тысяч долларов. Хотя была самой хлопотной — решения приходилось принимать на ходу, быстро. Артур же предпочитал тщательно готовиться к операциям.

Старик, сидевший на телефоне в снятой Кацманом комнате — а комнаты эти менялись регулярно, приходилось постоянно снимать новую, особенно после удачного дела, — ничего не подозревал. Жорик сразу поставил ему условие — никаких вопросов! Сиди и тупо фиксируй звонки. Спросят тебя по телефону, в какую фирму звонят, — отвечай бодро, без запинки: «Джой».

Даже если старик о чем-то и догадывался, он все равно бы смолчал в случае чего — куда ж он пойдет без паспорта и без дома?

Артур постоянно экспериментировал, продумывал новые схемы, часто бракуя их из-за заведомой ненадежности. И все время сам себе повторял: «Еще пара операций — и все. За бугор! Или вообще сменю профиль деятельности. Чем-нибудь легальным займусь». Но остановиться было труднее, чем начать, — деньги сами плыли в карман Князева-младшего. А где еще он столько заработает?

Он полагался на интуицию, а она молчала. Значит, не время еще уходить со сцены. И слишком многих людей надо подкармливать — механизм-то работает! — банду, нотариуса, врачей, ментов… Да, и туляков, и этого чувака из крематория. Все они уже многое знают об Артуре, все жаждут от него новых сумм!

Артур потихоньку, не говоря об этом даже Петровичу, отрабатывал варианты одиночного отступления — помня, что «Боливар не выдержит двоих». Скупал поддельные паспорта, хранил их в тайном сейфе, как и пластиковые карточки западных банков. Но все-таки надеялся, что уезжать навсегда из России ему не придется. Слишком он тут тепло устроился, слишком роскошно…

Как-то он «помиловал» старого дворянина, живущего в одиночку в трехкомнатной квартире. То есть поначалу Артур уже нацелился и его отправить к праотцам, но тот стал показывать риэлтору фотографии девятнадцатого века, какие-то изящные безделушки. А потом достал из ящика письменного стола… генеалогическое древо! Почти такой же длинный свиток, какой был и у самого Князева. Стали рассматривать документ, обсуждать перспективы возрождения дворянского сословия… Вот тогда-то Артур решил не трогать этого забавного старика — плюнул на это дело. Помиловал и даже стал иногда навещать старого дворянина. К полному недоумению команды — они уже было настроились срубить здесь бабок, а шеф что-то затупил! Дал приказ не трогать этого дядьку и вообще — выкинуть из головы этот адрес… Поворчали, но отступили, решив не ссориться с шефом.

Иногда Князев мог быть крайне вспыльчивым и жестким, уж это они усвоили хорошо. Артуру же, конечно, нравился сам факт, что он один решает: кому из потенциальных покойников можно все-таки, в виде исключения, оставить жизнь. Он все больше и больше проникался мыслью, что выполняет некую миссию справедливости…

«Мерседес» Князева остановился резко, как вкопанный.

— Что это? — удивленно спросил шефа Петрович.

— А, черт, я и забыл! — присмотревшись к происходящему на Тверской, хмыкнул Артур. — Улица перекрыта до вечера. Сегодня же шестое июня — день рождения Пушкина. Гуляния всякие, видишь?

— Ну ладно, я знаю, как мы поедем… — Петрович хотел было уже свернуть на Бронную, но Артур жестом остановил его:

— Да не спеши ты! Пошли посмотрим, что творится. Развеемся маленько, а то голова уже распухла от дел.

Петрович почесал в бороде и пожал плечами — а чего, в самом деле, пошли! Дверцы «Мерседеса» хлопнули, пикнула сигнализация, и двухметровый блондин со своим бородатым спутником не спеша двинулись к месту народных гуляний. Петрович успел переодеться — теперь на нем была не черная рубашка (все-таки на ней остались следы крови), а футболка, но тоже черною цвета.

— Видишь, что такое поэзия? — неожиданно спросил Горохова Артур. — Когда центр города, причем Москвы, перекрывают ради такого вот юбилея, поневоле задумаешься. А мы с тобой чем занимаемся? Людей губим… Подохнем — и добрым словом никто не помянет. Во как жизнь устроена, Петрович!

