23
После выхода на экраны мультсериала «Лунтик и его друзья» этих двух парней иногда за глаза стали называть «Вупсень и Пупсень». Они с не меньшим успехом могли бы именоваться Бивисом и Батхедом, Винтиком-Шпунтиком, Штепселем и Тарапунькой — словом, любым известным дуэтом, вызывающим ассоциации с сиамскими близнецами, потому что уже лет десять их всегда видели только вдвоем — но «Вупсень и Пупсень» им подходили более всего. Зачатки интеллекта никак не умещались в их маленьких черепных коробках, проигрывая конкурентную борьбу мечтам о бабах, деньгах и «водочке под шашлычок». Во время традиционных гостевых визитов в отделение местные копы не уставали поражаться этим двум творениям природы, которые сумели воплотить в себе все безумные фантазии голливудских сценаристов, работающих над молодежными комедиями.
Пупсеню — по паспорту Андрею Слизко — было двадцать четыре. Вупсень (он же Филипп Бойцов) недавно встретил свое двадцать второе лето. Оба когда-то с трудом учились в одной школе, сбегая и с уроков, и из дома от вечно пьяных родителей; оба рано начали пить-курить-сношаться, одновременно попали на учет в отдел по работе с несовершеннолетними. Их поймали на железнодорожном вокзале при попытке изображать безотцовщину, сбежавшую из воюющего Туркменистана. (О том, что Туркмения, еще недавно читавшая по утрам молитвы своему солнцеподобному президенту, вряд ли развяжет какую-нибудь войну, парни, разумеется, не знали).
Жизнь их до достижения призывного возраста протекала в целом вполне беззаботно, если не считать вечной нехватки наличности и постоянного поиска «нормальных дающих девчонок». Худо-бедно, с подобными проблемами парни справлялись, не причиняя слишком большого вреда окружающей среде, и ничто не мешало этим рядовым гопникам после окончания школы поступить в какое-нибудь незатейливое профтехучилище, получить профессии сварщиков, каменщиков или электриков, потом, отслужив в армии, жениться на тех самых соседских «нормально дающих» и до скончания дней валяться на диване перед телевизором, вытирая жирные пальцы о футболку. Но, увы, не сложилось — мечта о свободе живет в сердце каждого россиянина.
Черту, отделявшую их банальное трудноподростковое бытие от серьезных уголовных будней, Филя и Дюша переступили нечаянно. Соседский алкашик дядя Семен, разжившийся пенсией, попросил ребят сбегать за водкой. В качестве награды за услугу дедуля пригласил ребят в свою пустую и холодную однокомнатную квартирку, чтобы, так сказать, «вместе выкушать» — за что и поплатился. «Выкушав», мальчики захотели добавки, однако с термином «переговоры» они знакомы не были, поскольку отлынивали от уроков, поэтому отмороженный коротыш Филька просто стукнул дедулю пару раз по голове большой чугунной пепельницей. Денег ребята в доме больше не нашли — вся пенсия ушла на «один раз покушать», — а дедуля, сука чертова, отчего-то скончался.
Пришлось подпалить квартирку.
Невероятно, но факт: Дюша и Филя, чей визит к сгоревшему до последнего зуба пенсионеру был зафиксирован местными бабушками, сумели спрятаться от всевидящего ока правосудия за мощным алиби и отделались испугом. Трагическую смерть алкаша районного значения соответствующие органы трактовали как «пагубное воздействие курения в пьяном виде», но для пацанов это не послужило уроком. Вкус крови калечит не только впечатлительных цирковых тигров.
Дальше была армия: строительный батальон, генеральские дачи, лопаты вместо автоматов, ночные избиения табуретками, массовая продажа казенного кирпича и арматуры — словом, всё, что вселяет в сердце гордость за честно и вовремя отданный Родине священный долг. И снова, к счастью для наших героев и великому огорчению тех, кто давно мечтал видеть их за решеткой, парни вернулись домой с чистыми биографиями.
Впрочем, уже через год после дембеля и Филя, и Дюша имели в активе с десяток краж и разбойных нападений, а неугомонный коротыш Филя-Вупсень, походя, прихватил-таки парочку удавшихся изнасилований (в конце концов, сколько ж можно ограничиваться «попытками»!). Сложился вполне успешный криминальный дуэт, известный всей округе.
Работали, разумеется, вместе: более-менее сообразительный и наблюдательный Дюша-Пупсень сканировал объект, прикидывал стоимость проекта, варианты отхода и заметания следов, а подвижный Филя первым шел на штурм крепости. Получалось легко, играючи, почти как в авантюрном американском кино. Частенько, правда, приходилось безобразничать: один из «клиентов» во время квартирного налета был дома, при этом еще оказался упрямым бараном, которого Фильке пришлось валить и ногами, и руками, и вообще всем туловищем, как в боях без правил. В другой раз на улице одна впечатлительная дамочка отказалась расставаться с телефоном и сумочкой — тот же Филька, недолго думая, придавил дамочку к асфальту и аккуратно порезал ножиком горлышко. Словом, работенка порой выпадала нервная, но в убытке парни не оставались.
С местными ментами они не конфликтовали, с ворами не якшались, но долю заносили исправно и тем, и другим, а потому до лета 2007 года оба дегенерата относительно благополучно тусовались недалеко от родных осин.
В один из жарких июньских вечеров их обоих засекли в районе ресторана «Якорь», как раз в тот самый момент, когда пьяного бизнесмена Максима Червякова охрана заведения грузила в такси. Через несколько дней они же крутились в подъезде, в котором проживал предполагаемый самоубийца Сергей Косилов. Чтобы установить оба этих факта, капитану Баранову пришлось перерыть носом всю известную ему часть городского преступного мира, разругаться с женой и выбросить в мусорный контейнер пару оперативно истоптанных новых туфель по восемьсот рублей за штуку. Получив интересующие его данные, ознакомившись с биографией Пупсеня и Вупсеня и личными делами тех районных ментов, которые их прикрывали, Баранов решил запросить помощи по линии службы собственной безопасности городского УВД. Но…
Ему велели проработать операцию более вдумчиво, потому что: а) свободных людей в отделе нет; б) железобетонных доказательств причастности двух гамадрилов к указанным преступлениям не представлено; в) «вообще, если хочешь медальку на левую титьку, выкручивайся сам. Жареным запахнет — пришлем авиацию и флот».
И капитан Баранов решил «выкручиваться».
24
Михаил долго не решался войти в квартиру Вавилова. Он стоял на лестничной площадке, глядя в проем распахнутой двери, словно в зев пещеры, потирал пальцами висок и кусал губы. Для полного выхода в астрал не хватало только чашки и ложки, чтобы Михаил мог вдоволь настучаться.
— Что-то похожее я видел по телеку, — усмехнулся Виктор, стоявший за спиной. — Что там такое?
Михаил промолчал.
— Видишь там монстров?
Тишина в ответ.
— Может, батюшку с кадилом позвать, а то…
— Будь добр, заткнись, — вежливо попросил Михаил.
Виктор перестал юродствовать.
Михаил стоял еще около минуты, вглядываясь в темноту прихожей. Ему показалось, что в квартире действительно что-то есть, но признаваться в этом вслух не хотелось. Он даже не обращал внимания на отвратительный запах, характерный для жилища свежеиспеченного вдовца, и не слышал гула холодильника — он пытался уловить и расшифровать другие колебания.
Он приложил левую руку к виску, закрыл глаза и замер. В таком положении он находился около двух минут, и Виктор за это время понял, что не выдержит напряжения и в случае опасности побежит прочь. Михаил его пугал.
— Она еще дома, — ответил наконец Миша.
— Кто?!!
— Твоя жена.
Виктор подобрался. Желание шутить пропало окончательно.
— В смысле, она?..
— Я думаю, она нам не помешает. Давай войдем.
