Вот и понесла меня нелегкая в воспоминания. Не волнуйся, много времени у тебя не отниму, хотя и знаю, что тебе всегда было интересно слушать рассказы о том, каким балбесом я был в твоем возрасте (все эти мои самодоносы и явки с повинной оправдывают тебя в своих собственных глазах, не так ли?). Я вовсе не жду, что ты прочтешь эту книгу от начала и до конца за один присест. Ты можешь растянуть «удовольствие» на любой удобный тебе срок, ведь надо же еще находить время для учебы, зависания в соцсетях и «Контры». Впрочем, я ни на чем не настаиваю, делай как тебе удобнее. Я просто кое-что поясню в самом начале, а дальше сама решай.
Назначенную эпиграфом фразу я взял из своего любимого сериала. В одном из эпизодов «Ландыша» горе-продюсеры Лева и Стас в исполнении Александра Цекало и Юрия Стоянова ищут новую песню для своей бывшей жены (да, вот такая загогулина — оба были в разное время женаты на одной женщине, «звезде» эстрады Ирме, которую играла Алена Хмельницкая). Как назло, все мало-мальски толковые композиторы пошли вразнос: один попал под каблук любовницы, другой запил, а третий лежал на диване и жаловался:
— Веришь, Стасик, пить неохота, баб неохота, денег не надо… Депрессия…
— Депрессия? — возмущался Стас. — Лучший способ избавиться от депрессии — заняться творчеством! Ты что, вообще ничего не пишешь?
— Почему же, пишу. Хочешь послушать? Только вряд ли тебя это устроит.
— Ты дай послушать, а меня устроит!
Депрессивный композитор уселся у рояля, взял с пюпитра нотный лист, перевернул его обратной стороной и начал читать:
— «Впервые я ощутил в себе музыкальный дар в ту ночь, когда…».
В общем, ты понимаешь, доча — он начал писать мемуары, то есть воспоминания. Хотя был не так уж и стар.
Мне сейчас сорок пять. По классификации Всемирной организации здравоохранения, я застрял где-то на границе между «молодым человеком» и «мужчиной среднего возраста». С одной стороны, еще не время врастать задом в кресло у камина и с глубокомысленным видом рассуждать о бренности бытия, но с другой, наверно, имеет смысл ненадолго остановиться, подумать и спокойно поболтать с тобой о нашем, «папино-дочкином»? У тебя ведь тоже непростой возраст. Почему бы нам не совместить приятное с полезным?
В этой книге я хочу рассказать тебе о том, что знаю (слова, отмеченные звездочкой, получат свое разъяснение в конце). О вещах, к постижению которых мне пришлось идти всю жизнь. Что-то я подслушал у других умных людей, к чему-то пришел сам, но в этом тексте нет ни одной главы, которую я бы не прочувствовал и не пропустил через себя. Возможно, мне самому этот рассказ-разговор необходим больше, чем тебе, но, клянусь, если бы в свое время, лет тридцать назад, со мной вот так поговорили, то многих шишек на голове и ссадин на коленях удалось бы избежать.
Должен признать, что знаю и умею я к своим сорока пяти меньше, чем мне бы хотелось, и я ни в коем случае не претендую на знание абсолютной истины. Просто мне кажется, что даже то немногое, что я знаю, тебе может пригодиться. И еще я думаю, что ты не будешь возражать, если мои «мемуары» прочтет кто-то еще и им покажется это интересным. Ты у меня девочка не жадная.
Итак, с чего начнем?
А давай с того самого дня…
Послеродовой ступор
Знаешь, с удивлением (и тайной завистью) наблюдаю сцены в кино, где мужчин трясет как на центрифуге, когда у их жен начинаются родовые схватки. Каюсь, ничего подобного у меня не было. То ли мое врожденное хладнокровие, граничащее с пофигизмом, тому виной, то ли твоя пышущая здоровьем мама излучала нечеловеческое спокойствие, но в тот самый день, после девяти месяцев ожидания, погрузил я вас обеих в нашу белую «шестерку», отвез в родильное отделение районной поликлиники, а сам вернулся домой и с чистой совестью уселся на диван перед телевизором. Я смотрел «Статского советника» с Олегом Меньшиковым. Да-да, знаю, «фу таким быть», но это правда. Я был совершенно спокоен за вас.
Клянусь, я не испытал эстетического шока даже через час после твоего рождения, когда мне разрешили подержать тебя в руках. «Ну, поздравляю, ты теперь папа», — подумал я и вернул сверток с человеческим детенышем обратно врачу. Я даже пил вечером на автомате, потому что так было принято.
Признаюсь, мои чувства (точнее, их отсутствие) меня озадачили. Я же прекрасно помню свой неописуемый восторг, когда за несколько месяцев до твоего рождения на УЗИ впервые определили, что у меня будет девчонка! Я же плясал как полоумный! Едва-едва дотерпел, пока мы не вышли из женской консультации на свежий воздух. И вот — ты уже есть и готова к выписке!
Солнечный летний день, крыльцо роддома, радостные родственники. Кто-то уже выстрелил шампанским (пробка угодила в окно палаты на втором этаже), объективы фото- и видеокамер держат меня на прицеле, а я стою как идиот, держу этот гигантский тугой сверток, из которого торчит твой розовый пятачок, и не знаю, радоваться мне или плакать. В ту минуту — еще не знаю.
А дома, когда содержимое свертка уже лежит на кровати, дрыгает ножками и очумевшими глазами глядит на скопление народа, мне хочется, чтобы никто не расходился, чтобы гости еще посидели до вечера, вдарили со мной по рюмашке. Но нет, они расходятся, желают счастья в личной жизни, здоровья всем, распихивают по углам подарки и все до единого сваливают. И мы остаемся втроем, растерянные и потрясенные, в тишине, нарушаемой лишь твоими всхлипываниями.
Просторная двухкомнатная квартира вдруг уменьшается в размерах. Это уже не моя крепость. Вот тут, в углу на кухне, я сидел по вечерам с книгой, потягивая чай; на диване в гостиной я лежал, почесывая пузо и глядя в телевизор; на балконе — курил. Теперь я взираю на места своего беспечного гнездования почти с ненавистью. Отныне распорядок дней и вечеров укладывается в короткие промежутки между кормлениями, бесконечными постирушками и глажками. А еще эти подъемы посреди ночи! Я теперь с радостью удираю в магазин за хлебом, чтобы иметь хотя бы пятнадцать-двадцать минут личной жизни, и не могу дождаться окончания отпуска, чтобы выйти на работу и с чистой совестью проводить вне дома дни напролет.
Нет, я не могу сказать, что не рад. Я очень рад. Я же люблю тебя. Но я еще ничего не понимаю. Что характерно — отказываюсь понимать. Верните мне мое предсказуемое прошлое!
А потом случаются вечера, когда у тебя прихватывает животик. Мне приходится успокаивать тебя на руках. Хожу по квартире, пока ты не заснешь. Когда ты, наконец, успокаиваешься, уткнувшись носиком в мою грудь, со мной что-то происходит. В эти минуты я чувствую, что у меня два сердца.
Потом начинаются регулярные прогулки с коляской. Я беру с собой книжку потолще («Казус Кукоцкого» Улицкой и «Убить пересмешника» Харпер Ли) и наматываю километры по двору. Ты дрыхнешь, я читаю. Мне нравятся эти прогулки. Ко мне возвращаются покой и уверенность.
Через две-три недели я, наконец, врубаюсь, что со мной случилось. Я втягиваюсь. Дальше будут твои первые улыбки, первые шаги по дивану и закольцованный диск с песнями Евгения Крылатова из детских фильмов, под которые тебе очень нравится дрыгать ногами. Потом ты будешь охотно дарить мне немножко свободы и личного пространства, но я уже в них не нуждаюсь. Даже заявляясь домой на бровях с какого-нибудь корпоратива, я еще целый час ползаю с тобой по полу, забывая обо всем. Это было самое лучшее время моей жизни.
Надеюсь, ты простишь мне мою первую слабость.
Ладно, пойдем дальше. Я не хочу подробно описывать твое младенчество, потому что это, во-первых, не описать, а во-вторых, если мы будем так основательно останавливаться на каждом эпизоде, книга, боюсь, разрастется до объема «Властелина колец». У тебя просто не хватит терпения дочитать ее до конца.
Давай отмотаем назад от твоего дня рождения лет эдак… двадцать восемь… и посмотрим на этого ушастого белобрысого мальчика, который в будущем станет твоим отцом.
Измерить длину «Икаруса»
Детский садик я не любил.
Ты хмыкнешь: «Надо же, какой оригинал!», — и отчасти твой сарказм* будет оправдан. Мало кто из детей любит «насилие над личностью», а экспорт ребенка из родного дома на целый день черт знает куда таковым и является. Конечно, все со временем привыкают, втягиваются, обзаводятся друзьями-подружками (человек вообще существо ко всему привыкающее) и, наконец, в семилетнем возрасте покидают родной детский сад со слезами на глазах.
Но это не про меня. Я ЕГО ТАК И НЕ ПОЛЮБИЛ!
Знаешь, доча, мой детский сад — это не твой детский сад. Их не только разделяет больше четверти века, они еще и в разных странах находились! Участок твоей буржуазной группы мы с мамой могли видеть из окна — по крайней мере, до тех пор, пока у нас во дворе какой-то жадный умник не построил десятиэтажку. Отвести тебя утром в садик и забрать вечером можно было за десять минут. Кроме того, твоя молодая воспитательница жила в соседнем подъезде и стала практически другом семьи. Ты просто как сыр в масле каталась (тут я себя одергиваю: не надо этого классического «да мы в твои годы!»).
Мой детский сад находился от дома на расстоянии трех остановок общественного транспорта. Добираться туда рано утром приходилось в переполненном автобусе. Знаешь, автобусы в мое советское детство — это не нынешние автобусы! Это были грузные, грязные и вонючие «Икарусы». В утренние часы-пик они представляли собой консервные банки с набитой в них копченой ставридой. Если летом поездка в садик еще как-то скрашивалась ранним рассветом и теплой погодой, то зимой она превращалась в ад.
Холодно, мрачно, я весь обмотанный, словно кочан капусты. Как назло, нас устраивал только один автобус, номер «34», причем на самом перегруженном направлении — в сторону тракторного завода. Стоим с отцом на остановке, мерзнем, пробиваемся сквозь толпу пассажиров, а потом едем придавленные со всех сторон. Представляешь, каково это переживать каждый день?
Есть одно яркое воспоминание о моих утренних поездках. Однажды автобус оказался практически пустой. Не знаю, что за аномалия случилась в то утро, но пассажиров было человек пять. Мы с папой ехали как короли — на двух сиденьях. Это и сыграло роковую роль. Дорога до следующей остановки шла под уклон. Автобус разогнался… и неожиданно резко затормозил. Я слетел с кресла и покатился кубарем. Еще раз медленно, чтобы ты поняла: я не просто грохнулся с кресла, я ПОКАТИЛСЯ КАК МЯЧИК через весь салон автобуса, в чистом пальтишке по грязному полу! Остановила меня только закрытая первая дверь возле кабины водителя (ступеньки перед ней я тоже пересчитал).
Представляешь мой шок? Я даже не помню, заплакал ли я. Отец, кажется, тоже перепугался. Шутка ли — чуть сынулю не угробили! Пальто, разумеется, в хлам, еле очистили.
Вот такой у нас был детский боулинг.
Дырка в заборе
Сейчас детские сады в новостройках возводятся по одному типовому проекту. Ну, максимум по двум. Это достаточно комфортные современные двухэтажные здания с лабиринтами коридоров, просторными помещениями, цивилизованными санузлами и аккуратными участками для прогулок. Может, не хватает какой-то оригинальности, но это вопрос уже к тем, кто заказывает музыку и платит деньги.
Мой садик был — очень оригинальным. Двухэтажный особняк сталинской эпохи, окрашенный в унылый светло-коричневый цвет и похожий на замок злого волшебника. Увидев его впервые, я тут же захотел родиться обратно. От «замка» вправо и влево уходил глухой деревянный забор, скрывавший от посторонних глаз прилегающую территорию. Это сейчас детские сады открыты всем ветрам — отсутствие глухих ограждений существенно расширяет пространство — а мы, выходя на участок, ощущали себя арестантами на прогулке, разве что смотровых вышек с охранниками не хватало.
Но это еще не все «прелести» моего детского сада. У тебя, как я уже сказал, воспитательница была молода, любознательна и энергична (впрочем, почему «была» — она и сейчас такая, дай Бог ей здоровья), и мы с твоей мамой благодарны судьбе за то, что тебе повезло с первым педагогом. Знаешь ли, от того, кто присматривает за ребенком вне дома, зависит очень многое. Попадется грымза, не любящая детей, — пиши пропало.
Своих воспитательниц я помню смутно, но могу сказать точно, что они меня пугали. Обе были уже возрастными тетушками, суровыми, редко улыбающимися. Степень их любви к детям я могу оценить лишь по тем карательным мероприятиям, которые они проводили в наказание за наши косяки. За крупные групповые залеты мы лишались сон-часа. Помню, как однажды нам всей толпой приспичило нажраться «собачек» — это такие маленькие желтые цветочки на кустах, которые росли на нашем участке. Ну, чего взять с детей, интересно же, какие они на вкус. Когда авантюра вскрылась, нам устроили сеанс коллективного блевания в туалете и хождение по кругу вместо послеобеденного сна. Кстати, так мы гуляли всякий раз, когда проказничали. Долго не можем уснуть? Спать не хотим? Окей, подъем, шантрапа, руки за спину — и вперед! А еще некоторых из нас, особо буйных, запирали в темный чулан. Один раз не повезло мне. Там было темно и холодно, и поговорить не с кем — одни швабры и метелки.
В общем, много было таких «веселых» дней. В итоге у меня со временем выработалась стойкая привычка после полдника уходить в свое секретное место. В глухом деревянном заборе в небольшом отдалении от участка обнаружилась щель с прекрасным обзором: сквозь нее я мог видеть проход между двумя соседними жилыми домами, через который вечером шла моя мама. Когда она работала на своем тракторном заводе в первую смену, то есть с утра, обязанность забирать меня из садика выпадала ей. Она возвращалась с работы, выходила на трамвайной остановке и шла за мной. Едва завидев ее, я несся к воспитательнице с сообщением: «Все, я ухожу, бе!».
Эта дырка в заборе спасала меня от депрессии. Если бы ее не было, я, клянусь, собственноручно выломал бы одну из этих чертовых зеленых досок.
Умереть не встать
О том, что люди недолговечны, я также узнал в детском саду. Наш «замок злых троллей» находился в микрорайоне старых построек, сейчас именуемых «бараками». От шумного проспекта Победы нас отделял идущий вдоль фасада переулок длиной примерно сто пятьдесят метров и достаточно широкий, чтобы по нему могли двигаться похоронные процессии. Вот они и двигались примерно раз в три месяца. И ладно бы шли бесшумно, так нет же — их сопровождал духовой оркестр! Тебе, милая, трудно представить, что это за кошмар, потому что сейчас в большом городе с оркестрами уже никого в последний путь не провожают. Но во времена моего детства было заведено: похороны без оркестра — как свадьба без баяна.
Я эту страшную музыку боялся и ненавидел всем своим тщедушным организмом. Похороны проходили после обеда, когда мы укладывались спать. И вот представь: ты опускаешь голову на подушку, заставляешь себя отключиться на пару часов, а за окном — «Там-там-тадам! Дзинь!». В те годы я еще не знал, что это написал Фредерик Шопен и называется оно «Соната для фортепиано №2 си-бемоль минор, соч. 35». Сейчас я думаю, что если бы Шопен услышал ее исполнение в барачных районах Челябинска во второй половине семидесятых, он восстал бы из гроба. Я удивлен, почему не восставали те бедолаги, которых проносили в деревянных ящиках мимо нашего здания. (Забегая вперед, скажу, что в армии я сам играл в духовом оркестре, и пару раз мне доводилось выезжать на похороны; лабали мы ничуть не лучше).
Еще раз медленно: детский сад, сон-час, а прямо под окнами покойника несут!
После пары таких церемоний я разучился засыпать, все поглядывал в окно и прислушивался: не играет ли? У меня сложилось стойкое убеждение, что жители старых районов помирают чаще остальных — в других частях города я такого ужаса не слышал. Может, аномалия?
Был и еще один связанный со смертью момент. В соседнем садике, который находился буквально в паре домов от нас, почти у перекрестка проспекта Победы и улицы Горького, умер мальчик. Нам не объяснили, почему ребенок нашего возраста может внезапно умереть, но мы все группой отправились почтить его память. В небольшом фойе на столике стояла фотография с черной ленточкой. Мы постояли, посмотрели, послушали рассказ о том, каким хорошим мальчиком он был, потом нам раздали конфеты и отвели обратно. Очень печальный вечер.
Возможно, тебя смущает, что я так подробно и даже несколько легкомысленно об этом рассказываю. У меня действительно до сих пор нет ответа на вопрос, какого черта они устраивали эти церемонии рядом с большим скоплением детей. С другой стороны, я не знаю, когда и какими изобразительными средствами стоит знакомить ребятишек с темой смерти. Наверно, это вопрос к психологам.
Ладно, перехожу к следующим кошмарам.
«А вдруг немцы?»
Еще одна вещь, которую боялись все советские дети, включая меня, это война. Кого благодарить? Сейчас бы сказали — «средства массовой информации». В те годы их функцию выполняли два телевизионных канала (да-да, прикинь — всего два канала, причем переключать их надо было плоскогубцами!), газеты и радиоточка на кухне.
Страна жила в постоянном ожидании войны. Из тех скудных сведений, поддающихся в моем нежном возрасте хоть какой-то расшифровке, я делал вывод, что мы живем в самой прекрасной стране планеты, которая единственная хочет мира, а все остальные только и норовят устроить нам огненный кошмар. В качестве основных врагов в моем компактном сознании фигурировали немцы — опять же спасибо телевизору, по которому чуть ли не каждый день показывали военные фильмы. Если для всего мира Вторая мировая к тому времени стала историей, пусть болезненной и тяжелой, но историей, то у нас она все еще жила и пульсировала в венах. Я все время боялся, что немцы не смирились с поражением и в любой момент могут начать новую заварушку.
Однажды я ночевал у своей тети, маминой сестры. Она жила в барачном районе, очень похожем на тот, что окружал мой детский садик, и в нем постоянно происходило что-то неожиданное. И вот ночью прямо напротив наших окон разгорелся гигантский костер. Черт его знает, кто там чего поджег, но я подумал: вот, началось… немцы!
Еле успокоили.
Эту нашу советскую детскую боязнь прекрасно проиллюстрировали ребята из «Квартета И» в фильме «О чем говорят мужчины». Леша Барац вспоминал свое детство: «Лежу ночью и думаю — а вдруг немцы? Ладно, на кухне бабушка спит — куда они сунутся!». Это, конечно, смешно, но тот ночной пожар я запомнил надолго.
Кстати, сейчас, спустя почти сорок лет, у нас на кабеле двести каналов. Думаешь, что-то изменилось? Нет, мы по-прежнему готовимся с кем-то воевать. Но это уже другая история.
«…Бегала собачка»
До поры до времени я ничем не отличался от сверстников. Ну, разве что своей замкнутостью и постоянным желанием свалить домой. Но однажды во мне обнаружили талант.
Я умел петь. И делал это чисто, почти без лажи.
Откуда у меня взялся музыкальный слух, я тогда не задумывался. Говорят, это наследственное. С младых ногтей я крутился возле проигрывателей. Моей любимой пластинкой был «гигант» (так их тогда называли) с песнями из мультфильма «Бременские музыканты». Я запилил его до дыр и страшного скрипа. Часто гостил у моей тети, где тоже были проигрыватель и огромное количество маленьких пластинок (миньонов). Тетушка умилялась: надо же, читать еще не умеет, а заказы поставить ту или другую пластинку выполняет безошибочно. Ну да, я узнавал их по «яблокам», цветным кружкам в центре диска, и количеству царапин на дорожках. В общем, рос меломаном.
И вот прокололся — на одном из музыкальных занятий что-то чисто проорал и сразу был взят на карандаш. С того момента я обязан был петь на каждом утреннике. Я упирался, хныкал, вцеплялся в мамину юбку, просил увести меня с репетиций домой, но все было тщетно. Один из двадцати оболтусов умеешь петь — и в кусты?! Фиг тебе!
Самое яркое воспоминание о моих выступлениях — песня «Во саду ли, в огороде». На меня надели просторную рубаху фасона «Иванушка-дурачок», сунули в руку балалайку и пустили гулять вокруг девочек в зеленых платочках, изображавших березки. Родители сидели на маленьких стульях вдоль стен, остальные дети, стоявшие вокруг пианино, ухмылялись. Думал ли я в тот момент, что музыка станет одним из моих призваний в жизни? Нет, конечно. Я мечтал только о том, чтобы этот ужас быстрее закончился.
На единственной сохранившейся с тех времен «концертной» фотографии я стою перед залом в белой рубашке и черных шортиках, ушастый, сосредоточенный, вытягиваю какую-то сложную ноту. Сейчас этому фото нет цены.
Кстати, о призвании…
Хоккей или кукольный театр?
Ты, конечно, помнишь, сколько кружков осталось у тебя за спиной. Куда мы с мамой тебя только не записывали: классический танец, модерн, восточный, бассейн, английский язык для дошкольников, бисероплетение, хип-хоп. На каждое из увлечений у тебя уходило максимум два года. Сейчас вот тхэквондо. Посмотрим, надолго ли тебя хватит.
Да, родителям часто кажется, что они лучше знают, куда пристроить дитя, дабы оно «всесторонне развивалось». Кому-то, впрочем, хватает мудрости не давить и позволить бросить то, что не по душе: методом проб и ошибок мы, взрослые, помогаем вам определить, что действительно будет интересно и полезно. Но многие упираются рогом: будешь хоккеистом, и все!
Со мной произошла такая история. Моя тяга к культуре стала явной и очевидной годам к шести. Я, как уже говорил, обожал музыку и пластинки, любил кукольный театр, сходил с ума от просмотра диафильмов. Специально для поколения «You Tube» поясняю: диафильм — это комикс, нанесенный на пленку, который можно просматривать только с помощью диапроектора. Находишь в квартире белую стену (за неимением таковой натягиваешь простыню), выключаешь свет, запускаешь аппарат — и вуаля! Из всей богатой коллекции, принадлежащей моему старшему двоюродному брату, я помню только «Али-Бабу и сорок разбойников».
В общем, к моим шести годам выяснилось, что в нашей большой русско-татарской родне количеством в пару десятков человек неожиданно вылупился какой-то утонченный интеллигент в первом поколении. Это было неожиданно, потому что в тренде у нас тогда был спорт — благодаря уже упомянутому выше старшему двоюродному брату. Он с малолетства занимался хоккеем и исключительно хоккеем. Знаешь, дочь, есть такие увлеченные своим делом люди, которым кажется, что это дело — единственно правильное. Разница в возрасте с братом у нас составляет ровно десять лет, его авторитет тогда был непререкаемым, и поэтому все мы, более мелкие его родственники, с утра до ночи должны были либо гонять мячик летом, либо шайбу зимой. В свободное от детского сада время я тусовался на каких-то хоккейных матчах десятого дивизиона, морозил сопли на дворовых чемпионатах «Золотой шайбы», пинал мяч во дворе. Пробовал протестовать, но как-то неубедительно. И тетушки, и дядюшки были уверены: спорт — это будущее!
Поверь, я не имел и не имею ничего против спорта. Он когда для здоровья и общего самочувствия и развития, то дело хорошее. Но если тебя с шести лет начинают готовить к Олимпиаде, не спрашивая твоего желания, то это уже перебор.
В общем, однажды я психанул: «Не хочу ваш чертов хоккей! Хочу в кукольный театр!».
Брат-наставник психанул в ответ — взял за руку и потащил в этот самый театр, который находился всего в паре кварталов от нашего дома. Помню, я заметно приободрился: моя взяла! И все бы ничего, да только было уже темно, потому что — вечер, а детские спектакли показывали только по утрам. Разумеется, мы потоптались на крыльце театра и пошли обратно.
«Ну что, доволен?» — спросил брат. Он явно не скрывал своего торжества. Я же давился слезами. Хорошо, что было уже темно.
Я так подробно останавливаюсь на этом, казалось бы, несущественном эпизоде (ну, подумаешь, какие-то детские «обидки»! ), потому что хочу донести одну важную вещь: впереди тебя ждет долгая и даже, возможно, бесконечная борьба за право быть собой. В детстве тебе навязывают кружки и секции, в школьном возрасте пугают будущей нищетой, если не подтянешь математику, а уже в зрелом возрасте обязательно найдутся те, кто решит, что ты тратишь время на ерунду, потому что у тебя до сих пор нет «Бентли»* и пентхауса*. Поверь, я все это проходил.
В двенадцатилетнем возрасте я бросил занятия боксом ради работы на детской железной дороге в городском парке. «Что за чушь! — говорила наша самая авторитетная тетя, царствие ей небесное. — Бросить спорт?!». Моя мама пыталась за меня вступиться: «А вдруг это его будущая профессия?». — «Да какая, бл…, профессия!».
Спустя много лет, когда мне было уже под тридцать, я услышал: «Что ты фигней страдаешь? Ну, что тебе это радио? Айда ко мне на производство! Зарплата в четыре раза выше». Мне хотелось сказать в ответ: «Какое, бл…, производство?!», — но я вовремя остановился, потому что человека этого любил и уважал. Хороший был мужик.
Вот мне уже сорок пять, и что ты думаешь? Я до сих пор периодически слышу «добрый» совет: «Займись нормальным делом!». Представления о том, какое дело «нормальное», а какое «вносуковырялово», у всех разные, однако критерий почему-то у большинства один и тот же — уровень материального благополучия. Очень спорный вопрос. Вот у меня, например, нет «Бентли», но даже если бы я мог себе позволить его купить, нафига он сдался? Мне хватит машины попроще. Зато меня читают и слушают тысячи людей, будут слушать и читать (эту книгу, например) мои внуки и правнуки, и таким образом я буду разговаривать с ними, как сейчас разговариваю с тобой. «Утешение для неудачников!», — съязвит кто-нибудь. «Черта лысого, — отвечу я. — От вас, ребята, после смерти останутся только изображения»…
Возможность оставаться собой — роскошь, позволить себе которую могут очень немногие. Жизнь иногда заставляет играть по ее правилам. Это хорошо видно на встречах одноклассников. Общаешься с ребятами — повзрослевшими, изменившимися, погрязшими в житейских делах и заботах, и задаешь себе вопросы: «А вот эта девочка разве мечтала стать продавцом в рыбном магазине? Что-то не припомню, такая яркая была. А вот у этого парня, с которым ты за одной партой сидел и в „морской бой“ играл, ритуальная компания при городском кладбище?! Он же так лихо на гитаре фигачил!».
С другой стороны, какое мое собачье дело? Может, они счастливы на своем месте?
