Однажды воевода Прокопий собрал всю головку новгородских удальцов и поведал им следующее:
— Был у меня недавно монах от преподобного Сергия. Сами знаете, что это за священник, — все ему верят, всё делают, как он велит. Так вот, зашевелилась Русь, нашёлся-таки наконец человек, который объединить всех нас хочет да агарян безбожных прогнать! Московский князь, видно, всерьёз на татар осерчал. Преподобный Сергий хочет замирить Господина Новгорода с Москвой. Не время, мол, сейчас распри чинить. Так что давай, брат Смольянин, послушаемся Сергия — святой он человек, жизни ради Руси не жалеет. Князь-то Димитрий силушку по всей Руси собирает, хочет одним разом спихнуть идолище поганое. Да, вишь, сейчас-то не совсем готов, хочет, чтобы мы отчудили в Золотой Орде, да так, чтоб поганым небо показалось с овчинку. Вести ему с Дикого поля пришли, что готовит Мамайка кровавый на Русь войско великое, а Димитрий, бают, ещё не подготовился для встречи долгожданного хана. Так мы начнём с булгаринов, слышно, что и они руку Мамаеву держат, готовят войско для него. А где наша не пропадала? Постоим за Господина Великого Новгорода, за Русь Святую!
Князь Дмитрий страшно удивился, узнав о том, что сделали ушкуйники с Нижним Новгородом и Костромой, — ведь он хотел лишь отвлечь внимание! Князь послал боярина Нелепу к ушкуйникам, сказав, чтобы тот уговорил последних: «Если они такие отчаянные, пусть попугают татарву, спустятся ниже по Волге, не до больших битв мне сегодня. И вот им первое испытание: Мамай направил посольство с тысячью своих бродяг, чтобы разобрались, почему их дармоедов-баскаков убили в Нижнем Новгороде. Сами натворили — пусть сами и расхлёбывают».
— Так их всего тысяча! — воскликнул Смольянин. — С послом, говоришь? Значит, злата-серебра у них много.
— Это так, но Димитрий сказал, чтобы посла не трогали!
— Да кому нужен этот вшивый посол? А вот товар его нам точно пригодится!
Все восхищённо посмотрели на податаманье. Две тысячи удалых головорезов и тысяча татар-рядовичей, простых воинов — это выглядело несерьёзно! Но головка ушкуйников не хотела терять ни одного человека, поэтому была выработана особая тактика.
Тут же на разведку были отправлены опытные воины. Те, всё вызнав, сообщили: татарский отряд движется медленно, сторожко, боится попасть в засаду и высылает вперёд ертаул.
И вот когда татарская тысяча заехала в корбу, вдруг появилось около сотни человек, скачущих навстречу.
— Прикажи своим людям узнать, почему так много воинов к нам едет, — сказал-полуприказал тысяцкий Кирдяк послу Едигею.
— Да ты что, не видишь? Наши же скачут! — ответил с неудовольствием посол. И, как бы в подтверждение его слов, раздались крики на татарском языке:
— Не тревожьтесь, с нами люди из Нижнего Новгорода с важной вестью к вам!
— Ну, что я тебе говорил? — сердито обернулся Едигей к тысяцкому, который уже было открыл рот, чтобы приказать готовиться к бою. Через несколько секунд, когда всадники были почти рядом, раздался гром — и более сотни татар как не бывало!
— Вот вам и приятная весть из Нижнего! — сказал Смольянин, пряча уже ненужный самопал. — А теперь ждите ещё приятнее разговор из Великого.
Остолбеневшие татары, оглушённые залпом, растерялись. Вдруг сзади раздался такой же гром, и сотни стрел, копий, дротиков со всех сторон обрушились на золотоордынцев. Паника была страшной: их кони метались из стороны в сторону, спотыкаясь о корни, но повсюду были жестокие ушкуйники. В короткое время были убиты основные начальники и больше половины охранного войска. Остальные стали быстро спешиваться, развязывать пояса и становиться на колени. Лишь испуганный посол держался гордо, стараясь не выдавать страха.
— Вот моя пайцза, я посол Мамая, — высокомерно сказал он, протягивая Прокопию золочёный литой четырёхугольник с печатью хана.
— Как ты, мразь, разговариваешь с нашим наибольшим воеводой?! — крикнул один из удальцов, стаскивая за шиворот Едигея с лошади. — На колени, паскуда! — крикнул он, ударив его ногой под колени. — Плевать мы хотели на твоего Мамайку косоротого!
Посол рухнул и, кривясь от боли, продолжал угрожать расправой великого хана.