— Ты первый, — выдавил Виктор. — Выключатель слева от входа, подними руку и…
Михаил не слушал. Он и без него знал, где находится выключатель.
При свете тусклой лампочки оклеенная коричневыми обоями прихожая выглядела ужасно. Что он увидит дальше, Михаил уже примерно представлял: некогда яркая и ухоженная квартирка, в которой чувствовалось присутствие женщины, ныне превратилась в берлогу раненого дикого зверя. Всюду разбросанные вещи, беспризорные стаканы, набитые окурками пепельницы. Не хватало только обглоданных костей.
Если монстр и обитал в этой квартире, то это был сам Вавилов.
— Ну, что там? — спросил Виктор. — Чувствуешь что-нибудь?
— Чувствую, — ответил Михаил. — Воняет копченой рыбой.
Он двинулся вперед по коридору, на ходу включил свет в гостиной, затем прошел дальше до дверей туалета и ванной, продолжая касаться выключателей, повернул налево и зажег свет в кабинете Виктора и в спальне. Теперь свет горел везде. Михаил огляделся, втянул носом воздух.
Пожалуй, лишь теперь он почувствовал, что же это за штука — быть кем-то вроде экстрасенса. Это тебе не девочек гладить по ладошкам и не угадывать содержание экзаменационного билета. Тут рядом с тобой стоит человек, над которым уже завис чей-то острый тесак, и ты должен либо этот тесак остановить собственной рукой, схватившись за лезвие, либо избавить жертвенного барана от страданий. Богатый выбор, нечего сказать.
Михаил реально ощущал чье-то присутствие. Как будто в этой квартире ребенок играет в прятки и пытается затаиться за какой-нибудь дверью или под диваном. Он старается не шуметь, и вроде бы у него получается, но его выдает воздух, энергетика живого тела… или как там это называется у маститых колдунов?
«Саакян прав: я слишком беспечный молодой человек и слишком много времени потратил впустую. Оказывается, я могу слышать покойников… и совершенно к этому не готов».
От этой мысли Михаил преисполнился еще большей неприязнью к профессору, который, оказывается, знал о нем больше, чем он сам.
Существо, обитавшее в доме, скорее всего, было фантомом Светланы. Впрочем, она уже уходила и, кажется, действительно не собиралась мешать. Михаилу даже показалось, будто он услышал ее голос — приветливый, робкий, словно перезвон кистей хрустальной люстры. Михаил сомкнул руки за спиной, прислонился к двери ванной, закрыл глаза и попробовал отправить сообщение, как уже делал это неоднократно, фехтуя с Саакяном.
«Я тебя не трону. Мне нужно навести порядок. Обещаю, что буду аккуратен».
Он «умолк», прислушался. С некоторым волнением обнаружил, что хрустальный перезвон прекратился.
«Света, ты не возражаешь?».
Тишина. Только дрогнули занавески на кухне. Наверно, это был сквозняк — Вавилов не закрыл форточку.
«Позволь мне помочь Виктору, дай знать любым способом».
Он снова замер, боясь пропустить ответ. Но ответа не последовало. Он открыл глаза.
Виктор все так же топтался в прихожей, с ужасом наблюдая за этим спиритическим сеансом. Казалось, он едва удерживается от панического бегства.
«Если он сейчас сбежит, — подумал Михаил, — то умрет уже наверняка».
— Возьми себя в руки, Князь Тьмы, никто тебя на том свете не ругает, не бойся. И иди уже сюда!
Они вдвоем вошли в кабинет. Михаил обнаружил стол с системным блоком и монитором компьютера и придвинутый к столу диван. Практически все ровные поверхности были усеяны обрывками бумаги, пустыми пачками из-под сигарет и какими-то опилками. Ни ожидаемых книжных полок, ни другой мебели, характерной для рабочего кабинета, не наблюдалось.
— Как Мамай прошел, — заметил Михаил. — Что ты тут творил?
— Боялся.
Михаил вытянул руку ладонью вниз, провел полукруг. Здесь, кажется, «чисто». Очевидно, Светлана игнорировала эту комнату при жизни и предпочитала обходить ее стороной сейчас. Здесь ощущался только страх.
— Прости за прямоту, старик, — сказал Михаил, — но насрал ты… в смысле, наследил ты здесь прилично. Где камера?
Виктор подошел к дивану, приподнял его за край, открывая нишу для подушек и одеял, и после недолгой возни вытащил ее. Причем вытащил двумя пальцами, держа за резиновый раструб объектива, как дохлую крысу.
— На, забери, а то я блевану прямо здесь.
Михаил протянул руку. Коснувшись камеры, он тут же ощутил тошноту.
«Видимо, блевать должен я?!» — успел подумать экстрасенс, потом бросил камеру на диван и быстрым шагом направился в туалет.
25
Капитан Баранов собрал в кабинете всех участников операции. В маленькой прокуренной комнатушке сидели четверо: двое — на стульях у стены, третий, водитель служебной машины по имени Паша, с которым Баранов обычно ездил, пристроился на подоконнике. Четвертым был сам капитан, он восседал в своем рабочем кресле на колесиках, раскладывал на столе фотографии преступников, а пальцами свободной руки все перебирал и перебирал таинственный предмет, похожий не то на авторучку, не то на зажигалку.
— Значит, так, хлопцы. Уродов зовут Филипп Бойцов и Андрей Слизко, и уроды они, естественно, не столько физически, сколько умственно. Можете посмотреть фотографии.
Коллеги передавали снимки друг другу, изучали их молча и почти равнодушно.
— Переговоры имеет смысл вести только со Слизко, — продолжал Баранов, — Бойцова в безнадежном случае разрешаю слить как особо опасного и безнадежного дегенерата. На нем столько трупов, тяжких телесных и изнасилований, что государство скажет вам только спасибо, если вы избавите его от необходимости пожизненно стирать засранцу трусы.
Коллеги похихикали. Баранов, кажется, пребывал в хорошем настроении, несмотря на поздний час и чудовищный недосып, скопившийся за время поисков Пупсеня и Вупсеня.
— Идем дальше, — взглянув на часы, продолжил капитан. — Значит, по данным моих информаторов, Бойцов и Слизко сегодня зависают в ночном клубе «Лагуна». Кто-нибудь был там хоть раз?
Один из оперативников поднял руку.
— Ну, и как заведение?
— Не лагуна.
— Понятно. Тем не менее, хлопцы, устраивать облаву в клубе рискованно. Если Дюшу еще можно как-то оформить и погрузить, то Филя наверняка начнет палить в разные стороны, тем более, если примет на грудь, а на грудь он примет обязательно. Так что…
Баранов зажал таинственный предмет, похожий на зажигалку, в ладони, посмотрел на своих помощников почти с братской любовью.
— Парни, помощь мне обещали только в случае железобетонных доказательств. Пока их нет, но засранцев брать надо. Честно сказать… — Он сделал паузу, оглядел парней. — Честно сказать, об этой операции мало кто знает. Так что пьем за мой счет.
При упоминании о выпивке хмурые лица невыспавшихся оперов просветлели. Только один из них, который, очевидно, спал меньше остальных, грустно заметил:
— Железобетон будет, если орлы начнут палить.
На это заявление никто не отреагировал.
26
Михаил справился с приступом не без труда. Такого выворота наизнанку он не помнил с тех самых пор, как надрался с новоиспеченными однокурсниками, отмечая поступление в вуз. В то мрачное сентябрьское утро он думал, что мир прекратил вращение, небо упало на землю и придавило его, бедного студента, насмерть, сплющив голову, желудок и вообще все, что в нем было теплого. Он думал, что умирает, и очень жалел, что не успел написать в завещании, что дарит свои компакт-диски группы «Кино» соседскому мальчишке Сашке Шмелеву. С тех самых пор Михаил старался не пить вообще, а если приходилось употреблять, то он ограничивался тремя стопками.
«А ведь я давно ничего не ел», — подумал Михаил, глядя в унитаз на результаты своего приступа.
