Челябинский радиоведущий не нашел свою любовь на шоу «Давай поженимся»
(«Комсомольская правда — Челябинск»)
Если бы за каждый вопрос «Зачем тебе это нужно?», заданный друзьями и знакомыми после моего решения ехать на съемки программы, я брал хотя бы по сотенке, то смог бы уйти в отпуск вне очереди. Отношение к этой затее, мягко говоря, было скептическое.
— С твоими скелетами в шкафу и сомнительными подвигами в личной жизни из тебя на этом шоу сделают отбивную, — говорили особо участливые знакомые.
— Знаю, — ответил я всем сразу… и поехал.
Зачем? А затем, ребята, что легко быть умным, опытным и всезнающим, сидя за ужином перед телевизором или зависая в социальных сетях. Легко раздавать советы, приклеивать ярлыки, назначать себя положительным героем собственной истории и обижаться на несправедливость мира в случае поражения, оставаясь в своей незыблемой правоте. Роль премудрого пескаря каждому из нас гораздо ближе и комфортнее. И только оказавшись по другую сторону экрана, да под прицелом телекамер федерального канала, можно взглянуть на себя со стороны, уж простите за пафос.
Ладно, обо всем по порядку.
Кастинг
Признаться, получив приглашение на съемки от незнакомой посетительницы моей страницы в соцсети, я принял его за спам или розыгрыш. Я пробил отправителя письма и убедился, что девушка действительно числится в штате Первого канала. Созвонились, пообщались. Я принял приглашение, тем более что Первый канал непременно хотел видеть меня в кадре вместе с восьмилетней дочерью, с которой мы ведем активную жизнь в интернете с нашим общим литературным проектом. И меня не смутила даже репутация программы в среде нашего брата-интеллектуала. Закон пиара гласит, что любая публикация, кроме некролога, всегда идет на пользу.
И начались долгие телефонные разговоры с редактором-психологом. Без преувеличения, отбивную из меня принялись делать уже на стадии собеседования:
— Почему в разводе? Что стало причиной? Не жалеете об этом решении?
И так далее. Попытки отстреляться вегетарианскими формулировками вроде «не сошлись характерами» и «всякое бывает» ни к чему не привели. Со мной общался не психотерапевт-недоучка, снимающий офис в подвале дома, а какой-то профессиональный сыщик.
После устных собеседований пришлось заполнить и обширную анкету, а также отобрать полтора десятка фотографий из личного архива. В итоге меня определили в тройку женихов, претендующих на руку невесты.
— Девушка хорошая, милая и добрая, — отрекомендовала редактор. — И еще у нее двое детей… Вы же любите детей, я правильно понимаю?
— Очень люблю, — ответил я.
Последней моей обязанностью было сочинение сюрприза для невесты. Тут ко мне со своей неуемной фантазией подключилась дочь. Решили мы разыграть похищение невесты: папа, частный детектив, и его малолетняя дочь, нацепив темные очки, устраивают невесте допрос с пристрастием, а затем, отстреливаясь от соперников, уводят ее в светлую даль. Редакторам наша затея показалась оригинальной.
В общем, худо-бедно справился и, оценив масштабы проделанной работы, сделал вывод, что отправляюсь в Москву с неприлично распахнутым забралом.
Почти Гамлет
Следует отдать должное: создатели программы заботятся о своих героях. Обеспечив бесплатный проезд и двухдневное проживание в гостинице, они также избавили нас от хлопот с передвижениями по городу. От вокзала до гостиницы, от гостиницы до павильона, где проходили съемки, и обратно, а потом еще и в аэропорт нас с дочерью доставляли на такси. VIP-персоны, ни дать, ни взять.
Окна нашего гостиничного номера выходили прямо на Останкинскую башню, шпиль которой из-за низкой облачности терялся в тумане. Впрочем, любоваться красотами пасмурной столицы было некогда — часы напролет я репетировал свой монолог. Выстраивал слова в сложноподчиненные предложения. Старался придать себе солидности и уверенности. Лавировал в закоулках собственной биографии, подбирая нужные формулировки, чтобы не выставить людей, когда-либо участвовавших в моей жизни, в неприглядном свете.
К полудню второго дня пребывания в Москве я был уверен, что подготовился достаточно хорошо.
Наивный.
На низком старте
К назначенному часу к крыльцу подогнали такси. Вместе с нами в машину загрузился еще один участник программы. Вопреки ожиданиям (Останкино ведь из окна видно!), ехать пришлось через весь город, в специальный съемочный павильон. Приехали мы к гигантскому ангару. Миновали несколько коридоров, в которых можно снимать фильмы-катастрофы, и поднялись на третий этаж. Тут томились в ожидании кандидаты в женихи, причем в большом количестве, потому что за один день снималось сразу несколько программ. И наша была последней в очереди.
В компанию ко мне подобрались ребята из Краснодара и Санкт-Петербурга. Веселые, общительные. В комнате ожидания развлекали дочку и развлекались сами. Больше всего парней беспокоил вопрос: кто-нибудь видел невесту? Увы, никто, потому что принцессу, обитающую в соседнем коридоре, бережно охраняли. До свадьбы — ни-ни.
Минул час. Второй. Третий пошел. Наконец, наша очередь.
Перед съемкой для участников устроили прогон на площадке. Где мы будем сидеть, как должны выйти к софитам, какую фразу в нужный момент сказать — все отрабатывалось персонально с каждым в строгой очередности. Руководил процессом режиссер программы — мужчина доброжелательный, но не любящий тратить время на лишние движения. Часы неумолимо ползли к полуночи, записывалась уже четвертая программа подряд, все устали, а тут еще мы — провинциальные претенденты на чужое приданое.
Что любопытно, ведущих шоу я не обнаружил. Они, как звезды в небе, появлялись в определенное время и, выполнив свою работу, незаметно исчезали. Нам предстояло увидеть их лишь на площадке непосредственно во время съемок.
Итак, все почти готово. Звукорежиссер установил микрофоны, гример промакнула лица тональным кремом, косу дочери заплел, оператор глубоко вздохнул. Три, два, один…
Пишем!
Происходящее на площадке демонстрируется на мониторе в нашей комнате. По сценарию, мы должны комментировать все, что видим и слышим. В этом кроется главное неудобство: необходимость одновременно слушать и говорить лишает возможности внимательно рассмотреть невесту и понять, что она собой представляет. Впрочем, ухватить главное все же удается.
Молодая мама двух детей восьми и пяти лет из Пятигорска. Очень эффектная и довольно интересная (других, в прочем, в этой программе я никогда не видел). Брак не сложился, отношения с родственниками мужа тоже. В общем, «всякое бывает» — и так далее, вы помните.
Первый претендент с самого начала получает нежный отлуп от ведущих за тихий голос. Но справляется и продолжает более уверенно. Я по-прежнему слышу через слово и успеваю отпустить лишь несколько малоосмысленных комментариев. Наконец, подходит наша очередь. Хвост трубой, настроение рабочее. Мы — народные артисты!
Из полумрака выплываем на площадку. Звуковое оформление накладывается при монтаже, вся съемка идет в гнетущей тишине. Знакомимся, усаживаемся за стол. Начинается беседа…
…И все мои заготовки летят в корзину с первой же минуты. Оказывается, что подготовиться к этому невозможно. Ты не знаешь, как поведет разговор Лариса Гузеева, перед глазами которой лежит полное твое резюме, каков будет первый ее вопрос и каких проблем добавят тебе Роза Сябитова и Василиса Володина.
«Избиение младенца», — думаю я.
В течение двух-трех минут меня почти убеждают в том, что я, бедолага, запутался в отношениях, разбазарил имущество, предал все самое святое, прописанное в семейном кодексе, и вообще, в сорок лет, приклеив на лоб ярлык неудачника, пора отправляться на свалку.
«Квартира у вас есть?» — спрашивает Роза.
«Снимаю».
«А куда вам двое детей, которых вы обещали принять?!».
«Все решаемо»…
Потихоньку выруливаю. Заслуживаю скромные комплименты и даже поддержку ведущих. Минуты летят незаметно. В процессе разговора ты даже не задумываешься о том, что из сказанного тобой войдет в окончательную телеверсию, которую увидят зрители. Ты просто говоришь и говоришь, стараясь никого не осуждать и взять на себя ответственность за все пролитые кем-либо слезы.
Кое-как дотягиваем до сюрприза. Расслабившись, устраиваем с дочкой театрализованный перфоманс с похищением невесты и удираем в комнату. Как бальзам на сердечные раны вслед летят аплодисменты и восторженное улюлюканье зрителей.
Я — замечательный папа
Однако это еще не финал. Нужно выслушать вердикт, который вынесут тебе ведущие и участники, и суметь это прокомментировать. Как и прежде, большая часть интересующей меня информации пролетает мимо ушей. В тот момент в голове еще нет никаких мыслей относительно качества выступления. «Тяжелое похмелье» от сеанса саморазоблачения настигнет позже, через пару дней, а пока ты все еще в тонусе, и телекамера все еще нацелена на тебя, и ты все еще улыбаешься и комментируешь то, с чем в целом согласен.
