Ночь была на исходе. Долину начинал заволакивать туман, белесоватые клубы которого все более ясно вырисовывались по мере того, как приближалось утро. Наскоро сооруженная землянка, в которой укрылись партизаны, оказалась не такой уютной, какой они находили ее вчера вечером, когда до смерти усталые добрались сюда и быстро построили себе это жилье. Холод и сырой туман, надвигавшиеся со стороны Тихого океана, пронизывали их, кажется, до самых костей, и партизаны жались в кучу, чтобы согреться теплом друг друга.
Еще в первый день по возвращении Тиба из бухты Трех Скал, где он, как известно, помог майору Грибанову уйти с острова на захваченной у жандармов барже, партизаны решили переселиться с вулкана Хатараку ближе к долине Туманов. Они выбрали удобное убежище под скалой, неподалеку от глубокого распадка, рассекающего весь склон сверху донизу. Отсюда с одного из уступов скалы хорошо просматривались не только ближние подступы к их укрытию, но и средняя часть долины Туманов с речкой, дорогой и даже входом в Генеральский распадок, врезающийся в склон вулкана Туманов по ту сторону долины.
Смысл этого переселения поближе к гарнизону состоял в том, чтобы в любую минуту, в случае высадки советского десанта, начать активные операции. План сводился к следующему: первое — установить связь с советским командованием, чтобы согласовать с ним свое боевые действия в тылу японского гарнизона, и второе — подготовить взрыв главного склада артиллерийских снарядов. Склад находился неподалеку от интендантского поселка и был хорошо замаскирован. Инженер-капитан Тиба знал, что там хранились основные запасы снарядов, имевшихся на острове.
На рассвете Тиба настроил рацию на прием и долго выслушивал звуки, носившиеся в это утро в эфире. Он ловил японские станции, чтобы хоть через них узнать о событиях, происходящих в мире. Вот по мрачному усталому лицу бывалого подпольщика, едва освещенному лампочкой приемника, Ли Фан-гу угадал, что Тиба слушает что-то чрезвычайно важное: глаза его сузились, на щеках выступили и задвигались желваки.
— Что там? — с нетерпением спросил Ли Фан-гу.
— Важные комментарии… Что-то очень важное… — бросал скороговоркой Тиба. — Речь о каком-то рескрипте императора… Да… Да… Квантунская армия, кажется, разбита…
Потом он умолк, продолжая напряженно вслушиваться.
Ли Фан-гу всего колотила дрожь. Затаив дыхание, он с величайшей надеждой и нетерпением впился в лицо Друга.
— Ну? Что еще? Что говорят? — тормошил он Тиба. Но тот не отвечал, лицо его продолжало оставаться напряженным.
Ли Фан-гу растолкал спящих товарищей.
— Важное сообщение, — захлебываясь, шептал он, стараясь быстрее сообщить потрясающую новость, когда все проснулись. — Разбита Квантунская армия!
С партизан вмиг слетел сон.
— Так это что, конец войны? — прогудел могучий Вэнь Тянь.
— Да! — весело ответил Тиба, снимая наушники. — Правительство Тодзио заговорило о мире! Все ясно — японская армия в Маньчжурии разгромлена! — С этими словами японец крепко пожал руки китайских товарищей. — Поздравляю вас, друзья, мир не за горами!
Когда же окончательно рассвело, из туманного месива со стороны Северного плато прилетел могучий раскатистый гул артиллерийской канонады. Тревожным эхом отдавался он в горах, заполнял, кажется, все небо. Всем стало ясно, что это был десант. Но чей? Тиба не прекращал вертеть верньеры приемника, стараясь на самых длинных волнах поймать хоть одно живое слово. Но в эфире дробно звенела морзянка — противники работали ключом. Иногда в наушники врывались гул и вой — то работали глушители. Наконец на одной волне прорвался панический хрипловатый голос на японском языке: „Русские идут в атаку! Шлите подкрепление, срочно подкрепление!“
— Русский десант! — сообщил просиявший Тиба партизанам. — Наступило время наших решительных действий, товарищи! Что сейчас в первую очередь предпринять?
Этот вопрос партизаны обсуждали горячо и страстно. Каждому хотелось немедленно получить какое-нибудь задание.
— Нужно сейчас же пробиться на соединение с русскими, — нетерпеливо говорил Вэнь Тянь.
— Правильно, там получить задание, — поддерживал его Хэ Куан-линь.
— Так опрометчиво действовать нельзя, — возражал старый партизан Ли Фан-гу. — Сейчас уже светло, и нас могут перебить либо японцы, либо сами же русские.
— Да, да, нужно сначала все хорошо разведать. — согласился с ним Тиба.