— Эй, ты в порядке? — донеслось из коридора взволнованное блеяние Виктора.
Бедный журналист уже не знал, к чему готовиться — то ли к безоговорочной победе над темными силами, то ли к еще одному нечаянному трупу.
— Все нормально, уже иду.
Миша появился через минуту, вошел в ванную комнату. Не обращая внимания на царящий там антисанитарный бедлам, открыл воду в раковине, умылся, посмотрел на себя в зеркало.
— Который час? — спросил он, рассматривая свои зрачки с лопнувшими капиллярами.
— Половина первого.
Когда он вышел к Виктору, все его органы снова работали превосходно, и он был уверен, что при повторном прикосновении к камере приступ не повторится.
— Продолжим.
Он вернулся в кабинет, аккуратно дотронулся до аппарата. Кажется, все в порядке, камера его принимала как своего. Он взял ее за ручку, попробовал на вес.
— Легонькая.
Михаил нашел кнопку включения, нажал ее. Когда раздался писк, Виктор испуганно прижался к дверному косяку.
— Осторожно!
— Не бойся.
Михаил ногой отодвинул диван от письменного стола, присел на него, положил камеру на колени.
— Где кассеты? — спросил он.
— В ящике стола.
— Есть возможность их посмотреть?
— Да, можно в самой камере, но от греха подальше лучше в компьютере. Я сбросил записи на жесткий диск. От страха всякие мысли полезли в голову, хотел посмотреть внимательно, проанализировать, и знаешь…
Михаил остановил его жестом.
— Витя, выводы потом. Дай мне все, что у тебя есть. Фотографии Колыванова давай.
— Кого? — от стресса Виктор уже забыл, с чего все это началось.
— Депутата, чьи похороны снимал твой друг.
— А, точно! Да, есть… у меня все есть.
Виктор долго и суматошно рылся в письменном столе. Михаилу хотелось сказать ему, чтобы он успокоился и не суетился, но он понимал, что порой непросто уговорить не дристать того, кто запивал соленые огурцы парным молоком.
«Пусть дрищет, — подумал экстрасенс, — ему полезно».
Через несколько минут, за которые Михаил успел поближе познакомиться с камерой, на стол легли фотографии, вырезки каких-то газетных статей, несколько видеокассет. Также Виктор включил компьютер и приготовил нужные файлы.
— У меня все готово, — доложил он.
— Спасибо. — Михаил придвинулся к столу. — А теперь у меня к тебе просьба… — Виктор напрягся. — … постарайся не мешать. Можешь остаться здесь, если тебе боязно отходить от меня, но не отвлекай ни в коем случае, чтобы ты здесь ни увидел. Договорились?
Виктор заподозрил неладное, но на всякий случай кивнул.
— Уверен, что понял?
Виктор кивнул еще раз.
— Хорошо. Все, время пошло.
Михаил откинулся на спинку дивана, положил камеру на правое колено объективом от себя, накрыл ее сверху ладонью. Левую руку он положил на подлокотник дивана, начал поглаживать большим и средним пальцами фотографию застреленного из охотничьего ружья депутата и негодяя Колыванова. Сделал глубокий вдох. Он просил Виктора не реагировать, что бы он здесь ни увидел, но сам Михаил не имел ни малейшего понятия, что тот может увидеть. Подобными вещами он не занимался никогда.
«Вот и узнаем, чем же все-таки меня наградила бабуля».
Михаил закрыл глаза, слегка закусил нижнюю губу, а потом, словно по щелчку неведомого пальца, попытался вызвать нужный образ.
У него получилось сразу.
27
В ноль часов сорок минут малочисленная оперативная группа была на месте — на парковке перед двухэтажным зданием с гигантской мерцающей надписью «Лагуна». Капитан вышел из служебной вазовской «девятки», посмотрел на часы, закурил. По его подсчетам, программа в клубе была в самом разгаре, уже давали стриптиз, скоро обещали немного садо-мазо и пару номеров творческой самодеятельности из дворца культуры Металлургического района. Информатор сообщил, что Пупсень и Вупсень накачиваются пивом за барной стойкой в зале для бильярда. Дюша уже успел сыграть две партии со случайным знакомым, а злобный Филя, кажется, ищет, кому бы дать в рыло.
«Все идет просто замечательно», — подумал капитан.
Выкуривая сороковую, если не пятидесятую за последние сутки сигарету, он отметил, что буквально в двух шагах отсюда живет Виктор Вавилов. Мысль залетела в голову случайно, но уходить почему-то не спешила. Капитан решил, что после операции стоит навестить бедолагу, проверить, как он поживает.
— Сколько у нас времени, Валентин Сергеич? — спросил водитель Паша.
— Точно не знаю. Ну, грубо — час.
— Я успею добежать до ларька? Пить хочу.
— Валяй. И пописать не забудь
28
До сегодняшнего дня Михаил понятия не имел, кто это такой — депутат Законодательного собрания Кирилл Колыванов. По долгу службы он интересовался политикой и даже неплохо в ней разбирался, ибо в противном случае не смог бы стать приличным историком, но он не был фанатом политики настолько, чтобы знать, какая публика наполняет местный парламент.
Впрочем, посидев несколько минут с закрытыми глазами в обнимку с фотографией и видеокамерой Сережки Косилова, Михаил узнал о Колыванове почти всё. По телевизору об этом человеке ничего подобного не рассказывали.
…Когда Кириллу было восемнадцать лет, он пытался приставать к сводной сестре. Пришел с гулянки с початой бутылкой портвейна, уселся на диван, по-братски обнял шестнадцатилетнюю девчонку. Она огрызнулась, он в ответ шлепнул ее. Потом шлепнул еще раз. Потом еще… Она царапалась, кричала, но брат превосходил ее не только физической силой, но и габаритами. Спас девочку звонок в дверь — сосед пришел вернуть занятую до получки трешку.
Девушка в тот же день сбежала из дома, пыталась спрятаться от всех, но от себя спрятаться не сумела и до конца жизни носила в душе этот ужас. Носила, впрочем, недолго: Наталья Колыванова погибла под колесами автомобиля через два года, примерно в то же время, когда Кирилл в армии проходил по другому уголовному делу.
«Какая мразь», — думал Михаил, продолжая нежно и с закрытыми глазами поглаживать его фотографию.
Еще он узнал, что Кирилл бросил собственную мать умирать в больнице. Он баллотировался на место депутата Законодательного собрания, занимался своей предвыборной кампанией, и ему недосуг было ухаживать за смертельно больной женщиной. У матери была неоперабельная стадия рака, и в те дни, когда медицина уже опустила руки и стыдливо прятала глаза, женщина нуждалась просто в присутствии и поддержке близких ей людей. Но Кирюша самозабвенно мочил конкурентов на выборах и «боролся с коррупцией», притягивая к этому благому делу подконтрольные ему СМИ. Когда мать умерла, он раструбил об этом на весь свет, состроил печальную физиономию и таким образом заработал еще несколько дополнительных очков.
«Ублюдок», — резюмировал Михаил.
Он уже ничего не хотел знать об этом чудовище. Ни о том, как его пристрелили на охоте, приняв за медведя, ни то, как его хоронили. Главное, что он понял — часть этого «существа» осталась на видеопленке и начала размножаться, словно гриппозная бацилла. Наверно, Зло трансформируется, превращается в газ или воду, течет по трубам, заполняет пространство, чтобы воздушно-капельным путем попасть внутрь к какому-нибудь представителю биологического вида, не имеющему иммунитета.
«Спасибо за такое счастье, баба Юля, век не забуду», — подумал Михаил, открывая глаза.
Во рту ощущался странный привкус, словно он облизывал связку ключей. Виктор стоял у подоконника, и глаза у него были как два чайных блюдца.
— Миш, ты в порядке? — спросил он.
— А что?
