1. Поезд ушел

Последние сцены решили снимать в маленьком городке, название которого ничего не говорило ни моему уху, ни уху простого телезрителя. У нас таких названий тысячи, и далеко не всегда их удобно произносить в приличном обществе. Едешь в скором поезде и едва успеваешь читать таблички на вокзалах и полустанках: Блянск, Суково, Херота, Жареный Бугор, Опухлики, Верхосунье…

Как можно жить в этой стране?

Эпизод с путешествием моего героя в поезде по российской глубинке оставили на сладкое. Группу измотал многомесячный съемочный марафон со взрывами автоцистерн, перестрелками из подствольных гранатометов и многотысячными костюмированными массовками. Душа просилась на простор, подальше от Москвы. Сценарий был переписан таким образом, чтобы майор уголовного розыска Глеб Косыгин, которого я играл на протяжении двух сезонов (долой роскошную шевелюру, даешь лысый череп и фиксы — никогда им этого не прощу, паразитам), отправился на Урал за внезапно обретенным сыном… Нет-нет, мне подобный финт не казался слишком сентиментальным и притянутым за уши. После тридцати девяти серий брутального месилова я готов был поверить в любую ересь — даже в то, что у Косыгина в глубинке осталась любимая девушка, скрывшая беременность и рождение отпрыска — лишь бы придать своему персонажу толику человечности.

«И никаких чартеров, — настоял я. — Только поезд, и чем хуже, тем лучше!».

Да, вы правильно поняли, я открывал двери в кабинеты сценаристов ногами. Ведь я же звезда, мое лицо на обложках таблоидов печатают крупным планом — так, что прыщи видно. Я могу влиять на повороты сюжета. Если мне не нравились слишком большая продолжительность драки и количество нанесенных моему персонажу увечий, я просил сбавить обороты. Если, напротив, Глеб Косыгин пускал слюни, мне приходилось настаивать на внесении дополнительных экшн-сцен, в которых он мог бы проявить свои лучшие мужские качества. Как следствие, к началу съемок второго сезона меня внесли в список исполнительных продюсеров сериала «Косой на стреме» с соответствующими полномочиями.

В общем, идея отправить парня в последнее лирическое путешествие поездом по России принадлежала именно мне. Я давно мечтал потрястись в обычном купе, поговорить за жизнь под стук колес и водочку с вареной картошечкой, поесть промасленных беляшей, приготовленных уроженками всех этих бесчисленных Блянсков, Сукот и Жареных Бугров. Мне всего этого страстно хотелось.

Увы, мой администратор Аллочка Сиротина, человек чрезвычайно пробивной силы, но начисто лишенный воображения и личной жизни, заподозрила неладное.

— Что потом? — спросила она, дымя сигаретой. Мы стояли в тамбуре, но курила только Алла. Я пытался завязать. Поезд только что оставил позади Самару и теперь неспешно катился вдоль одноименной реки.

— А потом, родная, я беру длительный отпуск и уезжаю в Рязанскую область удить рыбу.

— Насколько длительный?

— Полгода, год… как пойдет. Если заскучаю, вернусь, но гарантий нет.

— Ты поэтому не стал продлевать контракт на «Косого» и отказался еще от двух выгодных предложений?

— Выгодных? — переспросил я, глядя на бурлящие под мостом водные просторы. — Хочешь, чтобы я еще лет десять бегал, стрелял и дрался? Получил звание полковника госбезопасности и ловил космополитов до камней в почках? Мне сорок, отпусти погулять.

Она вздохнула, словно учитель перед непроходимым тупицей.

— Сережа, эти чертовы сериалы тебя кормят, причем неплохо. Вон, даже пузико отрастил. И еще… ты прости, дорогой, но вряд ли тебя в ближайшие годы позовет сниматься Ридли Скотт.

Она старалась смягчить интонацию, но мне все равно было обидно.

— Вот поэтому я и хочу просто порыбачить. Имею право.

Дым сигареты поднимался столбиком перед ее задумчивым лицом. Аллочка молчала до тех пор, пока пепел не дошел до фильтра.

— Продюсеры будут в восторге, — сказала она наконец, — но мне не впервой принимать стойку. Ты только совсем уж не пропадай.

Она погасила сигарету в пепельнице, приделанной к двери, но ушла не сразу, бросила напоследок:

— А сценарий последней серии хорош, мне понравился. Зубри текст, завтра утром снимаем сцены в вагоне.

Она коснулась пальцем моего носа и ушла. А я стоял и смотрел на голубую речную ленту.

Я и мой сериальный герой — не совсем «небо и земля», но у нас действительно мало общего. Майор Косыгин — стопроцентный альфа-самец, смурной, молчаливый и временами грубый. Даже слегка туповат. Я же предпочитаю более утонченные взаимоотношения с окружающим миром. Косой совершенно нелюбознателен, точнее, любознателен лишь в пределах своей ментовской компетенции, как Шерлок Холмс, изучавший химию в части ядов и взрывчатки, но пренебрегавший астрономией. Мне же интересна жизнь вокруг — вся, что есть. Не знаю, как мне удалось влезть в шкуру столь одиозного персонажа, но мы вполне ладили друг с другом на протяжении почти двух сезонов — ровно до того дня, когда я принял решение променять пистолет на простую поплавковую удочку…

В общем, отправился я в свое купе читать сценарий, благо соседями меня не обременили. Заботливая Аллочка выкупила все четыре места. Не исключено, что она рассчитывала занять одно из оставшихся трех, но я сделал вид, что намека не понял. Она девушка хорошая, веселая и аппетитная, но слишком дружеские отношения мешали мне придумать какое-то развитие.

Я завалился на нижнюю полку, вставил наушники, включил на плейере последний альбом «U2» и принялся читать сценарий…

…Через пятнадцать минут я отложил бумаги в сторону. Покачивание вагона и плач Боно меня усыпляли. Ничего удивительного, я вымотался как собака. Постреляйте с мое — не так ухайдакаетесь.

Лежал я, подложив под голову руку, и смотрел в окно, видя со своего места только тяжелое серое небо и пробегающие столбы с проводами. Вспомнилось почему-то, как я, пятнадцатилетний мальчишка в застиранных джинсах производства обычной советской швейной фабрики и дешевых тесных кроссовках, несусь по поросшему высокой травой пологому склону, раскинув руки. Это даже не бег, это взлет истребителя: кажется, вот сейчас чуть-чуть добавлю скорости, и меня поднимет восходящий поток воздуха… либо я споткнусь о какую-нибудь кочку и сделаю сальто, разбив голову. Куда же я тогда бежал? Точно не помню, но, кажется, мы с двоюродным братом приехали к его бабушке в деревню, чтобы походить по грибы. Аромат луговых цветов, стрекот кузнечиков, палящее солнце. Помню, что мы даже заблудились в лесу, брели не зная куда, вышли к железной дороге в нескольких километрах от деревни, уставшие, исцарапанные, в репейниках. От авантюрного предложения брата запрыгнуть на платформу проезжавшего с черепашьей скоростью товарного состава я отказался.

Благословенная вторая половина восьмидесятых…

Впрочем, какая разница, где это было? Я юн и свободен, полон надежд на перемены. Раскрыв рот, словно ребенок на передвижной ярмарке, взираю на стремительно меняющийся мир и думаю, что застал самое счастливое время. Чего только вокруг не творилось: и обалдевшая от собственной дерзости пресса, и неожиданные разговоры об истории и политике, и — главное! — выбравшийся из подвалов и тесных квартир советский рок-н-ролл! Борис Гребенщиков еще не был похож на Далай-ламу, свысока наблюдающего за миграцией муравьев, записывал первые пластинки на «Мелодии», играл в студенческих общежитиях, писал музыку для фильмов Соловьева. И еще его привечал на собственной даче в Переделкино Андрей Вознесенский, назвавший своего гостя впоследствии «вольным стрелком русского рока», эдаким Робином Гудом магнитофонного пространства. Маститый дедушка-поэт считал своим долгом успокоить диковатую советскую общественность: не стоит бояться человека с гитарой — эти люди большие умницы и «идут от классики». Ну, согласитесь, разве ж это не прелесть:

Ай да сукин сын!

Юрий Шевчук тоже шел от классики, но существующий строй низвергал так, словно хвосты собакам отрубал. Считал, что «Родину любить — не березку целовать». В те годы адепты русского рока еще свято верили, что оперативное вмешательство, полное очищение желудка и физические упражнения принесут Родине гораздо большую пользу, нежели слюнявые патриотические засосы. Увы, одержимость свободой продержалась недолго: сорвавшийся с цепи пес при первых же трудностях на улице бросился обратно в будку, где его ожидала хозяйская похлебка, и русские березы задохнулись в объятиях. К чести Юрия Юлианыча, его Родина все та же. Правда, по радио ее не услышишь.

Но это было позже, а тогда, в конце восьмидесятых, в Союзе появились телепрограммы «Взгляд» и «До и после полуночи», и почти одновременно в гастрономах закончилась еда — почти вся, если не считать консервированной морской капусты и кислого яблочного сока в трехлитровых банках. Интересная взаимосвязь: когда спустя время еда вернулась во всем ее разнообразии, у людей исчезла потребность в подобных телепрограммах. Достаточно было утолить физический голод, приодеться, обзавестись толстыми бумажниками — и причины для рефлексий отошли на второй план. Ах, дедушка Вознесенский, знал бы ты, во что превратятся «вольные стрелки рок-н-ролла» через пятнадцать лет, когда в изобилии появятся антрекоты и дорогие автомобили!

Впрочем, нет… там были (и там остались) ироничный Майк Науменко и рвавший в кровь пальцы Саша Башлачев. В конце концов, был парень корейской наружности, чье начинавшее бронзоветь имя примирил с вечностью на прибалтийской междугородной трассе случайный «Икарус». Тот автобус, кстати, до сих пор многим не дает покоя. Как справедливо заметил однажды Миша Козырев, в этой стране нет ни одного человека в районе сорока, который не задавал себе вопрос: какие песни пел бы сейчас Виктор Цой?

Все теперь тлен. Почему не взмыл в воздух мальчишка в дешевых советских джинсах на пологом склоне? Что заставило сбавить скорость и перейти на размеренный шаг? И ведь не скажешь, что прожил половину жизни червем ничтожным. Некоторым сверстникам досталось от судьбы значительно сильнее, но… куда пропала свобода внутри? Дурацкие роли, компромиссы, малодушие и, как следствие, дутая популярность, сопоставимая с узнаваемостью лошадиной задницы, получившей ежедневный прайм-тайм.

Аллочка права, Ридли Скотт уже не позовет.

Да и Бекбамбетов тоже…

…Проснулся я от толчка. Поезд остановился, вздрогнув, будто сведенный судорогой. За окном еще не стемнело. Отогнув занавеску, я увидел край одноэтажного кирпичного здания. Куда-то мы приехали. Надо подышать свежим воздухом.

Я опустил ноги на пол, нащупал туфли, поднялся. Накинул куртку, во внутренний карман сунул сложенный вчетверо недочитанный сценарий, проверил документы и бумажник («звездные туры» майора Косыгина приучили к тому, что даже пятиминутная вылазка в народ может закончиться незапланированным банкетом в ресторане) и вышел в коридор. Никакого оживления, съемочная группа торчала в своих купе. Я зевнул, потянулся, прошагал в тамбур. Сразу почувствовал дуновение свежего воздуха и запах мазута.

— Сколько стоим?

Молоденькая проводница, дежурившая внизу на перроне, поежилась.

— Полчаса. Узловая.

Я спустился на платформу. Кажется, недавно прошел дождь. Одноэтажное здание вокзала, построенное, судя по всему, еще в позапрошлом веке, напоминало пряничный домик. От середины особняка в серое небо целился шпиль башни с большими часами. Название городка почему-то отсутствовало.

— Полчаса, говорите, — пробормотал я. — Замечательно.

Я постоял немного, оглядел немногочисленных курящих у вагонов пассажиров, борясь с соблазном последовать их примеру. Памятуя о том, что алкоголика в завязке отделяет от нового запоя лишь одна рюмка, а бросившему курить достаточно сделать только пару затяжек, чтобы вернуться к самоуничтожению, я оказался от этой мысли. Вместо этого решил прогуляться, благо время позволяло. Я, знаете ли, всегда любил знакомиться с привокзальными площадями. В аэропортах нет ничего романтичного, они безлики и суматошны, хоть в Амстердаме, хоть в Домодедово, а вот вокзалы — совсем другое дело, особенно в маленьких городах.

Я прошагал к центральному входу. Меня удивило полное отсутствие людей, не принадлежащих моему поезду, даже неистребимых бабушек-аборигенок, что обычно торгуют домашней выпечкой и вяленой рыбой. Только у колонны, подпирающей козырек над крыльцом, стоял одинокий мужчина в плаще. Наверняка попытается стрельнуть у меня сигаретку… Хотя нет, он уже дымил.

Я тронул ручку массивной двери.

— Не советую, — сказал человек. Я обернулся, внимательно оглядел его с головы до ног. Небритый, хмурый, лет сорока пяти. Из-под плаща виднелся серый костюм, который, возможно, когда-то выглядел очень дорого. Несвежая рубашка была расстегнута на две верхних пуговицы. Денек у мужика явно не задался.

— Не понял, — сказал я.

— Я говорю, внутрь лучше не входить. — Мужчина вынул изо рта сигарету, бросил ее под ноги и растер каблуком. — Это ни в коем случае не угроза.

Я смерил его пренебрежительным взглядом, потянул дверь на себя. В последний момент услышал:

— Тебе же хуже.

Здание я пересек по узкому центральному холлу, задержавшись лишь на несколько мгновений, оглядев два крыла помещения. Кассы, прилавки с периодикой и фаст-фудом, зал ожидания, обменный пункт, банкоматы. Все оформлено в стиле современных торговых центров, нашпиговано электроникой, блестит и сверкает. Это вам не автостанция в Шепетовке. Городок, похоже, неплохо живет.

Я устремился вперед, к выходу на привокзальную площадь, толкнул стеклянную дверь.

Первое, на что я обращал внимание на привокзальных площадях, это скульптурные композиции, которым надлежало встречать гостей. Во многих случаях это был банальный Ленин с кепкой или без, реже — фольклорные персонажи или стелы, но здесь в центре площади с круговым движением на высоком постаменте стоял, уткнув палец в щеку, кучерявый классик русской литературы. Пушкин смотрел на меня с прищуром, словно говоря: «Вздрогнем, дядя? Где твоя кружка?».

— Красавчик!

Боковым зрением я заметил подходящего справа человека.

— Чем могу помочь, сударь?

Человек в непонятной синей форме с погонами сержанта и в кепке с длинным козырьком смотрел на меня с учтивостью. Летчик? Таможенник? Молодой, спокойный, какой-то даже приторный. И еще это его дурацкое обращение «сударь»…

Не дождавшись ответа, он уточнил:

— Вы с поезда?

— Эээ… ну да…

Я не стал пояснять, что проездом.

— Что ж, добро пожаловать. Такси? Остановку общественного транспорта?

Манерами парень походил на белл-боя из фешенебельного отеля, а я почувствовал себя так, будто нахожусь на съемочной площадке, забыл текст и совершенно не врубаюсь, как себя дальше вести, вынуждая режиссера отдать команду «стоп».

Помощь пришла откуда не ждали.

— Сударь совсем нездешний, — услышал я за спиной знакомый голос. К нам спешил мужчина в сером плаще, которого я минуту назад оставил на перроне. — Спасибо, офицер, мы прогуляемся, а потом возьмем такси.

Не оставляя ни секунды на размышление, мужчина ухватил меня за локоть и повел прочь. Не могу сказать, что подобное обращение пришлось мне по вкусу, но в ту минуту я был слишком озадачен, чтобы сопротивляться.

— Он офицер чего?

— Полиции! Смотри под ноги, турист, и не тормози.

Я позволил отвести себя подальше от крыльца, продолжая крутить головой. Привокзальная площадь была хороша, слишком аккуратная и презентабельная для захолустного городишки, будто сошедшая с глянцевой открытки для туристов, путешествующих по Европе. Поразил ровный асфальт, точнее, не ровный — идеальный, без единой трещины. Аккуратные бордюры, обрамляющие проезжую часть, сверкающая белая разметка, решетки ливневой канализации — все это говорило об очень щепетильном отношении местных властей к одной из вечных российских бед.

— Да, дороги здесь просто сказка, — проследив за моим взглядом, сказал провожатый. — В Москве таких еще поискать.

— В Москве?

— Можно подумать, я не узнал Косого!

Он ухмыльнулся.

Площадь со всех сторон окружали густые деревья и одно- и двухэтажные здания. Я не увидел ни офисных центров с неоновой рекламой, ни супермаркетов. Здания относились, наверно, все к тому же девятнадцатому веку, как и вокзал, если я хоть что-то в этом понимаю, но наполнение их было вполне современным: кафе, юридическая фирма, агентство недвижимости, парикмахерская, какие-то мелкие лавки и конторы с не различимыми на таком расстоянии вывесками. На углу одного из домов, кажется, стоял букинист с книжными лотками.

— Круто же? — вновь усмехнулся мой провожатый.

Я кивнул.

— Ты не голоден?

Я со вздохом обернулся к зданию вокзала.

— Спасибо, что смотришь мой сериал, добрый абориген, но я проездом. Поезд ждать не будет.

— На этот счет не волнуйся.

Глаза его блестели азартом. Я был терпелив.

— Так, еще раз медленно: я дышу воздухом, пока поезд стоит. Сейчас куплю какой-нибудь журнал в киоске, сосиску в тесте и поеду дальше. У меня утром съемки. Дать тебе автограф?

На него мой монолог не произвел никакого впечатления. Даже наоборот, он стал улыбаться еще шире.

— Я предупреждал тебя, чтобы ты не входил. Теперь придется угостить меня чашкой кофе вон в том заведении, и, клянусь, ты не пожалеешь. Ну, не очкуй, майор!

Подобная фамильярность начинала меня раздражать, но я вынужден был закрыть на нее глаза. Первое, чему меня научила Аллочка Сиротина, когда мое лицо стало узнаваемым, это доброжелательности в общении с поклонниками, как бы назойливо они себя ни вели. «Сравни Питера Устинова и Филиппа Киркорова, раздающих автографы, и никогда не делай как второй».

Я посмотрел на часы. До отъезда оставалось двадцать пять минут. Кафе находилось в шаговой близости, на чашку уйдет минут пятнадцать. В принципе, допустимый расклад, можно даже устроить небольшую автограф-сессию для посетителей… если, конечно, мой полоумный спутник в сером плаще не маньяк, а предложенное им кафе — не замаскированная живодерня из молодежного ужастика «Поворот не туда».

Я оглянулся на местного полицейского. Молодой парень в сине-желтой униформе стоял на прежнем месте, заложив руки за спину, и с любовью осматривал привокзальную площадь.

«Передвижная ярмарка, — подумал я. — Ждите клоунов».

— У меня пятнадцать минут!

— Этого хватит! — обрадовался мужчина. — И там очень вкусно готовят!

От дорожного кольца, в центре которого возвышался Пушкин, в разные стороны, словно отмеряя четверти на циферблате часов, расходились узкие улицы. Серый Плащ повел меня к той, что уходила влево. По дороге я увидел велосипедную стоянку. Четыре одинаковых и весьма дорогих велика стояли в ряд у стены булочной, словно лошади у ковбойского салуна. На моих глазах на точно таком же велосипеде к стоянке подкатила седовласая дама в элегантном светлом костюме. Ловко выпрыгнув из седла, она поставила железного коня рядом с другими и, поприветствовав кивком моего спутника, отправилась за хлебом.

— Свободный и бесплатный прокат, — удовлетворил мое немое любопытство проводник. — Берешь велосипед, доезжаешь куда нужно и оставляешь на другой парковке. Ни замков, ни цепей, только крепежные стойки, чтобы не падали… А это ты только что видел пенсионерку Елизавету Никитичну Хрунину. Милая женщина, мужа недавно схоронила. Ей в наследство осталась небольшая ферма на окраине — кролики, куры, овощи там, рожь, вот это всё. Будь побольше времени, я бы тебя с ней познакомил. Боевая тетка.

Я хотел сказать, что таких пенсионерок видел только у Мавзолея на Красной площади (они лопочут на иностранных языках и все время что-то фотографируют), но промолчал, потому что через несколько шагов увидел на торце одноэтажного кирпичного особняка большой рекламный баннер: «Голосуйте за Владимира Пахомова! Молодой, но опытный!». Герой агитки улыбался с плаката отбеленной челюстью.

— Кого тут выбирают?

— Всех. Уже через две недели. Но сначала мэра, а тот, в свою очередь, предлагает на голосование Городского Совета кандидатуру окружного судьи и начальника полиции, местного шерифа, так сказать. Депутатов Совета тоже, кстати, выбирают всем миром, на собрании городской общины, когда три сотни самых буйных из разных районов регулярно собираются в местном дворце культуры «Импульс»… В общем, дурость несусветная, на мой вкус, но местным пассионариям нравится. Хлебом не корми — дай тут похозяйничать.

Я не смог удержаться от язвительного комментария.

— Ржу-не-могу, оазис народовластия в районном центре! Что хоть за город-то?

— Край, — молвил Серый Плащ, теперь уже без всякой улыбки. — Мы пришли. Семейное кафе «Пчела». Добро пожаловать, мусью!

Дверь, звякнув колокольчиком, пропустила нас в небольшое и уютное помещение, залитое теплым желтым светом. Пахло кофе и свежей выпечкой. Вдоль левой стены тянулась барная стойка, на другой стороне, возле окон, расположились несколько столиков с мягкими диванами. На дальней торцевой стене висел большой телевизор, показывавший альпийские пейзажи в высоком разрешении. Посетителей было немного: парочка молодых людей целовалась через стол, едва не сбивая бокалы с молочным коктейлем, две женщины рядом суетливо поглощали горячий ужин, в дальнем углу мужчина насупленный и грузный, похожий на дальнобойщика или слесаря, потягивал пиво из большой кружки.

Серый Плащ выбрал свободный столик в центре зала, плюхнулся на диван.

— Сейчас к нам подойдут. Сама дочка хозяина, девушка необычайных достоинств. Ты оценишь.

Он был прав, я оценил. Дочка хозяина подплыла к нам уже спустя полминуты, на ходу раскрывая блокнот. Она была одета в длинный красно-белый сарафан с рискованным декольте, а белоснежную шею украшала золотая цепочка с крестиком. Но более всего меня поразила роскошная толстая коса, свисавшая до попы.

Я обомлел, чего греха таить. Все мои актерские приемы, призванные скрывать истинные эмоции, куда-то подевались. Серый потешался надо мной.

— Здравствуй, Катенька! Вот познакомься, Сергей Круглов, турист.

— Здравствуйте. — Девушка, порозовев щечками, сдержанно кивнула в мою сторону. — Сегодня как обычно, Евгений Палыч?

— Да, любезная моя. Плюс блинчики со сметаной.

Она не стала записывать, обратилась ко мне:

— А вы что будете?

— Мне… чаю, пожалуйста… с лимоном.

— Все?

— Угу.

Катенька удалилась. Я не смог отказать себе в удовольствии оглядеть ее и со спины.

— Катерина не замужем, — пояснил Серый Плащ, он же Евгений Палыч. — Двадцать три года, вчерашняя студентка, закончила факультет то ли гостиничного бизнеса, то ли ресторанного дела в губернском госуниверситете. Родители, Пчелкины, держат это небольшое заведение, одно из самых популярных в центре, а Катюшка им помогает. Дела идут неплохо, никто не дергает — ни менты, ни пожарники, ни крысоловы. Налоги божеские… Да, кстати, не обольщайся, она тебя не узнала.

— Кто же не знает Косого, — хмыкнул я, стараясь скрыть огорчение.

— Здесь — никто. Видишь ли, в этом городке совсем другая информационная среда.

— Глушат федеральные каналы?

— Нет, федеральные каналы тут есть, но…

Какая-то яркая мысль озарила его лицо. Взглянув на часы, висевшие над стойкой, Евгений Палыч крикнул официантке:

— Катенька, нажми, пожалуйста, первую кнопку на пульте! И прибавь звук!

Белокурая красавица выполнила просьбу. Я уставился на экран…

Даже не знаю, как проще объяснить. Показывали какое-то политическое ток-шоу, каких на каждом канале по несколько штук. Но что-то в нем было не так. Ни криков, ни слюней в разные стороны, ни знакомых мне киллеров. И тема, тезисы, интонации… На четвертой минуте созерцания я понял, что главный герой программы — человек, клавший на власть с прибором. Он стоит в центре площадки под прицелом софитов, и его внимательно слушают. На первой кнопке и в прайм-тайм!

— Главный бузотер из интернета, — ухмыльнулся Евгений Палыч. — Костерит правительство и в хвост, и в гриву. У нас его закрыли бы в два счета, а тут он частый гость на федеральном телевидении. И не только он. Я многих тут вижу, когда захожу выпить кофе. И, знаешь, эта чертова страна… — он хлопнул ладонями по столу, — …не провалилась в преисподнюю. Скорее, наоборот.

Он рассмеялся, но я услышал в смехе примесь горечи.

— Один вопрос, Евгений Палыч: где — здесь?

Он не успел ответить. Катенька принесла заказ: мне чашку чая (уже готового, свежезаваренного, а не кипяток с пакетиком и тающим в блюдце куском сахара), моему собеседнику яичницу с беконом, тарелку блинчиков и кофе. Аромат невероятный!

— Ну-с, мусью, приступим к трапезе! — Евгений Палыч потер ладони.

— Ты не ответил на вопрос. И, кстати, забыл, что у меня поезд.

Он со вздохом отложил вилку. Вылез из-за стола, перегнулся через стойку, за которой Катенька натирала бокалы, обменялся с ней парой слов, затем вернулся обратно, держа в руках журнал.

— На, почитай, пока чай пьешь. А я поем с твоего позволения.

Я взглянул на обложку.

«ЖИЗНЬ». Так назывался журнал. Но рассказывал он не о том, о чем рассказывала известная мне газета под тем же названием. Он рассказывал… ну да, о жизни.

Главными героями публикаций были не звезды театра, кино и эстрады, многократно переспавшие друг с другом, и не политическая тусовка без галстуков. Здесь жила совсем другая публика: инженеры, конструкторы, какие-то странные ученые, похожие на Перельмана в период воздержания от премии в миллион долларов за доказательство теоремы Пуанкаре. Талантливые дети, не менее талантливые родители, изобретатель приспособления для трактора, позволявшего увеличить сбор урожая капусты в три раза, и необычайно ловкая женщина, сумевшая вытащить из ливневой канализации щенка далматинца. В середине журнала (не передовица!) — небольшая статья главы муниципалитета Константина Крутова, в которой он отчитывался о финансовых тратах в минувшем квартале. Материал украшала фотография автора — щекастого пухляка с приятной улыбкой. Тон статьи, скорее, извиняющийся: вот, мол, дорогие горожане, мы сумели газифицировать самые отдаленные районы, в нынешнем квартале будут выделены деньги на пристрой к школе номер три (детвора подрастает, мест уже через год будет не хватать), а также на завершение строительства нового хирургического блока городской клиники. Не скрывая искренней радости, местный глава делился успехами своего сынишки, который вместе со сверстниками из детского спортивного клуба «Вымпел» выиграл очередной матч губернского Кубка по футболу, забив решающий гол, который позволил команде пробиться в полуфинал. Сразу после статьи мэра, впрочем, шел разгромный ответ от оппозиционно настроенных авторов: фермерам нужны гарантии, что муниципальные налоговые ставки останутся неизменными, а жителям Южного района — внятная дорожная программа по реконструкции, и плевать им всем с высокой колокольни, сколько мячей забил в сезоне Крутов-младший.

Анекдоты, рецепты блюд, погода, гороскоп — все, как полагается, на последних страницах.

— Что за «Сельская новь»? — спросил я, отпив чая.

— Свободная пресса свободного города, — причмокивая от удовольствия, ответил Евгений Палыч.

— А где сиськи? Где пьяный Лепс? Руководящая роль партии? И где твои камеры?

— Чего?

— Скрытые камеры и девушка с букетом: «Ро-о-зыгрыш!». Где это все? Косыгина решили приколоть?

— Фу, какая пошлость. — Евгений Палыч, покончив с ужином, вытер губы салфеткой. — В двух словах не объяснишь, мусью.

— А ты попробуй. — Я посмотрел на часы. До отхода поезда оставалось мало времени. Если я отстану, катастрофы, конечно, не случится. Отзвонюсь Сиротиной, возьму такси и нагоню по трассе. Звезда я или тварь дрожащая? Тем более что так уже бывало. Проглотят еще одну дурость Косого, не подавятся.

Но стоит ли этот балаган таких сложностей?

— Тебе лучше увидеть все своими глазами, а не верить мне на слово. Предлагаю прокатиться. — Евгений Палыч вышел из-за стола.

— Ты спятил? Куда?

— На экскурсию.

Он направился к выходу. На полпути обернулся:

— Заплати за ужин. Надеюсь, деньги в поезде не оставил?

И он скрылся за дверью, звякнувшей колокольчиком. Чертов нахал! Может быть, Питер Устинов и отличался человеколюбием, но я бы таких поклонников…

К столику подошла улыбчивая Катя. Я со вздохом полез в бумажник.

— Сколько с нас?

— Четыре-пятьдесят.

— Четыре-пятьдесят чего? — не понял я. — Долларов?

Она рассмеялась, и смех у нее был под стать дверному колокольчику.

— Рублей, конечно, что вы!

Все еще пребывая в недоумении, я вынул из бумажника имевшиеся у меня купюры.

Это были российские рубли. Но я их не узнал.

Евгений Палыч встречал меня на тротуаре возле проезжей части с видом триумфатора. Взгляд его как бы говорил: «Ну что, Фома Неверующий, все еще сумлеваешься?».

Я не то чтобы «сумлевался» — я офонарел. После расчетов в кафе я все еще держал пачку наличности в руках. Выгреб все, что были в бумажнике, плюс сдачу от Кати, и продолжал их разглядывать.

— Ты мне напоминаешь Бориса Ельцина в продуктовом магазине, когда охрана подсунула ему деньги для покупок, — ухмыльнулся Евгений Палыч и глянул на пачку. — Ого! Да ты богатенький Буратино! Спрячь-ка обратно. Тысячные купюры советую не использовать, они тут для банковских расчетов. Пятисотки тоже сильно не разбрасывай, они для крупных покупок и сделок, а вот сотенные и меньше — в самый раз.

— Ты бы видел, как она сдавала сдачу с моей сотни.

— Видел не раз. — Он взять меня под локоть. — Поехали, все расскажу.

— Ты опять за свое! Поезд уже…

— Забудь о нем! — Кажется, он начал злиться. — Поехали!

Он подошел к краю тротуара, вскинул руку, свистнул. Через пару мгновений рядом с нами притормозил желтый «форд» с шашечками на крыше. Откуда взялась машина, я не заметил. Только что ее не было — и вот она, у бордюра. Евгений Палыч открыл заднюю дверцу.

— Залезай.

Я отрицательно покачал головой.

— Так, абориген, я тебя накормил, и на этом моя миссия закончена. Всех благ!

Я развернулся и направился к вокзалу. Я был уверен, что Евгений Палыч отстанет, поняв бесперспективность своих попыток похитить звезду экрана, но я ошибся. Он нагнал меня уже через несколько шагов.

— Провожу тебя, так и быть. Хочу снова увидеть это выражение лица…

Я не отреагировал. Подумал, что можно было бы и в морду ему дать, но впереди уже показался участливый полицейский. К чему мне лишние скандалы?

Я решительно дернул на себя дверь здания вокзала, прошагал по центральному холлу…

…хотя мог бы дальше и не ходить, потому что уже все понял.

Поезд ушел.

 

2. Посмотрите налево, посмотрите направо…

Мы стояли на опустевшем перроне. Евгений Палыч помалкивал, ждал вопросов. Минуту назад я пытался дозвониться до Аллочки, но ее телефон был недоступен.

— Столько времени еще оставалось! — сказал я, растерянно глядя на часы. — Куда он сдристнул? Какого черта ты ко мне полез?!

— Только не надо меня бить, — сказал Евгений, — я тут ни при чем. Он удрал бы от тебя в любом случае.

— Что за бред?! Полчаса стоянка!

— Угу. А ты видел название этой станции на схеме маршрута? Это табличка такая, висит возле купе проводников…

Он дал мне время беззвучно поматериться и еще раз позвонить администратору (безуспешно). Палыч был терпелив. Когда я начал суетливо оглядываться в поисках кого-нибудь из местного персонала, он подал голос:

— К людям приставать не советую, это чревато. Лучше сходим в кассовый зал.

— Пошли!

…Увы, электронное табло, висевшее у окошек касс, подтвердило его слова. Никакого указания на поезд, который привез меня сюда, я не нашел. Последний состав ушел сорок минут назад, следующий ожидался только через полтора часа.

— Я что, идиот?!

Люди из очередей к кассам стали оглядываться в нашу сторону.

— Потише, — спокойно сказал Евгений. — Ты просто не веришь тому, что видишь. Я все расскажу и покажу. Если после моей экскурсии возникнет желание догнать поезд, я не буду тебе мешать. Но пока поехали, такси ждет.

Мне ничего не оставалось, как пойти за ним на площадь. Я не сопротивлялся, все перебирал в голове варианты дальнейших действий. Да, отставать от поездов мне приходилось, но никогда еще это досадное недоразумение не сопровождалось такими странностями.

Желтый «форд» дожидался нас возле кафе. Я сел на заднее сиденье, Серый Плащ запрыгнул следом и захлопнул дверцу. Внутри салона я обнаружил стеклянную перегородку, отделявшую пассажирские места от водителя. Таксист, пожилой мужчина неславянской внешности, отодвинул половинку стекла, просунул в окошко лоснящееся лицо.

— Добрый вечер еще раз. Куда будем ехать?

Ни малейшего акцента.

— К Северным Воротам, — откликнулся Евгений Палыч. — Возможно, и обратно, если подождете.

— Как скажете. — Таксист закрыл окошко и повернул какую-то ручку на приборной доске. Загорелись зеленые цифры, счетчик начал отсчет. Я прислонился к перегородке. Рядом со счетчиком красовалась дощечка с фотографией нашего водителя и его краткими биографическими данными. Я фыркнул.

— Пятое авеню!

— Ты бывал в Нью-Йорке? — поинтересовался мой экскурсовод. Казалось, былая ирония вернулась к нему, но теперь в голосе слышалось напряжение. — Там весело. Я жил на Лексингтон пару месяцев.

Мы тронулись. Машина обогнула памятник Пушкину и помчалась по одной из улочек в город. Евгений Палыч позволил мне несколько минут исподлобья рассматривать пробегавший за окном пейзаж.