Туман оторвался от гор около десяти часов утра, а к полудню он рассеялся, и небо заголубело нестерпимо ярко. Все это время с Северного плато текла вал за валом глухая и грозная канонада. Даже птицы и те попрятались, по-видимому, угнетаемые надоедливым и непривычным их слуху отдаленным грохотом боя.
Из своих укрытий на скале партизаны весь день не спускали глаз с дороги, бегущей по долине Туманов от бухты Мисима к Северному плато, с тропы, ведущей в Генеральский распадок. Там без конца сновали машины, в полдень почти бегом прошла большая колонна солдат из бухты Мисима в сторону восточного берега — по-видимому, это был гарнизон главной базы, посланный на помощь подразделениям Северного плато.
Но вот наступил долгожданный вечер, когда можно было начинать действовать. Партизаны собрались в землянке, чтобы поужинать и окончательно обсудить план действия на предстоящую ночь.
— Я полагаю, что всем нам идти в расположение советских войск не имеет смысла, — говорил Тиба. — Нужно воспользоваться этой ночью и для того, чтобы разведать положение в гарнизоне. Поэтому необходимо одной группе отправиться на подслушивание телефонных разговоров, в то время как другая группа отправится в район боев, чтобы разведать там обстановку. Что касается артиллерийского склада, то к нему мы отправимся следующей ночью.
— Предложение правильное, — поддержал его Ли Фан-гу. — Я возглавлю группу, которая пойдет на Северное плато, а вы, товарищ Тиба, с остальными товарищами пойдете подслушивать телефонные разговоры.
Предложения Тиба и Ли Фан-гу встретили единодушную поддержку партизан. Ли Фан-гу отобрал лишь троих, которые ростом и типом лица больше других походили на японцев. Слишком рослые Вэнь Тянь и Хэ Куан-линь должны были помогать Тиба. Тут же при скупом свете карманного фонарика Тиба развернул карту, долго наносил иероглифы — пояснения к пунктам расположения главных баз гарнизона и дорог острова. Этой картой предстояло пользоваться группе Ли Фан-гу.
Часов в одиннадцать они двинулись в долину Туманов цепочкой, след в след, стараясь не делать шума.
Возле речки они распрощались, и группа Ли Фан-гу двинулась вправо, чтобы потом пересечь дорогу и идти на север, а группа Тиба пошла прямо к откосу, что опускался от дороги.
На этот раз Тиба намеревался подключиться к телефонному проводу не в Генеральском распадке, как прежде, а на линии, соединяющей базу в бухте Мисима и штаб-квартиру генерал-майора Цуцуми с Северным плато. Вскоре группа Тиба в кромешной темноте неслышно пересекла дорогу, скрылась в густых зарослях разнолесья на пологом склоне и через несколько минут по легкому гудению проводов нашла телефонный столб.
Удобно примостившись у столба, Тиба приложил трубку к уху в тот момент, когда на проводе шел разговор. Надсадный, почти исступленный голос кричал: „Офицеры не в состоянии что-либо сделать — русские действуют мелкими неуловимыми группами! Они подползают неслышно к самим траншеям, сваливаются прямо на головы солдат и заливают их огнем из автоматов“. В ответ послышался знакомый брюзжащий голос: „Атаковать русских силами частей левого фланга“ По голосу Тиба сразу же узнал генерала Цуцуми.
Всю ночь один разговор следовал за другим, и к утру у Тиба сложилось достаточно ясное представление о положении японского гарнизона: оставались считанные дни его существования.
Однако был неразгаданным вопрос: почему генерал-майор Цуцуми стремится оттянуть время, ждет ли он откуда-нибудь подкрепления или рассчитывает на то, чтобы успеть перегруппировать свои потрепанные части и контратаковать русских? Охваченный желанием выяснить это во что бы то ни стало, Тиба принял дерзкое решение — продолжать подслушивание и днем. И риск окупился сторицею.
Тиба так хорошо изучил обстановку на острове, что можно было начинать действовать наверняка.
Вскоре группе Тиба была уже у своей землянки. Здесь их встретили Ли Фан-гу и молодой партизан Сун Чжу.
— Где остальные товарищи, что с ними? — было первым вопросом Тиба к Ли Фан-гу.
— Плохи наши дела, — горестно вздохнул старый партизан, — мы не выполнили своей задачи…
— Что случилось, товарищ Ли? — насторожился Тиба.
— Наткнулись на японскую часть неподалеку от аэродрома, — стал объяснять Ли Фан-гу, — по нас открыли сильный огонь, и ничего не оставалось, как попытаться уйти. Двое наших товарищей оказались ранеными, но мы их не оставили, там они, — и Ли Фан-гу указал на угол землянки.
При свете фонарика партизаны осмотрели и перевязали раненых.