— Да у тебя руки тряслись как у алкоголика. Я думал, ты откинешься.
Михаил вздохнул. В этот короткий миг он серьезно пожалел, что двадцать лет назад полез на эти дурацкие смертоносные качели в соседнем дворе.
Он встряхнулся, провел по лицу рукой.
— Ничего страшного. В общем так, Вить, твой друг Сергей не прыгал из окна сознательно и не падал случайно. Я вижу убийство.
Виктор опешил.
— Как?
— Не знаю. Вижу и все. Камера всегда принадлежала ему?
— Кажется, да. Он все покупал сам, и всегда старался брать новое.
— Кассеты, видимо, тоже его?
Виктор кивнул.
— Понятно, — устало резюмировал Михаил. — Я не вижу камикадзе, вижу убийство. Теперь скажи мне, что могут означать две большие зеленые гусеницы?
— Не знаю.
— Жаль. Они имеют какое-то значение, причем, похоже, немаленькое. Точно никаких ассоциаций?
— Нет.
Михаил снова начал почесывать левый висок и кусать нижнюю губу. В голове его сама собой выстраивалась какая-то стройная теория, в которой не хватало нескольких звеньев. Он чувствовал, что, пожалуй, сумеет разгадать головоломку и тем самым сунуть под нос профессору Саакяну красивую дулю! Вот только нужно разобраться с этими жирными зелеными гусеницами. Что-то с ними не так.
29
Пупсень и Вупсень никуда не торопились. Пили и не пьянели. Дюша устал играть в бильярд и присел за столик к двум молодым особам, которые сегодня были «не прочь». Злобный маленький Филя доказывал официанту в белой рубашке, что он тупой козел и жертва аборта, потому что не может отличить вкус «Гиннеса» от «балтийской бурды». Официант уже подумывал, не окунуть ли пару раз башку этого гурмана в клубный толчок, и недвусмысленно оглядывался в поисках охранников.
Капитан Баранов подошел к барной стойке в бильярдном зале, уселся на стул.
— Все по плану, — коротко доложил наблюдатель, сидевший рядом и через соломинку потягивающий коктейль из длинного бокала.
Это был еще один доброволец, привлеченный Барановым для операции, молодой человек лет двадцати пяти, удачно сливавшийся с толпой завсегдатаев ночных заведений.
— Доброй ночи, Сань, — поприветствовал его капитан. — Сколько они уже съели?
— Много. И, похоже, будут торчать до утра. Как в них влезает, не понимаю.
— Просчитывал варианты?
Саша неуверенно покачал головой.
— Сложно сказать. Дюшу можно аккуратно взять под ручки, он испугаться не успеет, но Филя… Этот непредсказуем. И сами можете посмотреть — в этом зале их принимать неудобно, разве что всей толпой навалиться. Сколько у вас людей?
Баранов не спешил с ответом. Ему не хотелось заранее расстраивать парня.
— Валентин Сергеич, сколько вас?
— Кхм, в общем и целом… нас четверо, но один у машины на улице. Больше мне не дали. Говорят, у тебя и так слабая доказательная база, а люди в других местах нужны. И вообще мы здесь с тобой практически нелегально. Справимся — наградят, не справимся — тоже наградят, но уже посмертно.
— М-да… — наблюдатель оглядел зал.
— А кому сейчас легко?
— Абрамовичу. Слушайте, ну можно попробовать и вчетвером, если со мной, но только если о-оочень наверняка! Малейшая осечка — и Филя начнет шмалять. Стволы, кстати, при них.
— А вот это плохо, — резюмировал капитан. — Ладно, охранников предупреди, чтобы не мешались в случае чего, а то будут бегать, глазками хлопать, спугнут раньше времени. Перекур. Что тут наливают?
30
Михаил полчаса изучал видеозаписи. Он регулярно делал стоп-кадр, всматривался во что-то, шлепал губами и потирал пальцами левый висок. Что он там видит, Виктор не мог понять — ему казалось, что ничего нового обнаружить в этих кадрах не удастся, — но Михаил вновь и вновь перематывал отдельные куски и не переставал потирать висок.
В конце концов, он остановил воспроизведение фильма и попросил ручку и чистый лист бумаги. В сложившихся обстоятельствах это можно было расценить как просьбу принести белую простыню, обращенную к посетителям ковбойского салуна в фильме Аллы Суриковой. «Сдается, Билли, твой друг хочет нас обидеть», — мог бы ответить Виктор, если б был склонен шутить. Вместо этого он полез все в тот же ящик стола искать чистую бумагу. Он нашел лишь куски большого корреспондентского блокнота и обгрызенный синий карандаш.
— Вот это пойдет?
Михаил на качество канцелярии не обратил ни малейшего внимания.
— Вставай рядом, смотри, — велел он, отрывая относительно чистый листок и начиная рисовать на нем стрелки. Виктор повиновался. — Вот это Колыванов… Вот тут заразившаяся от него камера. Дальше ведем от него стрелочку — здесь получается еще живой Косилов. От него идет цепочка: Червяков, потом снова сам Сергей, уже мертвый, потом Светлана… и, по здравому рассуждению, ты. То есть тупик. Правильно я говорю?
— Да вроде, — еле слышно произнес Виктор. Присутствие в этой схеме его имени вкупе с термином «тупик» произвело на парня сильное впечатление.
— А теперь давай попробуем представить эту байду не как цепь случайных, последовательных и вытекающих друг из друга событий, а как некий замысел, который должен быть свершен в законченной конфигурации. То есть, допустим, это замкнутая цепь. Что если изъять из этой цепи какое-нибудь звено?
Виктор ничего не понял.
— Ладно, смотри внимательно.
Михаил вырвал из блокнота еще один лист и нарисовал более подробную схему:
— Достаточно замкнутая конструкция? — спросил экстрасенс.
— Ну да, вполне. И что?
— А то, что целыми и относительно невредимыми из звеньев этой цепочки остались не только ты и камера. Смотри.
И он добавил к схеме несколько элементов:
— Появились какие-нибудь мысли? — спросил Михаил.
Впрочем, он понимал, что вопросы задает не тому человеку и не вовремя.
— Кто такие зеленые гусеницы? — не понял Виктор.
— Я не знаю. Но я их увидел. И ты их видел в свое время, но не придал этому значения.
Михаил повернулся к монитору компьютера, отмотал только что просмотренный файл на несколько минут назад — к тому месту, где отраженные в зеркале Виктор Вавилов и Максим Червяков на открытии сервис-центра пока еще мирно обсуждают свои финансовые разногласия. Камера «отъезжает», захватывает скучавшую с бокалом шампанского Светлану, потом оператор, сделав не очень уверенное движение, захватывает также свое отражение. Впрочем, его это не смутило, потому что Сергей, судя по всему, тоже немного принял на грудь — он улыбался.
На этом месте Михаил сделал стоп-кадр, немного увеличил картинку.
— Ничего не замечаешь?
Виктор пригляделся внимательно, хотя мог бы и не пытаться. Конечно, он ничего нового в этих кадрах не видел, несмотря на то, что крутил их вперед-назад последние несколько дней в надежде отыскать хоть какой-нибудь намек на существование будущего. Увидеть что-то новое мог только свежий человек.
— Прости, я не понимаю, — признался Виктор.
Михаил ткнул в монитор огрызком карандаша. В зеркале, которое попало в кадр, отражался еще и кусочек пейзажа за окном. Прямо возле витрины магазина перекуривали два молодых человека. Они были действительно случайным элементом, одним из тех, что вообще проходят мимо сознания и оседают только в подкорке, как пресловутый двадцать пятый кадр. Но Михаил Некрасов их не пропустил.
— Эти два типа оказались в кадре случайно. Но, возможно, именно с этого момента они стали элементами конструкции. Я не знаю, кто они и почему они здесь, но у меня они проходят почему-то как большие и толстые зеленые гусеницы, которых я и вписал в эту схему. Я не могу расшифровать эти образы, я только знаю, что они помогут вынуть тебя из цепи. Если мы успеем, конечно…
— В смысле — вынуть? — Виктор нервно сглотнул. — Это как?