— Да ну, Артур… — Петрович купил в передвижном ларьке два холодных сока с трубочкой и вручил один своему шефу. — Мы же бабки зарабатываем. А Пушкин-то — я вон передачу на днях смотрел — весь в долгах помер. Да и женился в чужом, говорят, фраке. На хрен тогда стишки все эти? Еще и грохнули его за них. Смешно, ей-богу! А сейчас все раскудахтались — ох, «солнце русской поэзии», ох, «величайший из поэтов». Черт его знает, я от стишков далек… Я тебе другой пример приведу: Савва Морозов. Ну, нет ему вроде бы памятников — зато как жил человек, какими бабками ворочал! И вообще, не понимаю — почему памятники только писателишкам да ученым ставят? А миллионерам — нет. Как будто деньги делать легче, чем всякую хрень рифмовать! По мне, так это в тыщу раз труднее.

— Щас на кладбище миллионерам отличные памятники стоят… — задумчиво проговорил Артур, когда они подошли к окруженному плотной людской толпой опекушинскому монументу.

Там говорились какие-то речи, бойко шла торговля книжками о Пушкине. И пирожками — тоже. Заодно, так сказать. Артур и Петрович допили сок, хлюпая трубочками, потом закурили привычный «Ротманс»: Артур привык, что Петрович его всегда угощает.

— Вот на кладбище действительно все по-другому, — продолжил Артур. — Там по надгробию сразу видно, кто какую жизнь прожил… Ладно, сменим тему Ты, Петрович, хоть что-нибудь из Пушкина помнишь наизусть? Серьезно тебя спрашиваю!

— Мне на войнах всю школьную программу из головы пришлось выкинуть, — усмехнулся Петрович, — а так… Ну, помню ерунду какую-то… Чего-то там… «Поп — толоконный лоб», что ли? Да ну, Артур, ей-богу, о чем мы с тобой говорим?

— Ладно, не грузись, — оборвал его Артур. — Настроение у меня такое сейчас. Чего-то такого хочется… Чтобы это я на постаменте стоял, сложив ручки, а все вокруг бы мне аплодировали — какой я, мол, великий! Да, ты прав, миллионы сделать так же трудно, наверное, как стихи писать. Ладно, поехали.

Они пошли обратно к «Мерседесу». Петрович замахал руками:

— Да ты чего, Артур? А телки? Я думал, мы сейчас клевых телочек подснимем! Ты посмотри, что делается: так и шастают, так и шастают — и одна другой круче! Слушай, может, снимем?

— Не хочу, — отрезал Артур. — Достали они меня все уже. Поеду работать. Мне тыщу бумажек надо просмотреть и решить, что с ними делать. Мы же вчера телок трахали — забыл? Хватит.

— Так то вчера! — вздохнул Петрович. — А сегодня мне опять захотелось. Чтобы зверски так, как Пушкин свою Натали… Слушай, Артур, давай я тебя отвезу, а сам с какой-нибудь красоткой в наш группенхаус закачусь? Ключи же у меня есть!

— Ой, делай что хочешь… — кашлянул Артур и уселся на переднее сиденье, пристегиваясь ремнем безопасности.

Он и в самом деле решил поработать. Но для этого следовало оказаться у себя дома: там, где он привык ложиться спать, просыпаться, где у него была картотека с вариантами следующих операций — своего рода досье на будущих жертв, с их фотографиями, если удавалось таковые раздобыть, с краткой историей жизни, с перечислением родственников и близких.

Сегодня, например, ему предстояло найти и уничтожить карточку пенсионера Виноградова, уже сыгравшего роль, предписанную ему Артуром. И еще внести пометки в карточку братьев-наркоманов Малиничевых… Но охота на их квартиру, к сожалению, откладывалась на неопределенный срок.

Кто же знал, что так выйдет! Вообще-то в практике Князева это был первый и единственный пока случай, когда на одну и ту же хату позарились две команды, не подозревавшие до поры до времени о существовании друг друга… Но ничего, эти ивановские уже наказаны. Принесет ли Федор завтра бабки? Неизвестно. Хотя, если жить хочет, выкрутится как-нибудь. Насчет «двадцати тонн» Артур, конечно, круто загнул, но пусть пацан суетится. А впредь не будет лезть на чужую территорию!

— Ага, вот мы и дома, — констатировал очевидный факт Артур.