Не могу не вспомнить в очередной раз (да, я часто повторяюсь) эпизод одного из моих любимых фильмов — «Мне бы в небо» с Джорджем Клуни. Он играет человека, которому выпала сомнительная радость летать по стране и увольнять попавших под сокращение сотрудников крупных компаний, потому что у директоров этих компаний «кишка тонка» выставлять людей на улицу. И вот сидит перед ним очередной бедолага, оставшийся без работы, показывает фотографии своих ребятишек и говорит: «А что мне сказать им?». — «А о чем вы мечтали в детстве?» — спрашивает Клуни. — «Печь пироги. У меня хорошо получалось». — «И какую же зарплату вам положили в этой гребаной компании, что вы забыли о своей детской мечте?».
И еще. Однажды моя первая учительница вызвала в школу родителей и пожаловалась: «Целый урок смотрит в окно, грызет ручку, меня не слушает. Вроде и должна поставить ему двойку, а рука не поднимается. Вдруг, когда вырастет, артистом станет или писателем?». Все как в фильме «Доживем до понедельника», только там речь шла о клоуне.
Я благодарен вам за мудрость, Элла Михайловна…
А тебе, доча, скажу: название этой главы «Хоккей или кукольный театр?» можно понимать так: «Быть правильным или быть счастливым?».
Выбирай второе. И плевать, кто что думает. Даже я.
Высочайшее разрешение
Пора завязывать с садиком, я считаю. Ты давно уже выросла из этого возраста, многое подзабыла, и сравнивать тебе особо не с чем. Но напоследок вот что хочу рассказать.
В моем глубоком детстве, как ты понимаешь, не было мобильных телефонов, интернета, кабельного телевидения, цифровых камер и другой подобной ерунды. Самые крутые могли позволить себе иметь КИНОкамеры — такие штуковины, которые снимали видео на пленку. Не представляю сейчас, скольких хлопот требовали съемка и домашний просмотр, допустим, детского утренника… В общем, единственным наглядным свидетельством того, что я когда-то был маленьким и ушастым, остаются черно-белые (реже — цветные) фотографии. Пару лет назад, кстати, я испугался, что потерял их — целую папку снимков из детского сада, школы, летних загородных лагерей! Но, слава Богу, нашлась. В моем творческом бардаке и не такие ценности терялись.
Когда я их пересматриваю, ловлю себя на мысли, что завидую тебе. Ох, сколько бы я дал, чтобы услышать эту свою несчастную «березу», или что там за дерево росло то ли во саду, то ли в огороде! Вот бы услышать, какие первые слова я говорил, дрыгая ногами в кроватке! Хоть одним глазком глянуть, как сделал первые шаги и шмякнулся на задницу! Вот у тебя такого добра просто завались, мы с твоей мамой постарались.
Да-да, мы пали жертвой современной родительской болезни — снимать на видео каждый пук и чих своих отпрысков. Сотни гигабайт информации, тысячи снимков, десятки часов видео, большинство из которых малоинформативны! Не скажу, что тотальная съемка была совсем уж бесполезным занятием — некоторым сюжетам действительно нет цены — но если уж делать полную и честную ревизию всего отснятого материала, то под «монтажные ножницы» можно будет смело пустить добрую половину. Мы ведь не задумывались, надо или не надо, важно или не очень. Стукнуло в голову: «О, прикольно же!», — и нажал на кнопку «rec».
«Тот, кто постоянно снимает, не полагается на свою память».
В один прекрасный день я решил остановить это безумие. Тебе было лет шесть-семь. Я вдруг подумал: все твои утренники в детском саду, семейные праздники, выступления на сцене и другие «выходы в свет» я видел только через дисплей этой чертовой камеры! Искал нужный ракурс, выбирал удачные точки для съемки, ползал по полу, прятался за ширмами, выпрыгивал из-за чужих голов — словом, делал все, но только не смотрел туда, где ты была живьем, в «самом высоком разрешении»! И я сказал себе: хватит!
Сейчас, присутствуя на каком-нибудь детском мероприятии, я всякий раз вижу одну и ту же безумную картину — десятки светящихся в зале дисплеев смартфонов и камер. Поверь мне, это очень смешно… и глупо.
Кстати, видео с твоей школьной линейки в первом классе я до сих пор даже не сбрасывал с кассеты на «цифру». Никому не говори, а то убьют.
Потому что гладиолус
Свою собственную первую школьную линейку я помню смутно. Чувствовал ли я что-то наподобие стресса от резких перемен в жизни? Боялся ли неизвестности? Не знаю. Помню только, что с детским садом я попрощался легко и быстро: получил свой набор первоклассника, сфотографировался с группой в школьной форме и смылся домой.
Школа моя находилась в том же квартале, что и дом — пешком дворами можно дойти за три-четыре минуты. Первого сентября лил дождь, линейка проходила в подвальном гардеробе. В одной руке я держал синий шарик, в другой букет гладиолусов. Других цветов тогда мы не видели. Это вы сейчас тратите целое состояние, заказывая цветочные композиции, удел которых — завянуть через неделю в кабинете классной руководительницы. У нас же все было дешево и сердито. А нечего выделяться! Мальчики — в синем, девочки — в черно-коричневом, каждому в зубы гладиолусы по рублю за букет, и вперед за знаниями!
Посадили меня за первую парту. Наверно, потому что глаза были умные.
Папа гадский, но честный
Из книги «Томка. Начало»
— Пап, а у тебя были в школе строгие учительницы?
— Полно. Например, по математике. Совсем мрак. Поэтому я терпеть не мог математику.
— Да ладно!
— Ага. Часто тройки получал.
— А двойки у тебя были?
— Конечно.
— А по коридору ты носился как угорелый?
— Каждый день. Иногда меня ловили и наказывали.
— А пятерок у тебя много было?
— Тоже случались.
— А чего было больше — пятерок или двоек?
— Поровну. В основном, я получал тройки и четверки.
— М-да, пап, какой-то ты неидеальный у меня получаешься.
— Какой есть.
— А должен подавать мне пример!
— Вот и подаю.
— Какой?
— Вырастешь, станешь мамой, начнут тебе дочь или сын такие же вопросы задавать — тогда поймешь.
Ты уже поняла, к чему я веду, и мы с тобой уже обсуждали это во время совместных прогулок на свежем воздухе. Но я все-таки остановлюсь на этом важном моменте еще раз.
Итак, все родители любят приврать. Наши любимые истории начинаются со слов: «Вот я в твои годы…», — а продолжение может быть каким угодно:
— учился только на «отлично»;
— занимался в кружках художественного свиста, плетении корзинок, бегал на лыжах, мыл посуду, выносил мусор, ходил за хлебом — и везде успевал;
— ложился спать в десять;
— не сморкался в занавеску…
Бла-бла-бла.
Я в свое время наслушался мифов побольше, чем смогли придумать древние греки. Несомненно, родители мелют языком из лучших побуждений, чтобы, так сказать, собственным примером показать, что ты не бестолочь и можешь быть лучше. «Делай как я!», — как бы говорим мы.
Не надо, милая. Не делай как я. Давай уж как-нибудь по-другому.
Примерным учеником я был лишь первые три года (пара залетов с поведением не в счет). Табель об успеваемости сохранился только один, но честно скажу, что с первого по третий класс у меня было всего несколько четверок, а все остальные оценки — «отлично». Три года, милая (!), я оправдывал надежды взрослых, не затрачивая для этого никаких видимых усилий. С четвертого-пятого классов стало чуть похуже, а уж совсем «катастрофа» произошла в шестом. Но об этом чуть позже.
Что же случилось с этим «способным, трудолюбивым, любознательным мальчиком»?
А черт его знает. Много причин.
ABBA!
Ну, крыша-то у меня поехала уже в первом классе. Я рассказывал тебе чуть раньше о сильном влиянии старшего двоюродного брата-наставника. Так вот, не хоккеем единым он нас потчевал…
У него единственного в нашей родне был настоящий магнитофон — большой, древний, катушечный… Как бы тебе объяснить, что такое «катушечный»… В общем, компакт-кассеты ты у меня уже видела — у них пленка тонкая и узкая, маленькие катушки спрятаны внутри пластикового корпуса. На больших же магнитофонах пленка была широкая и наматывалась на бобины размером с блюдце. В процессе прослушивания пленка перематывалась с полной катушки на пустую, а по пути проходила через головку, которая считывала информацию… Короче, «гугл» тебе в помощь.
Для нас, сопливых салажат начала восьмидесятых, этот магнитофон был космическим кораблем пришельцев. Знаешь, как он назывался? Держись за стул!
«Дайна». Почти как тебя.
С помощью этого старого ящика я впервые услышал Владимира Высоцкого и группы «Бони М» и «АББА». Если хочешь, я могу сейчас надуть щеки и с пафосом сказать, что это изменило всю мою жизнь… Не хочешь? Ладно, не буду… Но крышу мне это точно снесло, как я уже и говорил. Ничего подобного на купленных в магазине пластинках я до тех пор не слышал, потому что пластинки с хитовой зарубежной музыкой невозможно было купить — дефицит.
Когда взрослые собирались на свои общие праздники-посиделки, нас, детвору, сгоняли в резервацию в отдельную комнату, а чтобы мы не крутились у стола и при этом сами не скучали, нам отдавали на растерзание «Дайну» и запирали дверь на ключ. Мы выключали в комнате свет, собирались в кружок вокруг магнитофона… и слушали Настоящую Крутую Зарубежную Музыку. Горели лампочки, шелестела пленка, а из динамиков неслось: «Мама мия! Хир Ай Гоу Эген!…».
В 1981 году на экраны кинотеатров вышел музыкальный фильм «АББА!», посвященный гастролям группы в Австралии. Я ходил на него два раза. В тот год я твердо решил, что стану музыкантом и мне будет рукоплескать весь мир. Чтобы доказать серьезность намерений, я купил на рынке за 10 копеек гитарный медиатор.
Первая гитара у меня появилась только семь лет спустя.
Удрать за 60 секунд
Кстати, о тех вечеринках. Наивные родители думали, что действительно могли обезопасить себя от нашего назойливого присутствия простым поворотом ключа в замке межкомнатной двери. Ха-ха.
В те годы был очень популярен многосерийный мультфильм «Вокруг света за 80 дней». В каждой серии главный герой, очень умный дядька по имени Филиас Фогг, отправляясь в путешествие, велел слуге взять в дорогу набор разных предметов. Это было самое интригующее место в каждой новой серии: никогда не знаешь, для чего в пути могут пригодиться все эти веревки, листы бумаги, свечки и так далее. Но они изумительным образом всегда выручали Фогга в трудную минуту.
В общем, способ освободиться из заточения мы подсмотрели в одной из серий мультфильма. Ошибка родителей заключалась в том, что они оставляли ключ (а это был старый плоский ключ для двустороннего замка) в скважине. Однажды мы подсунули под дверь развернутый лист газеты, вытолкнули ключ тонкой палочкой и втянули его на газете к себе.
Радости от того, что мы так ловко надули родителей, было больше, чем у одиннадцати друзей Оушена, ограбивших казино в Лас-Вегасе.
Достал
Слово «дефицит» уже прозвучало в предыдущей главе. Я тебе объяснял его значение, но общих теоретических знаний будет недостаточно. Это надо прочувствовать.
В годы моей юности слово «достал» означало невероятную крутизну. Купить — это для лохов. Если ты, имея в кармане несколько монет, заходил в магазин и что-то покупал, можешь считать, что ты, в лучшем случае, приобрел то, что у всех уже есть, а в худшем ты точно купил дерьмо.
Думаешь, магнитофон «Дайна» брат купил так же просто, как вы сейчас покупаете новые телефоны? Нет, он его достал путем сложных товарных обменов с помощью мамы и ее знакомых в торговле. И так во всем.
Почти все приходилось доставать, рыская по городу и выстаивая длинные очереди: хорошую и качественную мебель (например, кухонный стол, который до сих пор стоит в доме моих родителей, и сносу ему нет), бытовую технику (страшную на вид стиральную машину под странным названием «Чайка» — какая, нафиг, «Чайка» с таким грохотом!), всякие сладости к столу. Однажды пришлось ехать на железнодорожный вокзал, чтобы в небольшом продуктовом магазинчике купить несколько плиток якобы шоколада «Пальма». Во второй половине восьмидесятых стало совсем уж нехорошо: сахар, масло и колбасу продавали только по талонам, а талоны, в свою очередь, выдавали только раз в месяц, и определенное количество. Потерял эту бумажку с печатью — и все, вместо полкило докторской колбасы будешь жевать морскую капусту, которой, кстати, в магазинах было почему-то завались.
В общем, милая, особым шиком считалось притащить в школу какую-нибудь фигню, которую удалось «достать». Для меня настоящим школьным триумфом оборачивались приезды в гости другого двоюродного брата, семья которого жила в Венгрии. Привозили они с собой много всякой европейской всячины — «фанту» в стеклянных бутылках, от вкуса которой у меня глаза на лоб лезли, солдатиков (знаменитых «ковбойцев» и индейцев), какие-то шмотки. Но самым клевым и ходовым товаром были круглые жевательные резинки разных цветов. Один шарик в школе можно было обменять на трех солдатиков…
Господи, зачем я все это тебе рассказываю! Разве ты сможешь понять и прочувствовать? Кому это интересно сейчас, когда в несколько кликов можно заказать на каком-нибудь «Али-экспрессе» скафандр для выхода в открытый космос? «Разговоры для бедных», ей-богу.
Поехали дальше!
Волосы
Сейчас взрослые и «умные» дяденьки и тетеньки прилагают очень много усилий, чтобы оградить детей и подростков от «нежелательного контента». Пишут законы, вводят возрастные ограничения, блокируют интернет-сайты, ретушируют изображения сисек. В общем, стараются люди, ночей не спят — думают, чего бы еще запретить.
И чо?
Мое недавнее личное наблюдение: на взрослую, довольно трэшевую, версию фильма «Гоголь. Начало» один папаша привел весь свой цыплячий выводок в возрасте от семи и чуть старше. Думаешь, их остановили на входе? Ничего подобного! Весь фильм, пока Гоголь на экране всяческие безобразия нарушал, семейка спокойно хрустела попкорном. Кто-то даже смеялся.
В общем, запрещай — не запрещай, блокируй что хочешь, а «нежелательный контент» вы везде найдете. Мы вот тоже находили…
Изображение «голой тетьки» я впервые увидел, кажется, во втором классе. Кто-то из пацанов, безнадежных раздолбаев с последних парт, которым не светили никакие университеты, притащил в школу пару «веселых картинок». Черт его знает, где он их нашел. Может, у папаши стащил. На большой перемене мы, мальчики-зайчики, отказавшись от обеда в столовой, увязались за коварным искусителем на школьный двор. И вот за углом здания, на крыльце у черного хода, я испытал еще одно эстетическое потрясение.
Я узнал, что у женщин ТАМ, оказывается, тоже есть волосы! Да чтоб мне лопнуть!
Больше ничего в тот день я разглядеть толком не успел, но и увиденного хватило, чтобы погрузиться в размышления на весь день.
С тех пор мода очень сильно изменилась…
Лето и проклятые буржуины
Но что я все о школе. Были ведь еще и каникулы!
Первое «взрослое» лето стало для меня серьезным испытанием. Раньше я никогда не разлучался с родными больше чем на два-три дня (поездка во Львов через Москву в 1979 году не считается — тогда мы ездили с отцом и тетей). А тут целых три недели и черт знает с кем!
Мне хватило нескольких часов, чтобы понять, в какую засаду я попал. Родители опоздали на распределение по отрядам, и мы с одним мальчишкой, таким же первоклашкой, попали в отряд под номером 17, хотя по возрасту нам подходил 23-й. Кто будет дружить с нами, малышами!
Помнишь, доча, как ты ревела белугой в свой первый день в загородном лагере? Всё обрывала телефон: «Заберите меня отсюда, ыыыы! Домой хочу, ааааа!». Так вот, со мной происходило то же самое, за одним исключением: мобильных телефонов не было.
Но ничего, со временем втянулся. Лагерь был большой, уютный, с милыми деревянными домиками и летним театром под крышей, в сосновой роще. Жаль только, что водоема рядом не оказалось — только река Миасс в самом узком ее течении. Зато был бассейн под открытым небом.
Мы меньше скучали по дому, когда руководство лагеря придумывало для нас разные забавы. Однажды решили провести фестиваль театральных постановок. Наш воспитатель, молодой парень лет двадцати, предложил поставить «Мальчиша-Кибальчиша», старую революционную сказку про пионера-героя, которого замучили враги*. На роль этого героя, не выдавшего буржуинам военную тайну, выбрали меня, потому что в коллективе я был самым мелким. Забыв о тоске по дому и маминым пирожкам, я всей душой отдался театру. Работали несколько дней как проклятые, пошили роскошные буржуинские костюмы, вызубрили диалоги. На наши репетиции приходили поглазеть ребята из соседних отрядов — настолько эффектно все это выглядело.
Но нас ожидал жесточайший облом.
В день генерального прогона руководство поглядело на наши костюмы и пришло в ужас: «Вы с ума сошли?!».
Спектакль запретили.
Причину я понял даже своими юными мозгами: слишком яркими оказались буржуины, увешанные крестами и имперскими аксельбантами, в пиджаках от советской школьной формы. «Вы напоминаете фашистов», — сказали нам. Воспитатель-постановщик очень расстроился.
Это был первый осознанный в моей жизни факт столкновения с цензурой*. Как выяснилось много лет спустя, далеко не последний.
Это наш с тобой секрет
Знаешь, чем мы еще развлекались в лагере?
Только не ржать!
Мы прятали «секретики»…
Дурацкое, по нынешним меркам, и даже девчачье занятие, но вставляло не по-детски.
Итак, мы находили крупные осколки бутылок (разумеется, стеклянных, ибо других в те времена еще не изобрели), выбирали красивый конфетный фантик или любую другую миниатюрную картинку, и углублялись в лесную часть лагеря. Лучше всего подходили заросли с высокой травой — так сильнее вставляло. Выкапывали маленькую ямку, выкладывали на ее дно картинку и сверху закрывали стеклом. Финальный аккорд — засыпать все это землей, но так, чтобы можно было найти и очистить.
Смысл игры состоял в том, чтобы время от времени навещать эту своеобразную «могилку» фантика, одному или с другом, счищать с нее землю и любоваться прикрытой стеклом картинкой: вот, типа, мой секрет от всего мира, «Белочка» или «Мишка на севере».
«Секретики» могли лежать на своем месте всю смену. Ты ходил по лагерю, занимался своими делами и знал, что где-то там, в лесу, лежит твой секрет. Это как смотреть в ночное небо и думать, что где-то далеко в космосе среди миллионов звезд есть одна, названная твоим именем.
Увы, часто случалось так, что мы свои секреты просто не могли найти или их находил кто-то другой и разорял. Тогда было немного грустно: вот ведь, не уберегли…
Так, я просил тебя не ржать!
Стыдно
У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу — неприглядные факты биографии, которыми ни с кем не хочется делиться. Даже самые доверительные отношения с человеком (например, со мной) не всегда могут позволить тебе признаться в каких-то своих слабостях или ошибках. Это нормально. Не многие из нас способны распахнуться даже перед супер-мега-психологом, какие-то вещи лежат (или стоят, если уж говорить о «скелетах») в самых темных углах нашей души и останутся дам до скончания веков, потому что вынуть их на свет божий страшно и стыдно.
Но иногда надо.
Первые поступки, за которые мне стыдно до сих пор, я совершил в начальной школе. Тут надо пояснить, что слово «совершил» не всегда означает какое-то конкретное осознанное действие. Не обязательно бить человека, достаточно отвернуться, когда кого-то лупят, и сказать себе: «Не моя проблема, не буду лезть, а то еще и мне достанется». Это тоже будет поступок.
В моем классе хватало хулиганов и отстающих (обе эти категории, как правило, совпадают, хотя не всякий отстающий — обязательно хулиган). Ты не хуже меня знаешь, что они проявляются уже в самом начале учебы. С ними иногда весело, на уроках они кривляются, зарабатывают двойки глупыми ответами — в общем, разряжают обстановку. Но не всегда они столь безобидны.
Однажды после уроков мальчишки из нашего класса отправились на спортивную площадку дурака валять. Большинство этим и занималось — болтали, крутились на перекладинах, пинали мячик. А двое парней притащили откуда-то бродячего котенка и давать гонять его по площадке. Чтобы он не сбежал, бедной животинке… (вздыхаю) перебили лапы ударами сапога… Все «хорошие мальчики» бросили свои занятия и пошли смотреть это «шоу». Что дальше творили с котенком наши два главных отморозка, я здесь в подробностях описывать не буду. Скажу лишь, что это продолжалось минут пятнадцать, а в самом конце несчастного котейку просто добили ударом монтировки. Несколько предсмертных судорог — и все.
Никто из нас, «хорошистов» и «зайчиков», не выдавил ни слова. Мы понимали, что происходящее на наших глазах — это убийство, причем совершенное нашими ровесниками. Ни один не посмел вмешаться: «Перестаньте! Вы идиоты?!». Мы были словно парализованы.
Я был среди этих молчунов. Я не мог и не хотел выделяться из толпы, хотя, казалось бы, естественная и нормальная реакция человека в данной ситуации — подойти и дать ублюдкам в рыло, да так, чтобы в будущем у них и мыслей подобных не возникало. Если в десятилетнем возрасте человек хладнокровно и с видимым удовольствием убивает кошку, то в двадцать лет, а то и раньше, он поднимет руку на себе подобного. Но нет, у меня не хватило духу.
Похожая ситуация повторилась в седьмом классе. Мы всей параллелью ездили «на картошку». Те же два хулигана где-то нашли двух (!) котят и уже навострили лыжи в ближайший лесок, чтобы разделаться с ними, но парней остановили… наши девчонки! Им почему-то хватило и смелости, и здравого смысла, и нужных матерных слов. А мы снова отвернулись.
Девчонки сильнее и правильнее, что ли…
Как я уже и говорил, мне стыдно за это детское малодушие до сих пор. Впоследствии жизнь часто подбрасывала моменты, когда требовалось активное вмешательство или хотя бы моральное участие, но, к сожалению, в пяти случаях из десяти я предпочитал отворачиваться и убеждать себя, что это «не моя проблема».
Испытания «на вшивость» достаются каждому из нас. Не все их проходят. Нет ни одного человека, которому не приходилось хоть раз в жизни втягивать голову в плечи и проходить мимо. Если ты видишь перед собой какого-то праведника со светящимся нимбом над головой, будь уверена, что он его присобачил себе сам.
Но надо стараться изживать в себе эти качества. Не подошел к лежащему на улице человеку, не вступился, если кого-то обижают, отвернулся, махнул рукой, струсил… и кому-то не повезло.
Помни об этом.
P.S. Однажды я ходил в магазин за молоком. Стоя в очереди, увидел на металлической полке для сумок красненькую купюру в десять рублей. Внушительная сумма! На эти деньги тогда можно было купить 50 стаканчиков пломбира, 40 раз сходить в кино на дневной сеанс в будни или выпить 333 стакана газировки с сиропом. Возможно, червонец выронила стоявшая впереди меня тетушка… а может, и нет. Но деньги я прибрал себе.
Мне стыдно. «Фу» таким быть.
Антошка, пойдем копать!
Кстати, о картошке! Это же просто праздник какой-то!
Где-то примерно в шестом классе нас стали гонять на колхозные поля — помогать сельским труженикам собирать урожай. Вот прямо всю параллель снимали с уроков, сажали в автобус и гнали на бесплатную работу. Это была славная советская традиция — привлекать «зажравшихся» жителей городов, школьников и студентов к решению продовольственной проблемы. Это сейчас продукты питания у нас производят фермеры (точнее, большие агрохолдинги во главе с толстыми миллионерами) или закупаются за границей, а во времена моей юности страну кормили так называемые «колхозы» — коллективные хозяйства, в которых беспросветно трудились жители деревень. Я тогда не понимал, почему им обязательно нужно было помогать, но чувствовал, что если не поможем, останемся зимой без картофана.
Впрочем, жрать все равно было нечего.
По осени в любую погоду, частенько в дождь и даже в снег, мы ползли в резиновых сапогах по полям за вспахивающим землю трактором, выковыривали клубни картофеля, собирали их в мешки. С одной стороны, свежий воздух, природа, отмененные уроки, никаких домашних заданий, а с другой… Через три часа «братской помощи колхозу» руки и ноги отнимались настолько, что хотелось все бросить, раздобыть ружье и уползти в лес, чтобы стать партизаном. Еще через три часа школьные кабинеты и коридоры казались райским местом. Домой мы возвращались грязные, уставшие, злые.
Но были и приятные моменты. В 1987 году нас отправили в колхоз летом, в каникулы, на две недели! Мы жили в общежитии деревеньки Красное Поле, находящейся недалеко от города. С утра ковырялись на полях под музыку (кто-то привез с собой переносной магнитофон на батарейках и часами мучил нас модной тогда группой «Мираж»), вечером играли с нашим физруком в футбол на стадионе ближайшей школы, а иногда даже ходили в сельский клуб смотреть фильм. Ночью физрук, ночевавший в нашей палате, травил байки и пересказывал содержание западных видеофильмов. «Вожатой» у нас была преподавательница русского языка и литературы Светлана Михайловна — молодая, красивая, высокая, с длинными темными волосами и упругой… ну, в общем, вся она была упругая. Как учительница она всегда излучала строгость и справедливость, но в то лето, сбросив кандалы условностей, она открылась перед нами с другой стороны. В эти две недели Светлана Михайловна была нам другом, наставником и интересным собеседником. Клянусь, вернувшись в город, я немного грустил, что все закончилось…
Пожалуй, на нашей «русичке» я еще немного задержусь.
Плетнёва
Скажи, у тебя есть любимые учителя? Я знаю, что все они «редиски, бесчувственные чурбаны и вообще бесят» (уверяю, через двадцать лет ты запоешь иначе), но ведь кто-то же должен быть нормальным! Хоть один!
У нас, по счастью, был. Точнее, была. И мы ее любили.
До поры до времени Светлана Михайловна мало отличалась от остальных преподов: требовала, спрашивала, ставила двойки за невыученные стихи, выгоняла из класса за поведение. Помню, как я однажды не смог вспомнить пару строчек из стихотворения Лермонтова «Белеет парус одинокий» («…златая цепь на дубе том», — почему-то крутилось в голове), так она меня чуть посмешищем перед всем классом не сделала.
Подозревать в ней что-то человеческое мы стали после того, как она объявила тему для сочинения, которой не было в учебном плане: «Мой друг». Весь класс ринулся описывать своих подруг и друзей, на которых хотелось быть похожими, а потом СМ читала работы вслух и усмехалась: «Какие у вас невысокие требования к дружбе, ребята».
Через год, когда мы уже вышли из возраста, при котором в школу вызывали родителей, Плетнева совсем распоясалась. В одно прекрасное утро она явилась в класс возвышенная и нарядная, села за свой стол, раскрыла учебник, задумалась… и громко его захлопнула.
— Так, ребята, убирайте все в сумки. Будем читать одну чумовую вещь!