— Да басурман не понимает, с кем связался? — удивился Прокопий. — Поговорите с ним хорошенько!
В татарском отряде имелся небольшой полон из русских мужиков. Те раздели и с удовольствием выпороли Едигея. Посла, переодетого в лохмотья, посадили на лошадь, наказав передавать низкий поклон хану Мамаю от удальцов-ушкуйников, и отправили на все четыре стороны.
Оставшиеся татары-рядовичи в грязной одежде, униженные и обобранные, тихо потянулись нестройной вереницей обратно в Орду. Ушкуйники пообещали скоро прийти к ним в Сарай-Берке, так что пусть ждут, готовят медовуху и угощение.
— Кажется, досыта накормили всех, — сказал Прокопий, с удовольствием рассматривая обоз с отнятым у татар имуществом, приготовленный для отправки в Новгород. — А теперь и мы к ним, иначе нельзя — обидятся!
И новгородцы-удальцы, погрузившись на ушкуи, весело, с песнями, поплыли по Волге-матушке.
Ушкуи, речные и морские, были самыми лучшими судами того времени, ими пользовались только новгородцы. Они намного превосходили норманнские драккары по своей маневренности и сроку службы. Длина ушкуев доходила до 14 метров, грузоподъёмность — до 4,5 тонн, а осадка — всего лишь 0,5 метра! Эта небольшая осадка делала ушкуи самыми быстроходными кораблями. Чтобы переправиться из одной местности в другую, ушкуйники ставили на катки или даже на колёса свои суда и перекатывали их. В ряде случаев лодки переносили. При этом использовались как лошади, так и население покорённых народов. Но никогда ушкуйники не применяли на своих судах рабов-гребцов, как это делали викинги. Там были только свободные граждане, которые участвовали в боевых действиях как на море, так и на суше.
В речных ушкуях находилось до тридцати воинов-гребцов. У них были прекрасные корабельные вожи, которые, как свои пять пальцев, знали судоходность всех рек, где приходилось плавать ушкуйникам. Именно они предупреждали своих вождей о возможных речных ловушках, устраиваемых татарами. И последние попадали в контрловушки, то есть новгородцы нередко высаживали своих бойцов за несколько километров до предполагаемой засады и неожиданно нападали с тыла на притаившихся татарских воинов.
У Руси с Волжской Булгарией были далеко не простые отношения. С ней и торговали, и воевали, и заключали мирные договоры. По мнению казанских учёных, история Булгарин делится на три периода: раннебулгарский (VIII—IX века), булгарский домонгольский (X — первая треть XIII века) и золотоордынский (XIII—XIV века).
Волжские булгары издавна для Руси являлись опасными соседями. Нередко они наводили на неё половцев, печенегов, мордву, марийцев, а то и сами, стремясь контролировать всю Волгу и даже её притоки, нападали на русские города. Известен их набег в XI веке на Муром. Русских пленников они продавали в небольшом городке Ага-Базаре. Русичи не оставались в долгу: совершали карательные экспедиции и против булгар, и против их наёмников. Они на судах по Волге переправлялись в Оку, по берегам которой располагались становища мордвы. Не случайно был построен город-крепость на Волге — Городец, который запирал Оку от булгар и который был для Владимиро-Суздальской Руси своеобразным форпостом в борьбе с булгарами и мордвой. В начале XIII века русскими дружинами был захвачен булгарский город Ошел, что в переводе означает «великий», сожжён центр невольнического рынка — Ага-Базар.
И тем не менее дружба между русичами и булгарами налаживалась. Так, русские монахи-летописцы с большим сочувствием говорят о страшном разорении столицы Булгарии в 1236 году татаро-монголами. Характерный факт: оставшиеся в живых булгары нашли своё спасение и приют во Владимиро-Суздальском княжестве.
Отношения между булгарами и русичами сильно испортились во время золотоордынского и казанского периодов. Именно в это время, по мнению учёных, усиливаются связи Булгарии с тюркоязычными народами. Крепнущая год от года Москва, а также Господин Великий Новгород видели опасность «зелёного кольца» вокруг Русских земель. И поэтому периодически напоминали булгарам, кто в доме хозяин. Тем более что правители булгар всегда держали руку золотоордынцев.
Великий Булгар и его преемник Казань были своеобразными форпостами Орды в противоборстве с усиливающейся Русью. Между тем планомерная борьба с золотоордынской Булгарией началась с ушкуйников. Удалые много раз наказывали Великий Булгар за его лицемерие, за грабёж новгородских купцов. Их борьбу продолжил и Московский князь Дмитрий.