Третий участник, за которым мы наблюдали уже в полглаза, подарил невесте целую коробку подарков для ее ребятишек — школьный ранец, игрушки, еще какие-то прелестные мелочи. Когда пришло время героине программы выбирать кавалера, она остановилась именно на нем. В какой-то момент нам с дочкой показалось, что победили мы: оператор, несколько минут назад покинувший нашу комнату, вдруг вернулся и приготовился что-то снимать. Но затем его отозвали по внутренней связи.
«Мы проиграли?» — спросила дочь.
«Нет, — говорю. — Я — замечательный папа, а ты — мое счастье. Едем домой».
После выключения софитов и камер все резко закончилось. Удалось только переброситься парой слов с Василисой, которой понравился наш с дочкой сюрприз, и раздать несколько открыток на память товарищам по личному счастью. За пределами студии ожидала свежая и благоухающая московская ночь. Мы расселись по машинам и разъехались по своим отелям.
Как сложатся дальнейшие отношения пары? Не знаю. Могу сказать точно, что им никто не мешает складывать их так, как им захочется.
Программа об одиночестве
Ведущая Роза Сябитова сказала однажды, что «Давай поженимся» — программа о проблеме одиночества, а уж потом это — брачное агентство. С этим можно согласиться, только побывав в шкуре участника. Сидя за центральным столом, ты не только пытаешься найти ответы на собственные вопросы, но одновременно служишь кому-то живым зеркалом. Кто-то, глядя на тебя с другой стороны экрана, возможно, узнает себя, почешет затылок и скажет: «Вот же идиот!».
Не имею ничего против, друзья. Единственная разница между нами заключается в том, что вы — там, на диване перед телевизором, а я — здесь. И здесь очень душно от софитов.
Энергичная ты моя
(Журнал «Город женщин»)
Не будет преувеличением сказать, что среднестатистический гражданин любит все среднестатистическое. Слишком высокий человек бывает так же неудобен, как и чересчур маленький. Громкий разговор в транспорте раздражает, и напротив, молчаливый тип в оживленной компании вызывает подозрение. Талант — настораживает, гениальность же, как утверждал Довлатов, просто пугает.
Отсюда гениальный вывод: гиперактивные дамы для мужчин, привыкших к спокойному обожанию, явление, мягко говоря, загадочное.
Что это было?
— Ты фильм «Смерч» видал? — спрашивает меня приятель за обедом. — Помнишь ураган под номером пять? Несколько сотен метров в диаметре! Уносит все на своем пути, даже крупные бетонные постройки. Просто дух захватывает… если, конечно, смотришь на это в кинотеатре или дома по телевизору.
— Ну, нам-то чего бояться, в наших широтах, слава богу, таких природных катаклизмов не случается.
— Не скажи. — Приятель трагично закатывает глаза.
Из дальнейшего рассказа становится ясно, что друг познакомился с девушкой и, как это часто случается, полюбил. Красивая. Веселая. Общительная. Хохотушка. Словом, очаровашка полная.
— Чем же ты недоволен? — спрашиваю я, не замечая на лице приятеля особой радости.
— Дело в том, что она все время такая — «веселая, общительная, хохотушка и очаровашка». Даже когда я хочу спать.
Оказалось, что указанными характеристиками недостатки возлюбленной не исчерпываются. Она на все имеет свою собственную точку зрения и спешит ее высказать, даже если в том нет ни малейшей надобности. В разговоре молниеносно перескакивает с темы на тему. Постоянно стремится что-то улучшить и переделать. В такси берет на себя функции штурмана, не позволяя своему кавалеру ни словечка вставить (о, трижды будь благословенна «Короткая дорога миссис Тодд» Стивена Кинга!), по тесным отделам супермаркета проплывает ледоколом, скидывая в тележку недельный запас провианта для отдельной мотострелковой роты. Она может прямо на улице потрепать за холку гуляющую собаку, не обратив внимания на породу и остроту клыков, а от бродячих кошек приходит в такой восторг, что другу моему хочется сделать вид, что он гуляет в одиночестве и девушку эту видит впервые.
— Чем она занимается? — спрашиваю.
— Она менеджер по рекламе…
Что ж, за доходы компании, на которую работает эта девушка, можно порадоваться.
А вот за моего друга погожу.
Слово медикам
Стоит открыть медицинский справочник, и ты найдешь научное объяснение любой человеческой аномалии — от чрезмерной зевоты и сонливости до постоянного желания выжимать пудовые гири. Забиваем в поисковую систему термин «гиперактивность» и читаем: «Неврологическо-поведенческое расстройство, проявляющееся такими симптомами, как трудности концентрации внимания и плохо управляемая импульсивность». Впрочем, выясняется также, что единого мнения у специалистов пока нет. Многие считают, что такой девиации, как гиперактивность, не существует и все это домыслы завистливых флегматиков, засевших в медицинских институтах и средствах массовой информации. Другие утверждают, что гиперактивность вызвана генетическими и физиологическими причинами. Есть также мнение, что «заряд неуправляемой бодрости» вообще закладывается в детстве: от недостатка внимания и любви малыш начинает вопить о своем существовании всеми возможными способами, а потом уже не может остановиться до самой старости.
Если рассматривать проблему в медицинском ключе, то у моего друга почти нет шансов сохранить долгие отношения со своей новой возлюбленной. Ведь чтобы ее «вылечить» (или хотя бы чуть-чуть притормозить), ей нужно принимать сомнительные препараты, а для этого сначала нужно убедить ее, что она не «очаровашка», а «смерч», сметающий все на своем пути, а поди попробуй ее в чем-либо убеди, если она никого не слушает.
Но есть ведь и другой подход.
Решайте сами
Может, враки всё? Ведь у каждой медали есть две стороны. Может, не так они страшны, наши милые энергичные девочки? Ну, согласитесь, они ведь столько всего успевают сделать! Очень многие наши собратья полжизни отдадут за то, чтобы иметь возможность вечерами валяться на диванчике и посасывать пивко, пока в доме все варится, стирается, кипит и работает. Такая женщина едва ли заплачет, сломав ноготь или каблучок — она этого просто не заметит. С ней не соскучишься, а для мужчины едва ли не самое страшное наказание — это скука. В крайнем случае, если уж совсем тебя замучает твоя гиперактивная любовь, можно удрать с друзьями в бар или запереться в кабинете.
Да, есть проблемы. С энергичными женщинами трудно спорить, и порой лучше согласиться, чем отстаивать свою точку зрения, а подобное соглашательство чревато тем, что в один прекрасный день у вас в спальне могут появиться оранжевые обои с зайчиками. И бывает просто трудно держать соответствующий темп: пока ты топчешься на старте, твоя дама сердца уже сверкает пятками где-то на финишной линии.
Но все же, друзья, позволю себе процитировать одну старую добрую истину, от многократного повторения которой становишься чуть-чуть мудрее: любимых не выбирают, и в жизни нашей все всегда случается не так.
Юбилей лихолетья. Субъективные заметки
(Газета «Челябинский обзор»)
В кухонных спорах и дискуссиях, проходящих в публичных пространствах, до сих пор правилом хорошего тона считается указывать в качестве главной причины бедственного положения в некоторых сферах нашей жизни «лихие девяностые». Будь то невнятная система образования, кастрированная наука, рассыпающееся ЖКХ или банальные ямы на дорогах — во всем виновата «эпоха малиновых пиджаков».
При этом уверенно игнорируется медицинский факт: девяностые закончились аж пятнадцать лет назад.
Дождались перемен
Для автора этих строк девяностые начались резко, безо всяких щадящих психику переходов. Я уходил в армию из полуголодной и растерянной Страны Советов, прочно подсевшей на продуктовые карточки, а вернулся уже в какое-то дурманящее изобилие со сникерсами, марсами, дешевыми джинсами, свежим пивом на каждом углу и странными быстропортящимися деньгами, похожими на валюту из игры «Монополия». Коммерциализация различных слоев населения шла ускоренными темпами. Челноки, обилие дешевых турецких шмоток, рынки, ларьки, палатки, торговля пиратским ташкентским винилом в подземных переходах, ваучеры, «Русский дом селенга», «Хопер-инвест», стремительно увеличивающееся число дециметровых телеканалов… Голова шла кругом с большим радиусом.
Появилась возможность зарабатывать и проявлять творческую инициативу? Да!
Существенно возрос риск при этом оказаться на больничной койке или, того хуже, в канаве с простреленным котелком? Не без этого.
Большое количество людей, не сумевших принять новые правила игры и встроиться в суровый мир капиталистических джунглей, оказались за бортом? Увы…
Но других вариантов, похоже, действительно не было.