Это был малоэтажный город. По пути следования я не увидел ни одной современной высотки — они виднелись где-то вдалеке. Очень много зелени, скверы и парки, бережно сохраненные старинные особняки, небольшие магазины, дворец культуры, похожий на уменьшенную копию оперного театра, библиотеки, школы, детские сады. Попался даже большой стадион с трибунами в пару десятков рядов.

— Здесь играет местная футбольная команда, — комментировал Евгений Палыч. — Больших успехов во втором дивизионе она не добилась, но у местных и так счастья полные штаны. Трибуны на играх заполнены под завязку. В остальное время здесь бесплатно тренируются легкоатлеты, гимнасты и мальчишки-футболисты. В клубе «Вымпел», кстати, занимается сынок мэра. На общих основаниях, заметь, и никаких ему поблажек.

Машин нам встречалось немного, чего не скажешь о велосипедах. Кажется, велосипедисты сновали всюду — на аллеях, специальных дорожках, просто на тротуарах. Педали крутили все кому не лень — дети, взрослые, молодые женщины, старики, выглядевшие в точности как вдова фермера Хрунина. Почти на каждый квартал приходилось по одной велосипедной парковке, какую я видел возле булочной на привокзальной площади.

— Социализм, — буркнул я тихо.

— Вроде того. Дальше еще интересней.

Мы миновали еще одну площадь, прилегающую к какому-то, очевидно, административному, трехэтажному зданию, увенчанному российским триколором.

— Мэрия, — сказал провожатый. — По выходным с утра тут духовой оркестр играет.

Свободное пространство перед зданием занимали компании праздных горожан. Люди сидели на зеленых газонах, выгуливали собак, молодежь каталась на роликах и скейтах. Никаких заборов и оград.

— А где Лукич? — спросил я.

— В этом городе нет ни одного Лукича. Зато полно храмов разных конфессий.

И точно, через квартал на одной стороне улицы я увидел православный храм, не очень большой, но красивый. Еще через квартал на другой стороне шпилем в небо целился католический костел. А еще через пару минут где-то вдали в просвете между домами мелькнула мечеть.

Глаза мои, очевидно, стали похожи на мячики для пинг-понга, и Евгений Палыч счел нужным пояснить:

— Буддисты и кришнаиты в этом городе представлены в пределах статистической погрешности, в противном случае, боюсь, и им позволили бы построить избушку.

— А синагога?

— На южной окраине. Местные иудеи любят тишину. — Он постучал в стекло. Водитель открыл окошко. — Сделайте крюк через Северный Квартал.

На перекрестке, регулируемом мигающим желтым, мы повернули налево, но сначала пропустили автобус — средней вместимости, совершенно не известной мне марки, новехонький, сверкающий, окрашенный в яркие летние цвета.

— Городской транспорт, — вставил Евгений. — Трамваев и троллейбусов тут нет, но вполне хватает этих красавцев.

Мы помчались по следующей узкой улице, обрамленной пышными деревьями, за которыми раскинулись целые кварталы одноэтажных домов. Их отделяли друг от друга двухполосные асфальтированные дороги.

— Один из спальных районов, — рассказывал мой экскурсовод, равнодушно глядя в окно. — Сотни частных домов, отстроенных тремя строительными компаниями. Высокая конкуренция застройщиков, регуляторы не свирепствуют, поэтому дома хоть и недорогие, но прочные. Средняя цена за дом — около десяти тысяч рублей, ипотечные кредиты до пяти процентов годовых. Это жилье может позволить себе любая семья бюджетников, у которых, кстати, средняя зарплата от тысячи двухсот в месяц.

— Ага, а пенсии им Сорос платит. — Я все еще дулся.

— Нет, родное государство. И оно не жадничает — восемьсот-девятьсот минимум.

Я смотрел на проплывающие мимо дома. Все они были вроде бы похожи друг на друга, но лишь на первый взгляд. Многие хозяева пристраивали второй этаж, оформляли фасад на свой вкус. И в каждом доме дышала своя жизнь. Вон сушится белье на лужайке перед крыльцом, а вот небольшой самодельный аквапарк. У одного из домов шумная компания приступала к вечеринке с шашлыками и пивом.

— Помесь Маусвилля и Кобылино, — снова фыркнул я.

— Да хватит тебе ворчать! Ты в России! И здесь в глубинке нет никакой депрессии!

Северными Воротами назывался выезд из заселенной части города. Никаких ворот на самом деле не было, машина остановилась на большой асфальтированной площадке перед мостом, перекинутым через узкую речушку под названием Зюзелга, похожей, скорее, на глубокий ручей. На углу высилась металлическая стела с названием города.

Мы присели на бетонный парапет, Евгений Палыч закурил. Вода шелестела у нас под ногами. Всюду, куда хватало глаз, раскинулись зеленые поля, за которыми виднелись длинные одноэтажные здания с треугольными крышами.

— Там фермы, — пояснил Серый Плащ. — Люди трудятся день и ночь, выращивают овощи, скот, птицу. Продукцию сбывают как здесь, так и в соседних регионах. Правда, Крутов периодически поднимает вопрос об ограничении экспорта и повышении налоговых ставок, но для фермеров это неприемлемо.

— Как они договариваются?

— Через своих лоббистов в Городском Совете. Проводят нужное им решение, мэр подчиняется. Для чего ж они этих дармоедов-депутатов выбирали!

Где-то далеко из-за кромки небольшого леса торчало несколько труб. Проследив за моим взглядом, Евгений Палыч произнес:

— Крупные предприятия в обязательном порядке за чертой города. Точнее, они там изначально были построены. Тут никому в голову не приходит возводить города вокруг вонючих заводов. Мухи отдельно, котлеты отдельно, как говорил один наш общий знакомый. Не могу сказать, насколько счастливы тамошние флора и фауна, но жители Края не чувствуют, что у них под боком химическое производство федерального масштаба. С очистными сооружениями полный порядок, иначе местные депутаты сняли бы с промышленников три шкуры.

Я шумно выдохнул, почесал затылок. Захотелось курить. Аллочка Сиротина, контролировавшая мою боевую форму, не знала, что при себе у меня всегда имелась запечатанная пачка сигарет. Если сейчас дернуть одну штучку, она ничего не узнает.

Нет, пока не стоит.

— Ладно, убедил, все красиво. Но все-таки, во сколько тебе обошелся этот аттракцион?

Евгений Палыч посмотрел мне прямо в глаза, едва ли не впервые за недолгое время нашего знакомства. И я увидел в них…

…усталость и отчаяние. И морщин на лице значительно прибавилось. Чуть раньше мне казалось, что он моложе.

— Еще раз для особо одаренных: это не аттракцион. Я сам не знаю, что это. Могу только догадываться. Параллельная реальность, мать ее!

— Ой, я умоляю!

— Если у тебя есть объяснение получше, я весь внимание.

Я не нашелся с ответом.

— Однажды я все-таки прокатился до соседнего населенного пункта, чтобы удостовериться, что это не «Шоу Трумэна». Тут в сорока километрах есть город Крылов, он покрупнее, там тысяч восемьдесят проживает — в Крае только под сорок. Купил билет на междугородный автобус, прокатился, погулял там несколько часов…

— И?

— Такая же фигня, только круче. Больше высоток, мощнее инфраструктура, сервис. Но погружаться глубже я не стал, сел в обратный автобус и вернулся сюда. Тут как-то теплее…

Я посмотрел вниз, на речку. На моих глазах из воды вынырнула крупная рыба, похожая на осетра. Хватанула ртом воздух и плюхнулась обратно.

— Это какая-то другая Россия, не при Лимонове будь сказано, — усмехнулся Палыч. — Живая, не лубочная. Матрешки, балалайки, кокошники, медведи, водка — ничего подобного, хотя свои алкаши и маргиналы, конечно, есть. Понятия не имею, как это вышло. Наверно, в какой-то момент эта Россия соскользнула с колеи, по которой тряслась, и пошла своей дорогой. Может, Ивана Грозного в младенчестве уронили. Может, Николай Второй не так сильно тупил. Может, Учредительное собрание задавило большевиков… Но уж точно здешние аборигены не знали ни Горбачева, ни Ельцина — за пятнадцать лет английский газон не вырастишь. В общем, я без понятия, что и когда произошло. Но эта страна дышит полной грудью — вот здесь, в таких городках. Деньги больше не крутятся только в мегаполисах. Я тут почитал прессу на досуге… тебе это еще предстоит, у тебя много времени впереди… и узнал, что тут нет никакой большой политики в том виде, в каком мы ее знаем, никакого гребаного мессианства и галлюцинаций о Третьем Риме. Тут парламентская республика, и я все никак не могу запомнить фамилию их президента, прикинь! Филиппчук, Пилиппчук, Хреночук!.. Это какой-то ночной кошмар. Вон, глянь.

Он указал рукой мне за спину. Я обернулся. Недалеко от дороги стояло что-то вроде деревянной тумбочки, а на ней — большая кастрюля и миска.

— Фермерская клубника размером с картофель, никакой химии. Кладешь деньги, набираешь ягод и едешь себе дальше. Полная миска рублевых купюр стоит нетронутая… Черт, да они тут даже двери не запирают, на машинах нет сигнализации. Можно в любой дом войти и попроситься в туалет. Еще и пирожков в дорогу дадут. А бизнес!.. Тут бизнес свой открыть — как нам с тобой пиццу по телефону заказать! Заплатил за лицензию, открыл счет — и работай, налоги можно только через полгода начать платить, да и то по интернету. И попробуй кто пасть разинуть! Менты, прокуратура, суды — все работает! Да они просто оборзели!

Он бросил недокуренную сигарету в траву, нервно растер ее каблуком. Мне его настроение показалось странным. В голове родился один-единственный, но зато самый правильный, вопрос:

— Ты сам-то кто и откуда?

Он посмотрел на меня исподлобья. Выражение отчаяния несколько смягчилось. Появилась даже робкая улыбка.

— Отстал от поезда, как и ты. Месяц назад остановился здесь, выскочил на станцию за сигаретами, прошел на привокзальную площадь поглазеть… и застрял.

— Тебя тоже задержал какой-нибудь абориген?

— Нет. Просто я любопытный. — Он приосанился, поправил плащ, пригладил волосы. — Евгений Петровский, политтехнолог и консультант, работал со всеми партиями, какие у нас есть. «Мы за русских, мы за бедных», «Россия будет великой» и так далее… Ну, неужели не узнал?

Я всмотрелся в его морщинистое лицо.

— Ну, Серега, мы ж с тобой пили на банкете после вручения госпремий! Правда, я надрался в хлам, да и ты был хорош.

— Черт… точно. — Узнавание немного приподняло мне настроение. — Жень, прости, но для политтехнолога ты… как бы сказать…

— Поиздержался?

— Ага.

Он вздохнул.

— Для меня тут нет работы, они сами отлично справляются. А ничего другого я не умею.

— Чего ж не уехал обратным поездом?

Он снова внимательно посмотрел на меня. От этого взгляда внутри все похолодело.

— Ты так и не понял, Фома. Ладно, поехали, осталась последняя часть Мерлезонского балета.

Он махнул рукой таксисту. Добродушный таджик (или кто он там по национальности) прыгнул в машину и завел двигатель.

Вскоре мы вновь стояли на перроне вокзала. Смотрели на пустые железнодорожные пути. Накрапывал мелкий дождь, становилось зябко. Евгений кутался в плащ. Ворот отогнулся, и я увидел на лацкане пиджака значок с триколором.

— Ты был депутатом?

— Нет, это я у Вольфыча дернул. Ты давай звони, если так хочется.

Я снова набрал номер телефона Аллочки Сиротиной. Ожидая соединения, представлял, как она мечется сейчас в поисках пропавшей примадонны.

Увы, мне ответила все та же механическая тетка: «Телефон абонента находится вне зоны обслуживания сети».

— Обратного хода нет, — пояснил Женя. — Во всяком случае, я его пока не нашел. Пересекаешь порог вокзала — застреваешь тут. Любой следующий поезд увезет тебя в другой город этой реальности.

— Но… мой-то поезд ты встретил. А я ехал из нашей с тобой Москвы. Вместо того, чтобы меня окучивать, сел бы и уехал.

Он улыбнулся печально. В этой улыбке отражалось все, что ему довелось пережить за минувший месяц.

— Старик, я еще не разобрался, как это работает. Я не ожидал поезда, был совершенно не готов. Без билета не пустят, знаешь ли, да и денег у меня нет. Просто шлялся по вокзалу, увидел поезд, узнал тебя и окликнул. Сегодня, наверно, какой-то аномальный день, потому что ты мой первый земляк здесь. Наверно, в этом можно откопать какое-то решение проблемы. Надо подумать. У тебя есть семья?

— Родители и брат.

— Они будут тебя оплакивать. А у меня там жена. Но я не скучаю. Сучка наверняка уже проматывает мои денежки.

Я промолчал. Разные мысли роились в моей голове, но ни одна из них не приближала к пониманию того, что делать дальше. Думаю, нам действительно будет о чем поговорить вечерами в каком-нибудь местном кабаке. Будем пить, пока не закончатся деньги…

Или, может, все-таки найти машину? Попытка — не пытка.

Я нерешительно направился к крыльцу здания.

— Ты куда, майор?

— Узнать номера такси.

Он не увязался вслед за мной, но крикнул в спину:

— Я обещал тебя не отговаривать, так что езжай! Когда вдоволь накатаешься, возвращайся сюда. Без меня ты в этой стране пропадешь.

Я остановился у двери. Что-то в его голосе мне не понравилось. Он действительно не пытался меня удержать, но это было… знаете, как будто направивший на тебя пистолет человек хладнокровно предлагает на выбор отстрелить руку или ногу.

— Твою мать…

— Согласен, — сказал Евгений.

Я вернулся к краю перрона, посмотрел на белеющие в вечернем сумраке рельсы.

— И что теперь делать-то?

— Для начала напьемся и посмотрим порнушку, а там война план покажет. — Он хлопнул меня по плечу. — Давай, заканчивай свои слёзки.

Я вздохнул, сунул руку во внутренний карман куртки, вытащил сложенные вчетверо листы бумаги — мой «хороший сценарий». С минуту держал его в руках, рассеянно блуждая глазами по тексту, а потом начал медленно рвать на кусочки и бросать вниз.

Майор Глеб Косыгин получил пулю в лоб и будет похоронен с почестями. Жаль, не увидит внебрачного сына.

 

3. Удар ослиного копыта

И стали жить они вдвоем…

Так я мог бы написать, будь я каким-нибудь акыном, но, во-первых, талантом складывать стихотворные вирши обделил меня Создатель, а во-вторых, меня могли бы неправильно понять. Так что забудьте.

В тот вечер мы с бывшим политтехнологом Евгением Палычем Петровским знатно набрались. Первым делом я оценил свои финансовые возможности с помощью вокзального банкомата. С наличкой в бумажнике я уже разобрался в кафе «Пчела», теперь следовало проверить баланс карт. Сомнений относительно возможности обналичить средства у меня уже не было — при пересечении порога вокзала мои деньги конвертировались в соотношении один к одному. Как выяснилось, «мастер-кард» и «виза» в этом параллельном мире также отлично сработали.

«Глобалисты, что с них взять», — пожав плечами, сказал Женя.

На одной из двух карт остались какие-то копейки — на пару сотен обедов в семейном кафе «Пчела» или среднюю пенсию по городу — а на вторую буквально за сутки до моего приключения упал гонорар за работу над последними эпизодами сериала. Я затылком почувствовал, как замер Петровский, увидевший на мониторе банкомата семизначную сумму.

— Белой горячкой не ограничимся, — прокомментировал он, — тут совсем другая ипостась намечается.

— Не облизывайся, — сказал я. — Неизвестно, сколько мне придется тут торчать и чем заниматься. Каждый рублик на счету. Я ведь тоже, как и ты, никогда не столярничал и не клал кирпичи.

— То есть ничем особенным, кроме системы Станиславского, не владеешь?

Я развел руками.

— Мельчают экранные супермены, — вздохнул Женя.

Получив на руки запрошенную сумму наличности, я еще раз с интересом изучил новые для меня купюры. Они отличались от наших цветовой гаммой, цвета были более теплые, какие-то воздушные, и вместо памятников архитектуры разных городов бумажки украшали профили выдающихся людей страны. Кое-кого я даже узнал, того же Пушкина, например, и еще Ломоносова. Кстати, и номиналы были непривычные — двадцать рублей, десять, пятерки и даже просто рубли.

— Разумный запрос, — сказал Петровский. — Чем больше мелочи, тем лучше. Как ты заметил, тут очень смешной курс. В нашей Москве ты на тысячу пообедаешь в «Макдональдсе», а здесь можешь неделю жрать с большой компанией в самом дорогом ресторане. По здешним меркам ты просто Ротшильд.

— Обалдеть, — сказал я. — Ну, стало быть, народ к разврату готов.

— Я ж говорю — ипостась!

Мое желание напиться преследовало две вполне прагматичные цели. Прежде всего, я хотел за рюмкой получить больше информации от своего нового друга об этом странном месте, в котором мне предстояло провести какое-то время (мысль, что придется торчать здесь остаток жизни, мою голову в тот день старательно избегала). А еще мне хотелось отодвинуть подальше перспективу принятия решения. «Живи одним днем», — говорила моя последняя возлюбленная, отказавшаяся выйти за меня замуж.

Так и живу, дорогая, твоими молитвами.

Петровский самостоятельно поймал такси там же, на привокзальной площади, любезно отказавшись от услуг местного полицейского. Он отвез меня в отель «Каскад» на живописной окраине. Это был трехэтажный особняк, весьма умело подделанный под старину. На мое замечание, что аборигены категорически отказываются подниматься над землей выше третьего этажа, Женя равнодушно отмахнулся. Очевидно, меня ожидало впереди еще много открытий.

Мы заказали роскошный номер с двумя спальнями, одной большущей гостиной, выполненной в каком-то викторианском стиле, и ванной комнатой, пригодной для проведения чемпионатов по водному поло. Вид из гигантского панорамного окна открывался пасторальный: большой цветущий луг, заканчивающийся березовой рощей, где-то вдали, за частоколом деревьев, виднелась узкая лента реки.

— Фигасе! — сказал я. — Сколько, говоришь, тут жителей?

— Почти сорок.

— Зачем им такой дорогой отель?

— А что, в бараках гостей принимать, как в наших районных центрах? Они живут в другой стране, нам не понять. Это лучший отель в городе, а у нас с тобой люксовый номер. Через стену такой же, в нем останавливаются важные шишки, которые приезжают к местным властям на переговоры. Тишина и покой. Утром после завтрака выходишь на свежий воздух и гуляешь… просто рай. Я пожил тут немного, пока не кончились бабки. Рад сюда вернуться.

На самом деле мне тоже понравилось.

— Закажем жрачку в номер? — предложил напарник по разврату. — Цены, конечно, не пчелкинские, но ты можешь себе позволить.

«Могу», — подумал я, когда увидел в гостиничном меню ошеломительные цены, обозначенные всего двузначными числами. Я заказал все самое вкусное.

Через двадцать минут к нам в номер из ресторана привезли на тележке плотный ужин — семгу в соусе бешамель, телятину по-бургундски, жареный картофель, куриные окорочка, салаты из свежих овощей. В баре возле холодильника мы обнаружили две бутылки коньяка. Евгений Палыч с плотоядным вздохом опустился на диван.

— Давно я так не харчевал.

— Надо было озаботиться получением человеческой профессии.

— Поговорим об этом через месяц.

Едва официант удалился, мы опрокинули по первой. Потом налили по второй и немедленно выпили. Палыч полез в холодильник за льдом, бормоча на ходу что-то об утраченных иллюзиях и забытых привычках столичной аристократии. Я немного размяк. Будущее уже не виделось таким туманным и пугающим, как полчаса назад. В конце концов, из всех вариантов параллельных миров, в которые я теоретически мог угодить, ступив на полустанок, этот был далеко не самый худший.

После третьего бокала мы уделили время закуске, потом вышли курить на балкон. Я тоже сунул в зубы сигарету, потому что уже плевать хотел с высокой колокольни на предостережения Аллочки Сиротиной. Право слово, что мне Сиротина, которая сейчас черт знает где?

Сделав несколько затяжек, я, впрочем, почувствовал легкий укол совести. Ведь они меня там потеряли, я для них пропал без вести. Мало того, что у них полетел финал сериала, так ведь и мое исчезновение станет достаточным стрессом.

Словно услышав мои мысли, Женя глубокомысленно изрек:

— Я полагаю, на твоем бегстве ребята сделают дополнительные рейтинги.

— Не исключено.

— Я даже представляю заголовки: «Странное исчезновение Косого!». «Кто стоит за убийством Сергея Круглова?». Целую программу у Малахова тебе посвятят.

— Кошмар, — выдохнул я.

Он распахнул стеклянные створки балкона. Я услышал стрекот кузнечиков, пахло вечерней свежестью и травой. Это было роскошно, без преувеличения. Закат окрасил березовую рощу в кислотные цвета. Неведомый мне мир засыпал.

— Брось, не бери в голову! — Женя хлопнул меня по плечу. — Вот где жизнь! Вот где любовь! Вот где счастье!

Он бросил недокуренную сигарету вниз. Она описала дугу и рассыпалась искрами на тротуаре.

— Мир новый, а привычки старые, — буркнул я.

Впрочем, к черту сантименты. Мы загудели. Представляя себе возможный финал, я предусмотрительно спрятал все ценное содержимое бумажника, включая банковские карты и часть наличных денег, в сейф, который нашел в небольшом шкафу в прихожей. Сработала старая установка: если пьешь в незнакомом месте и с чужими людьми — оставь в кармане только необходимый лимит. Выручало не раз.

Первая бутылка ушла за милую душу вместе с семгой и телятиной, причем большую часть деликатесов сожрал Петровский. Буквально — сожрал, налетев на блюда с энтузиазмом бедняги Оливера Твиста. В какой-то момент мне показалось, что он сейчас протянет пустую тарелку и жалобно проскулит: «Можно мне еще добавки, сэр?». Я сделал еще один заказ, нам принесли четыре порции свиного шашлыка. Я и сам проголодался, вспомнив, что последний раз обедал в вагоне-ресторане еще на подходе к Самаре.

Пошел «разговор за жизнь».

— Ты почему не женишься, подлец? — глядя на меня осоловевшими глазами, спрашивал Палыч. — Почему семью не завел до сих пор?

— Не знаю, папочка. Как-то не до того.

— Сорок лет почти, а не до того? Дети, домашнее хозяйство, борщ по вечерам — вот это всё… Оно тебе не надо?

— А тебе?

Женя встряхнул головой.

— Я, Серега, человек, которому противопоказана семейная жизнь. Я ею потрепан, измотан. Я всего себя отдавал России, а жена моя отдавала себя не туда… Я ведь и в поезд-то агитационный прыгнул, когда понял, что если задержусь в Москве еще хотя бы на пару дней, я ее, суку, пришибу и окончательно испорчу себе некролог.

— А мне, значит, предлагаешь жениться? Как у вас, политтехнологов, все запутано.

— На том стояли и стоять будем! — Он залпом выпил, закусил мясом и похлопал меня ладонью по щеке. — А ты, брат, совсем другой. Ты добрый, у тебя глаза спаниеля. Ты когда в первом сезоне главаря наркомафии брал, текст будто силой из глотки вытаскивал. Так и слышалось между строк: «Соблаговолите, господин Горбатый, сложить руки за спиной и проследовать за мной в автозак?». Тьфу! Здесь тебе самое место, интеллигент.

Я не обижался на его слова — я их почти игнорировал, понимая, что, во-первых, собутыльник мой балансировал на грани отбытия в астрал, а во-вторых, я и сам разомлел. Брюхо набито, но спать еще не хочется. Еще немного, и меня потянет на приключения. Пусть я добрый и глаза у меня песьи, но пьяный мужик — всегда мужик.

Петровский громко икнул, поднялся с дивана и направился в ванную комнату, опрокинув по дороге пуфик. В дверях остановился.

— Девочку хочешь?

Я кивнул.

— Размотал член до Канзаса…

Портье за стойкой в холле наградил нас недоуменным взглядом, когда мы в обнимку, как два дембеля, проследовали к выходу. В дверях я, кажется, послал ему воздушный поцелуй, но, боюсь, вышло у меня не ахти. Во всяком случае, портье — высокий и сухопарый мужчина с зализанными волосами — сразу после нашего выхода схватился за телефонную трубку и принялся что-то в нее говорить.

— Не надо раздражать местную обслугу, — посоветовал Петровский. — Ей, конечно, далеко до нашей, сермяжной, но в рамках тутошних законов может сильно осложнить досуг.

— Поздно пить боржоми.

Мы миновали парковку с дорогими автомобилями (Петровский обошел один из них — кажется, «Мерседес» — и сосредоточенно помочился на колеса, вызвав у меня приступ истеричного смеха). Потом двинулись по аллее к дороге, где собирались поймать такси. Та часть города, в которой находился наш отель, уже погрузилась в сон, но вдалеке, где-то в центре, жизнь продолжалась. Я видел цветные огни и столбы яркого желтого света, бьющие в небо.

— Тут есть ночные клубы?

— Есть, — икнул Женя.

— Значит, и девочки там есть?

— А то!

— Ну, хоть что-то по-нашему.

Мы перешли на другую сторону улицы. Такси ждали долго. Казалось, что машин на дороге с каждой минутой становилось все меньше. Мы стояли на обочине под фонарным столбом. У нас за спиной дремал гигантский жилой квартал, состоящий из тех самых дешевых сборных домиков («ипотека — пять процентов годовых»). Людей не было, но после нескольких минут нашего тщетного голосования я заметил на тротуаре одинокий светлый силуэт и услышал стук каблучков.

Вскоре под свет фонаря вышла девушка. Невысокая, элегантная, в светлом плаще до колен и с сумочкой на согнутой руке.

Одинокая девушка на окраине — в первом часу ночи?!

Я хотел удивиться вслух, но не успел.

— Буууаааээээ!!!!! — сказал Петровский. Точнее, зрелищно блеванул под столбом, залив асфальт ошметками съеденного ужина. Роскошного и дорогого ужина!

— Да твою же мать!!! — возмутился я. — Жрал бы «Доширак»!

Он не ответил — ожидал повторного фонтана, застыв в позе роденовского мыслителя. Но, кажется, пронесло. Он еще немного покашлял и пошмыгал носом, затем повернул ко мне свое бледное лицо.

— Помилосердствуйте, барин… наелся от пуза.

Стук каблучков затих. Девушка в светлом плаще остановилась в нескольких шагах от нас.

— Вам плохо? — прожурчал ее милый голосок. В нем было столько искреннего участия, что я опешил. Женя, впрочем, отреагировал привычным для себя способом. Немудрено — ведь он уже успел близко познакомиться с нравами местного населения.

— Душа болит и сердце плачет, — нараспев прогундосил политтехнолог, вытирая лицо.

— Что, простите?

— Не страшно вам, говорю, ходить в такой поздний час по пустынной улице?

Она улыбнулась. Я растаял. В этом странном и чуждом городе улыбка незнакомой девушки невероятно согревала. Кажется, я даже почувствовал дуновение теплого ветерка… и одновременно стало вдруг горько и одиноко. Циничный Петровский был прав: жениться на хорошей женщине — это не только большой плюс, но и просто физическая необходимость.

— Что вы! — удивилась девушка. — Здесь спокойно! Вы же сами знаете… или не знаете?

Женя покачал головой.

— Мы не местные.

— Вы с Луны? — рассмеялась прекрасная незнакомка.

— С Юпитера. У нас хорошеньких девочек едят на ужин. Без кетчупа. Мы так привыкши.

Увидев на лице девушки недоумение, я поспешил вмешаться, пока этот обалдуй не наговорил на пятнадцать суток (или на сколько тут сажают в обезьянник? и есть ли он тут, кстати?).

— Мой товарищ отравился грибами, не обращайте внимания. — Я приблизился к ней на пару шагов. Девушка, вопреки ожиданиям, не отстранилась. — Может, вас сопроводить до дома?

— Да нет же, не стоит! — Она усмехнулась. — Странные вы, ребята, честное слово.

— Кто бы говорил, — хрюкнул из-под столба Петровский.

— Меня зовут Сергей, — сказал я.

— Аня.

— Очень приятно. И спасибо за беспокойство. Скажите, Аня, здесь реально сейчас поймать такси?

— А зачем вам его ловить? Вы позвоните, они быстро приедут.

Она полезла в сумочку, суетливо рылась в ней с минуту, не меньше. Все это время Женя уныло глядел на пустынную дорогу, ожидая приближения огней следующей машины.

— Где-то тут у меня была их визитка, — буркнула Аня, — но не могу ее найти.

Я поспешно сунул руку во внутренний карман куртки, вынул бумажник. Где-то в одном из отделений моего опустевшего лопатника оставалось несколько визитных карточек. Перебирая бумажки, я вспомнил ироничный вопрос своего директора Аллочки Сиротиной: «На кой черт тебе сдались эти картонки с золотыми вензелями? Твое лицо любой бомж на Казанском вокзале знает!». Аллочка и не предполагала, что есть еще на планете медвежьи углы, где не смотрят сериал «Косой на стреме».

— Не утруждайте себя, Анюта. — Я протянул девушке свою визитную карточку. — Напишите мне здесь телефон.

— Это не обязательно, я его, кажется, помню. Двести восемнадцать…

— Вы не поняли, — прервал я, стараясь улыбаться как можно более дружелюбно и без этих своих суперменских ухмылок. — Я хотел бы получить ваш телефончик.

Анюта наклонила голову в бок. Ни тени возмущения или испуга. Гвозди бы делать из местных барышень.

— А зачем? — кокетливо поинтересовалась она.

— Чтобы сеновал, как стемнеет… — пробубнил Петровский, не поворачиваясь в нашу сторону.

На ожидание ее реакции ушло не более пяти секунд. Она вновь опустила руку в сумочку, достала какой-то обгрызенный карандаш и быстро набросала несколько цифр на обратной стороне моей визитной карточки. Сердце мое застучало в ритме вальса.

— Доброй вам ночи, Сергей, — сказала Аня. Обернувшись к моему напарнику, бросила чуть менее любезно: — И вам… Вот и ваше такси, кстати, не упустите.

И точно, на горизонте появилась машина с желтым опознавательным маячком на крыше. Петровский призывно вытянул руку.

— Спасибо огромное, Анюта. Я польщен и очень вам благодарен за помощь. Мы действительно не местные и никого знакомых в городе.

— Потому я и написала вам свой телефон. Всего доброго.

Когда она, кивнув на прощание, продолжила путь (стук ее каблучков звучал как метроном), я не смог сдержаться и прошипел:

— Палыч, это черт знает что такое!

— Край непуганых идиотов, — подтвердил тот.

Ехали с ветерком — пришлось приоткрыть окно, чтобы немного освежиться. Да и состояние Петровского у меня все больше вызывало опасения. Несмотря на относительно успешную попытку прочистить желудок, выглядел он не ахти, а если учесть, что мы планировали продолжение банкета и даже кое-какую «культурную программу», то через час-два он мог окончательно превратиться в вязанку дров. И что мне тогда с ним делать? Без него я в этом мире потеряюсь, как мальчишка. Я ведь не знаю ни телефонов местных экстренных служб, ни адресов, ни принятых здесь алгоритмов действий в подобных ситуациях. Черт возьми, я даже не знаю, чего ожидать от аборигенов, если уж обыкновенный патрульный полицейский здесь ведет себя как швейцар «Гранд Паласа».

— Не спи! — толкнул я его в бок, когда он начал заваливаться на мое плечо.

— Не вижу оснований не спать.

— Ты нормально разговаривать можешь, чертов идиот?!

Он икнул и тут же выпрямился. Огляделся по сторонам.

— Где мы?

— Ты у меня спрашиваешь? Ты велел таксисту ехать в «Лагуну». Где она, твоя «Лагуна»?

Вместо ответа Петровский постучал в стекло, отделявшее нас от водителя. Тот услужливо отодвинул створку окошка.

— Слушаю вас.

— Скажи, мусульманин… — Петровский икнул, а я вжался в кресло, ожидая гневной отповеди. Но седовласый таксист, к моему удивлению, не проявил никаких признаков дискомфорта. Даже улыбнулся. — Скажи мне, повелитель желтой колесницы, мы скоро приедем?

— Минут пять, — ответил таксист.

Умиротворенный политтехнолог откинулся на спинку кресла.

Приехали, действительно, совсем скоро. Наш «форд» подкатил к самому крыльцу двухэтажного здания, сверкающего разноцветными огнями. Иллюминацию такого масштаба мне не доводилось встречать ни в одном провинциальном городке страны. Сразу вспомнилась советская школьная юность: тогда единственными очагами культуры в маленьких районных центрах и даже зажиточных деревнях были местные киноклубы и библиотеки, и веяло от них такой неизбывной тоской, что местная молодежь, разумеется, по достижении зрелого возраста старалась как можно скорее навострить лыжи в большой город.

Но в этом сказочном месте с современным досугом все было в порядке.

Таксист снова приоткрыл окошко, в ожидании уставился на Петровского. Тот, в свою очередь, обратил вопрошающий взор на меня. Разумеется, мне ничего не оставалось, как снова расчехлить свой бумажник, и я уже понял, что в ближайшее время мне придется делать это постоянно.

— Сколько там натикало?

— Пять.

Расплатившись, мы выгрузились из машины на площадку перед клубом. Проветрившийся немного в пути Евгений Палыч выглядел чуть лучше, хотя по-прежнему не очень уверенно стоял на ногах. Мне пришлось его поддерживать.

— Мы выглядим с тобой так, будто отмечали золотую свадьбу, — сказал я, оглядываясь на толпу молодых людей, собравшихся в стороне от крыльца. Парни и девушки с любопытством косились в нашу сторону.

— Не переживай, — отозвался Женя. — Тут никого этим не удивишь.

— Толерантность?

— На марше. Я ж говорю, непуганый край… О!

Он неожиданно выпрямился, остановился в двух шагах от крыльца и даже отстранил мою руку. Едва не упал.

— Чего ты?

— Меня осенило!

— Чем?

Он нагнулся к моему уху:

— Давай опрокинем этот чертов прекраснодушный город в тартарары! Давай погрузим его в пучину разврата! Я готов стать застрельщиком процесса! Я обкатаю на этих толерастах новейшие технологии, которые еще никто не использовал! Мы устроим им кузькину…

Я отстранился. Признаюсь, его болтовня начинала меня утомлять. В отличие от своего спутника, я уже встал на путь протрезвления. Мой метаболизм позволял потреблять значительное количество спиртного при хорошей закуске почти безо всякого ущерба для сознания. С другой стороны, это накладывало некие обязательства перед теми, кто на моих глазах превращался в тыкву.

— Постарайся сделать так, чтобы я не тащил тебя обратно в гостиницу на своем горбу.

— Это мы еще посмотрим, кто кого понесет.

