В Иродовой Бездне (книга 1)

Грачёв Ю С

Глава 13. Как быть?

 

 

«Все мне позволительно, но не все полезно».

1Кор. 6:12

В школе Лева учился хорошо, все шло гладко, но однажды произошел инцидент, вследствие которого о нем заговорили, и многим стало ясно, что его надо «перевоспитывать».

Несмотря на то, что Лева был искренно убежденным христианином, он совсем не имел вид «святоши», как это общепринято понималось: не ходил мрачным, не был замкнутым, не уединялся. В школе вел себя со всеми так же, как обычно ведут ребята его возраста: любил побегать, попрыгать, и когда на переменах шла борьба за мяч, он принимал в ней самое деятельное участие и вместе со всеми смеялся, вылезая из кучи боровшихся.

Уроки физкультуры Лева также посещал аккуратно, как и все. Когда в классе было предложено написать сочинение на тему: «Что требуется от ученика в школе для соблюдения правил?» Лева написал: «Ученик должен по – возможности исполнять все, что требует от него школа, а именно: при входе снять головной убор, повесить пальто в раздевалке, очистить обувь от грязи, в классе не поднимать пыль, во время перемены выходить в коридор, уделять должное внимание физкультуре. Ведь физкультура пришла на помощь для того, чтобы развивать бездействующие мышцы, особенно грудные и брюшные. Занимаясь, ученик будет сохранять здоровье, развивать органы дыхания, укреплять сердечную деятельность. Это также избавит его от простудных заболеваний». На работе Левы преподаватель написал «хорошо» с пометкой: «Школьная физкультура является толчком для повседневных занятий вне школы».

Все шло хорошо, но вдруг на уроках физкультуры ввели танцы. Это для всех было большой новостью. Дело в том, что в те годы, начиная с Октябрьской революции, к танцам относились резко отрицательно, считая их проявлением мещанско-буржуазных нравов. И нигде – ни в школах, ни на вечерах, ни в клубах – тогда не танцевали.

Лева относился к танцам и пляскам отрицательно не только потому, что они были наследием буржуазного общества, но он с детства знал историю празднования дня рождения Ирода, где необыкновенно красиво плясала дочь Иродиады. Потеряв голову от восхищения искусством танцовщицы, Ирод удовлетворил желание распутной женщины: отдал распоряжение отрубить голову Иоанну Крестителю, проявив тем самым неслыханную жестокость.

У верующих ровесников Левы было много радостей. Любя Господа, они любили природу, часто выезжали кататься на Самарку, на Волгу; да и вся община летом нередко отправлялась за Волгу, где дети и молодежь бегали и резвились. Но никому и никогда не приходило в голову потанцевать или поплясать.

И вот, когда сообщили, что на следующем занятии физкультуры начнут изучать танцы, Лева не только осознал, но и почувствовал, что он танцевать и учиться танцам не может. Ему вспомнился текст: «Все мне позволительно, но не все полезно». Лева не нашел в Библии буквального запрета танцевать, но, размышляя, можно прийти к выводу, что это не полезно и не достойно для христианина. Лева направился в библиотеку Губсоюоза, в Центральную библиотеку города Самары и стал подыскивать литературу о танцах. Специальной литературы он не нашел. Но в книгах о развитии человеческого тела, о физкультуре, он прочел немало высказываний о том, что танцы и пляски – это явление атеизма, возвращение к нравам и обычаям, далеких предков, дикарей, так же, как, к примеру, ношение всяких ожерелий и серег в ушах, как раскрашивание лица и губ красками. Некоторые физиологи высказывали мысль, что танцы и пляски, благодаря ритмичности движения и соприкосновения тел людей различного пола, повышают чувствительность, разжигают похотливость и тем самым способствуют развращенности.

И вот настал день, когда был первый урок физкультуры с танцами. В зале все выстроились, как обычно. Потом преподаватель выстроил мальчиков в одну шеренгу, девочек – в другую. Далее каждый мальчик был поставлен перед девочкой, и учитель стал объяснять, как нужно изгибаться, похлопывать в ладоши и делать первые шаги в овладении искусством танца. Лева вышел вперед и сказал, что он танцами заниматься не, может и просит освободить его

– Отойди в сторону, после поговорим – сказал преподаватель.

Подражая физкультурнику, учащиеся повторяли те же движения которые он показывал и которые были прелюдией танца но когда все рассыпались, зашумели и сказали учителю, что они учиться танцевать не хотят. Тот страшно рассердился, но спорить ни с кем ни стал, а отправился к директору школы. Вернувшись он сказал, чтобы все шли в класс – таково распоряжение директора. Когда все заняли свои места, пришел директор школы и улыбаясь уселся за учительский стол.

– Ну, ребята, что за новости такие?

– Мы не хотим танцевать, не хотим, нам не нравится танцевать.

– Это почему не нравится? Вы понимаете, что танцы включены в школьную программу и это нужно для культурного развития.

– Сия причина не в классе, – сказал учитель физкультуры, – вот Смирнский отказался танцевать, а за ним пошли все.

– Смирнский, ты почему так решил – спросил директор.