Целую неделю на своих уроках Светлана Михайловна читала нам «Федота-стрельца, удалого молодца» Леонида Филатова*. Эта сказка только-только была опубликована в каком-то журнале. Вещь действительно тянула на вынос мозга…
Хохотали на весь коридор. Ничего подобного мы раньше не слышали, и тем ценнее был усвоенный материал, что его донесла до нас серьезная школьная преподавательница!
А еще через месяц случилось вообще полнейшее безобразие. Она принесла на урок магнитофон и кассеты: «Аквариум», «ДДТ», «Алиса». Сначала мы слушали песни советских рок-групп, которых только недавно официально разрешили, потом Светлана Михайловна читала нам стихи Гребенщикова и Шевчука, лидеров этих групп. Это было мое очередное юношеское потрясение. До тех пор я предпочитал слащавую диско-музыку, а начиная с 1987 года стал убежденным рокером.
Учитель — не просто профессия. Я буду только рад, милая, если у тебя в школе появится такой человек, а если он уже есть — береги отношения с ним и постарайся не разочаровать. Не делай как я…
В восьмом классе на итоговом сочинении в конце года я отписался быстрее всех. Сдал Светлане работу, сел обратно за парту и стал дожидаться остальных. Зачем-то сунул в рот судейский свисток, купленный недавно в магазине. Минут пять сидел тихо, читая книгу, но неожиданно чихнул… и свистнул на весь класс.
— Самый умный? — строго спросила Плетнева. — Иди-ка в коридор, проветрись.
Обожаю ее.
Рядом!
Мысли вскользь.
Принято считать, что ваше поколение взрослеет быстрее, нежели взрослело наше. Вы шустро работаете с информацией (спасибо интернету и гаджетам), легче принимаете решение, успеваете больше. Одним словом, вы — «вжики». Однако…
…В 1984 году, когда мне было одиннадцать, мы с братьями самостоятельно добирались на городском транспорте до дворца спорта, где занимались боксом. Родителям и в голову не приходило водить нас за ручку: отсыпали мелочь на проезд — и до свидания, «осторожнее через дорогу». Однажды мы поперлись аж в Ленинский район в гости к нашему тренеру по боксу Александру Сергеевичу Бородину. Для нас, живущих практически в центре на перекрестке всех главных городских магистралей, Ленинский район, как и Металлургический, был подмышкой мира. Но никто из взрослых не отговаривал и не предлагал услуги проводника.
К слову, дурацкая была идея. Тренер не мог выставить нас из дома, потому что его в тот момент дома не было. Его жена радушно встретила нас, напоила чаем с печеньем, рассказала о том, как нужно добиваться успехов в спорте… Удрученные неудачным визитом, мы повторили эту дерзость через пару недель. Бородин не успел смыться, пришлось ему беседовать с тремя прыщавыми подростками, стремившимися познать секреты успешного мордобития. Сидели в его комнате, слушали «Secret Service», разговаривали. А что делать, время было такое — ни мобильных телефонов, ни мессенджеров. Заранее о своем визите не предупредишь. Сел в трамвай и приехал, прошу любить и жаловать. Бедный тренер.
Ну да ладно. Сейчас вас, двенадцатилетних, часто приходится водить за руку. Если до школы и назад вы еще как-то доковыляете без приключений, то отправить в другой конец города сердце дрогнет. Честно скажу, не знаю, сколько я еще буду забирать тебя от мамы и отвозить обратно, хотя дорога максимально проста — одна прямая линия и любой номер трамвая. Ты ведь уткнешься в свой смартфон и нужную остановку пропустишь, а потом выйдешь за пару кварталов от моего дома и будешь хлопать глазами: где я?
Сердобольные мамочки мне возразят: раньше спокойнее было, маньяки и педофилы по улицам не разгуливали целыми толпами, преступности было меньше. Может быть, и так, и мы действительно ничего не боялись, даже ключи от квартиры под коврик подкладывали, боже мой! Но с другой стороны, у нас не было мобильной связи. Если не вернулся вовремя — всё, кранты, объявляй в розыск. Сейчас хоть отзвониться можно…
Кстати, о боксе. Я обещал тебе рассказать историю «грехопадения» хорошего мальчика.
Брейк!
Не ходишь в спортивную секцию — ты бездельник! Ну-ка быстро пошел записываться!
До сих пор не могу объяснить себе, почему мы выбрали бокс. Наверно, я просто увязался за двоюродными братьями. Футбол я уже пробовал — наскучило, мячик можно было и во дворе погонять. Хоккей требовал финансовых вложений, да и ноги в коньках уставали жутко. Но вот мне уже одиннадцать лет, а я так ничем и не занимаюсь. Безобразие!
Братаны позвали в бокс, ну я и пошел.
Какое-то время мне нравилось: пробежки, прыжки со скакалкой, драка с боксерским мешком, который не может дать сдачи. Отлично, я уже почти Тайсон! Но через месяц общей физической подготовки нас, новичков, поставили в спарринги…
В тот день я узнал, что такое «получить по морде».
Желание посещать тренировки, да еще три раза в неделю, исчезло сразу. Я силой заставлял себя ехать во дворец спорта «Юность» и каждый раз, входя в зал, молился, чтобы сегодня был день общей физической подготовки. Но фиг тебе — спарринг за спаррингом! Бородин никого не жалел.
Время шло, я привыкал. Руки крепли, ноги наливались свинцом, нос и губы привыкали к запаху и вкусу боксерских перчаток. Голова, правда, часто гудела, но после тренировок я испытывал двойной кайф — и приятную усталость после нагрузок, и радость от того, что на сегодня все нафиг закончилось.
Больших успехов на ринге я поначалу не добивался. Первый «официальный» бой, какое-то второстепенное соревнование между спортивными школами, я проиграл. Было обидно и больно. Проиграл и второй через пару месяцев. Слил и следующий, окончательно разуверившись в своей любви к драке… но ночь не может длиться вечно.
Мой боксерский триумф случился на важном городском турнире. Выступали сильнейшие. Все было очень серьезно — медали, титулы, присваивание разрядов. «Или сейчас, или никогда!», — решил я… и выиграл первый поединок, пробившись в полуфинал! Бородин сдержанно похвалил, стал ко мне присматриваться, хотя раньше, кажется, считал меня непригодным для этого мужского занятия.
В полуфинале я отмутузил одного долговязого парня с длинными руками, которыми он размахивал как лопастями мельницы. Бой остановили во втором раунде — у моего соперника пошла носом кровь. Зафиксировали победу за явным преимуществом. Черт возьми, а ведь я хорош!
В финале против меня вышел маленький чернявый хоббит. Я никак не мог его достать — мои кулаки молотили воздух. «По печени его, по печени!», — науськивал меня брат, выполнявший роль секунданта. «Знать бы еще, где у него печень», — сокрушался я.
Два раунда продержался. От третьего не ждал ничего хорошего. Мне было уже все равно. Вышел я на противника после гонга с опущенными руками и выражением полного пофигизма на побитом лице. Но успел напоследок бросить взгляд на тренера, стоявшего за канатами. Его короткий и красноречивый жест я помню до сих пор.
Бородин посмотрел на меня со спокойной улыбкой, сжал руку в кулак и приставил ее к своей челюсти. «Тебе нечего терять, бейся в свое удовольствие», — как бы говорил он.
В третьем раунде мой хоббит летал по рингу как бабочка, удиравшая от сачка. Я шел напролом. Мне действительно было все равно, выиграю я этот бой или нет, я получал удовольствие от драки. Это были самые долгие и самые счастливые три минуты в моей боксерской карьере.
Но я все же проиграл. Чуть-чуть не хватило очков для победы. В результате — честно заслуженная серебряная медаль, грамота и юношеский разряд по боксу. «Молодец, — сказал мне после соревнований Бородин, — смог собраться».
Это была весна 1985 года. Летом мы занимались общей физподготовкой — кроссы на пять и десять километров, самостоятельная работа и тому подобное — а осенью я стал через раз пропускать занятия. Нет, я не был занят, я тупо прогуливал. Закидывал на плечо спортивную сумку и шел гулять по Торговому центру, крупнейшему тогда в городе магазину, внешне похожему на цирк с гигантским куполом — шумному и веселому караван-сараю. Иногда доезжал до железнодорожного вокзала, бродил по просторному залу, выходил на перрон, встречал-провожал поезда.
Прогулы вскрылись после того, как меня задержали на вокзале сотрудники детской комнаты милиции. Сообщили куда следует, что ребенок в разгар дня болтается без дела как беспризорник. Одновременно и Бородин поставил вопрос ребром: или занимаешься, или гуляй, Вася.
Я принял решение стать «Васей»…
Что я вынес из занятий боксом, совершенно не свойственным мне видом спорта, и почему я так подробно тебе, девчонке, об этом рассказываю?
Дело в том, что я с тех пор не могу ударить человека — любого, даже последнюю сволочь, которая заслуживает заезда не только кулаком, но и ногой с разворота. У меня перед глазами стоит тот парень, которому я расквасил нос в полуфинале. Он безуспешно пытался стереть кровь, пока не догадался снять перчатки. Смотрел на меня пристыжено, растерянно, словно не понимая, как это произошло. Мне было его жалко.
И еще я помню один урок, который Бородин преподал уже за пределами ринга.
Однажды двое из нашей секции «залетели» — устроили где-то некрасивую драку, кого-то избили. Тренер построил всю группу и сказал небольшую речь: «Ребята, я учу вас профессионально драться, но именно поэтому вы не имеете права распускать руки на улице или в школе. Единственное исключение — когда нужно защитить девочку или кого-то слабого. Во всех остальных случаях засуньте свои кулаки в карманы».
Вот такой итог.
P.S. Когда я видел твой первый «статусный» бой по тхэквондо, у меня сердце кровью обливалось: мутузят мою девочку! На твоем лице было то же самое выражение, что и у моего побитого соперника, — растерянность и непонимание. Клянусь, в эти минуты мне хотелось наплевать на «заветы Бородина» и выпрыгнуть на татами.
К счастью, со следующих соревнований ты привезла золотую медаль, и мое отцовское сердце успокоилось. Но все-таки, может, стоит подумать о кружке художественного свиста?
«Вега» и «Комета»
Возвращаюсь к своему «грехопадению».
Усталость от бокса была не единственной причиной. Дело в том, что именно в самый разгар занятий родители решились на крупную кредитную покупку — музыкального центра «Вега». Сейчас я постараюсь тебе объяснить, что это за зверь.
Это такой большой деревянный ящик, отделанный пластиком, у которого в одном корпусе были заключены вертушка для пластинок, кассетный магнитофон и радиоприемник. В комплекте с центром шли две большие колонки, которые мы поставили на шкаф в гостиной. Звук просто сдувал с кресел.
Весила штуковина килограммов двадцать, занимала целый журнальный стол и стоила примерно 750 рублей (точнее мои предки уже не вспомнят). Для сравнения: месячная зарплата моей матушки на Челябинском тракторном заводе составляла чуть более 200 рублей. Кредит предполагал, что каждый месяц у нее из зарплаты будут забирать некую сумму в счет погашения долга. За «Вегу» родители рассчитались почти за год.
Появление этого монстра в квартире, в которой из техники до тех пор жил только полуживой черно-белый телевизор «Изумруд», серьезно встряхнуло мою жизнь. Ты же помнишь — я чокнутый меломан. Начались пластинки, кассеты, запись-перезапись…
Я предвкушаю твой сарказм, дорогая. Все, что во времена моей юности занимало целый стол и чему я радовался как полоумный, у тебя сейчас умещается в кармане куртки в виде пластиковой штуки под названием «смартфон». Ты вряд ли сможешь оценить тот кайф, который ощутил я при появлении в нашем доме «Веги», но я и не настаиваю. Главное, чтобы ты поняла.
Теперь практически все мое внешкольное время, не занятое выполнением домашних заданий, было заполнено музыкой. В школе сложился небольшой кружок единомышленников-меломанов — ко мне присоединились одноклассники Вовка и Юрка. Мы обменивались редкими записями и новостями из мира музыки, фотографиями музыкантов, ходили друг к другу в гости. Нас объединял и еще один важный ритуал: после уроков мы шли домой одной и той же дорогой — через киоск звукозаписи, стоявший на углу перекрестка проспектов Победы и Свердловского, при этом Вовчик и Юрик делали серьезный крюк, потому что жили в другой стороне. Мы могли по полчаса стоять возле киоска, прильнув к стеклу, за которым на обозрение покупателей выставлялись кассеты и катушки, просили продавца поставить что-нибудь свежее. Не всегда у нас водились деньги, чтобы купить новинку — кассеты тогда стоили 10—15 рублей в зависимости от страны-производителя (выше я тебе уже приводил примеры, на что можно было потратить такие деньжищи), но добродушные продавцы никогда не отказывали мальчишкам в просьбе прокрутить какой-нибудь фрагмент. В те дни, когда мне все же удавалось уговорить родителей на какую-то сумму, я торчал у киоска дольше обычного, чтобы выбрать наверняка и не пожалеть о покупке.
Этот киоск во второй половине восьмидесятых был одним из немногих в своем роде. Других я даже и не припомню. В нем работали три молодых кооператора, на современном языке — представители малого бизнеса. У себя дома на хорошей аппаратуре они переписывали на пленку дорогие и редкие импортные грампластинки, которых не найдешь в магазинах, а потом по очереди торговали своими записями в киоске. Мы называли их: Спортсмен (из-за неизменной шапочки на лысой макушке), Борода (никогда не брился) и Лопата (вот тут не помню, почему Лопата, но, кажется, именно у него были самые лучшие записи; наверно, деньги лопатой греб).
Ритуал остановки у киоска продержался несколько лет, до самого выпуска из школы. Киоск был культовым, но в начале девяностых таких по городу насчитывалось уже несколько сотен.
В общем, ты понимаешь? До бокса ли тут? До учебы ли? Передо мной открывался совсем другой мир — диско, рок, гитара, мечта о длинных волосах и сцене.
К сожалению, «Вега» через несколько месяцев сломалась. То, что это случилось еще в период гарантийного срока, под самый его конец, позволило сдать аппарат обратно в магазин. Думаешь, на этом все закончилось? Не-а! На возвращенные продавцом деньги родители купили другой аппарат, подешевле и попроще — катушечный магнитофон «Комета». Теперь я возился уже не с кассетами, а с пленочными бобинами. Музыкальная история моего взросления продолжилась.
Из книги «Томка. Начало»
Однажды в конце восьмидесятых…
…я решил попить молока. Как у всех нормальных советских людей, у нас на кухне работала неумолкающая радиоточка — миниатюрный источник знаний о жизни страны, об экономике, политике и культуре. В тот самый момент, когда я полез в обычный полупустой советский холодильник за молоком, из этой радиоточки понеслось: «Австралийский ансамбль под одиозным названием „Эй-Си-Ди-Си“ поет о дороге в ад! К чему может призывать эта адская музыка?!».
Признаюсь, меня, выросшего на слащавом диско середины восьмидесятых, в тот момент интересовало только молоко, но фразу о «дороге в ад» я запомнил…
Знаешь, я мог бы рассказывать о своей меломанской юности еще очень долго — материала хватит на отдельную книгу — но лучше вернемся к нашей теме.
Плохая компания
С этим может столкнуться любой подросток. Даже если ты несколько лет приносишь домой в дневнике хорошие оценки и не нарушаешь правил, в твоей жизни может случиться некий слом. Причин много: усталость, завышенные ожидания окружающих, которые дико раздражают (от тебя же все время требуют чего-то — будь таким, будь сяким, не ходи туда, ходи сюда, будь умницей), соблазны…
Так случилось и со мной. В какой-то момент мне стало интересно крутиться с двумя парнями, которым все эти правила были глубоко до фени. Выставили из класса — не проблема, пойдем прогуляемся! Влепили «банан» за поведение — да плевать! Второй год светит? Ой, напугали!
Свобода от всего!
После уроков я часто тусовался с ними, забыв про Вовчика и Юрика и открывая для себя другую сторону подростковой жизни. Вечерами мы бродили по дворам, кадрили девчонок из параллельных классов (вот и еще один фактор, отвлекающий от учебы), аккуратно хулиганили. Каким-то чудом мне удалось не закурить вместе с моими новыми друзьями, хотя они частенько этим баловались. Я допускаю, что они еще и выпивали, но это происходило в мое отсутствие Показатели успеваемости у меня медленно, но верно стали ухудшаться, в дневнике все чаще появлялись учительские кляузы, сделанные убийственными красными чернилами.
Понимал ли я, что «падаю в пропасть»? Нет, мне просто было прикольно. Но это не могло продолжаться вечно.
В общем, однажды в одной точке сошлось все — мои пропуски тренировок, ложь перед родителями, плохие оценки и отвратное поведение. Наступил Великий День Избиения Младенцев.
Знаешь, сейчас много говорят о домашнем насилии. Чаще всего под словом «насилие» понимают, что дома кто-то кого-то лупит: родители — детей ремнем по заднице, жены — своих мужей скалкой по всем местам, до которых смогут дотянуться, мужья мутузят жен вообще куда хотят. Но почему-то из поля зрения уходит психологическое давление, а оно, пожалуй, будет посильнее всего, что я упомянул выше.
Целый вечер предки меня обрабатывали на тему «ты никем в жизни не станешь, если будешь учиться на тройки и шляться по улицам с каким-то хулиганьем!». Я не засекал время, но помню, что разговор по душам продолжался очень долго, практически дотемна. В тот день я понял, что троечники — абсолютно конченые люди, отбросы общества, которым в будущем ничего не светит (можно подумать, всем отличникам в советское время светила Нобелевская премия).
Я не плакал, нет. Я был раздавлен и уничтожен. Я мысленно прилепил на себя клеймо неудачника, да не одно — я просто облепил себя стикерами, как обклеивают бананы при отгрузке в магазины. Несколько дней не мог прийти в себя, к магнитофону не подходил, с одноклассниками не общался. Впал с депрессию.
Однако время лечит. Как спел однажды Валерий Меладзе, «в юности боль забывается скоро — слезы смахнув, ты смеешься опять». От плохой компании я со временем отбился, вернулся к своим ребятам-меломанам, стал тише воды, ниже травы. Но ты спросишь, поправил ли я свои дела в учебе?
Нет. Вернуться к прежнему уровню я уже не сумел, да и не особо стремился. С тех пор я по школьным стандартам так и остался крепким середнячком, не хватающим с неба звезд. И я нисколько об этом не жалею. Ты же помнишь дилемму: «Быть правильным или быть счастливым?».
На родителей я не в обиде. Педагогическим премудростям их никто не учил, знания передавались из поколения в поколение, и в 1986 году они пытались сделать со мной то же самое, что с ними самими делали в 1966-м. И хоть ту экзекуцию я все же запомнил на всю жизнь, дело вовсе не в моей злопамятности.
Меня часто сейчас упрекают в излишней мягкотелости и пофигизме в плане воспитания, в том, что я тебя разбалтываю. Плевать, пусть они так думают. Ты знаешь наш секрет: мы не против того, чтобы подтянуть математику, но если не получается, мы не станем намыливать веревку.
P.S. Список знаменитых и успешных людей, которых родители и учителя считали дебилами, ты можешь найти в интернете сама. Он займет не одну страницу.
Давай с тобой дружить!
Будет неправильным, если из списка соблазнов, мешающих учебе и хорошему поведению, я исключу первую (вторую, третью) любовь. Куда ж без нее!
Я сейчас с ностальгией вспоминаю те времена, когда твоими главными интересами в жизни были мультики, куклы, рыбалка и наматывание родительских нервов на кулак (интересов было больше на самом деле, однако они не вызывали у нас с твоей мамой особых тревог). Но я прекрасно понимал, что рано или поздно наступит тот день, когда ты впервые расскажешь мне про «симпатичного мальчика за соседней партой»…
У меня в твои годы тоже были на примете симпатичные девчонки. Точнее, они появились даже раньше — аж в первом классе! У нас была одна отличница, ее звали Полина. Влюблены в нее были все мальчишки поголовно, норовили после уроков вырвать из рук портфель, чтобы помочь донести его до дома. Многие получали этим самым портфелем по башке, но попыток не оставляли.
Вообще я тебе так скажу, дорогая. Вот у вас сейчас все эти смартфоны, социальные сети, вайберы-швайберы, где вы с легкостью можете завязать друг с другом любую беседу. Захотела узнать, как к тебе относится понравившийся мальчик, — накатала ему длинное сообщение о том, как круто ты прошла девятнадцатый уровень в «Dragon Nest», задала какой-нибудь нелепый вопрос и ждешь реакции. Если ответит — отлично, можно продолжать. Слово за слово — и, глядишь, что-то вырисовывается.
У нас все было сложнее. Главным способом показать свои намерения «поухаживать» оставалась уже упомянутая носка проклятого портфеля. Если девочка разрешила тебе его донести до ее дома — считай, половина дела сделана. В книгах про мушкетеров прекрасные дамы позволяли ухажерам понюхать свой батистовый платочек, а у нас из парней просто делали носильщиков. Но это были очень счастливые носильщики.
Помню, мы с мальчишками устраивали после уроков какие-то безумные соревнования: переодев обувь, выстраивались на первом этаже у выхода и ждали девчонок. Вот они спускаются по лестнице, долго торчат в раздевалке, а мы их ждем, переминаясь с ноги на ногу… Ага, вот уже идут, постреливают глазками. Твой друг выклянчил портфель у Ольги (вот гад!), значит, тебе надо попытаться договориться с Надькой. Если обломает Надька — посмотри щенячьими глазами на Светку… и так далее. Кому-то в этих дурацких плясках удается выхватить портфель зубами, и две-три парочки, счастливые, покидают школу, а неудачники плетутся к киоску звукозаписи…
Чистый цирк!
Но ладно, бог с ними, с портфелями. Самым отчаянным шагом считалось написать записку с прямым и недвусмысленным предложением: «Давай с тобой дружить!». Отчаяннее были только попытки пригласить на танец на классной вечеринке. Нацарапаешь заветные слова на клочке страницы, вырванной из тетради по математике, скрутишь в комочек и оставшуюся часть урока ломаешь голову: бросить или не бросить на ее парту? Уверяю тебя, милая, это было жестокое и страшное искушение. Если записка пролетит мимо, твоя дама сердца так и не узнает о твоих намерениях — и это в лучшем случае, потому что в худшем записку может подобрать кто-то другой. Если она ее получит, развернет и прочтет, твое сердце точно провалится в ботинки. Ответит согласием или откажет? К сердцу прижмет или к директору пошлет? За эти страшные минуты перед тобой пролетает вся школьная жизнь…
Отвечая на твой мысленно заданный вопрос, скажу: да, я писал подобные записки пару раз, и в обоих случаях меня обломали. Это было больно и грустно.
В целом, задерживаясь на этой теме, скажу тебе, дочь, что большой популярностью у девчонок я в те годы не пользовался. Точнее, не пользовался вообще никакой. Школа — не самое удобное место завязывать отношения, пусть даже и мимолетные. Школьный класс — это компактная социальная группа, в которой практически с самого начала определяются роли и полномочия, складываются «клубы по интересам» и узкие компании. Примерно к пятому-шестому классу, а то и раньше, в коллективе уже есть своя элита, свои середнячки и свои изгои, и в большинстве случаев это уже не изменить. Ты можешь влюбиться в кого-то «не из своего круга» и можешь даже рискнуть признаться ему в этом, но он, скорее всего, проигнорирует твой порыв, даже если втайне будет испытывать ответные чувства. Никто не перешагнет границы своей территории.
Все это глупо и где-то даже противно. Именно школа выращивает идеальное человеческое стадо, в котором каждому барашку отведена своя роль.
Но я не переживал. У меня была своя команда, мы встречались, общались, слушали музыку. Я в те годы много читал. Моим любимым местом в доме был закуток на кухне между окном и холодильником. Приходил из школы после первой смены, закидывал портфель в угол, доставал книгу и проводил у окна самые интересные часы моей школьной жизни. Прочел десятки книг — Майн Рида, Жюля Верна, Аверченко, Булгакова — прослушал десятки радиоспектаклей по той самой радиоточке. А девчонки… да к черту девчонок! Сами потом прибегут.
Единственным «успехом» на этом поприще могу назвать лишь знакомство с девочкой по имени Света. Мне было одиннадцать. Мы познакомились в пионерском лагере имени Павлика Морозова на нашем с тобой любимом озере Увильды. Она жила в Кыштыме, что недалеко от лагеря (ты помнишь этот небольшой и уютный городок). Она нравилась мне всю смену, но подойти я так и не решился. Лишь на прощальной ночной дискотеке рискнул пригласить ее на танец. Утром она уехала раньше остальных, живших в Челябинске. Я тогда очень сокрушался, что не успел взять у нее адрес. Но мне помогли ее подружки, в автобусе сунули в руки записку… В итоге со Светой мы переписывались пять лет, и не в сетях, конечно, а обычной почтой, когда письма шли целую неделю! К сожалению, ни разу не встретились, хотя, казалось бы, чего проще — сел в автобус и доехал. Прекратилось наше общение самым естественным способом — мы просто повзрослели.
У нее были очень красивые глаза…
Вообще, жизнь очень многое меняет. Вчерашние примы и «звезды» класса часто неудачно выходят замуж за каких-нибудь алкоголиков, а «гадкие утята» превращаются в прекрасных лебедей. Время все расставляет на свои места. Интересным мужчиной, достойным внимания противоположного пола, я ощутил себя годам к двадцати. Все наладилось.
Да, я говорю сейчас только о себе, а у тебя может быть иное мнение на этот счет. Вы же, молодежь, хотите всё прямо здесь и сейчас и категорически отказываетесь думать о том, что будет через десять-пятнадцать лет. Я сам был таким: все воспринимал близко к сердцу и не верил, что когда-нибудь все может измениться. Очень многие вообще не проходят испытание первой любви и переживают неудачу как трагедию, совершая непоправимые поступки.
На эту тему у меня есть один интересный эпизод. Я описал его в одной из своих ранних книг. Действующие лица — молодой человек, страдающий от расставания с девушкой, и его институтский преподаватель по психологии. Они встретились в баре.
Из книги «Вокзал для одного»
«Дрягин думал минуту, перекатывая во рту зубочистку, потом взял у бармена целую тубу этих деревянных палочек и высыпал содержимое на стойку. Положил одну зубочистку передо мной горизонтально.
— Это твоя любовь к девушке, — сказал он. — С ней все ясно, она ушла, оставив тебя в крайнем смятении. Но позволь мне спросить, что еще ты любишь, кроме нее? Что наполняло твою жизнь до того момента, как ты ее встретил?
— Кино люблю.
— Кино… что ж, отлично. — Дрягин положил справа от первой зубочистки вторую, продолжив ровную линию. — Еще что?
— Ну, читать люблю, фантастику, триллеры, драмы.
— Здорово, кладем сюда фантастику и триллеры. — Цепочка зубочисток увеличилась еще на одно звено. — Дальше.