Я, разумеется, бывал во многих увеселительных заведениях и обычных ресторанах. Не люблю я сам готовить, если честно. Максимум, на что меня хватало в домашних условиях, это разбить на сковородке несколько яиц, засыпать их сыром, помидорами и зеленью, а потом все это свалить в безразмерную тарелку. Для холостяцкого завтрака сойдет, а вот обеды и ужины я предпочитал проводить там, где знают толк в хорошей еде.

Словом, я более-менее знаю, что представляют собой подобные заведения, но то были заведения в моем привычном мире. В клубе Лагуна» я почувствовал себя так, словно попал в голливудский фильм.

Во-первых, по ушам сразу ударила одна из моих любимых песен «ZZ Top» — «Viva Las Vegas». Никаких привычных нашему уху «ынц-ынц» и «О боже, какой мужчина!». Во-вторых, интерьер напоминал совсем не ночной клуб, а скорее паб с очень демократичными традициями. Довольно тесноватое помещение, отделанное темным деревом, вмещало полсотни человек, вяло толкущихся в центре небольшой танцевальной площадки (многие — с бутылками пива в руках) и в полутемных углах. Столики у стен, длинная стойка, несколько разноцветных прожекторов под потолком, а в самом дальнем углу небольшая сцена с ударной установкой и двумя микрофонами — вот и весь клуб.

Очевидно, лицо мое украсила блаженная улыбка, потому что Женя, не сводивший с меня любопытного взгляда, проорал в ухо:

— Что, майор, приторчал?

— «Гадкий койот» какой-то!

— Я знал, я знал! Потому и притащил тебя сюда. Это тебе не Тверская-Штрассе и крабы в твердом панцире! Это настоящий рок-н-ролл! Пошли уже вмажем по кружечке. Здесь отличное пиво!

Он потащил меня в угол зала. По пути мы пару раз наталкивались на локти танцующих парней и девчонок. Кто-то ругнулся, из чьей-то бутылки выплеснулось содержимое, залив рубашку Петровского, но по морде никто не засветил.

Вопреки ожиданиям, Женя разглядел-таки в полумраке свободный двухместный столик. Над ним на высоте около метра нависали гигантские оленьи рога. На одном из рогов висел красный лифчик.

— Я бывал тут часто, пока финансы позволяли, — сказал Петровский. — Они даже кредит открывали, а потом… — Он махнул рукой, смутившись, но затем с внезапным озарением продолжил: — Но ты же поможешь мне рассчитаться?

— А не совсем ли ты…

— Охренел? Брат, я отработаю. Я тебе пригожусь, честное слово. Без меня ты тут пока никуда, согласись, так что это не очень большая плата за услуги гида.

— И насколько небольшая?

— Рублей триста.

Я вспомнил здешние курсы валют и сдержал ухмылку. Сколько же он мог тут нажрать в кредит, если шикарный ужин в отеле «Каскад» обошелся мне в сто двадцать рублей? С другой стороны, толерантность здешнего персонала к потрепанному алкашу в сером костюме вызывала невольное восхищение. Похоже, город весьма благодушно настроен к роду человеческому, а этот болван собирается погрузить его в пучину разврата.

Флаг тебе в руки, клоун.

«ZZ Top» смолкли. Раздались аплодисменты и крики «вау». Во время паузы на маленькую сцену в углу вышли музыканты — три лохматых чувака, судя по виду, заставшие еще эпоху детей цветов.

— Привет еще раз! — подойдя к микрофонной стойке, крикнул один волосатик с гитарой, самый седой из троих. — Еще поиграем, окей?

— Окей!!! — прокричала толпа.

Женя нагнулся к моему уху с пояснениями:

— Местная команда, называется «Канистра». Название тупейшее, но играют как боги, чесслово…

Пока музыканты настраивались на следующую песню, к нам подошла официантка. Контраст с Катей Пчелкиной из привокзального кафе был разительным. Коротковолосая обесцвеченная блондинка из «Лагуны» явно забыла половину гардероба дома. На ней были короткий джинсовый топик, едва удерживающий внушительную грудь, и узенькие шорты, висевшие в метре ниже пупка. И еще она жевала резинку.

Девица собиралась поздороваться, развязно улыбнувшись, но увидела моего спутника и тут же изменилась в лице:

— Набрался смелости?

Женя отнюдь не смутился.

— Сегодня рассчитаемся по полной, Маринэ! Слово бойскаута!

— Если бы дело было только в этом. Смертник ты, а не бойскаут.

Она не стала продолжать свою мысль, обратилась ко мне:

— Что пьем?

— Пару пива и какой-нибудь закуски.

Ничего не ответив, продолжая чавкать жвачкой, девица ушла. На ее голой пояснице я обнаружил татуировку в виде кошачьей морды.

— Ты хотел девочек? — подмигнул Петровский. — Не теряй времени! Маринка сговорчивая.

Группа «Канистра» заиграла какой-то маловыразительный рок-н-ролл. Я ожидал услышать песню на английском языке, что вполне согласовалось бы с антуражем клуба, но ребята загорланили почему-то на белорусском. Не знаю, что там возомнил об их творчестве мой невольный гид, но если это была игра богов, то богов, изгнанных с Олимпа без выходного пособия.

— Местные «Песняры»! — гоготнул Палыч.

Маринэ исполнила наш заказ за пять минут. Я отхлебнул пива и принялся изучать обстановку.

Я расслабился.

Да, я отдыхал.

Актерская профессия накладывает свои отпечатки. И пусть вам кажется, что главная роль в бестолковом сериале про мента (как хорошо, что меня не слышит сейчас Сиротина) — не бог весть какое достижение, но до нее мне попадались интересные и разноплановые персонажи. Взять хотя бы бедного инженера, обвиненного в педофилии, в малоизвестном фильме «Расплата». Да и в театральном институте я нарабатывал навыки на приличном материале. Словом, изучение физиономий и повадок окружающих людей давно вошло в привычку. Это меня обогащало.

Основу контингента отдыхающих в «Лагуне», как я уже сказал, составляли молодые люди обоих полов — в большинстве своем уже изрядно расслабившиеся — но попадались и интересные отдельные личности. Вот у барной стойки спиной ко мне сидит мужчина лет пятидесяти в строгой рубашке и брюках. Пьет из маленьких стопок коньяк или виски. Не закусывает. Медлителен, подолгу задумчиво смотрит на полки с алкоголем. Иногда отвечает бледной улыбкой на вопросы сидящих рядом девушек. Очевидно, безуспешно запивает какую-то проблему.

А вот в дальнем углу зала, справа от входа, отдыхает уже знакомый офицер местной полиции, встретивший меня на привокзальной площади. От «сударя» не осталось и следа. Он радуется жизни, как только может радоваться человек, сожравший за вечер недельную норму водки. С ним пара приятелей. Парень уже больше не на службе, имеет право снять маску, но что-то мне подсказывает, что завтра, если выпадет наряд на вокзале, он с трудом вернет эту маску на место.

За соседним с ним столиком сидит дама среднего возраста в вечернем платье красного цвета. Одна. Пьет сок. Ждет кого-то, периодически поглядывая на часы и теребя сумочку.

Люди как люди.

— Потихоньку знакомишься с новыми согражданами? — прищурился Петровский.

— Не повредит. Скажи, что это за тип за стойкой в белой рубашке?

— Думаешь, я знаю всех местных? — Палыч лениво проследил за моим взглядом. — А, этот… Его я как раз знаю. Его все знают. Важный хрен из местных, живет у Северных Ворот, высокий такой коттедж с башенками и шпилями.

— Бизнесмен?

— Хуже. Бизнесмен, метящий в политики. Амбициозный, скользкий, хитрый. Одна неудачная попытка занять кресло мэра уже есть, но он не успокоился.

— Чем зарабатывает?

— У него рыбзавод за городом. Гнусный тип.

— Почему?

— Спустил меня с лестницы. Не буквально, конечно…

Я усмехнулся.

— Ты пытался продать ему свои услуги?

Петровский насупился.

— Имей сострадание к вышедшей в тираж политической проститутке!

— Заказать тебе еще пива? — предложил я.

Петровский смиренно кивнул. Чистый Оливер Твист.

Через час по физической кондиции мы с ним примерно сравнялись. Перед моими глазами все плыло — люди, лица, кружки, закуска. Физиономия политтехнолога периодически перемещалась из стороны в сторону, губы его шевелились, но я не разбирал и половины того, что он пытался до меня донести.

Помню, что позже к нам за столик подсели две темноволосые нимфы в топиках и коротких шортиках. Я уже ничего не имел против шумной компании. Девушки были веселы, раскованны, симпатичны. Одна из них шустро подсела ко мне на колени, вторая не без колебаний примостилась возле Петровского, который уже переходил на третью космическую скорость, чтобы навсегда покинуть Солнечную систему.

— Чем занимаешься, красавчик? — интересовалась моя нимфа, поглаживая мне волосы.

— Я артист больших и малых театров. Моя фамилия слишком известна, чтобы я ее называл!

Девица нахмурилась, но я так осклабился, что она передумала обижаться, распознав иронию.

— И кого играешь?

— Мента!

— Кого?

— Кхм… копа! Или как они тут вас называются?

— А, поняла.

И она все гладила и гладила меня по голове, и все дымила мне в лицо сигаретой. Все же, как ни крути, хоть в обычной России ты живешь, хоть в вывернутой наизнанку, а люди везде одинаковые. Ангелы днем — ночью могут превратиться в шалунишек, особенно после обильного возлияния.

В правильности своих выводов я имел возможность убедиться уже очень скоро.

Тучная фигура заслонила от нас свет во время очередной паузы между танцевальной музыкой и выходом на сцену белорусской группы «Канистра». Фигура выросла перед столиком, напомнив мне первый выход Годзиллы из подземелий Нью-Йорка. Здоровенный мужик в кожаной жилетке на голом торсе и с нечесаными волосами опустил руки-молоты на стол.

— Отдыхаем, девочки?

Поначалу я решил, что вопрос адресован нашим подружкам, и подумал, что это пришел их бойфренд. Сейчас нас будут унижать и бить ногами. Проследив за взглядом Годзиллы, я понял, что ошибся. Мужик смотрел на Петровского.

— Чо? — спросил тот.

— У тебя хватило наглости припереться сюда снова?

«Кажется, этот вопрос сегодня уже звучал», — подумал я. Девочка, сидевшая у меня на коленях, сразу подобралась.

— Мы… ик!… мы в свободной, мать ее, стране… — Петровский поднял взгляд на пришельца. — Или нет?

Он мог бы и не спрашивать. Очевидно, свободной эта страна являлась для всех, кроме него — человека во всех смыслах для нее чуждого.

Годзилла протянул массивную руку к его шее. Я попытался вмешаться, но моя брюнетка подпрыгнула у меня на коленях. Я трактовал этот жест как предложение не встревать. Рука мужика, между тем, ухватилась за ворот рубашки Палыча. Сидевшая с ним девица сразу ушла из-за столика.

— Я предупреждал тебя не приносить сюда свою задницу?

Петровский выглядел потерянным… и испуганным. Ни следа превосходства, сарказма или юродства на лице не осталось. Я все-таки решил не дожидаться финала мизансцены и спросил как можно вежливее:

— Так, дружище, может, мы все-таки разберемся, что к чему?

Не знаю, что именно ему не понравилось — обращение «дружище» или моя попытка принять участие в дискуссии — но мордоворот резко переключил внимание на меня.

— Не стоит, красавчик, — пропела мне в ухо моя подружка.

Я снял ее руку со своего плеча и вежливо отстранил. Девица, хмыкнув, поднялась и отошла в сторону. Мы остались втроем. Публика в кабаке стала проявлять интерес к нашей беседе.

— А ты у нас кто? — спросил Годзилла. Я не мог четко разглядеть черты его лица, мне он по-прежнему представлялся бесформенной грудой мышц.

— Я тот, кто не хочет проблем на ровном месте.

— На ровном месте? — хмыкнуло существо.

— Это мой друг! — пискнул Петровский. — Он поможет нам… ик!.. разрешить наши разногласия… пойдемте на воздух, господа…

Я не успел отреагировать. Не говоря ни слова и, кажется, даже не повернувшись корпусом, Годзилла резко выбросил свой пудовый кулак в сторону политтехнолога. Петровский опрокинулся вместе со стулом. Раздались девичьи визги.

— Э, братан!!! — закричал я и приподнялся. В ту же секунду второй пудовый кулак вылетел в мою сторону.

Свет померк окончательно. Падая, я, кажется, ухватился за кого-то из соседей, и мы упали вдвоем. Тяжелое тучное тело пригнуло меня к полу, а дальше…

А дальше я ничего не помню.

 

4. Попытка к бегству

Проснулся я в номере отеля. «В комнате с белым потолком, с правом на надежду».

Лежал в одежде на кожаном диване в гостиной. Рубашка была расстегнута до пупа. Носок на правой ноге отсутствовал. Столик с остатками ужина откатился к окну. Под диваном стояла недопитая бутылка коньяка.

Выплывал я из небытия долго. Подниматься не хотелось. Голова гудела, лицо ныло от удара. В желудке творилось что-то невообразимое. Минут пятнадцать я просто смотрел на потолок и мысленно клял последними словами своего приятеля. Нужно будет призвать его к ответу и при необходимости вломить еще разок. Для ума.

Я приподнялся, опустил ноги на пол. Часы на стене показывали четверть десятого. Необычное время пробуждения для меня похмельного. Обычно после бурной вечеринки я начинаю ворочаться уже в пять утра. Видимо, тут совсем другой воздух.

Я хмыкнул, посмотрел под ноги. Один только вид коньяка в бутылке примирял с действительностью, а уж когда я его пригубил (прямо из горла — чего нам, аристократам!), то на душе стало легче.

— Палыч! — крикнул я в пустоту комнаты.

Тишина. Ни движения. Только птицы за широко распахнутым окном напоминали о солнечном и теплом деньке.

— Политтехнолог, чтоб тебя!!!

Я прошел в первую спальню (мы их так и не успели распределить между собой). Обнаружил нерасправленную кровать и стерильную чистоту.

Заглянул во вторую. Та же картина.

В раздумьях тягостных я остановился посреди гостиной. Что произошло в клубе «Лагуна» после моего отключения от сети, можно было только догадываться. И хоть меня не очень заботило, чем Петровский сумел вызвать такую жгучую неприязнь аборигенов, лично мне он все же был необходим как единственный поводырь в новой реальности.

Свою куртку я обнаружил валяющейся у изголовья дивана. Я поднял ее, судорожно ощупал… хвала Вселенной, бумажник ютился во внутреннем кармане, и его содержимое подсказало мне, что ничего лишнего с меня в клубе не взяли! Не хватало всего полусотни рублей. Впрочем, я мог сильно не волноваться — все самое ценное и свои банковские карточки, единственные ключики к здешним замкам, я вчера предусмотрительно спрятал в сейфе.

— Так, ну и чего теперь? — произнес я вслух.

Вместо ответа раздался звонок телефона на тумбочке в прихожей. Звонок мерзкий, заставивший подпрыгнуть. Во всех гостиницах независимо от звездности почему-то ужасные телефонные аппараты.

— Алло? — сказал я в трубку.

— Господин Круглов? — вежливо, но не без ехидства, поинтересовался портье.

— С небольшой натяжкой, — пошутил я.

— Ээ… ммм…

— Я, я! Слушаю вас.

— Доброе утро. Вам звонок с городской линии. Соединять?

«Вот он, говнюк! Объявился!».

— Да, конечно, давайте.

В трубке раздался щелчок.

— Ну, и где носит твою задницу, гид несчастный! — почти радостно прокричал я, ожидая услышать извиняющееся блеяние Евгения Палыча. Но в трубке раздался совсем чужой голос. Низкий, неприятный.

— Слушай сюда, — не утруждая себя приветствием, сказал собеседник. — Если хочешь получить его задницу целой и невредимой, к вечеру принесешь деньги, куда тебе укажут. Иначе и его порвем, и тебе кранты. Уяснил?

— Эээ, что? Какие деньги?

— Какие нам должен твой приятель.

— А причем здесь, простите, я?

— А ты за него поручился, — хмыкнул человек.

Я проскрипел зубами.

— И что за деньги?

— Триста.

— Вы могли бы взять их вчера в бумажнике, пока я был в отключке. В чем проблемы?

— Ты не понял. — Человек взял небольшую паузу. — Триста тысяч.

Я потерял дар речи. Спина похолодела. А мой собеседник между тем закончил беседу ультиматумом:

— Запоминай место и время…

Я машинально протянул руку к левой подмышке — туда, где майор Косыгин, которого я изображал на экране, носил оружие.

Бутылка коньяка опустела. Я стоял на балконе и, выкуривая сигарету за сигаретой, грубо пререкался с внутренними демонами, которые принялись уговаривать меня заказать еще одну бутылку и немедленно ее выкушать.

Но не поддался я.

Триста тысяч! Помнится, Петровский называл сумму в триста рублей, но, видимо, это был долг перед «Лагуной» за обеды и ужины. Триста же тысяч он оказался должен каким-то другим людям, и вот об этой космической сумме подлец предпочел умолчать. Да еще и рискнул привести меня туда, где нас чуть не разорвали.

Как совершенно справедливо выразилась официантка Маринэ, он не бойскаут, он смертник.

Стоило ли спасать его после такой подставы? Триста штук — это около четверти моих нынешних сбережений, то есть с голоду не помру. Но это совершенно не означало, что я должен субсидировать местных якудза. С какой радости?! И неизвестно еще, в какую отчаянную авантюру вляпался Петровский. Да, этот мир очарователен в своем простодушии, но, как выяснилось, преступность здесь тоже имеется.

На карниз балкона присел воробей. Внимательно уставился на меня. Что-то чирикнул.

— Чего тебе?

Он еще раз чирикнул, не сводя с меня глаз-бусинок. Я вздохнул, затушил сигарету в пепельнице.

— Ничем не могу тебе помочь, пернатый. Мне бы кто помог.

Я вернулся в комнату, лег на диван, уставился в потолок. И кое-что вспомнил.

«Шоу Трумэна». Жизнь под колпаком. Вчера я отложил время необходимых размышлений на попозже, и вот это «попозже» наступило. Выход был только один.

Через полчаса я, заметно посвежевший, вышел из душа. Тут же с сожалением отметил, что не мог сказать того же о своем гардеробе. Вчера в баре на меня пролили пиво, пусть немного, но запах, что источала моя рубашка, совсем не походил на аромат «Хьюго Босса». Джинсы и куртка еще куда ни шло, но вот рубашка…

Я принялся рыться в шкафах и прикроватных тумбочках спальни в поисках завалящего антиперспиранта. После великолепия, ожидавшего меня в душе — всех этих шампуней, гелей для мытья и прочих мыльно-рыльных принадлежностей — мне казалось, что я мог бы рассчитывать хоть на огуречный лосьон. Ничего не нашел. Затем отправился обратно в ванную комнату и еще раз внимательно осмотрел всю парфюмерную коллекцию.

Мне повезло. Я нашел какие-то две маленькие пшикалки с приличным запахом. Долго обнюхивал их, пытаясь определить, которая из них мужская, потом бросил это занятие и напшикал на рубашку. Вроде ничего. Все-таки здешний сервис очень даже на высоте. Жаль, в номер нельзя заказать свежие трусы и носки…

Или можно?

Я не стал проверять, чтобы совсем уж не попасть впросак. Вчерашний портье, провожавший нас недобрым взглядом, все еще оставался на смене. Не стоит привлекать к себе внимания больше, чем мы уже привлекли.

Я накинул куртку, обулся, проверил деньги и документы. Вспомнил, что оставил пачку сигарет на балконе, но возвращаться за ней не стал. Решил, что куплю в городе.

Со вздохом оглядел номер и поймал себя на сожалении, что не смог провести здесь больше времени. Вчера в поезде я рассказывал Аллочке Сиротиной, что мечтаю отправиться на рыбалку в какую-нибудь тихую гавань. Кажется, маленький городок со странным названием Край вполне годился. Наверняка здесь есть и красивые реки с озерами, и зеленые луга. По крайней мере, из окна открывается отличный вид.

Если бы не этот идиот Петровский!

Да и ладно, черт с ним, чего уж теперь.

Портье с зализанными волосами встретил меня не особенно дружелюбно. Точнее, подчеркнуто нейтрально, без того елея в голосе, с которым он нас приветствовал при заселении. Кроме того, в его глазах я прочел желание высказаться.

«Молчи, служивый, — подумал я, — тебе не за это платят».

— Намерены покинуть нас? — спросил он, принимая от меня карточку гостя.

— Да, пожалуй.

— Очень жаль.

— Почему же?

— Мы очень рады гостям и испытываем чувство гордости, если они остаются у нас дольше. Уверяю вас, «Каскад» — лучший отель в городе. Все важные персоны, в том числе личные гости нашего мэра Константина Крутова, останавливаются именно у нас.

Я хмыкнул. «Предвыборная агитация». Судя по интонациям, в число гостей, которым тут рады, мы с Петровским не входили.

— Возможно, в следующий раз я задержусь, но сейчас у меня важные дела. Какой день недели сегодня?

— Воскресенье. Проездом в нашем городе?

Он расспрашивал меня, не поднимая глаз. Я почувствовал себя неуютно.

— А это важно?

Тут он удостоил меня взглядом и даже неким подобием улыбки.

— Никакого скрытого умысла, сударь, просто повторюсь…

— Не переживайте, я всем доволен, замечательный номер и потрясающий вид из окна. В следующий свой визит я остановлюсь именно у вас.

На стойке зазвонил телефон. Портье снял трубку, выслушал доклад и молча кивнул.

— С номером все в порядке, господин Круглов. Счастливого пути.

— Всего доброго.

Я направился к дверям, но не вышел сразу, задержался у кофейного автомата, осмотрел список предлагаемых напитков. Краем глаза заметил, что портье сверлит меня взглядом.

Нет, ребята. Как говорил Шариков, находясь в своем собачьем обличье, эту птицу надо все-таки разъяснить.

Я вернулся к стойке.

— Простите, что отвлекаю, но я хотел бы кое-что уточнить.

Глаза портье излучали неподдельное внимание. Он, несомненно, праздновал победу.

— Как я… кхм… или мы… — Я не знал, как лучше сформулировать, чтобы не опозориться. — Словом, не подскажете ли, в котором часу я вернулся в номер?

— Около двух. — Он даже не запнулся.

— А как я… меня привезли или я сам?

Я покраснел до мочек ушей, понимая, что признаюсь сейчас перед незнакомым человеком в алкогольной амнезии.

— Вас привез ваш вчерашний спутник. Кажется, господин Петровский, если я правильно помню фамилию нашего частого гостя.

— В смысле?! — опешил я.

— Он доставил вас в номер, а сам сразу уехал. Его ожидало такси.

Я совсем сконфузился, опустил локти на стойку и начал барабанить по ней пальцами.

— Послушайте, любезнейший, я прекрасно вижу по вашим глазам, что мое давешнее состояние не вызвало у вас восторга, но это ни в коей мере меня не беспокоит. Я действительно ничего не помню. Как вел себя Петровский?

Портье больше не стал скрывать эмоции, гаденько ухмыльнулся.

— Это конфиденциальная информация.

Я со вздохом полез в бумажник. Сколько раз я наблюдал подобную сцену в кино, но не думал, что буду воспроизводить ее в реальной жизни. Голливудский штамп.

Я выложил на стойку сотенную купюру. Портье посмотрел на нее с оттенком брезгливости. Я добавил еще одну такую же. Он тут же смел их к себе и вкрадчиво сообщил:

— Благодарю вас. Так вот, господин Петровский был достаточно трезв, чтобы бережно довести вас до номера и вернуться к машине. Он выглядел вполне адекватным. Хотите узнать что-то еще?

Я отрицательно покачал головой.

Много лет снимаясь в ментовских фильмах, я все же невольно перенял некие правила и привычки у своих персонажей, поэтому, покидая отель на такси (портье любезно оказал мне на прощание эту услугу), я аккуратно осматривался вокруг в поисках возможного «хвоста». Но поскольку местность вокруг отеля была довольно открытой и никакой шпик не сумел бы от меня спрятаться, я ничего не заметил. Ни одна припаркованная перед зданием машина также за нами не увязалась, сзади все было чисто.

Расплатившись с таксистом, я вышел на привокзальной площади. Огляделся. Пушкин все так же посматривал на меня с немым упреком за отсутствие вожделенной кружки, а на месте вчерашнего галантерейного патрульного дежурил мужчина постарше, седой и статный. Пересекшись со мной взглядом, он кивнул и улыбнулся.

В центральном холле я остановился. Минутой ранее мои намерения были мне предельно ясны, но тут я почему-то притормозил. Мир, в который я проник сквозь какую-то прореху, подобно монетке, провалившейся в штанину из дырявого кармана, казался мне одновременно и чуждым, и притягательным. Кроме знатной попойки и идиотской поездки в ночной клуб, здесь было много других приятных и не достижимых в нашем привычном мире вещей. Семейное кафе «Пчела», которое не пытались задушить ни пожарные, ни санэпидстанция, ни налоговая инспекция; ипотека под пять процентов годовых; милые уютные жилые кварталы пригорода; Пушкин вместо Лукича… да, кстати, еще ведь была милая девушка Аня, не пугавшаяся темноты и недобрых людей.

Я вспомнил тему одного из сочинений, которые нам назначали для разработки в средней школе — «Мир, в котором мне хотелось бы жить» — и хмыкнул. Нехорошо как-то хмыкнул, зло.

Тема должна была звучать иначе: «Мир, который мы могли бы создать, да кишка тонка».

Я направился в левое крыло, к железнодорожным кассам, внимательно изучил электронное табло с расписанием поездов — направления, время прибытия и отбытия, длительность стоянки. Поискал глазами поезда на Москву, опасаясь, что не найду. Нашел. Вот она, родимая столица.

Сунулся в свободное окошко.

— До Москвы есть что из самого ближайшего?

Дородная тетенька в синем костюме, от которой ожидаешь грубостей, приветливо улыбнулась:

— В одиннадцать сорок проходящий из Челябинска.

Я посмотрел на часы. Уже через полчаса. Бинго!

— Беру любое место, хоть плацкарт.

Тетенька постучала клавиатурой компьютера.

— Сорок семь рублей за эконом-класс.

Отметив про себя, что никогда не смогу понять принципов здешнего ценообразования — кассирша назвала мне сумму, всего лишь в десять раз превышающую стоимость поездки на городском такси или обеда в кафе — я отсчитал купюры, забрал билет и направился к выходу. У киоска с прессой задержался, купил пару местных журналов и газет с не знакомыми мне названиями («на память!» — уверял меня внутренний голос) и вышел на перрон.

Светило солнце, необычно теплое для второй половины августа. Пути были свободны, по платформе, в отличие от вчерашнего вечера, сновали люди. По другую сторону вокзала моему взору открывалась южная часть городка, которую Петровский не успел мне показать. Она мало отличалась от северной — все те же пряничные жилые кварталы, старая архитектура, современные башни. Я сел на скамейку, закурил и стал ждать. Стал думать.

А думал я вот о чем: если сюда можно было попасть, стало быть, отсюда можно было и выбраться. Любая дверь пропускает трафик и в одну, и в другую сторону, иначе не бывает. Я не знаю, какие способы предпринимал сам Петровский, но что-то мне подсказывало, что он испробовал далеко не все. Если случился такой замечательный день, когда он встретил своего настоящего земляка, почему не предположить, что случится другой прекрасный день, когда отсюда можно будет удрать?

Я шел наугад. У меня не было ни малейшей уверенности. Но если я попробую? Кто мне помешает?

Вот сейчас сюда придет поезд на Москву… в какую Москву он меня привезет? На каком Казанском вокзале я сойду? И будет ли там Казанский вокзал? Что это вообще будет за город?

Эта мысль меня не на шутку возбудила. А ведь черт подери! Ведь я сейчас краем глаза глянул на «новую Россию» в ее глубинке, которая, как рассказывал Палыч, оставляет себе большую часть собираемых налогов. И здесь реально круто! А что ж тогда творится в мегаполисах?!

Конечно, если ничего не выйдет с бегством, мне будет жаль друзей, знакомых и нужные связи. В конце концов, в Старом Мире мои родители остались. Но перспектива оказаться в изменившейся до неузнаваемости стране все-таки манила. Только интересно, чем я буду заниматься? Чтобы попасть в театральный институт, затем пробиться в высший эшелон современного кинематографа, мне пришлось проделать гигантский путь, получить немало синяков и ссадин. Неужели придется начинать все сначала? С простого осветителя на «Мосфильме»?

Ох, брат, сколько вопросов. Погрузи свое тело в плацкартный вагон (или, как он тут называется, «эконом-класс») и решай проблемы по мере их поступления. Денег пока хватает, чтобы какое-то время просто хватать ртом воздух.

Незаметно для себя я задремал. Уморился, братишка. Солнце щекотало щеки, в нос пробивался запах мазута. Тишина, никуда не хочется отсюда уезжать…

…Проснулся я от грохота состава, прибывшего на первую платформу. Вот он, мой поезд до дома.

В билете значился восьмой вагон. Передо мной остановился седьмой. Я прошагал к своему тамбуру. У восьмого вагона толпился народ — отъезжающие и провожающие. Пришлось ждать своей очереди. Кстати, поезда в этом мире отличались от наших. Очевидно, что годы технологического прогресса, безнадежно утерянные нами, в здешних краях принесли результаты. Поезд выглядел очень современно, был похож на те, что я видел в Европе…

…и тут я безвольно опустил руки и остановился. Если бы не похмелье, я догадался бы о тщетности своей попытки сбежать на пару минут раньше. Проснись уже, старик! Посмотри на состав! В свой мир тебе не вернуться. По крайней мере, сейчас.

Кто-то взял меня за локоть. Не очень настойчиво, скорее, нежно. Но я все равно вздрогнул.

— Сергей!

Я обернулся. Передо мной стояла симпатичная девушка. Мне потребовалось время, чтобы узнать ее. Это была наша прекрасная ночная незнакомка, общительная и, как выразился Палыч, непуганая. Аня была одета в легкое белое платье до колен, сумочка висела на сгибе руки. Днем она выглядела совсем уж невероятно. Кусочек летнего солнца в сумрачном Лондоне моей жизни.

— Здравствуйте, ээ… Анюта. — Я попытался скрыть свое смущение. — Вы тут… какими… в смысле, что вы тут делаете?

— Провожала подругу. Она уже в вагоне. А вы тут как?

Я замешкался. Долго объяснять.

— Стало быть, вы действительно не местный. Уезжаете?

— Угу.

Она неловко помолчала, посматривая по сторонам. Вроде бы у нас не было веских причин вести долгую беседу. Встречались-то всего один раз. С другой стороны, наша встреча тут, на перроне вокзала, казалась любопытным стечением обстоятельств.

— Ну что ж. — Она все же посмотрела на меня. Боже, какие красивые у нее глаза! — Счастливого пути. Будете снова у нас проездом, звоните. Мой телефон у вас, кажется, есть. Не потеряли?

— Ношу возле сердца.

Она хихикнула. Сколько ей лет? Двадцать пять — тридцать? Где-то в этом диапазоне. «Братишка, ты не староват для нее?».

И тут у меня вылетел из уст вопрос, который я задаю малознакомым девушкам только в состоянии сильного алкогольного опьянения. Казалось бы, актерская карьера приучила фильтровать базар, но я не успел сомкнуть губы.

— Аня, вы замужем?

Улыбка на мгновение застыла на ее лице. Да, я задал совершенно неуместный и глупый вопрос, но… прости уж, я ведь не местный.

— Вы почему спрашиваете?

Я стушевался. Очередь у входа в вагон рассосалась, проводница вопросительно посматривала на меня. Пора валить. Но ноги словно приросли к асфальту.

— Так, вдруг отчего-то подумалось… нет, извините, дурацкий вопрос.

Девушка пришла мне на помощь.

— Я была замужем, Сереж, если вас это так интересует.

— Да, в общем, не особо… А дети есть?

— Это важно? — Легкая тень накрыла ее очаровательное солнечное личико. — Нет, не успели обзавестись.

Проводница уже сверлила меня взглядом.

— Ладно, еще раз простите меня, дурака. Вы очень симпатичный человек, а у меня в этом городе, повторюсь, никого из знакомых нет.

— Ну что ж, будет повод вернуться. Всего вам доброго, Сережа!

Аня мягко опустила руку мне на плечо, и этого жеста оказалось достаточно, чтобы желание уезжать окончательно пропало. Не говоря более ни слова, она развернулась и зашагала к входу в здание вокзала. Через несколько мгновений ее белое платье исчезло за стеклянной дверью.

Я подошел к проводнице. Надо было протянуть билет, но я стоял как замороженный.

— Две минуты до отхода, — напомнила девушка.

Да, я уже понял, что это не наш поезд, и привезет он меня, скорее всего, не в мою Москву. Тогда зачем? Здесь куда как лучше. Но, с другой стороны, если мой родной поезд проскочил вчера через какую-то нору и занес меня сюда, то, может, и этот состав проскочит через ту же норку и вернет звезду телевидения обратно, к Аллочке Сиротиной и вожделенной рыбалке в Рязанской области? Как в «Лангольерах» Стивена Кинга: обратный путь лежит через ту же дырку в заборе.

Я обернулся к дверям вокзала. Вдруг Аня оглядывается на меня через стекло?

Но я увидел кое-что другое. Стоявший у колонны седовласый мужчина в голубой рубашке с закатанными рукавами и в джинсах пристально смотрел на меня и отрицательно качал головой.

 

5. Предлагаемые обстоятельства

Нового знакомого, который сорвал мою попытку к бегству, звали Николай Владимирович Святов. Никогда не любил отчество Владимирович. Его невозможно сократить, как Палыч, например, и трудно произносить отдельно, как Петрович. «Владимирыч» звучит ужасно, даже моя актерская дикция с этим не справляется.

Мы сидели все в той же «Пчеле» на привокзальной площади. Дочь хозяев Катя Пчелкина была на месте и сразу меня узнала, приветливо улыбнулась. Преимущество маленьких городов в том, что все добрые и милые люди друг друга знают, и не только в лицо.

Мы пили чай. Крепкий, с лимоном, как я любил. Гостеприимная Катюша запомнила мои потребности.

— Итак, что это за веская причина, по которой я выбросил на ветер почти полсотни рублей за билет? — поинтересовался я.

— Не прибедняйся, Сергей, — отмахнулся Святов, — ты можешь позволить себе швырять баранки в Москва-реку.

Мой собеседник был похож на преподавателя какого-нибудь серьезного курса в МГУ — например, психологии или юриспруденции — который в аудитории всегда носил строгий костюм, а сейчас, жарким летом, сбросил тесные официальные одежды. Упругий, статный, с белой как снег головой. Правда, разговаривал он со мной немного свысока, стальным голосом, от которого холодела поясница. И еще это его небрежное «тыканье» с самого начала. Нет, вряд ли профессор.