Неблагодарность и обида
Давайте отдавать себе отчет. Страна стояла на пороге реального голода, политическое руководство, расписавшись в своей неэффективности, только разводило руками. Не оставалось ничего более подходящего, чем шоковая терапия, и нас, привыкших жить от зарплаты до зарплаты, ничего при этом не производя, просто бросили в воду, как детей, не умеющих плавать.
Разумеется, все, что было нажито непосильным трудом поколений советских людей, пошло вразнос: фабрики и заводы распродавались по бросовым ценам и в лучшем случае перепрофилировались, в худшем — перестраивались под торговые центры, научно-исследовательские институты становились офисными центрами, деньги из бюджетов всех уровней утекали в неизвестном направлении, ставя учителей и врачей на грань выживания. Социальное расслоение достигло катастрофических размеров. Тут у нас, к сожалению, спора не получится. Но!
Оставим в стороне политические процессы того времени и воздержимся от оценок отдельных исторических персонажей. Хочется понять вот какую вещь: отчего большинство населения России спустя полтора десятка лет продолжает проклинать десятилетие, вошедшее в историю с прилагательным «лихое»? Ведь поминают девяностые всуе не только те, кто не сумел принять новый порядок и встроиться в систему, но и те, кто поныне чувствует себя достаточно комфортно и даже преуспел.
Возьму на себя смелость предположить, что одними движет обида, а другими — неблагодарность. Экономист Егор Гайдар, фактически спасший страну от голода, так и ушел из жизни непрощенным и незаслуженно забытым. Одни не простили ему крушения идеалов, другие забыли, что во многом именно благодаря первым реформаторам сумели заняться бизнесом, сколотить капиталы или занять какие-то важные государственные посты. Даже если вам не удалось сделать большую карьеру, пожалуй, следует помнить, что предпосылки для тех замечательных возможностей, которыми мы пользовались все эти годы нового тысячелетия, — дешевые кредиты, возможность посмотреть мир, купить квартиру и. т. д. — закладывались именно в девяностых.
Впрочем, главная причина неприятия этого периода новейшей истории России кроется, на мой взгляд, не в указанных выше мотивациях.
Что можно успеть за 15 лет?
Да много чего. Маленький Сингапур, погрязший в коррупции и беззаконии, за полтора десятка лет совершил невероятный прорыв и сделал серьезную заявку на экономическое процветание. Деморализованная американскими атомными бомбардировками и поражением во Второй мировой войне Япония к началу шестидесятых стояла в шаге от второго места в мире по экономической мощи. Китай, формально придерживающийся коммунистической идеологии, за примерно такой же срок уложил ту же Японию на лопатки.
Чего далеко ходить — СССР, выстоявший и победивший в самой кровопролитной войне XX века, через пятнадцать лет запустил первого человека в космос! И список примеров можно продолжать.
Словом, девяностые давно канули в лету. Их больше нет. И на вопрос, что мы с вами успели сделать за минувшие полтора десятилетия, ответьте сами, а я закончу на лирической ноте.
Да, противоречивое было время, диковатое, но в дикости есть стихия, а в стихии — жизнь. В те странные годы писалось, читалось и слушалось. Не было этих проклятых гаджетов, была бумага — книги, газеты, брошюры. Были кассеты и компакт-диски. Шведские ребята «Ace Of Base» со своим «Овощевозом», звучавшим из каждого окна, казались откровением. Черт возьми, на канале MTV была музыка, а не познавательные программы из разряда «покрась выхлопную трубу в оранжевый цвет»!
Стреляли? Да. Взрывали? Еще как! Но парламент был местом для дискуссий и никто не искал в ЖЭКе по месту жительства вредителей и шпионов.
Мы стали прагматичными и инертными. Научились спорить в Фейсбуке на геополитические темы. Весь этот гигантский, бескрайний, загадочный и разнообразный мир, на исследование которого у наших дедов и отцов уходила вся жизнь, полная взлетов и падений, отныне можно хранить на обычной флешке с миллионом цифровых фотографий и носить в заднем кармане штанов.
А может, мы просто стареем?
«Раньше друзьям дарили книжку, сейчас — электронную ссылку»
(Портал 74.ru, автор — Сергей Смирнов)
Этот человек в отличие от некоторых стучит по утрам. Стучит практически каждый день. Стучит удачно, даже, скажем так, очень талантливо. Раз, два, три… несколько ударов по клавишам, и пошло поехало — возникают конфликты и проблемы, неожиданные повороты, стремительно меняются человеческие судьбы…
Роман Грачев — журналист, писатель, автор доброго десятка книжек, изданных на бумаге и выставленных в Интернете. Принято считать, что журналистика — это ремесло, а литературное творчество — это судьба.
Так о чем же мы будем говорить? Пожалуй, о ремесле писателя. Тем более что и я к этому некоторое отношение имею…
— Агата Кристи писала свои романы, опустив ноги в тазик с теплой водой. Иван Бунин во время работы держал в ящике письменного стола антоновские яблоки. Роберт Льюис Стивенсон вешал в комнате корабельный фонарь. Что помогает писать книги Роману Грачеву?
— Мне помогают Фрэнк Синатра и группа Dire Straits. Я завариваю крепкий чай, достаю из холодильника банку с вишневым вареньем, надеваю наушники, и всё — часа на 3—4 полностью отключаюсь. Так что можно сказать, что все события в моих книгах происходят на музыкальном фоне, который, конечно, остается за кадром.
— Только чай? А как с напитками покрепче?
— Иногда… приходится. Но в этом случае всякий раз заставляю себя заклеивать клавиатуру компьютера скотчем. Символически, конечно. Это твердое правило. Во время «допинга» нельзя общаться с друзьями по Интернету и уж тем более писать книги, чтобы потом не было мучительно больно и оглушительно стыдно. А ты как?
— Я пробовал. Сначала это ускоряло процесс, но затем я стал напиваться быстрее, чем заканчивал очередную главу. Говорят, что талант не пропьешь, но можно спиться, так и не получив признания. Допинг должен сидеть внутри тебя, а не приходить извне, в виде какой-то инъекции.
— Стивен Кинг написал несколько романов — «Куджо», «Сияние», «Томминокеры» — пользуясь, мягко говоря, стимуляторами. Впоследствии он жалел, что не помнит, как радовался, когда наносил слова на бумагу или экран компьютера.
— Роман, некоторые говорят, что творят в муках. Так, что кровь из-под ногтей выступает…
— Муки — вставать в семь утра и тащиться на работу. Творческих мук не бывает. Ты либо пишешь, либо нет. Я не мучаюсь, я наслаждаюсь. Титанические усилия до крови из-под ногтей, наверное, уместны, когда пашешь землю плугом. Когда работаешь радостно, легко, а не вымучиваешь каждое слово, и результат получается соответственный. У меня по крайней мере получается так…
— Ты пишешь сразу набело или как Лев Толстой — с бесконечными правками?
— Ну, ты, конечно, загнул насчет классика! Я правлю и переделываю. Оставляю готовую рукопись отлежаться пару недель. Затем снова читаю, и если что-то не нравится, безжалостно уничтожаю.
— Кто-то из классиков советской литературы сказал, что писатель должен иметь чугунную… Джек Лондон, Эрнест Хемингуэй и многие другие писатели устанавливали для себя жесткую норму.
— Я пишу по 8—10 тысяч знаков в день. В хорошие дни — по 15—20. Да, это, пожалуй, много. Но писатель, как спортсмен, должен держать себя в форме. Если долго не пишешь, вещь теряет темп и ритм. Литература, по большому счету, тоже ремесло. Я его осваивал лет 10. Жаль, что опыт не пришел раньше. Я издал на бумаге три книги — «Экстрасенс», «Тринадцать» и «Ведьма». К сожалению, выпуск книг в привычном для нас бумажном варианте значительно сокращается. Такое вот наступило время: раньше можно было подписать и подарить друзьям свою книгу, а сейчас — сбросить по почте электронную ссылку.
— Когда ты получил свой первый гонорар?
— О, это было 100 лет назад. Я учился в школе, опубликовал в областной газете заметку, за которую мне заплатили 6 рублей 50 копеек. Было здорово увидеть свою работу напечатанной и еще получить за это какие-то деньги. В тот момент я, амбициозный и наивный юноша, решил стать великим и богатым писателем. Со временем выяснилось, что не все так просто.
— Да, на литературных гонорарах сильно не разжиреешь. Я как-то читал, что даже Борис Акунин заработал за год где-то около двух миллионов рублей. Заглядывать в чужой карман — дурной тон, и все же… сколько тебе платят за книжки?
— Так, капает помаленьку. Дочке на мороженое хватает. Я это серьезно тебе говорю, без всякого там кокетства.
— Каким образом Диана стала литературным персонажем?
