… А потом внезапно пришла здоровенная туча. Даже не туча – половину неба над городом затянула темно-серая плотная пелена, тянущаяся куда хватало глаз, без малейшего просвета. Мир, до сей минуты яркий и залитый солнцем, погрузился во мрак. Черные орды Сарумана атаковали нас с запада, и даже мне, взрослому мужику, стало немного не по себе, когда злой ветер начал бить в приоткрытую фрамугу балкона.
– Папочка, это будет гроза? – Томка испуганно прижалась ко мне, словно никогда не становилась свидетельницей природной стихии.
– И, похоже, очень сильная. Надо обойти и закрыть все окна.
Не успел я озвучить свой прогноз, как на западе из самого центра пучины вниз ударила чудовищной яркости молния.
– Ай, пап! Ты видел?!
Дочка отпрыгнула от балкона и зажала уши. Она знала, что за молнией обязательно последует гром. И он не заставила себя ждать.
Удар был такой силы, что присели мы оба. Господи боже! Нас атаковал сам Сатана!
Я подошел к двери, ведущей на балкон. Стихия рвала и метала. Крупные куски льда вовсю лупили в стекла, и в какой-то момент мне показалось, что очередной камешек оставит на стекле трещину, если вообще не расколотит его вдребезги. Высокие тополя, растущие перед окнами и едва-едва не достающие макушками до нашего шестого этажа, раскачивались из стороны в сторону. Послышался треск. Наверно, один из мощных стволов не выдержал. Мне было видно, как во дворе соседствующей с нами школы деревья – тоже, кстати, далеко не маленькие – устроили безумную пляску перед стадионом.
– Не припомню штормового предупреждения, – пробормотал я, прижимая к себе Тамару.
– Пап, это надолго?
– Не знаю, милая. Обычно такие сильные проходят быстро.
Вновь сверкнула молния. Если мне не изменял мой глазомер, она ударила аккурат в Черную Сопку или где-то очень близко к ней. Возможно, даже в центр мемориальной площадки, на которой мы с Татьяной побывали недавно.
Я ухмыльнулся. Не может этого быть. Это все моя филологическая фантазия, разыгравшаяся под воздействием последних событий. Слишком уж метафорично.
Ухнул раскат грома. Затем еще одна вспышка, словно кто-то с небесной колесницы со всего размаху метнул в не видимую мне цель огненное копье.
Что б мне лопнуть, бьет в Черную Сопку!
Почему-то я уже не сомневался.
– Папочка, пойдем отсюда.
– Куда ж мы отсюда денемся. Придется дожидаться окончания бури.
– А в нас молния не ударит?
– Нет, родная. На крыше каждого жилого дома стоит такая штука…
– Знаю, знаю!!! Громоотводильник называется.
– Громоотвод. Ладно, пойдем забьемся в какой-нибудь уголок и поболтаем.
Мы улеглись на мою кровать в спальне прямо поверх покрывала. Свет включать не стали, чтобы не созерцать совсем уж кромешную тьму за окном. Томка улеглась мне на грудь.
Стихия бесновалась, швыряла потоки воды, бросалась льдом, била в окна, но наша крепость стойко держала оборону.
– Знаешь, пап, в начале лета уже была такая гроза, а у нас в садике как раз начинался сон-час. Мы не смогли спать.
– И чем вы занимались?
– Мы… – Она подтянулась к моему уху. – Мы рассказывали страшные истории.
– О как! – вслух восхитился я, а про себя отметил, что нынешние детки взрослеют быстрее нас. Помнится, во времена моей туманной юности мы созрели для страшных историй только на первой смене в летнем загородном лагере. Тогда они назывались пионерскими, мы носили красные галстуки, по утрам ходили на линейку, маршировали под барабаны, пели песни, учили речевки, а вечерами после отбоя пугали друг друга рассказами о гробах на колесиках и черном доме. Застрельщиками вечернего шоу зачастую выступали пионервожатые, по возрасту годившиеся нам в старшие братья-сестры.
– Я рассказала одну очень страшную историю. Хочешь, я ее тебе расскажу? «Это будет любопытно».
– Давай.
Она сделала вдох, почмокала губами. В ней проснулся и оживился рассказчик. Томка может рассказывать истории, рождающиеся в ее маленькой белокурой головке, без перерыва добрые полчаса, и мне придется приложить немало усилий, чтобы не упустить нить повествования, не говоря уже о том, чтобы просто не уснуть.
Но погода за окном так здорово гармонировала со страшными рассказами. И все мое настроение последних дней тоже.
– В общем, было так. Жил один мальчик… Он учился в школе, потому что бы немножко старше меня. Как Ваня Лыков, наверно… ну, может, на годик поменьше, в первом классе… Впрочем, ладно, пусть он будет первоклассник (слово «впрочем» в ее исполнении бальзамом легло на мои филологические уши). И вот однажды ему говорят: не ходи вечером домой через лес. Там бродит черная рука…
– Черная рука? В смысле, только рука, без туловища?