— А вы, смотрю, прекрасно осведомлены о моих финансовых делах, Николай Владимирович.

— Конечно, — ухмыльнулся тот. — Кто же не знает Косого.

Несколько секунд я просто смотрел на него. Не могу сказать, что реплика меня ошарашила. В конце концов, если в этом мире затерялись мы с Петровским, то логично было бы предположить, что подобная участь постигла еще кого-нибудь из наших «земляков». Но, тем не менее, известие озадачило.

— Вы тоже из наших мест?

Он кивнул.

— Откуда, если не секрет?

— Из Уфы. Майор уголовного розыска. Районное отделение. Настоящий майор, уж прости мой сарказм.

— Прощаю. Как вы здесь оказались?

— Отпуск. Собирался провести в Москве пару дней, а потом мотануть к сестре в Питер. Вышел покурить здесь, прикупить пару сэндвичей в буфете и газет. Результат налицо.

— Вкусные сэндвичи?

— Лучше нашенских.

Я отпил чаю.

— Сколько здесь?

— Почти три недели.

— Как вышли на меня?

Тут он позволил себе улыбнуться. Но улыбка его… как бы поточнее выразиться… в общем, от такой улыбки подозреваемый на допросе может надристать в штаны.

— Ты забыл: я настоящий майор уголовного розыска. Пардон еще раз.

Я снова отпил из чашки. Пятнадцать минут назад Катя Пчелкина предлагала мне весьма аппетитный ланч, состоящий из порции солянки, жареного картофеля с беконом и кофе, и я сказал, что чуть позже обязательно сделаю заказ, но к настоящему моменту аппетит пропал.

Естественно, в голове у меня крутился важный вопрос.

— Что вам от меня нужно? Почему не дали уехать? Вы тоже собираетесь погрузить этот дивный новый мир в пучину разврата и хаоса? Думаю, у наших ментов есть для этого все подходящие навыки. Да, кстати, простите мне мой сарказм. — Я вежливо поклонился.

— А ты зубастый. Люблю таких. — Он посмотрел в окно, на залитую солнцем привокзальную площадь. — Ты прав, Сергей, это замечательный мир. Здесь воздух другой, глаза у людей другие. И практически нет для меня серьезной работы. В больших городах не бывал, но, по крайней мере, в этом маленьком городке точно нет. Вернее, не было…

— Что вы имеете в виду?

Он посмотрел на меня серьезно. Ни сарказма, ни издевки.

— Я не собираюсь погружать этот мир в пучину разврата. Я хочу это предотвратить. И мне до зарезу нужен помощник вроде тебя. Хоть ты и не настоящий мент. Пардон в третий раз.

Разговор мы продолжили в парке рядом с городской администрацией. Неспешно прогуливались по аллее. Как и вчера, зеленые лужайки напротив невысокого здания ушедшей эпохи занимали праздные горожане — мамы с детьми, бабушки и дедушки. На площади перед крыльцом по идеально ровному асфальту катались на роликах и самокатах подростки.

— Идиллия, верно? — спросил Святов.

— Край непуганых, как говорил Петровский.

— Хм, точно подмечено. На язык он остер, этого не отнимешь.

— Давайте не будем расползаться мыслию по древу. Рассказывайте все, что знаете.

Он глубоко вздохнул, из чего я сделал вывод, что информации этот сыскарь собрал предостаточно и она меня отнюдь не обрадует. Уж если настоящий майор демонстрирует растерянность, то чего ожидать от меня.

Мы присели на свободную лавочку.

— Твой Петровский — редкий жучара. Не исключаю, что тебя он поначалу обаял. Сыграл и фактор землячества — все-таки свой человек в этом странном месте, свой по менталитету. Точно так же он сделал и меня.

— Он встретил вас на вокзале?

Святов сморщился.

— Слушай, давай на «ты». Не смотри, что у меня башка седая, мне всего пятьдесят один.

— Лады. Он тебя встретил?

— Да. У крыльца. Предостерегал, чтобы я не входил, хотя и не слишком упорствовал. Только заинтриговал. Собственно, именно этого он и добивался — чтобы я вошел.

— И ты вошел…

— Как видишь. Мы не очень долго общались. Он провел ознакомительную экскурсию, потом пожрал за мой счет в «Пчеле», поселил в гостиницу.

— «Каскад» на окраине?

— Нет. Тут недалеко есть небольшая семейная гостиница. Пожилая семейная пара держит двухэтажный домик с номерами на втором этаже и общей столовой внизу. Сами готовят еду, сами обеспечивают сервис. В общем, уютно и мило. Петровский скулил, что поиздержался в пути, давно без работы, но когда понял, что бухать с ним и оплачивать ему лобстеров я не собираюсь, очень быстро потерял ко мне интерес. Исчез на следующий же день. Только, дурашка, не подумал, что свой профессиональный интерес к нему сохраню я. Короче, я его нашел. Живет на юге, в доме улучшенной планировки. В местном Сити открыл офис юридической консультации, нанял персонал, обзавелся транспортом.

— Вот жук! А как ты здесь устроился?

— Снял дом в спальном районе, когда понял, что застрял надолго. Тут это, кстати, сделать несложно, они просто смотрят в документы, заносят тебя в электронный журнал и вручают ключи. Я ведь тоже пытался уехать, но когда увидел, что вместо фирменного «Южного Урала» Челябинск-Москва сюда подкатил какой-то космический корабль цвета начищенного серебра, решил, что затею эту пока надо оставить. Денег хватало на оплату жилья на несколько месяцев вперед, на питание, прочие расходы, и кое-что еще осталось в заначке. Но по сравнению с тобой я просто нищеброд. Я ведь догадываюсь, сколько платят звездам твоего уровня.

Я смутился, но комментировать не стал.

— Деньги при тебе? — спросил Святов.

— Да. Повезло, перед самым отъездом бросили гонорар.

— Сколько там?

Вопрос в лоб. Вообще-то не принято спрашивать о доходах, и в фильмах, если вы помните, почти никогда денежные суммы не оговариваются вслух, а пишутся на салфетках и других бумажках, но Святов смотрел на меня в упор, и я понял, что дело вовсе не в обывательском любопытстве.

— Чуть больше миллиона деревянными.

— Чуть — это сколько?

— Миллион двести…

Святов присвистнул, воздел глаза к небу, очевидно, производя в уме какие-то расчеты.

— Знаешь, Серега, бюджет муниципалитета — порядка сорока миллионов в год. Могу ошибаться, но не очень сильно. Все эти зарплаты бюджетников, образование, здравоохранение, культура, спорт, дороги, благоустройство. Причем бюджет профицитный, и тут эти рубли далеко не деревянные. Ты осознаешь, какие возможности сосредоточены в твоем бумажнике?

— Кажется, догадываюсь

— Ты один из самых богатых людей этого города. У тебя в кармане — зарплата учителей всех восьми школ примерно за полгода. Насколько мне удалось выяснить, миллионеров здесь человек двадцать, не больше. Петровский с самого начала прощупывал тебя. Конечно, он тебя сразу узнал — звезда кино, лицо с обложки, все такое. Поэтому допускал, что ты при хороших деньгах. И когда он удостоверился, что это так, взял тебя в оборот.

— Это я уже понял. Остается спросить только…

— Что ему нужно?

— Да.

Святов прищурился, долго смотрел на одну молодую мамочку, которая, кажется, собиралась покормить своего младенца грудью.

— Николай! Что ему нужно?

— Кхм… Интерес отнюдь не меркантильный. Конечно, он может срубить деньжат с какого-нибудь лоха… без обид, Сереж… но настоящие цели у него более масштабные.

Святов сделал паузу. Примы МХАТа могут покурить за кулисами.

— Через две недели здесь пройдут выборы мэра, время горячее. Глава муниципалитета вносит на утверждение городского совета кандидатуры на посты начальника полиции и окружного судьи. Это очень серьезные должности, если использовать их так, как привыкли мы в своем мире. Петровский пытается закрепиться здесь, подняться, устроить свою карьеру, а какие инструменты есть у политтехнолога? Правильно — пиявкой присосаться к чужому бюджету. Думаю, он выбрал Хилькевича, местного рыбного заводчика. Тот баллотируется уже во второй раз. Человек сложный, но не безнадежный.

Я вспомнил наш визит в «Лагуну». Кандидат в мэры тогда сидел за барной стойкой и грустил. Кажется, Петровский обмолвился, что уже подкатывал к нему с предложением услуг.

— Если парень окажется полезным местному бомонду, сумеет доказать свою нужность и незаменимость, то дела пойдут в гору. Выборы — отличный трамплин для таких, как он. Но времени вести честную избирательную у него почти не остается, так что, думаю, он собирается…

— …устроить привычную ему возню, — закончил я.

— Примерно так. Мне кажется, он совершенно искренне хочет погрузить этот городишко в пучину разврата и хаоса. Не просто хочет, а страстно желает. Его, видите ли, бесит, что у этих получилось жить по-человечески, а он всю жизнь говно совковой лопатой в сидячем положении перекидывал.

Я кивнул. Мотивы Евгения Петровского стали теперь предельно ясны, как сегодняшнее небо над головой. Уязвленное самолюбие и заниженная самооценка некоторых людей не стимулируют их стать лучше, но понуждают к унижению других. «Не надо мне своей коровы, пусть сдохнет корова соседа». Старая русская забава.

— Вот же гад, — процедил я сквозь зубы.

— Согласен. Теперь расскажи мне в подробностях, как прошел ваш вчерашний день. Я, конечно, присматривал за вами, как мог, но иногда терял из виду.

Я рассказал все от начала и до конца — с момента встречи на вокзале до утреннего разговора с портье в гостинице. Факт знакомства с Анютой опустил — почему-то захотелось сберечь это у себя в глубине сердца (я не подумал, что он мог видеть нас на вокзале). Святов слушал внимательно, изучая узоры тротуарной плитки. Когда я закончил, он удовлетворенно кивнул. Кажется, я справился.

— Все понятно. Окончание потасовки в клубе я видел. Если бы не охрана кабака, тебя распотрошили бы в темном углу. Но у местных, понимаешь, очень сильно развито гражданское самосознание. Кто-нибудь обязательно заметит, что к тебе лезут в карман или вообще куда-то волокут, вызовет копов. Все на виду, городок маленький, люди друг друга с детства знают. Когда они выяснили, что твой миллиончик остался в гостинице, посадили в такси, отвезли обратно, но Петровский в номере ничего не нашел. Пришлось забить тебе стрелку. Единственный косяк — он засветился перед портье, но, видимо, другого выхода не было.

— У меня еще вопрос. Тебе-то зачем все это нужно, Коль? Это чужой нам мир. Убраться бы домой.

Он отвернулся, снова приковал взгляд к молодой мамаше с младенцем. Та уже обнажила грудь. Ребенок умиротворенно ее посасывал.

— Если я скажу, что за державу обидно, ты поверишь?

— Не-а.

Он со вздохом поднялся со скамейки.

— Мне здесь нравится. Я, конечно, скучаю по дому и родным, но, знаешь ли, тоже чертовски надоело перекидывать дерьмо совковой лопатой в сидячем положении. Хоть немного поживу как человек, а там поглядим.

Мы рассмеялись.

 

6. «Денег нет, но вы держитесь»

На пресс-конференциях, посвященных премьерам фильмов с моим участием, или в интервью таблоидам мне часто задавали банальный до икоты вопрос: «Как вы работаете над своими персонажами?». Поначалу я отвечал на него серьезно, делая умное лицо и вспоминая правила составления сложноподчиненных предложений. Но когда количество подобных вопросов стало зашкаливать, я расслабился и понес откровенную пургу: «Подглядываю в бинокль за жильцами дома напротив, особенно если это женщины, готовящиеся принять ванну». «Пересматриваю ранние фильмы Арнольда Шварценеггера — очень уж у него тупая физиономия была». «Медитирую в туалете».

Ну а что? И мне забава, и журналистам повод языками почесать.

Однако вопрос на самом деле не так уж и прост.

Когда мне впервые подсунули сценарий с главной ролью оперативника (это было задолго до триумфа «Косого»), я от него отмахнулся: «Какой мент, я вас умоляю! Вы посмотрите на мою рожу — это ж как минимум аспирантура! Я ни черта не знаю о буднях уголовного розыска! Принесите мне Гамлета на тарелочке с голубой каемочкой!». Но Аллочка Сиротина уже тогда не лаптем щи хлебала. Приставила меня к одной оперативной группе на несколько дней, и я поймал приключений на свою задницу по полной. И в засаде сидел в бронежилете, и наркоманские притоны вместе с профессионалами накрывал, и водку хлестал из горла после очередной тяжелой операции. То есть прошел самую настоящую «школу капитанов». Единственное, чего мне не полагалось, это носить настоящее боевое оружие, — расщедрились лишь на муляж.

После этого изнурительного марафона я однажды посмотрел на себя в зеркало и обнаружил, что образ аспиранта как-то потускнел. Нет, не исчез совсем, но отошел на вторую позицию. Вперед вылез он — будущий Косой, гроза уголовников. Говорят, что в каждом из нас поровну намешано и добра, и зла. И ангелы, и демоны сидят внутри и препираются, чья очередь выходить на сцену. Вот мой демон и подсидел однажды своего вечного антипода и пошел гулять по буфету.

Словом, к чему это я?

Очутившись в доме настоящего майора Николая Святова, я ничему не удивился. Истинный аскет, волею судеб оказавшийся вдали от малой родины. Одинокий волк-сыскарь. Именно такой, какими я их видел в реальной жизни и пытался изобразить на экране. Сам по себе домик, состоящий из двух больших комнат, открытой кухни и санузла, был очень аккуратным и уютным — дорогие рифленые обои теплых тонов на стенах, ламинат на полу, пластиковые окна. Мебель, правда, отдавала казенщиной, но не вызывала отторжения. Удобные диваны с тумбочками, шкаф, круглый обеденный столик с четырьмя стульями — все это напоминало простенькие гостиничные номера в трехзвездочных отелях. Приют командировочного. А вот остальные штрихи к натюрморту уже добавил от себя Святов.

— Сразу видно, ты не женат, — заметил я.

— Ошибаешься, — буркнул майор, — женат двадцать лет, и все двадцать счастливо, прикинь! Просто здесь я решил оттянуться. Иногда полезно побыть холостяком.

Он грустно усмехнулся, и в этот момент я снова вспомнил о своих родных. Жены у меня нет, но есть родители. Каково им сейчас? И каково сейчас Николаю, которого супруга, наверно, уже похоронила? Все-таки три недели — вполне достаточный срок, чтобы считать пропавшего без вести погибшим.

Что ж, «оттягивался» он на совесть. Почти вся большая комната была забросана одеждой — рубашками, носками, домашними штанами. В углу под ЖК-телевизором валялась спортивная сумка с распахнутой пастью, из которой торчала рукоятка теннисной ракетки. На обеденном столике, словно временный монумент холостяцкой идиллии, возвышалась опорожненная водочная бутылка. Вскрытая и пустая консервная банка из-под кильки в томатном соусе составляла ей компанию. Про грязные приборы я уж и упоминать не стану.

Святов глядел на меня виновато.

— Вторую комнату я тебе сейчас приготовлю. А пока можешь потусить на заднем дворе.

Я не стал его смущать, любезно принял предложение.

На задний двор я вышел через дверь в конце коридора, который отделял комнаты от санузла и кухни. Дворик представлял собой небольшую, в пару-тройку соток, зеленую лужайку. Две скамейки, клумба с цветами и мангал для шашлыка — все было как на картинках о счастливой жизни средней американской или европейской семьи с небольшими вкраплениями чисто русского деревенского колорита вроде легкого запаха навоза от соседних участков и деревянного частокола. К сожалению, вид за невысокой изгородью открывался отнюдь не идиллический: всего лишь соседние дома с точно такими же двориками. Возле дома, что справа, я заметил мужика в майке-алкоголичке. Он сидел на ступеньках крыльца и угрюмо курил, глядя на меня. Я приветственно кивнул. Он ответил тем же. На участке слева полноватая молодая женщина в домашнем халате развешивала на веревке свежевыстиранное белье — детские футболки и шорты с трусиками. Увидев меня, она с улыбкой махнула рукой и крикнула:

— Здрасьте! Вы наш новый сосед?

— Ага! Здравствуйте!

— Хорошего дня!

Я уселся на скамейку возле панельной стены дома. Противоречивые чувства боролись во мне. Да, этот мир хорош, все такие приветливые, хоть и видят меня впервые в жизни, все так чисто, благородно, и никак нельзя допустить, чтобы какой-то проходимец, сколотивший группу одноклеточных единомышленников, устроил тут филиал Содома и Гоморры. С другой стороны, здесь не видно привычной нам движухи, нет огня, страсти. Что тут делать? Жир нагуливать? Может быть, в больших городах ситуация иная, но тут…

— Охладиться не желаешь, Серега?

Святов стоял на крыльце. В руках он держал две открытые бутылки пива.

— Днем здесь тихо, — рассказывал майор, неспешно потягивая ледяной напиток. — Люди работают на фабриках, в офисах, просто в городе на бюджетных местах — врачи, учителя. Работники ферм тут тоже в большом изобилии. Вечерами собираются семьями на своих задних дворах, жарят мясо. Дети визжат, мамаши кудахчат, мужики пьют пиво. Не смотри, что у меня тут девственно чисто, я заезжий холостяк, а вот у соседей на участках есть и коровы, и куры, и всякая другая живность, как полагается в наших обычных деревнях. Но, ты знаешь, все как-то очень аккуратно. Я долго к этому привыкал, ждал или пьяных скандалов, или драк, или бесконечного блеяния. Но нет. Тут ночами так комфортно спится. Опустил голову на подушку — и провалился до утра.

— Работу не пытался искать?

— Пока нет. Сложно сориентироваться. Финансовое положение пока позволяет тунеядствовать.

— Что будешь делать, когда деньги закончатся?

Он пожал плечами, потом взмахом руки с бутылкой поприветствовал соседа:

— Михалыч, привет!

Мужик в белой майке все так же индифферентно кивнул, закуривая вторую сигарету подряд.

— Это, наверно, наше единственное местное исключение, — пояснил Святов. — Пилит свою жену постоянно, по поводу и без повода. Она женщина покорная, терпеливая, но что-то мне подсказывает, что в один прекрасный день воткнет ему тесак для резки мяса промеж глаз. Не буди лихо, что называется.

— Мне показалось, или у него что-то с рукой? Как-то он неуверенно сигарету держит.

— Да, ты прав. Пальцев не хватает, на производстве когда-то давно потерял. Пособие по инвалидности получает. Может, поэтому и злой, как собака… А вон слева, кстати, Марья Ивановна, совсем как школьная учительница из анекдотов. Двое детей, близнецы Федька и Петька четырех лет от роду. Сорванцы, каких поискать. Их резиновый мячик постоянно ко мне на участок перелетает. Когда я дома, возвращаю сам, а в мое отсутствие повадились, засранцы, через дырку в заборе пролезать. Однажды мангал повалили с углями и пеплом… Мариванна, добрый день!!

Женщина, почти закончившая развешивать белье, с последним полотенцем в руках подошла к забору.

— Здрасьте, Николай! Скока уж говорила, какая я вам Мариванна! Просто Маша. Как ваши дела?

Она была довольно мила. Сдобная, улыбчивая, с очаровательными ямочками на щеках.

— Вашими молитвами, Маш. Хлебушек у вас вкусный, вчера за милую душу буханку уплел. Кстати, познакомьтесь, это Сергей, он писатель из Москвы.

— Очень приятно, Сережа! — сказала Мариванна. — Писателей тут у нас отродясь не бывало. Заходите как-нибудь с Колей к нам на чай, поболтаем. Нам будет интересно.

— Спасибо, обязательно, — ответил я и, следуя здешним традициям, добавил: — Хорошего дня!

Когда она вернулась к своим занятиям, я фыркнул:

— Писатель?!

— А ты чего хотел? Назовись тут актером — житья не будет. Привыкай к легенде.

— Попробую.

— Кстати, хорошая семья, — сказал он, следя за соседкой. — Маша дома с детьми, муж Арсений в собственной автомастерской трудится. Пару раз заходил к ним на чай…

Он вздохнул, на минутку задумавшись о чем-то своем.

— Ладно, с аборигенами мы еще познакомимся, Коль. Давай решим, что нам делать дальше.

Он оживился.

— В котором часу они назначили тебе стрелку и где?

— В восемь вечера у Северных ворот.

— Ох уж эти Северные ворота…

— Что с ними не так?

— Излюбленное место для разговоров за жизнь. Там довольно пустынно.

— Что мне делать? Ехать?

— Нет. Без денег останешься, да еще и черепушку проломят.

— Они запросили триста тысяч. Этого хватит?

— С запасом. На эти деньги здесь можно устроить Сицилию времен комиссара Катани. А если решат стукнуть тебя по кумполу и вытрясти вообще всё, то мне и представить страшно. Ждем звонка.

— Что сказать?

— То, что сказал Дмитрий Анатольевич крымским пенсионеркам. Рабочая схема.

Святов с кряканьем приподнялся со скамейки, выбросил пустую бутылку в мусорный бак и пошел в дом за новой партией пива.

В общей сложности мы за пару часов выпили целую упаковку. Даже обычное бутылочное пиво здесь было вкусным. К слову, и опьянеть не получилось. Святов вообще выглядел так, будто ему эта упаковка как слону дробина. У меня же все вышло с потом, даже мочевой пузырь не стонал. Четкого плана действий мы так и не набросали. Майор настаивал на том, что Петровского нужно выгнать на открытое пространство и заставить действовать без забрала, а уж потом от его телодвижений и отталкиваться. «Пусть он сделает первый ход, тогда можно будет понять, что с ним делать. Пойдет по-хитрому — мы на его хитрую жопу найдем кардан, решится на беспредел — будем ломать рога». На мой вопрос, собирается ли он привлекать местных копов, Святов ответил, что легализоваться здесь непросто. «Полезем в полицию, придется отвечать на вопросы. Я не хочу. А ты?».

Я тоже не хотел.

После обеда я задремал прямо на скамейке, пока Святов возился на кухне со свиными стейками. Опасаясь, что мое лицо сгорит на солнце, он предложил мне кровать во второй комнате. Я принял предложение с неописуемой благодарностью. Провалился в сон на три часа. Проснулся бодрым, несмотря на вчерашний загул и сегодняшнее пиво. На столе в большой комнате меня ожидало роскошное угощение.

— Садись, — сказал майор и включил телевизор. Мы начали обед под выпуск федеральных новостей, из которого я узнал, что Россия (эта Россия) входит в десятку экономик мира, что спикеру Сената угрожает импичмент из-за подозрений в лоббировании интересов некоторых металлургических компаний, что сборная страны по футболу после четырех отборочных матчей чемпионата мира занимает первое место в группе, и многое другое.

Увидев мое ошеломленное лицо, Святов переключил телевизор на музыкальный канал, где крутили джаз.

— Не смотри, а то аппетит потеряешь. Я по этой причине компьютер не купил. От местного интернета я сошел бы с ума.

Они позвонили в восемь-двадцать. Святов успел отпустить комментарий:

— А нервы у них будут покрепче, чем я думал.

— Угу. И ты прав насчет Петровского. Мой номер здесь мог знать только он.

Выждав несколько секунд, я нажал кнопку ответа.

— Слушаю.

— Ты, кажется, чего-то не понял, — прогудел знакомый голос. Со мной говорил тот же человек, что и утром в гостинице.

— Будь добр, объясни. Может, пойму.

— Твой друг должен нам триста штук. Хочешь получить по почте его яйца в конверте?

Я хмыкнул. Как все это напоминало наш сериал! Какие-то эпизоды получались вменяемыми, но когда кресло сценариста ввиду экономии бюджета занимал молодой графоман, завербованный на интернет-бирже для писателей, начиналась ржака. Кажется, этот диалог писал кто-то из них.

— Предпочитаю яичницу из куриных яиц. Гениталии этого парня меня не возбуждают.

Мой собеседник озадаченно дышал. Мне удалось ненадолго сбить его с толку. Но триста тысяч — слишком жирный пирог, чтобы выбросить на ринг полотенце после первого нокдауна.

— Ты неадекватно оцениваешь ситуацию.

Я переглянулся с майором. Святов кивнул: мол, продолжай в том же духе.

— Ладно, мой жадный друг. Для начала мне нужно услышать его голос, чтобы удостовериться, что его мошонка на месте.

Снова пауза. Второй нокдаун?

Послышалось какое-то шевеление и разговор на заднем плане. Через несколько секунд со мной заговорил Петровский.

— Привет, старик. — Голос звучал подавленно. — Прости за эту подставу. Пьяный был вчера, понесло дурака, попался как лох. Не знаю, как быть. Ты же поможешь мне откупиться? Я отработаю, клянусь…

— Женя, не лепи горбатого. Решил вернуться к своей профессии?

Молчание в трубке. Я напирал:

— Сколько ты воровал во время своих прежних избирательных кампаний? Не хватало официального вознаграждения? Вот на своей жадности ты и погорел, старик.

Он шмыгнул носом. Голос изменился. Теперь он угрюмо бурчал:

— Не понимаю, о чем ты.

— Все ты прекрасно понимаешь. Портье тебя сдал. Не надо было жадничать.

По моим прикидкам, сейчас он должен будет включить другую песню: обрисовать мне перспективы, которые откроются после обильных инвестиций в предвыборную гонку. Так и вышло.

— Вот оно что. Да, надо было ему накинуть… Серега, ты просто не понимаешь. С твоими финансовыми возможностями мы здесь прекрасно устроимся. Ты же не собираешься проедать свои деньги?

— Нет. Но ты-то чего роток на них разинул?

— Я просто предлагаю тебе инвестиции У меня уже есть нужные люди, готовые всерьез…

— Стоп, стоп, не пыли. Мне это уже не интересно. Хотел предложить во что-то инвестировать — так бы и предлагал, а не бил меня по морде. Поздно пить боржоми.

Он хмыкнул.

— Майор уже прочистил тебе мозги, да? Он ведь давно висит у меня на хвосте, и я это вижу. Теряет хватку старый лис.

— Это не так важно.

— А что важно?

— То, что мы с ним солидарны. Я помню твою биографию, и здесь тебе делать нечего. Хочешь вернуться к прежней жизни прожорливой моли, ищи способ проскочить через нору обратно. Я уверен, он есть, и ты его рано или поздно найдешь. Я даже готов до тех пор оплачивать твои завтраки в «Пчеле»… Хотя постой, у тебя вроде и так все в порядке — офис в центре, все такое. Вот и занимайся делом, переквалифицируйся в управдомы. Но подрывную деятельность на этой территории, если ты ее планировал, прекрати..

— А кто мне запретит? Ты? Или твой Дед Мороз?

Мы со Святовым снова переглянулись. Николай показал мне большой палец: все отлично.

— А хоть бы и так.

Петровский повел себя неожиданно. Он… рассмеялся. Причем у меня не было оснований считать этот хохот наигранным. Кажется, он совершенно искренне потешался надо мной.

— Что смешного я сказал?

— Ты не представляешь, с чем вам придется столкнуться! Это не кино, Косой, и сценария у тебя на руках нет.

— То есть ты настроен решительно?

— Почему нет? Каждый зарабатывает как может. Я же не запрещаю тебе устроиться в местный дворец культуры массовиком-затейником. Вперед и с песней! Я не мешаю тебе, ты не мешаешь мне. Подумай над этим. Будь здоров!

Он отключился.

Святов внимательно изучал мою реакцию. Все время разговора он сидел рядом со мной за столом и услышал все, что было нужно.

— Какие у него возможности? — спросил я.

Майор вздохнул.

— Тут их пруд пруди. Народ-то непуганый.

 

7. Лучшая рыба — это колбаса

Тут, пожалуй, можно отвлечься от моей скромной персоны — тем более что ничем продуктивным в тот вечер я не занимался. Я посвятил его пешим прогулкам по кварталу, в котором мне предстояло жить какое-то время. Я вышагивал по узким асфальтированным улицам спального района, наблюдал за людьми, многие из которых со мной здоровались. Святов не врал: вечером эти пряничные домики, спрятанные за рядами пышных ив, действительно оживали, наполнялись суетой и голосами, а со дворов на улицу тянулись совершенно чумовые запахи свежих овощных салатов и жареного мяса. Мне вспомнилось мое деревенское детство: можно было выйти на улицу, и у каждого дома с тобой обязательно кто-нибудь поздоровается, хотя видит раз в год в разгар лета, и чем-нибудь обязательно угостит.

Ну да ладно, оставим меня на время в покое и перенесемся в другую часть города. Подробности эпизода, о котором я хочу рассказать, мне стали известны позже, но я приведу их сейчас, дабы соблюсти хронологию повествования.

Для начала попробую представить, чем занимался один из героев эпизода тем тихим замечательным вечером. Допускаю, что после возвращения из офиса своего рыбзавода он отпустил домработницу, переоделся в пижаму, заварил крепкого чаю с малиной и уселся перед телевизором. На журнальном столике перед ним веером расстелились сегодняшние газеты. В них было много материалов, посвященных грядущим выборам. По диагонали пробежав актуальные заметки, мужчина принялся щелкать кнопками на пульте.

В новостях его тоже преследовали выборы. В частности, вопиющее безобразие от действующего главы муниципалитета Константина Крутова. О да, он может себе это позволить. Вот он инспектирует сиськи коров местных ферм, вот он берет в горсть комбикорм и чуть ли не пробует его на вкус. Весь из себя крепкий хозяйственник. И пусть местный телеканал «Край-ТВ» не входит в число его активов (сам-то он владеет лишь лесопилкой и небольшим мебельным цехом), тамошние менеджеры определенно получали от него в минувшие шесть лет некие преференции, а посему с удовольствием их отрабатывали.

Где справедливость?!

— Вот же черт, — говорит владелец рыбзавода и переключает канал. Лучше посмотреть детектив.

Но мысли о предстоящих дебатах с Крутовым и еще одним кандидатом — молодым выскочкой Владимиром Пахомовым — не покидают его. Эфир уже через неделю, и он понимает, что ему нужно прыгнуть выше головы, чтобы вырвать необходимые для прохождения во второй тур проценты. Народ в Крае инертен, к резким переменам не привык. Пусть Крутова в глубине души недолюбливают, склоняют его на все лады на вечерних кухнях, но он уже знакомый и предсказуемый сукин сын. Чтобы заменить его на другого, нужны веские причины.

Неужели снова провал?

И тут раздается звонок в дверь…

— Опять вы? — восклицает Валентин Хилькевич. — Без звонка?

— Да, — с улыбкой отвечает Евгений Петровский. — Количество ваших ступеней я сосчитал в прошлый раз. Может, все-таки стоит поработать над нашим взаимопониманием?

Окинув взглядом сегодняшних сопровождающих политтехнолога, Валентин Рудольфович принимает решение не упорствовать. Кавалькада знатная: двое телохранителей с явным перераспределением массы мозга в пользу мускулов, еще один такой же тип в дорогом костюме и с папкой в руках, плюс в машине насупленный водитель.

— Ладно, заходите. Только будьте лаконичны.

Они прошли в дом, устроились в просторной гостиной. Воды гостям хозяин не предложил, указал на широкий диван, а сам уселся в кресло напротив и в ожидании уставился на Петровского.

— Слушаю ваши аргументы.

Политтехнолог приосанился. Сегодня он выглядел совсем не так, как в прошлый свой визит. Теперь это был не «парень с улицы» в потертом сером костюме, предлагающий купить вечную иглу для примуса, а вполне респектабельный джентльмен, у которого есть товар посерьезнее.

— Итак, — начал гость, — насколько могу судить по вашей активности, вы в цейтноте?

— Допустим.

— И никаких светлых идей у ребят из вашего предвыборного штаба пока нет?

— Без комментариев.

— А вам не жаль средств, потраченных на этих бездельников? Право слово, Валентин Рудольфович, вы же бизнесмен!

— Где-то теряешь, где-то находишь, это издержки бизнеса.

— А если я вам скажу, что не все еще потеряно? — Петровский подался вперед.

— Что-то изменилось со дня нашей последней встречи?

— Возможно.

— «Возможно» или «изменилось»?

Политтехнолог не ответил. Вместо этого просто кивнул своему помощнику в дорогом костюме.

— Вы позволите воспользоваться вашей техникой?

— Извольте.

Человек подошел к стойке аппаратуры, неспешно открыл молнию папки, вынул диск в тонкой коробке.

— Что это? — поинтересовался Валентин Рудольфович. Впервые, пожалуй, на лице его отразилось хоть какое-то подобие любопытства. Петровский вновь не удостоил его ответом.

Помощник, между тем, привычными движениями, легко ориентируясь в чужой бытовой технике, пристроил диск в плейер, нажал несколько кнопок на пульте.

Все присутствующие уставились на экран — все, кроме Петровского. Он с хищным выражением наблюдал за реакцией хозяина дома. Он, разумеется, уже изучил вдоль и поперек видеозапись, которую сейчас предстояло увидеть рыбному магнату, и ему не терпелось узнать, как воспримет ее потенциальный протеже на выборах.

Реакция не заставила себя ждать. Когда пошли первые кадры, в глазах Хилькевича застыло удивление… через минуту сменившееся неподдельным азартом, даже возбуждением. Так неопытный рыбак, отчаявшийся поймать за день хотя бы хиленького окуня, вдруг почуял, как на крючке бьется крупная добыча.

Запись длилась примерно четыре минуты. Помощник политтехнолога нажал кнопку «стоп». В гостиной повисла тишина. Петровский не торопил события.

— Откуда у вас это? — нарушил молчание Хилькевич, задумчиво потирая подбородок.

— Это важно?

— Это очень важно. В нашем городе давно не было ничего подобного. Это может подорвать…

— Подорвать устои общества? — Петровский хмыкнул. — Там, откуда я приехал, очень популярен в узких кругах один фильм. В нем мне очень нравится диалог: «Ты видишь суслика? И я не вижу. А он есть».

Хилькевич нахмурился.

— Переведите.

— Если вы чего-то не видите, это вовсе не означает, что этого не существует.

Рыбный магнат колебался. От мимолетного азарта не осталось и следа. Он смотрел в потускневший экран телевизора и размышлял. С одной стороны, этот ушлый политикан, свалившийся невесть откуда, предлагал действительно эффективный метод устранения главного фаворита предвыборной гонки, а вот с другой… как бы самому не замотаться в саван.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Для начала все это обдумать и взвесить. Переспать с этим, как говорят в наших местах. А после вы озвучите свой вердикт, и мы либо набросаем план действий и приступим к его реализации, либо…

Политтехнолог сделал театральную паузу.

— Либо? — напрягся хозяин дома.

Петровский растянул губы в улыбке.