— Дети довольно часто говорят удивительные вещи. Я начал размещать цитаты своей дочери в «ЖЖ». Народ стал это почитывать и довольно активно комментировать. Потом я стал эти цитаты связывать в небольшие истории. Все это как бы подталкивало меня к созданию новой книжки. Однажды в супермаркете мы купили Диане дорогие солнечные очки. Она их надела и стала кривляться. Я подумал: добавить шляпу, пистолет, и получится девочка-сыщик! Вот так и родилась идея романа с названием «Томка, дочь детектива». Шестилетняя девочка-сыщик — это приторно пошло, поэтому я сделал так, что детективом является ее папа, причем не просто папа, а папа, который воспитывает ее в одиночку.
— Можно сказать кратко: о чем роман?
— Давай я облегчу тебе задачу — скопируй вот эту аннотацию к книге. Итак… «Частный детектив, 38-летний Антон Данилов, в одиночку воспитывает шестилетнюю дочь Тамару. Жена и мать их оставила. Томка — подвижная, шустрая, невероятно жизнелюбивая и стрессоустойчивая девчонка; занимается танцами, любит Майкла Джексона, тяжелый рок и фильмы ужасов. Антон трудится в своем детективном агентстве, распутывая дела различной степени сложности, общается с дочкой, открывая для нее мир и одновременно постигая что-то важное для себя.
Каждый роман серии — это и детектив, и мелодрама, и комедия, и даже триллер. Калейдоскоп событий и эмоций, хроника взросления и энциклопедия счастливого отцовства! Итак, история первая. Воспитывать в одиночку шестилетнюю девочку нелегко, но для мужчины это достойный вызов. Антон верит, что справляется. Однако устоявшееся равновесие нарушено. Знакомство с очередным клиентом агентства переворачивает всю историю семьи Даниловых с ног на голову. И далеко не последнюю роль в этой истории играет она — Томка, дочь детектива!».
— Сколько книг вышло в этой серии?
— Три уже в продаже в электронных магазинах, сейчас готовится к изданию четвертая, запущена в работу пятая. Когда проект по разным причинам не был реализован проявившими к нему еще три года назад интерес столичными гигантами «Астрель-СПб» и «Олма Медиа групп», меня подхватило независимое канадское издательство Accent Graphics. Оно размещает мои вещи на электронных книжных ресурсах, кое-что переводит на английский язык. Так что в будущем еще все может быть…
— Какой шанс сейчас имеет молодой человек, мечтающий издать свою книгу в столичном издательстве?
— Очень маленький, я бы сказал — ничтожный. Кажется, что сейчас пишут все, и если уж не талантливых, то способных авторов не так уж и мало. Но если десять или даже пять лет назад издательства принимали рукописи у начинающих авторов и активно обращались к ним с призывом к сотрудничеству (я, например, попал в АСТ элементарно «с улицы»), то сейчас они эту лавочку прикрыли. Видимо, в издательствах скопилось такое количество рукописей, что редакторам пришлось решительно дернуть ручку стоп-крана. Пробиться к издателю трудно, почти невозможно.
— Рома, я сейчас нахожусь в таком возрасте, когда приходится чаще оглядываться назад, чем пытаться рассмотреть через очки какую-то туманную перспективу. Однако в этом тоже есть свой плюс, ведь опыт в писательском творчестве дело незаменимое — я столько пережил, столько видел, что ничего уже выдумывать не надо. Я знаю, что ты в своей жизни сменил немало занятий — продюсер, шоумен, радиоведущий, автор двух музыкальных альбомов. Так что сюжетов на твою жизнь хватит. Кстати, дочка читает твои книги?
— Заглядывает. Обсуждает, спорит, иногда что-то советует. Она ведь растет и меняется, ей сейчас уже девять, а книжной Томке пока только шесть, но они обе меняются… Я написал около десятка книжек, но важнее «Томки» пока для меня сейчас нет. Когда я над ней работаю, чувствую себя в тонусе. Целительная сила писательства. Безусловно, целительная сила отцовства…
«Правильный» художник должен быть сытым
(Газета «Челябинский обзор»)
В недрах Госдумы зреет инициатива, которая вполне вписывается в контекст отмечаемого в России Года литературы: депутаты планируют «проработать вопрос предоставления социальных гарантий востребованным обществом российским литераторам, чье творчество призвано способствовать духовному и нравственному воспитанию наших граждан, особенно подрастающего поколения».
Переводя эту фразу вице-спикера Сергея Железняка на обывательский язык, можно сказать, что законодатели попросту планируют узаконить профессию «писатель». Действительно, литераторов у нас много, а официального статуса у них нет.
Непорядок.
Зачем писателю МРОТ
Стремление ликвидировать неравенство в глазах Трудового кодекса между, допустим, врачами, учителями, сталеварами и тружениками пера вполне объяснимо. Писателей, способных зарабатывать исключительно творчеством и не думать о хлебе насущном, можно пересчитать по пальцам (и пишут они, по мнению высоколобых критиков, сущую ерунду — детективы, фантастику, вот это всё).
Большинство же пишущих вынуждены совмещать прекрасное с полезным — подрабатывать журналистикой, например, сочинять какие-нибудь рекламные тексты, ходить на скучную офисную работу или даже мести дворы. Отработал смену, заштопал брюки, накормил семью, а потом можно и за письменный стол присесть. В подобных обстоятельствах очень немногие на вопрос о роде занятий могут с достоинством ответить: «Я — писатель!».
Депутаты Госдумы предлагают кардинальное разрешение этой несправедливости: ввести писателей в реестр официальных профессий, назначить им минимальный размер оплаты труда и продумать вопрос о социальных гарантиях.
Почему бы и нет. Пусть человек спокойно пишет и не боится, что завтра останется без заслуженного бутерброда.
Однако тут же возникает масса вопросов.
Родину любить — не березку целовать
Как следует из пояснений, процитированных мной выше, поощрять и стимулировать на законодательном уровне предполагается в основном тех тружеников пера, кто создает произведения, способствующие духовному и нравственному возрождению нации. Но попробуйте навскидку назвать хотя бы пару имен литераторов, которые соответствуют этим критериям. И как, собственно, нужно «духовно возрождать»? В каком жанре работать и какими художественными средствами оперировать?
Я, пожалуй, не возьмусь ответить на эти вопросы. Более того, сомневаюсь, что однозначные ответы вообще существуют. Литература сама по себе — вещь субъективная и едва ли может быть подвергнута государственному регулированию. Так считает, в частности, известный челябинский писатель и блогер Макс Бодягин:
— Введение официальной профессии «писатель» возвращает нас к временам, когда литература была исключительно острым оружием партии, бдительно указывающей, как надо правильно отображать действительность. Те, кто слушался и правильно отображал, при жизни получал улицу имени себя (Максим Горький, например), а кто не слушался, того, в лучшем случае, высылали за пределы страны, как Солженицына и Аксёнова. Последний, кстати, был по образованию медиком.
Из четырех русских лауреатов Нобелевской премии по литературе — Бунин, Пастернак, Шолохов и Бродский — ни один не получил специального «писательского» образования. Судьба их широко известна, как и судьба врача Булгакова, написавшего один из смыслообразующих русских романов.
Настоящий художник нуждается, прежде всего, в читательском признании, а вовсе не в благосклонности государства. К сожалению, книготорговый рынок в нашей стране находится в том состоянии, которое сложно описать в цензурных выражениях. А о мертвых либо хорошо, либо никак. Но, в любом случае, хорошая книга найдет своего читателя вне зависимости от того, как к этому отнесется государство.
Вспоминая Чернышевского
Так все-таки — что делать, чтобы занятие литературой в России действительно имело смысл?
Изобретать ничего не нужно, рецепты известны давно и успешно опробованы во многих читающих странах мира. Необходимо вводить налоговые льготы для книгоиздательского бизнеса и книготорговли, учреждать писательские стипендии, гранты и премии, стимулировать гуманитарное образование, наконец. Список мероприятий огромен, и здесь действительно потребуются усилия государства, против которых вряд ли будут возражать как писатели, так и читатели. Это работа, что называется, вдолгую.
Литература же в благоприятных условиях разберется сама, какой ей быть, ибо она — не оранжерейный цветок, а дикорастущее растение. И пусть художник не будет голодным, а его «правильность» или «неправильность» оценят потомки.
Шкура для властелина
(Журнал «Город женщин»)
Я сильный. Уверенный в себе. Управляю своей жизнью. Я самостоятельно принимаю решения и отвечаю за их реализацию. Я несу ответственность за свои успехи и свои провалы. У меня много друзей. Они знают, что я цельная и волевая личность и голыми руками меня не возьмешь. Я всегда поступаю так, как считаю нужным. Если я сказал — в баню, значит — в баню. У меня тяжелая рука и крепкая печень! Я — Властелин мира!
Ничего не забыл?
А, милая, ты не видела мои носки?
