Самойлов похвалил статью и Андрея. Заметил, однако, что скорее всего самое интересное по делу расскажет именно Кацман, если он вообще что-либо расскажет.

— Я думаю, — согласился Ярцев, — на следующей неделе и его признания будут опубликованы. Но уже сегодня мне позарез надо отдать в набор вот этот материал, понимаешь?

— Да что тут непонятного? — отозвался Сергей, заводя машину.

Андрей засунул распечатку с компьютера обратно в папку и стал молча следить за дорогой. Самойлов вел машину уверенно и быстро: остаток пути до «двадцатки», то есть горбольницы номер двадцать, они почти не разговаривали. Каждый думал о своем…

В больнице их встретил оперативник РУОПа, и они втроем прошли в палату, где отлеживался проходящий курс лечения Жора Кацман. Гостей он встретил холодным и злым взглядом, а затем отвернулся к стене лицом, показывая всем своим видом, что не желает разговаривать и вообще хочет, чтобы его оставили в покое. Руоповец подошел к нему и что-то негромко сказал (Андрею показалось, что он Кацману о чем-то напомнил). Тогда тот чертыхнулся и, глядя в потолок, начал монотонно говорить:

— Хорошо, хорошо, я все учел. Задавайте свои вопросы, раз Князев и Горохов уже пойманы. Но только учтите: я делаю чистосердечное признание и рассчитываю на смягчение приговора.

Андрей посмотрел на усмехнувшегося Самойлова, а капитан показал ему глазами на диктофон — давай, мол, включай, чего ты?

— Как вы познакомились с Артуром Князевым и с какого года вы совместно осуществляете незаконный отъем квартир у их владельцев? — Ярцев нажал кнопку диктофона и, заглянув в темное окошечко с наклейкой «Сони», убедился, что пленка пошла.

— Мы познакомились на юридическом факультете, где вместе обучались, — проговорил Жорик и надолго замолчал.

Андрей был вынужден нажать на паузу и недовольно покачал головой:

— Ну и?.. Такие ответы нас не устраивают! Подробнее можно?

— Ну, Артур меня и подбил на все эти штуки, — тихо заговорил Жора. — Денег у меня тогда было крайне мало, а он мне сразу о таких суммах стал трепаться, что я тоже загорелся. Потом только до меня дошло, к чему он клонит, но я испугался, что Артур избавится от меня, так как я многое уже разузнал. Он во всем виноват! Если бы не он, то я бы сейчас спокойненько жил в Израиле у родственников. Я хотел после первой же удачной операции уйти в сторону, но Князев мне прямым текстом заявил, что я об этом могу сильно пожалеть. Тогда мне пришлось работать с ним дальше — он оказывал на меня грубое давление, вот! Постоянно угрожал, говорил, что у его банды руки длинные, что он меня даже из-под земли достанет и накажет, если что… Меня заставляли быть соучастником в этом жутком бизнесе, я ни при чем. Хотя теперь я глубоко раскаиваюсь в содеянном…

— Кацман, говори по существу, чего ты шпаришь нам цитаты из УК и прочего?! — рявкнул Самойлов. — Давай кончай тут словесный понос разводить. Говори конкретно, четко, ясно.

— И сколько за вами числится подобных дел? — спокойно продолжал беседовать Андрей с раненым Жорой. — С какого года?

— Ну, где-то примерно двадцать пять дел провернули, — наморщив лоб, стал вспоминать Кацман, — несколько лет этим занимались. Артур всех уверял, что поймать нас невозможно.

— Сколько примерно человек было в организации?

— Сейчас, вспомню… ну, Артур, его ближайший помощник и телохранитель — Горохов Вадим Петрович, потом Новик, нотариус, Пащенко, судмедэксперт, несколько еще прямых исполнителей из разных городов. Например из Тулы. Имен не знаю, только их клички. Одного все называли Пижон, а другого — Боря Угрюмый. Борей ли его зовут на самом деле, я не знаю. Дело в том, что в последних операциях я вообще никакого участия не принимал. Артур мне в последнее время перестал доверять и как бы отстранил от всего… Так что очень многого я не знаю, учтите!

— Двадцать пять — это что: двадцать пять трупов?

— Получается, что так. Дело в том, что подыскивали-то в основном одиноких владельцев квартир. Но, может быть, трупов было и больше. Только я лично никого никогда не убивал.

— Ну, следствие разберется. Артур нам сказал, что всеми убийствами, наоборот, занимался именно Кацман — он, мол, садист и любитель поиздеваться над беззащитными жертвами! — сблефовал Андрей, поймав на себе явно одобрительный взгляд Самойлова.

— Он может что угодно там плести, сволочь такая! — занервничал Жора. — Понятно, что ему проще на меня все стрелки переводить. А я часто даже не знал, как они вышли на очередную свою жертву, — чистая правда! Это они с Гороховым убивали да тульские! Мои руки чисты, клянусь! Что он вешает на меня?

— Ладно, проехали… — Андрей вошел в азарт. — Нам стало известно, что в момент задержания у гражданина Кацмана при себе обязательно должен был находиться блокнот в черном кожаном переплете. Так куда же этот блокнот делся?

— Артур его у меня и забрал, — тихо ответил Жора. — Куда потом он его девал, пускай сам и отвечает, скотина такая!

— Что было в блокноте? Адреса, телефоны, фамилии — что?

— Ну да, все это плюс заметки на память, коды, шифры.

— Навскидку можете назвать несколько адресов, телефонов?

— Только прошу учесть, что уже добровольно помогаю следствию… — Кацман подумал и назвал несколько адресов, в том числе артуровских блатхат. Про дачу он промолчал.

Самойлов попросил повторить адреса и телефонные номера, записал их на клочок бумажки и ненадолго вышел из больничной комнаты.

— Ну, вот вы говорите о квартире в Марьиной Роще… — Андрей встал и заходил по палате. — Что там? Склад оружия?

— Нет. Там у Артура такая, как бы это сказать… Для развлечений квартира. Туда все бегали красоток трахать — и нотариус наш, и судмедэксперт, и влиятельные друзья Артура.

— Что за друзья? — быстро переспросил Ярцев.

— Ну, это уж пусть он сам вам и расскажет, — заволновался Кацман. — Это такие люди, что, если я их заложу, мне, точно, и недели не прожить, даже в одиночной камере… Не скажу!

— Понятно. А сколько всего квартир у организации, или банды, — как больше нравится? И сколько автомашин? Есть ли оружие, где спрятано?

— Оружие Артур и Горохов хранят на какой-то тайной квартире, меня туда не пускали. Я только разнюхал, что это вблизи станции метро «Кожуховская». Машин у Артура много — в отличие от меня. У меня только старый «Запорожец» есть. А у него — и джипы, и «мерсы», и «вольво». Квартир — не знаю сколько… Пусть Артур сам колется! Не забывайте: он главарь этой шайки, а не я. Мои показания наверняка уже устарели. Все меняется…

В палату вернулся Самойлов, стал внимательно вслушиваться в разговор, пытаясь с ходу уловить, о чем идет речь.

— Кто обычно становился жертвами банды? — спросил оперативник РУОПа — плечистый, синеглазый парень высокого роста.

— Кто? Алкаши, наркоманы, престарелые, обездоленные, психи… Кстати, иногда мы попросту решали все их проблемы, лишая жертв жизни. И заодно — ваши проблемы. Например, был жуткий случай, когда мы вообще на людоеда вышли… Шизик долбаный! Это в самом начале было, когда Артур только разворачивался как следует. Приехали к мужику (до этого за ним несколько дней следили-рысачили), а там — такое! Я потом полдня блевал… Тухлятиной везде пахнет. Заглянули к нему в холодильник, а там четыре головы человеческие, в отдельной миске пальцы отрезанные. Головы все с выколотыми глазами, а глаза отдельно в банке со спиртом плавают На плите у него человеческое мясо варится, в прихожей баки пластмассовые стоят. Открыли — а там кишки, кости — короче, то, что не захотел кушать этот тип. Вонь кругом стояла страшная, огромные черные и зеленые мухи жужжали — летом было дело. В ванную заглянули — я чуть в обморок не упал. Ноги отрезанные в соляном растворе лежат — в розовой такой жиже. Вот какой гад!

— И как же он вас к себе пустил? — искренне заинтересовался Андрей, чувствуя, что и его тоже может сейчас стошнить.