Петрович остановил «Мерседес» у невзрачного на вид пятиэтажного строения в тихом безлюдном дворике. Метрах в трехстах отсюда, у станции метро «Кожуховская», бурлила жизнь, а здесь даже собаки не лаяли. Просто мертвая царила тишина, что нравилось Князеву. Крутился по асфальту тополиный пух. Уже вечерело…

— Завтра в три мы этого лоха встречаем с бабками, — без интонаций напомнил Горохову Артур. — Не забудь пушку. «Мерс» мне сегодня не нужен — бери, катайся, телок развлекай. Но завтра — чтобы как штык за мной к двум приехал. Хорошо понял?

— Нет вопросов… — Петрович развернул машину и уехал.

Артур же спокойно вошел в подъезд, не спеша поднялся на третий этаж и отпер ключом входную дверь в квартиру. Сначала — первую, ветхую, деревянную, а потом, осмотревшись по сторонам, — вторую, стальную. Вошел в прихожую, тщательно запер обе двери за собой, закрыл стальную еще и на засов.

В комнате было темно, шторы на окнах плотно задернуты. Горели в темноте лишь несколько красных огоньков: видак, телевизор, еще пара приборов, все — готовые к работе.

Артур включил свет: из зеленого бра на стене полились в комнату мягкие лучи. Потом — кондиционер. Раздеваясь, Князев нажал кнопку на пульте телевизора — с огромным, во всю стену, экраном — и поставил видеомагнитофон на запись… Сейчас будут показывать программу «Криминал» — надо записать, а потом проанализировать. Артур всегда так делал.

Он переоделся по-домашнему — спортивные брюки и легкая футболка. Потом сходил на кухню за холодной колой и улегся на кровать, глядя в телевизор.

Пока Артур Князев у себя дома «разбирал бумажки», а Петрович кувыркался на блатхате с очередной девчонкой, избитый, окровавленный Федор судорожно искал выход из положения… Двадцать тонн грина! Неподъемные просто деньги! И самое главное, этот мужик назвал сумму просто так, от фонаря. Почему же Федор должен серьезно относиться к его словам? Почему, почему… Да потому что не хотел бы оказаться на месте Витька, который валяется сейчас в лесу, заваленный ветками, и уже никогда больше не встанет! И никаких денег ему сейчас уже не надо… А еще сестренка. С ней-то что будет — при любом раскладе?

Именно она, Светка, открыла брату дверь, помогла ему умыться, переодеться, более-менее прийти в себя. Когда он ввалился в квартиру, на нем вообще лица не было. А теперь вот принял ванну, сел во всем чистом на кухне и задумчиво квасит — пьет водку…

Когда у русского человека проблемы, он чаще всего именно водочку пьет. Правда, Федор сразу сказал Светке, чтобы она не лезла к нему с расспросами — не до нее сейчас! Она и не лезла: ушла в зал телик смотреть — передачу «Любовь с первого взгляда».

Брательником своим она гордилась, смутно догадываясь, чем он занимается. Ведь если брат — бандит, то и тебя саму тоже все уважать будут. Она это уже почувствовала: несмотря на ее неполные четырнадцать лет, к ней относились подчеркнуто вежливо — и подруги, и пацаны-сверстники, что ей, естественно, льстило. Деньги у Федора всегда водились, а иногда он и любимой сестренке покупал дорогие подарки. Благодаря Федору (а не родителям) она и одевалась чуть ли не лучше всех в классе, и разъезжала по городу с ним не в «Запорожце» каком-нибудь, а в его личной белой «Шкоде». Ей уже хотелось встречаться с мальчиками, но Федор строго предупредил ее: смотри, мол, Светка, не расстраивай меня! Твой пацан должен быть не чмошником каким-нибудь — только нормальным парнем! Так что познакомь меня с претендентом на твое сердце, а я уж с ним потолкую… Помни, чья ты сестра!

Их троица — Федор, Витек и Серега (недавно умерший от передозировки) — слыла в Иванове не самой крутой бригадой, но зато — сами по себе. Со Шрамом — главным ивановским бандитом — общались почти на равных и не прогибались перед ним. Шрам, конечно, был круче их по всем статьям, но еще ни разу не случалось такого, чтобы он наехал на троицу. Их интересы не пересекались: Шрам «держал» город и его окрестности, а они ездили в основном «бомбить» столичных жителей. К тому же как-то троица одолжила Шраму крупную сумму денег, не оговаривая сроки возврата, — выручила, когда у того были неприятности. Он их после такого широкого жеста сильно зауважал.