Уязвимое место героя
Ахилл был славным воином. Отделывался царапинами в битвах, где уцелеть было невозможно. Практически вышел победителем в злополучной осаде Трои и мог бы месяц пировать, кабы не стрела, направляемая самим Аполлоном. Она угодила Ахиллу в пятку — его единственное уязвимое место. Вся остальная площадь тела воина в младенчестве прошла специальную обработку в священных водах Стикса, а вот с пяткой не задалось.
Античные историки умалчивают, почему матери Ахилла, Фетиде, не пришло в голову бросить мальчика в воду как куклу, дабы не осталось ни одного неомытого пятнышка. Тем не менее, факт остается фактом: купая младенца в Стиксе, Фетида держала Ахиллеса за ногу.
Вот мы, мужчины, и попали. Директоры предприятий и владельцы собственных фирм, бухгалтеры и водители троллейбусов, дворники и инженеры, программисты и врачи, каменщики и кандидаты наук — почти все мы, имеющие жен, подруг, сестер, матерей и дочерей, передаем им священное право покупки носков. Собственными глазами автор этих строк видел, как мужчина сам покупает носки, лишь четырнадцать лет назад: магазин был очень дорогой, сам мужчина был очень солидный, с большущим мобильным телефоном, пара носков была упакована в жестяную банку (!) с красивым западным лейблом и по цене лишь чуть-чуть уступала туфлям.
Как тебе не стыдно!
Ладно, что мы привязались к носкам. В гардеробе мужчины полно других элементов, фасон которых определяет женщина. Взять хотя бы трусы.
Милые дамы, признайтесь: когда вы в последний раз доверяли своему мужчине самостоятельно купить трусы? То-то. Нас вообще отпускать одних в магазин нельзя — оденемся так, что и в свет не выйдешь. Мне моя супруга так и говорит: «Стыдно с тобой до парковки дойти… и вообще, перестань сутулиться».
Чувство стыда (или вины) — вообще один из самых сильных манипулятивных инструментов. Молодые родители применяют этот трюк по отношению к детям: «Как тебе не стыдно, убери комнату, причешись, выглядишь как поросенок, над тобой же смеются, сними эти дурацкие штаны»…
Знакомый текст? «Сними эти дурацкие штаны, над тобой же смеются!». Многие из нас, мужчин, до сих пор заглатывают эту наживку, хотя у самих уже имеются дети и даже внуки. Пусть мы можем превзойти своих женщин в спорах об экономике, юриспруденции или о шансах сборной в четвертьфинале чемпионата Европы, но наши внешность, гардероб, стиль — это наши слабые места. Тут мы либо пасуем и убегаем, либо вступаем в драку, пытаясь отстоять право на «индивидуальность».
Все так сложно
Для большинства из нас главный критерий — удобство. Собственной фантазии хватает лишь на джинсы, футболку и простенькие туфли. Зачастую мы даже размеров своих не знаем. А зачем? Жена в курсе!
Наше пренебрежение к внешнему виду дает вам, милые дамы, простор для творчества. Вы нас лепите и рисуете, придирчиво оглядывая со стороны, как художник разглядывает свое несовершенное творение. И речь не только об одежде. Прическа, кожа лица, ногти, манеры и даже походка — всё это предмет пристального внимания. Это дает вам власть над нами, а власть в паре «мужчина-женщина» — страшный наркотик.
Воспетое психологами партнерство — труднодостижимая цель. У каждой из половин существует потребность расширять зоны влияния. Не решусь на страницах женского журнала рассуждать о зонах женского влияния, но за мужчин скажу: внешность, стиль, одежда — то, чем мы можем поступиться ради превосходства во всем остальном. Ну, еще и поесть не дураки.
Из опрошенных мною десятерых знакомых лишь двое полностью самостоятельно формируют гардероб. Один из них обеспечивает семью и держит жену в ежовых рукавицах (мое искреннее фи!), второй занимает высокий пост в крупной компании… и никогда не был женат. Все остальные опрошенные, крутясь перед зеркалом примерочной комнаты в магазине, обязательно спросят спутницу: «Ну, чо?», — и совершат покупку, лишь услышав в ответ: «Да ничо».
Ради чего?
Однако роптать не следует. По большому счету, женская забота на пользу. Со временем самые способные из нас вырабатывают вкус и чувство стиля, внимательнее относятся к гардеробу, внешнему виду и, в конечном итоге, качеству жизни. Если это не актуально в 20 лет, то уж в 40—50 выглядеть элегантно и благополучно крайне необходимо. И знаете почему?
Потому что очень хочется нравиться женщинам.
Карлсон, который застрял на крыше
(Газета «Челябинский обзор»)
Международный день защиты детей отмечается 1 июня. Несмотря на всю серьезность замысла (праздник призван обратить внимание взрослых всего мира на защиту прав, жизни и здоровья детей), для большинства из нас первый летний денек — всего лишь повод сводить ребенка в зоопарк, покатать на аттракционах, накупить побольше сладостей и вообще всячески его развлечь. А что еще развлекает нынешнюю детвору, помимо перечисленного выше? Блокбастеры, поп-музыка, интернет и возможность болтаться в соцсетях.
Какой ужас!
«А вот я в твоем возрасте…»
Стало уже общим местом утверждение, что современные дети сильно отличаются от нас, родившихся и выросших в Советском Союзе. У нас не было мобильных телефонов, телевизор показывал всего два канала, и переключать их приходилось не пультом, а приложением изрядных физических усилий. В кинотеатрах показывали фильмы про успехи в народном хозяйстве и войну индейцев с бледнолицыми, на улице мы играли в мушкетеров и партизан, размахивая палками, ключи от квартиры могли оставить под ковриком перед входной дверью или у соседей… Словом, мы знаем, что у нас было счастливое детство, но прошлое не вернуть, и не будем повторяться. Но вот вопрос: а какие они, современные дети? И надо ли требовать от них похожести на нас?
Потребовать, конечно, можно, но попытка обречена на провал.
Одна из самых больших ошибок родителей — желание погрузить чадо в мифологию собственного детства. Кому из нас не доводилось вести такой диалог: «Ты совсем не читаешь книжек, а вот я, приходя из школы, садился на кухне с томиком Пастернака и пропадал на целый день! И вообще учился только на „пятерки“! У меня были деревянные солдатики и один резиновый мяч для футбола, который я берег пять лет, а ты свои игрушки вообще не ценишь! Вот, посмотри, какие замечательные мультфильмы я тебе скачал, а ты смотришь эту дребедень! Давай сядем и вместе посмотрим мои любимые!».
«Угу, пап, здорово!» — наверняка отвечало чадо, уткнувшись в дисплей своего смартфона. То есть диалог плавно превращался в монолог, имеющий сомнительный воспитательный эффект.
Послушайте, давайте оставим ребят в покое. Самое лучшее, что мы можем сделать, — это приобщиться к миру их увлечений, оставив в стороне педагогический апломб.
Чьи фильмы лучше?
Позволю себе утверждать, что неоспоримая художественная ценность мультфильмов нашего детства для нынешнего подрастающего поколения — миф. Аргументы типа «они были добрее, лучше нарисованы и учили хорошему», в принципе, оправданны, но современная мультипликационная продукция несравнимо качественнее. Более того, она — актуальна.
Я убедился в этом на собственном эксперименте, когда совместный просмотр с ребенком старого советского «Карлсона» обернулся пшиком. После блокбастера «Как приручить дракона» с его красавцем Беззубиком странный толстый дядька с моторчиком на спине выглядит архаичным. Как бы нас это ни удручало, но советская «Снежная королева» не имеет никаких шансов покорить сердца юных зрителей после триумфа оскароносного «Холодного сердца», мультфильма во всех отношениях чудесного.
Для подростков вне конкуренции являются также и мегапопулярные сегодня кинокомиксы. Ни в советской, ни в современной российской культуре нет аналогов этим красочным и динамичным историям о супергероях, спасающих мир от харизматичных злодеев. Жан Маре, конечно, тоже был молодец, и Чингачгук в свое время эффектно скакал на лошади, размахивая томагавком, но давайте оставим свою ностальгию при себе.
Впрочем, есть достижения и у наших кинематографистов. На экспансию западного контента они ответили успешными и обаятельными «Смешариками», поучительными «Фиксиками», а для самых маленьких отметились чудаковатым «Лунтиком», который тоже учит добру. Стоит ли брюзжать?
В сетях дружбы
Когда однажды моя родная дочь, томно закатив глазки, вдруг пропела: «Ты чо такая дерзкая, а-а-а?», — я понял, что безнадежно от нее отстал. Велик был соблазн вступить в спор о художественных достоинствах творений Тимати и его соратников, но пришлось себя одернуть. Это — объективная реальность, с которой ничего не поделаешь.