Такую же политику в отношении Казани проводили Иван III и Иван IV Грозный, именно по большей части из этих районов они переманивали служилых татар к себе в дружину за их воинское искусство.
Самыми большими городами Булгарского царства и Казанского ханства являлись Биляр, Сувар, Джукетау (Жукотин), Иске-Казань, Ошель. Биляр был столицей Волжской Булгарии до монгольского нашествия. Это был прекраснейший город, по своей красоте один из лучших в Европе. Так, в X веке его украшали здания, возведённые мастеровыми из Багдада.
Булгарские города представляли собой центры ремесленного производства, в которых возникали разноплеменные посады, в том числе и русские. Совершенно так же в русских городах могли компактно проживать булгарские купцы и ремесленники. Поэтому пробраться на территорию Булгарии незамеченным мог любой русский соглядатай. Кроме того, в Булгарии были многочисленные сёла, которые населяли русские. Тактика ушкуйников была основана на холодном расчёте: они учитывали, что их могут поддержать в самой Булгарии мужики русских сёл. Кроме того, у них были свои люди среди купечества, которое было кровно заинтересовано в устранении иноземных конкурентов.
Волжские булгары запросили мира. Слово «ушкуйники» были у всех на устах. Правители на совете предлагали откупиться. Но всё же булгарский воевода Хаджи-Юсуф решил сразиться. Лазутчики донесли, что на булгар идут всего лишь семьдесят ушкуев — чуть больше двух тысяч воинов, да ещё сколько в Нижнем Новгороде и в Костроме потеряли. Их же так мало!
Взять Великий Булгар с такой горсткой, пусть и отчаянных, готовых на всё сорвиголов, просто невозможно. И Прокопий, и Смольянин начали думу думати.
Прокопий спросил у своих удальцов:
— Кто пойдёт на смертное дело, кого послать?
Все ушкуйники наперебой закричали:
— Меня, меня!
Прокопий, улыбаясь, сказал:
— Иного не ждал. Все вы молодцы, сделаете это дело, но мне нужны самые удалые, двое неразлей-вода.
Тут вышли вперёд Дрегович и Кистень.
— Атаман, — молвил Дрегович, — пошли нас к сатане в пекло, мы и ему рога обломаем!
— Ребята, предупреждаю, идёте на верную погибель!
— За други своя, за Господина Великого Новгорода и Святую Софию готовы хоть в ад, хоть в рай, хоть в огонь, хоть в море! — страстно воскликнул Кистень.
— В преисподнюю, говорите, можете сходить?.. — невесело усмехнулся Прокопий. — Это слишком глубоко. А вот помельче...
— Да говори же, атаман, не томи душу! — вскричал нетерпеливый Кистень.
— У булгар есть заброшенный подземный ход, его ещё при Батые пользовали, да вот забыли, что ли? А строили-то его наши деды, да ту тайну и другим поведали. Через него и пройдёте в город. Если пройдёте... Но он, наверно, гак обветшал, что обвалиться может. Даже если вы и пройдёте его, вас могут узнать. Так что нарядитесь купцами, найдёте наших ребят, а потом сделаем вот как... Да, понадобится вам ещё и мастерство кузнеца. Есть тут у нас от нижегородских удальцов-подорожников Силобор. Мастер на все руки, хоть тебе замок открыть, хоть тебе коня подковать, а то и ещё что испортить из железа... — Прокопий долго ещё потом наставлял друзей.
— Сделаем, атаман, — сказал Дрегович, — не сумлевайся!
Переодевшись на бухарский манер купцами, друзья не без труда нашли вход. Дрегович потянул было заросшую дверь — она не поддавалась. Массивный замок не позволял войти.
— Дай-кось я попробую, — прогудел здоровенный Силобор, внушительным видом вполне оправдывая своё прозвище. Он вставил в скважину замка гвоздь, повернул его — и ржавый замок отомкнулся! Затем кузнец потянул дверь на себя — та медленно открылась, и трое друзей скрылись в темноте.
Идти приходилось на ощупь зажигать факелы Прокопий запретил. Вначале всё шло гладко, только летучие мыши, пища, задевали их перепончатыми крыльями. Но вдруг храбрецам преградила путь куча земли. Это рухнула не выдержавшая от времени подгнившая опора.
Целый час возились друзья, потом в пыли, в поту и грязи пошли дальше. Ещё им попались две запертые двери, но для Силобора не было преград. Полтора километра ушкуйники пробирались больше двух часов. В конце пути их ждало ещё одно несчастье: последняя дверь была забита наглухо!