— А мы и не спрашивали. Он пошел вниз какой-то мусор выносить, мы его на обратном пути… то есть не я, а Артур с Петровичем… и сцапали! Я только наблюдал. Силой в квартиру заволокли, напоили. Столько отравы в него влили, что он тут же и окочурился. Вроде. А потом вдруг встал и на Артура с ножом в руках пошел. Хрипел что-то про голоса — мол, голоса ему сказали, чтобы он нас всех тоже съел. Жуть охватила! Но Петрович ему тут же устроил Бородинскую битву, а потом еще водкой накачал фальшивой… Тогда псих уже навсегда отошел в мир иной. Но таких случаев немного было. В основном алкаши, рады халявной водки. А с наркошами еще проще… Сложнее всего с добропорядочными стариканами, да еще и непьющими. Вот тогда действительно приходится все нюансы продумывать. Насчет людоеда скажу: тут уж мы обществу помогли! Вернее, не я опять же, а Князев и Горохов. А так — кто же знает, сколько бы он еще людей укокошил и в пищу употребил?

— То есть вы даже как бы спасители получаетесь, ангелы такие, да? — брезгливо спросил Кацмана Андрей.

— Я сказал только то, что сказал, — глядя в потолок, по-прежнему монотонно пробормотал Кацман. — Я устал. У вас все?

— Да пока нет, не все. Сколько примерно времени уходило на одну операцию? И вообще, как обычно банда работала?

— Иногда двое суток всего на оформление уходило. Связи у Артура есть везде, и технически это сделать несложно. Потом, он же бывший студент юрфака, пусть и недоучившийся. Какие нужны документы — он отлично знал всегда. Раньше мы в основном действовали так: находили жертву, входили к ней в доверие, опаивали до смерти, брали его паспорт и искали двойника убитого. Приводили двойника в нотариат и составляли целевую доверенность — настоящую. Позже квартиры приватизировали, регистрировали, продавали подставным лицам. Свидетельство о смерти раздобыть — проблем не было: тоже все настоящие бумаги. Ну подумаешь, помер очередной алкаш, отравился водкой! Подпись двойника. Подпись — тоже не проблема, после тренировки. В морге, кстати, даже паспорта убитого не требовали — устно договаривались. Так что все проходило чисто. Всегда.

— Ну? Как продавались квартиры?

— Выставлялись на продажу в агентства недвижимости. Да что говорить, это же отработанный механизм, известный, им еще банда Тихонова в Питере занималась! Почему мы и сменили тактику. Уже пошли в ход поддельные доверенности, никаких двойников, свой нотариус. Свои судмедэксперт и люди в загсах…

— Вы, Кацман, так тонко во всем разбираетесь, что нельзя поверить в ваше, как вы говорите, неучастие в преступлениях.

— Так разница-то огромная!.. — горячо возразил раненый, но тут же скривился от боли и снова опустился на подушку, с которой пытался приподняться. — Огромная! Пусть я был в курсе дела, пусть помогал насчет оформления документов и разных тонкостей бумажных, но ведь сам-то, сам-то не убивал! И что бы там Артур ни плел про меня — не удастся ему повесить хоть один труп на меня! Это Петрович в основном все делал, он же форменный киллер! Сколько он людей угробил — и не сосчитать! А сколько они женщин изнасиловали вдвоем с Князевым?!

— Богатый ли человек Артур? — полюбопытствовал Андрей.

— Достаточно состоятельный. Недвижимость, машины, бабки, да и за границей наверняка есть счета, как и у Петровича. Сейчас им выгодно все валить на меня — им-то есть что на воле терять!

— А вам, получается, терять нечего!

— Нет, ну как… Квартира у меня есть, конечно, дача, тачка. Да только я хотел все это продать в скором времени и с концами уехать на родину предков. Артур про это узнал…

— Как? — Ярцев перевернул в диктофоне кассету, снова его включил.

— Нотариус наш, Новик, ему про меня все докладывал. Он вроде неглупый мужик, но в этот раз, перед тем как нас в Печатниках брали, навыдумывал про меня чего-то — полную чушь! Что я… Впрочем, ладно, все, что он сочиняет, — чушь полная.

— Что вы думаете лично об Артуре Князеве?

— С головой у него что-то не то в последнее время. Раньше он осторожничал — все детали операций заранее планировал. А сейчас он, по-моему, просто озверел. Пьет много, кстати. Мне в последнее время казалось, что у него крыша поехала. Что и немудрено — столько людей поубивать ради денег этих! Есть ли еще вопросы? А то я что-то устал. Раненый ведь лежу!

— Зачем вам нужен был Николай Степанович Вдовин? Который на телефоне сидел — в вашей якобы фирме? — вопросом на вопрос ответил Ярцев. — Почему именно он, а не девчонка какая, посмазливей да помоложе? Неужели помочь ему решили?

— Так, подвернулся… — хмуро и очень тихо сказал Кацман. — Тоже мне в плюс запишите! Помог, как видите, немного человеку без жилья и без паспорта. А вы что — знаете, где он?

— Знаю. А что?

— Так, ничего. Мне ему вопросик надо один задать.

— Говорите, я передам при первой возможности.

— Нет, это с глазу на глаз надо обсудить, только мне с ним.

— Больше ничего не хотите рассказать?

— Устал. Все…

Андрей выключил диктофон и, попрощавшись с оперативником РУОПа, пошел к выходу из палаты. Спустился вниз, на улицу вместе с капитаном Самойловым.

Стоял прекрасный летний день — и Ярцеву вдруг показалось каким-то бредом все, что он сейчас выслушал от Кацмана… Хотя какой же это бред? Все каким-то образом добывают средства к существованию — себе на хлеб с маслом. Делали деньги до поры и эти бандиты, пока их не прижали. И много «заработали», да…

Оставшийся на больничной койке Жора думал про жетон от камеры хранения… Хорошо, что не проговорился. Но плохо, что жетон неизвестно где. Плохо и то, что у Артура есть координаты камеры, где лежит кейс… В то, что Князев с Петровичем пойманы, он поверил, но теперь начал бояться мести за свое стукачество… Что с ним теперь будет? И как его накажут?

Самойлов и Ярцев закурили. Андрей попросил капитана:

— Сергей, просьба есть одна. Человечку одному, ну, Вдовину этому, надо как-то с паспортом помочь. Не прописан нигде. Если не помочь, то хотя бы посоветовать ему что-то… Я бы сам подсуетился, если бы знал, что и как надо делать. Поможешь, а?

— Попробую, не переживай. А теперь извини, я спешу. Едем?..

Они простились в машине Самойлова, который довез Андрея до ближайшей станции метро, после чего Ярцев отправился в редакцию «Чертополоха».

Вагон метро был переполнен, и Андрею всю дорогу пришлось стоять тесно зажатым между раздраженными, потными людьми, собрав в кулак верхнюю часть целлофанового пакета, где лежали кошелек с деньгами, папка со статьей и диктофон.

Когда наконец этот кошмар закончился, Андрей поднялся по эскалатору наверх, поправляя на себе смятую одежду. А выйдя на улицу, с облегчением вздохнул: тут хотя бы дул легкий ветерок! Остаток пути до редакции он напряженно размышлял о том, что рассказал Кацман. И потом, в каком виде этот рассказ опубликовать — то ли это будет интервью, то ли все эти факты следует изложить более сжато. Тут ему необходимо посоветоваться с Рудольфом…

Достала его уже эта журналистика, ох как достала! А что он реально может сделать? Уйти из газеты и снова, как несколько лет назад, мыкаться по столице в поиске заработка? И кто сказал, что на новом месте работы ему будет легче? Наверняка проблем наберется столько же, и все их надо будет решать. Нет, уйти не получится: и потому, что семью надо содержать, и потому, что Мерингер все довольно хитро устроил… Можно сказать, он поймал Андрея на крючок — и квартира у Ярцевых появилась, и денежные проблемы, как правило, решались сразу, без проволочек! Однако работать так дальше, тем более в таком, как бы это выразиться, криминальном жанре, да еще успевать учиться и заниматься творчеством, — это становилось для Андрея все труднее и труднее.

Да и опасное это занятие! Сенсации, расследования — это все, конечно, дело нужное и высокооплачиваемое. Но Андрей не забывал той истории с «Билонгом», когда жену его, Анну, похитили… Если бы он тогда не проявил свои бойцовские качества и если бы полковник Слободкин вовремя не отправил спецназовцев в загородный особняк Ольхова — кто знает, чем бы вся эта история закончилась? А какая навороченная и тоже, надо сказать, весьма опасная эпопея с видеопиратами была? Тяжелая работа — журналистское расследование по горячим следам! А что в итоге? Разве меньше стало таких деятелей, как Ольхов или как сын и отец Грошевы? Эти уже мертвы, понятно. Но преступность — она словно гидра: отрубаешь одну конечность — и тут же отрастает новая, и эта новая еще сильнее, еще опаснее! И война здесь, вдали от бомбежек и бронированной техники, никогда не кончается…

Там, в горах Чечни или в Таджикистане, враги хотя бы внешне отличались от своих. И было проще, понятнее, что к чему. Мирная жизнь, где Андрею требовалось постоянно изворачиваться, напрягать мозговые извилины, пуская в ход весь свой жизненный опыт, представлялась гораздо более сложной. Здесь слово «враг» приобретало какое-то более абстрактное значение…

Аккуратно одетый, улыбчивый, обаятельный человек мог оказаться настоящим монстром и убийцей, а какой-нибудь блатующий, весь на понтах бандит на деле выступал всего лишь шестеркой и даже не знал большей части темных делишек своего шефа… Именно так чаще всего и было: враг становился невидимым и неуловимым.