Михаил откинулся на спинку дивана, провел рукой по лицу, помассировал веки.
— Не знаю, Вить, не знаю. Все интуитивно. Слушай, в твоей берлоге чашечка кофе найдется? Хоть малюсенькая?
Виктор, не говоря ни слова, метнулся на кухню.
Пока он гремел чашками и ложками, Михаил усиленно тер свой левый висок. Нужно было выяснить еще один очень важный вопрос. Вряд ли он был принципиален для Виктора Вавилова, но Михаил не мог без нужной информации двигаться дальше. Он обернулся к своей куртке, которая висела на спинке дивана, залез в карман и вытащил фотоснимок.
Когда минут через десять Виктор появился в комнате с большой кружкой, из которой тянуло ароматным паром, Михаил даже не сказал спасибо. Он сразу сунул снимок ему под нос.
— Вить, скажи мне, ты знаешь этого человека?
Тот уставился на фото. Взгляд как будто прояснился, словно парень что-то вспомнил, потом Виктор медленно подошел к столу и поставил кружку.
— Да.
— Когда ты видел его в последний раз?
— На днях.
Виктор взял фотографию. На ней профессор Александр Саакян, улыбаясь, принимает грамоту от руководства вуза. Снимок Михаил украл из факультетского альбома, посвященного какому-то празднику. Сам Михаил в подобной хронике никогда не участвовал, свято веря в то, что каждый фотоснимок или видеозапись крадут у тебя частичку твоего естества, но Саакян это дело обожал, и его счастливая физиономия в обрамлении редеющих седых волос светилась на добром десятке стендов в коридорах вуза. Какой он к черту магистр после этого!
— Как вы встретились? Ты что-нибудь помнишь об этой встрече?
Виктор присел на подлокотник дивана, потянулся за сигаретой. Было видно, что встреча с профессором произвела на него должное впечатление.
— Я помню, что целый день после встречи с ним с толчка не слезал.
— Считай, тебе повезло, — Михаил устало ухмыльнулся. — Есть люди, которые после общения с ним падали с сердечным приступом. Расскажи подробнее.
Виктор прикурил, выпустил из носа струю едкого дыма.
— Я бегал в лавку за пивом и рыбными консервами. Люблю ставридку… Он поймал меня уже у подъезда, когда я возвращался. Даже не окликнул, просто нарисовался неожиданно, как будто из-под крыльца вылез, схватил за локоть так, что пакет у меня из рук чуть не вывалился. Блин, если бы в тот вечер мое пиво разбилось, я бы этого хмыря там же закатал в асфальт.
— Тебе бы многие аплодировали. Что он сказал?
Виктор снова пожал плечами.
— Он мало говорил, больше просто смотрел в глаза и о чем-то думал. Он сказал, что больше я не буду беспокоить Лену Хохлову, иначе… что-то он там такое говорил про «иначе», но мне как-то были по барабану и Лена Хохлова, и его «иначе».
— Что дальше?
— А ничего. Он постоял, подержал меня за руку, как пенсионер с одышкой, потом ткнул пальцем в грудь, типа «понял меня, да?», и пошел.
Виктор автоматически потер грудь в том месте, куда его, видимо, ткнул Саакян.
— Больше ты его не видел? — спросил Михаил.
— Нет.
— Никаких предметов он тебе не передавал? Никакого другого контакта с ним не было?
Виктор покачал головой.
— Нет, больше ничего. Только вот это хватание за руки и предупреждение не обижать Лену. Все.
Михаил кивнул и перевернул фотографию Саакяна лицом вниз.
— Поздравляю тебя, Витя, ты познакомился с темным магистром психологии по фамилии Саакян. От его теплых объятий тебя спасло только то, что чуть раньше ты попал в теплые объятия другого злодея.
— А зачем он вообще ко мне сунулся?
— Думаю, он тебя «сканировал». По результатам сканирования, скорее всего, решил не трогать, подумал, что сам загнешься. Это долгая история, я тебе как-нибудь потом расскажу, когда будем спокойно сидеть и пить чай на веранде у голубого карьера.
Виктор кивнул. Мысль о голубом карьере ему понравилась.
— У тебя есть план? — спросил он.
Михаил взял кофе, сделал пару глотков, посмотрел на стоп-кадр на мониторе компьютера. Два размытых силуэта, два случайных человека в джинсах и рубашках, стоят, курят и не вносят абсолютного никакого дополнительного смысла в эту смертельную видеохронику… или, наоборот, являются гвоздем этой программы. Черт его знает. Пора выяснить.
— Наверно, план есть, — выдохнул Михаил. — По крайней мере, ничего другого, что я мог бы назвать планом, у меня в голове не наблюдается. Снаряжай камеру и пойдем. Нам надо торопиться.
— Куда?
— На свежий воздух. Вот только кофе допью.
— Хорошо. Дай мне две минуты.
Виктор ушел, и Михаил остался в комнате один. Он растянулся на диване, обхватил пальцами кружку, сделал несколько глотков. Кофе оказался неплох, хотя заслуги Виктора в этом, очевидно, не было никакой — просто попался хороший растворимый.
Дико хотелось спать. Михаил уже потерял счет времени, день никак не кончался. Михаил не представлял, как завтра (точнее, уже сегодня!) отработает в университете. Нужно позвонить своему декану, прикинуться больным, взять небольшой тайм-аут. Но для начала надо закончить это дурацкое дело.
Михаил допил кофе и хотел поставить кружку на стол.
И тут его окликнули.
От неожиданности Михаил едва не уронил посуду на пол — кружка закружилась на краешке стола, словно робкий прыгун-новичок, которого пытаются столкнуть с трамплина в воду.
Голос был женским.
У парня похолодела спина. Он услышал всего одно слово и понял, что обращаются именно к нему. И он угадал, кому принадлежит этот голос… и едва не закричал, больно прикусив губу.
— Спасибо, — шепнула Светлана прямо над его ухом и будто провела несуществующей рукой по его волосам.
31
Дюша-Пупсень устал развлекать пьяных девчонок, присел в углу зала и стал молча созерцать баталии немногочисленных ночных бильярдистов. Филя-Вупсень тем временем уже клевал носом за соседним столиком. Казалось, подойди к нему тихонечко сзади, ткни пальцем в спину, и он рухнет со стула, растянется на полу, и поднимать его придется домкратом. Но впечатления были обманчивы.
— Думаешь, пора? — спросил Баранов у Саши.
Они сами решили сыграть одну партию на бильярде, но одной партией, как водится, дело не ограничилось, и вот уже четвертый раз подряд лейтенант Саша оставлял капитана Баранова в дураках. Сейчас они решили передохнуть, выпить пивка.
— Можно попробовать, — ответил Саша.
— Не надо пробовать, надо делать, иначе мы тут до утра проторчим.
— Торопитесь? — пошутил молодой. — По-моему, неплохо сидим, а? Может, еще партеечку, Валентин Сергеич?
— У меня деньги заканчиваются. — Баранов посмотрел на него строго, положил кий на стол и взял свою кружку. — Все, допиваем и приступаем. Делимся два на два и берем. Обоих сразу на пол.
— Понял вас.
Они вернулись к барной стойке, допили свое пиво. Капитан кивнул двоим ребятам, смотревшим телетрансляцию футбольного матча английской Премьер-Лиги в другом конце зала. Видимо, те тоже никуда не спешили из этого гостеприимного заведения, поэтому отреагировали вяло и без видимого энтузиазма.
— Всех лишу яиц, ушей и квартальной премии, — пообещал капитан, пробубнив угрозу себе под нос.
— Они вас не слышат, — сказал Саша. — Я пойду им передам.
— Будь любезен.