— Люблю сидеть на берегу озера и слушать, как шумят волны… люблю пельмени, первый глоток холодного пива летом, прогулку по проспекту Ленина после девяти вечера…
Я вспоминал все, что действительно доставляло мне удовольствие до того момента, как эта девчонка запудрила мне мозги. Вспомнилось колоссальное количество интересных вещей. Линия зубочисток оказалась очень длиной, едва ли не в метр. Я смотрел на нее обалдевшими глазами.
— Видишь, — сказал Дрягин, отмерив руками длину линии, — вот это всё, что наполняет твое сердце счастьем. Точнее, почти всё, потому что таких вещей наверняка больше, ты просто не все вспомнил. Длинная, правда?
— Угу.
— А теперь убираем центральное звено.
Он аккуратно выудил из цепочки первую зубочистку, которая символизировала мою сбежавшую невесту, переломил ее пополам и сунул обломки в задний карман джинсов.
— Стало твое счастье меньше?
Я покачал головой.
— Незначительно, — согласился психолог. — Все, что ты любил, по-прежнему с тобой. Нужно всего лишь заполнить образовавшийся пробел. Кладем твои роликовые коньки с левого края в центр — опля, цепочка снова цела!
Он положил руку мне на плечо.
— Запомни то, что я сейчас сказал, и продолжай функционировать как полноценный здоровый организм. А это оставь на память».
Мальчики — это такие забавные зверушки…
Ты часто теперь просишь разъяснить мне поведение того или иного мальчика. Я ведь мужчина, поэтому должен знать, что имел в виду Д., когда посмотрел на тебя «как-то вот так», или что означало вот это его странное «Привет!». Я утрирую, но вопросы действительно порой ставят меня в тупик.
Однажды, когда тебе было почти пять лет, мы посмотрели в кинотеатре «Шрека навсегда». К слову, это было опрометчивое решение. В отличие от трех предыдущих частей, просмотренных нами вдоль и поперек в домашних условиях, четвертая оказалась самой мрачной. К тому же ты впервые познакомилась с форматом 3D. Ты вышла из зала озадаченная и немного подавленная, долго потирала утомленную очками переносицу, молчала, глядя на витрины с попкорном. Где-то внутри у тебя, как отрыжка после плотного обеда, назревал вопрос. Мне казалось, что я слышу его клокотание.
Наконец, ты спросила:
— Пап, а почему Шрек разорался и раздавил кулаком именинный торт?
— Нуу, — привычно начал я отлынивать от ответственности, — сложно сказать.
Я думал, это поможет избежать длинного объяснения. Но не вышло.
— Пап, ты же мужчина, ты должен знать!
И глаза у тебя были честные-честные.
Что тут ответишь? Конечно, мужчина все знает: и про Шрека, и про торт, и про жизнь вообще. Знает, но почему-то молчит, паршивец.
Я понимаю твое естественное желание научиться ловить и распознавать какие-то знаки, чтобы правильно выстраивать свою линию поведения. Действительно, почему он сказал «Привет!», а не «Салют!»? Почему он все время бросает на тебя странные взгляды, улыбается одними глазами, а потом, когда ты решаешь с ним поболтать о какой-нибудь ерунде, надувает губы и удирает к пацанам? Почему, почему, почему…
На это я могу ответить две вещи. Первая и, пожалуй, главная: мальчишки в таком возрасте — те же пугливые существа, что и вы, девчонки (некоторые остаются такими на всю жизнь, но это уже другая история). Все мы надеваем на себя маски, как того требует окружающий нас мир. В раннем детстве мы были искренними и непосредственными: хотели плакать — плакали, хотели прыгать и хохотать как сумасшедшие — прыгали и хохотали. Иногда получали по заднице или лишались мороженого, но, похныкав немного в углу и украдкой показав язык, бежали дальше радоваться жизни.
С возрастом, к сожалению, эта легкость исчезает, причем у всех с разной скоростью. Кто-то быстро понимает, что «так нельзя себя вести», и становится закрытым, нелюдимым, а кто-то отстреливается до последнего патрона. Должен признать, что такими вас, ребятишек, делаем мы, взрослые. С годами вы обрастаете кучей запретов и комплексов, принимаете отведенную вам роль и боитесь выйти «за флажки».
Почему мы это с вами делаем? Потому что это делали с нами.
Итак, взрослея, мы надеваем маски. В школе, находясь в компании одноклассников, мы не всегда такие, какие на самом деле. В этом я убедился на собственном опыте. У нас в классе был мальчишка, которого все немного сторонились. Дело в том, что в раннем детстве он получил травму челюсти — она осталась немного вдавленной. Повреждения мешали ему нормально говорить. Кроме того, паренек был и в целом физически слабенький, от физкультуры получил освобождение, сидел на скамейке. Но все это не помешало мне с ним подружиться. Мы целыми днями торчали у него дома, дурачились, смотрели мультики, конструировали. Я и не думал раньше, глядя на него в классе, что с ним может быть так прикольно.
К чему я веду? К тому, что «прочитывать» намерения, настроение и желания мальчика по его жестам, выражению лица и брошенным словам так же непросто, как переводить с вьетнамского на эфиопский. Иногда мальчишки просто стесняются, скрывая за своим дурачеством элементарную робость. Хочешь понять, нравишься ты ему или нет? Я не могу подсказать тебе универсальный способ — каждого конкретного парня нужно рассматривать индивидуально. Дело в том, что большинство мальчиков (впоследствии — мужчин) с детства поражены одной гендерной болезнью: им запрещали плакать и проявлять свои искренние чувства. «Мы — Мужчины, будущие Защитники Отечества и Убийцы Мамонтов, а не какие-нибудь там эти, понимаешь..!». У многих с годами эти запреты вырабатывают черствость, закрытость, а то и чудаковатость.
Но одно могу сказать точно: если мальчишка дергает за косички, показывает язык, стреляет глазками, то это означает, что он, как минимум, к тебе неравнодушен. А уж дальше смотри по ситуации.
И еще одна важная вещь: иногда можно просто плюнуть на все эти «знаки», потому что «иногда банан — это просто банан». Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.
Вы бы хоть текст заменили!
О, кстати! Стоит наивному подростку заикнуться своим взрослым о чем-то сокровенном, тут же прилетит в ответ: «Тебе об учебе надо думать!». Неважно, что у тебя на сердце и о чем ты переживаешь — о равнодушии какого-то мальчика, о ссоре с подружкой, о том, что у тебя не такая крутая сумка, как у соседки по парте, о сложностях в прохождении очередного уровня компьютерной игры (да мало ли что у тебя не получается!). Самые распространенные варианты ответов:
«Мне бы твои проблемы!»
«Тебе об учебе думать надо!».
Все это я слышал и от своих родителей, а они, в свою очередь, от собственных. Текст не меняется, сколько бы лет ни прошло. «Главная твоя работа сейчас — это учеба!».
Если бы тогда, будучи еще мальчишкой, я знал то, что знаю сейчас, я бы посылал таких советчиков в далекую китайскую провинцию. Нельзя родителям отмахиваться от проблем и переживаний взрослеющего ребенка. Да, мы устаем на работе, на нас лежит большая ответственность, нас долбят начальники, душат кредиты, достают и бесят незнакомые люди на улице, преследуют неудачи в делах, тревожит здоровье и судьба часто бьет поддых, но самое важное в жизни каждого человека происходит именно в возрасте примерно от 12 до 16 лет. Остальное — уже следствие.
Так что если ты вдруг услышишь от меня что-нибудь вроде «думай о дробях, а не о дискотеках», ты знаешь, что ответить. Адрес далекой китайской провинции я тебе черкну.
P.S. Когда сама станешь мамой, вспоминай свою юность и никогда не повторяй наших ошибок.
Папа древний и смешной
Не так давно мы с тобой посмотрели фильм «Иствикские ведьмы». Это один из хитов моей школьной юности, который я впервые увидел в видеосалоне тридцать лет назад. В кадре — очаровательные Шер, Сьюзен Сарандон, Мишель Пфайффер и… мой любимый Джек Николсон, способный заработать премию «Оскар» лишь одними бровями и своей дьявольской улыбкой. Кажется, этот старичок понравился и тебе.
Первую часть фильма ты восприняла очень бойко, а потом заскучала. Я понимаю почему. Староват для тебя фильм, картинка блеклая, художественный язык не тот, изобразительные средства из двадцатого века. По этой причине ты все чаще отвергаешь мои предложения оценить оригиналы знаменитых фильмов и делаешь выбор в пользу их разруганных критиками ремейков.
С другой стороны, мне сложно понять то, что предпочитаешь ты. Вот, допустим, музыка. Я вовсе не привередлив, у меня обширные вкусы, и тебе известно, что в одной стойке с дисками я держу и тяжелый рок, и диско, и Моцарта, и махровую попсу. И еще у меня на полу стоит несколько сотен виниловых грампластинок тридцати- и сорокалетней давности, а там вообще черт ногу сломит. Я ценю все талантливое, и, клянусь, если в один ужасный момент что-нибудь великое отчебучит Стас Михайлов, я сниму перед ним шляпу (боже, я это сказал!). Однако я искренне не понимаю, каким образом довольно обычный европоп «Shape Of You» от Эда Ширана побил рекорд южнокорейского скакуна Псая по просмотрам на «Ю-Тубе». Хорошая песня, мелодичная, но не более того. Уж пляски «Gangman Style» куда как ярче!
Шесть лет назад ты обожала Майкла Джексона, орала вместе со мной в машине под «AC/DC», балдела от романтичных мелодий «A-ha», а сейчас смеешься надо мной и называешь «древним», когда я хлопаю глазами, услышав какой-то свежеиспеченный хит из интернета.
Увы, должен признать, что наши с тобой музыкальные вкусы и иные художественные предпочтения окончательно расходятся. В этом нет ничего страшного, и я обещаю не делать страшное лицо, называя вашу музыку «дебильной» и однодневной. Скажу только одну вещь.
Тридцать-сорок лет назад музыку можно было пощупать — в буквальном смысле этого слова. За редкими и дорогими пластинками мы охотились по всему городу, и покупка очередной новинки была настоящим праздником. Я до сих пор покупаю у коллекционеров издания, до которых не добрался в юности. Прослушивание музыки тоже было ритуалом: ты вынимал пластинку из конверта, трепетно стирал пыль, опускал иглу на краешек и завороженно смотрел, как она ползет к сердцевине, извлекая живой звук (как вариант — ты вставлял кассету в магнитофон или наматывал пленку на пустую катушку). В этом была какая-то магия. И я ведь до сих пор верен себе и по-прежнему люблю то, что любил в детстве. Сейчас, в цифровую эпоху, чтобы приобщиться к прекрасному, достаточно подключенного к интернету смартфона или mp3-плейера. Плюс наушники-тампоны. Это всё значительно упрощает (и я сам пользуюсь этими штуками), но одновременно и обедняет. Да и музыки сейчас стало слишком много. Любой, кто обладает маломальским музыкальным слухом и компьютерными программами, может записать в домашних условиях «суперхит» и залить его в сеть. Демократично, конечно, не нужны дорогие студии и толстые, жадные боссы звукозаписывающих компаний, но вот вопрос: что из написанного сегодня останется в душах и сердцах поклонников лет через двадцать?
Так, всё, я заткнулся. Не слушай зануду, слушай то, что тебе нравится, потому что…
…О вкусах не спорят
Один торчит от оперной музыки, а другой сходит с ума по джазу и блюзу (и тут к ним подходит третий, у которого в наушниках играет «Владимирский централ», хи-хи). У каждого из нас в голове стоит свой индивидуальный «фильтр» с определенной степенью пористости: если, например, Эд Ширан в твоем застрянет, то в моем он пролетит со свистом, и наоборот — тебя не тронет то, от чего с детства угораю я. Устраивать побоища, защищая своих любимцев, нет никакого смысла. И очень важно соблюдать такт.
Меня, например, очень напрягают некоторые «одаренные» товарищи, всегда готовые публично и с удовольствием плюнуть в портрет Моны Лизы (это я сейчас в фигуральном смысле). Казалось бы, ну не видишь ты, друг, в этом знаменитом портрете работы Леонардо да Винчи ничего гениального, то так и скажи: «Меня не трогает, пардон». И точку зрения высказал, и резюме свое не испортил. Но ведь эти «умники» лезут везде! Вот начинаешь хвалить какой-нибудь фильм на своей странице в соцсети, и обязательно найдется тип, который отметится радостным комментарием: «Я тоже смотрел. Редкостная тоска. Уснул на середине!». Сразу хочется послать чувака куда подальше, но мы люди вежливые, поэтому просто желаем ему спокойной ночи.
Комментировать чужие вкусы — это как шептать на ухо человеку, с аппетитом уминающему свекольный салат: «Фу, что за дерьмо ты ешь?!».
Жопа есть, а слова нет
Из книги «Томка. Начало»
— Пап-чка, что такое «фак»?
Мои брови ползут вверх.
— Где ты это слышала?
— У тебя на жестком диске есть фильмы, где переводят не прямо в губы, там еще слышно, как по-американски говорят.
— А, закадровый перевод. Значит, ты слышала и русский вариант этого слова.
— Да, слышала.
Замираю в ожидании продолжения.
— Там вот такие: «черт возьми», «балин», «будь ты проклят» …кстати, надо будет узнать, что такое «проклят»… Еще там было «сам дурак» и что-то про маму. Это всё и есть «фак»?
— Примерно так.
(Задумчиво):
— Все-таки правильно я пошла учить английский. Одним словом можно столько всего сказать.
Вы, молодежь, слишком рано оценили все богатство и многообразие русского языка, рядом с которым английский бледнеет и краснеет одновременно. Начинали с безобидных «какашек» в младенчестве, а теперь уже не заткнешь.
Следует признаться: отчасти мое попустительство и писательская любовь к этому самому «многообразию языка» вкупе с доступностью интернета сделали тебя слишком легкомысленной в использовании неоднозначных речевых оборотов. Я пытаюсь представить, как отреагировали бы мои родители или учителя в школе, если бы я в двенадцать лет выдал что-нибудь сочное типа «мать-перемать». Морально убили бы сразу! А у вас — ничего, как два пальца… Ты не боишься иногда выругнуться, потому что знаешь, что я всего лишь сделаю строгое лицо (которое, впрочем, тебя не обманет), ты скромно потупишь глазки, и инцидент будет исчерпан. А что еще с вами сделаешь, если один из ваших кумиров — Сергей Шнуров, а его «Лабутены», пусть и в редактированном варианте, вы всем классом хором орали на выпускном вечере в начальной школе!
Мат — действительно важная и неотъемлемая часть русского языка. Если в английском я от силы насчитаю штук пять крепких выражений, то в русском они занимают целые словари! Одно слово и его производные могут означать десятки разных процессов и эмоций. Русский мат может быть и языком подворотен, и филигранным украшением художественного произведения, это и поэзия, и наждачная бумага — все зависит от того, кто им пользуется.
Многие люди падают в обморок, услышав пару матерных словечек, а потом требуют проветрить помещение. Я их не порицаю, вовсе нет — они имеют на это право. Но я всегда настаивал и буду настаивать, что жизнь вместо медицинского термина «ягодицы» чаще всего вынуждает нас использовать слово «жопа», и ничего с этим не поделаешь. Всегда следует помнить, что именно ты прокричишь, случайно попав себе молотком по пальцу. Никакие университетские дипломы тебя не уберегут.
Впрочем, лично я не очень люблю обильно матерящихся женщин и сам в их присутствии физически не могу выражаться. Вот язык не поворачивается, честное слово. И тебе, моя юная леди, советую: все-таки постарайся не использовать наждачную бумагу, если есть более мягкие варианты. Поверь мне, жопа это оценит.
Садитесь жрать, пожалуйста
Раз уж заговорили о языке…
Некоторым молодым людям с трудом даются такие, казалось бы, элементарные слова, как «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры» и тому подобные. Язык у них не поворачивается поздороваться при входе в магазин и поблагодарить продавца за обслуживание. Любая «кузькина мать» или «ёперный театр» идут за милую душу, а когда надо вежливость проявить, язык к чему-то вдруг намертво прилипает. Ты даже догадываешься к чему (см. главу выше).
У меня в детстве наблюдались те же проблемы. Большинство из нас, малышей, учились вежливости исключительно с помощью подзатыльников. Получил конфетку, молча сунул ее в карман, и тут же — хлоп: «А где спасибо?». Встал из-за обеденного стола и забыл похвалить вкусный суп с ненавистной тебе брокколи — тебя снова одернули. Вот так насобираешь оплеух и начнешь это слово ненавидеть.
Это неправильный метод воспитания вежливости, но если бы я мог в нескольких словах описать какой-то другой, менее болезненный и более эффективный, я бы сейчас это сделал. Вежливость — это проявление внутренней интеллигентности, которая, в свою очередь, формируется вообще миллионом разных факторов. Это и семья, и общение со сверстниками, и чтение хороших книг, и подражание людям, которых ты уважаешь. В конце концов, это порой слепое копирование. Можно сколько угодно лупасить детеныша, заставляя его говорить «спасибо» после обеда, но если отец, приходя с работы, орет с порога что-нибудь вроде «мать, жрать давай!», а пожрав, молча уползает на диван, то никакого эффекта от воспитательных экзекуций не будет.
Я учился долго. Меня ломало проговаривать «здравствуйте» вместо «драсьти!», потому что никто из моих друзей так не делал. Мне не приходило в голову сказать «спасибо» кассиру в кинотеатре, протягивавшей мне билет, потому что, блин, я же ей деньги уже заплатил, какое еще «спасибо»! О таких сложных выражениях, как «будьте добры» или «разрешите», речи вообще не шло. Кстати, самое страшное слово — «извините»! Это вообще какой-то иностранный язык!
Я и представить себе не мог тогда, какого удовольствия себя лишаю, как может преобразиться мир, стоит только чуточку добавить позитива и доброго отношения к людям, причем без каких-либо особых усилий!
Понимание пришло с возрастом.
Проснулся утром — поздоровался с домочадцами, даже если ты живешь с ними уже сто лет и давно хочешь всех пристрелить. Как можно не пожелать им доброго утра, ведь вы же не виделись со вчерашнего вечера! Вошел в помещение, где кто-то громко чавкает — пожелал приятного аппетита. Захотел обратиться на улице к незнакомому человеку с вопросом — начал с фразы «извините, будьте добры, подскажите…». Однажды в трамвае я впервые в жизни сказал «спасибо» кондуктору, которая оторвала для меня билет. Ты бы видела, как расцвело лицо этой женщины! Она с раннего утра топталась в этом промерзшем вагоне, принимала деньги и отсчитывала сдачу, ругалась с хамами и безбилетниками, а тут какой-то чудик вдруг говорит ей «спасибо»… Мне это так понравилось, что с тех пор я другой формы общения с работниками транспорта не представляю.
Кстати, знаешь, я очень не люблю, когда, например, кто-то из пассажиров в маршрутке говорит водителю «ты» и обращается с ним как с извозчиком. Я знаю, что не все водители «одинаково полезны» и многих из них следует отлучить от баранки до конца жизни, но в любом случае не стоит самому опускаться до плинтуса.
Впрочем, я и сам грешен. Помнишь, недавно в нашей маршрутке, в которой мы ехали на лазерную войнушку, водитель включил на полную громкость какую-то матерную песню, при этом в салоне ехали женщины и дети. Я тогда не выдержал, хотя мне очень сложно незнакомым людям говорить «ты» и «охренел»…
В фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник» есть одна красноречивая сцена. Персонажа актера Олега Меньшикова, обвиненного в серьезном преступлении против государства, отправляют на каторгу*: обривают голову, прогоняют через баню, выдают тюремную одежду и, наконец, заковывают ноги в металлические кандалы. На каждом этапе юнкер Толстой говорит своим мучителям «спасибо», словно его обслуживают в дорогом ресторане.
Внутренняя интеллигентность, ничего не поделаешь.
Ты же девочка!
Тебе не раз приходилось слышать фразу: «Ты должна! Ты же девочка!».
Ооо, какой ужас! Мне тоже постоянно напоминали, что я мальчик, поэтому должен… даже не помню, что именно, но точно был должен.
В детстве требования к нам довольно скромные: мальчики должны не плакать, быть сильными и не обижать девочек, а девочки, в свою очередь, должны носить платьица, уметь мыть посуду… и что-то еще, ты лучше знаешь.
С годами список требований увеличивается. Пацанов в школе учат забивать гвозди и собирать табуретки, девчонки на уроках труда пекут пироги и шьют домашние халаты. Ты думаешь, я сейчас иронизирую? Вовсе нет, это полезные и правильные умения, которые обязательно пригодятся в жизни. В конце концов, не умеющая готовить женщина — это, мягко говоря, так же не очень правильно, как и не способный просверлить дырку в стене мужчина. Но мы сейчас говорим о другом, ты же понимаешь.
Половая принадлежность обязывает соблюдать некие общепринятые в обществе правила поведения. Девушки у нас — женственные, носят платья и юбки, неприличными словами не выражаются, в носу не ковыряют, не носятся как угорелые, по гаражам не прыгают, занимаются фигурным катанием и вязанием на спицах. Юноши — мужественные, наращивают мускулы, увлекаются тачками, смотрят боевики, не занимаются бальными танцами, и вообще им позволительно быть чуть-чуть красивее обезьян. Даже если их поймают за углом школы с сигаретами — что ж, бывает, пацаны ведь, что с них взять.
Раньше я велся на все это и жутко стеснялся, если мои привычки и пристрастия как-то выбивались за рамки, но сейчас, с высоты своего опыта и возраста, могу тебе сказать: всё это чушь. Почти всё. Мы ничего никому не должны только из-за того, что рождены такими. Мне, например, нравится готовить, я могу стирать, пришивать пуговицы и делать много разных других вещей, которые обычно вменяют в обязанность женщинам (спасибо службе в армии, но об этом чуть позже). То есть меня это не парит, понимаешь? При этом я остаюсь мужчиной в обычном смысле этого слова. В первой нашей квартире ремонт я делал своими руками, всегда смогу починить смеситель в ванной. И я не думаю, что женщины должны стесняться каких-то не свойственных им умений и пристрастий. Твоя мама, например, может вбить в стену дюбель, может внезапно схватить топор и наколоть дров для мангала. Совсем недавно, помнишь, когда мы встретились на рыбалке, она это и делала. Парни тогда смотрели на меня и удивлялись: дескать, баба колет, а ты стоишь рядом и смотришь. А вот ты пойди и отбери у нее топор!
Словом, фразы типа «ты же девочка, ты должна», на мой взгляд, очень сомнительный стимул. Все мы разные. Я иногда в шутку пытаюсь напомнить тебе, что ты Леди, а ты ворчишь в ответ. Наверно, правильно делаешь.
Давай-ка, кстати, откроем миру небольшую тайну. Было время, когда мы вместе до глубокой ночи резались в «Гнездо дракона» — твою первую компьютерную игру, в которой ты проявила недюжинные способности киллера. Это моя заслуга, но не очень большой повод для гордости.
Вот как ведут себя нормальные «папы выходного дня»? Водят детей в зоопарк, в цирк, покупают мороженое, кормят гамбургерами и калорийной картошкой-фри. В общем, безобразничают почище бабушек и дедушек, за что получают вполне заслуженных люлей. Я тоже когда-то вел себя «правильно». Везде мы с тобой были, все видели, козлов и овечек с ладошки капустой кормили, на аттракционах крутились, в бассейне плавали, на ледянке с горки катались, а из кинотеатров просто не вылезали. Но разве все это может сравниться с уничтожением компьютерных монстров! О, как мы их мочили! Сколько мы там уровней прошли? Девятнадцать?
Знаешь, я никогда не был большим поклонником компьютерных игр. Могу иногда в перерыве поваляться на диване и пострелять в динозавров, не более того. Но тебя я в какой-то момент проморгал. Начала с «Дракона», добивала его уже без меня, когда мне надоело, следом опробовала «Warcraft», потом какое-то время возилась на «Ферме», но тебе это быстро наскучило. Сейчас ты режешься в «Контру» с друзьями, и, кажется, тебе это доставляет больше удовольствия, нежели публикация селфи в Инстаграмме.
Недавно ты спросила меня, почему так получилось. Почему твои подружки постят в соцсетях котиков и новую губную помаду, а тебе берданку в руки подавай и парочку зомби для разогрева?
Почему, почему… Не знаю. Спроси у мамы, почему ей нравится махать топором.
«Вы же девочки!»
Предпоследний звонок
Кажется, в моих мемуарах мы приблизились к окончанию школы. Ты извини, дорогая, за сумбурность моих воспоминаний. Я часто неожиданно перепрыгиваю с темы на тему, возвращаюсь назад или забегаю вперед, но ведь это не научный доклад о строении Солнечной системы, и я пишу так, как будто мы с тобой просто разговариваем, сидя у костра на берегу озера. Никакого плана у меня нет.
Моя школа была восьмилетней, а это значит, что по окончании восьмого класса мне предстояло сделать выбор: доучиваться еще два года в другой школе до получения полного среднего образования или сунуться в какое-нибудь училище, чтобы «получить профессию».
Выбор фиговый, честно говоря.
О профессии я всерьез тогда не задумывался. Были кое-какие разрозненные мысли, были увлечения, но ни одно из них не приближало меня к пониманию того, что делать дальше. Как уже упоминалось, я был влюблен в железную дорогу, целых два лета в каникулы проработал на Детской дороге в парке Гагарина. Рельсы, тепловозы, вагоны, стук колес — романтика. Был проводником, ревизором (билетики у пассажиров проверял), стрелочником, осмотрщиком вагонов. До помощника машиниста не дослужился, потому что по возрасту не подходил, но все равно был счастлив.
Я также мечтал стать киномехаником. Кино — еще одна моя страсть. Кинотеатры я посещал чуть ли не каждую неделю, пересмотрел все, что попадало в наш скудный советский прокат — от изрезанных ножницами американских боевиков до индийских музыкальных соплей. Просмотр фильма в большом кинозале всегда был для меня священным ритуалом: вот медленно гаснет свет, раздвигается занавес, открывая белизну экрана, где-то за спиной начинает тарахтеть кинопроектор, темноту прорезает луч света…
Всегда хотел попасть в будку киномеханика. В детстве эти люди казались мне волшебниками. Однажды мне улыбнулась удача. Мы с отцом пошли как-то в самый большой кинотеатр Челябинска, «Урал», сели ждать сеанса в фойе рядом с залом. В какой-то момент из потайной двери вышел мужчина — то ли покурить, то ли размять косточки. Поглядел на меня и подмигнул: «Хочешь посмотреть, как это работает?». Еще бы я не хотел!
Внутри комнаты механика было темно и очень душно. Огромные шумные аппараты нагревали помещение лучше всяких отопительных батарей. Стрекотали сложные механизмы, пропускавшие пленку, вертелись большие бобины, а за окошком в кинозале шел фильм. Челюсть у меня лежала на полу.
Чем не варианты профессии?