Разумеется, усиленное вталкивание в голову и душу музыки Чайковского, Моцарта, Крылатова и группы «Queen» в младенческом возрасте принесли свои плоды — ребенок в целом обладает неплохим музыкальным вкусом и всегда с удовольствием подпевает папе в машине, когда папа ударяется в рок-н-ролльную молодость, но среда обитания и постоянное общение со сверстниками берут свое. Если подружки и одноклассники одуревают от Тимати, от него не отвертеться. Если они делятся в соцсетях ссылками на свои любимые творения, ребенок пойдет за своей компанией. И в этом нет ничего страшного. Кому же захочется быть изгоем!
Пожалуй, единственное, где все же стоит укротить ретивость подрастающего поколения, — это интернет. Помимо стремительной коммуникации, позволяющей подружиться чуть ли не со всем миром (надо ли рассказывать, что наши дети, как и мы сами, живут в мире тотальной информатизации, от которой не укрыться), он таит в себе и вполне реальные опасности. И вот тут мы, взрослые, можем в какой-то степени навязать свои ценности.
Мы учим детей собственным примером, а не заунывными монологами о нашем счастливом детстве. Так что давайте почаще просто гулять на свежем воздухе, брать в руки бумажную книгу, прививать детям навыки живого общения глаза-в-глаза. И время от времени выключать мобильные телефоны. Нам это по силам.
«Интерстеллар»
Все, что тебе нужно, это любовь… и «пятерка» по физике
Кристофер Нолан снискал репутацию режиссера, сумевшего нащупать золотую середину между кино для интеллектуалов и продуктом для массового зрителя…. Впрочем, ладно, чего греха таить, это мой любимый режиссер.
В оправдание моей возможной предвзятости могу привести объективную статистику по его картинам: начиная с триллера «Помни» (короткометражки и малобюджетное независимое «Преследование» 1998 года позволю себе опустить) Нолан не допустил ни одной осечки: «Бессонница», «Престиж», трилогия о Темном Рыцаре, «Начало» — все попадают в десяточку и по кассе, и по оценкам международной кинокритики. Такое удается немногим.
И вот, наконец, «Интерстеллар». Возьму на себя смелость заявить, что на сегодняшний день это лучшая работа британского режиссера.
Он улетел, но обещал вернуться
В кратком изложении сюжет этого потенциального блокбастера (напомню, что термином «блокбастер» обозначают фильмы, собравшие очень много денег, а не грандиозность замысла) может вызвать зубовный скрежет. Все это мы уже видели и читали. Бывший астронавт Купер (Мэтью МакКонахи) выращивает кукурузу на собственной ферме. Заняться ему больше нечем, ибо технические профессии давно не востребованы — на планете элементарно заканчивается еда, почва не плодородит, то и дело налетают пылевые бури не хуже марсианских, а от семи миллиардов жителей осталось только шесть. Людям самое время задуматься о смене места жительства.
Однако незадача: ближайшие из потенциально пригодных планет находятся за пределами нашей Галактики, и чтобы долететь туда, нужно проскочить через внезапно открывшуюся недалеко от Сатурна пространственно-временную дыру. Куперу представился шанс спасти человечество (прежде всего, свою любимую юную дочь, без которой себя не мыслит), отправившись на исследование трех возможных мест будущего обитания. Сделать все нужно максимально быстро, потому что часы, проведенные астронавтами на других планетах, оборачиваются десятилетиями для тех, кто остался дома.
Одновременно на Земле ученые должны придумать способ переселить миллиарды жителей — то есть за короткое время совершить прорыв в науке. Проще пареной репы, правда ведь?
Но не расслабляйтесь. Ни одна из аннотаций, ни один из имеющихся рекламных роликов фильма не подготовит вас к тому, что вы увидите.
Через тернии — куда?!
«Интерстеллар» (с английского «межзвездный», и спасибо прокатчикам, что не стали переводить) не так-то просто классифицировать. Фантастика в духе «Космической Одиссеи» Кубрика? Лекция по физике для чайников? Психологическая драма? Все это будет верно. Но Кристофер Нолан, как обычно, выходит за пределы поля. Часто ругаемый за холодность и даже временами бездушность, в своей новой работе он предстает, скорее, лириком, чем физиком.
Как степной акын, он начинает свое повествование неспешно, вальяжно. Берет зрителя за руку и ведет от щемящих сердце сцен расставания Купера с семьей, к которой он то ли вернется, то ли уже нет, сквозь космическое пространство и время к пониманию изрядно затертой истины: мир наш спасет не техническая революция и умение просчитывать динамику курса валют, а… Любовь. Да, любовь в его фильме — величина физическая, почти как бозон Хиггса. Какой финт ушами для парня, создавшего «Темного рыцаря»!
Раскрывать какие-либо иные детали и подробности, как это сделали многие мои товарищи по цеху, — значит навредить режиссеру. «Интерстеллар» полон сюрпризов и открытий, которые вам предстоит сделать самим. Не стесняйтесь раскрывать рот, не стесняйтесь плакать от грусти или восторга, вжимайтесь в кресло и смело отправляйтесь туда, где еще не были. Например, прямо в черную дыру. Только черкните пару строк, когда вернетесь, обменяемся впечатлениями.
P.S. Не представляю, чем Кристофер Нолан будет заниматься дальше. «Интерстеллар» почти совершенен.
Роман Грачев: «Нам надо сильно постараться, чтобы не профукать будущее наших детей»
(Газета «Челябинский обзор», автор — Дмитрий Моргулес)
Журналист, радиоведущий, детский писатель и счастливый отец — о том, кто и что представляет наибольшую опасность для ребенка, влиянии гаджетов, боязни за школу и о непростых вопросах, которые дети, к счастью, задают родителям.
— Название праздника — «День защиты детей» — сохраняет свою актуальность?
— Да, безусловно. Я много лет удивлялся, пытался понять смысл — от кого детей защищать, от чего? Лет десять назад я приехал в Москву и оказался на Болотной площади. Там есть замечательная скульптурная композиция великого Михаила Шемякина. Она называется «Дети — жертвы пороков взрослых». Тогда-то в моей голове пазлы и сложились. Детей нужно защищать прежде всего от нас, от взрослых. К сожалению, иногда и от родителей. Увы, но мы порой причиняем детям боль, пытаясь воспитывать, сделать из них что-то или кого-то, основываясь на своем опыте. Порой не получается…
— А от самих себя?
— Иногда я пытаюсь защитить свою дочь и от нее самой. У взрослых есть и черное, и белое, мы пытаемся дарить им любовь, заботу, ласку. Но при этом вольно или невольно вкладываем в них и всё самое чёрное, что есть в нас. А потом пытаемся защитить их от этого.
— У каждого поколения детей — свои развлечения. В нашем детстве мы лазали по деревьям, делали бомбочки из набора «Юный химик», обливались брызгалками. И были риски упасть с дерева… У сегодняшних детей — другие развлечения, другие технологии под рукой. И — другие опасности?
— Конечно. Мы основываемся на своем опыте, на своем детстве. Но у наших детей детство совсем другое. Они не бегают по дворам, не скачут через резинку, не играют в «войнушку», «классики» или «казаки-разбойники». Зато они «сидят в гаджетах». И, как мне кажется, самая большая опасность — это огромный шквал информации, который обрушивается на них с самого раннего детства. Эти потоки легко могут снести голову и вполне здоровому взрослому, а тут — неокрепшие детские умы…
В глубине души я даже обрадовался, когда дочка разбила телефон, который позволял ей сёрфить в интернете. Вручил ей старую «Нокию», и никакого интернета (улыбается).
— Дочь обиделась?
— Нет, восприняла легко. У нее ведь есть и планшет…
— В нашем детстве была и опасность получить тумаков, если зайдешь не на ту улицу…
— Была. Сейчас этого меньше, улица в целом вроде спокойнее. Но опасностей в информационной среде для наших детей точно не меньше, и они часто посерьезнее пары тумаков в подворотне.
Знаешь, не так давно мы с дочкой возвращались из магазина. Купили много всяких вкусностей, сладостей. И тут она спросила, почему дети сами уходят из жизни, и что такое самоубийство… Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. Но ведь это очень важный вопрос, и как же хорошо, что она мне его задала! Ведь я получил шанс объяснить ей, что к чему. И попробовать уберечь. Надеюсь, что она все правильно поняла…
Наша обязанность, обязанность взрослых — вовремя найти для своих детей верные ответы на такие вопросы. Сложность в другом — мы ведь сами для себя не всегда находим эти ответы…
— Сказывается ли на детях то, что происходит с системой образования?
— Думаю, сказывается. Вот смотри. Тут кто-то с какого-то, видимо, большого бодуна, «скинул» на четвероклашек тест, аналогичный ЕГЭ. И хотя все равно все понимали, что все перейдут в следующий класс, но тем не менее — это стресс, зубрежка…
Не берусь идеализировать советскую систему образования. Но мне было комфортно и удобно учиться, хоть я и был троечником. Сейчас же дети с первых уроков не столько учатся чему-то, получают знания, сколько натаскиваются на прохождение ЕГЭ, и тому подобных тестов.
