Монахи сакрализировали летопись, в частности те места, где описаны приготовления к Куликовской битве.

Бесспорно, велика роль Сергия Радонежского. Но слишком много совпадений: Сергий сказал Дмитрию, чтобы тот шёл смело вперёд и перешёл Непрядву. Неужели сам Дмитрий не смог догадаться, что нужно в первую очередь разбить Мамая, а уже потом Ягайло и Олега Рязанского? И была ли битва на Рождество Богородицы? Далее, есть сомнения относительно того, что Сергий дал Дмитрию двух воинов — Александра Пересвета и Ослябю. Исторические ли это лица? Ведь битва, судя по летописям, началась сразу же после поединка. А были ли они, эти богатыри и поединки? И уже совсем неправдоподобно в некоторых летописях указание на то, что якобы у него вместо копья был посох Сергия Радонежского...

Кроме того, летописи не описывают ни одного поединка перед боем с татаро-монголами, но вот во время Куликовской битвы он якобы состоялся. Думается, это нужно было монаху-летописцу, чтобы усилить значимость Русской Православной Церкви. Трудно представить поединок, когда сражение фактически уже началось: Сторожевой полк, выполнив свою задачу, соединился с Большим полком, и вдруг после этого — поединок... Получается, что ради поединка нужно было останавливать уже разыгравшуюся битву, сдерживать напор наступающих ратников как с той, так и с другой стороны.

Историки в буквальном смысле верят «Задонщине», то есть христианским летописцам, возможно, не понимая, что последние преследовали определённые цели. Несомненно, они писали очень хорошо о Церкви, чтобы укрепить её авторитет.

Дмитрия Донского почему-то часто описывают односторонне — только как смелого воина. И только. Историки часто забывают о его стремлении к власти, не оценивают должным образом полководческий и государственный талант, прекрасные дипломатические способности. Именно это позволило великому князю Московскому создать достаточно сильное централизованное государство, способное вырваться из-под татаро-монгольского гнёта. Искусно применяя где силу, где деньги, играя на чувствах завоевателей, он привлёк часть из них на свою сторону и, порой угрожая этим обособившимся русским князьям, использовал последних в своих целях.

Именно Дмитрий, по мнению Сергия Радонежского, был тем мечом, который не только избавит от страха перед татаро-монголами, но и объединит русичей, объединит все народы, которые населяли Русь, распространит влияние Православной Церкви. Праведный Сергий был провидцем: он знал, что русичи победят, но какой ценой! Он жалел людей, поэтому и предложил вначале великому князю откупиться от Мамая, но Дмитрий воспротивился. Это был звёздный час, когда Русь наконец-то объединилась, и он не хотел его упускать.

Несомненно, важно учитывать и практический аспект: православные иерархи видели, что на них надвигается с Запада другая беда — католичество. Вспомним Ягайло, который ради своих (как он считал государственных) интересов насильно обратил литовскую Русь в римскую веру. Поэтому православные священники торопили освобождение от татаро-монголов — они были в этом крайне заинтересованы.

Никогда не было такого единения на Руси, как во время подготовки к битве с темником Мамаем. Князь Димитрий бросил клич, и все подвластные ему князья выставили дружины. Преподобный Сергий разослал по всем землям своих монахов с призывом к битве. Это было время, когда и смерд, и князь вдруг осознали себя частью великой Руси. Забылись междоусобицы, забылась вечная зависть бедных на богатых. У всех была одна цель — победить!

Хан Узбек, приняв в XIV веке ислам, тем самым посеял раздоры и смуту в огромной татаро-монгольской империи, но главное, ислам поколебал монгольскую веру в Яссу — свод законов, установленный ещё Чингисханом.

Монгольские полководцы придавали огромное значение воинскому духу. В обязанность каждого, даже самого малого командира, входило внушение своим подчинённым превосходства над другими народами, в свою непобедимость. У татаро-монголов, современников князя Дмитрия, была ещё вера во всё это, но значительно подорванная. То есть они напоминали по своей вере прежних русичей, когда среди них было много и христиан, и язычников, что способствовало дроблению Руси. Теперь же, когда христианская религия стала преобладать, она сплотила Русь, подвигла на самопожертвование, русские стали намного крепче духом, чем татары.

Захватчикам надо отдать должное: они привыкли побеждать русичей. Но их веру в лёгкую победу поколебали новгородские ушкуйники, а победа Дмитрия на реке Боже её развеяла.

И ещё один немаловажный фактор — смена языка. Если в середине XIV века монгольский язык в Золотой Орде был разговорным в ханской ставке и государственным среди чиновников, то после 1380 года и двор заговорил на тюркском: Чингисиды стали тюрками. После окончания войны и возврата монгольских войск в Дешт-и-Кыпчак половцы составили основной костяк населения Золотой Орды. Смена языка неизбежно влечёт и изменения в идеологии. Язык как хранитель национальной памяти — это не только гордость своими предками и их подвигами, но и выразитель духа и мужества его носителей.

