Русских было в два раза меньше татар — 150 000 тысяч. Это всё, что смогла выставить Русская земля.

На совете князь Дмитрий и воевода Боброк выработали тактику изматывания татар, и после того, когда у тех кончатся резервы, должен был ударить Засадный полк. Лучше всего такой отряд, по мнению Боброка-Волынского, спрятать за маленькой речкой Смолкой. «Княже, — говорил Боброк, — спрячем Засадный полк по сторону Левого нашего полка. Сюда, сюда ударит проклятый Мамай! Никак иначе не смогут охватить татаровья наше войско: Правый полк они не обойдут — лес и река, Большой полк они не пробьют — смотри, какая силища! А вот Левый полк...

— Ты думаешь, Мамай такой дурень, что не поймёт, как мыслят воеводы руссов? — усмехнулся Дмитрий, и вдруг его осенило: — Поставь за Левым полком небольшой отряд, пусть подумает нехристь, что это наши последние силы. А охватывать татары любят...

— Верно, княже, они так и должны подумать! — с ходу понял его многоопытный Боброк. — А мы уж не подведём. Встретим поганых, как дорогих гостей!

— Не только встретить надо, но и проводить с почестями... в ад! Пусть готовят колоды белодубовы, сказал великий князь. — И вот что: много воев падёт в первых линиях обороны, особливо под первым ударом татарской конницы. Главное, чтобы не подались назад наши, чтобы не было сумятицы! А с другой стороны, жалко мне ставить вперёд лучших богатырей: погибнут ни за грош! У нас ведь до трети воев-рядовичей, которые никогда в жизни не дрались с татарами. Да что там с татарами — на охоту не ходили!

— Думу твою и я думал, великий княже, — молвил Боброк. — Все наши воины умрут за Русь, но вот так, в первые минуты, — бесполезно это для дела. А что, если походить нашим священникам по войску? Может, кто и захочет в первые ряды, у кого есть на душе грехи смертные, кто пойдёт на явную смерть ради Руси?

— Добро, воевода, посылай священников по войску!

Многие откликнулись на эту проповедь: многим русским насолили татары. В войске Дмитрия их так и прозвали — смертники, а на бой их захотели вести сами священники — чёрная сотня.

— А почему вы-то хотите в первых рядах? — спросил удивлённый Дмитрий. — Разве это дело монахов — сражаться?

— А как у немцев, — возразил ему здоровенный детина, одетый в монашескую одежду. — У них каждый воин — монах, и каждый монах — воин.

— Если бы они были настоящими священнослужителями! — перебил его князь. — И как только терпит Христос эту погань? Они хуже татар...

— Да и как мы будем призывать? — продолжал монах. — «Братия — вперёд», — а сами — сзади, в кустах, как келейники?

— Ладно, ин будь по-вашему, вперёд! Вдохновляйте их на подвиг, сыны русские! — согласился Дмитрий.

За Мамаевой армией следили лучшие доверенные пластуны князя. Фактически они находились рядом с резервом темника. Этих трёх разведчиков дублировали ещё две группы, причём все эти три группы не знали о существовании друг друга. Они должны были предупредить звуками трубы во время битвы, что силы Мамая исчерпаны. Эти звуки повторят три группы разведчиков, спрятавшиеся на соснах в начале боя.

Боброк учился у татар и новгородских ушкуйников и придавал большое значение духу войска. Именно он посоветовал Дмитрию обрядиться в простого воя и показаться всем дружинникам в этом платье: пусть-де думают, что князь сражается рядом, пусть вера в это придаст им мужества.

К сожалению, факту переодевания в простого воина поверили многие историки. Возможно, они руководствовались древним обычаем князей — драться в первых рядах войска. Но это было задолго до князя Дмитрия. Понятно и стремление Церкви показать подвиг Московского князя как можно величественнее и, главное, жертвеннее.

Но мотивация такого поступка абсурдна: как мог опытный военачальник бросить управление войском и сражаться простым воином?! Грош цена такому полководцу! Да и как себя бы чувствовали воеводы, зная, что войском никто не управляет?!

Переодевание в одежду другого на Руси было примерно то же самое, что и обмен крестами, единение, братание, изменение судьбы — одним словом, сакрализованное действо. И здесь Дмитрий Донской показал всему войску, что он готов, как любой простой воин, выпить смертную чашу до дна. Но как же было на самом деле? Он действительно переоделся в одежду простого воина, тем самым подчеркнув, что может быть где-то рядом с любым ратником, а сам отъехал в командную ставку и оттуда руководил боем. Потому и было всё так слаженно у него. И если бы атаку Боброка-Волынского не поддержало всё войско, то неизвестно, победили ли бы русичи.

На самом деле великий князь от начала до конца руководил боем. У него прекрасно работала система оповещения, были и свои люди в Орде, даже купленные им близкие слуги Мамая. В душе князь Дмитрий сильно волновался перед боем, но он был настоящий воин и не показал внешне ни тени сомнения. Много раз перед своими воеводами он повторял: «Не сомневайтесь, с нами Бог! Мы победим!»

Его полная уверенность в победе невольно заразила даже самых недоверчивых. Они знали Дмитрия Донского как победителя на Воже, знали его непреклонную волю, их изумляла необыкновенная стойкость новгородских ушкуйников, которые били татарское войско, в несколько раз превышавшее их собственное. Но там была внезапность... Так почему же эту внезапность не создать здесь, на поле Куликовом?

Об этом думали и великий князь Дмитрий, и бесстрашный Серпуховский князь Владимир, и многоопытный полководец Боброк. И до битвы, и во время её русскими воеводами было придумано много неприятных военных неожиданностей для татаро-монголов.