В последнее время Шрам мощно развернулся: открыл в городе ресторан и престижный стриптиз-клуб. А значит, должок скоро уже мог вернуть. Кому? Само собой — Федору. Шрам ведь не знал, что Витька завалили. А Серега… Ну что — Серега? Сам виноват в собственной смерти!

Федор плеснул себе еще водки, чтоб успокоиться и принять окончательное решение… Поначалу в его голове мелькали дикие сцены — раз таких денег ему не достать, может быть, спалить, к чертям, хату, машину и свалить с сестренкой навсегда из города? Потом он опомнился — а толку? Хата ведь родительская, они сейчас на даче. Вернутся — а тут такое! Да и нагрянут к ним убийцы Витька, как пить дать. Нет, не надо паниковать и строить безумные планы. Надо посоветоваться с тем же Шрамом.

Все, что он, Федор, имеет сейчас: нормальное жилье, тачку, дачу, дорогую аудио- и видеотехнику — нужно отстаивать. А не продавать в угоду каким-то малоизвестным московским чувакам, наехавшим на него. Продать за сутки он ничего бы все равно не успел — да и не собирался. Но просто отмахнуться от такого наезда он тоже не мог. Завтра уже его могут разыскать и грохнуть, а его сестру изнасиловать — и очень даже просто!

С каждой новой стопкой водки сознание Федора словно прояснялось. И наконец он решил: все — выход найден! Тогда Федор посмотрел на часы (психанув, что мобильный — а он был у них с Витьком один на двоих — потерялся тогда, когда их повезли в лес на разборку): ладно, в любом случае надо найти Шрама; он наверняка сидит сейчас в этом своем стрип-клубе.

Федор взял ключи от квартиры и машины, заявил сестре, что ей нужно сегодня дома сидеть и не высовываться (она недовольно надула губы), тряхнул головой и выбежал во двор.

Вывел из гаража-«ракушки» свою белую «Шкоду» и помчался на встречу со Шрамом. Нашел его довольно быстро: тот стоял в холле клуба и беседовал с какой-то девушкой в сверкающем платье — наверное, артисткой. Шрам заметил его и сам подошел.

— О, Федул Федулович! — улыбнулся он гостю, от чего шрам на его щеке растянулся. И первым подал Федору руку. Шрам любил давать людям разные смешные или забавные кликухи.

— Срочное дело есть, — без улыбки произнес Федор, сразу давая понять, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Пошли покурим? Да не смотри, что я выпил и с фингалом под глазом…

— Ну пошли, коль не шутишь… — Шрам отослал девушку в зал, после чего вышел вслед за Федором на улицу.

Закурили. Федор сбивчиво, озираясь по сторонам, рассказал Шраму о своих неприятностях: о смерти Витька, о двадцати тысячах.

— Ну ты и влип, пацан! — сплюнул Шрам и серьезно посмотрел в глаза Федора. — Ну а ко мне-то почему приехал? Хотя… Ладно, не объясняй, я все понял. Давай думать, что делать… Бабки, что я вам троим должен, я хоть сейчас могу тебе отдать — это не вопрос. Но там только пять тысяч. Где еще пятнадцать возьмешь? А негде взять… Люди-то крутые?

— А и не поймешь с ходу, — пожал плечами Федор, — по фене ботают, а вроде не блатные. Да я их один раз только и видел.

— И где они тебя завтра ждут? — переспросил Шрам.

— В три часа, сказали, приноси бабки в ресторан плавучий. Это у станции метро «Киевская». И, типа, не опаздывай.

Шрам подумал, потом снова закурил и предложил вариант:

— Слушай, Федор… У тебя есть проблема. Я тебя не первый день знаю. Я хочу помочь тебе, чтобы твоя проблема исчезла. Поэтому слушай внимательно… Ты завтра поедешь с моими пацанами к этому ресторану. Без бабок. Они же там сидеть будут не бесконечно, верно? И мы их завалим на выходе. Что скажешь? Кстати, тогда я тебе долг не стану возвращать — думаю, моя помощь как раз где-то на пять штук тянет.