Некоторые учёные утверждают, что татаро-монгольское иго еле-еле держалось, его можно было легко скинуть и нечего русичам бояться захватчиков! Но нужно иметь в виду, что Русь никогда и не привыкала к страху перед татаро-монголами. Она в одиночку боролась против татаро-монголов, булгар, польско-литовского государства, военных орденов немцев, шведов, а с южных областей наседали ещё мещера, марийцы и мордва — враги со всех сторон!

Если бы осуществилось объединение хотя бы четырёх княжеств — Тверского, Суздальско-Нижегородского, Рязанского и Московского, то татаро-монгольского ига давно бы не существовало. Но Тверское, Рязанское и Суздальско-Нижегородское княжества нередко искали опору среди татар в борьбе с Москвой. Не случайно на поле Куликово они воинов не прислали...

Русь внимательно следила за тем, что могло ослабить Орду. Например, в 1346 году сильный мор охватил почти всю территорию Золотой Орды. В Сарае, Астрахани, Хорезме и Крыму было полно трупов. И мор был полностью остановлен только в 1348 году. Кризис, который в русских летописях: был метко назван «великой замятнёй», наблюдался в Золотой Орде в середине XIV века. Это явилось началом её распада. Но Русь всё равно оставалась раздробленной. Примерно в таком же состоянии находилась и Орда, разделённая на ряд «автономных республик», часто не помогавших друг другу. Например, Сарай не помог Великому Булгару, когда в 1377 году войска во главе с Дмитрием Боброком-Волынским и Нижегородско-Суздальскими князьями разоряли булгарский улус Золотой Орды.

Ушкуйники раньше других поняли, что золотоордынцы ослабели. И с 1360 года начинается кошмар для Золотой Орды, население которой жило в постоянном страхе перед внезапными набегами новгородских добрых молодцев. Система ушкуйнических набегов — своего рода отместка татаро-монголам за их нападения, грабежи и разбои. Да и татаро-монголы были богатенькими, не зря же их земля называлась Золотой Ордой...

Удальство новгородских витязей инициировало активное сопротивление татаро-монголам. Так, в 1365 году татарский князь Тагай, захватив в Рязанском княжестве город Переяславль, вдруг получил неожиданный отпор от Олега Рязанского и Владимира Пронского и был разбит, войско золотоордынского князя Булата-Темира, вторгнувшееся было в 1367 году в пределы Нижегородского княжества, было полностью уничтожено русскими ратниками, в 1377 году совместное московско-нижегородское войско выступило против Араб-шаха, и если бы не пьянство русских воевод, то такого избиения на реке Пьяне не было бы. Но уже само выступление русского войска — факт активного противодействия Орде. В 1378 году — оглушительная победа князя Дмитрия над Бегичем на реке Вожа. Любопытно, что противодействие официальной Руси совпало с набегами ушкуйников. А может, это были согласованные действия? Слишком много совпадений: усиление Москвы, великая «замятия» в Орде, рейды ушкуйников и организованный отпор официальной Руси. Получается, что уже с 1360 года и Русь, и Золотая Орда равномерно наносили друг другу удары. Ни о каком иге в то время уже говорить не приходилось, особенно после Куликовской битвы. В исторических очерках очень много противоречивых сведений об ушкуйниках: это и вольница из всякого сброда (нищих, уголовников, беглых и проч.), это и внезапно набираемая дружина новгородцев. Если бы такое было возможно, куда смотрели официальные власти Новгорода? Неужели они не смогли бы справиться с этим «сбродом»? Но ушкуйники были профессионалами, и при татаро-монгольском иге их было выгодно содержать, не давать покоя Орде и при случае списывать все грехи на этих повольников, которых сейчас назвали бы криминальными элементами. И ещё один факт в пользу связи ушкуйников с официальной властью: в семидесятых годах XIV века князь Дмитрий создаёт сторожевую (пограничную) службу, которая позволила ему встречать врага на рубежах Русских земель. Несомненно, военачальники (в частности, в летописях упоминается один из них — Фома Кацибей) должны были знать о всех возможных воинских передвижениях дружин, вооружённых отрядов, крупных разбойничьих шаек. Между тем летописцы молчат о том, что русские «сторожевики» передавали вести о набегах новгородских витязей.