— Мы просто расстанемся. — Он поднялся с дивана, знаком велел своим спутникам следовать за ним. — Диск мы пока оставим себе, если вы не возражаете. А то мало ли что…

Провожая делегацию на крыльце, Хилькевич напоследок спросил:

— Откуда же вы, я так до сих пор и не понял?

— Здесь недалеко.

 

8. Давно не брал я в ноги мячик

На следующее утро я вспомнил, что значит «проснуться с первыми петухами». За окном, едва забрезжил рассвет (я плохо сплю на новом месте, поэтому ночью периодически размыкал глаза и проверял время на смартфоне), раздалось истошное кукареканье. Хоть и напоминали эти пряничные домики какой-нибудь пригород Лондона, но все же это…

— Русь-матушка, — пробормотал я, поднимаясь с дивана.

На соседском дворе кто-то уже гремел жестянками. Наверно, это супруга соседа Михалыча, что сидел вчера на крыльце в майке-алкоголичке и курил сигарету за сигаретой. Я с усмешкой подумал, что женщина уже подбирает оружие, чтобы обрушить супругу на голову, пока он спит.

В опровержение моих мыслей сквозь открытую форточку донеслось мужское ворчание:

— Да что ж ты, мать, опять тут развела!… Иди вон… туда вон!

— Да, точно Русь, — повторил я.

В соседней комнате громко храпел Святов. Вчера после прогулки по окрестностям я предпочел лечь спать, а Николай еще долго сидел на крыльце. Очевидно, время, проведенное в Крае, — без работы, привязанностей и перспектив — не очень позитивно сказалось на его образе жизни. Как бы мне до такого не докатиться.

Я вышел на крыльцо, огляделся. Городок просыпался. К нашему соседскому петуху присоединились сородичи с окраин, и вскоре весь квартал наполнился этим кукареканьем, которое настолько диссонировало с пасторальным европейским пейзажем, что я не смог удержаться от хохота.

— Что смешного? — услышал я сварливый мужской голос. Обернулся. Михалыч все в той же майке ковырялся у своего крыльца возле какой-то странной железяки, напоминавшей сушилку для белья.

— Да так, — говорю, — настроение хорошее.

Михалыч ничего не сказал, только покачал головой. Я направился к зеленой лужайке на дворе, присел на лавочку возле мангала, закурил.

Так, с Петровским все более-менее понятно, нам с майором будет чем заняться. Но, помимо этого, мне все-таки нужно было найти какое-то постоянное дело. Деньги есть, и это хорошо, но перспектива валяться на кровати день за днем меня не прельщала. Все-таки я привык шевелиться. Для начала надо посетить местные магазины и прикупить приличную одежду и всякие трусы-носки-щетки.

Святов проснулся через час. К тому времени я уже принял душ, почистил перышки и мирно потягивал кофе на заднем дворе.

— Чуть свет уж на ногах, — пробухтел майор, протирая заспанные глаза. — Я тоже был ранней пташкой.

— Присоединяйся, — предложил я. — Сварить тебе?

— Не откажусь.

Вскоре мы уже оба сидели у мангала и разговаривали.

— Хочу поискать себе какую-нибудь работу, — сказал я.

— Попробуй, здесь это не проблема. Паспорт у тебя с собой?

Я ощупал задний карман джинсов.

— На месте.

— Открой и удивись.

Я раскрыл книжицу в плотной черной обложке. Глянув на первую страницу с фотографией, оторопел. Впрочем, не так сильно, как в кафе «Пчела», увидев местные купюры.

Паспорт тоже изменился: фотография — моя, но все остальное… другой цвет, желтоватый, другие узоры, и даже номера не мои.

— Здорово, правда? — улыбнулся Святов. — Конвертация автоматическая. Еще что-то есть?

— СНИЛС, водительские права и сувенир от ментов, с которыми готовился к съемкам, — удостоверение почетного сотрудника ГУВД Москвы.

— Круто. Прибереги, может пригодиться.

Мы допили кофе. Квартал проснулся окончательно, люди завтракали и собирались на работу. Тут и там слышно было, как из гаражей выгоняют семейные автомобили.

— Погуляй по городу, почитай объявления, купи свежих газет, — напутствовал меня майор, когда я уже стоял у калитки. — Глядишь, что-нибудь подберешь.

— Хорошо. Что по Петровскому? Ничего умного не приснилось?

— Не волнуйся, — махнул рукой Святов, — он сам даст о себе знать, и очень скоро.

До центра я пошел пешком, хотя мимо меня пару раз прошмыгнули свободные такси. Я наслаждался ласковым летним утром. Удивительно, какого же удовольствия я многие годы лишал себя, разъезжая по Москве на машине и стоя в душных и пропитанных выхлопами пробках! Вот ведь она, прелесть-то несусветная — гулять пешком по маленькому городку!

На первом же оживленном перекрестке, еще на подходе к административному центру, купил пару свежих газет — «Краевые вести» и «Фокус». Полистал тут же, не отходя от киоска. Первые полосы обоих изданий пестрили предвыборными новостями и агитацией. Очевидно, Крутов очень неплохо держался в своем кресле, хотя и получал время от времени на орехи от избирателей и журналистов. Его ядерный электорат — бюджетники, бизнесмены среднего возраста и старше, пенсионеры, приверженцы стабильности. Меньшими шансами обладал «молодой, но опытный» Владимир Пахомов, огромный портрет которого я видел на привокзальной площади в день знакомства с Петровским. Он появился в городе относительно недавно, публичной фигурой стать не успел, но зато относился к тому поколению предпринимателей, кто не поднимал деньги с земли (то бишь, не занимался фермерством и не черпал вдохновение в девелопменте). Он зарабатывал мозгами: создал крупную IT-компанию, поставлявшую софт и технологические решения как промышленным предприятиям, так и мелким бизнесменам, тем же фермерам. Судя по биографии, его зазывали в Западную Европу, но Пахомов оставался патриотом. Что ж, похвально, и молодежь за ним пойдет, но что-то мне подсказывало, что авторитет Крутова будет повыше.

Сложнее было с Валентином Хилькевичем. Он пытался войти в реку, в которой однажды уже утонул. Три года назад разрыв между ним и Крутовым составлял всего пять процентов, битва была захватывающая, но проигрыш в первом туре имел долгосрочный психологический эффект — за прошедшие три года он мог потерять поддержку значительной части своих сторонников. Это в наших краях можно двадцать лет голосовать за одного и того же клоуна, зная, что он никуда не пройдет, а в этом Крае люди более прагматичны. Помочь Хилькевичу выиграть со второй попытки может разве что чудо. Чудо-юдо в лице нашего друга Петровского.

Думаете, я настолько политически подкованный? Нет, я вам просто вкратце изложил тезисы местных аналитиков.

— Лыжню, дядя!!! — крикнул кто-то у меня за спиной. Я едва успел отскочить в сторону. Мимо промчался на велосипеде молодой парень в шлеме.

— Спасибо! — сказал он и поехал дальше по велосипедной дорожке.

Сунув газеты подмышку и решив, что объявления о приеме на работу почитаю где-нибудь на лавке в парке, я дошагал до местного стадиона, который позавчера видел из окна такси. По дороге мне то и дело попадались киоски с фаст-фудом, велосипедисты, лотки с мороженым, мамы с колясками. И главное — лица! Святов был прав, черт побери, это лица счастливых и свободных людей. В последний раз я такое видел во время поездки в Чехию.

На малой футбольной площадке стадиона за высокой чугунной оградой с ажурными пиками тренировались мальчишки лет десяти-двенадцати. Гоняли мяч. Время от времени их подгонял свистками тренер — высокий и мускулистый мужчина в синем спортивном костюме. Я немного постоял за оградой, наблюдая за финтами юных футболистов, потом обнаружил недалеко справа открытую калитку.

Я прошел внутрь, остановился на беговой дорожке. На стадионе тренировались не только футболисты. Вся территория представляла собой комплекс различных площадок. Помимо стандартного футбольного поля в центре, тут имелись и баскетбольные щиты, и площадка для волейбола (при необходимости ее, наверно, можно было переделать в теннисный корт), и в отдалении небольшой участок с перекладинами и брусьями. Да, и трибуны с двух сторон по десять рядов, и еще наверняка во внутренних помещениях есть спортзалы. Отличное место!

— Четче обрабатывай мяч! — кричал тренер. — Четче, Кузнецов! Он от тебя как от стенки отлетает!

Мальчишки играли вполне достойно. Я видел игры некоторых наших юношеских футбольных и хоккейных клубов, и они не очень далеко ушли от дворового уровня. А тут вполне приличное и даже вызывающее азарт зрелище. Я не мог оторваться от игры минут пять, пока одна из команд в синих футболках (вторая носила зеленые) не заколотила отменный гол.

— Красавчик, Крутов! — зааплодировал тренер. — Очень молодец!

На этой фамилии я встрепенулся. Точно, тут же сынок мэра играет!

Я присмотрелся к парнишке, принимавшему поздравления товарищей. Белобрысый коротышка с веснушками, очень подтянутый. Видать, тренируется на совесть.

После свистка матч продолжился. Синие, воодушевленные забитым мячом, ринулись в атаку. Я собирался прогуляться дальше по стадиону — на другой стороне выплясывали с цветными вениками черлидерши, а я всегда любил поглазеть на девчонок — и уже отошел на несколько шагов, как в меня прилетел мяч, ударив в спину на уровне лопаток.

— О, черт!

Я развернулся. Растерянные и виноватые футболисты глядели на меня. Я поддел мяч носком, подкинул на метр. Принял другой ногой, подбросил еще выше, принял правым коленом, перекинул на левое… Затем снова на носок, на другой, снова на колено — и только потом внешней «щечкой» правой ноги отправил его на площадку.

Ух, кайф!

Тренер начал аплодировать, к нему присоединились некоторые юные футболисты.

— Браво, дружище!

Игра продолжилась, а тренер, поглядывая на площадку краем глаза, подошел ко мне.

— Неплохо, — сказал он.

— Спасибо, — расцвел я в улыбке. — Я в молодости был КМС. Тренировал школьную команду, потом университетскую.

— Ого! А что такое КМС? Звучит, как, извините…

Я покраснел. Забыл, что с местными нужно быть осторожным, они ведь не от мира сего.

— Это такое шутливое звание, которое мне присвоил мой тренер. Даже не помню, что оно значит.

— Бывает, — сказал тренер и протянул руку. — Семен Кудинов.

— Сергей Круглов, очень приятно. — Рука у него была крепкая. — У ваших «синих» очень сильная линия полузащиты, а вот «зеленые» в центре провисают.

Он присмотрелся ко мне внимательно.

— Вижу, навыки не утрачены.

— Однажды севший на велосипед…

— …не разучится крутить педали!

Он постоял немного рядом, наблюдая за игрой подопечных. Я не спешил уходить, это было бы невежливо.

— Вы местный? — спросил Кудинов. У меня была лишь секунда на выбор ответа.

— Недавно приехал.

— Надолго?

— Думаю, что на какое-то время. Посмотрим.

— Командировка?

Я вздохнул. Ну и менталитет у местных! У них вполне естественно задавать подобные вопросы первому встречному?

— Вроде того. Занимаюсь… отладкой оборудования для одной небольшой компании, есть предложение задержаться подольше.

Я почему-то забыл про писателя.

Кудинов кивнул.

— Слушайте, тут такое дело. У нас как раз сезон заканчивается, впереди полуфиналы юношеского Кубка. У нас есть все шансы их пройти и побороться за главный трофей. А я совсем зашиваюсь, у меня ведь еще и малыши, которым тоже требуется внимание. Мне нужен помощник. Как у вас со свободным временем?

Такого предложения я не ожидал. Прогуливаясь по городу, я прокручивал в голове самые разные и невероятные варианты трудоустройства (включая язвительное предложение Святова таскать ящики на рынке), но чтобы вот так сходу — помощником футбольного тренера? Да он же меня впервые в жизни видит!

Реальные психи.

— Что ж, — промямлил я, — это довольно любопытное предложение. А что для этого…

— Никаких особых формальностей, Сергей. Всего три недели на общественных началах, а по окончании турнира гонорар в бухгалтерии. Назовете номер карточки социального страхования — и все дела. Так что у вас со временем?

«А черт его знает», — подумал я.

— У меня гибкий график.

— Отлично! — Он снова протянул руку. — Завтра в шестнадцать-ноль-ноль сможете?

— Надеюсь. Давайте обменяемся телефонами на всякий случай.

Он похлопал себя по спортивным штанам, развел руками. Я вручил ему свою визитку. Он бегло осмотрел ее и сунул в карман.

— Тогда до завтра.

Кудинов вернулся к своим подопечным.

«Чудны дела твои», — подумал я, направляясь к площадке с черлидершами…

 

9. Молодой и красивый

…Я и не представлял, насколько дела Его чудны.

— Сережа!!!

— Аня?!

Она была рада новой встрече — видно невооруженным взглядом. И удивлена, и рада. А я просто обалдел.

— Вы так и не уехали?

Аня была одета в легкую светлую блузку и коротенькую юбку небесного цвета. Она, оказывается, руководила командой черлидерш, которые репетировали на другом конце стадиона.

— Девчонки, перерыв пять минут! — скомандовала она своим подопечным и направилась ко мне. — Слушайте, подумать только, нам с вами тесно в Крае!

— Да, нарочно не придумаешь.

— Какими судьбами?

— Решил задержаться, — сказал я… и тут же подумал, что, наверно, выгляжу очень глупо. Учитывая наш дурацкий разговор при случайной встрече на вокзале, я вполне мог сойти за преследователя. Но ведь не расскажешь ей об истинной причине задержки!

Впрочем, Аня ничего такого не подумала или просто не подала вида.

— Что ж, вы не пожалеете! У нас тут есть что посмотреть.

— Например?

— Например, Южные Ворота, это за железной дорогой. Там река очень красиво разливается, утки плавают. Очень много памятников старины, симпатичные кварталы.

— Тогда, может быть, вы найдете время побыть моим гидом?

Я покраснел от своего неожиданного кокетства, практически не надеясь на положительный ответ. Рассеянно глядел по сторонам, боясь пересечься с девушкой взглядом.

— О, вы приглашаете меня на свидание?

Я все-таки посмотрел ей в глаза. Озорные огоньки меня отчасти успокоили.

— А даже если и так?

Она приложила пальчик к щеке, якобы размышляя. Тоже та еще кокетка.

— Нуу, я должна подумать. Мы ведь с вами совсем мало знакомы.

— Вот и познакомимся поближе. Но если вас смущает слово «свидание», можете подобрать любое другое.

— Все нормально, Сережа.

Мы немного помолчали. Собственно, перспектива встречи в более комфортной обстановке исключала необходимость продолжать разговор, да и перерыв не стоило затягивать. Мне оставалось только назначить время и место, но с этим, как вы понимаете, были некоторые сложности.

— Сегодня вечером вы свободны? — спросил я.

— Теперь — да.

— Тогда… скажем, если… часов в семь?

— Хорошо-о. — Аня, кажется, забавлялась моей нерешительностью и не спешила мне помогать.

— Только, видите ли, я тут знаю только два заведения — кафе «Пчела» на вокзале и ресторан в гостинице «Каскад».

— Там, где вы останавливались? Я живу рядом. Кстати, как ваш товарищ?

Я и забыл, что со мной в ту ночь был пьяный в хлам (как выяснилось, фальшиво пьяный) Петровский.

— Это на самом деле случайный знакомый, дальнейшая судьба его мне не особенно интересна.

— Понятно. Тогда давайте я сама выберу заведение?

— Многим обяжете.

— У нас тут есть неплохой ресторан недалеко от центра, буквально в паре кварталов отсюда. Там уютно…. и недорого.

«Недорого, — мысленно повторил я. — Настоящая леди, не хочет обременять нового знакомого».

— Последнее — не критерий. Главное, что там уютно и вкусно.

— Да. И еще там живая музыка, скрипка…

И она снова улыбнулась так, что у меня уже не только мурашки по телу поползли… ну, вы, мужики, меня понимаете (прошу прощения у прекрасных дам, но это комплимент).

— Пишите адрес.

— Я запомню.

— Ресторан «Пушкин» на улице Пушкина, дом пятьдесят-пять. Это такое двухэтажное здание из красного кирпича. Я закажу нам столик на фамилию Проскурина.

— А выше двух-трех этажей здания у вас есть?

— Есть, но мало. Мы как-то все ближе к земле.

Я помялся немного для приличия, поглядел на скучавших девчонок с их цветными метелками.

— Ну что ж, Аня, не буду вам мешать. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль, ресторан Пушкин, форма одежды…

Я запнулся. Из моих уст готова была вырваться пошлая солдафонская шутка — «форма одежды номер один». Люди служивые знают, что ничего, кроме трусов, в эту форму не входит.

— …ну, в общем, как вам будет удобно, — закончил я.

— Договорились! До встречи!

Покидая стадион, я уже и думать забыл о своей важной миссии в этом Крае Непуганых. Какая политология? Какой заговор? Какая пучина разврата, прости Господи! Вот чем хочется заниматься — любить девушек, наслаждаться их журчащими голосками, приглашать в ресторан, дарить цветы, гулять по набережной реки, читать стихи (кстати, старый пень, ты помнишь хоть одно стихотворение, скажем, того же Пушкина, если подвернется случай его продекламировать?). В эти минуты я с еще пущей силой возненавидел Петровского.

«Дам ему в морду, когда встречу», — решил я и, выбросив газеты в урну, направился дальше в центр.

В тот день я исходил едва ли не половину города. Получив возможность погулять в одиночестве, без непрошеных гидов, я увидел его таким, каким мне захотелось его увидеть — со всеми достоинствами, недостатками, с медвежьими углами, скрытыми от глаз туристов. Пройдя несколько сотен метров по центральным улицам с их оживленной торговлей, магазинами, офисными зданиями, замаскированными под старину, я тут же нырял в какой-нибудь двор жилого дома на четыре подъезда, а потом снова выходил на улицу. Дворы были маленькими и уютными, с зеленью и детскими площадками. Такие у нас еще встречаются в кварталах старых пятиэтажек. Внутри почти нет автомобилей, да и сами дома разительно отличались от наших сереньких хрущевок: красный кирпич, балконы с ажурным литьем, палисадники, арки, неожиданные архитектурные решения. Попадались, впрочем, и мусорные свалки с роями жужжащих над ними мух. Как говорил один мой знакомый, к которому я периодически загонял свою тачку на техосмотр или мелкосрочный ремонт, «наш человек — везде наш человек; даже если ты обслуживаешься в крутом лицензированном дилерском автосервисе, работают там все равно родные рукожопые парни». Так и здесь: каким бы правильно устроенным ни выглядел этот мир, среди наших людей всегда найдутся те, кто ленится дойти до унитаза.

В одном из дворов я наткнулся на собрание. Человек пятьдесят местных жителей собралось на асфальтированной футбольной площадке. Перед ними выступал… бог ты мой, это ж Владимир Пахомов, кандидат на должность мэра! Опрятный, в белоснежной рубашке и при галстуке, он что-то громко объяснял своим слушателям, активно жестикулируя. Я из любопытства подошел поближе, чтобы послушать.

— Вы же сами понимаете, дорогие земляки, — говорил молодой человек, — что трудно от власти, которая не меняется уже много лет, ждать каких-то кардинальных изменений и движения вперед. Любой человек, будь он хоть семи пядей во лбу, неизбежно со временем становится заложником своих представлений о том, что правильно, а что — нет. Нам необходимо обновление. Чтобы наша встреча сегодняшняя не запомнилась вам только общими фразами и лозунгами, я приготовил для вас необходимые материалы с конкретными пунктами моей предвыборной программы. Вы посмотрите их на досуге, обсудите с близкими и соседями, и через неделю мы встретимся вновь, чтобы…

Дальше я не слушал, отправился своей дорогой. Никогда не жаловал людей, стремящихся к власти, но сама форма общения с избирателями мне импонировала.

Итак, городок не выглядел захолустным. Здесь обнаружился и вполне современный многозальный кинотеатр с большой площадкой для парковки и летними закусочными, и офисные небоскребы (если таковыми можно считать десятиэтажные «свечки» из стекла и бетона). По узким улицам бегали все те же небольшие автобусы непонятной марки, заполненные едва ли наполовину. Личного транспорта было немного, все больше такси.

Впрочем, я уже повторяюсь, извините, издержки профессии. Сами понимаете, часто приходится заучивать и повторять тексты…

Во время прогулки я на всякий случай отыскал нужную мне улицу Пушкина и одноименный ресторан. В паре домов от него увидел магазин одежды. Это было очень кстати, мне ж надо приодеться перед ужином с прекрасной Анютой.

Признаюсь, я никогда не умел формировать себе гардероб. В том, что на светских раутах и в повседневной жизни я выглядел вполне приемлемо, соответствуя своему статусу, немалая заслуга моего администратора Аллочки Сиротиной. Она едва ли не силой раз в квартал таскала меня по магазинам на Тверской и одевала с ног до головы, продумывая каждую деталь от носков до запонок. Когда одежду я выбирал себе сам, получалось не более чем «терпимо». А однажды, несколько лет назад, я вообще накосячил с элементарными джинсами. Нашел в обычном московском торговом комплексе отличные штаны, сидевшие на моей заднице как влитые, быстро оплатил и тут же в них влез. Спустя несколько дней стал замечать на себе удивленные взгляды членов съемочной группы женского пола. Причину столь пристального внимания к моему заду мне объяснила та же Аллочка:

— Вижу, штаны сам выбирал.

— А что с ними не так?

— Женские.

С тех пор я без нее в шопинг не ударялся.

Но тут мне помочь было некому. Разве что вот этой миловидной девушке в синей униформе, что встретила меня в небольшом холле магазина.

— Добрый день, сударь, могу помочь?

Все-таки я до сих пор не мог привыкнуть к этому дурацкому старомодному обращению.

— Очень даже можете… сударыня.

Она терпеливо возилась со мной около получаса, ни движением бровей, ни интонацией не выказывая своего нетерпения или раздражения (если вообще таковые у нее имелись). Она молниеносно оценила на глазок мои габариты, предложила сразу несколько вариантов элегантных сорочек и джинсов. Я не стал придираться, доверился ее вкусу, выбрал два комплекта верха и низа — для повседневности и, что называется, для эффекта «вау!». Тем более что и мне самому мое отражение в зеркале примерочной пришлось по вкусу, особенно в черной рубашке с воротником-стоечкой поверх приталенных штанов. Красаучег! Затем мы отправились в обувной отдел, где я обзавелся парой новых лаковых штиблет. Улучив момент, когда продавец отвлеклась на другого покупателя, я нырнул в отдел с нижним бельем, набрал целый пакет трусов и носков, а чуть позже на кассе прикупил пару навороченных ремней. Через несколько мгновений я был уже готов выйти в свет обновленным.

— Можно у вас тут переодеться, а старое выбросить?

— Разумеется, — ответила девушка с неизменной улыбкой.

— И еще вопрос: не подскажете, где тут у вас ближайшая парикмахерская?

Она подсказала: совсем недалеко, в паре кварталов к югу по этой же улице Пушкина, есть «очень хорошая и недорогая парикмахерская моего дяди, называется «Севилья».

— Хорошего дня! — сказала она напоследок, лично провожая у выхода.

В общем, на улицу я вышел совсем другим человеком. Улыбнулся солнцу, выбросил в большую урну у крыльца пакет со старым тряпьем и отправился искать «севильского цирюльника».

Однако, чтобы вам не ходить за мной хвостиком и использовать время с максимальной эффективностью, расскажу еще о некоторых героях нашей истории, с которыми я сам познакомился позже.

В полицейском участке недалеко от Северных Ворот скучали двое дежурных. Скучали — в буквальном смысле, потому что с организованной и более-менее регулярной преступностью сегодня как-то не задалось. Стоит отметить, что опорных пунктов полиции в Крае было всего четыре, по одному в каждом районе. Я не сразу понял, по какому принципу осуществлялась административная нарезка города, но, как мне позже растолковали, это сделали из ландшафтных особенностей. Отсеченная железной дорогой южная оконечность, спальный район на севере, в котором сейчас обитал я, западные кварталы деловых и увеселительных заведений и восточный административный округ с мэрией, стадионом, дворцом культуры «Импульс» — вот и весь город. И в каждом районе по небольшому офису с компьютерами, мониторами видеонаблюдения, мини-АТС и зарешеченным обезьянником. Основные правоохранительные силы были сосредоточены в городском управлении полиции недалеко от мэрии.

Пятидесятипятилетний Иван Самохвалов и двадцати пяти лет от роду старший сержант Володя Курочкин заступили на дежурство рано утром, сменив на этом посту предыдущую полусонную смену. Отметились автографами в журнале, приняли к сведению, что «ночь прошла спокойно, только в общежитии по Ягодной улице молодежь загуляла до двух часов, перебудив половину квартала, пришлось выезжать на профилактическую беседу». Судя по ядреному аромату, что витал в дежурке, беседа прошла в конструктивном ключе.

— Не сдавай, — попросил утомленный ночным дежурством молодой полицейский.

— Местные сдадут, Макс, — сказал Иван. — Вызвали копов, а ты ни черта не сделал.

— Почему ж не сделал! Как раз таки сделал…

— Я чувствую.

Сотрудники отделения, которые по утрам приходили на обычную служебную смену и уходили вечером, — а это хохотушка блондинка Света Соловейчик и ее неуклюжий молодой коллега Матвей Сафонов, постоянно теряющий кобуру и важные документы — отправились на патрульной машине «в поле». Тревожных звонков за минувшие с начала дежурства часы почти не было, лишь кто-то жаловался на грубо припаркованный на выезде из жилого квартала автомобиль. Иван переправил обращение Светке и вернулся к своему занятию — чтению свежих утренних газет.

Вообще, жители Северного района этим летом звонками особо не донимали. Последний относительно серьезный вызов поступил позавчера. Произошла кража со взломом. Вскрыли дверь, выходящую на задний дворик, вытащили из дома лопату, топор, сапоги и большой рулон плотной полиэтиленовой пленки. Ни ценностей, ни дорогой техники не взяли. Странный набор, смахивающий на комплект инструментов для расчленения и захоронения трупов.

В полдень Самохвалов приступил к трапезе. Распаковал пластиковую миску с пельменями со сметаной и свежей зеленью, налил в кружку чай и принялся обедать.

— Фу, Терентьич, — бросил Володя через плечо, не отрываясь от компьютерной стрелялки, — задолбал ты своими обедами! Как будто кто-то пернул!

— Засохни, Вовка, молодой еще. Вот женишься, детей заведешь и поймешь, что нет ничего лучше, чем взять на работу домашних пельменей со сметаной. Еще бы и Матвея женить, тоже ходит раздолбай раздолбаем… Я за вас возьмусь когда-нибудь.

— У Матвея есть девушка, в губернском университете учится. А мне еще рано, я не нагулялся.

Иван усмехнулся. Это был их обычный ритуал: он приносил из дома любовно приготовленные супругой вкусности, смачно их поедал, источая ароматы на весь офис, а Володька бухтел и ворчал, хотя втайне от начальника обедал мамиными блинами и котлетами.

— Рано ему! Смотри, чтобы поздно не стало. А то, бывает, тянешь, тянешь, а потом — бац, пенсия.

— А ты, кстати, чего сам на пенсию не уходишь? Давно бы сидел дома, клубнику выращивал.

Иван вздохнул. Так-то оно так, по возрасту и выходило, что он вполне мог сдать табельное оружие, повесить форму в шкаф и наслаждаться свежим воздухом на заднем дворе своего двухэтажного дома собственной постройки. Но все рука не поднималась написать рапорт.

— Скучно, — произнес он.

— А тут шибко весело! Ворованные гуси, бродячие собаки, алкаши да дебоширы.

— Ну почему только гуси. Вон, пожалуйста, две недели назад в Савельевском переулке парня с порошком взяли. Упоротый вусмерть, двух слов связать не мог.

Это была правда. Однажды вечером патруль, приписанный к опорному пункту «Западный», остановил на улице неадекватного молодого человека. Думали, что пьяный, хотели подвезти до дома, а он — деру. Догнали, обыскали. Оказалось, был под кайфом, да еще и с товаром. Это был тревожный знак. Единственную за много лет дилерскую точку прикрыли полтора года назад — в клубе «Лагуна» промышляли заезжие из центра. Облава была знатная, заведение тогда едва не закрыли, но со временем все успокоилось.

И вот — опять.

— Это не наш район, — проворчал Курочкин, — и вообще, этим детективы из городского управления занимаются.

— А кто тебе мешает вперед двигаться? Я тебя в поле выпускал не раз. Работай, дерзай, раскрывай, я разве против! Глядишь, сам до детектива дослужишься. А то торчишь в интернете весь день…

Курочкин ничего не ответил. Довольно часто их задушевные беседы заканчивались разногласиями поколенческого характера. Самохвалов никогда не отказывал себе в удовольствии пожурить своего молодого коллегу за бесхребетность и неприкаянность, а тот алаверды отпускал несколько колкостей типа «не пора ли старому полицейскому барбосу вернуться в вольер к заслуженной казенной похлебке?»

Но сегодня что-то пошло не так.

— Ты давно в полиции, Терентьич?

— А то ты не знаешь. Сразу после школы пришел, как и ты. Считай, тридцать пять лет уж.

Володя оставил в покое компьютерную мышь, обернулся, крутанувшись на стуле.

— И чего достиг? Банду раскрыл? До детектива дослужился? Так в старлеях и ходишь.

— Я своей жизнью вполне доволен, юноша. А тебе, видимо, генерала подавай, золотой именной пистолет и счет в банке?

— А почему нет?

— Ну так я тебе рецепт уже дал!

— Вот и спасибо! Скоро у меня все будет, вот увидишь.

— Будет, конечно, если захочешь. А пока что живешь с мамой и режешься в компьютерные игры. Жизнь просираешь.

Курочкин медленно поднялся со стула.

— Да, пусть с мамой… Весело тебе? Не переживай, я воспользуюсь твоим рецептом, и у меня все будет отлично. А ты оставайся с этими своими… вонючими пельменями! Приятного аппетита!

Он выдернул из пачки сигарету и вышел в коридор.

— Валяй, — невозмутимо буркнул Терентьич за секунду до того, как хлопнула дверь.

Впрочем, невозмутимость его была напускной. Как-то странно себя вел Володька в последние дни. Куда-то подевалась легкость в общении. Нервный он какой-то стал, напряженный…

Ох, как меня облизывали в этой севильской цирюльне! Чай, кофе, печеньки, «чего изволите». И ведь я просто с улицы зашел, без предварительной записи.

Заправлял парикмахерской худой и морщинистый дядя Гена — он так и представился. Кстати, он же меня и стриг. В другом углу единственного зала колдовала над покраской волос дородной дамочки еще одна сотрудница, молодая девушка — его дочь. Тоже семейный бизнес, как и у Пчелкиных, никого лишнего.

Во время стрижки дядя Гена не умолкал ни на минуту. Перво-наперво он усомнился в том, что я местный. Я, конечно же, не мог смолчать.

— Слушайте, как вы это определяете?! У меня на лбу написано что-то?

— Уж поверь мне, сынок, — с удовлетворением заметил парикмахер, — вас, туристов, издалека видать. Те, кто живет здесь с рождения или просто очень давно, выглядят иначе. У них глаза другие.

— Какие, например?

— В них напряжения нет. А ты, похоже, совсем издалека?

— Ага, с другой планеты.

— Стало быть, спрашивать тебя, за кого будешь голосовать, смысла нет.

— Точно.

— Ладно, мил человек, ты не вертись, сейчас папочка будет делать тебе зашибись.

Из его болтовни я узнал практически все свежие новости городка — и те, что публиковались в газетах, и те, что обсуждали на лавочках аборигены. Дядя Гена считал, что Крутов без проблем усидит в своем кресле мэра, «хотя и хочется иногда дать ему пинка под зад!». Еще я узнал, что местного начальника полиции надо гнать поганой метлой за аморальное поведение. Третий раз женился, шутка ли! Да на ком! Она ж на двадцать пять лет его моложе, в дочери годится, едва школу закончила. Тоже мне, растлитель малолетних! «Но про его службу плохого сказать не могу, — добавил цирюльник. — Службу он знает, поэтому Крутов его опять предложит Городскому Совету, а те, дармоеды, его без вопросов утвердят». — «А чего ж дармоеды-то? — спросил я, — вроде их люди хвалят». Тут дядя Гена ничего не смог ответить. Пожалуй, в нем говорило старое-доброе обывательское неприятие любой власти, даже если это эффективно работающий Городской Совет, состоящий из твоих соседей по улице, таких же простых горожан. Или он просто не смог избраться туда, вот и ворчит.

К моменту, когда стрижка была готова примерно наполовину, он вещал уже в режиме таблоида. О том, как бригада студентов агроуниверситета из губернии, приехавшая для прохождения практики на свиноводческой ферме, устроила пьяный дебош в общаге на Ягодной, перебудили, бестолочи, всю округу. «Какой прок от таких специалистов, бьют тут баклуши целыми днями!». Жена окружного судьи появилась на открытии после ремонта зала Дома Правосудия в таком откровенном наряде, что все присутствующие вмиг забыли о поводе, который их всех собрал. «С лошадиным задом, а туда же, за малолетками гонится», — проворчал дядя Гена. Далее я узнал, насколько дерьмовая тут местная рок-музыка, что раньше тут были «ого-го какие команды», да все уж постарели, а молодые все больше по угару. «Только вот „Канистра“ и осталась, но раньше она стадион могла собрать, а теперь по кабакам шастает».

И так без умолку минут двадцать. Ближе к финалу этого монолога я уже изрядно притомился от обилия бесполезной информации, но компенсацией мне за терпение послужило то, что работу свою дядя Гена выполнил отменно.

— Принимай, красавец! — с довольным видом воскликнул он, снимая с меня пеньюар.

«Да, хорош!», — подумал я, и датчик моего настроения поднялся еще на пару делений. Всегда замечал — стоит привести в порядок прическу, и голова твоя начинает работать лучше, мозги как-то освежаются. Мой вам совет: чувствуете хандру и безнадегу — ступайте в парикмахерскую.

Николай Святов встречал меня дома обедом, достаточно бесхитростным — всего лишь жареные куриные бедра и картошка. Я вежливо отказался.

— В следующий раз в супермаркет сам пойдешь, — пробубнил майор.

— У меня сегодня ужин. Не хочу объедаться.

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Уж не с девушкой ли?

Я вспомнил, что ничего не говорил ему о знакомстве с Аней, и решил дальше придерживаться той же линии.

— Да так, познакомились кое с кем.

— Ну-ну. Работу-то подыскал?

— Ага. Мячик буду гонять.