Когда Александр ушел, Баранов посмотрел на часы. Три ноль пять. Если еще чуть-чуть подождать, он просто уснет здесь за стойкой, и весь этот суетный мир, населенный маньяками, проститутками, убийцами и ворами, перестанет для него существовать. Организм настойчиво требовал найти место поудобнее и придавить часов двадцать, но Валентин Баранов чувствовал, что если сейчас даст себе хоть немного передышки, начать всю операцию заново уже не сможет, даже если ему заплатить за нее большие деньги и повесить на грудь эту чертову медальку. Нужно добивать до конца немедленно.
Он вынул мобильный телефон, набрал водителя, оставшегося дежурить на улице.
— Паш, ты не уснул еще?
— Нет, Валентин Сергеич. Но тут уже светает, и я скоро упаду.
— Подожди немного, не падай. Скоро пойдем. Заводи тачку.
Баранов даже не заметил заинтересованного взгляда, которым его изучал внезапно протрезвевший Филя-Вупсень.
32
Парни шли по пустынной ночной улице, ежась в хлипких курточках и оглядываясь по сторонам. Точнее, оглядывался лишь Виктор, не до конца понимая цели этого ночного выхода, а Михаил, сунув руки в карманы, о чем-то мрачно размышлял и о результатах своих размышлений предпочитал пока не распространяться.
Когда проходили мимо витрин двухэтажного магазина, торговавшего швейными машинами, Виктор остановился, кивнул в сторону автостоянки. Глаза у него заблестели.
— Здесь я ее в последний раз видел живой. Смотрел через камеру, как будто в дырочку в женскую баню подглядывал… дурак…
Он закусил губу, отвернулся. Михаил почему-то посмотрел на видеокамеру, которую Виктор прижимал к колену. В эту минуту в его воображении она была живым существом, стыдящимся своих проделок и готовым исправить то, что еще можно было исправить. Около минуты Михаил смотрел на нее, сумев сбросить наваждение, лишь когда Виктор тронул его за плечо.
— Миш, что с тобой?
— Ничего. Просто показалось.
— Угу, ладно. — Виктор уже справился с эмоциями. Теперь он смотрел на пустынный перекресток, меланхолично вздрагивающий желтым светом светофора. — Куда нам дальше?
Михаил втянул носом воздух, тронул левый висок.
— Туда, — он указал рукой вверх по улице. — Там, кажется, какой-то клуб?
— «Лагуна».
— Нам туда.
Виктор не удивился. У него уже не было ни сил, ни желания удивляться. Кроме того, он полностью доверил свою судьбу Михаилу Некрасову. Если экстрасенс прикажет лечь на трамвайные рельсы, он ляжет без разговоров («Кстати, это вариант, — подумал Виктор, — чтобы долго не мучиться»). Он только решил прояснить на всякий случай:
— А зачем нам туда?
— Без понятия. Мой компас показывает на северо-восток. С недавнего времени у меня заработал внутренний компас. В этом, наверно, есть и твоя заслуга.
— Польщен. Слушай, а ты часто этим занимаешься?
— Чем именно?
— Ну, не знаю… как это точнее назвать. Изгоняешь злых духов или как?
Михаил усмехнулся.
— Какие к черту духи, Витя. Я вообще здесь случайно. Ленка Хохлова, которую ты так долго и безуспешно добивался, учится у меня на третьем курсе. Она моя студентка. У нее возникли проблемы, и я просто хотел ей помочь.
— Не пойму, при чем здесь я?
— Она думает, что на тебя навели порчу. Я решил проверить, так ли это на самом деле. Как выяснилось, ничего подобного.
— Угу, — буркнул Виктор. — А откуда у тебя этот талант?
«Вот же настырный! — подумал Михаил. — Ему, может, дышать осталось всего ничего, а он чужой биографией интересуется!».
— Ты даже в стрессовых ситуациях остаешься журналистом, — с улыбкой заметил Михаил. — Я точно не знаю, откуда это у меня. Моя бабушка умела делать кучу всяких вещей, о которых тогда не писали в научных журналах и за которые можно было получить реальный срок.
— Ты ее наследник?
— Нет. Я просто упал с качелей…
— Чего? — не понял Виктор, но Михаил его уже не слушал. Он внимательно смотрел вперед.
Они почти подошли к следующему перекрестку, у которого в окружении торговых рядов мини-рынка нелепым исполином возвышался многоэтажный торговый комплекс с ночным клубом «Лагуна». До парковки возле клуба оставалось метров двести-триста. Там, в отличие от мирно спящих близлежащих кварталов, наблюдалось оживление. Более того, возле клуба что-то происходило.
«Кажется, это то, чего ты ожидал, — мысленно сказал себе Михаил. — Иначе быть не может».
33
Александр Саакян этой ночью тоже не спал. За всю свою жизнь он мог пожаловаться на бессонницу лишь дважды — когда первая жена несколько суток пыталась самостоятельно разродиться его первенцем (к слову, ей так и не удалось это сделать, уже мертвого ребенка вытаскивали щипцами), и когда на него пытались повесить дело о крупной взятке. За исключением этих двух действительно тяжких случаев Саакян всегда спал отлично и сны, как правило, видел вполне оптимистичные.
Но сегодня что-то шло не так. Сначала он до полуночи ворочался в своей постели, глядя то на фонарь за окном, то на репродукцию Пикассо на стене, потом — уже около часа ночи — вылез из кровати, побрел на кухню, там сварил себе кофе и уселся перед телевизором. До одурения насмотревшись закольцованных информационных сюжетов на канале «Евроньюс», он выключил ящик, набросил поверх пижамы халат и вышел на балкон.
Александр Георгиевич Саакян определенно что-то чувствовал. Он рассеянно рассматривал крыши дорогих автомобилей, расставленных в идеальном геометрическом порядке на парковке элитного дома, глядел на перекуривавшего на крыльце охранника, потом переводил взгляд на уличный фонарь, висевший аккурат на уровне его окон на втором этаже… и постепенно стал ощущать что-то вроде легкой паники. Это было в новинку, это было незнакомо, непривычно и неприятно. Он прижал правую руку к груди, вдохнул побольше воздуха.
Определенно где-то что-то происходит, и происходит с человеком, с которым у него с недавних пор установилась странная связь. Да, с этим молокососом, с этим выскочкой и баловнем судьбы Михаилом Вячеславовичем Некрасовым.
Послать ему пожелание удачи? Или помочь провалиться?
Саакян вернулся в спальню, посмотрел на зеленый циферблат электронного будильника. Три двадцать две.
— Время приема лекарств, — пробубнил Саакян с дурацкой ухмылкой. С той самой ухмылкой, которая однажды так напугала Лену Хохлову. И лег в постель.
Паника постепенно отступала.
34
Все произошло очень быстро, и трудно было поверить, что всего лишь пять минут назад обе мерзких зеленых гусеницы мирно «жевали листья», не обращая ни малейшего внимания на окружающий их пейзаж. Филя почти спал за своим столиком, а Дюша собирался еще выпить пива. Оперативники подобрались очень близко и сгруппировались, готовые в один момент подхватить негодяев под руки.
— Время приема лекарств, — сказал Баранов и начал трясти Филиппа Бойцова за руку. — Эй, чудилка, проснись, автобус пришел…
Тут произошло то, что очевидцы и непосредственные участники операции еще долго пересказывали друг другу во время перекуров. Филя-Вупсень, за секунду до обращения к нему спавший мертвецким сном, поднял голову, внимательно посмотрел на капитана, улыбнулся, словно старому знакомому, потом аккуратно, но чрезвычайно мощно боднул его лбом в челюсть. Баранов опрокинулся на пол вместе со стулом, на котором сидел. В образовавшуюся паузу Филя успел выдернуть из-под рубашки пистолет. То же самое сделал и Дюша-Пупсень, сидевший за другим столиком.