Русь переняла систему ушкуйников — «ничто не должно оставаться неотмщённым». И после Куликовской битвы, когда золотоордынский хан Едигей в 1408 году вздумал восстановить власть над Русью, пограбил и опустошил частично Московское княжество (хотя взять Москву так и не смог), Русь нанесла ответный удар. В 1409 году против татар была организована карательная экспедиция ушкуйников: воевода Анфал прошёлся со своими 250 ушкуями по Волге и Каме, в очередной раз наведя ужас на татар. Пусть рейд новгородских витязей был не совсем удачным (часть ушкуйников была перебита, а сам Анфал попал в булгарскую тюрьму), но сам факт говорит о многом: Русь перестала быть кроткой овечкой, которую можно безнаказанно стричь и бить.

Общеизвестен факт, что Куликовская битва была переломным этапом в борьбе с надоевшим татаро-монгольским игом. Но каков был расклад сил перед самой битвой?

Ягайло нужен был всего лишь один день пути, чтобы настичь Дмитрия, и тогда тот окажется в клещах. Но хитрый литвин и не думал рисковать своим двадцатипятитысячным войском. Он хотел быть первым в Восточной Европе и рассуждал примерно так: «Допустим, Мамай разобьёт Димитрия, разорит Русь от края до края и установит порядки похлеще хана Вату. Тогда моё государство будет рядом с Мамаевым, и татары будут нападать на него. А если Димитрий разобьёт Мамая, то мы будем граничить с его княжеством. А это ещё страшнее. Понятно, что Димитрий потом пойдёт на нашу Литовскую Русь. Нет, лучше помочь Мамаю! Тем более что если Мамай вдруг захотел заиметь союзников, значит, дела в Орде не совсем уж хороши.

Ягайло уже было дал приказ идти на соединение с Мамаем, как вдруг лазутчики донесли, что на его пути стоит новгородское войско, гораздо более многочисленное. Действительно, тыл объединённого русского войска прикрывал от возможного удара Ягайло и от Олега Рязанского тридцатитысячный отряд новгородцев во главе с воеводой Гюрятой.

Любопытно, что в летописях упоминается Псков, «младший брат Господина Великого Новгорода», пославший свою рать в помощь Московскому князю. Почему же тогда новгородцы отказались помочь в столь святом деле своим братьям? Но они помогли Дмитрию... До сих пор историки гадают: почему же Ягайло, находившийся в дне перехода до войска Мамая, не соединился с ним? Но причина проста: перед ним стоял заградительный отряд.

Однако Ягайло всё равно сделал своё чёрное дело — отвлёк шестую часть русского войска, которая была крайне необходима князю Дмитрию на поле Куликовом: треть её он хотел присоединить к засадному полку.

Но бегство Ягайло — всё равно часть великой победы на поле Куликовом...

Смутным был князь Олег: ведь другом считался ему Димитрий! Впрочем, где власть, там бессмысленно говорить о дружбе. Но должна же быть хоть какая-то совесть? И она у Олега была! Разбередил ему душу монах Кирилл, посланный преподобным Сергием, но гордыня — тягчайший грех русичей — и здесь пересилила. Понимал он хорошо, что если выступит против Димитрия, заклеймят предательством русичи в веках его и потомство, похлеще Святополка Окаянного. Да и не вся дружина будет на его стороне, вон уже и сейчас начинают роптать. Не хотят сражаться за нелюдей, которые постоянно разоряют их землю! Да и сам ли Олег хотел этого?..

Олег смертельно ненавидел татаро-монголов. В 1373 году хан Мамай разграбил Рязань и начал собирать силы для нового нашествия на Русь. Затем остатки армии Бегича, чтобы как-то оправдать поражение, нанесённое им в жестокой битве Дмитрием, тоже напали на Рязань.

Это было столь внезапно, что Олег не смог оказать существенного сопротивления. Лишь горстка дружинников во главе с пятисотником Юрием Коловратом, потомком богатыря Евпатия, который сражался с многочисленными полчищами Батыя, яростно отбивалась. Однако слишком много было врагов, и русские витязи, изрубленные за какие-то минуты, пали, успев поразить большое количество татарских воинов. А если продержались хотя бы полчаса, то, возможно, удалось бы организовать оборону...

Но Олег сам хотел быть великим князем — Рязань, а не Москва должна стать знаменем освобождения от поганых! Его душили злоба и зависть на князя Димитрия. Эта зависть князей друг на друга в своё время погубила Русь перед нашествием татар. Олег завидовал Дмитрию и в том, что именно московит собрал в первый раз на Руси такое войско. «Надо выждать, — думал Олег. — Всё равно, кто победит — хоть этот, хоть тот — оба будут издеваться над Рязанщиной. А так хоть дружину свою сохраню».

Но именно Олег послал гонца к московскому князю с известием, что Мамай предлагает ему объединиться против Дмитрия, и сказал о примерном сроке прихода Орды на Русь. Великий князь прислал посла с предложением выступить совместно против Мамая. Олег не дал ясного ответа. Его логику можно понять, хотя и нельзя оправдать.