— Что будем делать? — шёпотом спросил Дрегович. — Ломать?
— Так ты ведь, медведь, аккуратно сломать не сумеешь, шум подымешь на весь Булгар, всё войско татарское сбежится, — резонно возразил Силобор. — Как стемнеет, будем делать подкоп.
Ждать пришлось около трёх часов, которые для друзей стали вечностью. По потемневшей щели под дверью Кистень понял, что наступила ночь, и начал копать с помощью кинжала нору. Её пришлось прокопать гораздо глубже и шире, так как могучим Дреговичу и Силобору дыра нужна была в полтора раза больше, чем худощавому Александру. Затем ушкуйники тщательно замаскировали лаз.
Блуждая по городу, они напоролись на караул из двух человек. Те попытались их задержать — удальцы не сопротивлялись. Александр даже низко поклонился им чуть ли не до самой земли. И вдруг, выдернув из-за голенищ сапог заговорённые ножи, воткнул их в самые сердца булгар — те без крика рухнули на землю. Ушкуйники оглянулись: кажись, никто не заметил.
— А теперь, — молвил Кистень, — ходу.
После этого им начало везти. Новгородцы быстро разыскали дом, где находились их тайные помощники. Кистень трижды стукнул в ставни. Через некоторое время раздался недовольный грубый голос:
— Кого ещё чёрт несёт в такую ночь?!
— Святая София, — произнёс Кистень условный обзыв.
— И Господин Великий Новгород, — раздался ответ после минуты молчания. — Заходите, земляки, — сказал здоровенный детина. — Мы как раз вечеряем, присоединяйтесь, да и побаем.
Вместе их стало около двух десятков. Кистень распределил роли каждого удальца. Утром они были уже около городской стены с большими коробами, в которых якобы лежала пища и вода для воинов Аллаха.
Булгарский военачальник вывел всё войско (около десяти тысяч) на поле, и, взвизгнув, татарская конница ринулась на ушкуйников. Те стояли неподвижно. Татары изготовили луки, ещё мгновение — и враги окажутся в досягаемости их стрел.
«Ну же!» — напряжённо подумал главный воевода. Раздался залп двухсот самопалов, и тут же в татар полетели сотни стрел из арбалетов. Внезапный гром и серьёзный урон враз деморализовали противника: сотни людей и лошадей были мертвы. Живыми овладела паника, передние ряды повернули было коней, но на них напирали задние, ещё не совсем понимая, в чём дело.
Ушкуйники, обнажив мечи, бросились в преследование. С правого и левого флангов на татар обрушились два отряда удальцов, что ещё более усилило панику булгарского войска — воины разбегались, каждый думал только о своём спасении.
Булгарский воевода вместе с остатками войска думал спрятаться за стенами города, но и тут его ждал сюрприз. Со стен и крепостных башен по ним тоже начали стрелять из арбалетов и луков. Кистень, Силобор и Дрегович с их новыми друзьями стреляли не целясь, и стрелы находили свои жертвы в толпе, которая ещё недавно называлась войском.
А до того в городе произошёл неприятный для булгарских военачальников эпизод. Вся стража, отвечающая за охрану ворот, была перебита. Нападение было внезапным. Ужас охватил и простых горожан, которые вышли посмотреть, как доблестное войско Великого Булгара проучит зарвавшихся разбойников, но получилось совсем другое. Разбитое войско, предательство внутри города, а сколько ещё этих переодетых головорезов в великом городе?
Почти все военачальники были уничтожены. Так задумали Прокопий и Смольянин. На башнях и в городе ничего не понимали: где ушкуйники, где правоверные — сумятица была всеобщей. Оставшийся за главного в Великом Булгаре военачальник Салим-бей попытался отбить ворота и приказал поднять мост, тем самым оставив основное войско на произвол судьбы. Но его приказ запоздал. Силобор и трое помощников, разобравшись в конструкции городских ворот, сломали механизм. И теперь мост оставался лежать между рвом и воротами: для того чтобы его убрать, потребовалась бы не одна сотня человек, а чтобы отремонтировать механизм — не один день.
Но ещё страшнее была паника в войске. Крики: «Окружили!» — деморализовали воинов. А сзади и с боков всё наседали ушкуйники.
Давка на узком мосту усугубила положение булгарских воинов: они десятками падали в ров, сбитые своими же соратниками. Сопротивление на этом закончилось. Булгарские багатуры стали поднимать вверх руки.