А что нужно было самому Андрею Ярцеву, или Ярому (так его звали ребята на войне)? Да отдохнуть от всего — от войн и от разборок, от опасных приключений и от всех этих «расследований»! Просто пожить нормальной человеческой жизнью… Хотя бы недельку полежать на диване и ничего не делать — вообще ничего! Хотя один незаурядный человек признался в одной из своих мудрых книг, что это иногда бывает самым сложным занятием… Ну и пусть! У другого известного писателя покоем наказывали. Но скорее всего имелся в виду не покой в смысле спокойствия и отдыха, а нечто вроде полного забвения.

Нет, забвения Андрей не хотел — не зря же он столько лет ломал голову над хитросплетениями рифм и образов! Уже это одно исключает полное забвение.

Но Андрей устал…

В том-то и весь парадокс, что он не мог позволить себе расслабиться. Разве что вечером, у телеэкрана, с бутылочкой водки под рукой. Это бывало, да, этакая замена общепринятому понятию отдыха. Но наутро на него с новой силой обрушивались все его проблемы — как старые, так и новые. Для примера: только на этой неделе ему нужно закончить обработку интервью с Кацманом, прочитать несколько журналов (где взять для этого время?) и сдать их в библиотеку, в обязательном порядке написать новый рифмованный шедевр (ну, это уж как получится — в последнее время пишется все хуже!) и еще текст для модной рок-группы, потом составить несколько рецензий в тот же «Чертополох», рецензию для крупного московского издательства на один откровенно бездарный детектив — ну и так далее и тому подобное.

Анна вот-вот приедет с дачи: ей ведь тоже нужно внимание уделить, во всех смыслах — от бытового до сексуального. Прибавить сюда дела чисто житейские: глажка там, стирка, приготовление самому себе обедов и ужинов — и получается, что свободного времени у Андрея давно уже не было. Может быть, виной тому была его пунктуальность? Ну не привык он не выполнять поставленные перед собой задачи! Потому что прекрасно понимал: отложишь на завтра дело — сам себе головную боль создашь. А как бы хотелось!..

Вот и вертелся он как белка в колесе, психуя из-за того, что ничего не успевает. Пришлось даже отказаться от поездки к брату на день рождения. Ладно бы, если бы ехать надо было близко! Но Сашка с Мариной решили отмечать день рождения за городом, гулять всю ночь. Что это означало для Андрея? А то, что он на два дня выпал бы из рабочего графика. Ну, он может снять стресс в развеселой компании, может напиться и про все забыть, однако, когда праздник закончится, Ярый обнаружит, что дела его в полном запустении, что он подвел людей, да и себя самого, — кто же сделает его работу вместо него?

Существовал, конечно, вариант — устроить «стахановские дни», то есть заранее отработать эти внезапно выпавшие выходные — навалить на себя двойную нагрузку. Пришлось от такого варианта отказаться: слишком это было сложно. К тому же при подобной работе результаты непременно теряли в качестве — получалась халтура.

Брат обиделся, наверное. Хотя Андрей все ему объяснил. Не пожелал понимать, дрянь такая! А чего понимать-то? Андрей обязан сделать то-то и то-то — все, точка. Не сделает — не получит своих денег, и вообще с ним не станет никто иметь дела, раз он халтурит… Халтурить он не желал.

Можно сказать, что Ярый находился на грани нервного срыва. Ничего удивительного. Почему-то считается, что человек, прошедший несколько войн и с трудом после этого нашедший свое место под солнцем, — настолько супермен и зверь, что напрочь лишен нервов. С какой такой стати? Скорее наоборот — нервы у него натянуты до предела! Не зря говорят об «афганских» и прочих синдромах.

Человек, отдавший свои силы, свою кровь при исполнении, как раньше выражались, «интернационального долга», потерявший на войне много друзей и насмотревшийся там таких ужасов, что не дай Бог никому увидеть, возвращается на Родину. И, само собой, надеется, что все позади. И здесь его должны не то чтобы салютами приветствовать, а хотя бы обеспечить сносным жильем, работой. Да и оставить в покое, в конце концов! Отвоевал свое — живи, радуйся, что живешь… Но не тут-то было!

Начинаются хождения по инстанциям, поиски этого самого «места под солнцем» — и очень скоро выясняется, что тебя тут никто не ждал. Ты даже как бы многим мешаешь! А твои заслуги никого особенно не впечатляют.

Нужно все начинать с нуля — вот как Андрей, сменивший после возвращения в Москву несколько профессий. Ему, правда, повезло — встретил Анну, понемногу отошел от нервных перегрузок, дела повернулись к лучшему. И жилье — что было их с женой сокровенной мечтой, когда снимали квартиру, а позже комнату, — появилось.

Однако жизнь так и норовила ударить побольнее по темечку! Суматошный темп столичной жизни утомлял Андрея сильнее, чем он поначалу мог предположить. Ему хватало выдержки следить за собой, по возможности не проявлять эмоций, особенно отрицательных, — и все эти подавляемые, скрытые глубоко внутри желания и неосуществленные надежды вызывали у Ярого глубокие стрессы.

Однажды он вычитал у Зощенко (к которому до того относился без особого интереса) и выписал себе в блокнот поразившие его строки — о том, что крайнее утомление мозга и неумение создать себе сколько-нибудь правильный отдых привели Маяковского к ранней смерти. Что это была трагедия постоянной работы. Даже гуляя по улицам, Маяковский бормотал стихи. Даже играя в карты, чтобы перебить инерцию работы, Маяковский (как он сам говорил Зощенко) продолжал додумывать. И ничто — ни поездка за границу, ни увлечения, ни сон, — ничто не выключало полностью его головы. А если иной раз, создавая насильственный отдых, поэт и выключал себя из работы, то вскоре, боясь крайнего упадка сил, снова брался за работу, чтоб создать ту повышенную нервную инерцию, при которой он чувствовал, что живет. И так происходило даже на юге, где он подолгу лежал на солнце, вел размеренную жизнь, но для головы, для мозга режима не менял. Это создавало хроническое нервное перераздражение. Поэт с каждым годом чувствовал себя все хуже. Головные боли, вялость и разбитость усиливались.

Такая трагедия и гибель нередко случались с великими людьми. И причины гибели часто создавались непомерной тратой нервной энергии, неумением обращаться с самим собой и неумением заведовать сложной машиной — своим телом…

Андрей выписал этот отрывок, в очень сокращенном виде, из книги Зощенко «Возвращенная молодость». Книгу Зощенко он за последние несколько лет перечитывал целиком раза три. Она стала его настольной книгой и как бы лекарством от стресса.

Там же он вычитал мнение писателя о смерти Джека Лондона — может быть, спорное, но интересное. Зощенко утверждал, что этот здоровяк и «матрос», этот писатель величайшего оптимизма и утверждения жизни, покончил с собой на сороковом году жизни практически по той же причине, что и Маяковский. Смерть эта, по мнению Зощенко, только казалась неожиданной и невероятной (родные писателя долгое время даже скрывали это обстоятельство!)

Что же выяснилось? Джек Лондон в течение восьми-десяти лет написал столько, что другой писатель при нормальной работе мог бы сделать в течение всей жизни. Почувствовав крайнее утомление, писатель бросает работу и уезжает на какие-то чуть ли не Соломоновы острова, надеясь там починить свое здоровье долгим отдыхом и путешествием. Однако мозг, ослабленный крайним и длительным напряжением и отчасти алкоголем, не мог восстановить и даже поддержать нормальную работу организма. Потерянная инерция, на которой держался писатель, рухнула. И реакция была столь велика, что Джек Лондон без сожалений расстался с жизнью…

Вычитанное у Михаила Зощенко сильно повлияло на Андрея. Тем более что в книге давались еще и прямые способы снятия стрессов. Например, цитата из Марка Аврелия: «Измени свое мнение о тех вещах, которые тебя огорчают, и ты будешь в полной безопасности от них». Здорово сказано! Но как это понимать? Как заменить свое мнение, скажем, о необходимости уложиться в отведенные для написания статьи сроки? Сроки даны жесткие, и ежедневная норма одна может приблизить работу к завершению. Андрей не был Марком Аврелием — и вещи, которые его «огорчали», вовсе не становились менее актуальными от желания или нежелания Ярцева над ними думать. Может быть, изменить о них мнение в том смысле, что эти вещи подождут — мол, успеется? Но это — самообман! Ничто не успеется. А стало быть, отдохнуть так и не удастся.