Он так же, как и Дмитрий, страстно желал освобождения Руси, но в то же время отчётливо осознавал, что с одной победы, пусть и звонкой, какой и была победа на поле Куликовом, Русь не избавится от ига. Орда была ещё очень сильна, чтобы просто так отпустить Русь на свободу. И в этом случае опять пострадает Рязань — она всегда была крайней, ближней к Орде!

Олег понимал, что при его жизни Русь не освободится от Орды, и если он примет участие в битве, пусть даже выигрышной, не бывать тогда ему, Олегу, на Рязанском престоле! Татары не простят.

А Дмитрий проявил определённое благородство: после победы над Мамаем не чинил вреда Рязанскому княжеству...

Дмитрию не спалось. «Господи, надо уснуть, ведь завтра бой!» — думал он. Князь ворочался с боку на бок: мысли, одна страшнее другой, лезли в голову. Нет, не о себе он думал — о Руси. Встав, будучи почти одетым, он вышел из шатра и прислушался: ночь была необыкновенно тиха, туман приглушал звуки, только негромко перекликались часовые.

Дмитрий вернулся в шатёр, пал на колени и стал тихо молиться архангелу Михаилу, покровителю всех воинов:

— Святый архистратиже Божий Михаиле, огради нас от всякаго зла и от бед избави нас. — Потом добавил от себя: — Архангеле Михаиле! Не попусти, дай мне одолеть поганых! Сколько Русь натерпелась от них? С последним, с последним пришли, помоги одолеть проклятых агарян! Помоги, помоги!..

После молитвы князю стало необыкновенно легко, и он прилёг на ковёр. Сон быстро смежил его очи.

Проснулся князь от лёгкого шороха, весь шатёр был озарён странным небесно-голубым светом. Около Дмитрия стояли три фигуры: два монаха и воин с огненным мечом, в котором князь узнал архангела Михаила. Тот высоко поднял меч и произнёс:

— Только смелый может победить зло! — И видение исчезло...

Уж светало. Дмитрий, чувствуя в теле необыкновенную лёгкость и крепость духа, позвал Боброка. Ничего не сказал он о своих сомнениях и видении. Его грозный и уверенный вид пробудил во всех воеводах надежду. Князь Дмитрий лишь произнёс:

— Сегодня великий день, и сыны русские покроют себя славой во веки веков!

Войско было построено. Помощник преподобного Сергия и все священники обратились к воинам:

— Помолимся, братия, в ратный час нашему Спасителю и защитнику земли Русской, вождю воинства Господня архангелу Михаилу!

И все опустились на колени...

Дмитрий Донской буквально сгорел на военно-государственном поприще: он прожил очень мало — всего лишь тридцать девять лет. Его свела в могилу болезнь сердца. Действительно, выдержать то, что сделал Дмитрий, под стать исполину — каким он и был!..

Темник Мамай чувствовал какую-то внутреннюю тревогу, такого с ним не было давно. Вроде и войско огромное, прекрасно вооружённое, в два раза больше, чем у Дмитрия. Но Мамай, полководец не столь выдающийся, как Бату, видел и без подсказки опытнейших военачальников и советников преимущества московита. Он давно понял, что тот первым сделал удачный ход, навязав хану место боя.

«Ну что ж, — размышлял Мамай, прекрасный шахматист, — это называется: белые начинают и... — тут хан задумался, — конечно, проигрывают! Жаль, что нельзя сразу сделать ход конём. Тогда мы создадим таран из тяжёлой генуэзской пехоты, он должен наверняка пробить строй Большого полка урусов, а там уж конница довершит дело».

Мамай даже предположить не мог о существовании русского «ферзя», которого Дмитрий ввёл в игру в самый последний момент, сначала вымотав пешки хана и даже делая вид, что поддаётся.

Но это было потом, а пока монгольский полководец размышлял: «Хитрец Ягайло нарочно замедлил свой ход и вмешается в битву тогда, когда мы будем побеждать». Мамай не знал ещё о тридцатитысячном войске новгородцев, которое преградило литовскому князю путь.

То, что бой будет серьёзный, Мамай понимал, но верил в своих полководцев, в силу войска и в свою счастливую звезду. Природа вместила в его тщедушное тело необычайную храбрость, стремление к власти и изворотливый ум. В детстве и юности, вызывая насмешки своим хилым телосложением среди сверстников, он много мечтал о мести. Его интриги, подкуп начальников, лесть и умение ставить всё на карту позволили стать темником, а после и некоронованным ханом Орды. Все насмешники Мамая плохо кончили, обвинённые либо в измене, либо в трусости, либо в неповиновении начальнику — чего нет хуже для настоящего татаро-монгольского воина.