Нет, все не то. Как-то мелко и обыденно. Всю жизнь просидеть возле кинопроектора или в будке железнодорожного стрелочника? Я создан для чего-то большего. Зря, что ли, в детстве черкался в альбомах для рисования, изображая писателя, или пел эту дурацкую «Во саду ли, в огороде»! Ведь у меня есть определенные способности, вот же письмо с благодарностью из газеты «Пионерская правда», в которую я когда-то отправил короткий рассказ про говорящего кота!
Увы, в те годы, когда я заканчивал школу, возможностей реализовать творческие мечты было не так много. Точнее, для мальчишки из простой рабочей семьи их практически не существовало. Увидеть на полке магазина книгу со своим именем на обложке? Скорее, «ангелы начнут вылетать из задницы»! Выйти на сцену, попасть в телевизор или на радио? Да те же ангелы в ужасе полезут обратно! О чем вы, ребята! На, держи, неисправимый троечник, свою стандартную путевку в жизнь, будешь получать кровные сто пятьдесят рублей в месяц, женишься, заведешь детей, нарастишь пузо, ляжешь на диван и, в конце концов, помрешь как все нормальные советские люди.
Словом, восьмилетку свою родную я заканчивал почти в состоянии ступора. Экзамены сдал в целом хорошо, аттестат получился терпимый, но я не знал, что делать дальше, и родители никак не могли мне помочь. Они сами жили на автопилоте.
Прозвенел обыденный Последний звонок, отшумел дурацкий выпускной вечер… Почему дурацкий? Потому что спортивный зал закрыли на ремонт. Пить сок и есть пирожные пришлось в столовой на первом этаже, а танцевать — в коридоре на третьем. Представляешь такую дискотеку, при свете дня и в коридоре? Посидели мы с друзьями на подоконнике, послушали музыку, да и пошли себе по домам.
Я вступал в то лето 1988 года совершенно опустошенным и растерянным.
Большие перемены
Я рассказал о своем никчемном выпускном вечере, чтобы плавно перейти к одной важной теме. Она обозначена в заголовке настоящей главы.
Я всегда тяжело переносил перемены. Ну, что значит «тяжело»… Меня гнетет уныние, охватывает депрессия и вообще ничего не хочется. Я бесконечно завидую людям, которые могут с легкостью переезжать из города в город с одним чемоданом и не чувствовать дискомфорта. Я же корнями врос в эту землю, в этот город, который мои земляки склоняют сейчас на все лады из-за плохой экологии, дурных начальников и бестолкового благоустройства. Ну, нравится он мне, зараза! Я тут вырос и ко всему привык.
Итак, перемены. Лето после окончания восьмилетки я прожил безалаберно. Отдыхал на базе отдыха с теткой, где впервые услышал группу «Ласковый май»… О, кстати, это была бы вообще отдельная глава, но я так много места в книге посвятил своим музыкальным увлечениям, что, наверно, начал вызывать у тебя зевоту. Скажу лишь, что сравнения с «Ласковым маем» не выдержат никакие ваши нынешние кумиры со своими миллионами просмотров на «Ю-Тубе». «ЛМ» — это полные стадионы, затертые до дыр кассеты, слезы-сопли-истерики. Жуткий кошмар! В те годы все мое мальчишеское естество, воспитанное на западной музыке, восставало против этого, но сейчас, тридцать лет спустя, Юра Шатунов у меня идет за милую душу, особенно после третьей рюмки чая…
Словом, болтался я по озерам, по городу, смотрел телевизор, ходил в кино, а время неумолимо приближалось к 1 сентября. Сдуру мы вместе с двоюродным братцем, с которым занимались боксом, подали документы в профессионально-техническое училище при часовом заводе. Решение было импульсивным — дескать, отстаньте, вот вам мой выбор будущего! Но когда наступил новый учебный год, мы сдрейфили: в ПТУ набились какие-то совсем уж отъявленные троечники и хулиганы. Посмотрели на нас родители, погоревали, да и в тот же день, 1 сентября, забрали наши документы и перекинули их в обычную среднюю школу. Моя судьба решилась.
Знаешь, перемены бывают разными. Одно дело, когда ты вливаешься в новый коллектив наравне со всеми, как в первом классе. Но совсем другое, когда ты приперся в чужой класс, живущий своей жизнью уже восемь лет. Все дружеские связи давно установились, действуют свои порядки, а тут ты такой — блямс, прошу любить и жаловать!
До сих пор вспоминаю, как я сижу за партой в пустом кабинете чужой для меня школы, кусаю губы, а после звонка один за другим входят мои новые одноклассники. Внимательно осматривают меня — кто с любопытством, кто с презрением, а кто-то абсолютно равнодушно. «Что за чмо?», — как бы спрашивают одни. «О, новичка принесло!», — как бы говорят взглядами другие. Расселись за парты, плавно обтекая меня, как речная вода обтекает скатившийся с берега камень, и занялись каждый своим делом.
Жутким и некомфортным был первый денек. Я чувствовал себя так, будто абсолютно голым вышел на площадь. Я не мог дождаться, когда этот день закончится.
Всю первую осень в новой школе было нелегко: приходилось подстраиваться, прощупывать возможных друзей, привыкать к обычаям и правилам. Нужно было создавать свою репутацию с нуля. Родная восьмилетка была мне как дом, а здесь я долгое время ощущал себя абсолютно чужим человеком. Знала бы ты, с каким удовольствием я удирал после уроков домой, к своему привычному миру — аж пятки сверкали! Возвращаться на следующий день обратно в школу не было никакого желания.
Но время шло, я привыкал, осваивался. Установил первые контакты, обзавелся приятелями и даже чем-то не понравился местным хулиганам. В итоге уже к зимним каникулам дискомфорт прошел. «Уж пару лет как-нибудь дотяну», — подумал я.
И дотянул. Было все, что полагается: и классная новогодняя вечеринка в кафе «Шоколадница», и поездки с парнями на летние военные сборы, и проваленные экзамены, и двойки за поведение, и своя узкая компания. Но, знаешь, несмотря на то, что в этой новой школе у меня появился один из лучших друзей-единомышленников, с которым мы бренчали на гитаре, обменивались музыкой, долго разговаривали о жизни (и с которым я, кстати, общаюсь до сих пор), этот класс так и не стал мне родным. Это я прочувствовал спустя одиннадцать лет на встрече одноклассников. Было как-то не очень уютно: посидел со всеми в баре, послушал их разговоры, перекинулся с кем-то парой фраз и вскоре уехал.
Итак, подведем небольшой итог.
С одной стороны, перемены — это возможность начать что-то новое, если у тебя не заладилось на привычном месте. Почти у каждого человека временами возникает желание удрать подальше, где тебя никто не знает, чтобы начать все с чистого листа.
С другой стороны, нет никакой гарантии, что на новом месте будет лучше. Иногда ненавистные, надоевшие до колик в печени люди из твоего привычного окружения остаются родными на всю жизнь. Как говорил персонаж одного из моих любимых ужастиков, «этот парень был, конечно, баран, но это был МОЙ БАРАН!».
Подумай об этом, когда тебе вдруг захочется все бросить и сменить обстановку.
Дрейф
Раз уж заговорили о депрессии…
Один поэт говорил, что любви все возрасты покорны. Так вот, от депрессии тоже никто не застрахован — ни юноша сопливый и безусый, ни седовласый и умудренный жизнью старец. Под «депрессией» я сейчас подразумеваю не медицинское понятие (врачи говорят, что на самом деле это реальная и очень серьезная болезнь, которую следует лечить пилюлями), а такое человеческое настроение, при котором хочется забиться в угол и пореветь, повторяя как заклинание: «Все плохо, все плохо, все плохо».
Ничего необычного в этом настроении нет. Оно, словно уличный хулиган, может неожиданно выскочить из-за угла и приставить нож к горлу. С утра, казалось бы, у тебя все было отлично — ты проснулась в прекрасном расположении духа, приняла душ, плотно позавтракала, поболтала по телефону, сделала уроки, убрала какашки в клетке с хомяками, помыла посуду и полила цветы, бла-бла-бла… а потом — дзинь! — что-то случается, и весь день летит коту под хвост. Учитель придрался к твоему внешнему виду, старые подруги не желают с тобой разговаривать, кто-то бросил обидные слова. Словом, весь мир ополчился против тебя, ты никому не нужна, никто тебя не любит и не понимает…
Знакомый ход мыслей, правда? Порой из-за обычного житейского пустяка мы делаем далеко идущие выводы.
Впрочем, иногда причины для дурного настроения, которое никак не проходит, бывают действительно серьезными. Случается так, что все валится из рук, за что бы ты ни брался, жизнь постоянно делает подножки и перестает быть похожей на шкуру зебры с чередующимися белыми и черными полосками. Одна сплошная черная полоса, конца и края которой не видно! Просыпаться утром не хочется, ты ненавидишь мелодию будильника, ты отдираешь себя от кровати и думаешь, что вот, мол, настал еще один противный и тяжелый день. В конце концов, ты опускаешь руки, смотришь в небо и орешь: «Что я делаю не так?!».
Правильный вопрос. Не надо искать виноватых, хоть и очень хочется, нужно спросить себя: «Где я облажался?». Ответ обязательно найдется.
Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь в такие черные моменты. Самый главный страх — что это никогда не пройдет. Мне в твоем возрасте тоже так казалось. Но на самом деле все проходит, и порой так быстро, что ты этого даже не замечаешь.
Есть одно отличное упражнение, помогающее управлять своим душевным состоянием. Если тебе совсем уж тяжко и ничего не получается, отложи все дела и разреши себе немного «подрейфовать». В профессиональной морской терминологии дрейф — это неуправляемое движение корабля, когда капитан приказывает сушить весла, отключить двигатели, оставить в покое паруса и довериться ветру и волнам. Куда вынесет — туда вынесет. Иногда всем нам нужно остановиться, помолчать, послушать ветер и плеск воды за бортом. Скажи себе: «Так, ни фига не получается и все плохо. Окей, я беру себе один вечер на дрейф, ничего не делаю, не принимаю никаких решений и вообще ни о чем не думаю».
Как показывает практика, при таком официальном разрешении «дрейф» проходит сам собой уже через полчаса, а то и через несколько минут.
Знаю, ты сочтешь меня наивным. Кто же даст подростку время на полноценный «дрейф», когда «в школе столько задали», когда надо еще бежать на тренировку, дома кошка не кормлена, собака не гуляла (и потому обоссала всю прихожую), цветы засохли… и вообще, «какого черта ты сидишь без дела?!». Увы, это так. В среде добропорядочных родителей бытует мнение, что если ребенок будет завален по самые уши всяческими полезными делами, то времени скучать, хандрить, думать глупости и нарушать безобразия у него просто не останется, и тогда вырастет он счастливым человеком… «Ха-ха» три раза! Именно от таких нескончаемых «полезных нагрузок» даже у взрослых людей часто едет крыша, чего уж говорить о детях. Так что «дрейф» — дело святое, и на него обязательно нужно находить время, несмотря на все важные записи в твоем ежедневнике.
Героиня культового американского романа «Унесенные ветром» Скарлетт О’Хара в минуты душевного расстройства говорила себе: «Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра». Гениальный рецепт.
P.S. Не путай глаголы «дрейфовать» и «дрейфить». Это очень разные понятия.
Ди Снайдер
Что еще помогало мне в те годы пережить тоску? Самые простые вещи: кино, музыка, книги, прогулки по родным улицам и дворам. Вспомни ту линию из зубочисток, о которой я рассказывал тебе выше.
Настоящей отрадой стала для меня книга, которую взялся публиковать очень популярный у школьников и студентов советский журнал «Ровесник». Он тогда печатал не только серьезные статьи, но и обзоры видеоновинок, новости шоу-бизнеса, интервью с музыкантами и прочую дребедень, которой сейчас полно в интернете. Называлась книга «Курс выживания для подростков», а написал ее один лохматый чувак из американской группы «Twisted Sister» по имени Ди Снайдер (погугли, посмотри на эту страшную физиономию времен восьмидесятых).
«Настоящая отрада» — это слишком скромно сказано. Книга взорвала мой мозг. Если до тех пор мне казалось, что только я один на целом свете такой чудик, то Ди Снайдер уже в первых абзацах развенчал мое заблуждение, заявив, что сам в юности был мерзким типом. «Ура! — подумал я. — Теперь нас двое!».
«Курс выживания» публиковался в течение года — номера со свежими главами в наш почтовый ящик почтальоны закидывали каждый месяц. Пару раз по каким-то причинам журнал не доходил, я рвал на себе волосы и угрожал взорвать почтовое отделение. В своей работе американский волосатый рокер убеждал подростков всего мира, что все их проблемы не новы, что взрослые — инопланетяне, заброшенные к нам с Альфа Центавра (такие же, в сущности, чудаки, которые забыли, что они сами когда-то были «мерзкими типами»). Ди Снайдер не стеснялся ничего — ни разговоров о сексе, ни размышлений о вредных привычках, ни пренебрежения к членам семьи (знаменитая глава под названием «Не могу с ними жить, а пристрелить жалко»). При этом он разговаривал с читателем на близком и понятном ему языке, не выпендривался и не старался казаться лучше, чем он есть на самом деле. Я никогда раньше не слышал группу «Twisted Sister», но ее лидер стал для меня «своим в доску» парнем. Он сделал то, чего не сумели (или не хотели) сделать все наши учителя, педагоги и другие умные и взрослые наставники. Он избавил подростков от некоторых страхов и заблуждений, и сделал это легко, играючи, изящно.
Несмотря на то, что книге уже больше тридцати лет, а ее автор из волосатого бунтаря превратился в добропорядочного дедушку, она актуальна до сих пор. Очень рекомендую.
Не будь козленочком
Алкоголь и сигареты я впервые попробовал уже в совершеннолетнем возрасте, хотя предложения поступали и раньше. Некоторые мои одноклассники сбегали на больших переменах за угол, чтобы попыхтеть, и крепко нахлобучивались дешевым портвейном на каких-нибудь внешкольных вечеринках. Но меня это не интересовало — и круг общения другой, и было чем заняться в свободное время.
Я решил пригубить, когда мне стукнуло восемнадцать лет. Тот день рождения стал неким волшебным колокольчиком: еще вчера было нельзя, а сегодня вдруг — дзинь! — и уже можно. Вот за большим семейным столом собрались родители, сестры и братья, тетки и дядьки, и я такой с важным видом торжественно подставляю бокал: «плесните-ка мне винца». Плеснули. Я попробовал. Ничего не понял… и забыл об этом на целый год.
«Испортился» я уже в армии. На втором году службы местные гражданские парни притащили бутыль самогона в наш офицерский клуб, где я в свободное от основной службы время занимался организацией досуга для жителей городка. Вот тогда я и прочувствовал, что это за гадость. Поначалу было весело, легко, беззаботно, перед глазами все плыло и кружилось… а потом жутко трещала голова и было немного стыдно.
Что касается курения, то на него я тоже подсел по глупости. Все бойцы-сослуживцы вокруг курили, «стреляли» друг у друга, обменивали сигареты на сладкие булки, конфеты и хлеб с маслом. Один я, как мальчик-зайчик, стою рядом и в носу ковыряю. Чем я, блин, хуже!
Ощущения от первой сигареты были отвратными, будто кто-то воткнул мне в рот выхлопную трубу от автомобиля. Меня тошнило и рвало, неприятно кружилась голова, в мозгу пульсировала только одна мысль: «Больше никогда и ни за что!».
Когда неприятные ощущения меня отпустили, я повторил эксперимент. Реакция организма была той же, но отпустило уже быстрее, поэтому я попробовал снова… и снова… и снова… и, наконец, втянулся. Отныне я тоже покупал сигареты в гарнизонном магазине, важно пыхтел, выпуская дым из носа, «стрелял», угощал, обменивал на булки. Я был как все.
Вот это проклятое «быть как все» доставляет нам, молодым идиотам, больше всего неприятностей. Но разве не этому учили нас семья и школа? Не выделяться, не выпендриваться, ходить строем, помалкивать в тряпочку, не привлекать к себе внимания. Вот и доигрался. Все вокруг курят — и я буду! Пустили по кругу бутылку — и я глотну, а то еще решат, что я какой-нибудь сосунок. «Слабо, чувак?!» — «Да ни фига!».
На этом попадаются очень многие. Уверен, что и в твоей жизни будут подобные соблазны, поэтому я дам тебе сейчас один совет — от чистого сердца и только из самых лучших побуждений, а не потому, что я взрослый и ты должна меня слушаться.
НЕ ВЕДИСЬ! ОТКАЖИСЬ! ПОШЛИ ПОДАЛЬШЕ! ИНАЧЕ БУДЕШЬ ЖАЛЕТЬ!
Поверь мне, все до единого курильщики мечтают о тех временах, когда они не курили, и хотели бы в них вернуться. Не все в этом признаются, но мечтают — все. И каждый курильщик начинал по глупости, «за компанию», «чтобы просто попробовать», «чтобы не выглядеть слабым или трусом». А потом не смог соскочить.
С алкоголем несколько сложнее. К нему отношение в обществе более терпимое. Почти у всех на праздничном столе обязательно стоит бутылочка чего-нибудь горячительного, в новогоднюю ночь обязательно надо стрельнуть пробкой от шампанского, в жаркий день на природе хочется освежиться холодным пивком. Вроде привычное дело, чуть-чуть всего, что тут такого…
Увы, «чуть-чуть» у нас не бывает.
Мне бесконечно стыдно за то, что тебе приходилось видеть меня кривым, неадекватным, с трудом подбирающим слова. Мне неловко от воспоминания о том, как мы отправились с тобой однажды в кино, но развернулись на полпути и пошли обратно, потому что я бесконечно поскальзывался и падал. У меня сердце кровью обливается, когда я вспоминаю твое испуганное личико.
В общем, нет, нет и еще раз нет.
Конечно, избавиться от вредных привычек можно — есть как минимум один замечательный действенный метод, которым я однажды успешно воспользовался, и ты о нем знаешь. Те несколько лет, что я был полностью свободен от любых форм допинга, кроме кофе, не бегал каждые полчаса покурить и не падал лицом в салат на праздниках, были едва ли не самыми счастливыми в моей жизни. Это время можно вернуть, если принять твердое решение, но лучше все-таки просто никогда не начинать.
Попомни мое слово.
Да пребудет с тобой Сила!
Тебя может удивить моя откровенность. Казалось бы, зачем я выволакиваю это на весь белый свет? Ведь книгу может прочитать кто угодно, совсем посторонние люди! Это же такие вещи, которых нужно стыдиться. В конце концов, это наше с тобой внутрисемейное дело — ну, было и было, кто ж без греха. Что теперь обо мне подумают!
Это хорошие вопросы, подводящие к важной теме.
Нужно уметь признавать свои ошибки. Для этого не обязательно вставать на табуреточку и громко кричать на весь зал, что ты такая сволочь не по своей воле, а потому что у тебя в роду до седьмого колена одни засранцы и наследственность кривая (кстати, плохой вариант — валить на предков). Достаточно честного, спокойного осознания и признания в том, что ты в чем-то был не прав.
Однако при всей кажущейся легкости, это дело непростое.
Некоторым людям признать и принять свою неидеальность чертовски трудно. Нет, они, конечно, ночью под одеялом будут бормотать: «Блин, чего же я за чмо такое бестолковое?!», — но при свете дня и вслух костьми лягут, но докажут свою непогрешимость.
Кошмарные люди. Да-да, я нисколько не преувеличиваю.
Я знаю таких. Общение с ними похоже на перекидывание дерьма совковой лопатой из сидячего положения (обожаю эту метафору и сую ее всюду). В самых, казалось бы, обыденных житейских ситуациях, когда достаточно будет короткой фразы «извини, я не прав (а)», после которой всё пройдет и забудется, эти вредины расшибутся в лепешку, но докажут, что ты обвиняешь их незаслуженно. Самая простая иллюстрация — споры супругов, проживших много лет вместе.
«Дорогая, я миллион раз просил не трогать эту штуку у меня на столе! Как я теперь ее соберу?!» — «А зачем было оставлять ее тут?! В следующий раз пыль со стола сам вытирай!».
Ну, все же просто: либо ты действительно не суйся с тряпкой в кабинет мужа, особенно в его отсутствие, либо, если случайно уронила на пол изобретенный им вечный двигатель, извинись и предложи отнести прибор в мастерскую по ремонту стиральных машин. Так нет ведь, надо огрызнуться в ответ и напомнить мужу, что он сам дурак.
Или вот еще:
«Дорогой, ты еще долго будешь собираться? Мы с доченькой уже вспотели». — «А какого черта ты вечно прячешь мои носки?!».
Казалось бы, не раскидывай грязные носки по всей квартире, следи за ними сам и не заставляй домочадцев тебя ждать, но нет — надо гавкнуть в ответ.
Я привел самые примитивные и даже, наверно, смешные примеры. Но поверь, что тотальная неспособность человека признать свою неправоту (даже в таких мелочах!) приводит к более серьезным конфликтам и недоразумениям.
Человек, который всегда прав и «никогда не совершал ошибок» — сущее наказание для окружающих. С ним невозможно вести нормальный разговор, невозможно о чем-то поспорить, чтобы найти истину. Твои аргументы, доказательства и справедливые упреки будут отскакивать от него, как теннисный шарик от стены. Ты ему про Фому — он тебе в ответ про Ерёму. Ты напомнишь ему, в чем он ошибся, а он тебе — «сам козел!». Самое печальное, что этот тип после такого «продуктивного» разговора останется в полном порядке и прекрасном расположении духа, а ты уползешь с поля боя в разбитом состоянии, словно целый день орудовал той самой совковой лопатой, наполненной какашками.
Дам тебе два важных совета по этой теме.
Первый: старайся сама не быть такой. Я понимаю, что все мы живые люди, что нам бывает неприятно и стыдно в чем-то облажаться, кого-то подвести или обидеть. Хочется нацепить толстую броню и отбиваться от упреков тяжелой дубиной до последней капли крови. Но пойми, что нет ничего страшного и предосудительного в том, чтобы протянуть к собеседнику открытую ладонь и сказать: «Да, прости, мой косяк». Это не отступление, не сдача позиций и не слабость. Извиниться и признать ошибку — это ПРИЗНАК СИЛЫ. Поверь мне, понимание и ясность упрощают и обогащают отношения.
Важное пояснение: если человек извинился и его извинения были приняты — всё, тема закрыта навсегда. Нельзя постоянно долбить за совершенную когда-то ошибку, ведь даже Уголовный кодекс не велит расстреливать человека больше одного раза. Если тебе всё же продолжают периодически напоминать о том, в чем ты уже искренне раскаялась, можешь смело послать человека подальше и прекратить с ним общение.
Второй совет…
…Не корми тролля
Ты знаешь, кто такие «тролли». Это мелкие и подленькие человечки, которые с хитрой ухмылкой втыкают тебе иголку в мягкое место и наслаждаются тем, как ты орешь.
Кажется, что троллей слишком много развелось именно в последние годы, будто их специально стали выращивать на каких-то высокогорных плантациях (что, в принципе, не так уж далеко от истины). На самом деле, они существовали всегда, только назывались иначе, да и способов доставать порядочных людей у них было значительно меньше. С появлением интернета и социальных сетей эта публика получила в руки мощное оружие.
Впрочем, бог с ним, с интернетом, там все предельно ясно: не нравится тебе человек, не разделяешь ты его точку зрения или понимаешь, что он пришел на твою страницу исключительно с целью нагадить в душу — отправляешь его в бан. Признаюсь, мне поначалу давалось это непросто, я заводился и вступал в спор с людьми, которые, кривляясь, уверяли меня в том, что земля плоская и держится на трех китах. Разумеется, я выходил из этого спора побитым и пристыженным, а тролль, прихлебывая чай с малиной, шел гадить дальше. Но со временем умение включать так называемый «бан-хаммер» (виртуальный молот на глупую башку) обязательно придет.
С троллями в реальной жизни дела обстоят несколько сложнее. Это в большинстве своем те самые спорщики, о которых я говорил выше, — люди, так и не научившиеся быть неправыми. В личном разговоре или по телефону они будут выводить тебя из себя, доказывая, что это ты не права. Они постоянно уводят тебя от темы разговора, любые твои аргументы и претензии возвращают тебе же (знаменитое и всегда надежное «сам дурак»), не отвечают на четко поставленные вопросы и справедливые претензии… в общем, добиться от них чего-то путного, как правило, не получается. Общения с такими людьми лучше избегать, но если не получается, придется тебе учиться защищаться. Точнее, беречь свою психику.
Прежде всего, пойми: перед тобой — тролль. Определить это не так сложно, как кажется на первый взгляд. Если ты чувствуешь, что в процессе разговора ощущаешь постоянный дискомфорт — тебе, например, неудобно отвечать на вопросы, тебя вынуждают оправдываться, вызывают у тебя чувство вины — это уже тревожные звонки. Тебя словно загоняют в угол. Это уже не разговор, это психологическое избиение. Каждая твоя новая фраза, каждый твой новый шаг — это шаг в трясину. Ты утопаешь, погружаешься все глубже и глубже, ты тонешь в этом болоте, и единственное твое правильное действие в подобной ситуации — уйти. Не буду врать, это сложно, этому надо учиться. Я сам набил кучу шишек и испортил не один миллиард нервных клеток, пока не понял, как этому противостоять.
Например, не стоит отказываться от знаменитого и популярного метода «морда кирпичом». Тебя обвиняют? Окей, ты признаешь!
«А ты жирная!» — кричит тролль, пытаясь тебя достать.
«Да, блин, я поправилась, меня это печалит, но я буду работать над собой».
«У тебя ноги кривые!», — истерит тролль.
«Серьезно?.. Ой, да, черт, действительно, спасибо, что заметила!».
«Да ты… да ты ващще!», — истекает кровью тролль.
«Да, я ващще!», — заявляешь ты с легкой улыбкой.
Смекаешь?
Не корми тролля. Не ввязывайся в разговор, у которого только одна цель — вывести тебя. Признавай свою неидеальность, не защищай свои недостатки и ошибки… и обязательно награди эту сволочь улыбкой.
Милая, это сложная наука, которую я постигал много лет. Сейчас я учу тебя навыкам, которые сам не всегда могу использовать. Казалось бы, вот уже под попу лет, а меня иногда до сих пор ловят и разводят. Правда, значительно реже, чем раньше. Надеюсь, некоторое количество нервных клеток мне все же удалось спасти.
Учись и ты, малыш. Не поддавайся.
Виновата ли я?
Сейчас я тебе расскажу об очень сложном чувстве, которое меня иногда обуревает. Получится несколько сумбурно, ты уж извини. Начну издалека.
Я тебе уже рассказывал о занятиях боксом и о том, что мне очень сложно ударить человека (помнишь того парня, которого я отдубасил во втором бою городских соревнований?). Я забыл добавить, что с тех пор я еще и не очень люблю выигрывать. Понимаешь ли, мне жаль побежденного. Согласен, это совершенно дурацкая установка. Как же добиваться успеха в жизни, если бояться побед?
Нет, я их не боюсь. Как любой нормальный и амбициозный человек, я стремлюсь к ним. Победа окрыляет, вселяет уверенность, дает силы двигаться вперед. Особенно здорово, если тебе удалось одержать победу в поединке с сильным соперником. Вот где самый кайф!