В наши годы школа была, по сути, семьей. Учитель, ребята, коллектив. Где-то это есть и сейчас — вот на выпускном у дочки (хотя само по себе слово «выпускной» звучит по-идиотски по отношению к начальной школе) все было замечательно, по-семейному. Попрощались с нашей первой учительницей, обсудили с другими родителями, что ждет впереди нас и наших детей, поняли, что будет жестоко, совсем не так, как когда-то было у нас… Я пока не смотрел программу средней школы, но, откровенно говоря, уже побаиваюсь, и не жду много хорошего. Меня и то, что было в начальной, не слишком-то вдохновляло…
— Почему?
— Я точно не знаю. Но школа перестала быть местом, где детей воспитывают, растят. Из строчки «куда же смотрят семья и школа» школа исчезла. Сейчас из неё делают какую-то лавку, где оказывают «образовательные услуги». И это печально. В том числе потому, что груз воспитания ложится на родителей. А им часто не хватает времени, сил, собственной мудрости…
— Что читает твоя дочь? Сказывается ли влияние отца-писателя?
— Сказывается, конечно. Но я заметил вот что: влияние средств мультимедиа, кино, СМИ, интернета на то, что могут читать и изучать дети, бывает разным. Опасности есть, но их не стоит и переоценивать.
Когда дочке было семь лет, я поставил над ней эксперимент — показал ей все восемь фильмов о Гарри Поттере. Удар, конечно, тяжелый (улыбается). Но для меня стало откровением то, что она все восемь фильмов восприняла, поняла, а после еще и перечитала все эти книги. Всю Джоан Роулинг.
Или вот есть популярный нынче мультфильм «Как приручить дракона». К моему удивлению, дочь как-то самостоятельно выяснила, что у него есть литературный первоисточник, нашла его, купила пять книг, и прочитала их за неделю. Подчеркну — купила именно книги!
Не надо противиться медиа. Это может дать толчок к тому, что ваш ребенок начнет много читать.
— Джоан Роулинг, «Как приручить дракона»… Наше детство прошло под влиянием в том числе и великой советской детской литературы. Это проблема — что сейчас не так много хороших российских детских книг, фильмов, мультиков?
— Я так не думаю. Во-первых, в России есть хорошие и при этом коммерчески очень успешные проекты. Те же «Смешарики», которые покупают и смотрят. «Маша и медведь» — просто супер. Мультфильмы серии «Иван Царевич». Или «Фиксики». Пусть пока их и не так много, но всё же.
В большинстве своем родители так или иначе пытаются настаивать на том, что «вот в нашем детстве были книжки, сказки, мультфильмы…». И пытаются «скормить» сегодняшним детям то, что нравилось нам. На мой взгляд, это совершенно неправильно. Я проверил, опять-таки, на своей дочери: показал ей «Карлсон, который живет на крыше». А он «не пошёл». Вот «не пошёл», и всё тут.
Сейчас другая эстетика, другие технологии. И, наверное, нужны другие способы донесения информации до детей. Думаю, что сильно выиграют те, кто это поймет, и донесет до своих детей всё важное и нужное, в том числе в литературе, в мультиках, в медиа, в информации, в сказках…
— Свои сказки ты пишешь уже по-другому?
— Тут случай сложнее (улыбается). Я писал сказки в качестве эксперимента. В голове появился сюжет, мне захотелось, во-первых, поделиться им с детьми, рассказать им то, что считаю важным, а во-вторых — облечь это в какую-то форму. И написал четыре сказки. Не пытаясь как-то специально их публиковать, издавать (это сейчас они продаются, и неплохо, на amazon. com и litres. ru — прим. редакции). Просто напечатал их, отдал воспитательнице в детском садике. Она их читала четыре вечера, и сказала, что этим надо заниматься.
Увы, но написанием детских книг ты миллионы не заработаешь (улыбается), хотя практика показывает, что они пользуются хорошим спросом. К сожалению, детская литература, если говорить о книжках — это должно быть, прежде всего, красиво, притягательно. Это обложка, иллюстрации, дизайн, качественное издание. И это стоит безумных денег, безумных… Вкладываться в это могут себе позволить единицы. И работают одиночки…
— Что ждет наших детей?
— Думаю, что с ними всё будет в порядке. Они будут другими, не как мы. Но найдут свои дороги, свои пути. На самом деле главное — что мы, взрослые, творим будущее наших детей сейчас, и пока что делаем это безобразно. Нам надо сильно постараться не профукать это будущее до того, как они до него дорастут.
«Хроники Недолелкино», или Как я стал писателем
(Журнал «Самиздат», 2006)
Текст написан за три года до того, как я подписал контракт с издательством АСТ на серию детективов, и за шесть лет до появления возможности свободно публиковать и продавать свои произведения на крупнейших электронных площадках мира. Роман «Хроники Недоделкино», о котором идет речь в публикации, в настоящее время ожидает своего авторского переосмысления.
Сразу скажу: я в самом деле писатель.
На каждом приличном DVD-издании есть дополнительные материалы: рассказ о том, как снимался фильм, интервью его создателей, трейлеры и прочее. Во многих случаях эти материалы не добавляют к фильму ничего нового — не делают его лучше или хуже, — но иногда все-таки хочется заглянуть за кулисы и понять, чего же на самом деле хотели авторы.
Материал, который я предлагаю вашему вниманию, преследует цель не только рассказать, что там было за кулисами и какой черт меня дернул делать гадкую и циничную пародию на современную литературу. Есть еще кое-что. Но об этом — чуть позже.
Итак…
…Своим рождением «Хроники Недоделкино» обязаны двум фактам:
а) деловой беседе с главным редактором одного крупного и успешного московского издательства;
б) выходу одного из номеров журнала «Русский Newsweek».
Между этими двумя фактами протянулись долгих два года — годы мучительных поисков «философского камня» и изучения содержимого черепных коробок издателей.
В сентябре 2003 года я принес в московское издательство (то, что недалеко от Останкино) свою новую работу — роман «Молчи и танцуй». Это была первая серьезная работа, за которую мне не было стыдно и которую я готов был представить на суд публики (предыдущие два романа и три десятка рассказов до сих пор вызывают у меня дрожь, да и не только у меня). Это остросюжетный роман о том, как сошлись на поле боя хорошие ребята, работающие на молодежной радиостанции, и нехороший кандидат в губернаторы и его хищная команда. Весело так, с музыкой, танцами, сексом и погонями на джипах.
Редактор полистал рукопись, отметил, что фактура профессиональная, а текст он отдаст на изучение.
— Но вообще-то, молодой человек, — отметил дядечка, — сразу предупрежу, что у нас новые работы разбиваются по тематическим сериям. А у вас под одной обложкой слишком много всего. Даже и не знаю…
— Но ведь есть же и просто авторские серии, без конкретной темы, — возразил я.
Редактор усмехнулся и посмотрел на меня так, словно я пытался учить его правильно любить жену.
— Авторские серии, молодой человек, делаются под авторов, чьи имена — брэнды. А вам до этого пока далеко, согласитесь.
Я промолчал. Лишь позже, уже когда шел по Звездному бульвару обратно к метро «ВДНХ», подумал: «Брэндами не рождаются. Брэндами становятся после того, как кто-то однажды рискнул своей репутацией и деньгами, связавшись с таким салагой, как я». Иными словами, как говорилось в фильме «Москва слезам не верит», чтобы стать женой генерала, надо выйти замуж за лейтенанта и помыкаться с ним по сибирским гарнизонам.
Я очень жалею до сих пор, что не высказал редактору эти мысли. Судя по выражению его лица, замуж за лейтенантика он явно не торопился, ему нравились готовые генералы.
Через пару недель я написал ему письмо, и он ответил: «К сожалению, результаты экспертизы по вашей рукописи отрицательные. Это не значит, что роман плох — наоборот! — но (внимание! — Р.Г.) он не подходит ни под одну нашу серию. Творческих удач!».
Я выпал в осадок. «Роман хорош, но у нас его некуда сунуть». Не знаешь, плакать или смеяться.
В последующие два года роман «Молчи и танцуй» собирал хорошие отклики первых читателей в Интернете и тех, кто получил на руки бумажный экземпляр. Мои друзья и знакомые утверждали, что я совершу преступление, если не стану профессиональным писателем (подозреваю, что не все откровенно льстили), и постепенно я приходил к мысли, что роман действительно неплох. Впрочем, полтора десятка московских издательств не удостоили меня даже ответом типа «Извините, у нас под вас нет серии».