Андрей, зная, с какой необузданной стихией имеет дело, даже определил конкретные дни для написания. К примеру, стихов. Но и это не спасало от переутомления — дни летели слишком быстро, все заполненные неустанными трудами. И когда наступало, допустим, воскресенье, отведенное Андреем для создания хотя бы нескольких четверостиший, или «катренов», он с неудовольствием замечал, что в голове у него совершенно пусто. Но все равно писал — и так появлялись на свет беспомощные, рахитичные стишки, которые он даже Анне стеснялся показывать. Налицо был некий кризис.

Как из него выйти — вот что занимало все мысли Андрея, когда он поднимался по лестнице в свой кабинет, где нечасто в последнее время появлялся. Ярцев открыл дверь своим ключом, вошел и опустился в кресло за рабочим столом. Несколько минут сидел молча, потом взглянул на настенные часы и нажал на кнопку селектора… Его соединили с Мерингером.

— Андрей, ты? Ну, принес? Давай неси, посмотрю. Нужно срочно в набор отдавать, учти: завтра уже номер выйдет!

Андрей прошел в кабинет Мерингера по длинному светлому коридору и поздоровался с сидящей у окна Яной, которая с недавних пор стала и женой, и секретаршей Мерингера. Она курила и молча улыбнулась ему. Говорить им, правда, было не о чем…

Рудольф пробежал глазами статью и одобрительно хлопнул Андрея по плечу — мол, все отлично, ты молоток, старина! Потом приклеил к рукописи желтую бумажку, что-то быстро на ней написав, вызвал в кабинет Яну. Та унесла статью в набор.

Андрей вдруг заулыбался. Он представил себе бандитский некролог в газете: «Что же оказалось? Наш Вован в течение восьми-девяти лет ухлопал стольких, скольких другой братан, при нормальной работе, мог бы сделать в течение всей жизни. И Вован утомился…»

Мерингер посмотрел на него с недоумением:

— Ты чего?

— Да так! Мыслишка одна забавная в голову пришла…

— А-а… Вообще, скажу тебе откровенно, выглядишь ты неважно. Я же знаю, когда ты бодрый, подтянутый. Устал, что ли?

— Есть немного.

Андрей взял со стола большую железную скрепку и начал ее крутить в руках. Мерингер уселся рядом с ним на стол. Сказал, поправляя на носу очки в роговой оправе и потянувшись за сигаретами:

— И в чем дело? Что, трудно расследование писать, да?

— Да не только расследование… — Андрей тоже достал сигарету, и они закурили под тихое гудение кондиционера. — Вообще какой-то завал в делах образовался, понимаешь? Чересчур много я на себя взвалил и теперь ничего не успеваю. Ты же меня знаешь: я, если за что взялся, обязательно доведу дело до конца. Но это ведь меня и угнетает! Честно говоря, хочется иной раз плюнуть на все, послать к чертовой бабушке — и на море, на юга куда-нибудь рвануть. А то возникает вопрос: чего ради такая адская работа, если полученные за нее деньги не приносят удовлетворения? Я ведь живой человек, а не машина для зарабатывания дензнаков. Кроме того, сколько бы я ни заработал, все равно это моих проблем не решает. Даже отложить приличную сумму не могу. Правда, Анюта недавно заставила меня костюм и брюки новые купить. Но это единственный раз за несколько лет. Ей-то хорошо сейчас, она на даче у родителей. А я…

— Вот оно что… — протянул Рудольф, стряхивая пепел. — Ну так за чем же дело стало? Тебе для завершения публикаций, то есть расследования этого, сколько еще времени потребуется? Три полосы уже позади, осталось столько же. Или меньше?

— Если б это от меня зависело! Сегодня вот взял интервью у одного афериста — его и запусти в следующий номер. Только главные бандюки из этой группировки пока что в бегах. Ох ты, черт, я тебе говорил, что надо крупным планом фотки этих беглецов дать? Нет? Видишь, уже забываю необходимые детали!

Андрей достал из папки фотографии Артура и Петровича, сделанные умельцами из РУОПа, и протянул Рудольфу для ознакомления. Тот повертел их в руках и снова вызвал Яну:

— Ясечка, эти фото надо запустить вместе с новой статьей Андрея. Отнеси Ленчику, пусть подретуширует немного.

— Яна, погоди, я набросаю информацию по этим типам. Они же сейчас во всероссийском розыске находятся. — Андрей быстро написал имена и основные приметы Артура и Петровича, телефоны, по которым нужно звонить в случае опознания их, и отдал лист бумаги Яне.

Та взяла и сразу вышла из кабинета.

— Завтра газета уже выйдет, все, — подвел итоги беседы Рудольф. — Потом не спеша сделаешь интервью, ну а там поглядим. Если ты так устал, могу предложить водочки выпить.

— Водочки? — задумался Андрей, гася сигарету. — Да уж, неплохо было бы, только мне еще надо в институт заскочить. Не то чтобы очень надо, но все-таки Слушай, я позвоню?

— Звони — о чем речь? — Рудольф придвинул к Андрею телефонный аппарат.

Набрав номер, Ярцев обратился к кому-то:

— Алло! Здравствуйте. А Марии Викторовны нет? Не пришла еще?.. Как? Ушла и сегодня ее не будет? А завтра? Ага… Спасибо! Скажите, завтра во сколько лучше ей позвонить?

Андрей повесил трубку и стал загибать пальцы, шевеля губами. Потом посмотрел на Рудольфа и вдруг улыбнулся:

— Слушай! Давай, что ли, на самом деле напьемся? Дела обождут, ей-богу. Или ты занят и просто из вежливости предложил? Смотри, Рудик, с большим поэтом пить будешь — почти как с Пушкиным или Есениным. А потом в мемуарах про это черкнешь!

Они посмеялись немного, Рудольф посмотрел на свои наручные часы, затем в окно, на улицу и махнул рукой:

— А, ладно! На сегодня все дела я уже переделал.

Он открыл маленький холодильник, стоящий в углу кабинета, и, подмигнув Андрею, вынул оттуда запотевшую бутылочку «Черноголовки», в виде собора, и банку с помидорами. Потом извлек откуда-то из глубин своего стола стопочки и дунул в них, чтобы пыль улетучилась. Разлил водку по стопочкам.

— Давай, Андрюха, за то, чтоб ты не кис и не психовал. Ты же мне сам про свою систему плюсов и минусов рассказывал, помнишь? Что в любой ситуевине есть и плохие, и хорошие стороны? Ну так посмотри на себя — орел! Красавец! Преуспевающий журналист и к тому же поэт, только что выпустивший свою первую книгу! Жена у тебя — ангел, квартира у тебя теперь есть, денежки всегда водятся. Так чего унывать? Если устал, выпей с друзьями, расслабься, и все само собой получится!

— Спасибо, Рудик, спасибо! — Андрей чокнулся с редактором «Чертополоха» и одним махом выпил первую порцию водки. Зажмурился, чувствуя, как она обожгла гортань и пищевод. Поймал пальцами, как и Мерингер, помидор в банке и сунул его в рот целиком.

Прожевав, поблагодарил Рудольфа:

— И правда, отвык я уже от того, чтобы кто-то мне так вот говорил — плюнь да расслабься! Все торопят обычно, а это знаешь как по нервишкам бьет? А они, нервные клетки-то, как известно, вообще не восстанавливаются. Ну что — по второй?

Рудольф согласился и налил в стопки еще по пятьдесят граммов. Хотел что-то сказать, но тут зазвонил телефон.

— Алло! — Рудольф подпер щеку рукой и стал слушать. — Так это ты, Игорь, что ли? Я что-то голос не узнал, извини. Ну, как дела? Заедешь? Давай, у меня тут как раз Андрей Ярцев… Что делаем? В хоккей, блин, играем!.. Нет, если серьезно, водочку злоупотребляем. Хочешь — присоединяйся. Заодно и все финансовые дела утрясем… Давай, ждем.