Два выстрела — две вспышки, два мощнейших удара по барабанным перепонкам самых стойких завсегдатаев клуба, — и два оперативника улетают с поля боя, как пластмассовые солдатики. Один из них, молодой лейтенантик Саша, был ранен в плечо, второй, приехавший с Барановым, кажется, получил пулю в живот.
В клубе поднялся визг. Немногочисленные посетители разбегались в разные стороны, сшибая мебель, по ажурным лестницам со второго этажа, на котором располагалась стрип-зона, неслись местные охранники в белых рубашках — перепуганные и взъерошенные, словно только что сами зажигали на эротическом шоу.
— Стоять!!! — орал Филя, водя пистолетом из стороны в сторону. — Всем стоять на месте!!!
Чтобы ни у кого не возникало сомнений, он поднял ствол и выстрелил вверх, в абажур светильника. Короткая вспышка — и на головы обрушился стеклянный дождь
— Стоять!!!
Зеленые гусеницы заняли оборону, встав спиной к спине, как Буч Кэссиди и Санденс Кид. Капитан решил, что операцию можно считать проваленной. Двое оперативников были нейтрализованы, а Баранов и его уцелевший напарник оказались на прицеле.
— Разошлись в стороны! — велел Филя охранникам, загородившим выход из бильярдного зала. Те продолжали стоять, разведя руки в стороны. — Разошлись, бл…!!!
Капитан Баранов приподнялся на локтях, потрогал челюсть. Определенно, это была самая дурацкая операция в его жизни. Почему он не заставил себя немного отдохнуть и всё взвесить на свежую голову? О чем он только думал?!
Едва он заворочался, как тут же услышал окрик:
— Лежать! — велел Дюша. — Мы уходим, и больше никто не пострадает.
Баранов мешкал, оценивая обстановку. Раненый Саша был зажат в углу за столиками, и он, разумеется, выбыл из игры, не говоря уже о том бедолаге, которого подстрелили в живот. Тот второй либо уже умер, либо потерял сознание, и огромная лужа крови подползала к капитанским ногам. Баранову ахотелось рвать и метать, но… локоть близок и недосягаем.
— У нас раненые, — сказал он, — валите, вас не тронут.
Он был уверен, что Паша, оставшийся на улице, услышал выстрелы и крики (не прекращавшиеся, кстати, до сих пор), и готов отработать свою часть Мерлезонского балета. Если только не…
Он напрасно надеялся на чудо: Пупсень и Вупсень, несмотря на молодость и слабые признаки интеллекта, обладали звериным чутьем. Когда охранники клуба у выхода расступились, бандюки двинулись вперед, не опуская стволов.
«Отход профессиональный, придраться не к чему», — отметил Баранов.
Оказавшись за пределами кольца, Гусеницы схватили первого попавшегося официанта в накрахмаленной белой рубашке. Филя воткнул ствол ему в шею.
— Никому не двигаться, или я ему башку снесу!
Так они втроем и поплыли к главному выходу. Баранов понял, что операция провалена окончательно: либо подонки покидают клуб практически беспрепятственно, и потом придется вводить «Вулкан» по всему городу, либо сегодня будут трупы. Третьего варианта нет.
35
Из здания клуба выбегали люди. В этот рассветный час посетителей в заведении было не так много, но шума от них хватало на хороший голливудский боевик. Михаил и Виктор стояли на дальнем краю автостоянки, Михаил держал своего подопечного за руку, словно тренер лыжника, ожидающего передачи эстафеты.
С улицы Молодогвардейцев к клубу с воплями подъезжала карета «скорой помощи», с проспекта Победы — милицейский уазик. Очевидно, кто-то из посетителей или персонала «Лагуны» успел сделать пару нужных звонков, а проспект всегда патрулировался довольно плотно, и ждать подмоги долго не пришлось.
Собравшиеся на площадке возле клуба зеваки чего-то ожидали, уставившись на крыльцо.
— Что там происходит? — спросил Виктор. — Нам точно надо сюда?
— Точно.
На самом деле он ни в чем не был уверен, он действовал по наитию, словно гадая на кофейной гуще или раскладывая карты. Особой «пикантности» к этой ситуации добавляло то, что таким вот легкомысленным манером он пытался спасти чужую жизнь.
Одно Михаил знал наверняка: здесь и сейчас с Виктором все станет ясно.
— Вить! — он повернул журналиста лицом к себе. — Послушай меня, это важно.
Виктор сделал глубокий вдох, в глазах его застыли испуг и предчувствие финала.
— Здесь твой убийца, — заключил Михаил. — Я его чувствую. Это одна из «гусениц», что попали в кадр.
— Охх, ффухх… — выдохнул Виктор и безвольно опустил руки.
— Включи камеру.
Он не стал задавать вопросов, просто молча повиновался. Приподняв камеру за ручку, нажал кнопку «power». Аппарат зажужжал, готовя кассету к записи.
— Миш, она греется.
— Ну и отлично.
— А что мне делать?
— Обманывать обидчивую суку с косой, — улыбнулся Михаил.
Улыбка вышла немножко вымученной. Молодой экстрасенс, только начинавший частную практику, очень боялся ошибиться.
На крыльце Филя с зажатой в его смертельных объятиях жертвой остановился, удивленный рассветом. Очевидно, накачиваясь пивом в клубе, он потерял счет времени.
— Все разошлись! — крикнул он в толпу.
Его призыву вняли только зеваки, попятившиеся в разные стороны. Водитель Паша держал бандита на прицеле, спрятавшись за багажником своей «девятки», а бойцы из только что подкатившего уазика еще не успели рассредоточиться.
— Я сказал, всем разойтись!!! Подгоните сюда машину, иначе я его пристрелю!
— Какую? — вступил в диалог Паша.
— Твою! Давай, гони ее сюда!!!
Паша не собирался выполнять эту просьбу. Он по-прежнему сидел у заднего бампера и целился в Филю.
— Ты глухой, сука?!!! Машину сюда гони, или я ему череп снесу! Не веришь?!
Паша дрогнул. Он опустил пистолет, выпрямился.
— Как тебе ее дать-то?
— Ключи бросай, баран! — велел Филя, нащупывая ногой ступеньку лестницы, чтобы начать спускаться. Сзади его подпирал, прикрывая с тыла, Дюша. — Бросай ключи, урод, и отходи на двадцать шагов! Все отошли отсюда быстро!!! Дали нам спокойно сесть!
Бойцы зашевелились. Пока водитель «девятки» разбирался с ключами, Виктор с видеокамерой наперевес двинулся вперед — прямо на вооруженных отморозков.
— Витя! — крикнул было вслед Михаил, но тот его уже не слушал.
Виктор принял решение — выйти навстречу своему страху. Он помнил, что чертова камера снимала его, и что все, кого она снимала, погибли, а значит, должен погибнуть и он. Но если прав Михаил, и можно разорвать эту проклятую цепь, то это нужно делать самому — быстро и без раздумий, как будто вырываешь гнилой зуб.
— Эй, ты! — заорал Филя, увидев парня, двигавшегося прямо на него с видеокамерой на плече. — Куда, сука!!! Всем сказано было отойти!
— Я журналист! — крикнул Виктор. — Я тебя снимаю для утренних новостей. Не стреляй!
Отступившие менты вновь подобрались, приподняли стволы пистолетов и укороченных «калашей». И вот тут Филипп Бойцов, кажется, впервые растерялся.
36
Саакян проснулся. Впрочем, он не спал — просто лежал с закрытыми глазами и наблюдал за разворачивающейся драмой. Он не видел деталей, но мог с достаточно большой точностью угадывать ход событий, и происходящее на парковке возле ночного клуба «Лагуна» поначалу его вполне устраивало.