— О чем базар, Шрам? — Федор вздохнул с облегчением. — А мне обязательно ехать? Я бы их и так описал: один из них здоровенный такой, а второй — с черной бородой, волосатый весь.

— Не разводи детский сад, а? — попросил его Шрам. — Мало ли здоровенных и чернобородых там будет? Ты их должен узнать!

На том и простились. Всю ночь Федор ворочался, не мог в духоте сомкнуть глаз — все перебирал в голове варианты своего спасения. Только под утро провалился в забытье.

Утром хотел забросить сестру на дачу, от греха подальше, но она наотрез отказалась. Сказал ей, чтобы никому не открывала, проверил свой «ТТ», который хранил в тайнике закутанным в тряпочку. И поехал к Шраму. Тот дал ему двух своих бойцов — Веню и Ушлого, которые должны были потом получить за работу по тысяче. Долларов, само собой. Шрам же в эти минуты тайно радовался, что так выгодно обтяпал новое закрученное дельце. А ему-то что — не он же под возможные пули поедет. Так что все пучком!

Федор всю дорогу молчал, да и спутники его были не из говорливых людей. Только один раз Ушлый спокойно проронил:

— Суки.

— Кто? — не понял Федор. (Они уже подъезжали к Киевскому вокзалу.)

— Витька завалили… — объяснил Ушлый и потрогал свою «беретту» за поясом. — Правильный был пацан.

Веня же сидел закрыв глаза на заднем сиденье — весь бледный, потому что вчера не рассчитал дозу и выжрал в клубе целый литр водяры. Сейчас его мутило с похмелья и еще от дороги.

— Ну вот и прибыли! — Федор затормозил, и «Шкода» остановилась. Метрах в пятидесяти от них качался на волнах Москвы-реки полыхающий под солнцем стеклами плавучий ресторан.

— Как будем мочить? — почесался Ушлый и открыл окно слева, потому что в салоне было очень жарко. — Обоих сразу?

— Не торопись, — осадил его Федор, — лучше пушку готовь. Сидим, ждем, не дергаемся до поры. Как я их увижу, замочим и делаем ноги. Номера на тачке я сменил, так что потом хрен кто нас отыщет. Только бы все чисто прошло, пацаны… Трясет!

— Не ссы, Федор, — проскрипел, открыв глаза, Веня и разгладил свои черные усы. Потом тоже достал пистолет и крепко сжал его в правой руке. Все трое уставились на выход из ресторана.

На асфальте перед мостиком, ведущим на палубу, стояло несколько иномарок, но похоже было на то, что в это время народу в ресторане бывает немного. Федор посмотрел на часы Ушлого, взяв его за руку: было уже пять минут четвертого.

Все, игры кончились. Теперь пошла жестокая борьба за выживание!.. Федор пребывал в крайнем напряжении. Но вот прошло еще пять минут… Потом еще пять… А гигант с чернобородым так и не появлялись на выходе.

— Сука, отлить бы мне надо, — почему-то шепотом сказал Федор шрамовским бойцам. — Сколько тут еще сидеть, а? Скорее бы уж все это кончилось, блин. Где же они, падлы? Черт, и приспичило-то как не вовремя! Где ж тут поссать можно, а?

Федор завертел головой по сторонам, а Ушлый загоготал:

— Под себя сходи, че ты мнешься? — и повертел пистолетом.

В этот самый момент, совершенно неожиданно для всех троих, лобовое стекло треснуло — и рухнуло, рассыпавшись на сотни мелких осколков, прямо на сидящих впереди Ушлого и Федора. Федор выронил пистолет на пол, вскрикнув от боли, — в плечо ему впилась пуля, раздробив внутри какую-то кость и парализовав правую руку полностью. Ушлый, как завороженный, уставился на белую рубашку Федора, по рукаву которой быстро расплывалось ярко-красное пятно.

Федор левой рукой схватился за рану, губы его побелели и скривились, он даже засучил ногами от нестерпимой боли. Ушлый крепче сжал рукоятку пистолета и положил палец на курок. Стал вертеть по сторонам бритой наголо квадратной головой в капельках пота. Потом заорал:

— Бля, пацаны, че это? Это откуда? Где они засели?!