Он положил трубку и, снова взяв стопку, сказал Андрею:

— Это Завадский Игорек, скоро подъедет. Так что я хотел тебе сказать? А, вспомнил… Что я тебя искренне и очень уважаю — это не пьяный базар, сам понимаешь. Я на досуге твою книгу стихов открыл — и, поверишь ли, оторваться не мог! Так втянулся, что разом всю прочитал. Так что не занимайся самокопанием, не порть себе нервы. Ты очень много успел в последнее время сделать, и плюсов в нынешней ситуации все равно больше набирается, чем минусов. Поэтому — за оптимизм!

Андрей хмыкнул, и они выпили по второй. Рудольф снял пиджак и поудобнее устроился в своем кресле. Опять закурили… Спустя несколько минут в кабинет заглянули Яна и Завадский. У спонсора в руках был кейс, откуда он без лишних слов извлек еще пару бутылок водки, на этот раз — «Гжелки», и нарезку из ветчины. Яна неодобрительно покачала головой, проворчала:

— Рудик, опять? Не часто ли ты стал прикладываться?

— А ты, Ясечка, чем злиться, лучше бы к нам присоединилась! — предложил ей муж и, выбежав из-за стола, принес ей стул. — Почему бы и нет? Я разрешаю! Все, хватит сегодня работать. Делу — время, как известно, а потехе — час. Вперед!

Игорь пожал руки мужчинам и начал рассказывать анекдоты. Андрей и Рудольф переглянулись — уж они-то знали, что если Игоря вовремя не остановить, то он заведется еще сильнее.

— Игорек, давай сначала о деле, — попросил его Мерингер. — У меня для тебя есть приятные новости. Во-первых, у нас еще две лишних полосы благодаря увеличению тиража появились, а во-вторых, я тебе хоть сейчас могу часть денег вернуть, если в этом есть необходимость. Газета, как пирожки, отлетает.

— Есть необходимость срочно вмазать! — рассмеялся в ответ Завадский. — Брось ты, Рудик, я же спонсор, а не ростовщик. Пока никаких денег мне от тебя не нужно. Что же касается этих двух новых полос, то дашь мою рекламу покрупнее, чем была, — и все. Идет? Можно даже на целую полосу. Да ну их, эти дела, не хочу сейчас о них. У меня событие из ряда вон произошло — кучу денег на скачках выиграл. И деньги карман жгут.

— Ух ты, — удивился Рудольф, — везет же некоторым! Какие мысли у тебя насчет их потратить? Что, прямо так и лишние?

— Лишние не лишние… — Игорь ослабил туго затянутый на могучей шее галстук. — А пригласить вас в клуб какой-нибудь могу хоть сегодня. Посидим, поокаем. Что скажете на это, ребята?

— Я как женщина это приветствую, — немедленно отозвалась Яна. — Только чтобы потом нас по домам кто-нибудь развез!

— Не волнуйся, все будет сделано, — поднял ладонь Игорь.

— Я тоже не против, — подумав, заявил Андрей. — По коням?

— Нет, — возразил Мерингер, — не по коням. Давайте сначала «Черноголовку» допьем, а уж потом…

Его предложение было принято. Яна принесла из приемной перед кабинетом еще пару стаканов, и выпили — на этот раз все вчетвером. Андрею стало хорошо: наконец-то можно забыть о проблемах, посидеть с друзьями, поговорить «за жизнь»!

— Ну, Андрюха, чем занимаешься? — слегка толкнул его в бок раскрасневшийся Завадский. — Все о криминале строчишь?

— Ну! — подтвердил Ярцев, кусая за красный бок очередной маринованный помидор. — Ни конца ни края этому не видно! Хочу закончить свое расследование, а потом в отпуск махнуть… Вот так.

— Понятно, понятно. А что тогда, на даче, у вас вышло чего с этой Катькой? Мне она тоже понравилась. Ох, хороша!..

Андрей шикнул на него, выразительно покосившись на остальных: мол, чего ты несешь, об этом лучше помалкивать!

— Да я и не собирался за ней ухлестывать, — не моргнув глазом громко соврал он вслух. — Я ведь женатый человек — с чего вдруг?

— Да? — удивился Игорь. Но понял, что разговор о Кате лучше замять. — Ну, Бог с ней. Так познакомь меня с ней, а?

— Это можно. — Андрей в глубине души уже действительно решил расстаться с Катей: ему просто было не до нее, да и совестно было перед Анной. — Только у тебя же Люся была?

— Разошлись, как в море корабли, — уныло произнес Игорь. — Слишком разные у нас с ней темпераменты оказались. Она как мороженая треска в постели… Ой, Яна, извини за такой треп!

— Фигня! — Яна тоже захмелела. — Мне даже интересно. Только хочу вам заметить, господа, что мне тут сидеть надоело.

— Ладно, рванули. — Игорь встал, покачнувшись.

Следом за ним и все остальные «Гжелку» решили взять с собой, потому что Завадский на этом настоял. У него было хулиганистое настроение, и он предложил тайком под столом в клубе разливать принесенную с собой водку. Хотя мог вполне себе позволить не делать этого, а просто и чинно заказывать за большие деньги сомнительные коктейли из меню клуба.

Мерингер закрыл дверь кабинета, все гурьбой выкатились на улицу и уселись в мощный джип спонсора. Он собрался везти всех в клуб «Грезы» на Новослободской. В последнюю минуту перед отправкой Мерингер заметил Ленчика-фотографа и тоже взял его в теплую компанию.

Ленчик был хилым тщедушным пареньком с большим носом и крашенной в желтый цвет шевелюрой. Мерингер по старой дружбе давал работу в своей газете всяким музыкантам, которые не могли прокормиться жалкими доходами со своих концертов. При условии, конечно, что они могут принести газете какую-то пользу. Ленчик отлично фотографировал — и барабанил при этом в четырех группах.

Андрей сидел рядом с Игорем, пусть и выпившим, но уверенно ведущим машину. Сзади расположились остальные, причем Рудольф долго отдавал какие-то распоряжения оставшимся в редакции работникам по мобильнику Завадского. У Мерингера было одно классное качество: сколько бы Рудольф ни выпил, все свои дела он держал под жестким контролем. Андрея же вскоре развезло — к чему он и стремился. Нужно было на время забыть обо всем.

Поэтому дальнейшие события он воспринимал как бы сквозь туман… Приехали, Завадский провел их в зал, заказал выпивки и закуски в баре, не забыл и про водку, принесенную с собой. Андрей стал уже отказываться, пропускать очередные тосты — так много он пить не привык.

В стены клуба были вмурованы большие аквариумы с плавающими рыбками, и Андрей разглядывал их, совсем уже успокоившись. Потом началась культурная программа — пели мощные нынче певицы, под фонограмму, кривлялся на сцене какой-то наглый конферансье. Были в зале и красивые девушки, и очень известные политики, и музкритик Теплов, подошедший к Андрею поздороваться. Яна пригласила Андрея танцевать. После чего ему что-то долго кричал на ухо Ленчик — о разновидностях фотоаппаратов, кажется. Андрей ему прямо сказал, стараясь, однако, ничем парня не обидеть:

— Слушай, Ленчик, отвянь от меня, ей-богу! Очень грузишь.

Потом Завадский подбежал к Ярцеву и стал кричать, что он договорился с администрацией клуба — Андрей может прямо сейчас выйти на сцену и почитать свои стихи. Андрей согласился…

— Ты пойми, — орал Завадский, — это крутая засветка! Вон тут сколько известных людей в зале, и все скучают. Иди, читай!

Андрей, слегка покачиваясь, вышел на сцену и, обхватив одной рукой металлический столб для стриптизерш, взял в другую руку микрофон, услужливо протянутый ему вездесущим Завадским.

— Здоровой девушке не свойственно стыдиться, как заявил однажды Лев Толстой. Ей свойственно улыбками искриться, чтобы завлечь мужчину красотой. Здоровой девушке не свойственно стесняться, а свойственно от похоти вопить и за парнями робкими гоняться, их догонять и наземь их валить…

Он дочитал это стихотворение под одобрительный смех публики, потом прочел еще одно, потом еще — и под конец выступления так завел публику, что его стали просить читать дальше, и он читал… В конце концов Ярцев сошел со сцены под бурные аплодисменты и вернулся к столику своих друзей. Все начали его поздравлять, наперебой пожимать руку, уверяя, что он был невероятно обаятелен и выступил просто замечательно.

Потом Андрей вместе с остальными смотрел стриптиз, прихлопывая в ладоши и поощряя криками голых девиц, танцующих по очереди у шеста. Потом все вообще заволокло туманом… Очнулся он уже в машине, несущейся куда-то по улицам вечерней Москвы. За рулем сидел Завадский, громко что-то поющий.

— А где все? — спросил его Андрей. — И куда мы едем?

— Домой тебя везу, — ответил Игорь, — все уже уехали…

Андрей снова задремал. Прошло какое-то время, и Завадский его растолкал. Оказывается, они уже приехали к станции метро «Площадь Ильича».

