Семенов успел уйти. Участковый и Владимир Петрович застали только его жену, которая, как водится, ничего вразумительного относительно места пребывания супруга сказать не могла (имеет право по Конституции, между прочим), жуткий кавардак в доме, разбросанные по полу бумаги и запах спиртного. Удирая, коньячный барон разбил бутылку, содержимое которой хотел перелить в свою походную посуду.

Участковый Геннадий бегло все осмотрел, морщась и прикрывая нос, кивнул самому себе – вроде как «все понятно, что с него взять» и стал набирать номер телефона. Теперь полиция одним заблудшим экипажем не отделается, следовало вызывать оперативников и объявлять парня в розыск. Убийство – это вам не пьяная драка на лестничной клетке.

Что касается Владимира Петровича, то он еще не отошел от шока.

– Вот такие дела, черт, – только и сказал он.

Константин Самохвалов вышел из своей комнаты. Настенные часы в прихожей показывали половину десятого, в квартире царил полумрак, из спальни матери доносился звук работающего телевизора. Мерцающего света Костя не видел, стало быть, мать закрыла дверь. Возможно, она даже спит.

Это к лучшему.

Он нырнул в ванную, закрылся на замок, посмотрел в зеркало. Да, видок не ахти, но к таким жертвам он готов. В конце концов, благая цель примиряет со способами ее достижения.

Костя включил холодную воду, подставил под струю голову. Ах, какое блаженство!

Прохладная вода – это именно то, что ему сейчас нужно. Если он не освежится, то мозги, которые в последние несколько дней пытались выбраться из черепной коробки, как тесто из кастрюли, просто взорвутся от перегрузки. Он разделся и залез в ванну, закрывшись занавеской.

Он стоял под душем несколько минут совершенно неподвижно. Вода лилась на голову, стекала по лицу, заливала нос, рот и уши. Он даже не отфыркивался. Это было каменное изваяние древних инков, стоящее под проливным дождем…

Сравнение понравилось. Он улыбнулся, открыл глаза, опустил взгляд вниз. Каменное изваяние, к сожалению, существовало только в его воображении. На самом деле он, Константин Самохвалов, оставался все тем же худым, невзрачным чудаком, от которого в детстве и юности брезгливо отворачивались девчонки, над которым постоянно издевались тупорогие пацаны-однокашники. А скоро пятый десяток пойдет, но ничего в жизни ровным счетом не изменилось. Люди говорят, что гадкие утята рано или поздно превращаются в прекрасных лебедей, но Константин служил ярким опровержением.

Зато у него появился реальный шанс заявить о себе. И он его точно не упустит.

Самохвалов улыбнулся. Если бы мать могла видеть эту улыбку, она навсегда потеряла бы сон.