Как ни велика была усталость, медлить было нельзя. Партизаны тут же обсудили план дальнейших действий. По данным, перехваченным Тиба, с острова собирались бежать несколько офицеров, замешанных в кровавых преступлениях, в том числе подполковник Кувахара. Они ждали подводную лодку, которая должна была прийти за ними к восточному побережью острова. Из тех же данных партизанам стало известно, что поручик Гото с наступлением темноты должен был прибыть из района Северного плато к развилке дороги в восточном районе и здесь ожидать машину Кувахара.
Партизаны единодушно решили сорвать этот побег, но как? Мнения партизан раздвоились. Тиба настаивал на том, чтобы пробраться на восточный берег к месту прибытия подводной лодки и там из засады расстрелять всех, кто попытается сесть в шлюпку, тогда как Ли Фангу и Вэнь Тянь предлагали перехватить на дороге машину, в которой будут уезжать преступники. Предложение Ли Фан-гу поддержал вскоре Хэ Куан-линь, и Тиба согласился в конце концов с мнением большинства.
…Еще не успело как следует смеркнуться, когда партизаны, укрываясь среди зарослей, очутились в направлении развилки дороги. Они спешили — им хотелось прибыть к месту встречи раньше поручика Гото. Но они опоздали: поручик Гото был уже там. Он был не один, с ним рядом у обочины дороги расхаживал, по-видимому, кто-то из жандармов. Оба они остолбенели, когда из кустов перед ними появились Ли Фан-гу, Вэнь Тянь и Хэ Куан-линь.
— Руки вверх! — скомандовал Ли Фан-гу.
— О, кто это? — обомлевшим голосом воскликнул Гото, хватаясь за кобуру пистолета.
— Те, чью кровь ты проливал, собака! — с этими словами Вэнь Тянь кошкой прыгнул на уродливую фигуру Гото, и не успел тот крикнуть, как железные пальцы партизана перехватили ему горло. Легко, словно соломенное чучело, поволок могучий Вэнь Тянь поручика Гото в кусты и там с силой швырнул его на землю. Скрежеща зубами, он снова навалился на лютого истязателя, чьими руками чинились самые зверские пытки и мучения беспомощных жертв, одной из которых был когда-то и сам Вэнь Тянь.
Сколько ни извивался ужом матерый палач, пальцы Вэнь Тяня не разжались до тех пор, пока не прекратились последние конвульсии этого садиста. Тем временем Ли Фангу и Хэ Куан-линь расправились с жандармским ефрейтором.
— Теперь нужно не упустить главного палача, — разгоряченно говорил Ли Фан-гу, когда вся группа собралась вместе.
— Непременное условие, — заметил Тиба, — из зарослей ни в коем случае не выходить. Как только остановится машина — обстреляем ее. Дальнейшее будет видно — уходить или преследовать врага.
Машина с западного берега появилась около полуночи. Она перевалила пригорок — видно было, как сверху вниз опустились два скупых огонька подфарников, — и теперь неслась к развилке дороги на полной скорости. Но вот машина затормозила, остановилась.
— Анонэ! Поручик Гото! [Анонэ — (японск.) — Послушайте! Эй, вы!]
Голос был крякающим, как у селезня.
— Майор Кикути, — прошептал Ли Фан-гу.
— Подождем, возможно он сойдет с машины.
— Коматта-на-а, да где же он? Поручик Гото! — снова прокрякал голос Кикути.
— Огонь! — резко шепнул Тиба.
Залп расколол ночную тишину. Потом снова залп! — Русские! — закричал кто-то в кузове. Машина взревела и с места рванулась вперед. Она с такой стремительностью понеслась прочь, что партизаны едва успели сделать по два выстрела ей вслед.
Когда шум ее потерялся вдали, партизаны покинули свою засаду и двинулись на пост подслушивания. Они условились, что до утра будут подслушивать телефонные разговоры, и если сопротивление японского гарнизона будет продолжаться, завтра ночью сделают попытку подорвать склад артиллерийских снарядов.
Но подрывать склад уже не было нужды. Едва Тиба начал подслушивание, приложив трубку к уху, как раздался зуммер: капитан Вада начал передавать инструкцию штаба командованию укрепрайона о порядке завтрашней капитуляции японских частей перед советскими войсками. При этом в инструкции категорически запрещалось кому бы то ни было произносить слово „капитуляция“. Предписывалось вместо него говорить „прекращение военных действий“.
Перед рассветом послышался звонок с восточного берега. Дежурный по восточной, базе сообщал, что ночью убит майор Кикути, а подполковник Кувахара благополучно прибыл на подлодку.
— Ушел-таки, собака, — недовольным голосом ворчал Вэнь Тянь. — Жаль, не было гранат…
А когда наступило утро, партизаны, почти не маскируясь, пересекли дорогу и отправились в расположение советских войск. Кончились суровые испытания этой маленькой, но бесстрашной партизанской группы.