— Ладно, дальше я сам дойду, — заявил Андрей.

Но Игорь покачал головой и сказал, добродушно посмеиваясь:

— Да куда ты пойдешь? Еще не доберешься — сам-то. Говори, как тут лучше подъехать — налево свернуть или направо?

— Направо, а где мой пакет? Не дай бог — потерял!

Андрей пошарил вокруг себя — пакет был здесь. Ощупал — ага, диктофон на месте, и видеокассета тоже, и пустая папка… Игорь довез его до самого подъезда и предложил проводить до квартиры, но Андрей отказался. Напоследок он сказал спонсору:

— А вообще, Игорек, зря ты все-таки по городу пьяным разъезжаешь. Так, знаешь, когда-нибудь тебе удача-то изменит!

— Ерунда, — отозвался Игорь, — не изменит! Она меня любит.

Андрей попрощался с ним и с пакетом в руках поднялся на свой этаж лифтом. Достал из кармана ключ, но тут услышал из-за двери музыку. «Анна приехала! — осенило его. — Наконец-то!»

Позвонил в дверь, и ему действительно открыла жена. Он сразу обнял ее — очень по ней соскучился. Она спросила:

— О, я смотрю, мы уже хорошие — где-то набрались?

— Извини, Анют, я с Завадским и Мерингером гулял. Нервный стресс, понимаешь, лечил. Такой завал у меня на всех фронтах — ну, ты сама увидишь, сколько мне предстоит работы. Завтра все расскажу. Ты-то как? Надолго? Уже на работу? А кот где?..

Андрей стал раздеваться, поглядывая на экран включенного цветного телевизора «Шиваки» — там крутили какой-то клип Мадонны. Аккуратно повесил одежду на вешалку и упал на кровать.

— Чаю хочешь? — спросила его Анна, погладив мужа по волосам. Потом нагнулась и поцеловала в губы. Ему было приятно. Андрей взял в руки пульт и выключил телевизор.

— Ну его! Лучше расскажи — как время провела?

— Соскучилась очень по тебе. А ты по мне скучал?

— Скучал, конечно. Ну у тебя манера — подробности из тебя не вытянешь, пока двадцать раз не переспросишь!

— Ну что говорить. Дача как дача. Котик там остался, с мамой. Ему там хорошо. Мышей, кстати, ловит. Еще жирнее стал. А я — все, на работу пора выходить, хоть и не хочется. Так что с концами приехала. Меня папа домой привез, привет тебе передает. Ты так и не ответил — чаю хочешь?

— Да, можно и чаю… — Андрей встал с кровати и, пока Анна в шелковом белом халатике ходила наливать чай, вынул из пакета видеокассету и диктофон… Завтра разберется с ними!

За окнами уже стемнело, балкон был открыт, но все равно в комнате было душно. Андрей достал из раскрытой пачки свою книгу стихов «Лава» и положил ее на столик у кровати. Потом добавил к ней еще и тетрадь для отзывов — пусть Анна ознакомится.

Совершенно некстати позвонила Катя — Андрей сказал ей, и довольно грубо, чтоб сюда не звонила пока. Она обиделась и бросила трубку. «Ну женщины! — подумал он. — Ну эгоистки! Прямо немедленно ей подавай меня, раз ей так приспичило…»

Вернулась из кухни жена, стали пить чай. Анна так нежно смотрела на Андрея, что ему стало стыдно за историю с Катей. Но что теперь сделаешь? На дачу он поехать не мог — в Москве было дел под завязку, а без женщин так долго — тоже трудновато. Эх, Катя, Катя… Надо с ней окончательно завязывать!

Анна с любопытством полистала и тетрадь отзывов, и книгу стихов. Он, конечно, показал ей посвящение: «Жене Анюте». Она была обрадована и снова поцеловала его. Но на этот раз — более настойчиво, потрогав горячим язычком язык Андрея. Он улыбнулся ей и, не прерывая этого долгого поцелуя, стал снимать с нее халатик. Под ним оказались трусики и бюстгальтер, которые Анна сама помогла снять с себя. Андрей скинул свои плавки.

— Ничего себе, как ты загорела, — выдохнул он изменившимся от волнения голосом, чувствуя, как его с головой накрывает теплая волна: не только физического влечения — а ведь он завелся сразу же, когда снимал с жены халатик! — а еще и острой любви к этому существу, такому родному и красивому.

Она была очень красива, особенно сейчас — в предвкушении сладости любовных ласк. Глаза ее потемнели от страсти; маленькие, торчащие кверху груди с увеличившимися буквально на глазах розовыми сосками манили к ним прикоснуться.

Анна забралась на постель с ногами и осторожно тронула теплой ладонью раскачивающийся стебель пульсирующего члена Андрея. Потом стала поглаживать этот вожделенный предмет, водить пальчиками по всей его длине. Сейчас она стояла перед мужем на коленях, изогнув поясницу (он мог видеть чудесный рельеф ее полных ягодиц), и опускала лицо все ниже и ниже — пока, чуть помедлив, не коснулась мокрым языком затвердевшего члена. Лизнула уздечку под блестящей в электрическом свете фиолетовой головкой: сначала раз, потом другой. Провела язычком по самой головке, нырнула глубже и стала ласкать ртом мошонку мужа.

Андрей застонал от удовольствия и схватил ее за волосы, наматывая их на кулак. Другой рукой он нежно поглаживал ее груди: то одну, то другую, то обе вместе, властно соединяя их в своей ладони… Анна начала обратное движение — вверх, спиралью, целуя и облизывая мощное «орудие» Андрея. И видимо, будучи уже не в силах сдерживаться, взяла член в рот.

Поначалу в ее губах утонула головка, затем половина всего ствола, потом, к удивлению Андрея, и весь член целиком. Это стоило Анне некоторых усилий: член был слишком велик для ее рта. Но ей очень хотелось доставить любимому максимум удовольствия.

Она стала ритмично насаживать свою голову на этот раскаленный поршень, закрыв глаза и издавая глухие, утробные звуки — как бы мыча. Андрей же схватил жену за уши и начал помогать ей в этом занятии, подняв кверху колени.

Его ощущения в этот момент были просто фантастическими, и он, поневоле сравнивая любовное мастерство опытной жены с мастерством той же Кати Пятилетовой, делал выводы в пользу Анны…

Она словно не могла оторваться от своей сладкой игрушки — даже когда Андрей несильными движениями вынудил ее лечь на бок, рядом с ним, головой к его ногам, и вложил указательный палец в ее влажное, словно кипящее лоно. Анна, увлеченно работая губами, только чаще задышала, с шумом выпуская носом воздух. Ему казалось, еще несколько минут — и он взорвется, выпустит ей прямо в горло теплый фонтан, испытав при этом бездну эмоций.

Однако Анна вдруг выпустил член из губ и, словно прислушиваясь к самой себе, не открывая глаз, начала двигать тазом навстречу настойчивому пальцу Андрея — с выражением какого-то удивления на хорошеньком личике, приоткрыв рот.

Он, не переставая (уже тремя пальцами!) орудовать в ее влагалище, вокруг которого кудрявились жесткие черные волосы лобка, припал губами к ее набухшим соскам, Анна простонала: «О-о-о!..» — и обняла его за шею обеими руками. Но Андрей выскользнул из этих тесных объятий, схватил ее за руки и пригвоздил их ладонями к белой простыне, словно распиная жену на постели. А сам впился ртом в ее влекущий, влажный рот, шаря языком по ее зубам — пока она не принялась отвечать на эти жадные поцелуи своим язычком.

Андрей теперь стоял над ней на коленях — и невольно терся «орудием» о ее лобок. Он все оттягивал момент погружения в жаждущее этого ущелье любви. Исступленно целовал глаза, нос, все лицо Анны, лизал ее подбородок и тщательно исследовал языком оба ее ушка. Анна, уже совсем растаявшая, подняла рывком, по-змеиному, голову и тоже стала лизать его в ухо…

— Ну, скорее, скорее, я больше не могу! Андрюша, любимый мой. Возьми меня! Пронзи меня! Я хочу тебя, я больше не могу! — почти кричала она.

Андрей и сам уже больше не мог сдерживаться: лег поверх жены, опершись на локти, но все никак не мог попасть в желанную обитель. Тогда Анна решила помочь ему: взяла твердый ствол в руку и без раздумий вонзила его в себя, одновременно согнув ноги в коленях.

Андрей наслаждался красотой момента — какое-то время лежал тихо, боясь внезапно кончить… Но вот он стал медленно двигать тазом, постепенно погружаясь во влагалище — все глубже и глубже, пока член не вошел туда целиком. Анна вскричала:

— Да! Вот так! Еще глубже! А-а-а! Еще сильней!