– Ну конечно, пап! Как ты не понимаешь, это же страшная история. Там руки могут быть без туловища!
– И черные.
– И черные. Слушай дальше!.. В общем, говорили ему, говорили, а ему некуда было деваться, потому что из школы он шел вечером после уроков, а дорога шла через черный-черный лес…
– В городе – лес? Это был сквер. Я знаю, у нас такой есть, на Заячьем острове. Я там однажды в юности перебегал вечером, чуть в штаны не наложил.
Томка не стала перебивать, а на сообщении о штанах рассмеялась.
– Ой, пап! Ты – и в штаны!!! Ой, не могу! Ты же большой мальчик!
– Ну и что! Большие мальчики тоже могут в штаны надуть. Давай дальше рассказывай.
– Ладно. В общем, не послушался этот мальчик, пошел домой через черный лес, а за ним по тропинке летела черная рука… большая и без одного пальца. У нее было четыре пальца и очень длинные ногти. Вот как у тебя, когда ты забываешь их подстричь… Рука не стала трогать этого мальчика, она залезла к нему в портфель, да так, что он даже не заметил… Ну, в общем, пришел он домой, покушал, поиграл на компьютере, а рука все это время лежала в портфеле и ждала, когда он ляжет спать… и вот он лег спать…
Молния сверкнула где-то далеко, значительно дальше западной окраины города, но гром обладал прежней силой. Томка притихла на мгновение, спрятала лицо у меня на груди.
– Все хорошо, доченька, он уже слабеет, скоро совсем уйдет. Что там с мальчиком и рукой?
– Ага… ну, мальчик, в общем, лег спать, а черная рука из портфеля вылезла… Пауза.
– И?… – спросил я.
– Балин, пап! Я вспомнила!! – Что?
Она вскочила на колени.
– Пап-чка!! Я во дворе у Татьяны Валерьевны видела одного страшного дяденьку! На прошлой неделе, когда мы приходили к ней на занятия! Ты не помнишь? Ты должен был его видеть!
Я не ответил. Да, конечно, я видел этого мрачного бородача, но не на прошлой неделе, а буквально вчера. А Томка, стало быть, заприметила его еще раньше.
– И что этот дяденька?
– Знаешь, мне показалось, у него рука такая черная-пречерная была, как в моей истории! «Просто черная перчатка. Или он однорукий с протезом? И какое это все имеет значение?».
– Она торчала из-под куртки. Мы с девчонками так перепугались, потому что он смотрел на нас так странно. Голову наклонил и так смотрел, как будто хотел съесть. Он же не людоед?
«Как знать, милая».
– Нет, не людоед, доченька. Сейчас людоеды только в сказке встречаются, так что не бойся.
Я обнял Тамару, а сам подумал: «Надо будет обязательно провожать ее до двери Тани и встречать там же. От греха»…
Гроза уже сходила на нет, яркие всполохи разрезали небо в сотнях километрах от нас, и даже робкие проблески закатного солнца пробивались сквозь темную толщу, когда зазвонил лежавший на тумбочке у кровати сотовый телефон. Томка нехотя отстранилась.
– Я слушаю.
Звонил Владимир Петрович, житель дома номер тринадцать. Почему-то я не удивился.
– Антон, вечер добрый… хотя какой он, к лешему, добрый… Ничего доброго у нас в последнее время не происходит. Словом, новая беда приключилась.
У меня все упало. Только бы не пришлось сниматься с якоря и ехать!
– Петр без сознания. Его нашли на площадке между вторым и третьим этажами в первом подъезде. Голова разбита в кровь, много ссадин, синяки. Менты говорят, что напился и упал.
– У них работа такая – искать простые объяснения. А Петр был трезв?
– Как стеклышко. Его избили.
– Вы уверены?
– На все сто.
– Может, вы даже предполагаете кто?
– Догадываюсь.
Владимир Петрович вздохнул. Он явно не знал, как продолжать, и я, признаться, не спешил приходить ему на помощь. Я никуда сегодня не поеду, даже не просите. У меня там два человека дежурят во дворе… Кстати, где они?
– «Скорую» вызвали?
– Конечно. Петра уже отвезли. В сознание он пока не пришел, рассказать ничего не может.
– Понятно. Мне нужно сделать пару звонков с вашего позволения. Будьте на связи.
Я отключился. Посмотрел в потолок. Потом перевел взгляд на электронные часы. Половина девятого, детское время.
Томка молчала, глядя в окошко на раскачивающиеся от ветра деревья.
– Ты, наверно, опять поедешь работать? – спросила она в пустоту.
– Не знаю, малыш. Могу предложить тебе прогуляться вместе со мной. Знаешь ли, после дождичка очень хорошо дышится. Сгоняем к Татьяне Валерьевне? У нее есть отличное вишневое варенье.
Она перекатилась по кровати, задрала мою футболку и впилась губами в пузо.
– О нет, только не это!
Спальню огласила громогласная трель, а я захохотал от щекотки.
– Папа пукнул! Папа пукнул!! Я никому не скажу!!!