Ушкуйники не потеряли ни одного человека! Только десятка три были легко ранены. Головка ушкуйников была довольна. Ещё бы: так быстро захватить город, даже перемёт не понадобился. Опасаясь показать малочисленность своего отряда, Прокопий приказал под страхом смертной казни всем жителям сидеть в домах, а пленённых воинов вместе с их оставшимися начальниками согнал на большую площадь и заставил сидеть целый день без воды и пищи.
Ушкуйники разграбили все основные постройки булгарской столицы: Соборную мечеть (там прятались жёны и дети знатных булгар), Малый минарет, Ханскую усыпальницу, Малый городок, Белую, Чёрную и Красную палаты и мелкие усыпальницы. Прокопий обошёлся с жителями достаточно милостиво, но взял большой выкуп — семьсот рублей. Кроме того, он разоружил всё булгарское войско, с мёртвых и пленных воинов содрали доспехи и отправили в Хлынов.
— А что будем делать с нижегородскими семьями предателей, они ведь нас ушкурниками обзывают? — спросил Смольянин у Прокопия, после того как транспортные дощаники, приготовленные к отправке вверх по Волге, были заполнены доверху добром.
— А продай ты их, срамословов, татарам, небось, купят. Любят они русских пленников! Пусть на своей шкуре почувствуют, как детьми иудиными да ругателями Господина Новгорода быть! — Прокопий всегда имел чувство юмора.
Победу новгородским удальцам принесли самопалы. Этому оружию были обучены около двухсот человек.
— Свейские да немецкие рыцари-то кичатся: не хотят пищали использовать, — говорил Прокопий. — Мол, благородные такие, только мечами да копьями будем драться. А мы люди простые, не гордые. Нужен какой-нибудь умелец, который бы выучил ротников огненному бою, да так, чтобы наши не покалечились, а то их простые вой с лошади пробуют стрелять, а трубу-то к груди прижимают, вот и увечат себя. Пищалей бы сто нам в самый раз и нужно было сделать. Слышь, Смольянин, может, достанем?
— Достать-то можно, уже вёл я разговор с одним гостем, да вот денег просит много...
— А ты пообещай ему долю от нашей выручки.
По наблюдению историка А.Н. Кирпичникова, первые пушки появились в Москве ещё за сто лет до Стояния на Угре накануне Куликовской битвы. В летописях о них упоминается с 1382 года, значит, они могли быть использованы значительно раньше. Первоначально это оружие князья использовали как оборонительное, позиционное при обороне городов. Это уже потом так называемый наряд превратился в наступательное оружие, когда появился новый вид войска — пищальники, огненные стрельцы, а само использование огнестрельного оружия называли огненным боем. Пушки именовались тогда «тюфяками», они стреляли картечью. (Как потом признавались ушкуйники, это было похлеще греческого огня — зажигательной смеси из смолы, серы и селитры, которую они иногда применяли в речных боях и при взятии крепостей и городов.) Лёгкие «тюфяки» — немногим более четырех килограммов, — закреплённые на деревянном прикладе, назывались «ручницы». Более лёгкие «ручницы» (самопалы), весом всего в полкило, были на вооружении «детей боярских», то есть конницы.
С ними долго бился мастер-немец, который запросил за науку большую сумму денег. Ушкуйнические воеводы не отпускали его до тех пор, пока не убедились, что научил он и мастеров-ружейников, и самих ушкуйников. Прокопий с ним расплатился по-царски.
— Всем хороши немецкие арматы, только вот бьют на сто пятьдесят метров, — говорил Смольянин, — эх, надо с нашими мастерами посоветоваться, а то упёрся немец: положено бить на одно расстояние — и всё тут.
Кузнецы, выслушав податаманье, осмотрев и испробовав самопал, сказали:
— Мы не норманны и немцы, мы можем дуло сделать и побольше. Дальность больше будет. Только дай нам поговорить с иноземным мастером, авось что-нибудь вместе придумаем!
— Добре, будет армата стрелять на триста шагов — будет у вас серебро, на четыреста — золото, — весело сказал боярин.
Целую неделю немец и русские кузнецы спорили и ругались друг с другом, а потом начали стрелять-упражняться. Русские арматы начали бить на пятьсот шагов. Немец только качал головой...
И две тысячи воинов древнего спецназа, разграбив столицу Волжской Булгарин — Великий Булгар, спустились ниже аж к самой Хаджи-Тархани, грабя татарские селения как на Волге, так и на Каме.
Именно этот отряд сорвал татарское нашествие. Бегич пришёл на Русь только через три года. Но к нашествию Бегича Димитрий уже приготовился. На реке Боже князь использовал излюбленный приём татар — охватывать конницей войско противника с флангов, окружать и уничтожать его.