Ну, а если соперник заведомо слабее?
В юности мы часто устраивали домашние чемпионаты по настольному хоккею. Это были феерические битвы с турнирными таблицами, игрой на вылет и настоящими призами. Участвовали все домочадцы, кто хоть немного владел этой старой-доброй игрушкой. Истинных мастеров и профессионалов из шести человек было только двое — я и мой двоюродный брат (секундант в боксе). Остальные четверо, включая моего отца, серьезно нам уступали, плелись где-то ближе к низу турнирной таблицы. Когда играли лидеры, хоккейная коробка просто летала по дивану, зрители не успевали следить за шайбой и комбинациями маленьких металлических хоккеистов. Настоящая спортивная страсть, хоть и в уменьшенном масштабе! Сильного соперника и основного конкурента в борьбе за золотые медали мне искренне хотелось завалить, да еще и с крупным счетом. Иногда удавалось, иногда нет — спортивная удача переменчива.
Но когда играть со мной садился откровенный слабачок, меня раздирало чувство неловкости. Я не мог у него выигрывать! Он медленно крутил спицы, неуклюже перебрасывал шайбу, постоянно ее терял и в результате вытаскивал уже из своих ворот. Я видел, как соперник переживает из-за того, что не владеет техникой в той же мере, что и я, как он кусает губы, пропуская шайбу, как он расстраивается. У меня рука не поднималась выигрывать у него с разгромным счетом, хоть тресни! Я начинал поддаваться: сознательно замедлял темп, якобы нечаянно терял шайбу, лупил мимо ворот. В итоге я, конечно, выигрывал, но хотя бы оставлял сопернику надежду на то, что в следующий раз у него получится чуть лучше.
Глупо?
Возможно. Но так я устроен.
С годами это странное чувство неловкости из-за своего превосходства перерастало в нечто большее. Мне стало неудобно создавать людям дискомфорт, и это уже не касалось ни спортивных поединков, ни каких-то других состязательных вещей. Ты, наверно, слышала такое выражение: «Не хочу быть обузой и доставлять неудобства»? Вот я примерно об этом и говорю. Доходило до смешного: заблудившись в незнакомом месте, я спрашивал у кого-то дорогу только после того, как вдоволь намучаюсь с навигаторами и картами. Ну, чего я буду приставать к людям, которые спешат куда-то по своим делам!
Вместо того чтобы кого-то напрягать, я пытаюсь сначала сделать сам. Увижу оставленную на видном месте грязную тарелку — не стану выговаривать виновнику, а уберу ее. Ты наверняка заметила, что я периодически уношу на кухню твои кружки и чайные ложки, которых после чаепития в комнате скапливается столько, будто у тебя несколько ртов. Знаю, это непедагогично по отношению к тебе — ты невероятно разбалтываешься — но это свойство моей натуры. Так у меня почти во всем: не устраивай долгие переговоры и препирательства, не укоряй и не уговаривай. Если можешь решить проблему самостоятельно — решай.
Не скажу, что это верный подход, но в основе такого поведения лежит мое нежелание вызывать у людей чувство вины и обязанности. Я начал с банальных примеров с тарелками и чашками, но речь идет о более серьезных вещах.
Чувство вины — тяжелая ноша. А ПОСТОЯННОЕ чувство вины — это верный путь к неврозу. Чьи-то вечные упреки в твой адрес, жалобы на то, что ты не так выразилась, чего-то не сделала, не пришла вовремя, не выполнила свою работу достаточно хорошо, о чем-то забыла — все это сильно подрывает веру в себя. Мы несовершенны, мы допускаем ошибки, косячим и порой действительно заслуживаем нареканий, но нельзя позволять другим людям вводить тебя в непроходящий транс.
К сожалению, этим часто грешат родители. Почему-то многим взрослым кажется, что дети обязаны им своим появлением на свет (будто дети просили их рожать, ха-ха). Обязаны тем, что они сыты, одеты, имеют игрушки и развлечения — в общем, предки возятся с ними, а в ответ получают черную неблагодарность в виде непослушания. Если слишком часто повторять эти упреки и претензии, у ребенка возникает то самое чувство вины, которое начинает потихоньку разъедать изнутри. Не вовремя встал утром — виноват. Из-за тебя мама или папа опоздали на работу — провинился. Опрокинул на себя банку варенья — да что ж ты за растяпа такая, сколько можно за тобой стирать! И так далее. Я не утверждаю, что нужно совсем не обращать внимание человека на его ошибки, оплошности и сознательные проступки, но делать это систематически и с особой страстью ни в коем случае нельзя.
Иногда нужно проявить терпение, иногда достаточно просто улыбнуться, потому что проступок может не заслуживать громких разбирательств и уж тем более ругани. Ты знаешь, что такое такт? Это умение почувствовать момент, когда лучше промолчать, дабы не заставлять кого-то считать себя балбесом.
Я не люблю, когда человек отводит от меня глаза. Я не хочу, чтобы он испытывал вину передо мной. Даже если он виноват, мне будет достаточно простых извинений. Постоянное чувство вины порождает страх, а «там, где страх, места нет любви», как пелось в одной известной песне группы «Агата Кристи».
ОДНАКО! Во всем нужен здоровый баланс, дорогая. Надо нащупать золотую середину. Превращаться в тряпку, о которую окружающие будут вытирать ноги, тоже не стоит. Кроме того, боязнь беспокоить людей часто приводит к самоизоляции и вырабатывает привычку носить свои проблемы в себе, а постоянно носить проблемы в себе — это как целый день сдерживаться, чтобы не пукнуть. Кишечник бомбанет!
Школа, сколько ж ты знаний дала — вспомнить страшно
Ее я закончил с трудом. Нет, я не был каким-то хронически неуспевающим оболтусом. Просто к концу последнего учебного года я уже абсолютно ничего не соображал. Контрольные по алгебре и химии списывал у друга, а если у нас не совпадали варианты, он тупо решал их за меня. В мою голову учеба уже не влезала — точнее, не влезали точные науки. Если литературу, историю и географию я худо-бедно одолел, то все остальное мне с таким же успехом можно было преподавать на французском языке. В моей черепушке тогда были книги, не входящие в школьную программу, музыка, гитара, кино и прочая чушь, которая вряд ли могла пригодиться при поступлении в институт.
По этой причине я уже в те далекие годы задумывался: почему нам в школе в голову вбивают миллион разных вещей, которые не пригодятся не только в вузе, но и в обычной жизни? Конечно, хорошо быть разносторонне развитым и образованным, кто ж спорит! Прикольно при случае в какой-нибудь компании ввернуть пару умных словечек типа «релевантность» или «флуктуации», познакомить жующую публику с немецким романтизмом, провести метафизический анализ воли друзей, убежавших в магазин за добавкой. Несомненно, иногда твои глубокие познания могут произвести впечатление на окружающих, но стоят ли они таких усилий?
Я был и остаюсь сторонником дифференциации образования (вот видишь, какие умные слова знаю). Проще говоря, по моему мнению, было бы здорово, если б школьники могли выбирать то направление в обучении, которое им наиболее близко, в котором они могли бы проявить все свои умения. Соображаешь ты в математике, щелкаешь как орехи эти дроби и логарифмы — занимайся вплотную математикой, не терзайся вопросом, на кой черт Герасим утопил своё Муму. Или наоборот: лирика Пушкина тебе больше по сердцу, чем валентность водорода, ну так усиливай именно это направление. История, география, биология, обществоведение — в школе очень много интересных дисциплин, в которых каждый ученик может найти себя. Но проблема в том, что у подростков не хватает ни времени, ни сил равномерно и гармонично вместить в себя все это многообразие. В итоге получается, что «мы все учились понемногу чему-нибудь да как-нибудь».
Я ведь еще застал эпоху нормальных выпускных экзаменов, когда приходилось вспоминать и заново проходить материал, вытягивать билет с вопросами и отвечать на них своими словами. Даже если ты не помнишь ответа точно, все равно пытаешься рассуждать, размышлять. Учитель в этом случае оценивает не только твои знания, но и умение излагать мысли.
Сейчас школьников уже с начальных классов готовят к единым государственным экзаменам. Запомнил ответы на сотню вопросов, вставил галочки в нужных местах, подчеркнул нужный вариант, заработал свои баллы — и все, гуляй, Вася, можешь засунуть свои «флуктуации» куда подальше.
Чувствуешь разницу?
Я вовсе не убеждаю тебя «забить» на учебу в целом или на какие-то отдельные предметы, которые тебе не даются. В конце концов, умения разбираться с дробями или вычислять площадь прямоугольника еще никому не мешали, как и владение грамматикой, пунктуацией и понимание мотивов глухонемого Герасима. Чем больше знаешь, тем большими возможностями располагаешь («чем меньше знаешь, тем крепче спишь», хи-хи). Знала бы ты, как могут раздражать собеседники в интернете, которые, например, пишут неграмотно — либо вставляют запятые куда ни попадя, либо не используют их вообще, постоянно путают окончания «тся» и «ться», бесцеремонно обращаются с падежами. Думаешь про себя: вот вроде умный человек, разбирается в вещах, до которых тебе как до Китая на пузе, а напишет «всё, что не делаеться, то к лутшему», так хоть на стену лезь.
Способность грамотно, внятно и красиво (да-да, красиво) излагать свои мысли — один из важных инструментов достижения успеха, а если при этом ты еще будешь располагать знаниями в самых разных областях, то это только поможет тебе в жизни. Но все же хочу отметить: постарайся как можно скорее понять, что именно у тебя получается лучше всего, к чему у тебя душа лежит и чего сердце просит. Как-то недавно по дороге домой ты задала вопрос: «Чем мне заниматься? Я чего-то пока еще не придумала». Я тебе ответил тогда и повторю здесь.
Сейчас, в твоем возрасте, самое время начинать искать себя. Кто ты — гуманитарий или технарь? Будущая бизнесвумен или «звезда» кино? Домохозяйка или губернатор? Увидишь свою цель — найдешь к ней пути-дороги, сосредоточишься на тех областях образования, которые тебе помогут.
Но помни и другое: жизнь может рассудить по-своему. Включи телевизор на любом развлекательном канале: ведущие, продюсеры, сценаристы и актеры популярных ситкомов и шоу-программ — сплошные обладатели дипломов экономистов, архитекторов, инженеров, строителей. Во время учебы в институте пошли играть в КВН, попали на телевидение, и теперь их оттуда палкой не выгонишь. Страна, конечно, благодарна выпускнику медицинского института Вячеславу Дусмухаметову за сериал «Интерны» и другие успешные проекты, но из него мог получиться и отличный врач, спасавший сотни жизней (впрочем, может быть, он таким образом их и спасает, заставляя смеяться? как знать…).
В общем, доченька, постарайся не забрасывать учебу, какие бы соблазны тебя ни окружали.
P.S. Как ты знаешь, я сам институт не закончил — ушел на третьем курсе, потому что был уже староват для парты, да и скучно стало.
P.P.S. Экзамен по русскому языку я бы сейчас не сдал — ни черта не помню в теории, все эти склонения, спряжения и приставки с суффиксами. Но вот ты читаешь эту книгу. Есть какие-то сомнения в моей образованности?
Кстати, интерес ко многим учебным дисциплинам я обнаружил в себе уже после школы: и классическую литературу начал читать по-настоящему, и английский язык подтянул, и в историю погрузился. Выводы делай сама.
Важнейшее из искусств
Нас с тобой обвиняют в чрезмерном киноманстве. Говорят, что мы валяемся все выходные на диване перед экраном, бездельничаем. Смешные такие обвинения…
Я уже пытался объяснить доброжелателям, что это для них поход в кино или просмотр фильма в домашних условиях — всего лишь развлечение наподобие шопинга или заказа пиццы. Для нас с тобой кино — священная корова. Пища для ума, переживания для сердца, бальзам на раны и повод для долгих разговоров «за жизнь». Да, иногда мы действительно всего лишь развлекаемся какой-нибудь легкомысленной комедией, но я всегда старался и буду стараться показывать тебе фильмы умные, важные, великие, глубокие, к какому бы жанру они ни относились. В тех же непритязательных, на первый взгляд, комедиях иногда смысла бывает больше, чем в толстых книжках тренеров по психологии. Вот недавно мы посмотрели фильм с Адамом Сэндлером «Клик». Вроде все тот же забавный недотепа Сэндлер, вы только представьте его физиономию и все поймете! Но ты в финале всплакнула и задумалась. Комедия оказалась с грустинкой.
Любовь к кино я прививал тебя с малолетства. Сначала это были простые мультики — целая стойка дисков, которые я начал скупать задолго до твоего рождения. Твоя мама усмехалась, когда в магазине аудио- и видеопродукции я останавливался возле стеллажей с фильмами «Диснея» и студии «Пиксар»: «В детство ударился?». Я отвечал, что все покупаю для тебя, и это была истинная правда. Впрочем, мультфильмы я и сам люблю.
Кстати, у меня порой вызывают недоумение некоторые «диванные критики», которые любят затянуть песню: «Вот в нашем детстве были мультики — „Винни-Пух“, „Серая шейка“, „Ну, погоди!“. Современное американское говно ни в какое сравнение с ним не идет!».
Ребята, я тоже люблю нашего «Винни-Пуха», но вы, например, «Холодное сердце» видели? А «Полярный экспресс»? А «Паранорман»? Помолчали бы…
Дальше у тебя были фильмы посложнее, хоть и семейные, но уже с элементами серьезной драмы. А потом и вовсе пошли триллеры. До сих пор вспоминаю, как ты уговорила меня посмотреть ремейк «Рассвета мертвецов» Зака Снайдера. Половину фильма ты провела у меня под мышкой, но все же досмотрела до конца. Сколько ж лет тебе было, дай бог памяти… кажется, восемь.
Твои вкусы и пристрастия постепенно усложнялись. За год до «Мертвецов», в семь лет, ты посмотрела всего «Гарри Поттера». Я всего лишь хотел показать тебе пару первых фильмов, наиболее подходящих для твоего возраста, но, как говорится, девочка вошла во вкус, и, начиная с «Узника Азкабана» Альфонсо Куарона — пожалуй, самой артистичной и понтовой части всей франшизы — тебя было уже не остановить. Примерно в то же время ты одолела и «Звездные войны», все шесть классических фильмов. Понятия не имею, как ты усидела, но тебе было интересно, и ты не просто таращилась в экран, а понимала и усваивала все, что там происходит. Со временем ты стала интересоваться работами определенных режиссеров, потом начала узнавать актеров. В девять лет нашла коса на камень — «Кладбище домашних животных» оказались для тебя слишком сильным зрелищем. Я получил тогда от твоей мамы нагоняй, но что-то мне подсказывало, что ты справишься с эмоциями и в будущем будешь щелкать такие фильмы как орехи. И я был прав: после «Кладбища» ты заинтересовалась творчеством Стивена Кинга (последнее по времени твое достижение — свежая экранизация «Оно»), за милую душу пошел М. Найт Шьямалан. Потребности растут, ты требуешь больше и больше новых картин, впечатлений и эмоций. На прошлой неделе я рискнул познакомить тебя с «Великим Гэтсби» База Лурманна. Тебе понравилось.
Знаешь, что меня больше всего воодушевляет? Ты умеешь сопереживать и серьезно воспринимать то, что происходит на экране. Я знаю людей, которые смотрели «Титаник» с совершенно каменным лицом, и я не понимаю, что у них там в груди. Самое яркое впечатление в нашей с тобой киноманской жизни — реакция на «Изгоя» с Томом Хэнксом. Ты так болела за него в эпизоде, когда волейбольный мячик по имени Уилсон оторвался от плота и поплыл в открытое море: «Ну, догоняй! Догоняй же!!!». Боже, как ты ревела, когда у Тома ничего не получилось! «Отходняк» продолжался, наверно, полчаса. Я был в шоке.
Словом, сотни и сотни фильмов за десять лет просмотрели мы с тобой — и комедии, и драмы, и триллеры, и боевики, и фильмы-катастрофы. И останавливаться не будем, правда? Для тебя это в какой-то степени воспитательно-образовательный процесс: хорошее кино учит думать, рассуждать, чувствовать, различать добро и зло, черное и белое, подлость и благородство. Это огромный и богатый красками мир. Круче могут быть только книги.
Ты спросишь: зачем я тебе все это сейчас пишу? Ты ведь и сама все знаешь.
А это не тебе, дорогуша. Это тем нашим доброжелателям, которые считают, что мы с тобой дурака валяем.
Двигаемся дальше, к следующему пункту моей сумбурной биографии.
Служить был рад
Не знаю, что тебе рассказать о службе в армии. Во-первых, ты девчонка. Во-вторых, даже если я буду подробно разъяснять каждый непонятный пункт, ты вряд ли сможешь все это прочувствовать.
Ладно, попробую остановиться на основных моментах.
Что армии мне не избежать, я понял почти сразу после окончания школы. Я мог бы откосить, если бы поступил в институт, где есть военная кафедра. На время учебы студентам предоставляют отсрочку, а потом они и вовсе освобождаются от службы. Но ведь это ж надо было поступать, а мне, лоботрясу, проходить через новые экзамены по тяжелым предметам ой как не хотелось. Школа окончательно разъела мой творчески мозг, а убогий аттестат не позволял поступить «автоматом». Единственное место, куда я теоретически мог бы пролезть, это институт культуры: надо было всего-то выполнить творческое задание, пройти собеседование и написать сочинение. Будущая профессия — массовик-затейник! Но у этого заведения не было военной кафедры, то есть после окончания института я все равно пошел бы в армию, хоть и на один год вместо двух, зато уже в 22-летнем возрасте. «Лучше сейчас, со своими ровесниками», — подумал я и не стал никуда поступать.
Армия стала для меня очень серьезным испытанием, с которым не сравнится ни смена школы, ни переезд в другой город. Шутка ли — на целых два года покинуть родной дом! Жизнь сделала резкий и крутой поворот, «интеллигент в первом поколении» нацепил военную форму, кирзовые сапоги поверх портянок и пошел защищать Родину.
Его бы кто защитил…
За первые полгода службы я узнал много нового, в том числе и о себе. Например, что я могу все время хотеть жрать и умею спать стоя. Что самое лучшее время дня — это ночь. Что если намотать на кулак вафельное полотенце, то на груди не будет синяков от ударов. Что я могу одеваться за тридцать секунд. Что ничего, кроме гитары, я в руках отродясь не держал… В общем, список будет длинным.
Но я также и многому научился. Например, ловко орудовать иголкой и ниткой (отсутствие нормальных условия для стирки формы заставляло ежедневно пришивать к внутренней стороне воротника полоску белой ткани). Еще мыть полы, копать промерзшую землю, ремонтировать обувь, класть кирпич, замешивать раствор, чистить картошку в промышленных количествах, целую неделю ходить в одних и тех же трусах и с грязной головой (банный день — четверг). В армии ты предоставлен самому себе, захочешь нормально жить — всему научишься.
Знаешь, у нас в стране всегда было принято считать, что армия — это настоящая школа жизни, суровое, но полезное испытание для мужчин, которое должен пройти каждый. Любой мальчик, начиная с детского сада, привыкал к мысли, что он — будущий защитник Родины. Это уж потом его учили (или, скорее, НЕ учили) быть хорошим папой и мужем, строителем дома, охранителем семьи, а сначала ему, сопливому юнцу, на 23 февраля дарили пластмассовый автомат, на голову цепляли пилотку и заставляли ходить строем.
В действительности все оказалось немного не так. За два года ты можешь и вовсе не научиться воевать, но в любом случае тебе почти ежедневно придется самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность. Ты практически один на один с Жизнью и всеми ее составляющими — смелостью и трусостью, подлостью и предательством, малодушием и порядочностью. И уже не спросишь совета у родителей, не спрячешься за спины одноклассников.
Сейчас любопытно рассматривать армейские фотографии, отмечая на них свою эволюцию от бритого 18-летнего пацана с впалыми щеками до толстомордого сержанта, готовящегося к возвращению домой. За два года я хлебнул всякого — от позора до триумфа. Порой не хотелось просыпаться по утрам. Случались эпизоды, за которые мне было стыдно, иногда, наоборот, удавалось проявить себя с хорошей стороны. В итоге все закончилось более-менее достойно: и стрелять из автомата я научился на «отлично», и бегать, и прыгать, и ползать так, как того требовала Родина.
Возможно, мне повезло. Времена в стране были дикие и полуголодные, дома мои близкие едва сводили концы с концами, продуктов не хватало, деньги уже ничего не стоили, а у меня тут и трехразовое питание, и отличные теплые казармы, и нормальные командиры. К тому же я и в армии не перестал заниматься любимым делом: играл в духовом оркестре, выступал с гитарой на праздничных мероприятиях и даже немного посидел на ударных в офицерском вокально-инструментальном ансамбле. Писал какие-то статьи в газеты, работал в местном клубе (наша военная часть находилась рядом с обычным гражданским городком, где были жилые дома, магазины, школа, детский сад, девчонки, все такое). Кстати, именно там я реализовал свою детскую мечту — поработал киномехаником. Проекторы в клубе стояли древние, старые фильмы привозили из другого города, пленка постоянно рвалась, но мы не жаловались, потому что это было прикольно. Однажды мы с моим лучшим другом Сашкой Оганяном (он из Ставрополя) крутили для местных жителей французскую комедию «Беглецы». В фильме два мужика-остолопа пытались заботиться о маленькой девочке и одновременно удирать от полиции. Четырехлетняя крошка была такой милой, что на одной из самых трогательных сцен Сашка, глядя через окошко в зал, произнес:
— Вернусь домой — женюсь. И у меня родится дочка.
— У меня тоже, — сказал я.
Мы оба выполнили свое обещание.
Словом, я ни секунды не жалел, что служил. В первое время после возвращения домой меня вообще не покидало чувство, что я уже ничего в этой жизни не боюсь, что любые горы по плечу, любые проблемы решаемы, самые высокие цели достижимы. Жаль только, что с годами эйфория проходит. Слишком многого приходится бояться, и чем ты старше, тем поводов для страхов становится больше.
Стадо
Как и в случае с занятиями боксом, в армии мне преподали еще один важный урок. Точнее, прочли чертовски полезную лекцию, которая до сих пор не выходит из головы. Мне вообще везло в свое время на «учителей»…
Наш молодой командир роты (старше всего на пять лет) очень любил порядок. Он всеми силами старался искоренить дедовщину*. Точнее, командир понимал, что искоренить ее не сможет, но старался хотя бы свести к минимуму.
Однажды у меня с ним произошел такой разговор.
— Скажи честно, «деды» гоняют? — спросил старший лейтенант.
Мы сидели в канцелярии, рабочем кабинете командования роты. До меня здесь побывало еще несколько молодых бойцов. Комбат устраивал «социологический опрос с пристрастием», из-за которого «деды» серьезно напряглись: не настучит ли кто?
Я молчал. Стучать нельзя и некрасиво, стукачей нигде не любят, а в армии особенно. Даже если будут убивать ночью табуреткой, с утра ты расскажешь, что тебя задел крылом идущий на посадку вражеский истребитель.
— Я не жду деталей и фамилий, — напирал комбат, — я просто хочу понять, что с этим делать!
Не знаю, почему он решил поинтересоваться именно у меня. Наверно, потому что в моем личном деле было сказано, что я пишу книги, стихи и музыку. Стало быть, умный.
— Наверно, ничего с этим не сделаешь, — сказал я, глядя в пол.
— Тогда объясни мне, что это за фигня: вот вы стоите в одной шеренге, целых десять здоровых лбов, крепкие парни, до армии занимались спортом… стоите и терпите унижения от какого-то шибздика ростом с тумбочку! Только потому, что он прослужил на год больше вас? Что за идиотизм?! Ведь если вы захотите, таких пи….лей ему наваляете, что мало не покажется! Почему вы терпите?!
Я пожал плечами.
— Не знаешь? А я тебе скажу. Потому что вы решили, что лучше сначала немного потерпеть, а потом занять его место.
— Может, так удобно? — пискнул я.
— Кому удобно? Вам или ему?
— Всем.
Ничего путного он от меня в тот день так и не добился…
Знаешь, а ведь это действительно очень хороший вопрос: почему крепкие, смелые, волевые молодые люди количеством десять штук наложили в штаны и вытянулись по струнке перед полутораметровым шибздиком? Ну да, он прослужил дольше, у него ремень висит на яйцах, он непредсказуемый псих. Но пусть даже он со своими дружками одного или двоих наших замесит, но не десятерых же сразу!
Вот она, наша суровая реальность: нас много, но «от нас ничего не зависит». Мы лучше постоим спокойно в строю, подождем, пока шибздик не уйдет на дембель*, а потом, глядишь, и на нашей улице будет праздник.
Ситуацию мог бы исправить сильный лидер, способный повести за собой, но иногда даже усилий вожака недостаточно, чтобы стадо сдвинулось с места. Ты помнишь сцену из «Титаника», в которой «непотопляемая» Молли Браун уговаривала развернуть шлюпку, чтобы подобрать оказавшихся в воде пассажиров:
«Как вы можете?! Ведь там ваши близкие! И места в шлюпке еще хватит!».
«Его станет еще больше, если вы сию же секунду не закроете пасть!», — рявкнул матрос, сидевший на веслах.
Никто Молли Браун не поддержал, потому что никому не хотелось рисковать — утопающие могли потопить шлюпку. Отчаянной женщине пришлось подчиниться большинству.
Красный день календаря
Вернулся я из армии двадцать пять лет назад. Для меня это уже очень-очень давняя история — лишь тени, смутные образы, подзабытые чувства и ощущения. Когда память вынимает из своих кладовых какую-нибудь совсем уж «старую песню», ты задаешь себе только один вопрос: «Господи, неужели это было?! Вот это всё — со мной?!».
Было, было, успокойся, это не кино…
С годами я перестал как-то по-особенному отмечать праздник 23 февраля. Поначалу я, конечно, гордился тем, что едва ли не единственный из своих ровесников «побывал там». Задирал нос, подтрунивал над «косарями», показывал фотографии — вот, мол, я в форме, с автоматом, не хухры-мухры! Потом с этим праздником стало происходить что-то странное.
Поздравлять стали не столько служивших и служащих, сколько вообще всех, кого угораздило родиться мужчиной. Это почему-то дико раздражало. Вот ты, весь такой из себя «защитник Отечества», принимаешь те же самые поздравления, что и твой знакомый, который писался в постель и бегал по врачам, пытаясь найти у себя хоть какую-нибудь болячку, чтобы не служить. И напиваются в этот день почти все, у кого «оборудование» между ног отличается от женского. Праздник превратился просто в День Мужчин.
Сейчас я смотрю на это спокойно, почти с равнодушием. Традицию уже не изменить, и если людям нравится тешить себя иллюзиями, что, дескать, если вдруг коварный враг нападет, то защищать Родину пойдут все, даже ссущие в постель, а значит и поздравлять нужно всех. Пусть так, мне уже все равно. Но, знаешь, задумался я вообще о природе подобных праздников.