Видимо, он сообразил, что выстрел явно не последний, за ним вполне могут последовать и другие. Но беда состояла в том, что они и выстрелов никаких не слышали, и вообще не могли ничего понять. Ушлый дернулся было рукой к ключу зажигания, чтобы завести машину и попытаться скрыться с этого места, но не успел: вдруг как-то всхлипнул и стал оседать вниз по сиденью, царапая ногтями обшивку кресла.

Федор увидел, что во лбу у бандита появилась аккуратная дырка, а глаза совсем закатились. Через пару секунд Ушлый затих, только руки и ноги его еще слабо подрагивали. Федор тупо смотрел на труп… Ведь еще минуту назад бандит хохотал, проверял оружие и готовился к бою! Что же такое творится? А почему молчит этот, Веня?

Федор даже забыл про боль в плече: обернулся ко второму пацану, посланному Шрамом на дело… Веня сидел с вытаращенными от ужаса глазами, его трясло, а по лицу бежали струйки пота. Он сжимал в руках пистолет, но не знал, куда стрелять.

— Чего ты, мать твою, сидишь? — начал орать на него Федор, но каждое слово отзывалось такой болью в голове, будто кто-то заколачивал в нее гвозди. «Наверное, много крови уже из меня вытекло…» — равнодушно решил Федор и, скорчив страдальческую гримасу помимо своей воли, прошипел, обращаясь снова к Вене (тот вздрогнул, словно очнувшись, и зачем-то облизнул свои усы): — Действуй давай! Машину заводи!

Вместо этого Веня безумными глазами посмотрел на Федора, бросил пистолет на дно салона, быстро открыл дверцу и выскочил на улицу. И пустился наутек отсюда — очевидно, решив не быть больше мишенью у кого-то невидимого, а спасать свою шкуру… Потом станет ясно, что к чему. А пока надо тикать.

Но этот самый «кто-то невидимый» не собирался отпускать усатого Веню с миром — и Федор увидел, как на бегу Веня дернулся, споткнулся и покатился кубарем на асфальт. Попытался привстать и поползти, но тут его словно ударили по голове кувалдой: впечатление было именно таким — прямо лицом воткнулся Веня в горячий асфальт да так и остался лежать. Федору было хорошо видно, как вокруг головы беглеца-неудачника стала растекаться темная, густая кровь.

Свободной рукой, хоть она и была в крови, Федор резко схватил себя за волосы и дернул. Он хотел вот так, причинив себе боль, очухаться наконец-то и быстро принять решение. Хотя оно могло быть только одно, а именно: завести машину и попытаться, превозмогая боль и головокружение, улизнуть от этого страшного плавучего ресторана. Поначалу хотя бы на какое-то безопасное расстояние, а там видно будет. Из глаз Федора брызнули слезы — уж очень сильно он дернул себя за волосы. Но вот он все-таки потянулся левой рукой к ключу зажигания. Какого черта он вообще заглушил мотор? Сейчас бы не было такого кошмара с ним…

Но неожиданно повторилась история с ранением в плечо — только на этот раз выстрелили в левое. Федор истерично взвизгнул, чувствуя, что в этот раз стал абсолютно беспомощен перед врагом: машину завести он теперь не мог и сидел этаким болванчиком, корчась и ожидая последнего выстрела, который положит конец его мукам.

Шоссе перед плавучим рестораном, как назло, пустовало. Пролетела мимо одна машина, но ее водитель, видимо, струсил, увидев труп на асфальте и «Шкоду» с выбитыми стеклами, — не остановился. Федор посмотрел ему вслед… Потом увидел, как из дверей ресторана наконец-то вышли его мучители и убийцы Федоровых друзей — двухметровый блондин и чернобородый. Последний забросил в «Мерседес» у трапа какой-то длинный мешок. «Вот из чего они палили! — дошло до Федора. — Снайперская винтовка с глушилкой… Ах, суки!.. «Валмет» или Драгунова… Я таких и в глаза не видел, мне только Витек рассказывал… Больно!..»

Он потерял сознание. А очнулся от того, что кто-то шарил у него по карманам. И услышал знакомый голос Артура:

— Ну, Петрович, выиграл ты у меня стольник! Там точно бабок нет? Хоть ключи возьми… А, очнулся, супермен-вояка? Ну что, в войнушку решил с нами поиграть? Поиграл? Доволен теперь?.. Петрович, кончай его. Поедем, с его сестренкой побалуемся…