Попутно я написал еще один роман — «Новинки звукозаписи». В нем речь шла о трех молодых оболтусах-музыкантах, которые в школьной юности так сильно повздорили из-за женщины, что бросили к чертям свою музыку и к тридцати годам, опустошенные и злые, начали друг друга откровенно мочить. Так же остросюжетно, весело, местами трагично, с музыкой, сексом и погонями на джипах. Я, словно маньяк, накачивал свои творения всеми этими стероидами детективного жанра, временами вступая в сговор со своей совестью и пытаясь создать то, что нужно загадочной русской душе главного редактора. Отклики первых независимых читателей, которые мусолили мою новую рукопись за чаем и пивом, свидетельствовали о том, что я иду правильной дорогой, но реакция издательств вновь вызывала во мне приступы ярости. Подобно Ивану Грозному из фильма Гайдая мне хотелось орать: «Боярыня красотою лепа, червлена губами, бровьми союзна… Чего ж тебе надо, собака?!». Когда «Новинки звукозаписи» ушли в штопор с оглушительным свистом, я сказал себе: «Ромыч, ты — бездарь. Иди в управдомы».
Но вдруг…
…Весной 2004 года издательство «Пальмира» заявило, что покупает роман «Молчи и танцуй» для издания и экранизации.
Упс!
Описывать чувства, которые я испытывал, нет необходимости — они знакомы любому, кто хоть что-то сделал своими руками. Я пил неделю, а моя жена гладила меня по голове и говорила, что даже не подозревала, с каким талантищем она живет. «А ведь чуть не развелась с тобой, дура»! В перерывах между моими приступами похмелья мы строили планы. Лет через пять я получаю «Оскара» за лучший иностранный фильм как сценарист, покупаю дом на берегу самого красивого озера Челябинской области — Увильды — и оставшиеся до пенсии годы я строгаю детей и новые романы, как Стивен Кинг, а жена готовит яичницу…
Осенью того же года издательство «Пальмира» рухнуло и не оставило правопреемника.
Я пил две недели. Жена сказала, что, пожалуй, разведется. Мало того, что бездарь, так еще и алкоголик!
За четыре года, в течение которых я окучивал издательский рынок Москвы и ее окрестностей, у меня в голове потихоньку начал складываться образ современного книгоиздания. Я начинал узнавать, что нужно этому рынку, и то, что я узнавал, отнюдь не приводило меня в неописуемый восторг. Скорее, наоборот.
Я понимал, что со своим авторским отношением к сюжету, персонажам, образам и текстовым конструкциям начисто переигрываю многих из тех, кого издают. Я бродил по книжным развалам и магазинам, вычитывал названия и судорожно икал. Я брал наугад книжки в мягких обложках, открывал первую страницу и, пробежав пару абзацев, тут же ее бросал в ужасе. «Это они печатают?! — пульсировала в голове мысль. — Если уж это они печатают, то почему отбрыкиваются от меня?!». Я был уверен, что первый мой роман, права на который где-то гуляют уже третий год, написан лучше, чем большинство серийных детективов даже признанных авторов, и он гораздо изобретательнее, и энергичнее, и менее заштампован. Так кому же, черт побери, дать в лицо кулаком?! Что я делаю не так?!
Подозреваю, друзья, что подобные чувства большинству из вас знакомы. Мы с вами союзники…
В общем, летом 2005 года, когда на глаза мне попался свежий номер журнала «Русский Newsweek», я был уже на грани помешательства.
Тема номера, по-моему, звучала так: «Читай — не хочу!». Речь в материалах шла о том же, что и меня беспокоило последние четыре года: конъюнктурность, мода, потребности читателей, кризис жанров и т. д. Но не это меня зацепило более всего. В конце материала был небольшой коллаж — пять бюстов самых продаваемых в России авторов, чьи тиражи в прошлом году были просто колоссальными. Все пятеро — женщины-детективщицы.
Тут же в моей голове соединились две вещи. Первая — фраза «Роман хорош, но у нас для вас нет серии», и вторая — эти пять бюстов. Я понял, что нашел тему.
Я придумал маленький подмосковный городок Недоделкино. В нем, в отличие от реального Переделкино, населенного реальными писателями, живут вымышленные персонажи самых продаваемых детективов, боевиков, гламурных мелодрам и иных одноразовых произведений. Они живут как реальные герои, совершают свои подвиги, купаются в славе и миллионах. Но это замкнутая система. Чтобы попасть в Недоделкино, получить хороший домик и прописку, нужно понравиться Хозяину. А тот, в свою очередь, руководствуется исключительно конъюнктурой рынка. «Попадаешь в серию и приносишь прибыль — получаешь место под нашим незакатным солнцем». Недоделкино стал фантомной моделью современного книгоиздания. И я с превеликим удовольствием, напоминающим оргазм, погрузил этот город во мрак.
Поначалу я задумал написать «антииронический детектив». Я начал убивать главных героев — надоевших частных сыщиков с их мопсами — одного за другим, как курортников в «Десяти негритятах». Я использовал все стандартные ходы, соблюдал все законы развлекательных жанров, пытаясь создать квинтэссенцию коммерческого идиотизма. Я полагал, что ЭТО — КУПЯТ СРАЗУ. Но с каждой новой главой я начал понимать, что безобидная пародия разрастается до размеров идеологически вредной антиутопии, поскольку маленький городок с угрожающей быстротой стал походить на модель всего современного мира, а не только книгоиздательского. И дерьма в этом мире было больше, чем гладиолусов.
Четыре месяца я жил в этом городке, сталкивал лбами местных жителей и приезжих, готовых звезд и претендентов, взрывал дома и вертолеты, «стрелял в несчастных по темницам». Не буду раскрывать сюжет. Скажу лишь, что в «Хроники Недоделкино» я вложил все, что чувствую и думаю о том, как функционирует современный шоу-бизнес, о популярных героях нашего времени, о способах формирования спроса и предложения и о многом другом. Я никогда не был снобом и брюзгой, я сам любил и люблю хорошие детективы, боевики, фантастику и комедии, сам люблю выпить и покуражиться, но нынешние масштабы и качество этих явлений поражают даже меня, старого поклонника массовой культуры и молодого пофигиста. Прибавьте к этому уязвленное самолюбие непризнанного гения, и вы поймете, что представляют собой «Хроники Недоделкино».
Сейчас я по ним скучаю. Я скучаю по этим персонажам, даже по самым отъявленным негодяям. В процессе сочинения истории герои отказывались вести себя так, как им предписывалось, они действовали самостоятельно, подчас уводя сюжет в другую сторону. И это не метафора. Ибо когда персонажи в твоей голове «живые», они действительно сами ведут за собой Автора, а не следуют послушно за его пером. Кажется, эту мысль я однажды вложил в уста Хозяина. И мысль эта, украденная мной у кого-то из великих, к сожалению, не известна многим популярным ныне писателям. Персонажи большинства детективов, боевиков и фантастики будто вырезаны из картона, надуманны и глупы, и поступают они глупо, ибо следуют по пятам за измученной фантазией автора, у которого над головой висит срок сдачи рукописи в издательство.
Как вы думаете, что я сделал с «Хрониками»?
Ха-ха…
Десять издательств ответили гробовым молчанием. Два ответили «спасибо, не наш профиль», три — «у нас под вас нет серии». Одно издательство, получив по почте первые три главы, вроде живо заинтересовалось продуктом и попросило выслать текст целиком. Я просьбу выполнил и уже начал потирать ручки: премия «Оскар» через пять лет, дом на Увильдах и пожизненная яичница от жены…
Фигу! Ознакомившись с текстом целиком, главный редактор, очевидно, пришел в ужас и поставил меня в бессрочную очередь, как за бюджетной квартирой.
До свиданья, наш ласковый Мишка!
Я уже ни на кого не обижаюсь. Мне не нужна справка, в которой написано, что я писатель. Я не стремлюсь усесться на пыльную магазинную полку в один ряд с пушечным мясом трэша, чтобы сгинуть там в безвестности, но с осознанием, что меня кто-то напечатал. Сейчас стать популярным автором, оставаясь при этом автором хорошим, крайне сложно, и если даже тебе удастся подписать контракт и опубликовать пару вещей для штампованных «серий», то нужно, чтобы о тебе пошло что-нибудь по ТВ. Например, снять сериал — это вообще предел мечтаний. Иные схемы уже не работают. 15—20 человек в этой стране решили, что именно граждане хотят читать, слушать и смотреть. И нам с этим жить.
Мне нужен Читатель. И я его найду. Я продолжаю писать другие вещи, самые разные, и плевать я хотел на их серии, правила и законы жанров. А «Хроники Недоделкино» — это Знамя. Фига В Кармане. Плевок В Вечность. Называйте как хотите.
Если этот роман написан плохо (у вменяемого автора всегда остаются сомнения, а я, смею вас уверить, автор вменяемый), то и черт с ним. Если он написан хорошо и если он, что называется, «заходит» на читателя, то он себя рано или поздно продаст.
И меня заодно.
P.S. Одного мальчика в детстве не признали как художника. Он вырос и стал фюрером. Бережнее надо относится к талантам… Кажется, это из Шендеровича.
Шутка.