Андрей двигался все быстрее и быстрее, опять впившись губами в ее губы, а она царапала его спину ногтями, урчала по-кошачьи — и вскоре они одновременно испытали оргазм удивительной силы… Андрей поднял голову и застонал; Анна схватила мужа за ягодицы и крепко притиснула к своему телу, вжимая, вминая его еще глубже в себя.

Спустя короткое время они нехотя разъединились — жалея, что все закончилось.

— Тебе было хорошо со мной, правда? — задала Анна такой обычный для всех женщин вопрос. — Лично я — просто улетела!

— Я тоже… — Андрей погладил ее по животу, куда только что излилось его семя. Оно где-то там, внутри любимой жены… нет, все-таки чудеснее секса ничего не бывает! Особенно после долгого перерыва, когда вот так встретились — и обоих словно магнитом притянуло друг к другу. Отлично…

— Ну, теперь покурим?.. — Анна переставила пепельницу со стола на простыню, между собой и мужем, взяла губами из пачки сразу две сигареты и обе прикурила. Затем одну передала Андрею, а вторую стала курить сама, выпуская дым через ноздри. На лице ее читались величайшее блаженство и покой.

— Пить дым… — вдруг сказал Андрей.

— Что?

— Я где-то читал, что индейцы в Америке называют курение именно так: «Пить дым». О, я такой кайф испытал! Просто слов нет…

Андрей докурил сигарету, затушил окурок, лег поближе к обнаженной жене и, даже не накрывшись простыней, провалился в сон. Она тоже устала за день — со всеми переездами — и, по привычке свернувшись клубочком, заснула рядом с ним.

Ночью Андрей испытал сильное жжение в желудке — встал, сходил на кухню и выпил холодного молока. Жжение исчезло…

Утром он, еще на грани между сном и бодрствованием, почувствовал сильнейший прилив желания. И потрогал свой опять торчащий колом член — уже одно только прикосновение доставило ему большую радость. Он вспомнил, что полноценный взрослый мужчина обязательно испытывает эрекцию раза четыре за ночь, независимо от того, выпивал он накануне или нет.

Анна тоже проснулась и ласково смотрела на мужа — на его несколько смущенное лицо. Чуть позже ее взгляд скользнул ниже, и она вскинула брови от удивления.

— Ну и ну! — покачала она головой. — Сегодня он, как я понимаю, стал еще больше. Может быть, вырос за ночь? Дай-ка я его линейкой измерю — просто так, из любопытства!

— Бесстыжая! — шутливо крикнул Андрей и швырнул в жену подушкой.

Она ловко поймала подушку и бросила ею в мужа. Потом со смехом сама повалилась на него и принялась щекотать. Он просто покатывался от хохота, но только смехом не собирался ограничиваться. Перевернув легкую, как пушинка, Анну на живот, стал целовать ее красивые полные ягодицы и гладить их руками Она продолжала смеяться и шутя отбивалась от Андрея ногами. Ярцев встал и пошел в ванную комнату, чтобы умыться и приготовиться к замечательной церемонии под названием «утренний секс»… Он давно уже заметил, что выпитый накануне алкоголь — особенно если его было много — действует на него поутру крайне возбуждающе. А сами ощущения в сексе становятся неимоверно острыми и изумительно приятными. Анна тоже посетила ванную, вернулась — и застала Андрея весьма взволнованным: так юнец волнуется в первый раз. Ему так хотелось ее, что даже трудно стало дышать.

Сначала они подошли вдвоем к зеркалу: оба любили смотреть на себя как бы со стороны — это подхлестывало их обоюдное желание. Зеркальные потолки супруги не могли себе позволить, зато трельяж с его тремя разными отражениями их вполне устраивал. Анна встала перед мужем на колени, глядя, как зачарованная, на его огромную, покачивающуюся перед самым ее лицом «пушку». Шепнула:

— О Боже! Какой он все-таки огромный и толстый! — И без стеснения взяла его в рот.

Андрей встал у зеркала так, чтобы и он, и она могли видеть, что совершают. Красивое было зрелище!

Анна вовсе не была зациклена на сексе, но она была молодой привлекательной женщиной и гордилась своими любовными талантами. Не раз она сетовала, что Андрей никак не купит видеокамеру и не заснимет их секс на пленку — разумеется, только для себя. Хотя фотоаппарат у них был, и в укромном месте, наряду с порножурналами и такими же книгами, которые наверняка есть в каждой нормальной семье, были и подобные их фотокарточки. Анна разумно полагала, что стыдиться в сексе ничего не следует, и разрешала мужу делать с ней все, что он или она пожелают. Но совмещала все это со своими весьма строгими взглядами на семью: она требовала от Андрея, чтобы он ей не изменял. Как и она — ему. Не хотела делиться мужем ни с кем, прекрасно понимая, что с таким парнем многие женщины мечтают переспать…

После развлечений у зеркала они вернулись в постель, где Анна легла на живот, раскинув загорелые ноги. Андрей подложил ей под торс подушку, чтобы ее ягодицы оказались приподнятыми, и сразу же вонзился в нее… Вчерашняя попойка принесла ему теперь, как он и ожидал, редкий кайф в сексе.

Потом Андрей поставил Анну на колени и сам, стоя на полусогнутых ногах, стал быстро и ритмично двигать задом. Анна вскрикнула и прошептала: «Я уже все…» Андрей заскрипел зубами — и кончил в нее обильно и сладко.

Утро прошло в обычной суете — зарядка, кофе, сигареты, легкий завтрак, неизбежные вопросы друг другу: «Ты не видел, куда задевалась расческа?» или «Ты не знаешь, сегодня дождя не обещали? Брать мне зонт или не брать?» Впрочем, Андрей собирался выйти из дому только во второй половине дня — нужно было и в спортзал заглянуть, и в институт по возможности…

Он привык работать на кухне: застелил газетами огромный кухонный стол, поставил рядком необходимые ему в работе книги, аккуратно разложил журналы, чистую бумагу, авторучки. Кроме перечисленных предметов, на столе были: большая каменная пепельница — подарок Завадского; старинный серебряный поднос, где всегда лежали часы, сигареты, зубочистка, носовой платок и жевательная резинка. Автономное такое мужское хозяйство!

Когда Анна собралась, поцеловала мужа и уехала по делам, связанным с ее работой, Андрей перебрался на кухню. Но на этот раз работать ему помешали: в настежь открыто окно ворвались невыносимо громкие звуки блатной песни, которая все продолжалась и продолжалась, словно была бесконечной… В девяносто девятом всю Россию просто наводнили официально выпущенные аудиокассеты с песнями не одной сотни «блатных» и «приблатненных» групп. Они уже не скрывались под кокетливой вывеской «Городской шансон», а прямо писали на альбомах и сборниках: «Москва бандитская», «Байки с зоны» и т. п. Как к этому относиться, Андрей не решил пока. Запрещать нельзя — прошли времена запретов, пускай слушают те, кому это интересно. В свое время Андрей и сам собирал записи Северного, Шафутинского, Новикова, Розенбаума и прочих «монстров» этого жанра. Но к новым именам он относился с подозрением. Все, что он слышал нового в блатной песне, было вялым и беспомощным подражанием тем первым ласточкам, которых слушала в восьмидесятые вся страна. Встречались, конечно, и исключения: Слава Бобков, например. Но, как всегда, исключения лишь подчеркивали неизменную верность общего правила…

«Нет, ну какая наглость! — зло подумал он о неизвестном ему водителе, подкатившем с утра пораньше к их подъезду и врубившем на полную катушку музон. — Пойти, что ли, на балкон — крикнуть ему, чтоб не мешал людям? Что за беспредел?»

Но тут внизу хлопнула дверца машины, и любитель блатных песен укатил, кажется, по пути включив музыку еще погромче.

Андрей сделал себе кофе с молоком, закурил и уселся расшифровывать рассказ Кацмана с диктофона, для чего пришлось включить в розетку адаптер. Возился он недолго, и уже спустя полчаса признания Жоры были перенесены на бумагу. Еще час Андрей резал эту бумагу, компоновал отдельные куски, писал к ним авторские комментарии. Потом набрал на компьютере готовый текст статьи для «Чертополоха»… Ну, что же, отлично поработал, а главное — быстро! Теперь еще видеокассету посмотреть надо.

На кассете ничего особенно интересного не оказалось: физиономии Артура и его помощника Андрей уже и так видел, а убийство руоповцев было снято издалека и просматривалось нечетко. Похоже, оператор снимал эту сцену на бегу — изображение на экране качалось. Но, безусловно, для поимки преступников и для вынесения им в последующем приговора это — бесценные кадры… Так, утренний план выполнен, вся работа сделана!