Вот, например, День Святого Валентина. Я не предлагаю сейчас спорить о том, что это «чужой праздник», пришедший к нам с Запада (кстати, и чего такого, что с Запада? в чем ужас-то?), и что у нас есть свой, исконно русский День святых Петра и Февронии, о которых всего несколько лет назад мы слыхом не слыхивали. Я просто пытаюсь понять: зачем влюбленным нужен какой-то особый день, чтобы напомнить друг другу о своих чувствах? Вы все остальные 364 дня в году чем занимаетесь? Кто вам мешает подарки дарить и романтические вечера устраивать? Что за глупая отмашка бежать в цветочный магазин именно 14 февраля?
Или вот Восьмое Марта. Вообще атас! Просыпаешься утром раньше всех, бежишь за букетом ромашек, готовишь на кухне завтрак, чтобы подать его любимой прямо в постель. Какой ты рыцарь сегодня, мать моя женщина! Не мужик, а загляденье! Жаль только девятого марта все вернется на круги своя…
Нет, я вовсе не против, чтобы существовали все «эти дни» — и женский, и мужской, и день папы, и день мамы, бабушки, дедушки и даже домашней крысы. Ведь отмечают же свои праздники металлурги, железнодорожники и десантники! Чем больше выходных, тем лучше. Я просто искренне не понимаю, зачем нужны конкретные дни, в которые одна половина человечества бежит поздравлять другую только потому, что природа велела одним родиться мальчиками, а другим — девочками. В чем тут наша заслуга?
Наверно, я зануда, и все это — мое возрастное брюзжание от нежелания тратиться на цветы. Конечно, Восьмого Марта я сяду на телефон и начну поздравлять всех знакомых мне женщин. Их так много, елки-палки, что если кого-то забудешь, то обиду затаят до Дня Космонавтики. 23-го февраля буду сам принимать поздравления со снисходительной улыбкой, а в «День Бухого Тарантино» просто за кого-нибудь порадуюсь.
Любите друг друга, хольте, лелейте, дарите подарки, дружбу и любовь как можно чаще и не глядя на календарь.
И можно без хлеба
Не могу отказать себе в удовольствии рассказать чуть-чуть о той жизни, в которую я нырнул с головой после дембеля. В стране наступили веселые времена.
Они теперь называются «лихими девяностыми». Объяснить в двух словах, почему «лихими», будет непросто. Жителям страны, в которой нечего было жрать и надевать на задницу, вдруг разрешили зарабатывать деньги. Раньше, когда я был маленьким и учился в школе, людям деньги «давали» — за то, что они приходили на работу и что-то там делали (часто без всякой пользы), а начиная с 1992 года можно было самостоятельно искать способы их добывать. И вот люди бросились во все тяжкие: кто-то торговал шмотками, купленными в Турции, кто-то разливал пиво, кто-то таксовал. Самым доступным и популярным способом заработка в начале девяностых стала торговля. На каждом перекрестке как грибы вырастали ларьки с напитками, сигаретами, жвачками, сникерсами и прочей мелкой ерундой. Поставил будку с окошком, нанял продавца — уже бизнесмен.
Вряд ли ты сможешь себе представить тот шок, который я испытал, вернувшись из армии в родной город. Я уходил служить из страны с пустыми полками и вечными очередями за самым необходимым, а вернулся туда, где всего было завались. Ну, может не так «завались», как сейчас, но все равно разница внушительная. Колбаса, сыр, масло, сахар, мясо — и без талонов! Не все тогда научились быстро зарабатывать, чтобы это покупать, но, по крайней мере, людям предоставили такую возможность.
Итак, почему «лихие». Потому что обалдевшие от свободы граждане, получив разрешение самостоятельно строить свою жизнь, оказались к этому совершенно не готовы. Кто был покрепче и позубастее, хватали все, что плохо лежит, и шли по головам, а кто-то оказался совсем уж у разбитого корыта. Бандиты, разборки, захваты, «новые русские» богачи — в общем, бардак и безобразие. Многие не справились, поэтому до сих пор ненавидят девяностые и называют их «лихими». Но если этих бедолаг еще можно как-то понять, то совсем уж странно выглядят ребята, которые именно в девяностые годы заработали кучу денег, заняли высокие государственные посты, а теперь склоняют новейшую историю страны на все лады…
Лично для меня это было действительно веселое время. Открылся путь на сцену! Я уже говорил, что во время учебы в школе, при советском Союзе, мог только мечтать и облизываться, представляя себя артистом и музыкантом, а спустя всего несколько лет мечты стали явью. Пой, играй, пиши, твори — шансы выросли неимоверно! Все свои песни, которые ты сейчас можешь послушать, дорогая, я написал и записал именно в девяностые. Набралось штук тридцать, на целых два альбома! Мои кассеты и диски продавались в музыкальных магазинах, клипы крутились по телевизору, синглы звучали на радио. С концертами я со своей группой и сольно объехал практически всю область, выступал на десятках площадок, участвовал в рок-фестивалях, раздавал интервью. Словом, это было время творчества. Никогда больше в жизни я не испытывал ничего подобного — даже сейчас, когда со всеми этими ютубами и социальными сетями возможностей стало гораздо больше.
Из книги «Остров страха»
О, эти девяностые, благословенные девяностые! Сколько ж можно отдать, чтобы вернуться к вам хотя бы на недельку! Противоречивое было время, диковатое, не спорю, но в дикости есть стихия, а в стихии — жизнь.
В те странные годы писалось, читалось и слушалось. Не было этих чертовых гаджетов, была бумага — книги, газеты, брошюры. Были кассеты и компакт-диски. «Ace Of Base» со своим «Овощевозом», звучащим из каждого ларька на рынке, казался откровением. Деньги таскали мешками и коробками из-под ксерокса, по телевизору с утра до ночи имели в хвост и в гриву Президента Великой Страны, а тот просто насупливался и со вздохом переключал на другой канал… где его снова имели и имели.
Черт возьми, на MTV была музыка, а не познавательные программы из разряда «покрась выхлопную трубу в оранжевый цвет»!
Стреляли? Да. Взрывали? Еще как! Но парламент был местом для дискуссий и никто не искал в ЖЭКе агентов западного влияния…
И люди еще умели удивляться и удивлять.
Все ушло. Мы стали прагматичными, приземленными, мелкими, разучились видеть мир и потеряли интерес к его исследованию. Все стало слишком доступным — Анталия, Шарм-Эль-Шейх, пять звезд, «все включено». Весь этот гигантский, бескрайний, загадочный и неповторимый мир, на исследование которого у наших дедов и отцов уходила вся жизнь, полная взлетов и падений, отныне можно хранить на обычной флешке с миллионом цифровых фотографий.
А может, я просто старею…
Немного приколов из девяностых напоследок.
Газировку можно было делать из разноцветных порошков. Покупаешь пакетик под названием «Юпи», засыпаешь его в пластиковую бутылку или стеклянную банку и заливаешь водой. На вкус — ослиная моча с сахаром, но в жаркий летний день в качестве запивона вполне сойдет.
Самой популярной игровой приставкой была «Дэнди», а среди игр, картриджи с которыми нужно было покупать в магазине, пальму первенства держали «Супербратья Марио» — прыг-скок по этажам, упал — сдох. Ты видела эту штуковину, я ее брал напрокат у знакомого, мы с тобой еще в «Танки» резались. Шайтан-машина!
На уличных перекрестках бабушки торговали семечками. Поставят на асфальт ящик, на него — мешок с семечками, и пошла коммерция! Товар насыпали в газетные кульки. Прежде чем купить, ты пробовал семечки на вкус. Если они достаточно хорошо прожарены и просолены — покупаешь. Сейчас эти бабушки вымерли как класс, потому что бизнесмены наладили промышленное производство. Семечки продаются в супермаркетах — упаковка, оформление, все прилично… но кайф уже не тот.
Мобильная связь появилась где-то в середине девяностых. Причем связь поначалу была довольно забавная — односторонняя. Называлась эта маленькая пластиковая коробочка «пейджер». Ты носил его в кармане или на ремне штанов, тебе могли сбросить текстовое сообщение, переданное с городского телефона через живого оператора, например: «Купи по дороге хлеба и молока», или «Встретимся в двенадцать у памятника Пушкину». С одной стороны, глупо и неудобно — никакой возможности ответить. С другой, усвистал с мужиками в баню, сбросил жене на пейджер: «Не жди, буду поздно, ложись без меня», — и все, фиг перезвонит! Красота!
А еще мы долго не могли привыкнуть к доступности туалетной бумаги. Закупали целыми мешками и не могли нарадоваться, что больше не надо пользоваться газетами…
Ой, перечислять все эти прибамбасы можно долго, книги не хватит. Надеюсь, главное ты усвоила. Если сейчас услышишь словосочетание «лихие девяностые», не спеши делать выводы, присмотрись к человеку, который его произнес.
Педагог — это звучит гитарой по голове
В середине девяностых я трудился в детской студии при районном творческом центре, где пели и плясали ребятишки разных возрастов. Там же располагалась и техническая база нашей рок-группы. Занимался я там самыми разными вещами: и погрузкой-разгрузкой аппаратуры, и звукорежиссурой, и на детских утренниках выступал. В общем, куда пошлют — туда и пойду.
Однажды мне предложили: «Слушай, ты же на гитаре играешь. Давай кружок откроем!». Я согласился. А чего ж отказываться! Личный кабинет, прибавка к зарплате, трудовое разнообразие. Опять же статус повысится, из мальчика на побегушках и разнорабочего стану преподавателем.
Да уж…
Набрал я себе группу девчонок и мальчишек от мала до велика. Мелкие пришли действительно просто научиться играть, а девчонки из старших классов, догадываюсь, решили совместить приятное с полезным — я ведь был тогда молодой, симпатичный и волосатый рок-музыкант.
Со временем, правда, выяснилось, что научить других тому, что умеешь сам, не так-то просто. Это мне казались элементарными аккорды «ля-минор», «ми-мажор», «соль», переборы, флажолеты, септы всякие… а ребенок слушает, раскрыв рот, и ни черта не понимает. И пальцы еще у всех кривые! Смотришь на паренька, как он, бедолага, мучается, пытаясь мизинец вытянуть на полметра, и думаешь: «Какой же зверь решил тебя на гитару отдать? Почему не в шахматы?». Но я старался, медленно и терпеливо объяснял, показывал, повторял миллион раз одни и те же вещи. Я не мог просто бросить их, заявив, что преподавать — не мое призвание. Мне ведь нужно было в конце года выставить учеников на отчетный концерт, где они показали бы все, чему успели научиться.
Худо-бедно, но дотянули мы до мая. Выступили мои ребята перед отчетной комиссией (директор центра, завуч и пара профессиональных преподавателей музыки), сыграли несложные мелодии, заработали свои честные «четверки» и «пятерки», я отчитался за учебный год, сдал журнал и забил на это дело.
Не умею я преподавать. Я для этого слишком нетерпелив. Каждый из нас в чем-то мастер своего дела, чем-то владеет настолько виртуозно, что может поделиться знаниями и умениями с другими людьми, но преподавание — это особый талант. Это готовность преодолевать неудачи, это нечеловеческое терпение, усидчивость и доброжелательность. Я не считал, сколько раз мне хотелось надеть гитару на голову ученика, но точно скажу, что часто. То, что тебе кажется простым, кого-то напугает до усрачки. В музыке это проявляется особенно ярко. Придет к тебе товарищ, которому слон на ухо наступил, а ты попробуй сделать из него Пако Де Люсию (гитарист такой знаменитый). Невозможно!
Помни об этом, если вдруг приспичит поиграть в учителя.
Главное мое достижение тех лет — знакомство со своей будущей женой, твоей мамой. Если бы она тогда не пришла ко мне учиться играть, ты бы не родилась. Правда, твоя мама до сих пор не простила мне «четверку» за отчетное выступление. Мог бы и «отлично» поставить в честь наших отношений.
Я действительно не знаю, почему срезал ей один балл. Сыграла-то она без ошибок.
Кстати…
…Ты еще не устала? В смысле, тебе еще не надоело мое «бу-бу-бу»?
Я прекрасно знаю, какими навязчивыми занудами могут быть взрослые. Несешься ты куда-то по своим делам, спешишь к друзьям и подружкам, а тебя бабушка хватает за пуговицу, притягивает к себе и говорит: «Знаешь, я вот что хочу тебе сказать. Это началось много лет назад, когда Земля еще была цветущей планетой…».
В твоем возрасте не очень-то хочется вести долгие разговоры о том, какими большими раньше были деревья. Они и сейчас для тебя высоковаты. Какой интерес слушать, что там было при вашем Царе Горохе, где ни интернета, ни «Контры»…
Но я ведь не хватаю тебя за пуговицу, не так ли? Наши с тобой долгие разговоры «за жизнь», которые мы ведем во время прогулок, позволяют мне надеяться, что тебе все же интересно мое мнение. Для того я и пишу тебе эту книгу. Ты в любой момент можешь отложить ее в сторону, сделав закладку, а потом вернуться, вдоволь наигравшись с собаками, хомяками и кошками.
Если ты с ними все еще играешь…
Петька
Из книги «Томка. Начало»
Диалог с продавцом отдела товаров для животных:
— Мне, пожалуйста, корм для хомяков.
— Хорошо. Что-то еще?
— И для морской свинки.
— Да, конечно, пожалуйста.
— И для кошек сухого граммов триста.
— Угу. Это всё?
— Нет, еще для крысы давайте посмотрим.
— Хм, обязательно.
Оплачиваю товар. Продавщица смотрит поверх очков.
— А собаки у вас нет?
— Пока нет, но уже присматривается.
— Сочувствую.
Иду к машине и вспоминаю диалог из «Простоквашино»: «Надо чтобы дома были и кошки, и собаки, и лошади, и друзей полный мешок. Тогда дети пропадать не будут». — «Да, тогда родители пропадать начнут».
Уже целый год по утрам ощущаю себя фермером, обходящим свои владения и «задающим корм поросятам». Что любопытно, весь этот пушистый гвалт покупался для дочки и исключительно по ее слезным просьбам, однако ее нынешнее участие в уходе за животными ограничивается лишь короткими «сю-сю» по вечерам.
— Я хозяин фермы, — говорит она, — а ты мой рабочий.
Узнаешь себя шесть лет назад?
С возрастом мало что изменилось. Животных ты любишь, но если в детстве хватало одной кошки с каким-нибудь грызуном, то позже началось что-то вообще несусветное. По твоей просьбе я купил волнистого попугая Чико, черепаху Шарлотту, двух толстых золотых рыбок и двух улиток им в компанию, чтобы стенки аквариума чистили (когда водоплавающие все померли от тоски, ты выпросила трех разноцветных петушков, каждый из которых получил свое имя, но я их уже не помню). Что там у нас еще? А, как я мог забыть! Сущие бестии, ночные сволочи и негодяи — джунгарские хомяки! Из купленной парочки они размножились до целого стада, орали, визжали, дрались по ночам, пожирали друг друга. Поверь, я не в упрек — мой дом действительно напоминал ферму, и это было даже весело.
К сожалению, восторг от новой «живой игрушки» у тебя быстро проходит. Да, ты ухаживаешь за ними, кормишь, прибираешься в клетках, но это уже обычное «сожительство». Мне страшно сейчас представить, что однажды я мог повестись на твои просьбы купить хорька, поросенка и еще какого-то комнатного динозавра.
Тут вот какая штука, дорогая. Животные рано или поздно уходят. Дольше всех живут кошки и собаки. Ну, еще попугаи, хотя наш бедный Чико заболел и уже через два года тихо и мирно околел в углу клетки. Мне не хватало его веселого чириканья, которым он меня встречал по вечерам. Да и Шарлотта однажды не вышла из зимней спячки. Я уж не говорю о рыбках, которых если как следует перекормить, то они всплывут пузом вверх. Это естественный ход жизни, но все это несколько печально. Я помню твои слезы, когда померла первая в жизни зверушка — черно-белая морская свинка Кити. Потом «кладбище домашних животных» пополнили мышонок Скрипи, крыска Аришка, кто-то еще… Сейчас ты уже не плачешь, ты философски вздыхаешь, но я знаю, что комок в горле все равно стоит.
В юности у меня был кот-долгожитель Петька. Мохнатый сибирский крепыш. Откуда-то мы его притащили еще котенком в 1990 году. В полугодовалом возрасте он серьезно заболел — блевал, дристал и вообще дышал на ладан. В глазах словно мольба стояла: «Хозяин, пристрели, избавь от мучений». Мы с родной сестренкой повезли его в ветлечебницу. Было воскресенье, из врачей на месте торчала только дежурный фельдшер. Посмотрела она скотинку нашу и сказала: «Не жилец. Вон оставьте там на столике, завтра ветеринар придет и усыпит».
Мы тогда смалодушничали. Подростки, чего с нас взять. Оставили Петьку на столе и пошли. Но уже в дверях почему-то оба обернулись. Петрушка свернулся комочком в углу и с такой тоской смотрел на нас, что мы не смогли его оставить. Забрали домой.
Поправился он очень быстро и даже довольно неожиданно. Просто однажды в силу обстоятельств мы надолго остались с ним на улице, во дворе. Ключи от дома забыли, что ли. Петька побегал по траве, погрыз каких-то корешков, повалялся в земле…
…и через несколько дней был как огурчик!
В благодарность за то, что мы не бросили его умирать, он был нам другом восемнадцать лет. Иногда вредным, шебутным, надоедливым, но родным. Отвозили мы его спустя годы, уже старого и безнадежно больного, в ту же ветлечебницу и тоже с сестрой. На этот раз пришлось оставить. Возвращались домой молча и оба плакали.
Домашние животные — не расходный материал. Я не буду повторять эту навязшую на зубах пошлость про то, что мы в ответе за тех, кого приручили. Ты и сама все понимаешь. Сейчас у меня доживает свой кошачий век серая лохматая чучундра Дуся, помесь британской аристократки и какого-то деревенского охламона. Иногда мне хочется ее прибить…
…но когда она уйдет, мне будет ее не хватать.
Прочел — закрой
Иногда все надоедает. Даже то, что всегда любил. Вот просто уже в горле стоят эти чертовы суши и роллы! Дайте бутерброд с сыром!
Приходит время, когда ты понимаешь, что пора все менять, что так больше нельзя, что жизнь превращается в бесконечный День сурка.
Что ты делаешь, когда книга прочитана? Правильно, ты ставишь ее на полку. Если она классная, то ты обязательно захочешь вернуться к ней — либо перечитаешь полностью, либо будешь смаковать любимые места. Я, например, люблю периодически возвращаться к Сергею Довлатову. Беру любую его книгу наугад, даже не глядя на корешки, и начинаю читать с любого места. Он возвращает к жизни, наполняет свежестью, как большая кружка холодного чая с лимоном…
Меня до сих пор многие спрашивают, почему я забросил занятие музыкой. Ведь столько песен неплохих написал, так весело было — концерты, публика, диски, кассеты, фестивали, халявный коньяк…
Дело в том, что музыкой нужно заниматься с полной самоотдачей. Нужно жить ею, просыпаться с ней по утрам и ложиться с ней спать (а во сне еще ломать голову, где в новой песне сделать эту чертову модуляцию*). Нельзя днем работать на заводе или торговать унитазами, а вечером в пивном баре наигрывать любимый блюз…
Нет, стоп, что это я говорю! Конечно, можно! Я знаю многих отличных ребят-музыкантов, которые до сих пор, дожив до седых волос, по-прежнему преданы делу своей жизни. Играют, поют, собирают друзей, пишут новую музыку и, кажется, вполне счастливы. Да, при этом многие днем «торгуют унитазами».
Но я решил, что так не смогу. Для мальчишки, который в детстве заслушивался группами «ABBA» и «Queen» и мечтал покорить мир своими песнями, это мелковато, а уверенности в том, что мне вообще нужна слава рок-музыканта, с возрастом поубавилось.
В конце девяностых я поработал пару лет в газете, пописывая статьи и заметки, пробовал себя в крупных жанрах прозы, затем в начале нулевых меня снова бросило в сторону — у меня начался период работы на радио, самый продолжительный и активный в профессиональном плане период в моей жизни. Шестнадцать лет, четыре радиостанции, сотни записанных авторских программ, тысячи интервью, различные шоу на открытых площадках, узнавание на улицах, автографы. Меня закрутило, увлекло, искупало, прокачало, проштормило…
Но любая книга когда-нибудь заканчивается. Прочел — поставь на полку. Возможно, ты к ней еще вернешься, но пока пусть стоит.
«Как все это касается меня?» — спросишь ты.
Напрямую.
В твоем возрасте эти «книги жизни» еще тонкие, небольшого объема. Младенчество, из которого ты ничего не вспомнишь без видеозаписей, детский сад, начальная школа, переход в среднюю. Занятия танцами, мечты стать видеоблогером, увлечение компьютерными играми. Страница за страницей, глава за главой — листаешь и листаешь. Может, это и не книги вовсе, а глянцевые журналы по пятьдесят страниц каждая. Не знаю, тебе виднее. Но одно могу сказать точно: я с трепетом и тревогой наблюдаю, как ты взрослеешь и меняешься. Впереди у тебя издания потолще и посерьезнее.
Ну, когда же? Когда будет можно?
Ди Снайдер начал главу, посвященную этой теме, важным предупреждением: «Положи руки на стол! Повторяю, положи руки на стол! Извини, но я должен был это сказать».
Он парень веселый, этот старый американский рокер, и может позволить себе похулиганить. Да и адресовал он свои советы по большей части мальчишкам. А я вот даже и не знаю, что сказать.
Вообще-то, в идеале лучше бы с тобой об этом говорила мама, потому что у вас некоторым образом физиология совпадает. Но мне сейчас меньше всего хотелось бы быть похожим на тех отцов, которые в случае затруднений небрежно отмахиваются: «У матери спроси!». Так что вставлю свои пять копеек.
Ты уже поняла, что я рос «мальчиком-зайчиком», не пользующимся успехом у девчонок. Практически «пить, курить и материться начал одновременно». Соответственно, и с сексом я познакомился в том возрасте, когда уже понимал, что это за штука такая, как ею пользоваться и чем она чревата при неправильном обращении. Но учти, что я рос в советские годы, когда от слов «член» и «вагина» могли завянуть даже устойчивые к катаклизмам комнатные растения.
Сейчас вы знаете гораздо больше, чем мы в вашем возрасте, и как бы сейчас ни блокировали запретный контент в интернете, всю нужную информацию вы найдете без труда. Но если вдруг возникнет надобность, ты всегда можешь поговорить со мной или с мамой в приватной обстановке, и мы чем сможем, тем поможем.
А на вопрос «Когда уже будет можно?» мой ответ таков: по закону — после четырнадцати лет, но лично мне кажется, что лучше все-таки на несколько лет попозже. И не в автомобиле, как принято у особо продвинутых западных подростков, не в общаге, не по пьяни и только с парнем, который думает головой, а не тем, что у него в штанах. Иначе, клянусь, я воспользуюсь советом старика Снайдера и сяду в засаде с ружьем.
В общем, ты поняла. Не спеши, никуда они не денутся.
Никогда не разговаривайте с незнакомцами
Давай я не буду рассказывать страшные сказки о незнакомых дяденьках, которые предлагают маленьким деткам попробовать конфетку, а потом увозят в темный лес к злой Бабе-Яге на обед. Это могло напугать в пятилетнем возрасте (да и то вряд ли), однако с тех пор способы заманивать неразумных подростков в лапы Бабы-Яги стали более изощренными.
Я могу предсказать твою реакцию на нравоучения: «Ой, да ладно, я все прекрасно понимаю! Я уже взрослая, я всегда внимательна, смотрю по сторонам, а всех подозрительных людей обхожу за километр».
Верю тебе на слово… но сердце родительское — это совершенно безумный аппарат, который живет по своим законам. Я неоднократно наблюдал, как ты переходишь дорогу, уткнувшись в свой смартфон. Я справедливо указывал тебе на то, что кругом полно конченых придурков-водителей, которые могут сигануть на «красный» или не пропустить пешеходов, но ты отнекиваешься: я же рядом с тобой иду! Глупая отмазка.
Я помню твою общительность и открытость людям. Многие педагоги говорили нам с твоей мамой, что это не всегда хорошо — мир полон опасностей, подлых и коварных людей, и милый с виду старичок, похожий на Гендальфа, может оказаться Джейсоном Вурхизом из «Пятницы, 13». Возможно, эти страшилки и постоянные одергивания и привели к тому, что ты с возрастом превращаешься в социопата, избегающего общения и больших скоплений народа, но во всем нужна гармония, здоровый баланс.
Пугаться и шарахаться от людей не нужно. Как пел Александр Башлачев, большинство из нас честные-хорошие. Однако по сравнению с моей юностью времена действительно очень сильно изменились. Мы живем в информационную эпоху. Я не представляю, как вы, подростки, справляетесь с тем плотным потоком данных, который обрушивается на вас практически ежеминутно. Я за долгие годы работы на радио, вынужденный барахтаться в этом безумном вареве, едва не сходил с ума (и почти сошел, если учесть, что решил написать тебе эту книгу), а вы как-то выплываете. Маньяки, убийцы, педофилы, изнасилования, криминал, программа «Пусть говорят» с Дианой Шурыгиной, разбойные нападения, группы смерти в социальных сетях… Боже, да тут взрослый человек побоится выйти на улицу, а если и решится, то только до алкомаркета за водкой.
Меры защиты от опасностей современного мира, предлагаемые психологами, педагогами и законодателями, лично мне не кажутся адекватными. Можно напринимать кучу законов (они уже и приняты, кстати) с главным посылом «не пускать, запретить, ограничить», но к положительному результату это, увы, не приводит. Можно установить тотальный контроль над тем, что вы пишете в интернете, с кем общаетесь в соцсетях, требовать показать подозрительное сообщение, поступившее на телефон, но тем самым мы добиваемся обратного эффекта, и вы еще больше закрываете свою личную жизнь от постороннего вмешательства. Но, черт возьми, не проходит и недели без новостей о том, что пропал очередной подросток, на поиски которого брошены отряды добровольцев! Если этот подросток через неделю обнаруживается живым, потому что решил поиграть во взрослую жизнь и укатил на электричке в Простоквашино, общество выдыхает с облегчением. Но чаще всего случается так, что в загородной лесополосе обнаруживается его труп.
Я ни в коем случае не хочу тебя пугать (я сам боюсь) и не пытаюсь поселить в твоей душе страх перед всем окружающем миром. Но, пожалуйста, будь осторожнее и внимательнее. Ты у меня одна.
Из книги «Край непуганых»
Однажды в детстве, когда я учился в первом классе, по нашему микрорайону в Марьино прокатилась страшная весть: убили девочку из старших классов. Подстерегли вечером после уроков, схватили, оттащили в рощу и там… в общем, это было жутко. Помню, я еще очень долго боялся выходить из дома, чтобы дойти до школы, а уж о вечерних прогулках во дворе не могло быть и речи. И дело даже не в том, что я боялся нападения. Меня ужасала сама мысль, что убийство произошло в реальной жизни, а не в детективе по телевизору, что человек, который это сотворил, ходил где-то рядом. В каждом встречном мужике я видел потенциального монстра, а если их собиралось больше двух, то мне они казались бандой, планирующих еще одно страшное преступление. Зло, порождающее страх, просто витало в воздухе.