К великому сожалению профессора, эту изумительную во всех отношениях центрифугу Виктору Вавилову устроил не он. Подобные истории время от времени случаются — по воле неизвестного драматурга, когда звезды на небе складываются в определенном порядке, предугадать который невозможно. Саакян успел лишь под самый занавес восхититься изощренностью замысла и филигранной точностью реализации, и он страстно желал, чтобы этот неведомо кем поставленный спектакль закончился так, как было написано в пьесе. Это была бы поистине сумасшедшая история!
Но вмешался Некрасов, и жертвенный баран Виктор Вавилов уже не собирался покорно следовать на убой. Он решил послать драматурга к чертовой матери и состряпать альтернативный финал. Да и черт бы с ним, с этим безнадежным самовлюбленным идиотом! Но Некрасов! Он не должен победить!!!
Александр Георгиевич накинул халат, вышел на балкон, посмотрел, сощурившись, на просыпающийся алеющий восток. Точнее, в сторону клуба «Лагуна».
Ах, как жаль, что он не может повлиять на происходящее! Очень жаль!
37
Филипп Бойцов все же справился с замешательством. Уверенно-взволнованный вид журналиста не мог его обмануть. Впрочем, даже если это и действительно был журналист, какая разница!
— Стоять!!! — крикнул Филя на всякий случай, что называется, для очистки совести, как часовой на посту. Убедившись, что журналист прет вперед, снимая происходящее на камеру, и вовсе не собирается останавливаться, Филя вынул ствол пистолета из-под подбородка заложника-официанта, навел его на Виктора и нажал на курок.
Под грохот выстрела толпа взвизгнула, отхлынула от площадки, менты пригнулись. Кто-то из женщин зарыдал, кто-то начал громко материться.
Виктору снова повезло: пуля угодила в камеру, вошла аккурат в объектив, разбила линзу, пластик, выбила аккумулятор и улетела дальше. Через какие-то доли секунды на плече у Виктора вместо дорогостоящего «Панасоника» остались куски корпуса с вывернутыми наружу электронными кишками. Самому Виктору осколками оцарапало щеку. Кроме того, он едва дышал от шока. Он отбросил останки камеры в сторону, опустился на одно колено и попытался справиться с тошнотой.
Времени на передышку ему не дали. Филя оттолкнул парализованного страхом официанта, в одном прыжке преодолел трехметровое расстояние до Виктора, схватил его за шею.
— Теперь ты мой заложник! — шепнул он ему в ухо. — Сам напросился!.. Дюша, всё! Уходим, уходим!!!!
Андрей Слизко, соскочив с крыльца, два раза выстрелил в воздух, метнулся к машине. Наличие заложника по-прежнему останавливало вооруженных бойцов, ожидающих команды, которую некому было отдать. Михаил с немым ужасом наблюдал за Виктором, за его остекленевшими глазами, раскрытым ртом, которым он хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. Михаил боялся, что его элементарно может свалить сердечный приступ. Сердечко-то у Вавилова подустало.
Вскоре бандиты оказались в машине. Ее хозяин, молодой белобрысый Паша, безропотно отступил. Дюша-Пупсень ударил по газам, «девятка» рявкнула и, протаранив носом чью-то начищенную до блеска иномарку, умчалась прочь с автостоянки.
Михаил в бессилии опустил руки. Что дальше делать, он не представлял. Он пытался вызвать в голове образ Виктора, но не видел ничего, кроме переливающихся красных и синих пятен, словно кто-то смешивал краску из разных банок. Он провел рукой по лицу, встряхнулся, втянул носом воздух… и услышал сквозь треск статистических помех буквально следующее:
— Так, «Кедр», «Кедр», прием!.. Значит, слушай внимательно: «девятка» Калининского убойного выходит прямо на вас, несется по проспекту Победы от клуба «Лагуна» в сторону северо-запада. Да, через полминуты буквально выйдет на вас… Огонь на поражение! Как понял, прием!.. Это значит на поражение, что непонятно, «Кедр»?! Остановить машину любым способом… особо опасные преступники… можете ее в капусту! Они наших положили! Как понял, «Кедр», прием!.. Все, красавец, исполняй! По результатам докладывай. Отбой…
Михаил открыл глаза, огляделся. Нет, разговаривали не здесь. Здесь менты уже ничего не предпринимали, одна группа с автоматами перекуривала во дворе, вторая в штатском бегала с улицы в клуб и обратно. В городе уже был введен «Перехват». Значит, переговоры Михаил услышал у себя в голове.
Стало быть, Витьке конец.
Михаил не ошибся. «Девятка» с Филиппом Бойцовым, Андреем Слизко и заложником Виктором Вавиловым была встречена шквальным огнем со стороны полицейского кордона на пустынном утреннем проспекте Победы. Это произошло примерно в восьмистах метрах от перекрестка, у которого возвышался ночной клуб «Лагуна». Машина с преступниками сбрасывала скорость, пытаясь совершить разворот, и это был очень удачный момент для атаки.
Десяток автоматных очередей разорвали рассветную дремоту города, сотни пуль вгрызлись в металл, и это было похоже на съемки еще одного голливудского блокбастера. Колеса несчастной «девятки» взорвались, машина подпрыгнула, опрокинулась на бок и, споткнувшись о трамвайные рельсы, легла на крышу, выставив в небо лохматые покрышки.
Сомневаться в том, что все находившиеся в машине люди превратились в куски фарша, мог только клинический оптимист.
38
Михаил сидел на бордюре возле клубной автостоянки, обхватив голову руками. Он совсем не двигался, отчего был похож на монумент «скорбящей матери», к которой молодожены по пятницам и субботам возлагали цветы под взрывы шампанского. В конце концов, кто-то не выдержал этого душераздирающего зрелища и подошел к парню.
— Эй, братишка, ты в порядке? — поинтересовался один из автоматчиков, тронув его за плечо. Михаил отнял руки от лица, поднял голову. Полицейский отшатнулся: — Извини, брат, я подумал… я пошел.
Михаил вернулся к своему занятию, а именно: он сканировал полицейскую радиочастоту. Он напряженно вслушивался в обрывочные, словно телеграфные послания, переговоры неведомых ему «кедров», «вторых» «первых» и прочих «красавцев», способных за милую душу приговорить заложников вместе с головорезами, превратив и тех, и других в окровавленные куски мяса. Михаил пытался поймать хоть словечко, касающееся судьбы его невольного друга, но слышал лишь пунктирное «понял тебя, даю», «принято, хорошо, отбой».
Стал ли Виктор ему другом за те несколько напряженных и выматывающих часов, что они провели вместе? Михаил был потрясен новыми ощущениями: да, он за это время так проникся сочувствием к парню, что уже готов был оплакивать его глупую гибель. Что он, собственно, уже и делал — глаза его блестели нежданными слезами, и именно эти слезы смутили участливого мента с автоматом.
Впрочем, стоп…
— Так, «Кедр», что там у вас? Какой раненый? Кого вы там, бл…, ранили, стрелки ворошиловские, какой приказ был поставлен?! Выпал из машины? А, бл…, они его выбросили! Как он, прием?.. «Кедр», не слышу!.. А, ну все, понял тебя, встречай медиков через пять-десять минут… Все, отбой…
Обрадоваться Михаил не успел, потому что сразу после этого перехваченного разговора зазвонил его мобильный телефон.
— Алло?
— Поздравляю вас, — без всяких эмоций произнес профессор Саакян.
— Спасибо, — в тон ему ответил Михаил, вытирая слезы.
— Что ж, на первый раз неплохо, мой юный друг. Но не спешите почивать на лаврах, это только начало, уверяю вас.
— Начало чего?
— Долгой войны с самим собой. Это война до полного уничтожения противника. Я свою проиграл, как вы уже догадались, а теперь вот ваша очередь.
Михаил вздохнул. Откровенно говоря, ему было плевать, что там бормочет этот старый кретин, ему дико хотелось спать.
— Еще раз поздравляю и всего доброго, — проскрипел Саакян и сразу отключился.
— И тебе не хворать, — захлопнув крышку телефона, буркнул Михаил.