 

10. Скрипка и немножко нервно

Да, Александр Сергеевич был бы доволен. Ресторан «Пушкин» на одноименной улице оказался очень уютным заведением. Главный зал представлял собой вытянутое в длину и слегка зигзагообразное помещение с плотными коричневыми портьерами на окнах, приглушенно освещенное лампами в массивных канделябрах. Нечто среднее между роскошной современностью и подделкой под старину. И музыка соответствующая: на небольшой эстраде посередине зала играл струнный квартет. Кажется, звучал Моцарт, если я хоть что-нибудь понимаю в классике.

— Очень мило, — сказал я.

— Да, мне здесь нравится, — ответила Аня. Надо ли говорить, что выглядела она роскошно, подавляя во мне способность вообще вынимать изо рта какие-либо звуки. Красное вечернее платье с интригующим декольте, боже мой…

— Часто здесь бываете?

Она опустила взгляд на свой бокал. Мы буквально минуту назад заказали бутылку испанского вина.

— Аня, я задал бестактный вопрос?

— Нет, ничего. Мы бывали здесь с моим мужем несколько раз. Здесь мы с ним и познакомились, кстати. Это было… — Она смутилась. — В общем, не важно.

— И это со временем стало вашим любимым и даже знаковым местом, — закончил я ее фразу. — Я понимаю. Наверно, вы дорожите памятью о ваших отношениях и испытываете некую неловкость от того, что назначили встречу другому мужчине, да еще и малознакомому, именно здесь. Но вы ничего не могли с собой поделать, потому что вам нравится «Я помню чудное мгновенье».

Я пытался вложить в свой монолог максимум непринужденности и даже улыбнулся, но Аня не откликнулась.

— Извините еще раз, если что-то не то сказал.

Она сделала глоток из бокала.

— Вы правы, Сережа, мне дорого это место. Дело в том, что мой муж умер три года назад от сердечного приступа. Очень много работал…

«Прах тебя побери, дебил! — мысленно выругался я. — Следи за языком!».

— Простите.

— Вы же не знали. Я долго не могла оправиться от потери, почти два года жила как во сне, делала свою работу автоматически, пока меня не встряхнули подруги. Нашли мне хорошего психолога, потихоньку дело пошло. Если бы вы встретили меня год-полтора назад, то застали бы постаревшую раньше времени гарпию. Сейчас вроде все наладилось, и я больше не боюсь переступать порог этого ресторана.

Я решил воздержаться от дальнейших комментариев, чтобы вновь не сморозить глупость. Вместо этого стал размышлять над возрастом Ани. Она выглядела очень молодо, на вид ей едва ли исполнилось тридцать, и даже наличие тяжкого семейного опыта, длительная реабилитация не смогли ее сломать. Очевидно, она боец. А ведь всего лишь пару дней назад она показалась мне совсем непуганой и наивной девчушкой, которая не боится разгуливать по ночам и знакомиться с первыми встречными, да еще и приезжими.

— Чем занимался ваш муж? — все же решил спросить я, чтобы вывести разговор на нотки светлых воспоминаний. Кажется, у меня получилось — Аня улыбнулась.

— Он у меня был архитектором, владел на паях с друзьями бюро с большим офисом в деловом квартале. Знаете, он хотел привнести в наш городок побольше чего-то современного, немного будущего, потому что всегда считал, что Край слишком сильно держится за старину, а нужно идти в ногу со временем. Он сделал очень много проектов, какие-то удалось воплотить в жизнь. Вы наверняка видели несколько его зданий и ландшафтных решений, когда гуляли по городу, но в основном его идеи отвергались. Городской Совет, знаете ли, у нас состоит… ну, так скажем, из людей другого поколения.

Я кивнул. Старики и тут правят бал. Вот почему в городе так мало высоток и полно кирпичных особняков купеческих времен. Холят и лелеют свою культурную и историческую идентичность. Попахивает чем-то знакомым. «Наши традиционные ценности». Словосочетание, от которого у меня сводит скулы.

— Виталик сильно расстраивался, продолжать точить этот камень, но… надорвался. Хотя не пил, не курил. Вот на спорт, правда, времени не оставалось…

Ее взор затуманился. Я уже пожалел, что задал вопрос. Как бы ее не засосало сейчас в прошлое, словно в иллюминатор тонущего парохода.

К счастью, она и сама поняла, что пора завязывать.

— Ну да ладно, Сереж, извините, увлеклась.

— Нет, это вы меня простите.

От неловкости нас спас официант — он принес наш первый заказ. Я выбрал салат из морепродуктов и мясную нарезку, Аня остановилась на традиционном «цезаре». Под стук вилок мы приступили к светской беседе. Аня рассказала о своих занятиях: имея профессиональную хореографическую подготовку, она преподает в местной детско-юношеской школе искусств, что базируется во дворце культуры, ведет несколько сторонних проектов и кружков по танцу. В перспективе собирается открыть свою танцевальную студию, но пока не собрала первоначальный капитал, чтобы оформить в собственность или хотя бы арендовать помещение, закупить мебель и оборудование. Я поинтересовался насчет возможности взять кредит (насколько я понял, банковские проценты в этом заповеднике по сравнению с нашими просто микроскопические), но Аня сказала, что никогда в жизни не брала в долг ни у знакомых, ни у государства. Оставшийся от мужа бизнес был раздроблен и распродан — партнеры без Виталика не справились — так что и наследство осталось не ахти какое.

— А вы чем занимаетесь, если не секрет?

Я замялся. Ложь о наладке мифического оборудования, озвученную перед тренером футбольной команды, повторять не хотелось. Выдавать себя за звезду кино в мире, где никто не смотрел «Косого», тоже не было смысла.

— Разными вещами. Когда-то пытался вести свой торговый бизнес, подзаработал, со временем стало скучно, отправился путешествовать.

— О! — оживилась Аня. — Где успели побывать?

— Ну… я люблю путешествовать по стране — Сибирь, Кавказ. Увлекался фотографией, устраивал выставки. Немного пишу, делюсь впечатлениями. Вложился в небольшое дело, которое не требует от меня постоянного вмешательства. В общем, в какой-то степени я сейчас творческая богема.

— А у нас вы тоже в рамках путешествия?

— Почти. Неожиданное такое путешествие…

Струнный квартет заиграл новое произведение, и это уже точно был не Моцарт и даже не Сальери. Ребята лихо наяривали какой-то до боли знакомый блюз. Я напряг память. Где-то же я это слышал, это же явно классика, только уже другая, более современная! Ну, Косой, вспоминай, не настолько же далеко эти непуганые отклонились от генеральной линии партии!

Точно! Это ж «Мочалкин блюз» и скрипичное соло-проигрыш Сергея Рыженко!

Обалдеть!!!

— Что с вами? — спросила заинтригованная Аня. Кажется, я не справился со своими эмоциями. Мой режиссер точно отдал бы команду остановить съемку.

— Да нет, ничего. Вы не видели фильм «АССА»?

Она хихикнула.

— Смешное название. Нет, не видела.

— А группу «Аквариум» знаете?

— Нет.

Я внимательно пригляделся к молодому парню, что выводил рулады на своей скрипке. Играл идеально, самозабвенно, чем-то напоминая мне Спивакова в мгновения высочайшего мелодического экстаза. Где юноша слышал эту мелодию? Или просто моя спутница была далека от этой музыки? Кстати, здесь вообще слушают то, к чему мы привыкли у себя на родине? Что же это за удивительный мир — и без «Аквариума»?!

Вот тебе и еще одно странное и забавное искривление пространства и времени. Одно я мог сказать точно: даже если допустить, что здесь где-то существует альтернативный нашему БГ, то уж «Мочалкин блюз» был написан и исполнен в конкретных общественно-политических условиях. Как и снят весь фильм «АССА».

Я хотел вернуться к своему салату из морепродуктов, но тут наш ужин неожиданно закончился.

До конца дня Курочкин и Самохвалов, дежурившие в полицейском участке у Северных Ворот, практически не разговаривали. Володя окончательно насупился и ушел в себя, отвечал на звонки вяло, принимал обращения горожан без особого усердия. Иван наблюдал за ним с растущим беспокойством. Ему за годы службы часто доводилось наблюдать вот таких же молодых и горячих, которые грозились «показать Кузькину мать» и доказать миру, что всего добьются сами и «без этих ваших». Увы, многие из них заканчивали плохо. В лучшем случае — спивались, в худшем…

Звонок, поступивший на пульт ровно в девятнадцать-тридцать, нарушил сонное течение времени.

— Старший сержант Курочкин, северное отделение, — пробубнил Володя. Несколько секунд он просто молча слушал… а затем переспросил таким голосом, что Самохвалову пришлось обернуться. — Будьте добры, повторите!

Еще секунды молчания. Затем, ни слова не говоря, Курочкин медленно опустил трубку на пульт.

— Ну, чего там, Вовка?

— Кажется, мы накликали.

Люблю немецких овчарок. В детстве, правда, был сильно ими напуган — в основном, благодаря фильмам про войну, где они служили у проклятых нацистов, злые такие, кровожадные, гавкают громко. А потом, когда повзрослел, я пригляделся к ним внимательнее и растаял. Красивые, умные, сильные, хотя и пальца в рот не клади, конечно.

Но когда немец, сопровождаемый бойцом в темно-синем камуфляже, появился в проходе ресторана «Пушкин», положительных эмоций я не испытал. Я слишком долго играл в кино мента, чтобы не понимать, что сейчас произойдет.

Скрипка в «Мочалкином блюзе» взвизгнула и умолкла.

— Уважаемые посетители ресторана! — громко сказал парень с собакой. Песик послушно сел у его ног. — Просьба аккуратно и организованно покинуть помещение, взяв с собой все необходимые вещи!

Со стороны холла к бойцу присоединилась еще парочка таких же крепких, сосредоточенных… и немного озадаченных, пожалуй. У всех троих на плечах болтались автоматы с укороченными стволами. Не берусь утверждать точно, но, кажется, это не «Калашников».

— Это что? — спросила Аня, не сводя глаз с непрошеных гостей.

— Ничего страшного, — сказал я как можно спокойнее, вытирая губы салфеткой. — Нам нужно будет выйти на свежий воздух. Возьмите сумочку.

— А что случилось? — Девушка засуетилась.

— Здесь сейчас будет жарко.

Пояснять я не стал.

Все остальные посетители выглядели не менее удивленными и растерянными. Очевидно, ни с чем подобным им сталкиваться еще не приходилось. Кто-то выкрикивал с мест, задавая аналогичный Аниному вопрос.

— Нам придется проверить помещение на предмет обнаружения подозрительных предметов! — сказал боец с собакой. — Прошу вас соблюдать спокойствие, взять все личные вещи и выйти на улицу. Только не торопитесь, пожалуйста, будьте аккуратны и взаимно вежливы.

Музыканты на эстраде стояли как вкопанные, опустив руки со своими смычками и скрипками. Посетители между тем стали собираться. Понесся возмущенный ропот, заскрипели ножки стульев. Кто-то напоследок чокался бокалами и допивал спиртное. Мужчина, стоявший у соседнего с нами столика, поспешно насадил на вилку кусок отбивной, засунул его в рот и только потом направился в холл.

— А оплатить? — пробормотал наш официант.

Я вынул из бумажника несколько купюр, положил на стол.

— Наша совесть чиста.

Я взял Аню за руку и повел к выходу. В зале появились сотрудники администрации ресторана. Из-за стойки бара торчала голова бармена. Глаза его напоминали блюдца. Еще один ярко выраженный Непуганый.

— Проходим, проходим, не задерживаемся, — командовал боец. Его послушный пес все так же сидел рядом и с умилительным спокойствием наблюдал за происходящим. Проходя мимо, я едва удержался от соблазна потрепать его по холке.

На улице нас встречали, что называется, с почетным караулом. Десяток человек в форме выстроились с двух сторон, образовывая коридор. Справа и слева другие копы протягивали между металлическими стойками желтую ленту оцепления. У тротуара за пределами периметра были припаркованы полицейские автомобили с включенными мигалками. На противоположной стороне улицы я заметил репортеров с камерами. Начинали скапливаться и обычные уличные зеваки.

— Господи, что происходит? — спросила Аня.

— Бомба в ресторане. Гипотетическая.

— Что?!

— Я так понимаю, у вас ничего подобного не случалось раньше?

— Не припомню…

— Привыкайте, — буркнул я себе под нос.

— Что вы сказали?

— Ничего, так, мысли вслух.

Мы пересекли проезжую часть, встали недалеко от съемочной группы телевидения. Посетители ресторана плотным потоком двигались по коридору и расходились в разные стороны. Никто уходить, судя по всему, не собирался, всем хотелось досмотреть этот редкий спектакль до конца.

— Уважаемые граждане! — крикнул в мегафон один из копов. — Просьба покинуть площадку перед зданием, отойти как можно дальше от лент оцепления! Это ради вашей же безопасности!

Непуганые и не думали следовать совету, кучковались неподалеку и глазели на фасад ресторана.

— Дурдом какой-то, — пробормотала Аня. — Почему вы уверены, что бомба гипотетическая?

Я пожал плечами. Не объяснишь же ей, что в моих краях ложное минирование магазинов, школ и вокзалов — дело привычное, особенно весной и осенью.

— Считайте, что это чутье.

Вскоре поток посетителей и персонала иссяк. По обоим углам здания сгруппировались несколько десятков человек. Из дверей заведения вышел парень в камуфляже, махнул рукой, и к нему тут же присоединились несколько коллег снаружи. Один из них тащил перед собой что-то вроде металлоискателя.

Я подумал, что можно было бы отправиться с Анной погулять по городу — процесс поиска бомбы наверняка затянется, потом вряд ли кто-то впустит посетителей обратно, да и ужин мы уже оплатили — но поймал себя на мысли, что и мне хочется досмотреть до конца, хотя понимал, что знаю результат.

— Весело, правда? — раздался справа от меня знакомый голос. Я обернулся.

— Ты?!

— Я, — скромно потупив глазки, ответил Петровский. Сегодня это был совсем другой человек. Деловой, серьезный, в костюме.

— Разжился тулупчиком, политтехнолог?

— И ты, я вижу, не на блошином рынке переоделся.

— Могу себе позволить.

— Я тоже.

— Комедиант…

Он улыбнулся и сделал вид, что только сейчас заметил мою спутницу.

— Здравствуйте, прекрасная незнакомка! Как поживаете?

Аня сдержанно кивнула. Кажется, она узнала Петровского и вспомнила его фееричный блёв ночью у столба.

Я сделал пару шагов в сторону. Мне не хотелось, чтобы наш разговор слышал кто-то еще. Петровский тоже не был заинтересован в лишних ушах, встал рядом.

— Твоя работа?

— Думаешь, я сам набрал номер и с придыханием сообщил, что «Пушкин» взлетит на воздух? Наивный ты, Сережа. Не царское это дело — рестораны минировать.

— Но это часть твоего плана.

— Без комментариев.

Сквозь плотные портьеры трудно было разглядеть, что происходит внутри ресторана, но я примерно представлял себе алгоритм действий спецназа. Очаровательная в своем спокойствии немецкая овчарка обнюхивала углы и подсобные помещения, бойцы следовали за ней, раздвигая мебель. Наверняка все на взводе.

— Слушай, — сказал я, — перестань валять дурака. Еще раз предлагаю: найди дырку и вали обратно к нам, там для тебя работы полно.

— Если бы. Как раз там для меня работы уже нет. Знаешь, чем выжженная земля отличается от целины?

Я промолчал, но он и не ждал ответа.

— На выжженной земле уже трудно что-то вырастить, а вот целина… Тут, брат, совсем другие возможности. Эта страна вдохнула в меня новую жизнь.

— Ты сам говорил, что в этой стране другие законы, и они работают. Шею свернешь, малахольный.

— Отнюдь. — Он снова улыбнулся, и мне эта улыбка не понравилась. Так скалятся триумфаторы. Неужели он знает что-то такое, чего не знает Святов?

— Слушай, скажи мне, откуда здешние музыканты знают «Мочалкин блюз»?

— Не догоняешь? — Нотки триумфа теперь появились и в его голосе.

— Кажется, начинаю. Наших здесь больше, чем три человека?

— Да. Нора, или «дырка», как ты ее назвал, существует давно. Уж извини, что навешал тебе лапши на уши. Думал, ты нормальный пацан.

— И сколько нас?

— Всех не считал. Но интересно даже не это.

Он взглянул на часы, собираясь, очевидно, уходить.

— Самое интересное то, как на них действует это место. Никогда не угадаешь.

— С двумя я уже разобрался…

— Молодец. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Осталось тебе с самим собой разобраться… Честь имею, прекрасная незнакомка!

Через мгновение я уже созерцал его удаляющуюся спину.

— Знаете что, — сказала Аня, — наверно, я слишком строго сужу, но… он мне не нравится.

— Мне тоже. Встретишь его случайно, сразу переходи на другую сторону улицы.

— А мы уже на «ты»? — с озорной улыбкой спросила девушка.

— После того, как нас чуть не взорвали? Без вариантов!

Я проводил ее до дома. Мы прогулялись по засыпающему городку, поболтали о разном — о классической музыке, живописи, литературе. Разговор получился познавательным. Как выяснилось, с Моцартом, Вивальди и Пикассо здесь все обстояло так же, как и у нас. А вот ни о Булгакове, ни об Ахматовой моя спутница не слышала. Наверно, это печально. Если весь минувший двадцатый век этот город и даже целая страна жили какой-то другой жизнью, то они лишились еще и Высоцкого, Окуджавы, Галича, Жванецкого, без которых мы себя не мыслим. С другой стороны, если в этих именах не было нужды, то, может, все не так уж и плохо?

О кино я заговорить не решился — черт его знает, что тут смотрят.

Мы расстались в сумерках у калитки ее небольшого дома, очень похожего на тот, где остановился я. Договорились созвониться. Вернулся я к себе уже ближе к одиннадцати.

Майор, развалившись в кресле посреди комнаты, пялился в телевизор, смотрел местные новости.

— Уже в курсе? — поинтересовался я.

— Ага. А ты откуда знаешь?

— Непосредственно оттуда.

Святов аж подпрыгнул.

— И как там на месте?

— Рутинно. Точнее, для нас — рутинно, а у них развлечение. Я тебе даже больше скажу, я встретил там Петровского. Скалился, гад.

— Его работа?

— Он не особо старался это скрыть.

Святов повернулся к телевизору. На экране корреспондент, взволнованная девушка с длинными темными волосами, на фоне входа в «Пушкин» наговаривала в микрофон подробности происшествия: «Сообщение о бомбе оказалось ложным, но это тревожный знак для нашего в целом спокойного города».

— Вот каким путем он пошел, — проговорил Николай. — Дестабилизация. Сегодня сработали хорошо, успели вызвать спецназ из Крылова. Он покрупнее, и службы там посерьезнее, здесь таких собственных сил нет. А что будет дальше? Свалить действующую власть в тревожной обстановке проще простого даже за две недели до голосования. Никакого бреда вроде «сплотимся вокруг лидера» тут и в помине нет, пинка под жопу сразу. Интересно, как наш друг сумел сколотить вокруг себя свою банду?

Я присел на диван.

— Ну, кое-какие деньги у него имеются, раз уж офис открыл и деятельность развел. Но есть еще одна новость.

Святов навострил уши.

— Наших с тобой земляков здесь больше, чем мы думали. И не все они белые и пушистые.

 

11. Скрипач нам нужен?

Я редко вижу кошмары. Честно. Не потому, что в жизни я такой невыносимо положительный и добродушный человек, никогда не сталкивавшийся с негативом и не испытывавший гнетущей тоски или страхов (напомнить вам о погружении в оперативную работу во время подготовки к съемкам ментовского сериала?). Дело в том, что негатив во мне не задерживается. Хлебнул гадости, она побулькала какое-то время, а потом я ее выплевываю. У меня есть одна знакомая юная леди, живет со мной на одной лестничной клетке в доме на Косыгина (конечно, на какой же еще улице может жить актер, исполняющий роль Косого!). Восемь лет, зовут Диана. Шебутная, подвижная, любит тяжелый рок, постоянно кривляется, трясет своими длинными волосами. Падает, сдирая коленки, но не хнычет. Поссорится с подружками во дворе — не куксится, не уходит в себя и не показывает исподтишка язык, а просто идет заниматься своими делами. Никогда не видел ее плачущей. Эдакий резиновый утенок. Или Неваляшка. Не знаю, что с ней не так: то ли это наследственное — родители у нее жизнерадостные и милые ребята — то ли Природой и Вселенной в таких детях закладывается нечто, что делает их более жизнестойкими. Глядя на Дианку, всегда задаю себе вопрос: что с такими ребятишками впоследствии делает жизнь?

Ну да ладно, я о другом. В ночь после несостоявшегося покушения на Александра Сергеевича Пушкина мне приснилось, как в меня стреляют. Точнее, сначала долго гоняют по темным переулкам незнакомого города (утром-то я понял, что это был Край). Я в панике и ужасе переставляю ноги, но скорость моя едва ли превышает черепашью, словно я по колено в гудроне. Разумеется, убежать я не могу. В конце концов, меня загоняют в какой-то совсем уж медвежий угол — какие-то трущобы или заброшенные склады, повсюду деревянные ящики, мешки с мусором. Припирают меня к стене, направляют ствол — человека я не вижу, только силуэт, потому что в глаза лупит свет уличного фонаря — и выпускают целую обойму. Бах-бах-бах!!!

Я подпрыгнул на кровати. Простыня насквозь мокрая, подушка тоже, на циферблате электронных часов половина второго ночи. В окно пробивается матовый лунный свет, из гостиной доносится храп Николая. Вот же безмятежный сукин сын, подумал я в тот момент, как он умудряется так дрыхнуть в чужом для него даже не городе — в чужом мире, без всякой надежды на возвращение домой! Да еще когда меня тут мочат под боком.

Я встал, в темноте прошел в кухню, налил из-под крана воды. Вода чистая, вкусная, без всяких примесей.

Удастся ли мне уснуть?

Вопреки опасениям, я вырубился уже через пятнадцать минут и проспал без сновидений до первых петухов.

В начале первого я сидел в ресторане «Пушкин» за чашкой чая с лимоном. Отыскав утром в прихожей своего дома телефонный справочник (еще один забытый нами артефакт — толстый бумажный фолиант со всеми городскими номерами), я нашел номер заведения, вызвонил администрацию и спросил, как связаться с музыкантом, который солировал накануне вечером. Мне без всяких проблем продиктовали его контакты, даже не заинтересовавшись моей персоной и причиной интереса. Костя Симанков, так звали парня, ответил мне сонным голосом, что работает в ресторане только с шести вечера, но если уж мне так приспичило узреть его хипповатые локоны, он готов сделать исключение и угоститься ланчем.

Я сидел за тем же столиком, который мы с Аней занимали вчера. Посетителей почти не было, только семейная пара в дальнем углу ела мороженое.

Симанков появился ровно без двадцати час, проявляя пунктуальность, не доступную многим нашим согражданам в старом мире (со временем я стал мысленно называть покинутую родину именно «Старым Миром»). В драных джинсах и оранжевой футболке с надписью «Fuck them all», непричесанный и явно до сих пор не проснувшийся, Костя чем-то напоминал мне студента, которому скучно все, кроме любимого занятия, в том числе и учеба, на которую он согласился, например, по просьбе матери или молодой жены. Хотя по возрасту он был явно старше неприкаянных студентов.

Присел напротив, зевнул, прикрыв рот ладонью, вальяжно раскрыл меню.

— А здрасьте? — спросил я.

— Здрасьте, если вы Сергей, — бросил он, не отрываясь от чтения. — Комплексный обед потянете? А то я без копья сегодня из-за этой дурацкой бомбы.

«Наглец», — подумал я.

— Все зависит от твоей искренности, юноша.

Он соизволил поднять на меня взгляд. Обращение на «ты» действовало безотказно.

— Мы знакомы?

— Кто же не знает Косого.

Я ухмыльнулся. Пожалуй, эту фразу впору возвести в статус официального слогана нашего сериала.

Костя предпочел сделать вид, что не понял намека, погрузился в изучение меню. С минуту кусал губы, потом бросил папку на стол.

— Ладно, я и так все знаю наизусть. — Он поднял руку, привлекая внимание официанта. — Витя, сделай мне солянку, биточки с подливкой и кофе.

Официант скрылся за кухонной дверью. Мы с Костей молча сверлили друг друга взглядами. Я — слегка покровительственно, изображая хозяина положения, он — с любопытством.

— У вас ко мне дело?

— Да.

— Хм, наивный вопрос. Чтобы выдернуть меня из кровати в одиннадцать, нужны серьезные причины.

— Они есть, поверь мне. Давно здесь играешь?

— Третий месяц.

— Нравится?

— У меня нет выбора. Это единственное, что я умею. Закончил Гнесинку, но Паганини из меня не вышло.

— «Мочалкина» ты вчера лихо отыграл.

— Для кабака сгодится.

— Не скромничай.

Я позволил ему спокойно дождаться выполнения заказа. Дал время вкусить солянку, изучить биточки. Впрочем, если с первым блюдом он разобрался быстро, причмокивая и периодически вытирая губы салфеткой, то с битками вышла заминка. Костя лениво ковырялся вилкой в тарелке, не поднимая на меня глаз, но вскоре, почувствовав мое пристальное внимание, не выдержал.

— Так, ну я вас слушаю уже.

— Это я хочу тебя послушать.

— Что вас интересует?

— Как ты сюда попал?

Он ответил не сразу. Очевидно, раздумывал, стоит ли ему раскрываться. Принял решение в пользу «да».

— Как и вы, видимо. Сошел с поезда.

— Ты все-таки узнал меня.

— Извините, ваше творчество не в моем вкусе, но от обложек журналов и рекламы никуда не деться. В общем, ехали мы с ребятами на халтурку, пригласил друг-бизнесмен на свадьбу в Абдулино — поиграть да отдохнуть на природе. Есть такой городок небольшой в уфимском направлении.

— Ближний свет — из Москвы в Абдулино! Там своих музыкантов нет?

— Говорю же, друг там у меня. Да и почему из Москвы? Я после окончания училища вернулся в Самару. Живу там… точнее, жил.

— Похвально. Что дальше?

— Нас было трое. Один перебрал, после Бугуруслана завалился спать, а мы с Чикой решили проветриться, пивка прикупить. В поезде уже не продают, только в вагоне-ресторане. Вот и вышли здесь вдвоем. И вернуться не смогли. Точнее, вернулись вовремя, а поезда нет! Полчаса стоянка, а он слинял через десять минут! Начался дурдом, конечно: ни администрация, ни кассиры, ни менты — никто ничего не знает, какой поезд, откуда и куда шел, не было тут ничего. А мы только в куртках своих, без вещей. Ладно хоть деньги и документы с собой, а так чуть в обезьянник не загребли. Все бы ничего, но инструменты классные остались в купе! Ручной работы! Играю тут на дешевой штамповке.

— Чика с тобой?

— Толя Чигинский? Да, на виолончели играет, вы его видели вчера.

— Остальные двое, что были на сцене?

— Местные.

— Вас никто не встречал, когда вы сошли с поезда?

Он удивился.

— Кто? Чужой же город, кто нас тут знает. Сами мотались как неприкаянные. Крыша ехала первое время — дай бог!

Он вел себя слишком суетливо, чтобы я поверил.

— Не пыли, Костик. Без проводника ты не остался бы тут ни минуты. Прыгнул бы в поезд и укатил… не зная, куда приедешь.

Он отложил вилку. Глядя на его недоеденные биточки, я подумал, что можно было бы и самому заказать обед. Святов сегодня утром ленился, отделался бутербродами.

— Ладно, уговорили. Чувак торчал у крыльца вокзала. Весь такой несчастный, потрепанный, в плаще поверх костюма…

— Понял, не продолжай.

Мои смутные догадки, которые до сих пор отлеживались где-то в закромах сознания, обрели, наконец, очертания: Евгений Петровский удивительным образом всегда оказывался на месте, у крыльца вокзала, когда в город из поезда Старого Мира выпадал очередной странник. Из этого можно было сделать только один вывод: он знает, как функционирует нора. И может знать, КАК ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО.

Я позволил Костику спокойно допить кофе, оплатил обед и вывел парня на свежий воздух. Мы постояли немного у крыльца. Костик чувствовал, что аудиенция не окончена, терпеливо ждал новых вопросов или каких-то предложений.

— Прогуляемся?

Он кивнул.

Мы неспешно двинулись по тротуару в сторону железнодорожного вокзала. Слоняясь вчера по городу, я обнаружил неподалеку от привокзальной площади одноэтажное здание из серого камня с вывеской «Библиотека». Туда-то мне сегодня и нужно.

— Что думаешь делать, Костя?

— Не знаю. В первое время пытались с Чикой найти выход обратно, но не рискнули — мало ли куда нас увезет. Тут все хотя бы более-менее предсказуемо.

— Живете у Северных?

— Нет, у Южных Ворот, это за железкой. Сняли дом. С полезной информацией этот мужчина в плаще нам все-таки очень помог. Потом увидели как-то вечером объявление «требуются музыканты», вот и сунулись. Хоть денег у нас по местным меркам было завались, не проедать же их без толку. Хозяин ресторана хотел что-то вроде джаза, а мы предложили свой вариант. Ему понравилось. Играем четыре вечера в неделю, со среды по субботу. Всё-таки дело.

— Молодцы, не растерялись. Но я повторю вопрос: что дальше? Влюбиться, жениться, ассимилироваться и пустить корни? Или все-таки домой?

Он молчал долго. Мы успели пересечь по «зебре» оживленную дорогу. Костик так задумался, что мне пришлось ухватить его за локоть, чтобы не угодил под колеса.

— Я много думал об этом. Дома у меня девушка, невеста практически. Наверно, она сейчас держит траур. Мать жалко, она уже немолодая, на сердечных каплях сидит. Что с ней сейчас, даже подумать боюсь. В общем, по всем раскладам, надо возвращаться, хотя наверняка записали в покойники. Придется доказывать, что это я, объяснять где шлялся три месяца. С другой стороны…

Он не закончил, но я понял без слов: покидать Край не хотелось. Вот если бы его забрать с собой — туда, к нам.

Впереди показалась привокзальная площадь. Пушкин стоял к нам спиной. Вон уже и угол здания библиотеки. Мы остановились.

— Послушай, Константин. Мне кажется, я мог бы поискать выход обратно. По крайней мере, кое-какие мысли на этот счет есть. Но проблема не только в этом. Видишь ли, наших в этом городке… не скажу, что много, но есть. Кроме этого потрепанного парня в плаще, который тебя встретил, есть один майор полиции из Уфы, мы сейчас с ним снимаем домик у Северных Ворот. Вот вас с Чикой нашли. Считай, почти диаспора. Но есть кое-кто еще, я уверен, и настроены они к этому городу не очень дружелюбно.

— В каком смысле?

— Хотят обстряпать здесь свои делишки. Добавить немного дерьма в бочку меда. Из зависти ли, из корысти, или просто потому, что ничего другого не умеют. Вчерашняя бомба в ресторане — их рук дело, и это только начало.

Я обрисовал ему ситуацию в общих чертах, рассказал о кознях Петровского, о его планах и возможных последствиях. Костя слушал очень внимательно. Когда я закончил, он задал правильный вопрос.

— Мы должны ему помешать?

— Радует, что ты использовал это местоимение. Значит, ты с нами?

— Я теперь с вами в любом случае, потому что земляков я до сих пор не встречал. Но у меня вопрос: зачем нам это нужно? Это не наша проблема, это касается только их. — Он кивнул на прохожих, спешащих по своим делам.

— Может, ты и прав. Но это не телешоу, мы — здесь. И эти люди — реальны.

Заприметив за спиной парня очередного приближающегося прохожего, сухонького старичка в смешной шляпе и с мешковатой кожаной сумкой, я подался немного влево, чтобы преградить ему путь. В результате старичок наступил мне на ногу.

— Ой, простите ради бога! — воскликнул он. — Задумался, старый пень!

— Это вы меня простите, влез под ноги. Ничего страшного.

— Не больно?

— Нет, что вы, все в порядке, не переживайте.

— Извините еще раз. — Старичок коснулся края шляпы.— Хорошего дня!

— И вам!

Он засеменил прочь.

— Видишь? — сказал я. — Посмотри вокруг еще раз. Здесь всё настоящее. И это очень клевое настоящее.

Костя огляделся, вздохнул.

— Вы правы. Только у меня еще одно соображение. Я не силен в обществоведении, но здешняя система мне кажется устойчивой. Думаете, ее могут расшатать несколько клоунов?

— Расшатать, может, и не расшатают, но подпортить жизнь могут.

— Ладно. Что будем делать?

— Для начала просто будь на связи. Сохрани мой номер и не теряйся. Появится что-то новое, я тебе сообщу.

— Без проблем. Кстати, а как вы узнаёте наших?

— Интуитивно. Тебя я поймал на «блюзе». Остальных будем искать.

 

12. Преданья старины глубокой

В последний раз я пересекал порог библиотеки еще в студенчестве, а это, на минуточку, почти полжизни назад. Интернет в те годы только начинал разбрасывать паутины по стране, а уж электронных читалок не было даже в проектах. Так что просиживали мы штаны в читальных залах как миленькие. Впрочем, с годами моя любовь к бумажной книге никуда не делась, я до сих пор регулярно совершаю набеги в книжные магазины, из которых тащу домой обязательное пудовое пополнение для своей домашней коллекции. Когда-нибудь обзаведусь собственным домом за городом, где отведу книгам отдельную комнату.

Скажете, ретроград?

Ага, он самый.

Словом, очутился я в местном царстве книг. Большой зал, мягкий зеленый ковер на полу, столы для читателей (пять из двух десятков были заняты посетителями) — и полки, полки, полки. Тысячи или даже сотни тысяч книг. Снаружи здание казалось довольно компактным, а вот внутри словно увеличилось в размерах. Чем-то мне это напомнило волшебную палатку из «Гарри Поттера», которую разбил отец Рона на чемпионате мира по Квиддичу, — обычная походная снаружи, внутри она превращалась в гигантский шатер.

Ступая по ковровой дорожке, ведущей к столику администратора, я казнил себя за то, что не додумался до этого раньше. Погрузившись в потустороннюю реальность и увлекшись конспирологией, мы забыли о том, что для начала неплохо было бы выяснить, где именно на карте страны находится Край, и проследить его историю. Из теленовостей, газет и журналов мы могли составить лишь представление о настоящем города, а вот о прошлом не знаем ничего. Между тем, именно в прошлом таился ключ к разгадке многих сегодняшних тайн. Болтливый Петровский, устроивший мне экскурсию, сам подсказал направление, в котором следовало искать. «Я не знаю, в какой момент эта Россия соскользнула с колеи, по которой ехала, — сказал тогда политтехнолог. — Может, Ивана Грозного в младенчестве стукнули головой о ребро кадушки»… Мне бы ухватиться за эту ниточку, но голова была занята совсем другим! Сейчас же я был почти уверен, что если проследить местную историю и сопоставить ее с историей Старого Мира, можно этот момент обнаружить.