Лева встал и начал доказывать, что танцы не полезны, что это просто возвращение к предкам – атавизм.

– Хватит, хватит! – прервал его директор. – Ты вот мне скажи, ты, что умней тех людей которые составляют программу?

Лева молчал, он совсем не считал себя умнее, но так или иначе считал, что танцы не полезны. Директор внимательно посмотрел на Леву и потом, обращаясь к школьникам, сказал:

– Ребята, все движется, все течет, все изменяется, конечно в годы революции, в первые годы восстановления народного хозяйства нам было не до танцев; теперь же мы можем порадоваться, повеселиться. А почему Смирнский не танцует, я понимаю. Он верующий человек и, конечно, думает, что ему не следует танцевать. Его покалечили родители, жалко, конечно, парня, но, я думаю, вы не. как он, пойдете лучшей дорогой. Сегодня я вам прощаю ваше нарушение дисциплины, а в следующий раз я надеюсь все будет в порядке.

Класс молчал. На следующий урок пришли все. Когда выполнялись обычные упражнения, Лева занимался со всеми. Когда же начались танцы, все встали изучать это искусство, только один Лева сел на низкую физкультурную скамейку и смотрел. Ему было грустно, казалось, что молодежь делает шаг не вперед, а назад. Танцевать Леву не принуждали, не желая насиловать его религиозную совесть. Жизнь шла вперед, многое менялось, менялись и люди. И вот все больше и больше стала распространяться мода на короткие юбки. Верующая молодежь ходила в платьях, которые носили в то время, обычных скромных фасонов. Но когда мирская молодежь стала укорачивать юбки и делать их все короче и. короче, эта мода невольно стада проникать и в среду верующих. Вначале дома, а потом и на собрании стали появляться в платьях с короткими рукавами и в коротких юбках. Это обеспокоило старших, пожилых братьев и сестер. Они поговорили с ведущими руководителями молодежи, и Петр Фомин решил оставить молодежь после вечернего собранья в воскресенье для беседы. После молитвы он прочел место: «Не любите мира, ни того, что в мире. Кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо что в мире похоть плоти, похоть очей и гордость житейская». Встав, Коля Иванов начал говорить о скромности, о красоте молодежи, которая заключается не в том, чтобы носить модную одежду или особые прически, а украшать себя кротким, молчаливым духом и добрыми делами. Он также отметил, что опрятность, аккуратность, чистота должны характеризовать христианина и христианку и особенно молодежь. Все согласились с ним и в высказываниях подчеркнули, что надлежит одеваться, как прилично святым. Некоторые; из носящих короткие юбки не выдержали и стали доказывать, что нужно придерживаться того, как одеваются в данное время нельзя же быть монашками. Петя Фомин вскочил и резко сказал.

– Что это вы защищаете короткие юбки. Ведь поймите, когда они выше колен – это соблазняет нас. Разве можно соблазняться да еще в собрании?!

Носившая короткую юбку сестра нисколько не смутилась, она встала и, глядя в упор на Петю так, что он покраснел, сказала:

– Брат, поступи по Писанию!

– Как это так, по Писанию? – воскликнул он.

– Вот так, как написано: «Если глаз соблазняет тебя, вырви его». И если ты, Петя, смотришь на наши ноги и соблазняешься, то значит, у тебя нечистые мысли.

– Друзья, я предлагаю прекратить разговор, – сказала Валя Алексеева. – Он принял недружелюбный характер. Давайте молиться Господу, чтобы Он занял первое место в наших сердцах, чтобы Его чувства были в нас. Ведь можно носить и длинные юбки, а своими глазами, движениями соблазнять братьев.

Молились, просили Господа, чтобы Он помог и чтобы никто, ни для кого не был соблазном.

Собрания продолжались. Пели старый и новый хоры, играл струнный оркестр. По воскресеньям устраивались молитвенные собрания в доме Камининых (в железнодорожном поселке) и в специально снятом помещении на Ново-Садовой улице. Были посетители. Немало людей слышало о спасении во Христе, но покаяния грешников были единичные. Лева в своем дневнике записал:

«Имеются силы и все, чтобы работать, но нет внутренней глубокой духовной спайки. Но нужно предпринять абсолютно все, так как наша нравственная обязанность – исполнить волю Господа. Нет достаточно воли, нет сил. Что делать? Ничего не получается. Когда идешь против течения, против современного духовного состояния среды. Вспыхнешь, очнешься, а потом опять все по-старому. Порывами ничего не сделаешь. Просто при всем сознании бьемся, как рыба об лед, и больше ничего. Ужасно то, что несмотря на предпринимаемые усилия, мы ни на один шаг не приближаемся к цели всеобщего счастья, плодотворного труда на ниве Его. И все же есть какая-то надежда на светлое победоносное будущее. Есть еще один неиспробованный путь – это молиться и молиться, и еще раз молиться».

25 января 1929 года он записал: «Мы, молодые, решили, в воскресенье, после вечернего собрания оставаться петь, молиться и обмениваться мнениями о том, что каждый получил, слушая воскресные проповеди. Это приведет к совершенствованию духовной жизни и будет побуждать каждого глубже вникать в себя и в учение. Это сблизит нас друг с другом».