«Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням…»

Евр. 11:38

Ответа не было. Он потянул за щеколду. Дверь отворилась. Вошел в сени. Постучал в следующую дверь. Послышался кашель:

– Войдите!

Это был родной, близкий голос. Да, там, за дверью, была Валя, Валя, с которой он имел столько радостей в служении Господу. Она отдала Богу все, что имела. И сейчас он увидит ее. Он открыл дверь, шагнул и замер на пороге. Там у стола, на кровати, сидела она, или вернее, то, что осталось от нее. Когда-то он знал ее энергичной, сильной, с пухлыми румяными щеками. Теперь на него смотрело до боли знакомое, но худое лицо, казалось, обтянутое кожей, губы и щеки были другие, не ее…

Она протянула навстречу ему руки, худые, изможденные. Лишь волосы прежние – длинные, заплетенные в одну косу, украшали ее голову. А на плечи, несмотря на страшную духоту и жар в комнате, была наброшена та же серая пуховая шаль, которую он видел на ней в прежние годы.

– Лева, Лева! – воскликнула она, – какими судьбами? Не сон ли это?

Она встала, попыталась пойти ему навстречу, но мучительный кашель остановил ее. Она оперлась о стол рукою, прикрыла рот платком и долго надрывно кашляла. Лева смотрел на нее, на эту мученицу христианку и глубокое восхищение и почти благоговение наполняло его сердце.

– Да, да, – подумал он, – она отдала все, что имела. Ведь он так хорошо знал и сам был свидетелем того, как самоотверженно трудилась на Волге. И не только там. Ведь она ездила даже в далекую Сибирь, сопровождала семью ссыльных. И вот теперь догорала. Когда-то люди ходили, посещали святые места, их обманывали фальшивыми мощами, и народ слепо верил обману и восхищался «подвижниками». Теперь же перед Левой была сама истина жизни. Валя пожертвовала собой ради светлого, самого лучшего, что знает человек, – учения Христа.

И только один вид этой мученицы, этих живых мощей, поднял в душе его еще большее стремление следовать ее примеру ради ближних, как учил Христос. Он подошел к Вале и пожал ей руку. «Лишь бы кровь не пошла», – тихо прошептала она. Лева опустился на колени и, смотря в окно, через которое сквозь разбитое стекло виднелось жаркое безоблачно небо пустыни, произнес:

– Господи, благодарю, благодарю Тебя, что Ты помог мне добраться до этого места и увидеть Валю в ее горе и болезни. Благослови увидеть и остальных и порадовать их. Будь с нами, ибо Ты видишь желание мое исполнить слово Твое: «Был в темнице, и посетили меня», «был болен, пришли ко Мне». Голос его задрожал и он окончил молитву словами: «О, Господи, если бы Ты мог исцелить Валю!»

Валя тихо произнесла несколько слов благодарности Богу за их свидание и прилегла. Она приняла какие-то порошки, что были на столе, и ей стало легче.

– Ну, где же Коля? – с беспокойством спросил Лева.

– Коля на работе, – ответила, покашливая, Валя. – Господь помог ему устроиться счетоводом туда, где принимают кожи. Теперь мы имеем немного денег и можем покупать мясо.

– А как же с хлебом? – спросил Лева.

– Не видим давно,

– Совсем не видите?

– Совсем не видим.

– А сухари?

– Сухарей тоже давно нет.

– Так вот, – сказал, улыбнувшись, Лева, – в этом мешке сухари. Я все-таки почти полмешка принес.

– Спасибо, спасибо, – сказала Валя и тоже улыбнулась. – А вид-то у тебя, Лева, неряшливый. Видно, ты штаны не умеешь чинить.

– Заплаток не было, – смущенно сказал Лева.

– Ну, я починю тебе все. Как ты вырос, большой стал! Да и голос какой-то другой, медленный, степенный.

– Это от переутомления, – сказал Лева.

– Ну, а теперь, ты видишь, я устала, хозяйничай сам. Тут моя посуда стоит, а вон там – Колина. Так вот, бери Колину и чайник на таганке, разогрей чай и пей.

Лева быстро приготовил чай, но сказал, что один пить не будет. Они вместе пили чай с сухарями, но как Лева ни угощал Валю, она ела мало, едва дотрагиваясь до всего.

– У меня аппетит плохой, ничего не поделаю с собой, – оправдывалась она.

– Вы что же здесь, без хозяев живете?

– Да, хозяева в соседнем доме, а этот нам отдали.

Валя предлагала Леве лечь отдохнуть в соседней комнате на кровати Коли, но он категорически отказался:

– Не привык днем отдыхать, сплю только ночью.

Тихо, спокойно, как ручей, текущий по равнине, лилась их беседа. Валя больше расспрашивала, как Лева живет, и он рассказывал о своих путешествиях, встречах, стремлениях.

– Да, чуть не забыла! – сказала Валя, слушая его, – ты неправильно в молитве упомянул, что я в горе. То, что я – в болезни, это так, но не – в горе. Хочу сказать тебе, Лева, все, все, откровенно. Ты знаешь меня, я от души полюбила Господа. Как мы работали, ты знаешь. Хотя ты моложе нас, совсем еще мальчик и недавно присоединился к нам, но ты видел, что наша молодежь была как дружная, любящая семья.

– Да, такой молодежи не найти! – сказал с восхищением Лева. – Вы полюбили только Господа. И какой бы грязью вас ни поливали, она к вам не пристанет.