Что это даст?

Посмотрим.

За столиком администратора сидела женщина средних лет в легком летнем платье цветочных расцветок. Улыбчивая, предупредительная.

— Здравствуйте, сударь.

— Добрый день, сударыня, — ответил я, отметив, что начинаю привыкать к местному обращению и уже без проблем вынимаю его изо рта. — Мне бы хотелось посмотреть несколько книг по истории Края. Что вы посоветуете?

— Вас интересует история конкретно нашего города или края в целом? — засмеялась библиотекарь. Смех ее был так заразителен, хоть и достаточно сдержан (библиотека все-таки), что я к ней присоединился.

— Да, забавная тавтология.

— Я сталкиваюсь с ней регулярно.

— Я, пожалуй, возьму и то, и другое.

— Вы сядете в компьютерном зале или здесь?

Я подумал немного, и решил, что останусь ретроградом до конца.

— Мне нужны бумажные книги.

— Хорошо. Вы у нас записаны?

— Нет, я проездом, турист из Москвы. Знакомлюсь, так сказать, с местностью.

Я сразу решил выложить всю подноготную, дабы избежать традиционных расспросов.

— Скажите мне имя и фамилию, я внесу вас в журнал посещений.

Она вбила мои данные в компьютер и исчезла за книжными стеллажами. А у меня зазвонил телефон.

Это был Святов.

— Серега, — буркнул он своим ментовским баритоном, — ты где?

— Обожаю этот вопрос. Как будто давно женат. Я в библиотеке.

— Где?!

Я повторил, стараясь говорить тихо.

— Час от часу не легче! — сказал Николай. — Каким лешим тебя туда занесло, книголюб?

— Подробности вечером. Что у тебя?

— У меня есть опасения, что сегодня ближе к ночи может произойти очередная провокация, посерьезней вчерашней.

— Откуда такая уверенность?

— Наши информаторы — люди скромные.

Я хмыкнул. Если не ошибаюсь, все время нашего совместного проживания Святов не вылезал из дома. Впрочем, может, он предпринимает какие-то активные действия в мое отсутствие и забывает докладывать.

— А ты сам-то где сейчас?

— В поле, на оперативной работе.

— Понял тебя. Держи меня в курсе, а сейчас я пока не могу говорить.

Вернулась библиотекарь с двумя книгами — одна была потрепанная, толстая, страниц на восемьсот, вторая представляла собой что-то вроде подарочного иллюстрированного издания большого формата.

— Вот самые интересные, что я для вас подобрала, Сергей. Краткий курс истории города в фотографиях и более подробная информация о нашей губернии, начиная с Петровских времен.

Я не стал спрашивать, какая тут вообще у них губерния, чтобы не вызывать подозрений в своей адекватности. Вместо этого я глянул на обложку «кирпича».

— Спасибо большое.

— Пожалуйста. Занимайте любое место, приятного чтения.

«Так, мы в Оренбургской области, — размышлял я, направляясь к свободному столу в углу зала. — Костя и Чико миновали Бугуруслан и не доехали до Абдулино. Значит, наша норка находится где-то между этими городами. И что нам дает это знание?».

Подарочное издание, посвященное истории города Край, при беглом осмотре показалось мне достаточно поверхностным. Но чуть позже, когда я погрузился в изучение материала, книга сообщила немало важных деталей. Красочные фотографии современности, короткие статьи-презентации архитектурных объектов, старые фото, на которых я не без удовольствия узнавал нынешние ландшафты, — все это оказалось крайне любопытным. К примеру, железнодорожный вокзал, который эксплуатировался до сих пор, действительно был построен в конце девятнадцатого века, когда прокладывали Транссибирскую магистраль. За сто с лишним лет он мало изменился — отреставрировали и подкрасили фасад, не более того. Площадь перед вокзалом также почти сохранила свой первозданный вид, даже здания вокруг дорожного кольца остались на своих местах — приземистые, вычурные пряничные домики. Только вместо Пушкина в начале прошлого века на постаменте возвышалась стела. Как следовало из сопроводительного текста, посвящена она была памяти героев Отечественной войны 1812 года. В ноябре 1917 году стела обрушилась вследствие ненадлежащего ухода и ошибок при проектировании. Восстанавливать ее не стали. Несколько лет, вплоть до двадцать третьего года, на площади оставался осиротевший постамент, пока здешние скульпторы не сваяли памятник классику русской литературы. Так он и стоит до сих пор.

Тут я засуетился. Нужно было все это конспектировать. Я вышел из-за стола, обратился к библиотекарю:

— Можно у вас попросить ручку и блокнот?

— Конечно. Возьмите на столике у пятого стеллажа.

В указанном месте, помимо блокнотов, карандашей и авторучек, я обнаружил кулер, пластиковые стаканы, банку растворимого кофе, упаковку чая, рафинад. Видимо, все бесплатно.

«Вот это сервис!», — подумал я. Удержавшись от соблазна налить себе кофе, я вернулся к своему столу.

Итак, никому из здешних мыслителей в 1923 году в голову не пришло поставить на месте рухнувшей стелы монумент вождю мирового пролетариата, коими кишел весь наш Старый Мир, начиная от захудалого поселка в глубинке и заканчивая саркофагом на Красной Площади. Из этого следовало, что Ленина тут не знают. Неужели не было Октябрьского переворота и последовавших за ним ужасов гражданской войны?!

Я вывел на первой чистой странице блокнота цифры «1917» и надписал: «Стела на месте Пушкина. Война 1812 года, без Ленина».

Идем дальше.

Следующие страницы подарочного издания рассказывали об успехах в промышленном производстве, сельском хозяйстве, культуре. Одна за другой шли фотографии счастливых горожан — взрослые, дети, городской фонтан, лавки, мастерские, мануфактуры, ярмарки, рынки. Я проверил даты — 1928, 1930. Всенародно избранный новый градоначальник Иван Варфоломеев принимает участие в закладке первого камня на месте будущей больницы. В тридцать втором появился второй кинотеатр «Синематика» на сто пятьдесят мест (на его месте сейчас находится мультиплекс под названием «Космос», при этом архитектурная основа старого зала была бережно сохранена). На экране — премьера, фильм Чарли Чаплина «Огни большого города». Гигантская очередь в кассу, наряды на горожанах праздничные: белые платьица, элегантные вечерние костюмы, бабочки, пенсне, зонтики. В сорок втором запустили первую фабрику по производству строительных материалов, в сорок шестом приехала делегация из Англии для обмена опытом в области фермерских хозяйств. Я лихорадочно делал пометки в блокноте, ловя себя на мысли, что меня захлестывает какая-то безумная эйфория.

Я ничего не понимаю, ребята! Не было Второй мировой?! Не было Великой Отечественной?! Не было коллективизации, голодомора, НЭПа, репрессий?! А что, черт вас побери, тут было?! Неужели царская Россия под Николаем Вторым нашла способ не ввязываться в войну с Германией и отделалась легким испугом?

Я отодвинул от себя книгу, закрыл лицо руками, протер глаза. Библиотекарь бросила в мою сторону тревожный взгляд. Предвосхищая ее вопрос, я поднял руку, давая понять, что все в порядке.

Итак, дальше читать не было смысла. Совершенно очевидно, что перелом в истории государства произошел на рубеже веков. И ответ следовало искать во второй книге.

Я боялся к ней прикасаться. Чем-то она напоминала мне университетский учебник, написанный сухим и скучным языком. Но именно в этом фолианте, возможно, и скрывался ответ на вопрос: что случилось с моей страной в этой параллельной реальности.

Я откинул обложку. Издание 1982 года. Библиотечный штамп на титульной странице. Я начал перелистывать книгу, главу за главой, не погружаясь в текст, но считывая заголовки. Петровская эпоха, наследники престола, Екатерина I, Петр II, Анна Иоановна, потом Леопольдовна, Елизавета, Петр III, Екатерина Великая, Павел, Александры. Это я помнил в общих чертах по школьному и институтскому курсам истории и разночтений не обнаружил. Хотя, возможно, стоило поискать: мало ли какие законы подписывали знакомые самодержцы. Они ведь могли натворить много чего интересного, входящего в разрез с нашей официальной исторической наукой.

В общем, дошел я до Николая Второго. Этой главе я решил уделить особое внимание. Если наш последний император каким-то образом предотвратил бурление в массах и в корне задушил зарождение большевизма, то это могло бы пролить хоть какой-то свет на нашу загадку.

Я погрузился в чтение…

…и через двадцать минут с шумным выдохом отодвинул книгу от себя, откинулся на спинку стула. Мысли, версии и идеи разрывали мой мозг на куски. Сигаретку бы сейчас затянуть. Или, может, соточку виски?

Господи, чем я занимаюсь?! Какие хвосты ищу? И что мне теперь со всем этим знанием делать?

Я все же заставил себя вернуться на несколько страниц назад и снова пройти эту главу, тщательно записывая в блокнот все даты, номера государевых постановлений и указов, факты и гипотезы. Не знаю почему, но мне казалось, что в этих цифрах и деталях скрывалась информация, очень важная для понимания сегодняшнего дня. Разбираться буду потом, а пока просто похвалю себя за усидчивость и настойчивость. Главное я выяснил…

Хотите узнать прямо сейчас? Или оставить на сладкое?

Ладно, открою немного.

Если верить историческому талмуду, который я проштудировал, Николай II оставил престол не под влиянием революционных сил. Все было проще. Если бы в начале двадцатого столетия в России существовало телевидение, то однажды под Новый год (или Рождество) государь сообщил бы своим подданным, что он «устал и уходит»…

После сдачи книг библиотекарю я сделал короткий звонок. Святов долго не отвечал — «работал в поле» — потом все же включился и раздраженно буркнул:

— Да, чего?

— Скажи мне, какой был день недели, когда ты попал сюда?

Он вздохнул. Видимо, вспоминал.

— Вроде суббота.

— Точно?

— Да, точно суббота. Я, помню, страдал тогда обычным постпятничным похмельем.

— Вечером?

— Да, часов в семь.

— Понял тебя, спасибо, больше не беспокою.

Не дав ему рта раскрыть, я завершил разговор и сразу позвонил Костей Симанкову. Ему я задал те же вопросы…

В общем, больше я вам пока ничего не скажу, размышляйте над тем, что есть, а мне пора на первую тренировку местной юношеской футбольной команды. Негоже опаздывать в свой первый рабочий день.

 

13. Такой футбол нам не нужен

До стадиона я доехал на обычном городском автобусе. Машина не знакомой мне марки оказалась очень комфортабельной и подвижной. Мягкие кресла, удобные поручни, аккуратный и просторный салон, практически бесшумный ход. Поинтересоваться у немногочисленных пассажиров, чьего производства автобус, я не решился. Единственное, на что меня хватило, это узнать стоимость проезда.

— Пятьдесят копеек, — спокойно, без раздражения, сообщила мне крупная тетушка в сарафане.

— А кому их… того?

— А вон.

Она указала на кассовый аппарат, прикрепленный к стенке у входа в салон. Я нашел в кармане монеты, бросил в прорезь. Аппарат тут же выплюнул билет. Я оторвал его, сунул в карман и уселся в кресло у окна. Когда мы проезжали мимо спортивного магазина, вспомнил, что не купил себе комплект спортивной одежды. Буду бегать с пацанами в штиблетах и джинсах?

Ладно, в первый раз как-нибудь выкручусь.

Я прибыл вовремя. Команды «синих» и «зеленых» были уже на месте, разминались под свисток Кудинова на малой футбольной площадке. Я машинально отыскал в толпе Крутова-младшего. Он двигался активнее остальных, прыжки, приседания, ускорения — все на совесть. Молодец.

— Приветствую, Сергей, — протянув руку, сказал тренер. — Вы в цивильном сегодня?

— Да, так вышло.

— Ничего страшного. Будете пока на подхвате.

Он дал команду подопечным закончить разминку.

— Так, ребята, подошли ко мне все.

Мальчишки сгруппировались вокруг нас. Многие изучали меня с любопытством, и Крутов-младший не стал исключением.

— Познакомьтесь, это мой временный помощник, зовут Сергей… — Кудинов сделал паузу, обернувшись ко мне.

— Можно без отчества, просто Сергей.

— Хорошо. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.

Мы приступили к тренировке. Честно говоря, поначалу я просто растерянно следил за игрой двух команд. Кудинов меня не беспокоил, понимал, что мне нужно внимательно изучить тактику, стратегию, возможности, конфигурации, а потом уже лезть со своими советами. Вскоре «синие» заколотили первый мяч — красиво, аккурат в «девяточку» — и я нисколько не удивился тому, что автором красивого гола стал отпрыск нынешнего главы муниципалитета. Мальчишка явно был доволен и счастлив, принимая поздравления товарищей и аплодисменты тренера.

Впрочем, в какой-то момент я приметил в нем что-то вроде ощущение превосходства. Он принимал похвалы как само собой разумеющееся. «Предрасположенность к звездной болезни все-таки есть», — подумал я.

На десятой минуте игры Кудинову потребовалось отлучиться, чтобы проконтролировать разминку малышей — восьмилетние карандаши тренировались на противоположном краю стадиона, там, где вчера занималась с девчонками Аня. Вспомнив о ней, ее красное платье, трогательную улыбку, я немного загрустил. Надо бы ей позвонить, тем более что я обещал.

Оставшись без присмотра тренера, мои футболисты немного расслабились. Парень по фамилии Кузнецов, которому Кудинов вчера делал замечания за неряшливость в обработке мяча, остановился у вратарской стойки команды «зеленых» и о чем-то переговаривался с голкипером. «Синие» оборонялись, в какой-то момент Крутов-младший перехватил мяч у нападающих соперника и по правому флангу ринулся в чужую зону. Обойдя двоих, затем и третьего, он напрямую вышел на очнувшегося Кузнецова. Тот, защищая зону, сыграл очень грубо, не в мяч — в ноги. Крутов рухнул на газон, мяч ушел в аут.

— Ты че, дурак?! — взвыл Крутов, хватаясь за колено.

— Сам дурак!

Назревала потасовка. Я решил вмешаться, иначе для чего я тут торчу.

— Так, парни, стоп! — Я вышел на поле, помог Крутову подняться. — Как тебя зовут?

— Витя.

— А тебя? — обратился я к Кузнецову.

— Павел.

— Так, Витя, Паша, вовсе не обязательно мутузить друг друга на тренировке, вы ведь члены одной команды. Травмы накануне полуфинала Кубка вам не нужны. Согласны?

Крутов кивнул. Кузнецов смотрел на меня исподлобья.

— Теперь пара замечаний, — продолжил я с важным видом. — Витя, ты ведешь слишком индивидуальную игру. У тебя не было бы шансов прорваться по правому флангу, если бы Паша не зазевался, и позиция для удара не самая подходящая. А на левом фланге отлично открылся твой товарищ, и он мог бы отлично пробить в угол. Понимаешь?

Он сделал вид, что услышал мои рекомендации, но что-то мне подсказывало, что парнишка останется при своем. Ему явно нравилось солировать.

Игра продолжилась. Мальчишки все-таки собрались, стали играть аккуратнее. Очевидно, мой первый педагогический выход удался. «Зеленые» отыграли пропущенный мяч, затем Крутов вновь оказался в одиночестве на правом фланге. Ворвавшись в зону соперника, он приготовился пробить диагональный по воротам, но в последний момент притормозил, бросил взгляд на меня. Я одобрительно кивнул. Крутов сделал передачу на левый фланг, и «синие» вкатили еще один отличный мяч. Разыграли мою схему как по нотам.

— Молодцы! — похвалил я. — «Зеленые», у вас защита разорвана, посмотрите, как в эту дыру протолкнули голевой пас! Полузащита, не спите, оттягивайтесь назад. Поехали дальше!

Я следил за игрой и набрасывал для себя схемы и расстановку, которую можно было бы опробовать на следующей тренировке. Признаюсь, я получал удовольствие от этой работы. Да, отвык, но тем самым испытывал больший азарт.

Вскоре явился Кудинов.

— Ну, чего тут у вас? Как успехи?

— Не берегут они друг друга, чуть форварда «синих» не покалечили.

— Есть такое. Мальчишки, чего с них взять.

— Крутов слишком увлекается, играет в одного. Любит аплодисменты?

— И тут вы тоже правы. Корректировать сложно, сынок мэра, с малолетства привык быть в центре внимания. Но, в принципе, это не отменяет того, что он толковый парень.

Я усмехнулся. Мои первоначальные представления о демократичности здешних нравов оказались, пожалуй, несколько наивными. Все мы люди, все мы человеки.

Тренировку заканчивал уже сам Кудинов. Когда игроки направились в раздевалку, мы с ним обменялись соображениями о построении игры, Семен оценил несколько моих советов. Перед прощанием он напомнил, что нужно зайти в отдел кадров.

— Обычная формальность, ничего сложного.

Я направился к трибунам, нашел вход во внутренние помещения, отыскал в лабиринте спортивных залов, раздевалок и душевых кабин нужный кабинет. Меня встретила женщина средних лет с пышной прической.

— Я тут от Кудинова… в общем, это…

— А, да, он мне говорил! Давайте ваши документы.

Я волновался. Хотя «конвертация» тут работала автоматически при пересечении порога вокзала, случиться могло всякое. Сейчас я впервые легализуюсь в Крае.

Приняв мой паспорт, женщина быстро все оформила — забила мои данные в компьютер, вывела на принтер документ небольшого формата. Я поставил две закорючки в обоих экземплярах и, забрав свой, убрался восвояси. Теперь я официально, хоть и временно, трудоустроен в спортивной школе «Вымпел» города Край Оренбургской губернии. Растешь, майор!

Со стадиона я отправился погулять подальше от центра. Решил поискать какую-нибудь простенькую столовую. Побродил по площади напротив дворца культуры «Импульс», высокого оранжевого здания с колоннами; прошел чуть дальше по улице Ясеневой мимо гипермаркета «Руна» с забитой машинами парковкой; покрутился в фермерских рядах, где мне наперебой предлагали свежие огурцы, помидоры, картофель, свеклу и рыбу. Везде было шумно и весело. На углу Ясеневой и какой-то совсем уж неширокой улицы я, наконец, нашел некую «Пельменную №6». Такая милая, простая пельменная, без официантов, с раздаточной стойкой. В моем детстве была такая недалеко от дома, в ней мы с отцом часто обедали, выстаивая длинную очередь. Пельмени в ней были — ого-го! Вкуснее только дома.

Здесь тоже оказалось вкусно. Наваристые такие пельмешки, крупные, со сметаной и приправами. Очень похожие на те, что я ел в детстве. И еще это милое самообслуживание, с которым я в здешних заведениях общепита еще не сталкивался: берешь поднос, идешь по ленте, выбираешь блюда, оплачиваешь на кассе. Что-то очень советское.

Сытый и довольный, я вышел на улицу. Давно так не ленился.

 

14. Только теория (I)

Когда в конце девяностых на российские экраны вышел фильм Джеймса Кэмерона «Титаник», кто-то из наших критиков решил блеснуть остроумием. Дескать, если рассказ о катастрофе ведется от лица выжившей пассажирки, престарелой мадам по имени Роза, то получается, что она сумела побывать в каждой шлюпке, в каждой каюте, в рубке капитана, в ресторане первого класса, в котельных и черт знает где еще. То есть видела всё-всё в деталях, о чем и рассказала экипажу «Мстислава Келдыша». Но это же смешно!

Что ж, таких кинокритиков я знавал лично. Бестолковые, искрящиеся юмором, любящие не кино в себе, а себя в кино…

На самом деле, в «Титанике» использован распространенный прием: Роза Досен ведет СВОЙ рассказ перед теми, кто ее слушает, и ровно о том, чему она стала свидетелем, а режиссер, в свою очередь, показывает зрителям уже полную картину произошедшего.

В общем, к чему это? Пока я наслаждался погодой и полным желудком после пельменной, жизнь не стояла на месте. Чтобы вновь не привязывать вас исключительно к моей скромной персоне, я просто обязан вам рассказать, что происходило в это время в других частях города и с другими героями нашей истории. Напомню, что эти эпизоды восстановлены исключительно из поздних рассказов очевидцев.

Николай Святов производил впечатления человека, который целыми днями валяется на диване в своем коттедже в спальном районе и грезит о предотвращении мировой революции. Но это была видимость. Когда я уходил из дома по своим делам, капитан приступал к реализации собственного плана. Не скажу, что он что-то скрывал от меня, но ментовские привычки его не оставили. Старую собаку не обучишь новым трюкам. Он уходил «в поле» и работал.

Понятия не имею, каким чутьем он находил Петровского и его помощников, но все-таки находил. Видно, что мастер своего дела. Не знаю, почему он прозябал в районном отделении УВД Уфы и не пошел выше, но кусайте локти, башкирские наши братья, теперь Святов отрывался здесь, в Крае.

Политтехнолога он засек в два часа дня на улице Беговой на северо-востоке города. Район относительно безлюдный — только трехэтажные жилые дома с продуктовыми магазинами. Петровский присел на скамейке напротив одного из них, пару минут спустя к нему присоединился молодой человек в кожаной куртке и с банданой на голове.

Святов сидел в засаде, пристроившись за густой зеленой изгородью, что тянулась вдоль улицы. Наблюдал в бинокль.

Объекты недолго переговаривались. Затем к ним присоединился еще один, крупный парень в бейсболке, надетой задом наперед. Беседа заняла еще несколько минут. Святов время от времени отвлекался от бинокля, оглядывал окрестности. Петровский пару раз указал куда-то рукой и что-то оживленно проговорил. Святов проследил за его указанием: судя по всему, они говорили о магазине, который стоял на углу Беговой и Кузнечной. Они хотели ограбить магазин и раствориться в спальном квартале?

Святов надеялся, что сделал правильные выводы.

Вскоре Петровский раскланялся, поймал такси и уехал. Двое парней еще посидели немного, поболтали о чем-то и разошлись в разные стороны.

Видимо, что-то почуял старый лис, поэтому тут же набрал меня, торчащего в библиотеке…

Вечером, уже после шести, он позвонил мне снова. Я наслаждался свежим воздухом и свободой, сидя на лавочке в сквере возле администрации города.

— Серега…

— Ну?

— Если у тебя были планы на вечер — отменяй.

— Что случилось?

— Будем предотвращать.

— Ты уверен, что они планируют…

— Я ни в чем не уверен, остается довериться моему чутью. Я тебе говорил: бомба — ерунда на постном масле, сегодня в ход пойдет более тяжелое орудие. Мне нужна твоя помощь.

— Хорошо. Чем могу?

— Запоминай адрес: Беговая, восемь. Жду тебя, как стемнеет, на тополиной аллее напротив.

Святов прятался в зарослях кустарника возле высоких деревьев. Мы сдержанно поздоровались. Майор, увидев беспечное выражение моего лица, счел нужным отпустить комментарий:

— Ты забыл, зачем мы здесь.

— Я сюда не просился.

— Отфутболил свое?

— Да.

— Как оно?

— Крутов-младший зажигает. Ему бы хорошего ремня по жопе.

— Задержись на этой работе, подружись с мальчишкой. Кто знает, может, пригодится.

На город опустились ранние августовские сумерки. С каждой минутой автомобилей, проезжавших по Беговой, становилось все меньше. Прохожих и вовсе не было.

— Что мы тут делаем? — спросил я.

— Видишь витрину?

Он показал рукой на магазин на противоположной стороне улицы. Призывные огни, «24 часа», кофе, сигареты, горячее питание…

— Нам туда, — сказал Святов.

— Прямо сейчас?

— За мной, боец, без рассуждений.

Он не стал меня ждать, вышел из-за засады и направился к проезжей части. Мне пришлось топать следом.

Это был небольшой магазин самообслуживания со стойкой кассира и стеллажами с продуктами. Консервы, крупы, сладости, прохладительные напитки, вино-водочные изделия — словом, все, что может понадобиться заскучавшему полуночнику. Подходи, набирай и оплачивай. У нас ночники обустроены иначе — все товары за прилавком продавца.

У кассы скучал мужчина лет пятидесяти в цветастой гавайской рубахе и с бусами-четками на шее и запястьях. Растаман, ни дать, ни взять — были бы волосы, превратил бы в дреды.

Мы обошли зал. Святов старательно изображал из себя покупателя.

— Возьми что-нибудь, — предложил я, — иначе нас самих заметут как подозрительных личностей.

Святов купил пакетик чипсов и бутылку пива. Я решился на более кардинальные меры — выбрал бутылку виски, палку копченой колбасы и буханку хлеба. Поразмыслив, добавил упаковку пластиковых одноразовых стаканов.

Выставляя покупки перед кассиром, Святов как бы между прочим поинтересовался:

— Вечер добрый! Вы тут действительно круглые сутки за стойкой?

— А то ж! — усмехнулся тот, перекатывая во рту зубочистку. — Кому не спится в ночь глухую!

— Я смотрю, ни охраны у вас, ничего такого. Не боязно?

Растаман задержал на нем цепкий взгляд, что-то прикинул в уме и тут же расслабился, видимо, решив, что опасаться нечего.

— А чего бояться! Тут отродясь шухера не было, сколько уж магазин держу. Да и тревожная кнопка есть. Не знаю, правда, работает ли, давно не проверял.

— А вы и хозяин? Сами за кассой?

— Ну да. А на кой мне кому-то еще платить! Все сами делаем, жена и сын еще на подхвате. — Он провел товары Святова через считыватель штрих-кода, выдал чек. — Два-двадцать с вас, милейший.

Пока «настоящий майор» рылся в бумажнике, выискивая мелочь, я выложил свои покупки. Меня растаман встретил чуть менее любезно, оценивающе оглядел с ног до головы.

— Не местные, что ль?

— Ага, — говорю, — туристы, проездом. В гостинице остановились тут неподалеку, у бензоколонки.

— В «Сортире», что ль?!

— Нет, кажется, «Мортира»…

Продавец хмыкнул. Мне показалось, что он с удовольствием сплюнул бы на пол.

— Тоже мне нашли сервис! И название дурацкое, и кровати там скрипят, и в окна дует. Вам бы в «Каскаде» лучше, тут всего четыре квартала на север.

— Кровати, говорите, скрипят? — с ехидством вставил Николай. — Проверяли?

Растаман стушевался, сразу снял маску гостеприимного и словоохотливого хозяина. Напоследок, пробив на кассе мой виски и стаканы, ворчливо заметил:

— Пить собираетесь на воздухе? Смотрите, патрулю не попадитесь, штраф влетит.

— Большой штраф? — уточнил я.

— Как везде — сотня.

Под звон дверного колокольчика мы покинули заведение.

Святов огляделся. Вокруг ни души, тишь и благодать, только комары кружили над уличным фонарем.

Мы перешли через дорогу, уселись на скамейке за тополями.

— Чтобы не скучно было? — спросил Николай, указав на мою бутылку.

— Пятьдесят граммов не повредят. Кто знает, сколько нам тут торчать придется, если ты не ошибся и они вообще явятся, а ночи сейчас прохладные. Да и для куражу. Это ты у нас мент, ко всему привыкший, а я всего лишь лицедей. Еще, не дай бог, по кумполу настучат.

— Настучат, не сумлевайся.

Я распаковал колбасу, открыл бутылку.

— Блин, нож забыл купить. Ладно, кусать будем. Тебе плеснуть?

Николай шмыгнул носом, совсем как Семенов из знаменитых «Особенностей национальной охоты», которому предложили водку.

— Давай.

Мы выпили, закусили.

— Пока время есть, рассказывай, что ты там вычитал в своей библиотеке.

— Короче, — начал я, жуя колбасу, — могу ошибаться, и я тоже ни в чем не уверен, но чутье и у меня есть. Во-первых, наши поезда слетели с катушек на участке между Бугурусланом и Абдулино. Точнее сказать не могу.

— О как.

— Да. Во-вторых, Петровский при первой нашей встрече размышлял, где эта страна сделала исторический поворот и завернула сюда. Мне кажется, он уже знал ответ. Ведь как-то же он оказывается на вокзале, когда сюда прибывает поезд с нашими туристами! Он просто знает точное расписание!

— И когда же приходит поезд?

— Я прибыл сюда в субботу, ты тоже. И Костя…

— Костя?

— Я нашел еще одного. В ресторане играет, потом познакомлю. Вывод?

— Офигеть. Ладно, уговорил, суббота. А время?

— Не помнишь? Девятнадцать ноль-пять.

Святов уставился на меня с немым вопросом. Я испытал легкое чувство триумфа.

— Но поезда-то у нас разные! Я ехал с востока, ты — с запада.

— Да, направления разные, но расписание вариативно. Поезда с запада и востока могут чередоваться между собой, надо просто уточнить.

— Хорошо, допустим. Дальше что?

— Ты будешь смеяться, но… повторюсь, это только версия… короче, 6 августа 1905 года Николай Второй издал манифест об учреждении Государственной Думы. Это мы знаем из школьного курса истории. Но в нашей реальности первый блин оказался комом, а вот здесь, на этой временной ветке, все сложилось отлично. Дума первого созыва получилась очень сильной. Не скажу точно, что произошло потом, надо еще поизучать, но этот царский манифест оказался ключевым моментом развития истории. Россия стала парламентской республикой.

Святов вздохнул. Мои исторические выкладки не произвели на него большого впечатления. А может, он просто ничего не понял.

— Беда с вами, умниками, — прокряхтел майор. — А царь-то? Его свергли или чего?

— Нет. Сам ушел. Красиво и по-царски. С этого момента все пошло не так. Первая Мировая сюда не докатилась, да и в Европе не было того кровавого размаха, о котором мы знаем. Здесь не случилась Октябрьской революции, не было Гражданской и…

— …и сорок первого тоже не было, — закончил за меня Святов.

— Почему же, был. Но обычный мирный сорок первый.

Повисло молчание. Тяжелое, печальное.

— Повезло им, — сказал Святов. — У меня вот дед погиб под Смоленском.

— А у меня бабка санитаркой дошла до Берлина… Что ж теперь.

— А Вторая мировая вообще была?

— Не знаю. Зарубежную историю я почитать не успел. Может, вообще весь мир сдвинулся, а не только наша страна.

— А ты не слишком глубоко копаешь? Как наши два мира параллельно уживались? Как ЭТОТ отпочковался? Почему их стало два и почему мы с рождения не здесь, а там? И почему этот гребаный портал не в моем родном Приютово? У нас тоже была железная дорога!

— Видно, в понедельник нас мама родила! Спроси чего полегче. Или «Назад в будущее» пересмотри. У меня нет мыслей на этот счет.

— Ладно, кхм… — Он задумался. — Получается, уже больше ста лет каждую субботу в семь ноль-пять здесь останавливается поезд и выгружает нас, грешных, целыми пачками?

— Сто не сто и не пачками, но какое-то время останавливается. Точно не знаю, повторюсь, это только теория.

— Осталось только понять, что означает «август», если уж «шестерку» ты определил как день недели. Ладно, в субботу проверим. Если что, рванем домой. Наливай вторую, надо переварить эту твою теорию.

Я разлил виски по стаканам, мы беззвучно чокнулись.

— Слушай, Коль, а чего нам просто копов не вызвать? Без нас орлов повяжут, если они явятся.

— Так-то оно так, но Петровский должен знать, что это не просто оперативное реагирование местных ментов. Мы открыто должны бросить ему перчатку, именно мы с тобой. Иначе он не остановится. Да и профессиональный азарт у меня разыгрался, понимаешь… Ладно, пойду отолью, а ты поглядывай.

 

15. Гоп-стоп, они пришли из-за угла

Чутье майорское не подвело. Орлы Гнезда Петровского появились у крыльца магазина в половине двенадцатого, когда мы уже почти приголубили бутылку. Трое парней, двоих из которых Святов уже видел днем, суетливо огляделись, перекинулись несколькими фразами. Двое вошли внутрь, третий остался снаружи.

— Пошли, — сказал Святов и, не дожидаясь меня, вскочил со скамейки и двинулся к магазину. Я засеменил следом, на ходу прикидывая, какую часть тела от меня сейчас оторвут.

Мы шли спокойно, не торопясь, чтобы не вызывать переполоха. Пересекли дорогу, вышли на площадку перед магазином. Внутри началось предсказуемое шевеление. Стойки кассы не было видно, но зато через дверь можно было увидеть, как двое крепких налетчиков уже терроризируют хозяина. Очевидно, в руках у них оружие, только вот какое, интересно?

— Закрыто! — преградил нам путь парень в бейсболке, дежуривший у крыльца.

— Фигли закрыто, — ответил майор, — тут написано «двадцать четыре».

— Пересменка, учет!

— Учет, говоришь… — Святов задумчиво почесал подбородок, потом шагнул к парню. — Ну, учтем.

Что он сделал, я не понял, но парень охнул и начал оседать. Ударом колена мент сложил его пополам, а потом аккуратно пригасил сверху по шее. Мгновение спустя налетчик уже лежал на асфальте.

— Не зевай! — скомандовал Николай и поднялся на крыльцо.

Колокольчик над дверью предательски возвестил о нашем прибытии. То, что произошло дальше, определенно застало нас врасплох. Позже, обдумывая случившееся, я пришел к выводу, что Святов недостаточно тщательно спланировал нашу операцию.

Один из нападавших оказался за стойкой. Хозяин, к виску которого был приставлен ствол пистолета, выгребал наличность из кассы. На стойку легла уже внушительная куча мятых купюр. В те короткие мгновения я успел лишь констатировать, что хозяин магазина был не просто напуган — он был практически парализован ужасом, хотя и в той степени, которая позволяла все-таки отдавать деньги. В глазах застыло недоумение: «Как это могло произойти?! ЗДЕСЬ — КАК?!».

Второй налетчик, что стоял перед стойкой, развернулся к нам. В руках у него тоже был пистолет. Я узнал парня — это он ударил меня в «Лагуне».

Мы со Святовым оказались явно не в выигрышной позиции. Майор просто не успел ничего сделать. Годзилла сделал всего один шаг вперед и могучим ударом справа отправил его в нокдаун. Коля рухнул на стеллаж с чипсами и сухариками, упаковки рассыпались по полу, сам стеллаж качнулся, но устоял.

— Закуси! — прокричал Годзилла. — А ты иди сюда бегом!

Он схватил меня за ворот куртки, притянул к себе. Я почувствовал себя котенком, напрудившим в углу и обязанным принять заслуженное наказание. Честно признаться, я и реально был готов напрудить. Это вам не кино, ребята, а я ни разу не Ван Дамм.

— Быстро собирай деньги! Да не спи!!!

Я покорился судьбе. Стал засовывать купюры, которые выгребал хозяин, в черный непроницаемый пакет. Черт побери, да тут их под тысячу целковых! Неплохой улов для гоп-стопа. Зачем торгаш держит их в такой доступности?!

Когда касса опустела, налетчик в бандане отвесил хозяину увесистый подзатыльник, от которого тот весь съежился.

— Сейф где?