Убийцу вскоре поймали, но я еще долго не мог вернуться к прежней жизни.
Свет мой, зеркальце, ты врешь!
В пять лет ты не парилась над своей внешностью. Носила то, что покупали, могла не обращать внимания на растрепавшуюся косу, протертые на коленках штаны или царапину на щеке. В шесть, когда мы снимали большую фотосессию к нашей серии книг «Томка», ты легко и играючи позировала мастеру, как будто занималась этим всю жизнь, а потом с удовольствием рассматривала результаты, отмечая, какая же ты офигительная.
Но это не могло продолжаться вечно.
В твоем нынешнем возрасте любого подростка может всерьез обеспокоить крохотный прыщ, выскочивший над губой. «Если его выдавить, он до завтра пройдет?». — «Если ты его выдавишь, то к завтрашнему утру он превратится в проснувшийся вулкан Везувий».
Серьезных размышлений заслуживает и такая дилемма: перекусить ли на ночь сахарной булкой с маком, или, может, ну ее нафиг? Ограничимся бутериком с колбасой?..
Блин, какие дурацкие брюки! Я же выгляжу в них как старуха! А эта шапка?! Ну, что за колокольчик на башке, как у Джокера?! Я не буду ее носить!..
Короче, я ни разу не красивая и поэтому никогда не выйду замуж! Разве что за какого-нибудь начальника поезда!..
Вы двинуты на своей внешности, подростки. Сам таким был. В юности меня беспокоила не очень гладкая кожа на лице (она и сейчас не ахти — ты видела, сколько возился со мной гример на съемочной площадке Первого канала). Каждый новый прыщ вызывал у меня безмолвную истерику: в школу не пойду, девки засмеют! Еще я боялся простудиться и потерять голос — не дай бог вызовут к доске, буду скрипеть, как Марлон Брандо из «Крестного отца», и едва ли кто-то оценит этот шарм! А если обнаружится вдруг дырка на штанах в самом интересном месте? Катастрофа! Родите меня обратно!
И рад бы я тебя сейчас утешить, но, боюсь, это вряд ли поможет. Период недовольства собой — своим весом, качеством кожи, телосложением, походкой и сотней других мелочей — нужно просто пережить. Главное — помнить, что у всех остальных точно такие же проблемы, и у того парня, который посмеивался сегодня над маленькой красной точкой на твоем носу, завтра на лбу выскочит здоровенная шайба. Вот тогда и мы поржем.
Кстати, есть хорошая поговорка: смеются — не плачут. И начальник поезда в качестве мужа не такой уж и плохой вариант.
По кличке Друг
Дружба — это место размещение капитала души.
Кто сам хороший друг, тот и имеет хороших друзей.
Старый друг лучше новых двух.
Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе кто ты…
…Ой, не надо говорить мне, кто мои друзья, и я не скажу, куда тебе надо пойти!
Настоящих друзей не может быть много. Да и что это вообще за зверь такой — Настоящий Друг?
Вот эти ребята, с которыми мы прилипали носами к витрине киоска звукозаписи, — настоящие? Ну да, мы много лет провели вместе, учились играть на гитаре, болтали обо всем.
А одноклассник, решавший за меня контрольные по алгебре и химии, писавший письма мне в армию, а потом чуть не женившийся на моей двоюродной сестре? Да, хороший и интересный друг, до сих пор поздравляет с днем рождения.
А тот армейский товарищ, который вместо тебя пошел (не ржать!) в туалет офицерского клуба, чтобы получить по физиономии от местных гражданских гопников? Это ведь поступок настоящего друга!
В общем, их много — ребят, с которыми судьба сводила в какой-то период жизни. Чему-то у них учился я, что-то полезное и важное, надеюсь, они узнавали от меня. Их десятки. Но кто остался до сих пор — спустя годы? Кому можно позвонить среди ночи и попросить привезти пива?
Кстати, дурацкий стереотип: «ты ночью позвони, и он примчится!». Какое, блин, примчится! У него семья, дети, жена вон под боком сопит, обязательно спросит, куда и за каким чертом он поперся! Оно ему надо? Все можно отложить на утро, если не горит…
Словом, у меня нет четких критериев, по которым можно определить, настоящая у тебя дружба или «китайский айфон». Люди с годами меняются, как меняются и жизненные обстоятельства. Вчера вам было интересно, а сегодня хочется друг друга придушить. В детском саду вы вместе ковырялись в одной песочнице, а в школе у нее появилась другая компания. Уж мне ли не знать, как быстро меняются предпочтения, особенно в подростковом возрасте. Если помнишь, я одно время водил общение с мучителями кошек.
В одном я абсолютно уверен: ДРУЗЬЯ ДОЛЖНЫ БЫТЬ, даже если ты считаешь себя законченным социопатом, который уже в компании из трех человек начинает испытывать приступы клаустрофобии. Пусть их будет немного, но такие, чтобы хотелось вернуться к ним после долгих лет разлуки. К слову, тот мой армейский друг, с которым мы вместе под фильм «Беглецы» мечтали о дочках, до сих пор иногда звонит, хотя мы не встретились за минувшие двадцать шесть лет ни разу. Он живет в Ставрополе, я в Челябинске. Надеюсь, рано или поздно мы все-таки сядем за одним столом и станем с любопытством разглядывать друг друга.
Количество и степень надежности твоих друзей зависит от тебя самой. Если ты открыта к отношениям, сама можешь действительно вскочить посреди ночи и привезти беременной подруге банку соленых огурцов с вишневым вареньем, то Вселенная обязательно подарит тебе такую же сумасшедшую. А если ты не готова даже пальцем пошевелить, то уж извини. Можно сколько угодно плакать от зависти, глядя на троицу неразлучных кумушек в каком-нибудь очередном комедийном сериале типа «Мамочки, или Все мужики сво…», но ситуацию это не изменит.
Видишь ли, принято считать, что в дружбе, как и в любви, одна сторона — принимающая, другая — отдающая. Я мог бы возразить, что все индивидуально, нельзя всех под одну гребенку, но в большинстве случаев это так. Кто-то ест, кто-то кормит. На какой половине поля стоишь ты? Если в данный момент у тебя нет ответа, со временем он отыщется. Сейчас ты еще в поиске, только присматриваешься к людям и вырабатываешь основные принципы, которыми будешь руководствоваться в жизни. Возможно, на поиски человека, с которым тебе будет легко и спокойно, уйдут годы, а может, он уже где-то рядом, но ты пока об этом не знаешь.
Но ты должна быть готова к разочарованиям, в том числе и в самой себе. Это только собака — друг человека, и ей плевать на твою зарплату, марку машины и социальный статус. Люди могут и предать — не поддержать, промолчать, отвести глаза, устраниться от решения твоих проблем. Старайся не держать рядом с собой тех, кто в ответственный момент может просто не протянуть руку. С настоящим близким человеком вы можете ругаться, кидаться какашками, обзывать друг друга «жирными коровами» или «проститутками», но вы обязательно пересчитаете зубы любому другому, кто вас так назовет.
Важный момент: на замечания окружающих типа «с кем ты там шляешься? что за идиоты у тебя в друзьях?» старайся реагировать без матерных слов и не хватайся за нож. Иногда люди правы (здесь я вновь напомню о своей «плохой компании», от которой еле ноги унес). Но нельзя делать поспешные выводы только из-за того, что кому-то не понравилась слишком короткая юбка на попе твоей подружки или воняющий бензином мотоцикл приятеля. За друзей и свое право общаться с ними порой нужно побороться, иначе это тоже можно будет считать предательством…
Ну-ка, все вместе уши развесьте!
О том, как заводить друзей и располагать к себе людей, написаны сотни книг. Среди них попадаются неплохие, с толковыми советами, но в основной массе своей это макулатура, изданная с одной целью — содрать с нас, «неудачников», побольше денег. Многие авторы, кстати, померли в одиночестве и забвении. Искать ответы у них — это как спасать свой брак с помощью психолога, который давно в разводе.
Самый верный и действенный способ расположить к себе кого-то — уметь слушать. Думаешь, это банальность? Ничего подобного. Вокруг нас бродит огромное количество людей, которые слушают только себя.
В детстве я был очень молчаливым мальчиком. Когда все вокруг трещали как сороки, я помалкивал, стеснялся слово выдавить. Это создавало обманчивую видимость, что я могу быть отличным «унитазом» и мне в уши можно часами закачивать какую-нибудь пургу. Но я не парился. Молчать мне было удобнее, чем говорить, поэтому пусть себе трещат, а я время от времени буду кивать головой и вставлять бессмысленные междометия.
Повзрослев, я стал бояться, что никогда не развяжу язык и не смогу нормально общаться. Какой же тогда, к черту, может быть успех, если ты как воды в рот набрал! Но со временем моя сдержанность стала играть мне на руку. Во-первых, когда молчишь сам — больше слышишь, многое замечаешь, делаешь полезные наблюдения. Неумолкающие балаболы таких возможностей лишены. Во-вторых, люди действительно любят, когда их слушают. Это их успокаивает. Хороший слушатель производит впечатление человека, рядом с которым комфортно.
Впрочем, в этой роли «принимающего» есть свои сложности. Однажды, работая на радио, я занял место по другую сторону эфирного микрофона. По долгу службы я сам должен был задавать вопросы гостям и вести беседу в нужном русле, но тут мне предложили дать интервью в качестве писателя. Я согласился — реклама моим новым книгам в тот момент была совсем не лишней.
Вопросы мне задавал мой коллега. Усевшись перед микрофоном, я приосанился, приободрился. Прозвучала заставка, включилась красная лампочка прямого эфира, и ведущий, наконец, задал мне первый вопрос — что-то о начале моего творческого пути, точно не скажу… Но я хорошо помню свои ощущения во время ответа. Едва я раскрыл рот, как мой собеседник тут же опустил глаза и принялся ковыряться в своем ноутбуке. Он елозил по столу мышкой, молотил по клавишам, с кем-то переписывался, и ему было глубоко до фени все, что я говорю.
Это был шок. Я понял, что разговариваю со стенкой. Точнее, я знал, что меня слушает какое-то количество людей, настроившихся на нашу волну, и, по большому счету, я рассказывал для них, но ведь в одном помещении со мной был живой человек!
Худо-бедно дотянули мы тот эфир до конца. Из студии я выходил совершенно опустошенным. Я узнал, что чувствуют люди, которых не слышат. Это ужасные ощущения.
За пять с лишним лет я провел тысячи разных интервью. Старался слушать и смотреть в глаза. У меня расслаблялись и начинали говорить даже те, кто впервые садился перед микрофоном и боялся его как черт ладана. Без ложной скромности скажу, что от многих своих гостей я удостоился искренних благодарностей: «Рома, эфиры с вами — настоящее удовольствие! Было так спокойно. Спасибо!».
Да пожалуйста! Я только рад.
P.S. Я привел слишком жесткий, узкопрофессиональный пример. В обычной жизни сплошь и рядом попадаются люди, беседовать с которыми — как остатки мяса из зубов выковыривать. Пытаешься вставить реплику, а он тебе — «я, я, я, у меня, у меня, у меня»…
Да иди ты… с зеркалом поговори!
FAQ
Эта аббревиатура, созвучная с твоим любимым английским словом, расшифровывается как «часто задаваемые вопросы». Ее используют для обратной связи с пользователями в различных интернет-сервисах. Чтобы не доставать администратора своей проблемой, сначала загляни в FAQ и узнай, нет ли там готового ответа.
Когда ты была совсем маленькой и умела только издавать звуки типа «гу-гу», «гы-гы» и «киса», я мечтал о тех временах, когда мы с тобой сможем по-человечески разговаривать. Я предвкушал, как ты будешь спрашивать об окружающем мире, а я буду надувать щеки и объяснять. Вот и дождался: твое «гугу» трансформировалось, наконец, в «почему вода мокрая», и с тех пор ты просто бомбишь меня вопросами.
Их много. Чем ты старше, тем они сложнее, тем больше времени требуют на поиск ответа. Мне нравятся, что они умные, не праздные. Мы с тобой гуляем по вечерам, ты спрашиваешь — я отвечаю. Лепота.
Ближе к финалу нашего разговора я хочу сделать небольшой дайджест вопросов и ответов, которые не вписываются в стройную последовательность повествования. Как вопросы иногда бывали ни к селу, ни к городу, так и ответы здесь прозвучат в совершенно хаотичном порядке.
Что в имени тебе моем?
На днях ты спросила: «Правда ли, что обращение по имени сокращает дистанцию и вызывает расположение?».
Истинная правда. В школе учителя, вызывая к доске или на ковер, обычно «кликают» по фамилии. Друзья трансформируют имена во что-то им удобное или вообще награждают кличками. Незнакомые люди на улице различают нас по половому признаку: «Эй, девочка/мальчик!», «Мужчина, вас здесь не стояло!», «Женщина, прекратите скандалить!». И вот когда вдруг кто-то назовет твое имя, записанное в паспорте, у тебя могут и мурашки по спине поползти. Приятно же, правда?
Однако есть и обратная сторона. У некоторых влюбленных (или уже семейных) пар с годами входит в привычку обращаться друг к другу как к зверушкам — Кисик, Лапик, Зайка, Мышонок. Если внезапно в гнетущей тишине ты услышишь «Рома!» или «Света!», можешь быть уверенным, что сейчас огребешь.
О чем не говорят мужчинам
По придуманным не нами законам, мужчина — образец выдержки, тактичности и великодушия. Например, ему можно влепить пощечину, и тебе за это ничего не будет (оставим в стороне тех негодяев, кто дает сдачи). Его можно обозвать козлом, дебилом, бабником, можно отчитать за то, что валяется на диване и все никак не починит смеситель на кухне. Я не утверждаю, что мы толстокожие ребята, которым все нипочем, но это как-то терпимо. Однако есть парочка табу, которые никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя нарушать. Одно из них в силу твоего возраста я пока оставлю без внимания (потом поговорим, после шестнадцати), а о другом скажу.
Ни в коем случае нельзя бросать в лицо фразу «Ты не мужчина!» («не мужик!»). Это удар ниже пояса ногой с разбега.
Мы иногда действительно ведем себя не по-мужски. В миллионный раз повторю: никто не совершенен, все ошибаются и допускают слабость. Но если вердикт «повел себя не по-мужски» означает, что человек в какой-то конкретной ситуации облажался и может все исправить, то фраза «не мужчина» — это уже приговор врача после неудачного курса лечения. Это больно и это может привести к непредсказуемым последствиям. Например, мужчина может плюнуть на тебя и уйти доказывать свою состоятельность в другом месте. Если он все же останется, проглотив обиду, эту фразу все равно не забудет, и ваши отношения будут похожи на треснутую вазу, заклеенную скотчем.
Также стоит отказаться от эпитетов «тряпка», «неудачник», «ничтожество» и т. п. Во-первых, они не стимулируют человека стать лучше. Во-вторых, «как вы яхту назовете, так она и поплывет».
Сын маминой подруги
У мемов век недолог. Они стремительно врываются в нашу жизнь и так же быстро набивают оскомину и уходят, уступая место новым. Однако «сын маминой подруги» — история долгоиграющая. Это даже не мем, это явление.
Иногда взрослым трудно удержаться от того, чтобы не поставить своему ребенку в пример чьего-то чужого. Дескать, вот погляди: «сын маминой подруги» не шатается по фаст-фудам, питается одними овощами и фруктами, занимается дыхательной гимнастикой по методике Дарта Вейдера, посещает факультатив по истории, читает по одной книжке в день, вышивает крестиком и пукает духами «Шанель». Чудо, а не ребенок!
«А чего добилась ты?!»
Мне как-то уже пытались объяснить, что я воспитываю тебя неправильно, и в пример приводили… ну, так скажем, кое-кого приводили, не будем показывать пальцем. Я по дурости и родительской тогда еще неопытности поддакивал, а потом подумал: а на черта нам эти примеры?!
Ты не обязана быть на кого-то похожей.
Ели мясо мужики…*
Однажды ты попросила разрешения не есть мясо. Точнее, ты не спрашивала, а ставила меня перед фактом: «Вот больше не буду, и все!». Я удивился. Всю жизнь уминала за обе щеки и свинину, и курятину, и шашлыки всякие, а тут вдруг расхотела.
Впрочем, чему удивляться, вы же почти все перенимаете у друзей и подружек.
Одна девочка, с которой вы познакомились во время отдыха в летнем лагере, была вегетарианкой (не знаю, насколько убежденной и идейной, но подозреваю, что вегетарианцами были ее домочадцы). Летом в лагере полно времени для общения, многие из вас возвращаются домой после трехнедельного отдыха несколько «просветленными». Ты уже приезжала убежденной хоккеисткой, футболисткой и бог знает кем еще, и вот однажды вернулась защитницей живых поросят.
Я не стал спорить и позволил тебе самой оценить прелести жизни без мяса. Как и ожидалось, энтузиазма хватило на пару недель. Тебе не просто захотелось вернуться к привычному рациону — тебя возмутила сама позиция сторонников «здорового образа жизни».
Желание людей употреблять в пищу те или иные продукты — их святое право, и комментировать тут нечего. Есть убежденные поклонники холестерина, есть фанаты брокколи, кому-то пищу надо сильно прожарить, а кто-то способен неделями поглощать один отварной рис без соли. На здоровье, как говорится! Но лично я категорически против объединения людей в секты.
Увы, некоторые вегетарианцы ведут себя именно как сектанты: просят эфиров на радио (у меня было несколько программ с ними), пишут статьи, собираются в клубы, ведут агитацию как среди неограниченного круга лиц, так и промеж своих знакомых. Кого-то им удается убедить и вовлечь, но чаще всего они лишь вызывают агрессию со стороны приверженцев традиционной кухни.
Я верю, что вегетарианцы — милейшие и добрые люди. Посему предлагаю: ребята, давайте все мы будем питаться так, как нам нравится, жить дружно и не переться в чужой ресторан со своим меню.
Где моя свиная рулька?
Гир великий и ужасный
По интернету давно гуляет цитата знаменитого голливудского актера Ричарда Гира (он играл хозяина пса Хатико в одноименном фильме), посвященная здоровому образу жизни. За достоверность не поручусь, но искать первоисточник не стану. Во-первых, мне сейчас просто лень «врубать журналиста», а во-вторых, тем людям, кто всю жизнь гробил свое здоровье, эта цитата согревает душу. Даже если Гир этого не говорил, звучит все равно неплохо.
Привожу ее полностью и заранее прошу прощения, если нарушил чьи-то авторские права.
«Мама моего друга всю свою жизнь придерживалась здорового питания. Никогда не употребляла алкоголь или какую-то «плохую» пищу, каждый день занималась физическими упражнениями, всегда была подвижной и активной, принимала все добавки, которые прописывал её врач, никогда не выходила на солнце без солнцезащитного средства, а когда выходила, то так ненадолго, как только было возможно — в общем, она оберегала своё здоровье, делая все, что было можно. Сейчас ей 76 лет, и у нее рак кожи, рак костного мозга и остеопороз в тяжелой стадии.
Отец моего друга ест бекон поверх бекона, масло поверх масла, жир поверх жира, никогда, буквально никогда не занимался спортом, каждое лето сгорал на солнце до хрустящей корочки — фактически, он жил на полную катушку и не так, как советовали окружающие. Ему 81, и доктора говорят, что у него здоровье молодого человека.
Люди, вы не можете спрятаться от своего яда. Он есть, и он найдет вас, так что, как сказала мать моего друга: «Если бы я знала, что моя жизнь так закончится, я бы прожила ее по полной, наслаждаясь всем, чего мне говорили не делать!».
Никто из нас не выберется отсюда живым, так что, пожалуйста, перестаньте относиться к себе как к чему-то второстепенному. Ешьте вкусную еду. Гуляйте на солнце. Прыгайте в океан. Делитесь драгоценной правдой, которая у вас на сердце. Будьте глупыми. Будьте добрыми. Будьте странными. На остальное просто нет времени».
Хочешь, чтобы я что-то добавил?
Извини, мне лень.
Вклад в семейный бюджет
Когда я учился в старших классах, нас один день в неделю вместо уроков гнали работать в учебно-производственный центр. Мы собирали странные штуковины — Измерители Температуры Жала Паяльника. За несколько месяцев практики я заработал 12 рублей. Для шестнадцатилетнего пацана, не увлекающегося ни выпивкой, ни сигаретами, ни девчонками, это была очень даже неплохая сумма. И я почти всю ее потратил на пластинки. Купил целых три диска старого английского рока! Еще и на кино осталось.
Мама тогда обиделась. Сказала, что я мог бы колбасы домой принести. Или масла брусок. Сахара пару килограммов… А лучше бы вообще все сразу отдал!
Конечно, мог и купить, и отдать. Но кто же думает о таких вещах в шестнадцать лет, когда на руках куча бабок?
Сейчас тебе тоже иногда перепадают некие суммы — пока, в основном, в качестве подарков по праздникам и в дни рождения. Деньги складываются в кубышку «на всякий случай» — за квартиру заплатить, купить тебе новые штаны или сапоги на зиму, скопить на «что-нибудь полезное» и не прожрать в «МакДональдсе». С одной стороны, такой подход оправдан — родители трудятся, чтобы обеспечить ребенка всем необходимым, поэтому любая денежка будет в кассу. С другой… я тебя прекрасно понимаю. Да, помочь родителям, купить что-нибудь к ужину — дело святое, но для подростка крайне важно в отношение денег иногда принимать самостоятельные решения.
Те три пластинки до сих пор хранятся в моей коллекции, и я помню, что купил их на честно заработанные бабки. А колбасу мы бы съели в тот же вечер.
Лангольеры
Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет. Сколько ни трынди с тобой «за жизнь», доча, а всего не расскажешь и всему не научишь, тем более что я всего и не знаю, а то, что знаю, можно смело подвергать сомнению. Если не поставить сейчас точку, эта книга не закончится никогда.
Я дописываю ее поздней ночью. Ты ушла спать, завтра тебе хочется встать пораньше — ты договорилась с другом немного поиграть в «Контру». В телевизоре без звука транслируется канал «Animal Planet», где спятивший крокодил обедает своим дрессировщиком. Рядом с компьютером стоит подаренная тобой кружка с надписью «Самому лучшему папе». Эта надпись греет мне душу.
Я, конечно, понимаю, что звание «самых лучших» присваивается нам, родителям, не за какие-то особые заслуги, не за покупку новых игрушек, сладких конфет и разрешение до полуночи смотреть телевизор. Мы лучшие просто потому, что мы есть. Поверь, мы стараемся соответствовать… но не всегда получается.
Я рассказал тебе кое-что о своей жизни. Многое ты уже слышала, что-то, возможно, стало для тебя новостью. В моем детстве было много хорошего и не очень. Я плакал и смеялся, мечтал, разочаровывался, спотыкался и падал, набивал шишки и раздирал в хлам новые штаны. Влюблялся, получал отказы, завидовал, стыдился плохих поступков, гордился добрыми. Во взрослой жизни тоже хватало побед и поражений, успехов и ошибок. В общем, всё у меня было, и слово «БЫЛО» здесь ключевое.
Знаешь, иногда в различных интервью людям задают вопрос: «Что бы вы хотели изменить в своем прошлом? О каких поступках жалеете?». Вопрос глупый, но нет ни одного человека, который не задавал его сам себе. Ох, сколько хотелось бы переделать! Произнести другую фразу, выбрать другую работу, повернуть направо, а не налево…
Ничего не вернуть. И жалеть ни о чем не надо. Мы живем здесь и сейчас, а все, что было раньше, даже пятнадцать минут назад, уничтожили прожорливые Лангольеры — странные зубастые существа, поедающие Прошлое и оставляющие на его месте черную пустоту. Их придумал наш любимый Стивен Кинг. Мне кажется, это самая удачная метафора, намекающая на то, что хватит нам вечно торчать во вчерашнем дне. Вот ты лежишь вечером в кровати и горюешь о том, каким скверным выдался понедельник. А зря. Его больше нет, он ушел, его сожрали.
«В юности боль забывается скоро. Слезы смахнув, ты смеешься опять»…
Напоследок можно еще целую пачку полезных советов озвучить и мудрых изречений процитировать, но я ограничусь одним универсальным, подходящим для всех случаев жизни.
Относись к другим так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе. Береги себя, сохрани как можно дольше ту добрую и незлопамятную, веселую и бесшабашную девчонку, которая слопала сегодня овсяное печенье, не оставив мне даже кусочка.
Ты самая лучшая дочь.
Люблю тебя.
Папа.
Словарь непонятных терминов
Сарказм. То же, что и ирония, только в более экстремальной форме (ирония — мягкий вариант сарказма).
Бентли. Крутая тачка, синоним роскоши. Ее упоминал Мясников из «Уральских пельменей» в миниатюре «АБВГДЕЁЖ». У безработного угнали «Бентли». Смешно.
Пентхаус. Помещение на крыше или верхних этажах. Тоже считается синонимом роскоши, хотя изначально просто чердак.
«Мальчиш-Кибальчиш». Сказка писателя и журналиста Аркадия Гайдара. Ей почти сто лет. В 1917 году в России случилась революция, бедные скинули богатых, люди разделились на «красных» и «белых» и начали друг друга мочить. Мальчиш-Кибальчиш — это мальчик, воевавший за «красных». Его убили «белые», но он не выдал тайну… Что за чушь я несу!
Цензура. Запрет на распространение «вредной» информации и «неправильных» убеждений. Например, нельзя говорить: «Папа, ты не прав!». Он всегда прав, а если нет, то ты пожалеешь.
«Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца». Сказка в стихах, которую написал популярный актер театра и кино Леонид Филатов. Она имела грандиозный успех, ее растащили на цитаты и до сих пор с удовольствием читают и слушают.
Каторга. Это далеко и надолго. В царской России, до драки «красных» и «белых», преступников отправляли на тяжелые принудительные работы — камни долбить или каналы рыть. Приходилось им несладко, выживали не все. В современной трактовке «каторга» — любое нудное занятие, которое не можешь бросить. Например, бумажки в офисе перебирать.
Дедовщина. Форма правления в замкнутом сообществе, основанная на разнице в возрасте и опыте его членов. В армии, например, есть те, кто уже почти отслужил (это «деды»), а есть новобранцы, еще не забывшие вкус маминых пирожков. «Деды» хозяйничают и прессуют «молодых». У вас в секции тхэквондо «деды» называются «старшаками». Надеюсь, не обижают.
Модуляция. Смена тональности в процессе исполнения музыкального произведения. Например, переход с до-мажор на ля-мажор в третьем куплете… Короче, потом на гитаре покажу.
«Ели мясо мужики…». Строчка из песни российской панк-группы «Король и шут». Продолжение фразы: «…пивом запивали!». Отличная застольная песня. Мужицкая.