Андрей начал собираться в город — дел было много. Одевался не торопясь, думая почему-то о Кате… Пусть к ней Завадский клеится теперь: может быть, они поладят. Ну должна она понимать, что у Ярцева есть жена и он ее любит! Какие уж тут амуры на стороне. А Игорь — свободный человек, любвеобильный, кажется. Разберутся с Катей как-нибудь. А нет — так нет.

Складывая бумаги в пакет, Ярцев обнаружил, что кое-что позабыл: дописать рецензию для издательства на детектив. Пришлось опять возвратиться к столу и заняться этим. Очень смеялся, перечитывая подчеркнутые заранее нелепейшие цитаты из рукописи. А там встречались настоящие перлы: «Ольга подошла к Суровому, игриво заложив ногу за ногу»; «Суровый не улыбался — все его квадратное лицо испещрили судороги сомнений, и даже волосы на его голове закучерявились сильнее обычного»; «Суровый лежал, весь растекшийся по дивану, как блины на сковородке, и громогласно зевал, думая, где же Джонни…» Ну и так далее. Автором рукописи была девушка, и Андрей не хотел особенно громить ее произведение. Поэтому отделывался общими фразами, призывая автора быть внимательнее и не допускать совсем уж очевидных ляпов. Наконец он закончил и эту работу.

Ярцев сначала отправился в библиотеку. Погода была не просто жаркая — стояла оглушающая духота, какая бывает перед сильным дождем. Андрей даже снял бейсболку и сунул ее в пакет — так-то лучше, хотя прическа сейчас выглядит и не лучшим образом.

Он шел мимо парка, мимо разрушенного, зияющего пустотами дома, который никак не могли отремонтировать уже полгода, мимо мусорных баков, шел и думал о своем отказе побывать на новоселье у музкритика Теплова. Уже второй отказ за последние две недели. В первый раз — не смог к Сашке на день рождения вырваться. Жалко? Жалко, конечно. Все-таки — застолье, веселье, песни, легкий приятный флирт с какой-нибудь девицей…

А с другой стороны — график работы довольно жесткий. Сейчас, когда большая часть дел уже сделана, поневоле упрекаешь себя: надо было и туда и туда поехать. Мол, ничего бы не случилось, потом бы наверстал. Вот именно! Такие мысли лезут в голову, когда спокойно работаешь и видишь свет в конце туннеля. А если бы поехал, и вчерашнего фантастического секса с Анной не было бы. Наверняка Теплов его бы уговорил остаться — зачем ночью переть домой? И статью бы с утра не написал, и вообще непонятно, что было бы. И потом, одно дело — попойка с Мерингером и Завадским; это неплохо, он их знает, а они — его. А у Теплова собрались небось звезды эстрады, и надо было бы все время держать себя в руках, чтобы не ляпнуть чего-нибудь. Да что теперь об этом думать — новоселье-то позади!..

В библиотеке было прохладно. Андрей сдал глуховатой старушке взятые им месяц назад книги и стал выбирать новые. Для статьи, кстати, специально отыскал справочники по риэлторству, взял и книгу документальных детективов, то есть материалов о подлинных событиях. Такого рода книги интересовали его больше, чем художественные. Все-таки правда о жизни, хотя порой и страшная правда. Благодаря этим книгам он уж точно закончит вскоре писать свое расследование, и так уже затянувшееся. Но ведь Артур еще не пойман, а это значит, что придется еще поработать.

Взял — что называется, для души — уже сильно устаревшую, но все равно интересную энциклопедию девяносто первого года выпуска: о советских рок-группах и музыкантах. Полистал и задумался — как быстро все же меняется жизнь вокруг нас! Вот тут есть заметка об одесской хэви-металлической команде «Кратер». Андрей же знает этих ребят — писал про них недавно. Но в энциклопедии нет ни слова о том, что с ними стало после девяностого года. А ведь они — не все, правда, — уехали в США и образовали там новый проект. Кажется, «Парниковый эффект». А сколько музыкантов за эти десять лет поумирало уже! Янка Дягилева, Майк Науменко, Андрей «Свин» Панов, Курехин, да много еще кто… Да, Крупнов еще… Андрей очень уважал всех этих людей, и вообще любил рок-музыку, собирал. Сколько событий произошло после девяносто первого года! Сколько групп развалилось, не успев даже магнитофонного альбома после себя оставить, сколько составов изменилось, сколько новых, молодых команд появилось! В девяносто первом вроде даже такого понятия не было, как клубные концерты, — это сейчас в столице, да и в других городах, клубов полным-полно, и играют в них часто бывшие рок-звезды, многие из которых окончательно «опопсели». Помимо всего этого, в энциклопедии не было ни строчки о таких мощных командах, как «Лосьон» и «Бахыт Компот», или о появившихся позже «Сплине» и «Мумий-Тролле». Ну, ничего, чтение все равно увлекательное — в том числе как подтверждение старой истины о том, что все проходит — неизбежно проходит!.. Многие музыканты — и Андрей это точно знал — вообще ушли из музыки, скорее всего навсегда. Занялись совсем другими делами: кто торговлей, кто банковскими махинациями. А кто окунулся с головой в преступный мир, откуда так непросто вырваться обратно. Оставшиеся на плаву тоже так или иначе вынуждены решать материальные проблемы с бандитами: ведь рок-музыка сейчас — серьезный шоу-бизнес! Ну а шоу-бизнес, как известно, это большие деньги… Есть ли хоть что-то в этой стране, что не контролируется криминальными авторитетами? Ведь заказные убийства уже касаются всех сфер — и журналистов убивают, и тех, кто выпускает школьные учебники, и музыкантов, и артистов. И эти убийства большей частью так и остаются нераскрытыми. Холодов, Листьев, Тальков…

Андрей и рад был бы остаться в стороне от всех дел, за которыми смутно угадывается звериная харя криминала. Но получается, что харя эта (ну, ладно, ладно — лицо!) уже абсолютно всюду угадывается. И его семьи уже коснулись всякие разборки. Хорошо, он хоть постоять за себя умеет! А как же быть тем, кто не умеет? Покорно ждать смерти? Неужели прав был Оруэлл и общество — вот это самое капиталистическое общество, за которое так ратовали демократы и против которого бунтуют даже воспитанные английские студенты (о чем был на днях репортаж по телевизору), — делится на «свиней», «собак» и «овец»? Ни тем, ни другим, ни третьим Андрей быть не хотел. Хотел быть человеком — и точка! В стороне остаться от этой жутковатой схемы: «свиньи» (понятно, кто это) лениво смотрят, как «собаки» всех мастей раздирают беззащитных «овец», — и так было, и, так будет всегда. «Свиньи» уже посылали его, Ярцева Андрея, в горячие точки, чтобы он там проливал кровь, а они за счет этого жирели. Хватит! Когда Андрей был еще совсем зеленым салажонком, он этого не понимал, а теперь словно прозрел. Нет, он не был бунтарем, прекрасно понимая, что «всех бунтарей ожидает тюрьма, кого ты хотел удивить?». Так пел в свое время Макаревич, теперь получающий награды из рук Президента и ставший образцовейшим из всех российских рокеров. Конечно, от государства Андрей ничего хорошего не ждал — «свиньи», отправившие его на чеченскую бойню, потом палец о палец не ударили, чтобы помочь выжившему там парню с жильем и работой. Но конфликтовать с этими «свиньями» он не собирался — глупо! Один в поле при таком раскладе, увы, не воин…

И, чтобы жить спокойно, нужно дальше держаться от их общества.

Андрея как-то больше тянуло к нормальным, неполитизированным и умным людям. Статьи статьями, а духовные ценности у Андрея были далеки от того, чем он ради денег занимался на работе… Но не все так просто: когда бандит убивает старика, кто-то должен выступить в защиту обиженного. А если все вокруг делают вид, что ничего особенного не происходит — выступит он, Андрей.

Обо всем этом Ярцев и думал, разъезжая по Москве на трамваях, троллейбусах и в метро этим жарким днем. Думал и в спортзале, качая мускулы, думал и в институте, где ему удалось подписать все необходимые бумаги. Потом отвез статью в «Чертополох» и рецензию — в издательство. А когда вернулся домой и упал в изнеможении — дождь так и не пошел, стояла ужасная духота — на постель, сразу затрезвонил телефон…

— Алло! — устало сказал Андрей. — Да, Мария Игнатьевна, я вас узнал… Как-как? Николай Степанович пошел в магазин и не вернулся? А когда это было?.. Уже пять часов прошло?! Ну и ну… Да нет, никаких записок я ему не посылал. Что за ерунда?..