Растаман молчал, насупившись. В глазах все еще стыло неверие в случившееся.

— Где твой сейф, спрашиваю!!!

«Ну же!!! — мысленно возопил я. — Старый непуганый дебил, где твоя тревожная кнопка?! Самое время проверить, работает ли она!»

Он словно услышал, бросил на меня полный отчаяния взгляд и совершил молниеносный рывок в сторону. Гавайская рубаха, зажатая в кулаке налетчика, с треском разорвалась по вороту.

Он успел! За мгновение до того, как пудовый кулак обрушился на его голову, продавец хлопнул ладонью по внутренней стороне прилавка. Потом сразу упал.

— Твою мать! — заорал Бандана. — Сизый, держи этих, я в подсобку! Сейчас тут соберутся все, кто есть!

— Полтора старых пердуна тут соберутся! — ответил Годзилла. — А спецназ из Крылова еще нескоро подойдет! Давай быстрее! Если сейф заперт, не мудись там, валим отсюда!

Бандана скрылся в проеме двери позади прилавка.

К тому моменту я уже собрал все купюры в пакет. Налетчик по-прежнему крепко держал меня за ворот. Валявшийся на полу Святов застонал, начал ворочаться.

— Неудачно зашли прикупиться, правда? — прошептал мне в ухо Годзилла.

— Угу.

— Помнишь меня, турист?

Я ответил не сразу. Что-то во мне в те секунды проснулось. То ли опыт изображения лихих парней на экране, то ли туманное детство, которое я провел во дворе с вооруженными рогатками мальчишками. В общем, страх куда-то пропал, появился азарт, и память моментально вытолкнула на поверхность цитаты из сериальных диалогов.

— Забудешь тут. Приснится такая морда — кровать намочишь.

Он ткнул меня кулаком в бок. Черт, больно.

— Хиханьки, да? Могу ведь и инвалидом сделать.

— Не успеешь. Растаман нажал кнопку, скоро тут действительно будут все.

— Хрена тебе лысого! — усмехнулся Годзилла. — Пока они спецназ из соседнего округа вызовут, мы уйдем. В твоих интересах не дергаться, чтобы остаться целым.

Я с трудом удерживался, чтобы не отвесить колкость — Годзилла дышал мне в нос какой-то жуткой смесью водки, чеснока, лука и восточных приправ. Впрочем, чего уж там, я сам только что выпивал.

Святов поднялся. Точнее, сел на полу, сжал голову руками. Казалось, его сейчас интересовало только собственное состояние, но никак не разыгрывающаяся в магазине трагедия.

— Добавить, старый? — спросил у него Годзилла. Святов поднял голову. Я понял, что мой майор меня покинул и я остался в одиночестве. Николаю требовалась госпитализация.

— Не трогай его, — сказал я. — Сейчас твой орангутанг найдет сейф, вы возьмете что хотели и свалите. Тебе нужны трупы?

Он хмыкнул, но ничего не ответил. Вместо этого поторопил своего напарника:

— Копченый, что там?!

— Ничего! — отозвался тот из подсобки. — Нет тут никакого сейфа! Все в кассе держит!

— Давай буди этого Боба Марли! Где-то еще должны быть деньги! Обыщи все!

Я не смог удержаться:

— Не обоссысь от страха.

Еще один толчок в бок. Да он мне ребра переломает!

В зал вернулся Бандана, он же Копченый. Опустился на пол за стойкой. Я услышал шлепки по щекам. Похоже, нашему Растаману досталось.

Я решил вбросить интригу:

— Сколько тебе пообещал наш друг в костюме?

— Ты о ком? — спросил Годзилла.

Я уловил в его голосе растерянность.

— Ты знаешь о ком. Он же тебя кинет. Уже кинул.

Пауза. Никакой реакции. За стойкой Копченый тщетно пытался привести в чувство хозяина.

— У него нет ни гроша, — продолжал я. — Ваша касса сегодня — весь улов. Мой тебе совет, отпускай нас, забирайте пакет и валите. Иначе будет только хуже.

Толчок в бок. Самый болезненный из трех. Я охнул. Храни Господь мои косточки…

— Посмотрим, — выдохнул Годзилла.

— Смотри, — выдохнул я.

Долго ждать не пришлось.

Сирены и мигалки возвестили о прибытии полицейских. Примчались все, кто был, включая сотрудников городского управления и тех, кто не находился сейчас на службе. Старший лейтенант из «Северного» Иван Терентьевич Самохвалов, отдыхавший после вчерашнего жаркого дежурства, приехал на место на своем подержанном «Фольксвагене» чуть ли не в пижаме. Володя Курочкин нарисовался рядом — отдыхал недалеко в ночном клубе, когда среагировала общая система оповещения.

— Что происходит? — спросил Самохвалов.

— Перемены, — туманно ответил полупьяный Курочкин.

У ночного магазина сгруппировались шесть полицейских машин. Местные копы пока ничего не предпринимали — сквозь стеклянные двери они увидели двух мужчин, один из которых приставил пушку к виску другого. Территорию оцепили. На глазах у немногочисленных местных жителей, выскочивших на улицу, разыгрывалась сцена воистину голливудского масштаба.

— Ну, и чего теперь? — спросил я Годзиллу, когда мы вернулись к стойке. — Живым отсюда никто не уйдет.

Он молчал. Я не мог видеть выражение его лица, чувствовал только дыхание. Чеснок и водка.

Святов все еще сидел на полу, сжимая голову руками.

— Кирдык! — воскликнул Бандана. — Походу, я его вырубил. Не встает.

— Живой?!

— Вроде дышит.

— Ты не смотрел, есть запасные выходы?!

— Нет!

Годзилла беззвучно выругался. Градус напряжения возрастал с каждой секундой.

Тут меня отпустили. Толкнули в спину. Я упал в проход между стеллажами.

— Лежать и не двигаться!

Я не стал спорить, сел на пол. Теперь я имел возможность оценить степень ужаса моего пленителя.

Да, Годзилла паниковал. Он явно не знал, что делать дальше. Очевидно, Петровский при подготовке операции не озвучил возможные риски.

Зазвонил мой сотовый телефон в кармане куртки. Я вопросительно уставился на налетчика.

— Дай сюда! — рявкнул Годзилла.

Я послушно выполнил просьбу, но успел увидеть контакт звонящего на дисплее. Легок на помине, курилка…

Телефон мой лег на стойку кассы, но продолжал звонить.

— Лучше ответь, — посоветовал я.

Годзилла колебался. Телефон не умолкал. Мы сверлили друг друга взглядами.

— Ответь, — повторил я.

Тот дрогнул. Взял телефон, приложил к уху.

— Алло!

Несколько секунд он молчал. С возрастающим недоумением глядел на меня. Потом нерешительно протянул телефон в мою сторону.

— Возьми.

Это был Петровский.

— Ай, какие вы молодцы с майором! — забавлялся политтехнолог. — Заурядный гоп-стоп превратили в целое шоу! Да мне бы вам приплачивать, честное слово!

— Откуда ты знаешь?

— Вас уже вовсю транслируют, клоуны!

Я заметил в углу позади стойки хозяина маленький телевизор.

— Включи, — велел я налетчику. Не обнаружив усердия, повторил громче и настойчивей: — Включи бегом!

Проснувшийся телевизор тут же выдал нам картинку: фасад здания, где располагался магазин, туча копов. Взволнованный голос ведущей новостей — все той же девушки с темными волосами:

— …это уже второе серьезное криминальное происшествие в городе за последние двое суток. Возможно, у грабителей в руках находятся заложники, обычные покупатели. Официальные лица пока воздерживаются от комментариев…

Я приложил трубку к уху.

— Такой репортаж ни за какие деньги не купишь! — радовался Петровский. — Ей-богу, надо вам доплатить.

— Ты сам все это подстроил, — сказал я.

— Еще бы! Твой седовласый друг не отлипал от меня целый день. Он слишком предсказуем.

— Чего ты этим добьешься?

— Сам не догадываешься? Чем хуже, тем лучше.

— А людей своих ты отдаешь на съедение? — Я нарочно произнес эту фразу как можно громче, чтобы слышали наши налетчики. — Их ведь положат здесь за милую душу.

На последней фразе Годзилла весь подобрался.

— Лес рубят — щепки летят, — сказал политтехнолог. — В общем, смотрим кино. Попкорном я уже запасся. Удачи!

И он отключился.

— Как было сказано, вас кинули, — сказал я и засунул телефон обратно в карман куртки.

Противостояние продолжалось второй час. Периодически на стойке продавца трещал проводной телефон — очевидно, пытались связаться переговорщики — но нам запретили поднимать трубку. Вместо этого мой пленитель еще дважды выводил меня с пушкой у виска к двери и, слегка приоткрыв ее, требовал машину и миллион рублей. В эти минуты передо мной открывалось впечатляющее зрелище: площадка перед магазином была залита огнями прожекторов и автомобильных фар, метрах в тридцати от крыльца выставили оцепление в виде металлических оград, всюду сновали бойцы прибывшего крыловского спецназа и местные полицейские. Кажется, они были растеряны не меньше налетчиков. Неужели их не готовили к подобным ситуациям? Что за детский сад?

Я не знал, плакать мне или смеяться. Кино и немцы!

Состояние Святова, между тем, вызывало у меня все большие опасения. Он лежал в проходе между стеллажами и тяжело дышал, держась за голову. На мои вопросы отвечал вяло: «Все нормально, Серега». Я предлагал Годзилле проверить его самочувствие и в случае необходимости передать медикам — «На кой тебе труп!» — но тщетно. Мне оставалось лишь подложить Николаю под голову свою куртку и время от времени подходить и проверять, что он не отключился.

Хозяин магазина давно пришел в себя. Относительно, конечно. Он стоял за кассой, облокотившись на стойку локтями, и безучастно наблюдал за происходящим.

— Что дальше? — спросил я снова, когда переговоры с людьми из оцепления в очередной раз зашли в тупик. Годзилла и Копченый лишь молча переглянулись.

Так и есть, никакого плана на случай форс-мажорных обстоятельств у них нет. Это предоставляло мне некоторые преимущества. Впрочем, и риск тоже присутствовал: если человек с пистолетом начинает паниковать, он в равной степени может и сдуться, напрудив в штаны, и наломать дров. Осталось только проверить, какой вариант сработает в нашем случае.

— Перекусить можно? — спросил я у хозяина. Растаман обреченно махнул рукой.

Я подошел к холодильнику с газированной водой, взял пепси, по ходу отметив совершенно непривычный дизайн стеклянной бутылки. С соседней полки стянул пакет чипсов. Налетчики не мешали мне свободно передвигаться по магазину, поэтому я совершенно спокойно уселся на стул в проходе к подсобным помещениям и принялся хрустеть на весь зал.

Годзилла закурил.

— А нервы у тебя крепкие, — сказал он как бы между прочим.

— Не хуже, чем у тебя. Думаешь, парни там за стеклом всю ночь будут вот так стоять и ждать?

— Пусть стоят пока.

— А если у них нервы слабее наших?

Налетчик ничего не ответил, проверил обойму пистолета. Я убедился, что оружие у них настоящее, не муляжи. Это плохо.

— Еще раз предлагаю отдать моего друга врачам. В качестве заложников вам вполне хватит нас двоих. Да и меня одного хватило бы — в любом случае, вы уже заработали приличную статью.

— Такой храбрый?

— Нет. Просто пытаюсь свести потери к минимуму. — Я повернулся к хозяину: — Тут точно нет второго выхода?

Вместо него ответил второй налетчик:

— Если только разбить окно в подсобке… Но оно высоко, под потолком.

— И ты молчал?!

— Может, проверим? — предложил я.

Налетчики снова переглянулись. «А не задумал ли этот хмырь какую-нибудь пакость?», — наверняка подумали они.

— Ладно, резон есть, — согласился Годзилла. — Копченый, пригляди за этими. А ты давай шевели поршнями!

Под дулом пистолета я прошел в темное и прохладное подсобное помещение — небольшое, метров тридцать квадратных, заставленное деревянными ящиками, картонными коробками и упаковками с напитками. Почти под самым потолком действительно имелось окно, в которое вполне мог протиснуться человек даже таких габаритов, как мой опекун. Если подставить ящики, можно через это окно вынырнуть наружу, но там нас могли ожидать две проблемы: этот выход наверняка уже под контролем, но даже если и нет (учитывая расслабленность местных копов, я мог такое допустить), падать придется головой вниз с трехметровой высоты на неисследованную поверхность.

— Кто полезет? — спросил я.

— Шутишь? Конечно, ты. Давай!

Я не стал спорить. Меня подобный расклад вполне устраивал. Я подтолкнул к стене несколько закрытых деревянных ящиков с чем-то тяжелым, поставил друг на друга четыре штуки, проверил на устойчивость. Вроде годится, лишь бы не грохнуться раньше времени. Прежде чем взобраться на эту конструкцию, я оглянулся на своего опекуна.

— Давай, давай, не томи.

— Ладно, как скажешь.

Из ящиков потоньше я соорудил что-то вроде ступенек, чтобы взобраться на башню, и полез по ним наверх. Поставил одну ногу на вершину, затем осторожно подтянул вторую. Устойчивость оказалась обманчивой. Под моим весом ящики начали пошатываться.

Я выпрямился. Окно оказалось прямо перед моим лицом. Сначала я ничего не увидел — на заднем дворе дома было темно. Но уже спустя мгновение мне в лицо ударил свет фонаря. Конечно, копы дежурят и здесь. Удивительно, почему они до сих пор не начали штурм.

Я вздрогнул, пошатнулся. Ящики угрожающе загуляли у меня под ногами.

— Э, ты не грохнись мне тут! — воскликнул Годзилла.

Поздно пить боржоми, братишка…

У меня был только один шанс. Если я промахнусь — все пропало, сделают мне лишнюю дырку в голове, как пить дать. Или доломают ребра.

В общем, я полетел вместе с ящиками вниз. Точнее, прямо на Годзиллу. Хоть по габаритам я и уступал ему, но, учитывая законы физики, вполне мог свалить с ног. Так и вышло. Я обрушился всем своим корпусом прямо ему на голову. Мы оба рухнули на ящики и коробки, причем я находился в более безопасном положении, а вот Годзилла сильно приложился затылком об угол упаковки с бананами. Острый край другой увесистой тары уперся ему в бок. Раздался хруст, парень издал короткий гортанный звук и замер. Пистолет, отлетевший на пол, оказался от меня на расстоянии вытянутой руки.

В моем распоряжении было всего несколько секунд. Из торгового зала уже бежал второй налетчик.

Рукоятка пистолета аккуратно устроилась в моей зажатой ладони. Занятия по стрельбе во время подготовки к съемкам не прошли даром, да и на самих съемках я настолько привык размахивать оружием, что сейчас чувствовал себя вполне уверенно. Единственное, что вызывало оторопь, — это необходимость стрелять по живой мишени боевыми патронами…

Копченый появился незамедлительно. У порога он, впрочем, резко затормозил, оценивая обстановку. Рука с пистолетом была безвольно опущена вниз.

— Оружие на пол! — скомандовал я.

Тот не послушался, но и обратных действий не предпринимал. В глазах застыл ужас.

— Тихо и аккуратно опусти оружие на пол, — повторил я как можно спокойнее, но тоном, не допускающим возражений. — Применить все равно не успеешь.

Я прицелился в его плечо, чтобы, не дай бог, не снести выстрелом голову. Эту картину я вспоминал бы с содроганием до конца дней своих…

Я поступил мудро, потому что парень все же сглупил: сделал рывок рукой, направил пушку на меня. Но я выстрелил первым, хотя до последнего момента не был уверен, что выстрел прозвучит.

Бах!

Копченый с криком улетел в проем двери.

Он больше не представлял угрозы.

 

16. Уже не кино

События ночи на этом не закончились. Я и рад был бы доковылять до своего дома, принять душ и рухнуть в постель, но кто ж меня отпустит!

Первым делом разобрались со Святовым: погрузили его на носилки и закатили в прибывшую карету «скорой помощи» (к слову, оборудованную по последнему слову техники; вот вам и маленький городок!). К тому моменту мой майор был уже в полной отключке, хотя и дышал, на лице врачи держали кислородную маску, к руке подцепили капельницу. Никто ничего мне толком не сказал, я описал, как ему досталось, фельдшер второпях бросил: «Пока без сознания», — и они тут же укатили. Я провожал взглядом машину, надеясь, что Коля покидает поле боя на реанимационной машине, а не в катафалке. Оставаться здесь без него я не хотел, да и чисто по-человечески мы, кажется, сдружились.

На плечо мне мягко легла рука.

— Вы готовы поговорить?

Ко мне обращался мужчина в штатском. Костюм, галстук поверх белой рубашки, залысины на голове, в руках блокнот и ручка.

— Да, конечно.

Он проводил меня к другой «скорой», я присел в проеме открытой двери. Девушка в белом халате услужливо подсунула мне стакан с горячим чаем. Я сделал глоток. Из магазина выводили налетчиков. Точнее, раненый мною в плечо Копченый шел своими ногами, его лишь поддерживали за руки два спецназовца, а вот Годзиллу вывозили на носилках. Я достойно отомстил за Святова.

По площадке сновала девушка с микрофоном и ее телеоператор, они брали интервью, снимали общие планы. Несколько раз девушка бросала взгляды в мою сторону, и что-то мне подсказывало, что она мечтает об интервью.

— Подполковник Киршин Владислав Алексеевич, губернская служба общественной безопасности, — представился человек в штатском.

«Здешняя ФБР или ФСБ», — подумал я.

— Круглов Сергей Николаевич, обращаться можно без отчества.

— Вы местный?

— Нет.

— Какими судьбами в Крае?

— Турист, писатель. Собираю материал для новой книги. Остановился у вас в городе ненадолго, снимаю дом на Солнечной, пятнадцать.

— О чем книга? — с улыбкой спросил Киршин, продолжая делать пометки в блокноте.

— Сложно объяснить в двух словах. Скажем, о людях, живущих в небольших городах.

— Откуда вы?

— Из Москвы.

— Тогда вас можно понять.

Пояснять свою загадочную фразу он не стал, пригласил врача, чтобы меня осмотрели. Я пожаловался на боль в ребрах, к которым трижды приложился налетчик. Девушка в белом халате после осмотра констатировала, что кости целы, смазала бок какой-то пахучей ерундой и наложила плотную повязку.

— Если завтра будет болеть, приезжайте в больницу на перевязку, — сказала она напоследок. — Но вообще должно помочь за ночь.

Когда она оставила нас, я рассказал Киршину все от начала до конца. Точнее, с момента нашей встречи на площадке с парнем, стоявшим на стреме. Я пояснил, что он вел себя агрессивно, полез в драку, и тогда мы с попутчиком немного остудили его пыл и решили поинтересоваться происходящим внутри.

— Вы смелые ребята, — заметил особист, строча в блокноте.

Потом, опустив факт знакомства с нападавшими и уж тем более умолчав о Петровском и настоящей подоплеке происшествия, я без утайки выдал остальное. Киршин все записал.

— Молодцы, что я могу сказать. Нечасто встретишь такую гражданскую ответственность и храбрость. В целом хозяин магазина все подтверждает…

— В целом?

— Да. За исключением того, что вы уже заходили двумя часами ранее. А еще вы сказали ему, что остановились в соседней гостинице.

Я замялся. Как-то мы с Николаем не подумали. Еще, поди, в сообщники запишут. Впрочем, чего там, я сегодня герой.

— Да, все верно. Мы купили выпить и закусить, присели тут недалеко. Уж простите, готов заплатить штраф. А насчет «Мортиры» соврали, потому что лично я не очень привык к расспросам.

Он улыбнулся с какой-то прохладцей.

— Что можете сказать о вашем товарище?

Я прикусил язык. Легенды для Святова я придумать не успел, но даже если начну сейчас сочинять на ходу, однозначно вызову подозрение.

— Мы, собственно, познакомились уже здесь. Знаю только, что он вроде полицейский из Уфы. Служит в каком-то районном отделении… или служил.

— Угу, хорошо. — Киршин сделал еще одну пометку в блокноте и захлопнул его. — Что ж, еще раз поздравляю с благополучным исходом и благодарю за содействие. А о штрафе забудем.

Прежде чем удалиться, он заметил:

— Если потребуются дополнительные сведения, мы вас побеспокоим, если вы не против. А если вдруг вспомните какую-то важную деталь, то вот вам мой телефон.

Он протянул мне визитку и сразу ушел. Даже документов не попросил.

Я еще посидел немного, допил чай, закутался в свою куртку. Надо ехать. Такси, что ли, вызвать?

Я встал на ноги. Боль в боку стихала, но все еще мешала чувствовать себя достаточно уверенно.

— Подождите! Не уходите!

Ко мне на всех парах неслась девушка с микрофоном. Оператор едва поспевал следом.

Эх, не успел я смыться.

Они же и привезли меня домой в своем нашпигованном техникой фургоне. По дороге девушка (ее звали Светлана) с помощью еще одного телевизионщика монтировала репортаж, чтобы экстренно выдать в эфир ночных новостей.

— Проснетесь знаменитым, — подмигивала она мне.

Я, честно говоря, уже не думал об этом. День выдался длинным, и все, чего я хотел, это выспаться. А славы мне вполне хватило в моей прежней жизни. В этой стране я предпочел бы остаться незамеченным. Но, видать, судьба моя такая — все время натыкаться на объектив камеры.

Мы распрощались на углу моего квартала. Спотыкаясь в темноте, я добрел до своего крыльца, отпер дверь, постоял немного в прихожей, не включая свет.

Только сейчас, в звенящей тишине дома, почувствовал, как пусто без Святова.

Поправляйся, майор.

За несколько мгновений до того, как опустить голову на подушку и отключиться, я проверил телефон. Прочел одно-единственное поступившее сообщение:

«Не дождалась твоего звонка, Сережа. Скучаю».

Святов находился в реанимации. Об этом я узнал из дневных новостей. Проснувшись в половине первого, я сразу включил телевизор. Разумеется, лицо мое красовалось на всех местных телеканалах, уж не знаю, сколько их здесь.

Сообщалось, что один из трех заложников был госпитализирован с тяжелым сотрясением, но медики городской клиники располагают всеми необходимыми средствами. Услышав эту новость, я едва не всплакнул. Помимо человеческих симпатий, которые я испытывал к этому седовласому мужику, угодившему в переплет, я почувствовал и свое собственное одиночество.

Я смотрел на свое лицо на экране. Изможденное, в царапинах. Блуждающий, отсутствующий взгляд. Рассказываю, как использовал единственную возможность, чтобы вырубить налетчика. На вопрос, откуда у меня такое уверенное владение оружием, вру о занятиях спортивной стрельбой в юности и службе в армии. Сколько я тут уже наплел о себе — и писатель, и турист, и инженер, и черт знает кто еще.

А кто я на самом деле?

Я умылся, заварил кофе, взял телефон и вышел на воздух. В соседнем дворе неизменный Михалыч сидел на крыльце в своей засаленной майке-алкоголичке. Меня он сегодня не приветствовал даже кивком головы. Только смотрел из-под мохнатых бровей, словно дырку на мне сверлил. Неприятный тип.

Телефон я ночью поставил на авиационный режим и теперь предсказуемо обнаружил кучу пропущенных звонков. Штук пять поступило от Ани и один от моего нового знакомого из ресторана «Пушкин» — скрипача Кости Симанкова. Конечно, они смотрят последние новости.

Первым я набрал Костю.

— Алло, Сергей! Как вас угораздило?!

— Это то, о чем мы с тобой говорили. Будь на связи, я скажу, когда мы сможем встретиться.

— Конечно. Только по вечерам я играю, а так могу подойти куда скажете и в любое время.

Я долго не решался набрать Аню. Мне многое хотелось ей рассказать. Наверняка и ей захочется меня о чем-то расспросить. Но вот эти пять пропущенных звонков меня останавливали. Имеешь ли ты право, Косой, привязывать к себе местную девушку? Она ведь только-только оправилась от потери любимого человека, а ты, похоже, решил дождаться субботы и, если теория окажется верна, нырнуть в подошедший поезд из Старого Мира и уехать.

Я ткнул пальцем в контакт с ее именем.

— Сережа?

Меня окатило волной тепла.

— Да, Анют.

— Как ты себя чувствуешь? Сильно досталось?

— Да уж, натерпелись. Но ничего, обошлось. Ты переживала?

— Ну конечно! Я не дождалась звонка вчера, сама не стала беспокоить, вдруг у тебя дела. А утром включаю на кухне телевизор, и у меня просто тарелка из рук падает! Как ты? Только честно!

— Бок почти не болит. У вас тут отличные врачи и медикаменты.

— А у вас будто какие-то другие! — с облегчением засмеялась она. — Мы увидимся сегодня?

— Хотелось бы, — уклончиво ответил я. — Боюсь, сегодня вокруг меня может начаться суета. Но я постараюсь найти время. Позвоню.

— Хорошо, буду ждать.

Я отключился. Сделал глубокий вздох, посмотрел направо. Михалыч исчез.

Я не знал, что дальше делать. До субботы еще три дня. Что придумает в ближайшее время Петровский? И собирается ли вообще что-то придумывать? Странно, что он не позвонил после завершения операции. Казалось бы, мог поздравить за отличную картинку. Мне это не нравилось. Гораздо спокойнее, когда он на виду, пусть даже и куражится.

Я оказался прав: репортер «Край ТВ» Светлана, получившая накануне от меня эксклюзив, раздала мой телефон всем своим коллегам, и прежде чем покинуть дом в тот суматошный день, я успел трижды согласиться на интервью, в том числе двум ведущим газетам. Также Светлана получила мое подтверждение на участие в вечерней программе уже в студии телекомпании. Непростая жизнь попсового артиста настигла меня и здесь.

Но оставим на время мою героическую персону. Я предполагал, что в стенах городской администрации суматоха царила не меньшая, и я не ошибался.

…Константин Крутов созвал экстренное совещание, на котором присутствовали начальник городской полиции, пара его заместителей и человек из губернской администрации, представлявший управление общественной безопасности — тот самый подполковник Киршин, допросивший меня вчера сразу после операции. В кабинете висело напряженное молчание. Крутов, старавшийся крепко держаться за подлокотники своего мэрского кресла, очевидно, почувствовал запах жареного. Он долго молчал, сидя во главе длинного стола, теребил авторучку. Никто не решался подать голос первым.

Наконец, мэр заговорил:

— Пал Сергеич, как обстановка?

Начальник полиции, невысокий, немного квадратный мужчина средних лет с испещренным морщинами лицом, подобрался, выложил на стол блокнот.

— Один налетчик из местных, Виталий Копнов, ранее не судим и в криминале не замечен. Во всяком случае, по нашим картотекам он не проходит. Второй, Дмитрий Сизов, пока под вопросом, допросить не было возможности, он получил серьезные ранения при падении и находится сейчас в реанимации. Как только врачи позволят с ним переговорить, мы этим займемся. Кстати, Копнов утверждает, что до налета они не были знакомы. Сейчас в городской клинике находится круглосуточная охрана.

— Как состояние пострадавшего посетителя магазина?

— Стабильное. Это Николай Святов, майор уголовного розыска в отставке из Уфы. По крайней мере, мы знаем это со слов его вчерашнего спутника.

— Нашего героя? — ухмыльнулся Крутов. — Что известно о нем?

Тут слово взял Киршин.

— Турист из Москвы, остановился в доме на Солнечной вместе со Святовым.

— Угу, нежной дружбы не таили…

— Не думаю, — улыбнулся подполковник

Мэр еще помолчал немного.

— Получается, двое залетных играючи останавливают трех налетчиков.

— Третий сбежал, когда очухался.

— Бросьте людей на розыск. Владислав Алексеевич, — обратился мэр к Киршину, — я буду вам признателен, если вы задержитесь в городе. Сейчас очень непростой период, как вы знаете, выборы глав администрации и департаментов, а тут такое. Что-то известно о минировании ресторана?

Ответил смущенный начальник местной полиции. Морщины на его лице собрались в один большой клубок.

— Звонок поступил на опорный пункт «Северный» посредством Ай-Пи-телефонии. Отследить его не удалось, позвонить могли хоть из Африки.

Крутов поднялся, с шумом отодвинув массивное кресло, и подошел к окну. Что-то в его за много лет отлаженном сценарии пошло не так. Да и не только в политическом и карьерном сценарии. Для всего города эти два громких события, произошедших буквально друг за другом, да еще и во время избирательной кампании, стали чем-то вопиющим. Едва ли это совпадение.

После минутного созерцания пейзажа за окном, Крутов повернулся к собравшимся.

— Поручение всем профильным службам: отслеживать ситуацию, взять под контроль расследование налета на магазин и минирование ресторана. Я, конечно, всецело доверяю вам как специалистам, но у меня есть мое дилетантское ощущение, что эти события взаимосвязаны.

— Очень скоро мы это узнаем, — сказал Киршин.

— Надеюсь. Всем спасибо.

Когда все разошлись, Крутов вновь опустился в кресло и принялся крутиться в нем из стороны в сторону, постукивая авторучкой по столу. Что-то действительно сломалось, он чувствовал это спинным мозгом. Он родился и вырос в Крае, знает здесь каждую улицу, каждый двор, каждую кочку и лужу (коих, к слову, за годы его правления стало гораздо меньше). Он всю жизнь шел к тому, что сейчас имеет, и не собирается все потерять из-за неожиданных форс-мажорных обстоятельств. Устав города позволяет ему избираться бессчетное количество раз при наличии доверия граждан и поддержки Городского Совета, и он не намерен сдавать свои позиции. Это его город!

Зазвонил мобильный телефон.

— Да, Витюш!

— Пап!!! — срывающимся голосом прокричал сын. — Я тут посмотрел новости по телевизору!

— Ох…

— Ты не представляешь, кто этот парень, который вырубил бандитов в магазине!

— Кто же?

— Это наш новый помощник тренера!!!

«Вот это номер…» — подумал Крутов-старший.

Тренировка с футбольной командой «Вымпел» у меня была назначена на четверг, поэтому сегодня я был предоставлен самому себе. Правда, с оговорками. Мне пришлось выполнять свои обязательства перед прессой. Встреча с журналистом криминальных новостей газеты «Фокус» прошла в сквере недалеко от дворца культуры. Мы сидели на скамейке и разговаривали. Беседа заняла около получаса. Репортер — молодой и явно не обстрелянный парень лет двадцати пяти — проявлял ко мне недюжинный интерес. Он суетился и волновался, чем-то напоминая тех молодых журналистов из Старого Мира, которым впервые приходилось брать интервью у звезды моего калибра.

Я рассказал ему подробности налета, добавил немного красок, потом что-то сочинял о себе, приводя нелепые факты своей биографии — о путешествиях по Алтаю, фотовыставках, книгах. Пришлось также приплести и версию, которую я изложил тренеру Кудинову при первой нашей встрече. Получилось вроде неплохо. Напоследок журналист сделал несколько фотографий с разных ракурсов.

— Сегодня же расшифрую, вечером верстка, ночью печать, и завтра уже во всех киосках! — радостно сообщил он на прощание, очевидно, думая, что это приятная для меня новость.

Интервью «Краевым вестям» мало отличалось от предыдущего, только беседовали мы в редакции газеты в деловом квартале, а допрашивала меня более опытная дама средних лет с мальчишеской стрижкой. Угостили чаем с печеньками, пофотографировали. На прощание мне также было гарантировано, что я проснусь утром еще большей знаменитостью.

Выполз я на улицу уже после четырех пополудни слегка измотанный, а ведь впереди еще было телеинтервью в прямом эфире. На кой черт я согласился!

Ушибленный бок почти не болел, поэтому я решил не ходить на перевязку. Сниму бинты вечером сам. Хотелось бы, конечно, заглянуть к Святову, но я решил, что на сегодняшний день впечатлений мне и так хватит. Дома я выписал из справочника телефон колл-центра местной клиники, и сейчас, после интервью, сидя на скамейке в центре недалеко от ресторана «Пушкин», позвонил.

Девушка-администратор поинтересовалась причиной звонка. Я без всякой надежды на ответ сообщил, что меня беспокоит состояние поступившего ночью Николая Святова. Интересно, сообщают ли они подробности по телефону?

— А вы кем ему приходитесь? — не меняя милых интонаций, спросила девушка. — Представьтесь, пожалуйста.

— Сергей Круглов. Я был с ним вчера в том магазине.

— Ой! — сказала девушка, очевидно, смутившись. Новости тут разлетаются быстро. — Сейчас посмотрю.

Она пошелестела бумажками, затем вкрадчивым голосом сообщила:

— К сожалению, никаких детальных сведений нет.

— Но он хоть в сознании?

— Да… Господин Круглов, более подробную информацию вы сможете получить у лечащего врача, но вам нужно будет подъехать сюда. Я нарушаю инструкцию.

— Я понимаю. Спасибо вам большое.

Я еще полчаса просидел на скамейке. Ничего не хотелось. Сдуру еще и Косте с Аней пообещал встретиться. Нет, сегодня не потяну.

Я перезвонил обоим. Костя только хмыкнул, сказал «да ничего, на связи, если что», а вот Аня расстроилась, хотя старалась это скрыть.

— Я понимаю, Сереж, на тебя такое свалилось. Ты отдохни, еще увидимся.

— Спасибо тебе. Целую.

Кажется, я впервые сказал ей что-то нежное. Она смутилась и ответила просто «пока».

Эфир прошел быстро, меня гримировали дольше. Я сел в павильоне перед камерами и софитами на короткое интервью с ведущим программы вечерних новостей. Он задавал хлесткие вопросы зычным голосом нашего Губерниева. Я вяло отшучивался, говорил, что никакой не герой — просто повезло. Остальное почти не помню. Кажется, я этого парня даже не слушал.

Домой меня отвезла на собственной машине все та же репортер Светлана. Вызвалась сама. Я не сопротивлялся — очень устал. Всю дорогу она что-то рассказывала о своей скучной работе: информационная повестка в городе однообразна, редко удается поймать удачу и сделать резонансный репортаж. А вот в последние два дня что-то особенно фартит. Между делом она заметила, что видела меня позавчера возле ресторана «Пушкин» во время эвакуации.

— Везет вам на приключения, Сергей!

— Ну, вам ведь тоже повезло, — улыбнулся я в ответ.

Мы расстались там же, где и вчера, на углу моего квартала. Светлана на минутку задержалась, мы обменялись парой светских реплик. Возможно, ей не хотелось оставаться лишь в статусе извозчика. Я присмотрелся к ней. Довольно миленькая, и прическа ей к лицу.

Напоследок она заметила: «Теперь вы наш городской герой».

Я поковылял к своему дому. Лениво тявкали соседские собаки, мимо проехал мальчишка на велосипеде, отовсюду тянулись запахи семейных ужинов. Еще один томный вечер.

Впрочем, в голове у меня вертелось только одно.

Суббота, 19:05.