– Так вот, Лева, я хочу открыть тебе всю душу, – сказала Валя. – Ты помнишь, меня: я была энергичная, здоровая девушка. Когда я вступила в союз студенческой христианской молодежи, а потом пришла к баптистам, идеи Христа захватили меня. Я жила мыслью о помощи ближним, больным. Некогда было даже есть: после работы перехвачу кусок хлеба и бегу посещать больных или еще что…

– Валя, Валя! – воскликнул Лева. – Когда я отдался Христу, ты была для меня примером, образцом.

– Так, вот, хочу сказать тебе, – продолжала Валя, – что я – плохой пример для подражания. Я пренебрегла питанием, отдыхом, и вот развился туберкулез. Теперь уже нет надежды на выздоровление… Но не об этом я думала с тобой поговорить. Я хочу сказать, что я совсем не в горе. Когда разразилась гроза и наших стали направлять в Сибирь, в Соловки, я молила Господа об одном: чтобы мне быть с Колей. Ведь ты знаешь, как я полюбила его и как он меня…

– Да, я знаю, – сказал Лева и несколько потупился. Ему совершенно не нравилось это. Он считал, что не время теперь заниматься любовью, не время думать о семейных гнездах. Нужно все, все отдать на алтарь служения Христу…

– И вот, – продолжала Валя, – Господь услышал. Получилось так, что мы оказались вместе в этой далекой ссылке в Уиле. Кто мы? Жених и невеста, как многие думают? Нельзя так сказать, ведь я – умирающая, мы не имеем надежды на совместную жизнь, на семью. Но любовь Коли делает закат моей жизни таким лучезарным…

– Валя, – ответил Лева, – Бог милостив, выздоровеешь.

Она отрицательно покачала головой, закашлялась и. протянула ему бумажку. То было заключение местных врачей о том, что пребывание ее в условиях Уила смертельно, и ходатайство их о переводе ее в иное место ссылки с лучшим климатом.

– Так вот, – сказал, оживляясь, Лева, – тебя переведут и ты поправишься.

– Ответ уже получен, – сказала Валя, и в ее голосе не было ни грусти, ни сожаления. – ОГПУ запретило переводить меня отсюда. А я сказала: «Слава Богу», ведь куда я поеду от Коли? Он мне заменяет и отца, и мать, он самый близкий друг, посланный от Бога. Вот жду, когда придет он с работы. Правда, теперь уж я не могу ничего сама готовить, он все делает. Он такой любящий, такой хороший. Все время говорит, что я для него не бремя, а радость в жизни.

Лева слушал и думал, что если к любви Божией присоединяется любовь человека к человеку, то, возможно, это не так плохо. Как ни предлагал Лева Вале перестать разговаривать и отдохнуть, она не могла этого сделать. Ее впалые щеки покрылись лихорадочным румянцем, видно было, что ее тело горит в туберкулезной лихорадке, но душа горит в другом огне, огне любви к Богу и ближним. К вечеру пришел Коля. Он вошел в комнату теми же быстрыми шагами, как делал это раньше, и, не замечая Левы, обратился к Вале:

-Вот смотри, удачно сегодня получил без очереди, не задержался. – И он положил на стол два кулечка – «фунтика» с пшеном. Это то, что ГПУ ежедневно выдавало ссыльным, чтобы они не умерли с голода.

– Вот друг, вот друг! – воскликнул он, обнимая Леву. – Доходили до нас слухи, что ты посещаешь ссыльных и заключенных, но не думали видеть тебя в наших краях. Молодец!

– Какое «молодец»! – возразил Лева. – Просто меньший ученик Христа» ничего не стоящий, делающий то, что должно делать.

– Да, – сказал Коля. – Если бы все делали то, что должно делать, то давно бы земной шар был цветущим садом.

Лева с большой радостью смотрел на Колю. Он и духовно, и физически был тот же. Полный сил, бодрости, верящий в то, что в жизни главное – вера, надежда, любовь. Друзья провели чудный вечер. На столе горела керосиновая лампа, лежала открытая Библия. Коля и Лева, сидя друг против друга, открывали места Священного Писания и с жаром рассказывали о своих надеждах, стремлениях. Валя лежала в постели, не сводя глаз с друзей, и лишь иногда вставляла свои замечания. В этот вечер они особенно много читали послание Петра, радуясь, что детям Божиим приходится страдать, как христианам. Они даже спели известные гимны:

– Не так мы вели дело Божие, – говорил Коля. – Много набралось мякины в сердцах наших. И вот суд Божий над нами. Лопата Его в руке Его. Лопата – это власть, которая есть слуга Бога, через которую Господь испытывает детей своих. Он очистит гумно свое, пшеницу соберет в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым. Слушая Колю, Лева думал: Никогда ведь у нашей молодежи не было ничего, против власти, никогда плохого слова я не слышал ни от кого из них, но почему, почему так их оклеветали?

И словно голос свыше ответил ему: «К злодеям причтен был», «меня гнали, и вас будут гнать». В сознании вновь прозвучали слова, пропетые Колей:

-А скажи, Коля откровенно, – обратился к нему Лева – не жаль тебе, что ты бросил учебу в педагогическом институте?

– Да, очень жаль. Я так люблю детей, мечтал со школьной скамьи стать хорошим педагогом, и говорят, имел к этому способности. Ну, что же сказать?

«Отче, прости им, ибо не знают, что делают» Да, прости им! – сказал в душе Лева. И перед его глазами невольно предстала картина: десятки, сотни лучших представителей молодежи изгоняются из жизни за имя Христа, и все они покорно идут, взирая на небо со словами: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». О, Русь! Если бы ты знала, как любят тебя твои сыны и дочери – христиане, которых изгоняют, лишают образования, свободы, а сколько добра, счастья, мира несут они тебе!